В. С. СОЛОВЬЕВ

В. С. СОЛОВЬЕВ

...Истинному бытию, или всеединой идее 9, противополагается в нашем мире вещественное бытие — то самое, что подавляет сво­им бессмысленным упорством и нашу любовь, и не дает осущест­виться ее смыслу. Главное свойство этого вещественного бытия есть двойная непроницаемость: 1) непроницаемость во времени в силу которой всякий последующий момент бытия не сохраняет в себе предыдущего, а исключает или вытесняет его собою из су­ществования, так что все новое в среде вещества происходит на счет прежнего или в ущерб ему, и 2) непроницаемость в прост­ранстве, силу которой две части "Вещества (два тела) не могут занимаете зараз одного и того же места, т. е. одной и той же части пространства, а необходимо вытесняют друг друга.(Таким образом то, что лежит в основе нашего мира, есть бытие в состоянии распа­дения, бытие, раздробленное на исключающие друг друга части и моменты. Вот какую глубокую почву и какую широкую основу должны мы принять для того рокового разделения существ, в ко­тором все бедствие и нашей личной жизни. Победить эту двойную непроницаемость тел и явлений, сделать внешнюю реальную среду сообразною внутреннему всеединству идеи — вот задача мирового процесса, столь же простая в общем понятии, сколько сложная и трудная в конкретном осуществлении.

Видимое преобладание материальной основы нашего мира и жизни так еще велико, что многие даже добросовестные, но несколько односторонние умы думают, что, кроме этого веществен­ного бытия в различных его видоизменениях, вообще ничего не существует. Однако, не говоря уже о том. Что признание этого видимого мира за единственный есть произвольная гипотеза, в которую можно верить, но которой нельзя доказать, и не выходя из пределов этого мира, - должно признать, что материализм все-таки не прав, даже с фактической точки зрения. Фактически и в нашем видимом мире существует многое такое, что не есть только видоизменение вещественного бытия в его пространственной и временной непроницаемости, а есть даже прямое отрицание и упразнение этой самой непроницаемости. Таково, во-первых, всеобщее тяготение, в котором части вещественного мира не исключают друг друга, а, напротив, стремятся включить, вместить себя взаимно. Можно ради предвзятого принципа строить мнимо научные гипотезы одну на другой, но для разумного понимания никогда не удастся из определений инертного вещества объяснить факторы прямо противоположного свойства: никогда не удастся притяжение свести к протяжению, влечение вывести из непроницаемости и стремление – понять как косность. А между тем без этих невещественных факторов невозможно было бы даже самое простое телесное бытие. Вещество само по себе – ведь это только неопределенная и бессвязная совокупность атомов, которым более великодушно, чем основательно, придают присущее им будто бы движение. Во всяком случае, для определенного и постоянного соединения вещественных частиц в тела необходимо, чтобы их непроницаемость, или, что то же, абсолютная бессвязность, заменилась в большей или меньшей степени положительным взаимодействием между ними. Таким образом, и вся наша вселенная, насколько она не есть хаос разрозненных атомов, а единое и связное целое, предполагает, сверх своего дробного материала, еще форму единства (а также деятельную силу, покоряющую этому единству противные ему элементы). Единство вещественного мира не есть вещественное единство, - такого вообще быть не может, это contradictio in adqecto *. Образованное противовещественным (а с точки зрения материализма, значит, противоестественным) законом тяготения, всемирное тело есть целость реально-идеальная, психофизическая, или прямо (согласно мысли Ньютона о sensorum Dei) оно есть тело мистическое.

Сверх силы всемирного тяготения идеальное всеединство осуществляется духовно-телесным образом в мировом теле посредством света и других сродных явлений (электричество, магнетизм, теплота), которых характер находится в таком явном контрасте со свойствами непроницаемого и косного вещества, что и материалистическая наука принуждена очевидностью признать здесь особого рода полувещественную субстанцию, которую она называет эфиром. Это есть материя невесомая, непроницаемая и всепроницающая, - одним словом, вещество невещественное.

Этими воплощениями всеединой идеи – тяготением и эфиром держится наш действительный мир. А вещество само по себе, т. е. Мертвая совокупность косных и непроницаемых атомов, только мыслится отвлекающим рассудком, но не наблюдается и не откры­вается ни в какой действительности. Мы не знаем такого момента, когда бы материальному хаосу принадлежала настоящая реаль­ность, а космическая идея была бы бесплотною и немощною тенью: мы только предполагаем такой момент как точку отправления ми­рового процесса в пределах нашей видимой вселенной.

 Соловьев В. С. Смысл любви

 // Сочи­нения. В 2т. М.,

 1988. Т. 2. С. 540—542

Совершенно несомненно, что действительность безусловного начала, как существующего в себе самом независимо от нас,— действительность Бога (как и вообще независимая действитель­ность какого бы то ни было другого существа, кроме нас самих) не может быть выведена из чистого разума, не может быть доказа­на чисто логически. Необходимость безусловного начала для выс­ших интересов человека, его необходимость для воли и нравствен­ной деятельности, для разума и истинного знания, для чувства и творчества — эта необходимость делает только в высочайшей степени вероятным действительное существование божественного начала; полная же и безусловная уверенность в нем может быть дана только верою: и это относится, как было замечено, не к су­ществованию только безусловного начала, но и к существованию какого бы то ни было предмета и всего внешнего мира вообще. Ибо так как мы можем знать об этом мире только по собственным своим ощущениям, по тому, что нами испытывается, так что все содержа­ние нашего опыта и нашего знания суть наши собственные состоя­ния и ничего более, то всякое утверждение внешнего бытия, со­ответствующего этим состояниям, является с логической точки зрения лишь более или менее вероятным заключением; и если тем не менее мы безусловно и непосредственно убеждены в существо­вании внешних существ (других людей, животных и т. д.), то это убеждение не имеет логического характера (так как не может быть логически доказано) и есть, следовательно, не что иное, как вера. Хотя закон причинности и наводит нас на признание внешнего бытия как причины наших ощущений и представлений, но так как самый этот закон причинности есть форма нашего же разума, то применение этого закона ко внешней реальности может иметь лишь условное значение * и, следовательно, не может дать безусловно­го непоколебимого убеждения в существовании внешней действи­тельности; все доказательства этого существования, сводимые к закону причинности, являются, таким образом, лишь как сообра­жения вероятности, а не как свидетельства достоверности,— та­ким свидетельством остается одна вера.

Что вне нас и независимо от нас что-нибудь существует,— этого знать мы не можем, потому что все, что мы знаем (реально), т. е. все, что мы испытываем, существует в нас, а не вне нас (как наши ощущения и наши мысли); то же, что не в нас, а в себе са­мом, то тем самым находится за пределами нашего опыта и, сле­довательно, нашего действительного знания и может, таким обра­зом, утверждаться лишь перехватывающим за пределы этой на­шей действительности актом духа, который и называется верой. Мы знаем, что 2X2 = 4, что огонь жжет — это суть факты наше­го сознания; но существование чего-нибудь за пределами нашего сознания (существование, например, субстанциального огня, т. е. существа или существ, производящих на нас действие огня) оче­видно не может быть дано в этом самом сознании, не может быть его фактом или состоянием (это было бы прямое противоречие), и, следовательно, оно может утверждаться только актом веры, «об­личающей вещи невидимые».

Но если существование внешней действительности утвержда­ется верою, то содержание этой действительности (ее сущность essentia) дается опытом: что есть действительность — мы верим, а что такое она есть, — это мы испытываем и знаем. Если бы мы не верили в существование внешней действительности, то все, что мы испытываем и знаем, имело бы лишь субъективное значение, пред­ставляло бы лишь данные нашей внутренней психической жизни. Если бы мы не верили в независимое существование солнца, то весь опытный материал, заключающийся в представлении солнца (а именно: ощущение света и тепла, образ солнечного диска, пе­риодические его явления и т. д.), все это было бы для нас состоя­ниями нашего субъективного сознания, психически обусловленны­ми, — все это было бы постоянной и правильной галлюцинацией, частью непрерывного сновидения. Все, что мы из опыта знаем о солнце, как испытываемое нами, ручалось бы лишь за нашу дейст­вительность, а никак не за действительность солнца. Но раз мы верим в эту последнюю, раз мы уверены в объективном существе солнца, то все опытные данные о солнце являются как действие на нас этого объективного существа и таким образом получают объек­тивную действительность. Разумеется, мы имеем одни и те же опыт­ные данные о внешнем мире, верим ли мы в его действительность или нет, только в последнем случае эти данные не имеют никакого объективного значения; как одни и те же банковые билеты пред­ставляют или простую бумагу, или действительное богатство, смотря по тому, обладают ли они кредитом или нет.

Данные опыта при вере в существование внешних предметов, им соответствующих, являются как сведения о действительно существующем и как такие составляют основание объективного знания. Для полноты же этого знания необходимо, чтобы эти от­дельные сведения о существующем были связаны между собою, чтобы опыт был организован в цельную систему, что и достигается рациональным мышлением, дающим эмпирическому материалу научную форму ...

Нам даны природные явления, составляющие то, что мы назы­ваем внешним, вещественным миром. Этот мир как такой (т. е. как внешний и вещественный) бесспорно есть только видимость, а не действительность. Возьмем какой-нибудь вещественный пред­мет,— положим, этот стол. Из чего, собственно, слагается этот предмет? Мы имеем, во-первых, определенный пространствен­ный образ, фигуру или форму, далее - определенный цвет, зачем известную плотность или твердость: все это составляет только наши собственные ощущения. Цвет этого стола есть только наше зрительное ощущение, т. е. некоторое видоизменение в нашем чувстве зрения; фигура стола слагается из соединения наших зри­тельных и мускульных ощущений, наконец, непроницаемость или телесность его есть ощущение нашего осязания. Мы видим, осязаем этот предмет,— все это только наши ощущения, только сос­тояния, имеющие место в нас самих. Если бы у нас не было этих определенных внешних чувств, то этот вещественный предмет, этот стол, не мог бы существовать таким, каким он существует, ибо все его основные качества прямо зависят от наших чувств. Совер­шенно очевидно в самом деле, что если бы не было чувства зрения, то не было бы и цвета, потому что цвет есть только зрительное ощу­щение; если бы не было чувства осязания, если бы не было ося­зающих существ, то не было бы и того, что мы называем твердо­стью, так как это явление твердости есть только осязательное ощу­щение. Таким образом, этот внешний предмет, этот стол, в том виде, в каком он реально представляется, т. е. именно как чувствен­ный вещественный предмет, не есть какая-нибудь самостоятель­ная, не зависимая от нас и от наших чувств действительность, а есть только соединение наших чувственных состояний, наших ощу­щений.

Обыкновенно думают, что, если бы исчезли из мира все чувст­вующие существа, мир все-таки остался бы тем, чем он есть, со всем разнообразием своих форм, со всеми красками и звуками. Но это очевидная ошибка: это значит звук без слуха? — свет и цвета без зрения?

Становясь даже па точку зрения господствующего естествен­нонаучного мировоззрения, мы должны признать, что если бы не было чувствующих существ, то мир радикально бы изменил свой характер. В самом деле, для этого мировоззрения звук, например, сам по себе, т. е. независимо от слуха и слуховых органов, есть только волнообразное колебание воздуха; но очевидно, что коле­бание воздуха само по себе еще не есть то, что мы называем зву­ком: для того чтобы это колебание воздуха сделалось звуком, необ­ходимо ухо, па которое бы подействовало это колебание и возбуди­ло бы в нервном слуховом аппарате определенные видоизменения, являющиеся в чувствующем существе, которому принадлежит этот аппарат, как ощущение звука.

Точно так же свет для научного мировоззрения есть только колебательное движение волн эфира. Но движение эфирных волн само по себе не есть то, что мы называем светом, это есть только механическое движение и ничего более. Для того, чтоб оно стало светом, красками и цветом, необходимо, чтоб оно воздействовало на зрительный орган и, произведя в нем соответствующие измене­ния, возбудило так или иначе в чувствующем существе те ощуще­ния, которые собственно и называются светом.

Если я слеп, то от этого, конечно, свет не перестанет существо­вать, но это только потому, что есть другие зрячие существа, кото­рые имеют световые ощущения. Но если б никаких зрячих существ не было, то очевидно и света как света не было бы, а были бы толь­ко соответствующие свету механические движения эфира.

Итак, тот мир, который мы знаем, есть во всяком случае только явление для нас и в нас, наше представление, и если мы ставим его целиком вне себя, как нечто безусловно самостоятельное и от нас независимое, то это есть натуральная иллюзия.

Мир есть представление; но так как это представление не есть произвольное, так как мы не можем по желанию созидать вещест­венные предметы и уничтожать их, так как вещественный мир со всеми своими явлениями, так сказать, навязывается нам, и хотя ощутительные его свойства определяются нашими чувствами и в этом смысле от нас зависят, но самая его действительность, его существование, напротив, от нас не зависит, а дается нам, то, буду­чи в своих чувственных формах нашим представлением, он должен, однако, иметь некоторую независимую от нас причину или сущ­ность.

Если то, что мы видим, есть только наше представление, то из этого не следует, чтобы это представление не имело независи­мых от нас причин, которых мы не видим. Обязательный же харак­тер этого представления делает допущение этих причин необходимым. Таким образом, в основе зависимых явлений предполагает­ся самостоятельная сущность или существенная причина, кото­рая и дает им некоторую относительную реальность. Но так как относительная реальность этих предметов и явлений, множествен­ных и разнообразных, предполагает взаимоотношение или взаимо­действие многих причин, то и производящая их сущность должна представлять некоторую множественность, так как в противном случае она не могла бы заключать достаточного основания, или причины, данных явлений.

Поэтому общая основа представляется необходимо как сово­купность множества элементарных сущностей или причин, вечных и неизменных, составляющих последние основания всякой реаль­ности, из которых всякие предметы, всякие явления, всякое реальное бытие слагается и на которые это реальное бытие может разла­гаться. Сами же эти элементы, будучи вечными и неизменными, неразложимы и неделимы. Эти основные сущности и называются атомами, т. е. неделимыми.

Итак, в действительности существуют самостоятельно только неделимые элементарные сущности, которые своими различными соединениями и своим многообразным взаимодействием составля­ют то, что мы называем реальным миром. Этот реальный мир дей­ствительно реален только в своих элементарных основаниях или причинах — в атомах, в конкретном же своем виде он есть только явление, только обусловленное многообразными взаимодействия­ми представление, только видимость.

Но как же должны мы мыслить самые эти основные сущности, самые атомы? Вульгарный материализм разумеет под атомами бесконечно малые частицы вещества; но это есть, очевидно, грубая ошибка. Под веществом мы разумеем нечто протяженное, твердое или солидное, т. е. непроницаемое, одним словом, нечто телесное, но — как мы видели — все телесное сводится к нашим ощущениям и есть только наше представление. Протяженность есть соединение зрительных и мускульных ощущений, твердость есть осязательное ощущение; следовательно, вещество как нечто протяженное и твердое, непроницаемое, есть только представление, а потому и атомы, как элементарные сущности, как основания реальности, т. е. как то, что не есть представление, не могут быть частицами вещества. Когда я трогаю какой-нибудь веществен­ный предмет, то его твердость или непроницаемость есть только мое ощущение, и комбинация этих ощущений, образующих це­лый предмет, есть только мое представление, это есть во мне.

Но то, что производит это во мне, т. е. то, вследствие чего я получаю это ощущение непроницаемости, то, с чем я сталкиваюсь — очевидно есть не во мне, независимо от меня, есть самостоя­тельная причина моих ощущений.

В ощущении непроницаемости я встречаю некоторое противо­действие, которое и производит это ощущение, следовательно, я должен предположить некоторую противодействующую силу и только этой-то силе принадлежит независимая от меня реальность. Следовательно, атомы, как основные или последние элементы этой реальности, суть не что иное, как элементарные силы.

Итак, атомы суть действующие, или активные, силы, и все существующее есть произведение их взаимодействия.

Но взаимодействие предполагает не только способность дей­ствовать, но и способность воспринимать действия других. Каж­дая сила действует на другую и вместе с тем воспринимает дей­ствие этой другой или этих других. Для того, чтоб действовать вне себя на других, сила должна стремиться от себя, стремиться наружу. Для того чтоб воспринимать действие другой силы,, дан­ная сила должна, так сказать, давать ей место, притягивать ее или ставить перед собою. Таким образом, каждая основная сила необходимо выражается в стремлении и в представлении.

В стремлении она получает действительность для других, или действует на других, в представлении же другие имеют для нее дей­ствительность, она воспринимает действие других.

Итак, основы реальности суть стремящиеся и представляю­щие, или воспринимающие, силы.

Воспринимая действие другой силы, давая ей место, первая сила ограничивается этою другою, различается от нее и вместе с тем обращается, так сказать, на себя, углубляется в свою собствен­ную действительность, получает определение для себя. Так, напри­мер, когда мы трогаем или ударяем какой-нибудь вещественный предмет, во-первых, мы ощущаем этот предмет, это другое, эту внешнюю силу: она получает действительность для нас; но, во-вто­рых, в этом же самом ощущении мы ощущаем и самих себя, так как это есть наше ощущение, мы, так сказать, этим ощущением свидетельствуем свою собственную действительность как ощу­щающего, становимся чем-нибудь для себя. Мы имеем, таким обра­зом, силы, которые, во-первых, действуют вне себя, имеют действи­тельность для другого, которые, во-вторых, получают действие этого другого, или для которых это другое имеет действитель­ность или представляется им, и которые, наконец, имеют действи­тельность для себя — то, что мы называем сознанием в широком смысле этого слова. Такие силы суть более чем силы — это су­щества.

Таким образом, мы должны предположить, что атомы, т. е. основные элементы всякой действительности, суть живые элемен­тарные существа, или то, что со времени Лейбница получило на­звание монад 10.

Итак, содержание всего суть живые и деятельные существа, вечные и пребывающие, своим взаимодействием образующие всю действительность, все существующее.

Взаимодействие основных существ, или монад, предполагает в них качественное различие; если действие одной монады на другую определяется ее стремлением к этой другой и в этом стремлении собственно и состоит, то основание этого стремления заключается в том, что другие основные существа, другие монады представляют собою нечто качественно различное от первой, нечто такое, что дает первому существу новое содержание, которого оно само не имеет, восполняет его бытие; ибо в противном случае, если б эти два основных существа были безусловно тождественными, если б второе представляло только то же, что и первое, то не было бы ни­какого достаточного основания, никакой причины для того, чтобы первое стремилось к второму. (Для пояснения можно указать на закон полярности, господствующий в физическом мире: только противоположные или разноименные полюсы притягивают друг друга, так как они друг друга восполняют, друг для друга необхо­димы.)

Итак, для взаимодействия основных существ необходимо, что­бы каждое из них имело свое особенное качество, вследствие ко­торого оно есть нечто иное, чем все другие, вследствие которого оно становится предметом стремления и действия всех других и, в свою очередь, может воздействовать на них определенным образом.

Существа не только воздействуют друг на друга, но воздейству­ют так, а не иначе, воздействуют определенным образом.

Если все внешние качественные различия, известные нам, при­надлежат к миру явлений, если они условны, непостоянны и пре­ходящи, то качественное различие самих основных существ, веч­ных и неизменных, должно быть также вечным и неизменным, т. е. безусловным.

Это безусловное качество основного существа, которое позво­ляет ему быть содержанием всех других, и вследствие которого также все другие могут быть содержанием каждого,— это безус­ловное качество, определяющее все действия существа и все его восприятия,— потому что существо не только действует так, како­во оно есть, но и воспринимает действия других согласно тому, что оно есть само,— это безусловное качество, говорю я, составляет собственный внутренний, неизменный характер этого существа, делающий его тем, что оно есть, или составляющий его идею.

Итак, основные существа, составляющие содержание безуслов­ного начала, не суть, во-первых, только неделимые единицы — атомы, они не суть, во-вторых, только живые действующие силы, или монады, они суть определенные безусловным качеством су­щества, или идеи...

 Соловьев В. С. Чтения о богочело-

 вечестве // Сочинения. В 2 т. М., 1989.

 Т. 2. С. 32—35, 48—53