§ 3. Возможна ли нравственная политика?

§ 3. Возможна ли нравственная политика?

В мировой социальной жизни выделить четыре главных подхода к взаимоотношению политики и морали. Исторически первым из них яв­ляется морализаторский подход. Вы­ражаемый в крайней форме — в форме морального абсолютизма, — этот подход означает, что политика должна не только иметь высоконравственные цели (общее благо, справедливость и т.п.), но и при любых обстоятельствах не нарушать нравственные прин­ципы (правдивость, благожелательность к людям, честность и т.п.), используя при этом лишь нравственно допустимые средства.

Морализаторский подход к политике, господствовавший в общественной мысли вплоть до Нового времени, не утратил своего значения и в XX в. Известный русский религиозный философ В.С. Соловьев писал: «Как нравственность христианская имеет в виду осуществление царства Божия внутри отдельного человека, так христианская политика должна подготовлять пришествие цар­ства Божия для всего человечества как целого, состоящего из боль­ших частей — народов, племен и государств».

Освобожденный от крайностей, морализаторский подход к политике представлен, в частности, в идеологии христианско-де­мократического движения — одного из наиболее влиятельных политических движений современного мира. Такой подход, по­нимаемый как нравственный ориентир субъектов политики, их стремление сделать ее нравственной, учитывая при этом социальные реальности, способствует гуманизации политики. В то же время жизнь показала, что попытки полностью подчи­нить политику нравственности в духе морального абсолютиз­ма обрекают ее на неэффективность и тем самым компроме­тируют и мораль, и политику.

Гипертрофированным отражением различий политики и морали яв­ляется подход к их взаимоотноше­нию, отделяющий эти две области общественной жизни друг от друга. Согласно этому (второму) подходу, политика и мо­раль автономны и не должны вмешиваться в компетенции друг друга. Мораль — это дело гражданского общества, личной от­ветственности, политика же — область противоборства груп­повых интересов, свободная от нравственности.

Родоначальником таких взглядов многие считают Макиавелли. Действительно, этот выдающийся мыслитель, как уже отме­чалось, освободил исследование политики от религиозного и эти­ческого контроля, поставил в центр политического анализа про­блему эффективности политики, способов и средств достиже­ния целей. В своей знаменитой работе «Государь» (1532) он ут­верждал, что политика должна учитывать конкретное состояние общественных нравов, в том числе нравственную испорченность людей. Человек, желающий всегда делать добро, при безнравст­венном окружении ничего не добьется, не будучи реалистом, и погибнет. Поэтому если в народе не развиты гражданские добро­детели и в обществе нарастает анархия, то ради спасения госу­дарства и порядка государь вправе использовать любые, в том числе и безнравственные средства. В частной же жизни он обя­зан руководствоваться общепринятыми нормами морали.

Макиавелли, таким образом, сохраняет мораль как регуля­тор частной жизни политиков, а также как благородную цель, оправдывающую безнравственные способы ее достижения. Поэ­тому было бы неверно считать его апологетом полного отрыва политики от морали. Такой отрыв в большей степени характе­рен для большевистских вождей России. «Морали в политике нет, а есть только целесообразность» — говорил В. И. Ленин.

Попытки освободить политику от нравственных оценок, по­ставить ее по ту сторону добра и зла, как правило, предпринима­ются для того, чтобы оправдать антигуманные действия или, по крайней мере, вывести политику из-под критики. На самом же деле они ведут к вмешательству политики в область морали и к ее разрушению.

Игнорирование политикой нравствен­ных ценностей делает ее аморальной. В реальной жизни безнравственность политики — широко рас­пространенное явление. Это служит основанием для трактовки политики и морали как непримиримых противоположностей — добра (морали) и зла (политики). Это третья точка зрения на их соотношение.

Наиболее негативно оценивает политику анархизм. Политика и ее главный носитель — государство, писал отец русского анар­хизма М.А. Бакунин, «именно и значит насилие, господство по­средством насилия, замаскированного и откровенного». Зло, продолжал он, коренится в самой природе политики — во власти. «Кто облечен властью, тот по неизменному социологическому закону непременно сделается притеснителем и угнетателем об­щества». Причем власть развращает не только ее обладателей, но и тех, кто вынужден ей покоряться.

Близкой к анархизму общей оценки политики придерживает­ся марксизм. Он трактует политику как неизбежное в условиях существования эксплуатации, классов и социального неравенст­ва зло, область насилия. Однако это зло все же необходимо ис­пользовать пролетариату для свержения эксплуататоров, подав­ления их сопротивления и построения неполитического комму­нистического общества, основанного на социальном равенстве, общественном самоуправлении и свободе личности.

Негативные оценки политики можно найти и у либеральных мыслителей. Так, известный русский философ Н.А. Бердяев пи­сал: «У меня отвращение к «политике», которая есть самая злове­щая форма объективации человеческого существования, выбра­сывание его вовне. Она всегда основана на лжи. <...> Политика в значительной степени есть фикция, владеющая людьми, парази­тарный нарост, высасывающий кровь из людей».

Почему же у многих создается впечатление о политике как о «грязном», аморальном занятии? Причины этого — не только в заблуждениях людей, но и в реальных чертах конкретной поли­тики, а также в особенностях политики вообще.

Можно выделить целый ряд причин, объясняющих кажущуюся, а очень часто и реальную аморальность поли­тики. К ним относятся:

1. Уже упомянутые свойства власти распоряжаться матери­альными и духовными благами, судьбами людей. Это дает высо­кий престиж ее обладателям, влечет к государственной «кормуш­ке» жаждущих личной славы и обогащения. Обладающий влас­тью часто испытывает соблазн использовать ее в корыстных це­лях, а зависящий от нее чувствует почтение к сильным мира сего, стремление угодить, польстить начальству и т.п. Развращающее воздействие власти на управляющих и управляемых нарастает по мере ее концентрации и усиления бесконтрольности. Как гово­рил известный английский историк лорд Д. Актон, «всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно».

В силу этих особенностей власти для обеспечения гуманной направленности политики, предотвращения различного рода зло­употреблений общество нуждается в эффективной системе отбо­ра не только компетентной, но и нравственной политической эли­ты, в обеспечении действенного контроля за власть имущими.

2. Органическая связь политики с насущными интересами людей. Как отмечали еще К. Маркс и Ф. Энгельс, «"идея" неиз­менно посрамляла себя, как только она отделялась от "интере­са"». Это в полной мере можно отнести и к нравственным иде­ям, большинство из которых по силе мотивации практического поведения обычно уступает материальным интересам. В полити­ке реальные, прагматические интересы традиционно стояли на первом плане, оправдывая хитрость, ложь, убийства и другие без­нравственные поступки. Как сострил по этому поводу один из послов английского короля Якова 1, политик — «это вежливый человек, который должен лгать в интересах своего государства». И хотя коллизии между политикой и нравственностью возника­ют далеко не всегда, в случае появления таких противоречий они чаще разрешаются в пользу интересов.

3. Обобщенность, безличность, представительность и опосредованность осуществления политических решений, облегчающие отступление от морали. Политические решения обычно прини­маются от имени партии, народа, нации, класса и т.п. и касаются не конкретных личностей, а достаточно общих социальных групп и объединений. Те, кто принимает решения, как правило, их не­посредственно не исполняют и часто не видят и не чувствуют негативных последствий своей политики. Принять общее реше­ние, например о ликвидации целого эксплуататорского класса, в моральном отношении значительно легче, чем самому уничто­жить хотя бы одного его представителя.

Очевидно, что идеолог красного террора Ленин, будучи чело­веком достаточно воспитанным и просвещенным, вряд ли сам смог бы убить невинного человека из числа привилегированных классов, выходцем из которых был и он сам. Однако, действуя как политик, он отдавал приказы о взятии и расстрелах заложни­ков, советовал для массового наступления на войска генерала Юденича поставить впереди пулеметов тысячи мирных «буржу­ев», распорядился сжечь целый город Баку в случае его захвата британскими или турецкими войсками.

4. Влияние на политику групповых ценностей и групповой морали, часто противоречащих общечеловеческим основам нравственности. Попытки создать новую, классовую мораль, отлич­ную от традиционной нравственности, были предприняты в стра­нах бюрократического социализма. «Наша нравственность, — го­ворил Ленин, — подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов клас­совой борьбы пролетариата».

Противопоставление групповых интересов и ценностей обще­человеческой нравственности, подчинение морали политике на деле означает разрушение всякой морали. Яркий пример вы­рождения морали — пропаганда в СССР как геройского по­ступка политического доноса пионера Павлика Морозова на своего отца.

Негативное влияние групповых ценностей и интересов на нрав­ственность политиков и политики имеет место и в демократичес­ких странах, где политические лидеры обычно предпочитают не выносить сор из собственной партийной или правительственной избы, часто утаивают неблаговидные факты. Некоторые из них при этом сознательно «пачкают руки», оправдывая свои безнравственные поступки как благородную личную жертву ради об­щего дела.

5. Мультипликационный эффект политических злоупотребле­ний. Он заключается в том, что аморальные действия в высших эшелонах власти имеют свойство умножаться, нарастать подобно катящемуся вниз снежному кому. Реально это проявляется в том, что аморальный высший руководитель обычно стремится осво­бодиться от честных работников или сделать их своими сооб­щниками, окружает себя угодными людьми, которые, в свою оче­редь, также плодят себе подобное окружение.

Мультипликационный эффект злоупотреблений ведет к закрытости и вырождению правящей элиты. Его проявления осо­бенно велики в жестко централизованных политических структу­рах со слабо развитыми автономией частей и контролем снизу. В России последних лет такой эффект проявился, в частности, в массовом распространении коррупции.

6. Ориентация политики на эффективность, достижение цели. Как уже отмечалось, политические организации и движения соз­даются для реализации определенных целей. Пути и средства их достижения имеют для членов организация второстепенное зна­чение, что облегчает возможность использования руководителя­ми безнравственных средств. Именно за результативность руко­водство несет ответственность перед членами организаций и элек­торатом. Средства же и способы получения результатов мало кого интересуют и обычно остаются в тени.

7. Конфликтность политики, ее функционирование как отно­шений друзей (союзников) — врагов (соперников), повышающие эмоциональную враждебность или, по меньшей мере, напряжен­ность между субъектами политики. Врагам же или соперникам, как известно, очень редко стремятся делать добро, а это — важ­ное требование нравственности.

8. Публичность политики, внимание к ней со стороны обще­ства, а также более высокие нравственные требования, предъяв­ляемые гражданами к политическим лидерам. Политика затраги­вает интересы многих людей. Поэтому ее главные творцы на виду у общества. Их считают не только наиболее компетентными, но и лучшими, достойными доверия людьми.

Политики оцениваются гражданами прежде всего в двух главных качествах: деловых (компетентность, энергичность, умение руководить людьми) и человеческих, нравственных (по­рядочность, справедливость, забота о людях, готовность защищать их интересы). Из-за повышенной общественной значи­мости деятельности политиков объектом общественных суждений является не только их профессиональная, но и личная жизнь. При этом судят политиков обычно более строго, чем ря­довых граждан. Так, например, в США уже немало претендентов в президенты и парламентарии поплатились политической ка­рьерой за недоплату налогов или за то, что когда-то имели лю­бовниц и это стало достоянием общественности. В отношении рядовых граждан такие факты почти ни у кого не вызывают осо­бого осуждения.

Таким образом, реальная политика, как видно из сказанного выше, очень часто бывает далека от нравственности и считается многими «грязным делом». Однако полностью оторваться от мо­рали политика не может, ибо это рано или поздно ведет к ком­прометации самой политики и деградации всего общества. Осо­знание этого, равно как и претензия на реализм проявляются в следующем, четвертом, подходе к взаимоотношению политики и морали.

Этот (четвертый) подход сегодня преобладает среди ученых и политиков. Он исходит из признания необходимости воздействия нравственности на политику, учитывающего специфику последней.

Один из важнейших обоснователей компромиссного под­хода — Вебер. Он считал, что не следует полностью разделять этику и политику, хотя необходимо внимательно учитывать особенности последней. Не может существовать единого нрав­ственного кодекса, одинаково применимого к деловым и сек­суальным, к служебным и семейным отношениям, к друзьям и конкурентам и т.п. Поэтому этика должна учитывать особен­ности политики, главной из которых является применение насилия. «Именно специфическое средство легитимиого на­силия <...> в руках человеческих союзов, — писал он, — и обусловливает особенность всех этических проблем полити­ки».

Эта особенность делает для политики невозможным следова­ние, например, евангельской заповеди не противиться злу наси­лием. Политик в силу своих профессиональных занятий должен бороться со злом, в противном случае он несет ответственность за его победу.

Для того чтобы очертить границу влияния нравственности на политику, Вебер разделяет мораль на этику убеждений и этику ответственности. Этика убеждений означает неотступное сле­дование нравственным принципам, независимо от того, к ка­ким результатам это приведет, не считаясь с затратами и жер­твами.

Этика ответственности, напротив, предполагает учет конкрет­ной обстановки, ориентацию политики в первую очередь на ее последствия, внутреннюю ответственность политиков за те ре­зультаты своих действий, которые можно предвидеть, готовность предотвратить большее зло, в том числе и с помощью зла мень­шего. Соотношение этики ответственности и этики убеждений в реальных действиях должен определять сам политик.

Эти идеи Вебера о соотношении морали и политики получи­ли достаточно широкое распространение. Несмотря на свою ка­жущуюся реалистичность они имеют ряд слабостей. Прежде все­го Вебер фактически сводит политику к легитимному использо­ванию насильственных средств, ограничивая тем самым возмож­ности влияния нравственности на политику. Однако задачи по­литики, особенно в современных демократических государствах, намного сложнее, чем применение насилия. При решении цело­го ряда политических вопросов использование или угроза приме­нения насилия могут лишь повредить делу. Без гражданской от­ветственности, готовности к компромиссам, солидарности и ко­операции политических акторов невозможно современное пра­вовое государство. Выход содержания политики за пределы сферы применения насилия позволяет более широко использовать в ней нравственные ценности.

Веберовское понимание соотношения морали и политики по существу осво­бождает политиков от закрепленной в конкретных институциональных нормах нравственной ответст­венности перед другими людьми и обществом, поскольку реше­ние вопроса о следовании нравственным принципам и примене­нии средств для реализации политических целей оставляется на усмотрение самих политиков. Однако очевидно, что многие сто­ящие у кормила власти люди вообще не задумываются о безнрав­ственности своих действий. Поэтому оставлять моральную сторону политики без правового и общественного контроля — зна­чит поощрять безнравственность в политике.

Институциализация нравственных требований представляет собой их закрепление в нормах политических организаций и преж­де всего в праве, что предполагает определенные санкции за на­рушение моральных принципов. Такое институциональное закреп­ление морали — одно из важнейших условий гуманизации поли­тики. Институты могут как стимулировать нравственность в по­литике, так и препятствовать ее влиянию. Как отмечает Б. Сутор (ФРГ), для гуманизации политики и укрепления нравственности лучшим является не тот строй, «который предъявляет к своим гражданам более высокие или даже наивысшие моральные тре­бования. На самом деле лучше тот строй, который прежде всего отвечает человеческому характеру в его обычной амбивалентнос­ти: дурным наклонностям людей ставит необходимые ограниче­ния, но в то же время открывает максимально возможный про­стор для права и воли людей осуществлять саморазвитие, для их способности к добру».

Для своей эффективности политические институты долж­ны быть рассчитаны не на святых, морально совершенных людей, а на обыкновенных граждан. Они призваны способст­вовать обычным людям в выражении их интересов, защите прав и выполнении обязанностей, побуждать их соблюдать прием­лемые для всех «правила игры» — государственные законы, обеспечивающие сочетание индивидуальной пользы с благом всего общества.

В современном мире центральным направлением институциализации нравственных требований к политике являются пра­ва человека. В соответствии с документами, принятыми мировым сообществом, они выступают универсальным критерием оценки гуманности политики, ее человеческого измерения.

В целом же влияние нравственности на политику может и должно осуществляться по ряду направлений. Это — постановка нравственных целей, выбор адекватных им и реальной ситуации методов и средств, учет в процессе деятельности моральных прин­ципов, обеспечение эффективности политики. Конечно, выпол­нение всех этих требований в реальной политике — весьма слож­ная задача. На практике ее гуманность зависит не столько от про­возглашаемых целей, сколько от методов и средств, используе­мых в процессе их достижения.