§ 1. Сущность и особенности политической психологии

.

§ 1. Сущность и особенности политической психологии

Роль духовных факторов в политике отнюдь не ограничивается воздейст­вием на людей идеологических док­трин и программ. Не менее, а нередко и более существенное зна­чение для политики имеет другая форма политического сознания — политическая психология.

Политическая психология представляет собой совокупность духовных образований, которые содержат в основном эмоцио­нально-чувственные ощущения и представления людей о поли­тических явлениях и которые складываются в процессе их (лю­дей) непосредственного взаимодействия с институтами власти и своего политического поведения. К политико-психологическим явлениям относятся как универсальные чувства и эмоции чело­века, специфически проявляющиеся в политической жизни (на­пример, гнев, любовь, ненависть и др.), так и те ощущения, ко­торые встречаются только в политической жизни (чувства симпа­тии и антипатии к определенным идеологиям или лидерам, чув­ства подвластности государству и проч.).

В силу неустранимости у человека эмоционально-чувствен­ного восприятия действительности политическая психология опосредует все формы и разновидности его политических вза­имодействий и, стало быть, присутствует на всех этапах поли­тического процесса. Таким образом, политическая психология — это универсальный духовный фактор, оказывающий посто­янное влияние на политическое поведение людей и институты власти.

Однако политическая психология — не просто важная и вли­ятельная форма политического сознания. Ее неустранимость из политической деятельности превращает психологию и в своеоб­разный универсальный измеритель всей политики в целом. Ины­ми словами, власть, государство, партии, разнообразные полити­ческие поступки субъектов, а также другие явления политики могут быть представлены как те или иные формы психологического вза­имодействия людей.

Такой взгляд на политику позволяет раскрыть ее специфичес­кие свойства, демонстрировать ее новые возможности и законы эволюции. Однако он в же время заставляет порой преувеличи­вать значение психологических зависимостей.

В политологии сложилось целое направление, абсолютизирую­щее роль психологических факторов. Его представители одно­значно сводят все причины возникновения революций и тира­ний, демократизации или реформирования к психологическим основам политического поведения людей. Даже массовые поли­тические процессы объясняются психологическими качествами индивида или малой группы (Э. Фромм, Г. Олпорт, Е. Богарус и др.). В таком случае «человек политический» понимается как про­дукт личностных психологических мотивов, перенесенных в пуб­личную сферу (Г. Ласуэлл). Сама же политика толкуется как «яв­ление психологическое в первую очередь, а потом уже идеологи­ческое, экономическое, военное и др.».

Но взгляд на политику с психологической точки зрения не только заставляет учитывать зависимость осуществления тех или иных ролей политического субъекта от его чувств и эмоций. Пси­хологические свойства рассматриваются как фактор, который и влияет на его поведение, и предопределяет возникновение самих этих ролей и функций. Например, природа такого явления, как политический экстремизм, зачастую объясняется не столько его социальными причинами (невстроенностью групп в обществен­ную систему или их неумением представлять свои интересы в легальных органах власти), сколько психологическими. Как до­казано многочисленными исследованиями, этот тип политичес­кого поведения людей всегда базируется на гипертрофированных иррациональных мотивациях, которые в свою очередь чаще всего являются следствием некой психической ущербности человека, тормозящей его рациональный выбор и заставляющей обращать­ся к подобным видам деятельности. Так, по данным некоторых социологических исследований, у правых и левых экстремистов обнаружено, что, по сравнению со сторонниками других полити­ческих течений, они значительно чаще испытывают чувства со­циальной изолированности, одиночества, бессмысленности жиз­ни, тревоги за свое будущее.

Такого рода примеры показывают, что для анализа политики принципиальное значение имеют представления о психологичес­ких типах взаимодействующих с государством людей. Ведь от того, является человек более склонным к экзальтации или рациона­лизму, стремится он жестко придерживаться установленных правил (ригидность) или он обладает подвижной, пластично изменя­ющейся в соответствии с обстановкой системой чувств (лабиль­ность) и другими психологическими свойствами, в значительной мере зависят и содержание политических требований людей к власти, и характер их реального взаимодействия с государством. Классическим примером внутреннего соответствия властных и личных структур в жестких режимах правления стала характерис­тика американским ученым Т. Адорно «авторитарного» типа лич­ности, поддерживающего систему власти своим догматизмом, ригидностью, агрессивностью, некритическим восприятием груп­повых ценностей и шаблонным мышлением.

Нельзя не отметить и громадное значение для политики пси­хологических свойств политических лидеров. Например, компульсивность (выражающаяся в навязчивом стремлении все сделать наилучшим образом) или демонстративность (характеризующая стремление лидера прежде всего привлечь внимание обществен­ности к собственной персоне) как доминанты стиля политичес­кого лидера могут существенно повлиять на характер принимае­мых в государстве решений и даже изменить некоторые парамет­ры политической системы в целом.

Необходимость учета психологических свойств субъектов по­литики диктуется и тем, что эмоционально-чувственные ощуще­ния существеннейшим, а нередко и решающим образом влияют на восприятие человеком политических явлений. Как показывает опыт, именно психологические компоненты чаще всего органи­зуют и определяют те субъективные образы лидеров и других по­литических явлений, государства, власти, которые складываются у человека. Именно чувства заставляют человека оценивать по­литические явления в зависимости от того, какими они отража­ются в его сознании, а не от их реального содержания. Напри­мер, недоверие к той или иной партии или режиму в целом мо­жет сформироваться у человека не на основе анализа их програм­мы и действий, а за счет негативного отношения, скажем, к не­этичному поступку их лидера или просто на основе неведомым образом возникшей антипатии или симпатии. Таким образом, человек воспринимает политическую реальность чаще всего та­кой, какой она представляется его чувствам и эмоциям, которые, действуя по собственным законам, вполне могут неадекватно отражать окружающий мир.

Зная законы формирования психологических образов, можно определять их структуру и направленность, тем самым успешно влияя на отношения граждан к государству и на их индивидуаль­ное поведение. В истории немало примеров того, как отдельные правители, создавая очаги временного психологического возбуж­дения у населения, подавляли структуры его рационального мыш­ления, а также, используя другие приемы манипулирования со­знанием, заставляли людей испытывать чувства единения с госу­дарством и ненависти к его врагам, объединяться вокруг лидера и переживать при этом массовое воодушевление, утрачивать ощу­щение реальности или понижать восприимчивость к тем пробле­мам, которые невыгодны власть имущим.

 

Отражая и интерпретируя политику в эмоционально-чувственной форме, политическая психология представля­ет собой т.н. «практический» тип политического сознания. Если, к примеру, идеология является продуктом специализированного сознания, плодом теоретической деятельности группы людей, то политическая психология формируется на основе практического взаимодействия людей друг с другом и с институтами власти. И в этом смысле она характеризует те ощущения и воззрения людей, которыми они пользуются в повседневной жизни.

В теории, чтобы отобразить эту форму «естественного», обы­денного мышления, используют понятие «социальные представ­ления» (Московиси). К ее отличительным чертам относят прежде всего отображение людьми политических объектов через призму своих непосредственных интересов и доступного им политичес­кого опыта. Повинуясь чувствам, люди подчиняют получаемую ими информацию собственным задачам, логике своих индивиду­альных действий. Поэтому политическая психология тем больше влияет на ориентацию людей во власти, чем сильнее политика включается в круг их непосредственных интересов.

С чисто познавательной точки зрения политическая психоло­гия является ограниченной формой мышления, которая не в со­стоянии отразить скрытые от непосредственного наблюдения чер­ты политических явлений. Используя выборочную, избиратель­ную информацию о политических процессах, она отображает лишь те внешние формы и фрагменты действительности, которые до­ступны эмоционально-чувственному восприятию. Поэтому по­литическая психология по природе своей не приспособлена для анализа сложных причинно-следственных связей и отношений в политике, хотя в отдельных случаях может угадать суть каких-то политических {взаимоотношений.

В силу «приземленности», «наивности» своего взгляда на дей­ствительность политическая психология демонстрирует и опре­деленные способы интерпретации понятий, зачастую отождествляя последние с формой непосредственного восприятия дейст­вительности. Например, «государство» отождествляется с конкрет­ным государством, в котором живет человек, «власть» — с реаль­ными формами господства, «рынок» — с конкретными отноше­ниями экономического обмена, которые он наблюдает, и т.д. Та­кое конкретизированное освоение действительности упрощает картину политики, лишая при этом научные категории и поня­тия мотивационного значения и силы.

Познавательная ограниченность политической психологии проявляется и в приписывании непосредственно воспринимае­мым ею явлениям разнообразных причин, устраняя таким обра­зом имеющийся у нее дефицит информации. В науке такое явле­ние получило название «каузальной атрибуции» (Ф. Хайдер), от­ражающее свойство политической психологии умозрительно до­страивать политическую реальность, домысливать, искусственно конструировать мир, придумывать недостающие ему звенья. В массовых формах такая черта политической психологии стимули­рует возникновение разнообразных слухов и мифов, которые ох­ватывают целые слои населения. Особенно часто это касается принимаемых в государстве решений, кадровых перемещений, отношений в правящей элите и других наиболее закрытых от об­щественности вопросов.

 

Политическая психология — внутрен­не противоречивое явление. В отли­чие от идеологии, стремящейся под­вести политические взгляды людей под некий общий знамена­тель, политическая психология отражает политическую реальность во всем ее многообразии, допуская одновременное сосущество­вание самых разноречивых и даже противоположных эмоций.

Одной из причин такой противоречивости выступает много­образие механизмов идентификации. Ведь человек отождествля­ет себя с самыми разными группами и ролями. Поэтому в психо­логии всегда присутствуют различные и даже противоречивые чувства: долга и желания освободиться от обязательств, потреб­ность в самоуважении и жажда подчинения более сильному, об­щительность и чувство одиночества, осуждения власти и жела­ния быть к ней поближе и т.д. Как полагают специалисты, только в слое политических профессионалов и приблизительно у одной трети рядовых граждан (как идеологически сориентированной части электората) высок уровень согласованности знаний и их подчиненности какой-то главной идее.

Жизнь изобилует примерами противоречивости обыденного мышления. Так, по результатам проведенного в России в 1995 г. социологического исследования, большинство респондентов, при­держиваясь установки «так жить нельзя», все же в 54,6% случаев признало удовлетворенность своей жизнью.

Противоречивость политической психологии выражает про­тиворечивость человека политического. Под влиянием какой-либо информации или события он может быстро поменять направ­ленность своих чувств, а вместе с ними порой и свои полити­ческие позиции. Но чаще эмоциональная противоречивость является постоянно действующим фактором политического поведения, иногда усиливающая, а иногда ослабляющая его мотивацию.

Сосуществование разнонаправленных чувств и эмоций обу­словливает неравномерный и даже скачкообразный характер развития реальных политических процессов. Благодаря этому свойству политической психологии в политику привносится элемент стихийности, непрогнозируемости событий. Способ­ность же психологии побуждать человека в кратчайшие сроки менять свои оценки придает ей особую силу воздействия на его поведение.

 

Еще одной причиной, обусловливаю­щей внутреннюю противоречивость, а равным образом и особенность по­литической психологии, является ее сложное внутреннее стро­ение. Прежде всего это связано с тем, что психология содержит в себе как социальные, так и физиологические механизмы воспро­изводства чувств и эмоций.

В самом общем и несколько огрубленном виде можно ска­зать, что политическая психология включает в себя:

— социализированные чувства и эмоции, связанные с отобра­жением интересов человека и формированием мотивов его поли­тической деятельности;

— индивидуально-психические свойства (воля, память и др.); — биохимические и биофизиологические механизмы, обуслов­ленные врожденными свойствами человека (возбуждением, нерв­ными окончаниями, наследственностью) и проявляющиеся в психо-физических свойствах, регулирующих темперамент, демогра­фические и поло-возрастные черты, здоровье и проч. его анало­гичные характеристики.

Таким образом, в политической психологии содержатся как осознанно-рациональные, так и бессознательно-иррациональные духовные элементы. Благодаря этому психология соединяет ло­гику социального взаимодействия с логикой инстинктов, реф­лексивность, осмысленность и рефлекторность, характеризующую бессознательные формы мышления. Такой симбиоз показывает, что в политической жизни человек может ориентироваться и адап­тироваться к действительности, используя не только приобретен­ные социально-психологические свойства, но и могучие ирраци­ональные механизмы, первичные чувственные реакции (отличаю­щиеся эмоциогенностью, алогизмом, слабой подверженностью контролю и рядом других черт).

Роль иррациональных механизмов тем больше, чем меньше человек понимает суть и причины политических событий. Более того, в определенных условиях физиологические чувства способ­ны вообще вытеснить все другие формы оценки и регуляции по­ведения. Например, голод или страх могут стать такими психоло­гическими доминантами, которые способны вызвать мятежи, бун­ты или революции. Но в ряде случаев социальные чувства спо­собны преодолеть влияние иррациональных влечений. Так, акту­ализированная потребность в порядке, дисциплине, сплочении в жестко управляемую общность могут помочь преодолеть людям страх, неуверенность в себе, пессимизм.

Из истории известно, что многие системы и правители спе­циально возбуждали в людях иррациональные эмоции и чувства, которые использовали для усиления приверженности властям и идеологическим доктринам. Нацисты, в частности, использовали для этих целей разнообразные театрализованные сборища, ноч­ные факельные шествия, сложную политическую символику, ко­торые своей таинственностью и величием должны были помочь им сформировать безотчетное поклонение обывателей фюреру и рейху. Целям активизации подсознательных чувств и эмоций может служить и чрезмерное насаждение в обществе мону­ментальный скульптуры, величественная архитектура государ­ственных учреждений, устройство пышных политических це­ремоний и ритуалов, а также другие действия властей, добива­ющихся такими методами повышения политической лояльности граждан.

 

Еще одна особенность политической психологии состоит в ее способности к формированию специфического политического субъекта — тол­пы. Г. Тард называл толпу самой «старинной» социальной группой после семьи. Однако суть этого объединения отражают не столько социальные характеристики (например, отсутствие у нее устойчивой внутренней структуры), сколько его психологичес­кие механизмы. По сути, группу людей делает толпой объеди­няющая их психическая связь, какой-то резко переживаемый людьми эмоциональный фактор (вызывающий массовое состо­яние гнева, радости, агрессии и т.д.). При этом внутреннее единство толпы постоянно укрепляется за счет многократного взаимного усиления коллективных чувств и эмоций. Извест­ный русский ученый В.М. Бехтерев подчеркивал, что взаимо­внушение и самовозбуждение людей гораздо в большей степе­ни движут поведением толпы, нежели какие-либо провозгла­шаемые ею идеи.

Постоянно поддерживаемый наплыв эмоций, как правило, обусловливает односторонность мышления и действий толпы. Люди в толпе не воспринимают иных позиций или точек зрения, демонстрируя единый волевой настрой. Толпы не возникают для уравновешивающих действий. В крайних формах они могут быть либо преступны, либо героичны, устраивать мятежи и погромы или требовать от тиранов прав и свобод. Толпа не терпит ни раз­мышлений, ни возражений. Нормальное состояние толпы, на­ткнувшейся на препятствие — это ярость (Тард). В то же время тот или иной фактор (внезапное событие, выступление яркого оратора на митинге) способен изменить состояние толпы новым внушением, заразить ее свежими эмоциями, вновь придающими ей горячность и импульсивность.

Для индивидов пусть кратковременное, но мощное доми­нирование коллективных чувств и настроений приводит к по­тере ими критичности политических воззрений и утрате кон­троля за своими поступками. Заразительность массовых на­строений заставляет людей испытывать резкую потребность в подчинении, поступаться личными интересами и оценками. В толпе человек понимает лишь «волевой язык коллективной воли» и подчиняется ее приказам, «следуя архаичным прави­лам <...> воли толпы». Лишь в толпе индивид приобретает сознание непреодолимой силы, которая «дозволяет ему подда­ваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, т.к. толпа анонимна и потому не несет на себе ответственности».