7

7

Галилео Галилей. Диалог, с. 270-272.

Там же, с. 347-348. Зависимость видимого движения от относительного утверждал еще Евклид в своей "Оптике", разд. 49 и сл. Старая схолия из разд. 50 приводит пример корабля, покидающего гавань. Этот же пример повторяет Коперник. (О вращениях..., кн. 1, гл. VIII). В средневековой оптике он был хорошо известен (см. Витело {392}, IV, разд. 138). В настоящее время мы знаем, что этот пример справедлив только, для постоянных скоростей.

Галилео Галилей. Диалог, с. 272.

Там же, с. 348.

Птолемей. Альмагест, i I, с. 7.

Галилео Галилей. Диалог, с. 510. Ср.: "Один и тот же эксперимент, который на первый взгляд доказывает одно, после более тщательной проверки убеждает нас в противоположном" {Галилей {150}, с. 164). Критикуя предложенное мной истолкование, проф. Мак-Маллин высказал пожелание, чтобы я дал более серьезное "логическое и биографическое обоснование" утверждению о том, что Галилей не только доказывал, но также и плутовал {266}, с. 39). Он не согласен также с тем, что Галилей вводил динамический релятивизм именно так, как я об этом говорю. С точки зрения Мак-Маллина, "Галилей доказывает, что, поскольку его оппонент уже интерпретирует наблюдения, осуществляемые в таком контексте (движение на корабле), "релятивистски", постольку он не может поступать иначе, когда речь идет о наблюдениях, осуществляемых на поверхности Земли" (там же, с. 40). Действительно, Галилей рассуждает именно таким образом, но в споре с оппонентом, который, как он утверждает, "с такой неохотой признает, что движение ничего не производит среди тех вещей, для которых оно является общим" (Диалог, с. 270), который убежден, что наряду с относительными движениями корабль обладает также абсолютными положениями и движениями (см.: Аристотель, физика, 208Ь8 и ел.), и который во всяком случае развил в себе способность использовать различные понятия в разных случаях, не впадая в противоречие. Если же критикуемая позиция состоит в этом, то показать, что у оппонента имеется относительное понятие движения или что он часто пользуется относительным понятием в своих повседневных делах, вовсе не означает "доказать противоречивость его "парадигмы"" ({266}, с. 40). "Здесь обнаруживается часть этой парадигмы, но другая ее часть не затрагивается. Данный аргумент превращается в желаемое доказательство только в том случае, если абсолютное понятие либо замалчивается, либо неявно устраняется, либо отождествляется с релятивистским понятием. Именно это и делает Галилей, хотя, как я пытался показать, скрытно.

Галилео Галилей. Диалог, с. 229.

Там же, с. 424.

Там же, с. 425.

Там же, с. 423.

Там же, с. 423.

Мысль о том, что в универсуме существует некое абсолютно привилегированное направление, имеет весьма интересную историю. Она опирается на структуру гравитационного поля поверхности Земли, т.е. той части земного шара, которая известна наблюдателю, и обобщает его опыт в этой области. Принятое обобщение весьма редко рассматривается в качестве особой гипотезы; оно неявное включается в "грамматику" здравого смысла и придает абсолютное значение терминам "верх" и "низ". (Это "естественная интерпретация" точно в том смысле, о котором было сказано выше.) Лактанций, один из отцов церкви, опирается именно на это значение, вопрошая: "Возможно ли в самом деле дойти до такой путаницы, чтобы допустить существование человеческих существ, у которых ноги располагаются выше головы? Или допустить, что деревья и злаки растут не вверх, а вниз"? ({237}, III). Такое же использование языка предполагается той "массой необразованных людей", которые спрашивают, почему антиподы не падают с Земли (Плинии. Естественная история, II); см. также: Птолемей Альмагест, I, 7. Попытки Фалеса, Анаксимена: и Ксенофана найти опору, которая не дает Земле падать "вниз" (Аристотель. О небе, 294а12 и сл.), показывают, что почти все ранние философы за редким исключением (Анаксимандр) разделяли этот способ мышления (вплоть до атомистов, которые считали, что атомы первоначально падают "вниз") (см. Джеммер М. {201}, с.11). Даже Галилей, который высмеял мысль о падении антиподов (Диалог, с. 426), иногда говорит о "верхней половине Луны", имея в виду ту часть Луны, "которая для нас невидима". Не следует забывать, что некоторые представители лингвистической философии наших дней "с их мозгом, столь тупым, что сами они не в состоянии осознать своих явных заблуждений" (там же, с.423), питают надежду воскресить абсолютное значение дихотомии верх – низ хотя бы локально. Поэтому не следует недооценивать влияния примитивной концептуальной структуры, включающей в себя анизотропность мира, с которой вынужден был бороться Галилей, на мышление его современников. Анализ некоторых аспектов здравого смысла британцев во времена Галилея, включая астрономический здравый смысл, см. в: Тильярд Э. {376}. Соответствие центрально-симметричного универсума распространенным представлениям часто утверждается Аристотелем, например в работе "О небе", 308а23 и сл.

Галилео Галилей. Диалог, с. 230 и 510.

Там же, с. 436. Галилей пересказывает здесь мысля Коперника, высказанные им в обращении к папе Павлу III в предисловии к своей работе "О вращениях..." ({218а}); см. также гл. 10 настоящей книги. Можно указать еще на одно высказывание Коперника: "Все эти феномены представляются связанными прекраснейшим образом как бы золотой цепью; и каждая из планет своим положением, порядком и изменениями своего движения свидетельствует о том, что Земля движется, мы же-обитающие на поверхности земного шара, вместо того чтобы признать изменения его положения, – верим, будто планеты сами совершают все виды наблюдаемых движений" ({334}, с. 165). Следует обратить внимание на то, что эмпирические основания в этом рассуждении отсутствуют и это не случайно, так как Коперник сам признает (там же, с. 57), что теория Птолемея "совместима с данными вычислений".

Галилео Галилей. Диалог, с. 218.

См. мою статью {128}.

Эти допущения вообще не были предметом обсуждения, но они противоречили некоторым фундаментальным идеям аристотелевской физики.

Галилео Галилей. Диалог, с. 243-244.

Между прочим, многие из "опытов" и "экспериментов", используемые в рассуждениях по поводу движения Земли, совершенно фиктивны. Так, Галилей в своей работе {151}, с. 211 и сл., которая "следует мнениям Аристотеля и Птолемея" (там же, с. 223), использует такой аргумент против вращения Земли: "...Объекты, падающие с высоты на Землю, как, например, камень, падающий с вершины башни, не упадет к подножью этой башни, так как за то время, которое камень движется прямолинейно вниз, находясь в воздухе. Земля, поворачиваясь в своем движении к Востоку, встретит его далеко от подножья, башни, точно так же, как камень, брошенный с мачты движущегося судна, упадет не к основанию мачты, а ближе, к корме судна" (там же, с. 224). Выделенная в тексте ссылка на поведение камня, брошенного на движущемся судне, вновь используется в "Диалоге" (с. 224) в том месте, где обсуждаются аргументы Птолемея, однако здесь она уже не считается корректной. "Но здесь мне кажется уместным, – говорит Сальвиати, – предупредить уступку, которую из излишней щедрости делают своим противникам последователи Коперника, а именно: они допускают в качестве надежных и достоверных опыты, которых их противники на самом деле никогда не производили, как, например, опыт с телами, падающими с мачты корабля, когда он находится в движении..." ("Диалог", с. 279). Выше (с. 253) на основании вывода, а не наблюдения, утверждается, что камень упадет к основанию мачты даже в том случае, когда судно находится в движении, а возможный эксперимент обсуждается на с. 286. Бруно считает несомненным, что камень достигнет основания мачты движущегося судна ({39}, с. 83). Следует отметить, что эта проблема отнюдь не легко поддается экспериментальному решению. Эксперименты, проводились, но результаты их были далеко не окончательными, см. Эрмитедж Д. {5}, с. 342 и сл., и Койре А. {225}, с. 89 и сл. Аргумент башни можно найти у Аристотеля в работе "О небе", 296Ь22 и у Птолемея в работе "Альмагест" (i, 8). Обсуждает его и Коперник в гл. 8 своего труда "О вращениях..."; но в следующей главе пытается отказаться от него (см. прим. 12 гл. 8 настоящей книги). Роль этого аргумента в средние века проанализирована в работе М. Клагетта {59}, гл. 10.