В. С. СОЛОВЬЕВ

В. С. СОЛОВЬЕВ

Истина сама по себе — то, что есть, в формальном отноше­нии — соответствие между нашею мыслью и действительностью. Оба эти определения представляют И. только как искомое. Ибо, во 1-х, спрашивается, в чем состоит и чем обусловлено соответст­вие между нашею мыслью и ее предметом, а во 2-х, спрашивается, что же в самом деле есть? Первым вопросом — о критерии И., или об основаниях достоверности, занимается гносеология, или учение о. познании; исследование второго — о существе И.— принадлежит метафизике...

Ложь — в отличие от заблуждения и ошибки — обозначает сознательное и потому нравственно предосудительное противоре­чие истине. Из прилагательных от этого слова безусловно дурное значение сохраняет лишь форма лживый, тогда как ложный употребляется также в смысле объективного несовпадения дан­ного положения с истиною, хотя бы, без намерения и вины субъекта; так, лживый вывод есть тот, который делается с намерением об­мануть других, тогда как ложным выводом может быть и такой, который делается по ошибке, вводя в обман самого ошибающе­гося. В нравственной философии имеет значение вопрос о Л. необ­ходимой, т. е. о том, позволительно или непозволительно делать сознательно несогласные с фактическою действительностью заяв­ления в крайних случаях, например для спасения чьей-нибудь жизни. Этот вопрос неосновательно смешивается иногда с вопросом о позволительности худых средств для хороших целей, с которым он имеет только кажущуюся связь. Вопрос о необходимости Л. может быть правильно решен на следующем основании. Нрав­ственность не есть механический свод различных предписаний, безотносительно обязательных в своей отдельности. С материальной стороны нравственность есть проявление доброй природы; но человек, по природе добрый, не может колебаться между нрав­ственным интересом спасти ближнего и нравственным интересом соблюдать фактическую точность в своих показаниях; добрая на­тура исключает склонность ко Л. или лживость, но в данном случае лживость не играет никакой роли. Со стороны формальной нрав­ственность есть выражение чистой воли; но соблюдение внешнего соответствия между словом и фактом в каждом единичном случае, независимо от его жизненного смысла и с пожертвованием дей­ствительных нравственных обязанностей, вытекающих из данного положения,— есть выражение не чистой воли, а только бездушного буквализма. Наконец, со стороны окончательной цели нравствен­ность есть путь к истинной жизни, и ее предписания даются человеку для того, «чтобы он жив был ими»; следовательно, жертвовать человеческою жизнью для точного исполнения от­дельного предписания — есть внутреннее противоречие и не может быть нравственным.

 Соловьев В. С. Статьи из

 Энциклопе­дического словаря

 Ф. А. Брокгауза И. А. Ефрона

Наука объясняет существующее. Данная действительность еще не есть истина. Исходный пункт науки: истина есть, но не есть «это». Ум не удовлетворяется действительностью, находя ее неяс­ною, и ищет того, что не дано, чтобы объяснить то, что дано. Ум считает наличный мир неверною, неразборчивою копией того, что должно быть. Наука постоянно восстановляет подлинный вид ве­щей, когда объясняет их. Объяснение действительности есть ис­правление действительности, причем ум не довольствуется легкими поправками, а требует исправлений радикальных, всегда пере­хватывая за то, что просто есть, за факт. Факт, как таковой, есть для ума нечто грубое, и примириться с ним он не может. Чтобы ум признал факт ясным, прозрачным, нужно коренное его изменение; нужно, чтобы он перестал быть только фактом, а сде­лался истиной. Таким образом, деятельность нашего ума опре­деляется: 1) фактическим бытием как данным и 2) истиною, ко­торая есть предмет и цель ума, то, что является как его идея, действительность чего есть искомое. Без данного и искомого, без факта и идеи истины немыслима деятельность ума как процесс. С одной стороны, имеем реальный, но не разумный факт, с дру­гой — разумную, но еще не реализованную идею истины. Нужно, чтобы данное отвечало искомому. Несоответствие данного искомо­му есть причина деятельности ума. Совпадение данного с искомым есть цель деятельности ума. Если бы ум ограничивался восприя­тием данного, ему нечего было бы делать; он не сознавал бы своей задачи, и человек снизошел бы до бессмысленности живот­ного. Если бы ум уже владел полнотою истины, задача была бы выполнена, и для человека не было бы иного состояния, кроме абсолютного покоя божества. Настоящая же, человеческая деятельность ума обусловлена тем, что он, сначала обладая истиною как только субъективной идеей, стремится обратить ее в объектив­но-действительную.

Искомое — истина — является для ума первоначально как субъективная идея, как мысль. Ум сталкивается с фактами. Они противоречат мысли и этим уже доказывают свою объективную действительность и силу. Против этой силы факта ум выступает, вооруженный своею мыслию...

 Соловьев В. С. Лекции по истории

 фи­лософии за 1880—1881 гг. //

 Вопросы философии. 1989. № 6. С. 76

Итак, существенная особенность философского умозрения сос­тоит в стремлении к безусловной достоверности, испытанной свободным и последовательным (до конца идущим) мышлением. Частные науки, как издавна замечено философами, довольствуют­ся достоверностью относительною, принимая без проверки те или другие предположения. Никакой физик не побуждается своими занятиями ставить и решать вопрос о подлинной сущности вещест­ва и о достоверности пространства, движения, внешнего мира во­обще, в смысле бытия реального; он предполагает эту достоверность в силу общего мнения, которого частные ошибки он поправляет, не подвергая его, однако, генеральной ревизии. Точно так же историк самого критического направления, исследуя достоверность событий во временной жизни человечества, безотчетно принимает при этом ходячее понятие о времени как некой реальной среде, в которой возникают и исчезают исторические явления. Я не го­ворю о множестве других предположений, допускаемых без про­верки всеми специальными науками.

Отличительный характер философии с этой стороны ясен и бесспорен. Частные науки в своем искании достоверной истины основываются на известных данных, принимаемых на веру как непреложные пределы, не допускающие дальнейшего умственного испытания (так, например, пространство для геометрии). Поэтому достоверность, достигаемая частными науками, непременно есть лишь условная, относительная и ограниченная. Философия, как дело свободной мысли, по существу своему не может связать себя такими пределами и стремится изначала к достоверности безусловной, или абсолютной. В этом она сходится с религией, которая также дорожит безусловною достоверностью утверждаемой ею истины; но религия полагает эту безусловность не в форму мышления, а в содержание веры. Религиозная вера в собственной своей стихии не заинтересована умственною проверкой своего со­держания: она его утверждает с абсолютной уверенностью, как свыше данную, или открытую, истину. Философский ум не станет заранее отрицать этого откровения — это было бы предубежде­нием, несвойственным и недостойным здравой философии; но вместе с тем, если он даже находит предварительные основания в пользу религиозной истины, он не может, не отказываясь от себя, отказаться от своего права подвергнуть эти основания свободной проверке, отдать себе и другим ясный и последовательный отчет в том, почему он принимает эту истину. Это его право имеет не субъективное только, но объективное значение, так как оно почер­пает свою главную силу из одного очень простого, но удивитель­ным образом забываемого обстоятельства, именно из того, что не одна, а несколько религий утверждают безусловную достоверность своей истины, требуя выбора в свою пользу и тем самым волей-неволей подвергая свои притязания исследованию свободной мысли, так как иначе выбор был бы делом слепого произвола, желать которого от других — недостойно, а требовать — бес­смысленно. Оставаясь в пределах разума и справедливости, самый ревностный представитель какой-либо положительной религии может желать от философа только одного: чтобы свободным исследованием истины он пришел к полному внутреннему со­гласию своих убеждений с догматами данного откровения — ис­ход, который был бы одинаково удовлетворителен для обеих сторон.

 Соловьев В. С. Теоретическая фило­софия //

 Сочинении. В 2 т. М., 1988. Т. 1. С. 762—764