6

6

Можно ли на основании исследований онтогенетической динамики нейрофизиологических процессов, биоэлектрической  активности головного мозга, термодинамики мозга делать выводы о динамических процессах, свойственных высшей психической деятельности?

С моей точки зрения, если мы не хотим опять «заболеть» психофизиологическим параллелизмом, мы просто обязаны это делать.

Над  данной проблемой в последние годы плодотворно работает группа исследователей под руководством В. М. Русалова.  Одной  из своих главных целей В. М. Русалов видит построение специальной теории индивидуальности  человека. Ее основной целью он видит «выяснение закономерностей  порождения,  становления и развития тех классов или типов индивидуально–психологических различий, которые формируются в результате действия индивидуально–устойчивых биологических факторов в жизнедеятельности человека» (108).

Под индивидуальностью человека  Русалов  понимает  «систему многомерных  и многоуровневых связей, охватывающих все совокупности условий и устойчивых  факторов  индивидуального  развития человека». Такой  подход  позволяет рассматривать индивидуальность человека как частный случай саморазвивающейся и саморегулируемой системы, состоящей из иерархического ряда свойств всех ступеней развития материи – от физических, биохимических, физиологических и т.д. до социально–групповых и общественно–исторических.

В свое время известный российский психолог Мерлин ввел термин «интегральная индивидуальность», соединяя  в  нем все  природные и социальные свойства человека  (87).  «Согласно  такому подходу, – пишет  Русалов,  – индивидуальность человека – это особая форма бытия отдельного человека, в рамках которой он живет и действует как автономная, уникальная и неповторимая  биосоциальная  система, сохраняя целостность и тождественность самому себе, в условиях непрерывных внутренних и внешних  изменений» (108).

Опираясь на концепцию интегральной индивидуальности, дифференциальная  психофизиология, как специальное научное направление, пытается решить вопрос: как происходит взаимопроникновение и взаимообуславливание биологических и социальных свойств в человеке?  Ее интересы лежат в области пересечения двух окружностей: индивидуальные вариации психики и индивидуальные  вариации биологической организации человека.

Однако  сам  термин «дифференциальная психология» указывает на то, что предметом этого очень важного  направления  являются не столько динамические, онтогенетические взаимосвязи между индивидуальными и личностными аспектами бытия  человека,  сколько «вскрытие  объективных биологических оснований психологического уровня индивидуальности человека».

Дифференциальная психология имеет специфический предмет и в первую очередь выясняет закономерности порождения,  становления и развития тех классов или типов индивидуально–психологических различий, которые возникают и формируются в результате  влияния устойчивых биологических факторов человека.

По своей сути дифференциальная  психология  более  обращает внимание на феноменологические, а не динамические аспекты взаимосвязей  между  индивидуальным и личностным уровнем бытия. Для понимания того, каким образом происходит трансформация биологического феномена в психологический, постулируется необходимость создания дифференциально–психологической, или специальной, теории индивидуальности человека.

Одна из главных ошибок специальной теории  индивидуальности заключается в том, как она понимает  формально–динамические и содержательные  аспекты  в  индивидуальной  психике   человека. Постулируя   наличие   особых,  формально–динамических  черт  и свойств  в  психике  человека,  Русалов только их связывает с биологическими  свойствами  человека,  а  содержательный аспект (предметно–смысловые  психологические   структуры   –   знания, мотивы,  цели и т.д.) практически отрывает от биологической основы индивида. «Только формально–динамические  характеристики могут  быть  предметом  прямого  сопоставления с биологическими свойствами и характеристиками человека. Попытки обнаружить корреляции между биологическими свойствами и  содержательными  характеристиками  личности, интеллекта или характера, которые нередко предпринимаются в ряде зарубежных исследований,  –  пишет Русалов,  – представляются в этой связи совершенно беспочвенными» (108).

Что представляется совершенно беспочвенным, так это как раз вышеприведенное заявление. Чтобы понять насколько тесные корреляции существуют между биологическими свойствами и содержательными характеристиками личности достаточно  провести  простейшее коррелятивное  исследование по обусловленности такой несомненно содержательной характеристики личности как вера  от такого же несомненного  динамического биологического фактора как возраст.

Ведь самое интересное, как сказал бы  булгаковский  Воланд,  не то,  что  человек религиозен, а то, что он внезапно религиозен. Блаженный Августин в своей «Исповеди» чрезвычайно  удивляется, что  лишь  после тридцати лет он научился мыслить о духовном. В этой содержательной метаморфозе психической деятельности с  позиций онтогенетической персонологии нет ничего удивительного.

К  сожалению, в отрицании возможности установить какие–либо корреляции между биологической и, в частности,  нейрофизиологической деятельностью головного мозга и содержательными характеристиками  личности,  Русалов недалеко ушел от известной «дубининской» психологии, когда генетик  Н. П. Дубинин  пытался  доказать, что генетические факторы не имеют какого–либо отношения к формированию личности и «громил» за противоположные взгляды того же Эфроимсона. «Сколько бы мы не изучали строение мозга человека и процессы, идущие в нейронах, – заявлял Дубинин, –  мы, даже  получив  важнейшие  данные по нейрофизиологии, не поймем, что такое мысль» (48). Когда-нибудь поймем.  Но  станем  ли  мы счастливее от этого понимания?

Исследования Русалова в целом не только не  отрицают,  но  и подтверждают возможность установления коррелятивных связей между биологическими формально–динамическими аспектами индивида и личностными динамическими и содержательными характеристиками.

В  подтверждение вышесказанного можно указать на исследования голландских ученых де Ланге, Ван–Левена и П. Верри,  которые установили четкие корреляции между психологическими и электроэнцефалографическими явлениями. Они сопоставляли данные  электроэнцефалограмм с независимо проводимыми тестами Роршаха, Бурдона, Крепеллина, на основании которых делались заключения о работоспособности, реакциях личности на напряжение, различные ситуации  и  отношения, установках и эмоционально–волевых свойствах личности. Оказалось, что можно сопоставлять типологические варианты электроэнцефалограмм и психологических тестов.

Ряд данных, указывающих на  индивидуально–типичный  и  стабильный характер ЭЭГ давно заинтересовал многих  исследователей и побудил их попытаться связать ее параметры с особенностями психологической сферы индивида. За рубежом это традиционно два направления: ЭЭГ и интеллект, ЭЭГ и личность (темперамент).

Мы уже говорили о том, что исследование альфа–спектра биоэлектрической активности позволило установить тесную связь его с интеллектуальной деятельностью. Уже сегодня мы имеем результаты исследований, которые позволяют устанавливать определенные корреляции между нейрофизиологическими и психологическими стратами.

У детей дошкольного и школьного возраста выраженность ориентировочной  реакции  положительно коррелирует  с  интеллектом (H. D. Kimmel,  1981),  оперантной   обучаемостью   (J. R. Cousins, 1976),  способностью к сосредоточению внимания (K. I. van Hover, 1974). Более того, ориентировочная  реакция  у  3–летних  детей значимо коррелирует с IQ в возрасте 9 лет (215). Эти лонгитудинальные исследования, которые показали, что величина ориентировочной реакции в возрасте 3-х лет связана с  умственными  способностями в 9–летнем возрасте, считаются первым в психофизиологии случаем успешного прогноза развития психологической  переменной по уровню физиологической переменной в более раннем возрасте.

У взрослых индивидуальные особенности ориентировочной реакции  связаны  с  характеристиками  обучаемости,  способностью к обобщению (I. Maltzman, 1971), когнитивными стилями (H. S. Goldstein  et al., 1970; K. Dronsejko, 1972), особенностями темперамента  (R. S. Neary,  Z. Zuckerman,   1976;   R. M. Stelmack, l. Plouffe, 1983) и личности (J. R. McCanne, F. J. Lotsof, 1980).

В исследованиях, проведенных под руководством Э. А. Голубевой была показана зависимость  между  успешностью  различных  видов учебной деятельности и биоэлектрическими характеристиками свойств нервной системы (36).

Свойства нервной системы характеризуются определенными биоэлектрическими проявлениями и, согласно взглядам многих исследователей, существенно детерминируют  особенности  психической организации более высокого порядка, в частности, такие как сензитивность, саморегуляция, психическая активность.

Значительную наследуемость обнаруживают фоновые ЭЭГ–показатели, характеризующие  устойчивую особенность функционирования нервной системы – индивидуальный уровень активации или «свойство активированости». Данные группы исследователей, под руководством Равич–Щербо, позволяют предположить существование генетически  обусловленных индивидуальных различий в функционировании эволюционно–древней активационной мозговой системы  (восходящей ретикулярной  формации).  Указанные наследственные различия могут, вероятно, проявляться и на  уровне  формально–динамических характеристик поведения, то есть, лежать в основе психической активности личности (104).

Несколько  лет назад К. К. Монаховым (88, 89) была предложена концепция функциональной стратификации и  соответствующий  системно–структурный  анализ  в  качестве  методического подхода к изучению соотношения психических и нейрофизиологических феноменов. Были сформулированы три основных тезиса: 1) клинико–нейрофизиологический метод как синтез двух различных методов; 2) использование положений общей теории систем для регистрации, анализа и интерпретации получаемых данных; 3)  концепция  функциональной стратификации как основа организации исследования.

Аналогично понятию синдрома в клинике он ввел  понятие нейрофункциональной системы (или ЭЭГ–синдрома),  которую определял как  «закономерную  и устойчивую в определенном отрезке времени целостную структуру нейрофизиологических процессов, сопровождающуюся специфическими психическими и поведенческими проявлениями».

Все процессы мозга могут быть рассмотрены с этой точки зрения в некоторой системной иерархической  последовательности.  В основе  этой иерархии лежат процессы молекулярного уровня, биохимические и биофизические, на вершине ее – процессы  психической деятельности. Между ними находятся нейрофизиологические процессы, которые тестируются электроэнцефалографическим способом, затем – процессы, которые входят в понятие высшей  нервной деятельности  и  которые,  с одной стороны, рассматриваются как физиологические, а с другой стороны, в наиболее  сложных  своих проявлениях рассматриваются как процессы, принадлежащие к уровню психических процессов.

Ниже изображена иерархическая система уровней  –  гипотетическое представление о функционально стратифицированной организации уровней мозговой деятельности.   

1. Психическая деятельность

2. Высшая нервная деятельность

3. Нейрофизиологический уровень

4. Уровень биофизических и биохимических процессов

Процессы каждого уровня распределяются в виде ранжированных по степени сложности страт. Понятием страта Монахов  объединяет процессы одинаковой или близкой структурно–функциональной организации.

В  основу подобной стратификации, так же как и в основу иерархии уровней, положен принцип, согласно, которому интерпретация феноменов определенной страты может быть дана в терминах  и понятиях  нижележащей страты. В свою очередь феномены этой нижележащей страты могут быть интерпретированы с точки зрения закономерностей еще более элементарной страты.

Эта схема уникально подходит для объяснения и понимания онтогенетической  модели  личности, к рассмотрению которой мы перейдем в последующих главах. Если с биофизической,  биохимической,  нейрофизиологической точки зрения удастся доказать, что в ходе онтогенеза происходит постепенное замедление процессов на 3–м и 4–м уровне, то трудно станет отрицать, что вторично обязательно должно следовать замедление и ослабление высшей  нервной и психической деятельности на 2 и 1 уровне. Не только индивидуальное, но и личностное развитие неминуемо должно заканчиваться после достижения биологической зрелости.  Этот  факт  не отрицает  возможности  трансформации отдельных подструктур личности после созревания организма, и в  том  числе  эволюционных трансформаций, но никогда не надо забывать, что все эти  эволюционные изменения протекают на базе глубинной, тотальной, необратимой инволюции на уровне биофизических и биохимических, нейрофизиологических, высших нервных и психических процессов.

Более  того,  нам  станет  более понятен глубинный механизм

кризиса аутентичности, ибо если пытаться  ускорять  движение  на 1–м уровне, не учитывая динамику нейрофизиологических, биофизических  и  биохимических  процессов,  то это приведет к разрыву между стратами, к потере под ногами почвы –  кризису  аутентичности, и как следствие, возникновению мощного напряжения в системе,  которое  неминуемо приведет к нарушению нормального личностного функционирования.