2

2

К сожалению, печальные явления можно наблюдать в  настоящее время в отечественной психологии. В то время, как душа (psyche) – первоначальный предмет  психологии,  казалось  бы,  благодаря трудам стольких исследователей была более или менее водворена в материальный  субстрат  головного  мозга (не всеми и не сразу), личность  (personality) и сознание (conscience) – то, с чем непосредственно приходиться работать психиатрам  и  психотерапевтам, настойчиво продолжают изгоняться за пределы анатомо–физиологических границ головного мозга. Личность и сознание провозглашаются независимыми от анатомического субстрата и физиологии головного мозга. Экстракраниальность сознания вообще уже утверждается как тривиальность. И уж тем более не признается  подчиненность  личностной динамики, личностных трансформаций, трансформаций сознания индивидуальным, то есть организмическим онтогенетическим процессам.

Все теории, постулирующие неограниченные  возможности  личностного  развития,  непрерывный  личностный рост на протяжении всего онтогенеза, а иногда и после его окончания, я бы  назвал теориями дурного бесконечного развития личности.

Для формирования теорий дурного бесконечного развития  личности  немало сделали, как это ни странно, и многие весьма уважаемые физиологи. Мы уже упоминали Павлова. Однако и  современные физиологи склонны рассматривать центральную нервную систему как  одну  из  самых  долгоживущих  функциональных систем. Так, А. В. Нагорный  утверждает, «что из всех систем целостного животного организма (при отсутствии конечно, патологических явлений) наиболее устойчивой, наиболее интенсивно функционирующей и наиболее долго живущей является система полушарий большого  мозга. В литературе имеется достаточно примеров даже расцвета духовной деятельности  во  вторую  половину  жизни... Полушария большого мозга и особенно кора – филогенетически весьма недавнее  приобретение  животного  мира, но приобретение, качественно отличное от всех остальных частей центральной нервной системы. Кора  является носителем совершенно особых функций. Она отражает в себе всю  совокупность изменений внутренней и внешней среды, она является носителем тончайших механизмов уравновешиваний,  гармонизации  функций  организма  в  непрестанно изменяющихся условиях среды. Деятельность мозговой коры – это постоянная перестройка, переделка самой себя».  Это пишет физиолог. Кора – наиболее устойчивая часть из всех систем организма?! Это кора, которая погибает через 5 минут после прекращения  поступления  кислорода, кора,  клеточные элементы которой практически не подлежат регенерации?

Или вот сентенция из «Биологии старения (Руководство по  физиологии)»: «Цель и биологический смысл индивидуального развития у животных заключается в достижении половозрелого периода и в осуществлении им видовой миссии, т.е. детородной функции. Эта цель,  естественно,  сохранилась и у человека. Однако, наряду с ней у человека возникла еще и  другая,  биолого–социальная,  но специфическая для него видовая миссия – творческая трудовая деятельность. Она продолжается и после завершения детородного периода.  Указываемая  творческая трудовая деятельность и явилась тем дополнительным негэнтропийным фактором, который в системе класса млекопитающих именно у человека обусловил наиболее высокую  продолжительность жизни» (23).

Не отстают от отечественных ученых и зарубежные:  «Правильное понимание истоков человеческой «природы» и разнообразия людей  зиждется, таким образом, на понимании двух фундаментальных черт организма: во–первых, каждый организм  является  субъектом постоянного  развития  на протяжении всей его жизни; во–вторых, развивающийся организм в каждый момент времени  находится   под совместным  влиянием взаимодействующих генов и среды» (181).

О гуманистической психологии речь особая. Вся ее суть  сводиться  к тотальному отрицанию биологических факторов, детерминирующих личностный онтогенез.

Одной из наиболее типичных и известных теорий дурного  бесконечного развития личности является теория Гордона В. Олпорта. Отрицая  биологическую обусловленность онтогенетического развития личности и выводя феномен развития личности и ее функционирования за рамки основных законов, которым подчиняются все живые системы, он неоднократно подчеркивал во всех своих работах, что  основной характеристикой и естественным способом существования личности является непрерывное становление,  беспредельные возможности  развития и активное отношение к миру. При этом Олпорт допускал очень типичную ошибку. При построении своей  теории  он  использовал  метод изучения и обобщения личностных качеств выдающихся творческих, прогрессивных представителей человечества «людей в своем непрерывном  развитии  вырывающихся  за пределы  своего  общества,  времени,  эпохи» (11). Описывая их свойства: «сопротивление равновесию: напряжение скорее  поддерживается, нежели устраняется» (133), он приводит различные примеры, в том числе Рауля Амундсена с его непрерывным преодолением  огромных  трудностей,  навстречу которым стремился полярный исследователь и делает на основании этого совершенно безосновательный вывод, что непрерывное становление – основная форма существования личности и личность – это скорее процесс,  чем  законченный продукт.

Чтобы  существовать как личность, подчеркивал Олпорт, человек должен творчески относиться к миру и развивать свой  собственный  взгляд  на него, ставить перед собой новые задачи и решать их новыми способами.

Рассматривая личность как открытую, постоянно развивающуюся систему, Олпорт стремился исследовать истоки, основные  условия и  главные линии развития личности в онтогенезе. Решая проблему развития мотивов, он выдвинул концепцию «функциональной автономии мотивов» (131). Мотивы взрослого человека следует  рассматривать,  пишет Олпорт, «как бесконечно разнообразные и самоподдерживающиеся (selfsustaining) современные системы, вырастающие из предшествующих систем, но функционально независимые от  них» (132).

Такой довольно незамысловатый ход нужен Олпорту, чтобы оторвать  мотивационные  силы  Эго  от  либидозной энергии Ид и обеспечить Эго собственной энергией. Таким образом достигается отрыв личности от ее биологических, организмических корней и утверждается качественная несводимость личностного и  индивидуального онтогенеза. Прозрачно, как слеза. История дуализма насчитывает тысячелетия. И вечный стон  о  возможности  каких–либо «особых»,  не подчиняющихся биологическим законам, путях развития личности всегда раздается там, где личность, в который  раз подчиняясь этим законам, начинает инволюционировать.

Однако, как это часто бывает в науке, Олпорт в своих исследованиях, исходя  из совершенно иных теоретических посылок, довольно точно описал реально существующий феномен деления  людей на  две категории, которые он обозначил как «активные» и «реактивные», а мы будем называть «креативные» и «примитивные».

Активные люди, как замечает Олпорт, стойко переносят неудачи, крушение планов, осознают свои недостатки, слабости и  стараются  их  преодолеть,  а реактивные  – действуют под влиянием внешних обстоятельств, склонны к постоянным жалобам,  придирчивы,  ревнивы. Он считал, что именно для реактивных личностей характерны выявленные Фрейдом разнообразные механизмы защиты Я. Неучитывание онтогенетических механизмов личностного бытия выразилось в данном случае в том, что он считал важнейшей  психологической  проблемой  превращение  всех реактивных личностей в активные,  что,  во–первых, невозможно, а во–вторых – не нужно. Он не обратил внимания, что активность и реактивность – это две тенденции одной и той же личности на разных этапах  онтогенеза. При этом реактивность – это нормальная характеристика примитивной личности, а активность – нормальная характеристика ребенка, подростка  и  креативной личности. Мечтать о трансформации всех примитивных личностей в креативные – не более, чем утопия.

Не даром за Олпорта так ухватилась и всей душой  полюбила в свое время советская психология. Теория Олпорта при минимальных усилиях по ее изнасилованию позволяла родить массу  социалистически  полезных тезисов, например, что именно капиталистический способ производства и капиталистический образ жизни  подавляет  в большинстве людей творческую активность, которая так наглядно проявляется в творческих личностях, а «в условиях  общественной  формации,  приходящей  на  смену капиталистическому способу производства, становится достоянием всех людей» (11).

Вслед за локомотивом активности Олпорта можно было смело провозить полные вагоны злопыхательских лозунгов о «господстве капиталистического способа производства с неизбежной безработицей, нищетой, с невозможностью получить образование, найти свое призвание».

Советским психологам идея бесконечного развития личности была так же присуща, как вера в Бога верующим людям.  «Развитие –  основной способ существования личности на всех этапах ее индивидуального пути» (12). «Структура личности должна отвечать идее развития» (49).

К. А. Абульханова–Славская на базе идей гуманистической психологии ввела в психологию развития даже принцип жизнедеятельности, отражая в нем активную роль человека в собственной судьбе, ну и, конечно, тут же появляются два полюса – жизнь, подчиненная обстоятельствам, шаблонное выполнение социальных  ролей, а  на другом полюсе – жизнетворчество, с самовыражением, трудом и познанием и т.д. и т.п.

Идея развития личности как навязчивость, как бред преследует практически всех представителей гуманистической  психологии. «Развитие личности достигается только упорным кропотливым трудом, сосредоточенностью, умением взять себя в руки, сконцентрировать свое внимание, – пишет Фромм, – У человека  всегда  есть две  реальные возможности: либо остановиться в своем развитии и превратиться в порочное  существо,  либо  полностью  развернуть свои  способности и превратиться в творца» (156). Чем–то подобным уже занимался в свое время  Барон  Мюнхгаузен,  увязнув  со своей лошадью в болоте.

Однако не будем излишне строгими. Существуют и вполне трезвые точки зрения. «Для всех животных, включая и антропоидов, – пишет Н. А. Тих, – содержанием индивидуального развития является воспроизведение вида. В пределах своих границ – от рождения до смерти – индивид осуществляет более или менее важные функции, но главной из них является функция воспроизведения себе подобных. Все остальные функции представляют собой лишь средства или условия, обеспечивающие выполнение этой функции» (116).

Как тут не вспомнить Шопенгауэра с его «однажды познанной истиной». Писал ведь он, что «только род – вот чем дорожит природа  и о сохранении чего она печется со всей серьезностью. Индивид же не имеет для нее никакой ценности и не может ее иметь...  Он не только подвержен гибели от тысячи случайностей, но уже изначально обречен на нее и самой  природой  влечется  к ней с того момента, как послужит сохранению рода» (209). Желает ли  кто–то  прислушаться к его словам. «Шопенгауэр – представитель пессимистической философии», «Шопенгауэр – мизантроп» – вот что по заслугам получил этот великий мыслитель от благодарного человечества.

Человек после 30 лет, бессознательно чувствуя  свою  ненужность и исчерпанность, постепенно впадает в тоску и единственным  его утешением является мысль, что может быть, если он  не нужен природе, он нужен богу? «Как могу я заслужить его любовь? Может быть, я должен отказаться ради него  не  только  от знаний,  но  и от природы?» – спрашивает себя инволюционирующая личность. Именно поэтому в любой религии  последних тысячелетий так  много  ненависти к природной сущности человека. В какой–то степени все это связано именно с увеличением продолжительности жизни человека. Когда продолжительность жизни составляла  25–30 лет, человек умирал в расцвете, он любил жизнь, и религии его были земными. Самым дорогим для человека была жизнь и  ее,  как самое ценное, он жертвовал своим богам. В религиях последних тысячелетий самое дорогое для человека – смерть. Какая  религия может быть более показательной в этом отношении, нежели христианство. В христианстве ненавидится все, что связано с телом, полом, размножением, продолжением жизни. Не случайно монахиням  совершают  постриг – ведь волосы – это символ жизни, то, что растет быстрее всего. Все эти «покаянные хоры девственниц», святые мощи... В конце концов, какое удовольствие носить  на  шее  две тысячи лет тому назад умершего мужчину?

Как нужно относиться к жене, чтобы писать, что  «совокупление есть вульгаризация брака». Это Лосев. Бедная Тахо–Годи. Жалкая монашка, которой так восхищается Лосев, ему дороже: «милое,  родное, вечное в этом исхудалом и тонком теле, в этих сухих и несмелых  косточках,.. близкое, светлое, чистое, родное–родное,  простое,  глубокое, ясное, вселенское, умное, подвижническое, благоуханное, наивное, материнское – в этой впалой груди, в усталых глазах, в слабом и хрупком теле,  в  черном  и длинном  одеянии, которое уже одно, само по себе, вливает в оглушенную и оцепеневшую душу умиление и утешение...» (84). Материнское – во впалой груди и исхудалом теле? Какой ужас. Прости меня, Господи.