5

5

В России послеоктябрского периода исследованиям креативности  уделялось  сравнительно  мало  внимания. И этому было много причин, к сожалению, преимущественно идеологического характера.

Лосев в «Диалектике мифа» хорошо сказал об отношении социалистического  (общественного)  государства  с  коммунистической идеологией  к  креативности  и гениальности: «Нельзя коммунисту любить искусство. Мифология обязывает. Раз искусство, значит  – гений.  Раз гений, значит – неравенство. Раз неравенство,  значит – эксплуатация... Будь я комиссаром народного просвещения, я немедленно возбудил бы вопрос о ликвидации всех  этих  театров, художественных и музыкальных академий, институтов, школ, курсов и  т.п.  Соединять искусство с пролетарской идеологией – значит развивать изолированную личность, ибо искусство только и  живет средствами изолированной личности. Искусство может быть допущено  только как вид производства, т.е. как производство чего–нибудь нужного и полезного... Феодализм и социализм  вполне  тождественны  в том отношении, что оба они не допускают свободного искусства, но подчиняют его потребностям жизни... Развитой пролетарский миф не содержит в себе искусства» (84).

Эта шутливая сентенция великого философа была прямо на  его глазах незамедлительно воплощена в жизнь, а сам он имел возможность осмыслить все ее нюансы, участвуя в строительстве  полезного и нужного Беломорканала.

«Тунеядец» Бродский, получая Нобелевскую премию за достижения в области литературы, спустя полвека говорил, по сути дела, то  же  самое.  Он, как и Лосев, сполна ощутил на себе истинное отношение пролетарского государства и к искусству и к науке.

«Если искусство чему–то и учит, – говорил  Бродский,  –  то именно  частности  человеческого существования. Будучи наиболее древней – и наиболее буквальной – формой частного  предпринимательства,  оно вольно или невольно поощряет в человеке его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности, –  превращая его  из общественного животного в личность. Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную – но  не  стихотворение, скажем, Райнера Мариа Рильке.» За то, что произведения искусства, литература,  стихотворение,  обращается  к  человеку тет–а–тет, вступая с ним в прямые, без  посредников,  отношения «и  недолюбливают  искусство вообще, литературу в особенности и поэзию в частности ревнители всеобщего блага, повелители  масс, глашатаи исторической необходимости. Ибо там, где прошло искусство,  где  прочитано  стихотворение, они обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия – равнодушие и разногласие, на месте решимости к действию – невнимательность  и  брезгливость. Иными  словами  в  нолики, которыми ревнители всеобщего блага и повелители масс норовят оперировать,  искусство вписывает «точку–точку–запятую с минусом», превращая каждый нолик в пусть  не всегда привлекательную, но человеческую рожицу» (29).

Там  где  речь  идет о гениальности, о креативности, всегда встает вопрос об одаренности. О том, что гениальность – качество  врожденное, писали еще Платон и Гете. В 1869 году Гальтон – основатель евгеники, опубликовал свою монографию  «Наследственный  гений» в которой попытался научно доказать мысль о генетической обусловленности гениальности. К подобным же выводам пришел  известный  психофизиолог Рибо. Кречмер считал, что одаренные, креативные личности являются результатом «соответствующего подбора  в небольшом кругу более или менее кастовых семейств, в профессиональных и сословных кругах... и очень редко  возникает при  случайной  наследственности «в браке без выбора – прямо из народа» (176). Известный английский психолог Сирил Берл на  основании своих наблюдений утверждал, что относительная роль наследственности  в интеллекте составляет 80 процентов, а окружающей  среды  – только 20 процентов. В конце 70–х годов появилась знаменитая статья Йенсена, в который автор утверждал, что  различия в интеллекте являются в основном врожденными. Мог ли быть такой подход приемлем для социалистической психологии?

Конечно,  нет.  Система строго блюла генетическую девственность. Малейшие поползновения тут же пресекались. Классик  отечественной  психологии  (Моцарт в психологии, как его называли) Выготский Л.С. в конце своей жизни потихоньку выдвинул  концепцию  зоны ближайшего развития, основываясь на опытах Мак–Карти, который показал, что дети 3–5 лет, занимающиеся какой–либо деятельностью под руководством взрослых, потом делали то же  самое самостоятельно  в возрасте 5–7 лет. Поэтому, по мнению Мак–Карти,  нельзя определить уровень развития ребенка только по тому, как он самостоятельно, без помощи взрослых, решает предложенные ему задачи. Так может быть  охарактеризован  лишь  уровень  его «актуального  развития». Но, кроме этого необходимо учитывать и другой, более важный показатель, определяющий  возможности  или зону ближайшего развития.

Выготский экспериментально доказал, что, несмотря на одинаковый  уровень  актуального  развития  у детей одного и того же возраста, зона ближайшего развития, то есть та граница сложности психической деятельности, которую достигают дети при  работе под руководством взрослого, существенно отличается у разных детей (23).

Товарищ Непомнящая Н. И. в журнале «Вопросы психологии» тут же забила тревогу: противопоставление зоны ближайшего  развития и уровня актуального развития «теоретически противоречиво: если зона  ближайшего развития определяется обучением, то она должна зависеть, следовательно, от уровня актуального развития  (который  был  создан предшествующим обучением), и тогда при одном и том же уровне актуального развития и одинаковых методах  обучения  мы  должны  иметь и одинаковые зоны ближайшего развития. В противном случае нужно будет признать,  что  развитие  (и  зона ближайшего  развития)  определяется  какими–то иными факторами, помимо  обучения»  (94). Развитие, определяемое какими–то иными факторами, помимо обучения – мыслимо ли?!

Труды  Эфроимсона не печатались, а процветала «дубининская» психология,  «лысенковщина»,  когда  из березы воспитывали ель, потому что «хвойняк» дороже.

Исследования не только индивидуальной обусловленности креативности,  но и базовые исследования индивидуальной обусловленности личности, несмотря на фундаментальные исследования  школы Бехтерева, Павлова, в России, можно сказать, только начаты: ра боты группы Голубевой, Русалова, Равич–Щербо тому пример.  Современная наука, как пишет известный отечественный биолог Фролькис, «еще далека от того, чтобы понять, почему один человек гениален,  а другой примитивен» (123). Только в последнее десятилетие психологи начали использовать тесты креативности,  разработанные тем же Полем Торренсом, в прикладных исследованиях.

Но, поскольку общую атмосферу в психологии сейчас  создает, как  я уже писал, гуманистическая психология со своими теориями дурного  бесконечного развития личности, использование креативных тестов в нашей стране не только повторяет многие ошибки западной психологии, но и приобретает чисто «наш» размах под  лозунгом «Даешь креативизацию всей страны!"

В этом отношении показательна только что вышедшая  монография  Грановской Р. М. и Крижанской Ю. С. «Творчество и преодоление стереотипов» (40).

Авторы с самого начала указывают на резкое «оскудение творческого начала» в народе и связывают это явление с историческими  процессами, происходящими в России за последние 70 лет. Болея душой за русский народ, авторы требуют «увеличить количество творчества «на душу населения». Для этих целей они предлагают использовать методы «специального обучения или  воспитания». Желание  благостное. Только авторы, похоже, забыли спросить население – желает ли оно увеличивать количество своего творчества, которое им собираются отпускать как мыло или спички в  старые добрые времена «на душу населения».

Грановская  и  Крижанская предъявляют неизвестно кому целый список своего недовольства существующим положением вещей.

«Мы все более и более недовольны обществом, в  котором  живем.» – заявляют они. – «Мы недовольны растущей унификацией нашей частной – семейной и  индивидуальной  –  жизни,  вынужденно одинаковой  одеждой, пищей, развлечениями, мыслями, стереотипами, явственной враждебностью общества к любой форме  оригинальности или просто отличности от общепринятого».

Что значит «недовольны»? Недовольны – неунифицируйтесь. Кто это  «мы»?  Вечно страдающая русская интеллигенция, осемененная мировой культурой, вечно чуть–чуть беременная  вселенскими  замыслами и с вечной слабостью родовой деятельности? Великий знаток русского народа и русской интеллигенции Н.А.Бердяев  хорошо сказал, что «в русской интеллигенции рационализм сознания сочетается с исключительной эмоциональностью и с слабостью самоценной умственной жизни» (21).

Как  можно  обвинять общество во враждебности к любой форме оригинальности – если само общество на том стоит, если само общество – суть единство. Общество, если оно  желает  стабильного существования,  вынуждено  всеми  силами  поощрять конформизм и унитаризм.

Авторы «недовольны всепроникающей массовой  культурой,  вытесняющей  культуру  подлинную,  несовместимой с какой бы то ни было духовностью и индивидуализмом в любых его проявлениях».

Стоит ли злобиться на массовую культуру, которая исходя  из определения – явление массовое и на массы рассчитано. Не нравится – выключите телевизор, радио,  прекратите  читать  газеты  – сходите в театр, почитайте Кафку, Музиля, Пруста, Джойса, Бродского,..  перечитайте  Пушкина, в конце концов, посмотрите Тарковского и Сокурова, Гринуэя и Бергмана, послушайте  Шнитке  и не отравляйте жизнь окружающим, не мешайте им смотреть Марианну и Санта–Барбару.

В Соединенных Штатах, между прочим, национальная святыня  – отнюдь  не Гарвард, а Музей футбольной славы, а «Менса» – ассоциация  людей  с  высоким  коэффициентом  интеллекта  –  чуть ли  не тайное  сообщество (213).  Извечное  желание русской интеллигенции (начиная от народников) «дотянуть» народ до  своего уровня  ничто иное как утопия, ничего общего с поведением креативной личности не имеющая. Какое дело креативной  личности  до общества,  которое ее окружает. Суть креативной личности – ярко выраженный индивидуализм и, если вы так ратуете за него – будьте индивидуалистами до конца: признайте право окружающих самостоятельно распоряжаться собственной судьбой. Не нужно всеобщей креативизации и нет смысла обвинять систему образования, «которая  порождает  конформистов и вдалбливает в головы стереотипы, формируя людей с «законченным»  во  всех  смыслах  образованием вместо того, чтобы воспитывать оригинальных мыслителей».

Уверенность, что все зависит от  воспитания  и  обучения  – следствие грубого отражательного понимания психической деятельности в каком–то примитивном локковском смысле. Можно подумать, что  все креативные личности поголовно обучались в специальных, закрытых от остального народа, учебных заведениях.  Нет  –  они учились  в обычных школах, обычными учителями и никакая система образования не может воспрепятствовать реализации потенций  человека,  если  они,  конечно,  имеются. Бродский окончил восемь классов обычной советской школы, после чего работал фрезеровщиком на Арсенале и санитаром в морге, и это ничуть  не  помешало ему стать Бродским.

Уже  не только психологи и педагоги подключаются к проблеме воспитания творческой личности, но и физиологи.

«При рождении каждый ребенок является потенциальным обладателем творческих способностей... Почему же, однако, лишь немногие  остаются обладателями творческих способностей, подавляющее большинство приобретает лишь исполнительские, а часть –  вообще никаких?» – пишет физиолог Аршавский, и предлагает использовать «принцип  доминанты»  в  организации  обучения, что якобы может способствовать развитию творческих способностей  у  школьников. Для этих целей учитель на каждом уроке формирует задачу–цель, а ученик должен самостоятельно оценить результат, который он должен  достигнуть,  и  учитель–консультант должен добиться, чтобы доминанта была разрешена. Затем во время перемен  ученики  осуществляют  «раскованную  двигательную активность», «пальпаторно оценивая вагус–фазу восстановления, т.е. частоту сердечных сокращений. Все это заканчивается «чувством глубокого удовлетворения», после чего «ученик начинает любить школу, и появляется  у него желание учиться... Приведенный принцип обучения и является основой сохранения и дальнейшего развития творческих способностей» (16).

Если  бы  все было так просто. Масса креативных тренинговых курсов была предложена за рубежом, чтобы обучить людей  генерировать  идеи.  Постоянно появляются оптимистические заявления о ценности этих курсов для развития креативности, но, как доказано, на деле они всего лишь улучшают способность выполнять только тот вид тестов, которые использовались  во  время  тренинга. Полученные навыки неприменимы в других ситуациях. Это и не удивительно.

Удивительно другое – начало разработки  данной  проблемы  в нашей стране. Если бы это не было так  смешно  –  это  было  бы грустно. Какой смысл заниматься развитием креативности у  детей в стране, из которой креативные личности удирают как  в  старом анекдоте  «хоть  тушкой, хоть чучелом"? Причем тысячами. Причем никто в большинстве случаев о их креативности не беспокоился  и никого  она (кроме Джорджа Сороса) не интересовала и не интересует.

Это  Соединенные  Штаты  в  начале и в конце Второй мировой войны в первую очередь вывезли весь интеллектуальный  потенциал Германии – сначала еврейский, затем немецкий. Когда нам понадобилось  создать  атомную  бомбу – где был ее будущий отец? Правильно – в тюрьме. Куда отправили создателя  водородной  бомбы, после  того  как он выполнил свою миссию  и стал позволять себе индивидуальные мысли и взгляды? Правильно – под присмотр психиатров и под домашний арест. Если вы считаете, что  в  настоящее время  в нашей стране что–либо изменилось, вспомните, что было, когда Сахаров вышел на трибуну съезда.

Это  Израиль  проводит ежегодно тестирование детей в Екатеринбурге, и лучших за государственный счет вместе с  родителями вывозит к себе. Эти страны могут позволить сказать о себе,  что им  не  хватает  творческих личностей. России лучше бы не позориться на этот счет.

Если наша страна и создаст  уникальный  метод  по  развитию креативности, правительства США и Израиля с  радостью  сократят свои  расходы  на  образование в глубокой уверенности на скорый приток свежих сил.

И не надо истерического надрыва при оценке реальной  ситуации, так свойственного всем гуманистическим психологам.

«Дела плохи, – пишет Виктор Франкл, – но они станут еще хуже, если мы не будем делать все, что в наших силах, чтобы улучшить их... Несмотря на нашу веру в человеческий потенциал человека, мы не должны закрывать глаза на то, что  человечные  люди являются  и, быть может, всегда будут оставаться, меньшинством. Но именно поэтому каждый из нас чувствует вызов  присоединиться к  этому  меньшинству»  (149)  «Я  убежден, что психолог должен внести свой вклад в понимание современного кризиса, причем  безотлагательно» – пишет по этому же поводу Эрик Фромм (157).

«Нам недостает инициативных,  духовно  свободных  людей  со свежими  подходами к актуальным проблемам. Мы остро нуждаемся в их творческих идеях, смелых проектах и новых  представлениях  о жизни.  Мы повсюду наталкиваемся на стереотипы: в мышлении, поведении, общественной жизни – и не умеем их преодолевать.  Если бы мы могли стать чуть более открытыми и раскованными, чуть менее  подверженными  стереотипам, чуть более непосредственными – насколько  меньше  было  бы  у нас проблем.» – вторят Франклу и Фромму российские психологи (40).

Насколько наше общество нуждается в духовно свободных людях надо спросить у тех философов, которых в 20–х годы отправили на корабле на Запад (и им еще повезло), или надо  спросить  у  тех тысяч  и тысяч креативных личностей, которые, к счастью, уже не здесь, где, как выясняется при чтении  литературы,  их  так  не хватает.  Российские  креаты, а их в России рождается ничуть не меньше, чем в любой другой стране, с успехом преподают и творят в университетах США, Англии, Израиля, Западной Европы. И  слава Богу.  «Угораздил же черт родится в России с умом и талантом» – сетовал в свое время А.С.Пушкин.

Ничего не изменилось. И не нужно  думать,  что  если  наука срочно  не скажет свое золотое слово – все кончится, все погибнет.  Ничего  подобного. Никому мы не нужны со своими знаниями. Ни две тысячи лет тому назад, ни сейчас, ни еще через две тысячи лет. Сократ для Мелитов всегда «попусту усердствует, испытуя то, что под землею, да и то, что в  небесах,  выдавая  ложь  за правду и других научая тому же».