5

5

Чтобы понять сущность примитивной  психотерапии,  мы должны опять  на  время вернуться в психологию, и в частности рассмотреть известную теорию каузальной атрибуции.

Каждому  человеку  свойственно в процессе жизнедеятельности так или иначе оценивать свое поведение и поведение  других  людей. Один из основных критериев оценки – это критерий причинной обусловленности. Большинство поведенческих актов любой нормальный человек может без особого труда классифицировать как  обусловленные  преимущественно  личностными или внеличностными особенностями.

Если я вложил деньги в МММ или Гермес или в другую компанию и  остался  с носом – кто виноват? Ведь не я же! Не я же дурак! Виноваты жулики–учредители, виновато государство и правительство, которые допустили деятельность этих проходимцев и не  посадили их своевременно в тюрьму, виноват, в конце концов,  сосед, который посоветовал вложить деньги в эти компании, виновата жена,  которая  слабо  отговаривала  выбрасывать  деньги на ветер вместо того, чтобы купить себе новое пальто. Все  это  типичный пример внеличностной атрибуции.

У окружающих – жены, соседа, всех тех, кто не вложил деньги и  не остался с носом, жалкие вопли пострадавшего, кроме законной радости, вызывают еще ничем неискоренимую уверенность, что именно вкладчик–то и является дураком и  сам  виноват  в  своих проблемах. Здесь мы наблюдаем пример личностной атрибуции.

И внеличностная и личностная атрибуция – это два полюса каузальной атрибуции – одной из наиболее авторитетных и  разработанных  теорий  и направлений в современной западной социальной психологии, без знания которой не представляет себе  практической деятельности ни один психотерапевт.

Каузальная атрибуция, как  отмечает  Г. М. Андреева,  это  не процесс  интерпретации  поведения  человека  со стороны научной психологии. Это процесс, совершаемый каждым  отдельным  человеком, группой в ходе повседневной жизни. Нельзя сказать, что это «плохо» – приписывать нечто другому человеку, а не стремиться к действительному познанию. Важно подчеркнуть, что это «так» происходит. Она пишет, что научной психологии необходимо принимать в  расчет этот реальный процесс, не оценивая его с точки зрения того,  «плохо»  это  или  «хорошо» (9). Следует добавить, что и психотерапии следует не только лучше понимать и учитывать  процессы  каузальной  атрибуции,  но и поменьше пытаться усилить в личности пациента так называемую  «объективную,  научную»  каузальную  атрибуцию.  Иногда намного полезнее прислушаться к тем способам примитивной,  наивной  каузальной  атрибуции,  которая свойственна  пациенту  и использовать ее в психотерапевтической работе.

Родоначальником  проблематики каузальной атрибуции, сложившейся в рамках когнитивистской ориентации, считается  Ф. Хайдер, впервые  сформулировавший саму идею каузальной атрибуции и давший систематическое описание различных схем причинных  объяснений (164).

Основная идея Хайдера заключалась в том, что в принципе существуют различные виды  атрибуции:  Хайдер  их  определял  как «личную»  и «безличную», т.е. как преобладающее стремление приписать причины каких–то событий действиям определенных  личностей или, напротив, действием обстоятельств. Более полное развитие  идея  Хайдера  получила  в исследованиях Келли, которому принадлежит наиболее систематическое изложение проблем каузальной атрибуции. Основная идея Келли заключается в  том,  что  не

только  существуют  различные  виды атрибуции, но и что каждому человеку присущи некоторые априорные каузальные представления и каузальные ожидания. И, таким образом, каждому человеку свойственно вписывать те или иные события происходящие с ним или  окружающими людьми в определенные каузальные рамки.

Келли  расширил схему Хайдера, включив в модель анализа вариаций каузальной атрибуции три элемента: субъект, объект и ситуацию. Соответственно этому приписывание причин может осуществляться по трем линиям: причины  могут  адресоваться  субъекту, объекту  и ситуации. Келли описывал каузальное пространство индивида в виде куба, каждое измерение которого обозначает  определенное направление приписываемых причин.

Дальнейшее развитие теории каузальной атрибуции  привело  к открытию атрибутивных закономерностей, вошедших в классику психологии  личности. В эксперименте Э. Джонса и Р. Нисбета было показано, что участник событий, как правило, приписывает  причину обстоятельствам  (как  в  примере с вкладчиком), в то время как наблюдатель – личности деятеля (168).

Кроме ошибок, возникающих из–за различной позиции воспринимающего человека, был установлен еще целый ряд  достаточно  типичных ошибок атрибуции. Келли суммировал их следующим образом: 1  класс – мотивационные ошибки каузальной атрибуции – включает в себя различного вида защиты: пристрастия,  асимметрия   позитивных и негативных результатов (успех – себе, неуспех – обстоятельствам и т.д.); 2 класс – фундаментальные ошибки – включает в  себя переоценку личностных факторов и  недооценку ситуационных.

При  этом  большое  значение  придается изучению конкретных следствий различных типов  причинного  объяснения  и  выявлению возможностей использования в практической сфере опосредованности  восприятия и поведения каузальной атрибуцией. Большое внимание уделяется изучению стиля каузальной атрибуции –  предрасположенности к определенному типу причинной интерпретации событий, что рассматривается как устойчивая личностная характеристика, образующая одну из центральных структур личности, определяющая  общий тип восприятия событий и поведения по отношению к ним. Оценивается эта характеристика с помощью вопросника Атрибутивного Стиля (ASQ). Этот инструмент считается достаточно надежным и валидным, позволяющим предсказывать восприятие и поведение личности в различных ситуациях.

Кроме этого достаточно широко используются методики, позволяющие  оценить сформированный у человека уровень субьективного контроля над  разнообрзными  жизненными  ситуациями,  например, шкала локус–контроля. Возможны два полярных типа локуса контроля: экстернальный и интернальный.

Основной линией использования опосредующей функции каузальной  атрибуции в практике психологического воздействия является выработка у человека тенденции к объяснению своих успехов внутренними и стабильными факторами, неудач – внешними и нестабильными факторами. Считается, что такой тип атрибуции во всех случаях повышает самооценку и уровень мотивации. Механизм  мотивационных  следствий атрибутивной асимметрии обычно трактуется на основе категории «ожидания успеха». Объяснение человеком происходящих с ним событий внешними и нестабильными факторами  означает  восприятие этих событий как независимых от него и маловероятных в будущем. Объяснение позитивных событий внутренними  и стабильными  факторами  равносильно  представлению о личностной детерминации успехов и их воспроизводимости в будущем. В  обоих случаях «ожидание успеха « повышается.

В  настоящее  время  наблюдается интенсификация попыток использовать мотивационные следствия атрибуции в целях  улучшения  стабилизации психологического состояния личности. С моей точки  зрения этот процесс невозможен без понимания онтогенетической обусловленности стиля каузальной атрибуции  и  динамических законов его трансформации.

Существует  классический  закон каузальной атрибуции: человек всегда имеет склонность усиливать вектор личностной атрибуции при описании поведения других людей и усиливать  ситуационный вектор при описании своего поведения. Подобная изначальная настроенность, избирательность, предвзятость называется в мотивационной психологии предиспозицией, а в данном конкретном случае личностным стилем атрибуции.

Однако  очевидно, что личностный стиль атрибуции не является  неким  устойчивым  феноменом в онтогенетическом плане в том смысле,  что  люди изначально не делятся на две или более групп по личностному стилю атрибуции, как они, например,  делятся  по полу, темпераменту или конституции. Вектор каузальной атрибуции представляет  собой  динамичную, а не статичную предиспозицию и меняется в процессе онтогенеза.

Это изменение носит достаточно типичный характер и мне  хотелось бы ввести одно существенное дополнение, которое помогает понять  механизм каузальной атрибуции и способствует более правильному использованию ее законов в процессе стабилизации  психологического состояния личности при проведении психотерапевтических мероприятий.

Из практики психотерапевтической работы  я заметил, что чем выше потенциал развития личности, тем более сильная тенденция к личностной  атрибуции  проявляется в поведении индивида и наоборот, чем меньше потенциал развития личности, тем  большая  тенденция к ситуационной атрибуции проявляется в его поведении. При этом стиль личностной атрибуции в процессе индивидуального развития личности все более и более сдвигается от личностного к внеличностному полюсу.

Интуитивно мы всегда используем этот процесс в практической жизни. Например, это легко заметить в процессе  воспитания  ребенка,  когда  мы  делаем резкий крен в сторону личностной каузальной  атрибуции,  заведомо  «перегибая палку» и не боясь при этом срыва функционирования психики  ребенка,  ибо  чем  больше энергии содержит живая система, тем больший груз ответственности  она  может  «взвалить» на свои плечи. Никому из взрослых не придет в голову подчеркивать ребенку, что в тех или  иных  естественных  его  промахах  или ошибках виноват не он, а обстоятельства. Представьте себе, что ваш ребенок, балуясь, опрокинул чашку с кофе на ваши брюки, и вы объясните это  тем,  что  юный возраст определяет его гиперактивность, а незрелость тонкой моторики определяет его неловкость. Наверное, нет. Вы укажете ему на его неловкость, вы пристыдите его, может быть даже  накажете –  ведь  так? Теперь представьте себе что тоже самое происходит за столом, только чашку с кофе вам на брюки проливает ваша старенькая мама или отец. Скорее всего вам даже в голову не  придет упрекнуть их в личной неловкости, вы всеми силами постараетесь сгладить ситуацию, подчеркивая, что у чашки скользкая ручка,  что  она слишком горячая, что это бывает с каждым и т.д. В одной и той же ситуации мы совершенно по разному  реагируем  на одно и тоже поведение.

В  данном  случае я вижу несомненное присутствие психотерапевтическом момента. Мы не боимся указать на личностную атрибуцию ребенку, но мы постараемся избегнуть этого в случае с пожилым человеком. Если мы утешаем  взрослого  человека,  мы  будем стараться апеллировать к ситуационной атрибуции.

Этот  момент не рассматривает теория каузальной атрибуции, но это важно учитывать в психотерапии. Если мы работаем с человеком в стадии завершения личностного роста, следует склоняться в сторону переноса каузальной атрибуции с личностной на  ситуационную (я  называю это каузальным трансфером), иначе это может привести не к улучшению, а к ухудшению состояния пациента. Усиливать личностную каузальную атрибуцию мы имеем право только  в том случае, если уверены в достаточном энергетическом потенциале личности, что чаще всего следует ожидать у детей, подростков и креативных личностей.

Чтобы  понять, к каким тяжелым последствиям может приводить акцент на личностной каузальной атрибуции, мне бы хотелось привести пример из собственной практики. У меня сохранились  записи, сделанные по моей просьбе одной пациенткой,  которая  лечилась у меня по другой причине, но, в том числе, она мне рассказала,  что во время первых родов врачи недостаточно хорошо объяснили ей, как правильно дышать, и ребенок  совершил  несколько поступательных  движений туда–сюда в родовых путях, получив при этом родовую травму.

«Роды  были  легкими,  если не считать досадной оплошности: минут 5 мне не удавалось правильно сделать выдох  при  потугах. За  это время ребенок в родовых путях двигался взад–вперед резкими скачками. Когда я поняла как это нужно делать, все  быстро закончилось, и я стала мамой маленькой девочки.

Первые  два  месяца  прошли  незаметно, девочка развивалась нормально. Затем она стала беспокойной, плохо прибавляла в  весе, мало спала, в 7 месяцев стояла на кровати на носочках. Невропатолог поставил диагноз: родовая травма, энцефалопатия. Врачи  не  делали никаких прогнозов, нужно было лечиться, а к году будет ясно, что из этого выйдет.

Физическая усталость, скопившаяся  за первые полгода воспитания ребенка, который плохо спал, мало ел  и  практически  все время  бодрствования капризничал, померкла в сравнении с муками совести перед беззащитным желанным существом, вся будущая жизнь которого была в зависимости от тех нескольких минут на  родовом столе. Вглядываясь в личико своего ребенка, я не могла сдержать слез  отчаяния,  потоком  лившихся из моих глаз. Туман застилал разум, чувство вины мешало дышать, непомерным грузом  давило  и буквально  расплющивало  меня.  Никакие уговоры родных не могли меня освободить от приговора, который я вынесла себе: я и только я виновата в болезни своего ребенка.

Но жизнь брала свое, ежеминутная забота о ребенке постепенно заглушила боль, нехватка времени и физическая  усталость  не давали возможности погрузиться в свои мысли. И только сочетание «если бы...» никак не давало покоя. Если бы акушерка сразу подсказала  мне  то, что я забыла во время схваток, если бы... Невозможность исправить совершенную оплошность убивала. Как прорвавшаяся лавина откуда–то из  глубины нарастающим потоком, сметавшим все на своем пути, вырастало это  чувство  вины.  С  ним нельзя было спорить, нельзя было найти компромисс. При малейшей опасности, появляющейся над ребенком, все это повторялось вновь и вновь.

Свое спасение я видела в надежде на выздоровление и все силы  и  мысли направила на лечение. Первый месячный курс лечения дал возможность вздохнуть с  некоторым  облегчением:  состояние девочки  улучшилось.  Надежда на выздоровление еще более усилилась, хотя к этому времени к родовой травме прибавился  обнаруженный  врожденный порок сердца, дефект межжелудочковой перегородки.

Ребенок был слаб, и как следствие – частые простудные и инфекционные заболевания. За первые полтора года мы  четыре  раза находились в стационаре. Каждая болезнь могла стать основой для регрессии наметившегося улучшения здоровья. Со страхом я следила  за  каждым  движением  ребенка. Мои нервы были натянуты как струна, готовая уловить даже малейшее колебание дыхания.  Перенапряжение давало знать: я сильно худела, после больницы требовалось несколько дней для восстановления физических сил.

Нам повезло, к двум годам девочка стала практически здорова в  части ЦНС. Чувство вины, казалось растаяло, и я могла просто радоваться девочке, которая росла очень любознательной и рассудительной не по годам. Порок сердца всерьез  не  воспринимался, ревматолог связывал большие надежды на выздоровление со снятием диагноза  энцефалопатия.  Но,  как потом оказалось, судьба дала нам  небольшую передышку перед новым испытанием. В возрасте четырех лет после перенесенной ОРВИ ухудшилась электрокардиограмма. Наблюдения в последующие годы говорили об усиливающейся отрицательной динамике сердца, об изменениях в легких: предстояла операция.

Операция на сердце была тяжелой с  послеоперационным осложнением, 3 дня стояла угроза повторной операции с вшиванием стимулятора. Но слава богу, все обошлось. С  каждым  днем  девочка набирала  силы,  электрокардиограмма  улучшалась.  К  годичному послеоперационному сроку страх за нее рассеялся, и я смогла доверить поход на очередной осмотр к ревматологу бабушке. По стечению обстоятельств она неправильно поняла некоторую  обеспокоенность  доктора,  направившего  нас на консультацию к главному ревматологу области. До приема было 3 дня,  которые  показались мне  вечностью.  И  опять откуда–то из глубины поток вины перед дочерью раздавил меня. Мне было так тяжело, что  муж,  испугавшись  за   меня,  обратился  к знакомому астрологу, который уже несколько раз помогал нам своими советами и  мы  доверяли  ему. Возвратившись  муж сказал всего несколько фраз, сразу вернувших меня к жизни: «По звездной карте сейчас девочке не грозит никакая опасность, и  запомни главное: это не твоя вина, что у  нее слабое здоровье. Ты не могла изменить ни день, ни час ее рождения. А именно они определили слабость здоровья. И сколько бы ты ни  старалась   исключить возможность даже обычных заболеваний, тебе это не удастся. На протяжении  всей жизни она будет болеть чаще обычного, но в ней заложена большая выживаемость,  которую ты уже не раз наблюдала». И  я сразу поверила этим словам, освободившим меня от непомерного восьмилетнего груза».

Вот пример блестящего примитивного каузального трансфера и его мгновенный психотерапевтический эффект.

Я  не верю в астрологию и не верю, что судьба человека полностью определяется моментом его рождения или другими подобными факторами, но при чем здесь моя или ваша вера,  при  чем  здесь наша частная точка зрения, если наша задача помогать людям, облегчать их душевную боль. В данном случае астролог сделал большое  и  доброе дела, сняв с несчастной женщины многолетний груз бессмысленной ответственности.

Однако используя каузальный трансфер, не нужно забывать  об одной  опасности. Большинство астрологов (как в вышеприведенном примере)  пользуются «безличным» каузальным трансфером, отправляя причинность человеческих проблем в космические  глубины,  к сочетаниям  звезд, созвездий, фазам луны, гороскопам и слава богу. С созвездий спроса нет.

Но вот экстрасенсы часто грешат личностным каузальным трансфером, туманно указывая, что кто–то где–то задел человека черной аурой, замутил зловредно чакру, пробил энергетический барьер или попросту «сглазил». В голове пациента этот кто–то вполне может обрести достаточно зримые и осязаемые черты.