Глава 3. ЛИКВИДАЦИЯ ВЕРСАЛЬСКОГО ПОРЯДКА И УСТАНОВЛЕНИЕ ГЕРМАНСКОЙ ГЕГЕМОНИИ В ЕВРОПЕ (1938-1939)
К весне 1938 г. в международных отношениях на европейском континенте обозначился явный перелом: Гитлер, воодушевленный предшествующими дипломатическими победами, а также успешным развитием событий в Германии, которая не только покорилась нацизму, но и в значительной мере с энтузиазмом приняла его, приступил к практическому осуществлению задач, сформулированных им четырнадцатью годами ранее в "Майн Кампф". "Майн Кампф", несмотря на изрядную противоречивость и чрезмерную экзальтацию изложения, была тем не менее не средством саморекламы, а основным программным документом нацизма, и она четко заявляла, что первоочередной задачей Германии являлось достижение гегемонии в Европе.
Дипломатический гений Гитлера заключался, собственно, в том, чтобы начать борьбу за гегемонию именно тогда, когда, с одной стороны, он имел практически единодушную поддержку в самой Германии, и с другой, когда ведущие европейские державы еще не начали воспринимать германскую угрозу всерьез. Создав внутригерманский консенсус, поддерживавший агрессию, объединявший элиту и массы, Гитлер торопился бросить энергию германского национализма в бой, пока потенциальные противники были разъединены и пока они находились в приятном заблуждении, что германский лидер не имел в виду того, что говорил для внутренней аудитории. Они ошибались. Все ведущие европейские державы проглядели начало широкомасштабного гитлеровского наступления.
Советский фактор в международных отношениях в конце 30-х годов. Советский Союз к 1938 году был парализован террором. Сталин полностью завершил консолидацию общества и чистку элиты. СССР и Германия практически синхронно стали тоталитарными государствами, однако нацизм добился этого быстрее и меньшей ценой. Германская элита - за минусом ее еврейской части - подверглась не столько чистке, сколько нацификации. Гитлер сохранил практически полную преемственность в руководстве экономикой, дипломатией и военной машиной. Лояльность режиму была достаточной гарантией личного и корпоративного выживания. В Советском Союзе ситуация была в принципе иной, и лояльность как таковая не стоила ничего: сталинский террор был гораздо иррациональнее гитлеровского. Репрессии обескровили советскую элиту. Более того, если в Германии элита в рамках лояльности имела права совещательного голоса, в Советском Союзе она была его полностью лишена. Это привело к тому, что внешнеполитические воззрения Сталина не подвергались никакой корректировке и единолично обусловливали внешнюю политику.
К концу 30-х годов Сталин пришел к однозначному мнению, что мировая революция не является приоритетным направлением советской внешнеполитической деятельности и что прочные позиции на международной арене могут быть завоеваны главным образом традиционными военно-дипломатическими средствами. Однако многолетняя приверженность доктрине мировой революции, подкрепленная практическим вмешательством в социальные движения зарубежных стран, прочно изолировала СССР от нормальной дипломатической практики.
Сталин ставил перед собой две разноплановые задачи: обеспечить безопасность страны в условиях усиления Германии в Европе и Японии на Дальнем Востоке, а также завоевать для СССР новые сферы влияния. На конец 30-х годов задачей-максимум для Сталина было восстановление империи в границах 1913 года. Для этого необходим был военный конфликт в Европе. Однако Сталин, оставаясь реалистом, понимал относительную слабость СССР и сам инициировать конфликт не хотел. В 1938 году он внимательно прислушивался к тому, что происходило в закрытой для него Европе, стараясь нащупать дорогу в европейскую политику. Усиление Германии объективно давало Сталину таковой шанс: европейский баланс сил менялся, и СССР обретал значимую геополитическую функцию. В принципе, Сталину было все равно, в партнерстве с кем вступать в большую дипломатическую игру. Однако ни Германия, ни ее потенциальные противники поначалу не проявляли никакой заинтересованности в партнерстве с СССР.
Со своей стороны, Сталин не имел четкого представления о том, с какой стороны могла исходить потенциальная угроза Советскому Союзу. Недвусмысленные формулировки "Майн Кампф" и активный антикоммунизм Гитлера, казалось, давали все основания опасаться именно германской угрозы. Однако Сталин с крайней подозрительностью относился к Великобритании, Франции и Польше. Геополитически Германия скорее была потенциальным противником, а Великобритания и Франция - союзниками, однако традиционные советские представления о Лондоне и Париже как центрах антисоветской деятельности нейтрализовали геополитические соображения.
Интересы Великобритании и Франции в назревающем конфликте. Европейский послеверсальский гегемон, Великобритания, пала жертвой уверенности в своей способности поддерживать стабильность в Европе ценой минимальных издержек. Избежать военного конфликта в Европе было задачей номер один: в Великобритании даже к концу 30-х годов не прошел шок от потерь в первой мировой войне. Лондон полагал, что ограниченное примирение с запросами Германии предотвратит европейскую войну: Гитлер удовлетворится умеренными территориальными приращениями в Центральной Европе и, с его прочными антикоммунистическими убеждениями, будет надежно сдерживать Советский Союз. Однако при этом в Лондоне не могли не понимать, что реальной военной угрозы Советский Союз не представляет; Германия рассматривалась не как военный ограничитель активности СССР, потому что после вмешательства в гражданскую войну в Испании Советский Союз в европейские дела не встревал, а скорее как антикоммунистический идеологический противовес. Лондон полагал, что он не рискует ничем, и что Версальский порядок, а вместе с ним и безопасность Великобритании гарантированы. За исключением немногочисленных политиков, в рядах которых был Уинстон Черчилль, британская элита не предвидела истинных масштабов германской экспансии и видела в Гитлере скорее реваншиста, а не экспансиониста. Чемберлен и его круг были готовы предоставить Германии шанс на реванш - а именно на восстановление ее позиций в качестве крупной европейской державы. Само по себе это уже представляло собой отступление от идей Версаля, который превращал Германию во второстепенную европейскую державу, однако Чемберлен готов был пойти на возрождение Германии - под британско-французским дипломатическим контролем. Однако для Гитлера речь шла не о реванше, а о полномасштабном наступлении, и он был намерен сломать Версальский порядок до конца.
Франция в силу застарелой германофобии и своей геополитической уязвимости относилась к Германии по-другому. Также не представляя истинных масштабов германской опасности, Франция тем не менее побуждала Лондон к противодействию Гитлеру. Французские политики, возвращаясь к геополитическим концепциям полувековой давности, с некоторой надеждой смотрели на геополитического преемника России - СССР. Однако французская дипломатия не пыталась достичь прорыва на этом направлении, видя в Гитлере опять же просто реваншиста, а не безудержного экспансиониста. К тому же в англо-французском альянсе Франция играла подчиненную роль (в Париже горько шутили, что Великобритании нет нужды в посольстве в Париже, ведь у нее уже есть одно на Кэ д"Орсэ - во французскм министерстве иностранных дел). Страх войны был еще сильнее во Франции, чем в Великобритании: сражения первой мировой происходили на французской земле. Отказ от умиротворения Германии мог вести к военному конфликту с ней; Франция была готова рисковать основами Версаля, лишь бы не вступать в военные действия.
Позиция Италии. Италия, политический и идеологический союзник Германии, имела свои планы территориальной экспансии в Южной Европе. При этом Муссолини, которому не удалось добиться консолидации общества и роста военного сектора в германских масштабах, хотел войну отсрочить. Однако он не отваживался твердо отстаивать свою точку зрения в отношениях с могущественным союзником, хотя в 1938 г. Гитлер с Италией еще в достаточной мере считался.
Австрия, Польша и Чехословакия, которые предчувствовали натиск Германии, предпринимали попытки заинтересовать Запад в своей судьбе. Однако весной 1938 года Западу представлялось неочевидным, что Гитлер преследует задачу достижения германской гегемонии в Европе, а не задачу восстановления статуса Германии как крупной державы.
Аншлюс Австрии. Гитлер решил действовать. Он начал с Австрии. Этнически и культурно близкая Германии, независимая Австрия казалась фюреру, родившемуся и проведшему там юность, неотъемлемой частью Великой Германии. Нацистское движение в Австрии процветало, и это гарантировало простоту перенесения германских порядков на австрийскую почву. Попытки австрийского правительства и либеральных кругов бороться с нацизмом терпели поражение: германская инфильтрация Австрии плюс притягательность идеи великой германской расы делали позиции нацистов все сильнее и сильнее. Уже в секретном приложении к германо-австрийскому соглашению от 11 июля 1936 года австрийский канцлер Курт фон Шушниг согласился на уступки нацистскому движению в Австрии, хотя формально Германия и обязалась не вмешиваться в дела Австрии.
12 февраля 1938 года Шушниг приехал в альпийскую резиденцию Гитлера Берхтесгаден. Предварительно он был заверен германским послом Францем фон Папеном, что фюрер намерен обсудить лишь некоторые "взаимные недоразумения", не выходя за рамки соглашения 1936 года. Шушнига ждала катастрофа.
Гитлер обрушил на него лавину угроз. Он заявил, что Австрия всегда саботировала германскую национальную идею и что его, Гитлера, историческая миссия, возложенная на него Провидением, была "решить так называемый австрийский вопрос". Гитлер справедливо напомнил Шушнигу, что ни Италия, ни Германия, ни Франция не пошевелит и пальцем ради Австрии Гитлер потребовал, чтобы Шушниг немедленно подписал новое соглашение с Германией. На двух страницах документа, предложенного Шушнигу, Австрии предписывалось снять запрет на деятельность австрийской нацистской партии, амнистировать заключенных в тюрьмы нацистов (которые в значительной части были арестованы за террористическую деятельность), назначить одного из лидеров австрийских нацистов Зейс-Инкварта министром внутренних дел, а другого нациста, Глейс-Хорстенау, военным министром. Германская и австрийская армии должны были установить тесные отношения, включая обмен офицерами. Австрия должна была быть включена в германскую "экономическую систему". Для этого еще один нацист Фишбок должен был быть назначен министром финансов.
Это было не соглашение, а ультиматум, и он, по сути, означал нацификацию Австрии и ее неминуемое и скорое поглощение рейхом.
Под нажимом Гитлера, Риббентропа и посла Германии в Вене Франца фон Папена Шушниг сдался. Он сделал только одну оговорку: по австрийской конституции лишь президент республики мог одобрить подобное соглашение. Гитлер, сделав вид, что его терпение иссякло, распахнул двери и крикнул: "Генерал Кейтель!"(Вильгельм Кейтель был начальником генерального штаба германских войск) . Подмигнув Кейтелю и покинув Шушнига, подозревающего, что его ждет расстрел, на тридцать минут, Гитлер снова призвал австрийского канцлера и сказал, что он готов на единственную уступку - отсрочить исполнение "соглашения" на три дня. Смертный приговор Австрии был подписан.
За этим последовали "четыре недели агонии", продлившиеся до 11 марта, в течение которых нацисты готовились к аншлюсу при слабых усилиях австрийских социал-демократов противостоять ему. В отчаянной попытке предпринять хоть что-то, не получая решительно никакой поддержки от европейских держав, в том числе от Италии, на которую Шушниг возлагал большие надежды, австрийский канцлер назначил плебисцит о существовании независимой Австрии на 13 марта 1938 г. Никакого плебисцита Гитлер не потерпел.
11 марта под угрозой военного вторжения Германии Шушниг цодал в отставку. Берлин (операцией руководил Герман Геринг) предъявил австрийскому президенту Микласу ультиматум: назначить Зейс-Инкварта канцлером или германские войска войдут в Австрию. Зейс-Инкварт, "глава временного правительства" Австрии, под диктовку из Берлина послал в Берлин же отчаянную телеграмму с просьбой послать германские войска в Австрию для предотвращения кровопролития. Уже 12 марта Гитлер был в австрийском Линце (где он провел школьные годы), а 13 марта 1938 г. подписал документ о полном аншлюсе Австрии. Австрия становилась "провинцией германского рейха".
Реакция европейских держав. В дни мартовского кризиса Гитлер был уверен в невмешательстве западных демократий. Его беспокоила Италия. Италия имела непосредственные стратегические интересы в Австрии, граничила с ней, и Муссолини еще воспринимался Гитлером как самостоятельная политическая величина. Однако Муссолини решил не перечить и 11 марта передал Гитлеру, что Австрия была для него "несущественна".
Накануне аншлюса в Париже разразился очередной правительственный кризис, и Франция осталась без правительства. Великобритания самоустранилась. 20 февраля министр иностранных дел А.Иден, раздраженный политикой умиротворения, проводимой Чемберленом, подал в отставку. Его преемник Эдвард Фридерик Линдли Галифакс устраивал Берлин несравненно больше. 9 марта И.Риббентроп приехал в Лондон, где встречался с Н.Чемберленом, лордом Галифаксом, королем Георгом VI и архиепископом Кентерберийским. У него остались "самые приятные" впечатления от этих встреч, и он с полным основанием информировал Гитлера, что Великобритания не вмешается в австрийский вопрос.
17 марта советское правительство, министром иностранных дел которого еще оставался М.М.Литвинов, веривший во взаимодействие с западными демократиями и поддерживавший соответствующие надежды Сталина, предложило созвать конференцию, чтобы обсудить меры по предотвращению дальнейшей германской агрессии. Чемберлен публично отверг это предложение в палате общин. По сути, Москва предлагала то, к чему Лондон был совершенно не готов: модифицировать Версальскую подсистему международных отношений - на антигерманской основе, допустить СССР в европейскую политику. Чемберлен по-прежнему верил, что Версальский порядок удастся спасти ценой минимальных потерь.
Судетский вопрос. Чехословакия была следующим пунктом в списке территориальных амбиций Гитлера. Но, твердо намереваясь присоединить всю Чехословакию к рейху, из тактических соображений Гитлер решил провести аннексию в два этапа. На западе Чехословакии, в Судетах, проживало значительное (3,25 млн.) немецкое меньшинство, все более попадающее под влияние местной проберлинской партии.
Гитлер, стремившийся поглотить как можно больше территорий без европейской войны, сделал ставку на обеспечение прав судетских немцев. Решение проблемы он видел в одном - присоединение Судетов к рейху. Однако Гитлер понимал, что в одностороннем порядке, как с Австрией, дело решить не удастся.
Судетский вопрос отчасти вписывался в схему "умеренного" германского реваншизма, сложившуюся к тому времени в умах западных политиков, и это играло на руку фюреру. Однако Чехословакия была вписана в систему международных обязательств, подписав договоры с Францией, которая обязалась прийти ей на помощь в случае агрессии, и с СССР, который выступал на стороне Чехословакии после выступления Франции. Перед Гитлером стояла сложная дипломатическая задача. Отчасти ее решение облегчало то обстоятельство, что Чехословакия, даже за исключением Судет, не была этнически однородной. В Словакии существовало движение за автономию. Миллион венгров не питал особо нежных чувств к Праге, как и полмиллиона русинов.
В мае 1938 года разразился первый кризис. 20 мая генерал Вильгельм Кейтель направил Гитлеру новый вариант плана нападения на Чехословакию. По всей вероятности, по каналам разведки эта информация дошла до Праги, и в Чехословакии была объявлена частичная мобилизация. Послы Великобритании и Франции в Берлине предупредили германский МИД, что агрессия против Чехословакии означала европейскую войну. Гитлер испугался. Время для большой войны еще не пришло. По его распоряжению 23 мая чехословацкий посол в Берлине был информирован о том, что Германия не имеет агрессивных намерений в отношении Чехословакии.
Военное планирование, тем не менее, шло своим чередом. Однако если Гитлер решил пока что разработать более выигрышный дипломатический вариант, часть традиционной военной элиты Германии испугалась не на шутку: европейская война, как они справедливо полагали, приведет к поражению Германии. Сложился весьма аморфный заговор против Гитлера. После войны заговорщики будут по понятным причинам преувеличивать свою значимость, и сегодня не представляется возможным оценить их действительную сплоченность. Во всяком случае, 18 августа в Лондон прибыл их эмиссар генерал Эвальд фон Клейст, который встретился там с противниками политиками умиротворения, в том числе с Черчиллем, и заявил следующее: Гитлер наметил дату вторжения в Чехословакию, германские генералы намерены предотвратить агрессию, но для этого необходима твердая позиция Великобритании; уступки с ее стороны Гитлеру выбьют почву из-под ног у заговорщиков. Слова Клейста были переданы Чемберлену, который проявил умеренное беспокойство, выразив, в то же время, изрядное недоверие Клейсту (за что Чемберлена, конечно, винить было нельзя). Он решил лично встретиться с Гитлером.
5 сентября 1938 г. президент Чехословакии Эдуард Бенеш, избегая конфронтации, принял все условия лидеров проберлинской партии в Судетах. Это было совсем не то, на что рассчитывал Берлин: агрессия против
Чехословакии лишалась морального обоснования. По приказу из Берлина, переговоры с Бенешем были немедленно прерваны. 12 сентября Гитлер выступил в Нюрнберге. Уже определив 1 октября как дату вторжения в Чехословакию, он потребовал "справедливости" для судетских немцев. Французский кабинет, устрашенный перспективой вступления в конфликт на стороне Чехословакии, обратился к Великобритании с призывом договориться с Гитлером.
Переговоры Германии с Великобританией по вопросам изменения границ Чехословакии. 13 сентября Чемберлен предложил Гитлеру переговоры. Гитлер великодушно согласился на встречу на его территории, в Берхтесгадене: он хотел оттянуть начало европейской войны; в то же время оборонительная позиция Лондона ставила его в положение сильного.
15 сентября Чемберлен в первый раз встретился с Гитлером. Гитлер Чемберлена поразил. Фюрер заявил, что он хочет мира, но готов и к мировой войне из-за чехословацкой проблемы; ему сорок девять лет, и лучше, чтобы война пришла, пока он еще в расцвете сил. Впрочем, войны можно избежать, если Великобритания согласится на передачу Судет Германии на основе права наций на самоопределение. Чемберлен с облегчением пообещал провести консультации со своим кабинетом и с Францией. Ликующий Гитлер легко дал обещание не предпринимать военных действий до следующей встречи.
Пока Чемберлен лихорадочно обсуждал перспективы умиротворения Германии, Гитлер думал на два шага вперед, договариваясь с Польшей и Венгрией об их роли в конфликте. 21 сентября польское правительство, за год до своего военного поражения, потребовало от Праги проведение плебисцита в районе Тешена, в котором проживало польское меньшинство, и двинуло войска к границе.
18 сентября в Лондон спешно прибыли премьер Франции Эдуард Даладье и министр иностранных дел Жорж Боннэ. В ходе консультаций с британскими коллегами было решено, что территории, на которых проживало более 50 процентов немцев, должны отойти к Германии, и что Франция с Великобританией гарантируют новые границы Чехословакии от неспровоцированной агрессии. Чехословацких представителей в Лондон не пригласили, и Прага вынуждена была довольствоваться британско-французскими предложениями, переданными ей 19 сентября послами двух ведущих европейских демократий. Ответ чехословацкого правительства был твердым, если принять подобные условия, то рано или поздно вся Чехословакия будет поглощена Гитлером. Прага также напомнила Парижу о его обязательствах по договору о взаимопомощи. Чемберлен и Даладье холодно отвечали, что в таком случае Чехословакии предстоит разбираться в конфликте с Германией самой. Советские представители заявили, что СССР сдержит свое слово и придет на помощь Чехословакии, но, во-первых, СССР мог сделать это лишь после вмешательства Франции, а, во-вторых, для этого советским войскам надо было пройти по территории Польши, недружественной как Москве, так и Праге. Это четко понимали во всех столицах. Без союза с Францией советские гарантии не имели никакого практического значения. Э.Бенеш, предпринявший все возможное для защиты суверенитета страны, и оставленный на произвол судьбы, вынужден был покориться. 21 сентября Чехословакия приняла англо-французские предложения.
22-23 сентября Чемберлен, вдохновитель политики умиротворения, встретился с Гитлером - и снова на его территории, в Годесберге. Его ждал сюрприз. Гитлер, пребывавший в нервозном состоянии и приятно удивленный положительным ответом, привезенным Чемберленом, неожиданно заявил, что эти условия его уже больше не удовлетворяют. Гитлер рисковал. Но ставка стоила того: он хотел полной капитуляции западных держав в чехословацком вопросе. Иными словами - слома Версальского порядка.
Чемберлен был морально уничтожен. Он не нашел ничего лучшего, как сказать Гитлеру, что добился соглашения ценой своей политической репутации и что его уже упрекают за предательство Чехословакии. Это было как раз то, что Гитлер хотел услышать. Он заявил, что Судеты должны быть немедленно оккупированы Германией до 1 октября. Немедленная оккупация вместо мирного присоединения на основе свободного волеизъявления - таков был его выбор. Гитлер добивался главного: утверждения права Германии на гегемонию в Европе. Для этого ему нужно было согласие западных держав на применение военной силы. На другой день Чемберлен, понимавший, что ему нужно выбирать между умиротворением и войной, которой Великобритания и Франция так страшились, согласился передать требование Гитлера чехословацкому правительству. Гитлер выдвинул жесткие сроки: Чехословакия должна была начать эвакуацию Судет 26 сентября и закончить ее 28. "Но это же ультиматум!" - воскликнул Чемберлен. "Ничего подобного", - огрызнулся Гитлер. "Это диктат!" - негодовал британский премьер. "Совсем нет. Посмотрите, документ озаглавлен "Меморандум", - ответил фюрер. В конце концов он "уступил": Чехословакия должна была эвакуировать Судеты 1 октября. Гитлер заявил, что делает уступку только для Чемберлена.
Как ни странно, Чемберлен был удовлетворен этой "уступкой". Однако и его кабинет, и Франция сочли, что умиротворение зашло слишком далеко. Франция объявила частичную мобилизацию и подтвердила, что выступит на стороне Чехословакии. 25 сентября Даладье в Лондоне одержал серьезную победу: Чемберлен согласился информировать Гитлера о том, что если Франция окажется в состоянии войны с Германией из-за чехословацкого вопроса, Великобритания выступит на ее стороне. Президент США Рузвельт и король Швеции Густав V выступили с серьезными предупреждениями Германии. Чехословацкая армия готовилась к отражению агрессии. Великобритания объявила о мобилизации флота. Положение складывалось наихудшим образом для Германии.
Поздно вечером 27 сентября Гитлер продиктовал письмо Чемберлену, которое было выдержано в умеренных тонах: он был готов дать гарантию безопасности оставшейся части Чехословакии, он был готов обсудить детали с Прагой, он хотел мира.
Мюнхенское соглашение. Этого оказалось достаточно, чтобы Чемберлен с облегчением вернулся на накатанную колею. Он предлагал Гитлеру конференцию с участием Чехословакии, Великобритании, Франции и Италии. Утром 28 сентября Муссолини, опасавшийся начала европейской войны, сообщил Гитлеру, что выступает посредником по просьбе Великобритании и, поддерживая фюрера, все же просит его воздержаться от мобилизации. Гитлер немедленно пригласил глав правительств Великобритании, Франции и Италии в Мюнхен. Вопреки своему обещанию в послании Чемберлену, он отказывался говорить с представителями Чехословакии.
Позднее участники робкого заговора против Гитлера обвиняли западных умиротворителей в том, что они сорвали переворот в Берлине, пойдя на соглашение с Гитлером. Однако необходимо отметить, что до 28 сентября у заговорщиков, если они были настроены серьезно, были шансы изолировать Гитлера в условиях дипломатического кризиса.
Встреча в Мюнхене состоялась 29-30 сентября. Гитлер встретил Муссолини на границе и по дороге в Мюнхен заявил ему, что рано или поздно Германии и Италии придется сражаться бок о бок против Великобритании и Франции. Муссолини не возражал. Однако его беспокоила торопливость фюрера.
В основу дискуссии легли предложения Италии, которые на самом деле были составлены в Берлине и спешно переданы по телефону в Рим. Они соответствовали тому, что Гитлер уже потребовал от Чемберлена в Годесберге. Однако представленные третьей стороной на конференции, целью которой было предотвратить войну, они воспринимались иначе. Единственная уступка Гитлера состояла в том, что чехословацкие представители могли присутствовать в соседней комнате. В час ночи 30 сентября 1938 г. Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье подписали Мюнхенское соглашение. Германская армия получала право вступить в Судеты 1 октября с тем, чтобы завершить оккупацию к 10. Вскоре после этого чехословацкие представители были допущены в зал, где оставались только английская и французская делегации. Они уже были информированы о том, что если Мюнхенское соглашение будет отвергнуто, Чехословакии придется остаться наедине с Германией.
На другой день Чемберлен попросил Гитлера подписать британско-германскую декларацию, в которой стороны заявляли о намерении никогда не воевать друг с другом и решать все проблемы методом консультаций. Гитлер подписал заявление без колебаний. Он уже пришел к выводу, что война была неизбежна: мирное решение чехословацкой проблемы далось ему с большим трудом, и было ясно, что это последняя уступка Запада.
Чемберлен же был в восторге; пребывая в уверенности, что подписанный Гитлером документ имеет какое-то значение, он моментально разрекламировал его в Лондоне, и на волне эйфории заявил, что второй раз после 1878 года (Берлинский конгресс) из Германии на Даунинг-стрит прибыл почетный мир. "Я думаю, - воскликнул Чемберлен, - что это мир для целого поколения".
Чехословакии не оставалось ничего другого, как сдаться. 5 октября Президент Э.Бенеш ушел в отставку и вскоре отправился в изгнание в Лондон. Национальное собрание избрало президентом Эмиля Гача.
Новая расстановка сил Европе после Мюнхена. Непредубежденным наблюдателям было ясно, что существование Чехословакии как независимого государства подходит к концу. Осмелевшие соседи - Польша и Венгрия - поспешили воспользоваться упадком соседней страны. Под угрозой применения военной силы, они получили свою долю в дележе Чехословакии: Польша получила район Тешена (Тешенскую Силезию), а Венгрия - часть Словакии.
Вместе с Судетами Чехословакия теряла мощные укрепления на западных рубежах и значительную часть своего экономического потенциала. Теперь она была более чем легкой добычей.
Великобритания и Франция, превосходившие в сентябре 1938 г. Германию по совокупной военной мощи, дали Гитлеру шанс начать реальную экспансию. Даже присоединение Судет с известными оговорками можно было отнести к реваншу, к восстановлению Германии как крупной европейской державы. Но открытая дорога к аннексии оставшейся Чехословакии означала, что старый Версальский порядок в Европе полностью сломан. Надежда обеспечить мир в Европе на основе дипломатического взаимодействия Великобритании, Франции, Германии и Италии была эфемерной. Германия открыто диктовала свои условия западным демократиям, не говоря уже о восточноевропейских странах. По сути, Мюнхен констатировал, что Германия превратилась в европейского гегемона.
В сентябре 1938 г. перед Великобританией и Францией стояла дилемма: либо допустить доминирование Германии на континенте, либо начать европейскую войну. Однако шок, пережитый в 1914-1918 годах от человеческих потерь в ходе войны, заставлял Лондон и Париж избегать конфликта, фактически, любой ценой. При этом Франция, находившаяся в гораздо более уязвимом положении, чем Великобритания, и занимавшая более антигерманскую позицию, так и не оказала должного давления на Лондон. Окажись Франция в состоянии войны с Германией в 1938 году, Великобритании не оставалось ничего другого, как выступить на ее стороне.
Однако и в Лондоне, и в Париже возобладало желание избежать войны на западе Европы даже ценой слома Версальского порядка. Однако слом Версаля означал не возрождение ситуации, существовавшей до 1914 г., при которой Германия противостояла Великобритании и Франции в рамках европейского баланса сил, а становление ситуации полной германской гегемонии на континенте.
СССР, обеспокоенный ситуацией вокруг Чехословакии, потому что экспансия Германии приближалась к советским рубежам, предпринимал слабые попытки заинтересовать западные демократии в антигерманском сотрудничестве. Однако он находился в полной изоляции. Постоянно выказываемая им идеологическая враждебность к Западу создала прочный барьер между Москвой и Европой. Когда британские и французские политики в 1938 г. оценивали перспективы военного антигерманского сотрудничества с СССР, они исходили из посылки слабости СССР. Советский Союз, ослабленный чистками, рассуждали военные, будет скорее обузой, чем опорой. К тому же в 1938 г. для противодействия Германии требовалось, чтобы восточноевропейские государства, в первую очередь Польша, пропустили Красную Армию через свою территорию. На это никто не был готов пойти, потому что декларированная СССР приверженность мировой революции давала основания думать, что СССР задержится на территориях, занятых его армией. Однако до весны 1939 г. СССР вообще не воспринимался большинством западных политиков как весомая величина в Европе.
Москва же наблюдала за событиями в Европе с растущим страхом. Сталин задавался вопросом, как скажется неизбежный военный конфликт на безопасности СССР. Глядя на Германию, экспансионистские стремления которой поощрялись Лондоном и Парижем, Германию, приближавшуюся к советским границам, Сталин задавался мыслью - какова будет реакция Запада, если Германия начнет осуществлять нацистскую идею завоевания Lebensraum на Востоке, в том числе за счет СССР? Никакого ясного ответа Сталин получить не мог. При этом за Мюнхеном последовали события, только усилившие его беспокойство.
Аннексия Чехословакии. Гитлер был достаточно последователен в достижении своих целей, и если бы западные политики воспринимали его программные заявления всерьез, они бы пришли к мысли остановить его гораздо раньше. После аннексии Судет Гитлеру не терпелось оккупировать всю Чехословакию. Помимо очевидных экономических и психологических выгод, это давало Германии очевидное геополитическое преимущество в Восточной Европе, позволяя ударить по Польше с юга и по Балканам с севера.
При этом фюрер решил экономить силы. Оккупация Чехословакии должна была быть бескровной для Германии. Для этого надо было расшатать остатки чехословацкой государственности. Гитлер неоднократно заявлял, что Судеты были последней территориальной проблемой, которая стояла перед Германией. Это было нужно для того, чтобы оттянуть начало европейской войны. После Мюнхена Гитлер понимал, что следующий подобный кризис кончится только войной. Флирт с Лондоном потерял всякий смысл.
Практически последней попыткой дипломатической игры с западными демократиями было подписание 6 декабря 1938 г. соглашения между Германией и Францией, гарантировавшего неприкосновенность существующих границ. В дополнении к англо-германской декларации, добытой Чемберленом в Мюнхене, германо-французское соглашение было призвано обеспечить Германии короткое спокойствие на западном фланге. В глазах Лондона и Парижа эти соглашения, напротив, могли знаменовать начало нового этапа в дипломатической истории Европы.
Гитлер, между тем, вплотную занимался Чехословакией. Германия провоцировала сепаратизм в Словакии, а Венгрия (при германском участии) - в Русинии (Закарпатье). Правительство в Праге, предпринимая отчаянные попытки спасти остатки государственности, распустило местные словацкое и русинское правительства и ввело военное положение в Словакии. Это устраивало Гитлера. 13 марта 1939 г. он вызвал словацких католических лидеров Йозефа Тисо и Фердинанда Дурканского в Берлин, где без особых церемоний были подготовлены документы, провозглашающие независимость Словакии и призывающие рейх взять новое государство под свою защиту. Теперь оставалось покончить с центральным правительством в Праге. Гитлеру понадобилась встреча с новым президентом республики Э.Гачей.
Ночью 15 марта в рейхсканцелярии Гаче было объявлено, что фюрер отдал приказ о вступлении германских войск на чехословацкую территорию и что Чехословакия включалась в состав германского рейха. От Гачи требовалось одно: отдать приказ чехословацкой армии не сопротивляться. Президент потерял сознание, а приведенный в чувство врачами согласился на все. В 6 часов утра 15 марта 1939 г германские войска вошли в Чехословакию. Вечером того же дня сам Гитлер был уже в Праге.
На следующий день он провозгласил создание протектората Богемии и Моравии. Германские войска вошли в Словакию, с марионеточным правительством которой было подписано соглашение о "защите" Германией Словацкого государства. Русиния, провозгласившая создание Республики Карпатской Украины, была передана Гитлером Венгрии.
Обострение польского вопроса и позиции Великобритании и Франции. Великобритания и Франция не сделали и попытки спасти Чехословакию. Чемберлен с облегчением встретил декларацию независимости "Словакии": Чехословакии уже не было, и помогать, следовательно, было некому. Оставалось только выражать протест. Французский посол в Берлине Кулондр заявил, что Германия вышла за рамки Мюнхенского соглашения и франко-германского соглашения от 6 декабря. Британский протест был сформулирован еще более осторожно.
Однако 17 марта, через два дня после аннексии Чехословакии, Чемберлен выступил с резким заявлением, свидетельствовавшим о конце политики умиротворения. Британский премьер, наконец, осознал полный крах своего курса. 31 марта Чемберлен заявил в палате общин, что правительство Великобритании, вместе с правительством Франции, выступят на стороне Польши, если ее независимость окажется под угрозой.
Дипломатическая игра Гитлера на Западе была, в общем, окончена. Теперь, достаточно внезапно, внимание трех ведущих европейских столиц - Берлина, Парижа и Лондона - оказалось сосредоточено на Варшаве и Москве.
Очевидной целью германской экспансии в остававшиеся месяцы 1939 г. была Польша. Гитлер понимал, что взаимодействие с Западом уже более невозможно. Однако он предпринял тактику, схожую с той, которая предшествовала разгрому Чехословакии. В Чехословакии он начал с судетского вопроса, т.е. с вопроса германского национального меньшинства; в Польше он начал с Данцига и транспортного коридора, который соединил бы рейх с Восточной Пруссией. Однако было понятно, что на этом Гитлер не остановится.
После падения Чехословакии наркоминдел Литвинов предложил конференцию Франции, Великобритании, Польши, СССР, Румынии и Турции, которая бы обсудила, как остановить германскую экспансию. 21 марта Чемберлен предложил Франции и Польше подписать с СССР декларацию о немедленных консультациях по вопросу, как остановить дальнейшую агрессию в Европе. Предложение Литвинова казалось Лондону слишком радикальным, но даже идея совместной декларации была новым словом. Однако польское правительство отнеслось к этой идее со скептицизмом. Министр иностранных дел Польши Иозеф Бек, как и большинство польской элиты, не знал, кого опасаться больше - Германии или СССР.
21 марта Риббентроп заявил польскому послу Липскому, что Германия настаивает на передаче Данцига и создании транспортного коридора в Восточную Пруссию. Одновременно с этим Риббентроп потребовал у министра иностранных дел Литвы Мемель. И в Мемеле, и в Данциге Германия уже имела пятую колонну. Не откладывая дела в долгий ящик, Гитлер поручил Риббентропу добиться от Литвы передачи Мемеля и, не дожидаясь ответа, направился на линкоре "Дойчланд" к литовскому побережью. Переговоры заняли несколько часов, и 23 марта Гитлер торжественно предстал перед "соотечественниками" в Мемеле.
Однако Мемель был не более чем мелочью. Польша, а вместе с ней - большая война, вот что занимало в это время ум фюрера. Уже 3 апреля, в совершенно секретной директиве, он определил время нападения на Польшу - 1 сентября 1939 г.
Польша пыталась найти новые гарантии безопасности, напрочь исключая при этом сотрудничество с СССР. 6 апреля Й.Бек подписал в Лондоне временное соглашение о взаимопомощи; постоянное должно было последовать в будущем. Теперь и Великобритания, и Франция были связаны с Польшей формальными союзническими обязательствами.
Агрессия Италии против Албании. Союзник Германии, Муссолини, вторгся в Албанию 7 апреля 1939 г.; Албания должна была служить плацдармом для наступления на Балканах. Муссолини рассчитывал, что в сложившейся обстановке реакция на это будет слабой. Он ошибался. 13 апреля Великобритания и Франция пообещали гарантии безопасности Греции и Румынии. Контуры новой европейской войны вырисовывались все четче. Правда, здесь между Германией и Италией существовали разногласия. Муссолини настаивал на 1942 годе как на дате начала войны. Гитлер не спорил с ним, зная, что война может начаться гораздо раньше. Все положение в Европе определялось теперь политикой Германии.
В это время президент Соединенных Штатов Ф.Рузвельт, в условиях, когда политика изоляционизма оказывалась опасной, и общественное мнение Америки склонялось к практической поддержке Великобритании и Франции, посчитал нужным вмешаться в ситуацию. 15 апреля он направил в Берлин и Рим послание. Фюреру и дуче задавался вопрос: "Готовы ли вы дать заверения, что ваши вооруженные силы не нападут и не вторгнутся на территорию следующих независимых наций?" После этого Рузвельт перечислил 31 страну, включая Польшу, СССР, Францию и Великобританию. 28 апреля Гитлер отвечал на послание Рузвельта в рейхстаге. По мнению многих, это было его лучшее публичное выступление. Артистично высмеяв американского президента, он опроверг обвинения в агрессивных намерениях. Но что было характерно, в речи Гитлера не последовало нападок на Советский Союз.
Улучшение советско-германских отношений. 10 марта 1939 г. Сталин выступал на XVIII съезде ВКП(б). Раздел его речи, касавшийся международных дел, также странным образом был лишен антигерманского запала. Вина на разжигание войны в Европе перекладывалась на Великобританию и Францию. Он обвинил их в том, что они толкают Германию на восток и провоцируют конфликт между Германией и СССР.
Взаимный зондаж начался осенью 1938 г. Однако события развивались крайне медленно и лишь в августе 1939 года неожиданно набрали стремительный темп. Однако до этого времени ситуация вокруг Польши должна была накалиться до предела. Пока что Москва мучительно искала пути выхода из изоляции, в которой она оказалась. 16 апреля 1939 г. Литвинов предложил британскому послу заключить тройственный пакт о взаимопомощи между Великобританией, Францией и Советским Союзом. Черчилль ухватился за эту идею, но Черчилль в это время был в оппозиции кабинету Чемберлена. 3 мая Литвинов, достаточно последовательный сторонник антигерманской системы коллективной безопасности в Европе, был снят с поста наркома. Назначение на его место В.М.Молотова означало, что Сталин взял повседневный контроль за внешней политикой в свои руки, и что Литвинов как антигерманская фигура убран с умыслом. Вялая реакция Чемберлена на советские предложения утвердила Сталина в мысли, что западные демократии совершенно не готовы к серьезному сотрудничеству. Следовательно, надо было укреплять свои позиции иным путем, а именно - пытаться договариваться с другой стороной. 9 мая посол Франции в Берлине Кулондр сообщил в Париж, что в Берлине циркулируют слухи о предложении, сделанном Германии СССР, о разделе Польши.
Германо-итальянский "стальной пакт". Перед лицом неизвестности на западе и востоке, Гитлер решил добиться определенности, хотя бы в отношениях со своим изворотливым союзником дуче. 6 мая 1939 г. Риббентроп встретился с итальянским министром иностранных дел Чиано в Милане. Чиано передал мнение Муссолини: надо избегать большой войны еще два года. Риббентроп легко согласился: это успокаивало итальянских союзников, но ни к чему не обязывало Германию. Неожиданно Муссолини, нуждавшийся, надо полагать, в германских гарантиях, через Чиано предложил заключить военный союз. Гитлер, с которым удивленный Риббентроп связался по телефону, немедленно согласился. 22 мая "стальной пакт" был подписан в рейхсканцелярии.
На другой день Гитлер, выступая перед военными лидерами, заявил, что война неизбежна. Первой жертвой он, естественно, выбрал Польшу. Главным противником он назвал Великобританию и довольно четко обрисовал план кампании на западном фронте. Роль Советского Союза в грядущем конфликте он очертил довольно туманно.
Трехсторонние советско-франко-британские переговоры в Москве. Между тем Москва продолжала зондировать позицию Запада. 31 мая Молотов выступил на сессии Верховного Совета СССР, повторив предложение о заключении трехстороннего оборонительного пакта с гарантиями безопасности для стран Центральной и Восточной Европы и с четко определенными формами взаимопомощи в случае агрессии. Берлин немедленно предписал послу Вальтеру Шуленбургу попытаться отговорить Советский Союз от союза с Великобританией и заверить его, что в случае войны в Польше интересы СССР затронуты не будут.
Москва оказалась в сложном положении: с одной стороны, диалог с обеими конфликтующими сторонами обещал возможность выбора. С другой стороны, время поджимало, но ничего конкретного ни из Берлина, ни из Лондона не поступало, и получалось, что Сталин пытается сидеть на двух стульях.
Со своей стороны, и Гитлер, и Великобритания с Францией колебались и посылали Москве противоречивые сигналы. Неожиданно польский вопрос придал Москве определенный вес в международных делах, однако оставалось в высшей степени непонятным, как распорядиться этим новым влиянием.
После непродуктивных обсуждений, Великобритания и Франция согласились, наконец, 23 июля 1939 г. начать переговоры военных в Москве с целью добиться взаимопонимания, как отразить германскую агрессию. Однако подходы к этим переговорам были совершенно различны.
Москва нервничала. Со дня на день мог начаться конфликт в непосредственной близости от ее границ. Гитлер говорил о Lebensraum на востоке. Заигрывания с Берлином ни к чему ясному не вели. Союзников у СССР не было. Новая европейская война могла обернуться второй мировой. На Дальнем Востоке нависала японская угроза. Все это заставляло Москву вести переговоры жестко, добиваясь конкретных решений.
Великобритания и Франция непосредственной опасности не чувствовали. Правда, обязательства, нехотя данные Польше, надо было выполнять. Для этого предпочтительно было иметь геополитического союзника на востоке - Советский Союз. Однако до последнего момента в Лондоне и Париже надеялись, что Гитлер даст задний ход, и необходимость в договоренности с СССР, странным потенциальным союзником, так прочно зарекомендовавшим себя как враг всего Запада, отпадет. Уверенность в своей способности отбиться от Германии в случае войны была велика - особенно в Альбионе. Наконец, за Британией стояла Америка, которая своей четкой позиции еще не выработала, но которая при всем изоляционизме вряд ли оставила бы Лондон на произвол судьбы. В результате английская и французская делегации вели переговоры скорее в форме зондажа СССР и шантажа Германии, что чрезвычайно раздражало советскую сторону.
Даже состав делегаций отличался разительно. Западные демократии были представлены весьма скромно, в то время как Москва послала на переговоры наркома обороны К.Е.Ворошилова, начальника Генерального Штаба Б.М. Шапошникова, командующих ВМС и ВВС.
Главным камнем преткновения - и это при том, что переговоры велись на уровне абстракций - был весьма простой вопрос: как Красной Армии оказать сопротивление Германии в случае нападения на Польшу? Единственным способом было пройти через польскую территорию к западным рубежам Польши. Однако Варшава об этом и слышать не хотела, опасаясь, как бы освободители тут же не закрепились бы на польской земле. Та же ситуация сложилась и с Румынией. Советская сторона задавала и другие "неудобные" вопросы: сколько войск направит Британия на континент в случае войны? Какова будет позиция Бельгии? Западные партнеры отвечали без особой охоты.
При этом позиция главы французской миссии генерала Думенка отличалась от позиции его английского коллеги адмирала Дрэкса: более уязвимая Франция склонялась к сотрудничеству с СССР. Однако темпы этого движения были крайне медленны.
Позиция Польши была однозначной: никакой советской помощи. Министр иностранных дел Польши Й.Бек заявил французскому послу 18 августа, что никакого интереса с военной точки зрения СССР не представляет. Прочное недоверие Варшавы к Москве начало вызывать раздражение даже в Лондоне. Переговоры зашли в тупик. Времени для разрешения противоречий не было: трехсторонние переговоры начались только 11 августа.
21 августа Даладье телеграфировал Думенку распоряжение подписать с Россией военное соглашение. Министр иностранных дел Боннэ инструктировал французского посла передать Молотову, что Франция согласна в принципе на проход советских войск через польскую территорию. Однако Думенк получил телеграмму Даладье только вечером 21 августа и зачитал ее Ворошилову вечером 22. Ворошилов поинтересовался полномочиями Думенка, реакцией Великобритании и Польши (последнее, строго говоря, было весьма оправдано, потому что Даладье пытался сделать Польшу союзником СССР насильно). Для ответов на все эти вопросы нужно было время.
Советско-германский пакт о ненападении. Отсрочка оказалась роковой для Запада и Польши. 3 августа 1939 г. Риббентроп передал советскому представителю в Берлине желание германской стороны урегулировать германо-советские отношения, заявив при этом, что "от Балтийского моря до Черного нет проблемы, которой нельзя было бы разрешить к взаимному удовлетворению". Он также намекнул, что неплохо было бы достигнуть взаимопонимания с СССР относительно судьбы Польши. Москва оставалась недоверчивой: как Германия объяснит "антикоминтерновский пакт", поддержку Японии против СССР и исключение СССР из мюнхенского переговорного процесса, вопрошал Молотов
Если нервничала Москва, то нервничал и Берлин. Воля Гитлера начать войну оставалась непоколебимой. 11 августа Риббентроп информировал Чиано, что решение напасть на Польшу неизменно. "Чего вы хотите? - спросил итальянский министр. - Коридора (в Восточную Пруссию. - Авт.) или Данцига?" "Ни того, ни другого, - отвечал Риббентроп, - Мы хотим войны".
Гитлер хотел войны. Но позиция СССР, как ни была ослаблена советская армия, его беспокоила. Возможная договоренность между СССР и Западом означала войну на два фронта. Этого надо было избежать.
12 августа Москва согласилась принять германского представителя для политических переговоров.
Сталин осторожничал. Советский ответ на германские предложения делал особый упор на постепенность переговорного процесса. Однако в Москве, очевидно, не знали точной даты нападения на Польшу - или неспешность Москвы была блестящим блефом. 15 августа посол Шутенбург передал Молотову, что Риббентроп готов вылететь в Москву. Молотов в ответ сказал, что визит должен привести к договоренностям, а не к обмену мнениями. В числе таких договоренностей Молотов назвал пакт о ненападении, сдерживание Германией Японии, совместные гарантии прибалтийским странам.
Гитлер немедленно согласился на все. Пакт о ненападении обеспечивал его восточный фланг, покуда он сам этого хотел (Гитлер был не очень высокого мнения о значимости подписанных документов), а что касается Японии и гарантий Прибалтике, то он был готов предложить гораздо более выгодную сделку.
Москва в ответ потребовала подписать торговое и финансовое соглашения, а также особый протокол, обозначающий интересы обеих сторон по тем или иным международным вопросам, иными словами - договоренность о разделе сфер влияния.
Берлин согласился и на протокол. Риббентроп открытым текстом написал, что необходимо урегулировать германо-советские отношения до начала конфликта с Польшей. Москва намек поняла 19 августа Кремль согласился на приезд Риббентропа, но даты были указаны как 26 или 27 августа. Гитлер потерял терпение. Он направил личное послание Сталину, в котором просил перенести сроки визита. Только после этого, насладившись своей новой значимостью, Сталин согласился принять Риббентропа 23 августа.
Вечером 23 августа Риббентроп был уже в Кремле. Обменявшись антибританскими любезностями, стороны тут же подписали пакт о ненападении и секретный протокол к нему. Секретный протокол предусматривал ошеломляющий выигрыш для Москвы. В ее сфере влияния оказывались Финляндия, Эстония и Латвия в Прибалтике, а также польская территория к востоку от рек Нарев-Вистула-Сан. Точные границы разделенной Польши должны были быть уточнены позднее. Сталин также выразил свою заинтересованность в Бессарабии.
24 августа западные военные миссии попросили встречи с Ворошиловым с тем, чтобы уточнить судьбу переговоров. На другой день Ворошилов объявил им, что продолжать переговоры нецелесообразно.
Что же произошло в Кремле 23 августа 1939 года?
Гитлер хотел обезопасить свой восточный фланг и предотвратить войну на два фронта, оторвать Советский Союз от намечавшегося союза с Великобританией и Францией. Территории, уступленные им Москве, во-первых, не были для него жизненно важными, а во-вторых, для Гитлера не существовало соглашений, которые были бы окончательными. Он великодушно предоставил Сталину на время свободу рук в пределах бывшей Российской империи.
Для Сталина выигрыш был гораздо более значимым. Дело даже не в том, что территориальные приращения, ставшие возможными благодаря соглашению с Гитлером, сделались как бы легитимными, и их никто не оспаривал во время последующих переговоров Большой Тройки. Этот эффект Сталину еще предстояло осмыслить и оценить по достоинству. Были совершенно конкретные выгоды именно на август 1939 г.
Во-первых, в результате дипломатической игры, которая не стоила ему абсолютно ничего, Сталин приобрел право на сферы влияния, о восстановлении которых мечтал давно. Вернуться к границам Российской империи на 1913 год было одной из основных задач Сталина.
Во-вторых, внешнеполитическая изоляция СССР была прорвана. Впервые после 1917 г. страна была признана равной в кругу великих европейских держав. СССР вышел в высший разряд европейской политики.
В-третьих, на некоторое время страна оказывалась вне европейского военного конфликта. Другое дело, что Сталин переоценил длительность мирной передышки и не сумел в полной мере ею воспользоваться. Но то, что еще 22 месяца СССР будет находиться вне второй мировой войны, наращивая свой военный потенциал, было достижением.
В-четвертых, советская внешняя политика прочно стала на путь Realpolitik, оставив теорию мировой революции лишь в качестве идеологической оболочки.
Для Европы советско-германский временный союз имел чрезвычайно важные последствия. В 1939-1941 годах Германия воевала в привилегированных условиях без всякого давления с востока. Это позволило Гитлеру не только расширить границы рейха в Восточной Европе, но и успешно завершить военные действия в западной части континента.
Однако если Гитлер растранжирил капитал, полученный от договоренности с Москвой, то Сталин, напротив, сберег, и территориальные приращения, ставшие возможными с подписанием пакта Молотов-Риббентроп, в ходе второй мировой войны превратились в плацдарм для вассализации Восточной и Центральной Европы.