2. Критическая ратификация научного знания Кантом

2. Критическая ратификация научного знания Кантом

Как восстановить порядок в интеллектуальном ланд­шафте, утраченный с исчезновением бога, который мыс­лился как некий рациональный принцип, устанавливав­ший связь между наукой и природой? Могли ли ученые докопаться до глобальной истины, если уже никто не мог утверждать (разве что лишь метафорически), что наука занимается расшифровкой слова творения? Бог безмолвствовал или по крайней мере не изрекал ни слова на том языке, на котором мыслил человеческий разум. Что осталось от нашего субъективного опыта в природе, из которой исключено время? Каков тогда смысл таких понятий, как «свобода», «предопределе­ние» или «этические ценности»?

По мнению Канта, существуют два уровня реальнос­ти: феноменальный, соответствующий науке, и ноуме­нальный, отвечающий этике. Феноменальный порядок создается человеческим разумом. Ноуменальный поря­док трансцендентален по отношению к человеческому разуму; он соответствует духовной реальности, на ко­торую опирается этическая и религиозная жизнь чело­века. Предложенное Кантом решение в определенном смысле единственно возможно для тех, кто утверждает и реальность этики, и реальность объективного мира в том виде, как его отражает классическая наука. Вместо бога источником порядка, воспринимаемого че­ловеком в природе, становится сам человек. Кант счи­тает «законным» и научное знание, и отчуждение че­ловека от описываемого наукой мира феноменов. В этом отношении философия Канта выражает в явном виде философское содержание классической науки.

Предмет критической философии Кант определяет как трансцендентальный. Критическая философия не занимается рассмотрением объектов опыта, а исходит из того априорного факта, что систематическое знание таких объектов возможно (доказательство чему Кант усматривает в существовании физики), и устанавлива­ет априорные условия возможности такого рода зна­ния.

Для этого, по Канту, необходимо ввести различие между ощущениями, воспринимаемыми нами непосред­ственно из внешнего мира, и объективным «рациональ­ным» знанием. Объективное знание не пассивно: оно формирует свои объекты. Считая некий феномен объек­том опыта, мы априори (прежде чем он будет дан нам в действительном опыте) предполагаем, что этот фено­мен удовлетворяет определенной совокупности прин­ципов. Поскольку мы мыслим феномен как возмож­ный объект знания, он является продуктом синтетиче­ской деятельности нашего рассудка. В объектах наше­го знания мы находим самих себя, и, следовательно, ученый сам является источником тех универсальных законов, которые он открывает в природе.

Априорные условия опыта являются одновременно и условиями существования объектов опыта. В этом зна­менитом утверждении заключена суть «коперниканской революции», произведенной в философии «трансцен­дентальным» познанием Канта. Субъект более не «обращается» вокруг своего объекта, пытаясь открыть за­коны, управляющие объектом, или язык, на котором объект допускает расшифровку. Субъект теперь сам находится в центре, диктуя оттуда свои законы, и вос­принимаемый субъектом мир говорит на его, субъекта, языке. Неудивительно поэтому, что ньютоновская нау­ка способна описывать мир с внешней, почти божест­венной точки зрения!

То, что все чувственно воспринимаемые феномены подчиняются законам нашего разума, отнюдь не озна­чает, будто конкретное знание таких объектов беспо­лезно. По Канту, наука не вступает в диалог с приро­дой, а навязывает природе свой собственный язык. Тем не менее в каждом случае необходимо раскрывать спе­цифику «сообщения», передаваемого на этом общем языке. Одно лишь знание априорных понятий пусто и бессодержательно.

Символ научного мифа — демон Лапласа, — с точки зрения Канта, есть иллюзия, но иллюзия рациональная. Хотя своим появлением она обязана предельному перехо­ду и потому незаконна, тем не менее эта иллюзия отража­ет вполне законное убеждение, являющееся движущей силой науки, — убеждение в том, что природа в ее цело­стности послушно подчиняется тем принципам, которые столь успешно открывают ученые. Куда бы ни напра­вила наука свои стопы, о чем бы она ни вопрошала, получаемый ею ответ всегда будет если не тот же са­мый, то по крайней мере того же рода. Существует единый универсальный синтаксис, включающий в себя все возможные ответы.

Тем самым трансцендентальная философия узако­нивает притязания физиков на открытие окончательной формы всякого положительного знания. В то же время трансцендентальная философия ставит философию в господствующее положение по отношению к естество­знанию. Отпадает необходимость в поиске философско­го значения результатов научной деятельности: с транс­цендентальной точки зрения эти результаты не приво­дят к истинно новому знанию. Предметом философии является наука, а не ее результаты. Наука, рассматри­ваемая как повторяющаяся и замкнутая деятельность, служит надежным фундаментом трансцендентальной рефлексии.

Однако, узаконивая все притязания науки, критическая философия Канта в действительности ограничи­вает научную деятельность проблемами, которые можно считать и поверхностными, и несложными. Она обрека­ет науку на скучный труд по расшифровке монотонного языка феноменов, приберегая для себя вопросы, связан­ные с «предназначением» человека на Земле: что мо­жет знать человек, что он должен делать, на что он может надеяться. Мир, изучаемый наукой, мир, доступ­ный положительному знанию, есть «всего лишь» мир феноменов. Ученый не только не может познать «вещи в себе», но даже задаваемые им вопросы не имеют ни­какого отношения к реальным проблемам человечества. Красота, свобода и этика не могут быть объектами по­ложительного знания. Они принадлежат миру ноуме­нов, т. е. области философии, и никак не связаны с ми­ром феноменов.

Исходный пункт критической философии Канта, его акцент на активной роли человека в научном описании, вполне приемлем для нас. Многое уже было сказано об экспериментировании как искусстве выбора ситуа­ций, гипотетически подпадающих под действие иссле­дуемого закона, и воссозданиях их в условиях, позво­ляющих получить ясный экспериментальный ответ на поставленный вопрос. Каждый эксперимент предпола­гает какие-то принципы, и эти принципы не могут быть обоснованы данным экспериментом. Кант, однако, как мы видели, пошел гораздо дальше. Он отрицает раз­нообразие возможных научных точек зрения, разнооб­разие предполагаемых принципов. В соответствии с ми­фом классической науки Кант стоит за единственный язык, дешифруемый наукой в природе, единственную совокупность априорных принципов, заложенных в ос­нове физики и подлежащих отождествлению с катего­риями человеческого познания. Тем самым Кант отри­цает необходимость активного выбора со стороны уче­ного, необходимость отбора проблематической ситуа­ции, соответствующей конкретному теоретическому язы­ку, на котором могут быть заданы определенные вопро­сы и предприняты попытки получить на них экспери­ментальные ответы.

Критическая ратификация Кантом научного знания определяет научную деятельность как безмолвную и систематическую, замкнутую в себе. Поступая так, фи­лософия санкционирует и увековечивает пропасть, отделяющую её от естествознания, принижая значение всей области положительного знания и отказываясь от него в пользу естествознания. Она оставляет за собой лишь область свободы и этики, мыслимую как нечто всецело чуждое природе.