5. Актеры и зрители

5. Актеры и зрители

Отрицание физикой становления породило глубокий раскол внутри самого естествознания и привело к от­чуждению его от философии. То, что первоначально бы­ло рискованной ставкой в духе господствовавшей ари­стотелевской традиции, со временем превратилось в дог­матическое утверждение, направленное против тех (хи­миков, биологов, медиков), для кого в природе сущест­вовало качественное многообразие. В конце XIX в. этот конфликт, протекавший внутри естествознания, был пе­ренесен на отношение между естествознанием и осталь­ной культурой, в особенности между естествознанием и философией. В гл. 3 мы рассказали об этом аспекте истории западноевропейской мысли с ее непрестанной борьбой за новое единство знания. «Живое» время, Lebenswelt (жизненный мир) представителей феномено­логии, противостоящий объективному времени физики, возможно, отвечали потребности возведения защитных сооружений, способных противостоять вторжению точ­ного естествознания.

Мы убеждены в том, что ныне эпоха безапелляцион­ных утверждений и взаимоисключающих позиций мино­вала. Физики не обладают более привилегией на экстерриториальность любого рода. Как ученые, они принадле­жат своей культуре и в свою очередь вносят немалый вклад в ее развитие. Мы достигли ситуации, близкой к той, которая была давно осознана в социологии. Еще Мерло-Понти подчеркивал необходимость не упускать из виду то, что он называл «истиной в длиной ситуации»:

«До тех пор пока мой идеал — абсолютный наблюда­тель, знание, безотносительное к какой бы то ни было точке зрения, моя ситуация является лишь источником ошибок. Но стоит лишь мне осознать, что через нее я связан со всеми действиями и всем знанием, имеющи­ми смысл для меня, и что она постепенно наполняется всем могущим иметь смысл для меня, и мой контакт с социальным в ограниченности моего бытия открывает­ся мне как исходный пункт всякой, в том числе и науч­ной, истины, а поскольку мы, находясь внутри истины и не имея возможности выбраться из нее наружу, имеем некоторое представление об истине, все, что я могу сделать, — это определить истину в рамках данной си­туации».

Именно этой концепции знания, объективного и дея­тельного, мы придерживались в нашей книге.

В своих «Темах» Мерло-Понти утверждал также, что «философские» открытия естествознания, концепту­альные преобразования его основ нередко происходят в результате негативных открытий, служащих толчком к пересмотру сложившихся взглядов и отправным пости и энтропии мы переходим к диссипативным структурам в сильно неравновесных системах, что позволяет нам понять ориентированную во времени деятельность наблюдателя.

Не существует научной деятельности, которая не была бы ориентированной во времени. Подготовка экс­перимента требует проведения различия между «до» и «после». Распознать обратимое движение мы можем только потому, что нам известно о необратимости. Из нашей диаграммы видно, что, описав полный круг, мы вернулись в исходную точку и теперь видим себя как неотъемлемую часть того мира, который мы описываем.

Наша схема не априорна — она выводима из некото­рой логической структуры. Разумеется, в том, что в при­роде реально существуют диссипативные структуры, нет никакой логической необходимости. Однако непрелож­ный «космологический факт» состоит в следующем: для того чтобы макроскопический мир был миром обитае­мым, в котором живут «наблюдатели», т. е. живым миром, Вселенная должна находиться в сильно нерав­новесном состоянии. Таким образом, наша схема соот­ветствует не логической или эпистемологической истине, а относится к нашему состоянию макроскопических существ в сильно неравновесном мире. Наша схема об­ладает еще одной существенной отличительной особен­ностью: она не предполагает никакого фундаментально­го способа описания. Каждый уровень описания следует из какого-то уровня и в свою очередь влечет за собой другой уровень описания. Нам необходимо множество уровней описания, ни один из которых не изолирован от других, не претендует на превосходство над другими.

Мы уже отмечали, что необратимость — явление от­нюдь не универсальное. Эксперименты в условиях термо­динамического равновесия мы можем производить лишь в ограниченных областях пространства. Кроме того, зна­чимость временных масштабов варьируется в зависи­мости от объекта. Камень подвержен изменениям на от­резке времени масштаба геологической эволюции. Человеческие сообщества, особенно в наше время, имеют свои, существенно более короткие временные масштабы. Мы уже упоминали о том, что необратимость начинает­ся тогда, когда сложность эволюционирующей системы превосходит некий порог. Примечательно, что с увеличе­нием динамической сложности (от камня к человеческо­му обществу) роль стрелы времени, эволюционных рит­мов возрастает. Молекулярная биология показала, что внутри клетки все живет отнюдь не однообразно. Одни процессы достигают равновесия, другие, регулируемые ферментами, протекают в сильно неравновесных усло­виях. Аналогичным образом стрела времени играет в окружающем нас мире самые различные роли. С этой точки зрения (с учетом ориентации во времени всякой активности) человек занимает в мире совершенно ис­ключительное положение. Особенно важным, как уже говорилось в гл. 9, мы считаем то, что необратимость, или стрела времени, влечет за собой случайность. «Вре­мя — это конструкция». Значение этого вывода, к ко­торому независимо пришел Валери, выходит за рамки собственно естествознания.