Глава 3. О грамматологии как позитивной науке

Глава 3. О грамматологии как позитивной науке

При каких условиях возможна грамматология? Основное условие -в том, что ее вызывает к жизни логоцентризм. Однако это условие возможности превращается в условие невозможности. Ведь оно спо­собно поколебать и само понятие науки. Графематика или грамма-тография не должны были бы притворяться науками: их цель долж­на была бы лежать вне круга грамматологического знания.

Не отваживаясь следовать этой гибельной необходимости и вре­менно подчиняясь традиционным нормам научности, повторим наш вопрос: при каких условиях возможна грамматология?

При условии, что мы знаем, что такое письмо и как упорядочи­вается все многоголосие этого понятия. Где возникает письмо? Ког­да оно возникает? Где и как след, письмо как таковое, общий корень речи и письма усыхают в "письмо" в обыденном смысле слова? Где и когда осуществляется переход от одного письма к другому, от пись­ма вообще - к письму в узком смысле слова, от следа - к графии, от одной графической системы - к другой, а в области графического кода от одного графического дискурса - к другому и пр.?

Где и как возникает ?.. Это вопрос о (перво)начале. Хотя ведь (перво)начала, т. е. простого (перво)начала, не существует: размышление о следе должно было бы уже научить нас тому, что вопрос о (перво)на-чале приносит с собой всю метафизику наличия. Не отваживаясь здесь следовать этой гибельной необходимости, но продолжая зада­вать вопрос о (перво)начале, мы должны разграничить в нем два уровня. Словами "где" и "когда" могут начинаться эмпирические во­просы: в каких местах и в какие моменты письмо впервые возника­ет в истории и в мире? Ответом на эти вопросы должен быть поиск и исследование фактов: это — история в обыденном смысле слова, которой и поныне занимаются почти все археологи, эпиграфисты, исследователи доисторических времен, изучающие различные ви­ды письменности, распространенные в мире.

Однако вопрос о (перво)начале сразу же смешивается с вопросом о сущности. Можно сказать, что он предполагает постановку онто-феноменологической проблемы в строгом смысле слова. Требуется выяснить, что есть письмо, чтобы ставить вопрос о том, где и ког­да оно начинается, уже понимая, о чем идет речь и в чем состоит суть вопроса. Что такое письмо? Как узнать, что перед нами - письмо? Ка­кого рода уверенность сущностного порядка должна направлять эм­пирическое исследование? Причем направлять его de jure, поскольку существует некая необходимость de facto, в силу которой эмпириче­ское исследование соскальзывает в рефлексию о сущности1. Она не может обойтись без "примеров", не может начать - как того требо­вала бы логика трансцендентальной рефлексии - с некоего de jure удостоверенного начала (commencement), и сама эта невозможность указывает на вычеркнутую (перво)начальность (l'originalité) следа, т. е. на корни письма. Размышление о следе показало, что он не может оставаться в плену онто-феноменологического вопроса о сущности. След есть ничто, он не есть сущее, он выходит за рамки вопроса: что это есть? - и при случае делает его возможным. В данном слу­чае нельзя полагаться на оппозицию de facto и de jure, ибо она приме­нима только к вопросу: что это есть? - в каких бы формах - мета­физических, онтологических, трансцендентальных - он ни ставился. Не отваживаясь следовать этой гибельной необходимости в вопро­се о прото-вопросе: что это есть? - останемся в поле грамматологи-ческого знания.

Письмо целиком исторично, а потому одновременно и естествен­но и удивительно, что научный интерес к письму всегда облекался в форму истории письма. Однако наука требовала также, чтобы чи­стое описание фактов (допустим, что такое выражение осмысленно) направлялось той или иной теорией письма.