§5. Роль сопоставления языков и культур для наиболее полного раскрытия их сущности

.

§5. Роль сопоставления языков и культур для наиболее полного раскрытия их сущности

The sum of human wisdom is not contained in any one language,

and no single language is capable of expressing

all forms and degrees of human

comprehension.

Ezra Pound.

Весь объем челове­ческой мудрости не содержится ни в од­ном языке, и ни один язык не в состоянии выразить все формы и уровни человече­ского восприятия. Эзра Паунд.

Взаимосвязь языков и культур, необходимость их соизучения не вызы­вает сомнения. Однако здесь необходимо сделать важное методологи­ческое замечание.

Дело в том, что существенные особенности языка и тем более куль­туры вскрываются при сопоставлении, при сравнительном изучении языков 22 и тем более культур. Это настойчивое «тем более» призвано подчеркнуть особую неявность, невидимость культурного барьера на уровне одной культуры. Если язы­ковой барьер абсолютно очевиден, то барьер культур становится яв­ным только при столкновении (или сопоставлении) родной культуры с чужими, отличными от нее: в луч­шем случае удивительными, а обычно просто странными, непри­ятными, шокирующими (отсюда понятие культурного шока).

В рамках собственной культуры создается прочная иллюзия свое­го видения мира, образа жизни, менталитета и т. п. как единствен­но возможного и, главное, един­ственно приемлемого. Странным образом, подавляющее большин­ство людей не осознает себя в ка­честве продукта своей культуры даже в тех редких случаях, когда они понимают, что поведение представителей других культур оп­ределяется их иной культурой. Только выйдя за рамки своей куль­туры, то есть столкнувшись с иным мировоззрением, мироощущением и т. п., можно понять специфику своего общественного сознания, можно «увидеть» различие или кон­фликт культур 23.

Культурный барьер, таким образом, гораздо опаснее и неприятнее языкового. Он как бы сделан из абсолютно прозрачного стекла и нео­щутим до тех пор, пока не разобьешь себе лоб об эту невидимую пре­граду. Опасен он еще и тем, что культурные ошибки обычно восприни­маются намного болезненнее, чем ошибки языковые, несмотря на то, что первые гораздо более извинительны: различия культур не обобще­ны в своды правил, как различия языков, нет ни грамматик, ни слова­рей культур. Однако все мы знаем из собственного опыта, с каким доб­родушием обычно встречаются ошибки в иностранных языках его но­сителями. Культурные же ошибки, как правило, не прощаются так легко и производят самое отрицательное впечатление.

Все тонкости и вся глубина проблем межъязыковой и межкуль­турной коммуникации становятся особенно наглядными, а иногда и просто осознаваемыми, при сопоставлении иностранных языков с родными и чужой культуры со своей родной, привычной. Вот по­чему предмет «мир изучаемого языка» рекомендуется, если позволяют возможности, вести как бы с двух сторон, в виде параллельных курсов: один — носителем языка и культуры изучаемого языка, а второй — но­сителем родного языка и родной культуры. Именно так строятся (по возможности, то есть в зависимости от наличия компетентных лекто­ров) эти курсы на нашем факультете.

Это позволяет получить более полное и многогранное знание куль­туры носителей изучаемого языка, поскольку их мир представлен, во-первых, так, как он выглядит в их собственных глазах, и, во-вторых, че­рез призму родной для учащихся культуры, через столкновение этих культур, что позволяет яснее осознать различия этих культур и избе­жать культурного шока при реальном общении с представителями чу­жой культуры.

Таким же образом преподается и мир русского языка: занятия ведут как наши специалисты по русской истории, культуре и т. п., так и инос­транцы, рассказывающие об их восприятии России и русских.

Андрей Макин в своей книге «Le testament français» («Французское завещание») говорит о том, что все его русские родственники прислу­шивались к мнению его бабушки — француженки Шарлотты — с осо­бым вниманием и интересом, поскольку она приехала в Россию из Фран­ции добровольно, по своему выбору, видела русскую жизнь через при­зму иной культуры и открывала им глаза на некоторые неожиданные аспекты их жизни:

 

C'est que Charlotte surgissait sous le ciel russe comme une extraterrest­re. Elle n'avait que faire de l'his­toire cruelle de cet immense empire, de ses famines, révolutions, guerres civiles... Nous autres, Russes, n'avions pas le choix. Mais elle? À travers son regard, ils observaient un pays méconnaissable, car jugé par une étrangère, parfois naïve, souvent

plus perspicace qu'eux-mêmes. Dans les yeux de Charlotte s'était reflété un monde inquiétant et plein d'une vente spontanée — une Russie insolite qu'il leur fallait découvrir24.

Дело в том, что Шарлотта как бы сохраняла свою экстерриториальность под русским небом. Жестокая история огромной империи, с ее голодом, революциями, гражданскими войнами, не имела к ней отношения... У нас, русских, выбора не было. Но она? Глядя на Россию глазами Шар­лотты, они не узнавали свою страну, потому что то был взгляд иност­ранки, иногда наивной, но зачастую более проницательной, чем они сами. В глазах Шарлотты отражался тревожный, полный стихийных откровений мир — непривычная Россия, которую им нужно было познать (А. Макин. Французское завещание. Пер. Ю. Яхниной и Н. Шаховской // Иностранная литература, 1996, № 12, с. 49).

23 «В качестве этни­ческих символов могут выступать эле­менты как матери­альной, так и зву­ковой культуры. Но этнознаковая функ­ция вовсе не являет­ся внутренним их свойством. Она про­является лишь при условии контактов между этносами. Поэтому один и тот же элемент культуры может в одном слу­чае выражать этни­ческую специфику и не иметь ее в дру­гом» (Ю. В. Бромлей. Этнос и этнография. М., 1973, с. 66). скрытые свойства и, соответственно, скрытые трудности, которые не видны с уровня одного язы­ка, — позволяют сделать один важный практический вывод: носители языка, преподающие свой родной язык как иностранный и не зна­ющие родного языка учащихся, не видят ни этих скрытых свойств, ни этих скрытых трудностей. И в этом — сюрприз, сюрприз! — боль­шое преимущество иностранных преподавателей иностранного же языка перед преподавателями — носителями этого языка.

Все расхождения языков и культур выявляются при их сопоставле­нии. Однако на уровне языковой картины мира эти различия не видны, и слова разных языков выглядят обманчиво эквивалентными. Это со­здает большие трудности в практике преподавания иностранных язы­ков. Еще раз подчеркнем, что все эти проблемы обнаруживаются толь­ко при сопоставительном изучении по крайней мере двух языков (и, соответственно, культур) — иностранного и родного. Они представля­ют, таким образом, некий подводный камень в практике обучения ино­странным языкам, который не в состоянии увидеть преподаватели — носители иностранного языка, не знающие родного языка студентов.