ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ОБОЛЬЩЕНИЕ ЗЕВСА
.ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ОБОЛЬЩЕНИЕ ЗЕВСА
Крик неспокойно услышал и Нестор, под сению пьющий;
Быстро к Асклепия сыну крылатую речь устремил он:
"Что, благородный Махаон, из дел сих нерадостных будет?.
Крик при судах возрастает воинственный юношей наших!
Друг, сиди у меня и багряным вином укрепляйся: {5}
Теплую ванну тебе Гекамеда кудрявая в куще
Скоро нагреет и прах кровавый на теле омоет.
Я подымусь лишь на холм и немедленно все распознаю".
Рек - и художно сработанный щит захватил он сыновний,
Медью блестящий, который герой Фразимед конеборец {10}
В сени оставил, а сам со щитом подвизался отцовским;
Крепкое взял копие, повершенное острою медью;
Вышел, пред кущею стал, и мгновенно позорное дело
Видит: ахейцы бегут, а бегущих преследуют с тыла
Гордые воины Трои; разбита твердыня ахеян! {15}
Словно как море великое зыбью немою чернеет,
Предзнаменуя нашествие быстрое шумного ветра,
Только чернеет, еще ни сюда, ни туда не колышась,
Ветер доколе решительный, посланный Зевсом, не снидет,-
Так нерешительно Нестор душой колебался, волнуясь {20}
Думой двоякой: к рядам ли идти аргивян быстроконных
Или к владыке мужей, властелину народов Атриду?
В сих волновавшемусь думах, сдалося полезнее старцу
К сыну Атрея идти. Между тем истребляли друг друга
Воины в битве; звучала ужасно вкруг тел их могучих {25}
Медь, под ударом мечей и пик обоюдуконечных.
С Нестором встретились скоро цари, питомцы Зевеса,
Шедшие от кораблей, уязвленные прежде на битве,
Царь Диомед, Одиссей и державный Атрид Агамемнон.
Их корабли от равнины, где бились, далеко стояли {30}
Берегом моря седого: они извлекли их на сушу
Первые; стену ж при них совокупно с другими воздвигли.
Берег, как ни был обширен, не мог обоюдувесельных
Всех кораблей их принять; стеснены ополчения были:
Лествицей их извлекли на песок и наполнили целый {35}
Берег залива широкого, все между мысов пространство.
Три воеводы, пылая увидеть смятенную битву,
Рядом шли, подпираяся копьями; полно печали
Было их сердце. С ними встретился конник геренский
Нестор и более дух поразил у ахейских героев. {40}
Быстро воскликнул ему повелитель мужей Агамемнон:
"Нестор, божественный старец, великая слава данаев!
Что приходил ты сюда, смертоносную битву оставив?
О, трепещу я, да слова не выполнит Гектор ужасный:
Некогда он, среди сонма троянского, гордый, грозился {45}
В град от судов возвратиться не прежде, доколе ахейских
Всех кораблей не сожжет и ахеян самих не изгубит.
Так он на сонме грозился,- и все совершается ныне!
Боги! Так все ополчения меднооружных данаев
Ненависть в сердце ко мне, как Пелид быстроногий, питают, {50}
Если сражаться они не хотят при кормах корабельных!"
Быстро Атриду ответствовал Нестор, конник геренский:
"Так, Агамемнон, свершается все! и уже не возмог бы
Сам громовержец того, что свершилось, устроить иначе!
Пала твердыня ахеян, которая, мы уповали, {55}
Нам от врагов и судам нерушимой защитою будет.
Но враги при судах беспрестанной, упорною битвой
Вкруг нас теснят, и уже не узнаешь, внимательно смотря,
Где аргивяне теснимые в большем расстройстве мятутся.
Всюду смятенье, убийство, и вопль раздается до неба! {60}
Други, помыслим, какое из дел сих последствие будет?
Может быть, разум поможет. Но в битву вступать, воеводы,
Я не советую вам: уязвленным не должно сражаться".
Нестору вновь говорил повелитель мужей Агамемнон:
"Нестор, если уж бой при кормах корабельных пылает, {65}
Если не в помощь ни вал нам высокий, ни ров, для которых
Столько трудов мы терпели, которые, мы уповали,
Нам от врагов и судам нерушимой защитою будут:
Нет сомнения, Зевсу всесильному видеть угодно
Здесь, от Эллады далеко, ахеян бесславно погибших! {70}
Было то время, как ревностно он защищал и ахеян;
Ныне, я вижу, он Трои сынов, как бессмертных блаженных,
Славой венчает, ахейцам же силы и руки сковал он!
Слушайте ж, други, один мой совет, и его мы исполним:
Первые наши суда, находящиесь близко пучины, {75}
Двинем немедля и спустим их все на священное море;
Станем высоко держаться на котвах, пока не наступит
Ночь безлюдная; может быть, в ночь прекратят нападенье
Трои сыны; и тогда мы суда и последние спустим.
Нет стыда избегать от беды и под мраками ночи; {80}
Лучше бежа избежать от беды, чем вдаваться в погибель!"
Косо взглянув на него, возгласил Одиссей многоумный:
"Слово какое, властитель, из уст у тебя излетело?
Пагубный! лучше другим бы каким-либо воинством робким
Ты предводил, а не нами владел, не мужами, которым {85}
С юности нежной до старости Зевс подвизаться назначил
В бранях жестоких, пока не погибнет с оружием каждый!
Или ты хочешь троянский сей град многолюдный оставить,
Град, вкруг которого столько ужасных мы бед претерпели?
Смолкни, чтоб кто-либо здесь не услышал еще из ахеян {90}
Речи, какой никогда и в устах иметь не захочет,
Кто говорить разумеет согласное с разумом здравым,
Кто скиптродержец, кому повинуются столько народов,
Сколько тебе, неисчетных аргивских племен повелитель!
Замысел твой отвергаю я вовсе и что ты вещаешь! {95}
Ты предлагаешь теперь, в продолжение боя и смуты,
В море спускать корабли, да желанное сердцу троянам,
В брани и так торжествующим, сбудется все? а над нами
Грозная гибель над всеми обрушится! ибо ахейцы
Боя не выдержат, если суда повлекутся на волны: {100}
Вспять озираться начнут и оставят воинскую доблесть,
И твои нас советы погубят, правитель народа!"
Быстро воскликнул тогда повелитель мужей Агамемнон:
"О Лаэртид! поразил ты глубоко упреком жестоким
Душу мою; но ахеянам я не даю повелений {105}
Влечь вопреки их желаньям, судов многоместных на волны.
Муж да предстанет и лучший совет моего да предложит;
Юноша он или старец - равно мне приятен он будет".
И меж них взговорил Диомед, воеватель бесстрашный:
"Муж сей пред вами! не долго искать его, если угоден {110}
Добрый совет: но меня да не презрит никто, оскорбляясь
Тем, что начну говорить между вами, героями, младший.
Сам справедливо горжусь я отца знаменитого родом,
Кровью Тидея, которого в Фивах сокрыла могила.
Три непорочные сына на свет рождены от Порфея; {115}
Жили в Плевроне и в тучной земле, Калидоне гористом,
Агрий и Мелас, а третий из них был Иней конеборец,
Дед мой, Тидеев отец, знаменитейший доблестью всех их.
Там же и он обитал; но родитель мой в Аргос укрылся,
Долго скитавшийся: Зевс и бессмертные так восхотели. {120}
Дочерь Адраста избравши супругою, дому владыка,
Благами жизни богатый, довольно имел он обширных
Нив хлебородных, множество разных садов плодоносных,
Множество стад он имел, и ахейских мужей копьеборством
Всех превышал; но сие вы, как истину, слышали сами. {125}
Зная ж, цари, что и я не презренного племени отрасль,
Вы не презрите советом, который скажу я свободно:
В битву пойдем, невзирая на раны: зовет неизбежность!
Там мы покажемся ратям; но боя удержимся, ставши
Одаль от стрел, чтобы кто-либо раны на рану не принял; {130}
Только других поощрим на сражение: множество ратных,
Слабым сердцам угождая, стоят вдалеке, не сражаясь".
Так говорил,- и, внимательно слушав, цари покорились;
К битве пошли, и предшествовал им Агамемнон державный.
Тою порой не вотще соглядал Посидон земледержец: {135}
Он воеводам явился под образом древнего мужа;
Взял за десную царя, устроителя ратей Атрида,
И к нему возгласил, устремляя крылатые речи:
"Царь Агамемнон! теперь Ахиллесово мрачное сердце
С радости в персях трепещет, как гибель и бегство данаев {140}
Он созерцает! и нет у него ни малейшего чувства!
Пусть же он так и погибнет, и бог постыдит горделивца!
Ты ж, Агамемнон, не вовсе блаженным богам ненавистен;
Может быть, скоро троянских племен и вожди и владыки
Прах по широкому полю подымут; может быть, скоро {145}
Ты их увидишь бегущих от наших судов и от кущей".
Рек он - и с криком ужасным понесся стремительно полем.
Словно как девять иль десять бы тысяч воскликнули разом
Сильных мужей на войне, зачинающих ярую битву,-
Гласом из персей таким колебатель земли Посидаон {150}
Грянул меж воинств, и каждому в сердце ахейцу вдохнул он
Бурную силу, без устали вновь воевать и сражаться.
Гера, царица златопрестольная, став на Олимпе,
Взоры свои с высоты устремила и скоро узнала
Быстро уже пролегевшего поприще славного боя {150}
Брата и деверя мощного; радость проникла ей душу.
Зевса ж, на высях сидящего Иды, потоками шумной,
Гера узрела, и был ненавистен он сердцу богини.
Начала думы вращать волоокая Зевса супруга,
Как обольстить ей божественный разум царя Эгиоха? {155}
Лучшею сердцу богини сия показалася дума:
Зевсу на Иде явиться, убранством себя изукрасив.
Может быть, он возжелает почить и любви насладиться,
Видя прелесть ее, а она и глубокий и сладкий,
Может быть, сон пролиет на зеницы его и на разум. {160}
Гера вошла в почивальню, которую сын ей любезный
Создал Гефест. К вереям примыкались в ней плотные двери
Тайным запором, никем от бессмертных еще не отверстым.
В оную Гера вступив, затворила блестящие створы;
Там амброзической влагой она до малейшего праха {165}
С тела прелестного смыв, умастилася маслом чистейшим,
Сладким, небесным, изящнейшим всех у нее благовоний:
Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме -
Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.
Им умастивши прекрасное тело, власы расчесала, {170}
Хитро сплела и сложила, и волны блистательных кудрей,
Пышных, небеснодушистых, с бессмертной главы ниспустила.
Тою душистой оделася ризой, какую Афина,
Ей соткав, изукрасила множеством дивных узоров;
Ризу златыми застежками выше грудей застегнула. {175}
Стан опоясала поясом, тьмою бахром окруженным.
В уши - прекрасные серьги с тройными подвесями вдела,
Ярко игравшие: прелесть кругом от богини блистала.
Легким покровом главу осенила державная Гера,
Пышным, новым, который, как солнце, сиял белизною. {180}
К светлым ногам привязала красы велелепной плесницы.
Так для очей восхитительным тело, украсив убранством,
Вышла из ложницы Гера и Зевсову дочь Афродиту
Вдаль от бессмертных других отозвала и ей говорила:
"Что я скажу, пожелаешь ли, милая дочь, мне исполнить? {185}
Или отвергнешь, Киприда, в душе на меня сокрывая
Гнев, что я за данаев, а ты благосклонна троянам?"
Ей отвечала немедленно Зевсова дочь Афродита:
"Гера, богиня старейшая, отрасль великого Крона!
Молви, чего ты желаешь; исполнить сердце велит мне, {190}
Если исполнить могу я и если оно исполнимо".
Ей, коварствуя сердцем, вещала державная Гера:
"Дай мне любви, Афродита, дай мне тех сладких желаний,
Коими ты покоряешь сердца и бессмертных и смертных.
Я отхожу далеко, к пределам земли многодарной, {195}
Видеть бессмертных отца Океана и матерь Тефису,
Кои питали меня и лелеяли в собственном доме,
Юную взявши от Реи, как Зевс беспредельно гремящий
Крона под землю низверг и под волны бесплодного моря.
Их я иду посетить, чтоб раздоры жестокие кончить. {200}
Долго, любезные сердцу, объятий и брачного ложа
Долго нуждаются боги: вражда им вселилася в души.
Если родителей я примирю моими словами,
Если на одр возведу, чтобы вновь сочетались любовью,
Вечно остануся я и любезной для них, и почтенной". {205}
Ей, улыбаясь пленительно, вновь отвечала Киприда:
"Мне невозможно, не должно твоих отвергать убеждений:
Ты почиваешь в объятиях бога всемощного Зевса".
Так говоря, разрешила на персях иглой испещренный
Пояс узорчатый: все обаяния в нем заключались; {210}
В нем и любовь и желания, шепот любви, изъясненья,
Льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных.
Гере его подала и такие слова говорила:
"Вот мой пояс узорный, на лоне сокрой его, Гера!
В нем заключается все; и в чертоги Олимпа, надеюсь, {215}
Ты не придешь, не исполнивши пламенных сердца желаний".
Так изрекла; улыбнулась лилейнораменная Гера,
И с улыбкой сокрыла блистательный пояс на лоне.
К сонму богов возвратилася Зевсова дочь Афродита.
Гера же, вдруг устремившись, оставила выси Олимпа, {220}
Вдруг пролетела Пиерии холмы, Эмафии долы,
Быстро промчалась по снежным горам фракиян быстроконных,
Выше утесов паря и стопами земли не касаясь;
С гордой Афоса вершины сошла на волнистое море;
Там ниспустилася в Лемне, Фоасовом граде священном; {225}
Там со Сном повстречалася, братом возлюбленным Смерти;
За руку бога взяла, называла и так говорила:
"Сон, повелитель всех небожителей, всех земнородных!
Если когда-либо слово мое исполнял ты охотно,
Ныне исполни еще: благодарность моя беспредельна. {230}
Сон, усыпи для меня громодержцевы ясные очи,
В самый тот миг, как на ложе приму я в объятия бога.
В дар от меня ты получишь трон велелепный, нетленный,
Златом сияющий: сын мой, художник, Гефест хромоногий,
Сам для тебя сотворит и подножием пышным украсит, {235}
Нежные ноги тебе на пиршествах сладких покоить".
Гере державной немедля ответствовал Сон усладитель:
"Гера, богиня старейшая, отрасль великого Крона!
Каждого я из богов, населяющих небо и землю,
Сном одолею легко: усыплю я и самые волны {240}
Древней реки Океана, от коего все родилося.
К Кронову ж сыну, царю, и приближиться я не посмею,
В сон не склоню громодержца, доколе не сам повелит он.
Помню, меня он и прежде своей образумил грозою,
В день, как возвышенный духом Геракл, порожденный Зевесом, {245}
Плыл от брегов Илиона, троянского града рушитель:
В оный я день обаял Эгиоха всесильного разум,
Сладко разлившися; ты ж устрояла напасти Гераклу;
Ты неистовых ветров воздвигнула бурю на море,
Сына его далеко от друзей, далеко от отчизны, {250}
Бросила к брегу Кооса. Воспрянул Кронид и грозою
Всех по чертогу рассыпал бессмертных; меня наипаче
Гневный искал и на гибель с неба забросил бы в море,
Если бы Ночь не спасла, и бессмертных и смертных царица.
К ней я, спасаясь, прибег. Укротился, как ни был разгневан, {255}
Зевс молнелюбец: священную Ночь оскорбить он страшился.
Ты же велишь мне опять посягнуть на опасное дело!"
Вновь говорила ему волоокая Гера богиня:
"Сон усладитель, почто беспокойные мысли питаешь?
Или ты думаешь, будет троян защищать громовержец {260}
Так же, как в гневе своем защищал он любезного сына?
Шествуй; тебе в благодарность юнейшую дам я Хариту;
Ты обоймешь наконец, назовешь ты своею супругой
Ту Пазифею, по коей давно все дни воздыхаешь".
Так изрекла, и ответствовал Сон, восхищенный обетом: {265}
"Гера, клянись нерушимою клятвою, Стикса водою;
Руки простри и коснися, одною - земли многодарной,
Светлого моря - другою, да будут свидетели клятвы
Все преисподние боги, присущие древнему Крону:
Ими клянися, что мне ты супругой Хариту младую {270}
Дашь Пазифею, по коей давно я все дни воздыхаю".
Рек,- и ему покорилась лилейнораменная Гера;
Руки простерши, клялась и, как он повелел, призывала
Всех богов преисподних, Титанами в мире зовомых.
Ими клялася, и страшную клятву едва совершила, {275}
Оба взвились и оставили Имбра и Лемна пределы;
Оба, одетые облаком, быстро по воздуху мчались.
Скоро увидели Иду, зверей многоводную матерь;
Около Лекта оставивши понт, божества над землею
Быстро текли, и от стоп их - дубрав потрясались вершины. {280}
Там разлучилися: Сон, от Кронидовых взоров таяся,
Сел на огромнейшей ели, какая в то время на Иде,
Высшая, гордой главою сквозь воздух в эфир уходила;
Там он сидел, укрываясь под мрачными ветвями ели,
Птице подобяся звонкоголосой, виталице горной, {285}
В сонме бессмертных слывущей халкидой, у смертных киминдой.
Гера владычица быстро всходила на Гаргар высокий,
Иды горы на вершину: увидел ее громовержец,
Только увидел, - и страсть обхватила могучую душу
Тем же огнем, с каким насладился он первой любовью, {290}
Первым супружеским ложем, от милых родителей тайным.
Встречу супруге восстал громовержец и быстро воскликнул:
"Гера супруга! почто же ты шествуешь так от Олимпа?
Я ни коней при тебе, ни златой колесницы не вижу".
Зевсу, коварствуя сердцем, вещала державная Гера: {295}
"Я отхожу, о супруг мой, к пределам земли даровитой,
Видеть бессмертных отца Океана и матерь Тефису.
Боги питали меня и лелеяли в собственном доме.
Их я иду посетить, чтоб раздоры жестокие кончить.
Долго, любезные сердцу, объятий и брачного ложа {300}
Долго чуждаются боги: вражда им вселилася в души.
Кони при мне, у подошвы обильной потоками Иды
Ждут и оттоле меня и по суше помчат и по влаге.
Но сюда я, Кронид, прихожу для тебя от Олимпа,
Ты на меня, о супруг, не разгневался б, если безмолвно {305}
В дом отойду Океана, глубокие льющего воды".
Быстро ответствовал ей воздымающий тучи Кронион:
"Гера супруга, идти к Океану и после ты можешь.
Ныне почием с тобой и взаимной любви насладимся.
Гера, такая любовь никогда, ни к богине, ни к смертной, {310}
В грудь не вливалася мне и душою моей не владела!
Так не любил я, пленяся младой Иксиона супругой,
Родшею мне Пирифоя, советами равного богу;
Ни Данаей прельстясь, белоногой Акрисия дщерью,
Родшею сына Персея, славнейшего в сонме героев; {315}
Ни владея младой знаменитого Феникса дщерью,
Родшею Криту Миноса и славу мужей Радаманта;
Ни прекраснейшей смертной пленяся, Алкменою в Фивах,
Сына родившей героя, великого духом Геракла;
Даже Семелой, родившею радость людей Диониса; {320}
Так не любил я, пленясь лепокудрой царицей Деметрой,
Самою Летою славной, ни даже тобою, о Гера!
Ныне пылаю тобою, желания сладкого полный!"
Зевсу, коварствуя сердцем, вещала державная Гера:
"Страшный Кронион! какие ты речи, могучий, вещаешь? {325}
Здесь ты желаешь почить и объятий любви насладиться,
Здесь, на Идейской вершине, где все открывается взорам?
Что ж, и случиться то может, если какой из бессмертных
Нас почивших увидит и всем населяющим небо
Злобный расскажет? Тогда не посмею, восставшая с ложа, {330}
Я в олимпийский твой дом возвратиться: позорно мне будет!
Если желаешь и если твоей душе то приятно,
Есть у тебя почивальня, которую сын твой любезный
Создал Гефест, и плотные двери с запором устроил.
В оной почить удалимся, когда ты желаешь покоя". {335}
Гере быстро ответствовал туч воздыматель Кронион:
"Гера супруга, ни бог, на меня положися, ни смертный
Нас не увидит: такой над тобою кругом распростру я
Облак златой; сквозь него не проглянет ни самое солнце,
Коего острое око все проницает и видит". {340}
Рек - и в объятия сильные Зевс заключает супругу.
Быстро под ними земля возрастила цветущие травы,
Лотос росистый, шафран и цветы гиацинты густые,
Гибкие, кои богов от земли высоко подымали.
Там опочили они, и одел почивающих облак {345}
Пышный, златой, из которого капала светлая влага.
Так беззаботно, любовью и сном побежденный, Кронион
Спал на вершине Идейской, в объятиях Геры супруги.
Быстро к судам аргивян победительный Сон обратился,
Радости весть возвестить черновласому Энносигею; {350}
Стал перед ним и воззвал, устремляя крылатые речи:
"Ревностно, царь Посидаон, теперь поборай за данаев!
Даруй ты им хоть мгновенную славу, пока почивает
Зевс громовержец: царя окружил я дремотою сладкой;
Гера склонила его насладиться любовью и ложем". {355}
Рек - и к другим отлетел племенам человеческим славным,
Боле еще возбудив Посидона к защите ахеян.
Он пред ряды первоборные вышел вперед, восклицая:
"Мы ли, ахейцы, опять Приамиду победу уступим?
Мы ли допустим, чтоб взял корабли он и славой покрылся? {360}
Так похваляется он и грозит, оттого что бездействен
Близ кораблей остается могучий Пелид прогневленный.
Но и в Пелиде нам нужды не будет, когда совокупно
Все устремимся, решася стоять одному за другого!
Други, внимайте, совет предложу я, а вы повинуйтесь: {365}
Быстро щитами, которые в воинстве лучше и больше,
Перси оденем, шеломами крепкими чела покроем
И, медножалые, длинные копья в руках потрясая,
Храбро пойдем, перед вами я сам; я не мню, чтобы Гектор
Мог против нас устоять, и неистово бурный на битвах! {370}
Кто меж бойцами могуч, но щитом не великим владеет,
Слабому пусть передаст он, а сам да идет под великим".
Так он вещал,- и с усердием пламенным все покорились.
Сами цари, забывая их язвы, строили ратных,
Царь Диомед, Одиссей и державный Атрид Агамемнон; {375}
Рать обходя, заставляли менять боевые доспехи:
Крепкие крепкий вздевал, отдавая слабейшие слабым.
Так ополчившися пышносияющей медью, данаи
Двинулись; их предводил Посидаон, колеблющий землю,
Меч долголезвенный, страшный неся во всемощной деснице, {380}
Равный молнии пламенной: с ним невозможно встречаться
В сече погибельной,- смертного ужасом он поражает.
Рати троянские встречу построил блистательный Гектор.
В оное время ужаснейший спор ратоборный воздвигли
Бог Посидон черновласый и шлемом сверкающий Гектор, {385}
Сей илионян любезных, а тот аргивян защищая.
Море восстало и волны до самых судов и до кущей
С ревом плескало, а рати сходилися с воплем ужасным.
Волны морские не столько свирепые воют у брега,
Быстро гонимые с моря дыханием бурным Борея; {390}
Огнь-истребитель не столько шумит, распыхавшись пожаром,
Если, по дебри гористой разлившися, лес пожирает;
Ветер не столько гремит по дубам высоковолосым,
Если со всею свирепостью воет над ними, бушуя,-
Сколько гремел на побоище голос троян и ахеян, {395}
Кои с неистовым воплем одни на других устремлялись.
Первый в Аякса копьем шлемоблещущий Гектор ударил,
В миг, как Аякс на него наступал, и наметил он верно;
Там, где на персях два перевесных ремня простирались,
Сей от щита, а другой от меча у Аякса героя, {400}
Там поразил; но ремни защитили. Разгневался Гектор,
Видя, что быстрая медь бесполезно из рук излетела;
К сонму друзей отступил Приамид, избегающий смерти.
Но его отступившего вдруг поразил Теламонид
Камнем, которые кучей, подпоры судов извлеченных, {405}
Там у бойцов под ногами крутились: такой подхвативши,
В грудь, чрез поверхность щита, поразил Приамида близ выи,
Махом пустив, как кубарь, и пронесся он, шумно кружася.
Словно как дуб под ударом крушительным Зевса Кронида
Падает с корня, из древа разбитого вьется зловонный {410}
Серный дым; и стоит, как бездушный, паденья свидетель,
Близкий прохожий: погибелен гром всемогущего Зевса,-
Так ниспроверглася быстро на прах Приамидова крепость.
Дрот из руки полетел, на него навалился огромный
Щит и шелом, и взгремела на нем распещренная броня. {415}
С криком ужасным к нему полетели ахейцы младые,
Падшего чая увлечь, и из рук на него устремили
Множество пик; но не мог ни единый владыке народов
Язвы нанесть, ни ударить; немедля его окружили
Вои храбрейшие: Полидамас и Эней и Агенор, {420}
Ликии царь Сарпедон, и воинственный Главк непорочный;
Не было мужа, о нем не радевшего; каждый над падшим
Выпуклый щит в оборону простер; а друзья, Приамида
На руки скоро подняв, из борьбы понесли, поспешая
К коням ретивым, которые сзади сраженья и смуты {425}
С храбрым возницей и с пышной его колесницей стояли.
Кони ко граду помчали стенящего тяжко героя.
Но лишь примчались ко броду реки прекрасно текущей,
Ксанфа пучинного, богом рожденного, Зевсом бессмертным,
Там с колесницы его положили на землю и свежей {430}
Влагой лицо оросили. Вздохнул, проглянул он очами
И, на коленях держащийся, кровью из уст обливался;
Скоро опять опрокинулся в прах, и опять ему очи
Мрачная ночь осенила: удар оглушал еще душу.
Рати ахеян, увидевши Гектора, сшедшего с поля, {435}
Бросились жарче на гордых троян и возвысились духом.
Первый от всех аргивян, Оилеев Аякс быстроборный
Сатния смертно пробил, налетев с изощренною пикой,-
Сатния, Энопа сына, которого нимфа наяда
Энопу, пастырю стад, родила на брегах Сатниона. {440}
Сатния славный копейщик Аякс Оилид, налетевши,
В пах поразил; опрокинулся он, и за труп Энопида
Трои сыны и ахеяне подняли страшную сечу.
Полидамас за него, потрясая огромною пикой.
Мстителем вышел и, бросив, попал Профоенора в рамо, {445}
Ветвь Арейлика,- рамо пронзает могучая пика;
В прах он падет и рукою хватает кровавую землю.
Сын Панфоя, свирепо гордящийся, звучно воскликнул:
"Скажет ли кто и теперь, что у храброго Полидамаса
Тщетно из длани могучей огромная прянула пика! {450}
Острую принял какой-то ахеец и ею, надеюсь,
Он, опираясь, пойдет в преисподние домы Аида!"
Так восклицал. Огорчили ахеян надменного речи;
Более ж всех у Аякса геройскую взорвали душу;
Подле него пораженный противником пал Профоенор. {455}
Гневный Аякс в отступавшего ринул сверкающий дротик:
Сам Панфоид едва от погибели черной избегнул,
Прянувши вбок; но копье Архелох смертоносное принял,
Сын Антеноров: ему предназначили боги погибель:
Храброго дрот улучил в сочетание выи с главою, {460}
В верх позвонка, и рассек у несчастного крепкие жилы;
Мощным ударом сраженный, главой он, лицом и устами
Прежде ударился в дол, чем своими коленами, павший.
Громко вскричал Теламонид к Панфоеву славному сыну:
"Взор обрати, Панфоид, и поведай, троянец, мне правду: {465}
Пасть за вождя Профоенора сей не достоин ли воин?
Он не презренный боец, не презренного, кажется, рода:
Он илионян вождя, Антенора, смирителя коней,
Сын или брат; Антенора он племени сильно подобен".
Так говорил, несомнительно зная. Печаль поразила {470}
Души троян,- и пронзил Акамас беотийца Промаха,
Мстящий за брата, которого труп увлекал беотиец.
Злобно над павшим гордился и так восклицал победитель:
"Нет, аргивяне стрельцы, угроз расточители праздных!
Нет, о друзья, не одним боевые труды и печали {475}
Нам суждены: одиноко погибель и вас постигает!
Видите ль, воин и ваш, ниспроверженный пикой моею,
Крепко уснул: не осталася месть за убитого брата
Долго без платы! Разумен, кто пекся, как брат мой любезный,
Брата в дому по себе, отомстителя смерти оставить!" {480}
Так говорил; аргивян оскорбили надменного речи;
Более ж всех Пенелею воинственный дух взволновали.
Бросился он на троянца; но сильного встретить удара
Тот не дерзнул; и герой Пенелей Илионея свергнул,
Отрасль Форбаса, стадами богатого. Гермесом был он {485}
Более всех из пергамцев любим и богатством ущедрен;
Но от супруги имел одного Илионея сына.
Пикой его Пенелей поразил в основание ока,
Вышиб зрачок; проколовшая пика и око и череп
Вышла сквозь тыл, и присел на побоище, руки раскинув, {490}
Юноша бедный; а тот, из влагалища вырвавши меч свой,
В выю с размаха ударил и снес на кровавую землю
Голову с медным шеломом; еще смертоносная пика
В оке стояла; как мак, он кровавую голову поднял,
Сонму троян показал и гордящийся так говорил им: {495}
"Трои сыны, известите родителей славного сына,
Мать и отца Илионея; пусть его в доме оплачут!
Ах! и младая жена беотиян героя Промаха
Встретить супруга не к радости выйдет, когда из-под Трои
Мы в кораблях возвратимся, младые ахейские мужи!" {500}
Рек он,- и лица пергамлян покрылися ужасом бледным;
Каждый стал озираться на бегство от гибели грозной.
Ныне поведайте мне, на Олимпе живущие Музы,
Кто меж ахейцами первый корысти кровавые добыл
В битве, на сторону их преклоненной царем Посидоном? {505}
Первый Аякс Теламонид отважного Иртия свергнул,
Гиртова сына, вождя крепкодушных, воинственных мизов;
Фалка сразил Антилох и оружия с Мермера сорвал;
Вождь Мерион Гипотиона с Морисом храбрым низринул;
Тевкр низложил Профоона и мчавшегось в бег Перифета; {510}
Сильный Атрид Гиперенора, пастыря сильных народов,
В пах боковой заколол; копие, растерзавши утробу,
Внутренность вырвало вон; из зияющей раны теснимый
Дух излетел, и тьма Гиперенору очи покрыла.
Более ж всех поразил Оилеев Аякс быстроногий: {515}
С ним из вождей не равнялся никто быстротой на погоне
Воев бегущих, которых ужасом Зевс поражает.