5rik.ru

                            Владимир БЕЗЫМЯННЫЙ

                              ОЧИЩЕНИЕ ТЬМОЙ




                                "...При очистке Неглинного канала находили
                              кости, похожие на человеческие..."
                                           Владимир Гиляровский "В глухую"


                       7 ИЮНЯ. В КАТАКОМБАХ. ПРОЛОГ

     Паскудно я рос. Сорняк, дерьмо. Отца нет. Мать  -  пьяница  и  шлюха.
Сестра - тоже шлюха, но уже не пьет. Здесь, под  землей,  своих  ублажает.
Водки-то у нас не признают. Старшие,  правда,  бывает,  попивают,  а  нам,
малышне, если заметят - башку оторвут. Матери всегда было плевать,  где  я
шляюсь. Избавилась от лишнего рта - и хорошо. Она у меня не красавица,  да
и сам я, видишь, не больно хорош собой. Плюгав, как говорится. Тьфу, да ты
же ничего не видишь. Ну вот, воровал я с малолетства, в одиночку. Редко  -
с пацанами. Не люблю. Дерьмо. Под ремнем все  выложат.  Ох,  мать  у  меня
умела "горячие"  отпускать!  Сесть  потом  невозможно.  С  оттяжкой  била,
грамотно. Кому такое понравится? Но я не долго это  терпел.  Как  раз  мне
десять стукнуло, я, как положено, братве вермут  выставил.  Дело  было  не
чердаке, как дошло до поблевать - бабки внизу во  дворе  встали  на  дыбы.
Нажаловались родителям пацанов, а те насели на мою мамку. Она как раз  уже
приняла - достаточно, чтобы отвязаться, но  мало,  чтобы  с  копыт  долой.
Хвать меня за волосы: "щенков своих поишь, а матери родной хоть бы  стакан
налил!" И ну драть. Я  уже  тогда  без  бритвы  не  выходил,  даже  пацаны
постарше знали, что за мной  не  заржавеет.  Одним  словом  -  три  пальца
подчистую отчекрыжил. Крови, крику!.. известно, за такое - дорожка одна, в
спецшколу. Хорошо, уже лето, считай, началось. Школа  кончилась,  теплынь.
Да и какая там школа, когда я уже в  другой  обучался  -  побольше  матери
таскал. Домой мне теперь  ходу  не  было.  Беспалая  -  ей  такую  кликуху
прилепили - поклялась меня изувечить. Она могла, ей плевать, сын или  кто.
А жить было можно, только места надо знать. Вокзал, базар... Конечно, если
поймают - на куски порвут, торгаши еще злее наших сектантов.  К  кавказцам
лучше и вовсе не подходить, а гнилой мандарин  на  месте  удавят.  Вот  на
вокзале стащить чего - милое дело.  Спешка,  суета,  разбираться  некогда.
Помню, я хороший чемодан отвернул, жирный.  До  лаза  в  катакомбы  меньше
трамвайной остановки. Я туда - уже научен, как-то сумку слямзил, прямо  на
площади стал шерстить, так еле  ноги  унес  от  патруля.  А  в  подземелье
спокойно. Нет, забредает, конечно,  дерьмо  всякое:  флакушки  там  из-под
одеколонов валяются да фанфурики аптечные. И только я сел распечатывать  -
удар по голове и темнота. Вот, попробуй, шрам, бугры какие-то.  Может,  от
этого у меня голова расплывается, когда пробую думать. Метелили они меня -
жуть. Иногда сознание вспыхивало, словно лампочка зажигалась, -  бьют.  За
что? Чтоб не воровал, что ли? Так сами же - первые воры,  только  денег  в
руки не берут. Вера  им  запрещает  касаться  всего,  где  государственные
знаки. Это мне никак не понять. Но грамотные  -  книг  здесь  уйма.  Ты  в
голове и сотой доли того не удержишь, чему тут учат. Только хилые они все.
Я и сам не культурист - в катакомбах не так мускулы, как  быстрота  нужна.
Те, что здесь родились, на пауков смахивают. А недавно одного учителя сами
ухлопали. Он и раньше,  на  верхе,  чего-то  там  долбил  детишкам.  Любил
малышей. Особенно мальчиков. Да и девочкам под юбки заглядывал. Он,  когда
ушел из школы, попрошайкой стал: рожу скорчит - дебил дебилом - и пошел  с
протянутой рукой. Короче, любовь к детям его и  погубила.  Приговорили  по
всем правилам - именем братства и светлой памяти графа Толстого... До  сих
пор не пойму, какое отношение имеет граф к нашим катакомбам... Поначалу-то
я все озирался, откуда удара ждать. А что? Могли, как клопа,  задавить,  и
как звать не спросили бы. Здесь  и  фамилий-то  нет.  А  кому  они  нужны,
милиции для карточки?  Нет,  шалишь!  Секта  своих  не  отдает.  Но  и  не
отпускает. Можно, конечно, уйти, только достанут  из-под  земли  и  сердце
вынут. Знаешь как говорят: "Твое сердце принадлежит нам! Мы  тебя  в  свою
семью приняли, теперь ты - наш до гроба!. А  гробов  здесь  не  бывает.  В
дальней штольне, где  не  продохнешь,  там  и  сбрасывают  трупы.  Свалка.
Старух, стариков, короче - отработанный материал. А с пополнением  проблем
нет. Бабы рожают регулярно, каждые девять месяцев. И хотя  дети  мрут  как
мухи, так что и половина не  выживает,  народу  прибавляется.  Это  только
Старших братьев всегда мало, сколько было, столько и есть. Они все  знают,
все видят, что творится на земле и под землей, знают и кого наказать, кого
поощрить. Насчет наказать у них фантазия богатая,  с  поощрениями  пожиже:
девочки да кварцевая лампа. Почти никто не пьет и не курит. И, веришь даже
не тянет. Загипнотизировали нас, что ли? Даже когда на свет выбираюсь,  не
хочется. А я на работу, считай, каждый день выхожу. Если что-то серьезное,
- квартиру там почистить или лавку кооперативную - тогда с  напарником.  С
тем самым, что меня метелил в первый раз  за  чемодан,  а  потом  пригрел.
Держался я из последнего: зубы сжал и - нате,  бейте,  гады!  Они  и  рады
стараться. Лупят, а я молчу. Им это понравилось,  а  я  просто  почти  все
время без сознания был и вообще решил, что это  милиция.  Одно  в  голове:
"Только бы не в спецуху!" Короче, прижился я у них,  очухался,  огляделся.
Дома у меня, считай, не было, теперь появился. Темный, суровый, с  особыми
законами, но все-таки дом. Здесь все другое. Главное  правило  -  "кто  не
работает, тот не ест". Один раз электрики  месяц  промучились,  кабель  на
поверхность выводили, чтоб  телевизор  смотреть.  А  когда  он  заработал,
старшие братья решили, что информация поступает  вредная  и  растлевающая.
Кроме того, по кабелю могут на нас выйти.  Ясное  дело,  кабель  электрики
смотали, и вышло, что работа их впустую, месяц пробездельничали.  Паразиты
на теле общины. За это - месяц  на  полуголодном  пайке.  Терпи,  подавляй
желания, борись с плотью. Старшие это оценят. И, веришь ли, от каждого  их
слова так радостно становится, словно в воздух поднимаешься. Чтобы от воды
захмелеть, надо жаждой  измучиться.  Вы  там,  наверху,  одряхлели  духом,
многого не понимаете... Помню, перед тем, как из дому убежать, выспорил  я
у пацанов бутылку вина. До смерти ее не забуду. Бочка  стояла  у  магазина
железная из-под масла, отверстие в ней не больше ореха. Я уже тогда  шибко
умный был, а это куда хуже, чем просто дурак. Вот и поспорил, что  мошонку
в эту дырку засуну. И ухитрился-таки - лег на бочку и - одно за  другим  -
опустил. А назад - никак. Пацаны обрыдались со смеху, глядя, как  я,  лежа
на бочке,  корежусь.  Хорошо,  мужики  шли  мимо,  не  дали  мне  с  бочки
свалиться. А то ходить бы мне холостым. Отнесли меня  вместе  с  бочкой  к
сварщику, отрезал он у нее дно и вытолкнул изнутри все мое  хозяйство.  Не
дай бы Бог, бочка из-под бензина была - испекся бы я, и поделом.  Так  что
духу у меня всегда хватало, вот только с головой не очень. Но у нас  здесь
послушание важнее, чем умствование. Добытчики должны  норму  выполнять,  а
думать - это Старшие братья.  Их  называют  Первый,  Второй...  И  так  до
Десятого. Все четко и ясно: Первый - самый главный, за ним решающее слово;
Второй - он безопасностью ведает. Судьбы всех, и наши  с  тобой,  от  него
зависят. Это он тогда решил, что меня оставить  можно,  а  я,  видишь,  не
оправдал доверия - деньги у меня нашли. Свой же  и  донес,  представляешь,
для моего же блага! Теперь меня исправляют. Ну да перемелется, я  добытчик
хороший. Убивать меня - проку нет. Если бы хотели - сразу бы и  расшлепали
Сам виноват! На кой мне эти деньги?! Теперь под лампу не скоро, не  говоря
уже о девочках. Здесь ведь большое начальство  убежище  себе  готовило,  с
комфортом, а теперь невесть куда подевалось. Но ничего, я заслужу! - голос
паренька зазвучал тверже, в нем слышались надежда и убежденность...


     Случалось, люди  пропадали  в  городе  и  раньше.  Районный  центр  в
Донбассе  с  населением  в  четыреста  тысяч  по   размерам   вполне   мог
конкурировать  со  многими  областными  городами,  особенно  в  российской
глубинке, так что всевозможных происшествий хватало.
     Пили в угольном краю испокон  веков  по-черному,  а  с  недавних  пор
власти с изумлением обнаружили, что и наркотики здесь  вовсе  не  являются
экзотикой. В  разговорах  молодежи  мелькало  словцо  "мак",  с  прилавков
хозяйственных магазинов исчез ацетон и прочие растворители.
     Водка всегда была недешева, а наркотики  и  подавно.  Поэтому  взлету
кривой корыстных преступлений следователь прокуратуры Строкач нисколько не
удивлялся. Впрочем, это  явление  стало  повсеместным,  и  "соседям"  тоже
приходилось не сладко.
     Но такого еще не бывало ни у них, ни у "соседей". Черт знает что: два
милиционера из группы захвата вневедомственной охраны пропали прямо, можно
сказать, на боевом посту. В этот душный первый летний день сержанты  Агеев
и Демин с дежурства домой не вернулись.
     На дежурного офицера вневедомственной  охраны  смотреть  было  жалко,
хотя и говорил он по-милицейски четко и  ясно.  Зато  глаза  были,  как  у
побитой собаки. Строкач, невзирая на знакомство с коллегой,  под  протокол
задавал каверзные вопросы, словно для того, чтобы еще  больше  разбередить
душу.
     - Итак, капитан... давайте-ка снова все по порядку. Ну,  встряхнитесь
же, Сергей Геннадиевич, возьмите себя в руки. Надеюсь, все утрясется. Если
чем мы и можем им помочь, то только дотошнейшим извлечением  подробностей.
Попытаемся сосредоточиться. Считайте себя,  если  угодно,  на  оперативной
работе.
     - Да так оно и есть, Павел Михайлович. - Кольцов вздохнул. - Но вы же
понимаете, что не могли они бесследно исчезнуть... По-украински это звучит
точно - "раптом зныклы". Работа у нас собачья. Не говорю уже  об  окладах,
но техника... Полный  завал.  Что  мы  можем  заработать,  если  не  имеем
возможности лишнего абонента подключить?  Сами  себе  подножки  ставим,  в
пятьдесят  раз  плату  подняли,  и  все  равно   от   желающих   поставить
сигнализацию отбоя нет. Потому что жизнь сволочная... если ее вообще можно
жизнью назвать. Что могло случиться с ребятами?..
     - Вот и я хотел бы выяснить.
     - Понял, понял, не отвлекаюсь. В общем, со смены они раньше меня ушли
- ну, знаете, пока то-се, передача дежурства и всякое.
     - Знаю. Ушли вместе?
     - Уехали. Ну, ясно - вместе. У Агеева - "жигули". Они дружат, и обоим
по пути.
     - Вас не подождали?
     - А чего ждать? Лишних полчаса, и так надоело. Нет, когда  дождь  там
или еще что - подвозят, конечно. Знаете, это такие  парни,  я  даже  и  не
знаю, что могло произойти, чтобы вот так - взять и исчезнуть Что-то  очень
серьезное. Выпивать они не выпивали. Правда, Саша Агеев -  бывало  раньше,
но когда купил машину, как ножом отрезало.
     - Хорошо. Машину Агеева мы ищем, правда, пока впустую. Значит, ничего
необычного в поведении парней не было?
     - В это дежурство? Нет.
     - А в другое? За месяц, в конце концов - за год до того? Конечно, чем
свежее информация, тем больше шансов выйти на след,  но  иной  раз  давнее
бывает горячей вчерашнего.
     - Понимаю. Но вот не водилось за ними никаких  странностей  -  и  все
тебе. Хорошие, дисциплинированные  парни.  Ну,  а  уж  если  далеко  назад
заглядывать, вы же знаете, я в районе всего-то год с  небольшим.  Меня  из
Ленинского перевели.
     Строкач помнил эту историю.  Кольцов  женился  на  девушке  из  своей
смены, вскоре после свадьбы ушедшей в декрет. Родила  сына,  а  затем,  не
выходя на работу, и дочку. Однажды капитану не приказали, но довольно ясно
намекнули, чтобы он написал рапорт о переводе в соседний райотдел. Даже  с
небольшим повышением. Специалист Кольцов  был  неплохой,  поэтому  никаких
сложностей не возникло. На старом месте о нем жалели, на новом он пришелся
ко двору и  вновь  потянулась  повседневная  служебная  рутина,  где  даже
покупка "жигулей" Агеевым,  уговорившим  наконец-то  тестя  раскошелиться,
представлялась значительным событием. "Жигули"...
     Словно угадав мысли майора, Кольцов задумался.
     - Агеев в машину как  ребенок  влюбился.  Оно  и  понятно.  Буквально
пылинки с нее сдувал... Поставил особую какую-то  сигнализацию.  Машина...
Извозом он не занимался, и хотя деньги всем нужны, много  ли  без  бензина
наездишь..
     - Значит, вдвоем бы они чужого  в  машину  не  взяли?..  -  утомленно
спросил Строкач.
     - Не думаю. Конечно, голову на отсеченье давать не стану.
     Собственно, преступления как такового не было. Не было и преступника.
Но в том, что случилось недоброе, майор  был  уверен.  Милицейская  служба
приучает к дисциплине, и то, что  ребята  не  вернулись  вовремя,  грозило
обернуться большой бедой.


     - Разве я не понимаю, что вы не сидите сложа руки? Как-никак свои, на
произвол судьбы не оставишь.
     Тесть Агеева выглядел совершенным дачником. Теплая байковая рубака  с
закатанными рукавами, вздувшиеся на  коленях  пузырем  джинсы,  отнюдь  не
дешевые. Добротная двухэтажная дача была выстроена  из  белого  кирпича  и
превосходно отделана изнутри. Спокойных светлых тонов  обои,  лакированное
дерево, недорогая, но уютная  и  практичная  мебель,  изготовленная  в  те
времена, когда о деревоплите и слыхом не слыхали.
     - Вот,  -  хозяин  обвел  свои  владения  плавным  жестом  загорелой,
мозолистой руки. - В прошлом году вышел на пенсию, и - с  головой,  как  в
омут. Если строить, то сразу, иначе увязнешь  до  скончания  века.  И  все
равно, самому бы мне не потянуть, без Саши.
     -  А  вы  машину  не  водите?  -  вскользь  поинтересовался  Строкач,
поудобнее усаживаясь на потертом кожаном  диване.  Он  машинально  вытащил
сигареты, даже вынул было одну из пачки, но, спохватившись,  сунул  назад.
Хозяин дачи протестующе замахал руками:
     - Да курите, курите! Я, правда,  сам  не  балуюсь...  Или  идемте  на
свежий воздух,  в  сад.  Саша  тоже  не  курит,  разве  что  если  рюмочку
пропустит. А когда машину купил, совсем стало не до того.
     Строкач  вспомнил  высокого,  картинно  красивого,  голубоглазого   и
широкоплечего весельчака Агеева, согласно кивнул.  Внутренне  он  уже  был
готов к худшему. Вышли  в  сад  молча,  расположились  в  резной  беседке.
Строкач невольно залюбовался работой.
     - Ваших рук дело, Лев Янович?
     Собеседник покачал головой, скупо улыбнулся.
     - Нет, - и сразу добавил, как бы отвечая на готовый сорваться вопрос.
- Но и не Сашиных. Он больше любит в земле копаться, в саду. А косит как -
залюбуешься. Любит это дело, даже косу себе какую-то особенную  у  местных
заказал. Инструмент, конечно,  первоклассный.  Беседка  -  это  тоже  они,
здешние. Я ему всегда завидую, как он сходится с людьми. Прямо талант. Ему
бы в сыщики, а не в  охрану.  Психология...  Мне  тоже  без  нее  было  не
обойтись, как-никак, четверть века преподавательской работы...
     Строкач  уже  собрался  заметить,  что  биография  Льва  Яновича  ему
досконально известна, но тут разговор повернул в нужное русло.
     - Да что это я разболтался! Зина, наверное,  дома  совсем  измаялась.
Она вообще очень впечатлительная, а Саша - парень обязательный. Я  был  на
все сто уверен, что он заедет забрать меня с дачи. Правда,  подумал,  мало
ли что, служба все-таки. Вот и не стал выбираться на ночь глядя. А  тут  и
вы подоспели, видно, с вами и двинусь. Зине я сейчас нужнее. А если  Саша,
даст Бог, объявится, мы ему записочку, вот сюда, на дверь.
     Строкачу показалось, что Лев Янович немного лукавит, подбадривая  сам
себя: все сроки, чтобы объявиться, уже  истекли.  Полсуток  -  может,  для
кого-нибудь это и не критический срок, только не для работников милиции.


     Зинаида Агеева ждала мужа с лицом, вспухшим от  слез.  Открыв  дверь,
она со страхом и надеждой взглянула на отца, сопровождаемого майором.
     - Пока ничего, Зинаида Львовна, -  не  дожидаясь  приглашения,  майор
решительно ступил в квартиру.
     Было не до церемоний. Сбросил в прихожей башмаки и, не  слушая  вялых
протестов хозяйки, в носках зашагал в комнату. Впрочем, блистающий  паркет
был идеально чист. Погрузившись в объемистое кресло, Строкач пробежался по
кнопкам  висящего  на  стене  телефона.  Райотдел  откликнулся  сразу  же.
По-прежнему никаких следов. С первого же гудка взяли трубку и в квартире у
Демина. Приятный женский голосок звучал надеждой и ожиданием.
     Ничего утешительного его молодой жене майор сообщить не мог, так  же,
как и она ему. Повесив трубку, Строкач оглядел комнату, словно надеясь  на
лицах  присутствующих  прочитать  разгадку.   Лев   Янович,   опершись   о
подоконник, переминался с ноги на ногу. Зина, усадив на колени трехлетнего
сына, сама того не замечая, судорожно обхватила ребенка. Тот и  без  этого
был в напряжении, готовый зареветь.
     Зина с усилием сдержалась, проглотила подступившие слезы.
     - Успокойтесь, Зина, - майор старался говорить как можно мягче. - Уже
создан штаб по розыску.
     При этих словах  Агеева  всхлипнула.  Строкач  выставил  перед  собой
ладонь, словно протестуя и загораживая женщину от надвигающейся беды.
     - Уже есть некоторые данные, отрабатываются  версии.  И  все  не  так
безнадежно, как вам кажется.  Больше  того...  -  майор  сделал  эффектную
паузу. - Есть если не уверенность, то, по  крайней  мере,  твердые  шансы.
Поэтому давайте не будем опережать события и еще  раз  проанализируем  все
сначала.
     Женщина,  почувствовав,  что  в  словах  майора  содержится  какое-то
противоречие, заколебалась, ожидая, что Строкач развеет ее сомнения.
     - Но вы же говорите, что есть данные... Зачем же снова?..  Хотя...  я
знала, что если бы они не приехали со смены до девяти  -  значит,  двинули
прямо на дачу за папой. Но Саша позвонил бы обязательно. Ну, поесть они со
Славой и в кафе могли,  на  трассе  по  дороге  есть  кафе  кооперативное,
готовят прилично. Саша порой шутил - точка без соблазнов, там спиртного не
подают. Он коньяк любит, а сейчас  не  очень-то  и  разгонишься,  да  и  в
последнее время очень работой был  занят.  Я  еще  спрашивала  -  ты  что,
оперативником заделался? Он тоже,  как  бы  и  не  всерьез:  "Вроде  того.
Поручено мне одно дельце. Людей, понимаешь, не хватает". Разве  так  может
быть, ведь он в охране? А вдруг его преступники заманили?
     - Вы, Зина, не пугайте сами себя.  Конечно,  преступники  милицию  не
очень жалуют, но нападать на Александра причин ни у кого не было.
     - Я уже давно переживать  начала,  с  тех  самых  пор,  как  все  это
началось, ну, оперативная эта работа. Он и сам нервничал, почему-то спешно
сигнализацию в машине установил, такую, это ее и отключить невозможно.
     - Ну, сигнализация и у меня стоит. Угонов хватает.
     - Господи, да что же будет!  Вчера  днем  капитан  Кольцов  позвонил,
хотел попросить Сашу куда-то там его отвезти, а когда услышал, что до  сих
пор нету, сразу  всполошился.  Все  знали,  он  такой  аккуратный.  Может,
авария? - и уже без всякой связи: - И Демин бы в одиночку  пить  не  стал,
Сашу злить... Но что все-таки могло случиться? У меня уже нет сил, я  хочу
определенности...
     Действительно, утешить ее было нечем. В сводках ГАИ  "жигули"  Агеева
не фигурировали. Их искали по городу и на трассах,  перетряхивали  платные
стоянки, обочины и дворы, но пока безрезультатно.
     Майор машинально пробегал взглядом по корешкам книг, теснящихся в два
ряда на полках шкафа, однако буквы не складывались в  названия.  Зацепился
за собственное отражение в стекле -  экая  унылая  физиономия!  Библиотека
была подобрана с любовью, и хотя книги были из дорогих, но  явно  в  ходу,
читались. Вообще,  в  квартире  царила  атмосфера  спокойной,  дружелюбной
интеллигентности, неброского достатка. Тяжело было сознавать, что  в  этот
дом вот-вот войдет несчастье.


     К Демину можно было и не  заезжать.  Вернее,  заезжать-то  все  равно
необходимо, если уж версия, что пропавшие не спешат объявиться не по своей
воле, становилась основной. Но делать это следовало бы не в такой спешке.
     Двухкомнатная квартира всего в двух кварталах от дома Агеева в чем-то
неуловимо напоминала ту, которую  майор  только  что  посетил.  Те  же  не
загруженные мебелью свободные комнаты, светлые стены, стеллажи с  книгами,
и среди всего этого - хрупкая хорошенькая женщина, чьи плечи  беспрестанно
вздрагивают от горьких рыданий. Еще вчера она была счастлива.
     - Что же мне делать? Славик никогда раньше не  задерживался.  Бывало,
правда, с Сашей зайдут - когда по рюмочке, когда пива выпьют. Но  вот  ваш
дежурный сказал... я же видела, он думает - Слава  загулял.  Чушь  полная!
Господи, пусть бы так, как угодно, где угодно, лишь  бы  обошлось.  У  нас
ведь ребенок будет, - жена Демина опустила глаза, смутилась. -  Мы  совсем
недавно эту квартиру выменяли, а раньше жили в коммуналке. Ужас!  Но  вот,
повезло - тут одна семья уезжала в Израиль, все равно пришлось бы сдать. А
мы ее сразу выкупили, Слава бегал, как мокрая мышь.  Собрали,  что  могли,
заняли, до сих пор долги... - она бессильно опустила руки  и  губы  у  нее
горько задрожали.


     Патрульно-розыскная служба ГАИ  работала  как  никогда.  Дело  шло  о
своих, вопрос чести. Были и результаты:  обнаружено  целых  семь  угнанных
машин и куда больше фальшивых техпаспортов  и  удостоверений.  А  скольким
нетрезвым водителям пришлось изумиться  отказам  инспекторов  ГАИ  принять
купюры вместо водительских прав. Но все это было не то.
     Помимо ГАИ были задействованы различные службы. Без устали мотавшийся
по городу Строкач в эти два дня заглядывал в прокуратуру нечасто, но знал,
что по поводу дела поднялся большой шум. Отдел вневедомственной  охраны  и
подавно походил на развороченный муравейник. Строкач опросил там всех,  но
нового ничего не узнал. Агеев и Демин - компанейские, веселые,  отзывчивые
парни примерно одного возраста  -  где-то  около  двадцати  пяти...  Никто
ничего худого о них не  мог  сказать.  Время  уходило,  как  песок  сквозь
пальцы, и с каждым часом надежды на  благоприятный  исход  оставалось  все
меньше.
     - Ну как, Павел Михайлович? - в коридоре  прокуратуры  майора  догнал
Кольцов. - Наши ребята совсем на ушах. Я понимаю - тайна следствия  и  все
такое прочее... Но вы хоть намекните! Может, помочь нужно?
     При всем желании, сказать майору было  нечего.  Следствие  сидело  на
голодном пайке. Фактов не было - после дежурства ребят никто не  видел,  и
куда они направились, оставалось неизвестным. Тем не  менее  следы  должны
были остаться, иначе не бывает.  А  раз  так,  необходимо  расширять  круг
поиска, в то же время не упуская из виду, возвращаясь снова и снова к тем,
кто составлял ближайшее окружение.
     Кольцов все еще мялся рядом.
     - Хоть мы и недавно служим вместе,  но  были  друзьями.  Были...  Это
правда, товарищ майор?
     "Однако, - подумал Строкач. - Неужели и Кольцов потерял  надежду?  По
словам сотрудников, Кольцов,  Демин  и  Агеев  действительно  дружили.  Но
почему все время такое ощущение, будто капитан  чего-то  не  договаривает,
что-то его как бы останавливает на полуслове?"
     Резко повернулся к капитану.
     - И все же, Сергей Геннадиевич, боюсь, кое о чем вы  умалчиваете.  Не
знаю уж, из каких соображений, тем не менее... - майор сделал паузу, давая
Кольцову возможность самому решить, как себя повести.
     Капитан встряхнул шевелюрой, не то давая утвердительный ответ, не  то
отгоняя какое-то наваждение.
     - Не знаю, как и сказать. Я ведь и  действительно  толком  ничего  не
знаю. Думал, найдутся, но вот...
     - Запоздали вы  со  своими  соображениями.  Время  упущено,  так  что
предоставите разбираться  во  всем  этом  нам.  Бросьте  вы,  Сергей,  зти
дилетантские забавы.
     - Я  хотел...  У  ребят  был  свой  гонор  -  чем,   мол,   мы   хуже
розыскников?.. И хотели перейти в розыск - причем прямо с  готовым  делом.
Подробностей я не знаю, так, какие-то обрывки разговоров.
     - Конкретнее! - щадить самолюбие Кольцова Строкач не собирался.
     - Эти двое суток, как ребята пропали, я и  сам  не  спал  -  мотался,
думал разобраться. Если бы я знал подробно, что там у  них!  Семь  месяцев
назад в районе начались кражи с охраняемых объектов, наглые,  в  открытую,
будто ворам плевать на сигнализацию... Наши просто не успевали. Приедут, а
уже все чисто. Ну, взяло за живое - противно же, будто  издеваются,  гады.
Попробовали сами поискать в свободное время, втянулись...
     Строкач помнил это дело, хотя и не имел к нему отношения. Как и все в
райотделе да и едва ли не во всем городе, он знал,  что  последовавшие  за
короткое время пять дерзких краж  так  и  остались  нераскрытыми.  Спутать
почерк воров было невозможно: они возродили традиции давно, как считалось,
вымерших "зонтов" - проникали через  крышу,  просверлив  узкое  отверстие,
вставляли в него обычный зонт и расширяли дыру. Куски штукатурки без  шума
падали в зонт. Сторожа коммерческих магазинов, - там, где они были, - даже
не просыпались. Вернее, просыпались тогда,  когда  на  них  смотрел  ствол
пистолета. О героизме  и  речи  быть  не  могло  -  тряпка  с  хлороформом
останавливала всяческие поползновения. Тот же вариант  был  проигран  и  с
двумя одинокими, но до ограбления состоятельными гражданками, проживавшими
в разных концах района. Сигнализация во всех случаях никому не помогла.
     Пострадавшие успели запомнить лишь высокий рост и чулок на физиономии
грабителя. Затем кражи переместились в соседний Ленинский район -  там  их
произошло три. И вновь - два магазина и одна  квартира.  Зато  три  месяца
назад  они   прекратились   вовсе.   Между   первой   и   последней,   как
свидетельствовала милицейская статистика, прошло сто одиннадцать дней.
     И Кольцов продолжил:
     - Вы думаете, я мог спать спокойно, когда все эти эпизоды повисли?  У
меня ведь друг в Ленинском райотделе - Артур Городецкий. Мы  с  ним  шесть
лет бок о бок отзвонили... И, главное, - полное бессилие. За всю весну два
раза на дачу выбрался...
     -  Что,  садоводство  одолело?  -  ухмыльнулся   Строкач.   -   Давно
увлекаетесь? Говорят, земля, как наркотик, засасывает.
     Строкач и сам любил все это - запахи  взрыхленной  земли,  лиственной
прели, но был убежден, что главным и единственным  делом  офицера  милиции
должна оставаться работа.
     - Какое там давно. В прошлом году дачку купили, жена настояла. Я ведь
молодожен, - капитан  улыбнулся,  провел  рукой  по  волосам.  -  Вынужден
подчиняться. Ну, вот. И все-таки, не верил я, что у ребят что-то выйдет, а
получилось что какие-то следы воров они обнаружили. Но какие - этого я  не
знаю.
     - Воров? - переспросил Строкач, наслышанный,  что  во  всех  эпизодах
дела  постоянно  фигурировал  только  один  человек,  и  хотя   версия   о
существовании шайки разрабатывалась, но постепенно как-то отошла на второй
план. Любопытно, что за эту же версию,  оказывается,  держались  дилетанты
Агеев и Демин.
     - Я не знаю  точно.  Они  в  последнее  время  не  очень-то  со  мной
делились. Но вроде, действительно, там целая банда: один грабит, остальные
прикрывают и переправляют краденое. Причем все они  не  то  нищие,  не  то
какие-то еще оборванцы, которые обитают где-то в подвалах...


     Облаву провели четко, в соответствии с  планом.  Задержанных  всякого
рода полууголовных попрошаек и прочих бомжей нахватали две  машины.  Среди
них попадались и настоящие  уголовники.  Трое  до  сих  пор  находились  в
розыске, был один беглый алиментщик и парочка натуральных психов.  Но  это
все было не то, мелюзга. Большинство задержанных из кожи вон лезли,  чтобы
доказать  лояльность  властям.  За  информацию  о   приятелях   покупалась
собственная свобода, конечно, если сам не слишком нашкодил.
     Человеческих отбросов было более чем достаточно в районе,  включающем
в  себя  базар,  вокзал  и  ряд  прочих  специфических  "точек".  Конечно,
обитатели самого глубокого дна не боялись  ни  Бога,  ни  черта,  ни  даже
участкового. Что может сделать самая высокая власть, что она может  отнять
у тех, у кого уже сама жизнь отняла все?
     Участковый, капитан Дзюба, подопечных  своих  знал  как  облупленных.
Мощный, с лицом, пышущим свекольным румянцем, и крупным животом необычной,
почти прямоугольной  формы,  Сидор  Артемович,  проходя  по  привокзальной
площади, невольно обращал на себя  внимание  даже  и  тогда,  когда  рядом
шумела и жестикулировала  кучка  таксистов.  Таксистов  бомжи  избегали  -
хорошего от них ждать не приходится, кроме того,  они  "принципиально"  не
подавали.
     Завидев величественную фигуру Сидора Артемовича, несколько  водителей
неожиданно милостиво согласились отвезти пассажиров. Это были водители, не
имеющие патента на извоз. Впрочем, пугались  участкового  только  новички.
Постоянная публика знала,  что  на  мелкие  нарушения  Дзюба  внимания  не
обращает.
     Сведения участковому таксисты, как и прочие  приблатненные,  сообщали
посмеиваясь и пошучивая, как будто вовсе  и  не  донося.  Делали  они  это
охотно, ибо их единственной целью было спокойно работать и зашибать свое.
     Строкач понуро стоял в очереди, которая превратилась  ныне  в  чистую
формальность, поскольку бал правили "извозчики". Он,  видимо,  не  слишком
походил на щедрого клиента, и  водители  -  известные  физиономисты  -  не
обращали на него внимания. Поэтому, находясь ровно в двух метрах от центра
круга, где беседовал с таксистами монументальный  Дзюба,  он  мог  слышать
все, что тому сообщали. Настроение шоферов и общую обстановку  на  вокзале
угадать  было  нетрудно:  голоса  звучали   вперебивку,   со   злостью   и
недоумением.
     - Ну куда это годится, Сидор Артемович? Швали на вокзале развелось не
продохнуть. Не так воры, тут просто - рот не разевай, но вся эта погань  -
нищие, попрошайки,  алики,  бомжи,  будто  со  всей  страны  сползлись.  И
попробуй тронь! Ихний Обрубок вокруг себя таких хлопчиков сбил - оторви да
выбрось.
     Это Строкач знал. Многие жители Октябрьского района были в курсе, кто
такой Обрубок и почему с ним лучше  не  связываться.  И  что  за  парни  с
квадратными мордами охраняют Обрубка, а с недавних пор и катают его  то  в
фордовском микроавтобусе, то в инвалидной коляске. Не хуже них знала это и
железнодорожная милиция, и прокуратура.
     А водители не умолкали, радуясь случаю по душам поговорить с Дзюбой:
     - И то сказать, Сидор Артемович, полно тут  подозрительных  типов,  и
деньги у них не по одежке. Сами в лохмотьях, а жрут коньяк в кафе. Точно -
воруют. А потом по туалетам валяются, хоть они и платными стали. Там же  и
шапки снимают у тех, кто в кабинках - стенки-то низкие.  За  пару  пузырей
кто не купит! Но нас пока что не трогают, разве  что  так,  исподтишка.  А
бабы? Это же маразм... Но мы их не касаемся... Да что вы, Сидор Артемович,
какие устои! Заразы страшно.
     Оставаться дальше в роли пассивного слушателя Строкач не мог.  Шагнул
к оживленно беседующему кружку, кивнул Дзюбе, широко улыбнулся  таксистам,
смотревшим на незнакомца вопросительно, но без всякого замешательства.  На
вокзальной  площади  водилы  чувствовали   себя   основательнее,   чем   в
собственном  жилье.  Заметив,  что  участковый  более  чем   приветлив   с
незнакомцем, сообразили, к  какому  ведомству  тот  относится.  А  Строкач
буквально сиял:
     - Да, ребята, проблема общая, вместе  и  будем  ее  решать.  Так  что
чуть-чуть поможете.
     Никто не возразил, и это  вызвало  одобрительный  кивок  участкового.
Извоз - не только  умение  крутить  баранку,  но  и  шевелить  извилинами.
Рекомендация "следователь прокуратуры майор Строкач"  немедленно  возымела
свое действие. Разговор стал куда более определенным...
     Картина  вырисовывалась  унылая.  Беседа  с  начальником   уголовного
розыска Октябрьского района только  добавила  туману.  Встретились  в  его
небольшом, донельзя запущенном кабинете. Узнав, что  интересует  Строкача,
он весь напрягся, словно ожидая удара или внезапного подвоха.
     - Да, Павел Михайлович, есть такое дело.  Считай,  под  всем  городом
катакомбы. Во всяком случае, Октябрьский район весь изрешечен, как сыр.  И
все загадочно, и все - слухи. Фактов нет. Кто сунется в  катакомбы,  какой
ОМОН? Ни карты, ни сколько-нибудь достоверной  информации.  В  туннелях  -
завалы и ловушки  готовые.  Те,  кто  там,  будут  стрелять  и  резать  до
последнего человека. В катакомбах такое  паскудство  творится,  которое  и
жизнью не назовешь. А вот оружие у них есть, это я достоверно знаю.
     Строкач прикинул.  Волна  ограблений,  затопившая  город,  подхватила
немало всякого огнестрельного. Правда, в заявлениях потерпевших  речь  шла
обычно только о зарегистрированном оружии - охотничьем. Но окольным  путем
выяснилось, что у того  или  иного  состоятельного  предпринимателя  кроме
видеотехники и драгоценностей воры прихватили и спрятанный в  тайнике  для
самообороны нарезной  "ствол".  Недавнее  ограбление  спортшколы  принесло
преступникам семнадцать "стволов" пневматического  оружия...  И  словно  в
насмешку,  грабители  оставляли  своим  жертвам  какой-либо  презент,  так
сказать, на память  о  внезапном  посещении.  То  мог  быть  кассетник  из
взломанной квартиры или с хитрецой поглядывающий на  разорение  и  разгром
плюшевый  мишка.  Особо  часто  с  этой  целью  использовались  телефонные
аппараты хороших марок - "Сони", "Панасоник" и другие.
     - Эта мразь выдает себя за сектантов, толстовцев,  что  ли,  или  еще
кого-то, - продолжал начальник угро. - Законы у них жуткие. Чуть что не по
ним - своим же глотки рвут. Ты не думай,  эта  канитель  тянется  уже  лет
десять. И все молчат, никому не надо. Бабы там у них рожают каждые  девять
месяцев, так что и приплод есть. Вот тебе и все, что я знаю.  Раньше,  чем
они там друг друга перегрызут, сколько крови людям попортят...
     - Так ведь - уже.
     - Ай, это цветочки, - начальник безнадежно махнул рукой. - То ли  еще
будет! И что с ними делать - не травить же?
     - Ну, люди все-таки, - неуверенно протянул Строкач.
     - Какие люди? Кроме своих, они никого за людей не считают.  Не  знаю,
как там всякие альтруисты, а я бы их, как сорняк, выполол - и  с  концами.
Кому они нужны? Конечно, ОМОН мог бы  и  справиться,  если  с  техникой  -
огнеметы там или что... Но ведь без жертв не  обойдется.  А  коммуникации?
Всех ведь все равно не перебить, а кто останется, устроят такое,  что  без
воды и света месяцами город будет сидеть. А то и похуже. И еще представь -
пусть с нашей стороны все пройдет без потерь. Но ведь за каждую их душонку
год по судам таскаться да бумажки сочинять.
     - Значит, никакого выхода? - кротко спросил  Строкач.  -  Так  все  и
останется?..
     - Выход есть. Только выходить  некому,  или,  точнее,  входить.  Этот
гадюшник изнутри рвать надо. Других средств нет.


     Новости  появились  к  вечеру.  Когда  жена   Кольцова   окончательно
убедилась, что муж домой ночевать не придет.
     Уже ранним утром Строкач был у Кольцовых.
     - Коля, поиграй с Оленькой в детской, -  Анна  Григорьевна  торопливо
выпроводила детей из комнаты.  -  Мы  поговорим  с  дядей,  и  папа  скоро
вернется.
     Она старалась держать себя в руках, но было видно, что все ее надежды
связаны с той  силой,  которую  воплощал  сейчас  этот  невысокий  крепкий
сероглазый мужчина. Жена  капитана  сидела  в  кресле  напряженно,  словно
приговоренный  на  электрическом  стуле  перед  казнью,  ожидая  последних
секунд. Выговорила с трудом, запинаясь:
     - Но неужели, товарищ майор, нет никакой надежды?
     - Успокойтесь, пожалуйста. Все  уладится,  но  сейчас  каждая  минута
дорога. Думаю, мы найдем Кольцова, если вы сейчас вспомните абсолютно  все
подробности событий последних дней.
     - Сергей у меня такой славный, домашний,  но  когда  эти  двое  ребят
пропали, просто сам не свой стал. Вчера утром позвонил с дежурства -  мол,
заскочит куда-то, дома будет к вечеру. Я сразу заволновалась. Нет,  ничего
определенного не подумала, но ведь знаете, общая такая была  атмосфера.  Я
не успела спросить - куда, зачем... Все будет в порядке? -  она  взглянула
на Строкача с  такой  надеждой,  что  майор  опустил  глаза.  Что  он  мог
сказать?..


     "Жигули" Агеева обнаружили в  таком  виде,  что,  если  бы  владельцу
довелось их  увидеть,  он  бы  пришел  в  ужас.  Машина  была  практически
разобрана, все,  что  годилось  на  продажу,  снято,  а  остальное  облито
бензином и подожжено. Обгорелые останки не сохранили никаких следов.
     Представительная компания  милицейских  чинов  толпилась  вокруг  еще
дышащей кислой гарью груды железа на загородном шоссе.
     - Да, могло бы кое-что сохраниться и на асфальте, - гудел участковый,
прибывший на место происшествия ранним утром. - Но, черт,  с  ночи  дождик
побрызгал, вот и все тебе.
     Единственное, на что не польстились преступники - номера  находящейся
в розыске машины.
     -  Место  будь  здоров.  -   Строкач   огляделся,   глубоко   вдохнул
настоявшийся  лесной  воздух.  Однако  в  нем   не   содержалось   никакой
дополнительной информации.
     Участковый с готовностью отозвался:
     - Природой любуетесь? Хорошо тут у нас.  Правда,  в  пяти  километрах
чертов этот гигант индустрии. Но здесь присматривают, как же  -  Матвеевка
рядом,  дачи  городского  начальства.  Строкач  не  стал  сообщать   юному
лейтенанту, что местность ему превосходно известна. Что-что, а  слушать  с
тем, чтобы до капли выжать то, что может потом пригодиться, майор умел.
     - Есть поблизости пруды и естественная в округе не загаженная  речка,
и люди здесь живут крепко - ни дать, ни взять американские  фермеры.  Одно
постоянно беспокоит:  в  окрестностях  расположено  несколько  выходов  из
катакомб. По слухам, оттуда время от времени появляется кое-какой  народец
- с виду обычные бомжи, но злобные, свирепые.  Воровства  стало  больше  -
причем следы тоже ведут к катакомбам. Местные стараются держаться  от  них
подальше. И, опять же, все выходы не замуруешь, а замуруешь  -  они  новые
пробьют. Да мне приходилось не раз докладывать... Нет, все даже я не знаю,
а ближайший вон он, и пятисот метров не будет...
     В отличие от городских катакомб, подземные коридоры вели  к  районной
достопримечательности -  монастырю,  венчавшему  белую  известковую  гору.
Считалось,  что  монастырь  пустует  и  постоянных  обитателей  там   нет.
Монашеской братией там, во всяком случае, и не  пахло.  В  монастырь  и  в
кое-какие  хорошо  известные  ходы  катакомб  экскурсоводы  водили  стайки
шумливых туристов. Атмосфера там, конечно, была специфическая: таинственно
мерцали сосульки сталактитов, подземелье дышало гробовой сыростью, и  даже
дурацкие надписи,  испещрявшие  стены,  не  могли  развлечь  примолкших  и
нахохлившихся  экскурсантов.  Из  глубин  доносились  странные,  ничем  не
объяснимые шумы, от которых порою мороз драл по коже.
     Строкачу, однако, наплевать было на все эти звуковые  эффекты.  Кроме
злости, он ничего  не  испытывал,  уж  очень  ему  хотелось  добраться  до
таинственных подземных жителей хотя с точки  зрения  поисков,  которые  он
вел, катакомбы под городом казались перспективнее. Город -  вот  подлинный
кормилец людей мрака. Много ли возьмешь у сельчанина? И потом, здесь  ведь
не российская глубинка, где по избам одни бабушки-одуванчики кукуют. Народ
в крупных селах жил в основном из шахтеров. Почти в каждом  доме  найдется
ружьишко,  в  некоторых  даже  зарегистрированное.   С   этими   домашними
арсеналами никто не хотел возиться. Конфисковать - сложно,  не  обыскивать
же все дома подряд. Да и не было прецедента, чтобы  "ижевка"  или  "гулка"
местного жителя оказалась орудием преступления. И  пока  закон  об  оружии
носился  в  воздухе,  участковый  рассудил   по-своему:   преступный   мир
разрешения на оружие  не  спрашивает,  а  раз  так,  пусть  знает,  что  и
крестьянский мир найдет, чем ответить.


     Прохлада и тишина читального зала действовали  умиротворяюще.  Однако
на расспросы Строкача седая библиотекарша лишь развела руками:
     - В сущности, такой литературы у нас нет. Есть исследования обзорного
характера о  катакомбах,  какие-то  историко-географические  труды.  Но  о
наших, а тем более с планом  расположения  ходов...  увы!  Может  быть,  у
комитетчиков?..
     Насчет спецслужбы Строкач и сам догадывался. Но идти туда на поклон -
последнее дело. К сожалению, другого выхода не было, и пошел он туда  едва
ли не в первую очередь.
     Тем не менее и это не помогло. Нет, Боже  упаси,  Строкачу  никто  не
отказал в содействии, мало того, горькую пилюлю подсластили -  сохранились
еще старые знакомства и связи.
     - Павел Михайлович, дорогой! Слово даю - у нас  об  этом  столько  же
информации, сколько и у вас. Плана катакомб и в помине нет, никто этим  не
занимался. Где-то сохранились со времен войны какие-то эскизы,  кроки.  Но
там ведь все перемешалось, - взрывы, обвалы, осадка породы. Нет и описания
как такового, только фрагменты служебных донесений, которые в целом до сих
пор являются секретными. Мы бы с дорогой душой, но слишком велик риск, что
материалы попадут не в те руки. Вы тут ни при чем, просто ведь они  войдут
в дело, а с ним может познакомиться  кто  угодно.  Есть  там,  знаете  ли,
некоторые моменты, прямо скажем,  особого  свойства...  И  потом,  почему,
собственно,  вы  так  убеждены,  что  следы  ваших  милиционеров  ведут  в
катакомбы? Кто там может жить? Вы  представляете  себе,  какую  гигантскую
работу по их переоборудованию необходимо проделать, причем так,  чтобы  на
земле никто ничего не заметил? Между прочим, наши  понемногу  приглядывают
за входами - и ничего подозрительного. Контролируем обстановку. Вот и все.
Хотите - подавайте официальный запрос, но это, ей-богу, ни к  чему,  да  и
толку все равно не будет.
     Все это Строкач вспоминал,  стоя  перед  библиотечной  стойкой  после
того, как и здесь получил мягкий,  но  решительный  отказ.  Ему  настолько
трудно было скрыть свое разочарование, что  невысокая  седая  женщина  его
невольно пожалела.
     - Поймите меня, помочь  вам  здесь,  в  библиотеке,  я  просто  не  в
состоянии - у нас действительно нет такой литературы.  Но,  скажу  вам  по
секрету, до меня дошел слух, что наше издательство "Молодость"  собирается
выпустить книгу о катакомбах. Это  не  новое  исследование,  а  репринтное
воспроизведение какой-то старой и крайне редкой брошюры  с  комментариями.
Попробуйте выяснить, может, повезет.
     Торопливо поблагодарив библиографа, Строкач понесся в издательство со
всей скоростью, которую позволяли выжать его "жигули".


     Трехэтажный старый особняк на тихой боковой улочке  в  центре  города
Строкач знал, и даже пару раз бывал там по поводу небольших  публикаций  в
недавно возникшей газете "02 сообщает".  Заместитель  главного  редактора,
довольно симпатичная особа средних лет, радушно встретив  майора,  тут  же
его и разочаровала.
     - Очень жаль, Павел Михайлович, но  автор  забрал  рукопись.  Еще  на
прошлой неделе. Старик с тяжелым характером,  так  что  повозиться  с  ним
пришлось. В принципе, сегодня на краеведческую и географическую литературу
спрос упал, но в этом случае кое-что можно было сделать. Туда-сюда,  тысяч
пятнадцать экземпляров брошюры мы бы рассовали.  "Катакомбы  и  подземелья
города", так она называлась. Довольно  приличный  исторический  экскурс  и
даже некий авантюрный сюжет. Интересен и план  катакомб,  никогда  мне  не
приходилось видеть ничего подобного.
     Книгой  у   нас   занималась   редактор   Вострикова,   она   у   нас
специализируется на  приключенческой  тематике,  даже  сама  пописывает  в
детективном жанре. Так сказать,  Агата  Кристи  областного  масштаба.  Для
"Катакомб" она просто незаменима  -  я  заглядывала  в  текст,  там  нужна
довольно серьезная литературная обработка.  Может,  из-за  этого  и  автор
расстроился. Прибежал ко  мне  прямо  в  бешенстве  и  заявил,  что  книгу
издавать отказывается. Ну, мы не очень и настаивали,  у  нас  люди  годами
стоят, чтобы в план втиснуться. А  он  руками  размахивает  и  кричит:  "Я
полвека материал копил, а какая-то девчонка будет меня  исправлять.  Я  не
милостыню прошу, это же для людей!" Словом,  при  таком  обороте  событий,
видимо, придется ему самому и читать свою рукопись. Жаль только усилий - я
почти уже включила его в план. Да что там говорить,  труднее  всего  иметь
дело с непрофессиональными литераторами. И жалко  его  -  вид  нездоровый,
пиджак на локтях залоснился, плащишко - хоть сейчас на  помойку.  Работает
здесь неподалеку в каком-то заштатном кооперативе, буквально за углом...
     Серую литую вывеску кооператива "Питание" долго искать  не  пришлось,
тем  более,  что  Строкач  ориентировался  в  центре,  как  в  собственном
письменном столе.
     Поднявшись по пологим  деревянным  ступеням  на  второй  этаж,  среди
озабоченно снующих дам и девиц он не обнаружил ни одного мужчины.
     - Простите, пожалуйста, - обратился Строкач к ближайшей, - мне  нужен
Алексей Григорьевич Скляров.
     Лицо  кругленькой  рыжеволосой  особы,  смахивающей   на   суетливого
хомячка, на мгновение отразило сложную смесь чувств, а затем  сложилось  в
услужливую улыбку.
     - Алексей Григорьевич? - воскликнула особа. - Ну разумеется! Посидите
минутку, он только что отлучился, я сейчас позвоню. - И потащила  Строкача
в небольшую, заваленную бумагами и старыми гроссбухами комнатенку.
     - Вот здесь. А я сейчас, моментально.
     Около  четверти  часа  Строкачу  пришлось  размышлять   о   некоторых
настораживающих странностях в поведении "хомячка"  и  причинах  отсутствия
Склярова.
     Его уединение прервал стремительно вошедший в комнату рослый  молодой
мужчина с густыми, почти сросшимися  на  переносице  бровями.  Полуприкрыв
дверь, он испытующе уставился на майора.  Будь  на  месте  Строкача  любой
гражданин, чья совесть не вполне чиста, его рука  сама  потянулась  бы  за
документами -  либо  за  оружием.  Однако  он  остался  сидеть  совершенно
неподвижно, вертя в пальцах зажигалку.
     Обмен взглядами был  прерван  появлением  нового  действующего  лица.
Неприметный мужчина со слегка одутловатым лицом, в мятом сером костюме, до
сих пор маячивший в коридоре, шагнул в кабинет.
     - Успокойся, Вася, это Строкач из Ленинской прокуратуры.
     Строкач тоже узнал  вошедшего.  Розыскник  из  Октябрьского.  Фамилия
выпала из памяти, но лицо хорошо знакомо.  Напряжение  спало,  можно  было
переговорить  подальше  от  любопытных  ушей  сотрудниц  "Питания",  благо
Октябрьский райотдел не за горами. Хотя это  было  не  совсем  точно,  ибо
райотдел располагался как раз за небольшим терриконом.
     Вообще, городской пейзаж напоминал  популярную  в  пятидесятых  годах
живопись  "производственного"  жанра.  Терриконы,  надшахтные  сооружения,
эстакады и тому подобные достопримечательности торчали в самых неожиданных
местах, отравляя воздух и уничтожая вокруг себя растительность.
     - Окна у вас, братцы, как у нас в  прокуратуре,  -  заметил  Строкач,
входя в кабинет.
     - Везде это дерьмо. Сколько ни затыкай, все равно во все щели  лезет.
Жаль впустую тратить силы. - Чернобровый здоровяк Вася  задумчиво  оглядел
свои ладони,  припачканные  черной  пыльцой.  -  Тут  продохнуть  некогда.
Давайте лучше посмотрим материалы.
     Пока коллега Васи рылся в  сейфе  в  поисках  нужной  папки,  Строкач
спросил:
     - Так когда это произошло?
     Тонкая папка шлепнулась на стол.
     - Как раз позавчера,  около  семнадцати  тридцати.  Жил  он  рядом  с
работой, ходу тут десять минут максимум. Был он,  как  говорится,  человек
неприхотливый, хотя, говорят, любил готовить, это его хобби. Но  сейчас  с
этим не разбежишься. Обычно за покупками ходила его жена, в тот  день  она
вернулась около девятнадцати часов. Дверь квартиры была захлопнута  -  там
английский замок, - и стопор защелкнут изнутри. Скляров всегда  запирался,
а уходя закрывал дверь на два замка. Муж оказался дома. Он висел  у  стены
рядом с окном на крюке от  картины  -  дешевой  литографии.  Сама  картина
валялась на полу. Ноги Склярова находились в метре от пола, то  есть  чуть
выше подоконника. Он был босиком, и  на  правой  ступне  -  многочисленные
царапины и ссадины.  По  следам  на  коже  запястий  и  вокруг  шеи  можно
заключить, что перед смертью он отчаянно сопротивлялся.  Сложения  Скляров
мелкого, но вовсе не дряхлый старик. До последнего дня  бегал  трусцой  по
утрам в любую погоду, был энергичен и бодр. В доме  царил  разгром,  кроме
того, тонкий капроновый шнур, на котором висел убитый, - тоже "чужой".
     - А "пальчики"?
     - Посторонних отпечатков нет. На коврике у входной  двери  обнаружена
белая глина.
     - Которая в городе имеется только в одном  небольшом  районе  частной
застройки. Приходилось мне  сталкиваться  с  этой  белой  глиной.  А  круг
знакомых Склярова изучили?
     - Не хуже, чем его собственную обувь. Глины там нет. И вообще,  туфли
почти новые.
     - Будто прямо из магазина? - насторожился Строкач.
     - Ох, Павел Михайлович, вы нас совсем за лопухов держите. Нет,  туфли
не старые, но и не с прилавка. Что же касается знакомств  Склярова  в  тех
краях, то, да, действительно, есть  такая  фигура.  Редактор  издательства
"Молодость", наша городская Агата  Кристи  Людмила  Тихоновна  Вострикова.
Проживает с сожителем, Тимуром Грызиным. Видимо, он  и  является  для  нее
источником уголовных сюжетов.
     - Консультирует значит?
     - Скорее помогает тратить гонорары. Играет, и  весьма  неудачно.  Как
завертится какая "мельница" - Грызин там.  Для  шулеров  легкая  добыча  -
долги платит, как и положено блатному. "Авторитет"!
     - Вот как? - Строкач кивнул утвердительно. - Что-то я мельком  слышал
об этом Грызине.
     - Родом из Грозного, отбывал наказание в Ростовской области.  Приехал
сюда пять лет  назад.  С  Востриковой  познакомился  по  переписке  еще  в
колонии.
     - Профессиональный интерес перерос в личный?
     - Вот тогда Вострикова и начала  пописывать.  Зарабатывает  она  этим
делом прилично, так что в состоянии  прикрыть  Грызина.  Мы  с  его  делом
ознакомились сразу, как только он появился. Восемь лет. Вы помните, тогда,
понятно, рэкет не существовал, все это считалось бандитизмом. Так  вот,  к
Грызину заявились гости - три молодых боксера, и хотя они имели  заказ  от
обыгравшего  Грызина  картежника,  но  попытались  получить  долг  вопреки
договору - до срока. Держались они нагло, с полной  уверенностью  в  своем
превосходстве. Грызин же только спросил у главаря: "Где у тебя сердце?"  -
боксер хлопнул себя по груди: "Вот!" - и тут же получил удар стилетом. Ну,
а в "авторитеты" он поднялся уже в колонии. Наши урки  о  прошлом  Грызина
знают, и есть подозрение, что за что-то ему платят.
     - За что?
     - Так ясно же, рэкет чистейшей воды. Но заявлений не поступает. А без
этого проводить оперативно-розыскные мероприятия мы  не  в  состоянии.  Но
зачем бандиту Грызину понадобился Скляров? В  квартире  у  того  -  ничего
особенного, кооператив, где он работал, хоть и общепитовский, но прибылями
там и не пахло. Так сказать, теория - рецепты блюд,  буклеты,  ресторанные
меню и тому подобное. Однако Скляров своей работой  был  доволен.  Собирал
старинные домашние рецепты, публиковал в местной  прессе  "Советы  молодым
хозяйкам", ну и так далее. Второе  его  увлечение  -  катакомбы.  Материал
копил он долго, по капле, и, кажется, собрал достоверную  информацию.  Нам
известно из бесед с сотрудниками "Питания", что на  эту  свою  брошюру  он
очень надеялся, рассчитывал на крупный гонорар...
     - Ну, тысяч пять ему бы начислили в издательстве, - заметил  Строкач,
уже успевший выяснить и эту сторону вопроса.
     -  Для  Склярова  и  пять  тысяч  -  сумма.  В  кооперативе  он   был
единственный мужчина, и почему-то очень болезненно относился к  тому,  что
стеснен  материально.  Хотя  был  интеллигентным,  по-своему   незаурядным
человеком.
     - Это вытекает из рукописи? - небрежно полюбопытствовал Строкач.
     - А рукопись, между прочим, так и не нашлась.


     Редактор  Вострикова  оказалась  весьма  милой  женщиной  слегка   за
тридцать. В казенном  кабинетишке  на  девяти  квадратных  метрах  Людмила
Тихоновна ютилась вместе с коллегой, пожилой дамой в допотопном перманенте
и круглых очках в железной оправе. После того, как Строкач обнаружил,  что
о "Катакомбах и подземельях"  вторая  редакторша  не  имеет  ни  малейшего
представления, она потеряла для него всякий интерес. Хотя  в  деликатности
ей нельзя было отказать - она с полунамека поняла, что  майору  необходимо
побеседовать с Востриковой с глазу на глаз, и покинула кабинет.
     Вострикова сразу расслабилась. Строкач знал этот тип  людей,  которых
стесняет  присутствие  посторонних  даже  при  самом  невинном  разговоре.
Разумеется, она помнила и рукопись, и злополучного автора.
     - Он забрал рукопись чуть больше недели  назад.  Книга?  В  сущности,
ничего особенного. Архивная работа, конечно, проделана большая, есть там и
такое, чего и в архивах не отыскать, я специально интересовалась.
     Следующий вопрос, живо его интересующий, Строкач постарался облечь  в
шутливую форму:
     - И что же вас так поразило в  рукописи,  если  вы  решили  потратить
драгоценное время на архивные разыскания? Удовольствие, должно быть,  ниже
среднего.
     - Это уж кому как. На меня сам воздух старых хранилищ,  благоговейная
тишина и дыхание прошлого действуют как допинг. Однако,  поверите  ли,  но
документов, которые использовал Скляров, я просто не нашла. А он  ссылался
на Центральный областной архив.
     - Может, запамятовал? Возраст как-никак.
     - Это дело серьезное. Во-первых, сведения могут оказаться ложными,  а
во-вторых, могут быть разглашены секретные данные.  Издательство  отвечает
за содержание публикаций. Вы говорите,  КГБ  реорганизован  и  ему  не  до
этого? Смею вас уверить, это  не  так.  Контроль  за  средствами  массовой
информации и книгоизданием они из своих рук никогда не  выпустят.  И  если
сведения,  содержащиеся  в  "Катакомбах   и   подземельях"   не   подлежат
разглашению, то туго придется вовсе не Склярову, которого и знать-то никто
не знает, а прежде всего мне. Проще говоря - я получу коленом под зад.
     Строкач невольно покосился на  округлое  бедро  Востриковой.  Женщина
перехватила взгляд и с жаром продолжила:
     - Да-да, именно так. Катакомбы лежат под всем городом, находятся  под
территориями стратегически важных объектов. И хотя я не очень представляю,
кто бы на них покусился, кроме наших борцов за  охрану  окружающей  среды,
тем не менее спецслужба начеку.
     - Но при чем тут катакомбы? - прямой связи Строкач уже не улавливал.
     - Наилучший вариант  -  когда  любая  серьезная  публикация  одобрена
комитетом. Обстановка острая, умы в  состоянии  брожения.  Так  сказать  -
взошли семена свободы на благодатной почве.
     - Это как же вы пришли к  такому  выводу?  -  наивно  поинтересовался
майор.
     - Да уж подсказал кое-кто, когда у нас вышла одна  брошюрка,  которую
действительно не вредно было  бы  пропустить  через  цензуру.  При  зрелом
размышлении начинаешь понимать, что и цензура не всегда вредна. В общем, я
не слишком огорчилась, узнав, что Скляров забрал свою рукопись Мы было уже
пробили ее публикацию.
     Во время  повисшей  паузы  Строкач  оценил  веское  "мы",  в  котором
Вострикова совместила себя с  персоной  главного  редактора,  и  продолжал
внимательно вслушиваться.
     - Так  и  закончились  мои  скитания  по  архивам.  Любопытно,  какой
издатель  мог  предложить  ему  что-либо  более  выгодное?   Кооперативное
издательство?  Но  тех  больше  занимает  всякая  галиматья,  пользующаяся
спросом, и вопросы тиражей.
     - Ну, - резонно возразил Строкач, - сегодня эта проблема - не  только
для кооперативных издательств.
     - Действительно, приходится покрутиться.  Поэтому  я  и  удивилась  -
откуда бы у нас такая заинтересованность в издании книги, мягко говоря, не
коммерческой. За пределами нашего  города  все  эти  катакомбы  никому  не
нужны, а получить сносную прибыль  можно  только  тогда,  когда  тираж  не
меньше ста тысяч.
     В сущности, Строкачу пора  было  заканчивать  беседу.  Все,  что  его
интересовало, он  уже  выяснил.  Однако  Вострикова  сама  подбросила  ему
материал.
     - Ну, а что касается содержания книжки... Да  вы  у  самого  Склярова
поинтересуйтесь Он, конечно, не  без  причуд,  но  кто  без  них  в  таком
возрасте. Если дело серьезное, темнить не станет. Вы же прокуратура, а  он
к таким учреждениям питает бо-ольшое почтение.
     - Скляров, к сожалению, уже ничего никому не скажет.
     - Как? Он что - умер? - по тому, как прозвучал вопрос, чувствовалось,
что для Людмилы Тихоновны ответ разумеется сам собой.


     Немногочисленные жители отдаленного села свое общение с внешним миром
ограничивали интересом к скудному набору продуктов, завозимых в  крохотный
магазинчик. И когда днем раздались выстрелы,  всполошившиеся  сельчане  не
сразу обнаружили место событий,  а  обнаружив,  отнеслись  к  случившемуся
довольно равнодушно.
     Дом, где разыгралась  кровавая  драма,  стоял  на  самой  окраине,  а
точнее, на опушке леса. За ним закрепилась недобрая слава, и  в  том,  что
произошло, местные жители не видели ничего  удивительного.  "Дачник",  как
прозвали здесь недавно поселившегося барственного господина  средних  лет,
чересчур щедро расплачивался за яйца, овощи и молоко,  однако  практически
ни с кем не разговаривал и как бы не замечал, что у него  под  боком  село
живет своей  жизнью.  "Дачника"  звали  Семен  Михайлович  Бобровский,  он
заведовал центральной городской аптекой.
     Тело его, изрешеченное четырьмя  пулями  и  истекшее  кровью,  лежало
посредине комнаты. Одна из пуль, пробив указательный  палец  правой  руки,
проникла в правое предплечье и вышла со стороны спины. Другая прошла между
кистью и локтем левой руки и  застряла  в  мышцах.  Рука  была  поднята  и
сжимала охотничье ружье. Третья пуля попала в левую подмышку, а четвертая,
под углом войдя в верхнюю часть головы, вышла под левым ухом,  практически
размозжив черепную коробку.
     Труп Кольцова оказался здесь же, в метре от аптекаря. На  полу  между
ними и под телом капитана валялись пачки денег - ровно  миллион.  Пуля  из
ружья попала капитану в правый бок и проникла глубоко  в  грудь,  разорвав
легкие и крупные сосуды. Ему хватило одного выстрела.
     - Что-то эти путешествия у меня входят в привычку, - заметил  Строкач
как бы безразлично, но на самом деле едва  сдерживаясь.  Ехать  предстояло
около пяти часов.
     Седой эксперт, мирно пошмыгивая носом и морщась от сигаретного  дыма,
промолчал. Минуту спустя, словно очнувшись от дремоты, сонно проговорил:
     - А мне каково, Павел? Я-то постарше тебя лет на тридцать.  Но,  надо
признать, консервы попались прелюбопытные, - эксперт  погладил  стеклянную
банку.
     Строкач отвернулся. Содержимое этого сосуда могло вызвать омерзение у
самого стойкого человека.
     Поначалу майор  даже  заинтересовался,  почему  эта  початая  бутылка
коньяку на столике в доме стоит без всякой закуски, в  то  время,  как  на
полке в кухне торчит банка с  чем-то,  смахивающим  на  тушенку  домашнего
приготовления. На клеенке кухонного стола виднелись липкие кружки -  следы
донца, в воздухе витал гнусный смрад.
     Осмотрев посудину, эксперт сказал сиплым шепотом:
     - Все ясно, как божий день. Пришлось мне  как-то  встретить  подобный
комплект.
     В банке находились левое  ухо  мужчины  старше  сорока  лет,  ему  же
принадлежала и кожа, снятая с левой руки чуть выше  кисти.  Татуировку  на
ней Строкач опознал без всякой экспертизы, она была куда  как  известна  в
городе. Солнце, встающее  над  горизонтом,  окруженное  вьющейся  надписью
"Магадан", и рядом - крохотный жучок, усевшийся погреться в  теплых  лучах
на человеческой  кости.  Все  вместе  это  означало:  Константин  Петрович
Мерецков, которого близкие знакомые именовали "Кость".
     С Мерецковым Строкачу доводилось встречаться  лично.  Правда,  пользы
особой от этих встреч не было. Настойчивость майора расшибалась  вдребезги
о спокойную иронию и самообладание этого человека, который давно уже занял
такое положение, когда причастность к тому или иному делу всегда  остается
недоказуемой. Приказы и распоряжения к делу  не  подошьешь.  Боссы  мафии,
или, как теперь принято говорить, лидеры  преступных  группировок,  своими
руками не прикасаются ни к чему.
     Информация просачивалась и сквозь броню мафиозных  структур.  В  том,
что Мерецков - бесспорный уголовный лидер,  не  сомневался  никто,  да  он
этого и не скрывал. Чего ему бояться - со  всех  сторон  чист,  тюрьма  не
грозит.
     - Да, другого  ему  следовало  опасаться,  -  машинально  пробормотал
Строкач, не отрывая глаз от дороги. Однако перед ним возникали совсем иные
картины.
     Эксперт лениво полюбопытствовал:
     - Кому это, Павел? Кольцову, что ли? Аптекарь вообще не в счет...
     Строкач не стал  распространяться  о  том,  что  десятки  килограммов
наркотиков, проходящих  через  центральную  аптеку,  могли  множество  раз
послужить мотивом для убийства. Но Кольцов! Кольцов и  наркотики...  здесь
такая же дистанция, как между Кольцовым и Бобровским. И тем не  менее  эти
два бесконечно далеких друг от друга человека  прицельно  влепили  друг  в
друга  пять  пуль.  Можно   было   уже   приблизительно   реконструировать
происшедшее, но ответов на мучавшие майора вопросы пока что не было.
     - Ты  что  задумался?  -  спрашивая,  эксперт  вовсе  не  рассчитывал
получить вразумительный ответ.
     - Тут думай - не думай, все равно Кольцова не вернешь.  И  опять  все
повторяется... Когда пропали его парни... Неужели он  что-то  знал?  Тогда
почему молчал? И кажется мне, это еще не конец.  Скверное  чувство,  но  с
этим я редко ошибался. Два добропорядочных  гражданина  приканчивают  друг
друга: капитан вневедомственной охраны и заведующий центральной  городской
аптекой...
     - Да, Семена Михайловича я знал, пожалуй, даже лучше,  чем  Кольцова.
Сталкивались по всяческим профессиональным делам.
     - Кольцов, кстати, стрелял первым. А вот что за пластиковый пакет был
у него в руках...
     -  Обычный  пакет  -  пустой,  прозрачный.  На  "пальчики"  проверим,
конечно... Но хорошо бы понять, зачем он ему понадобился,  ведь  неспроста
же являются на чужую дачу с пакетом в одной руке и пистолетом в другой.  И
потом - полоски изоляционной ленты на пистолете... Одно к одному.
     Вывод Строкач  мог  сделать  и  сам,  однако  разум  его  отказывался
причислить капитана Кольцова к тем, кто нуждается в подобном снаряжении.
     В твердом убеждении, что Кольцову не за что  было  убивать  скромного
аптечного работника, Строкач пребывал около семи часов, до  того  момента,
пока вместе с утомленным экспертом не оказался в квартире Бобровского. Вот
тогда-то причина и обнаружилась.
     Ключи, найденные на мертвом  Бобровском,  подошли  -  сейфовый  замок
маслянисто  щелкнул,  и  неожиданно   тяжелая,   скрывающая   металл   под
обшарпанной фанерой дверь бесшумно отворилась. В лицо собравшимся  ударила
теплая волна тошнотворно-сладковатого трупного запаха.
     В  нарочито  скромной  прихожей  в  углу   справа   стоял   массивный
топор-колун - на всякий случай, - а рядом - ружье для  подводной  охоты  с
кованым иззубренным гарпуном на взводе, которое на воздухе, как  известно,
бьет куда лучше, чем в воде.
     Такие вещи в домах состоятельных людей Строкач встречал  не  впервые.
Попадалось не только колюще-режущее, но и полицейские объемистые баллоны с
газом,  газовые   пистолеты   и   обычное   огнестрельное   оружие   самых
разнообразных марок. Но это, как  правило,  у  криминальных  субъектов,  а
отнести Бобровского к таковым у  Строкача  пока  еще  не  было  оснований.
Претензии аптекаря  ограничивались  отличным  двуствольным  "зауэром",  из
которого он успел сделать только один выстрел. Последняя охота, где  дичью
стал сам охотник.
     В квартире Бобровского все произошло без стрельбы. От этого  картина,
которую застали следственная группа и  понятые,  не  стала  менее  жуткой.
Богатырская фигура Агеева скорчилась в кресле у телевизора. Демин лежал на
ковре, головой к ногам товарища.  Рядом  валялась  пустая  бутылка  из-под
великолепного, очень старого армянского коньяка. Тело  его  было  изогнуто
судорожным зигзагом,  колени  подтянуты  к  животу,  так  что  все  вместе
напоминало  большой  иероглиф.  Лицо  с  глазами  немного  навыкате   было
спокойным и чуть-чуть удивленным...
     К смерти человек никогда  не  привыкнет.  Она  всегда  страшит  -  на
мусорной свалке не меньше, чем в изысканном, с налетом старины, интерьере,
где  резная  мебель  из   благородных   пород   утонченно   сочетается   с
серебристо-черными гобеленами  французской  работы  в  изящных  рамах,  на
которых сцены рыцарских турниров сменяются уроком танцев либо  же  фигурой
пилигрима, одиноко бредущего по дороге.
     Здесь, к сожалению, вопросы задавать было уже некому. И хотя Строкачу
очень хотелось верить, что преступник всегда  оставляет  следы,  заставить
заговорить этих немых свидетелей удается не всегда.
     Цель  убийства  оставалась  неясной.  Видеоаппаратура,   произведения
искусства, имевшие,  с  точки  зрения  видавшего  виды  Строкача,  немалую
ценность, меха и прочее оставались в целости. Однако все в  квартире  было
перерыто, причем, похоже, что искали что-то довольно  крупное,  во  всяком
случае,  не  листок  бумаги  или  документ:  картины  на  стенах  остались
непотревоженными.
     Жена и дочь Бобровского, отдыхавшие на  юге,  должны  были  вернуться
только завтра и,  возможно,  хоть  немного  прояснить  ситуацию,  пока  же
следовало воспользоваться возможностью делать свое дело без аккомпанемента
стенаний безутешных близких аптекаря.
     Строкач искал старательно, однако добыча  могла  бы  порадовать  лишь
домушника, но отнюдь не сыщика. Не было ничего, что могло бы пролить  хоть
какой-то свет на случившееся. Вообще, беспорядок  в  квартире  имел  такой
характер,  будто  не  налетчики,  а  сам  хозяин  квартиры  искал   что-то
запропастившееся.
     - Умел жить Семен Михайлович, что там и говорить! - бойкой дворничихе
не стоялось на  месте,  говоря,  она  вся  время  как  бы  пританцовывала,
совершая руками нелепые, но чрезвычайно выразительные движения. -  Хорошо,
что вы меня спросили. Думаете, кто-нибудь знает? Скажут: "Жирный старикан,
на развалюхе ездит, дверь обить как следует за  всю  жизнь  не  собрался".
Жирный-то он жирный, да только не с голоду опух. Мусор многое  о  человеке
скажет, а у них что ни день - банки из-под таких  консервов,  что  я  и  в
глаза не видывала. И то, мама с дочкой Бобровские, - обе не  работают,  на
шее у аптекаря сидят, а ему что? Нынче лекарство  столько  стоит  -  можно
дюжину баб держать. Я  на  базаре  бываю,  видела.  Как-то  попросила  его
лекарство одно достать - так не согласился. Ох, и хитрый же тип!  -  глаза
женщины смотрели в сторону.
     - Так вы говорите, он домой помногу продуктов возил? Может,  гости  у
него часто бывали? Или приторговывал?
     - Как же, нашли хлебосола! В дверь позвонишь - "кто?" да "зачем?", да
"я сам зайду попозже". У них даже глазка в двери нету!
     Строкач не стал пояснять женщине, что глазки порой служат  не  только
хозяину квартиры, но и незваному гостю: в выпуклое стеклышко  стреляют,  а
иной раз умелец попросту может ткнуть длинным шилом.
     - Хорошо,  а  этого  человека  вы  не  видели?  Не  заходил  такой  к
Бобровскому?
     Дворничиха опознала капитана Кольцова с первого взгляда.
     - Был, как же. Вот только к кому шел - не скажу. Это в воскресенье, с
утра, тут еще  один  алкаш  на  него  натолкнулся,  но  тот  так  на  него
посмотрел, я еще подумала - вот сейчас врежет! Мужчина приметный - хоть  и
невысокий, да крепкий.
     - В котором, вы говорите, часу это было?
     - Где-то в десять с минутами. Часов-то у меня нету. А  вот  когда  он
выходил - не знаю.
     - И как был одет этот мужчина?..
     - Да обычно. Вроде серый костюм. Ничего особенного.
     "Да, как  раз  после  воскресного  дежурства  Кольцов,  переодевшись,
поехал к Бобровскому. Но как выпало, что капитан оставил  своих  коллег  и
друзей мертвыми в чужой квартире, не говоря уже о том, как они туда вообще
попали? Нет, речь  не  о  технической  стороне  дела  -  дубликаты  ключей
владельцы охраняемых квартир сдают на пульт. Но что вообще было им  делать
у Бобровского в отсутствие хозяина, а хоть бы и вместе с ним? И как  узнал
Кольцов, что аптекарь отсиживается на даче? Домик  этот  Бобровский  купил
втайне даже от жены. Скрытный был господин".
     - Но лекарство вы от  Бобровского  все-таки  получили,  -  неожиданно
заметал Строкач. - Где он вам его передавал - в квартире?
     Женщина смутилась.
     - Куда там! На улице, возле "Победы" его разговаривали. Снизошел.
     - А что за лекарство?
     - Ой, да я не помню уже, - дворничиха засуетилась.  -  Я  пойду,  мне
работать надо.
     - А Бобровский, между прочим, помнит. И  помнит  также,  сколько  раз
помогал вам.
     Глаза женщины стали несчастными, нос покраснел.
     - Ну, так и что же? Себе я брала у него карсил, знакомая попросила...
Не на рынке  же  покупать!  А  потом  он  все  равно  мне  отказал...  Это
участковый вам, наверно, настучал. Ох, он у нас еще со старых времен борец
со спекуляцией, вот у него и расспрашивайте, как и чего.


     О Бобровском участковый не знал практически ничего, кроме  того,  что
он является вполне законопослушным гражданином, зато  о  дворничихе  и  ее
пристрастии к вину и мелким торговым операциям мог повествовать пространно
и со вкусом. Эти двое не слишком жаловали друг  друга.  Не  получив  новой
информации, Строкач принялся читать акты, которые тут  же  с  убийственным
спокойствием комментировал эксперт.
     - Вот и всплыло это оружие, Павел. Ошибка исключена. То самое,  когда
застрелили возле спортклуба этого, как его, культуриста...
     - Косицу, - подсказал Строкач, как обычно, делая вид, что  поверил  в
забывчивость старика.
     - Да-да. Глеб Олегович Косица, двадцать семь, тренер  и  руководитель
спортклуба "Богатырь", где обучал  сорванцов  технично  ломать  руки-ноги.
Сплошные мускулы, но две пули,  знаете  ли...  Я  еще  тогда  сказал,  что
стрелок попался классный: с тридцати метров оба выстрела в голову.  У  нас
хотя бы один из десяти оперативников так стрелял!
     - Кольцов, положим, стрелял первоклассно. Это он любил, призы брал по
городу.
     - Господи, Павел, зачем ему все это понадобилось?
     Строкач предпочитал обсуждать вопросы куда более вещественные.
     - Так что вот тебе акт  баллистической  экспертизы,  а  что  касается
Агеева и Демина, придется подождать... скажем, до вечера.
     Дело расползалось, обрастая все новыми эпизодами, но не было одного -
нити, ухватившись за которую, можно было  бы  двигаться  к  цели.  Мотивы,
мотивы...
     Специалистам по баллистике Строкач верил, а они  вполне  основательно
утверждали, что пули, выпущенные в Бобровского  из  табельного  "макарова"
капитана Кольцова, зарегистрированы в картотеке преступлений.
     Это убийство произошло пять месяцев назад. Стреляли наверняка, потому
что Глеб Косица, даже и раненый, представлял собой грозную силу.
     Строкач пару раз заглядывал в "Богатырь"  на  тренировки,  а  Косица,
статью напоминавший славянского витязя, был не из тех, кого легко  забыть.
Судя  по  всему,  парень  он  был  неплохой,  и  хотя  никогда   не   имел
по-настоящему высоких спортивных результатов, мог кое-чему научить  ребят.
К алкоголю и табаку Глеб не прикасался,  и  те  же  требования  предъявлял
своим ученикам. Смерть настигла его ранним утром,  в  двухстах  метрах  от
спортклуба, за углом. Стреляли из  проходного  двора.  В  этот  день  Глеб
впервые за многие годы пропустил тренировку.


     Висячий замок на дверях спортклуба  Строкач  увидел  еще  из  машины.
Однако рядом с табличкой, извещавшей о часах работы  "Богатыря",  не  было
никакого уведомления. В принципе, тренировки должны были быть в разгаре, и
неясно, где сейчас отыскать воспитанников Косицы.
     За манипуляциями Строкача возле дверей с  таким  интересом  наблюдали
двое юношей спортивного сложения, что майору  ничего  не  оставалось,  как
обратиться к ним.
     - Что, ребята,  не  веселы?  -  Строкач  присел  на  лавочку,  достал
сигареты и предложил угощаться.
     Один из парней отрицательно  покачал  головой,  слегка  усмехнувшись,
когда майор снова сунул пачку в карман.
     - Вижу, не ошибся. С куревом таких мускулов не  накачаешь  -  Строкач
одобрительно оглядел крепкие фигуры парней.
     Однако разговорить их оказалось не просто, хотя и враждебности они не
проявляли. Строкач минуту помолчал. Парни  были  в  чем-то  похожи  -  оба
рослые, крепкие, стриженые ежиком, отчего  юные  лица  казались  суровыми.
Однако он видел,  что  перед  ним  настороженные,  ожесточившиеся,  но,  в
сущности,  неплохие  ребята,  почти  мальчишки,  пусть  и  с   бугрящимися
мускулами. Лидером в этой паре, очевидно,  был  второй,  пониже  ростом  и
помельче в кости, но с пристальным,  испытующим  и  внимательным  взглядом
светло-серых, как бы ледяных глаз.
     - Не знаю, как там с куревом, но со спортом вы тоже, наверное, не  по
телевизору знакомы.
     - Неужто заметно? - демонстративно усомнился Строкач. Уже много лет в
спортзал он попадал крайне редко, от случая к случаю.
     - Заметно. Это на всю жизнь. Да вы сами, небось, знаете.
     Строкач заинтересовался.
     - Ты молодец. Только не  чересчур  ли  в  себе  уверен?  А  вдруг  не
отгадал? Глеб...
     - А что - Глеб? Вы знали его? - внезапно вмешался высокий.  -  И  кто
вы, собственно,  такой?  Сейчас,  когда  Глеба  не  стало,  к  нему  такое
липнет...
     - Остынь, Вадик, - удержал приятель. - Я его знаю, видел как-то у нас
на тренировке. И он нас знает. Это его профессия, разве не так?
     Строкач едва  заметно  кивнул,  ему  стало  по-настоящему  любопытно.
Паренек продолжал:
     - Вы ведь сыщик, верно?
     - Верно. - Строкач постарался скрыть удивление,  роясь  в  кармане  в
поисках  удостоверения.  Невысокий  парень,  назвавшийся   Олегом,   вновь
скептически улыбнулся.
     - Майор? Это уже кое-что. А мы уж решили, что всем плевать на  Глеба.
Пока была школа, тренировки... А-а, - Олег махнул рукой. - Он  все  сделал
сам: и помещение выбил, и отремонтировал, и все наладил. Плата за обучение
была такая - только аренду внести да обновить инвентарь.
     - То есть, бескорыстно? - с сомнением заметил Строкач.
     - Выходит, так. Кого угодно спросите. А сколько  времени  он  на  нас
потратил! И в результате - никому не нужен.
     - Ну, нет. Я-то ведь здесь не из простого любопытства. И больше всего
меня интересует  один  вопрос  -  почему?  Почему  его  убили?  Застрелить
человека - нужны веские причины.
     - А что еще с ним могли сделать?  С  ножом  против  Глеба  бесполезно
выходить, - вмешался высокий.
     - Значит, были враги? Снова - Олег:
     - Здесь раньше был магазин "Соки - воды". На  прилавке  -  минералка,
для своих - водка, самогон, вино. Мы, здешние, знаем все  насквозь.  Через
кассу, конечно,  копейки  проходили  -  сколько  на  воде  наторгуешь?  Но
продавщицы не жаловались, видно, давали  наверх  кому  следует.  Когда  же
перешли в торговле на хозрасчет, аренда - дом-то ведомственный - оказалась
больше, чем вся месячная выручка. А тут Глеб: переговорил с кем надо - был
магазин, появился спортклуб.
     - Ты, однако, вник, - одобрительно кивнул Строкач.
     - Да я живу в этом подъезде, и Глеб от нас ничего не  скрывал.  Давал
полный отчет, чтоб мы не думали, что он на нас наживается. Будто мы  могли
такое подумать! Справедливый был человек, но те, кто понимает только  язык
силы, видели перед собой не это, а бицепсы. Так что за аренду  мы  платили
точно по счетам, без взяток - по минимуму. А теперь все это  кончилось,  и
никакого продолжения не предвидится.
     - А что случилось? - спрашивая, Строкач, в общем, уже знал ответ.
     - Глеб все документы держал у себя. Хотя, какие там документы, больше
на словах. Глебу верили, с нами  же  ни  исполком  продлевать  договор  не
хочет, ни ЖЭК. Дом заводской, а  на  заводе  не  то  что  разговаривать  -
пускать нас туда не хотят. Кто мы  для  них?  Сопляки.  Конечно,  выгодней
опять магазин  открыть,  какой-нибудь  коммерческий...  И  ведь  все  было
нормально, казалось, прочно обосновались... - Олег  запнулся,  но  все  же
продолжил: - С нами и девчонки занимались, пятеро. Атлетизм, потом они как
будто собирались на гастроли за рубеж. Программа -  что-то  среднее  между
танцем и гимнастикой. Здорово получалось.
     - Значит, доллары девочки зарабатывали?
     - Да нет, только собирались. Какие-то мифические приглашения...
     - Контракты?
     - Протокол о намерениях, или договор - как там это называется? Мы  не
интересовались. Глеб знал.  У  меня  есть  телефон  одной  из  девочек.  -
Неожиданно Олег смутился, и беседа стала сходить на нет. Впрочем,  Строкач
услышал еще кое-что небезынтересное.
     - Они, конечно, симпатичные, особенно когда на сцене, в  косметике...
Такие многим нравятся. Бывало, еще по дороге от остановки  до  клуба,  тут
метров сто, к ним клеились, потом заходили в клуб. Всякие бывали - и шпана
и не очень, но до драки не доходило. У нас не разгуляешься, а  тут  еще  и
Глеб...
     Собственно, на этом разговор и завершился. На очереди у Строкача  был
визит к человеку, ныне очень и очень далекому от спорта.


     В принципе, Валерий Кузьмич Сутин  предпочитал  контактное  каратэ  и
борьбу, то есть  все,  к  чему  применимо  определение  "рукопашный  бой".
Мускулы он качал дома, изредка на небольшом окраинном стадионе. Полученные
таким способом навыки не принесли бы Сутину славы  даже  на  соревнованиях
областного масштаба, но к известности он и не  стремился.  Помимо  спорта,
выбившись в люди, Валерий Кузьмич избрал для себя  еще  одно  -  и  весьма
утонченное - хобби: увлекся  коллекционированием  антиквариата.  Кое-какие
образчики нашивал даже  на  широкой,  мохнатой  груди  -  массивные  цепи,
филигранной работы ладанки и наперсные  кресты.  Дело  пошло,  можно  было
немного расслабиться, и  Валерий  Кузьмич  с  этой  целью  все  чаще  стал
прибегать к спиртному.
     Перепробовав все мыслимые напитки, Сутин в конце  концов  остановился
на тривиальной "Столичной". Во всяком случае, похмелье от  нее  переносить
было  куда  легче,  чем  мутную  тошноту  от   благородного   шампанского.
Естественно, пил он не на людях, чтобы не потерять лица, а пуще того -  не
натворить чего-нибудь под горячую руку. Пьяному нарваться на  неприятности
проще простого.
     Но вот уже минуло полгода с тех  пор,  как  Валерий  Кузьмич  начисто
лишился возможности своими руками причинить кому-либо физический ущерб.  И
при всем его финансовом могуществе нечего было и надеяться, что  положение
изменится.  Теперь  гражданин  Сутин  ведет  жизнь  более  чем   скромную,
передвигается в инвалидной коляске, дышит свежим воздухом, слушает птиц  и
шелест листвы в парке.
     Что  из  того,  что  при  нужде  его  коляску  закатывают   в   юркий
микроавтобус  "Форд",  что  его   квартире   могут   позавидовать   многие
состоятельные люди, а прислуживают ему двое молодых людей, почти столь  же
крепких и подвижных, каким он был совсем недавно?.. Только иногда по ночам
настигают его бередящие душу, будящие воспоминания сны, и тогда, ох как не
хочется просыпаться! Снится полуголодная, нищая юность,  пыльные  закоулки
коммуналки, сила и свежесть чувств.
     До чего же он был уверен в себе еще полгода  назад!  Любил  невзначай
напрячь  мускулы,   потянуться,   демонстрируя   мощь   корпуса,   нанести
сокрушительный  удар  невидимому   противнику.   Особенно   эффектно   это
получалось перед зеркалом в фойе ресторана под  аккомпанемент  восхищенных
повизгиваний девочек и завистливых взглядов большей части мужчин.  Кто  из
них мог помериться силой с тренированным, дерзким и резким Сутиным?
     Сутин  свой  норов  не  скрывал.  Оплеухи  и  зуботычины  сыпались  в
буквальном смысле слова невзирая на лица, а следовательно, число обиженных
и врагов  росло.  Только  в  отношениях  с  милицией  он  всегда  проявлял
благоразумие. Так было раньше, так осталось и теперь, когда он превратился
в немощного калеку. Именно поэтому Строкач  был  принят  с  преувеличенным
радушием.
     - Вижу, Валерий Кузьмич, не падаете духом,  а  это  главное  в  ваших
обстоятельствах. Мы ведь старые знакомые, нам нечего лукавить  друг  перед
другом.
     - Конечно, товарищ майор, - широко улыбнулся Сутин. - Вы здесь всегда
желанный гость. А  что  касается  меня,  -  он  надменно  откинул  голову,
крупная, широкая в запястье рука лениво свесилась, едва не доставая  пола,
затянутого бледно-серым, в пастельных разводах ковром, в  котором  утопала
нога. - Много  ли  мне  теперь  надо?  Не  больше,  чем  вот  этим  добрым
молодцам...
     Сутин презрительно качнул кистью в сторону двери, за которой  скрылся
провожавший майора в комнату охранник. Парень неуловимо  напоминал  майору
прежнего Сутина. Собственно, и Сутин не выглядел  стариком,  но  за  время
инвалидности  ощутимо  сдал.  Привыкнув  действовать,  он  никак  не   мог
смириться с тем, что для него это теперь недоступно и приходится  доверять
чужим рукам то, что зародилось в его мозгу.
     - Я, Павел Михайлович, просто по инерции не ухожу на  покой.  А  пора
бы. Но после того, как меня таким образом _у_с_п_о_к_о_и_л_и_...
     Сутин опустил глаза, блеснувшие ненавистью. В голосе  звучала  тоска.
Строкач знал причину: кто-то из обиженных решил поквитаться, и преуспел  в
этом, достаточно было одного  взгляда  на  бессильно  лежавшие  в  коляске
иссохшие ноги Сутина. Виновников разыскивала милиция, но с  прохладцей,  и
потому без особого успеха. Искали, по слухам, и  сами  уголовники  и,  что
удивительно, тоже впустую.
     - Действительно, Валерий Кузьмич, покой - не всегда благо. Ну, да что
теперь поделаешь. Вы же все скрытничаете, а без правдивой  информации  как
без рук.
     - Пустое, товарищ майор. Полгода прошло, не  нашли  тогда,  теперь  и
подавно.
     - Ну, зарекаться не будем. Не все еще потеряно.
     - Я же глаза его видел  -  белые,  звериные.  Наркота...  -  вздохнул
Сутин.
     - Помню, вы описывали.
     Сутин зябко повел плечами.
     - Я тогда в подъезде скорее удивился, чем испугался. Вязаная шапочка,
лицо вытянутое, зрачки стеклянные. Второй под лестницей прятался, я его не
приметил, даже удара не почувствовал - сразу шок. Лом есть  лом.  Судя  по
всему, не новички. У меня этот хруст собственных костей до сих пор в  ушах
стоит...
     Прикрыв  глаза,  Сутин  коротко  замычал,  затем  лицо  его  исказила
саркастическая ухмылка.  Майор  помнил,  как  полгода  назад  беспомощное,
подрагивающее в конвульсиях нечеловеческой боли тело Сутина  обнаружили  в
его собственном подъезде. Рядом лежал недлинный увесистый  лом.  По  этому
поводу все давно  было  переговорено,  однако  на  всякий  случай  Строкач
попросил:
     - Вы, Валерий Кузьмич, если выйдете на этих наркоманов,  уж  выберите
время, шепните мне по старому знакомству. Чтоб мы даром время не  тратили.
Расследование-то продолжается...
     - Бросьте вы это, Павел Михайлович. Я уж со своими делами  как-нибудь
сам управлюсь.
     - Вот этого как раз бы и не хотелось. Однако я к  вам  по  совершенно
другому делу.
     - И не сомневался, что моя скромная персона не слишком беспокоит вас.
     - Зачем уж так, Валерий Кузьмич. Не в ногах сила. А сообразительности
вам не занимать.
     Сутин словно стал меньше ростом в кресле.
     - Вы же понимаете, Павел Михайлович, что на хлеб мне хватает...
     - А масло вредно, - закончил майор. - Так и будем оба  темнить,  пока
не надоест. Не могу сказать, что я относился к вам с большой симпатией  ни
до, ни после вашего несчастья, но пока  вы  не  выходили  из  определенных
рамок, я согласен был это терпеть. Но когда речь идет  об  убийстве  наших
работников... - голос Строкача звучал угрожающе.
     - Это не мои, - Сутин затряс головой. - Или я младенец,  не  понимаю,
от чего держаться подальше? Стрелять в милиционера - лучше уж сразу себе в
рот. Результат тот же.
     - Меня интересуют факты. Во-первых - кто? Только  не  надо  говорить,
что вы об этом не слышали.
     - Я и не говорю. Но, видит Бог, понятия не имею.
     - Было бы желание.  В  этом  районе  все  на  вас  завязано,  Валерий
Кузьмич. А следы как раз сюда и ведут. Про  людей  в  катакомбах  вы  тоже
совершенно ничего не слышали?
     О том, что вездесущая братия нищих, которая  подчиняется  Сутину,  не
ведает о чем-то, происходящем в округе, Строкач и помыслить не мог. То  же
самое и Сутин, вступив  пять  лет  назад  на  поприще  нищенства,  отлично
осознал, что без информации и контроля над ситуацией здесь делать  нечего.
Нет, разумеется, ему никогда не приходилось стоять с протянутой рукой, для
этого всегда хватало бедолаг с разного рода язвами  и  уродствами.  Просто
Сутин на удивление быстро, ловко  и  точно  взял  под  свой  контроль  все
хлебные места города, где  "работали"  попрошайки,  и  обложил  их  данью,
обеспечив в то же время относительную безопасность и  решив  давние  споры
группировок. И что удивительно - сделал все это в одиночку. Нищие отродясь
не ведали четких границ между воровством  и  попрошайничеством,  бритва  в
кармане многим служила не только для того, чтобы вспороть карман  ротозея,
но и для того, чтобы навеки перечеркнуть пьяную физиономию обидчика. Не от
одной узкой полоски стали, зажатой в  немытой  руке,  довелось  уклониться
Сутину в свое время. О, тогда он был постоянно начеку и не позволил бы так
легко застать себя врасплох!
     Строкач знал о восхождении Сутина к власти в мире нищих -  по  костям
мелких удельных князьков, не обладавших такой  сокрушительной  энергией  и
наглостью. Известны ему были  и  царящие  здесь  нравы:  помимо  "основной
профессии" процветали торговля краденными вещами,  водкой  и  наркотиками.
Монополия цыган в этой  области  давным-давно  рухнула,  произошел  весьма
небезболезненный раздел сфер влияния, но время торопило, и прежние обороты
казались уже мизерными. Как нельзя  более  кстати  возникли  "толкучки"  и
"блошиные рынки", а с ними расцвел и забурел "торгаш", чей товар ничего не
стоило испортить или отнять  парням  Сутина.  Вот  когда  он  развернулся!
Тут-то его и остановили на полном ходу.
     А самое главное - Строкач не верил ни единому слову Валерия Кузьмича.


     Телефон в кабинете Строкача зазвонил на следующий день  около  десяти
утра.  Собственно,  аппарат  и  не  умолкал,  но  этого  звонка,   который
обязательно должен был состояться  как  следствие  некоторых  предпринятых
ранее усилий, майор так рано не ожидал. Знакомый голос  звучал  еще  более
уныло, чем обычно. Строкач же, напротив, откликнулся с оживлением.
     - Что, Валерий Кузьмич, вспомнили? Я, конечно, предполагал, что у вас
есть что сказать, но чтобы так скоро? Рад, рад слышать ваш голос.  Что  за
сюрприз вы мне приготовили?
     - Да будет вам, Павел Михайловнч. Что я вам плохого сделал?
     - А хорошего? Насчет ваших дел мы лучше  помолчим.  По-моему,  Сутин,
рано вы решили, что никто вас не в состоянии достать.  Чем  выше  летаешь,
тем  страшнее  падать.  Вы,  наверное,  просто  решили   пожаловаться   на
притеснения? Тогда не по адресу. Это  вам  надо  к  прокурору.  Нищенство,
бродяжничество и мелкая спекуляция за пределами моей компетенции.
     -  Павел  Михайлович,  я  вас  прошу...   -   барахтался   Сутин   на
противоположном конце провода.
     - О чем, Валерий Кузьмич? Если о поблажках для ваших нищих, так я уже
сказал - не по адресу. И круг интересующих меня вопросов я тоже очертил.
     - Да ясно, ясно, Павел Михайлович. Тут мне как раз  кое-что  шепнули.
Приезжайте, поговорим. Я бы и сам, да вот ноги... Но если необходимо...
     Наслаждаться скорой победой Строкачу было недосуг. Через  полчаса  он
был  у  Сутина,  входил  в  комнату  в  сопровождении  мордатого   детины,
поглядывавшего  на  него  с  опасливой  недоброжелательностью.   Надо   бы
поинтересоваться, что за субъект, подумал майор, но тут же спохватился.
     Господи, да если со всеми такими разбираться, сколько на  это  народу
потребуется! Полки! И если бы Сутин так скоро не сдался,  еще  неизвестно,
хватило ли бы сил изгнать его нищую  армию  с  доходных  мест  и  серьезно
прищемить хвост ее главнокомандующему.
     - Ну что, добились своего? Сломали несчастного калеку? -  Сутин  сыто
улыбнулся, словно шлюха, столковавшаяся с клиентом о цене. - Разве  можно?
Это же люди, Павел Михайлович, им пропитание  нужно.  Что  подадут,  то  и
едят. А сейчас и без того времена трудные... Я ведь не  для  себя,  мне-то
много ли надо?..
     Строкач  сдержал  усмешку,  хотя  подоплека  происходящего  была  ему
совершенно ясна. Понимал и калека, что его хитрость шита  белыми  нитками.
Но правила игры подразумевали соблюдение определенного этикета,  и  потому
Строкач выслушал признания "главного нищего" с подобающей миной. Сказанное
ложилось в память, словно отпечатываясь в  мягком  воске,  параллельно  же
вилась ниточка иных размышлений.
     "Черта с два ты бы позвонил, если бы в тупик тебя  не  загнали.  Мне,
конечно, непросто блокировать всю твою шпану, но и тебе  попрошайки  жизни
не дадут, если рабочие места им не обеспечишь. Тылы надо не  мускулами,  а
головой крепить. Деньги-то и впрямь должны "зарабатываться" каждый день. И
дело не в том, есть или нет у нищего заначка на черный день - наверняка  у
большинства есть. И Сутину действительно, может быть, не много надо -  ему
и старого загашника хватит дожить. Но содержать телохранителей,  роскошную
квартиру, да мало ли у него расходов... К тому же  цепочка  на  Сутине  не
заканчивается. Вернее, не с него она начинается. Есть и за ним  кое-кто  -
умный, волевой, жестокий. Блатной мир города с  полумиллионным  населением
анархичен лишь на взгляд дилетанта. Конечно, всякого рода единичные  кражи
и налеты "гастролеров" не в счет. Причем, если на залетное  жулье  выходит
не только милиция, а и их организованные собратья, то по жестокости  такие
разборки и сравнить не с чем. А во главе всего этого - тот, кто сам ни  во
что не вмешивается, но без чьего молчаливого согласия  не  совершается  ни
одно вымогательство либо какое иное "дело"  в  городе.  Кивка  его  головы
хватает, чтобы благословить самое дерзкое преступление".
     Среднего роста, худощавый, коротко остриженный,  Константин  Петрович
Мерецков мог затеряться в любом людском скоплении.  Только  приглядевшись,
можно  было  обнаружить,  что  перед  вами   человек   весьма   и   весьма
состоятельный: неброский костюм был дорог даже для Голландии,  где  его  и
произвели, отменный галстук, крупные прямоугольные роговые очки и  плоские
платиновые запонки - одним словом, высокий  класс.  Проблемы,  с  которыми
имел дело Константин Петрович, лежали в очень  широком  диапазоне.  Он  не
замыкался,  подобно  представителям  старой  воровской  гвардии,  в  чисто
уголовной специфике,  да  и  биографию  имел  далеко  не  уголовную.  Даже
известная татуировка в виде восходящего солнца на правой руке была сделана
в юности в армии. Два года службы во внутренних  войсках  на  Магадане  не
прошли впустую для  Кости,  довольно  хрупкого  и  избалованного  любящими
родителями парнишки. Армию Костя, благодаря немалым связям отца, мог бы  и
миновать - благо, лазеек к тому придумано немало, - но иначе в юридический
просто не было возможности поступить. А иной карьеры  для  сына  начальник
оперчасти колонии усиленного режима не мыслил. После  окончания  института
Костя около двух лет проработал  по  специальности,  пока  не  попался  на
чересчур уж наглой взятке. Курировать  рынок  и  не  брать,  с  его  точки
зрения, было чистым абсурдом.  Благодаря  связям  папы  дело  ограничилось
увольнением со службы. К  тому  времени  у  самого  Константина  Петровича
накопилось немало полезных знакомств. Как инспектор ОБХСС он контролировал
торговлю, ее же "контролировали" и  рэкетиры.  Мысль  соединить  уголовный
рэкет  с  государственным  казалась  довольно   привлекательной   и,   как
выяснилось, весьма плодотворной. К тому моменту, когда Мерецкову  пришлось
сдать служебное удостоверение, он уже уверенно чувствовал себя  среди  тех
"контролеров",  что  обходятся  без   удостоверений.   Трезво   рассуждая,
Константин  Петрович  пришел  к  выводу,  что  перекачивать  деньги  через
банковские счета куда более выгодно,  нежели  те  же  банки  грабить,  тем
более,  что  с  помощью  компьютера  "намолачивались"  суммы   несравненно
большие, чем традиционными "фомкой" да кистенем.
     Сошелся  Мерецков  и  со  специалистами  сугубо  уголовного  профиля.
Несмотря на закалку, полученную во внутренних войсках, ходили  слухи,  что
Мерецков сам боится пачкать руки. Для этой цели  при  нем  состоял  особый
человек - угрюмый, неразговорчивый, чем-то смахивающий на орла-стервятника
Тимур Грызин. В его присутствии иногда  казалось,  что  в  воздухе  витает
отчетливый запашок падали. Это  был  настоящий  боевик,  из  тех,  что  не
разбирая идут в огонь и воду, да только улик на него было  -  ноль.  Масса
подозрений, и ни одного факта.
     Строкач даже начал подумывать,  что  уж  если  не  получается  честно
обыграть мафиози, которому наплевать на какие бы то ни  было  правила,  то
почему бы и ему самому не сплутовать. Однако мысль о банальной провокации,
скажем, сыпануть задержанному маковой  соломки  в  карман  и  привлечь  по
статье 229 к уголовной ответственности, ему претила. Кроме того, майор  не
был уверен, что престолонаследник Мерецкова окажется  лучше.  До  сих  пор
существовала видимость какого-то порядка,  а  честных  людей  жулики,  как
правило, не трогали. Что с пахаря возьмешь, кроме его оков... В  уголовном
котле кипят и клубятся в основном свои,  отличаясь  разве  что  рангом  да
профилем "работы", поэтому в то, что Сутин пришел к власти над оборванцами
сам по себе, мог поверить  лишь  человек  вовсе  несведущий.  Кроме  того,
Строкач знал, что если Мерецков и терпит увечного главу нищих, то лишь  до
тех пор, пока продолжают поступать платежи. Ему плевать, "заработаны"  они
или во время простоя вынуты из собственного кармана.  Устал,  износился  -
пожалуйте на заслуженный отдых. За этой формулировкой всегда стояло одно и
то же - кладбищенская плита.
     Однако Сутин вовсе не стремился к покою. Чем слабее  теплится  огонек
жизни, тем яростнее  за  нее  цепляешься.  Именно  поэтому  он  готов  был
"отдать" майору все, чего бы тот ни попросил.
     - Павел Михайлович, в мои планы вовсе не входит  восстановить  против
себя  прокуратуру.  Я  попридержал  своих  людей,  избегаю  рискованных  и
незаконных  операций.  Что  же  касается  ваших  милиционеров,  то   никто
определенно не знает, чьих это рук дело.  Ходят  разговоры,  что  люди  из
катакомб имеют отношение к делу. Страшненькие ребята, кончат человека и не
перекрестятся, - Сутин вздохнул, а потом изобразил  безымянным  и  средним
пальцами "ножнички". - А то и отрежут кое-что,  просто  так,  смеху  ради.
Может, обычай у них такой... тут всего можно ожидать.  Бывает,  кто-то  из
них затешется среди моих людей,  только  у  нас  строго:  либо  сразу  мне
сообщат, либо сами разберутся.
     Здесь мы хозяева, а под землей нам делать нечего, среди этих отпетых.
Они же сумасшедшие, чуть что - хватаются за нож, а то и за что похлеще.
     - Что, попадались и с оружием?
     - Понимаете, они ведь в прямые стычки  не  вступают.  Укусил  -  и  в
сторону. Нож практически у каждого, есть и "стволы".
     - И все же - что случилось с нашими?
     - Как будто наступили они им на хвост.
     - Неужели в катакомбы сунулись?
     - Нет, через кого-то здесь, наверху. Клянусь, я их  связей  не  знаю.
Все засекречено. Наши их просто ненавидят.
     -  Да,  Валерий  Кузьмич,  а  говорите,  нет  у  нас  общих  целей...
Приходилось вам что-нибудь слышать о заведующем первой аптекой?
     - Это еще кто такой?
     - Ну-ну, мы же, кажется, договорились Бобровский.
     - Семен Михайлович? Предположим, знаю. Я их всех мало-мальски деловых
в районе знаю. Да что мне с него? Я не болею, - криво усмехнулся Сутин,  -
а ногам моим уже никакие лекарства не помогут.
     -  Не  о  болезнях  речь.  Я  же  не  спрашиваю,  кто  и  чем  у  вас
приторговывает на улице. Во всяком случае, пока не спрашиваю.
     - Все равно спросите.
     - Конечно,  спрошу.  Только  вы  меня  напрасно  торопите.  Пока  что
поговорим о другом, и туго вам придется, Валерий Кузьмич, если картинка не
сложится!..
     - Пугаете, Павел Михайлович? - Сутин оставался спокойным. -  Да  я  и
так все выкладываю как на духу. Черт его знает, за кого вы  меня  держите?
Разве это я наркотики поставляю? У нас если кто и продает, то не от  меня,
а потому, что я не уследил.
     - А вы пытались?
     - Ага, в самый раз задачка. Без ног. Я еще как-то барахтаюсь, а  тот,
кто придет вместо меня, первым делом кинется марафетом торговать. Так  что
и вам бы меня не спешить топить. Может, продержусь чуток,  всем  спокойней
будет. Действительно, слышал я - брали через Бобровского наркотики,  и  по
крупному - с шантрапой тот не связывался. Деньги имел серьезные.
     - Значит, мог его тряхнуть кое-кто из компаньонов?
     - Этого не знаю. И кто у него брал товар - тоже. Случайных людей туда
не пускают. И вообще, все это не точно. - Сутин говорил тихо, так  что  на
расстоянии двух шагов уже  и  не  расслышать,  но  сейчас  поманил  майора
пальцем и шепнул на ухо почти беззвучно: - Мерецков.
     Кресло его откатилось назад, руки на мгновение разошлись в стороны  и
умоляюще сложились на груди - ладонь к ладони. Затем Сутин как ни в чем не
бывало продолжил:
     - Так что если кто и сунулся к аптекарю  -  среди  своих  ищите.  Его
по-другому и не выставишь. Я таких знаю  как  облупленных.  Спросите  кого
угодно - с аптекарем я и рядом не стоял.
     - На этот счет у меня другие сведения.
     - Так ведь когда это было? Я  еще  своими  ногами  ходил...  -  Сутин
поморщился, лоб его собрался в складки. - Ничего я не успел,  потом  выпал
надолго, а когда очухался... - Он  крутанул  колесо  кресла,  разворачивая
его, и снова шепотом повторил все то же имя.
     Строкач кивнул, но вслух развивать тему не стал.
     - А с Глебом Косицей какие у вас были отношения?
     - Тут уж мне скрывать нечего. Вместе  тренировались  на  "Авангарде".
Только кто там вместе с нами не лупил по груше! Дергайте тогда  всех.  Или
считаете, что я Глеба пришил?
     - Ну, если бы я так думал, другой был  бы  разговор.  Давайте  просто
немного освежим кое-что в памяти. Не стану врать - до сих пор не  понимаю,
кому он не  угодил.  Насколько  я  знаю,  Глеба  кроме  спорта  ничего,  в
сущности, не интересовало. Даже странно: парень видный, девушки едва ли не
на шею вешались, и деньги мог бы зарабатывать немалые. Ведь так?
     - В общем, да. Парень действительно хороший. И  спорт  для  него  был
все. Тренировался он  как  проклятый...  -  и,  вновь  склонившись  к  уху
Строкача, торопливо зашептал: - В  деле  он  был,  с  Мерецковым.  Пацанов
растил для "работы", а когда требовалось,  и  сам  долги  выбивать  ездил.
Фактов и фамилий точно не знаю. За Глебом - тайна. Все  молчат,  Мерецкова
боятся. И я тоже...
     И уже громко:
     - Да нет, Павел Михайлович. Клянусь, ребят на фотографии я ни разу не
видел. А почему там трое? Что, еще один? Ну, на вас прямо напасть...
     В который раз пообещав себе, что, как  только  руки  дойдут,  всерьез
займется нищенством в районе, Строкач покинул обиталище инвалида.


     Найти  паренька  по  имени  Олег,  который  занимался  атлетизмом   в
спортклубе  "Богатырь",  майору  удалось   с   первой   попытки.   Парочка
словоохотливых старушек  на  лавочке  близ  подъезда  выдала  обаятельному
мужчине все необходимые сведения. Дверь на площадке третьего этажа  открыл
сам  объект  поисков.  В  легком  кимоно  он  казался  массивнее,  чем   в
повседневной одежде - настоящий боец.
     - Надо поговорить, Олег. Примешь  гостя?  -  здесь  Строкач  держался
осторожнее, чтобы не переборщить.
     В комнате парня все было выдержано в едином стиле. Боксерская груша и
турник,  узкая  шведская  стенка  и  велотренажер  заполняли  и  без  того
тесноватую комнату. У балконной двери внушительная штанга соседствовала  с
пудовой гирей. Из стены торчали два гвоздя.  На  одном  из  них  болтались
нунчаки, вторые находились у парня в руках, когда он отворял дверь.
     Строкач осмотрел комнату не без любопытства. Внимание  его  привлекла
увеличенная  фотография:  группа  ребят  -   старшеклассников,   сидя   на
спортивной трибуне, уставились в  объектив  чуть  прищуренными  от  солнца
глазами.
     Взглянул на фотографию и Олег, Строкачу показалось -  неодобрительно.
И дело явно было не в том, что  сам  он  был  запечатлен  здесь  худеньким
узкоплечим подростком, таким же, как и шестнадцать его сверстников.
     - А где же Глеб? - поинтересовался майор.
     - Это он нас снимал. - Ответ был резок и сух.
     - Чего ты злишься? Мы же договорились, что - в одной упряжке.
     - Да чем же я помогу? Знал бы - так уж сами бы обошлись.
     - Мускулы у тебя неплохие, вижу. Только не в них депо.
     - Я ничего не боюсь!
     - Не сомневаюсь. Только смерти не бояться  -  так  же  глупо,  как  и
тюрьмы. Всегда полезно чуточку подумать  перед  тем,  как  сделать  резкое
движение. Ты должен понять, что люди должны  доверять  друг  другу.  Иначе
убийцу не найти.
     - Глебу все это уже ни к чему.
     - Напрасно ты так думаешь. Твои друзья тоже так считают?
     - Тоже.
     Что-то  в  голосе  парня  насторожило  Павла.   Какая-то   усталость,
равнодушие. Он смотрел на фотографию с едва скрываемой болью.
     - Неужели всем наплевать? И Вадику? Он не  произвел  на  меня  такого
впечатления.
     - Всем.
     Все это было  странно,  и  еще  более  странным  показалось  Строкачу
упорство, с которым парень не хотел расставаться  с  плохонькой  групповой
фотографией, которую майор попросил у него на время.


     Строкач понимал,  что  получить  разрешение  на  создание  какой-либо
организации возможно лишь при наличии  покровителя  в  структурах  местной
власти. Даже если эта организация - всего лишь юношеский  спортклуб.  Даже
то, что никакой прибыли "Богатырь" не приносил, свидетельствовало в пользу
существования покровителя, поскольку бескорыстие никогда  не  проживает  в
разрешающих инстанциях.
     Выяснить, кто именно протежировал  "Богатырю",  не  составило  труда.
Труженики райисполкома не  упускали  возможности  подзаложить  собрата  из
соседнего кабинета. Как и триста лет назад,  донос  и  интрига  оставались
мотором карьеры.
     Войдя в кабинет зампреда, Строкач даже слегка изумился - до  чего  же
этот человек напоминал вышедшего в тираж спортсмена. Так оно и было.
     - Косице с "Богатырем" помог я сам. Хоть какой-то в районе спортклуб,
а то пацаны растут - хлипкая немочь. Я ведь  и  сам  мастер  по  штанге  и
боксу. Меня спорт, по сути, в люди вывел, кусок хлеба в руки дал.  А  Глеб
был парень крепкий, настоящий боец. В силовых видах спорта - только в  них
человек по-настоящему и раскрывается.
     - И как же Косица, по-вашему, раскрылся?
     - Прежде всего, не надо путать бойца с  драчуном.  Сила  без  воли  -
ничто. Я неплохо знаком с тренером Косицы по таэквандо.  Вы,  видимо,  его
тоже знаете...
     Строкач согласно кивнул, всем видом показывая, что он весь внимание.
     - В отличие от него, Глеб знал, чего добивался, а владеть собой  умел
великолепно. И к наркотикам относился с презрением, в  отличие  от  своего
тренера. Это и вообще  редкий  случай:  обычно  люди  со  сформировавшимся
мировоззрением на иглу не садятся. Ну,  и  потом  -  качаться  и  колоться
одновременно, какое сердце выдержит. Еще больше наркотиков Глеб  ненавидел
всю эту приблатненную разболтанность.  Занимался  йогой,  -  а  для  этого
необходима крайняя концентрация духа - считая, что  подлинную  силу  имеет
только добро. Сильный человек не может быть злым, потому что  высшие  силы
этого не потерпят. Кстати, с отцом Глеба мы давние  приятели,  так  что  я
имел возможность побеседовать с ним и в домашней обстановке. И поверьте  -
все это у него было не наносное, как у многих. Чистый был парень...


     Косица жил с отцом в малогабаритной двухкомнатной  квартирке,  где  в
обстановке  ведущее  место  опять-таки   занимали   спортивные   атрибуты.
Наверняка они принадлежали не  этому  сутулящемуся,  глухо  покашливающему
мужчине с потухшими глазами.
     - Говорите, бумаги? Что ж, бумаги остались... Если вы  считаете,  что
они помогут... А чему, собственно, можно теперь помочь?..
     Отец Глеба выложил на стол папку, развел  руками  -  дескать,  больше
ничем не могу служить.
     Строкач  веером  распушил  листки,  скользнув  быстрым  взглядом.  Не
удовлетворенный увиденным, перебрал еще раз.
     - Здесь действительно все бумаги Глеба?
     - Но вас же интересовало то, что касается спортклуба.
     Строкачу были нужны любые клочки, все, что было написано рукой Глеба.
Как это важно, он осознал, когда выяснилось,  что  любимый  ученик  Глеба,
Олег, днем раньше тоже просил посмотреть бумаги и получил разрешение.
     - Олег взял несколько листков, для исполкома, сказал, пускай,  может,
клуб и не закроют. Глеб столько с ним возился, любил это дело.
     Что интересовало Олега, было нетрудно установить. Среди разного  рода
документов не хватало только списка воспитанников Глеба Косицы.


     - Списки? Да, были. Я никогда не врал, можете  спросить  любого,  кто
меня знает. Глеб нас этому не учил.
     - Где они, Олег?
     Парень секунду помолчал. Однако  ответ  у  него,  видимо,  был  готов
заранее.
     - Их больше нету. Спасибо вам, вы мне вчера вовремя напомнили  то,  о
чем забывать не следовало. Я, дурень, потащился в ЖЭК да в исполком.  Вот,
мол, сколько ребят, дайте клубу работать дальше. Какое там, все равно  что
лбом об стену.
     - С кем ты ходил?
     - Один. Вообще любое дело лучше делать в одиночку, ни на  чью  помощь
не надеясь. Только тогда можно быть  спокойным.  Да  что  там!  Сейчас  за
каждый квадратный метр драка, каждый сарай на учете. А с нас что  взять  -
ни денег, ни помощи. Глеба нет... Я со зла и сунул эти списки в урну возле
исполкома.


     Проверить сомнительную версию возможности не было. Где-где, а  из-под
окон  исполкома  мусор  вывозили  ежедневно.  Впрочем,  у  Строкача   были
серьезные подозрения, что даже если бы и удалось добраться вовремя до этой
урны, там ничего бы не оказалось. Мало ли куда могла  деваться  скомканная
бумажка. Но парень явно шел на конфликт,  и  голыми  руками,  без  фактов,
взять себя не давал.
     К Олегу Строкач нагрянул на следующий день во всеоружии.
     Парень встретил  его  настороженно,  в  его  поведении  чувствовалась
какая-то скованность. В глаза не смотрел, лишь изредка выстреливал  из-под
полуопущенных век короткими оценивающими взглядами.
     - Ну что, мой юный друг, так и будем  топтаться  в  прихожей?  Может,
войдем и поговорим? Или ты чего-то опасаешься? Фотографию твою  я  принес,
владей.
     - Спасибо... Управились, пересняли? Ну, и что это вам  дало?  Хотя...
не мое это дело. Вернули, и спасибо. Вам ведь все позволено,  входите  без
санкции, берете, что хотите. Ну,  а  если  я  вам  понадобился,  вызывайте
повесткой. А сейчас, извините, я занят.
     - Чем бы это? Спортклуб закрыт, так что  времени  свободного  у  тебя
должно хватать. Кстати,  а  почему  ты  не  сказал,  что  из  восемнадцати
"богатырей" шестеро находятся под арестом? Каждый третий. Многовато. И все
- по обвинению в корыстных преступлениях. Странное совпадение.
     - Это не мне судить. Между  прочим,  вы  об  этом  и  не  спрашивали,
протокола никто не вел, так что и о даче ложных показаний речи нет.
     - Вот как? Будет случай поговорить и с протоколом. Думаю, тогда ты не
станешь скрывать, к кому именно обращался в исполкоме, кому  отнес  списки
членов "Богатыря", кто тебе так грубо отказал, что ты выбросил списки.
     - Я уже сказал: вызывайте повесткой,  там  и  поговорим.  Что  же  до
исполкома, то я  беседовал  о  "Богатыре"  в  коридоре  с  незнакомой  мне
женщиной среднего роста, неприметной наружности  и  среднего  возраста.  И
если она там  не  работает  и  просто  обманула  меня,  то  это,  конечно,
печально. Но и не удивительно, потому что кое в чем я уже разобрался.


     - Чего невесел, Павел Михайлович?  -  эксперт  сегодня  был  настроен
иронически. - Информационный голод? Так я тебе сейчас кое-чего подброшу.
     - Голод не голод, но вопросов все равно больше, чем ответов.
     - Во всяком случае, один ответ  у  меня  наготове.  Провели  вскрытие
трупов Агеева и Демина. Оба отравлены. Яд содержался в  коньяке,  а  того,
что осталось в бутылке, хватило бы  еще  человек  на  десять.  Выпили  они
граммов по сто. Коньяк, кстати, великолепный, я  еще  помню  вкус  такого.
Нынче его не достать.
     Строкач молчал,  переваривая.  Милиционерам  вневедомственной  охраны
как-то не  по  чину  такие  напитки.  Один  выплачивает  долг  за  машину,
достраивает дачу, другой  только  что  поменял  комнату  в  коммуналке  на
выкупленную двухкомнатную квартиру,  что  тоже  стоит  немало.  При  таком
раскладе Демину и Агееву не коньяк бы пить, а воду из-под крана. Опять  же
кафе на трассе...  Майор  знал,  что  обычный  антрекот  там  стоил  почти
четверть его месячного оклада. Все это, может, и  приближало  следствие  к
ответу на вопрос, как Агеев и Демин  оказались  в  квартире  аптекаря,  но
легче от этого не становилось.


     Поскольку трое бывших воспитанников "Богатыря" все еще  находились  в
следственном изоляторе, туда  Строкач  и  направился.  Все  они  были  уже
осуждены, и добиться свидания с ними не составляло особого труда.
     Рыжий,  большеголовый  и  широкоплечий   парень   вошел   в   комнату
раскованной, пружинистой походкой. Чувствовалось,  что  он  безукоризненно
владеет своим телом.
     Отпустив конвоира, Строкач указал парню на табурет, пододвинул к краю
стола пачку сигарет. Парень покачал головой.
     - Ах да, извини, забыл  -  спорт.  -  Строкач  виновато  улыбнулся  и
представился.
     Рыжий лениво протянул:
     - Ага, вы как раз из той конторы, где "забывают".
     - Положим, ничего прокуратура тебе не сделала. - Заметив, что на лице
рыжего блуждает скептическая улыбка, майор добавил миролюбиво: - Все,  что
ты мог сделать для себя худого, ты сделал сам. И вообще, я сюда не за этим
пришел. Чего это ты сразу на рожон лезешь? Я же тебя не ставлю  по  стойке
смирно...
     Рыжий вскочил с табурета, вытянулся и, как заведенный, отбарабанил:
     - Осужденный Шипов, 1975 года  рождения,  статья  сто  сорок  первая,
часть первая!
     - Кончай дурака валять, Анатолий. Лишнее. Особенно когда речь идет  о
твоей судьбе, которую искорежил тот, кто толкнул тебя на  преступление.  И
если бы только одного  тебя!  Знал  бы  ты,  сколько  судеб  покалечено...
Поговорим. Кажется мне, что могут найтись основания для пересмотра  твоего
приговора.
     - С первой части статьи  на  вторую?  Ну  спасибо,  удружили.  Только
групповухи мне не хватало.
     - Не всегда, Анатолий, тюремная грамота на пользу. И далеко не все из
того, что тебе в камере преподали, - истина.
     - Да неужто? Ну, так и поищите неграмотных. А мне и класть некого,  и
статью себе добавлять незачем.
     - Подумай. Если опять какие-то обстоятельства выплывут,  будет  новый
суд, новый срок, поверь моему опыту. На тебя давили, и, может статься,  не
одну эту шапку ты снял... Или это была не шапка, какая разница... И  учти,
потом явка с повинной не будет иметь никакого значения.
     - А сейчас?.. Только ради лишней звезды у вас на погонах?
     - Высоко себя ценишь. Звезда за тебя - многовато. Обидно только,  что
получишь прибавку за мелочь, которая, будь она известна следствию, была бы
поглощена основным сроком. Это поначалу кажется -  ерунда,  пусть  плюсуют
что хотят. А вот когда почувствуешь, что  каждая  цифра  -  это  пропащие,
гиблые годы... - и, заметив, как изменилось лицо парня, добавил: -  Три  и
пять - это огромная разница. Рассуди спокойно.
     Скулы парня окаменели. Минуту он сидел  молча.  Строкач  не  торопил.
Наконец рыжий взглянул в глаза майору и выдавил:
     - Я, наверное, действительно подумаю.
     - Нет, Анатолий, ждать я не  могу.  Время  работает  против  нас.  За
последние три  дня  убиты  трое  милиционеров,  и  существует  связь  этих
преступлений с вашим "Богатырем". Есть некая  юридическая  тонкость:  если
действует банда, то за все, что  натворили  ее  участники,  независимо  от
того, на свободе они или уже за решеткой,  -  ответственность  ложится  на
всех.
     - Да вы что? -  изумился  Шилов.  -  Какие  убийства?  Этого  еще  не
хватало! И потом - не верю я, что замешан кто-то из наших. Кто убил,  где?
Скажите толком, иначе ничего не добьетесь.
     - Будет лучше, если ты  мне  расскажешь  все,  что  знаешь,  а  я  уж
как-нибудь разберусь что к чему.
     - Хорошо. Тут особо нечего и говорить Ходить в это кафе мы начали еще
при Глебе - он знал. Ничего не говорил, считал, что человек  сам  отвечает
за свои поступки. Когда Глеба убили, клуб на  следующий  день  прикрыли  -
сами знаете. Собираться стало негде, кто домой к себе восемнадцать человек
потащит? Правда, потом стало поменьше. Вот и  начали  мы  почти  постоянно
заходить в кафе... днем, человек восемь-девять.  Почти  всех  и  посадили,
меня последним. Остались Олег - ну, он всегда был такой: вроде и со всеми,
но и себе на уме, да Вадик.  А  вечером  в  это  кафе  знаете  какие  тузы
заворачивают - только держись! Прям тебе лорды. Видать, один  из  таких  и
Глеба застрелил, потому что рожи у них все равно уголовные. Между  прочим,
лезли к нам с разговорами, коньяк посылали.
     - Как, говоришь, это кафе называется? - спросил Строкач.
     -  Да  "Весна",  рядом  с  клубом.  Будто  вы  не  знаете!  Со  скуки
познакомились с девочками... Ну, а потом пошло. Мы не пили... поначалу, но
как-то вышло, что девочкам захотелось шампанского, а денег ни шиша. А  они
нам - это не беда, буфетчица знакомая, в долг отпустит. Она-то  отпустила,
а чем отдавать? Хотя, нельзя сказать,  что  настаивала,  наоборот,  давала
несколько  раз  еще,  ласковая  такая  тетка.  Но  когда-то  же   надо   и
рассчитываться...
     Всю эту историю  Строкач  уже  знал.  После  посиделок  в  кафе  трое
"богатырей"  наведались  в  коммерческий  магазин,  когда  на  его  дверях
красовались табличка "закрыто" и навесной замок. Подвело их то, что хозяин
магазина, живущий в этом же доме, в прошлом инженер-злектронщик, установил
хитрую  систему  сигнализации,  связанную  с  его  квартирой.  Когда   она
сработала, хозяин тут же вызвал милицию, а до ее прибытия  с  наслаждением
палил по выскакивающим через разбитую витрину ворам, правда,  из  газового
пистолета, который у него, не мешкая, конфисковала та же милиция.
     Зачем парням понадобились деньги, на суде не поинтересовались, никому
также не было любопытно, почему в течение месяца оказались за решеткой еще
двое - групповое ограбление, и Шилов - просто за грабеж.
     Ничего  кроме  этого  не  мог  поведать  ни  Шилов,  ни  прочие   его
одноклубники, вступившие в  конфликт  с  законом.  Строкач  не  поленился,
смотался  в  колонию,  где  в  одной  бригаде  отбывали  срок  сразу   два
"богатыря". Но начальник колонии,  явно  тяготившийся  разговором,  бубнил
что-то об их спортивных достижениях и об  отсутствии  сигналов  по  поводу
поведения подельников. К третьему, "опущенному"  в  тюрьме  и  написавшему
"отказ  от  зоны",  майор  не  поехал  -  уж  больно  далеко   этапировали
незадачливого спортсмена.


     Кафе "Весна" Строкач знал вовсе не потому, что оно числилось в районе
"горячей точкой". Как раз в "Весне" не больно-то и горячились Конечно, без
драк не обходилось, но лишь тогда,  когда  пустовал  почетный  "хозяйский"
столик. Именно с этого кафе и началось  восхождение  Мерецкова  по  крутой
лестнице блатной карьеры, сюда же захаживал он со своими  прихвостнями  по
старой памяти до того дня, когда в городе  открыли  "Бизнес-клуб",  где  и
начали собираться сливки делового мира.
     Теперь Мерецков считался солидным бизнесменом, которому  не  пристало
ошиваться по второразрядным заведениям. Однако,  когда  Строкач  попытался
найти Мерецкова в "Бизнес-клубе", его постигла неудача. Швейцар  клятвенно
заверил майора, что уже четыре дня Мерецкова и духу здесь не было,  и  это
подтвердили также и завсегдатаи.
     Поскольку офиса бизнесмен  Мерецков  не  держал,  оставалось  одно  -
постоянное место жительства Константина Петровича.  Однако  Строкач  знал,
что хотя Мерецков прописан в четырехкомнатной квартире, купленной  на  имя
его бабушки, но старушку, впрочем, весьма еще бодрую, навещает редко.
     Собственно, Строкач вовсе его и не искал. С Мерецковым  как  таковым,
кажется, все уже было ясно - об этом свидетельствовало  содержимое  жуткой
посудины, обнаруженной на даче управляющего аптекой. Речь  шла  о  следах,
оставленных Константином Петровичем на  его  последнем  пути,  по  которым
можно было бы судить о том, кто и как его туда спровадил.


     Грузная начальница ЖЭКа на вопросы следователя прокуратуры отвечала с
готовностью, в то же время сохраняя царственную осанку и  властную  манеру
говорить, слегка оттопыривая пухлую нижнюю губу. Легко  было  представить,
как поутру, "на разводе", эта дама с рыжей башней мертвых волос на  голове
помыкает слесарями и дворниками, сыплет ценными указаниями.
     Однако сейчас она давала показания.
     - Вот так всегда. Чуть что - все шишки на ЖЭК валятся. Порядок  людям
нужен. А спортклуб этот - дело сомнительное. Мы, признаться, сразу его  не
разглядели. Ходят пацаны тренироваться - ладно, на  здоровье,  все  не  по
подъездам толкутся. Но когда они там кулаки понакачали...
     "Да, матушка, тебе, однако, палец в рот не клади", - подумал Строкач,
но перебивать начальницу не стал.
     -  Когда  были  там  "Соки-воды"  -  проще  было.  Шлялись,  конечно,
пьянчуги, но вели себя тихо  -  боялись,  чтобы  лавочку  не  прикрыли.  А
спортклуб мы разрешили не столько из-за арендной платы, сколько ради того,
чтобы молодежь с пользой время проводила. А вышло черт его знает  что.  Вы
не думайте - с нами и милиция информацией делится, знают,  что  нам  можно
доверять. Нам  давно  предлагали  сдать  это  помещение  под  коммерческий
магазин или под офис  совместному  предприятию.  Если  по-государственному
рассуждать, то так, наверное, и надо было сделать. Но чисто по-человечески
- неудобно, как-никак уже договорились.
     "Да уж, посмотрел бы я, как бы  вы  отбирали  у  Косицы  его  любимое
детище", - ухмыльнулся про себя Строкач, вслух же сказал:
     - Ну, с этим понятно. Действительно были у вас  выгодные  предложения
об аренде этого помещения?
     - Да разве в выгоде дело... - затянула было начальница. - Предлагали,
конечно, магазинчик открыть...
     - Ну что же вы, продолжайте. Кто конкретно,  какой  магазин,  размеры
арендной платы?
     - Ой, я уже точно и не помню. Ну, обычный магазин,  коммерческий,  от
предприятия. Как везде сейчас:  пусть  и  дороговато,  зато  всегда  можно
кое-что купить.
     - От какого именно предприятия? Неужели не помните? Странное дело,  а
я полагал, забывчивые люди не задерживаются в начальниках ЖЭКа.
     - Нет,  я,  конечно,  помню.  Это  что-то  связанное  с  гуманитарной
помощью... - дама ела Строкача глазами.
     - То есть, под эгидой чернобыльского фонда и фонда  помощи  инвалидам
организовать реализацию гуманитарной помощи, которая поступала  по  вполне
конкретному адресу: в центральную городскую аптеку номер один?
     - Конечно, конечно. Я ведь сразу так и  сказал.  Да  это  все  у  нас
знают: мастер, инженер, в бухгалтерии все уже обсчитали.
     Строкач спросил как бы мимоходом:
     - И что, действительно инвалиды выгодней, чем спортсмены?
     Начальница вспыхнула румянцем.
     - Точно не  скажу...  -  Майор  недоуменно  пожал  плечами  и  сделал
короткое движение в сторону бухгалтерии.  Дама  спохватилась:  -  Шестьсот
рублей в месяц с квадратного метра.
     - Не забудьте вашу долю в прибылях. - Начальница слегка поежилась  на
стуле, и Строкач понял, что не промахнулся. - Я вполне  вас  понимаю,  тем
более, что путь к успеху - далеко не всегда вульгарная взятка. И все-таки,
давайте говорить так, чтобы у меня не  складывалось  впечатление,  что  вы
меня водите за нос.
     - Ну что тут в самом деле такого, что моя дочь будет работать в  этом
магазине? Она девочка честная, умеет обращаться с деньгами.
     - Да Боже упаси! Я ничего и не  говорю.  И  Семен  Михайлович  сделал
совершенно правильный выбор. - Майор  опять  попал,  и  теперь  все  время
держался избранной линии. - Вас никто ни в чем  не  винит.  Но  почему  же
вышла задержка с открытием магазина? Не может быть, чтобы вы закрыли клуб,
который платил вам всего  на  сотню  с  метра  меньше,  ради  того,  чтобы
помещение пустовало. Кстати, думаю, и спортсмены согласились бы,  если  бы
вы сообщили им о повышении расценок.
     -  Согласились!  Вы  видели  эти  бандитские   физиономии?   Конечно,
следователю прокуратуры никто не рискнет угрожать!
     Строкач не стал распространяться о том,  что  следователю  приходится
выслушивать угрозы куда чаще, чем рядовому сотруднику жилищной конторы.
     - Я когда увидела этого парня перед собой - мне сразу все стало ясно.
Семь утра, на улице слякоть,  даже  на  помощь  позвать  некого.  А  он  -
мальчишка еще, но крепкий, широкий такой в груди  -  ни  слова  не  говоря
развернулся и ударил меня в плечо так, что у меня в глазах потемнело.
     - Где - на улице?
     - Нет, в подъезде. На улице, у двери, маячил второй,  ростом  повыше.
Этот, который ударил, улыбнулся так мило, и говорит: "Смотри,  сука!  Если
на месте "Богатыря" откроешь какое-нибудь дерьмо - похоронят тебя. Пока не
найду, кто Глеба убил, не бывать тут торгашам..." Ох,  я  и  испугалась...
Глеб этот был, прости Господи, отпетый тип, и выкормыши его такие же, если
не хуже. Я уж подумывала к вам обратиться, да  Бобровский  не  очень  меня
прижимал, не торопил. Культурный был  человек,  обходительный.  Согласился
даже аренду оплачивать, пока все формальности не уладятся. Документы  ведь
через исполком проходят,  и  если  не  торопить  -  оно  надежнее.  А  тем
временем, думаю, найдут и того,  кто  Косицу  убил  -  и  ко  мне  никаких
претензий. Не хотелось мне без крайней необходимости лезть  в  конфликт  с
этой уголовщиной. Из них  половина  уже  в  тюрьме,  а  за  остальными  не
заржавеет. Одного посадишь - а кто потом меня защитит?


     - Я думаю, ты понимаешь, что я могу тебя сейчас арестовать? Ты  напал
на женщину, ударил ее, угрожал.
     В этот раз  Олега  доставили  в  прокуратуру  приводом.  Строкач  был
настроен жестко, ждал, что скажет парень. Тот, однако, молчал, уставившись
в стену позади майора. К приводу  он  отнесся  вполне  равнодушно  и  даже
насмешливо, и это насторожило Строкача.
     - Так что же - в камеру?
     - Вы меня вызвали, чтобы посоветоваться, как со мной  поступить?  Или
хотите сообщить, что можете задержать на срок до трех  суток?  Ради  Бога.
Только на основании показаний этой стервы из ЖЭКа ни один прокурор санкции
на арест не даст. Почему это я ее избил, а не она меня  изнасиловала?  Так
что ничего у вас не выйдет. Свидетелей не было.
     - А инцидент, значит, был?
     - Не цепляйтесь к словам.  Все  равно  откажусь  раньше,  чем  вы  их
записать успеете.
     В таком же примерно духе прошел  и  допрос  Вадима.  Не  обнаружилось
ничего, что свидетельствовало бы в пользу того,  что  управляющий  аптекой
из-за какой-то там аренды стал стрелять в Глеба Косицу, пользуясь при этом
табельным оружием  капитана  милиции,  а  затем,  разобравшись  с  Глебом,
прикончил и самого капитана.
     Однако преемница Бобровского на посту заведующего  аптекой  несколько
поддержала шаткую конструкцию версии.
     - Мы ходили смотреть это помещение, когда "Богатырь", собственно, еще
не существовал. Семен Михайлович все делал заблаговременно и аккуратно.  У
них все семейство такое. Дамы его - в бриллиантах, у дочки - а  она,  надо
сказать, вылитый Семен Михайлович, пухленькая, ушки торчат, - на шее  цепь
этак грамм на полтораста,  приметная,  трехцветного  плетения.  Барыни!  В
аптеку как к себе в кладовку захаживали...
     Строкач подмигнул:
     - Неплохо, значит, зарабатывал Семен Михайлович, а?
     Женщина смутилась, сокрушенно кивнула:
     - Не знаю, нам казалось, что да. Понятно, откуда бы  такие  деньги  у
его семьи...
     - Интересовался женщинами?
     - Нет, Павел Михайлович. В принципе, хоть и был он скряга, и деньги у
него водились, но держался очень скромно, неприметно. "Победа" эта  его  -
дыра на дыре... Как раз тогда, когда  его  боярыни  явились  с  визитом  в
аптеку, мы с ним ездили  в  "Богатырь".  Он  перед  женой  и  дочерью  еще
извинился, что не может их подвезти. Те и отправились куда-то по делам, то
есть, как всегда, за покупками. Семен Михайлович от меня уже и не скрывал,
что богат. Да и как скроешь - мы с ним двадцать  лет  вместе  проработали!
Так вот, в "Богатыре" хотели мы переговорить с их главным,  с  этим  самым
Косицей.
     - Когда это было? - спросил майор, хотя ответ знал заранее.
     Женщина на секунду задумалась.
     - Сразу после ноябрьских. Семен  Михайлович  еще  шутил  -  последняя
годовщина революции.
     - Косица был один, когда вы встретились?
     - Нет, с ним сидел еще кто-то - с виду хулиган, и  тоже  здоровенный,
угрюмый. Семен Михайлович только заикнулся о том, чтобы им  перебраться  в
другое  место,  так  они  на  него  как  насели!  Нет-нет,  обошлось   без
рукоприкладства, но слышали бы вы, что  они  говорили!  Семен  Михайлович,
однако, не испугался, пытался  что-то  вставить,  тогда  Глеб  ему  бросил
презрительно: "Я тебя, шваль пузатая, с дерьмом съем!.." -  и  за  шиворот
приподнял. Тот аж побелел весь, с ним  ведь  никто  так  разговаривать  не
смел. Господи, может, это они его?..


     Как и следовало ожидать, женщина уверенно опознала Шилова в  качестве
напарника Глеба. Как и следовало ожидать, Шилов от всего отказался.
     Поиски истины Строкач перенес на иную почву.
     - Что я для Мерецкова? Пешка, данник, - инвалид в  кресле,  казалось,
кокетничал. - Все меня презирают. Попользовались, а там  -  хоть  подыхай.
Вот я с вами начистоту, а мои же парни меня и сдадут со всеми потрохами.
     - А чего вам  бояться?  Мертвого  бандита?  Зато  нас  вы  подводите,
Валерий Кузьмич. Вам бы раньше говорить с нами  откровенно  -  глядишь,  и
здоровье бы было покрепче. Или вы и сейчас чего-то спасаетесь? Я, конечно,
не спрашиваю, что сталось с вашими обидчиками, хотя и о-очень любопытно.
     Лицо Сутина исказила гримаса. Сцепив зубы, он просвистел:
     - Ничего. Гуляют.
     - Вы хотите сказать, что знаете их?
     - Нет Павел Михайлович. И вообще, речь не о том.  О  Мерецкове,  если
даже он и мертв, мне нечего сказать. Это  не  тот  человек,  чьи  поступки
можно обсуждать. Это - табу.
     - Благоразумно. Но у меня действительно  есть  основания  утверждать,
что Мерецков мертв.
     - Вы видели его труп?
     - В известной степени.
     Сутин не стал спрашивать, что бы  могло  означать  это  "в  известной
степени". Он просто выжидательно молчал. Затем, поколебавшись  и  опасливо
взглянув на дверь, за которой скрывались его телохранители, заговорил.
     - Как  бы  там  ни  было,  Мерецков  человек  порядочный.  При  любых
обстоятельствах слово держит и плохого сказать о нем нечего.
     Строкач,  тасовавший  на  столе  фотографии,   указательным   пальцем
подтолкнул их к Сутину. Тот, даже не взглянув, тоскливо уставился  в  лицо
майора.
     - Ну, и что вы хотите этим сказать, Павел Михайлович? О том, что  это
заведующий первой аптекой, вы  знаете  и  без  меня.  Вас  интересует  его
моральный облик или имущественное положение?
     - И то и другое. И любое третье, которое всплывет. А самое главное  -
его отношения с Мерецковым.
     Сутин молча недвусмысленно ткнул себя большим пальцем правой  руки  в
вену на локтевом сгибе левой и горестно покачал головой, потом  продолжил,
голосом выделяя первые слова в каждой фразе:
     - Я наркотиками не торгую. _М_н_е_ никто торговать и не даст.  _М_н_е
этот аптекарь без надобности.
     Строкач зашевелил губами у самого уха инвалида.
     - Наркотики к Мерецкову шли через Бобровского? Быстро, быстро!
     Сутин утвердительно кивнул, забормотал скороговоркой:
     - Через Бобровского прошло столько дури  -  мафии  и  не  снилось!  И
деньги должны были остаться. Очень много,  хотя  его  доля  не  так  уж  и
велика. Мерецков никому не  оставлял  много,  с  кем  бы  ни  работал.  Не
деньгами, а страхом людей держал.
     Отстранившись от уха Строкача, добавил погромче,  косясь  уже  не  на
дверь, а на фотографии, которые все еще держал в руке.
     - Нет, есть люди, против которых не пойдешь в одиночку. Не знаю,  кто
бы и решился, разве что какие-нибудь наглухо отпетые.
     - Вроде сектантов из катакомб? - не удержался Строкач, хотя  поначалу
решил не перебивать.
     - Из катакомб? Да, те точно ничего не боятся.  Но  они  с  нашими  не
общаются, уходят от разговоров.  А  в  катакомбы  ни  один  здравомыслящий
человек не сунется... В общем, людей на  фотографиях  я  видал.  Пять  лет
колгочусь в районе, всех в райотделе в лицо знаю, а этих парней встречал и
в нерабочее время. Мне одного  раза  хватает,  чтобы  человека  запомнить.
Прямо скажу - озадачили они меня. Вы ведь знаете, что я имею, ну,  скажем,
некоторое отношение к вокзальной шантрапе...
     Строкач успокаивающим жестом показал, что Сутин может говорить вполне
откровенно. С самого начала было  очевидно  -  майор  пришел  не  по  душу
"главного нищего", однако, получив подтверждение, Сутин снова оживился.
     - Я, конечно, не слежу за каждым попрошайкой,  но  в  конечном  счете
большинство чуть-чуть отстегивает  в  общак.  Сам  я  только  передаточная
инстанция, теперь еще и немощная. Мелочишка, конечно, бывает, прилипнет  к
рукам, и на том спасибо. Ну, а есть такие, что не платят, этим Бог  судья.
За всеми не угонишься, руки коротки.  Э,  да  что  там...  Когда  все  это
случилось, и я немного очухался,  то  научился  радоваться  самым  простым
вещам, даже таким, которые раньше только раздражали. Так, когда мы заехали
на станцию техобслуживания, мне все эти запахи масла, бензина,  металла  -
лучше  французской  парфюмерии.  Я  ведь  раньше  и  сам  любил  в  машине
покопаться...
     - И что же на станции? - поторопил Строкач.
     - Встретил я тогда этих двоих, - он щелчком отделил фотографии Демина
и Агеева. - Они там масло меняли, что ли. Чего там чинить?  Машина  новая,
хоть год не заглядывай. Они пошли с мастерами договариваться, и мои  парни
тоже - что-то с двигателем у "Форда".
     - Ба! Неужто и твоим парням надо договариваться?
     - Шутите, Павел Михайлович. Нет, конечно, некоторым уважением  я  там
пользуюсь, но, пожалуй, мой рейтинг пониже вашего. Знаете, на  "вазовском"
центре даже из своих очередь, но ни разу мне не удавалось  вперед  милиции
забежать. Да чего я болтаю - у вас же у самого "жигули".
     - Информация у вас поставлена, Валерий Кузьмич.
     - Да, есть маленько. В общем, выкатили меня парни из  автобуса,  ушли
договариваться. Я специально сказал, чтобы  не  гнали  -  не  похожу,  так
покатаюсь среди людей. Как раз возвращаются эти ваши - молодые,  здоровые,
на меня ноль внимания, и плевать им на то, что  я  их  вижу  насквозь  Вот
тут-то я и ошибся. Пригляделся - а у них на  заднем  сиденье  в  "жигулях"
один типчик сидел - и обомлел. Этот Виктор у меня на вокзале на ступеньках
пятаки косил. Такой себе крепенький мужичок, умело  под  дурака  канал,  и
мастер был ногу выворачивать  -  прямо  натуральный  калека.  Появился  он
неизвестно откуда месяца за два до того.  Мне  донесли,  что  поначалу  он
отказывался платить, я и подумал - может, и вправду дурак. Но  тут  я  его
увидел совсем другим - солидный, вальяжный,  разъевшийся.  Локоть  в  окно
выставил, американской сигареткой попыхивает... А на руке - не поверите  -
золотые часы с браслетом.
     - Может быть, вы ошиблись?
     - Я же сказал - на лица у меня абсолютная память. К тому же у него  и
приметная наколка на пальце, у этого Виктора.
     - Какая?
     - Как у всякого быдла: косой крест на безымянном пальце левой руки.
     - У вас действительно память что надо, Валерий Кузьмич.
     - Короче, когда парни вернулись к машине, заметили, что  я  на  этого
обозревшего попрошайку посматриваю. Близко я на коляске не  подъезжал,  но
все же стоял  и  не  так  далеко,  чтобы  лиц  не  разглядеть.  Один  даже
поморщился, но Виктор этот рукой махнул,  засмеялся,  и  они  успокоились.
Он-таки, видно, имел на них влияние.
     - Говоришь, Виктор? А возраст, приметы, откуда приехал?..
     - Фамилию у нас не спрашивают. Я попробую что-нибудь узнать,  но  это
сомнительно. Родом откуда-то из Сибири или с Урала, если не врет.  Рост  -
средний, возраст неопределенный - можно дать и сорок, и пятьдесят.  Он  же
грязный явился - ни черта не разобрать. Где сейчас, не имею представления,
а тогда жил где-то на окраине, по направлению к Матвеевке.


     Это направление давно занимало Строкача. В пяти километрах от вокзала
- уже за городской чертой  -  были  обнаружены  "жигули"  Агеева.  Там  же
находились и выходы из катакомб. Однако и в противоположном конце  города,
неподалеку от станции техобслуживания, располагались аналогичные колодцы и
штольни, часть из которых давным-давно обрушилась, но некоторые  были  еще
проходимы.
     В последние месяцы Строкач не избежал контактов с автосервисом -  его
"жигули" старели и все чаще требовали ремонта,  который  обошелся  бы  ему
куда дороже, если бы пронырливые слесаря не пронюхали о месте его  работы.
Каким образом - майор так и не установил, однако на его вопросы,  пусть  и
совершенно невинные, доблестные  воины  автосервиса  отвечали  с  показной
готовностью.
     Слесарь Чубук был громоздок и неуклюж, а роба его  до  такой  степени
промаслена, что превратилась в какой-то лоснящийся панцирь  В  чистом  его
никто не  видел,  поскольку  то,  во  что  он  переодевался  после  смены,
выглядело немногим лучше. Куда Чубук девал заработанное, не знал никто,  а
зашибал он побольше остальных  -  недаром  к  нему  еще  много  лет  назад
прилипла кличка "Вымогатель".  Если  какой-то  детали  нельзя  было  найти
нигде, то это вовсе не значило, что ее нет у Чубука.  Оценивающе  взглянув
на клиента, слесарь заламывал такую  цену,  что  многие  только  изумленно
вертели головой. Однако - платили, куда денешься. Принимая  купюры,  Чубук
смущенно улыбался: "Инфляция!"
     Однажды он разъяснил Строкачу, что делит всех клиентов на выгодных  и
необходимых. По тому, как Чубук восторженно приветствовал майора, встретив
его у проходной, можно было судить, к какой категории он его относит.  Ему
и раньше случалось бросать полуразобранный  сверкающий  "мерседес"  и  под
возмущенные  вопли  хозяина  отправиться  менять  на  "жигулях"   Строкача
какую-нибудь пустяковую прокладочку.
     Так и в этот раз - он бросился к майору едва ли не  с  распростертыми
объятиями, хотя это был всего лишь ритуальный  жест.  Чубук  был,  вопреки
обыкновению, в приличном костюме, однако на лбу у него  красовался  жирный
мазок графитной смазки, а под глазом - небольшой кровоподтек.
     - Павел Михайлович, какими судьбами!
     Строкач не стал делать вид, что  его  интересуют  дефицитные  мелочи.
Чубук, помимо основных  занятий,  был  неистощимым  кладезем  всевозможной
информации и сплетен, обладал приметливым глазом и бездонной памятью.
     - Помню их, а как же! Клиенты как клиенты. Из милиции? А что мне  эта
вневедомственная охрана? В остальном - нормальные парни. Они часто  вдвоем
заезжали. Саша пижон, конечно, - то резину английскую ему достань, то руль
итальянский...  Повезло  ему  с  машиной:  черный  салон,  длинное  крыло,
пятиступенчатая коробка,  двигатель  на  полтора  литра...  это  пусть  он
кому-нибудь рассказывает, что в общей очереди такую машину получил.
     - Не жалуете вы милицию, Чубук, - заметил майор.
     - Это смотря какую. Да этого сержанта вневедомственной  охраны  может
натянуть кто  угодно.  Таких  машин  на  партию  -  раз,  два  и  обчелся.
Директорский фонд.
     - Хорошо. А как насчет этого? - Строкач достал фотографию Кольцова.
     По лицу Чубука промелькнула тревожная тень. Однако "Вымогатель"  умел
прятать  свои  чувства.  Отрицательно  покачав  головой,   он   недоуменно
воззрился на майора. Строкач слишком  хорошо  разбирался  в  людях,  чтобы
продолжать настаивать.  Кроме  того,  выяснилось  что  нищего,  с  которым
произошла стремительная метаморфоза, Чубук также не приметил.
     Однако вокзальные  побирушки  с  готовностью  опознали  таинственного
"Виктора", дополнив фоторобот весьма живописными деталями. Все они в  один
голос утверждали, что в качестве нищего тот был  на  редкость  убедителен,
вызывая подлинное сострадание у прохожих.
     С другой стороны, появление  "Виктора"-босса  в  городе  незамеченным
остаться не могло. Финансовая элита - узкий  круг,  где  все  знают  всех.
Оперуполномоченные впустую рыскали по ресторанам  и  в  "Бизнес-клубе",  в
среде картежников и крупных спекулянтов.
     Но в том, что фотография Кольцова о чем-то говорила  слесарю  Чубуку,
Строкач мог дать голову на отсечение.


     В этот дом Строкач за последние дни зачастил. Отодвинув возникшего на
пороге телохранителя, майор прошел знакомым коридором, неслышно  приоткрыл
дверь ровно настолько, чтобы протиснуться, и ступил на пружинящий ковер. В
мягкости его движений проступало что-то зловещее.
     Строкач  пересек  комнату  и  уселся  напротив  Сутина.  Впервые   он
находился  здесь  не  в  качестве  заинтересованного  собеседника,  а  как
представитель власти.
     -  Значит,  продолжаем  шутить,  Валерий  Кузьмич?  Пусть,   дескать,
следователь помотается по ложному  следу,  а  мы  пока  кое-какие  делишки
закончим. Знакомый номер, но хорош в теории. А  в  тюрьме,  между  прочим,
сейчас ох как не  сладко,  не  говоря  уже  о  лагере.  Вы,  Сутин,  какой
предпочитаете: белозерский "Пятак" или Новосибирск? Других  для  инвалидов
вроде нет.
     - Но за что, Павел Михайлович?
     Строкач глянул с презрением.
     - Думаю, впрочем, долго маяться  не  придется.  Свои  же  пришьют  за
"нескромность". Знаете,  как  бывает  -  то,  се,  глядишь,  уже  и  слухи
поползли...
     - Но ведь я же честно помогаю!
     - Помог волк кобыле!.. Ведь вы же знали, что Мерецков жив! -  Строкач
почти кричал.
     - Но я же и не говорил, что он мертв! Напротив, я дал понять, что это
не так.
     - Хватит! Вы отлично знали,  что  Мерецков  подсунул  нам  фальшивку.
Татуировка была нанесена на кожу трупа.
     - Павел Михайлович, да за кого вы меня в самом деле принимаете?  Я  и
раньше был не больно важной птицей, а  после  этого  случая  мне  и  вовсе
надеяться не на что!  Вверх  дорога  закрыта.  Неужели  вы  считаете,  что
Мерецков станет делиться со мной своими планами? Да ни в жизнь. Он  парень
практичный и сунуть нос в свои дела никому не позволяет. Даже за  деньгами
он обычно Грызина присылает. А тот - пришел, взял и был таков.
     - Да уж, особь отборная.  Давно  у  нас  на  примете.  Хотя  и  вашим
охранникам тоже палец в рот не клади.
     - Боксеры. Туда-сюда, кулаками помахать... Ерунда.  Вот  Грызин...  У
меня после ваших вчерашних слов у самого сомнения. Как раз и срок  подошел
деньги наверх подавать.
     - Какая разница? Даже если Мерецков и покойник, так что, уже  и  дань
платить не придется? - ухватился Строкач за проскользнувший новый мотив.
     - Нет, в "общак" долю поднимать так и так надо.  Вопрос  в  том,  кто
будет им распоряжаться. Ясно, что не Грызин.  Тому  только  жмуров  делать
можно доверить. А что вы думаете? - Сутин напыжился,  распрямил  спину.  -
Как, по-вашему,  лучше,  чтобы  блатными  правил  наркоман  и  убийца  или
несчастный инвалид, которому в этой жизни уже ничего не нужно?
     - По-нашему и вовсе все эти "короли" в блатном мире  ни  к  черту,  -
возразил Строкач, зная, однако, что это  не  совсем  так.  -  Вы,  значит,
подходите на роль "короля"  лучше,  чем  прежний?  Тогда,  думаю,  следует
обсудить его достоинства и недостатки. Может быть, к чему-нибудь и  придем
к обоюдному удовольствию. Мне тоже кажется, что Мерецков зарвался.
     Собеседники отлично знали, что большая часть перемещений и назначений
в недрах блатного мира происходит под  контролем  милиции,  а  зачастую  и
прямо с ее ведома и соизволения.
     На  слове  "тоже"  глаза  Сутина  потеплели.  Неплохо   иметь   столь
влиятельного единомышленника. За дверью раздался шорок, и в ту же  секунду
майор оказался слева от дверного проема. Сутин побледнел. Рванув  на  себя
ручку, майор оказался нос к носу с увлеченно подслушивающим охранником. На
лице боксера играла  зловещая  ухмылка,  не  предвещающая  хозяину  ничего
хорошего. Решение у Строкача было уже готово.
     -  Собирайтесь,  Зуев,  вы  задержаны.  Вам,  Сутин,  пока  и  одного
охранника хватит, оно и не так накладно.
     Проявив благоразумие, сопротивляться  задержанный  не  стал.  Блатные
были неплохо осведомлены о том, что собой представляет майор  Строкач.  По
дороге в машине он ухмылялся и бурчал:
     - Так я и знал, что безногий - сука.  Ну  скажите,  гражданин  майор,
почему я их за версту чую? Телепатия, что ли? Может, у  меня  аллергия  на
них?
     - К врачу обратись, - посоветовал Строкач, невозмутимо крутя  баранку
и глядя на дорогу. - Иглотерапия хорошо помогает. Но, думаю,  со  временем
само пройдет.
     - Ага, спасибо. Иглы под ногти - это мы наслышаны.
     Майор недоуменно глянул на задержанного. Тот поправился:  -  Не  вас,
конечно, имею в виду. Но вот умеете же разговорить человека  на  допросах.
Однако не напрасно грешили мы на  калеку.  Пожалели  падлу!  Какой  же  ты
блатной, коль себя уберечь не сумел? За просто так  ноги  не  ломают.  Ну,
ничего, хоть в одиночку, хоть куда, а больше  трех  суток  не  продержите.
Сегодня среда, значит, до субботы Обрубок  еще  поживет.  Неудачно  вышло.
Обычно вы в пятницу забираете, два дня выходных, а уже  на  следующие  три
задержание оформляете, чтоб было время  поработать.  Грызин  меня  вовремя
предупредил: "Следи за калекой. Чуть  что  учуешь  -  считай,  ты  на  его
месте".
     - А хочется в боссах походить? - подбросил Строкач.
     - А вам не хочется? Ах, ну да, я и забыл, что вы и так в  прокуратуре
босс. Сколько вы там у себя получаете?.. Если без взяток?
     - Если без взяток? Да немного. Тебя не устроит. Ага - вот мы и дома.
     Строкач  затормозил  вовсе  не  у  подъезда   прокуратуры.   "Жигули"
остановились возле райотдела, и этот ход позволял  майору  опять  снять  с
повестки дня маленькую  проблему,  в  которой  не  должно  было  случиться
прокола. Зуев мог попытаться сбежать и, конечно же, далеко бы не ушел,  но
на его пути было  множество  таксофонов  и  каким-нибудь  из  них  он  мог
воспользоваться. Мог и крикнуть случайному знакомому или прямо на улице  в
толпу  об  измене  Сутина  блатным  идеалам.  Возле  райотдела  же  всегда
толпились милицейские,  и  оба  варианта  передачи  информации  для  Зуева
исключались.
     В райотделе Зуев повел себя сдержанно, и  лишь  перед  водворением  в
камеру  на  совет  Строкача  вести  себя  смирно   ответил   специфической
улыбочкой. Работники следственного изолятора получили строжайшее  указание
содержать Зуева в полной изоляции, невзирая на суммы,  которые  он  станет
предлагать за возможность передать записочку на  волю.  Оставляя  Зуева  в
изоляторе, майор, однако, больше полагался на себя.
     Перепуганный Сутин согласился на  все  условия  Строкача,  и  тот  по
телефону  изложил,  как  ему  следует  действовать.  До  начала   операции
оставалось  еще  три  часа,  и  майор  почел  за  благо  посетить  станцию
технического обслуживания.
     - Чубук? Так он сейчас в магазине. С чего бы ему гайки крутить, разве
не знаете - он у нас теперь коммерсант.
     Когда в магазине запчастей Строкач осведомился,  нельзя  ли  повидать
Чубука, полногрудая молодая женщина, ослепительно улыбнувшись, ответила:
     - Леонид Владимирович только что уехал. Что ему передать?
     Строкач прищурился и спросил наугад:
     - А кто его замещает?
     Его догадка насчет командного положения Чубука в магазине  немедленно
подтвердилась. Красавица улыбнулась несколько менее ослепительно:
     - Сюда, прошу вас. А вы по какому, собственно, вопросу?
     - По  производственному,  -  успокоил  Строкач  женщину  и,  негромко
постучав, отворил дверь с табличкой "директор".
     Сидевший  за  столом  молодой,  но  рано   располневший   мужчина   в
превосходном двубортном костюме и  белой  шелковой  сорочке,  видимо,  был
неплохим  физиономистом.  Ибо  немедленно  указал  на   кресло   напротив,
отмахнувшись от удостоверения.
     - Ну что вы! Майор - так майор. Прокуратура - так прокуратура. Что  я
- человека не вижу? Скрывать мне нечего, отвечу на любой ваш вопрос...
     - Вижу, что беседа у нас может  получиться.  Давайте  сразу  к  делу,
времени у меня в обрез. Пожалуйста, вот бухгалтерские документы, -  мягкая
рука легла на стопу картонных папок.
     - Hет, бумаги - это по линии экономической преступности.  Надеюсь,  у
вас с ними полный порядок, - и не обращая внимания  на  энергичный  кивок,
продолжил: - Меня интересуют общие  вопросы,  а  может  быть  и  некоторые
частные. Вот магазин ваш - это частное предприятие...
     - Именно частное, - весело отозвался собеседник. - Три учредителя: я,
продавец и один из наших слесарей...
     Строкач  успел  обернуться  и  проследить,  куда  устремился   взгляд
завмага. В  дверях  показалась  продавщица,  на  лице  ее  было  тревожное
выражение. Как ни в чем ни бывало, майор вернулся к разговору.
     - Итак, учредителей трое. Кто главный в магазине? Вы?
     - Ну, как бы поточнее сказать... Мы все равны. Внесли но десять тысяч
рублей паевого взноса...
     - Это оставьте для финотдела и райисполкома. В любом деле только один
хозяин. Вы ведь директор?
     - Это не совсем так. Я тут, собственно, человек новый. Имею кое-какие
бухгалтерские навыки.  А  поставки  -  этим  занимается  Чубук.  Мужик  он
деловой, везде связи, все отлажено - будь  здоров.  А  реализация...  Сами
знаете, запчасти не залеживаются.
     - А в каких долях распределяется прибыль? И  помните  -  я  расследую
дело об убийстве трех сотрудников милиции!
     - Господи помилуй!
     - Я уверен, что вы тут ни при чем. Допускаю, что и Чубук - тоже. Меня
интересует ограбление вашего магазина.
     Лицо   завмага   поскучнело   и   наконец   вернулось    к    прежней
официально-благожелательной мине.
     - Скрывать нечего, все здесь Чубук поставил на  ноги  и  организовал.
Большая умница все-таки Леонид Владимирович.
     - Что организовал? Ограбление? - Строкач улыбнулся.
     - Нет, конечно. Помещение, поставки, кредит... Словом,  дал  магазину
жизнь. И хотя мне кажется, что моя доля могла бы быть и не такой мизерной,
отношусь к этому спокойно. Без него и такой не было бы. Хотя, полагаю, что
у него есть и неизвестные нам расходы.
     - Конкретнее.
     - Ну, как вам сказать...
     - Да так и говорите: вино, карты, женщины? Наркотики, в конце концов?
- Строкач с трудом мог представить Чубука, закатившего рукав  промасленной
спецовки и мозолистыми пальцами вгоняющего в вену иглу.
     - Все, что угодно, только не наркотики. Выпить Леонид Владимирович не
дурак, но денежку уважает больше. Женщины? Большей частью - потрепаться.
     - А меньше?
     - Жена у него - сущая мегера. От такой стервы на сторону не бегать  -
грех. Вас интересует, кто у Чубука в любовницах? Анкеты  не  видел,  звать
Любой. Аппетитная голубоглазая блондинка, крупный рот, круглый подбородок.
Познакомились в Сочи. Вот и все, что мне известно.
     - Она что, сочинская?
     - Да нет, местная. Чубук здесь продолжал с ней встречаться,  а  я  ее
видел только на фотографии: стоят, обнявшись, у фонтана рядом с гостиницей
"Москва", у Любы букет роз... Ох, если бы его Катерина знала, какие деньги
Леонид Владимирович оставил в Сочи.
     - И сколько же потратил Чубук?
     - Трудно сказать. Он словно впервые за много  лет  с  цепи  сорвался.
Расходы были чудовищные, потому что он сходу обменял рубли на  доллары  по
черт знает  какому  курсу.  И  пошло  -  валютные  девочки,  бары,  особые
развлечения,   за   которые   платят   только    "зелеными"...    Вернулся
взбудораженный, взвинченный загулом. Не говорил  -  буквально  мычал:  "Не
могу никак отойти". И сразу ввел режим жесткой экономии.
     - И все же? Примерную сумму назвать можете?
     Бог знает. Я его деньги не считаю.
     Было однако в тоне завмага нечто, что не позволяло Строкачу  поверить
в его искренность. Вместе с тем суммы, которыми оперировал Чубук, начинали
все больше интересовать майора.
     - Вижу, уважаемый, что так нам не договориться. То, что я не  работаю
в службе по борьбе с экономической преступностью, вовсе не значит, что ваш
магазин не будет закрыт в течение часа после моего  ухода  по  результатам
проверки. Дальнейшие пояснения, видимо, излишни. Я требую  назвать  суммы,
которые прошли через руки Чубука за последнее время.
     - Мой блокнот в вашем распоряжении, как и  моя  память.  И  все-таки,
сколько денег взял с собой Леонид Владимирович, никто не знает, клянусь. В
сущности, ехал он в командировку в Тольятти, а позвонил из  Сочи.  "Придет
Катерина - возьми в сейфе четыреста тысяч, отдашь  ей.  Тут  надо  уладить
кое-что". Я еще подумал: не приведи господи, рэкет.
     - И часто такое случалось?
     - Впервые. Обычно он был аккуратен с девками.
     - А вас не смутило, что он звонит из Сочи, а не из Тольятти?
     - Да я поначалу и не подумал. Только, когда  он  звонил  второй  раз,
через два дня, телефонистка  говорит:  "Вас  вызывает  Сочи".  Ну,  а  там
понятно, какие запчасти.
     - Хорошо. Теперь меня интересует все, связанное с вашим предприятием.
Я имею в виду не повседневный обиход и не ассортимент, а все, выходящее из
ряда вон. Скажем, происшествия...
     - Происшествия... Обокрали нас, вот и все происшествия. На  этот  раз
Леонид Владимирович добрался-таки  до  Тольятти,  вернулся  с  товаром,  -
завмаг сокрушенно покачал головой. - Если бы успели продать, поправили  бы
дела.  Там  всякая  мелочь  была,  места  занимает  немного,  а  каждая  -
полторы-две штуки. Один день торговали, выручка сразу  поползла  вверх,  а
ночью все это и случилось. Подчистую - и товар, и наличность.
     - А у вас что, принято деньги на ночь оставлять в магазине?
     - Обычно забираем, но тогда скопилось около миллиона, везти боязно  -
возле магазина  какие-то  подозрительные  личности  шастали.  Мы  ведь  за
территорией   автоцентра,   охраны   нет.   Закрыли   магазин,    включили
сигнализацию, погрузились в машины...
     - В чьи машины?
     - Чубука и нашей продавщицы. У нас один я безлошадный.  Сапожник  без
сапог...
     Об ограблении Строкач знал из сводки.  Собственно,  это  его  сюда  и
привело, и даже не само ограбление, а один,  казалось  бы,  незначительный
эпизод, имевший место накануне ночью.
     -  Они,  сволочи,  хорошо   подготовились   и   имели   обстоятельную
информацию. Кстати, о прибытии товара знали только мы трое, ну и  рабочие,
разумеется. Разгрузку закончили только к вечеру.
     - Когда именно?
     - Около девяти. Отправили грузчиков, сами пропустили по рюмочке -  за
успех. Была уверенность, что дело прибыльное. Эх...
     - Значит, выпивали вы, Чубук...
     - Да, и Ганецкая тоже. Она и довезла меня домой,  благо  ГАИ  нас  не
тревожит, сами у нас отовариваются.
     - Ганецкая замужем?
     - Нет.
     - Она осталась у вас?
     - Да. Но я не хотел бы, чтобы это получило огласку.
     - Вы ведь не женаты.
     - Сейчас - да. Но моя бывшая благоверная заявила,  что  если  до  нее
дойдет, что я с кем-то решил связать свою судьбу...  Мягко  говоря,  будут
неприятности. Да и у Иры жених.
     - Ясно. Так что же все-таки произошло накануне ночью?
     - Мы с Ирой ночевали у меня. А вот Леонида Владимировича  подняли  по
тревоге. Кто-то разбил стекло в  витрине.  Там  действительно  уголок  был
надтреснут...  Короче,  витрина  -  вдребезги,   сигнализация   сработала.
Приехала опергруппа, но никого не обнаружили.  Кто  ответственный?  Чубук.
Вызвали его, благо, живет недалеко, и пришлось ему остаток ночи коротать в
магазине.
     - Охранял, значит, добро?
     - Как сказать. Был он с вечера чуток выпивши,  а  когда  мы  приехали
утром - просто хоть уноси.
     - Что, очень?
     - Дрова. Еле к вечеру очухался, даже и на следующий день  был  слегка
"под газом". Со стороны незаметно, если б не синяк.
     - Что за синяк?
     - Сам удивляюсь. Леонид Владимирович - человек рассудительный,  любой
конфликт может уладить. Пил он с поставщиками из Тольятти. Я их не  видел,
он не хотел их вести сюда - чтобы я у него "концы" не  перехватил.  У  нас
ведь все на него замыкается. Синяк я заметил уже после  ограбления,  когда
мы утром в  магазин  приехали,  еще  и  подумал:  может,  милиция  сгоряча
приложила? Или  грабители?..  Чего  только  в  голову  не  лезет  в  такой
ситуации... Ну, что там творилось - сами  понимаете.  Правда,  и  накануне
день выдался беспокойный - покупатель нахлынул, гребли все подряд.
     - Это по вашим-то ценам?
     - А по другим не бывает. Товар из Тольятти нам достается  втридорога.
К вечеру витрину заколотили фанерой, подключили к ней сигнализацию.  Когда
она вторично сработала, милиция, говорят, приехала через десять минут.  Но
все уже было пусто. Сейф  вскрыли  автогеном,  работали,  судя  по  всему,
специалисты. Все пошло прахом. Теперь  опять  из  нищеты  выкарабкиваемся,
торгуем. В долгах как в шелках.
     - Кто запирал сейф?
     - Ирина. Но за нее я ручаюсь, как за себя. Какой смысл? Такой  работы
больше не найти, да и кто станет  рисковать  ради  синицы  в  небе?  Вы  у
Леонида Владимировича спросите...
     Как раз  это  Строкач  и  собирался  сделать.  А  насчет  риска  имел
совершенно другие соображения.


     Обитая  ветхим  дерматином  дверь  была  единственной  на  лестничной
площадке, а посему не имела таблички с  номером.  Чубук,  судя  по  всему,
чуждался мирской славы.
     Строкач звонил настойчиво, и если бы не эта настойчивость, так бы ему
и не дождаться раскатов густого и мощного женского голоса.
     - Кто там?
     Нетерпеливо  поглядывающий  на  часы   майор   отрекомендовался.   Не
поговорить с мадам Чубук он не мог,  и  хотя  Мерецков  обещал  явиться  к
своему  вассалу   Сутину   около   девяти,   на   месте   следовало   быть
заблаговременно.
     - Можете  смело  открывать,  Екатерина  Александровна.  -  По  мнению
Строкача,   изучение   его   удостоверения   затягивалось.    -    Леонида
Владимировича, вижу, нет дома. Он меня неплохо знает, думаю, и вы слыхали.
     - Как же, - женщина сняла  цепочку  и  неохотно  посторонилась.  -  В
торговле всю жизнь проработать и прокуратуру не знать!
     - Вот и я думаю - зачем бы это вам понадобилась вся эта комедия?
     Строкачу приходилось встречаться с гражданкой Чубук в ходе одного  из
бесчисленного множества торговых дел. Само по себе  дело  было  достаточно
серьезное, пусть и не  громкое.  Некие  лица  разбавляли  краденый  спирт,
добавляли глюкозу и уксус и разливали по бутылкам,  закатывая  "под  винт"
аптечными пробками... с реализацией проблем не было. Одно  звено  потянуло
за собой целую  цепочку:  расхитителей  спирта  и  приемщиков  стеклотары,
"технологов-производителей" и множество точек реализации. Однако именно их
количество не давало возможности схватить за руку  всех  реализаторов.  За
решетку пошла мелочь - малоопытные да слабодушные. Екатерина Чубук на  все
увещевания следователя сознаться отвечала, что девять бутылок водки купила
для собственных нужд, и предлагала в  качестве  доказательства  употребить
одну из них на его глазах без закуски. Не подкрепленное фактами  обвинение
против Екатерины Александровны рухнуло. Все  это  цепко  сидело  в  памяти
Строкача, и он был уверен, что  и  сама  мадам  Чубук  ничего  не  забыла.
Миновав длинный коридор, он оказался в комнатке, которую лепнина и пестрые
фотообои, толстые  ковры  и  тяжелый  хрусталь  люстр  делали  похожей  на
фламандский натюрморт.  Хватало  и  беглого  взгляда,  чтобы  понять,  что
хозяева люди основательные.
     Отказавшись от кофе, Строкач уселся на стул и  принялся  разглядывать
Екатерину Александровну.
     - Где супруг? - наконец спросил он.
     - Супруг?..
     - Именно.
     - В командировке. Час назад уехал.
     - Куда?
     - Он не докладывал. Я не вру. Что я, враг себе с вами ссориться? Но и
в его дела не лезу - так спокойнее.
     - А не любопытно?
     - Говорю же - спокойнее.  Да  и  вряд  ли  Леня  сунется  во  что-то,
интересующее  ваше  ведомство.  Что  мы  вам,  Павел  Михайлович?  Мелочь,
торгаши. Потому Леня и скрывает куда едет - он ведь  с  деньгами,  крупные
суммы возит.
     -  Дошел  до  меня  слух,  что  Леонид  Владимирович  не  только   по
производственным делам разъезжает. Как-то это не похоже на вас,  Екатерина
Александровна. Или болтовня?
     Мадам Чубук брезгливо скривилась.
     - Тоже мне, сокровище. Не изотрется. Я знаю, что вы  имеете  в  виду.
Конечно, вот так, внаглую, это с ним впервые. Он и раньше  погуливал,  ему
зачлось, я в долгу не осталась. Однако  тратит  свое,  что  мне  положено,
отдает до копейки. Конечно, когда этот  жуткий  тип  приехал  от  него  за
деньгами,  я  слегка  струхнула.  Такая  физиономия   -   зарежет   и   не
перекрестится. Даже когда он письмо от Лени мне подал, я еще  сомневалась.
Чем черт не шутит, думала, может, похитили да выкуп требуют. Знала бы,  на
что ему эти деньги... Видно, крепко его эта шлюшка  зацепила,  он  ведь  у
меня за копейку готов удавиться.
     - Письмо у вас?
     - Нет, в тот же вечер Леня позвонил по междугородке...
     - Откуда?
     - Не знаю, по автомату звонил. Сказал,  что  из  Тольятти.  Дома  его
денег не было, он помнил, так что четыреста тысяч ему с работы принесли. Я
позвонила, завмаг и завез. Деньги я отдала вместе с письмом.
     - Вас не насторожило требование отдать письмо? - А с чего бы?
     - И не побоялись незнакомого человека пустить в дом? Мало ли что..
     - А чего мне бояться? Письмо от Лени я из-за двери взяла. Если б  что
не так я баба здоровая, кухня рядом, да и топор искать недолго.
     - Да, рука у вас, видно, тяжелая, Екатерина Александровна. Синячок  у
супруга - ваша работа?
     - Вот еще! Морду ему подправили те самые, с которыми  он  приехал  из
Тольятти. Вернее, один из них Из себя мужик не видный, не скажешь,  что  с
моим боровом в два счета управился. Лене на все плевать, за деньги и побои
стерпит. А второй - тот вообще запойный, как его такого в  серьезном  деле
держат - ума не приложу. Мне эти пьяницы и в буфете уже поперек горла.
     "Что бы ты, матушка, без них делала?" - усмехнулся Строкач.
     - Привез он их домой, я стол накрыла, ну, они и  сели.  Туда-сюда,  и
часу не прошло, выпили все до капли, ищут добавить.
     - Это чтоб у вас да не было!
     - Дома помногу не  держу.  Так,  чуть-чуть  иной  раз  самой  хочется
расслабиться, а когда и человеку помочь, вот как этому из Тольятти.  Живая
душа как-никак. И второй по делу Лене  вмазал  -  мыслимо  ли,  поехал  за
водкой, а вернулся почти  через  сутки.  Тот,  второй,  пока  ждали,  весь
одеколон в доме выхлестал. До чего люди себя доводят! Ведь помереть мог.
     - С чего бы это?
     - С недопою. Мало я таких у себя в буфете повидала?!
     - Но ведь Леонид Владимирович не за  водкой  поехал  -  его  вызвали,
сигнализация сработала. Не мог же он магазин оставить!
     - Ох, не знаю.
     - Как, кстати, их звали, ваших гостей?
     - Маленький и запойный - Федя. Второго не помню.


     Когда Строкач подъехал к дому Сутина,  парни  из  прокуратуры  жевали
бутерброды. Машина стояла за углом, несколько в стороне  от  единственного
подъезда.
     Свои "жигули" Строкач отогнал подальше и перебрался в машину  коллег.
Те встретили его утомленными  улыбками.  Водитель  откровенно  зевал,  его
напарник бурчал:
     - Торчишь тут, как  проклятый,  язву  растишь,  пока  это  дерьмо  на
"хонде" не явится. Еще и уговаривай его без санкции  ехать  с  тобой  ради
какого-то эксперимента, который он, скорее всего, сходу раскусит...
     - Нету еще? - на всякий случай спросил Строкач.
     - Думаешь, мы  его  в  багажнике  прячем?  Ты  это  заварил,  тебе  и
действовать. Но это крепкий хлопец. Хорошо бы прихватить его  на  обратном
пути, с деньгами. Какая-никакая, а улика...
     - Какие, к  черту,  улики.  Сутин  сроду  не  даст  против  Мерецкова
показаний. Его пришьют раньше, чем он успеет их подтвердить на  суде.  Тут
дело  хитрое...  Ба,  а  вот  и  наш  друг!  -  В  конце  улицы  появилась
стремительно движущаяся малиновая "хонда". - Посигналь нашим, будем брать.
Лучше им с Сутиным  не  встречаться.  Неизвестно,  какое  Мерецков  принял
решение, а Сутин нам нужен живой. Так, Грызин  за  рулем.  Это  что-то  да
значит.
     "Хонда" причалила, как обычно, прямо к подъезду, пассажиры  мгновенно
покинули ее. Впереди  двигался  водитель  -  среднего  роста,  подтянутый,
ежеминутно  готовый  встретить  опасность.  Дверь  распахнулась   изнутри.
Появившийся на пороге мужчина в сером костюме держал в руке удостоверение.
     -  Грызин,  Мерецков?  Вам  придется  пройти  с  нами  для  выяснения
некоторых обстоятельств.
     Мягкий  шорох  шин  позади   лаконично   сообщил,   что   человек   с
удостоверением  действует  не  в  одиночку.  Мерецков  быстрым   движением
обернулся навстречу приближающемуся Строкачу.
     Майор улыбнулся и выставил вперед ладонь.
     - Это всего лишь прокуратура. Так что стрелять не стоит. У нас к  вам
буквально пара вопросов.
     - Ну зачем этот цирк, Павел Михайлович? Позвонили бы -  я  и  сам  бы
приехал.
     - Откуда? С соборной колокольни? - Строкач казался благодушным. - Нам
действительно нужно поговорить, Константин Петрович.
     - Чувствуется. Целая армия задействована.
     - Обижаете. Вы человек легальный. Вам ли  не  знать,  что  задержания
проводятся иначе.
     Широтой улыбки Мерецков вполне мог посоперничать  с  майором.  Только
лицо Грызина оставалось жестким, словно  высеченным  из  твердого  дерева.
Строкач рассыпался:
     - Конечно, если у вас, Константин Петрович,  какое-то  спешное  дело,
ради Бога. Но поговорить так или иначе придется.
     Мерецков с деланным отчаянием махнул рукой.
     - Да какие дела, если прокуратура приглашает! Поехали, Тимур. Мы  тут
собрались было к приятелю пропустить по рюмочке. Он,  бедолага,  тяжел  на
подъем. У нас и коньячок с собой.
     - Это уж вы потом, Константин Петрович. А пока  прошу  в  машину,  не
будем терять времени по дороге.
     - Как угодно. Давай за нами, - приказал Мерецков Грызину. - И коротко
взглянул на плотно зашторенные окна Сутина.


     Следующие два часа  прошли  совершенно  бесплодно.  Строкач  еще  раз
убедился, что Мерецков виртуозно умеет уклоняться  от  прямых  ответов  на
вопросы, при этом оставаясь издевательски-корректным. Вообще, складывалось
странное  впечатление,  что  майору  абсолютно  безразлично,  что  говорит
Мерецков. Это заметил и сам допрашиваемый, поначалу обрадованный,  но  чем
дольше  тянулся  допрос,  все  более  начинавший  беспокоиться.  Казалось,
Строкач вовсе не нуждается в ответах на свои вопросы.
     - Павел Михайлович, вы, честное слово, меня уже достали. Ну о чем  вы
спрашиваете? Что ли я сам на себя срок подниму? Просто даже обидно, что вы
меня за дешевку держите. Уж и  не  знаю,  кем  надо  быть,  чтобы  на  это
рассчитывать.
     Строкач меланхолически пожал плечами.
     - Я ведь знаю, майор, что противник вы умный и опасный, палец  вам  в
рот не клади. А тут вы предлагаете, чтобы я вам горло  подставил.  Значит,
рассчитываете на что-то  другое.  Скорее  всего,  придержали  меня,  чтобы
провести какую-то там вашу операцию.  Верно?  Сами  вы  в  противозаконных
деяниях участия принимать не станете, а значит, приняли вы меня  с  подачи
этого безногого ублюдка. Выводы ясны? Я так и знал.
     - Ошибаетесь, Константин Петрович.  Сутину  на  вас  стучать  -  себе
дороже, а вычислить, где в конце концов вы объявитесь, я пока еще и сам  в
состоянии, пусть вы и невысокого мнения о моих умственных способностях.
     Мерецков сделал протестующий жест. Строкач деловито продолжил:
     - А потом - с чего бы это мне прикрывать Сутина? Добра от него  никто
не видел. С другой стороны, я не намерен смотреть  сквозь  пальцы  на  еще
одно убийство. Может  быть,  пора  остановиться,  Константин  Петрович?  И
хорошо, если бы вы надумали поделиться информацией, ведь не своими  же  вы
руками...
     - Все, хватит! Сыт. Сколько можно долбить одно и то же?  Или  до  вас
еще не дошло, что на понт меня не взять и без фактов со мной говорить не о
чем? Я ведь и сам юрист. Одним  словом,  товарищ  майор,  эту  встречу  вы
проиграли.
     Строкач снова пожал плечами и неопределенно улыбнулся. Казалось,  ему
нравится происходящее. Поднявшись со  стула,  подошел  к  окну,  отодвинул
штору и  выглянул  на  улицу.  Затем  распахнул  створку,  всматриваясь  в
оживленное движение  под  окнами,  словно  пытаясь  найти  там  ответы  на
вопросы, которые игнорировал  собеседник.  Но  в  кабинет  ворвались  лишь
слитный шум машин  и  запах  бензинового  выхлопа.  Поморщившись,  Строкач
захлопнул окно, уселся за стол и занялся бумагами.
     Минут пять висело молчание. Наконец, Мерецков не выдержал:
     - Долго вы меня мариновать будете? В камеру - так в камеру!  И  сразу
же прокурора! - голос его сорвался.
     - Бог с вами, Константин Петрович! Вы же  законопослушный  гражданин,
какая камера? Сию минуту заканчиваем. - Строкач  убрал  в  сейф  бумаги  и
снова  встал.  -  Но  нам  необходимо  провести   маленький   следственный
эксперимент. Дело в том, что одна пожилая особа опознала в вас грабителя.
     - Что? - возмутившись, Мерецков вскочил.
     - Как раз для того, чтобы разрешить это досадное недоразумение, нам и
придется поехать в больницу к этой даме.  Не  горячитесь.  Если  на  очной
ставке она вас не опознает, а я лично в этом почти  уверен,  вас  отвезут,
куда скажете...
     - Спасибо, сам доберусь. - Мерецков неожиданно широко улыбнулся.


     Живя в центре города и  людям-то  повернуться  толком  негде,  хозяин
золотистого спаниэля время от времени вывозил его на природу.  В  конечном
счете, за это он был благодарен псу: в кои веки выпадает оказия проветрить
легкие и душу.
     Пес  восторженно  носился  вдоль  речушки,  шастал   в   подлеске   и
сосредоточенно рыл ямы под кустами и  на  берегу  -  чуял  подземные  ходы
мелких грызунов. Именно чувствительный нос и привел  рыжего  горожанина  к
такой находке, которая привела в ужас его хозяина, человека  многоопытного
и повидавшего на своем веку разное. Увидев то, что показалось  в  рытвине,
сделанной спаниэлем, он тут же оттащил  пса  за  ошейник,  едва  сдерживая
тошноту, и почти бегом, волоча за собой упирающегося приятеля, удалился.
     Закопанный по шею в землю обезглавленный  труп  мужчины  средних  лет
одет был в турецкие трикотажные  трусики,  которыми  завалены  все  рынки.
Правая рука по локоть отсечена ножом - скорее,  тупым.  На  коже  левой  -
кольцевая вмятина от браслета часов. По характерному  рисунку  можно  было
предположить, что браслет - золотой, плетеный, тесноватый  для  погибшего.
Тело было усеяно многочисленными следами порезов.
     Вскрытие показало, что  погибший  принял  большую  дозу  алкоголя,  а
именно  водки,  не  забывая,  однако,  закусывать  икрой  и  балыком,  что
указывало, по крайней мере, на то,  что  искать  его  следовало  в  весьма
определенном слое населения. Голова была отделена острым орудием с длинным
лезвием - одним сильнейшим ударом.
     В двух метрах от трупа земля  была  перекопана,  по-видимому,  поиски
вели не только представители власти.


     Жена Склярова казалась еще более неприметной, чем ее покойный супруг.
Во всем ее облике  преобладала  какая-то  смесь  вялости  и  непроходящего
испуга, изредка сменявшаяся беспорядочными суетливыми движениями. Говорила
она почти беззвучно, словно силы покидали  ее,  и  звук  голоса  напоминал
шелест пересохшей архивной бумаги.
     - Он был таким мягким человеком, мухи  никогда  не  обидел.  Рылся  в
старых изданиях, экспериментировал на кухне -  все  эти  забытые  рецепты,
пытался создать что-то новое... Много публиковался в печати, с книгой дело
двигалось мало-помалу. Алексей, если брался за  что-либо,  отдавался  делу
целиком, вот как  с  этими  катакомбами.  И  совершенно  был  чужд  всякой
корысти. Как могла так поступить эта Вострикова!.. Она же  его  оскорбила.
Ведь у него рак был,  он  страдал...  Какие  гонорары?..  Он  остатки  сил
тратил. У него даже башмаков приличных не было, стыдно сказать. За день до
гибели купили... а то бы и похоронить не в чем. Разве это  жизнь?  Все  на
нервах...


     В мрачных и сырых, причудливо переплетающихся ходах и коридорах,  где
мерцал  сероватый,  безжизненный  свет,  Мерецков  почти   сразу   потерял
ориентировку. Все казалось одинаковым - от осклизлых  стен  до  нависающих
потолков, покрытых крупными каплями влаги и известковыми натеками. Туннель
сузился настолько, что,  казалось,  со  встречным  не  разминуться.  Перед
Мерецковым и позади него шагали два конвоира - смахивающий на шкаф верзила
со стертым, как бы расплющенным лицом, и вертлявый  коротышка,  походивший
на игрушечный скелетик из тех, какие некогда было модно вешать на  лобовом
стекле машины. Скелетик поигрывал здоровенным револьвером.
     Шли уже долго, и Мерецков потерял счет поворотам, спускам и подъемам.
Наконец воздух потеплел, в боковых проходах ползали отблески света,  стали
показываться какие-то  смутные  фигуры,  казавшиеся  Мерецкову  безусловно
зловещими.
     Конвоиры  обменивались  с  этими  полулюдьми-полутенями   отрывистыми
звуками, напоминающими кабанье похрюкивание,  и  тем  не  менее  это  были
слова, относившиеся к пленнику. В них явно слышалось удовлетворение.
     Мерецков в роли жертвы оказался едва ли  не  впервые.  Ему  случалось
хаживать под конвоем, но там конвой  был  связан  требованиями  законов  и
устава. Здесь же и думать не приходилось ни о каких гарантиях, кроме одной
- при малейшем подозрительном движении гарантирована пуля в затылок.
     Грубый тычок в спину заставил  его  вздрогнуть.  К  такому  обращению
невозможно было привыкнуть, ведь уголовный мир дневной поверхности давно и
безоговорочно был в подчинении у Мерецкова, и иного он не  допускал.  Если
он выберется - война, война этому отребью, устроившему ловушку,  война  до
тех пор, пока в подземных норах не останется ни одной крысы.
     - Заходи, Костя, чего топчешься? - в  глубине  помещения,  освещаемый
пламенем камина, восседал носатый брюнет в  потертой  одежде.  Волосы  его
слиплись сосульками, лицо было совсем молодое, но кожу покрывали  морщины,
забитые белесой пылью. Взгляд был издевательский и насмешливый.
     Так на  Мерецкова  уже  давно  никто  не  смотрел.  Этот  определенно
чувствовал себя подземным царьком...  да  и  конвоиры  ловили  каждое  его
движение.
     Брюнет поднялся и заходил по  довольно  просторной  пещере,  едва  не
задевая головою свод. В глазах его  светилась  какая-то  одержимость,  это
были глаза человека больного и  крайне  опасного,  а  главное  -  Мерецков
где-то уже видел их раньше, но где -  не  мог  вспомнить.  Эта  скользящая
улыбка, маленький, не мужской рот... Что-то очень знакомое.
     - Ты, никак, Костя, не рад? В чем  дело?  Ты  же  весельчак  большой.
Только что-то невесело нынче от твоих шуток.
     - Я, наверно, чего-то не понял. Кому не весело,  что  за  шутки?  Что
вам, парни, от меня нужно? Вы, часом, не ошиблись?
     Конвоиры заржали. Брюнет неопределенно хмыкнул.
     - Ты все-таки шутник, Костя. Ну с кем тебя живого спутаешь? Ты же как
клещ в город вцепился и тянешь, тянешь..
     - Что? - Мерецков сделал недоумевающее лицо.
     - Ты, я вижу, прикидываешь, кто из твоих клиентов тебя сдал? Не  суши
мозги, не твое это теперь дело. Теперь твои дела - наши.
     - Да какие дела? Вы что, парни?..
     Брюнет дернул углом губ.  Кулак  конвоира  дважды  врезался  в  спину
Мерецкова в области почек. Колени подломились от нестерпимой боли. Сильным
рывком за волосы его поставили на ноги. Мерецков обмяк, делая  вид  что  -
все, сломался.
     - Ты это не темни. Тут власти, кроме нас, нету. Здесь и самый  крутой
ОМОН не достанет, так что придется тебе жизнь заслужить. В случае  чего  -
никто тебя здесь не найдет, да и искать не станет, не обольщайся.
     Мерецков кивнул, но длинноносому этого было мало.
     - Главное, не раздражай меня, а то сдохнешь раньше  того  срока,  что
тебе Господь отмерил. А как по твоим злодействам - то давно пора. Кто-кто,
а мы-то знаем, сколько ты крови попил!
     И снова удар по почкам. Еще один - в печень.
     - И помни - на земле нет места лжи, всякое тайное станет  явным  рано
или поздно. Ради этого и мы живем, так что зря ты нас "крысами подземными"
величаешь. Мы ведь и загрызть можем, а нужно - и наверху достанем.
     -  Знаю.  -  Мерецков  лихорадочно  соображал,  с  кем  из   "верных"
приходилось толковать об обитателях катакомб, кто подставил его  под  удар
и, в конечном счете, - чего от него хотят.
     По лицу брюнета,  освещенному  тусклым  светом,  нельзя  было  ничего
прочитать. Слова он цедил монотонно, без всякого чувства.
     - Избаловались вы там наверху со своими... белыми. С дерьмом этим.  А
мы в темноте живем, в черноте. Знаешь,  как  в  Америке,  в  гетто.  Ты-то
помнишь, как к власти пришел? Вот и мы будем резать, духу  хватит.  А  вот
информации кое-какой нам недостает. Но это не беда, ты нам поможешь. И  не
брыкайся, не в прокуратуре.
     Так вот откуда ниточка  потянулась!  Неужели  уже  и  эти,  законники
хреновы,  подземную  сволоту  оседлали?  Надо  держаться  до   последнего,
цепляться  за  малейший  шанс.  Информация!  Ясно-понятно,  чужими  руками
прокуратура подгребает или кто там за ними стоит.
     - Трудно думаешь, Костя. Так, помолчав, и  помереть  недолго.  Иди-ка
сюда.
     В дальнем углу, рядом с камином, в глаза бросились  темные  пятна  на
полу, какие-то потеки и отвратительные сгустки. На стене  висели  неясного
назначения инструменты, камин чадил, время от времени  выбрасывая  длинный
багровый язык пламени, и тогда тьма отступала. Так вот оно что! -  осенило
Мерецкова, и сейчас же  стало  понятно,  откуда  ползет  этот  сладковатый
смрад, из-за которого ему все время приходилось бороться  с  подкатывающей
тошнотой.
     Брюнет пошевелил  угли  кузнечными  щипцами,  да  так  и  оставил  их
калиться в самом жару.
     Корчить из себя  героя  Мерецков  не  собирался.  Но  и  нельзя  было
"потерять лицо", выказать смертельный ужас, затопивший сознание.  В  конце
концов, своим положением он обязан  тому,  что  от  природы  был  неплохим
психологом.
     Помедлив, потоптавшись у огня, он, наконец, выдавил из себя,  как  бы
смирившись с неизбежностью:
     - Вы бы хоть сказали, что  вам  нужно.  Может,  не  стоило  и  огород
городить, сам бы пришел? Поговорить-то есть о  чем,  давно  друг  о  друге
слышим. Не знаю, кто там что  наплел,  но  я  к  вам  всегда  относился  с
уважением, восхищался и дисциплиной, и тем, что живы  у  вас  еще  идеалы.
Большая редкость по нынешним временам. Полагаю, нам следовало бы  подумать
о сотрудничестве, а поначалу хотя бы познакомиться.
     Волосатый перестарок осклабился и отрекомендовался:
     - Вот и ладно, Костя. Зови меня просто: Второй.  А  у  парней  номера
слишком длинные, чтобы ты их запомнил. Да и ни к чему. Какая тебе разница,
ведь не за этим пришли. Расскажи-ка нам,  Костя,  все  подчистую  о  своей
системе налогов. Чего ты корчишься? Может, до щипцов дело и не дойдет.
     -  Нет  проблем.  Вас  интересуют,  как  я  понял,   суммы,   которые
выплачивают... собственно, даже и не мне... но... я  ничего  не  собираюсь
скрывать.
     - Ей-богу, сынок, и не стоит. Я ведь люблю  по  словечку  вытягивать,
постепенно, мало-помалу. Начнем с ноготков... потом коленочки... -  мягким
тенорком заговорил, казалось, сгусток мрака слева у стены. На  свет  из-за
спины охранника выступила фигура, которая могла бы показаться  комической,
если бы не скальпель, зажатый в худой, перевитой узлами вен руке  старика,
да длинная сверкающая игла - в другой. Легкий венчик пушистых седых  волос
обрамлял плешь,  казавшуюся  в  полумраке  присыпанной  древесной  трухой.
Согбенный и хилый, словно нищий со старинной гравюры, старик вместе с  тем
буквально изучал опасность.
     - Мальчик не хочет говорить? Ох,  грехи  наши  тяжкие...  А  косточки
хороши у него, нежные косточки... В самый раз...
     Приплясывая и паясничая, старик понемногу  приближался.  Игла  в  его
руке выписывала немыслимые кривые, тянулась к Мерецкову, которого внезапно
зажали между собой конвоиры и рывком швырнули в кресло. Еще миг  -  и  его
руки намертво прикручены тонкими цепями к подлокотникам.
     Старик был уже рядом, примеривался со своим скальпелем, сладострастно
прикидывал, куда бы воткнуть его узкое жало.
     Однако здесь он допустил промах. Ему следовало бы зайти сбоку,  а  он
оказался перед креслом, еще бы чуть-чуть - и его не достать,  но  Мерецков
уже выбросил ногу, изогнувшись дугой, - короткий, как  щелчок  бича,  удар
достиг цели. Старческое колено тихо хрустнуло, и лысый  палач  со  стоном,
постепенно поднимавшимся до истошного воя, рухнул на пол, заскреб пальцами
по камню.
     Конвоиры невозмутимо наблюдали за  происходящим,  и  только  их  руки
словно бы отяжелели на плечах Мерецкова, вдавливая его  в  кресло.  Он  не
сопротивлялся, покорно ожидая развития событий, и во все глаза смотрел  на
Второго.
     Наконец тот снизошел:
     -  Ты,  Костя,  погорячился.   Старика,   конечно,   жалко.   Хороший
специалист, да не один он у нас такой. А теперь - хватит. Со мной  у  тебя
эти номера не пройдут. Лучше и не пытайся.
     - Понял. Спрашивайте. Думаю, поладим.
     Молчаливые охранники застыли как  истуканы  по  обе  стороны  кресла.
Можно было подумать, что они вообще немы, если бы Мерецков  не  слышал  их
реплик, покуда они волокли его подземными коридорами.
     Мерецков говорил  долго,  раскрывая  хитро  сплетенную  сеть  рэкета,
опутавшую весь город, говорил, казалось, искренне,  и  настолько  увлекся,
что не заметил как и когда убрали из пещеры постанывающего  заплечных  дел
мастера.
     Второй слушал с напряженным вниманием, однако удовлетворения  на  его
лице не было.
     - Это все, конечно, хорошо. То, что у тебя полгорода в данниках,  это
мы и без тебя знаем. Знаем и кое-что еще - ты уже заметил. А  вот  где  ты
деньги держишь, ты пока еще темнишь. - Мерецков резко выпрямился, по  лицу
его волной прошла гримаса, словно его огрели хлыстом. Второй  успокаивающе
заметил: - Не печалься. Будешь умницей, и все еще может закончиться не так
плохо. Мне ведь вся эта твоя бухгалтерия и на фиг не нужна. Что  положено,
ты и сам отдашь, только не вздумай суетиться, если хочешь еще пожить.  Нам
ведь не обязательно там, наверху, своего парня ставить. Хлопотное  дело  -
пока то, се... Главное, хорошо себя вести.
     - Куда от вас денешься, - буркнул, смиряясь окончательно, Мерецков.
     - Ты небось думаешь, вы только отпустите меня, ребята,  а  я  уж  так
спрячусь, что  лбы  расшибете  достававши?  И  напрасно.  Боевиков  у  нас
хватает, можем даже поделиться, если захочешь дружить. Ребята из-под земли
вытащат.
     - Вы ведь так и так под землей.
     - Ага, ожил. Вот и  ладно.  Глядишь,  скоро  на  чаек  к  нам  будешь
захаживать.  Только  лояльность  не  словами,  -  голос  Второго   лязгнул
металлом, - делами доказывать нужно. Пока что вред один от тебя. И деньги,
которые ты там где-то скирдуешь, нам не нужны, нам  и  прикасаться  к  ним
нельзя. Кое-что посущественнее требуется.
     - С нашим удовольствием. Как говорится, чего изволите.
     - Ого, как повеселел! Рад, что деньги в целости останутся? Ох, суетен
человек, корыстен... Не спеши, без выкупа не уйдешь.
     - А я и не спешу. Будем  работать  вместе  -  таких  дел  наворочаем!
Ребята у вас серьезные, Грызина моего  спишем,  а  с  ними  будем  вопросы
решать.
     - Ты уже нарешал. Как тебе теперь верить, если  ты  только  и  ждешь,
чтобы вывернуться и других подставить.
     - Жизнь такая. - Мерецков поднял полные плечи, втянул голову.
     - Какая, к черту, жизнь? Грызина твоего мы  в  расход  пустим  в  два
счета. Только чего это ты на нас  стрелки  переводишь  с  этими  мусорами,
которых шлепнули? Нам копоти не надо. А  ну  как  они  армию  задействуют?
Сюрпризов у нас для них хватит, но все равно  нам  не  устоять.  Потому  и
живем, что тихо, без шума, ты это сам знаешь, у тебя свой розыск. Смотри в
глаза, чего морду воротишь? На исповеди был когда? Или на  тебе  и  креста
нету? Ну-ка, ворот расстегни.
     Мерецков засуетился с пуговицами.
     - Как же, что я за блатной без креста?
     - Ай да крест - смех да и только. Что это за загогулина?  Покажь.  Да
не дрейфь, что ты за цепь схватился...
     Мерецков торопливо  расстегнул  цепь,  хотя  она  и  была  достаточно
длинной, чтобы снять через голову, крест  соскользнул  в  ладонь.  Был  он
действительно довольно велик, темно-серого тусклого металла, с  необычными
фигурными отростками на концах.  Зажав  кулак,  он  услужливо  подал  цепь
Второму:
     - Это еще бабушкин. Железный, ценности никакой.  Перешел  ко  мне  от
матери. Конечно, если надо, я отдам... Но я очень прошу...
     - Э, да здесь граммов двести!  -  привычно  взвесил  Второй  на  руке
золото. - Шею не натирает? Крест дело святое, носи. А  золото  Богу  ни  к
чему. Вера не им крепка,  ее  в  сердце  иметь  должно,  -  неожиданно  он
подмигнул хитро, заговорщически. - Ну, да мы - грешники,  так  что  золото
оставим, братству сгодится при случае.
     - А у вас  как  с  верой?  -  Мерецков,  почуяв,  что  снова  немного
отпустило, осмелел. Однако ответ прозвучал холодно.
     - Ты о нас не печалься, Костя. Все мы -  орудие  Божье,  но  можем  и
ошибиться. А ошибки крови стоят. Ты вот, например, призабыл,  что  милицию
трогать нельзя, а теперь все на нас замкнулось. Гнать нас  начнут,  а  нам
здесь нравится, хотя и темно, и сыровато... Так зачем, говоришь, тебе  это
понадобилось?  Ну,  если  не  тебе,  так  Грызину  этому  твоему,  другому
прихвостню... Поздно мы за тобой вплотную следить начали. Будешь говорить?
     Охранник  небрежным  движением  захватил  щеки   Мерецкова.   Челюсти
раздвинулись,  словно  готовые  извергнуть  ответ.  Мерецков  стремительно
залился меловой бледностью. Через секунду мучитель отпустил его.
     Второй  встал,  с  наслаждением   потянулся.   То,   что   он   почти
двухметрового роста, Мерецков заметил раньше, но только теперь бросились в
глаза непропорционально длинные, свисающие едва не до колен руки, покрытые
редкой  шерстью.  Тяжелые  плечи  расправились,   готовые   к   хлесткому,
внезапному удару. Мерецков ощутил себя  таким  же  слабым  и  беззащитным,
каким пришел в блатной мир лет десять назад, вооруженный  лишь  хитростью,
знанием логики, да тайных извивов человеческой психики.  Тогда,  в  начале
карьеры "авторитета", его часто занимал вопрос, зачем, собственно, он сюда
сунулся и не есть ли  это  ошибка,  могущая  оказаться  роковой.  По  мере
становления сомнения рассеялись, а "убирать"  соперников  со  своего  пути
стало делом обыденным. Но теперь он вновь был наг и беспомощен, а  другой,
оказавшийся хозяином положения волей  обстоятельств,  смотрел  на  него  с
кровожадной ухмылкой.
     - Колеблешься, Костя,  темнишь.  Все  сомнительное  будет  проверено.
Дань, говоришь, на  этот  раз  не  успел  собрать?  Не  расстраивайся,  мы
соберем. Пошлем шестерок. Записочку Грызину  напишешь,  чтобы  все  сполна
отдал, а если что не так - уж извини. Крысы в штольнях будут довольны.
     Мерецков не стал перебивать  Второго.  Лицо  его,  словно  схваченное
судорогой, кривилось в жалобной улыбке.
     - Какие мы ни есть, но воевать нам привычнее, чем  шкуру  с  торгашей
драть.  Нас  вера  ведет.  Короче  -  напишешь  письмо,  потом   посидишь,
обдумаешь, что и как...
     - До утра? - вскинулся Мерецков, но тут же снова перешел  на  ровный,
рассудительный тон.
     Но его уже не слушали. Второй устало потер виски и впервые за все это
время сделал жест - вяло, с презрением отмахнул крупной кистью.
     - А для тебя все едино - что утро, что вечер. Тут один свет в  окошке
- я. Пошел вон!


     Вновь Мерецкова волокли  осклизлыми  коридорами,  освещаемыми  только
пыльными лучами фонарей конвойных.
     Дверь в известняковой стене он не заметил даже после того, как в  нее
уперся луч фонаря переднего  конвоира.  С  лязгом  отошла  полоса  засова,
утопленного в массивный  металл.  Дверь  оказалась  настолько  узкой,  что
Мерецков усомнился - удастся ли протиснуться. Уж очень не хотелось,  чтобы
"помогли".
     - Выходи! - рявкнул верзила.
     В проеме мелькнула тень,  и  Мерецкова  едва  не  сбил  с  ног  тощий
изможденный  мальчишка  со  спутанными  длинными  волосами.  Он   двигался
проворно, но какими-то нервными рывками, прерывисто дыша.  Мерецков  боком
втиснулся в пещеру, дверь  с  железным  гулом  захлопнулась,  и  наступила
полная тьма.  Однако  он  успел  разглядеть  нечто  походившее  на  лавку,
оказавшееся широким бревном. Сидеть на нем было полегче, чем  на  холодном
каменном полу.
     Ему никак не удавалось отключиться,  спрятаться  в  забытье.  Сколько
времени он терзался мучительными раздумьями - неизвестно. Золотая  "омега"
с браслетом нашла новых хозяев.
     Казалось, протекла вечность, пока снова с  визгом  отворилась  дверь,
впуская  в  мрачную  пещеру  трепещущий  свет,  а  с  ним  -   изломанную,
всхлипывающую полудетскую фигурку. Мальчишка ориентировался в темноте,  он
довольно быстро, даже не задев вонючий бак, добрался до бревна и рухнул на
него.
     - Ты кто? - Мерецков всегда старался сразу определиться.
     Всхлипывания не прекратились, но стали перемежаться словами.
     - Кто-кто! Тебе от этого легче, что ли?.. Сима  я.  Видал,  как  меня
выводили? Вот это я и есть. И тебя мне на свету хорошо видать было... Я  к
темноте привык. Не хочу на свет, чего там хорошего - лупят как собаку...
     - Кто лупит? - спросил Мерецков, надеясь разузнать хоть что-то новое.
     - А то не знаешь... Тебя пока еще не били, а мне больно. Попробуй.
     Холодная узкая лапка коснулась в темноте плеча Мерецкова,  повела  за
собой его руку. Вся спина мальчишки была, как чешуей,  покрыта  ссадинами,
запекшейся кровью и буграми ушибов.
     - Ну как, знатно меня отметелили? Это они  умеют.  Со  мной  такое  -
второй раз. А чего, им - плевать. Кого под землей бояться?  Значит,  и  ты
проштрафился? Ох, ты - наземный, это еще хуже... От  таких,  как  я,  хоть
польза...
     - А почему ты решил, что от меня - нет?
     - Чего тут думать. Все вы, наземные -  враги.  Уж  если  заперли  нас
двоих в одну клетку, значит, им уже плевать на нас. Здесь  все  -  наглухо
отбитые. Убьют кого, разденут - а потом разбирают  по  пунктам,  как  дело
было. Теория! Для того  и  чужими  преступлениями  интересуются,  летопись
составляют. И все время говорят, что скоро придет их время,  и  тогда  все
увидят, с чего все началось. Эх, жаль, дверь не выломать...
     - А чего ее ломать? Из этого муравейника разве выберешься?
     - Да хоть с закрытыми глазами! Я тут уже пять лет.
     - Сколько же тебе?
     - Было десять, когда здесь оказался...


     Все, что рассказал  ему  мальчишка,  Мерецков  выслушал  с  тоскливым
отвращением. Он и сам был мерзок себе - пустоголовый кретин, угодивший  на
улице в примитивную ловушку.  Здесь,  в  полной  темноте,  он  мог  вполне
отдаться этому чувству. Что ему этот малолетний воришка!
     Он давно уже не встречался с такой мелкотой. На это были  специальные
люди, игравшие роль прокладки между шестерками и боссом.  Однако  пришлось
вспомнить молодость.
     - Не знаю, парень, насколько крутые эти твои  боссы  и  насколько  им
можно верить. Может, у вас все по-другому... Зато наверху я и сам  большой
человек.
     - Я знаю, мне говорили. Смотри, мол, каких нагибаем,  не  тебе  перья
поднимать!
     - Пойдет все путем - будем работать с  твоими  братьями.  Ребята  они
жесткие, но знают, чего хотят. А насчет того,  чтобы  шестерить  -  так  в
большой игре это еще опаснее. То, что твоих  Старших  братьев  интересует,
касается  и  тех  мусоров,  которых  положили.  Так  бывает,  когда  людей
используют, чтобы концы обрезать...
     -  Это  как  же?  -  даже  в  темноте  чувствовалось,   что   мальчик
заинтересованно задвигался.
     Но ответа он не успел получить Дверь камеры отворилась, впуская свет,
показавшийся ослепительным.
     - Выходи!
     Оба ринулсь к выходу, застыли у порога, уставившись  друг  на  друга:
"Кого? Чья судьба сейчас решится?"
     - Выходи!
     И снова туннель  После  кромешной  тьмы  пещеры  он  казался  неплохо
освещенным и уже не таким нескончаемо длинным. Знакомым было и  помещение,
куда они  свернули.  По-прежнему  на  стуле  восседал  Второй.  Глаза  его
буравили вошедших с  таким  интересом,  словно  он  видел  обоих  впервые.
Женственный рот змеился в усмешке.
     - Ага, вот и товарищи по  несчастью!  Милости  прошу.  Ну-ка,  быстро
разойтись по углам! Живее!
     Пистолетное дуло, уткнувшись в бок,  сообщило  Мерецкову  достаточную
скорость. Теперь все четыре угла помещения были заняты -  двое  конвойных,
двое узников. Посередине на вращающемся табурете покачивался Второй.
     - Знакомство ваше, друзья, оказалось кратким.  Но,  надеюсь,  разлука
вас не слишком огорчит? Отлично. Будете прощаться?
     Два выстрела оглушительно  раздались  в  замкнутом  пространстве.  На
грязно-белой  рубахе  мальчишки  начало  расплываться  темное  пятно.   Он
тоненько взлаял, как  крохотная  собачонка,  схватился  за  грудь,  словно
собираясь поклясться, но третий выстрел,  задержавшийся  на  секунду,  все
довершил. Пуля  попала  в  лоб,  выхлестнув  из  черепа  вязкий  фонтанчик
кровавых брызг, растекшихся полоской  по  бетону.  Лихорадочно  работавший
мозг Мерецкова отметил именно в этом углу в первый раз он заметил все  эти
потеки и сгустки. Следы хозяев не занимали, некому было в них разбираться.
     - Так как, Костя? Может не стоит барахтаться? Все равно все на  виду.
Вот видишь - мальчик чего-то не понял, глядишь, уже и трупик унесли. Так и
тебя поволокут, у нас не паркет, вроде как у тебя... Заглянул  я  к  тебе.
Неплохо, неплохо. Грызин, конечно, зубами  пощелкал,  да  неважно  у  тебя
дрессировка поставлена. В общем, давай, отрабатывай жизнь.
     - А на кой я вам мертвый?
     - Я и говорю - чтобы ко всеобщему удовольствию.  Так  как,  говоришь,
милицейских устряпали?
     - Чего тут говорить? Сами они и  нарвались.  Аптекарь  не  только  на
сигнализацию надеялся. В баре была единственная бутылка армянского коньяку
с такой дозой, что роту положить можно. Вышло им боком.
     - А какого хрена их понесло в квартиру Бобровского?
     - За вещами, за чем же еще. Было что взять у старого козла, накосил.
     - На чем? Только не врать! Финт в сторону - и в гроб.
     - Наркотики он продавал из своей аптеки.
     - Через тебя?
     - Через моих людей.
     - Нехорошее дело. Не признаем.
     - Ну, я ведь с вами знаком не был. Да и не это  мне  главную  прибыль
давало. Аптекарь трусил, товару было немного.
     - То есть, меньше, чем бы тебе хотелось?
     - Э, человек - такая скотина, все ему мало. Если эти дела вам  не  по
вкусу - ради Бога. Тем более, что Бобровский уже на том  свете,  а  других
каналов у меня нету. Возиться с коноплей да  с  соломкой  -  дохлое  дело,
сгоришь на транзите. Статья больно суровая.
     - Но ведь и доходы!
     - Да ну, просто подвернулся этот Бобровский. Мы установили, что через
него лекарства идут на рынок, это бизнес дай Бог. Вот я и подъехал к нему:
"Вы такой состоятельный человек, наверное, нуждаетесь в охране,  чтобы  не
случилось худого".
     - И все?
     - Нет. Семен Михайлович человек с понятием, с таким можно  было  дело
иметь. Да и ему через меня было удобнее работать.
     - Да, ты у нас - сила, - насмешливо протянул Второй.
     Мерецков сидел смирно.
     - Я к вам всегда относился с уважением, и  работать  с  вами  -  дело
серьезное. Но без Бобровского все равно наркоту брать негде. Мак и конопля
целиком уходят к цыганам. "Ромале" мне, конечно, не указ, но все как  один
стучат. Милиции выгодно - к игле информация сама стекается.
     Второй кивнул:
     - Я плевать  хотел  на  проблемы  наркоманов.  В  конце  концов  сами
виноваты - нечего пасть разевать, трепаться, как последняя сука.
     - Тут дело не в трепе. Наркотики  дорогие,  а  платить  надо,  вот  и
рассчитываются краденым. А угрозыск тут как  тут.  Как  засветился  кто  с
дела, сейчас и берут. Конечно, не в самом притоне, где-нибудь подальше.
     - Хорошо, давай к делу. Ну ладно,  эти  двое  отравились,  а  третий,
начальник ихний? А сам Бобровский?
     - Я получаю долю с разных дел. Обычно платят те, кто  сам  замазан  -
торгаши всякие, воры. Не все, но те, кого я достал. А  недавно  покатилась
по городу волна грабежей,  появился  чужой  рэкет.  Крутые  профессионалы,
работают, будто специально, чтобы побольше крови. Видать, любят это  дело.
Короче, Бобровский внезапно отказался со мной дело иметь.
     - Вот так - ни с того, ни с сего?..
     - Конечно, нет. Я сразу понял, что есть  кто-то  у  него  за  спиной.
Каналы сбыта у него и раньше были,  так  что  он  вполне  мог  и  без  нас
обойтись в этом. Разговор шел у него в кабинете, домой к себе он не пускал
никого. Ну, я его положил на  пол  -  меня  долго  просить  не  надо  -  и
объяснил, что к чему. Бить не бил, но он у меня с перепугу обмочился, пока
не вспомнил, кто хозяин. У него и раньше бывало - наглел. То спортклуб ему
этот высели - магазин ему  открыть  не  терпится,  то  еще  чего-то...  Не
нажрется никак. Я с каратистами ссориться не стал, ихняя молодежь - сплошь
ненормальные. Ничего не втемяшишь.
     - Ну, положим, слухи, что Глеб не только сам замешан в рэкете,  но  и
пацанов школит на это - твоя работа.
     - Есть маленько. Девочек к пацанам из "Богатыря" тоже я пристроил.
     - Это когда уже Глеба убрал?
     - Э, стоп. На меня можно много вешать, только Глеба -  не  я  сделал.
Здесь не  следствие,  брехать  мне  незачем.  Этот  парень  мне  нравился.
Думаешь, большое удовольствие работать с ублюдками вроде Грызина? Я хотел,
чтобы он был в моей команде...  Да  чего  там  теперь...  Мне  кажется,  я
догадываюсь, чьи это дела, меня чутье редко подводит. Помнишь,  я  говорил
об этих - профессионалах? Уж на что Чубук,  жлобская  морда,  держался  до
последнего, - но и он им сдался. Уж не знаю, чем они его взяли, но  он  им
исправно платит. Была у меня с ними встреча, и эти  парни  четко  сказали,
чтобы я у них под ногами не путался. Я к ним присмотрелся и  понял  -  эти
могут, никаких сомнений, тут не до амбиций. И никакая сигнализация  им  не
помеха, потому что это они самые и есть - вневедомственная  охрана.  Когда
милиция начинает убивать, надо ноги  уносить,  пока  дают.  В  общем,  мою
территорию  они  пообещали  не  трогать,  но,  видно,  не  сдержались.  Не
следовало им аптеку трогать.
     - Но ведь и  ты  решил  не  связываться  с  Кольцовым,  а  припугнуть
аптекаря - авось у того хватит мошны на две стороны отстегивать.
     Мерецков помолчал.
     - У всех свои  дела.  Не  знаю,  почему  аптекарь  решил  работать  с
Кольцовым - сдуру или от жадности, или  еще  как,  но  у  нас  с  ним  был
договор. Есть товар, нет товара, деньги должны идти. По блатным законам, в
это и влазить не следует. Кольцов, думаю, понимал, что не стоит перегибать
палку. Я, конечно, человек  практичный  и  предпочитаю  худой  мир  доброй
ссоре, но и я могу выйти из себя. В конце концов, я несу убытки!  И  когда
ко мне приходит Кольцов  и  заявляет,  что  Бобровский  поручил  ему  меня
убрать, мне, честное слово, становится не до  смеха.  На  полном  серьезе,
будто советуется, как ему получше меня пришить, отмечает  слабые  места  в
моей охране. На следующий день прихожу домой - а Кольцов уже там. Меня  аж
скрутило, хотя, казалось бы, чего? Кому, как не  офицеру  вневедомственной
охраны, знать шифр квартиры, код и пароль? А ключи? Мы же их сами сдаем на
пульт...
     - За что же тебя так не полюбил Бобровский? Вы же вроде сработались?
     - За что, за что... Кольцов прямо и сказал, что у  него  заказ...  на
меня, уже и аванс выплачен. Я сразу понял: аптекарь, больше некому.
     - И во сколько же они тебя оценили?
     - Чего? Да недорого. Миллион. Мне достаточно было посмотреть  на  его
ухватки, чтобы понять - не остановится, он уже убивал. Короче, предложил я
ему столько же за аптекаря.
     - Значит, ты все-таки боялся старого Бобровского? Или  деньги  девать
некуда?
     - Тогда глупо было торговаться. Как и  сейчас.  Я  вообще  не  терплю
таких отношений - середина на половину. Либо друг, либо уж враг. То же и с
Кольцовым. Я, конечно, расстроился, когда узнал, что мои  хлопчики  угнали
машину Агеева. Ну извинились бы, новую ему пригнали. Но ведь в самом деле:
стоит тачка возле дома днем и ночью... Соблазн! А Агеев  в  то  время  уже
мертвый был... и Кольцов пришел ко мне уже  как  свой.  Чтобы  получить  у
аптекаря деньги за меня,  он  должен  был  представить  доказательства,  -
Мерецков нежно погладил запястье, где синела  татуировка.  -  Эта  наколка
всему городу известна. Я, правда, для  такой  цели  руку  себе  рубить  не
собирался, но у Кольцова, видно, где-то  имелся  свеженький  покойник  про
запас. Тогда я еще ничего не знал про Демина и Агеева.
     - А про Кольцова?
     - Что - про Кольцова?
     - Кольцов поручение твое выполнил, деньги  отработал,  но  и  сам  не
уцелел.
     - Да ну? Вот уж на кого нужен был  "профессионал"!  Кто  же  это  мог
сделать?
     - Познакомиться желаешь? - спросил Второй не без желчи.
     Мерецков смахнул капли пота, усеявшие лоб.
     - Спасибо, можно и на  расстоянии.  Думаю,  будет  для  этого  время.
Грызина убирать из дела - понадобится специалист.  Да  и  майор  этот,  из
прокуратуры, клещом вцепился - не оторвать...


     Экспертная      реконструкция      происшедшего,       восстановление
последовательности выстрелов показали, что оба  погибших  вели  прицельную
стрельбу. Кольцов находился у двери, правым боком  к  Бобровскому,  держал
руку вытянутой. Поэтому ружейная пуля, попав в  подмышку,  не  задела  его
руку. Бобровский в момент первого ранения стоял,  подняв  ружье  к  плечу.
Пуля попала ему в голову, когда  он,  наклонившись  вперед,  опускался  на
колени. Значит, Кольцов стрелял первым и успел выстрелить трижды до  того,
как последовал ответный выстрел из ружья. А после того, как в него  самого
попала  пуля,  выстрелил  в  четвертый  раз,  размозжив  голову  падающего
Бобровского.
     Отвратительное содержимое банки было заведомой фальшивкой. Экспертиза
однозначно установила, что татуировка не является прижизненной и  нанесена
на кожу жуткого обрубка (от локтя до запястья) руки мужчины, скончавшегося
за неделю до того. Все время, вплоть до отчленения руки, труп находился  в
земле.
     Татуировка в целом соответствовала  той,  что  имелась  у  Мерецкова.
"Собственно, - подумал Строкач, - аптекарь  вряд  ли  уж  так  внимательно
присматривался. Наколка похожа, ухо  -  самое  обыкновенное,  и  все  это,
очевидно, не вызвало у него никаких подозрений".
     Картина складывалась. Кольцов прибыл на хутор, где его с  нетерпением
ожидал Бобровский, предвкушая известие, что с  ненавистным  "покровителем"
покончено раз и  навсегда.  Исполнитель  был  проверен  в  ситуации  менее
критической. Именно Кольцов пристрелил Глеба  Косицу,  мстя  за  пережитое
аптекарем  унижение  и,  разумеется,   тем   самым   освободив   помещение
"Богатыря".  Втайне  Бобровский  всегда  ненавидел  таких,  как  Глеб,   -
физически сильных, красивых и независимых. Власть над ними была  острейшим
наслаждением, но Косица  оказался  недостижим  и  неприступен.  Оставалось
одно.
     После того, как Кольцов оправдал  ожидания,  Бобровский  приступил  к
реализации главной цели  -  покончить  с  врагом  номер  один.  Собственно
говоря, он полагал, что Мерецков и для Кольцова конкурент  и  соперник,  и
капитан  вполне  мог  бы  "сделать"  его  бесплатно.  Однако  сам  Кольцов
придерживался иного мнения.
     Вместе с тем Бобровский не  доверял  никому  -  этому  свидетельством
отравленный коньяк, оставленный в домашнем баре, с опаской относился он  и
к Кольцову: приглашал в дом, держа под рукой ружье. Он  был,  в  принципе,
удовлетворен - из города поступила информация,  что  Мерецков  исчез.  Это
подтверждалось содержимым  стеклянной  банки.  И  все  же,  выстрелить  он
опоздал: свою жизнь не уберег, но и убийцу не упустил.
     Кольцов готовился к  делу  хладнокровно.  К  пистолету  был  приклеен
изолентой пластиковый пакет, чтобы не сорить гильзами. Сработать  бесшумно
- ножом -  у  него  не  получилось,  Бобровский  даже  после  предъявления
"доказательств" не подпускал его к себе. Оставалось огнестрельное  оружие,
но капитан немного переоценил свой профессионализм.
     Служба в милиции давала  ему  многое.  Сослуживцы  со  старого  места
работы - из Ленинского райотдела, - охотно выбалтывали капитану  служебные
секреты, вызывая тем самым огонь на себя.
     Строкач был убежден, что болтуны из  Ленинского  мололи  языками  без
злого умысла - но результатом стало развертывание системы рэкета в  районе
и возрождение ремесла "зонтов", тем более прибыльного, что сигнализация  у
тебя под контролем.
     С трупом подвернувшегося бомжа Кольцов  распорядился  без  церемоний.
Отрезал ухо, столь ему необходимое, а голову забросил подальше в  пруд.  У
него же отрубил и руку, довольно умело  нанеся  татуировку.  Конечно,  для
экспертизы  это  семечки,  но  для   аптекаря   хватило.   Однако   судьба
распорядилась иначе.
     Размышляя,  Строкач  сидел  в  своих  "жигулях",  когда  из-за   угла
показалась  знакомая  крепкая  фигура.   Спортивная   собранная   походка,
выдвинутая вперед челюсть - все говорило о том, что единственный персонаж,
не пострадавший в ходе этого дела, чувствует себя неплохо.
     Майор выскочил из машины как раз  вовремя,  чтобы  мужчина  не  успел
скрыться в воротах.
     - Константин Петрович! Какая встреча!
     Мерецков остановился, секунду поколебался и повернулся к майору. Лицо
его сразу стало утомленным.
     - Встреча, говорите, майор? Да уж. Только вы на меня слов не тратьте,
я сегодня наговорился - во! - он секанул ладонью по кадыку. - Спасибо вам,
конечно, только сдается мне, дали вы маху, не  меня,  а  себя  подставили.
Люди всегда могут столковаться.
     - Это вы о нас с вами, Константин Петрович? -  Строкач  улыбнулся  не
без лукавства.
     - Нет уж, мы с вами свое отговорили.  Думаю,  майор,  перемудрили  вы
тут. Спасибо за урок, в другой раз буду осторожнее.
     -  С  вами  что-то  случилось?  Может,  проедемся  к  нам?  Иной  раз
разговором начистоту можно и душу спасти, и, знаете ли, - тело.
     - От чего? От свежего воздуха?
     - Не надо этой иронии, Константин  Петрович.  Задерживать  вас  я  не
собираюсь...
     - Ох, уважили!..
     - Фактов нет, вы же знаете.
     - Вот и дайте мне пройти!
     - Пожалуйста, -  Строкач  отодвинулся  и  печально  улыбнулся.  -  Вы
свободный человек, идите... Но уверяю, остаться - в ваших же интересах.
     Однако створки уже разъехались, в глубине  раскрывал  шефу  дружеские
объятия Грызин, и Мерецков, измотанный и выжатый, но непокоренный,  ступил
через порог родного гнезда. И лишь,  когда  автоматика  задвинула  за  ним
бронированные воротины, почувствовал, как у него отлегло от сердца.
     Строкач не стал маячить возле дома. Сев в "жигули", он рванул с места
и  скрылся  за  поворотом,  провожаемый  внимательными  взглядами   -   из
зашторенных окон  дома  и  из  киоска  "Союзпечати"  на  углу,  где  новый
продавец, сменивший прежнего старичка, изредка  наклонялся  к  портативной
рации в ящике прилавка.
     Не прошло и четверти часа с  момента  отъезда  Строкача,  как  ворота
снова распахнулись, выпуская  малиновую  "хонду"  с  непроницаемо  черными
стеклами.
     Направление, в котором двигалась "хонда", не явилось для прильнувшего
к рации Строкача неожиданным. Он и сам уже находился  на  полпути  к  дому
Сутина,  однако  предпочел,  свернув  в  переулок,  пропустить  сверкающую
"японку" и осторожно, на большой дистанции, "усесться  на  хвост".  Уже  в
двух кварталах от дома майор вздохнул и вызвал подкрепление.
     Как Строкач ни уговаривал себя потом, что у него  не  было  до  этого
визита никаких оснований для задержания Грызина, все равно  он  чувствовал
себя виноватым. Кровопролития могло и не быть, а  следовательно,  и  роста
числа опасных  преступлений  в  районе.  Начальство  брюзжало.  Правда,  о
жертвах практически никто не сожалел, за исключением телохранителя Сутина,
молоденького парнишки, ничего еще не успевшего натворить  на  своем  веку.
Грызин его опередил, но с группой захвата и ему, профессиональному убийце,
тягаться не приходилось. Взяли его с поличным.  "Хонда",  где  на  сиденье
рядом с местом водителя лежал короткий "калашников",  стояла  буквально  в
двух метрах от подъезда, но Грызину их не удалось преодолеть.


     Строкач смотрел мимо  Грызина,  восседавшего  на  железном  табурете.
Чувствовал он себя довольно  скверно,  потому  что  Грызин  психологически
оказался более подготовлен к этому допросу, чем  следователь  прокуратуры.
Профессиональный  преступник,  долгие  годы   проведший   в   непрестанном
напряжении, в опасной и жестокой борьбе, он в совершенстве  владел  своими
чувствами  и  тогда,  когда  ставкой  в  игре   была   жизнь.   Даже   при
головокружительном  проигрыше  он  ухитрялся  трезво  оценивать  ситуацию,
прикидывать шансы, чтобы проигрыш обернулся наименьшими потерями.
     Длинными плоскими пальцами Грызин покатал сигарету. Движения его были
удивительно точными и бережными. Зажег спичку,  подождал,  пока  полностью
прогорит вредная для здоровья сера, сладко затянулся и  потушил  спичку  о
нежную белую кожу тыльной стороны левой ладони.  Запахло  горелым.  Грызин
широко улыбнулся. Конвоиры  из-за  спины  бросили  руки  на  его  широкие,
покатые плечи. Строкач прищурился, чуть  заметно  новел  головой,  и  руки
конвоиров ушли. Не обращая на них никакого внимания,  Грызин  все  так  же
блаженно курил, неторопливо рассуждая.
     - А вполне могут ведь  и  не  шлепнуть.  Конечно,  три  жмура  -  это
многовато. Но ведь здраво рассудить, кого я приголубил?  Гниду  Мерецкова,
от которого полгорода стонало?
     - Не забывайте, Тимур, чтобы избежать расстрела, нужно  очень  хорошо
выглядеть на суде.
     - Это побриться, что ли? - Грызин был настроен шутить.
     - И это тоже, но лучше хорошо выглядеть в материалах следствия.
     - Дам я показания, чего там. Радуйтесь, Павел Михайлович, ваша взяла.
Отдать вам всякую шантрапу - для меня не за падло.  Получше  вашего  знаю,
какое дерьмо все эти законы воровские. Шпану заслонить, а самому к  стенке
прислониться? Так за кого? За Обрубка,  который,  будь  у  него  сила,  по
живому бы глотки рвал? Я его, шакала, помню еще с ногами... ух-х!..
     - А телохранитель? Кому он мешал?
     - Тварь. Нам на Обрубка стучал, а у того лишний кусок норовил урвать,
с людей последнее брал, а  как  брал  -  не  вам  рассказывать.  -  Грызин
брезгливо дернул щекой. - Мне "мокруху" сушить надо, так что за рэкет я не
боюсь присесть. Но, по сути, Павел Михайлович, вы ведь сами  меня  на  это
толкнули. "Не тронем, езжай домой..." - передразнил он.
     - Я сказал - подобру-поздорову. Мой совет, верно. Только я не имел  в
виду, чтобы ты перед отъездом в родной Грозный здесь резню устраивал.
     - Да ладно. Я  и  сам  не  подарок,  но  ведь  и  не  дурак  -  жизнь
пообтесала. Жаль, не до конца я вашу игру разгадал.  Конечно,  глупо  было
надеяться, что вы в обмен на то, что я город  от  этих  подонков  избавлю,
отпустите меня, да еще и с деньгами.
     - Насчет подонков - тут вы меня не впутывайте. А что касается  денег,
то откуда им у вас взяться? Картишки - дело накладное.
     - Да уж. Слава Богу, долгов почти не осталось. А какие остались, хрен
с ними. Эти козлы только и умеют, что передергивать, да колоду точить. Ох,
поймал бы...
     - Что, мало на вас покойников?
     - Кто-кто, а я понимаю, как у вас все это было размечено. Если бы  не
вы, я бы, может, и в катакомбы не совался. Хотя чего  жалеть  -  деньги-то
Мерецкова. Написано отдать - отдай. Я, если угодно, даже готов  допустить,
что лично вам ничего не обломилось. Хотя как по  мне,  то  это  уж  совсем
кретинизм.
     - Будем считать, что у меня был другой интерес.
     - Я свое отсчитал. Теперь буду под ваш счет колоться. Развели вы меня
в шестерки позорные... Когда я в  катакомбах  услышал,  как  шеф  от  меня
отрекся... А я-то, дурень, не побоялся подставиться,  приехал  по  первому
зову!.. Как же, друг влетел... У меня еще оставалась надежда, но когда он,
едва войдя в дом, начал нахваливать эту нечисть подземную... Короче,  сдал
меня с потрохами. Значит - уходить, а куда уходить без денег?  И  потом  -
предательства я на своем веку никому не прощал.
     - Ага, - Строкач кивнул. - И ключ от сейфа  у  Мерецкова  можно  было
взять только у мертвого. Тот самый, железный крестик. Сектанты уважили, не
тронули, да и не его они искали.
     - Ладно, это вы знаете. - Ледяные глаза Грызина потемнели.
     - А чего не знаю,  могу  хорошо  представить.  Денег-то  в  сейфе  не
оказалось... Не такой дурак Мерецков, чтобы вам  доверять.  Он  банковские
сейфы уважал. Думаю, про счет вашего шефа в Германии,  куда  он  аккуратно
переводил валюту, вы и понятия не  имели.  Может,  потому  он  и  дом  вам
доверил.
     - Я думаю, не только дом.
     - А почему? Вы же не друг -  так,  обслуга.  Цепной  пес.  -  Строкач
поморщился. - А с Сутиным и вовсе просто. Мало  того,  что  вы  ненавидели
друг друга...
     - Так он же все время шефа на меня уськал!
     - Знаю. Я поначалу  даже  решил,  что  ноги  Сутину  с  вашей  подачи
покалечили...
     - Клянусь, я тут ни при чем. Самому любопытно.
     - Давайте пока с нашими проблемами разберемся. Вы,  Тимур,  ухлопали,
разумеется,  подонков.  Но  ведь  мотив  преступления  -   деньги,   самый
банальный. Обрубку не до счета в "Дойче банк", ранг не тот, так что стоило
слегка придавить - и  вот  она,  сумка  с  "деревянными".  Что,  не  хотел
отдавать? А ведь  было  время  порасспросить,  охранника  вы  ведь  первым
кончили?
     - Павел Михайлович, я же в признанку  пошел,  а  вы  меня  на  верную
"вышку" ведете. Я сам буду говорить. Да, Вовке я  воткнул  нож  сразу  при
входе, это для вас, а для протокола - в  порядке  самообороны.  Когда  его
нашли - в руке у него, что было? Верно, пистолет. Вот я и  схватил  нож  с
тумбочки в коридоре и ударил. Что поделаешь, жизнь дороже. И у калеки ведь
тоже пистолет был, верно? Ноги ногами, но на курок он вполне  в  состоянии
нажать. Конечно, переборщил, но исключительно с испугу.
     - Без всякой, значит, корысти?
     - Совершенно верно, Павел Михайлович. Я,  честно  скажу,  чувствовал,
что шеф меня продаст, вот только не думал, что  так  скоро.  Не  ценил  он
преданных людей. Когда к нему этот капитан пришел...
     - Кольцов?
     - Он. Мы тогда уже знали, что он замазан. Вот он и сказал  шефу,  что
аптекарь за него деньги дает. А потом взял у шефа - за аптекаря,  дешевка.
У нас не так - за двоих берешь, двоих и кончай. А капитан к шефу ластился,
клянусь, не я буду, если не целил на мое место. Конечно, дружки  в  ящике,
остался один, куда ему податься, сиротке... Если дружков в розыск объявят,
сразу те, кого они с рэкетом доставали, и опознают блюстителей порядка.  А
его - прицепом. Бояться некого, языки развяжутся. Тогда Бобровский был еще
жив, еще с ним надо было разобраться, и чем скорее, тем лучше...


     В комнате слоями плавал прокисший табачный дым.  Ковры  были  усыпаны
каким-то  мусором,  дорогая  мебель  покрыта  пылью.  Судя  по  количеству
опорожненных бутылок и вскрытых  консервных  банок  -  главным  образом  с
яркими иностранными этикетками, - попойка длилась уже давно.
     Одетая в короткий халатик яркая,  но  уже  слегка  увядшая  блондинка
устало дремала в глубоком кресле. Алая помада в углах рта  расплылась,  но
это ее, очевидно, нисколько не заботило.
     Мужчины брезгливо допивали водку,  закусывая  через  раз.  Голоса  их
сливались в монотонное бормотание, над которым  нет-нет,  да  и  всплывали
обрывки корявого мата.
     Плешивый с крупным рыхлым носом,  лениво  почесывая  брюхо  и  зевая,
томно рассуждал:
     - Побаловаться с Раисой, что ли? А, Федя? Димуля вообще уже  отъехал,
ему не до любви, да и не в масть вчетвером - как в  очереди  за  водкой...
Вот втроем - самое оно. Ты как?  -  он  попытался  игриво  подмигнуть,  но
вспухшие веки не слушались, и он только сощурился, словно отведав кислого.
     Один из собутыльников - плоский, широкий в кости, с  желтым  лицом  -
презрительно дернул локтем, расплескав рюмку.
     - Тебя, Чубук, водкой не  пои,  дай  на  шару  попользоваться  чужим.
Ладно, хапай - не жалко. За все уплачено. Вообще-то,  мог  бы  дать  девке
отоспаться... А так... Ладно.
     У нас в Тольятти этого добра... Где машины, там и деньги, где деньги,
там и бабы. Это тебе не Донбасс ваш хваленый. Непорядок там у вас. И скажи
- если ты за товаром приехал, какого ты тут третий день гужуешься? Смотри!
Ты лис хитрый, такие по-крупному горят. И коли твои дела нас зацепят...
     Речь его звучала неровно, словно кто-то  нажимал  и  отпускал  педаль
акселератора. Водка делала свое дело,  и  когда  Федор  перешел  почти  на
шепот,  стало  слышно  негромкое  похрапывание  раскинувшейся   в   кресле
блондинки.
     Звонок в дверь поднял на ноги всех. Раиса потягивалась и смешно терла
глаза спросонок, Федор  же,  хозяин  дома,  мгновенно  собрался,  бесшумно
забегал по комнате, зашипел:
     - Что, достукались? Ну, если это ты, Чубук, "хвоста" приволок, гляди!
Во, во - трезвонят! В открытую брать  приехали,  как  щенков  за  шиворот.
Знают, что сопротивляться некому. Ладно, тихо. Не  впервой  за  ворованное
отмазку давать. Такса есть. Да иду же, иду!  -  рявкнул  он,  обращаясь  к
двери, и сунулся в холодильник, выбрасывая из морозильника в  сумку  пачки
масла.
     Там у него еще оставалось место. Табак, носки, теплое белье - все это
было наготове, ожидало своего часа.
     На дверь посылались тяжелые удары.


     Строкачу выделили кабинет - не кабинет, собственно, закуток в местном
управлении, но и подследственные,  с  которыми  приходилось  работать,  на
крутых мафиози не тянули. Так, подголоски, мелочь. Однако майор  по  опыту
знал, что такие иной раз страшнее матерых  хищников  -  те  сыты  и  тупая
алчность не застит им глаза.
     О вещах, не таивших для него прямой угрозы, Федор  Щупов  рассказывал
даже с известным наслаждением.
     - Чубук - это, конечно, собачье дерьмо, а не человек. Кликуха сама за
себя говорит. - Вымогатель. Работяги знают в этом толк. Но он не  рэкетир,
а скорее нудила, попрошайка. Любит пыль пустить, наобещает с три короба, а
денег-то и нету, тащись потом с ним на край света за расчетом...
     - И вы рискнули ехать в чужой город с малознакомым, по вашим  словам,
человеком, за такими деньгами?
     - Э, гражданин майор, случись что, я бы кишки ему выпустил в  тот  же
момент. Он ведь - уму непостижимо! - даже  на  водке  кусочничает.  А  мой
Димуля если не допьет, - его же падучая бить начинает.
     - Так лечить его надо!
     - Полечат теперь,  мало  не  будет.  В  ЛТП,  от  звонка  до  звонка.
Раньше-то водочкой лечились, ежели что... А Вымогатель, падло, дома лишней
бутылки не нашел. Еще и мозги пудрил, что во всем городе нету. Что с того,
что под утро? Да я ее в любой точке страны хоть в  разгар  потопа  добуду,
если возьмусь.
     - У вас тут, как я погляжу, со спиртным полегче, - заметил Строкач.
     - Чего глядеть? Это  запчасти  здесь  легче  достать.  А  водка  сама
найдется, - по лицу Щупова расплылась блаженная ухмылка.
     - Святое дело, - понимающе кивнул майор.
     - Точно. А Чубук начал нам лапшу вешать: мол, допейте эти полбутылки,
пока я смотаюсь на работу, там у меня три литра спирта в сейфе. У, жлоб! И
тут соврал. Он же при мне магазин закрывал, на сигнализацию ставил.  Но  я
тогда решил, что он знает, что делает. Да и плевать было,  честно  говоря.
Телефонную трубку он положил так, чтоб все  время  занято  было,  уехал  и
вернулся через четверть часа, как и  обещал.  Только  без  спирта  и  рожа
бледная, как в муке, испуганная. Вбежал в дом, трубку на рычаг, и сразу  -
звонок. Мы даже не успели...
     - По рюмке?
     - Чего? Водицы из-под крана? Не  было  уже  ничего.  Тут  и  в  дверь
зазвонили. Чубук  нам:  "Я  никуда  не  ездил,  вернусь  -  все  объясню".
Открывает дверь - милиция. И по телефону - милиция. Ну, мы хоть  и  пьяные
были, а поняли,  что  ничего  страшного,  стороной  пронесло.  А  все-таки
труханули - товар-то к нему в магазин мы завезли.
     - Ворованный?
     Щуплов уклонился от ответа.
     - У него там был треснут уголок витрины. Щелкни пальцем, сигнализация
и сработает. Вымогатель - ответственный, позвонят к нему, потом повезут  в
магазин - открывать, воров искать. Ну и зацепил бы разом спирт  из  сейфа.
Но наш жмотина впопыхах перестарался.  Угол  витрины  возьми  и  отвались.
Представляю, как он штаны с перепугу обмочил. С пульта домой к нему звонят
- занято, хорошо, раньше них успел вернуться! Хотя кто его, крысу  жирную,
стал бы подозревать? Взяли они его с собой, а вернулся он только к вечеру,
деньги отдал. Но все равно по морде схлопотал.
     - Восемьсот тысяч, говорите? За что же тогда по морде?
     - Ага, вам и сумма  известна?  Ну,  да  ладно,  вы  же,  я  знаю,  по
серьезному делу. Значит, чего-то наворотил Чубук? Неужто сам себя обокрал?
Нет, это вряд ли, Когда на следующую ночь его  действительно  обнесли,  он
ошалел до изумления. Хотя и  нажрались  мы  тогда  здорово  -  припер-таки
Ленька спирт, - да только под глаз я ему все равно засвинячил...


     Чубук  сидел  потупившись,  с  виноватой  физиономией.  Лишь  изредка
вскидывал бегающие глазки на Строкача, словно напоминая:  "Да  это  же  я,
Леня, тот самый, что всегда готов услужить".
     Строкач помнил, еще бы. Но речь шла о несколько иных материях.
     - Хорошо, Леонид Владимирович, что вы быстро сообразили, что  я  знаю
куда больше, чем вам хотелось бы.
     - А чего? Не нарочно  же  я  стекло  выбил.  Мне  казалось  -  крепко
держится. Не судить же меня за это?
     - За это - ни в коем случае.
     - Ну, запчасти... Может, и отбрешусь. Виноват,  конечно,  но  у  меня
уперли больше, чем я нажил. Да и документы у меня на товар кое-какие...
     - Приберегите свои накладные, пригодятся.
     - Эх, надо было мне тогда сразу к вам...
     - Да уж. Может, по-иному бы сложилось.
     - Я когда увидел, кто  за  мной  приехал  -  обмер.  Не  дай  Бог.  Я
Кольцова-то этого... стоит и скалится. Я ведь  до  него  сроду  никому  не
платил.  Дешевки!  Пугали:  родственников  похитим,  то,   другое...   Мою
благоверную хоть сейчас бери, я еще и приплачу. Вот, значит,  вывезли  они
меня в лес, тут-то до меня и дошло, что шутки по  боку.  Но  я  ведь  этих
парней знал, сколько раз ремонтировались у меня...
     - Не надо слезу пускать, Чубук. Топить я  вас  не  стану,  но  и  мне
попрошу не врать.
     - А чего врать? Все перед глазами. Я в  командировку  собирался  -  в
Тольятти. Агеев знал, что я еду, просил  распредвал  достать.  Я  сдуру  и
ляпнул, когда выезжаю. Чего мне бояться, у меня не наличные -  аккредитив.
Он меня и подвез... В машине Демин сидел, так они мне салазки загнули,  не
хотел, а поехал. Убили бы - точно. Но если бы знал,  что  дальше  будет  -
криком бы кричал!.. Еду и думаю: обломаетесь об меня, парни,  первый  раз,
что ли, терпеть? Это потом, когда кончилось,  пожгли  они  меня  кварцевой
лампой - чтобы все думали, что я на море с красоткой куролесил... Но когда
мне на пуп банку поставили, - знаете,  как  обычно  банки  ставят,  только
двухлитровую, - вот тут, говорю, Леня, тебе и конец. Но  молчу,  думаю,  -
все равно выпустите! Какой смысл меня убивать? И  вот  -  тащат  в  лес!..
Опять же  втроем,  я,  как  положено,  в  наручниках,  не  трепыхаюсь.  По
разговору понял, что и с Кольцовым увидимся. Он приехал сразу за нами, сам
сидел за рулем, выволок с заднего сиденья того, второго. Я его не  знаю  -
не из наших, крутой, видать, тип, но пижон - павлином вырядился. Они  нам:
"Раздеться до трусов!" Ну, мне не жалко.  Второй  тоже,  видно,  крепился,
денег не давал. А цепь на нем - с палец, часы с браслетом! И  шмотки!  Они
его Витек звали...  Короче,  мы  с  ним  по-быстрому  ямки  выкопали,  под
пистолетом. Поставили нас туда, землей забросали - одни головы торчат, как
кочаны. От меня до Витька метра два. О, думаю,  разошлись,  большие  понты
лепят. Один взял косу откуда-то и помахивает. Махал-махал, потом смотрю, а
у этого Витька голова-то и покатилась... прямо ко  мне,  нос  к  носу.  Вы
можете себе это представить? Я думал, у меня глаза выскочат. Крикнул,  что
заплачу сколько  запросят,  гори  оно  все  огнем...  Потом  еще  пришлось
камуфляж наводить - Сочи, валютные кабаки, фотомонтаж слепили  -  это  уже
Кольцов присоветовал. Я, между прочим, уверен, что и магазин их рук  дело.
Кольцов заходил, товар видел. Что ему сигнализацию отключить? Тьфу! И я  у
них далеко не первый, все давным-давно отработано.
     - Значит, не было девушки Любы? - меланхолически осведомился Строкач.
     Чубук угрюмо уткнулся мутным, ускользающим взглядом в пол.


     Вернувшись в город, Строкач нанес первый визит  человеку,  на  первый
взгляд непосредственно не связанному с делом.
     Во дворе у подъезда все  еще  болталась  никому  не  нужная  табличка
"Спортклуб "Богатырь". Олег оказался дома, и, как всегда, приход майора не
вызвал у него энтузиазма.
     Дальше прихожей Строкач проходить не стал.  Попросил  парня  прикрыть
дверь в комнату - разговор не предназначался для лишних ушей -  и  спросил
напрямик:
     - Тебе не кажется, что если  подозревать  поголовно  всех,  то  скоро
покажется, что и жить незачем? Ладно, ты для своего возраста повидал лишку
всякой дряни, но это же не значит, что все кругом того же сорта.
     - А кому прикажете верить? Вам? Капитану Кольцову - суке продажной? Я
как-то подслушал, он с Бобровским о деньгах говорил. Как  плохое  кино  из
жизни чикагской мафии. Эти стервятники и Глеба  погубили.  Я  после  этого
начал следить за аптекарем, и очень скоро понял, что  его  рук  это  дело.
Нет, конечно, сам он не стрелял, но кому же еще Глеб мог помешать?
     - Оно вроде и верно, Олег. Но Глеба убили не только из-за  помещения.
Уж очень  круто  он  обошелся  с  Бобровсхим,  когда  тот  к  нему  пришел
уговаривать. А это для него - нож острый. А что касается вашего клуба,  на
все сто не буду обещать, но сделаю, что смогу, чтобы его снова открыли. Мы
ведь еще кое на что годимся.
     Ободряюще подмигнул парню и продолжил, посерьезнев:
     - И насчет того, чтобы отомстить, головы себе не  забивайте.  Кончено
дело. Некому. Никого из убийц нет уже в  живых.  Бобровский...  Этот  был,
конечно, страшнее всех. Ломали об него зубы и матерые волки. Одному с  его
подачи ноги ломом перешибали, другого пристрелили... Глеб... На нем просто
исполнителя проверили. Разминка, понимаешь ли, такая...  Сладкая  штука  -
власть над людьми, а деньги Бобровскому все равно девать было некуда.
     - Ну да, есть и такие,  что  вовсе  деньгами  не  интересуются.  Вон,
сектанты, - о них весь город говорит, - их и в руки не берут. Уже и ОМОН в
катакомбах шарил, а что толку? И следов никаких не нашли.
     - Потому и толку нет, что прежде, чем в катакомбы  соваться,  следует
мозгами поэнергичнее пошевелить. А говорить - да, говорят,  это  верно,  -
заканчивая разговор, Строкач невесело улыбнулся и потянулся за сигаретой.


     - Значит, литературы о катакомбах в принципе не существует? - Строкач
поймал себя на том, что с первой минуты взял неверный тон, и теперь трудно
будет чего-либо добиться.
     Вострикова ответила почти мгновенно и без колебаний - ясно было,  что
к этому вопросу она совершенно готова.
     - Я могу поручиться только за наше издательство. У нас  действительно
ничего подобного в последние  годы  не  выходило.  Попробуйте  поискать  в
библиотеке. В центральной сохранился генеральный каталог еще  с  довоенных
времен, если не ошибаюсь.
     - Вы ведь и сами интересовались этим вопросом, верно?
     Лицо женщины порозовело, но она сейчас же овладела собой.
     - А как же  иначе?  Нормальный  профессиональный  подход.  Без  этого
нельзя даже начинать работать с рукописью.
     - Он вам и позволил разнести рукопись Склярова в пух и прах? Хотя,  о
чем я? Вам ведь пришлось выбирать - либо Скляров, либо  ваши  детективы  в
плане издательства. Исход заранее известен, тем более,  что  на  детективы
имелся  положительный  отзыв  главного  редактора.  Ведь  Ануш  Георгиевна
действительно неплохо относится к вашему творчеству, Людмила Тихоновна?
     - Да что вы такое говорите? У  вас  просто  воображение  разыгралось,
товарищ майор. Вся  соль  в  том,  что  брошюрка  Склярова  предполагалась
заведомо убыточной. Вот и все.
     - То есть, вы хотите сказать, что ваши книги приносят прибыль?
     - Понемногу, но продаются.
     - Вероятно, это и следовало сказать Склярову, а не втолковывать  ему,
что он полное ничтожество. Ведь он  приходил  к  вам  домой  незадолго  до
гибели?
     - Да, я болела, а Склярову нужно было дать окончательный ответ.
     - С этим можно было  и  не  спешить,  -  заметил  Строкач.  Ему  живо
представилось,  как  Скляров,  получив  уничтожающий  отзыв   Востриковой,
возвращается домой. Усталый, ко всему  безразличный,  подавленный,  он  не
замечает, что на полу остаются следы  белой  глины.  Сбросив  полуразбитые
башмаки, он смотрит на них в недоумении, словно увидев впервые. Он думает,
как будет смешон мертвый в этой убогой обуви, словно за  долгую  жизнь  не
смог заработать на приличные туфли. Он спускается вниз  и  направляется  в
коммерческий  магазин,  где,  не  считаясь  с  ценой,  покупает  пусть  не
шикарные, но просто сносные туфли, тут же выбросив старые, которые ему уже
не понадобятся. На следующий день,  вернувшись  с  работы,  где  привел  в
порядок свои несложные дела, он производит и окончательный расчет с жизнью
- взобравшись на раскрытую створку окна, закрепив петлю и бросившись вниз.
Перед этим он наносит себе  множество  телесных  повреждений,  правда,  не
слишком болезненных - сущая  мелочь  по  сравнению  с  болью  от  опухоли,
выжигающей внутренности. На что он рассчитывал? Что его  обидчиков  сочтут
хотя бы косвенно причастными к его смерти? Зачем-то устраивает  беспорядок
в доме, имитируя  какие-то  поиски.  Судя  по  всему,  близится  очередной
приступ болей, и может быть он успел уйти еще до его наступления...
     Строкач встряхнул головой, словно отгоняя наваждение...
     - Женщина должна уметь сказать "нет" так, чтобы это  не  звучало  как
удар по лицу. Вы же знаете, что именно ваш отказ подтолкнул его к концу.
     - Как бы то ни было, обвинить меня в этом  вам  не  удастся.  Я  знаю
подробности: самоубийство, осуществленное в прыжке из  неудобной  позиции,
имитация погрома в доме...
     - Это вас муж ознакомил?
     - Вы прекрасно знаете, что Грызин никакой мне не муж, и потом - он же
арестован.
     - Но совет "зарубить" книгу Склярова подал все-таки он?
     Вострикова  отвернулась,  нервным   движением   сломала   незажженную
сигарету.
     - Да, разумеется, он. Но у меня и у самой голова на плечах имеется. А
у Тимура были на то свои причины. Он  очень  не  советовал  мне  пробивать
"Катакомбы и подземелья".
     - Я не хочу сказать, что вы очень злой  человек,  Людмила  Тихоновна.
Все  дело  в  корысти.  По-моему,  вы  все-таки   поступили   опрометчиво,
поделившись в писательском клубе с коллегами планами создания произведения
в  оригинальном  жанре:  синтеза  детектива   и   научного   исследования,
посвященного городским катакомбам. Кстати, рукопись Склярова ведь так и не
нашлась... Получив вашу рецензию, Скляров позабыл обо всем на свете.  Даже
о том, что следовало бы прихватить с собой и свое детище...
     - Вы не имеете права! Такие вещи необходимо доказывать!
     - Спокойнее, Людмила Тихоновна. За этим дело не станет.


     Трехэтажный  частный  дом  белого  кирпича  выглядел  куда   солиднее
детского садика по соседству, давно не знавшего ремонта. Кладка стен  была
фигурной,  мастерской,  на  окнах  -  кованые  решетки,  ухоженный  сад  и
добротные надворные постройки. Однако постороннему глазу все это  не  было
доступно - поместье окружал двухметровый забор  из  того  же  кирпича,  по
верху которого были вмурованы осколки битого стекла.  Цыганский  барон  не
жаловал чужих, а стройматериалы и подавно не экономил.
     Грузный, вальяжный,  в  облаке  парижской  парфюмерии,  он  утопал  в
подушках  красного  бархата  в  глубоком  кресле,  с  наслаждением  поучая
смуглого, темноволосого паренька, который, тем не менее,  чувствовал  себя
здесь довольно уверенно.
     - Молод ты, сынок, кровь играет! Я тоже был таким в твои годы. Помню,
попал я с  отцом  в  Криковские  подвалы,  это  километров  шестьдесят  от
Кишинева. Тоже бароном отец мой был. Краснопузых золотишком  прикармливал,
секретари обкомов вокруг паслись. Нет, лом  из  конфискованного  они  сами
брали, но падки были, сволочи, на антиквариат. Деньги у них не считаны, да
и по сей день полны загашники, но жлобы, природа такая. Все на  дармовщину
норовят. Станешь трепыхаться - весь табор зажмут. Ну,  отец  умел  с  ними
общий язык находить. Одним словом, заезжаем мы  в  эти  подвалы  на  своей
"волге", а перед нами идут еще три - со всякими  боссами.  Едешь,  как  по
проспекту, по сторонам винные  залы,  обитые  цветной  кожей.  Серый  зал,
голубой, розовый... Бочки сами просят: "отведай из меня". А возле бочек  -
шестерки... Мигни - нальют. Не худо устроились "слуги народа", а мы должны
прятаться, как какие-то воры. Мне тогда и пришло в голову: а что, если  бы
в каких-то других подвалах действительно жили воры - страшные,  опущенные,
беспощадные!.. Вырос я, мужчиной стал, но не забыл об этом. Ведь проще  не
придумать: только  распусти  про  таких  подземных  душегубов  слухи  -  и
поверят, как пить дать поверят. А мы, цыгане, свое делать  будем  в  тени.
Ладно, что там говорить, кому много дано, с того и спросится.  О  тебе  же
только одно скажу - хорошо сработал, чисто.
     - Вы наша голова, отец, мы - ваши руки. Кто мы без вас?
     -  Попались  неразумные  наши  ромалэ  на  удочку  аптекаря,   купил,
проклятый, дурью. Действительно: дал раз ломом по ногам  -  и  на  полгода
ширева. Обрубок,  спасибо  ему,  простил  дураков.  Хотя,  если  рассудить
по-блатному, - дал слабину. Такое, понимаешь ли, не прощают.
     - Как же, простил! Просто знал - цыгане за своих до конца пойдут.
     - Так-то оно так,  Сима.  Только  и  мы  не  вправе  были  устраивать
разборы. На блатных руку подняли. Не знаю уж, кто Обрубка на нас вывел, но
кто-то все же видел цыган.
     - Надо было аптекаря тому же Обрубку и сдать, отец, он бы его  сам  и
кончил.
     - А нам что с того? Ему и так не много оставалось. Сообразил,  что  с
цыганами нечего ему больше ловить, нашел других. Нет, мы все  сделали  как
надо - помогли несчастному калеке, вполне бескорыстно. Как свои своему.  А
Мерецкова я всегда не любил, да и опасался, что скрывать.
     - Как и он нас. Вечно на цыган поганых собак вешал.
     - Теперь все, крыто. Мерецков сдох, остальное - сектанты.
     - Можно бы под эту марку поработать и покруче - подбиться  по-скорому
- руки-то развязаны, кайф.
     - Нет, Сима. Чего не будет, того  не  будет.  Помалу  -  оно  вернее.
Нечего Бога гневить. Если милиция на дыбы встанет - быть беде. Найдут,  за
что зацепить. В жизни ведь не все по кругу - сегодня девки  чужие,  завтра
уже как бы наши. Но души губить -  себя  потерять.  Сегодня  его  очередь,
завтра  твоя.  Это  Кольцов  в  беспредел  пустился  больше,  чем  бандюги
записные. Что с Витькой-бичом сотворил! Выловил на вокзале, наобещал с три
короба и... конец знаешь. Ты меня слушай, Сима. Я давно живу, много  знаю.
Жизни лишить человека - дело нехитрое, это уж  ты  поверь.  Но  лучше  без
этого. Ты что думаешь, мне не хотелось Мерецкова пощупать, на чем  у  него
душа держится? Я же его на дух не терплю! Но ведь не пытать  же,  в  самом
деле. Даром, что ли, весь этот спектакль в катакомбах устраивали?  Да  он,
когда ты чернилами в углу  облился,  выложил  столько,  что  и  пыткой  не
вырвешь. Строкач  сказал:  "Сделать  постановку  в  катакомбах,  захватить
Мерецкова, приволочь его туда и напугать. Чтоб заговорил".  Он  не  дурак,
этот майор. Опасный парень. И врагом его лучше не иметь,  чтобы  тесно  не
стало. Не то все эти сказки  про  троглодитов  в  катакомбах  живо  прахом
пойдут. Умерь прыть, парень. Я эту туфту  с  сектантами  начал  разводить,
когда тебя еще под маминой юбкой в прихожих  воровать  не  водили.  Ты  на
вокзалах попрошайничал, когда я уже слухи про  пещерных  людей  распускал.
Чего человек больше всего боится? Темноты и неизвестности. А мы, цыгане  -
рядом, к нам привыкли. Резвые, вроде  тебя,  бухтели:  зачем,  когда  хату
берем, оставляем вещи взамен? Думать  головой  надо!  Всегда  должна  быть
тайна и тьма. Концы надо разводить подальше. Об этом пока и сам Строкач ни
сном, ни духом... И слава Богу.
     - Но он ведь и сам замазан - деньги взял. Половину выкупа Мерецкова!
     - Это как раз меня и беспокоит. Что ты понимаешь,  Сима!  Такие,  как
Строкач, не берут, уж ты мне поверь. И деньгами его не меряй. Если бы я не
знал, что его слову верить можно...
     - Но ведь взял же?
     - Или я не сказал: охлынь!
     - Ясно, отец.
     - Вот и хорошо, Сима, что ясно. Нам  с  тобой  жить  и  дела  делать.
Заработаем. А жизнь штука долгая, в ней всякого хватает. - Не всему  верь,
о чем услышал.


     Крупная сумма, поступившая  на  счет  детского  дома,  всех  проблем,
конечно, не решила. Но анонимному дару были рады  и  воспитатели,  которым
мучительно надоело отсутствие не только нормальных игрушек,  но  и  самого
элементарного, и сами дети, которым, впрочем, такие слова как  "даритель",
"счет", "платежное поручение" не были знакомы.
     Того, что осталось у майора, хватило, чтобы оплатить аренду помещения
"Богатыря" на пять лет вперед, а сам Строкач, как бы невзначай заглянувший
в ЖЭК,  прозрачно  намекнул  его  начальнице,  что  противиться  оживлению
деятельности спортклуба не следует.  "Рукопашный  бой  предпочтительнее  в
спортзале. И вообще - спокойствие дороже". С этим  доводом,  да  еще  и  в
устах следователя прокуратуры, трудно было не согласиться.