К.П.ДОННЕЛ
РЕЦЕПТ НА УБИЙСТВО
Он никак не ожидал увидеть перед собой такую роскошную виллу, да и
владелицу ее несколько по-другому представлял. В свои сорок лет мадам
Шалон совсем не походила на убийцу - она не казалась ни Клеопатрой, ни
старой ведьмой. Не женщина, а Минерва решил он сразу же. У нее были
большие влажные глаза чуть светлее кобальтовой сини Средиземноморья,
сверкающего в лучах солнца за окнами салона, где они сидели вдвоем.
Не совсем Минерва, подумал он, присмотревшись к ней повнимательнее.
Ее щеки сохранили персиковый румянец восемнадцатилетней девушки, и вся она
была такой округлой и гладкой, соблазнительной, и пусть от этого менее
царственной, но куда более привлекательной. Нестоль грациозная женщина при
ее весе наверняка бы в будущем стала тучной, но он инстинктивно
почувствовал, что ее тело сохранит свой вес и свои формы, и в шестьдесят
лет она будет выглядеть так же, как сейчас, и ничуть не хуже.
- Рюмку дюбоннэ, инспектор Мирон?
Она уже приготовилась налить ему немного вина. Он на секунду помедлил
с ответом, и в ее глазах зажегся лукавый огонек удивления, но вежливость
не позволила ей выразить его вслух.
- Спасибо.
Он был недоволен собой и сказал это чересчур резко.
Мадам Шалон пригубила вино первой и как будто тактично заметила ему:
- Вот видите, господин Мирон, вам нечего бояться.
Вино было хорошим, даже слишком хорошим.
Она слегка улыбнулась и сказала так просто, без обиняков:
- Вы пришли узнать, как я отравила своих мужей?
- Мадам!
Он смущенно улыбнулся:
- Мадам, я...
- Должно быть, вы уже успели побывать в префектуре. Вся округа
Вильфранш верит в это, - безмятежно сказала она.
Он взял себя в руки и заговорил официальным тоном:
- Мадам, я прошу вашего разрешения произвести эксгумацию тел
господина Шарля Вессера, умершего в январе 1939 года и господина Этьена
Шалона, умершего в мае 1946 года для официального обследования некоторых
органов. Вы уже отказали в этой просьбе сержанту Люшеру из местного
полицейского участка. Почему?
- Люшер начисто лишен вежливости. Мне он показался отталкивающим
типом. В отличии от вас, в нем нет галантности. Я отказала человеку, а не
представителю закона.
Она поднесла рюмку к полным губам:
- Вам я не смогу отказать, инспектор Мирон, - в ее глазах было нечто,
похожее на восхищение.
- Вы очень любезны.
- Потому что, - продолжала она ласковым голосом, - зная методы вашей
парижской полиции, я совершенно уверена в том, что эксгумация трупов уже
была тайно проведена. Она заметила, что румянец на его щеках стал сильнее,
но не подала виду.
- А необходимое обследование, - продолжала она, как ни в чем не
бывало, - уже закончено. Вы в растерянности. Вы ничего не нашли. И теперь
хотите понять, что я за человек, стараетесь определить мой характер,
узнать насколько я хладнокровна - и между делом попытаетесь повернуть наш
разговор так, чтобы я призналась в своем преступлении.
Эти стрелы настолько метко поразили цель, что оправдываться было бы
последней глупостью. Лучше уж обезоруживающая прямота, - решил инспектор.
- Совершенно верно, мадам Шалон. Вы попали в точку. Но... - он
посмотрел на нее пристально, - ...когда у женщины умирают оба мужа одного
возраста - причем не очень старых - и оба от желудочного расстройства,
через два года после своей женитьбы, и каждый раз вдове достается весьма
значительное состояние... Вы меня понимаете?..
- Конечно, - мадам Шалон подошла к окну о повернулась так, что
инспектору стали видны ее тонкий профиль и высокая грудь, четко
вырисовывавшиеся на фоне морской синевы. - Может быть, вам угодно
выслушать мое признание полностью, инспектор Мирон? - Инспектор
насторожился. - Она была настолько женственна, соблазнительна, и голос ее
журчал так ласково, что он понял: хладнокровие ему придется сохранять с
трудом.
- Если вы будете так любезны, мадам Шалон, - ответил он, стараясь
казаться как можно непринужденнее. Опасная женщина. Чрезвычайно опасная
женщина.
- Тогда я расскажу вам, - мадам Шалон больше не улыбалась. Ветерок,
прорвавшийся в окошко, донес до него аромат ее духов, Или это запах цветов
в саду? Осторожности ради он не стал доставать из кармана записную книжку.
Не может быть, чтобы вот так просто расскажет обо всем. И все-таки...
- Вы что-нибудь смыслите в искусстве кулинарии, господин Мирон?
- Не забывайте, я парижанин.
- А в искусстве любви?
- Как я уже говорил, я парижанин.
- В таком случае, она глубоко вздохнула и грудь ее приподнялась, -
заявляю вам, что я, Гортензия Евгения Виллеруа Вессер Шалон постепенно и
преднамеренно умерщвляла моего первого супруга, господина Вессера,
пятидесяти семи лет, а также своего второго супруга, месье Шалона,
шестидесяти пяти лет.
- У вас, без сомнения, была на то какая-то причина?
Что это - сон? Или безумие?
- Я вышла замуж за месье Вессера по принуждению семьи. Я была уже
далеко не девочка и через две недели поняла, что месье Вессер - свинья,
свинья с ненасытным аппетитом. Он был неотесанным мужланом, инспектор,
грубияном, хвастуном, который обворовывал бедных и обманывал простодушных,
да к тому же еще и обжора с нечистоплотными манерами - короче говоря, были
все пороки преклонного возраста, но начисто отсутствовали присущие
зрелости мягкость и достоинство. И, как следствие этого, у него был слабый
желудок.
Инспектор кивнул. Он ознакомился с делом месье Вессера еще в Париже и
получил примерно такую картину.
- А месье Шалон?
- Он был старше - так же как и я, когда выходила замуж за него.
- У него тоже был слабый желудок? - с мягкой иронией поинтересовался
инспектор.
- Естественно. Лучше сказать со слабой волей. Может быть не столь
груб, как Вессер. Но по сути своей, возможно хуже, потому что здесь у него
было много знакомых среди немцев. Зачем они так лезли из кожи вон, чтобы у
нас были самые лучшие, самые недоступные продукты и тонкие вина, когда
дети на улицах падали в обморок от голода? Может быть, я и убийца,
инспектор, но прежде всего я француженка. Поэтому я без всяких угрызений
совести решила для себя, что Шалон должен умереть так же, как умер Вессер.
Очень спокойно, чтобы не прервать нить ее рассказа, инспектор
спросил:
- Как, мадам Шалон?
Она повернулась к нему. На лице играла улыбка:
- Скажите, вам знакомы такие блюда, как "индейка, фаршированная
каштанами"? Или "котлеты де-воляй из дичи по-индийски"? Или "бифштекс из
вырезки на сухариках"? Или "омлет-сюрприз по-неаполитански"? Или
"наваристый суп а-ля Багратион"? Или "баклажаны по-турецки"? Или "заливное
из куропаток под соусом бельвю"? Или?..
- Достаточно, мадам Шалон! Я и голоден и пресыщен одновременно. Какое
богатство блюд! Какое...
- Вы интересовались моими методами, инспектор Мирон. Я
воспользовалась этими блюдами и еще сотней других. И в каждое из них мною
было вложено немного... - она внезапно замолчала.
Инспектор Мирон невероятным усилием воли заставил не дрожать руку, в
которой была рюмка дюбонне.
- Вами было вложено немного чего, мадам Шалон?
- Вы проводите расследование. Вы знаете, кем был мой отец.
- Жан-Мари Виллеруа, шеф-повар высочайшего класса, непревзойденный
ученик несравненного Эскофье. Его называли единственным достойным учеником
Эскофье.
- Да, и перед тем, как мне исполнилось двадцать два года, мой отец -
незадолго до своей смерти - признался, что за исключением одной
незначительной мелочи - это касается тушения мяса, ему было бы не стыдно
считать меня равной ему по классу.
- Очень интересно. Я преклоняюсь перед вашим искусством. Инспектору
Мирону с трудом удавалось совладать с своими нервами: его удивляла
способность этой женщины говорить о неотносящихся к делу вещах.
- Но вы сказали, что в каждое из этих несравненных блюд вы вложили
немного... чего?
Мадам Шалон повернулась к нему спиной. "У нее красивые плечи, -
заметил он, - талия тоже не так уж плоха, а бедра просто восхитительны".
Глядя на море, она произнесла:
- Всего лишь капельку своего искусства - и ничего более, инспектор.
Искусства Эскофье или Виллеруа. Разве такие люди, как Вессер или Шалон
могли перед ним устоять? Три или четыре раза в день я кормила их самыми
разнообразными и изысканными блюдами. Я заставляла их есть до отвала,
спать и снова есть, заставляла их пить много вина, чтобы они снова могли
есть еще и еще. Странно даже, что они и столько-то прожили, куда уж
дольше!
Тишина напоминала доносящееся издалека тиканье часов.
- А при чем тут любовь, мадам Шалон? Простите меня, но именно вы
заговорили об этом первой.
- Вкусная пища порождает любовь - или хотя бы некоторое ее подобие.
То, что называют любовью, инспектор. У них была я. Я позволяла им иметь
несколько подружек на стороне. И так они оба умерли - месье Вессер в
возрасте 57 лет и месье Шалон в возрасте 65 лет. Вот и все.
Теперь от этой тишины у инспектора зазвенело в ушах. Инспектор Мирон
поднялся так внезапно, что женщина вздрогнула и резко повернулась. Лицо ее
несколько побледнело.
- Сегодня ночью мы отправимся с вами в Ниццу, мадам Шалон.
- В полицейский участок, инспектор Мирон?
- В казино, мадам Шалон. Выпьем шампанского, послушаем музыку. Еще
немного поговорим.
- Но, инспектор Мирон!..
- Послушайте, мадам. Я холостяк. Мне сорок четыре года. Говорят, я не
слишком плохо выгляжу. Есть у меня и кое-какие сбережения. Может быть, я
не слишком большая находка для вас, но все же не стоит мною пренебрегать.
Он посмотрел ей в глаза.
- Я хочу умереть.
Он расправил плечи и принял эффектную позу. Глаза мадам Шалон
оценивающе рассматривали его самым откровенным образом.
- Если хорошей пищей питаться в меру, - наконец задумчиво произнесла
мадам Шалон, - то это совсем не смертельно. Не будете ли вы столь любезны
поцеловать мне руку, инспектор Мирон?