5rik.ru

                            Кэролайн ФЛЕМИНГ

                           СМУГЛЫЙ ВЕНЕЦИАНЕЦ




                                    1

     Мужчина беззвучно вылез из  воды,  его  облегающий  черный  резиновый
костюм как шкура тюленя влажно блестел при бледном свете  убывающей  луны.
Мгновение  он  стоял,  не  двигаясь  и  прислушиваясь,   но   единственным
нарушавшим тишину звуком был мягкий плеск воды  у  бетонного  причала.  Он
посмотрел вниз на мрачные воды канала и слегка улыбнулся сам  себе,  потом
его фигура постепенно растаял в темноте, направляясь к черневшему  зданию,
это был склад, заваленный ожидавшими отправки,  корзинами  с  фруктами,  и
воздухом внутри напоенным сладким ароматом фруктов и дерева,  отодвигавшим
на задний фон пронизывающую здание сырость.
     Мужчина пробрался за гору корзин, снял очки и дыхательный  аппарат  и
опытными движениями стянул с себя костюм обтягивающий его подобно коже. За
считанные секунды он упрятал свое снаряжение в пустой футляр от  гитары  и
только баллоны с кислородом оставил под какими-то  мешками.  Затем  продел
руки в рукава  пиджака  от  костюма,  неторопливо  повязал  тренированными
движениями галстук, мысленно пытаясь делать все помедленнее.  После  этого
он направился к двери с футляром от гитары в  руке  и  с  сигаретой  между
зубами.
     Он бесшумно открыл дверь сарая и оглядел безлюдный  причал  и  только
потом вышел наружу и закрыл за собой дверь. Он легко зашагал вдоль длинной
набережной стены, резиновые подошвы его туфель делали его шаги  совершенно
неслышными.


     Граф Видал Чезаре небрежно выбрался из гондолы, заплатил гондольеру и
лениво пошел по  ступенчатой  пристани  к  расположенным  между  колоннами
воротам внутреннего дворца Палаццо Чезаре.
     Слабое розовое свечение кромки горизонта возвестило о  начале  нового
дня, позолотило многочисленные шпили и колокольни города, превратило серые
мрачные воды в розовые и приветливые. Вдали послышалось глухое  бормотанье
- город медленно пробуждался к жизни.  Вскоре  каналы  заполнят  плавающие
средства всех видов: гондолы, моторные  лодки,  маленькие  паровые  лодки,
которые называются naporetto, развозящие обычно  приезжих  по  гостиницам,
если те прибывают на вокзал, расположенный на Большом Канале.
     Но для графа Чезаре город был родным домом, и он давно уже исследовал
его сантиметр за сантиметром, начиная со Дворца Дожей и кончая  маленькой,
едва известной церковью Святого Франческо делла Винья.
     Палаццо Чезаре поднимался по  трем  сторонам  маленького  внутреннего
дворика, в который вошел граф, но за двориком так давно не ухаживали,  что
он давно уже зарос мхом и сорняками, а вьющиеся растения буйно  разрослись
на серых каменных стенах.
     Фасад палаццо все еще был целым и до сих пор сохранял  остатки  славы
былых веков. Он был типично венецианским, с украшенными кружевной  резьбой
лоджиями, некогда позолоченными, но к настоящему времени почти утратившими
свой блеск. И все же он был по-прежнему впечатляющим, и ему нетрудно  было
бы вернуть прошлое величие, если  бы  семья  Чезаре  оставалась  такой  же
богатой, как и прежние времена.
     Обитая железом дверь вела в нижний зал, бывший в ранний час таким  же
холодным,  как  и  воды  канала,  и  в  котором  слегка  пахло   плесенью.
Каменно-мраморная лестница величественно поднималась на второй  этаж,  где
находилась  протянувшаяся  от  передней  к  задней  части  дворца  длинная
комната, вдоль которой располагались  апартаменты,  модернизированные  для
графа и его  бабушки,  графини  единственных  здравствующих  членов  семьи
Чезаре.
     Кроме этих покоев, которые по современным стандартам были огромными и
роскошными, остальная часть дворца не была меблирована, оставалась нежилой
и постепенно приходила в упадок под действием сырости и разрушения. Иногда
граф Чезаре испытывал приступы сожаления из-за того, что  такое  состояние
дел продолжалось, но он не видел никакого другого  способа  изменить  его,
кроме как жениться на богатой наследнице. И хотя граф Чезаре как и все его
соотечественники,   не   испытывал   отвращения   к   легкому   флирту   с
противоположным полом, он еще не встретил ни одной женщины, которая,  даже
имея такого союзника как состояние, смогла бы заставить его отказаться  от
своей холостяцкой жизни. Он предполагал, что в один  прекрасный  день  ему
придется жениться хотя бы для того, чтобы продолжить род сыновей Чезаре, и
сохранить родовое имя, но ему было забавно видеть, как любящие мамаши, для
которых титул значит все, стараются подсунуть ему на глаза подходящих  для
брака женщин. Но как он однажды сказал, какой смысл покупать фрукт,  когда
его можно легко взять?
     Графиню приводил в отчаянье его образ жизни. Не дело проводить  ночи,
как она выражалась, за игрой в карты и  таскаясь  по  проституткам,  и  он
привык к обвинительным лекциям в лучах зарождающегося дня.
     В восемнадцать лет Видал осиротел, и  стал  графом  Чезаре  и  главою
семьи Чезаре и немного тронулся, получив на руки состояние.
     Но все это было в прошлом. Ничего теперь  нельзя  было  исправить,  а
будущее казалось туманным. Обретенный им опыт сослужил ему добрую службу в
последующие годы, и сегодняшний граф не питал иллюзий относительно мира  в
целом и женщин в частности. Он научился играть в игру, которая  так  легко
давалась его современникам, и в свою очередь стал опытным  игроком  подчас
неразборчивым в средствах, когда дело касалось  того  общества,  неписаные
правила которого временами напоминали законы джунглей.
     Он вошел в маленькую переднюю, выходившую в большую светлую  комнату,
обставленную как гостиная; широкие  окна  открывались  на  живописный  вид
тихого канала, соединявшегося с более широким, более важным водным  путем,
дугой огибавшим лабиринт аллей, дворцов, площадей и рыночных пятачков.
     Гостиная, обставленная темной мебелью  с  янтарно-желтым  ковром,  не
была ни  современной,  ни  античной.  Удобные,  низкие,  покрытые  зеленым
бархатом кресла стояли рядом  с  образцами  скульптуры,  сохраненными  его
бабушкой из первоначальной коллекции шедевров древнего искусства,  которая
давным-давно была распродана. Прекрасная, в полный  рост  статуя  римского
правителя занимала видное положение, восхитительный  мраморный  рельеф  из
двух голов, выполненный скульптором, известным в шестнадцатом веке, и бюст
священника,  к  которому  лично  граф  Чезаре  питал  отвращение.   Стены,
увешанные гобеленами, подчеркивали  нелепость  современного  телевизора  и
шкафчика с принадлежностями для коктейля, в то время, как низкий  кофейный
столик был явно французским. В стенном проеме находился  откидной  столик,
сделанный из полированного дерева, именно за ним граф, когда он  находился
дома, и его бабушка ели. В этот ранний час, в пять тридцать утра,  он  уже
был накрыт для завтрака Анной, экономкой, муж которой Джулио был  мастером
на  все  руки  и  выполнял  всевозможную  работу  во  дворце.   Они   были
единственными оставшимися слугами, и уже приближались  к  возрасту,  когда
пора отправляться на покой. Графиня ни за что на свете и  не  подумала  бы
попросить их уйти и нанять вместо них более молодых, ведь  они  служили  у
нее более сорока лет и знали графа Чезаре с рождения.
     Граф Чезаре слегка ослабил галстук и пересек гостиную, направляясь  к
двери своей гардеробной. Он разделся, принял душ, затем  лениво  скользнул
под шелковую простыню на огромную кровать в просторной спальне,  служившей
их семейству с незапамятных времен.
     Он заснул почти мгновенно и проснулся в пол двенадцатого от того, что
Анна  бесцеремонно  раздвинула  длинные  бархатные  шторы,  впустив  поток
солнечного света. Граф Чезаре застонал и перевернулся  на  живот,  спрятав
лицо в мягкие подушки.
     - Анна! - воскликнул он с отчаяньем. - Что ты делаешь?
     Маленькая,  полная,  добродушная  Анна,  одетая  в  привычное  черное
платье, живо повернулась и весело улыбнулась ему:
     - Графиня ждет. Она хочет поговорить с вами -  ответила  она,  сложив
руки на белом переднике. - Она должна сказать  вам  что-то  важное,  и  не
может больше ждать.
     Граф Чезаре лениво провел  рукой  по  густым  темным  волосам,  затем
неохотно сел в огромной кровати.
     - Кофе на столе рядом с вами, - подсказала Анна, - там же  булочки  и
масло.  Булочки  еще  горячие,  прямо  из  духовки.   Если   вы   захотите
позавтракать.
     - Дорогая Анна, что бы я делал без тебя? - иронически произнес  граф,
наливая себе из серебряного кофейника чашку черного кофе  и  добавляя  два
кусочков сахара.
     Женщина пожала полными плечами.
     - Я набрала вам ванну и  оставила  в  гардеробной  чистую  одежду,  -
продолжала она, словно он не открывал рта. -  Вам  нужно  что-нибудь  еще,
сеньор?
     Граф Чезаре покачал головой.
     - Нет, спасибо, Анна. Ты всегда предваряла мое малейшее желание, -  в
его  голубых  глазах  была  улыбка,   и   Анна   позволила   себе   мягкий
снисходительный взгляд. Для нее граф Чезаре не мог сделать ничего дурного.
     - Очень хорошо, сеньор.
     Она вышла, и  граф  выскользнул  из  кровати,  завернувшись  в  синий
шелковый халат. Он налил себе еще чашечку  кофе  и  неспеша  направился  в
примыкающую к спальне ванную комнату, чтобы принять ванну.
     Когда некоторое время спустя он появился в гостиной,  бабушка  сидела
возле бюро и писала письма. Хотя графине было уже около  восьмидесяти,  ее
ум был таким же ясным, как и всегда, несмотря  на  то,  что  тело  уже  не
подчинялось  каждому   ее   приказу.   Одолеваемая   тяжелыми   приступами
ревматизма, она смогла  сохранить  манеры  великой  графини,  и  никто  из
общавшихся с ней не мог не испытывать робость при ее величественном  виде.
И все же для тех, к кому она испытывала симпатию, она могла  быть  хорошим
другом. Хотя из-за своего внука она много часов провела в  беспокойстве  и
заботах, он все равно оставался для нее  самым  важным  человеком,  и  его
счастье и необходимость дать семье Чезаре наследника всегда  больше  всего
занимали ее мысли. Сегодня на ней был  розовато-лиловый  шелковый  костюм,
несколько нитей жемчуга свисали  с  довольно  морщинистой  шеи.  Она  была
маленькой и стройной, и никто не счел бы ее грозной до тех  пор,  пока  не
увидел ее глаза: в этих бледно-голубых очах пылало пламя и один их  взгляд
мог уничтожить человека на месте.
     Когда граф Чезаре вошел  в  гостиную,  она  повернулась  на  стуле  и
посмотрела на него внимательно и испытующе.
     - Ну, Чезаре, - холодно проговорила она, - значит  ты  наконец  решил
почтить нас своим присутствием!
     Граф Чезаре пожал широкими плечами и, прежде чем ответить,  полез  за
сигаретой.
     - Бабушка, ты как всегда пытаешься казаться очень грозной. Что  может
быть настолько срочным, чтобы поднять меня из постели в столь ранний час?
     Как он и предполагал, провокационный тон разъярил старую даму.
     - Уже время ленча, -  сердито  воскликнула  она.  -  Если  бы  ты  не
проводил ночь, попусту тратя время  в  ночных  клубах  и  казино  или  еще
где-то, ты не лежал бы в  постели  до  этого  времени!  Твой  образ  жизни
ужасает меня, Чезаре, и я боюсь думать о том, что  могу  умереть,  оставив
тебя самого вести все дела...
     - Я веду свои дела очень хорошо, спасибо, - безразлично ответил  граф
и упал в мягкое низкое кресло, взяв в руки экземпляр ежедневной газеты.
     - Чезаре! Послушай меня! - графиня сердито сжала кулаки.  -  У  тебя,
что, нет ни малейшего представления о чести твоей семьи? У тебя, что,  нет
чувства приличия? Тебе совершенно все равно, что чувствую я?
     Граф отшвырнул газету в сторону.
     - Ну, ладно, графиня, что вы намерены мне сообщить?
     Графиня встала, выпрямилась, сложила руки и произнесла:
     - У нас во дворце будут гости.
     - Что?! - наконец-то она пробудила в нем интерес. Граф прищурился,  и
нельзя сказать, чтобы вид у него был очень довольным.
     - Да, Чезаре, гости. - Теперь графиня была очень  уверенной  в  себе.
Она привлекла его внимание, и как хороший драматург, намеревалась затянуть
эту сцену как можно дольше. - Ты наверное не помнишь Джоанну Дауней. Мы  с
ней вместе ходили в школу в Париже, много-много лет назад. Мы были добрыми
подругами  и  даже,  когда  наши  школьные  годы  прошли,   мы   регулярно
переписывались. Затем, когда я вышла замуж за твоего дедушку, Джоанна была
одной из моих компаньонок.
     Графу начинал надоедать этот разговор.
     - И что? Эта женщина... она собирается приехать сюда?
     - О нет, увы, Джоанна умерла, около пятнадцати лет назад.
     - Тогда говори по существу, - нетерпеливо сказал граф.
     Графиня улыбнулась.
     - Конечно, конечно, - она задумчиво переплела пальцы. - Джоанна вышла
замуж довольно поздно, и человека, ставшего ее мужем,  ни  в  коем  случае
нельзя было назвать богатым. Ее родители имели кое-какие  деньги,  но  они
умерли вместе с ними, так что  Джоанне  надо  было  выйти  за  кого-нибудь
замуж, чтобы выжить.
     - Она могла найти работу,  -  сухо  заметил  Чезаре,  все  еще  не  в
состоянии понять смысл этого разговора.
     - О нет, не сорок лет назад. Девушки, получившие такое воспитание как
Джоанна, не "искали работу",  они  выходили  за  кого-то  замуж.  Так  что
Джоанна вышла замуж за английского пастора, Генри Бернарда, и уехала  жить
куда-то на юг Англии. А лет пять спустя она дала жизнь  девочке,  Селесте,
которую я крестила. Моя история становится более понятной?
     - Нет, - коротко ответил Чезаре.
     - Ну ничего,  скоро  ты  все  поймешь.  Селеста  была  восхитительным
ребенком, хотя после того как ей исполнилось восемнадцать, я ее  почти  не
видела. Как я тебе уже сказала, Джоанна умерла, а у Генри Бернарда не было
времени для тех, кто имеет деньги. Так что связь на некоторое время  стала
более слабой, но Селеста изредка писала мне, а я отвечала, и  из  писем  я
немного узнала об истории ее жизни. Когда  ей  было  всего  двадцать,  она
вышла замуж за человека, которому было уже за сорок,  вдовца  с  ребенком,
девочкой лет семи. К несчастью, ее муж погиб в автокатастрофе,  когда  они
прожили всего десять лет, и Селеста осталась с семнадцатилетней падчерицей
и без денег.
     - Не все меряют деньгами, - лениво заметил  граф.  -  Некоторые  люди
очень счастливы и без оных.
     - Тс-с! - графиня посмотрела на него с  упреком.  -  Я  не  заметила,
чтобы  ты  разделял  подобные  взгляды.  Ты,  кажется,  проматываешь  свое
состояние без видимых признаков борьбы.
     Чезаре улыбнулся.
     - Это моя забота, - ответил он мягко, и только его бабушка осознавала
что ему требуется усилие чтобы проявлять терпение.
     - Очень хорошо. В любом  случае,  это  сейчас  неважно.  Позволь  мне
продолжить мой рассказ.  Селеста  не  из  тех  женщин,  которых  подавляют
обстоятельства. Нет, вместо того, чтобы впасть в  отчаянье,  она  получила
для себя и своей падчерицы приглашение навестить дальнего  родственника  в
Соединенных Штатах и там снова  вышла  замуж.  На  этот  раз  за  богатого
промышленника Клиффорда Воэна. К сожалению, когда она стала его  супругой,
этот человек был довольно стар, и всего через два  года  после  заключения
брака умер, оставив Селесту обеспеченной женщиной.
     - Как удобно, - сухо сказал  Чезаре.  -  Я  полагаю,  она  его  очень
любила.
     Графиня пожала плечами.
     - Я в этом не сомневаюсь, но это не важно. Если она и вышла  за  него
из-за денег, зная, что он долго не проживает, кто я такая, чтобы  осуждать
ее? Я восхищаюсь ею. Она мне по сердцу.
     - Сердце! - Чезаре покачал головой. - Ну и какое у тебя сердце,  если
ты можешь одобрять брак, основанный исключительно на расчете?
     Графиня улыбнулась.
     - Мой  дорогой  Чезаре,  это  единственный  брак,  в  который  можешь
вступить ты, не так ли? Так что, пожалуйста, не критикуй меня!
     Чезаре беспечно встал с кресла.
     - Это немного другое дело. Я не собираюсь жениться на какой-то старой
карге, даже ради ее состояния.
     - Нет. И совершенно правильно. Старая карга не  может  подарить  тебе
сильных сыновей, сыновей, которые  будут  носить  фамилию  Чезаре,  -  она
задумчиво стала перебирать жемчужины. - Нет, Чезаре, ты должен жениться на
Селесте Воэн!
     Чезаре изумленно уставился на графиню. Наконец-то ее планы открылись,
стала ясна причина исчерпывающей жизненной истории, которую он только  что
выслушал совершенно без интереса. Она и раньше знакомила его с  девушками,
но на этот раз все обстоятельства были взвешены и  сочтены  превосходными.
Женщина была молодой, но не слишком; очаровательной, или по  крайней  мере
так считала графиня; и богатой, что  для  графини  Франчески  Марии  Софии
Чезаре было самым важным. Желанием всей ее жизни было восстановить  дворец
и единственное, о чем она молилась, было увидеть  как  это  произойдет,  а
потом умереть, только об этом и о своем внуке.
     Граф Чезаре покачал  головой.  На  мгновенье  совершенно  неожиданное
заявление выбило его из колеи, и он какое-то время думал  только  о  своих
чувствах. Но теперь осознание того, что это может  значить,  нахлынуло  на
него, и его слова прозвучали более резко, чем он этого хотел.
     - Это смешно! - заявил он холодно. - И  если  нашими  гостями  должны
быть эта женщина и ее падчерица, то я предлагаю тебе быстро  обратиться  к
почтовым службам и отправить телеграмму в Англию или в Соединенные  Штаты,
где бы они не находились, и сообщить, что обстоятельства, не зависящие  от
тебя, не позволяют им приехать в данное время, или они  могут  обнаружить,
что по этому адресу нет никакого графа Чезаре!
     Но его слова не вызвали ожидаемой реакции.
     - Слишком поздно, - ответила она самодовольно. - Они уже остановились
в "Даниэли", и я позвонила им сегодня утром, приглашая оставаться  у  нас,
сколько они захотят!



                                    2

     Эмма устало опустилась на край кровати, давая себе долгожданный отдых
от упаковывания вещей. Ей казалось ужасно глупым то, что  Селеста  достала
так много всего, зная с самого начала, что они недолго задержатся в отеле.
Но Селеста не имела ни малейшего желания заниматься  пакованием  чемоданов
самой, когда за нее это могла сделать Эмма. Хотя, в конце концов, наверно,
это было не так уж глупо. Эмма знала, что Селеста любит красивые  вещи,  и
любит, чтобы вокруг нее были ее собственные вещи, напоминающие ей  о  том,
что она их владелица. У Эммы была веская причина помнить это.
     Сделав глубокий вдох, Эмма принялась изучать свое отражение в большом
зеркале. Она увидела бледную копию самой себя, бледные щеки, бледные губы,
бесцветные волосы. Разве было сомнение в том, как она незначительна, после
того как посмотришь на великолепную копну красно-золотых кудрей Селесты  и
на ее горящие синие глаза? Она не могла не признаться себе, что  сравнение
с мачехой не в ее пользу, хотя и понимала, что сильный грипп,  только  что
перенесенный  ею,   послужил   причиной   ее   умственной   и   физической
подавленности. Она чувствовала, что должна быть благодарна Селесте за  то,
что та увезла ее из влажного и промозглого  английского  мая  в  теплый  и
приятно опьяняющий климат весенней Венеции. Но почему-то все что ни делала
сейчас Селеста, казалось, имеет что-то за собой, и Эмма пока еще не поняла
что именно.
     Для Эммы было шоком узнать о страсти своего отца к  девушке,  которая
была настолько молода, что годилась ему в дочери,  особенно  если  учесть,
что это случилось всего через несколько месяцев после смерти ее матери.  И
когда он женился на Селесте, Эмме пришлось принуждать себя  быть  любезной
со своей мачехой. Но ей нечего было волноваться. У Селесты не было времени
на маленьких  девочек,  и  она,  не  теряя  времени,  убедила  отца  Эммы,
отправить ее в интернат, несмотря на  то,  что  его  жалованье  бухгалтера
почти равнялось оплате за содержание ребенка.
     Эмма приняла школьную жизнь. Она всегда пользовалась популярностью  в
местной школе, и ей не составило труда подружиться с девочками в интернате
Святого Джозефа возле Эйлесбери. Сложнее было во время праздников, и  Эмму
отсылали к разным тетушкам и двоюродным сестрам до тех пор,  пока  она  не
стала достаточно взрослой, чтобы проводить каникулы дома, не вмешиваясь  в
жизнь своей мачехи.
     Ее отец, к ее величайшему сожалению, казалось, сдавал с каждым разом,
когда она его видела, и она  могла  только  предположить,  что  постоянное
требование денег со стороны Селесты  подрывало  его  здоровье.  Когда  она
заканчивала школу и  готовилась  к  экзаменам,  он  умер,  ее  забрали  из
интерната и она уже не вернулась туда.
     Когда разобрались  с  делами  ее  отца,  оказалось,  что  после  него
практически ничего не осталось, кроме дома, в котором они жили  и  который
без каких-либо условий перешел к Селесте, немедленно заявившей  Эмме,  что
она собирается его продать, и что Эмме лучше найти себе работу и комнату.
     Эмме  тяжело  было  приспособиться  к  новой  жизни,  и  она  яростно
ненавидела свою мачеху, ставшую причиной неожиданной смерти отца.
     Но время многое лечит, и Эмма, видевшая своего отца очень редко с тех
пор, как в их семье появилась Селеста, страдала не так сильно,  как  могло
бы быть при других обстоятельствах.
     Она слышала, что Селеста отправилась в Штаты, и не надеялась  увидеть
ее снова. Краткое послание уведомило ее о  втором  браке  Селесты,  а  еще
более краткое о  смерти  Клиффорда  Воэна  и  о  вступлении  ее  мачехи  в
наследство. Последнее не вызвало у  Эммы  ни  интереса,  ни  зависти.  Она
отнеслась к этому отстраненно, словно речь шла о  какой-то  незнакомке,  о
которой она  услышала  или  прочитала  в  газете.  Поглощенная  работой  в
качестве ученицы медсестры в Лондонской больнице, она  обнаружила,  что  в
состоянии совершенно забыть вмешательство Селесты в  ее  жизнь  и  помнить
только события того времени, когда  она  была  еще  совершенным  ребенком,
обожаемым  обоими  родителями.  Она  поняла,  что  отец  ее  был  довольно
слабовольным человеком, и что не стоит всю вину за то, что ее отослали  из
родного дома, возлагать только на мачеху, потому что если бы ее  отец  был
человеком другого типа, Селеста не смогла бы так легко подчинить его своей
воле.
     Пока  Селеста  находилась  в  Соединенных   Штатах,   Эмма   достигла
определенного прогресса в учебе, а дружба,  завязанная  ею  с  ровесницами
заставляла забыть о том, что у нее нет дома, так как ее всегда  были  рады
видеть в домах других  девушек.  Она  работала  много,  старшие  ее  часто
хвалили и ей думалось, что она действительно нашла свое место  в  жизни  и
может не бояться никаких перемен.
     Но шесть недель назад она очень сильно заболела гриппом, и  несколько
дней была  на  грани  воспаления  легких,  а  когда  кризис  миновал,  она
чувствовала себя слабой и измученной, и совершенно неспособной, по крайней
мере в течение нескольких недель, справляться с работой младшей медсестры.
     Старшая сестра позвала ее к себе в кабинет и спросила, нет ли  у  нее
родственников, которые могли бы пригласить ее к себе на некоторое время до
тех пор, пока окончательно не окрепнет. Желательно,  как  сказала  старшая
сестра, подальше от загазованных улиц Лондона.
     Эмма не могла придумать, кто бы это мог быть. Ее  частые  визиты,  по
инициативе Селесты, во время  каникул  к  родственникам,  укрепили  в  них
раздражение, хотя большинство из них были родственниками ее матери. И хотя
она не сомневалась, что они примут ее, если она об этом  попросит,  ей  не
хотелось сваливаться им на голову снова.
     Старшая сестра тоже не смогла  ничего  предложить  в  тот  момент,  и
проблема повисла в воздухе до тех пор, пока не прибыло из Нью-Йорка письмо
от Селесты. Та приглашала сопровождать ее во  время  поездки  в  Италию  в
течение нескольких недель. Время визита не указывалось,  но  сообщалось  о
том, что Селеста на следующий день вылетает домой в Лондон и  просит  Эмму
встретить ее в аэропорту.
     Сначала Эмма была ошеломлена тем, что спустя все  это  время  Селеста
может вот так просто написать и пригласить ее поехать с нею, а также  дать
инструкции относительно того, что Эмма должна встретить ее в аэропорту.
     Но осознание шаткости своего финансового положения, плюс любопытство,
свойственное всем людям, вынудили ее подчиниться. Она села  на  автобус  и
поехала в аэропорт,  а  оттуда  вернулась  вместе  с  Селестой  на  такси,
переднее сидение которого было завалено кучей новых чемоданов.
     Селеста повторила свое приглашение в гостиной номера, который сняла в
"Савойе", и Эмма почувствовала, что в своем белом  виниловом  плаще  и  со
спутанными  ветром  волосами,  должно  быть,  выглядит  скорее   служанкой
Селесты, чем ее падчерицей.
     Она говорила себе, что за всем этим должно что-то стоять, что  жадная
натура Селесты не могла измениться в одни момент, что та вряд ли потратила
бы деньги на билеты и гостиницу просто так,  но  она  мало  разбиралась  в
жизни  и  не  могла  понять  мотивов  своей  мачехи.  А  когда  Селеста  с
сочувствующим видом приняла сообщение о гриппе,  который  перенесла  Эмма,
она  и  вовсе  была  обезоружена.  Во  всяком  случае  девушка  решила  не
показывать своих сомнений, особенно, если учесть,  что  старшая  медсестра
запретила ей исполнять служебные обязанности в больнице, по крайней  мере,
в течение шести недель.
     Селеста с явным  удовольствием  восприняла  такое  положение  дел,  и
сказала Эмме,  что  при  сложившихся  обстоятельствах  гнет  необходимости
откладывать отъезд. Она даст Эмме деньги, чтобы та приобрела себе  одежду,
приличествующую дочери  обеспеченной  женщины,  и  как  только  паспортные
формальности будут закончены, они уедут.
     И только, когда они провели в "Даниэли" два дня,  в  течение  которых
Эмма была предоставлена сама себе, Селеста обрушила на нее новость о  том,
что они покидают отель и  переезжают  в  палаццо,  принадлежащий  крестной
матери Селесты, графине Чезаре.
     И теперь Эмма в муках восстанавливая  порядок  в  чемоданах  Селесты,
снова задумалась о том, сможет ли она разгадать, что стоит  за  поступками
Селесты. Почему она привезла ее сюда? И почему, решив погостить у графини,
мачеха сочла, что ей нужна компаньонка? Если бы ей потребовалась служанка,
она могла нанять кого-нибудь за гораздо меньшие деньги,  чем  ей  пришлось
заплатить за отдельную комнату в "Даниэли", отведенной  для  Эммы,  только
для того, чтобы никто не подумал,  будто  она  плохо  относиться  к  своей
падчерице.
     Эмма не могла постичь все  это.  Во  всяком  случае,  почему  Селеста
решила  переехать  в  какой-то  сырой  старомодный  палаццо,  когда  могла
наслаждаться комфортом и насыщенной жизнью в роскошном  отеле?  Эмма  была
уверена, что Селеста собирается жить у графини,  которой,  по  ее  словам,
было уже восемьдесят, не из альтруистических побуждений. На нее  это  было
непохоже! Так почему же она переезжает туда? Есть ли у графини  сын?  Если
есть,  то  не  это  ли  причина  возбуждения,  с  каким   мачеха   приняла
приглашение? В конце концов у Селесты сейчас  все  есть,  так,  может,  ей
захотелось иметь еще и титул? А если это было именно так,  то  Эмма  снова
задумалась над причинами, заставившими мачеху пригласить ее с собой.
     Дверь номера  распахнулась,  и  вошла  Селеста,  яркая  и  живая,  ее
изумрудно-зеленое платье из тонкого шелка плотно  облегало  изящные  линии
маленького, но прекрасно сложенного тела.
     - Эмма, - небрежно обратилась она к ней, - ты уже закончила сборы?
     Эмма поднялась на ноги. Она была пять футов восемь  дюймов  ростом  и
всегда чувствовала себя огромной рядом с хрупкой Селестой, хотя ее  фигура
и   была   привлекательно   пропорциональной,   без   угловатости,   часто
свойственной высоким худощавым девушкам.
     - Не совсем, - ответила Эмма. - Я решила немного перевести дух. Скажи
мне, Селеста, ты абсолютно уверена в том, что хочешь, чтобы я переехала  в
этот палаццо вместе с тобой? Я хочу сказать, что могла бы остаться  здесь,
или в каком-нибудь другом более дешевом пансионате.
     Лицо Селесты приняло странное выражение, и Эмма почувствовала, как  в
желудке у  нее  возникло  отвратительное  ощущение,  такое,  какое  всегда
возникало, когда мачеха звала ее к себе,  чтобы  сообщить  о  каком-нибудь
новом плане, касающемся падчерицы. Но сейчас Селеста не напугала ее,  хотя
иногда  смотрела  на  Эмму  так,  словно  та  находилась   рядом   с   нею
исключительно из милости.
     Конечно, ты отправишься со мной,  -  произнесла  Селеста  твердо,  ее
улыбка не гармонировала с холодными глазами. - Нас  обеих  пригласили,  и,
естественно, ты будешь сопровождать меня.
     Эмма пожала плечами.
     - Но с чего это вдруг графиня пригласила меня? -  настаивала  она,  и
Селеста сделала нетерпеливое движение.
     - Ты задаешь слишком много вопросов, - произнесла она раздраженно.  -
Где мое лимоновое шифоновое платье? Я одену его на обед  сегодня  вечером.
Сегодняшний вечер графиня  проведет  с  нами  здесь,  а  завтра  утром  мы
переедем из отеля в палаццо. - Она  повернулась  к  зеркалу,  с  довольным
видом изучая свое отражение. - Между прочим, ты обедаешь с нами.
     С тех пор, как они приехали в Венецию, Эмма обедала в своей  комнате,
предоставив их столик  в  столовой  Селесте  которой  нравилось  создавать
вокруг себя тайну, и  слышать,  как  все  поговаривают  об  очаровательной
вдове, каждый вечер сидящей за своим столиком в одиночестве.
     При последних словах мачехи глаза Эммы  расширились,  но  она  больше
ничего не сказала. Тайна сгущалась, и  у  Эммы  стало  зарождаться  слабое
подозрение, что Селеста хотела произвести  на  графиню  впечатление  своей
любовью к падчерице. Но зачем? Только в том случае, если графиня  ожидала,
что Селеста заботится о падчерице после смерти Чарльза Максвелла.
     Могло ли это быть тем ключом, который она искала? Эмма не  знала.  Ей
было больно признавать, что до сих  пор  Селеста  считала  ее  обузой,  от
которой чем скорее избавишься, тем лучше.
     В тот вечер на Эмме было розовое  хлопчатобумажное  платье,  которое,
хотя и стоило Селесте  приличных  денег,  тем  не  менее  было  простым  и
совершенно не подходило к светлым волосам Эммы. Ей шли более яркие  цвета,
а не пастельные тона. И, так как она теперь на все смотрела с подозрением,
то не могла не задуматься над тем, выбрала ли Селеста ей одежду скорее для
того, чтобы лишить ее привлекательности, чем для того,  чтобы  подчеркнуть
ее.
     В прошлом, правда, у нее не было  достаточно  денег,  чтобы  свободно
тратить их на одежду, но все что она носила, было удобным и молодежным,  и
никогда еще у  нее  не  возникало  чувства,  что  ее  преспокойно  сделали
совершенно безликой.
     Графиня прибыла ровно в восемь. Селеста и Эмма встречали ее  внизу  в
холле.  Эмма  подумала,  что  никогда  в  своей  жизни  не  видела   более
царственной особы, но так как обе  женщины  были  такими  маленькими,  она
чувствовала себя вдвойне неловко.
     Однако, графиня решила быть очаровательной, и когда  знакомство  было
закончено и они заказали аперитив, прервала опрос Селесты,  повернулась  к
Эмме и спросила:
     - А вы, моя дорогая, как относитесь к  неожиданному  изменению  своей
судьбы?
     Эмма взглянула на Селесту, потом пожав плечами, ответила:
     - Я... ну... это совсем не то, что больница.
     Пальцы Селесты предупреждающе вцепились в ее руку.
     - Больница? - графиня нахмурилась. - Моя дорогая, вы были в больнице?
Но в вашем возрасте это очень плохо.
     - Я... р... - начала Эмма,  но  пальцы  Селесты  сжали  ее  руку  еще
сильнее.
     - Разве я не сообщала вам в письме, что у  Эммы  была  очень  тяжелая
форма гриппа? -  быстро  заговорила  Селеста.  -  Он  едва  не  перешел  в
воспаление легких, и конечно, больница была самым безопасным местом.
     Эмма  посмотрела  на  свою  мачеху  с  изумлением.  Если  нужны  были
доказательства ее предположений, то вот они!
     - Нет, моя дорогая Селеста, - произнесла графиня, и Селеста отпустила
руку Эммы. - Ты мне ничего не писала. Но это неважно. Как удачно,  что  вы
приехали  в  Италию.  Осмелюсь  сказать,  что  здесь  ваше   окончательное
выздоровление будет куда более приятным, чем в Лондоне. Я знаю вашу страну
очень хорошо, и ее климат ужасает меня!
     Эмма  тяжело  глотнула,  какое-то   мгновение   неспособная   мыслить
логически.
     - Ваш английский превосходен,  -  неуклюже  пробормотала  она,  не  в
состоянии, даже если бы ей это стоило жизни, придумать что-нибудь  другое.
Она знала, что от нее ждут каких-то слов.
     - Спасибо, моя дорогая.  Я  сама  всегда  так  думала,  -  улыбнулась
графиня. - Ну, допивайте ваше мартини. Думаю, пора переходить к обеду. Она
взяла Селесту под руку. - А теперь, моя дорогая, ты должна рассказать  мне
все. Я хочу все знать о твоих двух покойных мужьях, и о том, думаешь ли ты
снова выйти замуж. В тридцать три года  твоя  жизнь  только  началась.  Мы
должны постараться сделать ваше пребывание здесь незабываемым.
     Эмма была  потрясена.  Она  хотела  пожаловаться  на  головную  боль,
которую действительно испытывала, и  оставить  их,  чтобы  хоть  чуть-чуть
собраться с мыслями, но ее внутреннее чувство  приличия  не  позволяло  ей
оскорбить графиню таким  образом.  Кроме  того,  она  знала,  какой  будет
реакция Селесты, если она  вдруг  попытается  сбежать  с  этого  вечернего
развлечения.
     Так что она последовала на обед, и ковырялась в еде, слушая  разговор
графини с мачехой. Еда была восхитительной, минестра, суп,  приготовленный
из овощей и трав, ароматный и вкусный,  но  Эмма  едва  ли  заметила,  что
находится у нее в тарелке. Даже сладкий десерт не пробудил ее от летаргии,
в которую она погрузилась. К счастью,  графиня  обращалась  в  основном  к
Селесте, так что ей не  пришлось  больше  лгать,  хотя  та  не  стеснялась
приукрашивать правду в своих собственных  интересах,  а  также  совершенно
менять обстоятельства, если находила это более выгодным для себя.
     - Бедный Чарльз, - говорила она. - Он был совсем молодым, когда умер,
ему едва исполнилось пятьдесят три, и он был таким очаровательным!  -  она
посмотрела на Эмму. - Естественно, мы  с  Эммой  разделили  наше  горе,  и
думаю, помогли друг другу в тяжелое время.
     - Конечно, -  понимающе  кивнула  графиня.  -  Смерть  всегда  тяжело
перенести, и тебе повезло, что рядом была подруга почти твоих лет. Кстати,
моя дорогая, тебя ни в коем случае нельзя принять за мать этой девочки. Ты
выглядишь удивительно молодо, и вас можно принять за сестер.
     Оценивающий взгляд, которым она одарила Эмму, сказал ей  лучше  слов,
что графиня считает Селесту куда более привлекательной и изящной,  чем  ее
падчерица.
     - Мы с Эммой добрые друзья, -  произнесла  Селеста,  снова  глядя  на
девушку, словно подталкивая ее опровергнуть это утверждение, но Эмма  была
слишком поглощена своими мыслями и ничего не замечала.
     И по мере того, как время шло, она  задумалась  над  тем,  а  почему,
собственно, ее это вообще должно трогать. В конце концов у нее никогда  не
было сомнений относительно того, как к ней относится  Селеста,  начиная  с
того  времени,  как  ее  отослали  в  интернат.  Да  она,  в  общем-то,  и
предполагала, что ее взяли в это путешествие в качестве  компаньонки,  так
что какая разница, если Селеста решила сыграть роль феи, вырвавшей Эмму из
тяжелой прозаической  жизни  и  перенесла  в  этот  изящный  мир  дворцов,
аристократии и богатства?
     Казалось  логичным  предположить,  что  Селеста   хотела   показаться
спасительницей Эммы и  наставницей.  И  графиня,  явно  гордившаяся  своим
родом, едва ли посчитает  женщину,  несколько  лет  назад,  без  сожаления
бросившую свою падчерицу, подходящим и достойным ее общества лицом.
     Эмма не была дурой, что бы про нее ни думала Селеста,  и  возможность
хорошо провести отпуск, хотя и не подворачивается каждый  день,  не  может
быть достаточной для того чтобы оправдать умышленный  обман  старой  леди.
Ибо именно это и делала Селеста, сомневаться не приходилось.  И,  конечно,
причины станут известны, если  только  нынешний  граф  изволит  появиться.
Пожилой, уродливый, распутный, ему, возможно, подходят все или только одна
из этих характеристик, но Селеста, не упустившая  случай  выйти  замуж  за
человека,  которому  было  уже  за  семьдесят,  ради  одной   единственной
очевидной цели приобрести в обществе положение состоятельной женщины, вряд
ли сочтет все это важным,  когда  речь  идет  о  дворянстве,  которое  она
получит, став графиней Селестой Чезаре.
     Эмма почувствовала отвращение и стыд, но само  ее  присутствие  здесь
делало ее участницей обмана, и все ее надежды на удовольствие, которое она
могла получить от отдыха, были омрачены неловкостью ситуации.  Как  только
они вернутся в номер, она скажет Селесте, что  уезжает  домой,  и  что  та
может переезжать в Палаццо завтра утром и делать все, что хочет, но без ее
помощи.
     Графиня  внезапно  обратила  внимание  на  Эмму.  Какое-то  мгновение
изучала ее, потом поинтересовалась:
     - Как вам нравится пребывание в Венеции, моя дорогая? Вас  интересуют
старые здания, музеи и галереи? Или вам больше по душе  Лидо  и  спокойные
голубые воды Адриатики?
     Эмма собралась с мыслями.
     - Думаю, это  прекрасное  место,  -  ответила  она  вежливо,  но  без
прежнего энтузиазма, так что Селеста с любопытством посмотрела на  нее.  -
Конечно, я уже побывала во Дворце Дожей, а этим утром выпила кофе в  одном
из уличных кафе на площади Святого Марка.
     - А, да, Пьяцца Сан Марко. А вы ходили в Базилику?
     - К сожалению, нет. У меня не было времени, чтобы  осмотреть  ее  как
следует, да и не хотелось делать это в спешке.
     Графиня пожала ей руки.
     - Вижу, вы находите удовольствие в красивых вещах. Это мне  нравится.
У моей семьи раньше была большая коллекция картин  и  скульптур,  но  увы,
многие из  них  пришлось  продать,  хотя  это  не  помешало  мне  посещать
художественные галереи  и  церкви,  где  сохраняются  подлинные  сокровища
искусства, с которыми можно познакомиться и восхищаться, - она  улыбнулась
и повернулась к Селесте. - Мы с твоей матерью  часами  бродили  по  Лувру,
когда были молодыми. Она рассказывала тебе?
     Селеста заколебалась.
     - Конечно, дорогая тетя Франческа, - сказала она мягко, но Эмма  была
уверена, что это еще одна ложь. Сама она не  могла  сдержать  возбуждения,
вызванного разговором о таких известных во всем мире  шедеврах,  и  знания
графини, подкрепленные  годами  интереса  и  знакомства  с  произведениями
искусства, могли увлечь ее на много часов. Жаль, что  завтра  ей  придется
вернуться в Лондон, и попытаться забыть это почти незабываемое начало.
     Когда обед был закончен, Эмма поблагодарила и извинилась. Теперь,  по
крайней мере, она могла уйти, не вызвав раздражения своей  мачехи,  потому
что чувствовала, та хочет  остаться  наедине  с  графиней,  по  той  самой
причине, которая привела ее в Венецию.
     Эмма  поднялась  в  свою  комнату,  взяла  легкую  накидку  и   снова
спустилась вниз. Если ей предстоит утром уехать, то она должна насладиться
последним вечером в полной мере. Она не особенно задумывалась над тем, что
не дело молодой девушке  в  одиночестве  отправляться  на  улицы  Венеции,
особенно,  если  учесть,  что   итальянские   мужчины   славились   своими
заигрываниями.
     Но  Эмма  чувствовала,  что  совершенно  в  состоянии  справиться   с
возможным ухажером и игнорировала восхищенные взгляды  в  свою  сторону  и
небрежные приветствия, адресованные ей.
     Каналы были переполнены даже в такое время года, и гондолы то и  дело
отчаливали от ступенек, увозя парочки в незабываемое путешествие, гондолы,
огоньки которых блестели в темноте.
     Магазины были уже закрыты, но многочисленные кафе  работали,  и  Эмма
испытывала соблазн зайти в одно из них и попросить чашечку кофе, но на это
ее мужества уже не хватало. Она не взяла с собой кошелек, иначе  могла  бы
сама нанять гондолу, несмотря на  всю  экстравагантность  этого  поступка,
потому что там она по  крайней  мере  могла  бы  отдохнуть  от  постоянных
попыток избежать взглядов смелых темных глаз.
     Наконец она вернулась в гостиницу, и ею стало  овладевать  угнетенное
настроение. Ей еще  предстояла  встреча  с  Селестой,  не  обещавшая  быть
приятной. Она помнила, какой злобный нрав у Селесты, когда кто-то  перечит
ей.
     Она вошла в "Даниэли" и пересекала холл, не видя ничего вокруг  себя,
когда неожиданно натолкнулась на мужчину, рассеянно вышедшего из бара. Она
неловко отступила  назад,  щеки  ее  вспыхнули  а  извинение  было  готово
сорваться с губ. Но мужчина опередил ее, было видно, что  воспитанность  у
него в крови.
     - Scusi, signorina. Silo un mio sbaglio [Извините, синьорина. Это моя
вина], - произнес он по-итальянски.
     -  Non  importa,  signore  [Ничего  страшного,   сеньор],   -   также
по-итальянски пробормотала Эмма, и уголки ее рта дрогнули в улыбке,  когда
она увидела глядящие на нее голубые глаза. В  то  время  как  ее  оценивал
опытный взгляд, девушка обнаружила, что изучает его также пристально.
     Она почувствовала, что в нем есть что-то такое, что отличает  его  от
остальных итальянских мужчин, встреченных ею этим вечером. В том,  что  он
был итальянцем, она нисколько не сомневалась, несмотря на то, что  он  был
не меньше шести  футов  ростом,  а  это  немало  для  итальянцев.  Он  был
стройным,  но  широкоплечим,  что  немного  не  соответствовало  небрежной
элегантности его вечернего костюма. Она  чувствовала,  что  он  не  просто
сибарит, хотя, казалось, ощущает себя совершенно свободно в этом роскошном
окружении. Его кожа была очень загорелой для европейца, словно  он  провел
много часов на открытом воздухе, а ресницы были самыми длинными,  из  тех,
что она когда-либо видела у мужчин, и были единственной женственной чертой
на в целом очень мужественном лице. Она подумала,  что  некоторые  женщины
назвали бы его красивым, но привлекательность его заключалась не столько в
приятной  наружности,  сколько  в  притягательном  обаянии,   заставлявшем
женщину отчетливо  осознать  собственную  женственность.  Он  был  намного
старше  Эммы,  где-то  между  тридцатью  пятью  и  сорока  пятью,  и   эта
неопределенность возраста полностью  обезоруживала  Эмму.  Ее  никогда  не
привлекали мужчины постарше, казалось, что с ребятами ее возраста  гораздо
веселее, чем с немолодыми врачами из больницы, но внезапно, все ее  старые
представления словно подверглись быстрому переосмыслению,  и  она  поняла,
что у нее еще очень мало жизненного опыта.
     Мужчина улыбнулся и спросил:
     - Parla lei Italiano? [Вы говорите по-итальянски?]
     - No [Нет], - Эмма вздохнула и пожала  плечами.  -  Только  фразы  из
итальянского разговорника.
     - Итак, - он говорил по-английски с  едва  заметным  акцентом,  -  вы
англичанка. Скажите мне, я причинил вам боль?
     Эмма покачала головой, забыв  о  том,  что  когда  она  так  поспешно
отступила назад, кто-то сильно ударил ее по лодыжке, теперь  действительно
болевшей.
     - Хорошо, хорошо. Вы здесь на отдыхе, синьорина?
     -  Да,  сеньор,  -  и  поняв,  что  позволяет  ему  завести  с  собой
знакомство, она стала отходить назад,  но  мужчина  остановил  ее,  слегка
прикоснувшись к руке холодными сильными пальцами.
     - Не уходите синьорина. Позвольте мне купить вам кампри, хотя бы ради
того, чтобы показать, что вы простили меня.
     Эмма покачала головой.
     - Спасибо, но нет, сеньор, Мои... мои  друзья  ждут  меня.  Я  должна
идти. И конечно, я простила вас. Я была виновата не меньше вашего.
     Глаза у мужчины были веселыми.
     - Очень хорошо, но по крайней мере скажите как вас зовут.
     - Ладно, - Эмма улыбнулась. - Эмма Максвелл.
     - Bene. Arrivederci, signorina.
     - До свидания, - Эмма решительно направилась к лифту, ощущая, что его
глаза провожают ее, и чувствуя, как тело охватывает волнение при  мысли  о
возможности снова его встретить.
     И только оказавшись в своей комнате, она вспомнила, что этим  вечером
собиралась сказать Селесте, что утром уезжает. Эмма заколебалась и подошла
к трюмо, подталкиваемая желанием увидеть свое отражение и оценивающе  себя
рассмотреть.  Но,  как  это  глупо!  Для  чего   такому   мужчине   глупая
девушка-подросток вроде нее? Если бы она  была  сумасшедше  красивой,  как
Селеста, тогда, может быть, у нее  и  была  бы  причина  чувствовать  этот
безумный прилив счастья, но в ней  не  было  ничего,  что  можно  было  бы
похвалить. Волосы светлые, это правда, но они разочаровывающе прямые  и  в
данный момент спадали по плечам шелковистыми  прядями.  Лицо  бледное,  но
скоро потемнеет под жарким солнцем, а глаза, которые  она  всегда  считала
своей самой привлекательной чертой, большие,  широко-посаженные,  зеленые,
обрамлены  ресницами,  уступающими  ресницам  незнакомца.  И  наконец  она
добралась до розового платья, оно ее ни в коем случае не украшало, и  Эмма
решила, что  чтобы  ни  случилось,  первое  что  она  сделает  утром,  это
отправится на один из маленьких базарчиков, в изобилии  расположившихся  в
крошечных аллея между каналами и купит себе платье такого  цвета,  который
ей  шел.  Ярко  красного,  возможно,  или   того   великолепного   оттенка
королевского синего.
     Но прежде всего  ей  предстоял  разговор  с  Селестой,  хотя  сейчас,
почему-то, желание убежать из Венеции при первой же возможности, казалось,
утратило свою привлекательность.



                                    3

     Селеста вернулась в номер только под  самое  утро,  и  когда  открыла
дверь, она что-то тихо напевала,  словно  была  очень  довольна  тем,  что
произошло вечером. Эмма засиделась за книжкой до полуночи, затем  легла  в
кровать и пролежала без сна, думая о том, что может делать Селеста.  Ясно,
что графиня в таком возрасте не бодрствовала до такого часа.
     Эмма выскользнула из кровати,  накинула  на  стройное  тело  стеганый
халат, тихо отворила дверь  своей  спальни  и  вошла  в  гостиную  номера.
Селеста только что взяла сигарету и  теперь  стояла  и  курила  с  ленивой
улыбкой на лице.
     Она вздрогнула, как показалось Эмме, почти  виновато,  при  появлении
падчерицы и воскликнула:
     - Эмма! Что, черт возьми, ты делаешь, зачем подкрадываешься  в  такой
ранний час.
     Эмма пожала плечами и прошла в комнату.
     - Я... я не могла заснуть, - сказала она небрежно. - Селеста, я думаю
о том, чтобы завтра уехать домой. Вернее, сегодня.
     Выражение лица Селесты абсолютно изменилось.
     - Домой? Ты хочешь сказать в Англию?
     - Да, - Эмма нервно обхватила себя руками. - Я... я не знаю,  что  ты
там лгала о наших отношениях, но я определенно не  готова  обманывать  эту
милую старую леди.
     Селеста уставилась на нее с изумлением, затем иронично засмеялась.
     - Эта милая старая леди, как ты ее назвала, на самом деле беспокоится
больше о моих деньгах, чем о моих пороках,  -  выпалила  она.  -  В  твоем
наивном уме никогда не зарождалась мысль о том, что я  приехала  сюда  для
того, чтобы отхватить себе титул, а в ответ восстановить  состояние  семьи
Чезаре?
     Щеки Эммы вспыхнули.
     - Я задумывалась над этим, - медленно призналась она.  -  Но  все  не
может быть так просто,  как  ты  говоришь,  Селеста,  иначе  зачем  бы  ты
привезла меня с собой?
     Селеста улыбнулась, но ее улыбку нельзя было назвать приятной.
     - В какой-то степени ты права. Графиню интересуют деньги,  я  признаю
это, но подобно всем итальянцам для нее имеет большое  значение  семья,  и
если бы я приехала сюда без моей дорогой падчерицы, смею предположить,  ей
захотелось бы узнать, почему.
     - Ты могла бы сказать правду, что у меня работа в Лондоне.
     - О нет, дорогая. Возможно с твоим узколобым подходом к  жизни,  тебе
не приходило в голову поинтересоваться сколько денег оставил мне Клиффорд,
но  могу  тебя  уверить,  что  графиня  знает  мой  банковский  баланс  до
последнего цента. Во  всяком  случае,  я  бы  этому  не  удивилась  устало
спросила  Эмма.  -  Многие  девушки,  родители   которых   имеют   деньги,
зарабатывают себе на жизнь, почему бы этого не делать и мне?
     Селеста пожала плечами.
     - Ты, конечно, могла бы - пробормотала она задумчиво, - но  я  думаю,
что с несколькими миллионами долларов наличными и в  ценных  бумагах  это,
мягко выражаясь, маловероятно.
     - Несколько миллионов долларов! - Эмма не могла поверить.
     - Конечно. Уж не считаешь ли ты, что я вышла  замуж  за  Клиффорда  и
терпела его лапанье ради грошей?
     Эмме стало противно.
     - Селеста, - произнесла она почти неслышно.
     - Что? Эмма, будь разумной! Какой вред может быть от того, что старая
леди вообразит, будто мы с тобой  находимся  в  наилучших  отношениях,  ну
просто для того, чтобы  удовлетворить...  ну  как  бы  это  сказать...  ее
правила приличия?
     Эти слова на время  лишили  Эмму  аргументов.  Если  правда  то,  что
графиня заинтересована в Селесте исключительно из-за ее  денег,  разве  не
разумно, что та должна воспользоваться случаем и получить титул, если  это
для нее так важно? В конце концов, Селеста принадлежала к тому типу людей,
которые получают то, что хотят, несмотря ни на какие препятствия.
     Эмма покачала головой.
     - Вся ситуация отвратительна. Если это то, что тебе приносят  деньги,
то я рада, что у меня их нет.
     - Почему, дорогая? Разве ты не хотела бы стать графиней?
     - Не особенно. Я бы лучше вышла замуж за  человека,  которого  люблю,
чем за какого-то старого плейбоя,  промотавшего  собственное  состояние  и
жаждущего начать проматывать чье-то еще.
     Селеста засмеялась.
     - О, Эмма, ты не могла бы больше ошибаться в том, что касается  графа
Чезаре. Он далеко не старый и очень привлекателен. Не то чтобы  это  имело
значение, как ты, наверное, догадалась, но приятно  осознавать,  что  отцу
моих детей не понадобятся стимуляторы, усиливающие его природные желания.
     Эмма отвернулась.
     - Селеста! - воскликнула она. - Ты говоришь ужасные вещи.
     - Ты слишком чувствительна, дорогая, - небрежно парировала Селеста. -
Если  ты  пообщаешься  со  мной   подольше,   то   скоро   сбросишь   свою
чувствительную кожу и немного загрубеешь. Взрослей, дорогая.  Конечно,  ты
прекрасно понимаешь, что причина, по которой  графиня  хочет  меня,  а  не
какую-нибудь более старую и, возможно, более богатую женщину,  заключается
в том, что я могу произвести на свет наследника, которого она  так  горячо
пожелает для своего внука. Понимаешь?
     Эмма содрогнулась.
     - Ну, это все  решает.  Я  лучше  останусь  в  стороне,  если  ты  не
возражаешь. Я поеду домой, а ты разбирайся со своей жизнью  без  меня.  До
сих пор  тебе  это  очень  хорошо  удавалось.  Не  думай,  что  ты  должна
чувствовать, будто несешь за меня ответственность. Подобно  тебе,  я  могу
выжить в своей собственной среде.
     Голос Селесты неожиданно стал твердым.
     - Ты остаешься.
     - Думаю, что нет, - Эмма была непреклонна.
     - Тогда подумай еще раз, Эмма. Графине ты понравилась, и  я  не  имею
желания отпускать тебя в Англию и оставаться с кучей требующих  объяснения
фактов. Нет, дорогая, ты остаешься, и если  ты  намереваешься  произносить
речи, то лучше этого не делай! Ты можешь не верить этому прямо сейчас,  но
я могу сделать твою жизнь крайне неприятной, если меня заставить,  а  если
ты поступишь наперекор мне, я посчитаю, что меня вынуждают это сделать.
     Щеки Эммы горели.
     - Не пугай меня, Селеста. Я сама себя содержу, и ты это  знаешь.  Мне
не нужно никакой помощи от тебя.
     - Нет. Наверно, нет. Но тот  госпиталь,  в  котором  ты  работаешь  в
Лондоне, несомненно, пользуется  какими-то  фондами,  и  если  ты  пойдешь
против меня, я найду кого-нибудь из его сотрудников, кто за деньги  сможет
сделать все что угодно, ты понимаешь?
     Эмма смотрела на нее широко открытыми глазами.
     - Ты, должно быть, шутишь!
     - Я никогда в своей жизни не была более серьезной.
     - Есть другие больницы.
     - Я всегда смогу найти тебя. Дорогая, у меня есть  деньги,  и  поверь
мне, я знаю, что деньги могут купить все, абсолютно все!
     - Я верю,  что  ты  начнешь  преследовать  меня,  -  произнесла  Эмма
медленно. - Но почему? Селеста, почему? Что я тебе сделала?
     - Ничего. Но это не имеет ко всему никакого отношения. Я хочу,  чтобы
ты была здесь, и если ты пойдешь против меня, твоя жизнь станет  настолько
неприятной, что ты наверняка, пожалеешь, что сделала это, - она  вздохнула
и ее тон снова изменился. - Дорогая, о чем я в конце  концов  тебя  прошу?
Шесть недель твоего времени, шесть недель, в  течение  которых  ты  можешь
познакомиться с одним из самых волнующих городов  мира,  конечно,  это  не
слишком много?
     Эмма покачала головой, слишком  потрясенная,  чтобы  произнести  хоть
слово, затем так же молча повернулась и пошла назад  в  свою  спальню.  Ей
было девятнадцать, не так уж много, она была неопытной и слегка испугалась
угроз мачехи, и в  целом  мире  не  было  никого,  к  кому  она  могла  бы
обратиться, не считая парочки дальних родственников, там в Англии, которым
было абсолютно все равно, что с ней происходит. Похоже, она  присоединится
к Селесте, потому что в данный  момент,  не  чувствовала  себя  достаточно
сильной, чтобы противостоять ей.


     На следующее утро за завтраком можно было подумать, что ночной  сцены
никогда не было. К Селесте вернулось ее прежнее снисходительное отношение,
и если она и думала,  что  Эмма  была  чересчур  молчаливой  и,  возможно,
довольно подавленной, то ее собственная непрерывная болтовня скрывала  все
это.
     Она рассказала Эмме,  что  прошлым  вечером  познакомилась  с  графом
Видалом Чезаре.
     - Он присоединился к нам после обеда, -  сказала  она  с  улыбкой  на
губах, с той самодовольной улыбкой, которая могла бы быть у  кота,  только
что полакомившегося сметаной. - Он не мог присоединиться к нам за  обедом,
потому что у него были назначены встречи, которые нельзя отменить,  но  он
оставался со мной после того, как  уехала  графиня,  и  мы  отправились  в
путешествие на гондоле. Эмма, дорогая, это было восхитительно!  Мы  должны
подумать о том, что мы можем сделать, чтобы  найти  тебе  спутника  на  то
время, что ты здесь, потому  что  нельзя  наслаждаться  прелестями  ночной
Венеции без подходящего мужчины рядом.
     - Спасибо, но в этом не будет необходимости, - сказала Эмма спокойно,
и Селеста резко посмотрела на нее.
     - Ты не уедешь, - это было скорее утверждение, чем вопрос.
     - Нет, Селеста, я не уеду. Но я также  не  собираюсь  позволить  тебе
навязать мне какого-то праздношатающегося родственника этого графа.
     - Не будь такой резкой,  дорогая.  Никто  не  будет  заставлять  тебя
делать то, что ты не хочешь, - она изящно поднялась на ноги. - А теперь  я
пойду и  переоденусь,  а  ты  можешь  закончить  упаковывать  вещи,  если,
конечно, ты будешь  любезна.  Гондола  прибудет  в  одиннадцать.  Какой-то
парень, работающий на графиню, кажется, его зовут Джулио, приедет  отвезти
нас  в  Палаццо.  Только  представь,  Эмма,  Селеста  Бернард   гостит   в
венецианском палаццо!
     Для Эммы Палаццо воплощал многое. Он был, несомненно, старым,  и  как
она полагала, красивым,  но  сейчас  ее  голову  занимали  мысли,  главным
образом связанные с Селестой. Она не  испытывала  от  предстоящего  визита
того волнения, которое могла бы испытывать при других обстоятельствах.
     Селеста задрожала, когда они пересекали прохладный  и  темный  нижний
зал  и  вслед  за  Джулио,  согнувшимся  под  тяжестью   двух   чемоданов,
поднимались по лестнице. Эмма несла небольшой чемодан и сумку,  в  которой
находились почти все ее вещи, в то время, как внизу  в  зале  еще  остался
огромный чемодан, набитый вечерними платьями,  туфлями  и  драгоценностями
Селесты.
     - Нам надо будет установить лифт, - бросила Селеста через плечо Эмме.
- В Штатах никто не поднимается по лестнице пешком!
     Графиня  ждала  их  в  большой  гостиной,  и  Селеста  с  облегчением
заметила, что этих апартаментах было установлено центральное отопление,  а
мебель была в меру современной и удобной. Она не видела  смысла  сохранять
внутренние комнаты Палаццо в том же состоянии, что и внешние стены, и Эмма
была уверена, что ее первые мысли  были  о  том,  какие  перемены  следует
произвести, как только станет ясно, что она будет следующей графиней.
     Служанка, Анна, подала им кофе и пирожные,  а  после  того,  как  они
выпили несколько чашечек, и Селеста выкурила пару сигарет, им показали  их
комнаты.
     Комната Селесты представляла собой огромный зал с массивной  кроватью
под балдахином с  бархатными  портьерами,  прикрепленными  к  центральному
карнизу. Их можно было опустить и полностью скрыть лежащих на кровати.  На
мозаичном полу были разбросаны мягкие  пушистые  коврики,  а  мебель  была
сделана из темного дерева, цвет которого подчеркивался яркостью  покрывала
и штор.
     - О, небо! - воскликнула Селеста. - Это похоже на небольшую приемную.
     - Возможно, в старые времена  она  использовалась  в  этих  целях,  -
заметила Эмма, на мгновение забыв о своих собственных проблемах.  -  Может
быть, графини проводили аудиенции в  своих  спальнях,  подобно  королям  и
королевам в былые дни.
     - Это факт? - Селеста скривила рот. - Ну,  ладно  до  тех  пор,  пока
кровать удобная, не думаю, что меня это будет  волновать.  Хотя  на  самом
деле эти портьеры могут создавать духоту в жаркий вечер.
     - В этом месте? - Эмма покачала головой. - Не могу представить, чтобы
в этих комнатах когда-нибудь было душно, как ты выражаешься. Они построены
из камня, эти палаццо, ты же знаешь.  А  чтобы  нагреть  камень  требуется
очень много тепла.
     Селеста вздохнула.
     - А где ванная  комната?  Интересно,  водопровод  здесь  современный?
Будем надеяться, что так.
     Ванная комната была  огромной  и  царственной,  а  ванна  была  такой
большой, что в ней  одновременно  смогли  бы  поместиться  человек  десять
взрослых, но водопровод был современным, и когда краны  были  открыты,  из
них хлынул поток освежающей воды.
     Анна предложила Селесте помочь с  распаковкой  чемоданов,  и  оставив
мачеху заботам служанки, Эмма решила познакомиться с дворцом  поближе.  Ее
собственная спальня была намного менее впечатляющей, чем спальня  Селесты,
хотя и достаточно большой, но кровать представляла собой  современный  тип
диван-кровати на четырех ножках, что ее разочаровало.  Ей  гораздо  больше
чем Селесте была по душе подлинная атмосфера, создаваемая старыми  вещами,
находившимися в подходящем для них месте.
     Гостиная, когда она туда вернулась, была пустой, но  из  двери  слева
которая, казалось, вела куда-то на кухню, раздавался шум, и Эмма подумала,
что, возможно, старая леди наблюдает за приготовлениями к ленчу.
     Она вышла в довольно длинную галерею, соединявшую переднюю  и  заднюю
части дворца, и некоторое время стояла  глядя  вниз  на  пустой  и  темный
нижний зал. Она могла представить, как выглядел Палаццо в  те  дни,  когда
этот зал использовался для  приемов,  когда  комната  заполнялась  красиво
одетыми  женщинами  в  шелках,  атласе  и  парче,  с  украшениями,   более
сказочными, чем Эмма когда-либо видела, а мужчины, возможно, без париков и
элегантно одетые в атласные бриджи и камзолы, танцевали со  своими  дамами
менуэт. Звуки скрипки  долетали  до  юных  членов  семьи,  наблюдавших  за
происходящим из какого-нибудь укромного уголка на этой самой галерее.
     Она  задумалась,  на  ее  губах  появилась  легкая  улыбка,  и  резко
вздрогнула,  пробужденная  от  своих  фантазий  звуком  открывшейся  внизу
входной двери. Брызнувший в отверстие  солнечный  свет  мгновенно  рассеял
полумрак и осветил фигуру мужчины, вошедшего  в  Палаццо  с  футляром  для
гитары.
     Не имея ни малейшего представления о том, что за  ним  наблюдают,  он
бесшумно пересек зал, подошел к кладовой, открыл дверь и без единого звука
исчез внутри.
     Эмма  нахмурилась  и  резко  выпрямилась.  Она  опиралась  на  перила
балкона, и ее рука замерзла. Но она не замечала этого. В появлении мужчины
было что-то необычное, она не могла сказать, что именно,  но  он  двигался
крадучись, словно менее всего хотел привлечь к себе внимание. А  если  это
так, то кто бы это мог быть? И что он делает там внизу?
     Эмма тяжело сглотнула. Ей было трудно оценить ситуацию. Из того,  что
рассказала ей Селеста,  и  разговора  с  графиней  накануне  вечером,  она
поняла, что нижними помещениями никто не пользуется, а если  это  так,  то
какая причина может заставить кого-нибудь войти в кладовую вниз, да еще  с
футляром от гитары? Когда она подумала об этом,  то  мысль  показалась  ей
глупой. Пожав плечами, она решительно повернулась и пошла прочь с балкона.
Что бы там не происходило, это не ее  дело,  а  она  слишком  плохо  знала
графиню, чтобы отправиться к ней и спросить,  знает  ли  она,  что  кто-то
пользуется одной из нижних комнат.
     Она прошла мимо нескольких тяжелых резных  дверей,  испытывая  жгучее
желание открыть  их  и  посмотреть,  что  за  тайны  скрываются  за  ними.
Небольшой инцидент,  свидетельницей  которого  она  только  что  стала,  и
который может оказаться совершенно невинным, вызвал у нее странное чувство
нервозности. И она  решила,  что  лучше  ей  вернуться  в  гостиную,  пока
воображение не унесло ее слишком далеко.
     Она едва не лишилась дара речи от  испуга,  когда  у  нее  за  спиной
раздался голос:
     - Интересно, куда это вы идете?
     Эмма резко повернулась, и прижала руку  к  губам,  словно  для  того,
чтобы сдержать  крик,  который  чуть-чуть  не  вырвался  от  неожиданности
чьего-то появления. Затем, глядя на мужчину широко открытыми глазами,  она
произнесла:
     - Вы!?
     Это был мужчина из холла отеля "Даниэли".
     У него тоже был удивленный вид, глаза прищурились.
     - Почему вы здесь?  -  Тон  его  был  резким,  словно  он  на  что-то
сердился, и она не могла понять почему.
     - Я... ну... графиня Чезаре пригласила нас с мачехой погостить у нее.
Но... кто вы такой?
     Его лицо расслабилось.
     - Так вы падчерица Селесты Воэн?
     - Да. Но вы не ответили на мой вопрос, - она вдруг вскрикнула.  -  Вы
ведь не граф? - Ее голос был теперь едва слышен.
     - К вашим услугам, - любезно согласился он.
     - Тогда... -  Эмма  замолчала.  -  Но  откуда  вы  пришли?..  Я  хочу
сказать... я не слышала, как вы вошли. Так это... были вы, там,  внизу,  в
зале?
     Его лицо мгновенно потемнело.
     - Вы долго  стояли  на  галерее?  Или  вы  что-то  услышали  и  вышли
посмотреть?
     -  Боюсь,  я  грезила  наяву...  -  Эмма  вдруг   вспомнила   с   кем
разговаривает. - Прошу прощения. Я должна говорить  "сеньор"  или  "сеньор
граф", не так ли? - Она покраснела. - Боюсь, что  я  немного  теряюсь.  Вы
меня так напугали.
     - Это не имеет значения. Вы сказали, что грезили наяву?
     - Да. Я... я  видела,  как  кто-то  вошел  с  футляром  от  гитары  и
направился к одной  из  кладовых.  Я  просто  подумала,  что  это  немного
странно,  так  как  графиня  сказала,  что  нижними  комнатами  никто   не
пользуется. Конечно, если бы я знала, что это были вы...
     Граф нахмурился и беспокойно провел рукой по волосам. Затем некоторое
время внимательно смотрел на нее после чего сказал:
     - Я иногда пользуюсь кладовыми для хранения вещей. Вот и все.
     Эмма кивнула.
     Мгновение они стояли  молча.  Эмме,  которая  находилась  в  каком-то
странном восприимчивом настроении, эта тишина показалась почти  осязаемой.
Но тут же ее мозг пронзили мысли, словно стальные крылья ударили по легкой
паутине: это граф, за которого Селеста собирается замуж. Это человек вчера
вечером наполнивший ее таким замечательным чувством  уверенности  в  себе,
глаза которого сказали ей, что он  находит  ее  почти  привлекательной,  и
который пригласил ее выпить с ним.  Это  было  невероятно,  неприемлемо  и
ужасно.  Как  он  может  допустить,  чтобы   его   покупали,   даже   ради
восстановления богатства семьи Чезаре? Это было омерзительно.
     Она чувствовала, что он смотрит на  нее,  и  с  отвращением  опустила
глаза  на  свои  тесные  темно-синие  джинсы  и  бледно-голубую  футболку,
внезапно вспомнив, что пообещала себе купить новые платья, и что  ссора  с
Селестой заставила ее совсем забыть обо всем другом.
     Он как-то странно улыбнулся и произнес:
     - Я понял, что падчерица Селесты ребенок, едва ли не школьница.
     Щеки Эммы вспыхнули.
     - Мне девятнадцать, - сказала она.  -  Через  несколько  месяцев  мне
будет двадцать.
     - Действительно.
     Эмма пожала плечами.
     - Ну... Пойдем в гостиную?
     - Если хотите. -  В  нем  была  та  особая  уверенность,  уверенность
мужчины,  сознающего  свою  власть  над  женщинами.   Эмма   почувствовала
раздражение от того что хоть на мгновение, но поддалась его обаянию, в  то
время как он  был  неисправимым  игроком,  бабником,  и  не  испытывал  ни
малейшего беспокойства от того, что женится на женщине исключительно из-за
ее состояния.



                                    4

     Когда они вошли, Селесты в гостиной не было, но графиня была  там,  и
увидев их, улыбнулась и сказала:
     - А, вижу вы уже познакомились. Чезаре,  не  пора  ли  переодеться  к
столу.
     На графе были  свободные  темные  брюки  и  белая  шелковая  рубашка,
расстегнутый воротник которой открывал темные волосы на груди, и на взгляд
Эммы выглядел так же привлекательно, как и прошлым вечером. Она  упрекнула
себя за свою  наивность.  В  конце  концов,  он  был  не  зеленым  юношей,
стремящимся вызвать шушуканье у девочек, а зрелым  мужчиной,  человеком  и
высшего общества, более того, человеком который фактически  годился  ей  в
отцы.
     - Как скажете, графиня - пробормотал граф Чезаре, его глаза  еще  раз
задумчиво скользнули по Эмме. Она покраснела и сказала:
     - Полагаю, мне тоже надо переодеться. Боюсь я напрасно теряю время.
     - Что вы делали, дитя мое? - с теплотой спросила ее графиня.
     - Я осматривала дворец, - ответила Эмма с готовностью, она была  рада
стряхнуть то угнетенное настроение, которое начинало овладевать ею. -  Мне
кажется, когда-то это было замечательное место.  -  Она  смутилась,  поняв
скрытый смысл своих слов. - То есть... в те  дни,  когда  роскошная  жизнь
считалась само собой разумеющейся.
     - Я вас поняла, дитя мое, - мягко  ответила  графиня.  -  Не  бойтесь
сказать мне, что Палаццо скоро рухнет нам на голову из-за того, что за ним
не следят. Мой внук мало беспокоится о прошлом, он живет настоящим.
     Эмма нервно посмотрела на графа. Тот стоял совершенно спокойно слушая
их  разговор,  и  казалось,  его  абсолютно  не  беспокоит   бестактность,
проявленная его бабушкой. Напротив, казалось, это его забавляет.
     -  Вы  поймете,  что  моя  бабушка   очень   хочет,   чтобы   Палаццо
восстановили, - заметил он. - Для нее, вещи важнее людей. А я считаю,  что
человеку необходимо место, где бы он мог жить, пища,  которую  он  мог  бы
есть, и яркое солнце, чтобы не замерзнуть. - Он засмеялся, тихим  приятным
смехом, который разозлил его бабушку.
     - А деньги? - спросила  она.  -  Как  же  насчет  денег,  Чезаре?  Ты
последний человек, который мог бы обойтись без них!
     Чезаре пожал плечами.
     - Графиня, вы действительно меня слишком плохо знаете. Люди, как  вам
известно, меняются, становятся более взрослыми, более зрелыми,  набираются
опыта.
     - Ха! - графиня разразилась потоком итальянских  слов,  которые,  как
подумала Эмма были не очень приятными,  и,  пятясь,  она  выскользнула  из
комнаты и пошла к себе в спальню.
     Ленч подали на террасе, выходящей на канал. Сидя под  лучами  теплого
солнца  и  вдыхая   восхитительные   запахи,   идущие   из   кухни,   Эмма
почувствовала, что расслабляется.
     Она переоделась в темно-синее платье из тонкой шерсти, бывшее  у  нее
задолго до того, как снова появилась Селеста, и которое, как она знала, ей
было к лицу. Свои прямые волосы она расчесывала до тех пор,  пока  они  не
стали светиться.
     Но все равно, какой незначительной она была  рядом  с  ослепительной,
яркой красотой своей мачехи, сидевшей слева от графини во главе стола.
     На Селесте было блестящее  желтое  узкое  платье  с  большим  стоячим
воротником, придававшим коричневатый оттенок ее золотисто-рыжим волосам. В
ушах   сверкали   висячие   бриллиантовые   сережки,   гармонировавшие   с
бриллиантовым кулоном, соблазняюще покоящемся во впадинке между грудями.
     Эмма подумала,  что  граф  Чезаре,  сидевший  напротив  нее,  не  мог
сопротивляться притяжению этой искрящейся побрякушки  в  алебастрово-белой
оправе, и непрерывно ковыряла рисовый пудинг, лежавший у нее  на  тарелке.
Ей никогда еще не приходилось бороться с чувствами, подобными тем, которые
вызвал у нее граф Чезаре, и она объясняла это  только  довольно  необычной
обстановкой в сочетании с  тем  фактом,  что  он  был  первым  итальянским
графом, которого она встретила. Вернее,  вообще  первым  графом.  Все  это
временно повергло ее в летаргическое состояние. В  конце  концов,  сказала
она себе, она была не так уж наивна в смысле мужчин. В  течение  последних
трех лет у нее было много знакомых ребят,  с  которыми  она  обнималась  и
целовалась довольно легко, не принимая близко к сердцу, что устраивало обе
стороны. Она  подумала,  что,  наверно,  романтическая  атмосфера  Венеции
заставляет всех непрерывно думать  о  любви  и  влюбленных.  И  совершенно
естественно, для девушки,  вырвавшейся  из  такой  рутины,  как  она,  так
неожиданно перенесенной в такую обстановку, испытывать такое волнение.
     Но как бы она не старалась, как бы не убеждала себя, глаза помимо  ее
воли  по-прежнему  стремились  к  графу  Чезаре;  Эмма  изучала  его   так
пристально, что, должно  быть,  он  это  заметил,  потому  что  неожиданно
повернулся и посмотрел в ее  сторону.  Она  поспешно  наклонила  голову  и
подхватила вилкой остатки грибов и риса.
     Когда ленч был закончен, Селеста объявила, что  собирается  предаться
своей приобретенной  привычке  сиесты,  и  так  как  графиня  намеревалась
поступить аналогично, Эмма подумала, что у нее есть время  отправиться  за
покупками, совершенно забыв о том, что в Италии между часом и четырьмя все
магазины закрыты.
     Она взяла кожаную сумку, которую носила через плечо, сменила туфли на
каблуках на более удобные сандалии и, сказав Анне, что на некоторое  время
выйдет, спустилась в нижний зал.
     Она очень удивилась, когда из тени под лестницей появилась фигура,  и
произнесла голосом графа:
     - Ну, и куда это вы идете?
     Эмма задрожала.
     - Я иду за покупками сеньор граф. И мне  бы  хотелось,  чтобы  вы  не
пугали меня так каждый раз.
     Он улыбнулся и легко прикоснулся к ее руке.
     - Магазины закрыты, а на улицах слишком жарко для прогулки,  так  что
предлагаю вам пойти со мной, я покажу вам некоторые прелести лагуны.
     Глаза Эммы расширились.
     - Вы! Я хотела сказать... Почему?
     - Потому что я хочу, а я всегда делаю то, что хочу.
     - Действительно, - Эмма смотрела на него с легким раздражением.
     Было очень хорошо восхищаться им  на  расстоянии,  но  она  не  могла
отрицать, что находиться вот так рядом с ним было несколько выше  ее  сил.
Она также боялась исходящего от него магнетизма. Рядом с ним она  не  была
уверена в себе и кроме того, знала, что Селеста этого бы не одобрила.
     Граф Чезаре погладил прядь светлых волос и произнес:
     - Ты хочешь пойти, так почему бы этого не  сделать?  Если  волнуешься
насчет своей мачехи, то я ей не скажу.
     Эмма почувствовала себя оскорбленной.
     -  Другими  словами,  вы  хотите  тайно  встречаться  со  мной  между
страстными свиданиями с Селестой!
     Он улыбнулся и, не обращая внимания на слова,  потащил  ее  к  двери.
Эмма  позволила  увлечь  себя,  в   любом   случае   было   очень   трудно
сопротивляться, когда так отчаянно хотелось уступить.
     Оказавшись на улице под солнечными лучами, он констатировал:
     - Какое ты... как вы это говорите... старомодное существо, со  своими
тайными встречами и свиданиями. Какое нам может быть до этого  дело,  cara
mia, в этот восхитительнейший из дней? Идем, ты ведь  не  собираешься  мне
отказать, не так ли? В конце концов, мисс Эмма Максвелл, мы  познакомились
вчера вечером, не правда ли, и сегодня я зашел к тебе в  гостиницу,  чтобы
снова   принести   свои   извинения   и   предложить   себя   в   качестве
сопровождающего, если ты вдруг захочешь исследовать мой город.
     Эмма была поражена.
     - Я вам не верю, - воскликнула  она  импульсивно.  -  Почему  вы  это
сделали?
     Он  пожал  плечами,  и  они  пересекли  внешний  двор  и  подошли   к
ступенькам.
     - Я сам начинаю удивляться, - мягко пробормотал он, и она  посмотрела
вверх на него и улыбнулась, не в состоянии сопротивляться  его  небрежному
тону. Он был высоким, и Эмма, привыкшая к мужчинам  не  намного  выше  ее,
подумала, как приятно смотреть  на  него  снизу  вверх.  У  ступенек  была
пришвартована моторная лодка, и он сказал:
     - Это моя. Не возражаешь, если мы воспользуемся ею вместо гондолы?  Я
предпочитаю сам сидеть за рулем, не опасаясь, что  кто-то  подслушает  мой
разговор.
     Эмма  почувствовала  соблазн  сделать  какое-нибудь   замечание,   но
сдержалась. Она просто позволила ему помочь ей сесть в маленькую  лодку  и
ждала, пока он запрыгнул и сел рядом с ней.
     Потом она стояла возле него в маленькой кабине, поглощенная постоянно
меняющимся многообразием окружающих  их  достопримечательностей,  понимая,
когда они осматривали шедевры, что он хорошо знает историю  города,  чтобы
там не говорила о нем его бабушка. Она видела церковь  Санта  Мария  делла
Салюте и Ка'д'Оро, Золотой Дом.  Граф  Чезаре  знал  названия  почти  всех
дворцов мимо которых они проплывали, а Эмма и не представляла себе, что их
так много, только смотрела и смотрела, и сжимала руки от восторга.
     Они проплыли под мостом Риальто,  и  девушка  увидела  все  магазины,
расположенные вдоль него, особые товары, выставленные в их витринах.
     - Лучше пройти по мосту пешком, - сказал  Чезаре.  -  В  магазинчиках
продается   много   привлекающих   туристов   вещей:   муранское   стекло,
венецианские кружева и украшения, игрушки и всевозможные сувениры.
     Эмма кивнула.
     - Я уверена, что лучше. Но должна признаться, что туристические точки
не особенно привлекают меня. Я бы предпочла что-то менее... коммерческое.
     - Хорошо, - граф улыбнулся. - Если ты мне доверяешь, сделаем,  как  я
предложил вначале, я покажу тебе лагуну.
     - Доверяю вам? - Эмма нахмурилась. - Я не понимаю.
     Чезаре резко повернул лодку в более темный, узкий канал,  протекающий
между темными каменными стенами домов, выходящих прямо на  канал.  Обвитые
вьющимися растениями арки вели во  внутренние  дворики,  кованые  железные
решетки которых казались воротами в подводные сады. Маленькие лодочки были
привязаны к шестам или небольшим колоннам.
     - Я имею в виду, что многие  островки  лагуны  сейчас  пустынны,  там
никого нет, понимаешь. Конечно, есть Мурано, Бурано и Торчелло, но  думаю,
мы прибережем их на потом, хорошо?
     Эмма посмотрела на часы.
     - Уже больше трех часов, синьор. Возможно,  было  бы  лучше  оставить
лагуну на потом.
     Чезаре пожал широкими плечами, и Эмма не могла  не  залюбоваться  тем
как заиграли под серым шелковым пиджаком костюма его сильные мышцы. Почему
он не женился, думала она, должно быть, немало женщин охотно  пожертвовали
бы своей свободой ради него.
     Внезапно они вылетели из полумрака каналов на  яркую  открытую  гладь
моря, такого же голубого, как небо, сливавшееся с ним  на  горизонте.  Это
было так неожиданно и так красиво, что Эмма только вскрикнула  и  покачала
головой в изумлении.
     Чезаре выключил мотор лодки, и некоторое время они плыли по  течению,
оставив  шпили  и  церкви  близкорасположенных  островков  Венеции  далеко
позади. В это время дня немногие отправлялись путешествовать, и  казалось,
они были совсем одни в голубом-голубом мире изолированной нереальности.
     - Тебе нравится? - спросил он, вопросительно глядя на нее.
     Она беспомощно покачала головой.
     - Как такое  может  не  нравиться?  Она  пошла  на  корму  маленького
суденышка и села на мягкие  подушки,  покрывавшие  скамейку.  Граф  Чезаре
последовал за ней и  сел  рядом,  предлагая  ей  сигарету.  Эмма  покачала
головой.
     - Я все еще не понимаю, почему вы привезли сюда меня!
     - А почему бы и нет? - он лениво откинулся назад, разглядывая ее  так
внимательно, что она смутилась. Ты мне нравишься.
     Эмма не могла промолчать.
     - Граф Чезаре...
     - Чезаре достаточно, - мягко перебил он.
     - Ну... тогда Чезаре. Это просто не доходит до меня. Я отлично  знаю,
что Селеста куда более интересный для вас человек, чем когда-либо могла бы
быть я, так почему же вы возитесь со мной? - Она вздохнула. -  Пожалуйста,
не пытайтесь меня обмануть.
     Он возмущенно развел руками.
     - А я и ее  пытаюсь.  Ты  мне  действительно  нравишься,  и  я  хотел
посмотреть, как ты отреагируешь на все это.
     - Почему вы не взяли Селесту? Почему вы отказались от сиесты?
     - Ты задаешь слишком много вопросов, - ответил он холодно, его  голос
прозвучал далеко не уговаривающе. - Принимай дары  в  том  виде,  как  нам
предлагают их боги.
     Эмма повернулась к нему спиной. Она просто  не  могла  поверить,  что
этому мужчине, этому графу  Чезаре,  могло  так  сразу  понравиться  такое
незначительное, незаметное существо, как она, что он рискнул бы шансами на
успех с ее мачехой для того, чтобы взять ее  с  собой.  Это  было  смешно.
Должна существовать другая причина, по которой он  готов  тратить  на  нее
время, но ни за что в жизни она  не  могла  бы  представить,  что  это  за
причина. Он был слишком привлекательным и не мог  находить  ее  более  чем
мимолетно интересной. Его приглашение выпить  с  ним  вчера  вечером  было
абсолютно инстинктивной реакцией итальянца,  желающего  показать,  что  он
искренне извиняется, и его не следует  принимать  серьезно.  Маловероятно,
чтобы он заходил к ней сегодня утром, как он сказал, и с любом  случае  не
ожидал обнаружить ее, так сказать, отдыхающей на  ступеньках  своего  дома
немного позже. В тот раз он  говорил  с  ней  довольно  резко,  словно  ее
присутствие только раздражало его.
     Она видела, как граф бросил окурок сигареты в воду и наблюдал, как он
медленно растворяется и распадается на маленькие табачные крошки,  которые
исчезли в глубина.  Последний  разговор  испортил  ей  настроение,  и  она
чувствовала себя разочарованной и несчастной.
     Она взглянула на него и увидела, что он смотрит невидящими глазами  в
воду, словно глубоко поглощен мыслями. Он мгновенно почувствовал ее взгляд
и искоса посмотрел на жнее.
     - Хочешь вернуться?
     Эмма пожала плечами.
     - Думаю, что лучше вернуться.
     Видал Чезаре смахнул частичку пепла с брюк и встал. Он  стоял,  глядя
вниз на ее поднятое лицо, затем взял сильными  пальцами  за  подбородок  и
оценивающе повернул лицо в одну и в другую сторону.
     - Не преуменьшай своих достоинств, Эмма Максвелл, - пробормотал  граф
мягко. - Ты славный  ребенок,  и  при  правильном  обращении  можешь  быть
довольно красивой, ты знала это?
     - Я не ребенок! - парировала девушка, хотя  и  слегка  по-детски.  Он
поднял темные брови.
     - Нет? Возможно и нет для молодых людей твоего возраста,  но  мне  ты
кажешься невероятно юной и наивной. Я даже не могу  вспомнить,  когда  сам
был таким же молодым. Я чувствую себя так, словно родился старым.
     -  Женщины  взрослеют  намного  раньше,   чем   мужчины,   -   быстро
отреагировала она.
     - Хорошо, я принимаю это. Но как ты сказала  раньше,  Селеста  больше
подходит мне по возрасту.
     - Я не упоминала возраст, - сухо сказала Эмма, ее щеки горели,  и  он
отпустил ее.
     - Нет. Но ты проницательна, - произнес  он  загадочно,  и  отправился
вперед заводить мотор.
     Эмма вздохнула. Ну и что она доказала? Что Чезаре ни в коем случае не
считает  ее  вызовом  своей  мужественности,  что  он  не  имеет  для  нее
сексуальной привлекательности.
     Она встала и присоединилась к нему.
     - Скажите мне честно, зачем вы привезли меня сюда?
     Чезаре вздохнул.
     - Потому что ты славный ребенок, и потому что ты мне нравишься.
     - И это единственная причина?
     - Что бы ты хотела, чтобы я сказал? - он улыбнулся. - Я не имею дел с
подростками, чтобы ты не слышала от твоей очаровательной мачехи.
     - Вы не могли быть более откровенным! -  воскликнула  Эмма,  чуть  не
плача. - О, зачем я только поехала!
     Чезаре засмеялся, и на секунду ей показалось, что он похож на  самого
дьявола. Насмехается над ней, дразнит,  пока  она  не  почувствовала,  что
могла бы дать ему пощечину, так он ее разозлил.
     -  Ты  ожидала  легкомысленного  флирта?  -  спросил  он   совершенно
откровенно. Но Эмма была слишком изумлена и не ответила. - Ты, наверное, в
глубине души всего лишь еще одна туристка,  приехавшая  в  Венецию,  чтобы
завести так называемый курортный роман, а затем вернуться назад в Англию и
снова погрузиться в каждодневные дела?
     - Конечно, нет, - Эмма отвернулась. - Я изменила свое первое мнение о
вас, сеньор граф. Я думала, вы джентльмен!
     Они вернулись в полумрак каналов и графу,  отлично  знавшему  каналы,
потребовалось немного времени, чтобы добраться до Палаццо Чезаре.
     Эмма не стала ждать его помощи, поспешно вылезла из  лодки,  пока  он
привязывал веревку, и быстро пошла через  двор  во  дворец  через  тяжелую
дверь.
     Он догнал ее, когда она подходила к ступенькам лестницы.
     - Как я понял ты на меня сердишься, - насмешливо пробормотал он.
     - Мои чувства не распространяются на вас,  -  ответила  она  холодно,
ступая на первую ступеньку с тем  достоинством,  на  которое  только  была
способна в тот момент. Но ее ноги были влажными после  лодки,  а  каменные
ступеньки  за  долгое  время  стерлись,  нога  соскользнула   назад,   она
споткнулась и, наверняка, упала бы,  если  бы  он  не  стоял  сзади  и  не
поддержал ее.
     Он поймал ее, и она почувствовала спиной тепло и силу его  тела.  Его
руки на минуту обняли ее, крепко прижали к груди, и она почувствовала, как
ноги ее становятся ватными. Никогда  в  жизни  она  не  испытывала  такого
сильного ощущения своей сексуальной принадлежности. По  его  участившемуся
дыханию, Эмма поняла, что это прикосновение взволновало и его. Если бы она
повернулась в его руках, то его губы, она чувствовала это, стали бы искать
ее, и ей было ужасно трудно сопротивляться соблазну.
     Затем  она  поняла,  что  свободна,  он  резко  отступил  назад.   Не
оглядываясь Эмма взлетела  вверх  по  лестнице,  удары  ее  сердца  громом
отдавались у нее в ушах.



                                    5

     Чезаре вышел из конторы Марко  Кортино.  Он  пробрался  через  шумную
толпу, которая,  казалось,  не  рассеивалась  ни  в  какое  время  дня,  и
направился к мосту Риальто. Смешавшись с туристами, он мог надеяться,  что
прошел незамеченным, что очень устраивало его.  У  него  не  было  желания
привлекать внимание к своему пребыванию в этой части города.
     Пройдя  мимо  моста,  он  направился  по  многочисленным  улочкам   и
переулкам к Пьяццо Сан Марко. Посмотрев на часы, он увидел, что уже  почти
одиннадцать, а он пообещал встретиться с Селестой в одном из кафе, которых
было не счесть на этой площади, ровно в одиннадцать.
     Он с радостью узнал, что она до этого должна была  сделать  кое-какие
покупки, так что это избавило его от необходимости объяснять, почему он не
мог бы составить ей компанию раньше. Ему  надо  было  срочно  связаться  с
Марко и сообщить ему информацию, которую узнал, но было бы совсем  нелегко
придумать предлог для того, чтобы отправиться в район Фондако ден Тедески.
     Он подумал о том, как глупо было с его стороны позволить гостям своей
бабушки остаться в Палаццо, в то время, как  столько  было  поставлено  на
карту, но не в его характере было вести себя грубо и невоспитанно, поэтому
ему пришлось смириться с их  присутствием,  стараясь  не  афишировать  тот
факт, что Селеста обладает значительным  состоянием.  Он  сомневался,  что
кто-нибудь поверит  в  то,  что  ему  безразличны  планы  бабушки,  а  его
собственная попытка показать интерес к падчерице не увенчалась успехом.
     Вспомнив свою прогулку с Эммой  два  дня  назад,  он  снова  принялся
ругать себя. Это был глупый и  совершенно  идиотский  поступок,  приведший
лишь к тому, что ему удалось разрушить обычную дружбу,  которая  могла  бы
завязаться у него с этим ребенком.
     Ребенком? Он задумался. В податливой мягкости ее тела,  когда  он  на
мгновение прижал ее к себе на лестнице, не было ничего детского, да и  его
собственная реакция была исключительно взрослой. Он честно признался себе,
что при любых  других  обстоятельствах,  он  посчитал  бы  роман  с  Эммой
забавным. Правда, что касается его, то все молодые женщины были  для  него
одинаковы, но Эммина неискушенность и трогательное отрицание того, что  он
может проявлять к ней какой-то интерес, как-то странно задели его,  и  ему
хотелось бы продолжить эксперимент.
     Селеста - совсем  другое  дело.  Она  была  очень  красивой  и  очень
богатой, и ненамного моложе его. Он знал, что она очень  хочет,  чтобы  он
побыстрее перевел их знакомство во что-то более  глубокое,  но  впервые  в
жизни желание обладания  притупилось.  Он  знал  многих  красивых  женщин,
фактически даже считал красоту необходимым условием  физического  желания,
но сейчас обнаружил, что это не всегда так. Эмма, этот  ребенок,  не  была
прекрасивой, и все же ее высокое тело, мягко очерченное было желанным хотя
сама она этого и не осознавала. Ее волосы были мягкими как  шелк  и  слабо
пахли  лимоновым  шампунем,  которым  она  пользовалась.  Руки  тоже  были
мягкими, и Чезаре почувствовал яростную злость на самого себя за  то,  что
так явно представил удовольствие, которое бы он испытал  от  прикосновения
этих маленьких изящных ручек к своему  телу,  и  чувственные  наслаждения,
которые они бы вместе испытали.
     - Чезаре! Чезаре! - сердито одернул он себя. -  Что  ты  за  мужчина,
если позволяешь себе так неосторожно увлечься девятнадцатилетней  девочкой
в свои сорок?
     Для самобичевания мало значило  то,  что  это  увлечение  было  чисто
умственным, а не физическим, ибо его религия, к которой он  относился  так
серьезно, как к ничему другому в своей жизни, говорила о  том,  что  мысль
так же греховна, как и поступок.
     Он добрался до площади, и прежде чем встретиться с  Селестой  закурил
сигарету, надеясь, что она поможет ему  успокоить  разбушевавшиеся  мысли.
Единственным  способом  не  дать  чувствам  управлять  его  ощущениями   и
чувственностью было посильнее увлечься Селестой, чтобы  та  вытеснила  все
мысли об Эмме Максвелл из его головы. Но здесь крылась  опасность  другого
рода.
     Селеста  ждала  его,  протягивая  кампари  и  зажав  между  прекрасно
наманикюренными  пальцами  длинную  американскую  сигарету.  На  ней  было
бледно-голубое льняное платье с рукавом в три четверти  и  низким  круглым
декольте, не  очень  длинные  волосы  кудрявой  массой  окружали  красивую
голову, прозрачный шифоновый шарф развевался на легком ветерке.  Она  была
молодой, красивой и элегантной, и казалось, полностью владела собой.
     Селеста с удовольствием посмотрела на него, когда он остановился у ее
столика и улыбнулась.
     - Ну, Видал, ты  опоздал,  -  промурлыкала  она.  -  Уже  пять  минут
двенадцатого. - Ее тон был слегка укоризненным.
     - Извини. Меня задержали, - Чезаре сел рядом  с  нею  и  сделал  жест
официанту. - Ты меня простишь?
     Селеста позволила ему взять свою руку и только потом  красиво  повела
плечами.
     - Так как это ты, то да, - сказала она кокетливо. - Где ты был?
     Чезаре небрежно пожал плечами.
     - Занимался своими делами. Что ты будешь пить, Селеста?
     Позже Селеста предложила отправиться в Базилику.
     - Ты уверена, что хочешь туда пойти? -  в  тоне  графа  чувствовалась
неохота.
     - Конечно, мой дорогой. Я не могу пробыть так долго в  Венеции  и  не
увидеть Базилику, не так ли?
     Так что  они  последовали  за  потоком  туристов  и  вступили  в  мир
венецианско-византийской   архитектуры,   инкрустированной   мрамором    и
блестящей от  золотой  мозаики.  Пол  представлял  собою  чудо  мозаичного
искусства, а замечательных скульптур и картин было так много, что человеку
было трудно воспринять все это.
     - Некоторые части  церкви  были  построены  еще  в  девятом  веке,  -
произнес Чезаре, наблюдая за лицом Селесты. Он не увидел на нем  и  намека
на  тот  нескрываемый  восторг,  который  был  на   лице   Эммы.   Селеста
воспринимала  окружающее  со  скучающим  видом,  словно  вековая   красота
нисколько не трогала ее эмоционально.
     - Старые здания не в  моем  вкусе,  -  сказала  она  откровенно  и  с
некоторым облегчением, когда  Чезаре  предположил,  что  она  увидела  уже
достаточно, и что не стоит больше продолжать.  -  Прости,  но  я  не  могу
приходить в восторг от картин, - продолжала она. - Я хочу сказать,  что  у
меня есть несколько картин, принадлежавших  Клиффорду,  но  боюсь,  что  я
смотрю  на  них  скорее  как  на  капиталовложение.  -  Она  по-девчоночьи
хихикнула. - А ты много знаешь о художниках, Видал?
     - Немного, - ответил он, чуть-чуть сдержанно,  и  она  посмотрела  на
него с удивлением.
     - Я тебя обидела, Видал? Я не хотела, дорогой, честно не  хотела,  но
мне кажется, что в глубине души я современный человек. Дайте мне  побольше
зеркального стекла, бетона и старого шведского дерева, и я счастлива.
     Чезаре покачал головой.
     - Ничего, - ответил он, переходя на свой родной  язык,  и  Селеста  с
раздражением поняла, что она каким-то образом разочаровала его. Она  взяла
его под руку и сказала укоряюще:
     - Видал, куда мы идем сейчас?  Мне  помнится,  ты  что-то  говорил  о
ленце.
     - Ленч? - Видал пожал плечами. - Вернемся в Палаццо, да?
     Селеста решила не спорить.
     - Хорошо. Но в гондоле, ладно?
     - Как хочешь.
     Гондола медленно и  ритмично  двигалась  по  тихой  воде,  и  Селеста
расслабилась, сидя на корме довольная, что граф Чезаре сидит рядом с  ней.
Обитые сидения были очень удобными и  достаточно  узкими,  чтобы  сблизить
тела, что само по  себе  было  романтично,  особенно  ночью.  Однако,  был
полдень, но все равно Селеста каждой клеточкой чувствовала,  что  рядом  с
жней мужчина, и была уверена, что он не может не чувствовать ее.
     - Видал, - призывно  промурлыкала  она.  -  Извини.  Я  знаю,  что  я
рассердила тебя, но не будь таким. Скажи, что ты меня прощаешь.
     Видал Чезаре посмотрел на нее. С такого  близкого  расстояния,  можно
было увидеть крошечные морщинки, которые стали появляться вокруг ее глаз и
в углах рта, говорившие о  том,  что  она  не  так  молода,  какой  хотела
казаться. Но все равно она была поразительно привлекательной, и он не  был
бы мужчиной, если бы так не думал.  Но  каким-то  непонятным  образом  она
отталкивала его, и ему было трудно галантно наклониться  вперед,  разрешая
ей прижаться губами к его щеке.
     - Видал, - выдохнула она, - ты знаешь, зачем твоя бабушка послала  за
мной, правда?
     - Да, я знаю, - кивнул он.
     - Ну?
     - Давай не будем торопить события, Селеста, - пробормотал он мягко. -
Не стоит спешить, cara mia. Перед нами вечность.
     Женщина прищурилась. Она не привыкла, чтобы ее отталкивали,  так  как
всегда сама задавала тон. Селеста напряглась, отодвинулась от него и  села
прямо, на ее щеках запылал ярко-красный румянец, который,  как  уже  знала
Эмма, возвещал о приступе ярости. Но она не могла показать  свой  характер
при жнем, ни в  коем  случае.  Во  всяком  случае  не  до  того,  как  они
поженятся, а тогда, когда оно станет графиней, Чезаре не сможет обращаться
с ней подобным образом.
     Видал наблюдал за ней, ее поведение немного забавляло его.  Она  вела
себя, как ребенок, разозлившийся из-за того, что что-то делается  не  так,
как хочется.
     Кусая губы в попытке сдержать свой гнев, она заявила:
     - Нет ли здесь возле побережья каких-нибудь островов, где можно  было
бы  искупаться?  А  как  насчет  Мурано?  Это  там   делают   великолепное
венецианское стекло?
     Чезаре лениво закурил.
     - Да. Острова есть. Есть еще и Лидо.
     - Нет. Что-нибудь более уединенное. Купание  с  толпой  не  прельщает
меня. Я бы предпочла какой-нибудь пустынный атолл с ленчем на природе.  Мы
можем это устроить, Видал? Может быть, завтра.
     Чезаре нахмурился за дымом сигареты.
     - Ты хочешь сказать... только мы вдвоем?
     - Почему бы нет?
     - Я подумал, что  возможно,  твоя  падчерица  обрадовалась  бы  такой
возможности. В конце концов, она  не  купалась  в  море  с  тех  пор,  как
приехала сюда, не так ли? А молодые люди любят пляж, ведь так?
     Селеста провела языком по сухим губам.
     - Эмма должна сама развлекать себя, - ответила она холодно. - Я ее не
держу.
     - Тем не менее, я думаю, будет не очень гостеприимно  снова  оставить
ее на целый день дома с моей бабушкой. Знаю, они прекрасно проводят  время
вместе, моя бабушка мне вчера рассказывала, какая Эмма способная  ученица.
Бабушка учит ее кое-чему об  искусстве,  как  отличить  одного  автора  от
другого и тому подобное, кажется, твоей падчерице нравятся эти уроки.
     - Перестань называть ее моей падчерицей, - произнесла Селеста  сквозь
зубы.
     - Почему? Она ведь тебе падчерица, не так ли?
     - Конечно, я бы не привезла к вам в дом кого-нибудь другого.
     - Прекрасно, в таком случае. Послушай, Селеста,  моя  дорогая,  вы  в
Палаццо уже  несколько  дней,  и  за  это  время  у  Эммы  было  не  много
возможностей выйти, конечно, не  считая  первого  дня,  -  пробормотал  он
задумчиво. - Мы были в лагуне.
     Глаза Селесты стали злыми и холодными.
     - Как я поняла, в наш первый  день  в  Палаццо  Эмма  отправилась  за
покупками. Как она делала и несколько раз после этого.
     Чезаре засомневался, стоило ли ему вообще упоминать об этом  Селесте.
С ее  характером,  она,  наверняка,  по  возвращении  назад  устроит  Эмме
скандал.
     - Я встретил Эмму на лестнице. Она была свободна, я тоже. Я предложил
показать ей Венецию. Вот и все, -  теперь  его  тон  был  холодным,  почти
резким от раздражения на самого себя за то, что распустил свой язык.
     Мгновение Селеста пристально смотрела на него, потом отвернулась.  По
тому, как она закусила губу,  он  понял,  что  Эмма  об  этом  обязательно
услышит.
     - Селеста, - сказал он, намеренно прибегнув к  ласковому  тону,  cara
mio, это была абсолютно невинная поездка. Чем еще это могло быть?  Но  моя
дорогая, если мы собираемся познакомиться ближе, вполне естественно, что я
хочу узнать девочку, которая является моей... ну... твоей падчерицей.
     Он произнес эти слова  таким  образом,  что  Селеста  на  время  была
обезоружена. Когда он становился очаровательным, она была не  в  состоянии
перечить ему, и к тому времени, как они достигли Палаццо, Чезаре был почти
уверен, что она забыла их предыдущий разговор.
     Он был бы менее доволен, если бы  стал  свидетелем  сцены  в  спальне
Селесты, после того, как ленч был окончен, и графиня удалилась  отдохнуть.
Чезаре исчез сразу же после ленча, никто не знал куда, и  Селеста  позвала
Эмму в свою комнату под тем предлогом; что хотела,  якобы,  чтобы  девушка
починила ей кой-какое  белье.  Но  как  только  закрылась  тяжелая  дверь,
которая не пропускала звуков ни изнутри, ни  снаружи,  она  повернулась  к
Эмме, как кошка бросающаяся на мышь.
     - Ты маленькая лгунья! - прокричала она в ярости, - мне следовало  бы
положить тебя на колено и отшлепать тапочком за то, что ты делаешь из меня
дуру!
     Эмма выпрямилась в изумлении.
     - Это легче сказать, чем сделать,  -  спокойно  заметила  она,  более
спокойно, чем она себя чувствовала. Но было смешно представить, как  такое
маленькое существо, как Селеста, набросится на нее,  молодую  Амазонку,  с
тапочком.
     - Не умничай со мной, Эмма, - зло предупредила Селеста.
     - Ну, в чем дело? Что случилось? Что я такого  сделала,  что  вызвало
такой взрыв?
     - Ты ездила на прогулку с Видалом, вот что случилось! - не  унималась
Селеста. - А мне сказала, что идешь за покупками!
     Щеки Эммы пылали, но ей удавалось сохранять достоинство.
     - Небольшая поправка, - произнесла она спокойно. - Я сказала, что иду
за покупками, когда уходила. Когда же вернулась, ты  не  спрашивала  меня,
где я была.
     - Ах ты хитрая распутница! - воскликнула Селеста. - Конечно,  я  тебя
не спрашивала. Естественно, я предположила, что ты ходила по магазинам.
     - Ну, и что из этого? - спросила Эмма устало. - В  любом  случае,  во
всем этом нет ничего особенного,  Граф  покатал  меня  на  своей  моторной
лодке, мы съездили в лагуну, вот и  все.  Он  был  очень  вежливым,  очень
любезным, и конечно же, мы не делали ничего такого,  чего  можно  было  бы
стыдиться.
     Селеста слегка успокоилась.
     - Тем не менее, ты  больше  никогда  не  сделаешь  ничего  подобного,
поняла? И если граф пригласит тебя прогуляться с ним,  неважно,  какой  бы
невинной не была ваша прогулка, ты откажешься. Слышишь?
     - Я вижу, что ты - злая и ревнивая женщина, - выкрикнула Эмма,  глаза
ее блестели. - Ну почему ты не разрешаешь  мне  уехать  домой,  в  Англию?
Здесь от меня никакой пользы. Отпусти меня. Пожалуйста!
     - От тебя много пользы,  -  возразила  Селеста,  к  ней  вернулся  ее
обычный самодовольный вид. - Граф сказал мне, что графине ты  понравилась.
Как я поняла, она учит тебя разбираться в искусстве.
     - В живописи, да. Тинторетто  и  Каналетто  работали  здесь  довольно
много. Графиня рассказывает мне о них, очень интересно, - Эмма  вздохнула,
- но я все равно хотела бы вернуться домой.
     - Я скажу тебе, когда ты сможешь отправиться домой. - А теперь можешь
идти. Я хочу отдохнуть. Сегодня было  очень  активное  утро,  в  прямом  и
переносном смысле.



                                    6

     Тем вечером граф Чезаре отправился с Селестой на обед. Их  пригласили
на бал, который проходил в палаццо, принадлежащем другу  графа  Чезаре,  и
несколько ближайших друзей, включая графа и его даму, были  приглашены  на
обед перед балом.
     На Селесте было сверкающее серебристое парчовое бальное платье. Целое
состояние в виде бриллиантов украшало ее шею и запястья, и Эмма видела  из
окна своей спальни, как они сели в  огромную  гондолу.  Граф  казался  еще
более смуглым и  убийственно  привлекательным  в  вечернем  костюме.  Эмма
задумалась над тем, не приснилось ли ей та мгновенная реакция, которую она
вызвала у него, когда он  прижал  ее  к  себе.  Конечно,  в  течение  двух
последних дней он не проявлял ни малейших признаков того, что  между  ними
что-то произошло и обращался к ней с вежливым безразличием, хотя почти все
время они встречались только на глазах либо его бабушки, либо ее мачехи.
     Такое отношение вызвало у нее много неприятных чувств, потому что она
не могла так легко забыть тот случай. И каждый раз, когда он проходил мимо
нее, она вспоминала теплую настойчивость  его  тела,  и  приятный  мужской
запах.
     На следующее утро Селеста завтракала  в  своей  комнате.  Со  времени
переезда в  Палаццо,  она  всегда  поднималась,  чтобы  сесть  за  стол  в
гостиной, как думала Эмма, просто для того, чтобы увидеть графа Чезаре, но
сегодня Анна объявила, что после бала  прошлым  вечером  у  сеньоры  болит
голова, и что не простит ли ее графиня, если она проведет часть,  если  не
весь день, в постели.
     - Ну, конечно,  -  мягко  проговорила  графиня  и  добавила  Анне,  -
пожалуйста, передай синьоре мои искренние сожаления и скажи  ей,  что  она
может оставаться в кровати сколько пожелает.
     - Si, si, графиня, - кивнула Анна  и  пошла  выполнять  поручение,  а
когда вернулась, обратилась к графу Чезаре, который лениво потягивал  кофе
и рассматривал журнал.
     - Signore, корзина для пикника, которую вы  просили  собрать,  теперь
она не нужна?
     Чезаре поднял глаза и пристально посмотрела на Эмму.
     - Si,  -  ответил  он,  кивая.  -  Она  нужна.  Синьорина  Эмма  и  я
воспользуемся ею, так?
     Графиня посмотрела на своего внука странным взглядом.
     - Ты едешь с Селестой на пикник сегодня?
     - Да, графиня. Но как вы только что слышали, она не может поехать.
     Графиня прикусила губу.
     - И теперь ты намерен взять... Эмму?
     Эмма непроизвольно содрогнулась, несмотря  на  утреннюю  жару.  Слова
графа Чезаре одновременно наполнили ее радостью и  напугали,  и  она  была
уверена, что лицо выдало ее эмоции.
     Чезаре сделал беспокойное движение.
     - Если Эмма хочет поехать. А ты ведь хочешь поехать, Эмма?
     Эмма тяжело глотнула.
     - Куда вы едете?
     - На остров, который я знаю. В лагуне. Один  из  маленьких  пустынных
островков, о которых я тебе говорил. Там есть маленький домик,  где  можно
переодеться, а пляж просто идеален для купания. Вода теплая, и у нас будет
много времени, чтобы позагорать и поплавать.
     Графиня протянула руку и прикоснулась к плечу внука.
     - Чезаре, ты уверен... - она не закончила фразу. - Ты сделал так, что
Эмме ужасно трудно отказаться, даже если бы она хотела. - Она  с  тревогой
посмотрела на падчерицу своей крестницы. - Эмма, ты  уверена,  что  хочешь
поехать?
     По какой-то причине графиня хотела, чтобы она отказалась. Но  почему?
Разве только она  знала,  что  ее  внук  является  опасным  спутником  для
впечатлительной молодой девушки, а пустынный  остров  едва  ли  подходящее
место для любых двух, не связанных семейными узами, людей.
     Эмма также знала, что должна была бы отказаться, хотя бы потому  что,
даже соглашаясь составить ему компанию, она  создает  ужасно  сложную  для
себя ситуацию с Селестой, и несомненно долгое время, проведенное вместе  с
Видалом Чезаре создаст трудности совсем другого и  более  соблазнительного
характера. Но она хотела поехать, провести несколько часов наедине с  ним,
и в тот момент не особенно заботилась о том, что может сказать или сделать
Селеста после их возвращения.
     - Я очень хочу поехать, - произнесла она не глядя на Чезаре... -  Это
в том случае, если вы не возражаете, графиня.
     Графиня откинулась назад и убрала руку с плеча внука.
     - Конечно, у меня нет возражений, почему я должна возражать? - Вид  у
нее был какой-то побежденный.
     Чезаре посмотрел через стол на Эмму.
     - У тебя есть купальник?
     - Да.
     - Тогда возьми его и мы отправимся. Прежде чем кто-нибудь  придумает,
какую-то причину, чтобы этого не  сделать.  Корзина  для  пикника  готова,
Анна?
     - О, si, signore, как вы сказали, - Анна кивнула.
     - Bene. Неси ее Анна. Эмма! Вы закончили завтракать?
     Эмме не пришлось заходить в комнату к Селесте и говорить до свидания,
так как Анна сообщила ей, что мачеха снова  закрыла  глаза  и  отдыхает  и
лучше было бы ее не беспокоить. Эмма  была  уверена,  что  Анна  правильно
оценила ситуацию и хотела избавить ее от прощальных нравоучений.
     Живописный  утренний  пейзаж,  когда  солнце   позолотило   шпили   и
колокольни города, избавил Эмму  от  необходимости  поддерживать  вежливый
разговор с графом, который направлял моторную лодку  по  узким  каналам  и
протокам, ведущим от Палаццо Чезаре к водам лагуны. Она сделала  вид,  что
поглощена окружающим и не обращает особого внимания на него,  в  то  время
как на самом деле тело ее дрожало  от  осознания  его  близости,  от  вида
красивых загорелых рук, лениво покоящихся на руле, от гибкой силы его тела
и загадочных взглядов, которые он иногда бросал в ее сторону. Она  сменила
нешедшее ей платье, одно из купленных  Селестой,  на  широкие  ярко-желтые
штаны и свободную длинную блузу. Материал блузы имел тропическую расцветку
и  живые  цвета  придавали  обычно  бледным  щекам   девушки   теплоту   и
привлекательность,  волосы  ее  свободно  падали  на  плечи,   гладкие   и
шелковистые.
     Наконец, когда острова города остались  позади,  Эмма  почувствовала,
что должна что-то сказать и повернувшись к Чезаре, произнесла:
     - Извините, что я навязываюсь вам таким образом.
     В глазах графа появилась насмешка.
     - Милая Эмма, не начинай все это снова. Я  думал,  что  прошлый  раз,
когда я брал тебя с собой, мы договорились, что будем  друзьями  и  больше
ничего. И в качестве такового хочу узнать тебя получше. Выяснить, что тебя
интересует.
     - Меня все интересует, - заметила Эмма, намеренно прерывая его.  -  А
что интересует вас?
     Чезаре улыбнулся.
     - Многое! Как и ты я открыт для предложений.
     -  Перестаньте  смеяться  надо  мной,  -   сказала   она   с   легким
раздражением.    Она    не    привыкла    вести    разговор    в     такой
наступательно-оборонительной манере.
     - С чего бы это? Ты так легко попадаешься на крючок. Эмма, почему  ты
не можешь принимать  вещи  такими,  каковы  они  есть?  Почему  непрерывно
пытаешься найти причины всего? Если я решил взять тебя на пикник,  это  не
так ужасно, не так ли? У тебя была возможность отказаться.
     - Я думаю,  вы  пытаетесь  заставить  Селесту  ревновать,  -  наконец
ответила Эмма. - А может быть вам забавно мучить кого-нибудь. Как  и  ваши
древние предки, вы, возможно, наслаждаетесь поиском новых пыток.
     Какое-то  мгновение  Чезаре  пристально   смотрел   на   нее,   потом
расхохотался и покачал головой.
     - О, Эмма, тебе нравится быть  упрямой,  не  так  ли?  -  Он  немного
успокоился. - Может быть, тебе будет интересно узнать,  что,  несмотря  на
разницу в наших годах, мне нравится твоя компания, и поверь  мне,  у  меня
нет ни малейшего желания вызывать гнев твоей мачехи. Напротив, моя бабушка
многого ждет от нашей дружбы.
     - Я слышала, - ответила Эмма и повернулась к нему спиной.
     Он достал сигареты и предложил  одну  ей:  одной  рукой  обнял  ее  и
протянул ей пачку. Эмма взяла сигарету,  надеясь  успокоить  нервы,  затем
рывком отодвинулась от него, так что он сердито выругался, потому что  уже
протянул ей зажигалку.
     - Лучше сделай это сама, - холодно произнес он, так как ты, очевидно,
не  можешь  избавиться  от  чувства  тревоги  в  моем  присутствии.  -  Он
усмехнулся. - Я что, должен тебе снова повторить,  что  ты  мне  в  дочери
годишься?
     Эмма неловко щелкнула зажигалкой, едва не уронив ее в воду, и Чезаре,
наблюдавший за нею, вздохнул.
     - Дай ее мне, - сказал он нетерпеливо, и взял зажигалку, легко  зажег
ее и протянул к сигарете  девушки.  Эмма  придержала  его  руку  кончиками
пальцев и задрожала от прикосновения. Его кожа была прохладной и  упругой,
и когда она неожиданно взглянула вверх, то встретилась с его пронзительным
пристальным взглядом.
     Затем  его  длинные  ресницы  прикрыли  глаза,   он   прикурил   свою
собственную сигарету и сунул зажигалку назад в карман узких синих брюк. На
нем была темно-синяя вязаная рубашка с короткими рукавами,  и  эта  темная
одежда подчеркивала его иностранную внешность,  что  сегодня  бросалось  в
глаза как никогда.
     Эмма курила сигарету, стоя и глядя вниз в крошечную каюту внизу.  Две
койки,  разделенные  полированным  деревянным  столом,  рядом  с   которым
находились маленькая плита и раковина, на противоположной стене - шкафчики
для посуды. В углу каюты она увидела книжные полки с  большим  количеством
романов в мягких обложках. Все вместе придавало каюте жилой и уютный вид.
     Чезаре некоторое время наблюдал за нею, потом сказал:
     - Пойди приготовь кофе.  Ты  найдешь  все  необходимое  в  шкафчиках.
Обрадовавшись тому, что у нее появилось какое-то занятие,  Эмма  поспешила
вниз по маленьким ступенькам. Было приятно играть  роль  стюарда  на  этом
маленьком катере. Когда молоко нагревалось  на  плите,  она  взглянула  на
корешки книг, которые, к  сожалению,  были  все  итальянскими,  и  открыла
дверцы шкафчика, чтобы познакомиться с его содержимым.
     Это был шкафчик для коктейля со всем необходимым, с  большим  запасом
напитков и посудой из цветного стекла и фарфора, и  настоящим  столовым  с
серебром.
     Эмма состроила презрительную гримасу, задумавшись над тем,  насколько
все эти вещи действительно были важны для графа Чезаре. Было очевидно, его
бабушка  считала,  что   все   способы   приемлемы,   если   они   помогут
восстановлению богатства семьи  Чезаре,  но  неужели  графу  действительно
безразлично, что он продает себя за такую цену? Эмма вздохнула и  покачала
головой. Сейчас мысль об этом была ей также отвратительна,  как  и  в  тот
момент, когда Селеста впервые коснулась этой темы, и  она  знала,  что  не
должна чувствовать ничего кроме презрения  к  человеку,  торгующему  собой
таким образом.
     Она наклонилась и открыла шкафчик под маленькой раковиной, удивляясь,
почему Чезаре ее так интересует. Не в ее  характере  пытаться  исследовать
чью-то личность. С Селестой все было  просто,  определить  ее  эгоистичную
натуру было легко. Но с графом Чезаре  все  было  по-другому,  она  словно
пыталась найти причину того, что он делает, оправдать  то,  что  она  сама
того не желая, постоянно думала о жнем и ощущала его присутствие.
     В  шкафчике  ничего  не  было,  кроме  футляра  от  гитары,   и   она
нахмурилась, внезапно вспомнив,  что  видела,  как  он  входил  в  Палаццо
крадучись в то  первое  утро  с  таким  футляром.  Эмма  вытащила  его  из
шкафчика. Она была знакома с  парнем,  который  играл  на  гитаре  и  сама
пыталась немного бренчать. Парень сказал,  что  у  нее  есть  способности,
потому что она хорошо  чувствует  музыку,  а  гитара  очень  успокаивающий
инструмент.
     Подняв крышку, она с изумлением обнаружила внутри совсем не  то,  что
ожидала: не гитару, а костюм для  подводного  плавания,  блестящий  черный
резиновый костюм, очки и трубки. Не хватало только баллонов с  кислородом.
Как странно!
     - Basta! Dio, что, черт возьми, ты там делаешь, как ты думаешь?
     Эмма виновато обернулась, прижав руку к горлу.
     - Signore? - пробормотала она.
     Чезаре спустился по ступенькам и встал рядом с ней.
     - Я спросил что, по-твоему, ты делаешь? - сердито  набросился  он  на
нее. - Как ты  посмела  совать  свой  нос  повсюду  и  вынюхивать,  словно
какой-то вышедший на охоту кот?
     Щеки Эммы вспыхнули.
     - Прошу прощения, мне жаль, что так получилось, signore,  -  выдавила
она, все еще не в состоянии связать свой проступок с его яростью.
     - Я думаю! Не помню, чтобы я давал тебе  разрешение  осматривать  мои
личные вещи.
     Эмма начала  приходить  в  себя,  и  замешательство  стало  сменяться
гневом.
     - Ради всего святого! - воскликнула она возмущенно. - Что я  сделала?
Открыла старый футляр от гитары, в котором гитары не оказалось.
     Чезаре, казалось, уже тоже овладел собой, и закрыл футляр  с  громким
щелчком.
     - Scusi, signorina, - произнес он холодно. - Я был груб. Но в будущем
я был бы вам признателен, если бы вы не позволяли своему  любопытству  так
свободно обращаться с моими вещами.
     Эмма вздохнула. В конце концов, она виновата, и что бы не думала,  он
имел право возмущаться.
     - Я тоже прошу прощения, - произнесла она медленно. Затем, когда  они
оба почувствовали запах горелого, она воскликнула: - О! Молоко!  Ну,  вот,
смотрите, что получилось!
     Чезаре поднял с газа сгоревшую  кастрюлю,  и  закрыл  вентиль.  Затем
опустил ее в раковину и наполнил водой. Он странно  посмотрел  на  Эмму  и
пожал своими широкими плечами.
     - Идем, мы больше не будем об этом говорить. Давай выпьем по  баночке
пива вместо кофе. Жарко и я хочу пить.
     Эмма кивнула и поднялась на палубу, Чезаре достал  пару  банок  пива,
взял два стакана и последовал за  ней.  Девушка  села  на  корме  лодки  и
неловко приняла стакан с пивом от своего  хозяина.  Она  чувствовала  себя
невероятно наивной и глупой и была уверена, что испортила остаток дня.
     Чезаре  сел  рядом  с  ней  на  низкое  деревянное  сидение.   Он   с
удовольствием отхлебнул пива и лениво вытер губы тыльной стороной руки.
     - Прекрасно, - прокомментировал  он  и  неожиданно  улыбнулся.  -  Ну
ладно, Эмма, ну ладно. Я извинился. Иногда происходят вещи, для которых не
существует иного объяснения, кроме очевидного,  и  в  данном  случае  есть
объяснение, но я не могу разглашать его.
     Эмма отпила немного, затем подняла на него глаза.
     - Я не знаю, что вы имеете в виду.
     -  Знаю.  И  может  быть  в  один  прекрасный   день,   ты   узнаешь.
Единственное, что я могу сказать, так это то, что я очень хочу,  чтобы  ты
забыла, что когда-то вообще открывала этот футляр и видела его содержимое,
si?
     Она помрачнела, брови ее нахмурились.
     - Забыть?
     - Совершенно верно. Я прошу слишком много?
     Эмма покачала головой.
     - Хорошо. Значит, мы снова друзья. Должен признаться,  что  мне  было
все равно. Когда ты рассматривала мои книги и содержимое шкафчиков.
     Эмма смутилась.
     - А теперь, ты  обещаешь  мне,  что  не  станешь  упоминать  об  этом
инциденте никому. Я подчеркиваю, никому.
     - Конечно, - коротко ответила Эмма, небрежно приглаживая свои тяжелые
волосы и обратив внимание к водам лагуны.
     Остров, который граф выбрал для пикника, был маленьким  и  совершенно
пустынным. Домик действительно был там, как он и говорил, и как только они
причалили и привязали лодку, Чезаре стянул брюки и рубашку и  с  восторгом
нырнул в серо-голубую воду, сбрасывая с себя  напряжение,  охватившее  его
после их жаркого разговора.
     Эмма была более осторожной и в его отсутствие обследовала домик.  Это
было однокомнатное жилище с тонкими, но крепкими  стенами  и  единственным
окном, задвижка  которого,  казалось,  заела.  В  комнате  было  несколько
плетеных стульев,  стол  и  шкафчик,  оказавшийся  к  разочарованию  Эммы,
пустым.
     Когда она вышла из домика, Чезаре уже выбрался из  воды  и  шагал  по
теплому  белому  песку  пляжа.  Ее  желудок  резко  сжался  при  виде  его
загорелого тела. На нем были только бледно-голубые плавки,  мокрые  волосы
приглажены, капельки воды стекали на песок.
     Он поднял огромное оранжевое полотенце с кучи вещей,  которые  свалил
на пляже и принялся растирать грудь и плечи. Потом увидел Эмму и спросил:
     - Ну? Ты идешь купаться?
     Эмма расстегнула длинную  змейку  своей  блузы,  затем  снова  нервно
застегнула ее. Ее купальник был в маленькой сумке,  которую  она  взяла  с
собой, но в то время, когда она собирала ее, она была почти уверенна,  что
не оденет его. Представить себе, что она купается вместе с графом  Видалом
Чезаре казалось ей верхом глупости, но теперь она поняла,  что  он  хотел,
чтобы так было.
     - Мне надо переодеться,  -  сказала  она,  оглядываясь  на  домик  за
спиной.
     - Ну, еще совсем рано. Подойди и садись. Ты сможешь искупаться потом.
Si?
     Эмма согласилась, но не  переставала  удивляться,  о  чем  они  будут
говорить, если она сядет. Однако, ей не стоило  волноваться.  Граф  Чезаре
оказался хорошим собеседником, и ей было очень  трудно  сдержаться,  когда
время от времени ей очень хотелось  рассказать  ему  о  своих  занятиях  в
больнице и о недавнем гриппе.
     Вместо этого, пришлось  притворяться,  будто  она  знает  Соединенные
Штаты, чего на самом деле не было и молиться о том, чтобы он не получил от
Селесты других ответов.
     Чезаре  лениво  растянулся  на  полотенце,  наблюдая  за  нею  из-под
полуопущенных век. Сейчас он выглядел намного моложе,  чем  был  на  самом
деле. Несмотря на то, что иногда его  жизнь  была  очень  беспокойной,  он
сохранил здоровье и жизненную энергию, потому что хотя и привык  напускать
на себя в казино ленивый и праздный вид, много и активно  тренировал  свое
тело.
     Эмма села, обхватила  колени  руками  и  устремила  взгляд  на  воду,
блестевшую под жаркими солнечными лучами. Казалось, она задумалась,  и  он
спросил:
     - Ты все еще думаешь о том инциденте на лодке?
     - Нет, - честно ответила она. - Я думала о многих  вещах,  но  не  об
этом. - Она вздохнула. - Жаль, что я не говорю по-итальянски. Было бы  так
здорово поговорить с обыкновенными людьми.
     Граф Чезаре усмехнулся.
     - А мы... моя бабушка и я... такие необыкновенные?
     - Да. По крайней мере, ну... в любом случае, я бы хотела научиться.
     - Хотела бы ты, чтобы я стал твоим учителем? - спросил он.
     - А вы можете? - она посмотрела вниз  на  него,  покраснев  непонятно
почему.
     - Конечно, - он сел и  потянулся  за  солнцезащитными  очками.  Затем
сказал: - Может быть, сначала будет легче всего выучить  отдельные  слова.
Иметь что-то вроде словарика, Si? - Он осмотрелся. - Например. Пляж это la
spiaggia, полотенце - l'ascingamato, берег - la costa.
     Эмма повторяла за ним слова, спрашивая о названии  каждого  предмета,
который видела, и впервые совершенно расслабилась его присутствии. Ей было
трудно запомнить все слова, но это их забавляло и они вместе смеялись  над
ужасным произношением Эммы, а она больше не чувствовала себя настороже.
     Когда стрелки его золотых часов подползли к половине  первого,  он  с
некоторым удивлением сказал:
     - Тебе придется отложить купание на более позднее время. Теперь  пора
перекусить. Что ты хочешь? Цыпленка? Ветчину? Омара? Анна всегда  собирает
столько, что можно накормить целую армию!
     Эмма взяла тарелку с  омаром  и  салатом,  и  крошечные  булочки,  из
которых сочилось масло. Затем съела немного фруктового салата и  мороженое
и  запила  все  это   каким-то   восхитительным   белым   вином,   которое
порекомендовал граф.
     - Это было превосходно, - сказала она  наконец,  когда  Чезаре  сунул
остатки еды назад в огромную корзину. - Мне очень здесь нравится.
     - Хорошо, - улыбнулся он, доставая портсигар. Затем натянул на  голую
грудь рубашку и снова надел брюки. Все его тело было одинаково  загорелым,
и Эмма подумала, что он провел много таких дней под открытым солнцем.
     Он снова лег на полотенце, надвинув очки на нос. Казалось, он  сейчас
не хочет  разговаривать,  и  Эмма  подумала  о  том,  почему  конец  столь
волнующего дня должен оказаться таким неинтересным. И тут же  рассердилась
на себя за такие мысли. Когда Селеста узнает, что  они  были  вместе,  она
придет в неописуемую ярость. И хотя Эмма не была виновата в  обмане  своей
хозяйки, старой графини, она  была  обеспокоена  возможным  изменением  их
отношений. Их союз был достаточно хрупким и без  осложнений  такого  рода.
Кроме того, ясно, что граф развлекает ее, потому что его это забавляет,  и
возможно, из-за того, что ему больше нечего делать. Он явно думает  о  ней
как о своей будущей падчерице, если женится на Селесте. Ему  не  известно,
что как только их союз будет заключен, вновь приобретенная падчерица будет
отослана назад в больницу в Англию, и он, возможно, ее больше  никогда  не
увидит.
     Но это, по крайней мере, было той перспективой, против  которой  Эмма
не возражала. Она знала, что никогда не стала бы жить вместе с Селестой  и
графом Чезаре, зная, что они поженились и живут интимной жизнью. Эта мысль
была ей отвратительна, но она отказывалась объяснять сама себе, почему это
так.
     Тихонько встав, чтобы не побеспокоить  его,  она  пошла  по  пляжу  к
домику и к  зеленевшим  за  ним  кустам  и  деревьям,  образовавшим  центр
островка. Это был очень маленький атолл, которых было множество здесь, где
довольно легко можно было найти безлюдное место. В дальней  части  острова
виднелся еще один пляж, правда,  не  такой  привлекательный  и  затененный
листвой.
     Затем она повернулась и медленно пошла назад к тому месту, где  лежал
граф Чезаре. Она подумала, что переоденется, пока  он  отдыхает,  а  потом
позже поплавает.
     Но к ее изумлению и тревоге, когда она вернулась на пляж ниже домика,
графа там не было. Он исчез. Полотенце все еще лежало на  том  месте,  где
оставался он, но его самого нигде не было видно.
     Стараясь не поддаваться панике, Эмма в замешательстве осмотрелась,  и
ее взгляд остановился на маленьком суденышке, двигавшемся через  лагуну  с
большой скоростью. Напрягая  зрение  под  слепящими  лучами  солнца,  Эмма
тяжело глотнула. Это была моторная лодка, она  была  в  этом  уверена.  Он
уехал и оставил ее!
     Ее ноги подкосились, она покачнулась и села на  песок.  "О,  Боже,  -
подумала она с отчаяньем. - Что он делает? Как мог он уехать вот  так,  не
сказав ни слова?"
     Она почувствовала, что сейчас расплачется и заставила себя оставаться
спокойной. Нужно подумать логически. Такие вещи не случаются  просто  так.
За всем этим должна стоять какая-то причина,  раз  он  оставил  корзину  и
полотенце, то должен вернуться.
     При этой мысли она немного воспрянула духом,  но  все  равно  причина
неожиданного отъезда была неясна. Плечи ее  уныло  поникли.  Замечательный
день был испорчен, и теперь она едва сдерживала слезы.
     Эмма решительно подняла руку и потерла влажные глаза. Она  не  станет
вести себя как идиотка. Если уж дело приняло такой оборот, то всегда можно
привлечь внимание проплывающих мимо, во всяком случае,  у  нее  еще  много
времени. Было всего три часа.
     Она открыла свою сумку и достала желтый цельный купальник,  купленный
в Лондоне перед самым отъездом. Он был отделан темно-коричневым бисером  и
гармонировал с ее бледной кожей и светлыми волосами.
     Девушка переоделась в домике и направилась к кромке  воды.  Она  была
теплой, такой непохожей на холодную воду Ламанша,  в  которой  она  обычно
плавала, смело бросилась в море и лениво поплыла вперед.
     Некоторое  время  спустя  она  перевернулась  на  спину,  и  замерла,
покачиваясь на воде, ее волосы, подобно  водорослям  плавали  вокруг  нее.
Затем, опасаясь судорог, она поплыла к берегу и вышла на песок.
     Только тут она  вспомнила  о  том,  что  забыла  взять  полотенце.  С
неохотой она подняла  огромное  оранжевое  полотенце,  оставленное  графом
Чезаре, и обернула вокруг своего мокрого тела.
     Полотенце  на  солнце  нагрелось  и  укутало  ее  как  одеяло.   Эмме
показалось, что она чувствует слабый запах его лосьона для бритья  и  едва
уловимый запах тела.
     Внезапно она испугалась, но не того, что  оказалась  одна  на  пустом
острове, а своих собственных чувств к Видалу  Чезаре.  Она  слишком  много
думала о нем, позволив  его  делам  завладеть  ее  мыслями,  вытеснив  все
остальное. Пусть о нем думает Селеста, а не она. Именно Селеста  была  ему
нужна, Селеста и ее миллионы долларов, для того чтобы он мог  восстановить
пришедший в упадок старый палаццо и вернуть богатство  семьи.  И  неважно,
что при этом Селеста установит центральное  отопление  и,  пожалуй,  лифт,
потому что к тому времени они будут женаты и их жизни сольются в  одну.  В
этот момент ей больно было представлять графа  Чезаре  рядом  с  Селестой.
Интересно, как все сложится, когда они поженятся?
     Эмме стало нехорошо, и она спрятала лицо в  полотенце,  почувствовав,
как горячие слезы потекли по щекам.  Она  презирала  себя  и  свои  глупые
чувства.  Как  она  могла  вести  себя  таким  образом?  Почему   она   не
сопротивлялась чувству подавленности, которое овладевало ею?
     Девушка легла на песок и глубоко вздохнула. Солнце обдало теплом лицо
и она  устало  закрыла  глаза.  Все  что  угодно,  только  бы  убежать  от
бесполезности  мыслей,  от  осознания  чувств  к   человеку,   не   только
недосягаемом для нее, но к тому же совсем не думавшем о ней. Который  даже
не потрудился объяснить ей причину своего отъезда, прежде чем  оставить  в
одиночестве на пустынном острове посреди лагуны.



                                    7

     Лодка плавно и беззвучно подплыла к берегу, граф Чезаре  выбрался  на
песок и крепко привязал ее к шесту.
     Затем пошел вверх по пляжу,  задумчиво  закурив  сигаретку,  все  еще
поглощенный результатами своей поездки. Он чуть  не  натолкнулся  на  Эмму
прежде чем увидел ее - сжавшийся комок в оранжевом полотенце.  Она  лежала
подложив руку под голову и крепко спала. Но ее глаза  опухли  от  недавних
слез, следы которых все еще были видны на щеках.
     Приглушенно вскрикнув, он отбросил в  сторону  сигарету,  и  упал  на
колени рядом с нею. Он поступил жестоко, как животное. Ведь знал  же,  что
необъявленный отъезд взволнует ее, но не  ожидал,  что  ее  реакция  будет
такой сильной. Он убеждал себя, что она поймет, что  рано  или  поздно  он
вернется, и оправдывал свое поведение важностью  дела,  которое  ему  надо
было выполнить. Но это не оправдывало тот факт, что он  использовал  ее  в
своих целях, какими бы благородными они ни были. Это нельзя было простить.
     - Эмма, -  прошептал  он  мягко,  но  настойчиво,  легко  потянув  за
полотенце.
     Полотенце съехало и открыло мягкую детскую линию ее плеча и шею, в то
время как мокрый купальник четко подчеркнул оформившуюся полноту ее груди.
     Чезаре, хотя и привык к формам и коварству женского тела,  обнаружил,
что его чувства пробудились независимо от него,  и  он  не  смог  удержать
пальцы, ласково скользнувшие по гладкой коже ее рук.
     - Эмма, - произнес он снова, слегка  встряхнув  ее.  Большие  зеленые
глаза широко открылись, и она непонимающе посмотрела на него.
     - Чезаре, - сказала она с удивлением. - Где... О! - Память  вернулась
к ней и она резко села, освободившись от его рук. - Вы... Вы вернулись!
     Чезаре все еще стоял на коленях и смотрел на нее.
     - Да, вернулся, - спокойно согласился  он.  -  Извини,  если  я  тебя
напугал.
     - Вы... вы не напугали  меня,  -  возразила  она,  стараясь  говорить
сердито, хотя это было трудно теперь, когда он вернулся.
     - Тогда почему ты плакала? - спросил он слегка прищурившись.
     - Я... я не плакала, - горячо запротестовала она. - Ради бога,  я  не
ребенок.
     - Разве? - пробормотал он, погладив ее по щеке ласковой рукой. -  Мне
ты не кажешься очень взрослой.
     - О, прекратите! - закричала она, отталкивая  его  руку,  и  наклоняя
голову, чтобы не смотреть на него.
     - Эмма, - сказал он торжественно. - Я прошу извинить меня за то,  что
сделал. Это непростительно, но тем не менее было очень необходимо.
     Эмма взглянула на него. В глазах ее вспыхнуло пламя.
     - Я сказал вам, забудьте это! Просто отвезите меня назад в Палаццо. Я
хочу уехать отсюда немедленно!
     Чезаре внимательно посмотрел на нее. Оранжевое полотенце сползло с ее
плеч, и она сидела в лучах заходящего солнца, маленькая сердитая  девочка,
которая тем не менее, казалось, воплощала в себе все то, что было  теплым,
сладким и женственным.
     - Эмма... - он произнес ее имя мягко  и  увидел,  как  она  испуганно
вздрогнула.
     Его пальцы погладили кожу ее руки, она была  так  близко,  он  ни  на
мгновение не сводил с нее пристального взгляда. Затем рука  скользнула  по
затылку, он слегка наклонил ее голову назад, чтобы она не  могла  опустить
глаза. Подавшись вперед, он опустил голову и прикоснулся губами к ее  шее,
ее глаза закрылись, и он мягко опустил ее на песок.
     Его рот раздвинул ее губы  медленным  вялым  поцелуем,  который  стал
глубже и сильнее, когда он почувствовал ее мгновенную реакцию.  Для  Эммы,
только что пробудившейся, и все еще полусонной, его губы  были  теплыми  и
желанными, и ее  реакция  была  более  откровенной  в  этом  летаргическом
состоянии.
     - Dio, - простонал он, чувствуя  под  собою  податливую  мягкость  ее
тела. Юные уста чувственно двигались под его губами  и  языком,  возбуждая
его, несмотря на то, что он невероятным усилием воли сдерживал себя. Видал
почувствовал, что теряет голову.
     Он хотел успокоить ее, как-то сгладить свое  жестокое  поведение,  но
вместо этого его мягкость превращалась в страсть,  и  он  понял,  презирая
себя за то что делает, что хочет ее как женщину.
     Сверхчеловеческим усилием он заставил себя оторваться от нее и  встал
приглаживая волосы слегка дрожащими руками.
     - Ради бога, Эмма, - произнес он более резко, чем намеревался,  злясь
на самого себя за свои дикие желания, - вставай и перестань вести себя как
cortigiana! - В его голосе была насмешка и неприязнь.
     Эмма поднялась с песка, заворачиваясь в полотенце.
     - Что значит это слово? - спросила она  тихо.  -  Оно  не  из  нашего
словарика.
     - Cortigiana! - его тон был все таким же насмешливым. - Найдешь его в
словаре. А теперь пошли! Одевайся и будем  возвращаться  в  Палаццо.  Твоя
мачеха, наверно, интересуется, где ты? Матерям свойственно  волноваться  о
своих детях, не так ли?
     - О, Чезаре! - воскликнула она. - Как ты можешь?
     Он  отвернулся.  Было  ужасно  стыдно  и  за  свои  действия   и   за
произнесенные слова, чтобы уничтожить  чувства,  которые  он  мог  в  жней
пробудить. Он был свиньей и беззаботным дураком, думающем только  о  своих
собственных удовольствиях.  Но  она  была  такой  удивительно  желанной  и
нетронутой, и все мысли  о  Селесте,  или  о  какой  либо  другой  женщине
исчезли, когда его губы прикоснулись  к  ее.  Было  бы  так  восхитительно
научить ее искусству любви, но он был более чем на  двадцать  лет  старше,
опытный и пресыщенный, и не имел права похищать  эту  свежесть.  Ей  нужен
более молодой мужчина, намного моложе чем  он,  с  которым  она  могла  бы
разделить трудности и ошибки  неопытности.  Кроме  того,  он  жил  опасной
жизнью, ходя по лезвию бритвы, и ни одна  женщина  не  заслуживала  такого
отношения, даже Селеста. Он должен решить это дело прежде, чем  Селеста  и
ее миллионы все погубят.
     Когда Эмма переоделась, она вернулась к нему, заворачивая купальник в
полотенце.
     - Я готова, - сказала она бесцветным голосом, он  кивнул  и  выбросил
окурок сигареты, которую он курил дожидаясь ее.
     Он забрался в лодку, затем протянул девушке  руку,  чтобы  помочь  ей
сделать то же самое. Она споткнулась о  борт  и  едва  не  упала  на  дно,
удержавшись только благодаря его телу. Эмма почувствовала, как  напряглись
его мышцы в тот момент, когда она прижалась к нему, и умоляюще произнесла:
     - Чезаре, пожалуйста!
     Он стиснул зубы и оттолкнул ее, отвязал веревку и бросил ее в воду.
     - Мы должны найти тебе парня, Эмма, - сказал он сухо.  -  Похоже,  ты
стала  одержима  мыслью  о  том,  чтобы  заняться  любовью.  Может   быть,
какой-нибудь юноша твоего возраста сможет погасить это пламя.
     Эмма не могла поверить своим ушам. Мгновение она  молча  смотрела  на
него широко открытыми глазами,  потом  сердито  топнула  ногой,  благодаря
какой-то чисто женской интуиции понимая, что это не вся правда.
     - Я сама буду выбирать себе друзей, спасибо, - ответила она  холодно.
- И не воображайте, что я попытаюсь спровоцировать вас, сеньор граф. Ничто
не заставит меня снова заговорить с вами, разве только  у  меня  не  будет
другого выхода.
     - Очень хорошо, синьорина. Это меня очень радует. Я не  привык  иметь
дело с импульсивными подростками, которые бросаются мне на шею.
     - О! О! - Эмма не  находила  слов  для  ответа,  и  чувствовала,  что
предательские слезы снова выступили на глазах. Она  отвернулась  от  него,
спустилась вниз в каюту и не покидала ее на  протяжении  оставшейся  части
пути.


     У Селесты был очень раздражающий день. Головная боль, беспокоившая ее
во сне и заставившая ее проснуться в таком подавленном  состоянии,  быстро
исчезла после двух таблеток, принесенных ей служанкой с  чашкой  утреннего
кофе. Селеста никогда не испытывала такого внезапного облегчения и  одарив
служанку снисходительной улыбкой, сказала:
     - Ты можешь наполнить мне  ванну,  Анна.  Я  чувствую  себя  довольно
хорошо и думаю, что в конце концов, составлю графу компанию.
     На лице Анны не было никаких эмоций.
     -  К  сожалению,  сеньор  граф  уже  покинул  Палаццо,   -   спокойно
проговорила она. - Невозможно, чтобы мадам присоединилась к нему.
     У Селесты  мелькнуло  подозрение,  что  служанка  наслаждается  ролью
советчицы. Ее голос тут же стал резким:
     - Не понимаю! Мы с сеньором графом должны были отправиться на  пикник
сегодня утром. Не мог же он поехать один!
     Анна покачала головой.
     - Нет, мадам. Синьорина Эмма поехала  с  ним.  Они  покинули  Палаццо
почти час назад.
     Пальцы Селесты с  ярко  красными  наманикюренными  ногтями  судорожно
вцепились в покрывало, но она сумела сдержать приступ  ярости,  охватившей
ее.
     - Понятно, - произнесла она спокойно. - В таком случае, хорошо, Анна.
Но ты все равно можешь наполнить мне ванну. Я не могу лежать  здесь  целый
день, и мне интересно осмотреть Венецию.
     Анна подняла темные брови.
     - Si, si, мадам, - ответила она,  и  с  неохотой  наполнила  огромную
ванну, и добавила пену, которую указала Селеста.
     - Это все, - злорадно улыбнулась  Селеста.  Анна  вежливо  кивнула  и
удалилась.
     Но успех Селесты с Анной ни в коем  случае  не  успокоил  ту  ярость,
которая все еще бушевала в ее груди  при  мысли  о  том,  что  Эмма  будет
наедине с графом Чезаре целый день. Как она осмелилась? Внутри Селесты все
кипело. Не может быть, чтобы он интересовался таким ничтожеством как Эмма.
Селеста не сомневалась в своей собственной красоте и знала,  что  рядом  с
ней светлые  волосы  и  бледное  лицо  падчерицы  казались  бесцветными  и
безжизненными.
     И все же, временами, даже Селеста замечала ее более  теплую  и  более
интересную натуру, и немного боялась, что вскоре, когда она  постареет,  а
Эмма достигнет расцвета, они поменяются местами. Но она была уверена,  что
когда наступит это время, жизнь Эммы и ее собственная разойдутся навсегда.
     Днем Селеста отдыхала, затем стала  готовиться  к  возвращению  графа
Чезаре и падчерицы. Важно, чтобы Чезаре не  заметил,  что  его  отсутствие
как-то задело ее. Но Эмма узнает остроту  ее  языка  за  то,  что  посмела
ослушаться и не посчиталась с указаниями, которые  она  дала  относительно
графа.
     Ближе к вечеру в Палаццо приехал молодой человек. Селеста отдыхала  в
лоджии,  ее  напускное   спокойствие   было   только   лицевой   стороной,
предназначенной для графини, в то время как глаза и уши настороженно ждали
приближения моторной лодки.
     Молодого человека представили ей  как  Антонио  Венкаре,  двоюродного
брата графа Чезаре и сына дочери  графини  Джузеппины.  Он  был  не  таким
высоким как граф, но имел очень привлекательную  внешность  без  признаков
женственности. По оценкам Селесты ему было года двадцать три, и пристально
посмотрев на графиню, она догадалась,  что  должно  быть,  старая  женщина
неожиданно пригласила этого молодого человека ради Эммы. В  конце  концов,
она не меньше Селесты желала, чтобы граф женился на ее крестнице,  а  Эмма
мешала им обеим.
     Если это было действительно так, а Селеста была почти уверена в этом,
это был интересный план, который она всем сердцем одобряла.
     Она  с  энтузиазмом  приветствовала  Антонио,  задала  ему  несколько
вопросов о нем самом и о карьере, которую он для себя планировал.  Антонио
был удивлен ее интересом, потому что она выглядела особенно привлекательно
в обтягивающем платье из зеленого шифона, подчеркивавшем  совершенство  ее
фигуры и великолепие золотисто-рыжих волос.
     - Мой отец - судовладелец, - объяснил он, улыбаясь. -  У  него  много
кораблей и как только я окончу колледж,  то  начну  заниматься  делом,  вы
понимаете?
     Его английский был не настолько  хорошим,  как  у  графа  Чезаре,  но
акцент был приятным и Селеста с удовлетворением подумала,  что  ему  будет
легко очаровать неопытную Эмму.
     Графиня оставила их вдвоем и отправилась похлопотать о  дневном  чае,
привычка, которую она переняла у своих английских друзей, и моторная лодка
почти незамеченной причалила к ступенькам внизу.
     Эмма выпрыгнула  из  нее,  оставив  Чезаре  разбираться  с  вещами  и
побежала вверх по ступенькам к своей комнате.  Ее  щеки  пылали,  а  глаза
горели.  Она  резко  остановилась,  увидев  мачеху  и  красивого  молодого
итальянца, входивших в лоджию. Их внимание мгновенно обратилось к ней. Она
не знала, что непривычный бег вверх по стольким ступенькам  вызвал  на  ее
щеках здоровый румянец, придав ее обычно бледным чертам необычную живость,
а огонь, горевший в глазах осветил ее лицо ярким сиянием.
     - О! - удивленно вскрикнула она, а рука автоматически прикоснулась  к
горлу, так как она пыталась восстановить дыхание.
     Глаза  Селесты  были  холодными,  но  губы   улыбались,   когда   она
произнесла:
     - А, ты вернулась, Эмма. Как видишь у нас гость. Это двоюродный  брат
графа Чезаре, Антонио Венкаре. Антонио, это моя падчерица Эмма Максвелл.
     Антонио с вежливой уверенностью, которую он приобрел за несколько лет
общения с женщинами, галантно взял руку Эммы и поднес ее  к  губам.  Затем
увидев, что девушка покраснела еще больше, произнес:
     - Рад с вами познакомиться, синьорина. Нечасто этот палаццо  украшает
присутствие двух таких очаровательных леди.
     -  Очень  красиво  сказано,  -  раздался  насмешливый   голос,   Эмма
напряглась и резко выдернула руку, и тут же  поняла,  что  ее  реакция  на
графа Чезаре не укрылась от глаз Селесты.
     - Buon pomeriggio, Чезаре, - сказал Антонио, улыбаясь сарказму своего
брата. - Полагаю, ты хорошо провел день.
     Чезаре пожал плечами и посмотрел на Селесту.
     - А, cara, - пробормотал он. - Надеюсь, тебе лучше?
     Селеста подошла к нему и по-хозяйски взяла за руку.
     - Намного, намного лучше, дорогой, - ответила она тепло  улыбаясь.  -
Но я скучала по тебе. - Она состроила игривую гримасу. - Но я рада, что ты
взял Эмму с собой. Ей было бы скучно здесь одной. - Она бросила взгляд  на
свою падчерицу,  которая,  казалось,  была  занята  тем,  что  сплетала  и
расплетала пальцы. - Ну, а теперь здесь Антонио, так что Эмма, наверно, не
будет одинока.
     Антонио слегка поклонился.
     - Я буду рад сопровождать синьорину Эмму, куда бы она не пожелала.
     Чезаре вдруг наскучило все происходившее.
     - Не говори раньше времени, брат мой, - сказал он.  -  Дай  синьорине
время узнать тебя. Она англичанка, а англичанкам нужно  время,  чтобы  все
обдумать. Они не... как бы это сказать?.. Не  такие  порывистые,  как  мы,
итальянцы.
     Эмма быстро посмотрела на них.
     - Не надо обо мне беспокоиться, - поспешно перебила она.
     - Не будь такой, Эмма, - мягко сказала Селеста. -  Антонио  подумает,
что ты ужасно бестактна.
     Эмма никогда еще не чувствовала такую неловкость и  замешательство  и
беспомощно пожав плечами, убежала  в  свою  комнату,  предоставив  Селесте
строить любые подлые планы, какие только могли прийти в ее сообразительный
ум. Именно в это мгновение ей было все равно, что устроит Селеста. Ей было
необходимо побыть одной, несколько божественных минут в одиночестве, чтобы
вновь обрести утраченное достоинство и самоуважение.



                                    8

     Антонио остался на обед, проходивший совсем  неофициально,  во  время
которого  Селеста  единолично  владела  разговором.  У  нее  еще  не  было
возможности поговорить с Эммой наедине, но она  была  уверена,  что  такое
время настанет. Селеста не позволит нахалке провести целый день в компании
графа без очень неприятных последствий. Но в любом случае этот день  стоил
того, несмотря на довольно несчастливый  конец.  Утро  и  полуденные  часы
прошли восхитительно, и, казалось, им было очень хорошо вдвоем,  ситуация,
которую Эмма оценила как очень опасную.
     Сегодня вечером она ела  восхитительный  рыбный  суп,  приготовленный
Анной, но не чувствовала его вкуса, а бифштекс с  салатом  могли  бы  быть
посыпаны опилками, все равно она бы этого даже не заметила.  На  ней  было
одно из платьев,  выбранных  Селестой.  Блеклый  розовый  креп,  она  была
уверена в этом, придавал ей ужасный вид. Волосы были  стянуты  на  затылке
лентой и она чувствовала себя исключительно непривлекательной.
     Селеста же, напротив, в своем  шелковом  платье  королевского  синего
цвета выглядела живой и волнующей. К  тому  же  ей,  казалось,  доставляло
садистское удовольствие бросать в адрес падчерицы колкие замечания.
     Но впервые насмешки Селесты не трогали девушку. Боль, причиненная  ей
сегодня графом Чезаре, заставила Эмму с головой спрятаться в свою раковину
и ей, казалось, было безразлично, что говорит мачеха.
     Когда обед был окончен, графиня встала и сказала:
     - Вечер еще только начался, Чезаре. - Она улыбнулась Селесте.  -  Так
как вы оба в вечерних туалетах, почему бы вам не отправиться в  казино?  В
Лидо приятно в такой вечер как этот.
     Селеста захлопала в ладоши.
     - О, да, Видал! Пойдем?
     Антонио был недоволен.
     - Но... Бабушка! Я не в вечернем костюме и не могу пойти! Чезаре, вы,
конечно, могли бы пойти вместо этого в ночной клуб.
     - Я мог бы, - сухо заметил Чезаре, закуривая мантильскую сигару, - но
не собираюсь делать этого.
     - Антонио может куда-нибудь сводить Эмму,  -  предложила  графиня,  и
Эмма почувствовала себя униженной.
     - О, нет... - начала она протестующе. - Я... я бы предпочла  пораньше
лечь спать, если никто не возражает.
     Антонио, который явно не пришел в восторг от мысли выйти  на  люди  с
девушкой, одетой таким ужасным  образом,  с  облегчением  вздохнул,  но  у
графини была какая-то особая причина не сдаваться.
     - Ерунда, Эмма. Вы здесь на отдыхе. Я не хочу, чтобы  из-за  меня  вы
ложились спать так рано. Нет, Антонио, ты согласен, не так ли?
     - Si, - пробормотал Антонио без энтузиазма, и щеки Эммы запылали. Она
чувствовала долгий задумчивый взгляд Чезаре, потом он неожиданно сказал:
     - В таком случае идем, Селеста. У Антонио есть своя моторная лодка.
     После того, как они ушли, Эмма снова попробовала протестовать, но все
было бесполезно. Графиня, когда она чего-то хотела, была очень  упряма,  и
Эмме ничего не оставалось, как согласиться.
     - Я... я только вымою руки,  -  попросила  она  неловко  и  вышла  из
комнаты.
     В своей  спальне  она  критически  посмотрела  на  свое  отражение  в
зеркале. Неудивительно, что Антонио не хотел никуда с  ней  идти.  Розовое
платье доходило ей до  колен  и  бесформенно  висело  на  бедрах.  Волосы,
стянутые сзади лентой, привлекали внимание к бледности  щек,  подчеркнутой
цветом платья.
     Девушка вздохнула и развязала ленту. Она больше не  станет  ходить  в
таком виде. Если Селеста задумала сделать свою падчерицу как  можно  менее
заметной, она будет разочарована. В конце  концов,  если  выбросить  графа
Чезаре из  головы,  Антонио  Венкаре  был  очень  привлекательным  молодым
человеком  и,  может  быть,  его  компания  поможет  избавиться  от   всех
нежелательных мыслей, которые могут попытаться снова заполнить  ее  разум.
Но  нельзя  ожидать,  что  Антонио  заинтересуется   жалкой   неэлегантной
иностранкой, когда ясно, что другие  девушки  лезут  из  кожи  вон,  чтобы
встретиться с ним.
     Она решительно стянула ненавистное розовое  платье  и  открыла  дверь
огромного гардероба, внутри которого скромный запас ее платьев  совершенно
потерялся. Какое из них можно было бы надеть? Какое не было  ни  ношенным,
ни вышедшим из моды и не старило ее?
     Кроме тех нарядов, которыми снабдила ее  Селеста,  оставалось  только
два:  темно-синее  кремпленовое,  хотя  и  было  современным,  но   скорее
повседневное, и бархатное абрикосового цвета, купленное уже несколько  лет
назад, которое она надевала только на вечеринки.  Она  выбрала  бархатное,
потому что неизвестно куда они пойдут, а оно годилось  для  любого  места.
Платье было очень простым по фасону, с низким круглым вырезом и рукавами в
три четверти, с расклешенной юбкой до  лодыжек.  Она  причесала  волосы  и
оставила их распущенными и увидела, что те блестят под теплым  светом  бра
над ее трюмо. Теперь, по крайней мере, она чувствовала, что похожа  на  ту
Эмму Максвелл, которой была до болезни и до расставанья  со  своей  старой
жизнью.
     Она нервно вышла из спальни и обрадовалась, увидев, что глаза Антонио
расширились от изумления, затем чудесным образом их взгляд смягчился.
     - Эмма, - произнес он с сомнением.
     Графиня уставилась на нее.
     - Ну, Эмма, вы выглядите так  привлекательно!  -  Ее  выражение  было
таким же изумленным как и у Антонио и девушка  подумала  какая  у  нее  до
этого, должно быть, была ужасная внешность.
     - Я хорошо выгляжу? - спросила она, наслаждаясь своим триумфом  после
неловкости за обедом.
     Антонио взял ее за руку.
     - Вы выглядите прелестно, -  сказал  он,  тепло  улыбаясь.  -  Ну,  а
теперь, куда бы вы хотели пойти?
     Они отправились в маленький ночной клуб, который, хотя и был дорогим,
как подумала Эмма, тем не  менее  оказался  приятным  местом,  где  музыка
звучала тихо и ритмично,  кабаре  было  отличным,  а  ударник  с  солистом
образовывали замечательный дуэт.
     Они вернулись в Палаццо около половины второго уставшие и довольные и
даже Эмма, казалось, перестала чувствовать себя несчастной девочкой, какой
была до этого. Так как было уже поздно, Антонио простился с ней у ступенек
лестницы, ведущей на второй этаж и  мягко  поцеловал  прежде  чем  сказать
arrivederci.
     Эмма медленно поднялась по ступенькам, лениво думая о том,  как  было
бы хорошо забраться сейчас в постель.  Ноги  болели  от  танцев,  а  вино,
которое они пили, казалось, слегка  вскружило  ей  голову.  Лестница  была
длинной и бесконечной, она решительно схватилась  за  перила,  улыбнувшись
при  мысли  о  том,  что  такое  простое  дело   может   оказаться   таким
утомительным.
     Услышав внизу какой-то звук, она посмотрела в его направлении, но все
было погружено в темноту, глубокая чернота заполняла широкий зал внизу,  и
она подумала, каким таинственным он казался ночью  по  сравнению  с  ясным
днем.
     Задрожав, она невольно ускорила шаг задыхаясь  от  чувства,  что  там
внизу кто-то есть, кто-то наблюдает за ней. Она споткнулась и перепрыгивая
через ступеньки, побежала оставшуюся часть лестницы. Добравшись до  верха,
она толкнула дверь, ведущую к меблированным апартаментам  и  увидела,  что
там горит свет, хотя внутри никого не было.
     Она закрыла дверь, нащупала ключ и повернула его в замке. Затем  села
на стул и перевела дыхание. Вероятно, она вела себя глупо,  как  настоящая
дура, но после такого дня, это было уже чересчур.
     Распрямив плечи, она пошла к двери своей спальни и  с  благодарностью
вошла  в  нее.  Эмма  настороженно  осмотрелась,  но  все  было  так,  как
оставалось до ухода, и она облегченно вздохнула.
     Девушка быстро разделась и забралась в постель.  Она  слышала  слабый
шорох воды в канале, мягко плескавшейся у стен Палаццо, и ее  веки  устало
сомкнулись. Должно быть, она спала некоторое время, потому что ее разбудил
стук. Она открыла глаза, недоумевая, что происходит. Затем вспомнила.  Она
закрыла дверь, а граф Чезаре и Селеста, наверно, к  тому  времени  еще  не
вернулись домой.
     Она быстро  выскользнула  из  кровати,  поспешно  натянула  халат  и,
чувствуя себя довольно глупо, пересекла гостиную и отперла дверь.
     Селеста промчалась мимо нее, окутав Эмму волной дорогих  духов.  Граф
Чезаре подождал пока Эмма повернулась и  последовала  за  мачехой,  вошел,
закрыл дверь и на мгновение тяжело прислонился к ней.
     Какое-то предчувствие беды заставило  Эмму  оглянуться,  и  ее  глаза
расширились от ужаса. Граф был ранен, кровь  текла  из  его  плеча,  а  на
безукоризненно белой рубашке алело пятно.
     - Что случилось? - Эмма не  задумывалась  над  тем,  что  делает.  Ее
профессиональная реакция быстро проявила себя и она  бросилась  к  Видалу,
помогая ему стянуть пиджак, причинив как можно меньше боли.
     Но графу Чезаре не нужна была ее помощь.
     - Приведите Джулио, - приказал он скрипя  зубами,  так  как  движение
рукой открыло рану. - Не занимайтесь тем, чего не понимаете!
     - О, но я понимаю... - начала Эмма, но ее тут же оборвала Селеста.
     - Делай как сказал граф, - приказала она сердито. - Не спорь!
     Эмма сжала губы, с отчаяньем взглянув на  изорванную  плоть,  которая
обнажилась теперь, когда Чезаре с трудом расстегнул  рубашку,  и  побежала
через комнату в сторону кухни. Она знала, что рану надо зашивать и  знала,
что графу необходима помощь врача - кого-то,  кто  способен  справиться  с
ранением такого рода, но он позвал только Джулио. Что мог сделать  Джулио?
И как вообще это случилось?
     Джулио помог своему хозяину дойти до спальни и дверь закрылась  перед
лицом трех женщин ибо теперь к ним присоединилась Анна. Старая графиня  не
проснулась, что при данных обстоятельствах было к лучшему.
     Эмма закурила сигарету и взглянула на Селесту.
     - Как... Я хочу сказать, что случилось?
     Селеста небрежно сбросила накидку и глубоко затянулась сигаретой. Она
казалась бледной и  обеспокоенной  и  Эмма  подумала,  что  впервые  видит
Селесту в таком состоянии. Она видела ее в гневе много раз, но никогда  не
видела такой нервной.
     Селеста покачала головой.
     - Это произошло так быстро, - сказала она будто разговаривала сама  с
собой. - Мы только вошли в нижний зал, как этот человек бросился на  графа
Чезаре сзади. Я не могла даже закричать. Я онемела от ужаса. Они боролись,
но было так темно... и у напавшего был нож, в то время как Видал... -  она
задрожала. - Это было ужасно! И так бессмысленно!
     - Вор, - твердо сказала Анна, складывая руки на груди.
     Эмма нахмурилась.
     - В нижнем зале нет ничего, что могло бы привлечь вора,  -  возразила
она, вспомнив свое собственное чувство - такое отчетливое - приближающейся
опасности, когда поднималась по лестнице.
     Но если это было так, и она подсознательно почувствовала  приближение
беды, что делал этот человек? Если это был простой вор,  то  у  него  было
достаточно времени, чтобы скрыться между  ее  прибытием  и  гораздо  более
поздним возвращением графа Чезаре и ее мачехи. В этом не  было  смысла.  В
зале никого не было, так что этот человек ждал Чезаре. Но почему?
     Ее мозг не мог найти причину и  она  в  отчаянии  сдалась.  Казалось,
существует слишком много такого,  что  она  не  понимает.  Как,  например,
неожиданное отсутствие графа сегодня, нет уже вчера, днем, потому что  уже
занимался рассвет следующего дня.
     Селеста обратила свой взгляд на падчерицу, глаза ее  были  холодными.
Она погасила сигарету, затем подняла накидку и сказала.
     - Пойдем, Эмма, я хочу поговорить с тобой.
     Эмма могла догадаться о чем. Ее временная отсрочка закончилась.
     - Но граф... - начала она, посмотрев на Анну.
     - Анна даст нам  знать,  если  понадобится  наша  помощь,  -  сказала
Селеста, - не так ли, Анна?
     Анна пожала широкими плечами.
     - Ничего не надо, мадам, -  сказала  она  без  всякого  выражения.  -
Джулио справится сам. - Она слегка  улыбнулась  Эмме.  -  Спокойной  ночи,
синьорина, мадам.
     Селеста, взбешенная, пересекла комнату, раз и  навсегда  решив,  что,
как только она станет графиней Чезаре, Анне придется уйти. Эмма беспомощно
развела  руками  и  последовала  за  ней.  Она   чувствовала   невероятную
усталость, и ее совсем не радовала мысль о выяснении отношений с  Селестой
в столь поздний час. Кроме всего, она ужасно  волновалась  о  графе.  Раны
такого рода могут легко привести к инфекции,  а  чтобы  это  предотвратить
необходимы были антибиотики. У Джулио наверняка  нет  необходимых  знаний,
подумала она с тревогой.
     В огромной спальне, отведенной  Селесте,  мало  что  говорило  о  том
месте, где они жили. Стулья и шкафчики  были  завалены  вещами  Селесты  -
трюмо трещало  под  весом  косметики  и  духов,  которыми  она  непрерывно
пользовалась, чтобы сохранить цвет лица и  мягкость  кожи,  Селесте  нужна
была служанка и у нее была таковая до тех пор, пока  она  не  поняла,  что
Эмма может послужить более чем удачной заменой.
     - Ну, а теперь, - сказала она, когда дверь за ними  закрылась,  -  ты
знаешь, почему я хочу поговорить с тобой? Не так ли?
     Эмма вздохнула.
     - Могу догадаться.
     - Не старайся казаться дерзкой.  Вспомни,  что  у  меня  есть  способ
заставить тебя пожалеть о том, что ты пошла против меня!
     - О, Селеста! - воскликнула Эмма. - Я так хотела выйти куда-нибудь из
этого дома сегодня. И когда граф  Чезаре  пригласил  меня...  -  ее  голос
отказался подчиняться ей.
     - Ты дождаться не могла, чтобы поехать куда-нибудь с ним! -  рявкнула
Селеста. - Не воображай, что можешь  обмануть  меня,  Эмма.  Я  знаю  тебя
слишком хорошо! Боюсь, что тебя видно насквозь, а еще прекрасно видно, что
ты воображаешь будто влюбилась в Видала!
     - Влюбилась! - эхом повторила Эмма. - Не будь такой глупой!
     - Я не глупая, - возразила Селеста с мрачной улыбкой. - Я  много  раз
видела, как девочки-подростки влюбляются в пожилых мужчин,  а  Видалу  еще
далеко до этого возраста. О, я не  виню  тебя.  -  Селеста  потянулась  за
сигаретой. - Увидев его, я удивилась не меньше, чем ты. Фактически, думаю,
что даже если бы он не был графом Чезаре, я все равно хотела бы  выйти  за
него замуж. Я действительно думаю, что впервые влюбилась!
     Эмма отвернулась.
     - Это все?
     - Нет, черт тебя возьми, не все! Я еще не закончила. Я хочу, чтобы ты
знала, что если ты еще раз попытаешься сделать то, что сделала сегодня,  я
найду способ унизить тебя так, что ты пожалеешь, что вообще  появилась  на
свет, поверь мне!
     - О, Селеста! - Эмма сжалась. - Если дошло до этого, то почему ты  не
найдешь какую-нибудь причину, чтобы отослать меня домой?
     Селеста покачала головой.
     - Нет. Это не пойдет. Сейчас нет стоящей причины, которую я могла  бы
отыскать, чтобы абсолютно убедить графиню. Она уже знает и  разделяет  мои
надежды  на  этот  брак,  и  думаю,  что  она  пригласила  Антонио,  чтобы
уравновесить ситуацию. Она поверила, благодаря моему поведению, что  я  ни
за что на свете  не  захотела  бы  расстаться  с  моей  любимой  маленькой
падчерицей. Но так как она, так же как и я, видит чего  ты  добиваешься  в
том, что касается графа Чезаре, то в качестве замены нашла Антонио!
     Эмма резко повернулась к Селесте, ее щеки пылали.
     - Не может быть, чтобы ты говорила серьезно.
     - О, но так оно и есть. Графиня, может быть, и стара,  но  в  здравом
уме. И так как она знает о пристрастии графа к  противоположному  полу,  а
тем более, когда ему предлагают на тарелочке... ну, он мужчина, и в  конце
концов ничто человеческое ему не чуждо! - Она жестоко улыбнулась. - Бедная
маленькая Эмма! - насмешливо произнесла она. - Не  могла  же  ты  серьезно
воображать, что такой мужчина как он, может заинтересоваться тобой!
     - Какое ты ничтожество!  -  воскликнула  Эмма,  едва  удерживаясь  на
ногах. - Не могу представить, что мой отец нашел в тебе!
     На Селесту эти слова не произвели никакого впечатления.
     - Какая разница? Он был одинок, а если человек одинок, он открыт  для
предложений.
     - Я знаю! К сожалению!
     Казалось, Селеста теперь получает удовольствие от  происходящего.  Ее
гнев прошел, а смешные стороны данной ситуации соответствовали ее злобному
чувству юмора.
     Затем, словно вспомнив о случае в холле, она произнесла:
     - А теперь  уходи!  Я  больше  не  хочу  тебя  видеть.  Ты  начинаешь
надоедать  мне.  И  если  эта  тварь,  Анна,  попытается  сделаться  твоей
союзницей, она увидит, что силой моего влияния не стоит пренебрегать.
     Эмма вышла, чувствуя себя нездоровой и униженной. Неужели ее  чувства
были так заметны? Неужели по ее поведению Селеста поняла что-то, в чем она
сама себе пока еще признается? Представить себе, что она после этого может
встретиться с  графом  Чезаре,  было  невозможно,  особенно  после  полных
ненависти обвинений, которые он бросил ей в лицо  на  лодке.  Жизнь  стала
такой болезненно сложной, что  она  от  всей  души  пожалела,  что  вообще
согласилась поехать с Селестой в Италию. Ей следовало бы знать, что мачеха
не может измениться за один день. Что никогда  она  не  делала  ничего  из
чисто альтруистических побуждений.
     Она забралась назад в кровать, когда слабый свет нового дня  появился
на горизонте. Эмма  подумала  о  том,  что  происходит  с  графом  Чезаре,
действительно ли Джулио позаботился о нем или позвали  доктора.  Последнее
было маловероятно, так как не было слышно,  чтобы  кто-нибудь  приехал,  и
хотя в спальню Селесты не проникали почти никакие звуки,  какое-то  шестое
чувство подсказывало ей, что  были  причины  не  делать  это  происшествие
достоянием гласности. Все это было очень загадочно, но у Эммы был  тяжелый
день, и она заснула почти мгновенно,  глубоким  сном  без  сновидений,  от
которого пробудилась только в полдень.



                                    9

     На следующий день Эмма вообще не встретила графа Чезаре. Он оставался
в своей комнате до обеда, потом они с Селестой куда-то уехали,  пока  Эмма
переодевалась к  столу.  Старая  графиня  упомянула,  что  они  обедают  с
друзьями и совсем ничего не сказала о его ране, а так как Эмма привыкла  к
разным уверткам, то стала спрашивать напрямик. Их  обед  закончился  очень
спокойно, после чего графиня сказала, что ей надо написать несколько писем
и извинившись, шла.
     На следующее утро Эмма  отправилась  с  Анной  за  покупками.  Старая
служанка была рада компании молодой девушки, и тому,  что  та  помогла  ей
донести тяжелые корзины, а Эмма купила себе два новых  платья  на  случай,
если ей  снова  придется  встречаться  с  Антонио  Венкаре  и  куда-нибудь
выходить.
     Она пребывала в ужасно подавленном состоянии и надеялась, что молодой
итальянец не станет ее снова беспокоить.  Она  была  решительно  настроена
никогда больше не сталкиваться с Селестой или с графом  Чезаре.  Скоро  их
время подойдет к концу и, если все  закончится  успешно  для  Селесты,  ей
разрешат вернуться в Англию к тихой жизни в больнице. Там у нее было много
друзей, некоторые из них писали ей, интересуясь, как она проводит время  в
Венеции, но до сих пор у нее не хватало духа ответить им. Было бы трудно с
восторгом описывать отдых, когда ситуация, в  которой  она  находилась,  с
каждым днем становилась все более сложной.
     Когда подошло время ленча, она вошла в гостиную и увидела  там  графа
Чезаре, стоявшего возле бара и наливавшего себе в стакан приличную  порцию
виски.
     Эмма поспешила отвернуться и хотела  уйти,  но  граф  увидел  ее.  Он
проглотил половину содержимого стакана и сказал:
     - Ну, Эмма!  Тебя  обеспокоило  то,  что  я  принимаю  такое  сильное
стимулирующее средство в столь ранний час?
     Эмма снова повернулась к нему. Она заметила, что несмотря на  смуглый
цвет его худощавого лица, он  все  еще  выглядит  бледным,  а  левая  рука
немного напряжена.  Тем  не  менее  в  темном  свободном  костюме  он  был
обезоруживающе привлекательным, и ее щеки внезапно вспыхнули, так как  она
вспомнила  их  последнюю  встречу  наедине.  Она  снова  поняла,  что   не
привлекательная внешность притягивает женщину к мужчине, а скорее какой-то
чувственный магнетизм, исходивший от Видала Чезаре, который окутывал ее  и
лишал сил, наполняя желанием  почувствовать  на  своем  теле  эти  сильные
смуглые руки, и ощутить как его жадные  губы  страстно  прижимаются  к  ее
губам. Но она сказала:
     - То что вы делаете, меня не касается.
     Она наклонила голову, пытаясь найти сигарету.
     Он открыл портсигар и она нервно взяла одну,  позволив  ему  поднести
зажигалку. Затем резко затянувшись, Эмма  направилась  к  открытой  двери,
ведущей в лоджию. День был прекрасным, легчайший ветерок шевелил тенты  на
маленьких лодочках, проплывавших внизу.
     Краем глаза она видела, что он стоит чуть позади нее.
     - Я чувствую, что должен извиниться за свое поведение... вчера  днем,
- неожиданно мягко прошептал он и Эмма вздрогнула.
     - В этом  нет  необходимости,  -  холодно  ответила  она.  -  Я...  Я
забыла... все. Это... это был не первый случай, когда ко мне приставали.
     - Возможно, нет... - он небрежно пожал плечами. - Но мне не нравится,
что в  моем  присутствии  ты  ведешь  себя  как  школьница.  Ты  постоянно
держишься так, словно я собираюсь наброситься на тебя.
     Эмма придала своему лицу, как ей казалось, насмешливое выражение и  с
упреком произнесла:
     - У вас богатое воображение, граф Чезаре. Если мои манеры кажутся вам
слегка сдержанными, то это оттого, что мое присутствие здесь явно излишне,
и мне очень хотелось бы, чтобы существовал какой-то способ избавить вас от
него.
     Он полез в карман, и она увидела, как он поморщился от боли  в  руке,
достал коробку мальтийских сигар и зажигалку. Затем  пристально  посмотрел
на нее, его голубые глаза были твердыми как сталь.
     - Ты права, - сказал он наконец. - Я тоже хочу, чтобы ты каким-нибудь
образом смогла уехать из Палаццо, но совсем не по той причине, которую  ты
себе вообразила.
     Эмма побледнела.
     - Извините, но я не могу оказать вам эту услугу.
     Граф задумчиво рассматривал кончик своей сигары.
     - Я думаю о твоем благополучии, - произнес он тихим и мягким голосом.
     - О, действительно! - в голосе девушки было сомнение.
     - Да, действительно, Эмма, пожалуйста, поверь мне...
     - Нет, спасибо, - перебила она его, отворачиваясь. - В  любом  случае
вы забыли наш уговор, мы не должны разговаривать друг с другом,  ну  разве
что самые обычные приветствия.
     Его глаза сердито потемнели, он сделал шаг к ней, повернул ее к  себе
и сморщился от боли, потому что снова пошевелил раненной рукой.  Он  резко
отпустил ее, прижав руку к боку и сжав кулак.
     Сердце Эммы переполнилось состраданием.
     - О, Чезаре, - нетерпеливо сказала она. -  Эта  рука  должна  быть  в
повязке!
     - Что ты знаешь об этом? - пробормотал он сквозь зубы.
     - Больше, чем вы думаете, - закричала она, покачав головой. - Вам швы
наложили? Вы приняли какие-то лекарства?
     Лицо графа стало суровым.
     - Не надо практиковать  на  мне  свои  знания  о  первой  медицинской
помощи! - прошептал он, вытирая лоб тыльной стороной руки.
     - Это не первая медицинская помощь, - возразила  Эмма  сердито.  -  Я
была...
     - Эмма! - остановил ее голос  Селесты.  -  Как  ты  думаешь,  что  ты
делаешь?
     - Делаю? - Эмма резко повернулась. - Я ничего не делаю. Графу  Чезаре
больно, вот и все!
     Селеста не обратила на нее внимание и подошла к Чезаре.
     - Дорогой! Что случилось? Эмма нечаянно задела твою руку?
     Глаза графа были скрыты длинными ресницами.
     - Нет решительно сказал он.  -  Эмма  ничего  не  сделала.  Абсолютно
ничего!
     Девушка ушла. Она не могла видеть как мучается Чезаре, а тем более не
могла выносить Селесту, игравшую роль ангела-хранителя.  Это  было  так...
так ужасно, так искусственно!


     Несколько дней прошли почти без событий. Эмма мало видела свою мачеху
и графа Чезаре,  но  были  ли  они  вместе  все  это  время,  было  трудно
утверждать. Конечно, Селеста вела себя не как самая счастливая из женщин и
много раз Эмме доставалось от ее  языка.  Она  командовала  Анной,  давала
своей падчерице бесконечные небольшие поручения, и вообще ужасно докучала.
     У Эммы почти не оставалось времени для себя, потому что, хотя Селеста
и отправлялась утром за покупками, она следила за тем, чтобы девушке  было
чем заняться до тех пор, пока она не вернется.
     Что касается графа Чезаре, то каждый раз, когда Эмма видела его,  она
делала так, чтобы  они  не  остались  наедине,  и  старалась  не  обращать
внимания на его напряженный усталый вид, словно он плохо спал.
     На второй день появился  Антонио  и  договорился,  что  они  с  Эммой
отправятся в оперу слушать "Паяцев". И они действительно получили огромное
удовольствие, потому что, хотя Эмма  и  не  была  страстной  любительницей
оперного пения, город, в котором она находилась и костюмы  в  сочетании  с
волнующей музыкой, словно наложили на  нее  чары,  которые  ей  ужасно  не
хотелось сбрасывать.
     Антонио, казалось, наслаждался ее обществом,  и  на  следующий  вечер
пригласил ее к себе, чтобы познакомить с матерью, отцом и тремя  сестрами.
Для Эммы это было большим испытанием, хотя тетя графа Чезаре показалась ей
восхитительной и  привлекательной  женщиной,  сделавшей  все,  чтобы  Эмма
чувствовала себя непринужденно.
     Дни  шли  и  к  большому  разочарованию  графини  Чезаре  и  Селеста,
казалось, нисколько не продвинулись в своих  отношениях,  которые  хотя  и
должны были закончиться браком по расчету, все же могли  бы  приносить  им
хоть какое-то удовольствие.
     В моменты затишья Эмма постоянно волновалась и о  Чезаре  и  о  своем
собственном будущем после того, как она вернется  в  Англию.  Белые  стены
больницы казались такими холодными  и  далекими,  старый  палаццо  начинал
окутывать ее своими чарами. Если иногда она задумывалась  над  тайной  его
хозяина, то гнала эти мысли прочь и переживала только о том, как  заживает
рана Чезаре, и нет ли у него воспаления.
     Прошло дней десять после несчастного случая с графом.  Эмма  покидала
Палаццо, чтобы  сделать  кой-какие  покупки  для  Анны  и  в  этот  момент
встретила Видала, выходившего из маленькой кладовой, которая заинтриговала
ее в первый день.
     - Buon giorno, signorina, - произнес он насмешливо. - Come sta?
     - Bene, grazie, - холодно ответила Эмма и хотела пройти мимо,  но  он
преградил ей путь.
     - Очень хорошо, - сказал он лениво. - Ну и куда мы идем?
     - Это вас не касается, - резко ответила Эмма.
     На лице графа появилось раздражение.
     - Ты смеешь говорить со мной таким образом! - воскликнул  он.  -  Ну,
куда ты идешь... еще раз?
     - О, просто за покупками для Анны, - она показала на дверь. -  Джулио
ждет меня в лодке. Мне теперь можно идти, синьор граф?
     Он отступил в сторону.
     - Подожди! У меня тоже есть дело в городе. Я отвезу тебя. Это избавит
Джулио от хлопот, так?
     Эмма тяжело вздохнула.
     - Если вы настаиваете, - произнесла она устало.
     Он сердито нахмурился, но девушка небрежно проскользнула  мимо  него,
сама открыла дверь и оглянулась, чтобы посмотреть идет он за ней или  нет.
Он стоял неподвижно и она вскрикнула, прижимая руку ко рту:
     - О, Боже. Я причинила вам боль?
     Он покачал головой, но ничего не сказал, а просто последовал  за  ней
через двор к ступенькам. К тому времени, как он подошел к ней и Джулио, он
снова был самим собой, а после  нескольких  быстрых  слов  на  итальянском
языке, старый слуга поспешил назад в Палаццо.
     - Забирайся в лодку, - сказал он и она  подчинилась,  ругая  себя  за
свою неосторожность. Его рана должна была к этому времени уже зажить и  не
может болеть слишком сильно от того, что  она  просто  проскользнула  мимо
него. Эмма покачала головой. У него могли быть серьезные осложнения,  если
он не обратился к профессионалу. И почему он так и не сообщил о  нападении
в полицию? Селеста тоже никогда об этом не упоминала и это было  необычно,
если только граф Чезаре не обманул ее какой-то историей. Все это тревожило
и озадачивало.
     - О чем ты думаешь? - спросил  он,  когда  они  повернули  в  Большой
Канал.
     - Если вы хотите правду, - ответила она честно, - то  о  вашей  руке.
Она совсем не зажила, так ведь?
     Его лицо стало похожим на маску.
     - Это мое дело.
     - Нет. Вы ведете себя как ребенок, - воскликнула она. - Разве  вы  не
знаете, что может начаться гангрена? Вы можете потерять руку!
     - Маловероятно, - заметил он холодно.
     - Не маловероятно! Я видела, что так бывает!
     - В самом деле? Где? -  его  голос  был  насмешливым.  -  О,  я  могу
догадаться.  Ты  одна  из  тех  занимающихся   благотворительностью   дам,
посещающих больницы, одевшись по моде,  чтобы  произвести  впечатление  на
пациентов и собирающих крохи знаний, благодаря которым считают, что  могут
диагностировать  все  что  угодно,  начиная  с  зубной   боли   и   кончая
беременностью!
     - Вы невозможны! - сказала она  и  прикусила  губу.  Она  и  так  уже
сказала слишком много и если Селеста  узнает,  то  придет  в  ярость.  Она
должна быть рада, что он еще не догадался о ее секрете.
     - Где ты  собираешься  делать  покупки?  -  спросил  он,  меняя  тему
разговора.
     - А куда вы едете?
     - Как ты любишь говорить, это мое дело.
     Эмма вспыхнула.
     - Я не это имела в виду. Я хотела сказать,  что  вы  можете  высадить
меня там, где вам удобно.
     - Хорошо. Мы оставим лодку возле Риальто. Ты  можешь  встретить  меня
там, скажем... - он посмотрел на часы, - через пару часов.
     -  Очень  хорошо,  -  кивнула  Эмма  и  после  этого  они  больше  не
разговаривали.
     Ее  взволновала  возможность  делать  покупки  одной.  Когда   Джулио
сопровождал ее, он обычно следовал за нею и нес ее свертки, но сегодня она
чувствовала себя независимой и свободной.
     Она выбрала на рынке рыбу и овощи, которые ей наказала  купить  Анна,
затем  обратила  свое  внимание  на  другую  сторону  моста,  где  уличные
базарчики вели к Марсерии - главному торговому району Венеции. У нее  было
много времени в запасе и она бесцельно бродила глядя в витрины магазинов и
думая о том, чтобы ей увезти назад домой  как  подарки  своим  подругам  в
больнице. Здесь были  стеклянные  фигурки,  довольно  изящные  и  довольно
дешевые в отличие от изделий из  стекла,  к  которым  Эмма  приценилась  в
магазинах побольше. Но она решила пока подождать и ничего не  покупать.  В
конце концов у нее еще было много времени.
     Девушка  направилась  к  тому  месту,  где  граф  оставил  лодку  под
присмотром какого-то уличного оборванца - мальчишки с грязным  лицом  и  в
грязной одежде, но с довольно очаровательной улыбкой.
     Чтобы добраться до площадки, она пошла напрямик через  узкую  улочку,
ведущую к воде, но в конце нашла частный причал. Когда она  повернула,  то
увидела, что  путь  ей  преградили  двое  мужчин.  Оба  были  смуглокожими
итальянцами, невысокого роста и явно недружелюбно  настроенными,  судя  по
тому как угрожающе они двинулись к ней.
     Эмма попятилась, все еще не веря тому, что происходит. Это  не  могло
случиться с нею! Не в самом центре Венеции! Если  они  надеются,  что  она
какая-нибудь богатая туристка,  то  их  ждет  большое  разочарование.  Она
потратила деньги, данные Анной и в кошельке у нее осталось всего несколько
сотен лир.
     Ее  спина  уперлась  в  стену  склада,  преграждавшего  ей   путь   к
отступлению и она беспомощно посмотрела за спины мужчин, но  увидела,  что
узкий переулок слегка поворачивал и этот поворот  отлично  скрывал  их  от
глаз прохожих.
     Один из мужчина сказал что-то по-итальянски, второй громко  засмеялся
и Эмма пожалела, что не понимает шутку. Кто эти мужчины? И что они хотят?
     Затем мужчина обратился к Эмме на резком неприятном итальянском.
     - Non capisco, - осторожно ответила Эмма.
     - А, inglese, - сказал мужчина,  кивая  и  подошел  ближе  к  ней.  -
Синьорина Максвелл, si?
     Эмма нахмурилась, заколебалась, потом кивнула. Она онемела от  страха
и чувствовала, что если бы даже ей представилась возможность убежать,  она
не смогла бы сдвинуться с места.
     - Bene, bene, - мужчина  улыбнулся,  обнажив  черные  дыры  на  месте
отсутствующих зубов. Оставшиеся же были желтыми и гнилыми, и  его  дыхание
было зловонным.
     - Что вы хотите? Кто вы? - спросила Эмма с отчаяньем.
     - У нас есть послание для синьора  графа,  -  сказал  мужчина  мягко,
придвигая свое лицо к лицу Эммы, в то время как его товарищ прислонился  к
стене за его спиной и внимательно наблюдал.
     - Послание! - Эмма подумала, что она произнесла это слово  почти  как
сумасшедшая.
     - Si, послание. - Мужчина вытащил из кармана  куртки  нож  с  длинным
лезвием, блеснувшим на солнце.  Он  улыбнулся  девушке,  словно  собирался
преподнести ей какой-то очень долгожданный подарок, затем приставил острие
ножа к ее щеке.
     Эмма подумала, что сейчас упадет в обморок. Ее  колени  задрожали,  и
она никак не могла заставить себя закричать или по крайней мере произнести
хоть слово.
     - Да, послание, - повторил он мягко. - На которое он должен  обратить
больше внимания, чем на предыдущее.
     Эмма попыталась заговорить.
     - Вы... вы собираетесь меня убить? - выдохнула она наконец.
     Мужчина улыбнулся шире.
     -  Интересно,  с  чего  это  пришло  тебе  в  голову?  -  спросил  он
насмешливо. Затем задумчиво посмотрел на нож. - А, понимаю,  нож!  Он  вас
пугает, синьорина. Прошу прощения.
     Он сделал шаг назад и нож упал вниз, так  как  его  рука  опустилась.
Эмма вздохнула с облегчением.
     - Что... что это за послание? - спросила она, пытаясь  взять  себя  в
руки. Казалось, ее единственным шансом было не потерять голову.
     Второй человек сказал что-то своему товарищу, его  глаза  безжалостно
рассматривали ее,  и  она  подумала,  что  несмотря  на  брюки  и  свитер,
чувствует себя обнаженной. Но, очевидно, его слова не нашли ответа в  душе
человека с ножом, потому что тот покачал головой и сильно замахал  руками,
говоря что-то, что Эмма изо всех сил пыталась понять. Но они  говорили  на
диалекте и ей трудно было уследить за  их  быстрой  речью,  особенно  если
учесть, что она дрожала от страха. Она разобрала слова  abbiamo  fretta...
non ho tempo, которые как она знала, означали, что они спешат, но даже это
не успокоило ее.
     - А теперь, синьорина,  -  снова  обратился  к  ней  мужчина,  улыбка
вернулась к нему. - Я готов поверить, что вы не знаете, почему  вы  здесь,
но граф Чезаре поймет адресованное ему послание очень хорошо...
     Он подошел ближе, схватил ее за волосы, чтобы оттянуть голову  назад,
затем медленно и аккуратно расстегнул верхние пуговицы ее свитера, обнажил
плечо и размеренной жестокостью разрезал гладкую кожу. Крик замер в  горле
Эммы, так и не вырвавшись наружу и она потеряла сознание.
     Когда она пришла в себя, то почувствовала, что голова у нее кружится,
а перед глазами все плывет. Какое-то время она лежала на  камнях  мостовой
не понимая где находится или почему ей так плохо. Затем память вернулась к
ней, она с трудом встала на колени, оглядываясь по сторонам как испуганное
животное, но никого кроме нее в переулке не было. Она  почувствовала,  что
шея и плечо у нее мокрые и подняв руку прикоснулась  к  плечу.  Когда  она
отняла ее, то увидела, что рука вся в крови.
     Мир моментально закружился  вокруг  нее,  но  с  большим  усилием  ей
все-таки  удалось  встать  на  ноги.  Дрожащими  пальцами   она   оттянула
пропитанный кровью свитер и посмотрела вниз на  плечо,  насколько  смогла.
Кровь уже начала высыхать и опасности, что она умрет от ее потери не было.
Но из того, что она увидела, ей показалось, что мужчина вырезал у  нее  на
коже свои инициалы.
     Она достала  из  кармана  носовой  платок,  вытерла  кровь  с  рук  и
промокнула шею. Цвет ее свитера был оранжевым и кровь на нем выглядела  не
так ужасно после того, как ей удалось застегнуть пуговицы.  Она  не  могла
выйти из переулка выглядя так, словно  на  нее  напали.  Потому  что  это,
наверняка, привлечет к ней внимание и вызовут полицию. И  в  таком  случае
может открыться то предыдущее происшествие. Несмотря на  все  происшедшее,
она не могла допустить, чтобы это случилось. Если граф не хотел, чтобы  об
этом знали, она не может предать его.
     Эмма пригладила волосы руками, пытаясь  хоть  как-то  привести  их  в
порядок, подняла корзину с покупками и медленно пошла по переулку к улице.
Ее плечо немного болело, но она могла вести себя  совершенно  естественно,
если все время помнить о необходимости этого и прогнать из  головы  всякие
мысли неприятного характера.
     Граф нетерпеливо ходил туда-сюда по причалу ожидая ее и заметив,  как
она появилась из-за угла направился к ней. Он отвернул манжету  и  показал
ей на стрелки золотых часов.
     - Dio! - произнес он сердито. - Где ты была? Я жду тебя больше часа!
     - Часа? - повторила Эмма автоматически. Неужели так  долго?  -  Прошу
прощения. Я задержалась.  -  Она  немного  покачнулась  и  граф  мгновенно
схватил ее за руку.
     - Что случилось? - затем он заметил темное пятно  на  ее  свитере.  -
Mamma mia, ты ранена! Эмма, ты должна рассказать мне, что случилось?
     - Мы... мы можем сначала сесть в лодку? - спросила она слабым голосом
и он поспешно кивнул.
     - Конечно. Пошли.
     Он поставил ее корзину в лодку, заплатил мальчишке, который  все  еще
крутился  вокруг,  затем  помог  Эмме  забраться  внутрь.  Чезаре  отвязал
веревку, затем запустил двигатель и запрыгнул внутрь.
     Эмма опустилась на деревянную скамейку, которая  располагалась  вдоль
борта и попыталась собраться с мыслями. Сейчас, когда она снова была рядом
с Чезаре, ее страх прошел. Он придавал ей уверенность и на  мгновение  она
полностью расслабилась. Она взяла уже зажженную сигарету, предложенную  ей
и с благодарностью затянулась.
     - А теперь, - сказал он, прислоняясь спиной к  сиденью  и  пристально
следя за оживленным движением в этих местах канала. -  Расскажи  мне,  что
случилось.
     Эмма пересказала все настолько хорошо, насколько  только  смогла  при
данных обстоятельствах. Теперь все  произошедшее  казалось  фантастикой  и
только ощущение жжения в плече напоминало ей о том, что это не сон.  Когда
она закончила, то добавила:
     - Так что в конце концов никакого послания не было.
     Чезаре покачал головой.
     - Послание было, синьорина, - ответил он мягко. -  Или,  может  быть,
его лучше назвать предупреждением? Они знали, что я пойму, Эмма.
     Эмма бросила окурок в темную воду. Она ничего не понимала. У  кого-то
был зуб на графа Чезаре и то, что она оказалась во всем  этом  замешанной,
чистое совпадение. У нее было чувство, что если бы  этим  утром  с  графом
была Селеста, ее использовали бы вместо нее.
     Она посмотрела на Чезаре.
     - Вам не кажется, что пора мне сказать,  почему  происходят  подобные
вещи? - спросила она, чувствуя себя более сильной и способной соображать.
     Его лицо стало суровым.
     - Нет. Это пора никогда не наступит, -  ответил  он  холодно.  -  Чем
меньше ты знаешь, тем лучше. Если бы эти люди подумали,  что  ты  каким-то
образом причастна к этому делу, ты была бы мертва!
     - Вы, должно быть, шутите!
     - Но ты ведь не смеешься, синьорина, - резко  сказал  он.  -  Это  не
игра.  И  пожалуйста,  хоть   ты   и   стала   свидетельницей   нескольких
обстоятельств  совершенно   не   связанных   между   собою,   не   пытайся
анализировать их или сопоставлять. Выбрось все это  дело  из  головы.  Все
скоро закончится, поверь мне.
     Эмма покачала головой.
     - Ради всего святого! Я всего лишь человек.  Как  я  смогу  объяснить
это... - она показала на руку, - ...Селесте?
     - Тебе это обязательно будет делать?
     Эмма пожала плечами.
     - Эта рана требует лечения.
     - Она его получит. Немедленно. Ты, должно быть, заметила, что  мы  не
возвращаемся в Палаццо. У меня есть друг... - его голос  стих,  когда  они
нырнули под узкий мостик над гораздо более узким каналом, по которому  они
теперь плыли.
     Они остановились перед  причалом,  ведшим,  казалось,  к  складу,  но
пройдя через деревянную арку, Эмма оказалась в каменном дворе, из которого
расходилось несколько маленьких переулков и проходов. Она  последовала  за
Чезаре в один из переулков к мрачному дому с каменным фасадом. Этот  район
был не особенно приятным, но когда граф открыл дверь дома и она вошла,  то
увидела, что  стоит  в  устланном  коврами  зале  с  хрустальной  люстрой,
висевшей над отлично отполированным  комодом.  Темно-синий  ковер  тянулся
вверх по пологой лестнице, по которой  они  поднялись  к  ряду  комнат  на
второй этаж.
     Табличка на одной из комнат гласила:  "Dottore  Zuciano  Domenico"  и
Эмма с любопытством посмотрела на графа.
     Чезаре открыл дверь и без церемоний вошел. Они  оказались  в  большой
приемной, которая была совершенно пустой. Чезаре  оглянулся  по  сторонам,
затем пересек комнату и направился к двери, ведущей во внутреннюю комнату.
Немедленно голос пригласил его войти  и  он  показал  девушке,  чтобы  она
следовала за ним.
     Лючьяно Доменико оказался всего лишь немного старше графа. Он был  не
таким высоким, но более плотным по сложению и  при  их  появлении  тут  же
улыбнулся, и сразу же понравился Эмме.
     - А, Чезаре, - произнес он, и приветствуя их, встал  из-за  огромного
стола и подошел, чтобы пожать графу руку. - Come sta?
     Чезаре  заговорил   с   доктором   по-итальянски   быстрыми   резкими
предложениями, которые обратили внимание  Лючьяно  к  Эмме.  Когда  Чезаре
закончил и доктор задал  ему  несколько  вопросов  по  существу  дела,  он
повернулся к Эмме.
     - Ну, синьорина, - сказал он по-английски. - Вы поранили руку?
     Эмма взглянула на Чезаре. Тот слегка кивнул и сказал:
     - Не бойся, Эмма. Добрый доктор - мой  друг.  Он  не  будет  задавать
вопросов, на которые нельзя ответить, уверяю тебя.
     Эмма задышала более свободно и ответила:
     - Вы хотите посмотреть мое плечо?
     - Конечно, - доктор посмотрел на Чезаре. - А вам, мой друг, наверное,
придется подождать за дверью, - сказал он улыбаясь.
     Чезаре взглянул на неожиданно вспыхнувшие щеки Эммы и  кивнул.  После
того, как он ушел, доктор помог ей снять свитер и  стала  видна  вся  рана
целиком. К счастью, ни один из порезов не был очень глубоким, хотя  доктор
сказал, что могут остаться тоненькие шрамы.
     - Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, чтобы избежать  этого,  -
сказал он, смачивая спиртом кусочек ваты, которым собирался промыть рану.
     Когда он прикоснулся к ее плечу, Эмма почувствовала жгучую боль,  она
сцепила зубы и схватилась за ручку кресла так, что ее пальцы побелели.  Но
в спирте было какое-то анестезирующее средство,  которое  через  мгновение
полностью растворило боль и Эмма снова расслабилась.
     Когда доктор смыл засохшую кровь  и  порезы  стали  четко  видны,  он
неожиданно изумленно вскрикнул, пробормотав что-то на своем родном языке.
     - Что случилось? - спросила его Эмма.
     Доктор покачал головой.
     - Минутку, синьорина, - сказал он, открыл дверь и позвал:  -  Чезаре.
Entrate, per favore.
     Глаза Эммы округлились, когда она увидела, что граф возвращается. Она
поспешно схватила свитер и прикрылась им словно защищаясь.
     - Расслабься, - пробормотал он  с  чем-то  вроде  раздражения,  затем
доктор показал на ее плечо и они вместе стали рассматривать порезы.
     - Si, - произнес Чезаре наконец. - Вы правы, друг мой.
     - Что происходит? - Эмма насупилась. - Думаю, я имею право знать.
     - Ничего, - ответил Чезаре,  рассматривая  кашу,  в  которую  мужчина
превратил ее гладкую кожу. - Но будь  уверена,  Эмма.  Люди,  которые  это
сделали, получат по заслугам. Я лично обещаю тебе это.  -  Его  голос  был
резким.
     - О, пожалуйста, - Эмма схватила его за руку.  -  Не  надо  рисковать
ради меня. Я не получила серьезных повреждений.  Я  скорее  просто  сильно
испугалась. И благодарна, что еще жива!
     Граф некоторое время изучал ее бледное лицо, затем мягко проговорил:
     - Не волнуйся, cara. Я не буду рисковать.  То,  что  случилось  тогда
вечером, произошло из-за моей беспечности.
     Эмма с тревогой посмотрела на доктора, но граф только улыбнулся.
     - Уж не вообразила ли ты и в самом деле,  что  моей  рукой  занимался
Джулио? - спросил он недоверчиво.
     - Конечно, я так и подумал. А почему бы нет?
     Граф засмеялся.
     - Извини. Мне следовало разубедить тебя.
     - Но ваша рука все еще причиняет вам боль.
     - Ваша делала бы то же самое, если бы  вам  наложили  двадцать  швов,
которые тянут каждый раз, когда он делает  неверное  движение,  -  ответил
доктор сухо. - Зрелище было не из приятных.
     - В это я могу поверить, - содрогнулась Эмма. - Чезаре, почему вы  не
сказали мне?
     Он пожал широкими плечами.
     - Мы ведь не разговаривали с тобой, помнишь?
     Эмма увидела его выражение и сама  слабо  улыбнулась.  Теперь,  после
близости последнего часа все казалось таким глупым.
     Плечо Эммы было обработано и  забинтовано,  и  они  покинули  кабинет
Лючьяно Доменико. Когда они  возвращались  по  переулку  к  причалу,  Эмма
дернула Чезаре за рукав.
     - Что такое  доктор  увидел...  на  моей  руке?  -  спросила  она.  -
Пожалуйста.
     Граф мгновение колебался, потом мягко ответил:
     - Нет смысла пытаться  сохранить  это  в  тайне.  Ты  все  равно  это
увидишь, когда шрамы затянутся и повязку можно будет снять.  Он  посмотрел
на нее. - На твоей руке вырезан номер, вот и все. Номер.
     Глаза Эммы, казалось, заняли все лицо.
     - Номер! - эхом повторила она. - Но с чего бы им  вырезать  номер  на
моем плече?
     - Ты не хочешь попытаться понять, что лучше, если ты ничего не будешь
знать.
     Эмма  сжала  губы.  На  мгновение  она  почувствовала,  что   вот-вот
расплачется. События этого утра были такими  неожиданными  и  запутанными,
кроме того онемение,  наступившее  после  того,  как  доктор  протер  руку
анестезирующим раствором, проходило,  и  пульсирующая  боль  возвращалась.
Эмма чувствовала волнение и беспокойство и все еще была немного  напугана.
Что все это значило? Неужели справедливо, чтобы она воспринимала все,  что
случилось, не проявляя никакого любопытства? В  конце  концов,  она  всего
лишь человек и, если ее где-то подстерегала опасность, то она должна  хоть
как-то представлять какую форму она может принять.



                                    10

     Путешествие  назад  в  Палаццо  прошло  молча.   Эмма   не   решалась
заговорить, опасаясь сказать какую-то глупость,  граф  же,  казалось,  был
поглощен своими собственными мыслями, и по мрачному выражению его лица она
видела, что они были не из приятных.
     Хотя когда они уехали было рано, сейчас уже наступило время  ленча  и
Эмма с ужасом думала о скандале, который может устроить Селеста. И  вообще
будет нелегко добраться до своей комнаты и переодеться не встретившись  ни
с Селестой, ни с графиней.
     Однако, когда они приблизились к причалу, Чезаре вдруг повернул лодку
в узкий канальчик, по обеим сторонам которого возвышались каменные  стены.
Немного выше уровня воды были видны зарешеченные окна и вообще в нем  было
очень темно и довольно мрачно. Они приблизились к низкой арке, под которой
едва смогла проскользнуть лодка, а им пришлось наклониться  и  выпрямиться
только тогда, когда они оказались в темном,  похожем  на  пещеру  подвале,
заваленном корзинами и ящиками, пахнущем сыростью и плесенью.
     - Где мы? - спросила она с любопытством. - Это подвал Палаццо?
     Он кивнул.
     - Часть его. Удобный путь для того,  чтобы  скрыться  незамеченным  в
случае опасности в былые годы.
     Они оставили лодку и взобрались по  деревянным  ступенькам  к  двери,
приведшей их  в  огромную  комнату  с  массивной  раковиной  и  ржавеющими
кранами, длинным деревянным столом, разрушающемся от времени.
     Чезаре нес корзину  Эммы,  но  даже  так,  она  вскоре  устала  и  ей
приходилось время от времени останавливаться, чтобы  собраться  с  силами.
Они вышли из комнаты через дверь, которая привела их к узкому  лестничному
пролету.
     К тому времени как они добрались до верха  и  Чезаре  открыл  двойную
дверь в длинную галерею, в которой девушка с  облегчением  узнала  ту,  из
которой можно было попасть в меблированные апартаменты, она очень  устала.
Граф закрыл дверь и сказал:
     - Ну? Почти пришли. Мы пройдем через кухню. Там есть проход,  который
ведет в твою спальню. Тебе нетрудно будет войти к себе незамеченной.
     - Спасибо, - ответила Эмма довольно сухо. - Но Анне  были  нужны  эти
овощи для ленча. Она и так ждала их довольно долго. Возможно, ей  пришлось
обойтись без них. Что скажет графиня?
     - Графине необязательно знать, - ответил граф спокойно. -  Ты  можешь
оставить корзину Анне, когда мы будем проходить через кухню. Я сам  с  ней
поговорю.
     Анна не проявила особого удивления, когда они  появились  со  стороны
кухни, но на мгновение остановила Эмму и сказала:
     - Синьора Воэн спрашивала о вас в течение этого  последнего  часа.  Я
сказала ей, что вы отправились за покупками для меня, но... но я  не  знаю
поверила ли она мне.
     - О, господи, - скривилась Эмма, на минуту забыв о ране. - Ну, ладно,
если она спросит еще раз, скажите ей, что я переодеваюсь к ленчу.
     - Si, signorina.
     Взгляд графа Чезаре  был  загадочным,  когда  он  наблюдал  как  Эмма
покинула их и направилась в свою комнату и она не могла понять  о  чем  он
думает. В некотором смысле связь между ними стала очень близкой и в то  же
время, они были далеки друг от друга. Она подумала, что он относится к ней
снисходительно, как к избалованному ребенку, когда она начинала спорить  с
ним. И все  же  были  моменты,  когда,  казалось,  между  ними  вспыхивали
какие-то искорки, воспламеняя уже зародившиеся чувства, которые пробудил в
ней. Рок,  судьба,  случай,  как  не  называй  это,  казалось,  решительно
сталкивал их, переплетая их жизни, не задумываясь  о  последствиях,  в  то
время как Селеста наблюдала, словно злой дух, держа все карты  в  руках  и
зная выигрышный ход. Чтобы граф Чезаре не думал о ней, Эмме, и что бы  это
ни было,  это,  наверняка,  не  было  любовью.  Селеста  станет  следующей
графиней Чезаре. Благодаря ее средствам  Палаццо  будет  возвращено  былое
великолепие.
     Когда Эмма мылась и переодевалась в ванной комнате, то думала о  том,
смогла бы она, если бы была разорившейся  аристократкой,  выйти  замуж  за
человека исключительно из-за его денег. Существовало ли что-либо достойное
этой жертвы? Было ли состояние важнее  человека?  Было  ли  прошлое  таким
совершенным, что любые средства могли бы быть оправданы?
     В последние дни она часто задавала себе именно этот вопрос, и  всегда
ее ответ был одним и тем же: нет. Конечно, было невероятно  печально,  что
коллекция objets d'art должна быть разбита и распродана по отдельности,  и
возможно, никогда больше не соединится снова, но счастье  не  зависело  от
этих вещей. До тех пор, пока у тебя есть дом и семья, еда  и  еще  немного
осталось на роскошь - это  для  Эммы  было  счастливой  жизнью.  Она  была
романтичной, ее друзья часто поддразнивали ее  в  связи  с  этим,  но  она
предпочитала называть себя идеалисткой.


     Комнаты Марко Кортино, которые считали конторой, находились  в  самом
центре бурлящего Фондако ден Тедески, но несмотря на  это,  оказавшись  за
звуконепроницаемыми  стенами  двумя  этажами  выше   улицы,   можно   было
почувствовать себя как на необитаемом острове. Конечно, место было выбрано
намеренно. Никто не ожидал бы найти сеть коммуникационных  систем,  архивы
разведки, хранящиеся в недоступных грабителям подвалах,  или  десятка  два
преданных мужчин и женщин,  жизни  которых  были  разрушены  их  связью  с
организацией в таком  очевидном  месте.  Каждый  раз,  когда  граф  Чезаре
посещал "контору" он испытывал чувство удовлетворения от того, что он,  по
крайней мере, хоть немного помогал им приблизиться к своей цели.
     Прошло два дня  с  момента  нападения  на  Эмму,  но  он  не  решался
связаться с Кортино раньше. За ним наблюдало слишком много  глаз,  слишком
много ушей в самых неожиданных местах. Фактически он использовал Селесту в
качестве приманки. Он привез ее и Джулио в сердце города на моторке, затем
прыгнул в лодку возле Риальто, отправив Джулио показать  Селесте  Ка'д'Оро
или Золотой Дом, который она так хотела посмотреть. Ее гневные возражения,
когда он неожиданно объяснил, что ему необходимо незамедлительно  посетить
Риальто все еще звенели у него в ушах, хотя бесшумный  лифт  уже  вез  его
вверх к высотам запертых дверей и бесстрастных лиц.
     Марко Кортино с радостью принял его  в  широкой  комнате  уже  хорошо
знакомой Чезаре. На стенах висели карты с указанным  расположением  других
"контор" компании  и  незапертые  ящики.  Шкафчики  с  папками  приглашали
посетителя познакомиться с их содержимым подробнее.  Фактически  все,  что
убеждало в том, что  это  контора  респектабельной  страховой  компании  и
ничего такого, что обнаруживало бы ее подлинную суть.
     - Садитесь, - пригласил огромный человек, показывая на низкое кресло,
затем налил две рюмки коньяка и протянул  один  из  них  графу.  -  Что-то
случилось?
     - Боюсь, что да, - ответил Чезаре и выпил  коньяк,  предложенный  ему
Марко Кортино. - Отлично!
     Он принял сигару у Марко, после чего тот вернулся к своему  креслу  и
сел, вытянув ноги на угол стола.
     - На девушку, которая гостит у меня в Палаццо - Эмму Максвелл  -  два
дня назад в  переулке  возле  Риальто  напали  два  мужчины.  Описание  их
расплывчато, но можно догадаться, что это Равелли и Морено. Они не нанесли
ей сколько-нибудь серьезных повреждений хотя хорошо изрезали плечо.
     Кортино заскрипел зубами.
     - Свиньи, - тихо пробормотал он. - Дебильные свиньи!
     - Но самое важное еще впереди,  -  спокойно  заметил  Чезаре.  -  Они
вырезали у нее на плече цифры. Один, пять, семь.
     - Один, пять, семь! - ноги Кортино упали на пол. - Но это номер...  -
Он замолчал. - Откуда они узнали?
     - Ладно Марко, мы уже некоторое время подозреваем,  что  они  мне  не
доверяют. Ничего не было сказано, но я чувствую это. С тех пор как исчезла
последняя партия вместе с Паоло Фиренце, мои  дни  были  сочтены.  Они  не
дураки, мой друг. Они стали искать и их подозрение пало на меня.
     - Но мы все еще не знаем местонахождение Гассана Бен Маули, - сердито
воскликнул Кортино. - Если бы мне только удалось добраться до него... Ваше
задание было бы закончено.
     - И где же мы сейчас? - спросил Чезаре, ударив кулаком одной руки  по
ладони другой. - Моя бабушка связала мне руки. Она сделала меня  уязвимым.
Это невозможная ситуация, друг мой, и я поскорее хочу ее разрешить.  Я  не
могу серьезно думать о женитьбе пока это дело не решено и  с  каждым  днем
становится все более и более опасным!
     - Успокойтесь, Чезаре, - сказал Кортино, качая головой. -  Мы  должны
подумать и хорошо подумать. Как вы говорите события  начинают  развиваться
стремительно и, вероятно, наш друг Бен Маули скоро покажет свое лицо.
     - Я бы сказал, что это как раз маловероятно, - возразил Чезаре.  -  В
конце концов, если он знает, что мы его ищем...
     - Но он не знает, друг мой, - Кортино подался  вперед.  -  Чезаре,  с
вашей репутацией, они вряд ли ожидают, что вы дружны с  полицией.  Нет,  я
все еще придерживаюсь мнения, что они воображают, будто вы пытаетесь  сами
избавиться от товара. Разве вы не видите, что все указывает именно на это?
Товар так и не нашли, и все же никого не арестовали и ни за кем не следят.
Они знают, что вы могли бы всех их упрятать за решетку, если бы  захотели.
Нет, Чезаре, нет, друг мой, они ждут,  когда  вы  предпримете  что-нибудь,
чтобы избавиться от этого товара. Я уверен, что Бен Маули не  подозревает,
что мы знаем о том, что он замешан в это дело. И если, как я  надеюсь,  он
думает, что вы пытаетесь провернуть это дело в одиночку, он найдет вас, не
беспокойтесь.
     Чезаре резко встал на ноги.
     - Но разве вы не понимаете, Марко,  этого-то  я  сейчас  хочу  меньше
всего. Я должен думать об Эмме и о Селесте. Если  они  добрались  до  Эммы
один раз, они могут сделать это снова и я не вижу причины считать, что  во
второй раз она отделается так же легко как  в  первый.  Они  предупреждают
меня, Марко. Они хотят получить товар или...
     Марко тоже встал и принялся ходить взад вперед по комнате.
     - А вы не можете убрать этих женщин, чтобы  они  не  мешали  вам?  О,
господи, все нжаши планы могут полететь к  черту  из-за  двух  женщин,  на
которых вам наплевать!  Избавьтесь  от  них!  Если  необходимо  пообещайте
жениться на этой Селесте, но уберите их из Палаццо!
     - Все не так легко как вам кажется, - воскликнул  Чезаре  сердито.  -
Моя бабаушка пригласила их. Только она может попросить их уехать. А как  я
объясню ей, чтобы она  сделала  это?  Только  правда  может  заставить  ее
задуматься.
     - А об этом, конечно, не может быть и речи, -  пробормотал  Марко.  -
Разве вы не могли воспрепятствовать их приезду? Почему вы вообще позволили
им приехать?
     - Вы прекрасно знаете, что меня поставили перед свершившимся  фактом,
- с раздражением огрызнулся Чезаре.
     Марко  вернулся  к  столу  и  упершись  руками  в  его   полированную
поверхность посмотрел на Чезаре.
     - Чезаре, - произнес он бесстрастно, - если они не могут  уехать,  то
они должны рисковать. Какая вам разница? Одной женщиной больше или меньше!
Это дело слишком далеко зашло, чтобы теперь быть отбой. Если их убьют,  не
разорвет же это вам сердце!
     Лицо Чезаре побледнело.
     - Нет, Марко. Я не могу с этим согласиться.
     - Но ради бога, почему? Чезаре, я знаю, что с некоторыми женщинами вы
обращались так дурно, что когда между вами все было  кончено,  они  молили
бога о смерти! Женщины, которые охотно пошли бы на все только бы  удержать
вас! Но вы уставали от них и отбрасывали в сторону словно надоевших кукол!
Вы не станете этого отрицать?
     Чезаре пожал плечами.
     - Ну и что? Я - свинья. И не отрицаю этого.
     - Зачем же тогда ставить под угрозу наши  планы  из-за  двух  женщин,
которые для вас совершенно ничего не значат?
     Чезаре отвернулся, пересек комнату, подошел к  окну  и  посмотрел  на
оживленную площадь внизу. Ему было не по себе. Все, что сказал Марко  было
правдой: у него было слишком  много  женщин.  Но  справедливости  ради  он
должен был признать, что  большинство  женщин,  с  которыми  он  занимался
любовью, больше ничего от него и не просили, и ничего не  ожидали.  В  его
положении, его титул в сочетании с богатством  и  определенной  физической
привлекательностью давал ему возможность вести такой образ жизни, а он был
всего лишь человек. Его никогда не привлекали молоденькие девочки, женщины
постарше всегда волновали его больше. Они были более возбуждающими,  более
опытными. Однако  сейчас,  вдруг,  в  такой  момент  его  жизни  ему  было
невероятно  трудно  заставить  себя  забыть  о   юном   податливом   теле,
возбудившем его так, как  он  думал,  никто  никогда  его  уже  не  сможет
возбудить.
     Он помнил все об Эмме: зеленый цвет  ее  глаз,  шелковистую  мягкость
густых волос  такого  естественного  пшеничного  цвета,  стройное  тело  и
горячие губы. Он презирал себя за подобные чувства, но  это  не  помогало.
Воспоминания  оставались,  осознание  того,  что  он  находится  всего   в
нескольких десятков метрах  от  нее,  не  давало  ему  спать.  Он  не  мог
позволить  Марко  подвергнуть  ее  жизнь  опасности,  каким   бы   важными
соображениями  тот  не  руководствовался.  Он  решил  никогда  больше   не
прикасаться  к  ней,  постоянно  напоминая  себе  о  том,  что  какой   бы
женственной она не казалась, она была всего лишь ребенком. И  все  же  ему
хотелось видеть ее снова и снова, разговаривать с ней, делать что-то,  что
заставляло так очаровательно вспыхивать ее щеки.
     Он повернулся к Марко, прижавшись спиной к оконной раме.
     - Нет, Марко, - ответил он наконец. - Я не могу пойти на это.
     - Но почему? Вы, что действительно любите эту вдову?
     - Нет, - коротко ответил Чезаре.
     - Тогда кого? Боже праведный, не может же вас интересовать это  дитя?
Я думдал, что она немного молода для вас!
     - Так оно и есть, - резко ответил Чезаре. - Дело не  в  этом,  Марко,
хотя она уже не совсем дитя. Я не могу нести ответственность за ее жизнь.
     - Хорошо. Хорошо. Тогда убирайте их из дворца или  я  ни  за  что  не
отвечаю. Чезаре, сейчас я ничего не могу сделать, чтобы помешать тому, что
может произойти. Вы несомненно не могу сделать, чтобы помешать  тому,  что
может произойти. Вы несомненно это понимаете!
     Чезаре кивнул.
     - Я должен найти выход, - согласился он, вздыхая. - Но ничего не могу
придумать. Мою бабушку не проведешь какой-нибудь старой  историей.  Должна
существовать веская причина.


     В тот вечер граф  снова  отправился  с  Селестой  в  казино.  Антонио
прибыл, чтобы  сопровождать  Эмму  на  музыкальный  фестиваль,  а  графиня
изъявила желание пораньше лечь спать.
     Вечер был замечательным,  Селеста  и  Чезаре  возвращались  домой  на
гондоле, ее фонарик горел в темноте, как маленький маячок.
     - Разве не романтично? - пробормотала  Селеста,  прижимаясь  к  нему.
Чезаре скривился в темноте, так как она задела раненную руку,  но  Селеста
его не видела и думала только о том, как бы достигнуть своей цели.
     - Дорогой, - продолжала она, - ты не думаешь, что нам  надо  серьезно
пересмотреть наши отношения? Мы с Эммой уже три недели здесь и я думаю  мы
уже узнали друг друга достаточно хорошо, чтобы понять,  что  наш  брак  не
будет полным фиаско.
     Чезаре задумчиво наклонил голову и, восприняв это как одобрение,  она
продолжала дальше:
     - В конце концов  мне  всегда  хотелось  выйти  замуж  в  июне  и  не
существует ничего такого, что могло бы нас остановить, не так ли?
     Чезаре покачал  головой.  У  него  не  было  ответа  и  Селеста  была
довольна.
     - А теперь, - промурлыкала она, - поцелуй меня, Видал.
     Чезаре наклонился ниже и прикоснулся губами к  ее  рту  с  любопытным
чувством отвращения. Ее губы с готовностью открылись, руки обвились вокруг
его шеи, заставляя его ощутить тонкость ее платья и тепло тела.
     Через  мгновение  он   осторожно   освободился,   но   Селеста   была
возбужденной и торжествующей.
     - О, Видал, - произнесла она страстно, -  не  позволяй  этому  вечеру
закончиться. Я была такой одинокой с тех пор как умер Клиффорд.
     Чезаре выпрямился, притворяясь, что его волнует соблюдение  приличий,
в то время как все его тело воспротивилось этой идее. Он не желала Селесты
несмотря на ее страстную натуру и яркую броскую красоту. И все же это была
идеальная возможность. Если бы ему удалось сегодня вечером убедить Селесту
в том, что их  брак  вскоре  станет  реальностью,  возможно,  он  смог  бы
предложить ей переехать на его виллу в Равенне на несколько недель,  чтобы
дать ему время уладить кое-какие детали. Она естественно  возьмет  Эмму  с
собой и это избавит его от тревоги, которая ни на минуту не покидает его.
     - Позже, - пробормотал он наконец, и Селеста, довольная, успокоилась.
     Сегодня в  зале  не  было  непрошеных  гостей  и,  допив  в  гостиной
содержимое последнего стакана, Селеста пожелала ему доброй ночи. Взгляд ее
глаз был многозначительным и Чезаре изо всех сил попытался казаться  таким
же возбужденным как она.
     После того, как она ушла к себе в  комнату,  он  налил  себе  чистого
виски, небрежно заглотнул содержимое стакана радуясь теплу,  которое  этот
напиток принес его холодным чувствам.  Он  подумал,  что  никогда  еще  не
презирал себя так сильно и  сердито  закурил  сигару,  шагая  по  гостиной
взад-вперед как зверь в клетке.
     Дверь за ним щелкнула, он повернулся и увидел, что  в  комнату  вошла
Эмма. Он многозначительно посмотрел на часы. Было почти два часа ночи.
     - Я знаю, что уже поздно, - сказала она затаив дыхание, - но  Антонио
встретил своих друзей и мы выпили, наверное, с десяток чашек кофе  в  кафе
на площади Святого Марка, - она улыбнулась, вспоминая вечер.  -  Там  было
весело,  там  столько  всего  происходило,  а  освещение  такое  словно  в
сказочной стране.
     - Понимаю, - пожал плечами Чезаре. - Твое плечо. Оно все еще болит?
     - Немного, - призналась Эмма, наклоняя голову. - Я...  я  думала  оно
воспалилось... но теперь мне кажется, что все в порядке.
     - Воспалилось? - Чезаре выругался. - Ты должна была сказать  мне!  Ты
сама говорила мне, что надо быть осторожным!
     - Знаю, знаю, - покраснела Эмма. - Я говорила, все правильно.  -  Она
отвернулась. - Я устала, синьор, спокойной ночи.
     Прежде чем Чезаре успел задержать ее, она выскользнула в свою спальню
и он выругавшись пошел к себе. Он погасил  сигару  и  снял  пиджак,  затем
расстегнул рубашку. Ему все еще  приходилось  быть  осторожным,  чтобы  не
совершать резких движений рукой, и потребовалось некоторое  время,  прежде
чем  он  смог  небрежно  бросить  рубашку  на  стул.  Он  размотал   бинт,
удерживавший повязку на месте и снял  ее.  Рана  заживала,  но  все  равно
представляла собой  отвратительное  зрелище.  В  местах  соединения  плоть
немного сморщилась, но ему следовало благодарить бога за то,  что  нож  не
скользнул чуть-чуть левее.
     Раздался стук в дверь и он раздраженно повернулся.  Селеста,  подумал
он, сжав кулаки, и произнес: "Войдите".
     К его изумлению в комнату  вошла  Эмма,  закрыла  за  собой  дверь  и
прислонилась к ней спиной. Ее лицо было бледным и  она  выглядела  немного
испуганной.
     - Что случилось? - спросил он, встав под углом, чтобы она не  увидела
его рану.
     Эмма провела языком по сухим губам. Она не ожидала, что он уже  начал
раздеваться, и  вид  его  обнаженной  загорелой  груди,  покрытой  густыми
волосами, вызвал у нее в ногах слабую дрожь.
     - Я... я подумала, может быть, вы посмотрите мое плечо, - начала она.
- Вы единственный человек, которого  я  могу  попросить,  а  я  хотела  бы
убедиться. Я... я прошу прощения за то, что была груба с вами только  что,
но я очень устала.
     Чезаре прищурился.
     - Очень хорошо, снимай блузку.
     Она выглядела особенно привлекательной в темно-синей  блузе  и  узкой
бежевой юбке, но Чезаре прогнал от себя эти  мысли  и  подождал  пока  она
расстегнет блузку и сдвинет ее с одного плеча.
     Он подошел к ней, размотал бинт и Эмма увидела его руку с  уродливыми
шрамами.
     - О, Чезаре! - воскликнула она. - Как ужасно!
     - Мне жаль, что это вызывает у тебя отвращение, - начал он  натянуто,
снимая повязку так, чтобы пальцы не прикасались к ее коже.  -  Я  как  раз
собирался наложить чистую повязку.
     - Это не вызывает у меня отвращения, - запротестовала она. -  Но  это
должно быть ужасно больно!
     Не задумываясь над тем, что она делает, она погладила его руку  возле
шрама, почувствовав упругость плоти и сухость кожи.
     - Ради бога, Эмма, не прикасайся ко мне, - произнес он резко.
     Рука девушки упала  словно  обожглась,  но  теперь  ее  дыхание  было
быстрым, а кровь застучала в висках. Его реакция была такой  сильной,  что
Эмма поняла - она ему совсем небезразлична и эта ситуация была  мучительно
опасной.
     Он освободил ее плечо от повязки и дрожащими  руками  повернул  ее  к
свету, чтобы лучше рассмотреть рану.
     - Все в порядке, - сказал он хрипло. - А теперь уходи отсюда.
     Эмма подняла на него полный муки взгляд. Она знала, что должна  уйти,
но не могла сдвинуться с места. Минуты проходили, затем с глухим стоном он
притянул ее к себе крепко прижимая к  своему  сильному  телу.  Его  жадный
горящий рот нашел ее и Эмма скользнув руками по гладкой  коже  его  груди,
обняла его за шею.
     Он целовал и целовал ее, долгие страстные поцелуи, сказавшие  ей  как
она  была  нужна  ему  и  которые   совершенно   лишили   ее   способности
сопротивляться. Когда он наклонился и не обращая внимания на боль  в  руке
поднял ее и понес к кровати, на которой спали все  Чезаре  с  незапамятных
времен, Эмма едва осознавала это. Она потерялась в мире тепла и любви,  из
которого не было пути назад.
     Один раз  он  посмотрел  на  нее  потемневшими  глазами  и  сказал  с
отчаяньем:
     - Эмма, ты сошла с ума. Ты должна остановить меня!
     - Почему? - спросила она, широко открыв  глаза  от  недоумения  и  он
больше не протестовал, только спрятал лицо в ее шелковистых волосах.
     В эти мгновения Эмма поняла, что обманывала себя, воображая,  что  не
любит его. Она знала, что она без ума от него и что  это  началось  в  тот
миг, когда она впервые увидела его. То, что она делала, было безумием,  но
она не могла отказаться от Чезаре.
     И тут, без предупреждения, дверь  открылась  и  на  пороге  появилась
Селеста, которая стояла,  схватившись  рукой  за  горло  и  глядя  на  них
изумленными глазами.
     - Ах, ты, маленькая сучка! - закричала она разъяренно. Глаза ее  были
полны ненависти.
     Казалось, Эмма вдруг пришла в себя, потому что  она  освободилась  от
объятий графа и соскользнула с огромной кровати, застегивая блузку. Чезаре
перекатился на спину и сел.
     - Ну, Селеста, - сказал он холодно, - как всегда вовремя.
     - Ты можешь это объяснить,  Видал?  -  спросила  она  едко  с  трудом
сдерживая себя.
     Он покачал головой и сам соскользнул  с  кровати,  протянув  руку  за
синим шелковым халатом, лежавшем на краю и надел его.
     - Ты скажи мне, - сказал он насмешливо  и  Эмма  вздрогнула.  Она  не
понимала, что Чезаре сердится именно на нее за то, что она ведет себя, как
служанка, которую поймали в спальне хозяина, когда единственное,  что  ему
хотелось сделать, так это отправить Селесту упаковывать  вещи  и  удержать
Эмму возле себя. Как бы там ни было у нее был виноватый вид, и  он  злился
на Селесту за то, что она думала, будто может являться к  нему  в  спальню
без приглашения.
     Эмму одолевали мысли совсем другого рода. Почему Селеста вошла  таким
образом? Не постучав? Ее ждали? Были  ли  они  любовниками?  Было  ли  это
всего-навсего еженощным ритуалом? При данных обстоятельствах мысль об этом
вызвала у нее отвращение и она с приглушенным криком выбежала из  комнаты,
натолкнувшись на графиню.
     - О, синьора, - пробормотала она. - Прошу прощения.
     - Успокойтесь, дитя мое, успокойтесь, - произнесла графиня тихо. - Но
останьтесь. Чезаре, что здесь происходит? Двери  постоянно  открываются  и
закрываются... Селеста!
     Селеста была вне себя от ярости. Видал не только не  смутился,  но  и
казалось, не переживал об осложнениях в их отношениях,  которые  могли  бы
последовать после этого, а Селеста не выносила, когда ею пренебрегали.
     - Графиня, - произнесла она с рыданием в голосе и доставая из кармана
своего стеганого халата носовой платок. - Я только что пережила ужаснейшее
потрясение! Я услышала... голоса, и отправилась искать Эмму, но ее не было
в своей комнате. Затем я поняла, что звуки доносятся отсюда!
     Во рту у Эммы пересохло.
     Селеста продолжала:
     - Я... я должна сказать вам, графиня. Ваш внук... и Эмма! - ее  голос
убеждающе оборвался. - Они занимались любовью...
     - Это неправда, - сказал Чезаре холодным твердым голосом.
     Графиня пришла в ужас, а Чезаре тяжело вздохнул.
     - Сядь, бабушка, а то ты упадешь, - сказал он нетерпеливо. -  Ты  что
собираешься стоять там и выслушивать этот сущий вздор или ты хочешь узнать
правду?
     Графиня взглянула на перекошенное белое лицо Эммы.
     - Конечно, правду, - ответила он неуверенно. - Но Селеста  не  станет
мне лгать...
     - Конечно, нет... - начала Селеста, но тут же замолчала под  взглядом
Чезаре.
     - Эмма действительно пришла ко мне в комнату, я признаю это, - сказал
он. - И я также признаю, что потерял голову. Я выпил. Она  привлекательная
девушка, а я всего лишь человек как вы это очень хорошо знаете.
     - Они были на кровати! - торжествующе произнесла Селеста.
     - Да, были, - согласился Чезаре, - но  ничего  не  произошло.  Совсем
ничего!
     - Неужели ты действительно считаешь, что твоя бабушка  поверит  всему
этому? - голос Селесты звучал насмешливо.
     Графиня нахмурилась.
     - Должна признаться, Чезаре, зная тебя так, как знаю я,  вся  история
звучит неправдоподобно.
     - Неправдоподобно, но не невозможно, - возразил граф. -  О,  господи,
почему я спорю обо всем этом? Мне совершенно все равно верите вы или нет!
     - Чезаре! - Казалось, бабушка обиделась.
     - Ладно! Уходите все! Мы обсудим это утром.
     Он выставил Селесту за дверь и с шумом захлопнул ее. Все услышали как
ключ повернулся в замочной скважине. Графиня посмотрела сначала на Селесту
потом на Эмму.
     - Я согласна, - произнесла она. - Это надо  более  подробно  обсудить
утром. Эмма, дитя мое, вы не поможете мне дойти до моей спальни?
     - Конечно, - согласилась Эмма, пытаясь собраться  с  мыслями  и  беря
старую леди под руку.
     Спальня графини была меньше, чем у Селесты, но там было очень чисто и
аккуратно. Эмма помогла графине лечь в кровать, затем спросила:
     - Вам что-нибудь еще надо, синьора?
     - Не совсем, - ответила графиня, но ее пальцы  сжали  запястье  Эммы,
когда та хотела уйти. - Эмма, милое дитя, вы не заблуждаетесь насчет моего
внука?
     Щеки Эммы вспыхнули.
     - О, моя дорогая, разве вы  не  видите  как  все  это  глупо?  -  Она
вздохнула. - Несмотря на огромную разницу в возрасте, он не  тот  человек,
который... ну как бы это сказать?.. который может сделать счастливой  одну
женщину. - Она повернулась и посмотрела на  выражение  лица  Эммы.  -  Моя
дорогая, если он женится на Селесте, их брак будет удачным. Она не  станет
заставлять его давать клятвы, которые  он  не  сможет  сдержать,  и  я  не
сомневаюсь,  что  она  сумеет   воспользоваться   свободой,   которую   он
предоставит ей. Мой внук женится на ней ради денег. Селеста  знает  это  и
готова с этим согласиться, потому что ей нужен титул. Наша семья - одна из
старейших. Она получит свою часть в сделке.
     Эмма начала слабо протестовать, но графиня покачала головой.
     - Нет, дайте мне закончить. Иногда может показаться, что я старая  и,
возможно, немного глупая, но дни, которые Селеста прожила  здесь,  кое-что
открыли мне. Я поняла, что она эгоистичная и алчная  натура  и  совсем  не
такая, какой я ее себе представляла.  Но  в  данном  случае  речь  идет  о
Палаццо... Вот что важно и... - она  устало  откинулась  на  подушки...  я
становлюсь слишком стара, чтобы заниматься  делами  теперь,  когда  деньги
здесь.
     Эмма забрала руку и неловко потерла ее.
     - Графиня, вы любите своего внука?
     - Люблю ли я Чезаре? Дитя мое, нет ничего такого, что я не сделала бы
ради него.
     - Тогда как  вы  можете  хотеть,  чтобы  он  женился  на  Селесте?  -
вздохнула Эмма. - Деньги - еще не все.
     - Брак по расчету обычно  бывает  удачным,  -  ответила  старая  леди
устало. - Мой собственный брак тоже  был  браком  по  расчету  и  мы  были
счастливы, Витторио и я. Я не обманывала  себя,  думая,  что  всегда  была
единственной женщиной в его жизни. У него были свои слабости, но он всегда
возвращался ко мне.
     Эмма повернулась к двери.
     - Я должна идти, - сказала она.
     - А вы бы не вступили в подобный брак? Мне любопытно узнать.
     Эмма покачала головой.
     - Нет, синьора. Когда я выйду замуж, это будет по любви и  только  по
любви. И мой муж будет любить меня... и только меня.
     - Надеюсь ты найдешь  любовь,  которую  ищешь,  -  устало  произнесла
графиня.
     - Найду, - ответила Эмма с большой уверенностью, чем она чувствовала.
- И не волнуйтесь, синьора. Я не помешаю браку вашего  внука  с  Селестой.
Думаю, она сама может это сделать скорее.



                                    11

     В ту ночь Эмма спала очень плохо. Ее мысли слишком путались и она  не
могла расслабиться полностью, кроме того она с ужасом ожидала  наступления
утра и того, что оно с собой принесет. Она была до глупого уязвима в  том,
что касалось Чезаре, и она знала, чтобы ни стала делать Селеста для  того,
чтобы остановить ее, она должна покинуть Палаццо сразу же  и  лучше  всего
больше не встречаться с графом.
     Она встала рано, позавтракала в одиночестве и спросила Анну  свободен
ли Джулио и может ли он отвезти ее на главный железнодорожный вокзал.  Она
спешно побросала большую часть своих вещей в чемодан и ждала  возле  двери
своей комнаты.
     Анна сложила руки на груди и с любопытством посмотрела на нее.
     - Si, Джулио свободен. Но я не понимаю, синьора. Почему вы  едете  на
вокзал?
     Эмма провела языком по сухим губам.
     - О, Анна. Пожалуйста, не задавай вопросов. Я... я должна уехать.
     - А синьор? Он знает о вашем решении?
     - Конечно, нет.  Анна,  ты,  наверняка,  понимаешь  почему  я  должна
уехать?
     - Si, я понимаю почему вы это делаете. Я  не  слепая  и  синьор  граф
очень дорог мне также. Но вы  уверены,  что  поступаете  правильно?  Может
быть...
     - Я поступаю правильно, - твердо возразила Эмма. - Извините, Анна. Но
я больше не могу. У меня  есть  немного  денег,  думаю,  достаточно  чтобы
вернуться в Англию, а затем... ну... я могу снова вернуться к своей работе
в больнице. Вы этого не знаете, Анна? До того, как я приехала сюда, я была
медсестрой в больнице.
     - Значит  вы  не  падчерица  синьоры  Селесты?  -  воскликнула  Анна,
отшатнувшись.
     - Нет, падчерица, - быстро ответила  Эмма.  -  Просто  обстоятельства
немного другие хотя наши отношения такие же как всегда, к сожалению. - Она
встала допивая остатки кофе. - Это было восхитительно, Анна, но  я  должна
идти.
     - Восхитительно! Какая ерунда!  -  сердито  воскликнула  Анна.  -  Вы
ничего не съели!
     - Я не голодна, - Эмма поправила  широкие  синие  брюки  и  несколько
устало пригладила волосы назад. - Вы скажете Джулио,  что  я  буду  готова
через несколько минут?
     Ну вот и все. Больше ничего не оставалось делать. Графиня так рано не
вставала, Селеста тем более. А граф... Кто мог знать как  может  поступить
он?
     Она вздохнула и вышла в лоджию. Солнце уже позолотило  шпили  города,
под блестящими лучами каналы были похожи на  реки  расплавленного  золота.
Эмма подумала, что никогда не сможет забыть эту  красоту.  Венеция  всегда
будет занимать в ее сердце особое место.
     Она взглянула на канал внизу, увидела дворик, за ним причал и  лодку,
мягко покачивающуюся на привязи. Она стоит здесь в последний раз,  она  не
хотела приезжать, но теперь она не хочет уезжать отсюда.
     Она отвернулась, глаза ее наполнились слезами, но  тут  она  заметила
человека, махавшего рукой. Она быстро поднесла платок к глазам,  поспешила
в свою спальню за чемоданом и, не дожидаясь, придет ли Анна попрощаться  с
ней, вышла из комнаты и побежала вниз по ступенькам, не оглядываясь назад.
     В мрачном зале холод проник под ее тонкую  блузку  и  она  была  рада
снова оказаться на солнце. Она быстро прошла через двор, покрытый  мхом  и
сорняками, и оказалась на ступеньках, ведущих к воде. Теперь Джулио  нигде
не было видно и Эмма нетерпеливо сжала губы  и  осмотрелась  по  сторонам.
Куда он ушел? О, пожалуйста, молила она, дайте мне уехать!
     Она заглянула в лодку и тут неожиданно получила сильный удар сзади  и
без чувств упала на дно. Фалинь бесшумно полетел в воду и лодка качнулась,
когда два мужчины запрыгнули на борт. Они дали суденышку проплыть  немного
вниз по течению, прежде чем запустить двигатель и повернуть в узкий канал,
уходивший в сторону от Палаццо.
     Когда Эмма пришла в себя, она лежала на чем-то твердом и неудобном, и
чувствовала, что каждая косточка ее тела болит.  Голова  раскалывалась  от
пульсирующей боли и ей было трудно сконцентрироваться. Затем, по мере того
как память стала медленно возвращаться к  ней,  она  слегка  повернула  на
голову и посмотрела по сторонам. Она была в лодке, но  лежала  на  твердых
досках пола. Нахмурившись, она попыталась сесть, но упала назад ибо голова
ее закружилась, а весь мир поплыл перед глазами.
     До  нее  донесся  мужской  голос,  который  что-то   быстро   говорил
по-итальянски, затем другой голос произнес по-английски:
     - А она приходит в себя. Buon giorno, signorina!
     Эмма попыталась встать во второй раз и, превозмогая слабость, приняла
сидячее положение. С трудом глотнув, она увидела, что напротив  нее  сидят
два мужчины, в одном из которых она узнала человека с ножом, который напал
на нее в переулке несколько дней назад.
     Задрожав и изо всех сил  борясь  с  охватывающей  ее  истерикой,  она
спросила:
     - Куда... куда вы меня везете?
     Мужчина, которого она узнала, заговорил по-английски.
     - Синьорина, мы использовали вас однажды  в  качестве  предупреждения
вашему  другу  -  синьору  графу.  Но  он  не  обратил  внимания  на  наше
предупреждение, поэтому мы вынуждены использовать вас снова. -  Только  на
этот раз ошибок не будет. Синьор граф должен заплатить за все сполна.
     Эмма прикусила губу.
     - Вы понимаете, что я не имею ни малейшего  представления  о  чем  вы
говорите?
     - О, да. Мы это понимаем, синьорина. Нам не трудно было выяснить, что
ваше происхождение совсем не такое как  у  графа.  Нет,  но  вы  послужите
приманкой в ловушке, в которую  мы  собираемся  завлечь  нашего  друга,  а
выберетесь ли вы из этого дела живой или нет, нас не интересует. В  данный
момент ваша жизнь вне опасности. Мы не  садисты,  синьорина.  С  вами  нам
нечего делить. Но, если  граф  не  подчинится  нашим  требованиям,  тогда,
возможно, вам придется заплатить по счету так же как и ему!
     Эмма покачала головой.
     - Но меня хватятся!
     - Да, вас хватятся, - спокойно согласился мужчина. - В этом-то и весь
смысл.
     Эмма устало потерла лоб, затем  ей  в  голову  пришла  совсем  другая
мысль. А хватятся ли ее? Анна подумает, что она решила поехать одна?
     - Синьоры, - воскликнула она, - все может оказать не так просто,  как
вы думаете. Меня могут не хватиться!
     Мужчина посмотрел на нее с недоверием.
     - Не пытайтесь играть со мною в игры, синьорины!
     - Но я не играю, синьор! Вы не понимаете! Я убегала из  Палаццо  этим
утром. Только Анна - служанка - и Джулио - ее муж - знают о  моих  планах.
Я... я хотела убежать... убежать из Палаццо. Я решила сделать это до  того
как кто-нибудь проснется. Анна знает это. По всей вероятности, она  скажет
синьору графу, что я вернулась домой в Англию. Я для него никто. Почему он
должен волноваться, что я уехала? Он не будет волноваться!
     Мужчины  обменялись  взглядами,  очевидно,  взвешивая  ее  историю  и
прикидывая говорит ли она правду.
     - Это правда, - воскликнула Эмма. - Не думаете ли вы, что я стала  бы
вам лгать о подобных вещах!
     Мужчины пожали плечами и нервно заговорили по-итальянски. Для Эммы их
разговор был слишком быстрым, ее голова  ужасно  болела  и  она  не  могла
сосредоточиться и попытаться понять их.  В  тот  момент  она  не  особенно
волновалась бы о том, что они говорят, если бы только могла снова  лечь  и
закрыть глаза! Но этого она как раз и не могла сделать. Так что она сидела
безразлично глядя на омываемые водой камни домов, стоявших  вдоль  канала,
по которому они двигались. Они  проплывали  не  по  самой  приятной  части
города и Эмма подумала как бы она смогла найти дорогу из этого  лабиринта,
если бы ей представился такой случай.
     Несколько минут спустя лодка повернула под  низкую  арку  и  мужчинам
пришлось наклонить головы пока они не оказались в подвале подобном подвалу
под палаццо Чезаре. Лодку привязали, а Эмме грубо приказали выбираться  из
нее.
     Она подчинилась, встав на дрожавшие ноги и ждала пока мужчины провели
нечто вроде совета, затем снова пожав плечами, они подтолкнули ее к крутым
ступенькам ведущим к двери высоко в стене перед ними.
     Эмма взбиралась по лестнице несмотря на тошнотворное чувство страха и
на то, что ноги ее казались ватными. Она никогда  и  представить  себе  не
могла,  что  окажется  в  ситуации  подобной  этой,  но  несмотря  на   ее
фантастичность, знала, что все происходит  на  самом  деле  и  поэтому  ее
внутренности сковал ужас. Чем бы ни занимался граф и эти  люди,  это  было
незаконным, поэтому у нее были основания так  испугаться.  Каналы  Венеции
отлично помогут возможным убийцам избавиться от тела.
     Возле двери они все остановились  и  один  мужчина  простучал  что-то
похожее на барабанную дробь, словно это было сигналом тому, кто  находился
внутри. Дверь открылась и бородатый мужчина сделал шаг  в  сторону,  чтобы
дать им войти.
     Эмма оказалась в огромной комнате, в центре которой находился длинный
шаткий стол, на котором лежали длинные батоны хлеба, куски масла и мяса  и
стояли бутылки с вином. Вокруг стола сидели несколько мужчин,  большинство
из них с бородами, но во главе восседал чисто выбритый мужчина,  одетый  в
длинное свободное  марокканское  платье.  Глазки  его  были  маленькими  и
глубоко сидели в мясистой плоти лица. Он был  очень  толстым,  с  толстыми
пальцами унизанными кольцами и нетерпеливо барабанил по дереву стола.
     Когда он увидел Эмму, его глаза загорелись, но он произнес совершенно
ровным голосом:
     - Это та девушка?
     Теперь итальянцы говорили по-английски. Казалось, что  марокканец  не
говорил на их языке и английский служил им в общении.
     - Да, - ответил мужчина, который  разговаривал  с  Эммой.  -  Это  та
девушка. К сожалению, обстоятельства могут оказаться не  такими  простыми,
как мы думает.
     Марокканец нахмурился.
     - Почему? - спросил он.
     Итальянец вздохнул.
     - Очевидно, она как раз убегала из  Палаццо.  Слуги  знали,  что  она
возвращается назад в Англию и, возможно, скажут об этом графу.
     - Итак? - марокканец пожал  плечами.  -  Кто-то  должен  сказать  ему
правду.
     Один из людей за столом заговорил.
     - Да, но было задумано, что граф  попытается  спасти  эту  девушку  и
попадет в нашу ловушку. Неужели вы воображаете, что он отправится к нам  в
руки, если будет знать, что это мы?
     Марокканец стукнул кулаком по столу.
     - Тихо! Здесь я принимаю решения, -  мгновение  он  смотрел  на  свой
кулак. - Я не уверен, правы вы или нет, - проворчал  он.  -  Черт  возьми,
женщина, почему ты решила бежать именно сегодня?
     Эмма ничего  не  сказала.  Она  ничего  не  могла  добавить  к  этому
разговору даже, если бы смогла заставить себя говорить. Она слишком хорошо
осознавала свою собственную беззащитность. Она сосчитала мужчин за столом,
добавила того, что стоял у двери и тех, кто привез ее  и  получила  вместе
пятнадцать. Даже, если бы Чезаре явился, чтобы спасти ее, у него  не  было
бы ни малейшего шанса. Один человек, ну, возможно, три,  если  подумать  о
Джулио и докторе Доменико, против такого числа! Ее они,  очевидно,  совсем
не опасались. Они ее даже не связали  и  не  сунули  ей  в  рот  кляп  как
описывается в триллерах. Она просто стояла одна и  дрожала  думая  о  том,
какая судьба ее ждет.
     Наконец марокканец принял решение.
     - Нам придется рискнуть, - сказал он наконец. -  Какой  смысл  сидеть
здесь и ждать. Граф Чезаре должен знать с кем он имеет дело. Я никогда  до
конца  не  доверял  ему.  Человек,  поступившийся  своей  честностью  ради
нескольких старых игрушек, должен быть сумасшедшим! - Он засмеялся.  -  Но
вообразить, будто он может принять на себя руководство этой  организацией,
которую я, Сиди Бен Маули, создал на  ровном  месте!  Это  смешно!  -  Его
взгляд обратился к Эмме. - Чтобы ни случилось, дорогая, мы  должны  узнать
друг друга поближе.
     Эмма с отчаяньем посмотрела по сторонам. Если  бы  только  она  могла
убежать! Смерть в холодных водах канала была бы лучше, чем это.



                                    12

     Граф Видал Чезаре медленно оделся после ванной, думая о том, что черт
возьми, он теперь будет делать. Он всю  ночь  не  спал,  просто  лежал  на
кровати, прокручивая все в уме до тех пор, пока его голова не пошла кругом
от сложности всего этого. Если бы, если бы, если бы! Если бы  его  бабушка
не зависела так от него в смысле восстановления Палаццо,  если  бы  он  не
позволил Марко Кортино втянуть себя в сеть интриг и  конспирации,  которая
угрожала уничтожить всех их, если бы он не встретил Эмму Максвелл и не вел
себя совершенно не свойственным ему образом, влюбившись в нее! Потому  что
именно это он и сделал. Неважно, как бы  он  не  пытался  избежать  этого,
перспектива жизни без Эммы делала его несчастным. Он  больше  не  думал  о
разнице в возрасте и происхождении, она была теплой, мягкой и  любящей,  и
такой женственной, идеальной матерью для его сыновей. Но,  боже,  как  ему
выбраться из этой неразберихи, в которую он сам себя вовлек? Он  не  видел
выхода, Селеста и его бабушка собирались поставить его в положение,  когда
он вынужден будет жениться на Селесте, потому что этого от него и ждали.
     Он повязал галстук, надел  пиджак  темного  костюма  и  открыл  дверь
спальни. Дом казался необычным для такого часа. Было немного больше девяти
и к этому времени его бабушка обычно уж вставала и выходила в гостиную.
     Войдя в кухню, он натолкнулся на  Анну,  которая  стояла  у  широкого
стола, размешивая тесто для блинчиков. Она рассеянно смотрела перед  собой
и он мягко произнес:
     - Анна? Что-нибудь случилось?
     Анна вздрогнула и оглянулась.
     - О, синьор, - воскликнула она. - Я рада, что  вы  встали.  Не  знаю,
случилось что-нибудь или нет. Я в растерянности!
     Чезаре почувствовал холодок внутри живота.
     - Ну? Говори мне! Что тебя беспокоит?
     Анна покачала головой.
     - Когда я вошла в комнату графини рано утром, она спала очень крепко.
Я волнуюсь. Я пыталась разбудить ее, но она не шевелится.
     Лицо Чезаре побледнело.
     - Она жива?
     - Думаю, что да. По крайней мере, о, синьор, я больше не уверена.
     - Тогда почему же ты не разбудила меня? - Чезаре направился к двери.
     - И, синьор! - голос Анны остановил его.
     - Ну? Быстрее!
     - Синьорина Максвелл, синьор...
     - Продолжай!
     - Она... она уехала!
     - Уехала? - Чезаре не мог поверить. - Куда она уехала?
     - Не знаю, синьор. Она сказала назад в Англию, и  Джулио  должен  был
отвезти ее на вокзал, но когда он пришел за ее багажом, она исчезла!
     Чезаре беспомощно развел руками.
     - Мой бог, Анна, ты держишь такие странные вещи при себе. Подожди,  я
должен увидеть бабушку!
     Он тихо вошел в спальню  графини  и  приблизился  к  кровати.  Старая
женщина казалась такой маленькой и хрупкой, но слава  богу,  она  все  еще
дышала. Чезаре  сдвинул  одну  из  тяжелых  парчовых  штор  и  с  тревогой
посмотрел на бабушку. Ее дыхание было очень поверхностным, а  щеки  совсем
бледными. Он продолжал смотреть на нее и она открыла глаза.
     - Привет, Чезаре, - произнесла она слабым голосом. - Я... я  чувствую
себя ужасно усталой этим утром. Не... думаю, что вообще сегодня встану.
     - Хорошо,  графиня,  -  мягко  сказал  Чезаре,  улыбаясь  ей.  -  Что
случилось? Вы в последнее время слишком поздно ложились спать?
     - Что-то вроде этого, - произнесла графиня  устало.  -  Но...  нет...
Чезаре, не уходи. Я хочу поговорить с тобой.
     - Хорошо, графиня, - Чезаре сел рядом с ней и взял ее покрытую  сетью
вен руку в свои. - О чем?
     Графиня провела языком по сухим губам.
     - Я переживаю, Чезаре. Очень переживаю, - сказала она. -  Это...  Это
связано с Селестой.
     - С Селестой? А что такое? О, ты имеешь в виду эту ночь? Не  волнуйся
об этом. Я смогу все уладить.
     - Я знаю, Чезаре. Я знаю, что она выйдет за тебя  замуж  несмотря  на
все твои недостатки, если только ей представится такая возможность.  Но...
но, Чезаре. Я больше не уверена, что ты должен это сделать.
     - О чем ты говоришь, не пойму?
     - О Палаццо, Чезаре. Неужели Палаццо  так  важен?  Неужели  он  имеет
большее значение чем ты, чем твое счастье?
     - Графиня... - начал он нетерпеливо, но она  остановила  его,  подняв
руку.
     - Нет, подожди, Чезаре. Послушай меня. Я очень стара и не думаю,  что
долго проживу. И для меня очень важно,  чтобы  ты  был  счастлив.  Я...  я
лежала здесь всю ночь и думала, волновалась. Чезаре, ты не любишь Селесту.
Ты не можешь любить ее. Она такая холодная и корыстная, и боюсь, что когда
меня не станет, Палаццо станет цепью на твоей шее и мечом в руке  Селесты,
которым она будет играть каждый раз, когда что-нибудь будет не так как она
хочет.
     - Я говорил тебе, что я смогу справиться с Селестой.
     Графиня вздохнула.
     - Да, да, может быть, ты и сможешь. Но что это будет за  жизнь?  Жить
под постоянными угрозами, вот  что  вас  ждет.  Или  пробивать  себе  путь
взяточничеством и коррупцией. Нет, Чезаре, я с этим не могу согласиться...
Я не хочу, чтобы так было...
     - Графиня, графиня!  Успокойтесь!  Кто  навел  вас  на  такие  мысли?
Селеста? Маловероятно!
     - Нет, не Селеста. Это... это дитя, ее дочь.  Или  скорее  падчерица.
Эмма. Какая она невинная хотя и живет с  этой  женщиной.  Селеста  сделает
все, чтобы разрушить и ее жизнь. Они живут  совсем  не  так,  как  Селесте
хотелось бы, чтобы мы поверили. Я иногда задумываюсь над тем, беспокоилась
ли она об Эмме до того, как они приехали сюда.
     - Эмма, - произнес Чезаре, вспомнив слова Анны. - Графиня,  я  должен
вас покинуть. Есть... есть кое-что, что я должен сделать.
     - Прежде, чем ты уйдешь, пообещай мне одну вещь.
     - Если смогу.
     - Что если ты когда-нибудь полюбишь кого-то... если  ты  уже  полюбил
кого-то... не позволяй Палаццо встать на твоем  пути.  Я  умоляю  тебя.  Я
слишком стара, чтобы для меня он имел  какое-то  значение.  А  это  здание
всегда будет здесь, чтобы ни случилось.  Государство  о  нем  позаботится.
Если ты сбросишь его с плеч, то сможешь жить нормальной жизнью. Чезаре, ты
не будешь богатым, но ты не будешь и голодать. Пожалуйста, Чезаре, подумай
об этом.
     Чезаре встал.
     - Хорошо, графиня. Я подумаю. А сейчас будьте умницей и  расслабьтесь
пока я не вернусь.
     Он  ласково  улыбнулся  графине,  закрывая  за  собой  дверь,   потом
прислонился к ней спиной,  и  лицо  его  преобразилось.  Теперь  это  была
суровая маска. Его первейшей заботой была Эмма, и  он  готов  был  ударить
себя за то, что не понял, что ее гордость не позволит ей вести  себя  так,
словно ничего не произошло, что она попытается убежать, и что поступая так
может подвергнуть опасности свою жизнь.
     Он направился назад на кухню к Анне, к которой  теперь  присоединился
Джулио. Он закрыл дверь и сказал:
     - Графиня жива, но очень слаба. Она останется в  постели.  Но  сейчас
мне нужно все об Эмме и побыстрее!
     - Все очень просто, - ответила Анна,  пожимая  плечами.  -  Синьорина
пришла завтракать очень рано. Она сказала, что хочет уехать так, чтобы  ее
никто не видел. Она попросила меня, чтобы Джулио отвез ее в моторной лодке
на железнодорожный вокзал, откуда она сможет уехать назад  в  Англию.  Она
сказала мне, что раньше работала там медсестрой и хочет вернуться.
     - Что потом? - граф был нетерпелив.
     - Джулио пришел, чтобы взять ее  сумки,  но  она  исчезла!  Ее  багаж
исчез, исчезла и моторная лодка. Может быть, она решила поехать  одна.  Но
это очень странно.
     - Действительно странно, - сказал Чезаре мрачно. -  Боже  мой,  Анна,
почему ты не разбудила меня?
     - Синьор, - воскликнула Анна, - синьорина особенно настаивала на том,
чтобы вы не знали об ее отъезде. Я не могла не оправдать ее доверия.
     - Но когда лодка исчезла, почему никто из вас не задумался, почему? В
конце концов, я не верю, что синьорина знает, как управлять ею. Боже  мой,
с ней могло случиться все что угодно.
     Лицо Джулио помрачнело.
     - Вы думаете, что синьорину могли взять... - он недоговорил. - Это не
пришло мне в голову, синьор.
     - А должно было прийти, - сердито ответил Чезаре.  -  Слушай,  возьми
другую моторную лодку и немедленно отправляйся на железнодорожный  вокзал.
Если ты не обнаружишь никаких ее следов там, позвони мне сразу же по этому
телефону, понял? - он протянул Джулио клочок бумаги.
     - Si, signore, я сделаю все как можно быстрее.
     После того как Джулио ушел, Чезаре вернулся к себе  в  спальню,  снял
пиджак от костюма и натянул толстый черный свитер. Затем открыл  маленький
сейф за картиной в стене и  вытащил  оттуда  небольшой  пистолет,  который
сунул в потайной карман на поясе брюк. Затем он вышел из  комнаты,  закрыл
дверь и пошел в гостиную. К его удивлению у окна стояла Селеста  и  нервно
курила. При его появлении она  быстро  повернулась  и  вздрогнула,  увидев
мрачное выражение его лица.
     - О, Чезаре, - произнесла она мягко. - Как ты?
     - Не лучше от того, что  увидел  тебя,  -  грубо  ответил  Чезаре.  -
Селеста, я сейчас не могу задерживаться. Надо кое-что сделать.
     Селеста нахмурилась.
     - Почему? Что происходит? Куда все подевались?
     - Анна расскажет тебе,  -  холодно  сказал  он.  -  Если  тебе  нечем
заняться, то я предложил бы тебе начать упаковывать вещи, - добавил он.  -
Думаю, в "Даниэли" есть свободные номера.  Может  быть  ты  сможешь  снова
поселиться в своем номере.
     - Чезаре! - Селеста была ошеломлена. - Что ты имеешь в виду?
     - Разве непонятно? - выражение графа стало насмешливым. - Тебя больше
не желают видеть в моем доме.
     Он закрыл дверь у нее перед носом прежде, чем  она  успела  прийти  в
себя и начать изливать свой гнев в его адрес, и  быстро  побежал  вниз  по
ступенькам в нижний зал.
     Пройдя по многочисленным  улочкам  и  переулкам,  он  пришел  к  сети
причалов и складам, где отыскал кабинет Доменико. Войдя в дом, он  побежал
вверх по ступенькам через пустую приемную  во  внутреннюю  комнату.  Потом
достал ключ, открыл кабинет и вошел. Там тоже никого не было и  он  закрыл
дверь, снова закрыв ее на ключ. Он открыл дверь  шкафа  у  стены,  который
казался обыкновенным медицинским шкафчиком.  Однако  после  того,  как  он
нажал на правую сторону одной из полок,  передняя  часть  его  повернулась
вперед, открыв глазам графа радиопередатчик.
     Чезаре сел возле передатчика, включил питание и настроился на частоту
прямой связи с Марко Кортино. Когда Марко ответил, Чезаре просто сказал:
     - Транспорт Б, - и отключился.
     Затем закрыл передатчик, закрыл шкафчик,  и  положил  ключи  назад  в
карман. Несколько минут он нетерпеливо мерял шагами комнату, потом  вышел,
закрыв дверь, спустился по лестнице и вышел на улицу.
     Снаружи начинался дождь, небо было серым и тяжелым.  Через  несколько
секунд он услышал, что в его направлении движется моторная  лодка,  отошел
от дома и быстро направился через арку к каналу. Он молча забрался в лодку
и коротко кивнув водителю, спустился в каюту.
     Многолюдная площадь служила хорошим  прикрытием,  когда  он  вошел  в
район конторы Марко Кортино и быстро поднялся на верхние этажи здания.
     Марко ждал его без пиджака, зажав сигару между зубами. Он обменялся с
Чезаре  быстрым  рукопожатием,  внимательно  рассматривая  графа,   словно
пытаясь прочитать его мысли.
     - Ну? - спросил он. - Что случилось?
     Чезаре коротко объяснил, затем взял сигару из коробки на столе  Марко
и закурил.
     - Вы думаете, я слишком осторожничаю? - резко спросил он.
     - Может да, а может нет. Вы влюблены в эту девушку, не так ли?
     - Черт возьми, забудьте о моих  причинах!  Она  в  опасности  как  вы
думаете? Или она действительно уехала?
     Марко пожал плечами.
     - Ходят слухи, что Бен Маули в городе,  -  произнес  он  спокойно.  -
Думаю, что вы, пожалуй, правы. Она у него!
     - О, Боже! - Чезаре почувствовал как его желудок сжался. - Но почему,
почему?
     - Очевидно, для того, чтобы выманить вас на ее поиски.
     - Но что если я этого не стану делать? Я хочу сказать, они  не  могут
знать, настолько ли она мне небезразлична, что я ради нее стану  рисковать
собственной жизнью.
     - Не могут? Она гостила в вашем доме. Логично  предположить,  что  на
вас будут оказывать давление, чтобы вы попытались найти ее. Жаль, что  они
поступили таким образом. Это значит,  что  мы  должны  начинать  играть  в
открытую. Я же не хотел, чтобы это произошло.
     - Есть альтернатива? - Чезаре затянулся. - Я пойду один.
     - Это глупо, - резко проговорил Марко.  -  У  вас  нет  ни  малейшего
шанса. У Маули более десяти человек.
     - Знаю, знаю, - Чезаре метался по комнате как тигр в клетке. Он думал
отчаянно пытаясь  найти  решение,  хотя  его  переполняли  чувства  совсем
другого рода. Если бы Эмма была сейчас с  ним...  Он  бы  все  бросил  без
малейшего сомнения. Он больше бы не рушил планы своей бабушки относительно
Палаццо. Этот камень можно было бы сбросить с шеи.
     - Послушайте, - сказал он наконец. - Наша сила заключается в том, что
Бен Маули думает, что я не испытываю симпатий к полиции. Он считает, что я
пытаюсь вытеснить его из синдиката. Он знает, что я виноват в исчезновении
Фиренце и полагает, что товар все  еще  у  меня  и  я  просто  жду  случая
отгрузить его, чтобы заработать денежки. Если я  отправлюсь  к  нему...  Я
совершенно уверен, что смогу его как-нибудь отыскать... И могу  попытаться
и как-то обхитрить его...
     - Фантастика! - пробормотал Марко. - Что за дурацкая идея!
     - У вас есть другая?
     - Еще нет. Но это еще не говорит о том, что такую нельзя найти, -  он
вздохнул. - Боже праведный, Чезаре, я хочу чтобы вы остались  живы.  Какая
мне польза от мертвого!
     - Но вам также нужен Бен Маули, не так ли?
     - Конечно. Но практически невозможно проникнуть  в  те  переулки,  не
привлекая к себе внимания, - он пожевал сигару.  -  Но,  Чезаре,  если  мы
доберемся до Бен Маули...
     - Об этом не может быть и речи! Абсолютно! - лицо Чезаре  помрачнело.
- Если эти негодяи пронюхают о том, что мы  собираемся  сделать,  Эмма  не
выйдет оттуда живой!
     - Окей, окей. Значит вы идете один. Ну и  многого  ли  вы  добьетесь?
Если только... - он замолчал, - вы не можете взять с  собой  марихуану.  У
вас нет ни малейшего шанса на успех, если вам нечего будет им предложить.
     - Но это глупо! Если Маули схватит меня, он получит  и  наркотики!  И
нет совершенно никакой гарантии, что мы выберемся оттуда  живыми,  даже  в
этом случае.
     - Я это знаю, - глаза Кортино были настороже. - Вы должны  попытаться
убедить его, что просто пытались  захватить  власть  в  синдикате.  Затем,
когда он это проглотит, или, что более вероятно, подавится, вы попытаетесь
договориться с ним.
     - Призрачный шанс!
     - Я согласен. Но как  только  вы  и  девушка  выберетесь  оттуда,  мы
атакуем их.
     - Окей, окей, - Чезаре погасил сигару. Затем нахмурился и  пристально
посмотрел на Марко. - Вы все это воспринимаете очень  спокойно,  -  сказал
он, но его друг не ответил.
     Тут зазвонил телефон.
     Кортино взял трубки, несколько минут разговаривал, потом положил ее.
     - Это от нашего человека внизу. Звонил Джулио. На вокзале нет никаких
следов вашей Эммы Максвелл. Никто, похожий на нее не покупал билета и  так
далее. Думаю, это ставит точки над "i", не так ли?
     - Думаю, что да, - с тяжелым  вздохом  согласился  Чезаре.  -  Ладно,
давайте приниматься за дело.



                                    13

     День казался бесконечным. Скамейка, на которой сидела  Эмма  рядом  с
одним  из  преступников,  теперь  казалась  твердой  как  железо   и   она
чувствовала, что все ее тело онемело  от  усталости  и  отчаяния.  В  этой
огромной комнате не было ни света ни обогрева и хотя за стенами дома стоял
теплый день, девушка этого не ощущала. Она знала, что  должна  благодарить
бога за то, что до сих пор огромный марокканец практически игнорировал  ее
присутствие, но она не могла  найти  выход  их  той  ситуации,  в  которой
оказалась и с отчаяньем думала, что близка к истерике.  После  скандала  с
Чезаре это было для нее слишком. Ее собственное глупое проявление слабости
к нему только его позабавит, когда он задумается  над  этим.  И  если  она
исчезла, то кому до этого будет дело? Может быть старая графиня и вспомнит
молодую девушку, которую она учила  разбираться  в  искусстве,  но  больше
никто. После того, что произошло ночью, Селеста отчаянно возненавидит ее и
сделает все, что сможет, чтобы сломать ей жизнь.
     Человек по имени Кавир пару часов назад отправился с посланием  о  ее
похищении к графу Чезаре, но до сих пор не вернулся. Эмме  было  интересно
придет ли граф. Ей уже становилось абсолютно понятно,  что  этот  синдикат
имел дело с чем-то  вроде  оружия  или  наркотиков  и,  следовательно,  то
мнение, которое сложилось  у  нее  о  графе  Чезаре  подверглось  быстрому
пересмотру.  Она  не  могла  любить  человека,   который   имел   дело   с
преступлением и смертью, каким бы привлекательным он ни был, и частично ее
собственные страдания усиливались осознанием  того,  что  Чезаре  оказался
тем, что она ненавидела и презирала.
     Сама она предположила, что они имели дело с наркотиками. Упоминания о
товаре и инъекциях указывали на что-то маленькое, но смертельное,  а  если
это было так, может быть, поэтому  Чезаре  бы  так  раздражен,  когда  она
обнаружила снаряжение для подводного плавания в футляре от гитары. Наконец
многие вещи начинали становиться  на  свои  места.  Необъяснимые  действия
графа, его исчезновение в тот день, который они провели в лагуне" мужчины,
которые напали на него и на нее. Все теперь становилось мучительно ясным и
совсем не тем, во что хотелось бы ей верить. Едва ли  казалось  возможным,
чтобы Чезаре связался с людьми типа Сиди Бен Маули.
     Она вздохнула и мгновенно взгляд марокканца обратился к ней.
     - Вы, наверное, устали, мисс Максвелл, - сказал он зловеще  улыбаясь.
-  Не  волнуйтесь,  вам  недолго  осталось   ждать.   Галантный   граф   -
странствующий рыцарь - немного запаздывает, но он придет, нечего  бояться,
он придет.
     - А когда он придет? - голос Эммы задрожал.
     - А когда он придет мы немного повеселимся. Наш славный граф  слишком
долго делал то, что хотел. Теперь его очередь потерять руку, а может  обе,
кто знает! Никто не обманывает меня! Никто!
     - Чтобы граф ни сделал, меня  это  не  интересует,  -  ответила  Эмма
неуверенно. - Если бы я знала... - Она прикусила губу.
     - Что? - глаза марокканца  расширились.  -  Вы  хотите  сказать,  что
совсем ничего не знали об его игре? Едва ли я могу в это поверить.  Но  вы
понимаете, граф находится  под  впечатлением,  что  он  обманул  меня.  Он
избавился от груза, номер которого, к сожалению, вам  вырезали  на  плече.
Этот груз стоил многие тысячи долларов и поначалу казалось, что граф хотел
обыграть меня в мою собственную игру. Но затем до меня дошла  определенная
информация, которая убедительно доказала то, что я начал подозревать.  То,
что ваш дорогой Чезаре больше не один из нас,  а  ловкий,  хотя  иногда  и
глупый, член итальянской разведывательной службы!
     Эмма уставилась на  него  широко  открытыми  глазами  и  несмотря  на
беспомощность своего положения, сердце ее радостно вздрогнуло. Значит  она
все-таки не ошибалась насчет Чезаре. Он не был членом банды,  занимающейся
контрабандой наркотиков, а кем-то совсем другим.
     - Так что вы понимаете, мисс  Максвелл,  -  продолжал  марокканец,  -
когда ваш милый друг войдет сюда, он окажется в  неизбежной  опасности.  Я
никогда не дам ему уйти, он прекрасно знает, кто я.
     Эмма почувствовала, что ей становится дурно.
     -  Но  если  он  является  членом  разведывательного  управления,  то
наверняка, он поделился имеющейся у него  информацией  с  другими  членами
своей организации.
     Марокканец пожал плечами.
     - До некоторой степени. Никто больше не знает его контактов, никто не
знает этого потайного места. Кавир найдет его и приведет ко мне.
     Эмма с силой сжала кулаки, отчаянно пытаясь отыскать слабое  место  в
его аргументах.
     - И не надо думать об этом, - сказал он улыбаясь, - когда  он  явится
сюда на нем не будет  сигнальных  устройств,  которые  могут  выдать  наше
месторасположение. Мы не так глупы, как им может показаться.
     Эмма поникла. Все, что говорил марокканец было  правдой,  и  казалось
маловероятным, что кто-нибудь из них уйдет отсюда живым.
     Неожиданно раздался  резкий  стук  в  дверь  и  марокканец  дал  знак
мужчине, сидевшему рядом с Эммой и тот  немедленно  закрыл  ей  рот  своей
грязной рукой. Один из мужчин открыл дверь и двое других вошли. Одним  был
Кавир, а другим граф Чезаре, который  лениво  проследовал  в  комнату.  Он
выглядел очень уверенно и Эмма беспокойно заерзала, пытаясь  привлечь  его
внимание.
     Его глаза быстро скользнули по  комнате,  заметив  высокую  массивную
фигуру марокканца, стоявшего у стола,  других  людей,  рассевшихся  вокруг
него,  и  Эмму,  которая  пыталась  освободиться.   Затем   с   вызывающей
уверенностью  он  пересек  комнату  и  не  замечая  устремленных  на  него
взглядов, обратился к Сиди Бен Маули.
     - Наконец-то мы встретились. Я разговаривая с Гассаном Бен Маули,  не
так ли?
     Глаза марокканца сверкнули.
     - Да. И ты удивительно спокоен, если учесть безвыходность ситуации, в
которой оказался.
     - Безвыходность? - граф пожал плечами. - Надеюсь, нет!
     - Хладнокровно, но неубедительно, - заметил марокканец, усаживаясь на
стул.
     Граф Чезаре прищурился.
     - Моя миссия заключается в том, что бы спасти прекрасную  девушку,  -
ответил он мягко. - Но я не вижу причины, почему бы попутно нам не сделать
друг другу приятное.
     - Синьор граф, вы делаете мне приятно уже  одним  своим  присутствием
здесь, - так же мягко ответил марокканец и  щелкнул  пальцами.  -  Выпьете
вина?
     - Спасибо, но нет, - граф Чезаре сунул руку в карман и немедленно ему
в спину уперлось дуло пистолета.
     - Думаю, что нет,  -  сказал  марокканец,  пока  его  люди  тщательно
обыскивали графа и торжествующе вытащили пистолет из кобуры  на  плече.  -
Подождите. Что ты собирался вытащить из кармана?
     Чезаре улыбнулся хотя на этот раз довольно сухо.
     - Только это,  -  сказал  он  и  бросил  на  стол  перед  марокканцем
матерчатый мешочек.
     Марокканец осторожно открыл его, внимательно изучил содержимое, затем
нахмурился.
     - Марихуана, - медленно произнес он. - Спасибо вам, граф Чезаре.  Это
действительно увеличит мой долг вам. К сожалению,  сейчас  немного  поздно
пытаться вернуть потерянное. Ваше  присутствие  здесь  удовлетворяет  меня
полностью. Мое дело в Венеции теперь закончено или будет закончено,  когда
я избавлюсь от вас и от вашей маленькой сообщницы.
     На лице графа никак не отразились его мечущиеся мысли, но  марокканец
засмеялся и показал, что человек может отпустить Эмму.
     - Вот видите, - сказал он. - Я знаю о вас все, синьор граф. Все!
     Эмма с отчаяньем посмотрела на  Чезаре  и  тот  утратил  часть  своей
уверенности.
     - Может показаться, что я вел себя глупо, - произнес он медленно.
     Марокканец ухмыльнулся.
     - Именно так может показаться,  -  согласился  он.  Неожиданно  дверь
распахнулась и на пороге показался человек.
     - Великолепие! - закричал он. - Повсюду люди! Склад окружен!
     Сиди Гассан Бен Маули быстро вскочил на ноги.
     - Как  это  получилось?  -  загремел  он  в  ярости.  -  Где  охрана?
Наверняка, за каналами наблюдали?
     Мужчина покачал головой.
     - Не знаю, Ваше Великолепие. Никого из наших людей не видно.
     Граф улыбнулся слегка насмешливо несмотря на то,  что  здравый  смысл
подсказывал ему, что для него и Эммы это конец. Ему  следовало  бы  знать,
что Кортино был слишком хорошим  агентом  разведывательной  службы,  чтобы
каким-то образом думать о других, если  ставки  были  слишком  высоки.  Он
слишком легко согласился с его планом, Чезаре еще тогда почувствовал,  что
слишком легко.
     - Вам следовало бы спросить своего человека по имени  Кавир,  где  он
меня нашел, - сказал Чезаре марокканцу, - он бы  сказал,  что  я  сам  вас
искал. Он и не подумал спросить меня не встретил ли я кого-нибудь на своем
пути.
     - Ты хочешь сказать... - он стукнул кулаком по столу. - Дурак, идиот!
Он посмотрел на Кавира. - Значит, это конец, не так ли,  друг  мой?  -  Он
повернулся к Чезаре. -  При  других  обстоятельствах  мы  бы  смогли  быть
союзниками, - сказал  он  вдруг.  -  У  тебя  есть  качества,  которыми  я
восхищаюсь. К сожалению, что касается тебя, то это конец.
     Он вытащил из  складок  своего  платья  смертельного  вида  маленький
револьвер и повернулся к графу.
     - Au revoir и arrivederci, - пробормотал он и к ужасу Эммы  нажал  на
курок.
     Невозможно  уклониться  от  пули,  пущенной   с   такого   маленького
расстояния и даже быстрой  реакции  графа  оказалось  недостаточно,  и  он
тяжело упал на пол.
     - Вы убили его! - закричала Эмма и, не обращая внимания на  человека,
который пытался помешать ей, бросилась через комнату  и  упала  на  колени
рядом с Чезаре.
     Марокканец улыбнулся.
     - А чего вы ожидали, мисс? - холодно сказал он. - Разве предатели  не
заслуживают казни?
     - Он не был предателем, - плакала Эмма, обнимая голову Чезаре. -  Это
вы предатели!
     Глаза марокканца потемнели и она почувствовала как его пальцы  больно
хлестнули ее по щеке.
     - Никто не разговаривает со мной подобным образом! - сердито произнес
он. Его взгляд стал оценивающим. - Маленькая английская девочка! Возможно,
нам не  следовало  тратить  время  зря.  Вероятно,  ты  доставила  бы  мне
удовольствие...
     Эмму объял ужас, но когда он говорил, в  канале  снаружи  послышались
голоса и стрельба.
     Люди забеспокоились и собрались возле двери.
     - Пошли, Сиди, - сказал мужчина по имени Лабул. - У  нас  больше  нет
времени. Если мы не хотим попасть им в руки...
     - Да, да, - ответил марокканец. - Я иду. Пошли, - он потянул Эмму  за
руку. - Ты пойдешь со мной!
     - Нет! - глаза Эммы расширились от страха.
     - Нет, да, синьорина, мы еще не закончили наши дела.
     Несмотря на  мольбы  и  попытки  освободиться,  Эмму  потянули  через
комнату по лестнице  вниз  на  причал  внизу,  где  ждала  лодка.  Мужчины
нетерпеливо забрались в нее, торопясь отплыть, но марокканцу, казалось, не
хотелось убегать просто  так.  Он  взглянул  на  горы  корзин  и  с  явным
наслаждением поднял канистру бензина и обильно полил им все вокруг.  Затем
зажег свечу и, отойдя назад, бросил ее в бензин.
     Раздался  сильный  взрыв,  усугубленный  замкнутым  пространством,  в
котором он произошел, и Эмму отбросило назад к борту лодки. Она  ударилась
головой и, утратив равновесие, упала в  ледяные  воды  канала.  Когда  она
выплыла на поверхность, то услышала крики и стоны и попыталась  удержаться
на воде несмотря на головокружение. Затем она поняла, что пламя  полностью
охватило причал и даже лодка была в огне. Люди вопили  и  ныряли  в  воду,
охваченные ужасом и забыв о ней. Некоторые горели и Эмме  показалось,  что
она видит на причале горящее платье Бен Маули.
     Теряя сознание от жары и  дыма  она  с  отчаяньем  поплыла  к  узкому
проходу, который вел к внешнему каналу.  Одежда  тянула  ее  вниз,  голова
кружилась после удара и плыть было невероятно трудно.
     Мужчины последовали за нею, но ей  все  равно.  Там  снаружи  светило
солнце и было так приятно снова вдохнуть свежий воздух.
     Затем она вспомнила Чезаре, который лежал мертвый на  полу  над  этим
горящим адом и ее сердце стало тяжелым  как  свинец.  Казалось,  ей  стало
совершенно все равно, что случилось и выберется ли она живой или  нет.  Ее
жизнь потеряла всякий смысл.
     Ее потянуло под воду, но она была уже возле причала  и  сильные  руки
подхватили  и  подняли  наверх  в  безопасность.  Она  смотрела  на  своих
спасителей невидящими глазами и один из них спросил:
     - Мисс Максвелл? Хорошо, - и после кивка, - теперь вы в безопасности.
     - Чезаре, - начала она слабо и их лица изменились.
     - Мы найдем его, - сказали они.
     - Но он мертв, - проговорила она прерывающимся голосом.
     - Нет, - произнес  другой  голос  рядом  с  нею,  и  большой  мужчина
улыбаясь приподнял ее подбородок.
     - Он мертв, говорю вам, -  заплакала  она,  задрожав  от  горя.  -  Я
видела. Этот марокканец убил его. Я видела его!
     Большой мужчина засмеялся.
     - Нужна не  одна  пуля,  чтобы  убить  Видала  Чезаре,  -  сказал  он
успокоившись. - Я говорю это с благодарностью. Потому  что  моя  репутация
будет загублена, когда он выздоровеет.


     Позже в тот же день Эмме разрешили повидать Чезаре  в  больнице.  Его
должны были продержать там несколько дней несмотря на уверения в том,  что
он чувствует себя нормально. Пуля прошла в нескольких дюймах от  сердца  и
застряла в нижнем ребре. Удалить ее было сравнительно легко и  ему  больше
не грозила опасность умереть от раны.
     - Вы меня так напугали, - пробормотала она, - нетвердо стоя на  ногах
возле его кровати.
     - Я сам себя напугал, - заметил  он  со  смехом.  -  Я  действительно
подумал, что это конец.
     - О, Чезаре, - прошептала она  и  повернулась,  посмотрев  в  сторону
двери, где стоял Марко Кортино.
     Когда Кортино удалился, Чезаре сказал:
     - Итак, Маули перехитрил сам себя.
     - Да, к счастью для нас.
     - Главным образом для тебя, - сказал Чезаре. - Я бы, по крайней мере,
остался жив. Но если бы он прикоснулся к тебе... - Его голос стал хриплым.
- Я... я попросил Селесту уехать.
     - Правда? - Эмма сжала руки.
     - Да. Ты этого хотела, не так ли?
     - Я? - Эмма прикусила губу. - Какое я к этому имею отношение?
     - Хорошо, Эмма, - сказал он глухо. - Теперь ты можешь идти. Но  когда
я выйду отсюда, нам придется кое над чем поразмыслить.
     Эмма кивнула и вышла, пока у нее еще были силы это  сделать.  Она  не
могла в это поверить. Здесь должен быть какой-то подвох. Чудес не бывает!



                                    14

     В конце этой нереальной и  странной  недели  старая  графиня  умерла.
Селеста  покинула  Палаццо,  а   Эмма   осталась,   несмотря   на   дурные
предчувствия.
     Чезаре вернулся домой на похороны, его рука  была  в  повязке,  но  в
остальном он полностью поправился. Это  был  необычно  холодный  и  хмурый
день, и после того как все ушли, и только он и Эмма  остались  в  огромной
гостиной, он сказал:
     - Давай говорить прямо, хорошо? Я не хочу чтобы ты уезжала  отсюда...
Я не могу жить без тебя, не сейчас.
     - Вы думаете я хочу уехать? - спросила Эмма дрожащим голосом.  -  Но,
Чезаре, я не создана для того, чтобы быть графиней. Я... я  не  смогла  бы
жить в этом великолепном Палаццо, каким  бы  удивительным  он  не  был,  в
качестве хозяйки. Я всего лишь простая обыкновенная Эмма Максвелл.
     - Эмма, прекрати  это,  -  пробормотал  он,  резко  отворачиваясь.  -
Послушай, у меня не много денег. Я  не  богатый  человек.  Палаццо  -  мое
единственное наследство. Но у меня есть вилла в Равенне у  моря.  Если  ты
сможешь быть счастлива там, то там мы и будем жить. И ты станешь  графиней
Чезаре, а я буду твоим любящим мужем, если ты не откажешь мне.
     - О, Чезаре, - Эмма прижала руки к щекам.  -  Но...  но  как  же  это
место. Этот палаццо? Ты не можешь его бросить. Это фамильный палаццо твоей
семьи.
     - Это - камень на моей  шее,  -  коротко  ответил  Чезаре,  закуривая
сигарету. - Я больше не хочу жить здесь. Я хочу быть свободным. И  я  хочу
тебя. - Его глаза были темными и полными страсти.
     - А Селеста? - Она должна была задать этот вопрос.
     - Никогда для меня ничего не значила. Это была идея моей бабушки.
     - Но старая графиня... Я хочу сказать... ее самым  заветным  желанием
было, чтобы Палаццо... - Эмма запнулась.
     Чезаре слабо улыбнулся.
     - Ты говоришь так, словно хочешь избавиться от  меня,  -  заметил  он
насмешливо.
     - Чезаре! Я... я только хочу быть  уверена.  Я  не  вынесу,  если  ты
пожалеешь об этом позже.
     - Пожалею, что женился на тебе? - Чезаре протянул руку и привлек ее к
себе. - Думаю, что нет. А что касается другого,  в  то  утро,  когда  тебя
захватили, графиня сказала мне, что она обдумала все  это  и  решила,  что
Палаццо не так важен как счастье человека. Она  сказала,  что  в  этом  ее
убедила ты.
     - Я?
     - Да. Думаю, она догадалась, что я тебя люблю.
     - О, Чезаре. Я так рада, - Эмма обхватила руками его шею. - И прости,
что я сомневалась в тебе. Это была ужасная неделя.
     - Но теперь она закончилась, - пробормотал Чезаре, пряча  лицо  в  ее
мягкие волосы и мгновенно ощутив ее реакцию. -  Ты  понимаешь,  что  твоей
репутации конец, если ты останешься здесь со мной?
     - Гм. Кого это волнует? - прошептала Эмма, подставляя  ему  лицо  для
поцелуя. - К тому же ты собираешься сделать из меня честную  и  порядочную
женщину, не так ли?
     - Как только это можно будет устроить, - ответил Чезаре хрипло.


     Они поженились  четыре  недели  спустя  и  отправились  в  длительное
свадебное путешествие в Вест-Индию. Эмма была  на  седьмом  небе,  безумно
влюбленная в своего красивого мужа, и прекрасно осознавала свою власть над
ним. В тепле его любви она стала загорелой и красивой,  и  Чезаре  получал
наслаждение лично выбирая ей одежду и превращая ее в  изысканную  светскую
даму, хотя иногда в узких джинсах и свитере она по-прежнему выглядела  как
подросток.
     Однажды днем, когда они лежали в тени пляжного зонтика на  серебряном
песке возле виллы, которую они снимали, Эмма спросила:
     - Чезаре, скажи мне честно, ты заходил в "Даниэли" тогда утром, после
того как мы натолкнулись друг на друга?
     Чезаре усмехнулся.
     - А ты мне поверишь?
     - Да, если ты скажешь, что это так.
     - Тогда... да... заходил.
     - Но почему?
     Он пожал плечами.
     - Я не знаю,  думаю  потому  что  ты  выглядела  такой  потерянной  и
одинокой, что мне стало тебя жаль.
     - Спасибо, - ответила она язвительно.
     - Не за что. Это было после того как Селеста сообщила тебе новость?
     - Гм. Я как  раз  только  встретилась  с  графиней  в  первый  раз  и
чувствовала себя ужасно из-за того, что обманываю ее.
     - О? Ну, я тоже познакомился с Селестой в тот вечер и испугался,  что
ее присутствие и присутствие ее нескольких миллионов долларов поставят под
угрозу мои дела с синдикатом. Они думали, что  я  совершенно  разорился  и
готов сделать все что угодно ради доллара. Потом я встретил тебя  и  когда
ты переехала в Палаццо, подумал, что могу  использовать  тебя  в  качестве
прикрытия, ну ты понимаешь, не обращая внимания на Селесту  и  так  далее.
Естественно, я все испортил.
     - Кроме нас.
     - Даже это. Я почти потерял тебя из-за своей собственной глупости  и,
если бы Гассан Бен Маули прикоснулся к тебе... - он присвистнул.  -  Давай
не будем думать об этом.
     - Только подумать, - пробормотала она, проведя пальцами по волосам на
его груди, - я едва не потеряла тебя!
     - Но ты же не потеряла, - прошептал он мягко.
     - Нет. Думаю, что я желала бы умереть, если бы у меня не было тебя.
     Чезаре насмешливо улыбнулся.
     - Миллионы мужчин занимаются любовью очень удовлетворительно, так мне
говорили, - заметил он смеясь.
     - Для меня существуешь только ты, - прошептала Эмма спокойно, немного
смущенная своей собственной смелостью.
     - Так и должно быть, - сказал Чезаре, прикасаясь губами к ее губам. -
Я не говорил тебе, что тоже нахожу тебя очень удовлетворительной.

     Пер. Любимовой