Виталий Каплан (Москва)
я2РЕЛИГИОЗНЫЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ВЛАДИСЛАВА КРАПИВИНА
я_1. Зачем я об этом пишу
Я прекрасно понимаю, что со мной не согласятся, но это меня
вполне устраивает. Несогласие означает активную работу ума и серд-
ца, что уже само по себе неплохо. А вот чего я всегда боюсь, так
это молчаливо-равнодушного одобрения.
С самого начала хочу заметить, что излагаю тут я2своюя0 точку
зрения, мнение верующего православного человека. Боже упаси ко-
го-либо думать, что я навязываю те или иные мысли и не допускаю
права на иной подход! Однако поймите и меня. То, о чём я буду го-
ворить - моё глубочайшее убеждение. Это вовсе не интеллектуальная
игра, не интересное допущение, не мысленный эксперимент.
Наверное, многое из того, о чём я скажу, кому-то покажется
спорным, неортодоксальным. И они будут в известной мере правы. Мой
личный духовный опыт, к сожалению, весьма скуден, так что вещать
от имени Православной Церкви с моей стороны было бы нахальством. И
в то же время я надеюсь, что заинтересованные читатели смогут ра-
зобраться, где я напутал, где сбился и впал в соблазн. Я заранее
благодарен за самую суровую критику.
Итак, Крапивин и религия. Подобная тема лет десять-пятнадцать
назад показалась бы немыслимой, невозможной. Понятно почему -
детский писатель, пионерская тематика, чуть ли не романтика времён
военного коммунизма. Чего ещё от него можно ожидать? Таково было
устоявшееся мнение.
Но что же изменилось (не только в стране, но и в умах), что
подобные слова сейчас не кажутся абсурдом? Рухнул казённый марк-
сизм-ленинизм-атеизм? Но ведь и до этого официального краха далеко
не все были атеистами (в прямом смысле этого слова). Занимаясь по
вечерам в УМЛ (университете марксизма-ленинизма; даю расшифровку
для юного поколения), куда их загоняли кнутом и пряником, люди за-
бавлялись анекдотами про диалектику. До хрипоты спорили об НЛО, о
снежном человеке и Шамбале. И лишь для начальства делали вид, что
мозговые их извилины параллельны основополагающему курсу. Кстати,
как ни парадоксально это звучит, в те годы отношение к религии в
кругах интеллигенции было куда лучшим, чем ныне. В то же время
поклонники творчества В.П.я5*я0 (насколько я представляю) и не думали
рассматривать его книги с подобных позиций.
Мне кажется, особой загадки тут нет. И вот почему:
1) Для того, чтобы углядеть религиозные мотивы в чьём-либо
творчестве, надо всё-таки в религии разбираться. А в отличие от
науки, чтобы разбираться в религии, необходимо иметь некий внут-
ренний, духовный опыт, практику веры. Внешнее, теоретическое зна-
ние, конечно, нужно, но явно недостаточно. И поэтому человек, да-
лёкий от веры, независимо от своего культурного уровня, не увидит
столь очевидных для иной неграмотной бабушки вещей. Тут как в се-
мейной жизни - пока на своей шкуре не испытаешь, хоть тонны лите-
ратуры прочти, ничего не поймёшь. Вот и получилось так, что пока
на страницах произведений В.К.я5*я0 не возникли священники, храмы,
иконы - до тех пор практически никто ничего такого не замечал. На
деле же религиозная тема в скрытой форме (как это чаще всего в
жизни и бывает) жила в книгах В.П. почти всегда.
2) Мне кажется, если художник и в самом деле талантлив, его
творчество всегда будет глубже, серьёзнее и таинственней, чем его
же сознательное мировоззрение. Основной инструмент художника (в
какой бы области он ни творил) - это его душа, его сердце. Если
ДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД
я5*я0 Здесь и далее для краткости В.П. или В.К. - Владислав Пет-
рович Крапивин.
- 2 -
есть что-то главное в душе, найдутся и слова, и звуки, и краски.
Зачастую бывает так, что на интеллектуальном уровне человек убеж-
дён в одном, а в его творчестве возникает нечто совершенно иное.
Настоящий художник всегда больше себя самого. Вот и с Крапивиным,
на мой взгляд, такая же история. Каковы бы ни были на тот или иной
период его сознательные убеждения (в том числе религиозно-фило-
софские), они не слишком мешали ему выплеснуть на страницы книг
то, что рождалось в глубине души (человек, более приверженный тра-
диционным оборотам, выразился бы "в неизреченной глубине сердца").
Однако это означает, что пока писатель не заявляет себя веру-
ющим, читатели чаще всего о религиозных мотивах в его творчестве и
не задумываются. В.П. верующим себя до последнего времени не заяв-
лял, да и сейчас очень осторожно на эти темы высказывается. За что
я ему весьма благодарен, а почему - скажу в конце этой статьи.
3) И наконец, самое главное. Многие люди, даже поверхностно
знакомые с религией, даже интересующиеся, не могут перешагнуть не-
кую трудно уловимую грань. Они не могут отнестись "я1ко всем этим
я1религиозным загибамя0" всерьёз. И не только из-за недостатка веры,
но прежде всего из-за особого подсознательного страха, в котором
чаще всего не отдают себе отчета. Принять религию всерьёз - это
значит по-иному отнестись к самому себе. Пересмотреть свою жизнь,
что-то существенное в ней изменить. Ведь если поверить Истине, то
неизбежно задашь себе вопрос: что такое я перед Её лицом? Совмес-
тим ли я с Ней? Как мне теперь дальше-то жить? Придётся выбирать,
а выбирать - это всегда резать по-живому. Малоприятное занятие. Но
лишь в этом случае человек действительно начинает что-то в делах
веры понимать.
И поэтому многие поклонники В.П. просто не в состоянии по-
нять, я2почемуя0 эти книги имеют религиозную подоплеку. В самом деле,
разговоры о Шамбале, об НЛО и телекинезе ни к чему не обязывают.
Этого не боятся. А религии боятся. Она мешает жить спокойно.я51я0
я_2. Что же тут религиозного?я.
Начну с некоторых общих соображений. Вот рассматриваем мы
творчество писателя, ищем те или иные мотивы, идеи, настроения. А
я2в чёмя0 мы их ищем? Перед нами - целый мир, со своей космологией,
географией, переплетающимися судьбами героев. С другой стороны,
перед нами - художественное произведение, построенное по своим за-
конам. И важно не ошибиться, не принять метод за идею, форму за
содержание. Но тут возникает вопрос - в чём состоит изображённая
писателем реальность? В сюжете? В условных допущениях? В компози-
ции произведения? В поэтичности языка? Или всё это вещи второсте-
пенные, представляющие интерес для специалиста, а реальность не в
них?
По-моему, единственная я1реальностья0 в данном случае - это сами
герои, их внутренний мир, пространство их душ. Всё остальное -
космологическая идея Кристалла, например, чехарда параллельных ми-
ров и временных потоков, авторские рассуждения, симпатии и антипа-
тии по отношению к тем или иным идеологиям - всё это вторично. То
есть, конечно, это важно, это позволяет создать целостное произве-
дение, но не стоит путать инструменты с материалом.
Что это означает практически? Религиозную подоплёку в произ-
ведениях Крапивина следует искать не во внешнем построении сюжета,
не в тех или иных идеологизированных пассажах (чего стоит, напри-
мер, "философский" диспут между Серёжей Каховским и дядей Виталием
во "Флаг-капитанах"!). Не стоит искать её и в авторских размышле-
ниях о религии (например, речь Альбина Ксото о религии Хранителей
("Гуси, гуси, га-га-га"). Тамошние рассуждения о мистике показыва-
ют лишь вполне понятную неосведомлённость В.П. в богословских воп-
росах). И даже когда Крапивин напрямую выводит образы православных
священников (отец Дмитрий в "Крике петуха", отец Леонид в "Лоцма-
- 3 -
не", отец Евгений в "Синем городе на Садовой", отец Венедикт в
"Сказках...") - даже тогда важны не их рассуждения (точнее ска-
зать, вложенные в их уста мысли автора) - а нечто иное.
Ещё раз повторю: я2религиозные мотивы в творчестве Крапивина
я2следует искать в самих его героях, в их взаимоотношениях, в их
я2внутреннем мире.я0 Вот та реальность, которую можно всерьёз исследо-
вать. Остальное, по-моему, к религиозной проблематике не относит-
ся.
Тут надо пояснить один момент, вполне очевидный для верующих,
но другим вовсе не столь понятный. Дело в том, что невозможно про-
вести черту, отделяющую обыденную реальность от реальности мисти-
ческой, религиозной. Точнее говоря, обыденной реальности вообще
нет. На самом деле всё мистично, во всём проявляется либо светлая,
либо тёмная духовность. А мы этого чаще всего не замечаем. Не ви-
дим, что любая, самая привычная, самая банальная жизненная ситуа-
ция имеет своё мистическое измерение. Поссорились, например, два
друга. Потом помирились. Что может быть обычнее? А ведь тут столь-
ко всего наворочено невидимого! И взаимоотношения обоих друзей с
Богом - на сознательном либо на глубинном уровне. И восприимчи-
вость их к собственным ангелам-хранителям. И поддатливость бесовс-
кому влиянию. И действие молитв - их ли собственных, или чьих-то,
например, их покойных бабушек. И т.д., и т.п.
Мистическое, духовное чаще всего и проявляется в самых прос-
тых вещах. Чудеса (в их общепринятом понимании) - дело исключи-
тельное, редчайшее.
И вот, поскольку обычная жизнь имеет духовную основу, писа-
тель, талантливо эту жизнь изобразивший, не может (пускай даже
против своей воли) не затронуть и мистической её подоплёки. Его
текст неизбежно будет многослойным, и за внешним, событийным пла-
ном обнаружатся и другие, более тонкие и не всегда заметные с пер-
вого взгляда слои. Именно такова ситуация Крапивина.я52я0
Теперь я попробую спуститься с теоретических высот и перечис-
лить некие "основные направления".
я_3. Любовь
Первое, с чего хотелось бы начать, это с любви. я1"Бог есть Лю-
я1бовь"я0, говорит св. апостол Иоанн Богослов. "я1Если я тело свое отдам
я1на сожжение, а любви не имею - нет мне в том никакой пользыя0", до-
бавляет св. апостол Павел. Если человек способен по-настоящему лю-
бить - он уже поэтому близок Богу, чувствует его сердцем, какой бы
мусор ни имел место в его голове. Но тут важно - я2какаяя0 любовь? Что
значит "я2по-настоящемуя0"? Я не собираюсь углубляться в эту необъят-
ную проблему - на то есть книги, в наше время всем доступные.
Так вот, я утверждаю, что герои произведений Крапивина любят
друг друга именно такой, христианской любовью. Разумеется, речь не
обо всех героях и не во всех ситуациях. До такой любви ещё надо
дорасти, что с героями В.П. происходит не всегда.
Иногда думают, будто христианская любовь - нечто заоблачное,
фантастическое, абстрактное. Нечто в духе Платона. Это не так.
Речь идет о самой что ни на есть реальной, настоящей любви, выра-
жающейся не в интеллектуальных конструкциях, а в самой жизни, в
поступках героев, в их мыслях, иногда и в словах. Последнее нечас-
то, т.к. любовь - это прикосновение к тайне, к такой Тайне, что
никаких слов не хватит, и потому иногда лучше просто помолчать.
Сравните у Б.Окуджавы: "Как много, представьте себе, доброты // в
молчаньи, в молчаньи." Тут можно привести множество примеров.
Вот, скажем, Ярослав Родин в "Голубятне на желтой поляне".
Его чувство к Игнатику. Его невысказанная мысль: "Спасибо тебе,
что ты есть..." Это Джонни в "Тайне пирамиды", отказавшийся от по-
ездки к морю ради маленького Юрика. Это Дед (Геннадий Кошкарев) в
"Колыбельной для брата", неожиданно осознавший, что главная цен-
- 4 -
ность его жизни - не столько корабельно-кинематографические дела,
сколько сами мальчишки, их души. Это Сашка из "Лоцмана", тянущий
Решилова сквозь Оранжевые пески... Это Волынов из "Сказок о рыба-
ках и рыбках", это Егор из "Островов и капитанов", это... Впрочем,
можно взять любую крапивинскую вещь - и найти нечто подобное.
Но почему эта любовь - христианская? Вроде бы самая обычная,
земная. Что в ней такого? я2Такогоя0 в ней достаточно. Каковы признаки
христианской любви? Эта любовь бескорыстная, не ищущая никакого
блага, в том числе и собственного психологического комфорта. Лю-
бовь не к совокупности своих переживаний, а к конкретному челове-
ку. К другу. К другому. Любовь, не идеализирующая человека, любовь
трезвая и честная. Человека любят не за что-то, не за ту или иную
совокупность качеств. Ценностью в этой любви является сам человек,
его неповторимая личность. Эта любовь не подлаживается к недостат-
кам любимого, не закрывает на них глаза ради сохранения отношений.
Но и не придаёт им очень уж большого значения, зная, что сам чело-
век бесконечно больше, глубже и ценнее своих внешних проявлений.
Христианская любовь означает доверие к человеку, веру в него, неу-
гасающую надежду, что всё мелкое в его душе, все тёмное исчезнет,
будет преодолено, а сам человек - останется. Для христианской люб-
ви не имеют никакого значения все социальные и возрастные разли-
чия, не играет роли разница в образовании, культуре, сфере интере-
сов. Хорошо, конечно, если и тут люди совпадают, но это не глав-
ное. Христианская любовь означает единство любящих и в горе, и в
радости, стремление поделиться своей радостью - и в то же время
взвалить на свои плечи тяжесть "чужой" беды. "я1Носите бремена друг
я1друга, и тем исполните закон Христовя0", писал апостол Павел.
"- ...Вам не кажется, что люди разучились любить?
- Это неправда, Яр! - воскликнул Кротов.
Яр улыбнулся:
- Я не имею в виду вас, Дима... И я не про ту любовь. Я про
ту, где тревога и боль друг за друга..." ("Голубятня на желтой по-
ляне").
Христианская любовь подразумевает любовь ко всему человеку -
не только к просторам его души, но и ко всей его целостности, к
единству "тело-душа-дух". Поэтому, кстати, тот, кого любишь, всег-
да кажется красивым, независимо от каких-то объективных критериев.
Поэтому болезни любимого человека воспринимаешь как беду, и не
только потому, что они доставляют ему душевную боль. Господь наш
Иисус Христос исцелял больных не только в "педагогических целях",
не только чтобы доказать Свою божественность и дать нам, в какую
бы эпоху мы ни жили, наставление в вере. Всё это, разумеется, пра-
вильно, всё это так, но есть и другое. Именно та самая любовь к
человеку, что заставляет скорбеть о его бедах, видеть в страдании
зло, стремиться это зло преодолеть.
Христианская любовь не сводится и к супружеской любви, к люб-
ви между детьми и родителями. И та, и другая - лишь конкретные
формы, которые должны быть заполнены главным. И горе, если главно-
го нет. Отсюда эгоизм, ревность, стремление сделать из любимого
игрушку, подозрительность, непонимание. Христианская любовь не
противоречит любви биологической, но должна наполнять, пронизывать
её. И уж разумеется, христианская любовь может возникнуть и между
людьми, не связанными никакими родственными отношениями. Это,
кстати, наиболее частая ситуация в произведениях Крапивина. Любовь
между друзьями, любовь между учеником и Учителем, между, теми,
кто, казалось бы, совершенно чужие друг другу.
"Это с виду у меня жизнь сейчас растрепанная, а на душе спо-
койно, честное слово... Видно, сам не знаешь, где чего найдёшь.
Ну, вот кто поверит, что может быть такая радость: ходить в темно-
те между мальчишками, слушать, как дышат, укрывать получше...
Сперва думал: просто работники, экипаж, чтобы с кораблём управить-
ся. А вышло, что главное не корабль, а они..." ("Колыбельная для
- 5 -
брата").
Неудивительно, что в высших своих проявлениях любовь доходит
до самопожертвования. я1"Нет больше той любви, как если кто положит
я1душу свою за друзей своих."я0 (Евангелие от Иоанна; 15,13) В книгах
Крапивина множество тому примеров. Это и экипаж "Капитана Гранта",
с риском для жизни в шторм спешащий на помощь туристам, которые
могли погибнуть от лесного пожара. Это и Корнелий Гласс, выпрыг-
нувший из машины, чтобы ценой своей жизни спасти от преследования
мальчика и его родителей. Это и первый Командор, давший себя сжечь
тирану Эгосу, чтобы уберечь детей.
Христианская любовь не ограничена ни пространственными, ни
временными рамками. Не ограничена она и самой смертью. Те, кого мы
любим, живы для нас. Причём не потому лишь, что в нашей памяти
хранится о них информация, но живы реально. Мы, христиане, знаем,
что у Бога все живы, что умершие не исчезли, они перешли в иной
слой бытия, в иной мир, но между мирами есть связь. (Так, напри-
мер, погибший мальчик Ромка является во снах своему другу Журке.
Если мы их любим, если они любят нас, то общение с ними не преры-
вается, оно лишь принимает иные формы. Они я1оттудая0 могут влиять на
нас, помогать нам, спасать от невидимых нам бед. То же самое можем
и мы. Наша любовь может изменить их состояние там, в загробном ми-
ре, любовь подобна той нити, что тоньше волоска, но не рвётся
(Помните верёвочку в "Вечном жемчуге"?), за которую мы может их
вытянуть из самых гиблых пропастей небытия.
В общем, я1"Если я говорю языками человеческими и ангельскими,
я1а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если
я1имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и
я1всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви: то я
я1ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожже-
я1ние, а любви не имею: нет мне в том никакой пользы. Любовь долго-
я1терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносит-
я1ся, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается,
я1не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё пок-
я1рывает, всему верит, всего надеется, всё переносит..."я0 (1 послание
к Коринфянам; 13,1-7)
Ну, а теперь скажите - разве я2не таковая0 любовь в книгах Крапи-
вина? Да, конечно, о Боге, о вере там может не быть ни слова, но
что не сказано, то показано. Герои Крапивина, возможно, весьма
удивились бы, услышав, что их любовь - христианская. Но это именно
так. Христа можно не принимать умом (причиной чему скорее всего
вынужденное невежество), но знать его сердцем. Не думаю, что так
уж необходимо вышеописанные свойства христианской любви подтверж-
дать примерами. Наверное, любой человек, более или менее знаковый
с книгами В.П., сможет сделать это самостоятельно. Тем не менее
хотелось бы заметить вот что.
Конечно, герои Крапивина способны проявлять христианскую лю-
бовь. Но "в чистом виде" христианская любовь в жизни встречается
очень редко. Лишь у святых. Чаще же всего она замутнена человечес-
кой греховностью. В той или иной мере. Замутнена любовь и у многих
героев В.П.
Настоящая, неискажённая христианская любовь - это любовь ко
всем людям, без исключения. Это умение в каждом человеке видеть
"ангела, взятого в плен сатаной". Другой вопрос, в чём конкретно
будет выражена любовь к негодяям. Вовсе необязательно в подставле-
нии щеки. Иногда лучшее, что можно сделать для подлеца - это выйти
против него с оружием в руках. Но и в этом случае главное - внут-
реннее сочувствие человеку, вера в то, что у него есть шанс испра-
виться, стремление помочь ему, не насилуя при этом его свободной
воли.
Что касается героев Крапивина, то у них не всегда так. Лю-
бить-то они любят, но далеко не всех. И иногда любимых - раз-два и
обчёлся, а вот нелюбимых - полным-полно. Мир крапивинских героев,
- 6 -
как правило, чётко разделён на своих и чужих. И если со своими всё
понятно, то к чужим отношение мягко говоря не христианское. С точ-
ки зрения героев, "чужаки" я1не заслужили любвия0. Не заслужили своими
делами, своими мыслями. И если подчас к "чужим" и возникает со-
чувствие, то ненадолго. Взять хотя бы отношение Кирилла Векшина к
своей классной руководительнице Еве Петровне. Ему и в голову не
приходит хоть разок пожалеть эту биологичку с изуродованной душой.
Нет, "Евицу-красавица" он воспринимает лишь в качестве врага.
Я не буду говорить о том, что сочувствие и согласие - вещи
разные, что жалея человека, вовсе не обязательно принимать его
правила игры. В конце концов от тринадцатилетнего мальчика нельзя
требовать понимания таких тонкостей. Но способность жалеть от воз-
раста и ума не зависит. А крапивинские герои весьма часто заглуша-
ют её, когда дело касается "врагов".
Иногда кажется, что они просто боятся поделиться любовью и
жалостью с "чужими". Может быть, подсознательно боятся, что тогда
запасов любви не хватит на "своих". Конечно, это попросту глупо.
Любовь подобна огню, и если от одного костра зажечь другой, первый
не потухнет, и пламени в нем меньше не станет.
Впрочем, В.П. душой не кривит. Описанная выше ситуация дейс-
твительно типична для человека. С точки зрения верующего, здесь
беда, во-первых, от бесовских стараний исказить понимание любви в
человеческих умах, а во-вторых, от духовной безграмотности, непо-
нимания того, что происходит. Стоит ли упрекать в этом мальчиков,
по воле Божией родившихся в эпоху массового атеизма?
Отсюда же вытекает и неумение прощать. Герои В.П. явно не в
ладах с заповедью "Не судите, да не судимы будете". Конечно, под-
ростковый максимализм - штука неизбежная, но здесь как-то уж очень
он силён. Правда, когда дело касается взаимоотношений детей, тут
вроде бы немало примеров прощения. Простил же Кирилл в той же "Ко-
лыбельной" Женьку и Петьку Чиркова (простить Дыбу для него, разу-
меется, немыслимо. Дыба обречён на вечное осуждение). Простил Лесь
Вязникова ("Дырчатая луна"). Да и взрослых иногда прощают. Простил
Галька бургомистра, равно как и Лотик своих престарелых тёток
("Выстрел с монитора"). Примеров, казалось бы, хватает. Но всё же
куда больше героев непрощённых. Непрощённых не потому, что они
этого прощения не захотели, а потому, что самой художественной ло-
гикой произведения им в прощении отказано. А ведь это неверно, что
прощение надо заслужить. Строго говоря, его никто из нас не заслу-
живает, а вот Господь почему-то всё прощает и прощает. Прощения
надо захотеть. Этого должно быть достаточно.
Конечно, рассматривать проблему надо в динамике. Крапивин
60-х годов и Крапивин 90-х - две большие разницы. Подобрел В.П.
Граница между чёрным и белым, между "своими" и "чужими" стала
расплываться. Об этом свидетельствуют его недавние произведения.
Новые темы в них появились. Например, тема покаяния, "метанойи"
(греческое слово, буквально означающая "изменение ума"). Пожалуй,
лучший пример - это духовная эволюция Егора Петрова ("Наследники",
3-я часть трилогии "Острова и капитаны"). Если в начале Егор -
весьма неприятная личность с задатками садиста, то в конце - со-
вершенно иной человек, в нём и следа не осталось от Кошака (его
старая блатная кличка).
я_4. Соборность
Многие, наверное, удивятся. При чем тут она? В самом деле,
соборность с точки зрения многих - это что-то связанное с кафед-
ральными соборами или с какими-то старыми церковными постановлени-
ями. Смысл этого слова в массовом сознании исказился и из-за того,
что её, соборность, "приватизировали" национал-патриоты.
Тем не менее, на мой взгляд, слово уместно. В православном пони-
мании соборность - особый вид объединения людей. Соборность несов-
- 7 -
местима ни с индивидуализмом, ни с коллективизмом. Что касается
индивидуализма - так ведь это на самом деле иллюзия. Иллюзия неза-
висимости от всех прочих людей, не говоря уже о Боге. Многие пута-
ют индивидуализм со свободой. Но это разные вещи. Свобода предпо-
лагает ответственность за те или иные поступки (и даже мысли), а
ответственность - это ни что иное, как ощущение своей связи с дру-
гими, своего к ним отношения. Оно и понятно. Вынужденное, подне-
вольное действие не может повлечь за собой ответственности. Приве-
ду банальный пример. Есть такое школьное развлечение - схватить на
переменке кого-нибудь послабее, желательно младшеклассника, раска-
чать и бросить в туалет для девочек. Визгу! Но виноват ли бедный
пацанёнок?
Так что индивидуалист просто не замечает (или не хочет заме-
чать), что отказываясь от ответственности, он отказывается и от
свободы.
Коллективизм - иная иллюзия. Это растворение человека в ка-
кой-то безликой общей массе, личность тут является "винтиком",
имеет ценность лишь постольку, поскольку существует коллектив.
Личность нужна лишь для осуществления в коллективе каких-то функ-
ций и сама по себе коллективу (как и составляющим его "винтикам")
не нужна и не интересна. Поскольку винтик свободным быть не может,
а личность, перемолотая коллективом, превращается именно в винтик,
то не может тут быть никакой свободы. Возникает безликое, мертвое
подобие жизни, которое, конечно, объявляется "мировой гармонией".
И хочется, вслед за героем В.П., удивлённо спросить: "А зачем она
нужна, гармония?"
Соборность же - явление принципиально иное. Человек преодоле-
вает в ней и свою ограниченность, и зацикленность на себе самом.
Соборное сознание не поглощает личности, не растворяет её. Лич-
ность остаётся со всей своей неповторимостью, со всем богатством
своего внутреннего содержания. И в то же время она оказывается
связанной с другими столь же неповторимыми личностями, и эта связь
позволяет ей выйти за собственные пределы. Тогда и возникает не
фальшивая, а истинная гармония. Тут действительно уместна аналогия
с музыкой, с аккордом. Если индивидуализм - это одна лишь нота,
если коллективизм - чудовищная какофония разных нот, в которой ни-
какое ухо их уже и не уловит, то соборность - это именно аккорд,
сочетание нескольких нот, определённым, неслучайным образом распо-
ложенных по высоте. Когда звучит аккорд, в нём отдельные звуки не
умирают, но соединённые вместе, они создают эффект, который ни од-
на из нот, взятая по отдельности, дать не могла. И ни одну ноту
нельзя из аккорда выбросить - всё тогда пропадёт. И нельзя заме-
нить одну ноту другой - случится то же самое. Прямая противополож-
ность взаимозаменяемым "винтикам" коллективистской мясорубки.
Так где же, в чём же видна соборность в произведениях Крапи-
вина? А всё в том же - во взаимоотношениях героев, в том аккорде,
который возникает при объединении героев. "Один да один - не
один", как мудро замечает Белый Шарик.
Слово "коллектив" по понятным причинам настолько въелось в
наше сознание, что и применительно к произведениям Крапивина поро-
дило штамп - "ребячьи коллективы". Я буду пользоваться другим сло-
вом - Экипаж (в традициях моей любимой "Колыбельной..."). С ними
мы сталкиваемся пускай и не во всех, но в большинстве книг В.П. И
всюду мы замечаем, что Экипажи существуют лишь потому, что их чле-
ны - разные. И в то же время в чём-то единые. Прежде всего в том,
что ценность другого ставят выше собственной ценности. Героям В.П.
хорошо в отрядах, но если бы всё ограничивалось стремлением к
психологическому комфорту, они не продержались бы и двух месяцев.
Для героев Крапивина характерно стремление делиться, стремление
дать больше, чем получили (что, кстати, естественно для христианс-
кой любви). Именно этим стремлением делиться и скрепляются Экипа-
жи. Будь то отряд "Эспада" (трилогия "Мальчик со шпагой"), будь то
- 8 -
команда "Капитана Гранта" в "Колыбельной" или пятеро в "Голубят-
не..."
Экипаж нельзя рассматривать просто как объединение близких по
духу людей. Это и нечто целое, несводимое к ним (точно так же, как
и аккорд не сводится к нескольким одновременно звучащим нотам; для
аккорда важны и соотношения этих нот по высоте, а эти соотношения
существуют вне нот. Нота не знает, что такое интервал, пока не
прозвучит другая нота). Экипаж заключает в себя больше энергии,
чем сумма внутренних энергий его членов (кстати, прямая аналогия с
атомным ядром). Он питает своих членов этой "дополнительной" энер-
гией - и люди становятся добрее, чем каждый порознь, смелее, силь-
нее. Он придаёт смысл их жизни - и не внешним принуждением, а в
силу свободы каждого.
Сейчас я выскажу мысль, которую, по-видимому, мне не простят.
Атеисты обидятся за неприятное сравнение, верующие оскорбятся по
той же причине, но "с другой стороны". Так вот. В Экипажах, по-мо-
ему, отражены некоторые особенности Церкви. Разумеется, если пони-
мать Церковь не как исторически обусловленную властную структуру,
а так, как понимаем ее мы, православные христиане. То есть мисти-
ческое единство верующих во Христа, независящее от ограничений
пространства и времени, как духовный организм, в котором живёт и
действует Дух Святой.
Разумеется, модель есть модель - пока она остаётся таковою,
её сходство с изображаемой реальностью будет весьма относительным.
Так почему же я осмелился на подобное сравнение?
Ну, во-первых, отношения между членами Экипажей весьма похожи
на отношение между членами Церкви. Связаны и те и другие любовью.
И те, и другие вступили в эти отношения свободно. Причиной вступ-
ления было стремление к некому "полюсу", некой безусловной ценнос-
ти, придающей смысл всей обыденной жизни.
Во-вторых, сходство внешней организации. Отсутствие "высших"
и "низших", единство всех перед лицом той самой Ценности. И в то
же время определённая структурность, "разделение труда". Но разни-
ца в служениях естественна и не означает чью-либо духовную дискри-
минацию. я1"Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены;
я1славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы - тело Хрис-
я1тово, а порознь - члены"я0 (1 послание к Коринфянам; 12,26-27)
Разумеется, этим сходство и исчерпывается. Одного лишь подо-
бия отношений совершенно недостаточно. Церковь ведь не есть только
любовь между её членами. И уж тем более не сводится Церковь к тем
или иным организационным формам. Она неотделима от своей веры,
своего свидетельства, она живёт в своих таинствах и охраняется Ду-
хом Святым. Охраняется прежде всего от искажения своей мистической
сути, от полного слияния с миром, с его идеями и ценностями (слово
"мир", конечно, означает здесь не мир как Вселенную, не мир как
отсутствие войн, а лишь систему ценностей, вытекающую из конкрет-
ной политической и экономической ситуации).
Но достаточно и того, что есть. Могу лишь добавить, что сам
я, крестившись и войдя в Церковь, почувствовал в самой её атмосфе-
ре, в каких-то мельчайших, почти неуловимых деталях нечто знако-
мое. Знакомое, между прочим, по книгам В.П. От них, если выражать-
ся высоким штилем, исходит свет. Свет духовности. Но этот свет -
отражённый.
я_5. Молитва
Никакая вера, никакая духовная жизнь неотделима от молитвы. О
том, что такое молитва, неверующие чаще всего имеют искажённое
представление. На самом же деле молитва - это обращение к высшей
Реальности, это разговор с Богом. Чтобы этот разговор получился,
человек должен быть предельно искренним. Человек в таком разговоре
должен полностью "выложиться". Как ни мала, как ни слаба его вера,
- 9 -
но её необходимо использовать полностью. Всё, что накоплено в ду-
ше, все запасы любви, надежды, доверия - всё надо представить Со-
беседнику. Иначе получится иллюзия, самообман. Бог, разумеется,
услышит человека, но Его ответ не пробьётся сквозь корку внутрен-
ней лжи и самоуспокоенности.
Сейчас не место говорить о внешних сторонах молитвы, об её
языке, о разнице между молитвой и молитвословием. Желающие могут
обратиться к литературе, которой сейчас очень много и которая (по
крайней мере, в крупных городах) всем доступна.
Я хочу сказать о другом. О том, что герои Крапивина при всём
своём внешнем атеизме (в коем глупо было бы их обвинять) умеют мо-
литься. Казалось бы, парадокс. Как можно молиться, не признавая
существования Бога? Однако парадокс тут видится лишь далёкому от
религии человеку. На самом деле абсолютного неверия не бывает. Лю-
бой человек, независимо от своих сознательных убеждений, в той или
иной мере ощущает бытие Божье, т.е. какую-то, пускай малую веру,
но имеет. Она, эта вера, может сидеть глубоко в душе (как сейчас
модно выражаться, "в глубинах подсознания"), она может лишь изред-
ка проявляться, но она есть. И пока она есть, молитва возможна.
Пускай без слов, пускай выражающаяся лишь в трудноуловимых настро-
ениях, пускай совершенно наивная, "неправильная". Все равно она
подобна горячему угольку, от которого, при благоприятных условиях,
вспыхнет настоящее пламя.
Так вот, молитва весьма часто встречается в произведениях
В.П. Его герои могут не понимать, я2Комуя0 они молятся, им трудно под-
бирать слова, рассудок у них при этом часто конфликтует с сердцем,
но они молятся. И это действительно молитва - ведь они в своём об-
ращении к невидимому началу предельно честны. Они молятся не ради
интереса, не ставя психологические эксперименты, не для "приличия"
или "на всякий случай". Лишь когда по-настоящему допекло, они все-
ми силами своей души обращаются за помощью... неизвестно к Кому.
(То есть это я2имя0 неизвестно).
Примеров можно привести много. Проще всего, конечно, взять
поздние произведения Крапивина, например, цикл повестей "В глубине
Великого Кристалла", где он, на мой взгляд, ближе всего подошёл к
осознанной вере, или роман-трилогию "Острова и капитаны" - вещь
совершенно реалистическую, и оттого в плане религиозной своей по-
доплёки более убедительную. Но чтобы лучше доказать свою мысль, я
обращусь к относительно старой крапивинской повести "Сказки Севки
Глущенко".
О религии Севка знал всё то, что положено было знать советс-
кому октябрёнку. И тем не менее вышло так, что в Бога он поверил.
Получилось это как бы случайно. Зашёл к соседям, услышал не слиш-
ком серьёзный разговор, в коем упоминали Бога, дал услышанному
атеистическую оценку. Но после... поверил. На сознательном уровне
убеждая себя, что это мысленная игра, что я2на самом делея0 ничего та-
кого нет, он поверил именно так, как это и следует делать - серд-
цем. Поверил, потому что иначе не мог справиться с приоткрывшейся
ему беспомощностью, хрупкостью мира, с наличием в жизни зла.
"Тогда... - подумал Севка. - Тогда... может, он и вправду
есть?" Севке была нужна защита от страха. От нависшей над всем бе-
лым светом беды. Севка не мог долго жить под тяжестью такой гро-
мадной угрозы..."
И вот тут совершается духовный переворот. От этого гипотети-
ческого признания Бога делается огромный шаг дальше. От слова "Он"
совершается переход к слову "Ты".
"Бог... - мысленно сказал Севка. - Ты, если есть на свете,
помоги, ладно? Тебе же это совсем легко... Ну пожалуйста! Я тебя
очень-очень прошу!"
Вот уже и первая настоящая молитва. Вот и росток веры. Нельзя
же говорить "Ты", нельзя просить, если совершенно не веришь в су-
ществование Того, Кого просишь!
- 10 -
Так в Севкиной душе появляется тайна. Он, конечно, не в сос-
тоянии дать себе отчет в серьёзности своей веры, тем более не име-
ет он правильных представлений о Боге. Так, он воображает его мыс-
ленно в образе седого старика в матроске, сидящего у подножия ка-
менной башни. Ну, разумеется, с православной точки зрения такое
недопустимо. Разумеется, займись такими вещами взрослый, созна-
тельно верующий христианин - с полным правом можно было бы гово-
рить о ереси, прелести и т.д. Но второклассник Севка жил в СССР,
на дворе стоял 1946-й год, и "Точного изложения православной веры"
читать он уж никак не мог.
Мысленные разговоры с Богом (молитвы!) продолжаются. От этих
разговоров Севке становится легче на душе, он чувствует себя уве-
реннее в тех или иных жизненных ситуациях, он преодолевает появив-
шийся у него с некоторых пор удушливый страх смерти. Но... Но
пришло время вступать в пионеры.
"Помимо всего прочего, Севка вспомнил, что пионеры не верят в
Бога.
Он не на шутку растерялся. Конечно, о Севкином Боге не знал
ни один человек на свете. Но сам-то Севка знал. Выходит, он будет
ненастоящий пионер? Все станут думать, что настоящий, а на самом
деле нет...
Севка размышлял долго. Сначала мысли суетливо прыгали, потом
стали спокойнее и серьёзнее.
Севка принял решение. "Бог, ты не обижайся, - сказал он чу-
точку виновато. - Я больше не буду в тебя верить. Ты ведь видишь,
что нельзя... Ты только постарайся, чтобы я дожил до бессмертных
таблеток, ладно? А больше я тебя ни о чём просить не буду и верить
не буду, потому что вступаю в пионеры. Вот и все, бог. Прощай."
Вот тут и происходит слом. Тут уже не война между верой и
рассудком, тут посерьёзнее. Надо ли говорить, что у девятилетнего
мальчишки в те годы отношение к пионерской организации (да и вооб-
ще ко всей коммунистической трескотне) не могло не быть мистичес-
ким, религиозным. Ведь коммунизм сам по себе является псевдорели-
гией, как бы он ни притворялся научным мировоззрением. Тут столк-
новение веры истинной и веры ложной. Но посмотрите, что происхо-
дит. Приняв под давлением "тьмы века сего" сторону лжи, отказыва-
ясь от Бога, сколь честен он и перед Богом, и перед собой! Не
просто "перестал верить", а почувствовал необходимость выяснения
отношений. Что, кстати, говорит о серьёзности его "интуитивной"
веры. Он тоскует, он страдает, и при всем при этом он искреннен.
Сам он ещё слишком мал, чтобы понять, что так просто веру не поте-
ряешь. И между прочим, задумайтесь, я2откудая0 в нём эта искренность,
эта честность, это ощущение, что Истина (которую он по малолетству
и в силу обстоятельств времени спутал с подделкой) несовместима с
какой-либо фальшью, с ложью? Немного позже я постараюсь ответить
на этот вопрос.
А дальше происходит то, что должно было произойти. Вера нику-
да не ушла, лишь притаилась в душе. И вот - прорвалась. Тяжело за-
болела Севкина одноклассница, Алька. Медицина помочь ничем не мог-
ла, и никто помочь не мог. В том числе и небезызвестный товарищ
Сталин, которому Севка собрался было писать письмо, но вовремя
одумался. Ситуация безнадёжная. Что оставалось Севке, кроме как
вспомнить о преданном им Боге?
"...Правда! - отчаянно сказал Севка. - Только помоги ей выз-
дороветь. Больше мне от тебя ничего не надо! Ну... - Севка помед-
лил и словно шагнул в глубокую страшную яму... - Ну, если хочешь,
не надо мне никакого бессмертия. Никаких бессмертных лекарств не
надо. Только пускай Алька не умирает, пока маленькая, ладно?"
А что же Бог? Бог молчит. И в молчании этом Севка чувствует
свою неискренность, с ужасом осознает, что не до конца был честен
перед Богом.
"Ты думаешь - в пионеры собрался, а Богу молится, - с тоской
- 11 -
сказал Севка. - Но я же последний раз. Я знаю, что тебя нет, но
что мне делать-то? Ну... Если иначе нельзя, пускай... Пускай не
принимают в пионеры. Только пусть поправится Алька!"
Вот это уже по-настоящему. Это уже "от всей души нашей и от
всего помышления нашего рцем..." Масштабы я2такойя0 жертвы (в той обс-
тановке!) мы едва ли способны представить. Надо ли говорить, что
молитва была услышана и девочка поправилась?
Что я могу прибавить к сказанному? По-моему, всё ясно. И дай
Бог нам, сознательным, убеждённым христианам, прочитавшим горы
мудрых книг, теоретически подкованным в тонкостях духовной жизни -
дай Бог нам такую чистую, искреннюю веру, как у этого наивного, не
посещавшего воскресную школу пацанёнка.
я_6. Великое Служение
Вот живёт себе человек, живёт как все, жизнью вроде бы дово-
лен, нашел свою "экологическую нишу", и он сам, и окружающие уве-
рены, что всё у него в порядке. И вдруг начинается что-то стран-
ное. В один миг рушится всё, к чему он привык, рвутся все связи с
таким уютным мирком - и оказывается человек лицом к лицу с самим
собою. И тут он выясняет, что до сих пор самого себя и не знал. И
что есть нечто, имеющее куда большую ценность, чем он сам. Что же
ему делать в такой ситуации?
Большинство уже поняло, кого я имею в виду. Конечно же, Кор-
нелия Гласса из повести "Гуси-гуси, га-га-га..." Почему же я, го-
воря о делах религиозных, вспомнил именно его? Вроде бы ничего
особо уж мистического с ним не случилось.
На самом же деле всё, что с ним происходит, мистично. Во
всём, с точки зрения верующего человека, видна рука Божия. Выдер-
нула его из привычной обстановки, поставила на грань жизни и смер-
ти - а дальше решать самому Корнелию. Реализуется его свобода во-
ли. Можно вернуться в привычное болото, можно пойти в другую сто-
рону. Бог не принимает за него решение. Он лишь создает вокруг не-
го такую обстановку, когда решение становится неизбежным. Но ни-
когда бы не стал Корнелий совсем иным человеком, не изменил бы
круто свою судьбу, если бы не было под пеплом горячих углей, не
было бы способности верить, надеяться и любить. Незаметно для себя
самого Корнелий привыкает не смотреть на своё существование как на
главный факт во Вселенной. Он открывает, что рядом есть те, чья
ценность никак не ниже его собственной, те, кому плохо, кто нужда-
ется в его любви и защите. Несчастные, замученные дети, лишённые
всех человеческих прав. Перед лицом я2этогоя0 факта собственные проб-
лемы отодвигаются на дальний план, а потом и исчезают. Вернее,
судьба этих (да и не только этих) ребятишек становится его единс-
твенной собственной проблемой.
Конечно, такое превращение происходит не сразу. "Ветхий чело-
век" отчаянно сопротивляется. Всеми своими силами - доводами ли
рассудка, биологическими ли потребностями, страхом ли смерти пыта-
ется он вернуть "внутреннего человека" в старую уютную клетку. И
на каждом этапе этой борьбы Корнелий свободен. В любой момент он
мог бы убежать. Сам ход событий то и дело подбрасывает ему такую
возможность. Но... происходит пародоксальное. Именно тогда, когда
за ним ведется охота, когда жизнь его висит на волоске, когда он
голоден, измучен, - именно тогда он становится счастлив. У него
появляется цель, и себя он осознает служителем. Человеком, которо-
му я2порученоя0 делать то, что он делает. И - снова парадокс - лишь
осознавая себя служителем, он осознаёт и свою свободу. Отныне его
жизнь подчинена Истине (как бы смутно он сам Ее не осознавал), са-
мо его существование становится частью этой Истины, его личность,
не исчезая, вливается в Неё.
По-моему, именно так начинается святость (как бы ни шокирова-
ло многих это слово). Бог призывает человека, тот оказывается в
- 12 -
ситуации мучительного выбора, но т.к. выбор отложить нельзя, то
ему приходится реализовать свою свободу. А реализовав её, открыть
неведомые ранее глубины и в себе, и в других, и в самой жизни. Бы-
тие его обретает, таким образом, новый смысл, он оказывается спо-
собен полностью раскрыть изначально заложенные в нём образ и подо-
бие Божии. И тем самым восстанавливает разорванное грехом единство
с Богом.
Конечно, я далёк от того, чтобы отождествлять настоящих, ре-
альных святых с Корнелием Глассом и подобными ему крапивинскими
героями. Модель никогда не совпадает с тем, что она призвана выра-
жать. Разумеется, реальная святость возможно лишь при наличии ре-
альной и сознательной веры, возможна лишь внутри Церкви. Герои
В.П. - не святые. Но в их судьбах, в их душах происходят именно те
процессы, что приводят к святости. Талант Крапивина в том и выра-
жается, что он смог показать, как это бывает.
я_7. Манекены
Невозможно, говоря о религиозных мотивах, не коснуться и этой
темы. Мы, христиане, знаем, что в мире существуют силы зла, воюю-
щие против человека, стремящиеся его уничтожить именно как челове-
ка, сделать подобным себе самим. Это - падшие ангелы, попросту го-
воря, бесы.
Невозможно, чтобы человек, интуитивно чувствующий бытие Бо-
жие, не чувствовал бы и действия этих злых сил. Другое дело, что
он думает о них на сознательном уровне. Однако на практике куда
важнее содержимое не ума, но сердца.
В книгах Крапивина, на мой взгляд, отражено существование и
действие бесов. Пускай этим словом он, в силу понятных причин, как
правило, не пользуется, но достаточно верно (с православной точки
зрения) описывает ситуацию.
В его произведениях (как и в жизни) мистическое зло редко
действует в своём истинном виде, редко применяет внешнюю силу. Ча-
ще всего оно проявляется в поступках людей. Ведь основное бесовс-
кое средство - действие через человека. Люди, думая, что поступают
по своей воле, на самом деле подчиняются командам демонов. Бесы
внушают им те или иные чувства, мысли, настроения. Конечно, от че-
ловека зависит, принять ли внушённое, или с негодованием отбро-
сить. Но ведь не все же отбрасывают.
И вот в книгах Крапивина с поразительной достоверностью пока-
зано, как пытается зло войти в человеческую душу. Читая эти стра-
ницы, чувствуешь, что происходит нечто сознательно кем-то планиру-
емое, управляемое. Возникает ощущение находящейся "за кадром" чь-
ей-то злой личности, реализуется чья-то мерзкая воля.
Реализуется, опять повторю, через атаку на человеческую душу.
Приведу один лишь пример такой атаки: "Журка ощутил полную власть
над этим пацанёнком. Его можно было поставить на колени, можно бы-
ло отлупить, и он не стал бы сопротивляться. На миг такое всесилие
сладко обрадовало Журку. Но если один всесилен - другой полностью
беспомощен. А ужас такой беспомощности Журка когда-то сам испытал.
Он вздрогнул. Нет, не хотел он для этого мальчишки ни боли, ни
унижения..." (роман "Журавленок и молнии"). Типичная схема "помы-
сел - рассмотрение - отвержение".
Кстати, интересно было бы проследить по книгам Крапивина
весьма характерное бесовское воздействие, когда человек подталки-
вается к самоубийству. Тут прежде всего уместно вспомнить трилогию
"Острова и капитаны", где сия тема имеет важное значение, но есть
и Журка в "Журавленке и молниях", в минуту отчаянья готовый бро-
ситься из окна, есть и писатель Решилов в "Лоцмане", готовый сту-
пить на чёрный виндсерфер, Ярослав Родин в "Голубятне...", когда
все его друзья, как он думает, погибли.(Характерная деталь - Яр
чувствует, что даже если ничего не будет, я1жёлтая тоская0 всё равно
- 13 -
останется). Есть и другие примеры. Мне трудно судить, насколько
точно В.П. изображает психологию суицида, но нигде я не почувство-
вал фальши.
Есть, однако, у Крапивина книга, где бесы действуют уже не
столь прикрыто. В "Голубятне на желтой поляне" возникают некие
"манекены". Странные, таинственные существа, ни имеющие собствен-
ной оболочки, пользующиеся материей манекенов и памятников в ка-
честве тел (у меня, кстати, сразу возникает ассоциация с песней
Галича "Ночной дозор"). "Манекены" владеют неимоверными, по чело-
веческим меркам, возможностями. Они запросто вертят галактиками,
проникают в параллельные миры, замыкают время в кольцо. Сами себя
они называют "иной формой разума". Весьма распространённая в наше
время маска. У них - грандиозные планы переустройства Мироздания,
они пытаются создать "мыслящую галактику". Тут вообще уже из-под
маски видны ослиные уши. Знаем мы, кто возомнил себя равным Твор-
цу, и что из этого вышло.
Есть в романе и явные намеки (или проговорки?). Так, "манеке-
ны" не имеют имён. Они обозначают себя местоимениями или прозвища-
ми. Тут для христианина все ясно. Дьявол и примкнувшие к нему ду-
хи, отпав от Бога, лишились и своих имён. Ведь имя означает, поми-
мо всего прочего, мистическую связь с Создателем. Падение бесов в
том и состояло, что связь эту они оборвали. Слова "дьявол", "сата-
на" и т.д. не являются именами. Это нарицательные существительные,
кажущиеся именами собственными лишь потому, что пришли к нам непе-
реведёнными из древнееврейского языка. Там они, однако, имели зна-
чения "противник", "клеветник". Как ещё обозначать злых духов, раз
уж настоящих имён у них нет?
Один из героев романа, Глеб Вяткин, довольно точно сравнил
"манекенов" с тараканами на кухне. Тараканы - паразиты, нуждающие-
ся в чем-то (точнее, ком-то), за чей счёт можно поживиться. Бесс-
мысленно давить тараканов - они всё равно расплодятся. Единствен-
ное средство их выгнать - это добиться на кухне чистоты. В чистоте
они не выживут. Вряд ли кто из христиан скажет, что подобное срав-
нение не применимо к бесам.
Что интересно, "манекены", при всем своём могуществе и ко-
варстве, все же уязвимы. Их не берёт мощнейший лазерный излуча-
тель, но обыкновенный резиновый мячик, согретый детскими руками,
сконцентрировавший в себе детскую радость, любовь, надежду, проби-
вает их насквозь. Есть, по-моему, некоторая аналогия со святой во-
дой, с крестным знамением, с именем Иисуса, которые изгоняют бесов
(если применяются с верой).
Вот что интересно. Как писатель, судя по всему, не слишком
знакомый с богословской литературой, практически полностью не зна-
комый с церковной практикой, обычный российский интеллигент второй
половины XX века - как он сумел столь точно и богословски верно
изобразить сущность сил зла?
...В общем, пора завершить рассмотрение частностей о ответить
на главный вопрос.
я_8. Как это у него получается?
Чтобы ответить на этот вопрос, внось придётся начать издале-
ка. Существует распространённое убеждение, что во все века и эпо-
хи, во всех странах, у всех народов одна и та же нравственность,
одни и те же представления о добре и зле, о чести и достоинстве
личности, о справедливости и подлости. Т.е. "общечеловеческая мо-
раль", "общечеловеческие ценности" и т.д. Они, эти ценности, вроде
как существуют независимо от религии, культуры, исторической обс-
тановки.
Так ли это? В какой-то мере несомненно. Действительно, чело-
век хранит в себе образ и подобие Божии, и потому ему присуща спо-
собность различать доброе и злое, справедливое и несправедливое. К
- 14 -
добру человек стремится, зло его расстраивает, тяготит. И это
действительно не зависит от исторической ситуации.
Но если мы посмотрим глубже, вглядимся в содержание этих по-
нятий - добро и зло, то увидим, сколь велика тут разница в предс-
тавлениях, как сильно зависят эти представления от внешних обстоя-
тельств. Примеров можно привести множество.
Скажем, в античном мире рабство не считалось злом. Быть ра-
бом, конечно же, никому не хотелось, но никто не делал из этого
вывода, что рабство само по себе недопустимо. Подобно тому как в
наши дни из того факта, что есть богатые и есть бедные, никто не
делает уже вывода, что нужно отменить собственность. Все мы знаем,
к чему это привело на практике.
С нашей просвещённой точки зрения физические наказания как
учебное средство недопустимы. Во времена, допустим, Киевской Руси
думали несколько иначе. Причём, я полагаю, учителя в ту эпоху по
своим нравственным качествам были ничуть не хуже наших современных
"школьных работников".
Никто из нас не сомневается, что женщина имеет то же право на
жизнь, что и мужчина. В древнем Китае, однако, если в семье рожда-
лось слишком много девочек, лишних убивали. Или просто выбрасыва-
ли. (Или, как в Японии, продавали торговцам-странникам).
Мы понимаем, что физические недостатки не лишают человека ни-
каких прав, что больные и инвалиды - такие же люди, как и мы, ни-
чем не хуже. А в древней Спарте новорожденных с отклонениями в
развитии сбрасывали со скалы. В древней Иудее прокажённые счита-
лись нечистыми перед Богом, их презирали, изгоняли из общины и во-
обще не считали за людей.
В деревнях ещё относительно недавно преследовали девушек, ко-
торые по тем или иным причинам (часто от них не зависящим) не су-
мели сохранить свою девственность. Причём если рождался ребенок,
презрение "добрых людей" переносилось и на него.
Я думаю, примеров достаточно. Самое главное, все эти люди,
которые порабощали, пороли, убивали младенцев, изгоняли прокажён-
ных, издевались над несчастными женщинами - эти люди были (по мер-
кам своей эпохи) совершенно нормальны, они были в ладах с тогдаш-
ними нравственными критериями. Речь ведь идёт не о подлецах и не-
годяях, которые действительно во все века и у всех народов похожи
как близнецы-братья. Речь о норме.
Что же из всего этого следует? А тот простой (и для многих
неприятный) факт, что наши представления о добре и зле, наши
представления о том, каковы должны быть отношения между людьми -
наши представления не универсальны. Общечеловеческие ценности, не-
понятно откуда на бедное человечество свалившиеся - это мираж. На-
ши ценности берут начало в нашей истории.
А история наша (европейской цивилизации вообще и России в
частности) - история христианская. "Общечеловеческие" наши ценнос-
ти - это на самом деле ценности христианские. Пускай многие об их
происхождении забыли (или не знали), но это действительно так. Бо-
лее того. Можно показать, что такие вещи, как "человеческое досто-
инство", "личность" со всеми её правами и т.д. вошли в человечес-
кий обиход лишь благодаря Церкви, её богословским догматамя53я0, кото-
рые, обмирщаясь, и стали неявным обоснованием гуманизма. Сотни по-
колений наших предков были верующими людьми. Вера для них не была
лишь теоретическими взглядами, она пронизывала всю их жизнь, их
отношения друг с другом и с собой, с государством и с природой.
Вера определяла их культуру, их быт, даже их экономику. Конечно,
не надо думать, что все они были такими уж праведными. На светлые
стороны их веры накладывалась присущая человеку греховность, вера
их претерпевала мучительные изменения, вспыхивали ереси, имело
место невежество, обрядоверие, смешение христианства с грубым,
примитивным (либо наоборот, тонким и изощрённым) язычеством. Не
будь всего этого, мы жили бы сейчас на Святой Руси, а не в СНГ.
- 15 -
Другое дело, что этого, видимо, и не могло не случиться.
И вот революция. Строительство социализма. Борьба с религиоз-
ным дурманом. Появились поколения людей, ничего о религии не знаю-
щих, насильственно от всякой веры оторванных, оболваненных комму-
нистической пропагандой. Так что же, вера исчезла? Что же, Господь
оставил нашу страну?
Ничего подобного. Ни Церковь не исчезла, ни вера. Она, вера,
как бы ушла в подполье. Лишённая возможности проявляться как рань-
ше, она тем не менее продолжала жить на каком-то ином уровне людс-
ких душ. Порождённые верой ценности жили в народе, проявляясь в
человеческих взаимоотношениях. И даже те, кто умом отвергал рели-
гию, Церковь, на деле подвергался её неявному воздействию. "Без
труда не вынешь рыбку из пруда", "Сам погибай - а товарища выру-
чай", "Не плюй в колодец" - эти пословицы мы все знали с раннего
детства. А ведь выраженные в них нормы имеют религиозное происхож-
дение. Детей воспитывали, быть может, ни слова не говоря им о Бо-
ге, о Церкви, но сам стиль отношений в семье, те песенки, что пели
им мамы, образ жизни родителей, да и улица с её ребячьими порядка-
ми - все это влияло на ум и сердце.я54я0 И через всё это, через сферу
душевного, действовал (и, конечно, действует и сейчас) Бог. Если
невозможна нормальная, естественная религиозная жизнь - Бог всё
равно найдёт какие-то пути, чтобы привести к себе обманутых, обол-
ваненных пропагандой людей. Кстати, ещё в V веке Блаженный Авгус-
тин говорил: "Не все, принадлежащие к зримой церкви, принадлежат к
церкви незримой, и не все, принадлежащие к незримой церкви, при-
надлежат к церкви зримой."
Вот и получилось так, что поколение Крапивина, не по своей
воле лишённое религиозного воспитания, всё же не было оставлено
Богом. Когда нет бинтов - прикладывают подорожник. И самая обычная
жизненная действительность давала возможность в глубине души по-
чувствовать, воссоздать в какой-то мере то, к чему изначально
призван человек. Пускай в мозгах была сумятица, пускай на созна-
тельном уровне большинство считало себя безбожниками - а в сердцах
у них между тем жил Господь.
В этом я вижу ответ на вопросы: откуда в творчестве Крапивина
берутся религиозные мотивы? Почему он так правильно все эти вещи
изображает? И почему при всём при этом он до сих пор к Церкви не
пришёл?
я_9. На Дороге
Теперь пора перейти к сознательным взглядам Крапивина на веру
и Церковь. Конечно, судить об этом можно только по его книгам. Ка-
ких-либо публичных заявлений В.П. не делает, во всяком случае, мне
об этом ничего не известно. В принципе, это хорошо, и вот почему.
Наверное, всем ясно, что устойчивой, окончательной позиции по от-
ношению к религии у Крапивина ещё нет. Поэтому любое его заявле-
ние, будь это дифирамбы Церкви или, наоборот, суровая критика,
приковало бы его (по крайней мере, в сознании читателей) к этой
текущей его позиции. А позиция потому и текущая, что течёт, меня-
ется. Ему пришлось бы тратить дополнительные силы, чтобы разрушать
сложившийся стереотип. Кроме того, он, по-видимому, ощущает колос-
сальную личную ответственность за сказанное им слово. Что, кстати,
само по себе свойственно всерьёз верующему человеку. И выносить на
суд широкой общественности то, в чём сам ещё до конца не уверен,
Крапивин вряд ли станет.
Обычный человек в разговоре с друзьями может позволить себе
высказать незрелую, неустойчивую мысль. Писатель, слова которого
разнесутся по всей стране, такого позволить себе не может.
Правда, В.П. кое-о-чём всё же обмолвился в интервью, данных
ТС. Приведу несколько примеров.
- 16 -
----------------------------------------------------------------
я3Юрий Никитин:я0 я1Ваше отношение к религии - сильно ли оно измени-
я1лось?я0
я3В.К.я0 А я что - высказывал когда-то отношение к религии?
я3Юрий Никитин:я0 я1Так сформулирован вопрос. Лучше, наверно, спро-
я1ситья0 я1просто - ваше отношение к религии?я0
я3В.К.я0 ...Дело в том, что отношение к религии - вопрос доста-
точно... личный, интимный и глубокий. И говорить на эту тему мне,
честно говоря, не очень хотелось бы... То, что вы по книгам можете
видеть, что я далеко не материалист, - верно ведь?
я3Юрий Никитин:я0 я1Да.
я3В.К.я0 Ну, вот так оно и есть.
("Та сторона", N:4, беседа от 29.12.93)
----------------------------------------------------------------
я3Юрий Никитиня0: я1В чём вы видите различие между религией и верой?
я3В.К.я0 Религия - это, наверно, целая идеологическая система,
построенная на основе веры, но приспособленная уже к данному вре-
мени, к данным общественным формациям, к данным потребностям. А
вера - это есть просто ощущение, уверенность человека в том, что
ему дорого, в незыблемости этих явлений, постулатов, высших сил.
я3Юрий Никитин:я0 я1Считаете ли вы обязательным веру для людей, ко-
я1торые работают с детьми?я0
я3В.К.я0 Веру во что?
я3Игорья0 я3Глотовя0: я1Ну, видимо, подразумевается - в Бога.
я3Юрий Никитин:я1 я0 я1Нет, не обязательно. Веру в вашем понимании.
я3В.К.я0 Нет, признаться, не думаю. Я думаю, что абсолютно чест-
ный и порядочный в своих убеждениях атеист вполне может работать с
детьми, потому что эта порядочность и честность не даст ему воспи-
тывать обязательных атеистов из детей. Он всегда будет широк в
своих взглядах и всегда предоставит детям право выбора. А вообще,
вера, конечно, вещь весьма полезная для тех, кто работает с деть-
ми.
...........................................................
я3В.К.я0 <...> Во что превратили религию? Уже в орудие политики.
И всё настолько откровенно...
("ТС", N:7, беседа с Владиславом Крапивиным от 5.07.94)
...........................................................
Вот, по-моему, и все публичные высказывания В.П. на эту тему.
О чём они свидетельствуют? На мой взгляд, не так уж близок Крапи-
вин к вере (разумеется, здесь речь идет не о том, что в сердце, а
лишь об умственных, сознательных убеждениях). То, что он не счита-
ет себя атеистом и материалистом - это как раз понятно. Гораздо
интереснее - я1как давноя0 он перестал числить себя по сему ведомству?
Ведь в наше "постперестроечное" время осталось очень мало людей,
открыто объявляющих себя атеистами и исповедующих диамат. Боль-
шинство атеистов сделались агностиками (т.е. считают, что ответов
на коренные вопросы бытия вообще не существует, во всяком случае,
они человечеству недоступны, а значит, и нечего головы этим заби-
вать).
Агностиком, конечно же, Крапивин не стал. Это ведь очень
скучно и бесплодно. Видимо, на сознательном уровне он признаёт ос-
мысленность бытия, наличие некого высшего Начала, сотворившего мир
(см. в повести "Дырчатая луна" диалог Леся и Гайки). Но то, что
это высшее Начало - не безличное нечто, а Некто, что Он - Личность
- вот этого В.П., наверное, пока не осознал.
Его представления о вере и о религии, о взаимоотношении между
ними нельзя, конечно, назвать совершенно ложными. В чём-то такой
взгляд уместен. Тем не менее эти его слова говорят лишь о том, что
смотрит он на религию глазами либерального гуманиста. Он, кажется,
нашёл им, религии и вере, некую "экологическую нишу" как внутри
человека, так и в обществе. Он признаёт полезность веры, испытыва-
- 17 -
ет симпатию к людям верующим (например, потому, что это полезно в
работе с детьми. Подход, если уж называть вещи своими именами,
весьма утилитарный).
Что же касается его отношения к Церкви, то он, как и положено
либеральному гуманисту, похоже, отождествляет Церковь и церковную
организацию, т.е. конкретную административную структуру ("церков-
ные власти"). Кстати говоря, в оценке действия "церковных властей"
я во многом с ним согласен. Проблема В.П. в том, что о реальной
ситуации в Церкви он судит не столько по личному опыту (которого,
скорее всего, нет), а по материалам прессы и телевидения. Стоит ли
удивляться резкости суждений?
Можно ли требовать от Крапивина большего? Не думаю. Тут вооб-
ще нельзя ни от кого ничего требовать. Он не обрёл пока сознатель-
ной веры, не вошёл в Церковь. Неизвестно, произойдёт ли это ког-
да-нибудь. Но что движение есть - несомненно.
И здесь я хочу сказать вот о чём. Не дай Бог, если уверовав
на сознательном уровне, войдя в церковную действительность, В.П.
начнёт то и дело вставлять в свои книги иконы, храмы, священников,
лампады, свечи и чудеса. Казалось бы, странно слышать такое от ве-
рующего человека. Но я убеждён в своей правоте. Для того, чтобы
всё вышеперечисленное (храмы, священники и т.д.) действительно бы-
ло уместным в художественном произведении, действительно выглядело
бы естественным, необходим совершенно иной жизненный путь, другая
дорога к вере. Но Господь дал В.П. именно ту, по которой он идёт.
Именно на этой дороге он полностью реализуется, как художник, как
человек творчества. В своих книгах он, часто сам о том не зная,
ставит глубокие религиозные вопросы, показывает глубину верующей
души, создаёт, как принято сейчас выражаться, "вторую реальность".
Но делает он это своими, вполне определёнными средствами. Восторги
неофита тут могут всё испортить. Лучшее, что может быть - это если
он и дальше будет писать так, как пишет.
Даже если говорить о пользе его книг, о влиянии их на детей,
то по-моему, для религиозного воспитания он делает максимум того,
что может. Теоретические познания, равно как и практику церковной
жизни, дети должны получать не из книг В.П. Для этого есть храм,
есть воскресные школы, различные курсы, книги. Родители, в конце
концов. Крапивин же своими книгами делает другое. Он не сеет семе-
на, не поливает и не собирает урожай. Он готовит почву для всего
этого.
...Мне кажется, те места из последних крапивинских произведе-
ний, где имеют место храмы, священники и т.д., не самые удачные в
его творчестве. Может, я ошибаюсь (дай Бог мне ошибиться!), но он,
по-видимому, пишет то, о чём знает понаслышке. Так, весьма стран-
ными выглядят изображённые им священники. Они мало похожи на ре-
альных православных батюшек. Они не то чтобы хуже или лучше. Они -
другие.
Отец Дмитрий (повесть "Крик петуха") почему-то говорит на ка-
кой-то удивительной смеси церковно-славянского языка и современно-
го, рафинированно-интеллигентного русского. Мне, во всяком случае,
священники с такой речью не попадались. Уверяю вас, они на самом
деле говорят совершенно нормально! Возникает к тому же ощущение,
будто отец Дмитрий всё время извиняется перед окружающими за свое
священство и старается поменьше их этим "травмировать". В осталь-
ном же он, отец Дмитрий - просто хороший, добрый и умный человек.
Но почему при этом он одет в рясу - не совсем понятно.
То же самое можно сказать и об отце Евгении ("Синий город на
Садовой"). Тот, правда, говорит вполне обычным языком, но возника-
ет тот же вопрос: в чём его "особость"? Почему он священник?
По-моему, это самый типичный крапивинский герой, "ребячий комис-
сар", если уж пользоваться термином застойных лет. Что-то вроде
Олега из "Мальчика со шпагой". С той лишь разницей, что в рясе и с
крестом. Его собственное объяснение своего жизненного выбора (нас-
- 18 -
мотрелся смертей в Афганистане и понял, что должна быть какая-то
высшая справедливость) не то чтобы несостоятельно, но как-то не-
достаточно. Подобных этико-гносеологических соображений мало, что-
бы принять столь глобальное решение. На мой взгляд, тут необходим
довольно серьёзный опыт веры, молитвы, ощущения присутствия Божия,
Его благодати. Точнее говоря, крапивинский герой, отец Евгений, и
в самом деле мог на основе своих афганских впечатлений обрести ве-
ру, а позднее и стать священником. Но сам процесс длился бы куда
дольше, и вёл бы себя отец Евгений несколько иначе. Конечно, всё
это лишь мои предположения. Но мне как-то трудно представить пра-
вославного батюшку, рубящего ребром ладони кирпичи, а затем прини-
мающего каратистскую стойку. (столкновение с лейтенантом Щаговым).
Священник, наверное, нашёл какие-то иные средства. Тем более, что
по церковным канонам я1"Повелеваем епископа, или пресвитера, или ди-
я1акона, биющегоя0 я1верных согрешающих, или неверных обидивших, и через
я1сие устрашати хотящего, извергати из священного сана. Ибо Господь
я1отнюдь нас сему не учил: напротив того, сам быв ударяем, не нано-
я1сил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угрожал."
(27-е Апостольское правило).
Во всяком случае, не чувствуется, что отец Евгений, избирая
подобную тактику боя, понимал, чем рискует. Да и вообще слишком
легко он на вещи смотрит. По поводу сопротивления властям он даже
как-то весело говорит: "Да, грешен. Но покаюсь, и Господь прос-
тит." Не уверен, что это правильная позиция (не само сопротивле-
ние, которое в данном случае уместно, а такое легкое отношение к
покаянию), но даже будь она правильной, реальный священник вряд ли
произнёс эти слова вслух, тем более перед враждебно настроенным
человеком. (Впрочем, все последующие действия отца Евгения, вклю-
чая "налет" на интернат, мне кажутся совершенно верными в той си-
туации и канонам не противоречущими).
Есть ещё отец Леонид из "Лоцмана". Кстати, не просто священ-
ник, а монах. Настоятель монастыря. И, как это ни печально, он то-
же не слишком правдоподобен. Тоже складывается впечатление, что он
- либеральный гуманист в клобуке. Конечно, он говорит много верно-
го, да и стиль его речи (в описанной ситуации) особых возражений
не вызывает. Но мне кажется, те же самые мысли, что он высказыва-
ет, настоящий монах выразил бы иначе. Некоторые его слова, вполне
естественные в устах самого Крапивина, выглядят странными в речи
православного инока. Кроме того, резанула меня ещё одна деталь. На
несколько ехидный вопрос Решилова, нашел ли он в монастырских сте-
нах истину, отец Леонид отвечает, что нет. Зато он познал, что не
есть истина. Это само по себе не так уж мало. "Но и не так уж мно-
го" - парирует Решилов.
На самом деле в монастырь идут (если отрешиться от карьерис-
тов и т.п.) не ради поиска истины. Идут потому, что Истина косну-
лась их сердец, и потому всю последующую жизнь люди хотят посвя-
тить служению Ей. Они частично уже знают Истину, принимая постриг.
Бог не по заслугам, но по своей таинственной воле является челове-
ку, и тот чувствует невыразимую словами радость, чувствует исходя-
щую от Него любовь. А потом это чувство пропадает, но в сердце ос-
таётся о нём память. И всю свою дальнейшую жизнь человек стремится
восстановить этот миг единства с Богом. Для этого нужно перестро-
ить свою душу, а это тяжелейшее дело. На этом пути возникает мно-
жество соблазнов, боковых коридоров, что выглядят заманчиво, но от
Истины уводят. И в этом смысле отец Леонид прав, говоря, что уз-
нал, чем я2не являетсяя0 Истина. Однако не знай он, чем Она я2являетсяя0,
он бы не выжил в монастыре. Ещё раз повторяю, многие живут годами
и ничем не отличаются от мирских людей, это печальная действитель-
ность, но по авторскому-то замыслу отец Леонид - не из таких. Он и
в самом деле "взыскующий Града".
(Кстати сказать, кто из крапивинских героев больше всего по-
хож на православного священника, и своей речью, и поведением -
- 19 -
это, как ни странно, Альбин Ксото /настоятель Петр/ в повести "Гу-
си-гуси, га-га-га". Если, конечно, отвлечься от его богословских
рассуждений, представляющих чисто авторские взгляды. То же самое
можно сказать об отце Венедикте из "Корабликов").
Что же из всего этого следует? Крапивин изображает не реаль-
ных священнослужителей, а свои представления о них. Видит их не
такими, какие они есть на самом деле, а такими, каких ему хочется.
И дело тут не в фактической недостоверности. Возможно, его герои в
контексте я2егоя0 художественного замысла и более уместны, нежели нас-
тоящие священники. Опасно другое. Поверив в созданный собственным
воображением идеал, отождествив его с реальностью, он рано или
поздно с правдой жизни столкнётся. И уже не по газетным статьям, а
на собственном опыте убедится, что священники бывают я2разныея0. В том
числе и очень ему несимпатичные. (Я думаю, он в подобных случаях
чаще всего будет объективно прав. Человек его типа "настроен" на
добро, почувствует его даже в непривычной упаковке. А уж если не
почувствует...) Но столкнувшись с неоднозначностью современной
церковной ситуации, убедившись, что собственные идеальные конс-
трукции нежизненны, он может сделать большую ошибку. Ту, которую
сделали многие наши интеллигенты.я55я0 Он может обидеться на Церковь,
разочароваться в ней (фактически ещё ничего о ней не зная). И го-
речь этой обиды неизбежно прольётся на страницы его книг. Что не
сделает их лучше.
Дай Бог ему, Владиславу Крапивину, больше трезвости и серьёз-
ности в своих оценках. Дай Бог ему пройти Дорогу, не спрямляя уг-
лы.
.
- 20 -
я_Примечанияя.
я51я0 Я не хочу никого обидеть этими словами. Под спокойствием
понимается не столько материальное благополучие, здоровье и соци-
альная защищённость, сколько комфорт душевный, психологический,
боязнь коренной ломки своих убеждений и неизбежного в случае по-
добной ломки душевного страдания.
я52я0 Разумеется, не только Крапивина. Это свойственно многим пи-
сателям. Для контрастности приведу пример Стивена Кинга, "короля"
современной мистической литературы, того самого Кинга, которым за-
валены книжные лотки и к которому у интеллигентных людей принято
относиться слегка насмешливо. Тут ещё сильнее противоречие между
сознательными взглядами писателя (по-моему, весьма примитивными) и
мистической реальностью, пронизывающей его книги, быть может, воп-
реки авторскому замыслу.
я53я0 Такие вещи, как инквизиция, продажа индульгенций, семейка
Борджиа на святейшем престоле и т.д. - это ведь всё следствия ис-
кажения догматов, что привело к извращению как внутреннего, так и
внешнего церковного устроения. Дело вовсе не в том, что католики -
люди дурные и злонамеренные. Они-то, средневековые католики, по
своим нравственным качествам были, видимо, получше нас. Но в силу
богословских ошибок своих предшественников они оказались в такой
печальной ситуации.
я54я0 Между прочими, влияла, как ни странно, и сама коммунисти-
ческая идеология, в которой остались некоторые архетипы религиоз-
ного сознания. При всей своей бесовской сущности коммунистическая
идейность на бытовом уровне нередко воспитывала чисто религиозные
черты характера: стремление к идеалу, веру в конечное торжество
справедливости, стремление к собственной (пусть неверно понятой)
праведности, необходимость борьбы со злом, мессианское сознание,
желание единства теории и практики и т.д. Все эти вещи родились не
в мозгах Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, а перекочевали в "единс-
твенно правильное учение" из дореволюционного массового сознания,
которое при всей тогдашней секуляризации и безобразиях церковной
действительности, все же основывалось на религии, на учении и
практике Православной Церкви.
я55я0 Беда их состоит ещё и в том, что религию вообще и Церковь в
частности они рассматривали лишь как идеологическую опору, лишь
как средство противостоять тоталитарному чудовищу. Сама по себе,
вне социального контекста, Церковь не слишком их интересовала. С
падением же коммунизма надобность в идеологической основе исчезла.
Зато появилась другая потребность - обрести точку опоры в нынешнем
политическом хаосе. Само по себе это нормальное стремление, но для
серьёзной веры недостаточное. Кстати, весьма похожие процессы име-
ли место в Польше - взаимоотношения "Солидарности" с католицизмом
складывались примерно по той же схеме.