Роберт СИЛВЕРБЕРГ
ВСЕМОГУЩИЙ АТОМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 2077 г. ГОЛУБОЙ ОГОНЬ
1
На Земле царил хаос, но что до того человеку в регенерационной
камере?
Десять миллиардов людей! А может, уже стало двенадцать? И все они
боролись за место под солнцем. На исковерканной планете, словно грибы,
росли небоскребы, наливались ядовитые плоды цивилизации. Но сейчас все это
не касалось Рейнольда Кирби.
Кирби обосновался на маленьком острове Тортола в Карибском море.
Где-то же надо отдыхать. Занимая высокий пост в ООН, он зарабатывал
большие деньги, значительную часть которых поглощало это чересчур
роскошное жилище. Фундамент башни из стекла и стали уходил глубоко в
землю. Такое высокое здание можно построить не на любом из островов
Карибского моря. Большинство из них плоские и образованы кораллами. Такой
грунт наверняка не выдержит полмиллиона тонн. А остров Тортола - погасший
вулкан.
Рейнольд Кирби спал сном праведника. Час, проведенный в
регенерационной камере, изгнал усталость из тела и души. Три часа в этой
камере делали человека вялым и лишали силы воли. Двенадцати часов было
вполне достаточно, чтобы превратить его в марионетку. Кирби лежал в
питательной ванне, заткнув уши, укрыв глаза. Трубки для дыхания торчали
изо рта и носа. Когда человеку надоедает этот грешный мир, нет ничего
лучше, как забраться опять в чрево матери. На какое-то время, конечно.
Текли минуты. Кирби ни о чем и ни о ком не думал. Даже о Нате Вайнере
с Марса.
Забытье разорвал металлический голос:
- Вы готовы?
Кирби не был готов. Изгнать человека из регенерационной камеры
способен лишь ангел с пылающим мечом. Но вода в пластикатовом резервуаре
забулькала и начала исчезать. Кирби, поеживаясь, полежал еще некоторое
время. Ему не хотелось выходить из чрева матери в реальный мир. Наконец он
все-таки снял очки с темными стеклами, вытащил из ушей восковые пробки и
стащил маску для дыхания. Цикл закончился, и электронный механизм открыл
дверь. Что ж, процедуру можно повторить через сутки...
- Хорошо поспали? - осведомился тот же голос.
Кирби недовольно поднялся и вышел из камеры. Он смерил мрачным
взглядом механического слугу:
- Поспал-то я чудесно, только мало...
- Вы, конечно, шутите, - ответил робот. - Вы сами говорили, что
единственная радость - это радость соприкосновения с жизнью.
- Возможно, - буркнул Кирби.
Он позволил слуге набросить на себя полотенце и снова поежился. Этот
сухощавый и потому казавшийся слишком высоким человек с жилистыми руками и
ногами и металлически-серыми волосами в свои сорок лет выглядел на
пятьдесят, а чувствовал себя, до того как побывал в регенерационной
камере, на все семьдесят. Истрепанные нервы, больной желудок...
- Когда придет этот Вайнер? - спросил он.
- В 17 часов. Он был на банкете в Сан-Хуане, сейчас в дороге.
Кирби обтерся и выглянул в окно. Внизу о черные утесы бился прибой.
Вдалеке он мог различить темную полосу кораллового рифа. До нее вода была
зеленой, а за ней - ярко-синей. Риф, разумеется, умер. Нежные кораллы,
построившие его, уже давно погибли. Флотилии промывая танки в открытом
море, оставляли на воде жирную пленку, которую потом прибивало к
побережью.
Кирби закрыл глаза, но тут же их открыл. В сознании всплыл образ
девушки, которая, крича, корчилась на полу. А рядом с ней форстер,
покачивая этим проклятым голубым стеком, приговаривал: "Успокойся, дитя,
успокойся! Скоро ты будешь гармонировать со всеми остальными!" Это было в
четверг. А сегодня была среда. И за это время она, вероятно, обрела
гармонию, и прах ее уже успел развеять ветер.
- Ваш гость только что прибыл, - сказал робот.
- Великолепно, - процедил Кирби.
Нервы его были в напряжении. Это задание быть гидом, надсмотрщиком и
советчиком человека с Марса пришлось ему не по вкусу. Сохранение
добрососедских отношений с марсианами весьма важно, главным образом с
торгово-экономической точки зрения. К сожалению, вести с ними переговоры
нелегко. Еще один признак растущего отчуждения. Марсиане очень
чувствительны и недоверчивы. И в то же время жадны до развлечений и
малокультурны. На Земле они ведут себя как сельские жители, впервые
попавшие в город.
Да, задание ему досталось не из легких. Он должен ухаживать за
гостем, оберегать его от неприятностей, оставаясь приветливым и
общительным. И отказаться нельзя - можно повредить карьере.
Кирби поспешил в спальню одеться. Пожалуй, для этого случая подойдет
костюм строгого покроя, а к нему - зеленый галстук и белые перчатки. Когда
механический слуга возвестил о прибытии гостя, Кирби выглядел солидно и
чинно, как и подобает важному лицу.
Дверь бесшумно открылась, и быстрыми легкими шагами в комнату вошел
Натаниэль Вайнер. Крепкий, среднего роста, с необычайно широкими плечами.
Узкие губы плотно сжаты. Смуглое лицо энергично. От уголков карих глаз
разбегаются лучи морщинок. "Он выглядит агрессивным, - подумал Кирби. - И
даже надменным".
- Очень рад познакомиться с вами, мистер Кирби, - сказал человек с
Марса глухим голосом.
- Я тоже очень рад, мистер Вайнер.
- Вы разрешите? - сказал Вайнер и вынул из кармана лазерный пистолет.
Робот подошел к нему с бархатной подушечкой, и Вайнер аккуратно положил на
нее свое оружие. Робот отнес подушечку к Кирби. Тот взял пистолет,
внимательно осмотрел его. Потом положил обратно и кивнул роботу, чтобы тот
возвратил оружие владельцу.
Вайнер убрал пистолет и спросил:
- Что найдется выпить?
Кирби помедлил с ответом, его выбил из колеи этот архаический ритуал
демонстрации оружия. Но чего можно ожидать от человека, живущего на
окраине цивилизации?
- А что бы вы хотели? - спросил Кирби. - У меня есть все, мистер
Вайнер. Как вы относитесь к рому?
Вайнер сморщился:
- Им я уже сыт по горло. Люди из Сан-Хуана пьют его, как воду. Может,
у вас найдется приличное виски?
- Разумеется, - ответил Кирби, но прежде чем он успел что-либо
добавить, Вайнер повернулся к механическому слуге:
- Двойную порцию шотландского виски для мистера Кирби и двойной
"бурбон" для меня!
Поведение гостя начало развлекать Кирби. Этот грубоватый колонист
выбирал напиток не только для себя, но и для хозяина дома. И причем
двойное шотландское! Кирби, скрыв отвращение, взял стакан с подноса. А
Вайнер, не ожидая приглашения, плюхнулся в глубокое кресло, обтянутое
искусственной кожей. Кирби последовал его примеру.
- Как вам нравится у нас, на Земле? - поинтересовался Кирби.
- Вообще-то неплохо. Только слишком много людей. И копошитесь вы как
в муравейнике. Очень тесно. У нас на Марсе совсем не так. Да и на Венере.
- Подождите еще несколько сот лет, и у вас будет так же.
- Сомневаюсь. Мы там, наверху, умеем регулировать свою численность, а
вы на это не способны.
- Вы не правы, мы тоже умеем это делать. Просто было очень трудно
убедить сельских жителей в необходимости контроля рождаемости. А когда это
удалось, население Земли выросло до десяти миллиардов. Мы надеемся, что в
дальнейшем прирост заметно сократится, так что лет через пятьдесят у нас
уже будет постоянная популяция в семь-восемь миллиардов. Пока это только
мечта, и мы будем очень рады, если удастся сохранить существующее
положение.
- А знаете что, - сказал Вайнер, - не скормить ли вам процентов
десять конвертерам? Из этого мяса получится огромное количество энергии. И
миллиард ртов долой... - Он ухмыльнулся. - Разумеется, это только шутка.
Такие акты считаются негуманными.
Кирби улыбнулся:
- Вы не первый, кто делает такое предложение. И причем некоторые
делают его на полном серьезе...
- Дисциплина - вот решение любой человеческой проблемы. Дисциплина и
самодисциплина. Планирование... Какое прекрасное виски! Может быть
повторим?
- Прошу вас! Не подать ли всю бутылку?
Вайнер налил себе сам, не скупясь.
- Очень хорошая штука, - снова похвалил он виски. - Такого качества у
нас на Марсе не найдешь. Это я вынужден признать, Кирби. Хотя ваша планета
и перенаселена, у нее есть свои преимущества. Я бы не хотел здесь жить, но
очень рад, что прилетел сюда. У вас такие женщины... гм... Да и кухня, и
напитки тоже изысканные.
- Вы на Земле уже два дня?
- Да. Первый вечер я провел в Нью-Йорке. Банкет Американского
колониального общества и так далее. Потом в Вашингтон к президенту.
Приятные в таких случаях беседы. А затем это идиотское путешествие, и
первая остановка именно в Пуэрто-Рико. Кажется, мне собираются показать
только те места, где всегда праздник, чтобы я так и не узнал, как же
по-настоящему живут земляне. Что вы планируете на ближайшие дни?
- Ну, мы могли бы посетить ближайшие острова, походить под парусом,
половить рыбу, покупаться.
- Купаться и ходить под парусом я могу и на Марсе. Я хочу увидеть
цивилизацию, а не воду. - Глаза Вайнера заблестели. И Кирби заметил
внезапно, что гость его опьянел. Видимо, он пришел уже под хмельком, так
что две рюмки "бурбона" сделали свое дело довольно быстро и основательно.
- Вы знаете, чего бы мне хотелось, Кирби? Я хотел бы побывать в
городах и познакомиться с ними получше. Опуститься на "дно" и посмотреть,
как у вас обходятся с героином и опиумом. Увидеть эсперов во время
припадков экстаза. Понять, что такое культ форстеров. Словом, посмотреть,
как вы тут живете на самом деле, Кирби.
2
Храм форстеров находился в старом, заброшенном здании, где-то в
центре Манхеттена, неподалеку от ООН. Кирби не решался войти. Он никогда
не любил споры и склоки, которых становилось все трудней избегать на
Земле, превратившейся в подобие перенаселенной квартиры. Но Нат Вайнер
захотел увидеть это, а значит, так тому и быть.
Кирби привел его сюда, так как это был единственный храм форстеров,
где он сумел побывать.
Над входом горела световая реклама. Хотя несколько букв не светились,
можно было легко разобрать:
"Братство космического единства. Добро пожаловать! Ежедневные
богослужения. Излечи свою душу! Гармония со вселенной".
Вайнера, который снова был сильно навеселе, очень позабавила эта
надпись.
- Смотри-ка ты! Излечи свою душу! Что с вашей душой, Кирби?
- Повреждена во многих местах. Вы действительно хотите войти?
- Разумеется.
Кирби должен был признать, что колонист с Марса на диво вынослив.
Кирби даже и не пытался угнаться за ним, когда речь шла о выпивке. От
одной мысли о спиртном его тошнило. Если бы хоть часа на два избавиться от
Вайнера и поспать!
Социологические изыскания были, судя по всему, лишь предлогом. Просто
Вайнер ударился в загул, и Кирби не имел права упрекать его за это. Жизнь
на Марсе очень сурова. Освоение планеты стоило многих усилий и средств.
Теперь, когда над этим потрудились два поколения людей, основная программа
почти завершена. Новый растительный мир намного увеличил атмосферу и
уничтожил кислородное голодание, воздух чист и свеж, и все-таки никто не
мог там сидеть сложа руки. Вайнер прибыл на Землю, чтобы заключить новый
торговый договор. Впервые в жизни он вырвался из суровой реальности Марса.
Длинный и узкий зал заполняли ряды скамеек, поставленные таким
образом, что проход оставался лишь с одной стороны. На заднем плане был
виден алтарь, излучавший голубой свет. За ним стоял высокий человек, тощий
как скелет, лысый, но с бородой.
- Это священник? - громко спросил Вайнер.
- Не думаю, чтобы его называли священником или пастором, - прошептал
в ответ Кирби. - Но он руководит богослужением.
- Мы тоже примем участие в этом?
- Я думаю, мы просто посмотрим.
Некоторое время Вайнер молчал, а потом выпалил:
- Взгляните-ка на этих сумасшедших!
- Это очень популярное религиозное движение.
- Меня это бесит!
- А вы просто смотрите и слушайте.
- Подумать только! Стоят на коленях или ползают перед
полуторалитровым реактором!
На них оглядывались. Кирби вздохнул. Он тоже не признавал новой
религии, но бестактные замечания Вайнера смутили его. Отбросив церемонии,
он схватил Вайнера за руку, потянул к ближайшей скамейке и заставил встать
на колени. Сам он опустился рядом. Марсианин ответил свирепым взглядом.
Колонистам не нравится, когда их хватают или дергают. Выходец с Венеры за
такие штучки мог бы даже проткнуть мечом.
С недовольным видом Вайнер положил руки на подставку для молитвенника
и нагнулся вперед, чтобы удобнее было следить за богослужением. А Кирби
сосредоточил внимание на человеке за алтарем.
Маленький реактор был приведен в действие и светился. Кусочек
кобальта-60 окружала вода. Она поглощала опасные лучи, не давая им дойти
до человеческого тела. В темноте голубой свет как-то странно притягивал
внимание. Его яркость и интенсивность постепенно увеличивались. Вскоре
решетка реактора стала невидимой из-за этого светло-голубого марева,
которое начало испускать голубоватые волны. Голубое свечение, холодный
огонь излучения Черенкова расширялся, пока не залил все помещение.
Кирби знал, что в этом нет ничего магического. Это свечение можно
описать с помощью математических формул. Да форстеры и не утверждали, что
в нем есть что-то магическое. Это просто символ, дающий толчок религиозным
эмоциям.
Форстер, стоящий у реактора, провозгласил:
- Есть единая первопричина, из которой возникает все живое.
Бесконечное разнообразие Вселенной приводит в движение электроны. Атомы
сталкиваются друг с другом. Их частички соединяются. Из них вылетают
электроны, и возникают химические соединения.
- Вы только послушайте этого выродка! - фыркнул Вайнер. - Это что,
лекция по химии?
Кирби закусил губы. Девушка, стоящая перед ним, обернулась и
прошептала:
- Тише! Пожалуйста, потише!
Как ни странно, Вайнер испугался, даже задержал дыхание. Но Кирби,
которому не в диковинку были женщины с перекроенными лицами, не удивился.
Блестящие раковины закрывали те места, где должны быть уши. В кости лба
хирург вмонтировал позолоченные опалы. Веки были сделаны из блестящей
фольги. Изменениям подверглись нос и губы. Возможно, она была жертвой
несчастного случая, но вероятнее всего, это было сделано в угоду красоте.
- Энергия Солнца, жизнь растений, чудеса роста - за все это мы должны
благодарить электроны. Энзимы нашего тела, потоки нейронов нашего мозга,
биение нашего сердца - все это результат работы электронов. Горячее
питание, свет и тепло - все это возникает из единого целого, возвышается
над имманентными излучениями, - продолжал форстер.
"Похоже на литургию", - подумал Кирби. Люди вокруг что-то бормотали.
Некоторые ритмично раскачивались, закрыв глаза. А человек у алтаря поднял
подобные щупальцам пальцы над голубым огнем.
- Придите! - воскликнул он. - Встаньте на колени и воспойте гимн
первопричине всех вещей - электрону!
Форстеры стали вставать со своих мест и поспешили к алтарю. Это
зрелище вызвало в Кирби детские впечатления. Вот уже лет двадцать пять он
не бывал на богослужениях. Какая разительная перемена! На мгновение Кирби
захотелось последовать призыву форстера и приблизиться к алтарю. Но в
следующий миг он сам возмутился этому желанию. Как он мог? Ведь это же не
религия! Это идолопоклонство, продукт распада цивилизации, одно из тех
сумасшедших стремлений, водоворот которых втягивает маленьких людей,
непременно желающих верить в великий смысл жизни. Что ж, пусть себе верят!
Завтра или послезавтра придет другой пророк, и залы форстеров опустеют. И
все-таки откуда это желание подчиниться?
Кирби плотнее сжал губы. Все дело в напряжении. Этот марсианин
потрепал-таки ему нервы. Плевать ему на первопричину всех причин. Сюда
собрались те, кто очень устал или кем-то страшно запуган. А также те, кто
истерзан неврастенией или не знает, как убить время, и поэтому вставляет
искусственные уши. Он облегченно вздохнул. В этот момент Вайнер вскочил и
помчался вслед за другими.
- Спасите меня! - закричал он. - Излечите мою душу! Покажите мне
единство!
- Встань на колени, брат мой! - дружелюбно сказал форстер.
- Я - грешник! - воскликнул Вайнер. - Я весь пропитан алкоголем и
совершенно испорчен! Меня нужно спасать! Дайте мне электрон! Я отдаю ему
всего себя!
Кирби поспешил вслед за ним. Неужели он это серьезно? Колонисты с
Марса известны своим равнодушием к любой религии. Может он подвергся
влиянию Голубого Огня?
- Возьми руки твоих братьев! - приказал форстер. - Склони свою голову
и позволь окутать себя голубым светом правды.
Вайнер посмотрел вправо. Рядом с ним стояла на коленях девушка с
измененным лицом. Она протянула к Вайнеру свои руки. Четыре пальца из
плоти, один металлический.
- Чудовище! - завопил Вайнер. - Убирайся отсюда! Со мной у тебя
ничего не выйдет!
- Успокойся, брат!
- Куча обманщиков! Подлецы! Негодяи!
Кирби добрался до него и схватил за руку. Тихо, но решительно
приказал:
- Пошли Вайнер! Нам уже пора...
- Не хватай меня своими вонючими руками, парень!
- Мистер Вайнер, прошу вас... Это дом культа...
- Это сумасшедший дом! Тут все сошли с ума. Достаточно посмотреть,
как они стоят на коленях! - Вайнер встал на ноги. И голос его гремел по
всему залу. - Я свободный человек с Марса. Этими вот руками я превращал
пустыню в плодородный край, сажал деревья... тысячи деревьев, строил
плотины! А что делали вы? Вы закатываете глаза к потолку и ползаете на
коленях... А ты... Ты обманщик, а не священник. Ты просто выколачиваешь из
них деньги!
Человек с Марса перепрыгнул через барьер перед алтарем и подошел на
опасное расстояние к мерцающему реактору. А потом погрозил кулаком
бородачу. Тот спокойно вытянул длинную руку и сильно ударил Вайнера
кончиками пальцев прямо в горло. Тот упал как подкошенный и застыл в
неподвижности...
3
- Ну как, получше? - спросил Кирби.
Вайнер пошевелился.
- Где эта девушка?
- С измененным лицом?
- Нет, - прошептал Вайнер. - Та, из эсперов, или как их там еще
называют.
Кирби бросил взгляд на стройную голубоглазую девушку. Она кивнула и
подошла к Вайнеру. Его лицо блестело от пота, а глаза по-прежнему дико
блуждали. Он откинул голову на подушку и уставился на девушку.
Они находились во дворце Кифферов, напротив храма форстеров. Кирби
вынес марсианина от форстеров на плечах. Заведение Кифферов было
единственным местом поблизости, где он мог свалить свой груз.
Девушка из эсперов присоединилась к ним, когда Кирби еще не успел
ввалиться в дом. Она тоже принадлежала к форстерам, но, видимо, уже
побывала на ежедневной молитве и решила закончить день ЛСД или инъекцией
героина, а то и парой безобидных сигарет с гашишем.
Она с сочувствием наклонилась над потным и красным Вайнером.
Поинтересовалась у Кирби, что случилось с приятелем. Сердечный приступ?
- Мне не совсем ясно, что с ним произошло, - ответил Кирби. - Он был
пьян и устроил дебош у форстеров. Тогда руководитель общины ткнул его
пальцем в горло. Я знаю этот прием. Он очень эффективен. Но такого
сильного действия я еще не наблюдал...
Девушка улыбнулась. Она была стройная и хрупкая, не старше
девятнадцати лет. Она закрыла глаза, взяла руку Вайнера и держала до тех
пор, пока тот не пришел в себя. Кирби сомневался, сыграло ли прикосновение
какую-нибудь роль, но все это показалось ему довольно таинственным.
Силы Вайнера быстро восстанавливались, он мог уже сесть. Не сводя
глаз с девушки, он спросил:
- Чем это он меня ударил?
- Он изменил электрический заряд вашего тела, - пояснила девушка. -
Выключил на секунду мозг и сердце. Никаких вредных последствий.
- А как он это сделал? Ведь он только легонько ткнул меня пальцем!
- Существует определенная техника. Но вы, как я вижу, уже полностью
пришли в себя.
Вайнер недоверчиво посмотрел на нее.
- Вы из эсперов? Можете читать мои мысли?
- Да, я из эсперов, но мысли читать не умею. Мои телепатические
способности совершенно не развиты. Тем не менее я вижу, что вы кипите от
гнева. Почему бы вам не вернуться и не попросить прощения? Уверена, он с
радостью простит вас. И позвольте ему дать вам несколько советов. Вы
читали книгу Форста?
- Идите ко всем чертям! - воскликнул Вайнер. - Нет, постойте! Вы не
хотели бы развлечься сегодня вечером? Меня зовут Нат Вайнер, а это
Рейнольд Кирби, мой провожатый и телохранитель. Страшно сухой и формальный
человек, но мы можем обойтись и без него. - Вайнер схватил ее тоненькую
ручку. - Ну, так как?
Девушка ничего не ответила. Лишь нахмурила брови. Вайнер состроил
комическую гримасу и выпустил ее руку.
- Обязательно сходите туда, - снова сказала девушка. - Там вам
помогут.
И она ушла, даже не дождавшись ответа.
Вайнер потер себе лоб и встал на ноги, не обратив внимания на попытку
Кирби помочь ему.
- Где мы? - спросил человек с Марса.
- Во дворце Кифферов.
- Здесь тоже читают проповеди?
- Нет, но вы можете затуманить свой мозг другим способом. Гашиш,
мескалин, ЛСД, опиум. Все, что хотите. Будете пробовать?
- Конечно, я же ясно вам сказал, что хочу попробовать все! У нашего
брата не каждый день появляется возможность слетать на Землю.
Вайнер улыбнулся, но это была уже не та легкомысленная улыбка, что
прежде. Казалось, он не совсем пришел в себя, но намеревался впитать в
себя все грехи, которые могла подарить ему Земля.
А Кирби между тем спросил себя, хорошо ли он выполняет поручение. Не
пожалуется ли марсианин на его обращение? Чего доброго, его сместят с
должности или понизят. И это было неприятно. Он очень дорожил своей
карьерой и не хотел испортить ее за одну ночь.
Они медленно шли по дворцу, который своими маленькими комнатками и
нишами напоминал ресторан. Только столы здесь были пониже, и возле них,
стояли скамейки.
- Скажите, - неожиданно спросил Вайнер, - неужели люди действительно
верят всей этой чепухе с электронами?
- Не знаю, что и ответить, мистер Вайнер. Я никогда этим не
интересовался.
- Но движение возникло на ваших глазах. Сколько людей оно сейчас
объединяет?
- Думаю, несколько миллионов.
- Это очень много. Нас на Марсе всего семь миллионов. А здесь так
много сторонников этого проклятого культа...
- На Земле есть много других сект, - сказал Кирби. - Мы живем во
времена апокалипсиса. Люди пытаются хоть в чем-то обрести уверенность.
Ищут любые пути из одиночества.
- Тогда вам достаточно приехать на Марс. У нас найдется работа для
каждого. Тому кто работает, некогда размышлять. - Вайнер коротко
рассмеялся. - К черту все это! Расскажите лучше, что меня ожидает в этом
дворце!
- Здесь вы можете испытать всевозможные галлюцинации. ЛСД и опиум
вышли из моды. Вместо них часто вводят вещество, вызывающее эротические
ощущения. Очищенный меркаптан, например. Утверждают, что такие
галлюцинации гораздо приятнее.
- Утверждают? А вы что, сами этого не знаете? Неужели вы, Кирби, не
можете мне дать никакой информации из первых рук? Что вы за человек? Ведь
вы не живете! За каждым человеком, Кирби, должны водиться какие-нибудь
грешки...
Кирби подумал о регенерационной камере, которая ждала его в
просторном доме на острове Тортола. Но виду не подал.
- Некоторые из нас слишком заняты, чтобы пестовать свои пороки. Но
ваш визит к нам может иметь воспитательное значение... Хотите подышать
этим веществом, мистер Вайнер?
Подкатил робот. Кирби вынул кредитный жетон и прижал его к глазку
фотоэлемента. В тот же момент вспыхнула сигнальная лампочка и механизм
сказал:
- Ваш заказ принят, сэр! Покорнейше благодарю. Можете обслуживать
себя из моих запасов.
Голос был удивительно глухим и медленным. Вероятно, магнитофонная
лента внутри механизма бежала с недостаточно быстро.
Кирби открыл ящик-магазин с полным набором наркотиков и вытянул
оттуда маску для ингаляций. Тотчас же внутри робота что-то щелкнуло, и на
матовой поверхности шкалы появились цифры. Механизм уехал.
Кирби протянул своему подопечному маску, и Вайнер, поудобнее
устроившись на одном из лож, сразу же натянул ее. После некоторого
колебания Кирби последовал его примеру. Он закрыл глаза и уже в следующий
момент почувствовал сладковатый и очень неприятный запах. Подумать только,
что находятся люди, которые добровольно проделывают такие эксперименты над
собой. Он стал ждать, что же будет дальше.
Кирби знал, что, некоторые каждый день проводят в этом дворце.
Кое-кто остается на ночь, если, конечно, есть деньги. Каждые несколько лет
правительство повышало налоги на наркотики, может быть, для того чтобы
выбить почву из-под ног Кифферов, а может, просто в погоне за доходами.
Оно ведь знало, что наркоманов не испугают никакие цены. Люди приходили,
даже если должны были платить за понюшку ЛСД 20 долларов, а за дозу
героина - 80. Эта смесь на основе меркаптана, видимо, действовала не так
сильно, как героин, к тому же, говорят, она безвредна...
Внезапно Кирби увидел девушку, украшенную бриллиантами и изумрудами.
Хирурги вырезали у нее всю плоть, которую только можно вырезать. Глазные
яблоки блестели холодным стеклянным блеском. Ее груди были полушариями из
оникса, а вместо сосков пламенели рубины. Губы из алебастра, волосы из
золотых нитей. И от всей ее фигуры исходил Голубой Огонь. Огонь форстеров.
- Ты устал, Рон. Ты должен убежать от самого себя.
- Я знаю. Я использую регенерационную камеру почти каждый день. И
делаю отчаянные усилия, чтобы не свалиться окончательно.
- Ты слишком суров к самому себе. И в этом твое несчастье. Почему ты
не зайдешь к моему хирургу? Усовершенствуй себя. Освободись от всей
ненужной, идиотской плоти. Плотью и кровью ты не заслужишь славы! Гниение
и чистота несовместимы!
- Нет, - пробормотал Кирби, - это все бред. А кроме того, мне нужен
всего лишь покой и отдых. Покупаться и полежать на солнце, как следует
выспаться, а мне вместо этого подсунули сумасшедшего парня с Марса.
Видение резко рассмеялось и вскинуло вверх руки. Плоть с них была
снята и заменена слоновой костью, а ногти отливали медью. Дразнящий
язычок, показавшийся из-за алебастровых губ, был сделан из флексипласта.
- Послушай меня, Рон. Ты будешь выглядеть намного привлекательнее.
Может быть, тогда следующий твой брак окажется более удачным. Ты избегаешь
ее, сознайся! А должен выглядеть, как она. Она сейчас счастлива.
- Я человеческое существо, - ответил Кирби. - И не хочу превращаться
в ходячую музейную редкость, как ты.
Голубой свет вокруг видения запульсировал.
- Но тебе все-таки кое-что нужно, Рон. Регенерационная камера не
выход из положения. И работа. Значит, ты не хочешь себя изменить? Хорошо,
тогда стань форстером. Посвяти свою жизнь Единству всего сущего. Победи
смерть.
- А не могу я остаться самим собой? - выкрикнул Кирби.
- Ты сейчас ничего из себя не представляешь. Мир в беспокойстве. Люди
с Марса насмехаются над нами. Люди с Венеры презирают нас. Нам нужна новая
организация, новая сила. Жало смерти кроется в грехе, а сила греха
является законом. Могила - это не победа!
В голове Кирби затанцевал разноцветный хоровод. Монстр в образе
женщины начал делать пируэты, прыгать и щипать его за лицо. Кирби стало
страшно. Вынырнув из мрака, он все же сумел каким-то образом схватиться за
маску... И за этот кошмар он заплатил такие деньги! И как только людям
может нравиться такое?
Кирби сорвал маску с лица и отбросил ее подальше. Некоторое время он
продолжал лежать с закрытыми глазами, пока абсурдные видения не поблекли.
Когда он открыл глаза и вернулся в реальный мир, оказалось, что Вайнер
исчез.
4
Портье киффер-ресторана ничем не смог помочь Кирби.
- Когда он ушел? - спросил Кирби.
Портье пожал плечами:
- Вышел - и все!
- Он что-нибудь сказал?
- Мы не разговаривали. Он просто вышел и все!
Кирби, чертыхаясь, побежал вдоль улицы. Он непроизвольно взглянул на
небо. Там в темноте горели разноцветные знаки: "22 часа 05 минут. Среда,
восьмое мая, год 2077. Покупайте хрустящие фриблизы!"
До полуночи - два часа. Для этого сумасшедшего колониста времени
достаточно, чтобы нажить себе неприятности. Чего бы ни дал Кирби, лишь бы
найти Вайнера, который блуждал по ночному Нью-Йорку, пьяный и, возможно,
еще и одурманенный наркотиками. Он ведь не только должен был оказать
Вайнеру гостеприимство. Он должен был и приглядывать за ним. И раньше,
когда с Марса прибывали торговые делегации или отдельные представители,
анархия, господствующая в обществе, особенно в США, той стране, которая,
собственно, и организовала колонию на Марсе, часто заставляла этих людей
терять голову.
Куда же ушел Вайнер? Возможно, опять отправился к форстерам, чтобы
устроить скандальчик. Кирби перебежал улицу и заглянул в унылый
сектантский зал. Богослужение продолжалось, но все было тихо. Не похоже,
чтобы Вайнер побывал здесь еще разок. Верующие стояли на коленях и что-то
хором пели.
На всякий случай Кирби тихо проскользнул по проходу и осмотрел каждый
ряд. Вайнера не было. Девушка с удивительным лицом все еще была здесь.
Когда он проходил мимо, она взглянула на него и улыбнулась, протянув к
нему руки. На какое-то мгновение он подумал, что это опять галлюцинация, и
даже испугался. Но потом опомнился, улыбнулся в ответ и побыстрее вышел из
зала.
Кирби брел куда глаза глядят. На перекрестке он ступил на
транспортную ленту и проехал три квартала. Нет, Вайнера нигде не видно.
Кирби сошел с ленты и обнаружил, что находится перед домом, где можно
принять регенерационную ванну. За двадцать долларов погрузиться в нирвану.
Может быть, Вайнер зашел сюда? Повинуясь этой мысли, Кирби подошел к
кассе. Какой-то толстяк, фунтов эдак на четыреста, с двойным подбородком,
сидел за кассой. Вероятно, это был хозяин заведения. Заплывшие жиром глаза
смотрели с подозрением.
- Хотите часок отдохнуть, приятель?
- Я ищу человека, прибывшего с Марса, - неожиданно сказал Кирби. -
Приблизительно моего роста, темноволосый, смуглый, с энергичным лицом...
- Не видал такого.
- Он может быть в одной из ваших камер. Я из ООН. Это очень важно.
- Да хоть от самого Господа Бога! Мне это совершенно безразлично. Я
не видел этого человека. - Толстяк бросил взгляд на идентификационную
карточку Кирби. - Вы что, хотите, чтобы я открыл вам свои камеры? Говорю
вам, он не заходил!
- Если он все-таки придет, не пускайте его в камеру, - попросил
Кирби. - Задержите как-нибудь и позвоните в отдел безопасности ООН.
- Если он захочет в камеру, я вынужден буду пустить его. Они открыты
для всех. Неужели я из-за вас буду ссориться с клиентом... Кстати, на вас
лица нет. Почему бы вам не отдохнуть? Ванна сотворит чудо. Вы почувствуете
себя как...
Кирби повернулся и быстро пошел прочь. Волнения, а возможно, и
галлюцинации плохо подействовали на нервы и желудок. Он почувствовал боль
и тошноту. Вместе с волнением в нем росла злость. Он представил себе, что
Вайнер валяется в подворотне избитый, а то и убитый, выпотрошенный -
только оболочка, мышцы и несколько костей. Может, он и заслуживает такой
участи, но Кирби перестанут доверять. Скорее всего, Вайнер вновь
разыгрывает слона в посудной лавке. Где же его искать?
На другой стороне улицы Кирби увидел телефонную будку, помчался к ней
и нажал на номер отдела безопасности.
Маленький экран вспыхнул зеленоватым светом. Появилось широкое
бородатое лицо Ллойда Ридблома.
- Ночная смена слушает, - автоматически сказал Ридблом, еще до того,
как увидел и узнал Кирби. - А, это ты, Кирби. Где же твой человек с Марса?
- Я потерял его. Он обязательно хотел побывать во дворце Кифферов и
исчез оттуда.
Ридблом оживился:
- Объявить тревогу?
- Пока не стоит, - ответил Кирби. - Он не должен знать, что мы
обеспокоены его исчезновением. Но подключиться на мои частоты будет не
лишним. И сообщить об этом полиции. Если его где-нибудь увидят, пусть
сразу же сообщат мне. Через час я снова вам позвоню и в случае надобности
изменю инструкции.
Кирби вышел из будки и медленно направился обратно по улице. Когда он
вновь подошел к зданию общины, верующие расходились.
Девушка с искусственными ушными раковинами шла как раз в его сторону
и обратилась к нему раньше, чем он успел отвернуться или перейти на другую
сторону улицы:
- Хелло! Меня зовут Банна Маршак. Где же ваш приятель?
Ее голос нельзя было назвать неприятным.
- Не знаю, - хмуро ответил Кирби.
- Вы были его сопровождающим?
- Да, я должен был не спускать с него глаз. Он с Марса.
- Он недолюбливает нас, форстеров, не правда ли? Очень было неприятно
наблюдать за ним во время молитвы. Должно быть, он не совсем здоров.
- Он просто пьян, - ответил Кирби. - Почти все марсиане напиваются
сразу же, как только прилетят на Землю. Они думают, что тут Содом и
Гоморра, и они могут делать все, что хотят. Может, выпьем? - добавил он
почти автоматически.
- Спасибо, я не пью. Но если вам хочется выпить, я могу вас
сопровождать.
- Я просто должен выпить. Хотя бы рюмку.
- Вы не назвали еще своего имени.
Кирби подумал, что девушка довольно настойчива, но терпеливо ответил:
- Меня зовут Рон Кирби, и я работаю в ООН. Давайте зайдем вот сюда!
Он открыл дверь заведения на углу улицы. Девушка улыбнулась и
последовала за ним. Он решил, что ей лет тридцать.
Они уселись, и Кирби заказал ром. Банна Маршак перегнулась через
стол, и он почувствовал своеобразный запах духов.
- Зачем вы привезли его на молитву? - спросила она.
Кирби опорожнил свою рюмку так, словно там был не ром, а фруктовый
сок.
- Он хотел посмотреть на форстеров.
- Мне кажется, что и вы скептически относитесь к нашей вере.
- У меня нет определенного отношения. Мне, знаете ли, приходится
много работать, ни на что другое не остается времени.
- Тем не менее вы считаете нас сектой сумасшедших, не так ли?
Кирби заказал вторую порцию.
- Может быть, - сознался он. - Но это поверхностное мнение. Оно не
основывается на какой-то определенной информации.
- Вы читали книгу Форста?
- Нет.
- А прочтете, если я дам вам ее?
- Вы что, хотите направить меня на путь истинный? - Кирби рассмеялся
и осушил рюмку. Постепенно он начал чувствовать себя лучше.
- Это совсем не смешно, - ответила она. - Похоже, что вы также против
хирургических усовершенствований?
- Не всегда. Если кто-то хочет выпрямить свой кривой нос, я нахожу
это нормальным. Но эти искусственные части... Нет, я категорически против
таких штук. Моя жена совершенно изменила свое лицо с помощью этих
операций, и я вынужден был развестись с ней. Это случилось три года назад.
- Я бы этого не сделала, если бы знала о форстерах. Я совсем потеряла
уверенность в себе. Всего боялась. А сегодня знаю, каким путем я должна
идти. Правда, я уже не могу вернуть своего прежнего лица, но уже привыкла
к новому и даже нахожу его притягательным.
- Расскажите мне о Форсте, - попросил Кирби.
- Все очень просто. Он хочет восстановить духовные ценности в мире.
Чтобы мы все понимали, что рождены для высоких целей и являемся существами
одной и той же природы.
- И он хочет добиться этого с помощью подобных богослужений и
демонстраций Голубого Огня?
- Голубой Огонь - это внешнее, все дело в духовой миссии. Форст хотел
бы обратить энергию человека на звезды, вывести нас из упадка, развить все
наши природные таланты. Ему хочется спасти и эсперов, которые день ото дня
все больше впадают в безумие. Он жаждет объединить всех, чтобы все вместе
в будущем работали на благо человечества.
- Понятно. А что он под этим понимает?
- Я же вам говорила! Он хочет обратить энергию человечества на
звезды. Вы думаете, что Венеры и Марса нам достаточно? Ведь во Вселенной
миллионы планет! И они только того и ждут, чтобы человек нашел к ним путь
и добрался до них. И Форстер считает, что он знает этот путь. Но он
требует объединения всей духовной энергии. Я знаю, это звучит непонятно и
попахивает мистикой. Но в этом что-то есть. И к тому же это успокаивает
израненную душу. Самая первая его цель - это единство и уверенность. А
потом - звезды. Конечно, нам надо научиться преодолевать огромные
расстояния. Мы должны привить марсианам терпимость, восстановить связи с
людьми на Венере, если в них еще осталось что-нибудь человеческое... В
общем, работать надо много, и ничего нереального в этом нет, хотя так и
кажется на первый взгляд.
Кирби не был согласен с этим. На его взгляд все это было слишком
сумбурно и туманно. Но в мягком приятном голосе, Банны Маршак звучала
такая убежденность, что Кирби почувствовал нечто вроде сожаления. Он даже
готов был простить ей пластическую операцию. Но все, что касалось
Форста... В этот момент загудел коммутатор в кармане. Это был сигнал от
Ридблома - вызов на связь.
- Извините, я отлучусь на минуту, - сказал он. - Нужно сделать одну
важную вещь...
Кирби глубоко вздохнул и исчез в телефонной кабине. Дрожащими
пальцами нажал номер. На экране сразу появился Ридблом.
- Мы нашли беглеца! - сказал он.
- Живого или мертвого?
- К сожалению, живого. Он оказался в Чикаго в посольстве марсиан.
Одолжил у жены консула тысячу долларов и к тому же улучил момент сделать
ей несколько бесстыдных предложений. В итоге она позвонила в полицию. Мы
установили за ним слежку. Сейчас он в стельку пьян. Как нам действовать?
Забрать?
Кирби закусил губу.
- Нет. Как и всякий дипломат, он - неприкосновенная личность, к тому
же еще не нарушил закона. Слишком суровые меры принесут нам только
неприятности. Я беру дело в свои руки. На площадке ООН есть какая-нибудь
машина?
- Конечно! Вы доберетесь до Чикаго минут за сорок...
- Этого вполне достаточно. А теперь слушайте внимательно: разыщите в
Чикаго самую хорошенькую девушку, которую только сможете найти, но чтобы
она была из эсперов и обладала телепатическими данными, в первую очередь -
сексуальными. Как только найдете такую девушку, сразу выпускайте ее на
Вайнера. Пусть она удержит его любым способом до тех пор, пока не появлюсь
я. Если вы не найдете ничего подходящего, привлеките к этому делу
кого-нибудь из полицейских.
- Будет сделано, - сказал Ридблом.
Кирби вышел из машины. Он полностью протрезвел. Банна Маршак
продолжала сидеть там, где он ее оставил. Издалека все изменения, которые
она внесла в свою внешность, казались даже милыми.
Увидев его, она улыбнулась.
- Ну, как?
- Его нашли. Шляется по Чикаго. И я должен ехать туда и найти его до
того, как он успеет что-нибудь натворить.
- Будьте к нему снисходительны, Рон. Он несчастный человек, и ему
надо помочь.
- Мы все нуждаемся в помощи... - Кирби внезапно замолчал. Мысль о
том, что он должен один лететь в Чикаго, показалась ему малоприятной. -
Мисс Маршак... - начал он.
- Да?
- У вас нет никаких планов на ближайшие несколько часов?
5
Вертолет шел над ночным Чикаго. Внизу Кирби видел черную, как тушь,
поверхность Мичиганского озера и четырехсотметровые небоскребы на его
берегах. В небе светилось: "23 часа, 31 минута. Среда, восьмое мая. Год
2077. Покупайте таблетки Огли-бея!"
Пилот направил машину к посадочной площадке на одной из крыш и
аккуратно приземлился, несмотря на сильный, резкий ветер. Кирби помог
своей спутнице выйти из машины, и она быстро зашагала к лифту. Во время
полета из Нью-Йорка в Чикаго Банна Маршак продолжала рассказ о благородной
миссии форстеров, и Кирби уже не мог понять, абсолютная ли это чепуха,
бред заговорщиков или подлинная религия. А может, всего понемногу?
Ему казалось, что основную идею он все-таки ухватил. Форст создал
культ электричества, вкрапив в него идеи католицизма, атеизма и буддизма и
приправив эту смесь соусом технического прогресса. Ядерные реакторы на
алтаре, псалмы и гимны Святому Электрону - это для простаков. Основной же
приманкой была проповедь бессмертия. Не возрождения, не погружения в
нирвану, а реального, физического бессмертия человеческой плоти. И ловушка
сработала: за восемь лет новый культ, привлекший сначала лишь кучку
сумасбродов, собрал под свои знамена миллионы. Все старые религии
потерпели крах. Форст щедро раздавал верующим золото обещаний. А то, что
это не золото, а дешевая подделка, люди поймут лишь со временем.
Всего за полминуты скоростной лифт доставил их вниз, где уже ждали
три машины-капсулы городской полиции.
- Он обязательно хочет попасть на богослужение к форстерам, - сказал
один из полицейских. - Девчонка таскает его за собой уже около часа, но не
может выбить из него эту мысль.
- А что ему там надо? - спросил Кирби.
- Мечтает заполучить реактор. Говорит, что захватит его с собой на
Марс и употребит там на пользу.
Банна Маршак пришла в ужас от такого богохульства. А Кирби пожал
плечами и поднял голову, любуясь проплывавшими мимо небоскребами. Вскоре
машина остановилась, и Кирби увидел своего подопечного на противоположной
стороне улицы. Рядом с ним стояла темноволосая девушка с пышными формами,
пышущая сексом. Девушка обняла Вайнера за талию и что-то шепнула ему на
ухо. Вайнер, судя по всему довольно пьяный, хрипло рассмеялся и притянул
ее к себе, а потом оттолкнул. Девушка не сдавалась и опять прижалась к
нему. Так они и двигались вперед - медленно, но верно.
На улице было мало народу, и Кирби быстро заметил людей, следивших за
Вайнером, - двух агентов Ридблома и двух полицейских в штатском. Слишком
уж большой эскорт для одного пьяного марсианина.
Кирби быстрым шагом прошел немного вперед, а потом пересек улицу.
Когда его заметила спутница Вайнера, Кирби сделал ей знак. Она сразу
поняла что к чему и выпустила руку марсианина, отступив немного в сторону.
Вайнер тут же покачнулся, а потом увидел Кирби.
- Отыскали меня все-таки?
- Не хочется, чтобы вы совершили что-то такое, в чем придется
каяться.
- Очень мило с вашей стороны, Кирби... Раз уж вы здесь, помогите мне.
Я хочу добраться до этих форстеров. Они транжирят ценное сырье и горючее.
Давайте договоримся так: вы отвлечете внимание священника, а я тем
временем сопру у него Голубой Огонь.
- Но послушайте, мистер Вайнер, такой реактор с водным резервуаром и
прочими атрибутами весит по крайней мере сто пятьдесят килограммов. Кроме
того...
- Вы пойдете со мной или нет? - разозлился Вайнер. Он показал на
другую сторону улицу, и Кирби, следуя взглядом за его рукой, увидел в
квартале от них храм форстеров. На фасаде, таком же невзрачном, как и в
Манхеттене, горели неоновые буквы.
Вайнер направился в сторону храма, Кирби нерешительно посмотрел на
Банну Маршак, а потом двинулся за Вайнером. Пройдя шагов пятьдесят, Кирби
оглянулся и увидел, что девушка идет вслед за ними. Перед самым входом
Банна Маршак обогнала Кирби и Вайнера и загородила им путь.
- Остановитесь! - воскликнула она. - Зачем вы туда идете? Чтобы
совершить какую-нибудь подлость?
- Прочь с дороги, ведьма! - крикнул Вайнер. - Твоя жестяная
физиономия действует мне на нервы!
- Прошу вас, не надо, - тихо сказала она. - Ведь в душе вы несчастны.
Вы не находите гармонии даже в самом себе. Давайте-ка лучше войдем вместе,
и вы покажете мне, как умеете верить и молиться. Вы только выиграете от
этого, и много выиграете. Ведь гораздо лучше раскрыть перед алтарем свою
душу, чем стоять вот так пьяным...
И в этот момент Вайнер ударил ее тыльной стороной ладони. Удар был
совсем не сильный, но ее лицо с вмонтированными хирургом аппликациями не
выносило и такой боли. Банна Маршак со стоном упала на колени и закрыла
лицо руками. Однако и теперь она продолжала загораживать вход в храм.
Вайнер занес для удара правую ногу, и в этот момент Рейнольд Кирби забыл
обо всем, даже о том, что платили ему в основном за дипломатию. Он схватил
Вайнера за локоть и повернул к себе. Марсианин на мгновение потерял
равновесие и хотел уцепиться за Кирби, но тот сразу же ударил его по руке,
а другой рукой нанес удар в желудок. Вайнер издал невнятный звук и
отшатнулся назад. Кирби не дрался уже лет тридцать, и в этот момент
испытал варварское наслаждение. Адреналин зажег его кровь. Он вновь ударил
Вайнера и опять попал в желудок. Марсианин с недоумением взглянул на него,
а затем упал на колени. В следующее мгновение он осел на грязный тротуар,
раскинув руки по сторонам.
- Вставай! Живо! - выкрикнул Кирби.
В этот момент девушка прикоснулась к его руке.
- Оставьте его, - сказала она глухо. Ее металлические губы казались
согнутыми и смятыми. На щеках блестели слезы. - Пожалуйста, не бейте его
больше.
Вайнер лежал на спине и медленно вертел головой. Подошли полицейские,
а вместе с ними маленький пожилой человечек с пергаментным лицом -
марсианский консул.
Кирби почувствовал, как сжался желудок. Он монотонным голосом назвал
свое имя. Консул улыбнулся.
- Мне очень жаль, мистер Кирби, но в него, наверное, вселился дьявол.
Все остальное я возьму в свои руки. Самое главное, чтобы он понял, как
глупо вел себя.
- Это... это я во всем виноват, - пробормотал Кирби. - Я потерял его
из виду. Он не должен отвечать за то, что...
- Мы все очень хорошо понимаем, мистер Кирби. - Консул благосклонно
кивнул, а потом сделал знак полицейским, чтобы они подняли Вайнера и
отнесли его в машину.
Когда прошел шок, Кирби понял, что стоит на улице рядом с храмом, и
все, кроме Банны, уехали. Кирби был измотан. Так чувствует себя человек,
только что очнувшийся от ночных кошмаров.
Немедленно домой! Два часа - и он будет на Тортоле, примет
регенерационную ванну, всего на полчасика... Нет, на час. Чтобы прийти в
себя после этой ночи, ему обязательно нужно принять ванну. Один час
полного освобождения. Час безмятежного бегства в ничто.
И тут Банна сказала:
- Может быть, мы войдем в храм?
- В храм? В этот храм?
- Да... Прошу вас.
- Сейчас поздно. И я чертовски устал. К тому же вертолет ждет. Он
доставит меня обратно в Нью-Йорк. Ну а что касается вашего лица... Я
позабочусь, чтобы за лечение заплатили.
- Забудьте о вертолете, - сказала Банна, - и пойдемте в храм.
- А вы действительно настойчивы... Я хочу домой.
Она вздрогнула, но решила не сдаваться.
- Подарите мне два часа, Рон. Вам ничего не нужно делать. Только
сесть и слушать, что будут говорить другие. Мы подойдем поближе к алтарю.
Обещаю, что это будет для вас самый лучший отдых. Только сидеть и слушать.
Кирби посмотрел на ее обезображенное лицо. За нелепыми веками
скрывались настоящие глаза - грустные, блестящие, умоляющие. Почему она
так настойчива? Она что, получает мзду за каждого, кого притащит к
Голубому Огню? Кирби терпеть не мог религиозных фанатиков, таких как она.
Отдала этому проклятому движению и душу, и тело и твердо убеждена, что
паства Форста будет жить целую вечность и когда-нибудь отправится в
путешествие к далеким звездам.
Какая усталость! И потом, что скажут в ООН, если человек, занимающий
такой высокий пост, начнет шляться по храмам форстеров? Кто знает, не
отразится ли на его карьере фиаско с Вайнером? Придется оправдываться и
защищаться... А стоит ли игра свеч? Может, действительно зайти в храм?
Просто отдохнуть... Голова раскалывается. Может быть, он там найдет
кого-нибудь из эсперов, кто сделает ему массаж мозга? Эсперы ведь
частенько ходят в храмы форстеров.
- Прошу вас, войдите, - повторила Банна.
Он взглянул на светящуюся вывеску на жалком фасаде:
"Братство космического единства. Входите все, кто жаждет вечной
жизни! Гармония со всей вселенной".
Невелика беда, если он и поддастся разок, позволит убаюкать себя
волнам этой веры.
- Ну, как, войдем? - спросила Банна.
- Что ж, будь по-вашему, - пробормотал Кирби. - Гармония со Вселенной
- это неплохо, но только на час, не больше.
Она схватила его за руку. Когда они прошли через грязный вестибюль и
открыли внутреннюю дверь, Кирби увидел человек десять-двенадцать, стоящих
на коленях у скамеек. Пастор колдовал над небольшим реактором. Весь зал
заливало голубое мерцание. Судя по всему служба началась уже давно. Одна
из женщин на задних рядах опустила голову и сладко дремала.
Банна Маршак провела Кирби на один из первых рядов, он сел и начал
присматриваться к полному и приземистому руководителю общины. Или
священнику? Как там он у них называется...
- Братья и сестры! - произнес человек у алтаря проникновенным
голосом. - Воспоем хвалу соединившему все Единству! Мужчина и женщина,
звезда и камень, дерево и птица - все состоит из атомов, а эти атомы
содержат частицы, которые движутся с необычайной скоростью. Это электроны,
братья и сестры! Они показывают нам путь к миру. И я вам сегодня расскажу,
как они...
Рейнольд Кирби опустил голову. Глаза слезились от усталости. Он не
мог смотреть на этот голубой свет, исходящий из реактора. В затылке
запульсировала кровь. Сквозь туман он видел, что Банна Маршак сидит рядом.
"Я слушаю тебя, - подумал Кирби, - я слушаю. Продолжай свой рассказ!
Продолжай! Может быть, бог и всемогущий электрон помогут мне! Я слушаю..."
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 2095 г. ВОИНЫ СВЕТА
1
Когда аколит третьей степени Кристофер Мандштейн начинал говорить о
жизни и смерти, сразу же становилось ясно, что он очень хочет жить вечно.
Это было главным его недостатком. Жажда вечной жизни - довольно понятная
человеческая слабость. Но у Мандштейна она доходила до абсурда.
В конце концов один из его начальников счел нужным напомнить:
- Не забывайте, что ваше главное призвание - заботиться о благе
других... Вам это ясно?
- Ясно, брат! - сдавленным голосом ответил Мандштейн. Он готов был
сквозь землю провалиться от стыда. - Признаю свою ошибку и прошу прощения.
- Дело не в прощении, - назидательно заметил начальник, пожилой уже
человек, - а в понимании. Каковы ваши цели, Мандштейн? В чем вы видите
свою миссию?
Аколит мгновение помедлил - он привык взвешивать свои слова, прежде
чем ответить, тем более, когда знал, что вступает на зыбкую почву
абстрактных рассуждений. Он нервно затеребил рясу и скользнул взглядом по
убранству часовни, выдержанному в стиле неоготики. Они находились на
помосте и смотрели вниз, на скамьи. Богослужения не было, но несколько
верующих стояли на коленях, повернувшись в сторону кобальтового реактора,
излучавшего Голубой Свет. Они были членами третьей по величине общины в
Нью-Йорке. Мандштейн вступил в нее полгода назад, в день своего
двадцатидвухлетия. Тогда он считал, что им движет только религиозное
чувство. Теперь он уже не был уверен в этом.
Он схватился за перила помоста и вымолвил:
- Я хотел бы помогать людям, брат. Хотел бы помочь им найти путь
истинный. Чтобы все люди поняли, что созданы для великих целей, как
говорит Форст.
- Прошу без цитат, Мандштейн!
- Я только пытаюсь вам показать...
- Ясно. Мне кажется, вы не понимаете одной вещи: возвышение должно
происходить одновременно и внешне, и внутренне. И вы не можете
перепрыгнуть через своих начальников, даже если бы вам очень хотелось
этого... Зайдите на минутку в мое бюро.
- Конечно, брат Лангхольт! Раз вы этого хотите...
Мандштейн последовал за старостой в пристройку. Весь комплекс зданий
был возведен несколько лет назад и совсем не напоминал те жалкие
помещения, в которых форстеры ютились четверть века назад.
Бюро Лангхольта отчасти напоминало келью, но в то же время было
видно, что на отделку не поскупились. Литой бетонный потолок имитировал
готические своды, почти всю стену занимали полки с книгами. На письменном
столе, на толстой плите эбенового дерева, тлел маленький Голубой Свет -
символ Братства.
На плите Мандштейн увидел и кое-что другое - письмо, отправленное им
начальнику округа Кирби, с просьбой о переводе в генетический центр
Братства, в Санта-Фе.
Мандштейн покраснел. Он легко заливался краской. Этот невысокий,
немного тучный человек с черными волосами и толстыми розовыми щеками в
обществе сухопарого и аскетичного Лангхольта чувствовал себя до нелепости
незрелым.
- Как видите, мы получили ваше письмо, адресованное Кирби.
- Но... Но ведь это письмо было совершенно личного плана. Я...
- В этой общине нет ничего личного. В том числе и писем. Кирби сам
передал его мне. Взгляните: он кое-что на нем написал.
Мандштейн взял письмо и в правом верхнем углу прочел: "Кажется, он
чересчур спешит. Дайте ему пару уроков. Р.К."
Аколит положил письмо на место, ожидая вспышки гнева. К его
удивлению, Лангхольт только улыбнулся.
- Почему вы захотели уехать в Санта-Фе, Мандштейн?
- Чтобы принять участие в исследованиях... в селекционной программе.
- Вы ведь не эспер.
- Может быть, у меня найдутся гены, которые окажутся пригодными, сэр.
Поверьте, действовал я отнюдь не из тщеславия. Я хотел внести свою лепту в
общее дело.
- Вы внесете лепту, Мандштейн, если будете добросовестно выполнять
свою работу. Если вы понадобитесь в Санта-Фе, вас туда вызовут в нужное
время. Неужели вы думаете, что нет более опытных людей, которые с радостью
поедут туда? Как насчет меня? Или брата Аштона? Или Кирби? Вы пришли к
нам, так сказать, с улицы и по прошествии полугода уже хотите получить
плацкарту в Утопию. Мне очень жаль, но все это не так просто.
- Что мне теперь делать, сэр?
- Очиститесь! Избавьтесь от амбиций и гордости! Молитесь! Выполняйте
свой каждодневный долг. И не помышляйте о быстрой карьере. Кто хочет
получить все, что ему хочется, тот неизбежно сходит с пути истинного.
- Может, мне податься в миссионеры? - спросил Мандштейн. - Я бы мог
примкнуть к группе, которая отправляется на Венеру...
Лангхольт вздохнул.
- Опять вы за свое, Мандштейн! Подавите эмоции! Если вы мечтаете о
жизни авантюриста, вам здесь не место.
- Я думал, что тем самым искуплю свои грехи.
- Ну, конечно же! Вас что, прельщает нимб мученика? Или вы думаете,
что если миссионеры доберутся до Венеры и с них там не сдерут кожу, то по
возвращении они сразу же за великие заслуги попадут в Санта-Фе, как души
героев - в Валгаллу? Какие-то сумасбродные у вас мечты. Примиритесь со
своей судьбой - иначе вас придется причислить к еретикам.
- С еретиками я вообще ничего не имел общего, сэр...
- То, что я сказал, не оскорбление, Мандштейн. Это просто констатация
истины, - изрек Лангхольт. - Я боюсь за вас. Видите ли... - Он сунул
письмо в мусоросжигатель, где оно тотчас же превратилось в пепел. - Я хочу
забыть этот неприятный инцидент. Но вы не должны его забывать. Шагайте
себе по миру, но только поскромнее. Умейте признавать свои ошибки и
молитесь о своем усовершенствовании. А теперь вы можете идти.
Мандштейн пробормотал слова благодарности и вышел. Колени все еще
слегка дрожали. Он легко отделался, а ведь могло дойти до собрания общины.
А потом перевели бы в какое-нибудь малоприятное место. А может быть,
вообще исключили из братства.
Да, он допустил грубую ошибку, пытаясь перепрыгнуть через инстанции.
Теперь Мандштейн это хорошо понимал. Но другого пути нет. С каждым днем он
стареет и приближается к смерти, в то время как Избранные в Санта-Фе будут
жить вечно. Мысль об этом показалась ему невыносимой, и, поняв, что путь к
бессмертию для него закрыт, Мандштейн пал духом...
Он прошел вниз, в зал для богослужений, сел в один из последних рядов
и уставился на реактор.
- Я хочу исчезнуть в Голубом Огне, - бормотал он слова молитвы, -
чтобы он меня очистил и возвысил мою душу!
Иногда, стоя вот так перед алтарем, он чувствовал нечто вроде
душевного подъема. Казалось, его осеняет нечто, обычно недоступное
пониманию. Однако это чувство овладевало им довольно редко. Приходилось
сознаться, что в душе он малорелигиозен. В минуты критического
самосозерцания Мандштейн понимал, что религиозный экстаз не для него.
Более того, на весь культ форстеров он смотрел как на действо в театре, за
кулисами которого разыгрывалось нечто воистину великое. Однако и в успех
сложной программы генетических исследований он до конца не верил. И в то
время как другие искали в молитвах душевное умиротворение, он ломал голову
над тем, смогут ли лаборатории в Санта-Фе добиться серьезных результатов.
Веки Мандштейна сомкнулись. Голова опустилась на грудь. И перед
глазами замелькали электроны, мчащиеся по своим орбитам. Он безмолвно
повторял электронную литургию.
И не успев закончить литургию, он почувствовал себя совершенно
больным. Еще шестьдесят лет - и с ним будет покончено, в то время как в
Санта-Фе...
Мандштейн поднял глаза на алтарь. Голубой Огонь продолжал монотонно
мерцать, словно посмеиваясь над ним, Мандштейном. Тогда, не выдержав, он
сорвался со своего места и выбежал на улицу.
2
В своей рясе цвета индиго и капюшоне, Мандштейн обращал на себя
внимание прохожих. Некоторые смотрели на него, как на сверхъестественное
существо. И хотя многие из них были не последними людьми в обществе, они
придерживались мнения, что Братство, подобно религиозным орденам прошлого,
причастно к запредельному.
Мандштейн ступил на транспортную ленту. Мимо него проплывали дома.
Нью-Йорк, словно гигантская, разросшаяся опухоль, расползался в сторону
Гудзона. Он давно превратился в хаотический конгломерат, поглотив
близлежащие города и став неуправляемым.
Воздух был чист, пахло снегом, но Мандштейн торопился домой. От храма
до скромных меблированных комнат, где он поселился, надо было пройти пять
кварталов. Он жил один. Аколитам требовалось специальное разрешение на
женитьбу. Случайные связи вообще запрещались. До сих пор Мандштейн не
очень-то страдал от этого, надеясь, что перевод в Санта-Фе разрешит все
вопросы. Говорили, что в Санта-Фе много молодых и податливых аколиток.
Но теперь об этом и думать нечего. Санта-Фе надо забыть. Письмо к
Кирби, написанное под влиянием внезапного порыва, перечеркнуло все его
надежды. Теперь он обречен топтаться на одной из низших ступеней
иерархической лестницы форстеров. Спустя какое-то время его примут в
Братство, он наденет другую рясу, может быть, отпустит бороду, будет
участвовать в богослужениях, заботиться о пастве - вот и все!
Разумеется, Братство растет как на дрожжах, и это сулит неплохие
перспективы.
За время жизни одного поколения движение вобрало в себя десятки
миллионов верующих. Форстерам было что предложить людям в замен обещаний
старых религий. Они манили уверениями, что где-то в недрах Братства идет
поиск тайны бессмертия. На нее-то и тратятся все доходы церкви. Это был
ход конем, и он себя оправдал. Конечно, подражатели, более мелкие секты,
тоже добивались некоторых успехов. Были даже отколовшиеся от форстеров
еретики, приверженцы "трансцендентной гармонии", которых называли
лазаристами - по имени главы движения, Лазаруса. Но Мандштейн остался
верен форстерам, главным образом потому, что был воспитан в духе истинной
веры и Голубого Огня. Как бы то ни было, он прочно сел в лужу. Выше
старосты ему не подняться...
- Простите!
Кто-то вскочил на транспортную ленту и так толкнул его, что он чуть
не упал. Чудом восстановив равновесие, аколит увидел широкоплечего мужчину
в синем костюме, который поспешно удалялся. "Толкотня, суета, - подумал
Мандштейн. - Лента достаточно широка, чтобы встать на нее троим. А этот
болван даже не видит, куда прет!" Он поправил рясу. И в этот момент чей-то
мягкий голос сказал:
- Не ходите домой, Мандштейн. Просто идите дальше. На аэродроме
Тарритаун вас ждут.
Мандштейн оглянулся. Вокруг никого не было.
- Кто это? - хрипло спросил он.
- Пожалуйста, не волнуйтесь. С вами ничего не случится. Работайте с
нами. От этого вы только выиграете.
Он снова огляделся. Ближе всех, метрах в тридцати, на транспортной
ленте стояла женщина. Кто же это говорил? Вначале он подумал, что к нему
прорвались латентные волны, но затем решил, что это все-таки голос, а не
импульсы мыслей.
Наконец Мандштейн понял, что мужчина специально толкнул его и в
момент толчка прикрепил миниатюрный передатчик, металлическую бляшку
величиной с мелкую монетку. Он даже не стал искать ее.
Мандштейн спросил:
- Кто вы?
- Это не имеет значения. Идите прямо к аэродрому. Там вас ждут.
- Я же в рясе.
- Это мы также учли.
Мандштейн нервно провел рукой по волосам. Без разрешения начальников
он не мог далеко отлучаться от центра общины, но получать разрешение не
было времени. Кроме того, неприятный разговор со старостой отбил охоту
просить. Что ж придется рискнуть, какой бы загадочной ни казалась эта
история.
Транспортная лента продолжала везти его дальше. Вскоре он приблизился
к административному зданию аэропорта. Мандштейн сошел с ленты и вступил
под желтовато-зеленый купол из пластика. Здесь царила обычная суматоха,
хотя народу было не особенно много.
К нему подошли несколько человек. В тот же момент послышался голос из
передатчика:
- Не пяльтесь так! Следуйте за ними, и по возможности - незаметнее!
Мандштейн повиновался и пошел за двумя мужчинами и женщиной. Они не
спеша миновали газетный киоск, автомат для чистки обуви и автоматические
камеры хранения. Один из мужчин, маленький и коренастый, с квадратной
головой и густыми светлыми волосами, внезапно остановился и открыл камеру
хранения. Не торопясь, он вынул оттуда пакет и сунул его под мышку. Потом
повернул в сторону мужского туалета. Голос сказал:
- Подождите тридцать секунд, Мандштейн, а потом следуйте за ним.
Мандштейн остановился. Он был не рад приключению, но чувствовал, что
сопротивление бесполезно и, видимо, чревато неприятностями. Спустя
тридцать секунд он послушно направился к туалету.
- Третья кабина! - раздался голос.
Блондина не было видно. Мандштейн вошел в кабину. На грязном пластике
стульчака лежал пакет, вынутый из камеры хранения. Повинуясь указаниям, он
раскрыл пакет и увидел там зеленую форму Лазаристов.
- Форма еретиков! Черт возьми, зачем она!
- Наденьте ее!
- Не могу! Если меня увидят в...
- Не увидят. Переодевайтесь! А рясу мы сохраним до вашего
возвращения.
Чувствуя себя марионеткой, аколит снял рясу, повесил ее на крючок и
облачился в новую. Она пришлась ему более или менее в пору. В капюшоне
что-то было. Пошарив в нем, Мандштейн обнаружил термопластическую маску и
невольно ощутил благодарность: маска изменит лицо до такой степени, что
его никто не узнает. Раскрыв маску, он прижал ее к лицу, и она тут же
прилипла к коже. Затем он тщательно упаковал свою рясу.
- Оставьте рясу на стульчаке, - приказал тот же голос.
- Может, не надо? А вдруг она потеряется?
- Не потеряется, Мандштейн! И поспешите, машина улетает через
несколько минут!
Горестно вздохнув, Мандштейн вышел из кабины. Посмотрел в зеркало на
стене. Его от природы полное лицо стало неприлично жирным - толстые,
обрюзгшие щеки, влажные толстые губы, небритый тройной подбородок. Синие
круги под глазами говорили о том, что он с неделю вел разгульную жизнь. Во
всяком случае он выглядел на десяток лет старше, а новая ряса усиливала
это впечатление.
Когда он вышел в холл, навстречу ему направилась женщина. У нее было
скуластое лицо и веки из тонких чешуек платины - мода прошлого века, уже
устаревшая. Сейчас никто не делал себе таких операций. И только старым
матронам, которые еще в юности поддались искушению, не оставалось ничего
другого, как донашивать вышедшие из моды лица. Женщине, стоявшей перед
ним, было лет сорок пять - сорок шесть, хотя фигура у нее была почти
девичья.
- Вечная гармония, брат, - сказала она хриплым альтом.
Мандштейн порылся в памяти в поисках подобающего случаю обращения и,
не найдя, сымпровизировал:
- Да улыбнется вам Единство!
- Спасибо. Ваши документы и билет во внутреннем кармане рясы, брат.
Пожалуйста, пройдемте со мной!
Мандштейн понял, что она его сопровождает. Вместе со своей рясой он
снял и передатчик. Он, правда, надеялся, что скоро наденет ее снова.
Транспортная лента подвезла их к турникетам. Мандштейн гадал, куда он
летит и с какой целью. Только на борту самолета он осмелился спросить:
- Куда мы летим?
И тут же получил неожиданный ответ:
- В Рим.
3
Мандштейн открыл глаза и увидел древние монументы: Форум, Колизей,
Капитолий... Мелькнул броский памятник Виктору-Эммануилу. Их маршрут
проходил по самому центру старого города. Когда они проезжали виа
Национале, он увидел Голубой Огонь на храме форстеров, и это зрелище
показалось ему неуместным здесь, в колыбели старых религий. Интересно,
какую роль играют лазаристы в Европе?
Машина мчалась по пригороду Рима в северном направлении.
- А вот виа Фламиниа, - сказала его провожатая. - Улица выглядит так
же, как и две тысячи лет тому назад.
Мандштейн устало кивнул. Он был голоден, потому что вот уже несколько
часов ничего не ел, если не считать того, что перехватил на борту
самолета. Хотелось спать.
Наконец машина остановилась перед убогим кирпичным строением
километрах в двадцати от города. Было прохладно и туманно. Мандштейн,
вылезая из машины, зябко передернул плечами. Женщина с искусственными
веками провела его по скрипучей деревянной лестнице в жарко натопленное и
ярко освещенное помещение, где его ожидали три человека в зеленых рясах
лазаристов.
"Вот и подтверждение, - подумал Мандштейн. - Я попал к еретикам".
Мужчины не назвали своих имен. Один из них был высокий и толстый с
расплывчатыми чертами лица и толстым носом. Другой - такой же высокий, но
худой, с проницательными глазами на мрачном лице. У последнего была
неприметная внешность, обращали на себя внимание только бледность лица и
пустой взгляд. Толстяк, самый старший и, видимо, главный из трех, не тратя
времени на приветствие, сказал:
- Итак, вас взяли.
- Откуда?
- Мы за вами наблюдали, Мандштейн, и надеемся, что вы нам поможете.
Мы знаем, что вам у форстеров нелегко, а нам необходим свой человек в
Санта-Фе.
- Вы - лазаристы?
- Да. Как насчет стаканчика вина, Мандштейн?
Тот пожал плечами. Женщина вышла из помещения и вскоре вернулась с
бутылкой фраскатти и несколькими стаканами. Она разлила вино, и мужчины
вместе с Мандштейном выпили.
- Что вы от меня хотите? - спросил он.
- Чтобы вы с нами сотрудничали, - ответил толстяк. - Сейчас идет
война, и мы хотели бы привлечь вас на нашу сторону.
- Я не слышал ни о какой войне.
- Это война между Тьмой и Светом, - сказал тонкий. - А мы - воины
Света. И не смотрите на нас как на фанатиков, Мандштейн. Мы вполне
нормальные люди.
- Может быть, вы знаете, - включился третий лазарист, - что наша
религия выросла из вашей. Мы уважаем учение Форста и придерживаемся
большинства его заповедей. Да, мы считаем себя интерпретаторами его учения
и полагаем, что стоим к нему ближе, чем современная иерархия братства. Мы,
так сказать, очистители этой религии. Ведь каждая религия нуждается в
чистке и реформации.
Мандштейн пригубил вино. "Что-то здесь не так, - подумал он. - Обычно
проходит не одна сотня лет, прежде чем религия костенеет и возникает нужда
в реформаторах. А братству всего тридцать лет".
Толстяк как будто угадал его мысли:
- Не забывайте, что темп жизни все ускорятся. Христианам понадобилось
триста лет - от Августина до Константина, - чтобы добиться политического
контроля над Римской империей. Форстеры не нуждаются в таком количестве
времени. Вы ведь знаете, что в Северной Америке и во многих других частях
Земли члены братства занимают ключевые позиции в управлении и
законодательстве. А в некоторых странах они организовали свои партии. Ну а
об экономической мощи, как и финансовой, и говорить нечего.
- А вы хотите возвратиться к добрым старым традициям семидесятых
годов? - спросил Мандштейн. - К этим жалким хижинам, преследованиям и ко
всему прочему?
- Нет. У нас просто создалось впечатление, что Братство сбилось с
курса и погрязло в мелочах. Вы знаете, что такое власть? Власть ради
власти вышла на первый план. И это вместо того, чтобы употребить власть
ради высоких целей.
- Руководящие лица из числа форстеров пытаются занять более высокие
посты и агитируют за изменение системы налогов, - подхватил тонкий. - Эта
постоянная борьба за влияние в государстве и обществе становится для них
самоцелью, искажает перспективы, поглощает время и силы. Между тем,
Братство терпит поражение на Марсе и Венере. И где, вообще, те гигантские
результаты, которые сулила программа форстеров? Где те огромные
достижения, о которых нам твердят уже тридцать лет?
- Сменилось только одно поколение, - ответил Мандштейн. - Нужно
потерпеть немного. - Он усмехнулся в душе: забавно, что именно он,
Мандштейн, призывает других к терпению. - Мне кажется, что Братство на
верном пути.
- А нам этого не кажется, - процедил бледный. - Когда нам не удалось
провести необходимые реформы изнутри, мы вынуждены были выйти из Братства
и начать свою собственную кампанию. Конечные цели у нас те же самые:
личное бессмертие за счет физической регенерации, культивирование
внечувственных способностей для развития новых видов коммуникаций и
транспорта. Вот чего мы хотим! А участвовать в обсуждении новых налогов...
это, по меньшей мере, пустая трата времени и, конечно же, не наше дело.
Мандштейн возразил:
- Сначала надо получить контроль над правительствами, а потом уже
думать о конечных целях.
- Совсем не обязательно! - выкрикнул толстяк. - На это уйдет еще лет
пять-десять, за которые Братство совсем деградирует. Вы не должны
забывать, что форстеров всего несколько миллионов, не так уж это много по
сравнению со всем населением Земли. Нет, молодой друг, это неправильный
путь. Нужно приступить к решению главных задач. И мы уверены, что нас ждет
успех. Тем или иным способом мы достигнем своих целей.
Женщина наполнила стакан Мандштейна. Он попытался отказаться, но она
была так настойчива, что ему пришлось подчиниться.
- Я полагаю, что вы привезли меня в Рим не только для того, чтобы
высказать свое мнение о Братстве. Зачем я вам нужен?
- Предположим, что мы смогли бы добиться вашего перевода в Санта-Фе,
- сказал толстяк.
Мандштейн чуть не поперхнулся:
- Вы могли бы это сделать?
- Предположим, что могли бы. Готовы ли в этом случае собрать для нас
кое-какие данные о работе лабораторий?
- То есть шпионить?
- Называйте как хотите.
- Это очень плохо звучит, - сказал Мандштейн.
- Вам за это заплатят.
- Такие вещи должно быть очень хорошо оплачиваются?
Еретик доверительно наклонился к Мандштейну:
- Мы дали бы вам в нашей организации пост десятого ранга. В Братстве
вы получите его только лет через пятнадцать-двадцать. Хотя наше движение
много меньше, в его иерархии вы можете подняться гораздо быстрее. Такой
честолюбивый человек как вы, к пятидесяти годам вообще может занять на
одну из самых высоких должностей.
- И вы считаете, что имеет смысл занимать крупный пост в мелком
движении? - съязвил Мандштейн.
- Ну что вы, наша организация не останется такой мелкой. И не только
благодаря той информации, которую вы приобретете для нас. Она, правда,
ускорит рост и влияние. Мы уверены, что многие люди покинут Братство и
перейдут к нам, как только поймут, что у нас им будет лучше. И вы будете
занимать важный пост, как один из тех, кто присоединился к движению одним
из первых.
Что ж, им нельзя было отказать в логике. Братство представляло собой
уже довольно крупный аппарат - богатый и могущественный, но обремененный
бюрократией. На быстрое продвижение по служебной лестнице рассчитывать не
приходилось. Вот если он примкнет к маленькой, но растущей группе,
амбиции, которой соответствуют его собственным...
- Не пойдет, - сказал он печально.
- Почему?
- Предположим, вы действительно устроите меня в Санта-Фе. Но эсперы
просветят меня еще до того, как я распакую свои чемоданы. Сразу же увидят,
что я шпион, и вышлют. Меня выдаст воспоминание об этом нашем разговоре.
Толстяк усмехнулся:
- Почему вы решили, что будете помнить об этом разговоре? У нас тоже
есть свои эсперы, аколит Мандштейн!
4
Помещение, в котором находился Мандштейн, напоминало полый куб. Кроме
самого Мандштейна там никого и ничего не было - даже окон и мебели. Не
было даже паутины. С хмурым видом, переминаясь с ноги на ногу, он смотрел
на потолок и пытался найти источник искусственного освещения. Сейчас он
даже не знал, в каком городе находится. Его разбудили на восходе солнца,
привезли на аэродром, сунули в самолет. Сейчас он мог быть и в Джакарте, и
в Бенаресе, и даже в Лос-Анджелесе.
Неизвестность отозвалась в нем неприятным чувством. Лазаристы
уверяли, что нет никакого риска, но не убедили Мандштейна. Братство не
достигло бы такой силы, такого могущества, если бы не располагало
средствами самообороны. Несмотря на все уверения, его легко могли
разоблачить еще до того, как он попадет в секретные лаборатории, и тогда
ему несдобровать. С предателями Братство расправлялось довольно жестоко.
За фасадом мягкости и добросердечия скрывалась жестокость, и в этом
смысле, несмотря на прогресс цивилизации, а может, и благодаря ему,
Братство оставило позади инквизицию средневековья.
Мандштейну довелось как-то слышать историю руководителя филиппинской
общины, продавшего протоколы заседания врагам. Этого бедолагу привезли в
Санта-Фе и парализовали чувствительные болевые центры его мозга. Казалось
бы, чего лучше - никогда больше не испытывать боли! Однако теперь этот
несчастный не знал, когда холодно, а когда горячо. Ушибы, порезы, ожоги,
внутренние болезни, до поры не обнаруживающие себя, будут изнурять тело,
которое захиреет и умрет. Он может лишиться пальца, оторвать себе клок
кожи... Да, такой человек может откусить себе язык и не заметить этого до
первого разговора.
Мандштейну стало страшно. В это время открылась дверь, и в комнату
вошел человек.
- Вы - эспер? - нервно спросил Мандштейн.
Вошедший - невзрачный, с тонкими губами и гладко зачесанными волосами
оливкового цвета, стройный до хрупкости мужчина - кивнул.
- Лягте, пожалуйста, на пол, - сказал он мягким, приятным голосом. -
И расслабьтесь. Я вижу, вы боитесь меня, а это мешает. Вы не должны
бояться.
- Почему не должен? Вы же собираетесь манипулировать моей душой.
- Не надо преувеличивать. Пожалуйста, расслабьтесь...
Лежа на покрытом резиной полу, Мандштейн пытался сбросить напряжение.
Эспер сел в угол, скрестив ноги в позе йога, и не глядел на Мандштейна,
который нервничал, не зная, что же сейчас произойдет.
Он уже не раз видел эсперов. С тех пор как сто лет назад удалось
исследовать своеобразный механизм сверхчувственного восприятия и его
начали культивировать путем естественного отбора, количество эсперов
заметно выросло. Правда, их способности часто были непредсказуемы, так как
эсперы не всегда могли их контролировать. Кроме того, эсперы отличались
неровным поведением, болезненной чувствительностью и даже склонностью к
психозам. Мандштейн не радовало общество психически нестабильного
субъекта.
А ну как этот эспер вместо воздействия на определенные нервные центры
возьмет и перевернет шиворот-навыворот всю структуру его памяти? Ведь
могло случиться, что...
- Теперь вы можете подняться, - сказал эспер не очень дружелюбно. -
Все сделано.
- Что сделано? - спросил Мандштейн.
Эспер коротко рассмеялся.
- Это вам не обязательно знать.
Невидимая дверь в стене открылась во второй раз, и эспер ушел.
Мандштейн встал и спросил себя: где он и что с ним случилось? Он встал на
транспортную ленту, потом его толкнул какой-то мужчина...
Худощавая женщина с выступающими скулами и веками из мерцающей фольги
пригласила:
- Пройдемте, пожалуйста!
- Куда и зачем я должен идти?
- Доверьтесь мне и пойдемте.
Мандштейн вздохнул и прошел по коридору в другое помещение. Посреди
комнаты находился металлический резервуар, формой и величиной напоминающий
гроб. Мандштейн, конечно же, очень хорошо знал, что это маленькая
регенерационная камера. Она применялась для полной физической и
психической разгрузки. Но служила и для менее гуманных целей: человек,
пробывший в регенерационной камере дольше положенного времени, становился
безвольным и податливым.
- Раздевайтесь и садитесь в ванну, - сказала женщина.
- А если я этого не сделаю?
- Вы это сделаете.
- Надолго?
- На два с половиной часа.
- Это слишком много, - сказал Мандштейн. - Я очень сожалею, но я не
чувствую себя настолько утомленным. Покажите мне, пожалуйста, выход на
улицу.
Женщина сделала легкое движение, и в то же мгновение в помещение
вкатился робот - огромный и страшный на вид. Мандштейн еще не разу в жизни
не вступал в схватку с роботом. Не захотел и сейчас.
А женщина вновь указала на регенерационную камеру.
"Какой-то страшный сон, - подумал Мандштейн. - Кошмарный, нереальный
сон".
Он начал раздеваться. Камера загудела, извещая о готовности.
Мандштейн сел в нее и, заткнув уши, наложил дыхательную маску. Потом
окунулся в теплую жидкость. Он ничего не видел и не слышал, с внешним
миром его связывал только шланг для дыхания.
Вскоре Мандштейн полностью расслабился. И комплекс амбициозности,
конфликтности, чувства вины, вожделений, неосуществленных желаний и идей
постепенно начал распадаться.
Он еле проснулся, когда его вытащили из камеры. Сам он едва мог
держаться на ногах, так что пришлось его поддерживать. Он получил одежду и
заметил, что это была одежда еретиков, но догадался не задавать вопросов.
Но сам себя спросил: как же могло случиться такое? Наконец на его
действительно безвольное лицо была натянута термопластическая маска. Судя
по всему, он должен был вновь путешествовать инкогнито.
В холле аэропорта Мандштейн с удивлением обнаружил, что все надписи
сделаны по-арабски. Где же он? В Каире? В Мекке? Или в Бейруте?
Для Мандштейна и женщины с искусственными веками был заказан
отдельный салон. Во время полета спутница несколько раз пыталась задавать
вопросы, но Мандштейн никак не реагировал на них, лишь изредка пожимал
плечами.
Самолет совершил посадку на аэродроме Тарритаун. Наконец-то знакомая
территория! Электронные часы подсказывали Мандштейну, что сейчас среда, 13
марта 2095 года, 9 часов 05 минут. Он вспомнил, что спешил домой накануне,
во вторник. Интересно, что же он делал всю вторую половину дня во вторник
и ночь со вторника на среду? Пятнадцать-шестнадцать часов совершенно
выпали у него из памяти.
Когда они уже находились под куполом здания таможенного контроля,
женщина прошептала:
- Идите в туалет, третья кабина, и смените там вашу одежду.
Мандштейн послушно направился к туалету и в указанной кабине нашел
пакет, в котором оказалась его голубая ряса. Поспешно сняв зеленую одежду,
Мандштейн натянул голубую, потом вспомнив о маске, сорвал ее и выбросил в
унитаз. Сложил зеленую одежду, перевязал и, не зная, что с ней делать,
оставил в туалете.
Когда он вышел, прямо к нему направился мужчина среднего возраста. С
радостной улыбкой, протягивая руку, он воскликнул:
- Аколит Мандштейн!
- Да. - Мандштейн не имел понятия кто это, но руку пожал.
- Хорошо поспали?
- Я?.. Да, конечно... - удивленно произнес Мандштейн. - Очень
хорошо...
В следующий момент они обменялись взглядами, и Мандштейн, к своему
удивлению, не смог вспомнить, зачем он ходил в туалет и что там делал.
Забыл он и о том, что был в какой-то арабской стране и носил зеленую рясу
еретиков.
Он был уверен, что провел ночь в своей скромной комнате, хотя не
совсем ясно, что же ему нужно здесь, на аэродроме, и как он сюда попал.
Однако это было не так уж важно.
Почувствовав голод, он купил в буфете аэропорта обильный завтрак и
тут же, стоя, съел его. В десять Мандштейн был уже в общине, готовый
исполнять свой долг. Около одиннадцати мимо прошел брат Лангхольт и
сердечно поздоровался.
- Вас не очень взволновал наш вчерашний разговор, Мандштейн?
- Я... Я сделал из него выводы.
- Вот и хорошо! И не надо быть таким честолюбивым. Все придет в свое
время. А теперь прошу вас спуститься вниз и проверить гамма-излучение.
- Хорошо.
Мандштейн поспешил вниз по лестнице и подошел к алтарю сбоку. Голубой
Свет продолжал сиять - источник спокойствия и уверенности в мире
беспокойства и неуверенности. Аколит вынул гамма-счетчик из ниши, где он
хранился, и, просмотрев данные, записал их. Он вернулся к своим обычным
обязанностям.
5
Вызов в Санта-Фе пришел через три недели. Это поразило руководство
общины, как удар молнии. Наконец известие достигло и ушей Мандштейна. Его
принес один из коллег.
- Тебя просят зайти в кабинет Лангхольта. У него начальник округа
Кирби.
Мандштейн испугался:
- Зачем же я им нужен? Я же ни в чем не провинился...
- А разве я сказал, что у тебя будут неприятности? Какая-то важная
новость. Они там очень взволнованы. Кажется, пришел приказ из Санта-Фе.
"Странно", - подумал Мандштейн и поспешил в кабинет Лангхольта. Кирби
стоял у книжных полок. Он оказался настолько похожим на Лангхольта, что их
можно было принять за братьев. Оба - высокие, худые, с аскетическими
лицами, примерно одного возраста, серьезны. Чувство ответственности
выражали не только их лица, но и во вся фигура.
Мандштейн никогда не видел Кирби вблизи. Ходили слухи, что раньше
Кирби был служащим ООН, занимал высокий пост, но лет пятнадцать-двадцать
тому назад почему-то решил покинуть его и вступить в Братство. Здесь он
также дослужился до высокой должности: стал начальником одного из
пятнадцати округов, на которые была поделена страна, а значит, одной из
пятнадцати самых важных персон североамериканской организации. Его седые
волосы были коротко пострижены, а выражение серо-зеленых глаз было столь
странным, что Мандштейн с трудом выдерживал их взгляд. Когда Кирби вот так
посмотрел на Мандштейна, тот мысленно спросил себя: "И как я отважился
написать этому человеку письмо?"
Кирби едва заметно улыбнулся:
- Мандштейн?
- Да, сэр.
- Называйте меня братом, Мандштейн. Брат Лангхольт сообщил мне, что
очень вами доволен.
"Вот как", - удивился Мандштейн.
Лангхольт подтвердил:
- Я рассказал начальнику округа, что вы честолюбивы, прилежны и
активны. Указал и на то, что этими качествами вы обладаете как раз в
необходимой степени, может быть, даже в избытке. Но в Санта-Фе все придет
в норму.
Мандштейн не мог выговорить ни слова.
- Сэр... Э-э... Я думал, брат Лангхольт, что мне отказали в переводе
в Санта-Фе.
Кирби кивнул:
- Так оно и было. Но этот вопрос ставился на повестку дня еще раз и
был решен иначе. Там как раз нужны несколько аколитов, но не эсперов. Вот
мы и пересмотрели вопрос. Конечно, желающих было больше, чем необходимо,
так что можете считать, вам повезло. Надеюсь, вы не переменили своего
мнения и по-прежнему хотите, чтобы вас перевели в Санта-Фе?
- Конечно, сэр... брат Кирби!
- Вот и хорошо! У вас неделя на сборы. - Серо-зеленый взгляд Кирби
внезапно стал пронзительным. - Надеюсь, вы будете нам полезны и оправдаете
наше доверие, Мандштейн!
Мандштейн не мог понять, действительно ли его собираются перевести в
Санта-Фе или просто хотят избавиться от него. Но бывают же чудеса, и нужно
принимать их как реальность, не задавая лишних вопросов.
Когда прошла неделя, он последний раз поклонился Голубому Огню,
попрощался с Лангхольтом и коллегами и отправился в путь с маленьким
саквояжем.
Около полудня он был уже в Санта-Фе. Аэродром буквально кишел
бело-голубыми рясами. Еще никогда Мандштейн не видел их в таком количестве
в общественном месте. Он посмотрел сквозь стекло на ландшафт,
простирающийся за аэродромом. Небо здесь было необычайной синевы, а вокруг
- необъятная желто-бурая равнина (Мандштейн никогда не видел такой большой
равнины), лишь кое-где оживляемая желто-зелеными кустиками. Вдали, еле
видимые, возвышались горы из песчаника.
- Брат Мандштейн? - окликнул его какой-то толстый аколит.
- Да.
- Я - брат Каподимонте. Буду вас сопровождать. У вас есть багаж? Нет?
Хорошо! Пойдемте!
На залитой солнечными лучами площади их ожидала машина. Мандштейн
положил саквояж на заднее сиденье и забрался под купол машины-капсулы.
Каподимонте сел за руль и включил электромотор.
Машина загудела и быстро помчалась вперед.
Каподимонте на вид было лет сорок. "Немного староват для аколита", -
подумал Мандштейн.
- Вы здесь в первый раз? - спросил сопровождающий.
- Да, - ответил Мандштейн. - Чудесный пейзаж.
- Вы уже обратили на это внимание? Да, здесь чувствуешь себя
совершенно раскованным, свободным от всего мелочного. Так много места,
пространства. В каждой долине доисторические руины. Когда вы здесь
акклиматизируетесь, можете съездить в Фриольский каньон полюбоваться
пещерами. Вас интересуют такие вещи, Мандштейн?
- Я мало разбираюсь в этом, но с удовольствием посмотрю.
- А какая у вас специальность?
- Нуклеоника, - ответил Мандштейн. - Попросту говоря, я истопник.
- А я до вступления в Братство был антропологом. И теперь все
свободное время провожу в Пуэбло: иногда приятно возвратиться в прошлое,
особенно если, имеешь дело с будущим.
- Вы действительно делаете успехи?
Каподимонте кивнул.
- Говорят, довольно большие. Я, конечно, не принадлежу к Избранным,
посвященным в тайны, но, судя по всему, успехи есть и большие...
Взгляните: мы проезжаем Санта-Фе.
Мандштейн обернулся в ту сторону, куда указывал Каподимонте. Город
показался ему странно маленьким, как по площади, занимаемой им, так и по
размерам домов, в которых было не больше трех-четыре этажей.
- Я считал, что Санта-Фе много больше, - сказал Мандштейн.
- Это памятник культуры, и потому его сохраняют в том виде, в каком
он был сто лет тому назад. Здесь нет новостроек.
Мандштейн нахмурил брови.
- А как же лаборатории и другие необходимые помещения?
- Центр находится не в самом Санта-Фе. Просто Санта-Фе - в пятидесяти
милях от него. Ближайший к Центру город.
Дорога начала подниматься в гору, и растительность сразу изменилась.
Кустарники сменились высокими деревьями, преимущественно соснами. А
Мандштейн все еще никак не мог поверить, что скоро он будет в генетическом
Центре. "Это еще раз доказывает, - подумал он, - что если хочешь чего-то
достичь, необходимо действовать решительно". Вот он рискнул, и хотя его
поставили на место, сурово одернули, но все-таки послали в Санта-Фе.
Жить вечно! Предоставить свое тело экспериментаторам, которые
научились заменять клетку клеткой, регенерируя таким образом органы. Есть,
конечно, и риск, но где обойдешься без риска? В худшем случае он умрет, но
это же ожидает его и при существующем положении вещей. Зато тут у него
появляется шанс стать одним из Избранных!
Путь преградили железные ворота, на которых играли солнечные блики.
Каподимонте сбавил скорость и сказал:
- Приехали.
Ворота начали медленно открываться.
Мандштейн спросил:
- Меня, наверное, проверит какой-нибудь эспер, прежде чем мы въедем в
Центр?
Каподимонте рассмеялся.
- Не беспокойся, брат Мандштейн! В последние полчаса мы вас уже
проверили, и очень тщательно. Так что если бы имелись причины не пускать
вас, эти ворота не открылись бы. Можете успокоиться - проверку вы
выдержали.
6
Официально святую святых форстеров именовали Центром биологических
наук Ноэля Форста. На пятнадцати квадратных милях, окруженных электронным
забором, находились жилые корпуса, лаборатории, административных строения.
Центр был сердцем и мозгом движения форстеров, хотя религиозный дух
здесь мало ощущался. Сила Братства заключалась в том, что оно не только
оказывало духовную поддержку, но и использовало научный прогресс. Братство
не делало тайны из того, что его конечной целью является победа над
смертью. И речь велась не просто об искоренении болезней и продлении
жизни, а о полном триумфе жизни над смертью. Человечество, правда, сделало
определенные шаги в этом направлении и до прихода форстеров: в крупных
индустриальных центрах продолжительность жизни человека достигла девяноста
лет. И это было одной из причин перенаселения Земли.
Форстеры обещали на первых порах удлинить жизнь до ста двадцати лет,
причем в первую очередь тем, кто хотел этого, но не мог заплатить. Но
почему до ста двадцати, а не до двухсот или трехсот? Или вообще до тысячи?
"Подарите нам вечную жизнь!" - вопили массы и теснились перед храмами
форстеров. И каждый надеялся на то, что именно он попадет в число
Избранных.
Конечно, перспектива вечной жизни необычайно усложняла проблемы
перенаселенной планеты и и грозила катастрофическим старением
человечества. Братство хорошо понимало это и надеялось выйти из положения,
открыв для человечества Галактику.
Колонизация Солнечной системы началась еще за два поколения до
обнародования доктрины Форста. Уже были заселены Марс и Венера, правда
по-разному. Ни одна из этих планет не была пригодна для жизни, поэтому на
Марсе изменили условия жизни, сделав их приемлемыми для людей. При
колонизации Венеры поступили наоборот: людей преобразили так, что они
смогли жить в условиях, царивших на этой планете. Обе колонии сейчас
процветали. Но это, к сожалению, не решало проблему перенаселения: в
течение ста лет денно и нощно космические корабли должны были бы покидать
Землю, чтобы увезти на Венеру и Марс нужное количество людей, а это было
невозможно не только с технической, но и с экономической точки зрения.
Но если бы можно было выйти за пределы Солнечной системы, если бы не
нужно было изменять и приспосабливать для жизни планеты, если бы были
найдены новые транспортные средства...
- Слишком много "если", - сказал Мандштейн.
Каподимонте кивнул.
- Вы правы. Но тем не менее опускать руки мы не должны.
- Вы серьезно надеетесь, что с помощью телекинетической силы эсперов
вам удастся послать человека к звездам? - спросил Мандштейн. - Мне
кажется, это фантастические мечты...
Каподимонте перебил его с улыбкой на устах:
- Человечество всегда славилось тем, что претворяло фантастические
мечты в жизнь. Вспомните хотя бы о сказочных поисках архиепископа Иоганна,
о поисках Северного морского пути... Отбросьте скептицизм! Оглянитесь
вокруг! Присмотритесь, что происходит!
Прошла неделя с момента прибытия Мандштейна в Центр. Он еще не во
всем разобрался, но успел узнать многое. Он уже знал, например, что здесь
построен город для шести тысяч эсперов не старше сорока лет, и всех их
поощряют к деторождению, выплачивая премии и санкционируя свободный выбор
партнера. Матери, имеющие пять-шесть детей, пользовались специальным
покровительством. Таким образом пытались вырастить новый тип людей. Однако
этот путь не обещал быстрых результатов, поэтому одновременно
практиковалось искусственное изменение генов в семенных клетках и
яйцеклетках. Какого успеха добились уже на этом направлении исследований,
никто не знал. Результаты можно будет увидеть только через пять-шесть
поколений.
Будучи простым аколитом, Мандштейн, естественно, не участвовал в
исследованиях и не мог судить об их результатах. Приблизительно так же
обстояло дело с теми, кого он знал. Это были, главным образом, простые
техники. Но все они делали вид, что знают гораздо больше, чем на самом
деле, и часто пытались спекулировать на этом.
Мандштейна интересовала а основном не селекционная работа с эсперами,
а продление жизни. Форстеры искали средства, которые дали бы возможность
регенерировать клетки отмирающих тканей, с тем чтобы продление жизни
клеток достигалось изнутри, а не пересадкой тканей.
Мандштейн также вносил свою лепту в это дело. Как и все низшие
чиновники Центра, он должен был один раз в несколько дней отдавать
небольшой кусочек тканей для опытов. Процедуры были довольно неприятными и
болезненными, но он не мог уклоняться от них. Кроме того, он должен был
отдавать свою сперму. Не будучи эспером, он представлял собой подходящий
экземпляр для наблюдений.
Мандштейн делал все, что приказывали. Служил объектом для опытов,
поставлял ткани, кровь и сперму, а в остальное время трудился на ядерной
фабрике Центра.
Его жизнь разительно отличалась от той, которую он вел в пригороде
Нью-Йорка. Отсутствие прихожан позволяло забывать, что он духовное лицо.
Конечно, и тут регулярно совершались богослужения, но в них чувствовалось
нечто профессиональное, поверхностное и деловое.
И в этом прохладно-деловом климате нетерпение Мандштейна постепенно
начало ослабевать. Он больше не мог мечтать о Санта-Фе, ибо он уже был
здесь, в самой гуще событий, участвовал в экспериментах, хотя и несколько
иначе, чем представлял. Теперь он мог только ждать и надеяться, что со
временем получит более приличную работу.
У него появились и новые друзья, и новые интересы. Он побывал с
Каподимонте у руин Пуэбло, ходил с аколитом по имени Вебер охотиться на
кроликов. Он вступил в певческий союз и аккуратно, два раза в месяц, пел в
хоре. Короче говоря, он врастал в новый образ жизни.
Он, разумеется, не осознавал, что является шпионом еретиков. Все
события, связанные с этим, исчезли из его памяти. Однако в душе осталась
пустота, которая однажды сентябрьской ночью начала заполняться какой-то
странной потребностью.
Это была "ночь мезонов" - праздник, в календаре осеннего
равноденствия форстеров. Мандштейн стоял в зале для песнопений между
Каподимонте и Вебером. Он видел, как реактор на алтаре излучает Голубой
Свет, слышал голос священника:
- Земля вертится, люди приходят и уходят. И в жизни каждого
произойдет качественный скачок, если он избавится от сомнений и страхов и
обретет полную уверенность. Подобно вспышке света ты почувствуешь внутри
себя огонь и чувство единения с...
Мандштейн застыл. Это были слова Форста - слова, которые он слышал
столько раз, что они уже и не воспринимались. Но когда прозвучало:
"Чувство единения", он громко засопел и, скорчившись, схватился за край
пульта - острая боль пронзила его...
- Что случилось? - спросил Каподимонте. - Неважно себя чувствуете?
- Нет... Просто судорога.
Мандштейн попытался выпрямиться, и это ему удалось, но он тем не
менее понял, что с ним что-то не в порядке. Только не понимал что. В
каком-то отношении он не был сам себе хозяином.
Он плотно сжал зубы и закрыл глаза. На лбу выступил пот... Ничего не
помогало. Волей-неволей он должен будет следовать внутреннему приказу,
которому не в силах противиться.
7
Семь часов спустя, в самую темную пору Мандштейн понял, что время
пришло.
Он проснулся и натянул свою рясу. В доме было тихо. Он вышел из
спальни в коридор и спустился вниз по лестнице. Вскоре он уже находился на
площадке между жилыми домами.
Ночь была холодной. Здесь, в горных районах, жара не удерживалась
долго после захода солнца. Поеживаясь от холода, Мандштейн шел по
пустынным улицам. Постов не было: изолированной колонии некого опасаться.
Правда, где-нибудь мог бодрствовать эспер, пытающийся поймать чужие мысли.
Но от Мандштейна не исходило никаких подозрительных или враждебных
импульсов. Он сам не знал, куда и зачем он шел. Силы, гнавшие его вперед,
исходили из мозгового центра инстинктов и находились вне сферы телепатии.
Они управляли его моторными реакциями, а не мыслительными.
Он подошел к информационному центру - кирпичному дому без окон. Его
рука нажала на идентификационную шайбу, за несколько секунд поверхность
его ладони была сверена специальным устройством с кадровым листком, и
дверь открылась. Внезапно он понял, что ему здесь нужно: голографическая
камера.
Такие вещи обычно хранились на втором этаже, и Мандштейн отправился
наверх. Он вошел в кладовую, открыл стенной шкаф и вынул оттуда компактный
предмет длиной сантиметров тридцать. Сунув камеру в рукав, он не спеша
вышел из дома.
Автоматически перейдя еще одну площадь, он направился к зданию 21-а,
где находилась лаборатория, проводящая опыты по удлинению жизни и где
обычно брали его ткани для проб.
Миновав автоматические двери, он спустился по лестнице в подвальное
помещение и вошел в первую комнату слева. На одном из столов лаборатории,
стоящем у задней стены, находился ящичек с микрофотографиями. Мандштейн
включил автоматическое устройство, фотографии одна за другой потекли через
проектор, появляясь под объективом для просмотра.
Мандштейн привел камеру в действие и сделал голограмму с каждой
фотографии. Это было очень легко: луч лазера вспыхивал, отражался от
изображения и пересекал другой луч под углом сорок пять градусов. Без
специального устройства полученные таким образом голограммы расшифровать
невозможно. Только другой луч, направленный под таким же углом, мог
перевести голограммы в изображения. Изображения были объемными и очень
чувствительными к ошибкам. Но сейчас Мандштейн об этом не думал. Он даже
не знал, зачем все это делает.
Закончив манипуляции с микрофотографиями, он прошелся по лаборатории
и снял все, что могло пригодиться. Камера могла сделать несколько сотен
изображений, и Мандштейн работал до тех пор, пока не запечатлел
практически все... После этого он вышел из здания, вынул капсулу с
голографическими пластинами из камеры и сунул ее в нагрудный карман:
капсула была не больше спичечного коробка. После этого отнес камеру туда,
откуда он ее брал и вернулся к себе в спальню.
Не успела его голова коснуться подушки, как он забыл не только то,
что делал в лаборатории, но и то, что вообще выходил из спальни.
Утром Мандштейн предложил Каподимонте:
- Может, нам съездить к Фриольскому каньону?
Тот улыбнулся, польщенный:
- Я разбудил ваш интерес?
Мандштейн пожал плечами.
- В какой-то мере. К тому же у меня странное настроение. Вид руин
поможет рассеяться.
- Мы можем поехать в Пуйе. Там мы еще не были. Грандиозный вид и
совсем в другом роде...
- Нет, нет, именно к Фриольскому каньону, - сказал Мандштейн. -
Договорились?
Они получили разрешение на выезд из Центра - для техников низшего
ранга это было нетрудно - и ранним утром выехали на запад в сторону
индейских руин.
Машина мчалась по дороге, ведущей в Лос-Аламос, где в прошлую эпоху
находился секретный атомный центр. Однако не доехав до Лос-Аламоса, они
повернули налево и тряслись около тридцати миль по проселочной дороге.
В каньоне никогда не бывало много народу, но сейчас, когда летний
сезон уже кончился, здесь было вообще пустынно. Они не заметили ни одного
человека и прошли вниз по главной дороге мимо руин древних поселений,
построенных из вулканических пород. Извивающаяся тропа привела их ко входу
в пещеры. Подойдя к большой пещере, где раньше совершались церемонии
древних индейцев, Мандштейн сказал:
- Обождите секундочку, я только брошу взгляд внутрь.
Он поднялся по деревянной лестнице наверх и протиснулся сквозь узкое
отверстие. Стены пещеры почернели от копоти. Мандштейн увидел целый ряд
ниш, служивших особым ритуальным целям. Спокойно, почти механически, он
вынул из кармана капсулу с голограммами и положил ее в уголок самой
дальней ниши. Потом огляделся и начал спускаться обратно.
Каподимонте сидел на круглом камне из песчаника и смотрел на высокую
красноватую стену каньона.
Мандштейн сказал:
- Ну как, двинемся дальше?
- Куда? К руинам Фриольво?
- Нет. - Мандштейн показал на стену каньона. - В Япаши. Или к
каменным львам.
- Это около пятнадцати миль. Мы не вернемся и к ночи. К тому же мы
там были в середине июля. Но мы могли бы сходить к Церемониальные пещеры.
Это недалеко.
- Согласен, - сказал Мандштейн. Они быстро зашагали по дорожке.
Мандштейн был неплохим ходоком, а Каподимонте уже через полчаса начал
тяжело дышать. Однако Мандштейн продолжал сохранять прежний темп.
Каподимонте начал отставать. Наконец они добрались до пещер, побродили там
немного и повернули обратно. Когда они достигли исходной точки,
Каподимонте захотел немного отдохнуть и перекусить.
- Конечно, - сказал Мандштейн, - отдохните, а я тем временем схожу в
магазин сувениров.
Как только Каподимонте скрылся в закусочной, Мандштейн подошел к
магазину сувениров и исчез в телефонной будке. В памяти всплыла комбинация
цифр, гипнотически всаженная в его мозг. Сунув в щель монету, он набрал
номер.
- Вечная Гармония, - отозвался чей-то голос.
- Говорит Мандштейн. Дайте мне кого-нибудь из тринадцатого отдела.
- Минуточку.
Мандштейн ждал, ощущая какую-то пустоту в душе. Он действовал как
лунатик. Внезапно в трубке послышался астматический голос:
- Мандштейн? Очень хорошо! Сообщите нам подробности.
В нескольких словах Мандштейн объяснил, где он оставил капсулу. Его
поблагодарили, и он, повесив трубку, вышел из будки. Перед магазином он
встретил Каподимонте, который выглядел отдохнувшим и сытым.
- Ну как, нашли что-нибудь подходящее? - спросил Каподимонте.
- Нет. Или дешевка, или очень дорого. Поехали!
Каподимонте сел за руль. Мандштейн смотрел на проносящиеся мимо
пейзажи и размышлял. Зачем ему надо было приезжать сюда сегодня? Он никак
не мог этого понять. Он не помнил ничего, ни одной детали. Все связанное с
передачей информации вычеркнули из памяти.
8
За ним пришли спустя неделю в полночь. Без всякого предупреждения в
комнату вкатился робот и встал над кроватью. Робота сопровождал маленький
человек с острыми чертами лица. Мандштейн узнал брата Магнуса, члена
коллегии председателей, которая руководила Центром.
- Что случилось? Что... - пробормотал Мандштейн.
- Одевайтесь, вы - шпион!
- Я не шпион. Это какая-то ошибка, брат Магнус!
- Не оправдывайтесь, Мандштейн! И лучше помолчите. Встать! Быстро!
Ну, живее, живее! И не вздумайте сделать какую-нибудь глупость.
До смерти перепуганный Мандштейн не знал, что ему делать. Он понял
лишь одно: пускаться в дебаты с Магнусом не имело смысла, тем более что в
комнате был этот проклятый робот. Поэтому он выполз из кровати, натянул
рясу и последовал за Магнусом.
Минут десять спустя Мандштейн уже стоял в круглом помещении на пятом
этаже административного здания. Напротив монументами возвышались
руководители Центра. Такого количества высокопоставленных лиц он еще не
видел ни разу. Их было восемь. Вероятно, все - члены коллегии. В лицо ему
бил яркий свет.
- Девушка уже здесь, - сказал кто-то.
Ее ввели. Девушка была эспером. Лет шестнадцати, с одутловатым лицом
и толстыми ногами. Колючие глаза неприятно поблескивали. Мандштейн с
первого взгляда возненавидел ее и не смог подавить в себе этого чувства,
хотя и пытался: ведь она одним словом могла решить его судьбу!
Магнус сказал:
- Вот этот человек! Что вы можете прочесть в нем?
- Страх. Ненависть. Упрямство.
- А как обстоят дела с верностью?
- Лоялен он в первую очередь к самому себе. - Девушка-эспер развела
руками и бросила на Мандштейна ядовитый взгляд.
- Он обманывал нас? - поинтересовался Магнус.
- Нет. Ничего подобного я в нем не вижу.
Мандштейн промямлил:
- Может, вы объясните смысл этой комедии?..
- Молчать!.. - набросился на него Магнус.
Кто-то из членов коллегии заметил:
- У нас же имеются неопровержимые доказательства. Может быть, она
ошибается?
- Просветите его аккуратнее! - приказал Магнус. - Проверьте все его
воспоминания, день за днем. Не упускайте ни малейшей подробности. Вы уже
поняли, что нас интересует?
Мандштейн в растерянности взглянул на холодные лица присутствующих. А
девушка, казалось, наслаждалась его унижением. "Вонючая ищейка, - подумал
он. - Ну что же, ищи себе на здоровье!"
Девушка оскорбилась:
- Он думает, что эта работа доставляет мне удовольствие. Пусть
поплавает в клоаке, тогда узнает, что это за работа!
- Просветите его! - повторил Магнус. - Уже поздно, а у нас еще много
дел.
Она кивнула. Мандштейн ждал ощущений, которые показали бы, что
просвечивается память, но ничего не почувствовал.
Прошло несколько минут, и вдруг девушка победно вскинула голову:
- Наблюдается погашение памяти. Выпадает ночь с тринадцатого на
четырнадцатое марта!
- Вы можете преодолеть это препятствие? - спросил Магнус.
- Нет, для этого нужен эксперт. Кто-то целиком вычеркнул из его
памяти всю ночь. Он ничего не знает о том, что делал.
Члены коллегии обменялись взглядами. Мандштейна бросило в пот. Ряса
прилипла к телу.
- Вы можете идти, - сказал Магнус девушке.
После ее ухода атмосфера немного разрядилась, но Мандштейн продолжал
трястись от страха. Он понял, что его уже осудили и приговорили за
преступление, о котором он ничего не знал. И он вспомнил о всех случаях
расправы с неугодными: о человеке с парализованными нервными центрами, о
биологе, которого подвергли лоботомии, совершенно изменив его личность, о
несчастном члене коллегии, которого продержали в регенерационной камере
девяносто шесть часов, об эспере, которому трансплантировали в мозг
электроды и с помощью электрошока превратили в слабоумного...
- Да будет вам известно, Мандштейн, - сказал наконец Магнус, - что
кто-то проник в лабораторию продления жизни и сделал большое количество
голограмм. Весьма чистая работа, но у нас есть там сигнальная система, и
вы привели ее в действие...
- Клянусь вам, сэр, что я даже не помышлял переступить порог...
- Приберегите это для кого-нибудь другого. Во время работы вас
неоднократно сняли инфракрасной камерой. Поэтому сомневаться не
приходится. Вас послали сюда в качестве шпиона. А знали вы об этом или нет
- это уже другой вопрос.
Один из членов коллегии вмешался:
- Недавно прибыл Кирби. С минуты на минуту он будет здесь.
- Интересно, что он скажет по этому поводу, - процедил Магнус.
В этот момент вошел Кирби. Он сутулился и выглядел лет на десять
старше, чем в тот день, когда Мандштейн видел его у Лангхольта.
Магнус повернулся и раздраженно бросил:
- Вот ваш человек, Кирби! Что вы думаете о нем теперь?
- Он не мой человек! - ответил Кирби.
- Вы одобрили его перевод сюда, - сказал Магнус, - а он оказался
бомбой замедленного действия. Кому-то удалось ее сюда засунуть, и она
сработала. Этот человек заснял всю лабораторию и отдал материалы в чужие
руки. Мои братья и я намерены просветить также и вас.
- Может быть, материал еще у него? - спросил Кирби, пытаясь перевести
разговор в другое русло.
- На другой день после посещения лаборатории он вместе с другим
аколитом ездил к руинам индейской деревни. Наверняка оставил голограммы
где-нибудь там.
- Вы проследили их маршрут? - поинтересовался Кирби.
- Не будем удаляться от темы, - холодно парировал Магнус. - Сейчас
нас интересует, кто за всем этим скрывается. Этот человек был рекомендован
Центру, и сейчас нас интересует, где вы отыскали его и с какой целью
прислали к нам.
Кирби бросил хмурый взгляд на Мандштейна, а затем на Магнуса:
- Я не могу нести ответственность за этого человека и перевод его
сюда. В феврале он написал мне письмо, в котором просил освободить его от
обязанностей, исполняемых в общине, и перевести в Санта-Фе. Он обошел при
этом своего начальника, поэтому я вернул его письмо в общину,
порекомендовав приучить этого человека к дисциплине. А несколько недель
спустя я получил указание перевести его в Центр. Я был удивлен, но тем не
менее подчинился. Вот и все, что я знаю о Кристофере Мандштейне.
Магнус поднял указательный палец:
- Минутку, Кирби! Вы же начальник округа. Кто вам дает инструкции? И
как вы можете помимо своей воли осуществлять переводы?
- Инструкции исходили из более высокой инстанции.
- Трудно в это поверить, - съязвил Магнус.
Несмотря на всю тяжесть своего положения, Мандштейн с интересом
прислушивался к этой перепалке между высокопоставленными лицами. Он и сам
никак не мог понять, какими судьбами очутился в Санта-Фе. Теперь же
выяснилось, что и другие этого не знали.
Кирби стоял на своем:
- Инструкция исходила из источника, о котором мне не хотелось бы
говорить.
- Вы заставляете сомневаться в вашей искренности, начальник Кирби! -
воскликнул Магнус.
- А вы злоупотребляете моим терпением, Магнус, - отрезал Кирби.
- Мне просто очень хочется знать, кто заслал к нам этого шпиона.
Кирби тяжело вздохнул.
- Ну хорошо, - сказал он. - Я открою вам все: инструкция исходила от
самого Форста. Именно Ноэль Форст позвонил и сказал, что ему хочется
видеть Кристофера Мандштейна в Санта-Фе.
9
Допросы на этом не прекратились. Мандштейна просвечивали другие
эсперы, пытаясь проникнуть сквозь блокаду памяти. Но успеха не добились.
Пустили в ход медицинские препараты. Мандштейну ввели лошадиную дозу
сыворотки правды и допрашивали, допрашивали без перерыва. Его вынудили
раскрыть всю свою душу, обнажить все слабости и дурные наклонности. Но
ничего определенного не нашли. Четыре часа в регенерационной ванне тоже не
дали результата, если не считать того, что Мандштейна превратили в
полутруп, который уже нельзя было даже допрашивать.
И та, и другая сторона дошли чуть ли не до исступления. Мандштейн
готов был признаться даже в том, чего не совершал. И признался-таки, чтобы
обрести наконец покой. Но эсперы вновь просветили его и уличили во лжи и
трусости. Он понял, что каким-то образом попал в руки врагов Братства и
заключил с ними договор, который и выполнил, не подозревая об этом. Его
очень беспокоило то, что некоторая часть воспоминаний совершенно стерлась.
Понял Мандштейн и то, что песенка его спета. Они не оставят его в
Санта-Фе. Его мечте о бессмертии пришел конец. Они вышвырнут его. Он скоро
состарится и будет оплакивать свою судьбу. Хорошо еще, если они оставят
ему жизнь. А то ведь могут и убить или посадить в его плоть зерно
разрушения.
В тот декабрьский день падал легкий снежок. Кирби вошел в камеру,
чтобы сообщить заключенному о его участи.
- Вы можете идти, Мандштейн.
- Идти? Куда?
- Куда хотите. Ваше дело окончено. Вас признали виновным, но учли,
что вы действовали против своей воли и разума. Вы оказались жертвой
чьих-то козней. Из Братства вас изгоняют, но никаких других мер против вас
предпринимать не будут.
- Это означает полный выход из Братства?
- Не обязательно. Все зависит от вас. Если вы захотите присутствовать
на песнопениях в общинах, мы не откажем вам в утешениях веры. Но занимать
должность в Братстве вы теперь не можете. Я очень сожалею, Мандштейн, что
все так вышло.
Мандштейн тоже сожалел о случившемся, хотя и почувствовал большое
облегчение. Они не собираются его наказывать. Он ничего не потерял, кроме
перспективы вечной жизни, которая, по правде говоря, весьма туманна. Что
ж, с карьерой форстера покончено, но ведь есть другие секты, где можно
выдвинуться.
Его отвезли в город, дали немного денег и предоставили самому себе.
Мандштейн сейчас же отправился в ближайшую общину лазаристов, которая
находилась, как выяснилось, в ста милях от Санта-Фе, в Альбукерке.
- Мы вас ждали, - сказал ему один из лазаристов, облаченный в
ярко-зеленую рясу. - Я получил указание немедленно сообщить начальству,
если вы появитесь.
Мандштейн не особенно удивился, когда ему предложили лететь в Рим
ближайшим рейсом. Расходы на поездку лазаристы взяли на себя.
В Риме его встречала женщина с искусственными веками. Она не была
известна Мандштейну, но посмотрела на него с улыбкой, как на старого
знакомого. Сев в машину, они выехали за город и вскоре достигли виа
Фламиниа. Там, в одном из коттеджей, Мандштейн приветствовал крупный
коренастый лазарист с красным носом:
- Добро пожаловать! Вы меня помните?
- Да как вам сказать... Впрочем... конечно же... помню.
В этот момент к нему действительно начали возвращаться воспоминания.
Закружилась голова. В прошлый раз в этой комнате с ним беседовали трое
еретиков. Один из них угощал его вином и предложил пост в движении, а он,
в свою очередь, согласился на засылку в Санта-Фе. Рыцарь крестового
похода! Воин Света!
- Вы хорошо сделали свое дело, Мандштейн, - сказал еретик масляным
голосом. - Мы, правда, не думали, что вас так быстро разоблачат. Но кто
мог знать обо всех этих предосторожностях? Мы смогли вас обезопасить
только от эсперов, и довольно успешно, в чем вы убедились. Как бы то ни
было, ваша информация оказалась очень ценной для нас.
- А вы не забыли о своем обещании? Я получу пост десятой степени?
- Разумеется! Вы пройдете трехмесячные курсы, узнаете о целях и
задачах нашего движения. А после этого сразу приступите к своим
обязанностям в организации. Куда вы предпочитаете отправиться? На Марс или
на Венеру?
- На Марс или на Венеру? Я не совсем понимаю...
- Мы прикрепим вас к миссионерскому отделу. Следующим летом вы
покинете Землю, чтобы приступить к работе в колониях. Причем вы можете
выбрать любую колонию, какую пожелаете.
Мандштейн приуныл. Такого оборота он не ожидал. Продаться еретикам,
чтобы потом тебя вышвырнули в другой мир разыгрывать мученика...
- Это нечестный трюк, - возмутился он. - Вы не можете заставить меня
быть миссионером!
- Вам предложили пост десятой ступени, - спокойно ответил лазарист, -
а в каком отделе вы будете работать, решаем мы.
Мандштейн промолчал. У него разболелась голова. Он, конечно, мог
уйти, но тогда прощай последние надежды! Не лучше ли подчиниться,
смириться до поры? Чего не бывает на свете...
- Хорошо, - сказал он. - Я отправляюсь на Венеру.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. 2135 г. КУДА УХОДЯТ ИЗМЕНЕННЫЕ?
1
Юноша пританцовывал вокруг колонии ядовитых грибов высотой до колена,
разросшихся за часовней, и с непостижимой легкостью ускользал от
серо-зеленых убийц. Он перепрыгнул через пень глиняного дерева и
приблизился к густому кустарнику, не имеющему названия, который граничил с
задней стороной сада. Юноша ухмыльнулся ему, и тот расступился с такой же
готовностью, с какой Красное море пропустило Моисея.
- Вот и я! - объявил молодой человек Николасу Мартеллу.
- Не думал, что ты вернешься, - ответил миссионер форстеров.
Юноша, его имя было Элвит, состроил озорную гримасу.
- Брат Кристофер сказал, что я не должен возвращаться. Поэтому-то я и
здесь. Расскажите мне о Голубом Свете. Вы действительно можете получать
свет от атомов?
- Входи! - пригласил Мартелл.
Этот юноша был его первым завоеванием с тех пор, как он прибыл на
Венеру, хотя и это нельзя было назвать большим достижением. Но Мартелл
довольствовался и этим. Все-таки первый шаг. А надо было покорить планету.
Может быть, и Вселенную.
У входа в часовню Элвит вдруг в смущении остановился. "Ему, наверное,
не больше десяти, - подумал Мартелл. - Что его сюда привело? Злоба? Или он
шпионит в пользу еретиков? А, все равно!" Мартелл решил не бросать
начатого дела. Он активировал алтарь, и Голубой Огонь наполнил все
помещение, заиграв на стенах часовни. Элвит издал возглас удивления.
- Голубой Огонь - это символ, - сказал Мартелл. - Единое начало
объединяет всю Вселенную. Ты знаешь, что такое атомные частицы? Протоны,
электроны, нейтроны? Вещи, из которых все сделано?
- Я могу дотронуться до них, - сказал Элвит, - и разогнать во все
стороны.
- Ты мне покажешь, как ты это делаешь? - Мартелл вспомнил, как юноша
заставил расступиться колючий кустарник в саду: один взгляд, одно душевное
усилие - и кустарник отступил... Эти жители Венеры - телекинетики. Он в
этом убежден. - Как же ты их разгоняешь?
Но юноша ничего не ответил.
- Расскажите мне побольше о Голубом Огне, - попросил он.
- Ты прочитал книгу, которую я тебе дал? О Форсте? Там есть все, что
ты хочешь узнать.
- Брат Кристофер отнял ее у меня.
- Ты показывал ему книгу? - испуганно спросил Мартелл.
- Он хотел узнать, зачем я ходил к вам. И я сказал, что вы мне дали
книгу. Он попросил посмотреть, а сам оставил ее у себя. Вот я и пришел.
Расскажите мне, зачем вы здесь и чему учите?
Мартелл никогда не думал, что первым в его будущей пастве будет
ребенок. Мгновение он помедлил, а затем сказал осторожно:
- Наша религия очень похожа на ту, что проповедует брат Кристофер. Но
есть и различия. Его люди сочиняют много сказок. Это хорошие, интересные
сказки, но все же только сказки. Ты это понимаешь?
- Вы говорите о Лазарусе?
- Вот именно. Это мифы - не больше. А мы пытаемся обойтись без них.
Мы хотим войти в соприкосновение с основами Вселенной. Мы...
Элвит потерял интерес к разговору. Он начал теребить одежду, толкнул
ногой стул. Его привлекал только алтарь, больше ничего.
Мартелл предпринял новую попытку:
- Кобальт радиоактивен. Он источник бета-лучей - электронов. Они
проходят через водные резервуары и вырывают фотоны. Отсюда и свет.
- Я могу задержать свет, - сказал юноша. - Вы рассердитесь, если я
это сделаю?
Мартелл не знал, что ответить, и ошарашенно молчал. Но потом решил,
что в отношениях с аборигенами лучше проявлять снисходительность, к тому
же каждое наблюдение телекинетических способностей могло оказаться
полезным. Он доложит об этом начальству.
- Ну что ж, попробуй! - ответил он.
Элвит продолжал стоять без движения, но свет заметно ослабел.
Создавалось впечатление, будто кто-то прикрыл реактор защитным кожухом,
так что количество электронов, испускаемых им и достигающих воды, стало
намного меньше. Телекинез в субатомном мире! Мартелл был настолько же
восхищен, насколько и растерян, когда увидел как гаснет свет. В это время
свет засиял так же ярко, как и раньше. На голубовато-пурпурном лбу юноши
блестели капельки пота.
- Вот и все! - сказал он.
- Как ты это делаешь?
- Просто очень хочу, - ответил Элвит и, улыбаясь, спросил: - А вы так
не можете?
- Боюсь, что не могу, - ответил Мартелл. - Послушай, если я дам тебе
еще одну книгу, ты можешь обещать, что не покажешь ее брату Кристоферу? У
меня их мало, понимаешь? И я не могу позволить, чтобы их все забрали
лазаристы!
- В следующий раз, - сказал юноша. - Сегодня у меня нет желания
читать. Я приду еще. И вы мне все расскажете.
Он вышел из часовни на улицу и исчез среди кустов, не придавая
никакого значения тем опасностям, которые его могли там подстерегать.
Мартелл смотрел ему вслед и думал о том, действительно ли он завоевывает
сердце Элвита или тот просто смеется над ним, Мартеллом. Наверное, и то, и
другое.
Николас Мартелл прибыл на Венеру десять дней назад на корабле,
прилетевшем с Марса. Он был одним из тридцати пассажиров, но никто из
попутчиков не обращал на него внимания. Десять из них были марсианами,
которые, так же как и Мартелл, не пожелали дышать воздухом Марса. Их
планета теперь довольно точно походила на Землю, но воздух оставался
сильно разреженным. На Венере состав воздуха был ближе к земному.
Мартелл принадлежал к измененным: у него были жабры. Собственно, не
жабры, так как они не предназначались для дыхания под водой, а
своеобразные фильтры, просеивающие кислородные молекулы.
Мартелл хорошо приспособился к жизни на Венере. Он не нуждался в
гелии, так как его организм умел вытягивать жизненные силы из азота и
совершенно не реагировал на высокое содержание двуокиси углерода,
смертельное для землян. Хирурги из Санта-Фе колдовали над ним шесть
месяцев. К сожалению, работать над яйцеклетками было поздно - он слишком
стар для этого. Обычно же изменения затрагивали и половые органы людей,
посылаемых на Венеру. В его жилах текла уже не красная, а голубоватая
кровь. Тот же оттенок приобретала кожа. Короче, он был похож на коренного
жителя Венеры.
На борту корабля находились также девятнадцать уроженцев Венеры, но
они держались отчужденно, не признавая его своим, и старались избегать его
общества. Командир корабля, извинившись, поместил его в складском
помещении.
- Да вы же знаете этих надменных венериан, брат! Достаточно на них не
так взглянуть, и они уже обнажают свой меч. Оставайтесь здесь, так будет
надежней, - он рассмеялся. - А еще надежнее будет, если вы вообще не
сойдете на Венере.
Мартелл тогда только улыбнулся. Он был готов ко всему. За последние
сорок лет на Венере погибло только тридцать миссионеров, снискавших
мученический венец. Операции позволили Мартеллу лучше своих
предшественников приспособиться к жизни на Венере. Те мучились с
кислородными приборами и масками, и поэтому были недостаточно активны.
Форстеры так и не смогли укрепить свой престиж на Венере, хотя на Земле
пользовались большим уважением, причем довольно давно. Мартелл получил
трудное задание: он должен был открыть филиал Братства на Венере.
Новая родина приняла его холодно. Он даже потерял сознание, попав в
ее атмосферу. А когда пришел в себя, то увидел, что космический корабль
уже улетел. Мартелл обвел глазами незнакомый вид. Болотистую равнину,
покрывала причудливая растительность с голубоватой листвой. В сером небе
низко висели черные облака. Унылым пейзаж.
Из ангара выкатывались роботы. Выходили пассажиры. Таможенный
чиновник равнодушно посмотрел на Мартелла, взял его раскрытый паспорт и
недовольно спросил:
- Вы священник?
- Да.
- И вы уверены, что я разрешу вам въезд на планету?
- Да, - ответил Мартелл. - На основании соглашения N_2128
ограниченное число землян имеет право на въезд, в частности прибывающие с
научными или религиозными целями...
- Можете не продолжать. - Чиновник поставил штамп в паспорте и
выписал визу. - Николас Мартелл, - бормотал он, заполняя визу. - Вы здесь
и умрете. Почему бы вам не вернуться туда, откуда прибыли? Ведь там люди
живут вечно, не так ли?
- Люди там живут довольно долго, но здесь у меня работа.
- Вы просто глупец.
- Возможно, - спокойно ответил Мартелл. - Мне можно идти?
- Где вы остановитесь? У нас нет отелей.
- Обо мне позаботится марсианское посольство, пока я не устроюсь сам.
- Вы никогда не обретете здесь твердой почвы под ногами.
Мартелл ничего не ответил. Он знал, что каждый житель Венеры
чувствовал себя много выше землянина и возражения с его стороны воспринял
бы как оскорбление. А Мартелл был отнюдь не подготовлен к дуэли на мечах
или ножах, к тому же он был скромен от природы и предпочел проглотить
обиду. Чиновник отдал ему документы и сделал знак, что он может идти.
Мартелл взял свой единственный чемодан и вышел из здания. "Теперь найти бы
такси", - подумал он. До города было несколько миль, а он нуждался в
отдыхе и сне после утомительного путешествия в кладовой звездолета. Кроме
того, он хотел поговорить с Вайнером, послом Марса. Марсиане, правда, были
не в восторге от его миссии здесь, на Венере, но они во всяком случае
согласились частично облегчить его жизнь. А официальных представителей
Земли здесь не было. Связи между Землей и ее колониями давно прерваны.
Такси стояли на противоположной стороне большой пыльной площади.
Мартелл потащился туда со своим чемоданом. Почва скрипела под его ногами,
словно он шел по гальке. А открывавшийся вид навеивал уныние. Ни лучика
солнца.
Аэропорт выглядел заброшенным. Кроме роботов там, казалось, почти
никого не было. Лишь четыре венерианина контролировали работу аэропорта.
Были, правда, еще те девятнадцать аборигенов, с которыми он прибыл, да
десять марсиан, но больше никого. Венера мало заселена. На всей планете
жило около трех миллионов человек, из которых больше половины обосновались
в семи городах, далеко отсюда. Венериане, пионеры на дикой планете,
славились своим чванством. У них было достаточно пространства, чтобы дать
выход этому чувству. "Пожили бы они хоть недельку на кишащей людьми
Земле", - подумал Мартелл.
- Такси! - крикнул он.
Ни одна из машин не выехала навстречу ему. Интересно, роботы здесь
тоже высокомерны? Или все дело в его акценте? Он снова позвал такси, но с
тем же успехом.
Потом Мартелл понял, в чем дело. Прибывшие венериане уже вышли из
здания аэропорта и пересекали площадь. А они, конечно, имели преимущество
перед ним. Почти все они принадлежали к высшей касте. Даже их походка была
надменно-чванливой и в то же время беспечно-небрежной. Мартелл понял, что
они не помедлят с расправой, если он встанет им поперек дороги.
Его охватила злость. Чем они кичатся - голубокожие самураи, эти
новоявленные феодалы, эти самозваные аристократы? Уверенным в себе
цивилизованным людям не надо напускать неприступный вид и прибегать к
глупым, средневековым формам общения. В принципе, можно не бояться таких
нецивилизованных, внутренне неуверенных, малограмотных индивидуумов. И
все-таки страх не рассеивался. Ибо они подавляли какой-то несвойственной
землянам монументальностью.
Самих венериан разделяли не только классовые противоречия, но и
биологические различия. К высшей касте принадлежали основатели колонии. По
духу и телу они намного отличались от прибывших позже, а тем более от
землян. Несовершенство генетических методов приспособления превратило
первых колонистов почти в чудовищ: рост их достиг двух с половиной метров,
неприятно поражали голубая кожа, грубая и пористая, и жабры, свисающие с
обеих сторон горла. В дальнейшем удалось ограничиться минимальными
изменениями. Следующие поколения венериан унаследовали признаки, возникшие
в результате манипуляций с генами. Обе касты были чересчур чувствительны к
внешним проявлениям внимания и питали нескрываемое отвращение к землянам.
Мартелл наблюдал, как венериане приблизились к машинам, сели в них и
укатили. Не осталось ни одного такси. Он повернулся в сторону аэропорта и
увидел, что марсиане также уехали. Пришлось вернуться к паспортному
контролю.
Чиновник бросил на него хмурый взгляд.
Мартелл спросил:
- Скажите, где я могу достать такси? Мне необходимо добраться до
города.
- Сегодня такси больше не будет. Они вернутся только завтра.
- Нельзя ли позвонить в марсианское посольство? Они пришлют за мной
машину.
- Вы уверены, что они это сделают? Зачем им брать на себя такую
обузу?
- Может, вы и правы, - ответил Мартелл. - Пожалуй, я пойду пешком.
В следующую минуту ему пришлось спрятать улыбку: с таким удивлением и
растерянностью посмотрел на него чиновник. А Мартелл гордо вышел из здания
аэропорта.
2
Миссионер бодро шагал по дороге. Дикая природа по обеим сторонам
дороги - и никакого признака жилья. Деревья протягивали сучья с
голубоватой, темной листвой. Мартелл часто слышал какие-то шорохи и треск,
доносившиеся из чащи, но не видел никого и ничего. Он шел, шел, шел...
Сколько же миль до города? Восемь? Десять? Не зная этого, он готов был
идти целый день, если потребуется. Сил для этого у него хватило бы, хотя,
глядя на него, неказистого, невысокого, с узким длинным лицом и холодными
серыми глазами, никто бы этого не подумал.
Он очень хорошо знал, что ему нужно. Он должен построить часовню и
познакомить всех - а это было самое трудное - с тем, что может предложить
Братство. Пусть ему угрожают! Пусть! Может быть, его даже убьют, как это
уже случалось с миссионерами. Мартелл был готов встретить смерть и не
боялся ее. Слишком сильна его вера... Перед отъездом ему оказали честь
самые высокие чиновники Братства, придя попрощаться. Седовласый Рейнольд
Кирби собственной персоной пожал ему руку, а дальше его ждал еще больший
сюрприз: сам Ноэль Форст положил ему руки на плечи и тихо сказал:
- Мне уже больше ста лет, и я чувствую, что ваша миссия принесет
плоды, брат Мартелл.
Вспомнив об этом, Мартелл исполнился чувством гордости.
Он непроизвольно ускорил шаг, увидев несколько домов неподалеку от
дороги. По всей вероятности, это уже окраина города. Дома стояли
изолированно друг от друга, и каждый был обнесен высоким, не менее двух
метров, забором. Мартелла это не удивило - венериане недружелюбны. Они и
планету обнесли бы забором, если бы могли. Но скоро он достигнет города, а
потом...
Мартелл в удивлении остановился, увидев катящееся на него колесо.
Сначала он подумал, что колесо отлетело от какого-нибудь средства
передвижения, но затем понял, что это образчик местной фауны... Колесо
было еще далеко от него, но мчалось с бешеной скоростью - не менее ста
двадцати миль в час. Теперь Мартелл отчетливо увидел, хотя мог наблюдать
лишь несколько мгновений, два колеса из какой-то роговой субстанции в
оранжевых и желтых пятнах, соединенные шишкообразной внутренней
структурой. Колеса, острые, как нож, имели приблизительно три метра в
диаметре, а связующее их тело было гораздо меньше. Существо между колесами
постоянно меняло свое положение, видимо тем самым наращивая скорость.
Мартелл отскочил в сторону. Двойное колесо просвистело в полуметре от
него, и он с содроганием почувствовал приторно-сладкий запах. Помедли он
хоть немного, и колесо размолотило бы его на части.
Странное существо промчалось еще метров сто, а затем развернулось и
еще быстрее понеслось назад.
"Эта тварь гоняется за мной", - подумал Мартелл. Он был силен и
довольно ловок, владел новой техникой самозащиты, но как бороться с этой
бестией, не знал. И решил снова уклониться в надежде на то, что существо
не может сразу менять направление. Колесо стремительно накатывалось.
Мартелл выждал до последней минуты, а затем вновь отскочил в сторону.
Бестия тоже повернула за ним, но большая скорость помешала ей быстро
развернуться, и она проскочила мимо. Тяжело дыша, Мартелл наблюдал, как
чудовище разворачивается. Теперь он знал, что зверь в состоянии менять
курс. Еще одна-две попытки, и он будет разорван...
Охота возобновилась. Мартелл подождал, пока колесо не приблизится на
несколько метров, а потом быстро перепрыгнул дорогу. Благодаря меньшей,
чем на Земле, силе притяжения мышцы перебросили его на пять с половиной
метров. Он уже было подумал, что во время прыжка чудовище разрежет его.
Однако повезло и на этот раз: ожидая, что он опять отскочит назад, монстр
повернул в другую сторону, и пострадал лишь чемодан. Его перерезало, точно
лазерным лучом. Весь скарб вывалился на землю.
Колесо изготовилось к новой атаке. Что делать? Взобраться на дерево?
Самые низкие ветви ближайшего дерева находились в семи-восьми метрах от
почвы. Кроме того, путь преграждал густой и колючий кустарник. Нет, не
успеть. Оставалось прыгать взад и вперед по дороге в надежде перехитрить
проклятое чудовище. Но долго он не выдержит. Рано или поздно усталость
скажется, и тогда колесо разрежет его на части. "Да, глупо погибать так, -
подумал Мартелл, - не успев выполнить своей миссии".
Между тем двойное колесо снова приблизилось. Мартелл отпрыгнул и
услышал, как оно просвистело мимо. Интересно, свирепеет ли оно? Наверное,
нет. Просто охотится за пищей, как ему предопределено примитивной
природой. Мартелл начал задыхаться. Приближалась развязка.
Внезапно он почувствовал, что уже не один: со стороны домов к дороге
спускался юноша. Колесо тем временем развернулось и помчалось на Мартелла.
Юноша уже был в нескольких шагах от него. А потом - Мартелл даже не видел,
как это произошло, - колесо опрокинулось, перекрыв почти всю дорогу.
Незнакомец лет десяти-двенадцати, почти мальчик, самодовольно посмотрел на
Мартелла. Он принадлежал, почти наверняка, к низшей касте. Венерианин
высшей касты не стал бы его спасать. Зачем себя утруждать? Приглядевшись к
юноше, Мартелл понял, что тот и не думал о нем. Опрокинул колесо из
спортивного интереса.
Мартелл двинулся к нему со словами:
- Благодарю тебя, мой друг! Еще минут десять - и меня разрезало бы на
куски.
Юноша ничего не ответил. Тогда Мартелл подошел поближе, чтобы
рассмотреть перевернутого зверя. Нижнее колесо продолжало вертеться, но
зверь никак не мог подняться, хотя верхнее колесо и вращалось под углом до
сорока пяти градусов. Мартелл нагнулся, чтобы получше рассмотреть
внутреннюю часть и увидел темно-фиолетовую цисту величиной с кулак. Она
начала вздрагивать и открываться.
- Осторожнее! - крикнул юноша, но было уже поздно.
Два шнура вылетели из цисты. Один обвился вокруг ноги Мартелла,
другой - вокруг тела юноши. Мартелл почувствовал жгучую боль, как будто
эти щупальца были снабжены ядовитыми или разъедающими плоть колючками. В
кожисто-вязкой массе цисты появился рот, и Мартелл увидел ряды зубов,
которые вращались как колеса.
Но из этой ситуации он уже выйдет с честью. Он не мог противостоять
атаке колеса, так как при движении чудовище применяло только механическую
энергию. Мозг же его наверняка использовал электричество, а форстеры уже
научились влиять на живые тела, в основе мозговой деятельности которых
лежит электрическая энергия.
Не обращая внимания на боль, Мартелл схватил щупальце правой рукой и
нейтрализовал зверя. Мгновение спустя щупальце обмякло, и Мартелл отбросил
его. Освободился и юноша. Щупальца не возвратились обратно в цисту, а
остались валяться на дороге без движения. Костистые пластины верхнего
колеса перестали вертеться, зубы уже не вращались - чудовище испустило
дух.
Мартелл посмотрел на юношу с облегчением:
- Все! Готово! Ты спас меня, я спас тебя. Теперь мы квиты.
- Нет, вы все еще мой должник, - ответил тот. - Если бы я вас не
спас, вы не могли бы спасти меня. Да вам и не нужно было бы спасать меня,
поскольку я бы не вышел на улицу и поскольку...
Мартелл широко раскрыл глаза от удивления. Кто научил его логике? А
потом удовлетворенно улыбнулся:
- Ты говоришь как профессор теологии.
- Я ученик профессора Кристофера.
- А он...
- Вы скоро узнаете. Он хотел бы с вами познакомиться. Он и послал
меня вниз, чтобы я привел вас к нему.
- А где я его найду?
- Пойдемте со мной.
Мартелл прошел с юношей небольшое расстояние по дороге, затем они
поднялись на холм к одному из зданий. Мертвое колесо они оставили валяться
на дороге. Мартелл спросил себя, что было бы окажись там машина с
представителями высшей касты? Снизошли бы они до того, чтобы своими
аристократическими руками убрать труп с дороги?
Вскоре Мартелл и юноша прошли через обитую жестью калитку. Перед ними
возвышался простой деревянный дом под черепичной крышей. Прочитав надпись
над входом, Мартелл выпустил ручку чемодана. Его вещи второй раз за
последние десять минут вывалились на землю.
Надпись гласила:
"Приют трансцендентной гармонии. Добро пожаловать!"
У Мартелла задрожали колени. Лазаристы? Здесь? Зеленорясые еретики,
побочные дети форстеровского движения. Одно время они имели успех на Земле
и угрожали форстерам. К счастью, в последние двадцать лет дела их шли все
хуже, и вскоре их осталась лишь жалкая горстка. Но как это они ухитрились
открыть здесь, на Венере, церковь? Сделать то, что до сих пор не удалось
форстерам?
В дверях появился приземистый человек средних лет, седой, с
одутловатым лицом. Как и Мартелл, он с помощью операций был приспособлен к
жизни на Венере. Лицо его выражало довольство и доброжелательность. Он
произнес:
- Меня зовут Кристофер Мандштейн. Я слышал о вашем приезде. Прошу
вас, входите!
Мартелл заколебался, Мандштейн улыбнулся.
- Входите, входите, брат! Вашей душе не грозит никакая опасность,
если вы сядете за трапезу с лазаристом. Не так ли? От вас осталось бы
кровавое месиво, если бы юноша не вступился за вас. А послал его я!
Надеюсь, вы не будете настолько невежливы, что откажетесь от моего
гостеприимства?
3
Миссия лазаристов была скромной. Тем не менее создавалось
впечатление, что обосновались они здесь прочно. В одном из помещений
находился алтарь, украшенный статуэтками и другими безделушками. Имелись в
доме и библиотека, и комната для миссионера. За забором Мартелл увидел
мальчишек, которые рыли котлован для фундамента.
Мартелл последовал за Мандштейном в библиотеку и увидел корешки
хорошо знакомых книг: здесь были произведения Ноэля Форста в кожаных
переплетах, в том числе уже ставшее библиографической редкостью первое
издание.
- Вы удивлены? - спросил Мандштейн. - Не забывайте, что мы тоже
признаем духовный авторитет Форста, хотя сам он и относится к нам с
презрением. Прошу садиться! Стакан вина? Здесь хорошее белое вино.
- Спасибо, с удовольствием, - ответил Мартелл. - Извините, что не
представился. Меня зовут Николас Мартелл. Могу ли я поинтересоваться, что
вы здесь делаете?
- Я? О, это длинная история, и не очень красивая. Я был молод и глуп,
позволил обмануть себя - и вот я здесь уже сорок лет. За это время я
примирился со своей судьбой. Пришел к выводу, что лучшего не заслужил.
Впрочем, здесь не так уж и плохо.
Болтливость Мандштейна не понравилась Мартеллу, привыкшему четко и
скупо выражать свои мысли, поэтому, воспользовавшись секундной паузой, он
вставил:
- Это очень интересно, брат Мандштейн! И давно ваш орден действует
здесь?
- Около пятидесяти лет.
- Непрерывно?
- Да. У нас здесь восемь церквей и около четырех тысяч прихожан.
Главным образом из низшей касты. Высшая каста вообще нас игнорирует.
- Тем не менее она вас терпит, - заметил Мартелл.
- Да, но лишь потому, что считает ниже своего достоинства замечать
нас.
- И все же эти люди убивали каждого миссионера, посланного сюда
Форстом, - сказал Мартелл. - Как вы это объясните?
- Может быть, они видят в вас силу, которой не усматривают в нас, -
предположил Мандштейн. - А они восхищаются силой. Вы, наверное, уже
убедились в этом, иначе не отважились бы отправиться в город из аэропорта
пешком. Попав в безвыходное положение, вы продемонстрировали им свою силу.
Разумеется, весь эффект этой демонстрации был бы испорчен, если бы вас
переехало колесо. А это ему почти удалось. - Ему наверняка бы это удалось,
не заметь я случайно, в какое неприятное положение вы попали. Как вам
нравится вино?
Мартелл еще не притрагивался к вину. Он сделал глоток, понимающе
кивнул и сказал:
- Неплохо. Скажите, Мандштейн, вы действительно смогли обратить
аборигенов в свою веру?
- Отчасти да, но только отчасти...
- Трудно поверить в это. Наверное, вам известно кое-что, чего не
знаем мы.
Мандштейн улыбнулся:
- Дело совсем не в знаниях, а в том, что мы можем им предложить.
Пойдемте со мной в часовню.
- Мне бы не хотелось.
- Прошу вас. Уверяю, что я не собираюсь расшатывать ваши убеждения.
Заразного там тоже ничего нет.
Против своей воли Мартелл последовал за еретиком в его святая святых.
С неприязнью он рассматривал иконы, статуэтки и другие атрибуты религии
лазаристов. На алтаре, где в храме форстеров горел Голубой Огонь,
находилась мерцающая модель атома, электроны которого непрерывно двигались
по орбите. Увидев эти детские штучки, Мартелл усмехнулся в душе.
Мандштейн сказал:
- Ноэль Форст, несомненно, самый замечательный человек нашего
времени, и мы ни в коей мере не склонны его недооценивать. Он видел закат
культуры, бегство людей в регенерационные камеры и немало других не менее
плачевных вещей. Он понял, что старые религии отжили свой век, что время
взывает о новых религиях, синтетических и электрических. Он понял, что
старая мистика должна быть заменена новой, научной. И его Голубой Свет -
это фантастический символ, радующий глаз так же, как радовал крест. Может
быть, даже больше, поскольку он современен. Форст хотел дать своему культу
теоретическую основу и думал, что это приведет к окончательному успеху. Но
он не до конца все продумал...
- Не слишком ли смело сказано? Не забывайте: на Земле мы пользуемся
влиянием, которым не могла похвастаться ни одна из религий прошлого...
- Успех на Земле у вас большой, с этим я согласен, - улыбнулся
Мандштейн. - Земля уже созрела для учения Форста. Но почему такого успеха
нет на других планетах? Да потому что его мышление слишком прогрессивно.
Более примитивным чем земляне колонистам он не смог предложить ничего,
чтобы их привлекло.
- Он обещал физическое бессмертие, - удивился Мартелл. - Разве этого
не достаточно?
- Конечно же нет. Все рационально, и нет места мифу. Несмотря на
песнопения и обряды, в этой религии мало поэзии. Нет ни Христа в люльке,
ни Авраама, который жертвовал своим сыном. Нет человеческой искорки...
- Нет никаких примитивных сказок, хотите вы сказать, - хмуро заметил
Мартелл. - Это и отличает нашу религию. Мы живем в такое время, когда люди
не верят в сказки. И вместо того чтобы выдумывать новые сказки, мы
предлагаем простоту, силу и мощь научной мысли...
- И вы стали силой во многих странах, соорудили лаборатории и
институты для исследования непонятных феноменов жизни. Чудесно!
Восхитительно! Но вот в одном мы вас обогнали. Сказка о Ноэле Форсте,
первом из бессмертных. Сказка о его очищении в атомном огне. Мы предлагаем
людям очищение и искупление, которые несут Форст и пророк трансцендентной
гармонии - Дэвид Лазарус. Это действует на воображение низшей касты, а в
будущем к нам придут и люди из высшей. Они пионеры, брат Мартелл. Они
сожгли за собой все мосты - я имею в виду Землю - и все начали заново.
Лишь через несколько поколений можно будет говорить об их родословной. И
эти люди нуждаются в мифах. Они создают свои собственные мифы. Вы не
считаете, брат Мартелл, что через сотню лет эти люди будут казаться
сверхъестественными существами? Не думаете ли вы, что через сотню лет на
них будут смотреть как на святых религии лазаристов?
Мартелл был удивлен:
- Это ваша цель?
- В какой-то мере.
- Но ведь это просто-напросто возвращение к христианству пятого
столетия!
- Не совсем так. Мы ведем и научную работу.
- А сами вы верите в то, что проповедуете?
Мандштейн улыбнулся:
- В молодости я был аколитом у форстеров в Нью-Йорке. Я вступил в
Братство, чтобы иметь возможность работать. Я искал цель в жизни. Кроме
того, я бредил бессмертием, мечтал попасть в Санта-Фе. Я выбрал Братство,
движимый самыми низкими мотивами. И хочу вам сознаться, Мартелл, я совсем
не чувствовал религиозного призвания. Потом я допустил целый ряд ошибок, о
которых умолчу, покинул Братство и примкнул к лазаристам. Они послали меня
сюда миссионером. И я стал самым удачливым миссионером из всех, которые
когда-либо прибывали на Венеру. Так неужели вы думаете, что я верю в мифы
лазаристов, если я по природе своей настолько трезв, что даже не принимаю
религии форстеров?
- Значит, ваш рассказ об учении Лазаруса и о святых, которые появятся
через сто лет, - одно лицемерие? - ужаснулся Мартелл. - Вы делаете это
только ради положения и власти? Неверующий пастырь одичавшего стада...
- Не делайте поспешных выводов, - перебил его Мандштейн. - Я
добиваюсь результатов. По-моему, это Ноэль Форст однажды сказал, что важны
результаты, а не средства, которые мы избираем для достижения этих
результатов. Вы не хотите помолиться?
- Разумеется, нет!
- Может быть, вы тогда разрешите мне помолиться за вас?
- Вы же только что сказали, что не верите в вашу религию!
Мандштейн улыбнулся:
- Молитвы неверующего тоже будут услышаны. Никто ничего не знает.
Ясно лишь одно, Мартелл: здесь, на Венере, вы и умрете. Поэтому я все-таки
помолюсь за вас и за то, чтобы вас очистил огонь высших частот.
- Не стоит. Почему вы так уверены, что я умру здесь? По-моему, вы
заблуждаетесь, полагая, будто бы меня ждет роль мученика. И только по той
причине, что такая судьба постигла моих предшественников.
- Наше положение на Венере довольно сложно и опасно. Но ваше - просто
невыносимо. Ваше присутствие здесь нежелательно. Подсказать вам, как
удержаться хотя бы месяц и не погибнуть?
- Подскажите.
- Примыкайте к нам. Смените голубую рясу на зеленую. Нам дорог каждый
способный человек.
- Ну зачем же вы так? Неужели вы всерьез думаете, что я примкну к
вам?
- Во всяком случае, это лежит в пределах возможного. Уже многие люди
покинули ваш орден, чтобы вступить в мой.
- Предпочитаю погибнуть смертью мученика, - твердо ответил Мартелл.
- А кому это принесет пользу? Будьте разумны, брат! Венера -
своеобразная планета. Если вам и надоела жизнь, все равно стоит немного
повременить, хотя бы для знакомства с планетой. Примыкайте к нам! С
ритуалами вы познакомитесь очень быстро и увидите, что мы отнюдь не
людоеды и не чудовища...
- Благодарю, - обронил Мартелл. - Извините за причиненное
беспокойство.
- А я надеялся, что вы отужинаете вместе с нами.
- Это невозможно, меня ждут в марсианском посольстве, а я бы не хотел
бы заставлять их ждать слишком долго.
Отказ Мартелла видимо не очень огорчил Мандштейна. "Тем более что
приглашал он скорее из вежливости", - подумал Мартелл.
Мандштейн сказал:
- В таком случае, надеюсь, вы позволите доставить вас в город? Или
ваша гордость не позволяет принять и эту услугу?
Мартелл улыбнулся:
- Нет, почему же! С радостью! И начальству будет что рассказать.
Еретики спасли мне жизнь и даже препроводили в город на машине!
- И все это после того, как вы отвергли их веру...
- Конечно! Я могу идти?
- Подождите немного снаружи. Я распоряжусь насчет машины.
Мартелл поклонился и вышел из часовни. Во дворе, на площадке примерно
в пятьдесят-шестьдесят квадратных миль, окаймленной колючими кустами, он
увидел четверых парнишек. Среди них был и его спаситель. Они расширяли
котлован под фундамент, орудуя кирками и лопатами.
Юноши недружелюбно посмотрели на него, но работы не прервали. Мартелл
пригляделся к ним повнимательнее. Эти сильные и ловкие существа в возрасте
от десяти до четырнадцати лет были так похожи друг на друга, что могли
сойти за братьев. Их движения были неторопливы, почти изящны. На
голубоватых телах поблескивал пот. Мартеллу показалось, что строение их
скелета еще больше отличается от того, что он предполагал. При работе их
суставы творили чудеса.
Потом они совершенно неожиданно побросали кирки и лопаты, протянули
друг к другу руки и закрыли глаза. Мартелл увидел, как разрыхленная почва
сама вылетела из котлована и легла в нескольких метрах от него...
"Телекинез!" - осенило Мартелла. Сразу же после этого из кустов
появилась довольная физиономия Мандштейна.
- Машина ждет, брат Мартелл! - сказал он мягко.
4
Въезжая в город, Мартелл все еще думал об удивительных способностях
юношей. С помощью одной лишь телекинетической энергии они выбросили на
поверхность несколько сот килограммов разрыхленной почвы и уложили ее
аккуратно и точно туда, куда хотели.
Телекинетики! Мартелл задрожал от возбуждения. Правда, на Земле были
эсперы, но они обладали в основном телепатическими способностями, и в
очень незначительной степени - телекинетическими. Кроме того, развитие
парапсихических свойств плохо поддавалось контролю. Конечно, селекционная
программа уже давала определенные результаты в пятом или шестом поколении.
Хороший эспер мог незаметно войти в память любого человека, изменить ее в
любом направлении или выявить все ее тайны. Кроме того, было несколько
гениальных телепатов, которые могли свободно оперировать с психикой других
людей во всех областях временной частотности начиная с младенчества...
Но телекинетики, способные одной силой воли двигать материальные
предметы, - их на Земле ничтожно мало. Они такая же редкость, как
птица-феникс. Здесь же, на Венере, сразу четверо молодых людей работали (и
где - на заднем дворе храма лазаристов!) как телекинетики высокого класса.
В первый же день своего пребывания на Венере Мартелл сделал два
удивительных открытия: нашел на планете еретиков, а у еретиков обнаружил
телекинетиков. Его миссия внезапно получила новую перспективу, новое
направление. Речь шла теперь не только о том, чтобы пустить корни в чужой
земле.
Предоставленную Мандштейном машину Мартелл отпустил у марсианского
посольства, массивного, но не очень большого здания, стоявшего на огромной
площади. Весь город, казалось, состоял из одной этой огромной площади и
зданий, окружающих ее. Именно марсиане добились того, чтобы Мартелл мог
полететь на Венеру. Вот почему визит вежливости в посольство имел большое
значение.
Марсиане дышали воздухом почти одного состава с земным и не были
склонны подвергать себя операциям, с тем чтобы приспособиться к жестким
условиям, царившим на Венере. Поэтому, как только Мартелл вошел в
посольство, ему пришлось надеть маску, которая предохраняла его от воздуха
родной планеты, ставшего для него ядом.
Посол - Натаниэль Вайнер - был приблизительно раза в два старше
Мартелла, ему было около девяноста. Когда-то он был, видимо, очень плотным
мужчиной. Да и сейчас, будучи уже далеко не молодым, он держался
удивительно прямо.
- Значит, вы все-таки приехали? - сказал он. - Откровенно говоря, я
думал, что вы более разумны.
- Мы решительные люди, ваше превосходительство!
- Да, я знаю. Я долго наблюдал за вашим движением. - В глазах старика
появился мечтательный блеск. - Наверное, лет шестьдесят. Я знал вашего
координатора Кирби еще до того, как он вошел в Братство. Он вам
рассказывал что-нибудь об этом?
- Нет, ничего не рассказывал, - ответил Мартелл. И ему стало страшно.
Выходит, Кирби примкнул к Братству за двадцать лет до рождения Мартелла.
Жить сто лет уже не считалось чем-то необычным. Самому Форсту было сейчас,
наверное, лет сто двадцать - сто тридцать, тем не менее, даже в мыслях о
таких отрезках времени было что-то огромное.
Вайнер улыбнулся:
- Я прилетел на Землю как торговый представитель, и Кирби был моим
гидом. Тогда он еще служил в ООН. Трудновато ему пришлось со мной. Да
будет вам известно, что я в то время любил выпить. Мне почему-то кажется,
что он вообще никогда не забудет ту ночь. - Вайнер, казалось, погрузился в
воспоминания, как это охотно делают старые люди, но потом внезапно
посмотрел на Мартелла и сказал: - Должен обратить ваше внимание на то, что
я не смогу постоять за вас, если возникнут неприятности. Мои полномочия
распространяются только на людей марсианского происхождения.
- Понятно.
- И я дам вам сейчас такой же совет, как и тогда, когда орден просил
меня помочь вам: возвращайтесь на Землю и живите себе там до самой
старости.
- Это невозможно, ваше превосходительство. Я приехал сюда с
определенной миссией.
- Ага! Значит, беззаветное служение делу! Идеализм! Чудесно! И где же
вы собираетесь основать свою первую церковь?
- По дороге на аэродром. Наверное, поближе к городу, чем лазаристы.
- А где вы будете спать, пока здание не готово?
- Под открытым небом.
- Здесь водится одна птичка, - ухмыльнулся Вайнер. - Люди называют ее
птица-барабан. И не без причины. Величиной она с добрую овчарку. Перья у
нее из какого-то кожистого материала, а клюв - острый, как стрела. Однажды
мне довелось увидеть, как она с двухсотметровой высоты напала на человека,
решившегося соснуть после обеда на поле. Так вот ее клюв прямо пригвоздил
беднягу к земле.
На Мартелла этот рассказ не произвел особого впечатления.
- Сегодня я уже повстречался со зверем-колесом. Я не знаю, как тут
называют это животное. Возможно, мне удастся уберечься и от
птицы-барабана. Конечно, я совсем не хочу, чтобы меня пригвоздили к земле.
Вайнер кивнул и протянул ему морщинистую руку:
- Ото всей души желаю вам счастья!
Это было все, что он мог ожидать от посла. Марсиане скептически
относились ко всем начинаниям, которые исходили от Земли, в том числе
религиозным. Но ненависти к землянам, в отличие от жителей Венеры, не
испытывали. Марсиане были людьми, а не измененными существами, порвавшими
связи с прародиной. Просто это были слишком уж сухие люди, которые в
первую очередь пеклись о своем благе. И связь между Землей и Венерой
интересовала их лишь потому, что, будучи посредниками, они имели от этого
выгоду.
Мартелл, выйдя из посольства, сразу же принялся за работу. У него
были деньги и энергия. Правда, он не мог сам нанять рабочих, потому что
даже пария посчитал бы оскорблением работать на землянина, но Мартелл
рассчитывал сделать это через Вайнера.
Ему удалось построить малюсенькую часовню. После этого он нанял
машину, привез из космопорта небольшой реактор и зажег Голубой Огонь. Стоя
один в своей часовенке, он с благоговением наблюдал, как разливается свет.
Мартелл не был фанатиком и трезво смотрел на вещи, но вид голубого
пламени, исходившего из толщи воды, оказал магическое действие и на него.
Он пал на колени и благочестиво притронулся пальцами ко лбу.
В первый же день он произвел церемонию освящения. А затем стал
терпеливо ждать, когда же к нему забредет какой-нибудь несчастный
венерианин, хотя бы из самой низшей касты, чтобы найти утешение. Или, в
крайнем случае, из любопытства.
Но никто не шел.
Мартелл не хотел выходить из часовни и выискивать будущих прихожан.
Нет, он решительно не хотел этого делать. Он надеялся, что они придут к
нему добровольно. И лишь в крайнем случае, когда исчезнет всякая надежда,
лишь тогда он пойдет в народ.
Часовня тем временем продолжала пустовать. И только на пятый день ее
порог переступило живое существо. Оно напоминало лягушку длиной около
пятнадцати сантиметров с острыми рогами на лбу и колючками на спине.
Мартелл хотел вышвырнуть "лягушку", но она вдруг сама прыгнула на него.
Хорошо, что Мартелл вовремя среагировать и успел загородиться от нее
стулом. Левый рог существа вонзился в ножку стула. Когда же оно вытащила
рог, из него стала сочиться жидкость, почти сразу же проедавшая дерево. На
Мартелла еще ни разу в жизни не бросались подобные твари. Он взял веник и
выгнал "лягушку" из часовни, не причинив ей вреда.
На следующий день пришел первый долгожданный посетитель. Им оказался
юноша, которого звали Элвит. Мартелл вспомнил, что видел его в саду у
лазаристов: это был один из тех молодых людей, которые копали котлован.
Появился он совершенно внезапно и сразу же сказал Мартеллу:
- У вас за домом ядовитые грибы.
- Это плохо?
- Они несут смерть. Вы должны скосить их, а место, где они росли,
полить едким калием, чтобы эти грибы больше там не появлялись. Скажите, а
вы действительно священник?
- Я и сам хотел бы это знать не меньше вашего.
- Брат Кристофер говорит, что вы еретик и вам нельзя верить. А кто
такие еретики?
- Еретиками считаются те, кто исповедует другую религию, - ответил
Мартелл, - неугодную, вредную религию. Вот я, например, считаю брата
Кристофера еретиком. Может, ты зайдешь?
Юноша был беспокойно любопытен. Мартеллу очень хотелось расспросить
его о телекинезе, однако он не решился - гораздо важнее завоевать
расположение юноши. Если же он будет очень надоедать своему первому
прихожанину вопросами, это может испугать и оттолкнуть. Терпеливо и очень
подробно Мартелл рассказал ему, в чем состоит учение форстеров. Однако
какое это произвело впечатление, он так и не понял. Да и способен ли
десятилетний юноша-мальчик усвоить весь этот сложный комплекс абстрактных
понятий? Напоследок Мартелл дал ему домашнее задание из книги Форста, одно
из самых легких. Юноша обещал прийти еще раз.
Прошло еще несколько дней, прежде чем он снова появился. И сразу же
сказал Мартеллу, что брат Кристофер конфисковал у него книгу. Отчасти
Мартелл был даже рад, усмотрев в этом признак охватившей лазаристов
паники. Если они сделают учение Форста запретным, это облегчит задачу
Мартелла: переманивать на свою сторону прихожан Мандштейна.
Через два дня после второго посещения Элвита в храм пришел еще один
посетитель - круглолицый человек в зеленой рясе. Даже не представившись,
он сказал:
- Вы хотите переманить этого мальчика, Мартелл. Не советую.
- Он пришел по доброй воле. Можете сказать это Мандштейну.
- Любой ребенок любопытен по натуре, но ему придется плохо, если вы и
впредь разрешите ему посещать вас. Отошлите его назад, Мартелл, когда он
придет к вам в следующий раз. Ради него самого.
- Вот ради него я и попытаюсь приобщить его к учению Форста, -
спокойно сказал Мартелл. - Так же как и любого другого, кто добровольно
придет ко мне, - я готов бороться за каждого человека.
- Вы сломаете его судьбу, - сказал лазарист. - Раздоры между нами
только повредят ему. Оставьте его в покое! И отошлите обратно, когда он к
вам придет.
Мартелл не собирался уступать зеленоряснику. Ведь Элвит был чем-то
вроде приманки, с помощью которой он приобретет себе других прихожан.
В этот день, но несколько позже, в храме появился одутловатый
венерианин низшей касты. По обеим сторонам его груди виднелись рукоятки
мечей, торчащих из ножен. "Не похоже, чтобы он пришел помолиться", -
подумал Мартелл.
Венерианин ткнул пальцем в сторону реактора и сказал:
- Выключите эту штуку и в течение десяти часов сдайте ядерное
горючее!
Мартелл нахмурил лоб:
- Этот реактор необходим нам для религиозных обрядов.
- Он работает на ядерном топливе. Это запрещено. Запрещено также
иметь частные реакторы.
- При въезде на Венеру у меня не было никаких неприятностей по этому
поводу. Я, согласно правилам, пометил в таможенной декларации, что ввожу
кобальт-60 и реактор, а также объявил, зачем они мне нужны. Таможня не
сочла нужным конфисковать их.
- Таможня - совсем другое дело. Сейчас вы находитесь в городе, и я
вам еще раз заявляю: никакого ядерного горючего! На него требуется
специальное разрешение.
- А где можно получить такое разрешение? - спросил Мартелл.
- В полиции. Но я сам из полиции! И отказываю вам в разрешении.
Выключайте свой реактор!
- А если я этого не сделаю?
На мгновение Мартеллу показалось, что полицейский сейчас проткнет
его. Он отступил назад с таким видом, будто Мартелл только что плюнул ему
в лицо.
- Это что, вызов? - спросил венерианец.
- Это вопрос.
- Я являюсь авторитетным должностным лицом, и я требую выключить
реактор и сдать ядерное топливо. Если вы не подчинитесь моим требованиям,
я буду считать это вызовом. Ясно? А на бойца вы совсем не похожи. Так что
вам лучше подчиниться. Даю вам на это десять часов, понятно?
Он ушел.
Мартелл печально покачал головой. Оскорбленная гордость? Да, иначе
это и не назовешь. Итак, они хотят, чтобы он выключил реактор. А без
реактора его часовня уже не будет часовней. Может быть, подать жалобу? Но
кому? И потом, если он согласится на дуэль с полицейским и убьет его,
разве это даст право на сохранение реактора? Нет, на этот шаг он не
пойдет.
Тем не менее Мартелл решил не сдаваться без боя. Он разыскал
городское управление и, прождав четыре часа, вошел в бюро одного из
небольших чиновников. Там ему также велели немедленно демонтировать
реактор. Не помог ему и Вайнер.
- Выключите реактор - и дело с концом, - посоветовал он.
- Но я не могу без него работать, - пожаловался Мартелл. - И откуда
они взяли, что нельзя иметь частный реактор?
- Просто они хотят отделаться от вас, - предположил Вайнер. - И тут
уж ничем не поможешь. Придется вам выключить свой Голубой Свет.
Мартелл вернулся в часовню. На пороге сидел хмурый Элвит.
- Не закрывайте, - сказал он.
- Не беспокойтесь, я этого не сделаю. - Мартелл положил руку на плечо
юноши и ввел его в дом.
- Помоги мне, Элвит. Научи меня. Я должен знать.
- Что вы должны знать?
- Как тебе удается двигать предметы только одной силой воли?
- Я проникаю внутрь предмета, - ответил юноша. - И удерживаю его.
Существует такая сила. Я не могу объяснить это подробнее.
- Ты этому научился?
- Не знаю. Это все равно как научиться ходить или говорить. Как
заставить ноги идти или остановиться?
Мартелл старался скрыть свое нетерпение.
- А ты можешь сказать, как ты себя чувствуешь, когда делаешь это?
- Я чувствую жар в голове, в верхней ее части. Больше я, собственно,
ничего не чувствую... Расскажите мне лучше об электроне. И спойте песню о
протонах.
- Сейчас, - ответил Мартелл. Он присел на корточки, чтобы его голова
была на уровне головы юноши. - А твои родители могут двигать предметы
таким образом?
- Немного. Но у меня это получается лучше.
- А когда ты впервые заметил, что ты это можешь?
- Когда сделал это первый раз.
- И ты даже не знаешь, как ты... - Мартелл замолчал. Нет, не имело
смысла спрашивать... Как может десятилетний подросток объяснить сущность
телекинеза? Он просто умел это. Это было естественным, как дыхание. Если
бы отвезти его на Землю, в биологический центр. В Санта-Фе его подвергнут
необходимым исследованиям. Но это невозможно. Юноша не захочет, да и
власти его отсюда не отпустят. Похитить его нет возможности.
- Спойте мне песню! - снова попросил Элвит.
В силе спектра кванта,
В святости ангстрема...
Дверь часовни распахнулась, и в нее ворвались три стража порядка -
начальник полиции и двое его подчиненных. Юноша тотчас вскочил на ноги и
убежал через задний ход.
- Поймать его! - крикнул начальник полиции.
Мартелл выразил протест, но его никто не стал слушать. Двое
полицейских бросились в погоню за юношей. Мартелл и шеф полиции
последовали за ними.
Элвит не успел далеко убежать, полицейские буквально висели у него на
пятках. Но внезапно один из них, потолще, взлетел в воздух и, беспомощно
махая руками, хлопнулся в заросли ядовитых грибов. Мартелл уже знал, что
эти растения реагируют почти мгновенно. Они могли переваривать любое
органическое вещество. Их клейкие, парализующие щупальца молниеносно
выскочили из пор и начали свою работу. Через несколько секунд полицейский
уже был обвит густой сетью волокон, энзимы которых вызывали паралич и
разложение. Он взревел от боли, пытаясь вырваться, но напрасно. Волокна
все гуще обвивались вокруг его тела. Постепенно он затих, и за работу
принялись пищеварительные энзимы. Вокруг распространился сладковатый,
противный запах.
У Мартелла не было времени рассматривать останки полицейского. Другой
полицейский с потемневшим от страха лицом оказался уже почти рядом с
юношей и, кипя от ярости, бросился на него с мечом.
Элвит выбил меч из рук. Он пытался, сосредоточившись и собрав все
свои силы, бросить и этого полицейского в колонию грибов, но его лицо,
мокрое от пота, и судорожные движения говорили о том, что силы на исходе.
Полицейский начал качаться, его бросало из стороны в сторону, но он
все-таки сопротивлялся. Мартелл окаменел: из-за часовни, размахивая мечом,
выскочил шеф полиции.
- Элвит! - закричал Мартелл.
Однако было поздно. Даже телекинетик не может мгновенно отвести удар.
Меч вонзился в тело, и юноша упал. В тот же момент действие его воли
прекратилось, полицейский рухнул, потеряв равновесие. Шеф полиции между
тем поднял истекающего кровью юношу и бросил его в колонию грибов, рядом с
аморфной массой, в которой уже невозможно было распознать труп
полицейского. С ужасом Мартелл увидел, как щупальца обвили тело юноши. К
горлу подкатила тошнота, он закрыл глаза и, сосредоточив всю силу воли,
постарался овладеть собой. Наконец его дисциплинированный мозг стал
работать нормально.
Шеф полиции и его оставшийся в живых подчиненный также пришли в себя
и успокоились. Не бросив даже мимолетного взгляда на два трупа, они
схватили Мартелла и потащили его назад к часовне.
- Вы убили ребенка! - кричал Мартелл, вырываясь из их рук. - Ударом в
спину! И это называется полиция!
- За это я буду отвечать перед судом, проповедник. Юноша был убийцей
и находился во власти идей, разлагающих мозг. Он знал, что мы
распорядились закрыть ваш храм, но посмел прийти сюда. Почему вы до сих
пор не выключили реактор?
Мартелл не нашел, что ответить. Он хотел сказать, что не собирается
сдаваться, а будет продолжать борьбу, но, вспомнив, какая участь постигла
его единственного прихожанина, решил не испытывать судьбу.
- Я выключу реактор, - сказал он.
- Сейчас же.
Мартелл повиновался. Оба полицейских подождали, пока совсем не угасло
голубое пламя, и обменялись взглядами. Наконец младший по чину сказал:
- Без Голубого Огня это уже не храм, не так ли, проповедник?
- Конечно, - согласился Мартелл. - Я, наверное, вообще закрою
часовню.
- Не долго же тебе пришлось здесь поработать, проповедник.
- Да, недолго...
Начальник полиции процедил, обращаясь к помощнику:
- Ты только взгляни на него. Со своими хлюпающими жабрами он так
похож на нас. Но это никого не обманет. Мы ему сейчас покажем...
И оба полицейских пошли прямо на него. Это были рослые, атлетически
сложенные люди. Но Мартелл, хотя и безоружный, не боялся. Он мог защитить
себя. Полицейские продолжали надвигаться, словно два чудовища из кошмара,
- сощурив глаза, закрывая ноздри при вдохе и раздувая при выдохе, дрожа
жабрами... Мартелл понимал: его принуждают сознаться, что он такое же
чудовище, как эти двое. Такой же измененный.
- Составим ему компанию на последний вечер, - сказал полицейский.
- Вы добились того, чего хотели, - произнес Мартелл. - Я закрываю
часовню. Неужели вам еще что-то нужно от меня? Чего вы боитесь? Или наши
идеи так опасны для вас?
Удар кулака пришелся прямо в область желудка. Мартелл отшатнулся, и
это смягчило другой удар - ребром ладони по горлу. Мартеллу удалось
поймать руку, и в то же мгновение он вызвал в себе разряд ионов -
полицейский с проклятьем отшатнулся.
- Осторожнее! От него бьет током!
- У меня и в мыслях нет ничего плохого, - сказал Мартелл. - Оставьте
меня в покое.
Оба его мучителя выхватили мечи. Мартелл со страхом ждал, что же
будет дальше. Но вот напряжение постепенно ослабело. Полицейские
повернулись и неторопливо двинулись прочь, вероятно довольные тем, чего
достигли. Как-никак, им удалось ликвидировать очаг форстеровщины, хотя
убить миссионера они почему-то не решились.
- Убирайся отсюда, ты, вонючий землянин! - прошипел напоследок
начальник полиции. - Лучше возвращайся туда, откуда пришел!
5
"На свете нет ничего чернее ночного неба Венеры", - думал Мартелл.
Казалось, небосвод окутан плотным покрывалом. Ни мерцания звезд, ни
лунного света. И все же свет был. Его излучали хищные птицы, которые, как
исчадия ада, парили во мраке.
Мартелл наблюдал за полетом сверкающих хищников, стоя на маленькой
веранде миссии лазаристов. Он мог различить даже изогнутые клювы и даже
когти.
- У наших птиц есть и зубы, - заметил Мандштейн, стоявший рядом.
- А лягушки имеют колючки и рога, - добавил Мартелл. - Почему эта
планета такая негостеприимная и кровожадная?
Мандштейн улыбнулся:
- Спросите об этом у Дарвина, друг мой. Так уж все здесь развилось.
Вы уже познакомились с нашими лягушками? Очень опасные маленькие бестии. И
колесо вы тоже видели... Очень интересны рыбы, хищная флора. К счастью,
нет ни насекомых, ни многоножек. Только в море водится что-то вроде
скорпиона длиной до двух метров. Но в море никто не купается.
- Понятно, - пробормотал Мартелл и невольно вздрогнул: одна из
светящихся птиц стремительно спикировала, исчезла за кустами и тут же
резко взмыла вверх. На ее плоской голове имелся какой-то мясистый
светящийся орган величиной с небольшую дыню.
- Значит, решили присоединиться к нам? - неожиданно спросил
Мандштейн.
- Да.
- А почему, Мартелл? Хотите втесаться в наши ряды? Заняться
шпионажем?
Кровь бросилась в лицо Мартеллу, и он был рад, что в темноте не было
видно его лица.
- Я ошибаюсь? Но разве может быть другая причина? Со времени нашего
знакомства вы вели себя очень высокомерно.
- Вам это просто показалось. Мою часовню закрыли, я видел, как юноша,
доверившийся мне, погиб от рук полиции. А я совсем не хочу и в будущем
быть свидетелем подобных смертей.
- Значит, вы признаете, что повинны в его смерти?
- Я признаю только то, что позволил ему поставить свою жизнь на
карту.
- Мы предупреждали вас.
- Да, но я не знал, как жестоки эти люди. Теперь я познакомился с
ними поближе. И я не могу быть один. Допустите меня к работе, Мандштейн.
- Ваши намерения слишком прозрачны, Мартелл. Вы приехали сюда
исполненный идеализма и желания принять мучения за свои идеи. Но слишком
быстро сдались. Я просто уверен, что вы хотите шпионить в нашей
организации. Обращение никогда не было легкой задачей, и вы это отлично
знаете. К тому же вы не похожи на человека, который легко меняет
убеждения, поэтому я не доверяю вам.
- Просветите меня.
- Я? Я не телепат. Зато обладаю трезвым умом и немного разбираюсь в
шпионаже. Поэтому я говорю вам без обиняков: вы приехали сюда шпионить.
Мартелл глядел в ночь:
- Значит, вы отказываете?
- Вы можете найти здесь убежище на ночь. Но завтра вам придется уйти.
Мне очень жаль, Мартелл, но ничего другого я не могу сделать.
Мартелл понял, что не в силах изменить решение лазариста. Тем не
менее он не удивился, и не огорчился. Переход к еретикам был не очень-то
ловким и продуманным ходом, и он еще до разговора предчувствовал отказ.
Месяцев через шесть-семь, ответ, возможно, был бы иным.
Он оставался в стороне, пока небольшая группа миссионеров совершала
вечернюю молитву. Здесь были три измененных землянина и семь венериан.
После обряда Мартелл принял участие в их скромной трапезе, состоявшей
из какого-то незнакомого по вкусу мяса и кислого вина. Он сидел в компании
с тремя лазаристами, которых, казалось, не смущало присутствие Мартелла. У
одного из них, по имени Брадлауг, были на удивление длинные руки. Другой -
Лазарус, - крепкий, плотный, с широким лицом, привлекал внимание до
странности отсутствующим взглядом. У Мартелла появилось подозрение, что
этот Лазарус - эспер. Заинтересовало Мартелла и его имя.
- Вы не родственник знаменитого Лазаруса? - спросил он.
- Я его племянник, но никогда не видел своего знаменитого дядюшку.
- Кажется, его никто и никогда не видел, - сказал Мартелл. - И мне
иногда приходит в голову, что он не реально существующий человек, а миф.
Лица всех сидящих за столом мгновенно помрачнели. Только Мандштейн
невозмутимо заметил:
- А я встречал людей, которые его знали. Говорят, он производил
сильное впечатление. Ученый, большой ученый, и при том очень скромный
человек. Он никогда не повышал голоса, но пользовался огромным
авторитетом.
- Как и Форст, - вставил Мартелл.
- Да, пожалуй, - согласился Мандштейн. - Они оба наши руководители и
пример для нас. - Он поднялся. - Спокойной ночи, братья!
Мартелл остался за столом с Брадлаугом и Лазарусом. После ухода
Мандштейна воцарилась гнетущая тишина. Наконец Брадлауг поднялся и сказал:
- Я провожу вас, брат.
Комнатка была очень маленькая. В ней стояла раскладушка, стены
украшали религиозные атрибуты. Большего и нельзя было ожидать от станции
миссионеров. Как бы то ни было, спать здесь можно, решил Мартелл. Он
помолился и закрыл глаза. Через некоторое время его одолел сон. Тонкая
корочка забвения затянула черные воды неизвестности. Но вскоре эта корочка
дала трещину: он услышал хриплый смех, что-то ударило в стену часовни, а
когда Мартелл проснулся окончательно, то услышал рычание:
- Отдайте нам форстера!
Он сел на раскладушке. Кто-то зашевелился в соседней комнате и вошел
к нему. Это был Мандштейн.
- Они целый вечер пили и веселились, а теперь пожаловали сюда, чтобы
доставить нам неприятности.
- Отдайте нам форстера! - снова прокричали из темноты.
Мартелл выглянул из окна. Сначала он ничего не увидел и лишь потом в
слабом свете фонаря, висевшего над входом, различил семь огромных фигур.
Они, шатаясь, бродили по двору.
- Аристократы! Из высшей касты! - хмуро сказал Мандштейн. - Один из
наших эсперов предупредил об этом визите час назад. Рано или поздно, это
должно было случиться. Я спущусь вниз и успокою их.
- Но вас могут убить!
- Не я им нужен, - бросил Мандштейн и ушел.
Мартелл смотрел, как он выходит из дома. По сравнению с пьяными
венерианами он казался карликом. Мандштейна тут же взяли в кольцо, и
Мартелл устрашился расправы. Однако венериан медлили, а поза Мандштейна
выражала бесстрашие. Из своей кельи Мартелл не мог слышать, о чем они
говорили, по всей вероятности, миссионер уговаривал их уйти. Все семеро
были вооружены, а двое или трое так пьяны, что едва держались на ногах.
Между тем глаза Мартелла настолько привыкли к темноте, что он смог
различать лица, искаженные злобой и внушающие страх. Пока Мандштейн что-то
говорил, отчаянно жестикулируя, один из буянов поднял с земли камень весом
фунтов этак в двадцать - двадцать пять и запустил им в побеленную стену
миссии. Мартелл закусил губу. В этот момент до него долетели обрывки фраз:
- Отдай его нам, миссионер... Мы могли бы и со всеми вами
расправиться... Пришло время душить крыс.
Мандштейн поднял вверх обе руки. Умолял ли он оставить Мартелла в
живых, или просто успокаивал венериан? Мартелл собрался было молиться, но
сейчас это показалось совершенно ненужным. Тем не менее он почувствовал
себя спокойнее, надел голубую рясу и вышел во двор.
Еще никогда в жизни он не подходил к представителям высшей касты так
близко. От них исходил какой-то козлиный запах, напомнивший Мартеллу запах
зверя-колеса.
- Что вы хотите? - спросил он.
Мандштейн раскрыл рот от удивления, а потом его лицо исказил ужас.
- Идите обратно в дом! Я сам договорюсь с ними.
Один из пришельцев вытащил меч и с силой воткнул его в землю.
- Да ведь это и есть форстер! Чего же мы ждем?
Мандштейн укорил Мартелла:
- Вам не нужно было выходить. Возможно, я бы успокоил их.
- Вряд ли. Они разгромят вашу миссию, если я их не успокою. Я не имею
никакого права подвергать вас такому испытанию.
- Вы наш гость, - возразил Мандштейн.
Мартеллу вовсе не хотелось пользоваться гостеприимством еретиков. Как
они правильно догадались, он хотел вступить в их ряды только затем, чтобы
шпионить. Это ему не удалось. Теперь он схватил Мандштейна за рукав и
настойчиво сказал:
- Идите в дом.
Мандштейн пожал плечами и ушел. Мартелл видел, как он исчез в доме.
После этого он опять повернулся к венерианам.
- Что вам здесь нужно? - спросил он.
Вместо ответа в лицо ему полетел плевок. Обращаясь не к нему, а к
своим спутникам, венерианин сказал:
- Давайте сдерем с него шкуру и бросим тело в пруд на съедение рыбам.
- Нет! Лучше его четвертовать!
- А что, если его связать и бросить на дороге, чтобы с ним
расправился зверь-колесо?
Мартелл выкрикнул:
- Я пришел сюда с миром и принес вам дар жизни. Почему вы не хотите
меня выслушать? И чего вы боитесь? - Он уже понял, что это просто большие
дети, которые наслаждаются жизнью и властью над другими: они рады
раздавить даже муравья, чтобы показать свою силу.
- Разрешите мне поговорить с вами, - продолжал он. - Давайте сядем
вон под то дерево, и я протрезвлю вас, если вы дадите мне свои руки...
- Осторожней! - вскричал один из венериан. - Он убьет нас!
Мартелл попытался взять его руку, но тот испуганно отскочил и, чтобы
доказать свою храбрость, выхватил меч. Двое других последовали его примеру
и начали приближаться к Мартеллу, но тот вдруг исчез...
Яркий свет ослепил Мартелла. Мгновение назад перед ним сверкали мечи,
а теперь он стоял в двух шагах от изумленного посла марсиан.
- Как вам удалось сюда войти? - спросил Вайнер.
- Я и сам хотел бы это узнать.
Мартелла охватило чувство нереальности, словно он только что видел
один сон, а теперь смотрел другой.
- Это здание находится в нейтральной зоне и тщательно охраняется, -
настаивал Вайнер. - Вы не могли и не имели никакого права проникать в
него.
- Значит, вы считаете, что у меня нет никакого права на жизнь? -
спросил Мартелл.
6
Мартелл предавался невеселым раздумьям. Не вернуться ли ему на Землю,
чтобы сообщить людям из Санта-Фе о том, что он здесь увидел? Он мог
попасть в научный центр, где побывал год назад. Пришел туда нормальным
человеком, а вышел измененным. Он мог бы добиться аудиенции у Рейнольда
Кирби и информировать седовласого старца, что среди венериан имеются
обладатели таких телекинетических способностей, которые до сих пор
считались нереальными. Эти люди могут обезвредить зверя-колесо, бросить
обидчика в колонию плотоядных грибов или перенести человека на семь миль,
и даже стены им не помеха.
В Санта-Фе должны об этом узнать. На Венере обосновались лазаристы, а
планета полна телекинетиками - все это может нанести чувствительный удар
по замыслам Форста. Разумеется, на Земле форстеры добились больших
успехов. Они установили господство над доброй половиной планеты. Их ученые
достигли того, что человек мог жить целых триста-четыреста лет. Причем без
замены органов и тканей, просто за счет регенерации. Это был еще один
большой шаг на пути к бессмертию. Но у Братства есть и другие цели кроме
бессмертия, например полеты к недоступным пока звездам.
И вот здесь-то лазаристы их опередили. Они имели телекинетиков,
которые уже сейчас могли творить чудеса. Еще несколько поколений - и они
смогут посылать звездолеты в другие галактики. Если они сейчас могут
перебросить человека на семь миль одной лишь силой воли, не причинив ни
малейшего вреда, то что же они смогут через десять, двадцать, наконец,
через сто лет?
Мартелл просто обязан сообщить обо всем этом.
Однако как ни хотел этого Мартелл, вернуться на Землю без разрешения
он не мог. И не только потому, что был измененным, приспособленным к жизни
на ней, и лишь на Венере, но и потому, что на его возвращение посмотрели
бы как на дезертирство. И личный рапорт не поможет. Для извещения
руководства Братства достаточно закодированной радиограммы. Сейчас Мартелл
стремился приучить себя к мысли, что Земля для него теперь чужая планета,
на которой он сможет жить, только пользуясь специальным прибором для
дыхания.
Вайнер помог отослать радиограмму Кирби в Санта-Фе. Мартелл описал
все как есть и выразил опасение, что лазаристы давно опередили форстеров в
вопросах телекинетики и, видимо, первыми завоюют другие миры. Он остался в
посольстве ждать ответа из Центра.
Ответ пришел через несколько часов. Кирби благодарил за ценную
информацию и советовал не опасаться чересчур лазаристов. Ведь они тоже
люди. Если они и достигнут звезд первыми, все равно это будет победа
человека над косной материей. Не их победа и не наша победа, а победа
всего человечества, так как это проложит путь к звездам для всех людей. В
конец Кирби советовал Мартеллу задуматься над этим.
Мартелл почувствовал, что почва уходит из-под его ног. Что же такое
говорит Кирби? Средства и цели безнадежно перепутаны. Неужели можно
считать, что Братство победит, если Вселенную первыми откроют лазаристы?
Ведь их престиж поднимется, и это сведет на нет все достижения форстеров.
В смятении стоял он перед импровизированным алтарем, который Вайнер
предоставил в его распоряжение и мучительно искал ответы на свои вопросы.
Через несколько дней он вернулся к лазаристам.
7
Мартелл стоял с Кристофером Мандштейном над обрывом у озера. Сквозь
легкие облака иногда просачивались лучи солнца, играя на зеркальной глади.
Но не солнечные блики придавали блеск воде - все в светящемся планктоне,
зеленоватое свечение которого разбивала рябь.
Водились в озере и другие организмы: под водой метались остроконечные
тени с разинутыми пастями и металлически поблескивающими плавниками.
Иногда из воды выскакивало какое-нибудь из этих чудовищ - метров двадцати
в длину - и вновь исчезало в родной стихии.
Мандштейн задумчиво сказал:
- Не думал увидеть вас снова.
- Полагали, что со мной расправились венериане?
- Нет, я узнал, что вы укрылись в марсианском посольстве, думал,
собрались на Землю. Вы же убедились, что организовать здесь форстеровскую
общину - безнадежное предприятие.
- Да, убедился, - ответил Мартелл. - Но у меня на совести смерть
этого юноши. Вот почему я не могу отсюда уехать. Я подбил бедного мальчика
посещать часовню. Надо было прогнать его, как вы советовали. А ведь я
обязан ему жизнью...
- Элвит был очень талантлив, - грустно проговорил Мандштейн, - но уж
слишком дик. Он не знал ни отдыха, ни покоя. Забудьте.
- Я сделал то, что должен был сделать, - ответил Мартелл. - И мне
очень больно, что все кончилось так трагически. - Он посмотрел на черную
змею, которая проплыла под самой поверхностью воды. Внезапно она взмыла в
воздух, схватила летящую низко над водой птицу и вновь ушла под воду.
- Я не собираюсь шпионить за вами. Я приехал сюда, чтобы войти в вашу
общину.
Мандштейн наморщил лоб:
- Мы же обсуждали эту тему.
- Испытайте меня! Пусть меня просветит один из ваших эсперов. Клянусь
вам, Мандштейн, я говорю искренне.
- В Санта-Фе в ваш мозг гипнотическим путем ввели определенное
задание. Я знаю, что это такое: испытал на себе. Вы сами об этом не
подозреваете, и если даже мы вас просветим, то все равно ничего не
обнаружим. Вы же впитаете все, что узнаете о нас, а потом вернетесь в
Санта-Фе. Эспер разрушит блокаду памяти и вытянет из вас все приобретенные
знания.
- Нет! Это неправда!
- Вы уверены?
- Послушайте, - сказал Мартелл. - Люди из Санта-Фе ничего не делали с
моим мозгом. Конечно, меня изменили. - Он показал Мандштейну свои руки. -
Кожа у меня голубая. А функции организма - это кошмар. У меня есть жабры.
Но венериане не признают меня своим, а представлять здесь форстеров я не
могу, потому что местное население ненавидит их. Вот я решил
присоединиться к вам. Понятно?
- Да, но это ничего не меняет. Я по-прежнему уверен, что вы - шпион!
- Но я же вам говорю...
- Не волнуйтесь, - перебил его лазарист. - Шпион, так шпион. Что от
этого меняется? Вы можете остаться и работать вместе с нами. Вы будете
связующим звеном между форстерами и нами. Именно это нам и нужно.
Мартелл снова почувствовал, что из-под его ног уходит почва. Он
пристально посмотрел в глаза Мандштейна и понял, что тем движут какие-то
личные мотивы и, кроме того, фантазия...
Он быстро спросил:
- Вы хотите попытаться объединить два движения?
- Не я. Это план Лазаруса.
- Кто же руководит миссией: вы или он?
- Я не имею в виду здешнего Лазаруса. Я говорю о Дэвиде Лазарусе,
основателе нашего ордена.
- Он же умер!
- Конечно. Но мы следуем курсу, который он проложил полвека назад.
Одна из главных идей Лазаруса состоит в том, что оба течения должны
воссоединиться. И так будет, Мартелл! Каждое из них имеет нечто, в чем
нуждается другое: у вас есть Земля и бессмертие, у нас - Венера и
телекинетика. Мы наверняка должны прийти к соглашению, и, возможно, именно
вы поможете нам в этом.
- Вы это серьезно?
- Совершенно серьезно. Вы хотели бы жить вечно, Мартелл?
- Умирать не слишком-то приятно. Разве, ради высоких идеалов...
- Иначе говоря, вы хотите жить как можно дольше?
- Да.
- Форстеры с каждым днем приближаются к этой цели. Мы ведь хорошо
осведомлены о том, что происходит в Санта-Фе. Лет сорок тому назад мы
украли плоды труда целой лаборатории, работавшей над проблемой бессмертия.
Нам это помогло, но не настолько, чтобы догнать форстеров. Не хватает
знаний. С другой стороны, мы опередили вас в другой области. Вы и сами
могли в этом убедиться. Так не стоит ли объединить усилия? У нас будут
звезды, у вас - бессмертие. Вот почему мы оставляем вас здесь. Оставайтесь
и шпионьте сколько влезет, брат! Чем меньше у нас будет тайн друг от
друга, тем быстрее пойдет прогресс.
Мартелл ничего не ответил.
Из леса появился молодой венерианин. Мартеллу до сих пор местные
жители казались на одно лицо. Мандштейн улыбнулся юноше:
- Поймай нам рыбу.
- Хорошо, брат Кристофер.
Стало тихо. На лбу молодого человека запульсировала жилка. В
следующее мгновение закипела вода, забурлила белая пена. Из пены появилось
чешуйчатое тускло-золотистое тело. Огромная, более трех метров в длину,
рыбина беспомощно парила в воздухе. Мартелл в страхе отпрыгнул назад, но
потом понял, что он вне опасности. Голова ракообразной рыбы или
рыбообразного рака раскололась, словно под ударом молота, и рыба, взмахнув
еще несколько раз хвостом, замерла. Мартелл окаменел не столько от страха,
сколько от удивления. Маленький стройный юноша, забавы ради вытащивший из
глубины это чудовище, мог убивать одними мозговыми импульсами, даже не
пошевелив пальцем.
Мартелл вытер пот с лица, оглянулся на Мандштейна.
- Ваши телекинетики... они все венериане?
- Да.
- Надеюсь, вы держите их под контролем?
- Я тоже надеюсь на это, - ответил Мандштейн.
Он осторожно взял мертвую рыбину за плавники и с трудом поднял ее в
воздух, так чтобы иглы были направлены в противоположную от них сторону.
- Эта штука - большой деликатес, - сказал он. - Конечно, надо удалить
ядовитые железы. Мальчик вытащит еще одну-две таких твари - мы называем их
черт-рыба, - и устроим пир по поводу вашего обращения, брат Мартелл!
8
Мартеллу предоставили помещение и работу, которую обычно выполняют
батраки, а в свободное время его посвящали в учение трансцендентной
гармонии. Мартелл нашел, что комната его вполне приемлема, а вот глотать
теологию оказалось более трудным делом. Он должен был либо пойти против
самого себя, либо против учения. В душе он смеялся над эклектикой
лазаристов: немного подогретого христианства, капля ислама, щепоть
буддизма - и все это равномерно размазано по противню, взятому напрокат у
Форста. Такая стряпня была не по нутру Мартеллу. В учении Форста также
хватало эклектики, но его Мартелл впитал с молоком матери.
Они начали с Форста, признав его пророком, так же как христианство
признавало пророком Моисея, а ислам - Иисуса. В роли же спасителя выступал
Дэвид Лазарус. Для Мартелла это была второстепенная фигура, бывший
сторонник Форста, впоследствии основавший свое направление.
Но Форст жил, и обе группировки думали, что он будет жить вечно -
Первый Бессмертный. А Лазарус был мертв - мученик, жестоко обманутый и
убитый форстерами.
Книга Лазаруса рассказывала скорбную историю: "Лазарус был слишком
доверчив и совершенно бесхитростен, и люди, не имеющие ни сердца, ни души,
пришли к нему ночью и убили... Они бросили труп в конвертер, с тем чтобы
от него не осталось ни одной молекулы. И когда Форст узнал об их поступке,
он пролил горькие слезы и сказал: "Как бы мне хотелось, чтобы вместо тебя
они убили меня, ибо тем самым они дали тебе бессмертие, настоящее
бессмертие..."
Мартелл не смог найти в книгах лазаристов ни одного факта,
дискредитирующего Форста. Даже убийство Лазаруса было представлено как
дело рук одиночек, совершенное без ведома и согласия верхушки
форстеровского движения. И через все книги красной нитью проходила мысль о
том, что рано или поздно движения форстеров и лазаристов воссоединятся,
хотя из них же явствовало, что лазаристы присоединятся только как равные.
Несколько месяцев назад Мартелл принял бы это все за сплошной абсурд.
На Земле движение лазаристов захирело: небольшие группы таяли, теряя
последних приверженцев. Но теперь, пожив на Венере, он понял, что
недооценивал лазаристов. Вся Венера принадлежала им. Чтобы ни говорили
представители высшей касты венерианцев, но они уже давно не были хозяевами
положения. В угнетенной низшей касте венериан были эсперы и одареннейшие
телекинетики, и вот они-то и вложили свою судьбу в руки лазаристов.
Мартелл работал, учился, приглядывался и прислушивался.
Пришло бурное время года. Небо затянули тучи. Засверкали молнии. Реки
вышли из берегов. Мощные порывы ветра с корнем выворачивали огромные,
высотой до ста метров, деревья и перебрасывали их на сотни миль. Время от
времени в часовне появлялись высокородные, выкрикивая угрозы или
насмехаясь, но всегда поблизости находились несколько юношей, готовых
защитить учителя. Однажды Мартелл стал свидетелем того, как трое
непрошенных гостей были отброшены телекинетической силой через весь двор.
"Вот это молния! Ее удар мог стоить нам жизни, - дивились побежденные,
потирая ушибленные места. - Нам еще повезло!"
За сезон дождей пришла весна. Мартелл работал вместе с Брадлаугом и
Лазарусом на полях. Он уже не пытался вникнуть в учение лазаристов,
удовольствовавшись поверхностным знакомством. Проникнуть в суть учения
мешал непреодолимый барьер скептицизма.
В один из этих душных дней, когда пот стекал ручьями со спин и
заливал глаза, брат Леон Брадлауг неожиданно отправился в царство вечного
блаженства. Это случилось в считанные секунды. Они сажали овощи. Внезапно
на их полуголые тела легла какая-то тень, и внутренний голос шепнул
Мартеллу: "Внимание! Опасность!"
В тот же миг с неба упало что-то очень тяжелое. И Мартелл увидел, как
Брадлауга проткнул чей-то клюв, проткнул насквозь. Фонтан медно-красной
крови брызнул из его тела, и Брадлауг ничком упал на землю. Птица-барабан,
словно крылатый демон, уселась на тело, и Мартелл услышал, как она
раздирает мясо и дробит кости несчастного.
Они воздали почести останкам погибшего и похоронили его позади
часовни. Когда все было закончено, брат Мандштейн позвал Мартелла к себе в
келью.
- Теперь мы остались втроем. Не хотели бы вы тоже принять участие в
распространении учения, брат Мартелл?
- Я еще не полностью ваш.
- Вы носите зеленую рясу. Вы знакомы с нашим учением и законами.
Неужели вы все еще считаете себя форстером?
- Я... Я и сам не знаю, кто я, - ответил Мартелл. - Я должен подумать
над этим.
- Подумайте и дайте мне ответ. У нас много работы, брат.
Мартелл и не подозревал, что все решится само собой.
На следующий день после похорон Брадлауга в комнату Мартелла вбежал
Мандштейн:
- Быстро садитесь в машину - и в космопорт. Нужно спасти человека!
Мартелл не стал задавать вопросов. Видимо, эспер уловил зов помощи, и
надо доставить к месту предполагаемых событий телекинетика. Он помчался во
двор и сел в машину. Один из молодых венериан уже сидел в ней.
Машина помчалась в сторону космопорта. Когда они проехали около
четырех километров, спутник дал знак остановиться. На краю дороги,
прислонившись к дереву стоял человек в голубой рясе. Рядом валялись два
чемодана, в которых рылась какая-то бестия с острым клювом и жесткими
крыльями, видимо в поисках съестного, в то время как другая тварь нападала
на бедного форстера, только что приехавшего на Венеру. Тот беспомощно
отмахивался веткой и ногами.
Юноша выскочил из машины. Без видимого напряжения он заставил птиц
подняться в воздух и со страшной силой швырнул их на дерево. Стукнувшись о
ствол, они упали на землю, но, поднявшись, попытались напасть на вновь
прибывших. Юноша снова поднял их в воздух и переломил им клювы. На этот
раз они упали в трясину и навсегда исчезли в ней.
Мартелл подошел к человеку и сказал:
- Венера всегда таким образом встречает новобранцев. Меня поджидал
зверь-колесо - и врагу не пожелаю столкнуться с ним. Если бы не помощь
такого же юноши, я был бы растерзан на куски. Вас же спас вот этот
мальчик. Вы миссионер?
Человек был смущен и испуган настолько, что сразу не смог ответить.
Он крепко сжал руки, потом разжал их и поправил одежду. Наконец он выдавил
из себя:
- Да... Я миссионер... С Земли.
- Подвергались операции?
- Да.
- Я - тоже. Меня зовут Николас Мартелл. Как там у нас, в Санта-Фе,
брат?
Новоприбывший впервые поднял на него глаза и почему-то замкнулся. Это
был сухощавый маленький человек, несколько моложе Мартелла. Лишь спустя
некоторое время он сказал:
- Если вы Мартелл, то вас не должно это интересовать, так как вы
изменили своей вере.
- Нет, вы не правы, - проговорил Мартелл. - Собственно говоря, я...
Он замолчал, а руки его беспокойно забегали по зеленой рясе. Щеки
вспыхнули огнем, и в этот момент он с болью узнал всю правду о себе -
изменения сработали, изменив его сущность.