5rik.ru

                               Вильма ШИРАС

                                ДЕТИ АТОМА




                               1. В УКРЫТИИ

     Питер  Уэллес,  психиатр,  задумчиво  разглядывал  паренька.   Почему
учительница Тимоти Пола прислала его на обследование?
     - Сама я не знаю, действительно ли с Тимом что-то не так, -  говорила
мисс Пейдж доктору Уэллесу. - Он кажется совершенно нормальным. Обычно  он
довольно тихий, отвечает только тогда, когда его спрашивают в  классе  или
что-то в этом роде. Он  достаточно  хорошо  ладит  с  другими  ребятами  и
кажется довольно общедоступным, хотя близких друзей у него нет. Отметки  у
него хорошие: за все свои задания он честно получает В1 [A, B, C, D,  E  -
оценки по пятибалльной системе, принятые в большинстве американских школ и
колледжей:  A  -  отлично,  B  -  хорошо,  выше  среднего  уровня,   C   -
посредственно, D - удовлетворительно, но ниже среднего уровня, E (или F) -
неудовлетворительно]. Но когда вы работаете учителем столько,  сколько  я,
Питер, у вас есть определенное ощущение относительно  отдельных  учеников.
Существует какое-то напряжение в нем, иногда это выражение его лица, и  он
очень рассеянный.
     - Как вы думаете, чтобы это могло  быть?  -  спросил  Уэллес.  Иногда
такие подозрения были очень ценными. Мисс  Пейдж  преподавала  в  школе  в
течение тридцати с лишним лет. В прошлом она была учительницей Питера и он
с уважением относился к ее мнению.
     - Мне не следовало бы говорить, - ответила она. - Ничего  плохого  не
произошло... пока еще. Но он мог начать что-нибудь, и если  бы  это  можно
было предотвратить...
     - Врачей часто приглашают до того, как симптомы становятся достаточно
заметными, чтобы доктор мог их увидеть, - сказал  Уэллес.  -  Больной  или
мать ребенка, или ведущий наблюдения практикующий специалист  часто  могут
видеть,  что  что-то  будет  не  так.  Однако,  доктору  в  таких  случаях
приходится трудно. Скажите мне, что, по вашему мнению, я должен искать.
     - Вам не следует уделять мне слишком много внимания. Это  только  то,
что пришло мне на ум, Питер. Я знаю, что не являюсь опытным психиатром. Но
это могла быть мания величия. Или это мог быть уход из общества других.  Я
всегда должна обращаться к нему дважды,  чтобы  привлечь  его  внимание  в
классе... и у него нет настоящих друзей.
     Уэллес согласился посмотреть, что  он  мог  бы  найти,  и  обещал  не
обращать слишком пристального внимания на то, что сама мисс Пейдж  назвала
"понятиями старой женщины".
     Тимоти,  когда  он  явился  на  обследование,  оказался  обыкновенным
парнишкой. Возможно, он был слишком мал для  своего  возраста,  глаза  его
были большими и черными, темные вьющиеся волосы были коротко острижены,  у
него были тонкие чувствительные пальцы  и...  да,  явно  напряженный  вид.
Однако, многие ребята волновались во  время  своего  первого  посещения...
психиатра. Питеру часто  хотелось  иметь  возможность  сосредоточиться  на
одной или двух школах, провести там один день или одну неделю,  или  около
этого, чтобы познакомиться с подростками.
     В ответ на предварительное расспрашивание Уэллеса Тим говорил  ясным,
тихим голосом, вежливо и без лишних слов. Ему было тринадцать лет, жил  он
с бабушкой и дедушкой. Его мать и отец умерли, когда он был  ребенком,  он
их не помнит. Он сказал, что был счастлив дома, что  школа  ему  нравилась
"довольно сильно", что он любил  играть  с  другими  ребятами.  Когда  его
спросили о его друзьях, он назвал несколько имен.
     - Какие уроки тебе нравятся в школе?
     Тим помедлил, затем сказал:
     - Английский  язык  и  арифметика...  и  история...  и  география,  -
закончил он задумчиво. Затем он поднял  глаза,  было  что-то  странное  во
взгляде.
     - Что ты любишь делать, когда развлекаешься?
     - Читаю и играю в игры.
     - Какие игры?
     - Игры с мячом... и с шариками... и все в таком  духе.  Мне  нравится
играть с другими ребятами, - и после явно заметной паузы он добавил,  -  в
любые игры.
     - Они играют у тебя дома?
     - Нет, мы играем на площадке у школы. Моя бабушка не любит шума.
     Может, причина была в этом? Когда тихоня дает объяснения,  они  могут
оказаться неправильными.
     - Что ты любишь читать?
     А вот о своем чтении Тимоти не  сказал  ничего  неопределенного.  Ему
нравилось, сказал он, читать "мальчишеские книжки", однако назвать  он  не
смог ни одной.
     Уэллес дал мальчику обычные тесты умственных способностей.  Казалось,
что Тим выполняет их охотно, однако его ответы поступали с опозданием.
     "Возможно, - подумал Уэллес, - мне это только кажется, но он  слишком
осторожен...  слишком  осмотрителен".  Не  затрачивая  времени  на  точный
подсчет, Уэллес знал, что коэффициент умственного развития [применяется  в
армии и школах США] Тима составили бы... около 120.
     - Что ты делаешь вне школы? - спросил психиатр.
     - Я играю с другими ребятами. После ужина учу уроки.
     - Что ты делал вчера?
     - Мы играли в бейсбол на школьной спортивной площадке.
     Уэллес подождал немного, чтобы посмотреть, добавит ли Тим  что-нибудь
по собственной воле. Секунды растянулись в минуты.
     - Это все? - спросил наконец мальчик. - Могу я идти сейчас?
     - Нет. Есть еще один тест, который мне бы хотелось дать тебе сегодня.
На самом деле это игра. Как у тебя с воображением?
     - Я не знаю.
     - Трещины на  потолке,  как  те  вон  там,  напоминают  ли  они  тебе
что-нибудь? Лица, животных или еще что-нибудь?
     Тим посмотрел.
     - Иногда. И облака тоже. На прошлой неделе Боб видел облако,  которое
было похоже на бегемота.
     И снова последнее предложение было произнесено так, как бы  добавлено
в последний момент, осторожное дополнение, сделанное с целью объяснения.
     Уэллес достал  карты  Роршаха  [Австрийский  психиатр  Герман  Роршах
(1884-1922) создал метод оценки личности  посредством  анализа  толкования
субъектом стандартной группы из десяти чернильных пятен разных очертаний].
Однако при виде их напряжения  его  пациента  возросло,  его  осторожность
стала очевидной. При просмотре карточек в первый раз подростка не  удалось
уговорить сказать что-нибудь кроме "Я не знаю".
     - Ты можешь делать лучше, - сказал Уэллес. - Мы пройдем их  еще  раз.
Если ты ничего не увидишь в этих картинках, мне  придется  поставить  тебе
провал, - объяснил он. - Так не пойдет.  Ты  хорошо  поработал  с  другими
предметами. И, может быть, в  следующий  раз  мы  сыграем  в  такую  игру,
которая тебе понравится больше.
     - Мне не кажется, что мы  сейчас  играем  в  игру.  Не  можем  ли  мы
проделать это снова в следующий раз?
     - С таким же успехом можно это проделать сейчас. Ты знаешь, Тим,  это
не только игра: это тест. Попытайся усерднее и будь молодцом.
     Итак, Тим на этот раз сказал, что  видел  в  чернильных  пятнах.  Они
прошли медленно сквозь все карточки и тест показал страх Тима  и  то,  что
существовало что-то, которое он скрывал. Тест  показал  его  осторожность,
отсутствие доверия и необычайно высокий эмоциональный самоконтроль.
     Мисс Пейдж оказалась права, мальчик нуждался в помощи.
     - Ну вот, - весело сказал Уэллес, - все кончено. Мы  только  еще  раз
быстренько пробежим их и я скажу тебе, что другие люди видели в них.
     На мгновение в лице мальчика вспыхнул живой интерес.
     Уэллес медленно прошел сквозь карточки, видя, что Тим был  внимателен
к каждому слову. А когда он впервые сказал: "А некоторые видят  здесь  то,
что  ты  увидел",  облегчение   мальчика   было   очевидным.   Тим   начал
расслабляться и даже  сам  стал  делать  некоторые  замечания.  Когда  они
закончили, он рискнул задать вопрос.
     - Доктор Уэллес, не могли бы вы сказать мне название этого теста?
     - Иногда его называют тестом Роршаха, по имени того человека, который
разработал его.
     - Будьте добры, скажите мне его по буквам.
     Уэллес произнес слово по буквам и добавил:
     - Иногда его называют тестом чернильных пятен.
     Тим  вздрогнул  от  удивления,  затем  вновь  расслабился  с  видимым
усилием.
     - Что случилось? Ты вздрогнул.
     - Ничего.
     - Ну, полно! Давай узнаем из-за чего, - Уэллес подождал.
     - Только из-за того, что  я  подумал  о  чернильной  луже  в  сказках
Киплинга, - сказал Тим после минутного размышления. - Но это другое.
     - Да, это совсем другое, - засмеялся Уэллес. - Я никогда и  не  делал
попыток. Ты бы хотел попытаться?
     - О нет, сэр, - горячо воскликнул Тим.
     - Ты немного нервничаешь сегодня, -  сказал  Уэллес.  -  У  нас  есть
время, чтобы еще немного побеседовать, если ты не очень устал.
     - Нет, я не очень сильно устал, - ответил парнишка осторожно.
     Уэллес  отошел,  выдвинул  ящик  и  достал   шприц   для   подкожного
впрыскивания.
     Это не было правилом, но может быть...
     - Я сделаю тебе небольшой укол, чтобы успокоить  твои  нервы,  ты  не
против? Затем нам будет легче беседовать.
     Когда он  повернулся,  смертельный  ужас  на  лице  ребенка  заставил
Уэллеса остановиться на своем пути.
     - О нет! Не надо! Пожалуйста, пожалуйста, не надо!
     Уэллес положил шприц на место и задвинул ящик, не сказав ни слова.
     - Я не буду, - сказал он тихо. - Я не знал, что ты не любишь  уколов.
Я не буду тебе ставить никаких уколов, Тим.
     Мальчик, стараясь  овладеть  собой,  глубоко  вздохнул  и  ничего  не
сказал.
     - Все в порядке, - сказал Уэллес, закуривая сигарету и делая вид, что
следит за струйкой дыма. Что угодно, только  не  казаться  наблюдающим  за
ужасно дрожащим мальчуганом, который  трясется,  сидя  на  стуле  напротив
него.
     - Жаль, ты не сообщил мне о тех вещах, которые ты не  любишь,  о  тех
вещах, которых боишься.
     Слова повисли в тишине.
     - Да, - медленно промолвил Тимоти. - Я боюсь уколов. Я ненавижу иглы.
Это как раз одна из тех вещей, - он попытался улыбнуться.
     - В таком случае мы обойдемся без них. Ты прошел все  тесты,  Тим,  и
мне хотелось бы прогуляться с тобой до твоего дома и сказать об этом твоей
бабушке. С тобой все в порядке?
     -  Да,  сэр.  -  Мы  остановимся,  чтобы  перекусить  чего-нибудь,  -
продолжал Уэллес, открывая дверь для  своего  пациента.  -  Мороженое  или
горячую сосиску.
     Они вышли вместе.


     Бабушка и дедушка Тимоти Пола, мистер и миссис Херберт Дэвис, жили  в
большом  старомодном  доме,  который  свидетельствовал  о  положении  и  о
благополучии. Большой участок земли вокруг дома был обнесен забором, вдоль
которого рос кустарник.
     Внутри дома было мало новых вещей,  все  было  в  хорошем  состоянии.
Тимоти отвел психиатра в библиотеку мистера Дэвиса, а затем  пошел  искать
свою бабушку.
     При  виде  миссис  Дэвис,  Уэллес  подумал,  что   получит   какое-то
объяснение. Некоторые бабушки  бывают  добродушно-веселыми,  общительными,
сравнительно молодыми. Эта бабушка была, как стало вскоре очевидно, совсем
другой.
     - Да, Тимоти очень хороший мальчик, - призналась она, с улыбкой глядя
на своего внука. - Мы всегда были требовательны к нему, доктор Уэллес,  но
я считаю, что это даст  свои  плоды.  Даже  тогда,  когда  он  был  совсем
крошкой, мы старались воспитывать его надлежащим образом. Например,  когда
ему исполнилось только лишь три годика, я читала ему  некоторые  маленькие
сказки. А спустя несколько дней он пытался сказать нам, если вы поверите в
это, что он мог читать! Возможно, он был слишком мал, чтобы знать  природу
лжи, однако я чувствовала, что мой долг состоял в том, чтобы он понял  ее.
Когда он стоял на своем, я отшлепала его.  Ребенок  обладал  замечательной
памятью, и, вероятно, он думал, что все, что там было,  было  чтением.  Ну
вот! Я совсем не хочу хвастаться своей жестокостью, - сказала миссис Дэвис
с очаровательной улыбкой. - Уверяю вас, доктор Уэллес, это был болезненный
опыт для меня. У нас очень мало  поводов  для  наказаний.  Тимоти  хороший
мальчик.
     Уэллес тихо проговорил, что он был уверен в этом.
     - Тимоти, сейчас ты можешь заняться разноской своих газет, -  сказала
миссис Дэвис. - Я уверена, доктор Уэллес извинит тебя. - И она  устроилась
для приятной продолжительной беседы о своем внуке.
     Тимоти,  казалось,  был  для  нее  зеницей  ока.  Он  был   спокойным
мальчиком, послушным мальчиком и умным мальчиком.
     - Конечно, у нас есть свои правила. Я  никогда  не  позволяла  Тимоти
забывать, что, как гласит добрая старая пословица, дети должны быть видны,
но не слышны. Когда он впервые научился кувыркаться, ему  было  тогда  три
или четыре годика, он все время  подходил  ко  мне  со  словами:  "Бабуля,
посмотри на меня!" Я просто должна быть твердой с ним. "Тимоти, -  сказала
я, - давай прекратим это! Это просто стремление  произвести  эффект.  Если
тебя забавляет кувыркание, ну и прекрасно. Однако мне совсем не  интересно
смотреть, как ты без конца проделываешь это.  Кувыркайся,  если  тебе  это
нравится, но не требуй восхищения".
     - Вы никогда не играли с ним?
     - Конечно играла. И это было также удовольствием для меня. Мы, мистер
Дэвис и я, научили его многим играм  и  многим  видам  ручной  работы.  Мы
читали ему сказки и учили его стихам и песням. Я прошла  специальный  курс
по работе в детском саду, чтобы занять ребенка, и должна признать, что это
также развлекало и меня! - добавила бабушка Тима, улыбаясь воспоминанию. -
Мы делали дома из зубочисток, в углах которого помещали  шарики  из  клея.
Его дедушка брал его с собой на прогулки и в поездки.  У  нас  больше  нет
автомобиля, потому что зрение у моего мужа стало немного  ухудшаться,  так
что сейчас гараж - это мастерская Тима. Мы сделали в нем окна и  дверь,  а
ворота заколотили гвоздями.
     Вскоре стало ясно, что жизнь Тима, каким бы то ни  было  образом,  не
была такой уж суровой. У него была своя собственная мастерская, а наверху,
рядом со спальной, была своя собственная библиотека и кабинет.
     - Он держит свои книги и ценные предметы здесь, - сообщила бабушка, -
его собственный маленький приемник и его учебники, и его пишущая  машинка.
Когда ему было всего лишь семь лет, он попросил у нас пишущую машинку.  Он
старательный мальчик, доктор Уэллес, совсем ничего не ломает. А я  читала,
во многих школах пользуются пишущими машинками при обучении детей чтению и
письму, и правописанию.  Вы  понимаете,  что  слова  выглядят  также,  как
напечатано в книгах, затрачивается меньше  мышечных  усилий.  Поэтому  его
дедушка приобрел для него прекрасную бесшумную  пишущую  машинку,  которую
Тим очень полюбил. Я часто слышу ее мягкий стук, когда прохожу через холл.
Тимоти содержит свои комнаты в порядке, а также свою мастерскую.  Это  его
собственное желание. Вы знаете, каковы ребята  -  они  терпеть  не  могут,
когда другие суют свой нос в их вещи. "Очень хорошо, Тимоти, -  сказала  я
ему, - если я увижу, что ты сам со  всем  хорошо  справляешься,  никто  не
будет входить в твои комнаты; но их следует содержать  в  чистоте".  И  он
делает так в течение нескольких лет. Тимоти очень аккуратный мальчик.
     - Тимоти ничего не говорил о сортировке газет, - заметил Уэллес. - Он
сказал только о том, что после школы играет с другими мальчиками.
     - О да, он играет, - сказала миссис Дэвис. - Он играет до пяти часов,
а затем разносит свои газеты. Если он задерживается, дедушка идет и  зовет
его.  Школа  расположена  не  очень  далеко  отсюда,  и  м-р  Дэвис  часто
спускается и наблюдает за игрой мальчишек. Разноска  газет  -  это  способ
Тимоти зарабатывать деньги для кормления своих кошек. Интересуетесь ли  вы
кошками, доктор Уэллес?
     - Да, мне очень нравятся кошки, - ответил психиатр. -  Многие  ребята
больше предпочитают собак.
     - Когда Тимоти был еще совсем маленьким, у него была собака, колли, -
ее глаза увлажнились. - Мы все горячо любили Раффа.  Но  я  уже  немолода,
выращивать и дрессировать собаку трудно. Тимоти то в школе,  то  в  лагере
бойскаутов  ["Бойскауты  Америки"  -   военизированная   организация   для
мальчиков (создана в 1910 году); делится на несколько групп], то он  занят
еще чем-то важным, и я подумала, что будет лучше, если  у  него  не  будет
другой собаки. Но вы хотели  узнать  о  наших  кошках,  доктор  Уэллес.  Я
развожу сиамских кошек.
     - Интересные домашние животные, - сердечно  произнес  Уэллес.  -  Моя
тетя разводила их одно время.
     - Тимоти нежно любит их. Три года назад он попросил меня о том, чтобы
иметь пару черных персидских кошек. Сначала я решила нет, но нам  нравится
делать приятное ребенку, и он обещал сам  смастерить  для  них  клетки.  В
школе выходного дня он прошел курс плотницких работ. Поэтому ему разрешили
завести пару красивых черных персидских кошек. Однако, самый первый  помет
оказался короткошерстным и Тимоти признался, что  скрестил  свою  кошку  с
моим сиамским котом, чтобы посмотреть,  что  получится.  И  еще  хуже,  он
спарил своего кота с одной из моих сиамских кошечек. Я едва  удержался  от
того, чтобы наказать его. Но в конце  концов,  я  могла  видеть,  что  ему
интересен результат такого скрещивания. И конечно,  я  сказала,  что  этих
котят надо уничтожить. Второй помет был точно такой же, как первый  -  все
котята черные с короткой  шерстью.  Но  вы  знаете,  каковы  дети.  Тимоти
упросил меня оставить их в живых, ведь это были  его  первые  котята.  Три
котенка в одном помете и два - в другом.  Я  сказала  ему,  что  он  может
сохранить  их,  если  он  будет  полностью  о  них  заботиться   и   будет
ответственным за все расходы. Он подстригал газоны, бегал  по  поручениям,
мастерил небольшие скамеечки для ног и книжные  полки  на  продажу,  делал
всевозможное другое, и, вероятно, тратил также свои карманные  деньги.  Но
сохранил котят, у  него  был  целый  ряд  клеток  во  дворе  рядом  с  его
мастерской.
     - А их детище? - поинтересовался Уэллес, который не мог понять, какое
отношение все это могло иметь к главному вопросу. Однако он охотно  слушал
все, что могло бы дать хоть какую-то информацию.
     - Одни котята казались чисто персидскими, другие -  чисто  сиамскими.
Он настаивал на выращивании последних, хотя, как я уже объяснила ему, было
бы нечестно их продавать, так как они  были  нечистой  породы.  Порядочное
количество котят - черных с короткой шерстью,  и  этих  мы  уничтожим.  Но
довольно о кошках, доктор Уэллес. Боюсь, что  я  слишком  много  говорю  о
своем внуке.
     - Я могу видеть, что вы очень гордитесь им, - сказал Уэллес.
     - Должна признаться, что очень.  Ведь  он  умный  мальчик.  Когда  он
разговаривает с дедушкой, а  также  и  со  мной,  он  задает  очень  умные
вопросы.  Мы  не  поощряем  его  высказывать  свое  мнение,   я   ненавижу
самоуверенность и наглость в  маленьких  мальчишках,  и  тем  не  менее  я
считаю, что это очень хорошее мнение для ребенка его возраста.
     - Со здоровьем у него всегда было  все  в  порядке?  -  задал  вопрос
Уэллес.
     - В целом да, в порядке. Я говорила ему о важности  упражнений,  игр,
здоровой пище и разумном отдыхе. У него  было  несколько  обычных  детских
болезней, ничего серьезного. Он никогда не простужался. Конечно, он, как и
мы, принимает уколы от простудных заболеваний дважды в год.
     - Волнуется ли он из-за уколов? - спросил Уэллес  так  небрежно,  как
мог.
     - Ничуть. Я всегда утверждаю, что он, несмотря на свой юный  возраст,
показывает пример, которому мне трудно следовать. Я до сих пор отступаю  и
на самом деле немного боюсь тяжелых испытаний.
     Уэллес взглянул в сторону двери при внезапном легком шорохе.
     Тимоти стоял там и он слышал. И вновь страх  был  запечатлен  на  его
лице, а в глазах светился ужас.
     - Тимоти, - сказала его бабушка, - не пяль глаза.
     - Извините, сэр, - удалось произнести парнишке.
     - Ты разнес все газеты? Я и не представляла себе, что мы  беседуем  в
течение часа, доктор Уэллес. Не хотели бы вы посмотреть на кошечек Тимоти?
- любезно поинтересовалась миссис Дэвис. - Тимоти, проводи доктора Уэллеса
посмотреть твоих зверушек. Мы столько говорили о них.


     Уэллес вывел Тима из комнаты так быстро, как  только  мог.  Подросток
повел по дороге вокруг дома в боковой дворик, где стоял бывший гараж.
     Здесь ученый остановился.
     - Тим, - сказал он, - ты можешь не показывать мне своих  кошек,  если
ты не хочешь этого.
     - О, с этим все в порядке.
     - Является ли это частью того, что ты скрываешь? Если это так,  то  я
не хочу их видеть до тех пор, пока ты не будешь готов показать их мне.
     Тим взглянул на него при этих словах.
     - Спасибо, - произнес он. - Я не возражаю против того, чтобы показать
вам кошек. Я совсем не против этого, если вы действительно любите кошек.
     - Я действительно люблю их. Но, Тим, вот что мне бы хотелось  узнать:
Ты ведь не боишься иглы. Не мог бы ты сказать мне, почему ты  испугался...
почему ты сказал, что испугался... моего  укола?  Того  укола,  который  я
обещал не делать тебе в конце концов?
     Их глаза встретились.
     - Вы не расскажете? - спросил Тим.
     - Не расскажу.
     - Потому что это был пентотал. Так ведь?
     Уэллес слегка ущипнул себя. Да, он не спал. Да, вот он,  этот  малыш,
спрашивающий его о пентотале.  Малыш,  который...  Да,  определенно,  этот
малыш знал об этом лекарстве.
     - Да, это был он, - ответил Уэллес. - Очень малая  доза.  Ты  знаешь,
что это такое?
     - Да, сэр. Я... Я читал об этом где-то. В газетах.
     - Оставим это. У тебя есть секрет  -  что-то  такое,  что  ты  хочешь
скрыть. Это то, чего ты боишься, не так ли?
     Мальчик кивнул, не говоря ни слова.
     - Если что-то не так или могло быть не так, возможно я мог бы  помочь
тебе.  Прежде  всего,  ты  захочешь  узнать  меня  получше.  Ты   захочешь
удостовериться в том, что можешь доверять мне. Я буду рад тебе  помочь,  в
любое время, когда ты попросишь, Тим.  Но  я  могу  столкнуться  с  такими
вещами, как только что. Одно бесспорно - я никогда не разглашаю секретов.
     - Никогда?
     - Никогда. Врачи  и  священники  не  раскрывают  тайн.  Врачи  редко,
священники никогда. Думаю, что я больше похож  на  священника  из-за  рода
моей деятельности.
     Он опустил глаза на склоненную мальчишескую голову.
     - Помогаю тем, кто  напуган  до  смерти,  -  очень  мягко  проговорил
психиатр. - Помогаю  попавшим  в  беду,  вновь  привожу  дела  в  порядок,
устраняю разногласия, разбираю путаницу. Это то, что я делаю, когда  могу.
И я ничего никому не рассказываю. Это только между этим человеком и мною.
     "Но, - добавил он про себя, - я должен узнать. Я  должен  узнать  то,
что мучает этого ребенка. Миссис Пейдж права - он нуждается во мне".
     Они отправились смотреть кошек.
     Там были сиамские кошки в своих клетках и  были  персидские  в  своих
клетках, и были там, в нескольких маленьких клетках, короткошерстные кошки
со своим гибридным пометом.
     - Мы возьмем их в дом или выпустим их в эту большую клетку, чтобы они
поупражнялись, - объяснил Тим. - Я беру своих иногда  в  свою  мастерскую.
Это все мои. Бабушка держит своих в солярии.
     - Никогда бы не сказал, что они не чистокровные, - заметил Уэллес.  -
Какие, сказал ты, были чистокровными персидскими? Есть здесь их котята?
     - Нет. Я продал их.
     - Я бы хотел купить одного. А эти выглядят точно так же - нет никакой
разницы для меня. Я хочу домашнее животное и не буду использовать его  для
разведения потомства. Не продашь ли ты мне одного из этих?
     Тимоти покачал головой.
     - Мне жаль. Я всегда продаю только чистокровных.
     И только теперь Уэллес начал понимать, с какой задачей он столкнулся.
Очень  смутно  он  увидел  ее,  с  радостью,  облегчением,  надеждой  и  с
воодушевлением.
     - Почему нет? - настаивал Уэллес. - Я могу  подождать  чистокровного,
если ты хочешь, но почему бы не один из этих? Они  выглядят  точно  такими
же. Может быть, они будут еще интереснее.
     Тим смотрел на Уэллеса в течение долгой, длинной минуты.
     - Я покажу вам, - промолвил он. - Обещаете подождать  здесь?  Нет,  я
разрешу вам зайти в мастерскую. Подождите минутку, пожалуйста.
     Парнишка вытащил из-под куртки ключ,  который  висел  на  цепочке,  и
открыл дверь своей мастерской. Он вошел внутрь, закрыл  дверь,  в  течение
нескольких минут Уэллес мог слышать его передвижения. Затем Тим подошел  к
двери и подозвал кивком головы.
     - Не говорите бабушке, - попросил Тим. - Я еще не сказал ей. Если  он
выживет, я на следующей неделе расскажу ей.
     В углу мастерской  под  столом  стояла  коробка,  а  в  коробке  была
сиамская кошка. При виде незнакомца она попыталась спрятать котят, но  Тим
осторожно поднял ее и Уэллесу стало видно.  Два  котенка  были  похожи  на
маленьких белых крыс с хвостами, как  веревка,  и  с  пятнистыми  лапками,
ушками и носиками. А третий, да,  обещал  вырасти  совершенно  другим.  Он
обещал вырасти  в  красивую  кошечку,  если  выживет.  У  него  был  белый
шелковистый  мех,  как  у  самой  лучшей  персидской  кошки,  и  уже  явно
проступали отметины сиамской кошки.
     Уэллес затаил дыхание.
     - Мои поздравления, старина! Ты еще никому не рассказал?
     - Она еще не готова к показу. Ей нет и месяца.
     - Но ведь ты собираешься ее показывать?
     - О да, бабушка будет потрясена. Она полюбит ее. Может быть  появятся
еще. - Ты знал, что это могло бы  произойти.  Ты  сделал  так,  чтобы  это
произошло. Ты с самого начала планировал все это, - заявил Уэллес.
     - Да, - признался мальчуган.
     - Как ты узнал?
     Мальчуган отвернулся.
     - Я прочитал об этом где-то, - ответил Тим.
     Кошка запрыгнула обратно  в  коробку  и  принялась  обхаживать  своих
малышей. Уэллесу показалось, что он больше не сможет выдержать.  Не  глядя
ни на что в мастерской,  а  все  было  спрятано  под  кусками  брезента  и
газетами, он направился к выходу.
     - Спасибо тебе, Тим, за то, что ты мне показал, - поблагодарил он.  -
А когда ты будешь продавать какого-нибудь вспомни обо мне.  Я  подожду.  Я
хочу похожего на этого.
     Мальчуган вышел вслед за ним и тщательно запер дверь.
     - Но Тим, - проговорил психиатр, - ты ведь испугался не потому, что я
узнал это. Мне ведь  не  потребовалось  лекарство,  чтобы  заставить  тебя
рассказать об этом, не так ли?
     Тим осторожно ответил:
     - Я не хотел рассказывать об этом до тех  пор,  пока  не  был  готов.
Бабушка, действительно, должна была узнать первой. Но  вы  заставили  меня
рассказать вам.
     - Тим, - серьезно сказал Питер Уэллес, - мы снова встретимся. Чего бы
ты не боялся, не бойся меня. Я  часто  отгадываю  тайны.  Я  уже  на  пути
отгадки твоей.
     Но никому другому не нужно даже знать об этом.
     И он быстро пошел домой, время от времени насвистывая про себя. Может
быть, он, Питер Уэллес, был самым счастливым человеком в мире.


     Едва он начал беседу с Тимоти  при  следующем  посещении  мальчуганом
кабинета врача, как в холле зазвонил телефон. При  возвращении,  когда  он
открыл дверь, он увидел книгу в руках Тима. Мальчик сделал движение, чтобы
спрятать ее, но передумал.
     Уэллес взял книгу и взглянул на нее.
     - Хочется побольше узнать о Роршахе, а? - спросил он.
     - Я увидел ее на полке. Я...
     - О, все в порядке, - сказал Уэллес,  который  преднамеренно  оставил
книгу рядом с тем стулом, который  бы  занял  Тим.  -  Но  в  чем  дело  с
библиотекой?
     - У них есть несколько книг об этом, но они стоят на закрытых полках.
Я не мог взять их, - сказал Тим, не думая, затем он спохватился.
     Но Уэллес ответил спокойно:
     - Я возьму одну для тебя.  Она  будет  у  меня  когда  ты  придешь  в
следующий раз. Возьми сегодня с собой эту, когда будешь  уходить.  Тим,  я
имею в виду то... что ты можешь доверять мне.
     - Я ничего не могу сказать вам, -  ответил  мальчуган.  -  Вы  узнали
несколько вещей. Я хочу... ой, я не знаю, чего я хочу! Мне лучше  остаться
одному. Мне не нужна помощь. Может быть,  я  никогда  не  захочу.  А  если
захочу, можно ли мне тогда придти к вам?
     Уэллес подтянул стул и медленно сел.
     - Может быть, это был бы самый лучший выход, Тим. Но зачем же  ждать,
когда упадет топор? Я мог бы помочь тебе избежать того, чего  ты  боишься.
Ты можешь дурачить людей своими кошками; говорить им, что ты водишь их  за
нос, чтобы посмотреть, что получится. Но  ты  не  можешь  обманывать  всех
людей все время, они расскажут мне. Может быть, с моей помощью ты бы смог.
     Или с моей поддержкой нагоняй был бы меньше. Меньше для твоих бабушки
и дедушки тоже.
     - Я не сделал ничего плохого!
     - Я начинаю верить в это. Но вещи, которые  ты  стараешься  спрятать,
могут выйти наружу. Этот котенок - ты смог спрятать его, но ты не захочешь
этого. Тебе придется пойти на риск, чтобы показать его.
     - Я скажу им, что прочитал об этом где-то.
     - В таком случае это неправда. Думаю, что так. Ты это вычислил.
     Наступила тишина.
     Затем Тимоти Пол сказал:
     - Да. Я вычислил это. Но это моя тайна.
     - Она в безопасности со мной.
     Однако паренек все еще не доверял ему. Вскоре Уэллес узнал,  что  его
проверяли. Тим забрал книгу домой,  потом  вернул  ее,  взял  библиотечные
книги, которые Уэллес достал для него, и в нужный срок также вернул их. Но
говорил он мало и все еще был осторожен. Уэллес мог говорить обо  всем,  о
чем хотел, но из Тима он вытянул мало или почти ничего. Тим рассказал все,
что собирался рассказать. Он говорил о ни о чем, за  исключением  того,  о
чем говорил бы любой мальчишка.
     Спустя два месяца после этого, в течение которых  Уэллес  видел  Тима
официально один раз в неделю, а неофициально несколько раз, показываясь на
школьной спортивной площадке, чтобы следить за играми, или  встречая  Тима
при разноске  газет  и  угощая  его  газированной  водой  после  окончания
разноски, Уэллес узнал очень  мало  нового.  Он  делал  новые  попытки.  В
течение этих двух месяцев он больше не проводил расследований,  он  уважал
молчание парнишки, пытаясь дать ему время узнать его получше и  довериться
ему.
     Однажды он спросил:
     - Тим, что ты собираешься делать, когда вырастешь?  Будешь  разводить
кошек?
     Тим рассмеялся, отрицая.
     - Я еще не знаю что. Иногда думаю об одном, иногда о другом.
     Это был обычный мальчишеский ответ. Уэллес не принял его во внимание.
     - Чем больше всего тебе хотелось бы заниматься? - спросил он.
     Тим стремительно подался вперед.
     - Тем, чем вы занимаетесь! - воскликнул он.
     - Полагаю, что ты изучил этот вопрос, - сказал Уэллес  так  небрежно,
как мог. - Тогда ты, может быть, знаешь, что прежде, чем кто-нибудь сможет
делать то, что я делаю, он должен пройти через это сам, как пациент. Кроме
того, он должен  изучить  медицину  и,  конечно,  он  должен  быть  вполне
образованным врачом. Ты еще не можешь этого. Но ты можешь начать  работать
сейчас, как пациент.
     - Зачем? Для опыта?
     - Да. И для лечения. Ты должен мужественно встретиться со  страхом  и
победить его. Ты должен  будешь  исправить  много  других  вещей  или,  по
крайней мере, смело встретиться с ними.
     - Мой страх исчезнет, когда я вырасту, - сказал Тимоти.  -  Я  думаю,
что он исчезнет.
     - Ты можешь быть уверен в этом?
     - Нет, - признался мальчуган. - Я точно не знаю, почему  я  боюсь.  Я
только знаю, что ДОЛЖЕН скрывать что-то. Это плохо?
     - Может быть опасно.
     Тимоти молча думал. Уэллес выкурил три сигареты, ему  очень  хотелось
пройтись по комнате, но он боялся шевельнуться.
     - Как бы это выглядело? - спросил Тим наконец.
     - Ты рассказал бы мне о себе. Что помнишь. О своем детстве  так,  как
это делает твоя бабушка, когда говорит о тебе.
     - Она выпроваживает меня из комнаты. Мне не полагается  считать  себя
умным, - сказал Тим с одной из своих редких усмешек.
     - И тебе не полагается знать, как хорошо она воспитывает тебя?
     - Она делает это отлично, - сказал  Тим.  -  Она  научила  меня  всем
мудрейшим вещам, которые я когда-либо знал.
     - Например?
     - Например, заткнуться.  Не  говорить  всего  того,  что  знаешь.  Не
высовываться.
     - Понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал  Уэллес.  -  Слышал  ли  ты
историю святого Фомы Аквинского?
     - Нет.
     - Когда он учился в Париже, он никогда не  выступал  на  занятиях,  и
другие студенты считали его глупым. Один из них  любезно  вызвался  помочь
ему и очень терпеливо прошел с ним всю  работу,  чтобы  заставить  его  ее
понять.
     Затем однажды они  пришли  в  одно  место,  где  другой  студент  все
перемешал и притворился, что он ничего не понимает. Тогда  Фома  предложил
решение и оно оказалось верным. Он все время знал  больше,  чем  любой  из
них; а они прозвали его Тупой Бык.
     Тим серьезно кивнул.
     - А когда он вырос? - спросил мальчуган.
     - Он стал величайшим философом  всех  времен,  -  ответил  Уэллес.  -
Суперум четырнадцатого века.  Он  создал  больше  незаурядных  работ,  чем
десять других великих людей, и умер он молодым.
     После этого дело сдвинулось.


     - Как же мне начать? - спросил Тим.
     - Начни лучше с начала. Расскажи мне все, что ты можешь  вспомнить  о
своем раннем детстве, прежде чем ты пошел в школу.
     Тим решил следующим образом.
     - Мне придется много раз забегать  вперед  и  возвращаться  назад,  -
сказал он. - Я не могу расставить все по порядку.
     - Хорошо. Так, расскажи мне сегодня все, что ты  можешь  вспомнить  о
том периоде своей жизни. На следующей неделе ты вспомнишь больше. По  мере
того, как мы перейдем к более поздним  отрезкам  твоей  жизни,  ты  можешь
вспомнить то, что принадлежит к раннему времени; расскажешь это  потом.  И
мы как-то упорядочим все это.
     Уэллес слушал откровения мальчугана со  все  возрастающим  волнением.
Ему было трудно оставаться внешне спокойным.
     - Когда ты начал читать? - спросил Уэллес.
     - Я не знаю, когда это началось. Бабушка читала мне какие-то  сказки,
и как-то я получил представление о словах. Но когда  я  попытался  сказать
ей, что мог читать, она отшлепала меня. Она твердила, что я не мог читать,
а я твердил, что мог до тех пор, пока она  не  отшлепала  меня.  Некоторое
время было ужасно, потому что я не знал ни одного слова, которого  она  не
читала мне, - думаю, что я сидел возле нее и следил, или же я запоминал, а
затем проходил его сразу же сам.  Должно  быть,  я  научился,  как  только
понял, что каждая группа букв на странице была словом.
     - Метод словесных блоков, - прокомментировал  Уэллес.  -  Большинство
выучившихся самостоятельно любителей чтения научились читать именно так.
     - Да, я прочитал об этом после. И Маколи мог читать, когда  ему  было
три года, но только вверх ногами, потому  что  он  стоял  напротив  своего
отца, который читал своему семейству библию.
     - Существует много случаев, когда дети учились читать так, как ты,  и
поражали своих родителей. Ну? Как же ты преуспел?
     - Однажды я заметил,  что  два  слова  выглядели  почти  одинаково  и
звучали почти одинаково. Это были бок и бог. Я помню, как  я  в  изумлении
смотрел на них, и тогда как будто что-то  чудесное  забурлило  во  мне.  Я
начал внимательно  приглядываться  к  словам,  ужасно  волнуясь.  Долго  я
пребывал в этом состоянии, потому что, когда я отложил книгу  и  попытался
встать, я был весь деревянный. Но зато я понял, и после этого было  совсем
нетрудно  понять  почти  любое   слово.   Самыми   трудными   были   часто
употребляемые слова, которые все время  встречаются  в  книгах  для  детей
младшего возраста. Другие слова произносятся так, как пишутся.
     - И никто не знал, что ты мог читать?
     - Нет. Бабушка запретила мне говорить о том, что я могу читать,  и  я
не говорил. Она часто читала мне и это  помогало.  У  нас  было  громадное
количество книг. И конечно, мне нравились книжки с  картинками.  Один  раз
или два меня заставали с книжкой  без  картинок,  ее  забирали  у  меня  и
говорили: "Найдем книжку для маленького мальчика".


     - Ты помнишь, какие книги тебе нравились тогда?
     - Помню, книги о животных. И по  географии.  Было  забавно  читать  о
животных...
     Раз  Тимоти  начал  рассказывать,  подумал  Уэллес,   было   нетрудно
заставлять его продолжать.
     - Однажды я был в зоопарке, продолжил Тим, - и был возле клеток один.
     Бабушка  отдыхала  на  скамейке,  и  мне  было   разрешено   погулять
самостоятельно. Люди говорили о животных и я начал  рассказывать  им  все,
что я знал. Должно быть, это было забавно в известной степени, потому  что
я читал много слов, правильно произнести которые я не мог,  потому  что  я
никогда не слышал их произнесенными. Меня слушали и задавали вопросы, и  я
думал, что я был точно как мой дедушка,  поучая  их  так,  как  он  иногда
поучал меня.  А  затем  они  позвали  еще  одного  посетителя  и  сказали:
"Послушай этого малыша, он  просто  умора!".  И  я  увидел,  что  все  они
смеялись надо мной. Лицо Тимоти стало  розовее  обычного  и  он  попытался
улыбнуться, когда добавил:
     - Сейчас я могу понять,  как  должно  быть  это  звучало  забавно.  И
довольно неожиданно,  что  очень  важно  в  юморе.  Однако  мое  маленькое
самолюбие было так ужасно уязвлено, что  я  с  плачем  побежал  обратно  к
бабуле, которая никак не могла понять, отчего мои слезы. И  это  послужило
мне уроком моего неповиновения ей. Она всегда твердила мне, чтобы я ничего
не рассказывал другим, она говорила, что ребенку нечему учить людей старше
себя.
     - Может быть, не таким образом. И в том возрасте.
     - Но, честно говоря, некоторые взрослые многого не знают,  -  заметил
Тим. - Когда мы ехали в поезде в прошлом году,  одна  женщина  подошла  ко
мне, уселась рядом и начала рассказывать мне то, что дети должны  знать  о
Калифорнии. Я сказал ей, что жил здесь всю свою жизнь, и я думаю, что  она
даже и не знала, что все это мы изучаем в школе, и пыталась рассказать мне
все это, и почти все было неправильно.
     - Например, что? - поинтересовался Уэллес, который также пострадал от
туристов.
     - Ну... она говорила так  много...  вот  это,  я  думаю,  было  самым
смешным: Она сказала, что все храмы  миссионеров  были  такими  старыми  и
интересными, и я сказал да, и  она  сказала:  "Ты  знаешь,  они  все  были
построены задолго до того, как Колумб открыл Америку", и  я  подумал,  что
она шутит, и поэтому  засмеялся.  Вид  у  нее  был  очень  серьезный,  она
произнесла: "Да, все эти люди пришли сюда из Мексики". Я полагаю, что  она
думала, что это были храмы ацтеков.
     Трясясь от смеха, Уэллес не мог не согласиться с тем,  что  у  многих
взрослых напрочь отсутствовали элементарные  знания,  и  это  было  просто
ужасно.
     - После случая  в  зоопарке  и  еще  нескольких,  подобных  этому,  я
поумнел, - продолжил Тим. - Тот, кто знал что  к  чему,  совсем  не  хотел
вновь услышать это от меня, а тот, кто не знал, просто не желал, чтобы его
поучал какой-то четырехлетний малыш. Думаю, что мне было четыре,  когда  я
начал писать.
     - Как?
     - О, я просто решил, что  если  я  не  смогу  кому-нибудь  что-нибудь
рассказать в любое время, я просто лопну. Поэтому я начал записывать слова
-  печатными  буквами,  как  в  книгах.  Затем  я  узнал,  что  существует
письменная форма, у нас завалялось несколько устаревших учебников, которые
учили,  как  писать.  Я  левша.  Когда  я  пошел  в  школу,  мне  пришлось
пользоваться правой рукой. Но к тому времени я уже научился  притворяться,
что я не знаю что к чему. Я следил  за  другими  и  делал  так,  как  они.
Бабушка сказала мне делать так.
     - Интересно, почему она сказала так, - удивился Уэллес.
     - Она знала, что  я  не  привык  общаться  с  другими  ребятами,  она
сказала, что впервые оставила меня еще чей-то заботе. Поэтому она  сказала
мне поступать так, как поступали другие, и делать так, как велят  учителя,
- просто объяснил Тим, - и я точно следовал ее совету. Я делал вид, что ни
в чем не разбираюсь до тех пор,  пока  другие  тоже  не  начинали  в  этом
разбираться. К счастью, я очень стеснителен. А учиться было чему,  в  этом
нет сомнения. Вы знаете,  когда  я  первый  раз  пришел  в  школу,  я  был
разочарован, потому что учительница была одета так,  как  другие  женщины.
Единственные картинки с учительницами, которые я видел,  были  картинки  в
старой  книжке  Матушки  Гусыни  [воображаемый  автор  детских  стишков  и
песенок; первый сборник был выпущен в Лондоне  в  1760  году],  поэтому  я
думал, что все учительницы носят юбки с кринолином. Но как только я увидел
ее, оправившись от удивления, я понял, что это было глупо,  и  никогда  об
этом не говорил.
     Психиатр и мальчуган вместе рассмеялись.
     - Мы играли в игры. Я научился играть с детьми и не удивлялся,  когда
они шлепали меня или толкали. Только я никак не  мог  понять,  почему  они
делали  это  или  что  хорошего  получали  от  этого.  А  если  это   было
неожиданностью для меня, я говорил: "Фу!" и удивлял их немного  спустя,  и
если они бесились от того, что я взял мяч  или  еще  что-нибудь,  что  они
хотели, я играл с ними.
     - Кто-нибудь пытался тебя бить?
     - О да. Но у меня была книжка о боксе - с картинками. Нельзя  многому
научиться по картинкам, но у меня были некоторые практические навыки,  что
помогало. Я не хотел выигрывать во что бы то ни стало.  Это  то,  что  мне
нравится в играх, где проявляются сила или ловкость - я совершенно равен в
этом и мне не  нужно  постоянно  следить,  если  я  начну  рисоваться  или
попытаюсь руководить кем-нибудь вокруг.
     - Должно быть, ты иногда пытался руководить.
     - В книжках они  все  толпятся  вокруг  того  пацана,  который  может
научить новым играм и придумывает  что-то  новое,  чтобы  поиграть.  Но  я
обнаружил, что это не так. Все время им хочется делать только одно и  тоже
- например, прятаться и искать. И совсем не интересно, если  первый,  кого
поймали водит в следующий раз. Остальные только ходят как попало и  совсем
не стараются спрятаться или хотя бы убежать, потому что не  важно  поймают
ли их. Но вы не можете заставить ребят понять это  и  продолжаете  играть,
так что последний, которого поймали, водит.
     Тимоти взглянул на часы.
     - Пора уходить, - сказал он, - мне  понравилось  беседовать  с  вами,
доктор Уэллес. Надеюсь, я не очень утомил вас.
     Уэллес узнал подражание и понимающе улыбнулся мальчугану.
     - Ты ничего не сказал мне о письме. Начал ли ты вести дневник?
     - Нет. Это была газета. Одна страница в  день,  и  не  больше,  и  не
меньше. Я все еще храню ее, -  признался  Тим.  -  Но  сейчас  у  меня  на
странице помещается больше. Я печатаю.
     - А сейчас ты пишешь обеими руками?
     - Моя левая рука - это мой собственный секрет при написании. В  школе
и в других подобных местах я пишу правой рукой.


     После ухода Тимоти Уэллес поздравил себя. Однако в течение следующего
месяца он не продвинулся дальше. Тим не раскрыл  ни  одного  значительного
факта. Он рассказывал об игре  с  мячом,  описывал  удивительный  бабушкин
восторг от красивого котенка, рассказывал о его развитии и о  тех  трюках,
которые он выделывал. Он серьезно рассказал о таких увлекающих фактах, как
то, что ему нравилось ездить в поездах, что его любимым диким  зверем  был
лев и что он очень хотел бы увидеть, как падает снег. Но ни слова  о  том,
что хотел услышать  Уэллес.  Психиатр,  зная,  что  его  снова  проверяют,
терпеливо ждал.
     И вот, в один день, когда Уэллес, к счастью не занятый  с  пациентом,
курил трубку на крыльце, во двор большими шагами вошел Тимоти Пол.
     - Вчера мисс Пейдж спросила меня о том, встречаюсь ли я с вами,  и  я
сказал да. Она сказала, что надеется, что для моих стариков это  не  будет
слишком дорого, потому что вы сказали ей, что я здоров и нет нужды в  том,
чтобы она беспокоилась обо мне. А затем я спросил у бабули, было ли дорого
для вас беседовать со мной, и она  ответила:  "О  нет,  дорогуша;  за  это
платит школа. Это была идея твоей учительницы, чтобы ты немного  поговорил
с доктором Уэллесом."
     - Я рад, что ты пришел ко мне, Тим, и я уверен, что никому из них  ты
не проговорился. Мне не платит никто. Все  мои  услуги  оплачивает  школа,
если ребенок находится в плохом состоянии и его  родители  бедны.  В  1956
году была введена эта должность. Многим плохо приспособленным детям  можно
помочь, и это будет для государства гораздо дешевле, чем  стоимость  того,
если они сойдут с ума или станут преступниками, или  еще  что-нибудь.  Все
это ты понимаешь. Но - сядь, Тим! - я не  могу  брать  деньги  за  тебя  у
государства  и  я  не  могу  брать  их  у  твоих  бабушки  и  дедушки.  Ты
приспособлен изумительно хорошо  во  всех  отношениях,  насколько  я  могу
видеть; а когда я узнаю остальное, я еще больше уверюсь в этом.
     - Ну... черт возьми! Мне не надо было приходить... - забормотал Тим в
смущении. - Но вы же должны быть вознаграждены. Я забираю у вас так  много
вашего времени. Может быть, мне лучше не приходить больше.
     - Думаю, лучше приходить. Не так ли?
     - Доктор Уэллес, почему вы это делаете бесплатно?
     - Думаю, ты знаешь почему.
     Мальчуган уселся на диван-качалку и задумчиво  отталкивался  назад  и
вперед. Качалка скрипела.
     - Вам интересно. И любопытно, - сказал он.
     - Это не все, Тим.
     Скрип-скрип. Скрип-скрип.
     - Я знаю, - сказал Тим. - Я верю  этому.  Послушайте,  можно  я  буду
называть вас просто Питер? Ведь мы друзья.


     При следующей встрече Тимоти углубился в подробности о своей  газете.
Он сохранил все  экземпляры,  от  первых  перепачканных  номеров,  неумело
исписанных карандашными печатными буквами, до самых  последних,  аккуратно
отпечатанных на машинке. Но не одну из них он не показал Уэллесу.
     - Просто каждый день я записываю то, что мне  больше  всего  хотелось
рассказать: новости  или  знания,  или  мнение,  которые  я  должен  молча
проглотить. Поэтому это  -  "всякая  всячина".  Первые  экземпляры  ужасно
смешные. Иногда я вспоминаю, о чем же они  были,  что  заставило  меня  их
написать. Иногда я помню. Я также записываю книги, которые читаю, и ставлю
им отметки, как в школе, по двум критериям: как мне  понравилась  книга  и
была ли она хорошей. И еще, читал ли я ее раньше.
     - Сколько же книг ты прочитываешь? Какая у тебя скорость чтения?
     Оказалось, что скорость  чтения  Тимоти  по  новым  книгам  взрослого
уровня колебалась от восьмисот до девятисот пятидесяти слов в  минуту.  На
обычный детектив, он любил их, у него  уходило  меньше  получаса.  Годовое
домашнее задание по истории Тим выполнил легко, прочитав  свой  учебник  в
течение года три или четыре раза. Он извинился за это и объяснил,  что  он
должен был знать, что было в учебнике,  чтобы  не  показать  на  экзаменах
слишком много из того, что он почерпнул из  других  источников.  Вечерами,
когда его бабушка и дедушка считали его занимающимся домашним заданием, он
читал другие книги или писал свои газеты,  или  "всякую  всячину".  Как  и
предполагал Уэллес, в библиотеке дедушки Тим  прочитал  все,  в  публичной
библиотеке он прочитал все, что не стояло на закрытых полках,  и  прочитал
все, что мог заказать в государственной библиотеке.
     - Что говорят библиотекари?
     - Они думают, что книги предназначены для моего дедушки. Я говорю  им
это, если они спрашивают, что  маленький  мальчик  хочет  делать  с  такой
большой книгой. Питер, приходится говорить так много неправды и  это  меня
угнетает. Я ведь должен так поступить, не так ли?
     - Насколько я могу судить, должен,  -  согласился  Уэллес.  -  Но  на
некоторое время есть материал в моей библиотеке. Хотя там тоже должны быть
закрытые полки.
     - Не мог бы ты сказать мне, почему? Я  знаю  о  библиотечных  книгах.
Некоторые из них могли бы напугать людей, а некоторые...
     - Некоторые из моих книг тоже могли бы напугать тебя,  Тим.  Если  ты
хочешь, я расскажу тебе немного о  психопатологии  на  днях,  и  тогда,  я
думаю, что до тех пор, пока ты действительно не  научишься  иметь  дело  с
подобными случаями, тебе лучше не знать слишком много о них.
     - Я не хочу болеть, - согласился Тим. - Ладно, я буду  читать  только
то, что ты мне дашь. И в дальнейшем я расскажу тебе главное. Знаешь,  было
еще кое-что помимо газеты.
     - Я так и думал. Может быть ты продолжишь свой рассказ?
     - Это началось тогда,  когда  я  впервые  написал  письмо  в  газету,
конечно, под литературным псевдонимом. Его напечатали. На  время  наступил
довольно бурный период - почти каждый  день  письмо,  используя  все  виды
литературных псевдонимов. Затем я расширил свое дело до журналов, и  опять
письма редактору. И рассказы - я пытался писать рассказы.
     Он взглянул на Уэллеса с легким сомнением, который сказал только:
     - Сколько тебе было лет, когда ты продал свой первый рассказ?
     - Восемь, - ответил Тимоти. - И когда пришел чек, на котором было мое
имя, "Т.Пол", я не знал, собственно, что делать.
     - Да, действительно. И что же ты сделал?
     - На одном окошечке в банке  была  надпись.  Я  всегда  читаю  разные
надписи, и я сразу вспомнил эту: "Банковские услуги по почте".  Ты  можешь
понять, я был почти доведен до отчаяния. Поэтому я  узнал  название  банка
через Гудзонов залив и написал туда, на своей  пишущей  машинке,  сообщив,
что я хотел бы открыть счет, и для начала приложил чек. О, я  был  напуган
до смерти, и все время говорил про себя, что в конце концов  никто  ничего
особенного не мог сделать мне. Это ведь были мои собственные деньги. А, ты
не знаешь, что это такое, быть маленьким мальчишкой! Они вернули мне  чек,
я чуть не умер, когда увидел его. Но в письме было дано объяснение.  Я  не
сделал на нем передаточную надпись. Мне прислали еще бланк для  заполнения
сведениями об мне. Не знаю, сколько же неправды мне пришлось написать.  Но
это ведь были мои деньги и я должен был их получить. Если я  мог  положить
их в банк, то значит в один прекрасный день я смогу их забрать.  Я  указал
своим занятием профессию писателя и написал, что мне двадцать четыре года.
Я думаю, что это ужасно большой возраст.
     -  Мне  бы  хотелось  посмотреть  рассказ.  У  тебя  есть  поблизости
экземпляр журнала?
     - Да, - ответил Тим. - Но никто не заметил этого - я имею в виду, что
"Т.Полом" мог быть любой. А когда я увидел в газетных киосках журналы  для
писателей  и  купил  их,  я  стал  применять  литературный  псевдоним  для
рассказа, а свои собственные имя и адрес  указывал  в  углу.  До  этого  я
пользовался литературным псевдонимом и никогда не получал работы  назад  и
не слышал о них. Хотя, как-то был случай.
     - И что было тогда?
     - О, тогда я сделал передаточную надпись на чеке, подлежащего оплате,
и указал псевдоним, а затем подписался своим собственным именем под  этим.
Как же я был напуган всем этим! Но это ведь были мои деньги.
     - Только рассказы?
     - Статьи тоже. И другие произведения. На сегодня достаточно. Только я
просто хотел сказать, недавно Т.Пол сообщил  банку,  что  хотел  перевести
часть денег на такой счет в банке, чтобы  выписывать  на  него  чеки.  Для
покупки книг по почте и тому подобное. Так что, я мог  бы  заплатить  вам,
доктор Уэллес... - прозвучало вдруг официально.
     - Нет, Тим, - твердо сказал Питер Уэллес.  -  Удовольствие  полностью
мое. Что я хочу, так это посмотреть тот рассказ, который был  опубликован,
когда тебе было восемь. И некоторые другие произведения,  которые  сделали
Т.Пола  достаточно  богатым,  чтобы  держать  практикующего  психиатра   в
платежной ведомости. И, ради меня, Питера, не скажешь ли ты  мне  как  все
это происходит, что твои бабушка и дедушка совершенно ничего не  знают  об
этом?
     - Бабушка думает, что я вожусь крышками коробок и  заполняю  отрывные
талоны, - ответил Тим. - Она  не  приносит  почту.  Она  говорит,  что  ее
мальчуган  испытывает  такое  большое  наслаждение   от   этой   небольшой
неприятной работы. Так или иначе, это то, что она сказала, когда мне  было
восемь. Я играл в почтальона. И были крышки коробок, я  показывал  их  ей,
пока она не сказала, кажется на третий раз, что на самом деле не  очень-то
интересуется подобными делами. Она до сих пор имеет привычку ждать,  чтобы
я принес почту.
     И Питер Уэллес подумал, что это был, в самом деле, день разоблачений.
Он провел тихий вечер дома, держась за голову и  тяжело  вздыхая,  пытаясь
разобраться во всем этом.
     И этот коэффициент  умственного  развития  -  120  -  просто  чепуха!
Мальчишка что-то скрывал от него. Очевидно, что Тим предостаточно читал  о
тестах с коэффициентом умственного развития, о  головоломках  и  необычных
вещах в журналах, и тому подобное,  что  давало  ему  возможность  успешно
увиливать.
     Что он бы мог сделать, если бы сотрудничал?
     Уэллес решил, что узнает.
     Он  не  узнал.  Тимоти  Пол  быстро  прошел   через   весь   диапазон
сверхсложных тестов для  взрослых  без  какой-либо  ошибки.  Еще  не  были
разработаны такие тесты, которые могли бы измерить его интеллект. Пока  он
все еще писал свой возраст одной  цифрой,  Тимоти  Пол  один  стоял  перед
трудностями и один преодолевал эти трудности, которые  могли  бы  сбить  с
толку нормального взрослого. Он приспособился  к  самой  трудной  из  всех
задач - казаться вполне обычным средним маленьким  мальчиком  с  отметками
"хорошо".
     И должно быть было еще что-то, что следовало узнать  о  нем.  Что  он
писал? И что он делал помимо чтения и писания, изучения плотницкого  дела,
разведения кошек и великолепного одурачивания всего своего окружения?


     Когда  Питер  Уэллес  прочитал  некоторые  произведения  Тима,  он  с
удивлением обнаружил, что рассказы,  написанные  мальчиком,  были  яркими,
человеческими,  что  являлось  результатом  пристального   наблюдения   за
человеческой  природой.   С   другой   стороны,   статьи   были   подробно
аргументированы   и   свидетельствовали   о   всесторонних   изучениях   и
исследованиях. Тим, явно, прочитывал каждое слово в  разных  газетах  и  в
двух десятках или больше периодических изданий.
     - О конечно, - ответил Тим, когда его спросили. - Я читаю все.  Время
от времени я возвращаюсь и перечитываю также старое.
     - Если ты можешь так писать, - спросил Уэллес, указывая на журнал,  в
котором появилась степенная, ученая статья, "и так" - это была откровенная
политическая статья с аргументами за изменение и против него всей  системы
конгресса, - то почему ты всегда говоришь со мной  языком  посредственного
недалекого школьника?
     - Потому что я всего лишь малыш, - ответил Тимоти.  -  Что  произошло
бы, если бы я ходил везде и говорил так?
     - Ты мог бы попробовать со мной. Ты ведь уже показал мне это.
     - У меня никогда не хватало духу так  говорить.  Я  могу  забыться  и
говорить так с другими. Кроме того, я не могу произнести половину слов.
     - Что!
     - Я никогда не смотрю произношение,  -  объяснил  Тимоти.  -  Если  я
обмолвлюсь и скажу слово, стоящее выше среднего уровня,  я  могу  так  или
иначе надеяться, что произнес его неправильно.
     Уэллес громко рассмеялся, но опять  успокоился,  так  как  представил
себе скрытый смысл услышанного.
     - Ты прямо  как  путешественник,  живущий  среди  дикарей,  -  сказал
психиатр. - Ты тщательно изучил дикарей и пытаешься  подражать  им,  чтобы
они не поняли, что есть различия.
     - Что-то вроде этого, - признался Тим.
     - Вот почему твои рассказы такие человеческие, - проговорил Уэллес. -
Тот рассказ об ужасной маленькой девочке...
     Они оба фыркнули.
     - Да, это был мой первый рассказ, - сказал  Тим.  -  Мне  было  почти
восемь и в моем классе учился мальчик, у которого был брат, имевший  рядом
друга, с которым и произошла эта история.
     - Сколько в этом рассказе правды?
     - Первая часть. Я видел, когда обычно проходил там, как  эта  девочка
выбрала Стива, друга брата Билла. Она все время хотела  играть  со  Стивом
сама, и когда он встречался с ребятами, она делала что-нибудь  ужасное.  И
родные у Стива были как раз такими, как я описал - они не разрешали  Стиву
плохо относиться к девочкам. Когда она побросала все арбузные корки  через
забор во двор, он только собрал их все и ничего не сказал в ответ;  а  она
смеялась над ним через забор. Она  обвиняла  его  во  всем  том,  чего  он
никогда не делал, а когда у него была во дворе работа, она высовывалась из
своего окна и хохотала над ним, и дразнила его. Прежде  всего  я  подумал,
что заставляло ее так поступать, а затем я изобрел для него способ,  чтобы
расквитаться с ней, и описал это так, как могло бы произойти.
     - Передал ли ты эту идею Стиву, чтобы он мог воспользоваться ею?
     - Нет, черт возьми! Я был  лишь  малышом.  Семилетние  дети  не  дают
советов тем, кому десять. Это первое, что я познал -  всегда  быть  тихим,
особенно  если  поблизости  находится  кто-нибудь  постарше,  мальчик  или
девочка, даже если постарше всего лишь на год или два. Я научился смотреть
бессмысленно и держать свой рот открытым, и говорить "Я не понимаю  этого"
почти на все.
     - А мисс Пейдж думает, что странно, что у  тебя  нет  близких  друзей
твоего возраста, - сказал  Уэллес.  -  Ты,  должно  быть,  самый  одинокий
мальчик, который когда-либо ходил по этой земле, Тим.  Ты  жил,  скрываясь
как преступник. Но скажи мне, чего ты боишься?
     - Конечно. Я боюсь того, что меня раскроют. В этом мире я  могу  жить
только маскируясь - до тех пор,  пока  я  не  стану  взрослым,  во  всяком
случае. Сначала именно бабушка и дедушка ругали меня  и  говорили  мне  не
высовываться, а  как  окружающие  смеялись  надо  мной,  когда  я  пытался
говорить с ними. Потом я увидел, как люди  ненавидят  любого,  кто  лучше,
умнее или счастливее. Некоторые люди определяются с  помощью  компромисса:
если ты плох в одном, то хорош в другом, тебе простят то, что тебе удается
кое-что, потому что другое тебе не удается, и можно все компенсировать.  В
чем-то тебя могут превзойти. Ты должен добиться равновесия. У  ребенка  же
возможности нет вообще. Ни  один  взрослый  не  может  вынести  того,  что
ребенок знает то, чего взрослый не знает. О, крошка,  если  она  забавляет
их. Но не более того. Есть одна старая история о  том,  как  один  человек
оказался в стране, где все были слепые. И со мной так же  -  только  глаза
мне еще не выкололи. Я никогда не покажу, что могу видеть что-то.
     - Видишь ли ты то, что взрослые не могут?
     Тим махнул рукой в сторону журналов.
     - Только так, как я сказал. Я слышу, как люди говорят в  машинах,  на
улице и в магазинах, и когда они работают, и повсюду. Я читаю о  том,  как
они поступают - в печати. Я такой же, как они, совершенно  такой  же,  как
они, только я кажусь старше почти лет на сто - я более зрелый.
     - Ты считаешь, что  никто  из  людей  не  имеет  достаточно  здравого
смысла?
     - Я не считаю так буквально. Думаю, что слишком  мало  из  них  имеет
хоть немного здравого смысла, или они не показывают того, что  имеют  его.
По-своему они люди не плохие, но что они могли сделать из меня? Даже когда
мне было семь лет, я мог понять их побуждения, однако они не могли  понять
свои собственные побуждения. И они так ленивы - кажется, что они не  хотят
знать или понимать. Когда я впервые пришел в библиотеку за книгами, книги,
из которых я черпал знания, редко читались кем-либо  из  взрослых.  А  они
были предназначены для обыкновенных взрослых  людей.  Взрослые  ничего  не
хотят знать - единственное, что им нравится, это болтаться попусту. У меня
такое же отношение к большинству людей, как у  моей  бабули  к  малышам  и
молокососам. Только ей не надо все время притворяться малышом, - немного с
горечью добавил Тим.
     - Сейчас у тебя есть друг, это я.
     - Да, Питер, - сказал Тим, светился от радости. - И еще у  меня  есть
друзья по письмам. Людям нравится то, что я пишу, потому что они не  могут
видеть, что я всего лишь малыш. Когда я вырасту...
     Тим не закончил предложение. Теперь Уэллес понимал некоторые  страхи,
которые Тиму вообще не хватало духу выразить словами. Когда  он  вырастет,
он будет также далеко впереди всех других взрослых, как и сейчас, всю свою
жизнь, он впереди своих сверстников? Взрослые друзья, с которыми он сейчас
общается на довольно равных условиях, - будут ли они потом  тоже  казаться
малышами или молокососами?
     Питер также не  смел  произнести  эту  мысль  вслух.  Еще  меньше  он
отважился  заикнуться  о  другой  теме.  Тим,  до  сих  пор,  не  очень-то
интересовался девочками; они существовали для него как часть  человеческой
расы, но придет время, когда Тим вырастет и захочет  жениться.  И  где  же
среди молокососов он сможет найти себе пару?
     - Когда ты вырастешь, мы останемся друзьями, - сказал Питер. - А  кто
остальные?
     Оказалось, что по всему миру у него есть друзья по письмам. Он  играл
в шахматы по переписке - в эту игру он никогда не смел  играть  лично,  за
исключением тех случаев, когда он заставлял себя лениво передвигать фигуры
и позволял своему противнику выигрывать, по крайне мере, слишком часто.  У
него также было много друзей, читавших что-то из того, что он  написал,  и
написавших ему об этом, и таким образом началась дружба по письмам.  После
двух или трех подобных случаев  он  самостоятельно  начал  переписываться,
всегда с теми людьми, которые жили на большом расстоянии. Для  большинства
из них он указал имя, которое, хотя и не было  фальшивым,  выглядело  так.
Это был Пол Т.Лоуренс. Лоуренс - это его второе имя, а с точкой после Пола
фактически было его собственное имя. У него был абонементный почтовый ящик
под этим именем, для которого имя Т.Пол в счете крупного  банка  было  его
референцией.
     - Заграничные друзья по переписке? Ты знаешь языки?
     Да, Тим знал. Он выучил языки  также  по  переписке,  заочно.  Многие
университеты имеют курсы заочного обучения, они высылают  студенту  записи
для воспроизведения, чтобы  он  мог  учить  правильное  произношение.  Тим
прошел  несколько  подобных  курсов,  другие  языки  учил  по  книгам.  Он
продолжал использовать все эти  языки  на  практике,  отправляя  письма  в
другие страны и получая оттуда ответы.
     - Я  купил  словарь,  затем  написал  мэрам  других  городов,  или  в
иностранную газету, и попросил их дать объявление для некоторых друзей  по
письмам помочь мне изучить язык. Мы обмениваемся сувенирами и еще кое-чем.
     И нисколько Уэллес не был  удивлен  узнать,  что  Тимоти  уже  прошел
несколько других заочных курсов. Он прошел,  в  течение  трех  лет,  более
половины  предметов,  предлагаемых  четырьмя  разными  университетами,   и
несколько других курсов, самым последним был курс по архитектуре. Мальчик,
которому нет еще и четырнадцати лет, прошел полный курс по этому  предмету
и был в состоянии представлять себя как вполне взрослого человека. Он  мог
немедленно выйти и построить почти все, что бы вам хотелось, потому что он
также много знал о профессиях, используемых в архитектуре.
     - Всегда говорят, сколько времени приходится на среднего студента, на
меня пришлось столько же, - сказал Тим, - поэтому, конечно, я  должен  был
работать в нескольких школах одновременно.
     - А плотницкое дело в летней школе на спортивной площадке?
     - Да. Но там я не мог делать слишком много,  потому  что  люди  могли
видеть меня. Но я узнал, как это делается, и это стало хорошим прикрытием,
поэтому я мог изготавливать клетки для кошек и все такое прочее. У  многих
ребят "золотые" руки. Мне нравилось что-то делать своими руками.  Я  также
смастерил свой собственный  радиоприемник,  он  принимает  все  зарубежные
станции и это помогает мне с моими языками.
     - Как ты вычислил насчет кошек? - спросил Уэллес.
     - О, должны быть рецессивные признаки, вот и  все.  Окраска  сиамской
кошки была одним рецессивным признаком, и он должен быть соединен с другим
рецессивным признаком. Одной вероятностью был черный цвет, другой - белый,
но я начал с черного, потому что он мне нравится больше. Я  мог  бы  также
попробовать с белым цветом, но у меня в мыслях так много еще...
     Он внезапно остановился и больше ничего не сказал.

     Следующая их встреча должна была состояться в мастерской Тима. Уэллес
встретил паренька после школы и они вместе зашагали к дому  Тима;  там  он
открыл ключом дверь и включил свет, щелкнув выключателем.
     Уэллес оглянулся с интересом. Стоял верстак,  ящик  с  инструментами.
Шкафчики с висячими замочками. Радиоприемник, явно куплен не  в  магазине.
Картотека, закрыта. Что-то на столе, прикрыто куском ткани. Коробка в углу
- нет, две коробки в двух углах. В каждой коробке  сидела  мамаша-кошка  с
котятами. Обе мамаши были черными персидскими кошками.
     - Вот эта должна иметь помет полностью черный персидский, -  объяснил
Тим. Ее третий помет, все время без сиамских отметин. А вот  эта  несет  в
себе оба рецессивных признака. В последний раз у нее был сиамский  котенок
с короткой шерстью. Сегодня утром я не  успел  посмотреть  -  торопился  в
школу. Давай посмотрим.
     Они оба  склонились  над  коробкой,  где  лежал  новорожденный.  Один
котенок   был   точной   копией   своей   мамаши.    Два    других    были
сиамско-персидскими, самец и самочка.
     - Тим, у тебя снова получилось! - воскликнул Уэллес. - Поздравляю!
     Они пожали руки в радостном порыве.
     - Я запишу об этом в журнале, - счастливо проговорил парнишка.
     В конторской книге за пять центов с надписью "Популяции"  левая  рука
Тима сделала дополнительные записи. Он  применял  подходящие  обозначения:
F1, F2, F3; Ss, Bl.
     - Основные признаки заглавными буквами, - объяснил он, - B -  черный,
S  -  короткая  шерсть;  рецессивные  признаки  маленькими  буквами:  s  -
сиамская, l - длинная шерсть. Питер, как это прекрасно, снова написать  ll
вместо ss. Больше в два раза.  А  другой  котенок  несет  в  себе  окраску
сиамской породы в качестве рецессивного признака.
     Он торжествующе закрыл книгу.
     - А сейчас, - и он размеренным шагом пошел к  закрытому  предмету  на
столе, - мой самый последний секрет.
     Тим осторожно поднял ткань и показал  красиво  построенный  кукольный
домик. Нет, модель дома - Уэллес быстро поправил себя. Прекрасная  модель,
и - да, выстроена в масштабе.
     - Крыша снимается. Смотри, есть большой склад и комната для  игр  или
для прислуги, или еще для чего-нибудь. Затем я поднимаю мансарду...
     - Боже мой! - воскликнул Питер Уэллес. Любая девчушка отдала  бы  все
свое сердце за это!
     - Для обоев я использовал оберточную бумагу с орнаментом.  Коврики  я
сплел на маленьком ручном ткацком станочке, - радовался Тимоти.  -  Мебель
прямо как настоящая, так ведь? Кое-что я купил, она из пластика. Некоторую
я сделал из строительного картона и прочего. Самым трудным были занавески:
ведь я не мог попросить бабулю пошить их...
     - Почему не мог? - удалось произнести крайне удивленному доктору.
     - Впоследствии она могла узнать об этом, - сказал Тим  и  поднял  пол
верхнего этажа.
     - Узнать об этом? Ты еще не показывал ей  это?  Тогда  когда  бы  она
увидела это?
     - Она могла бы и не увидеть,  -  допускал  Тим.  -  Но  мне  придется
немного рискнуть.
     - Это очень удобный для жилья план этажа, который ты  использовал,  -
сказал Уэллес, наклоняясь ниже, чтобы подробно рассмотреть домик.
     - Да, и так думал. Это ужасно, как много планировок дома не оставляло
свободного места на стене для книг или картин. В некоторых  из  них  двери
помещены так, что ты должен каждый раз обходить  стол  в  столовой,  когда
идешь из гостиной в кухню, или планировка такова, что целый  угол  комнаты
ни на что не годен, во всех углах двери. И сейчас я спроектировал этот дом
для...
     - Ты спроектировал его, Тим!
     - Ну конечно. О, понимаю - ты думал, что я построил его по  купленным
светокопиям. Это моя первая модель дома, которую я построил, но  курсы  по
архитектуре дали мне так много замыслов, что  мне  захотелось  посмотреть,
как это будет выглядеть. А сейчас подвал и комната для игр...


     Уэллес пришел в себя час спустя, взглянув на часы, он открыл  рот  от
изумления.
     - Слишком поздно. К тому же  мой  пациент  уже  ушел  домой  к  этому
времени. Я могу с таким же успехом остаться - как насчет сортировки газет?
     - Я отказался от этого. Бабуля обещала кормить кошек,  как  только  я
отдам ей котенка. И мне нужно было время для этого. Вот фотографии дома.
     Цветные отпечатки были очень хороши.
     - Я отправляю их и статью в журналы, - сказал Тим. - На этот раз я  -
Т.Л.Пол. Иногда бывало я делал вид, что все те  разные  люди,  которыми  я
являюсь, разговаривают вместе, но сейчас, вместо этого, я  разговариваю  с
тобой, Питер.
     - Кошек не будет беспокоить, если я закурю? Спасибо. Надеюсь, что  я,
вероятно, ничего не подожгу?  Собери  дом  и  дай  мне  здесь  посидеть  и
посмотреть  на  него.  Мне  хочется  заглянуть  в  окна.  Зажги  маленькие
лампочки. Там.
     Юный архитектор засиял и, щелкнув, зажег маленькие лампочки.
     - Никто не может  здесь  ничего  подсмотреть.  Я  поставил  подъемные
жалюзи; а когда я работаю здесь, я иногда даже закрываю их.
     - Если бы я не знал о  тебе  все,  мне  пришлось  бы  перебрать  весь
алфавит от A до Z, - сказал Питер Уэллес. - Вот архитектура. Что еще на A?
     - Астрономия. Я показывал  тебе  те  статьи.  Мои  расчеты  оказались
верными.
     Астрофизика - получил "отлично" по этому курсу,  но  до  сих  пор  не
сделал ничего незаурядного. Искусство - нет; я не могу очень хорошо писать
красками или рисовать, за исключением технического  черчения.  Я  выполнил
всю работу в  скаутской  деятельности  на  значок  "За  заслуги"  на  всем
протяжении алфавита.
     - Ни за что на свете не могу представить тебя бойскаутом, -  возразил
Уэллес.
     - Я очень хороший бойскаут. У меня почти столько же значков,  сколько
у любого другого мальчишки моего возраста в отряде. А в лагере  я  работаю
так же, как большинство городских ребят.
     - Оказываешь ты добрую услугу каждый день?
     - Да, - ответил Тимоти. - Начал  тогда,  когда  впервые  прочитал  об
организации бойскаутов - Я был бойскаутом в  глубине  души  до  того,  как
достиг того возраста, чтобы быть членом младшей группы бойскаутов. Знаешь,
Питер, когда ты очень юн, ты все такое воспринимаешь серьезно,  о  хорошем
поступке каждый день, и о положительных привычках и  мыслях,  и  обо  всем
таком. А затем ты становишься старше, и это начинает тебе казаться смешным
и детским, и позерским, и надуманным, и ты улыбаешься с превосходством,  и
отпускаешь  шуточки.  Но  есть  еще  и  третий  этап,   когда   ты   вновь
воспринимаешь  все  это  серьезно.  Люди,  которые  высмеивают   скаутские
правила, причиняют мальчишкам много вреда, однако те,  кто  верит  во  все
такое, не знают, как сказать об этом, чтобы не показаться  педантичными  и
банальными. Вскоре я собираюсь написать статью об этом.
     -  Скаутские  правила  -  это  твоя  религия,  если  можно  мне   так
выразиться?
     - Нет,  -  ответил  Тимоти.  -  Но  "бойскаута  уважают".  Однажды  я
попробовал изучать вероисповедания и узнал, что такое  истина.  Я  написал
письма пасторам всех вероисповеданий - всем тем, кого нашел  в  телефонном
справочнике и в газете. Когда я проводил свои каникулы на Востоке, я узнал
имена и по возвращению написал им. Я не мог писать тем, кто жил  здесь,  в
этом же городе. Я написал, что хотел бы узнать, какое вероисповедание было
истинным, и  я  ждал,  что  они  напишут  мне  и  расскажут  мне  о  своих
вероисповеданиях,  и  поспорят  со  мной,  ты  понимаешь.  Я  мог   читать
библиотечные книги, и все, что им  надо  было  сделать,  это  посоветовать
некоторые, как я сказал им, а потом немного написать мне о них.
     - Они написали?
     - Некоторые из них ответили, - сказал Тим, - но почти все они сказали
мне пойти к кому-нибудь рядом со мной. Несколько из них написали, что  они
очень заняты. Некоторые дали мне названия нескольких книг, но никто из них
не попросил меня написать снова, а... а я был  лишь  маленьким  мальчиком.
Всего девяти лет, так я и не мог ни с кем поговорить. Когда  я  думал  над
этим, я понял, что не смог бы принять какое-либо вероисповедание, будучи в
таком юном возрасте, если только это не было вероисповедание моих бабули и
дедули. Я продолжаю ходить здесь в церковь  -  это  хорошая  церковь,  она
много учит истине, я уверен. Я читаю все, что могу найти, поэтому, когда я
буду достаточно  взрослым,  я  буду  знать,  что  должен  делать.  Как  вы
считаете, Питер, сколько лет мне должно быть?
     - Университетский возраст, -  ответил  Уэллес.  -  Ты  собираешься  в
университет?
     К тому времени любой из пасторов  будет  разговаривать  с  тобой,  за
исключением тех, кто слишком занят!
     - Действительно, это нравственная проблема. Имею ли я право ждать? Но
я должен ждать. Это как говорить неправду - я должен понемногу лгать, но я
ненавижу это. Если у меня есть нравственное обязательство принять истинное
вероисповедание, как только я определю его, ну и что же тогда? Я  на  могу
этого сделать до тех пор, пока мне  не  исполнится  восемнадцать  лет  или
двадцать?
     - Если ты не можешь, значит не можешь.  Должен  считать,  что  вопрос
решен. По закону ты несовершеннолетний, контролируемый своими  бабушкой  и
дедушкой, и, несмотря на то, что ты мог бы заявить  о  своем  праве  пойти
туда, куда ведет тебя твоя  совесть,  было  бы  не  возможно  оправдать  и
объяснить твой выбор без того, чтобы полностью тебя не выдать - это совсем
как то, что ты должен ходить в школу, пока тебе не исполнится, по  крайней
мере, восемнадцать,  даже  если  ты  знаешь  больше  большинства  докторов
философии.
     Это все часть игры, и тот, кто сотворил тебя, должен понимать это.
     - Никогда я не скажу тебе неправду, - сказал Тим. - Я был так  ужасно
одинок - мои друзья по письмам ничего не знали обо мне на  самом  деле.  Я
сообщил им только то, что  им  надлежало  знать.  Малышам  хорошо  быть  с
другими людьми, но когда ты подрастаешь, ты  должен,  по-настоящему  иметь
друзей.
     - Да, это часть становления  взрослым.  Ты  должен  понять  других  и
поделиться  с  ними  мыслями.  Ты,  действительно,   слишком   долго   был
предоставлен самому себе.
     - Это было не то, чего мне хотелось. Ведь без  настоящего  друга  это
был только обман и я никогда не мог позволить своим друзьям детства узнать
что-либо обо мне. Я изучал их  и  писал  о  них  рассказы,  и  этого  было
достаточно, но ведь это всего лишь крошечная частичка меня.
     - Быть твоим другом, это такая честь для меня, Тим. Каждый  нуждается
в друге. Я горжусь, что ты доверяешь мне.
     Молча Тим минуту гладил кошку, затем взглянул с улыбкой.
     - Как насчет того, чтобы послушать мою любимую шутку? - спросил он.
     - Очень охотно, -  ответил  психиатр,  напрягаясь  почти  при  каждом
большом потрясении.
     - Это записи. Я записал это с радиопрограммы.
     Уэллес слушал. Он мало разбирался в музыке, но симфония,  которую  он
слушал, нравилась ему. Диктор очень хвалил ее в небольших вступлениях до и
после каждой части. Тимоти хихикал.
     - Нравится?
     - Очень. Я не вижу шутки.
     - Я написал ее.
     - Тим, это выше моего понимания! Но я все еще не понимаю шутки.
     - Шутка в том, что я написал ее с помощью математики. Я вычислил, как
должны звучать радость, горе, надежда, торжество и все остальное, и -  это
было как раз после того, как я изучил гармонию; ты ведь знаешь  какая  она
точная.
     Потерявший дар речи Уэллес кивнул.
     - Я разработал гармонию на  основании  разных  метаболизмов  -  каким
образом вы действуете под влиянием этих эмоций; каким  образом  изменяется
скорость вашего обмена веществ, пульсация вашего  сердца,  дыхание  и  все
такое.  Я  отправил  ее  дирижеру  одного  оркестра,   который   не   имел
представления о том, что это была шутка - конечно, я ничего не объяснил  -
и сыграл музыкальное произведение. А я получил  также  приятный  авторский
гонорар.
     - Ты все же сведешь меня в могилу, - с глубокой искренностью произнес
Уэллес.
     - Не говори мне больше  ничего  сегодня;  я  больше  не  в  состоянии
воспринимать. Я иду домой. Может быть, к завтрашнему дню я и пойму шутку и
вернусь посмеяться. Тим, были ли у тебя когда-нибудь в чем-нибудь неудачи?
     - Два шкафчика заполнены статьями и рассказами,  которые  не  удалось
продать. Я страдаю из-за некоторых из них. Была сказка о шахматах.  Видишь
ли, в игре "Сквозь зеркало", а это была не очень хорошая игра, трудно было
ясно понять связь сказки с ходами игры.
     - Я вообще никогда не мог понять это.
     - Я думал, что было бы забавно провести игру на первенство и написать
об этом фантазию, как если бы была война между  двумя  небольшими  старыми
странами, в которой участвовали бы шахматные фигуры,  кони,  и  пехотинцы.
Были бы укрепленные стены, ладьи,  под  охраной  командиров,  и  епископы,
слоны, не могли сражаться так, как  воины,  и,  конечно,  королевы  -  это
женщины, их не убивают, не в сражении врукопашную, и... ну,  понимаешь?  Я
хотел разработать нападения и взятие в плен и сохранить людям жизнь.
     Необычная война, как ты понимаешь, и  сделать  так,  чтобы  стратегия
игры и стратегия войны совпали, и чтобы все кончилось  хорошо.  И  у  меня
ушло так много времени на то, чтобы  разработать  это  и  записать.  Чтобы
представить эту игру, как игру в  шахматы,  а  затем  преобразовать  ее  в
действия  людей  и  их  побуждения,  и  наделить  их  речью,  которая   бы
соответствовала разным типам людей. Я покажу  это  тебе.  Мне  понравилось
это. Но никто ведь не напечатает это. Шахматисты не любят  выдумок,  никто
не любит, кто занимается шахматами. У человека должен  быть  особый  склад
ума, чтобы ему нравилось и то, и другое.  И  это  было  разочарованием.  Я
надеялся,  что  эта  сказка  будет  напечатана,  потому  что  тому  малому
количеству людей, которым нравятся вещи такого сорта, очень бы понравилась
эта сказка.
     - Уверен, что мне понравится.
     - Вот, если тебе нравятся такие вещи, так это то, чего  ты  всю  свою
жизнь прождал напрасно. Никто другой этого не сделал,  -  Тим  запнулся  и
покраснел, как свекла. - Понятно, что имела в виду моя бабушка. Как только
начинаешь хвастаться, остановиться не можешь. Прости, Питер.
     - Дай мне рассказ. Ничего не имею против, Тим, хвастайся передо  мной
всем, чем хочешь, я пойму. Ты мог бы срываться, если бы никогда не выражал
своей законной гордости или удовольствия от подобных достижений. Что я  не
понимаю, так это как тебе удавалось так долго скрывать это все.
     - Я должен был это делать, - сказал Тим.

     Рассказ был таким, как и утверждал юный автор.  В  тот  вечер  Уэллес
хихикал, читая рассказ. Он перечитал его и проверил все побуждения  героев
и линию их поведения. Это было, на самом  деле,  прекрасное  произведение.
Затем он вспомнил о симфонии, и на этот раз был в состоянии посмеяться. Он
просидел за полночь, думая о пареньке. Затем он принял  снотворное  и  лег
спать.
     На следующий день он отправился повидать бабушку Тима.  Миссис  Дэвис
любезно приняла его.
     - Ваш внук очень интересный мальчик, - осторожно начал Питер  Уэллес.
- Я прошу вас  оказать  мне  любезность.  Я  провожу  обследование  разных
девочек и мальчиков в этом районе, их способностей и анкетных данных, и их
окружения, и особенностей их характеров, и  все  такое.  Конечно,  никаких
имен не будет упомянуто, сохранится только статистический отчет, в течении
десяти лет  или  больше,  и  некоторые  истории  болезней  могли  бы  быть
опубликованы позднее. Можно было бы включить Тимоти?
     - Тимоти такой хороший, нормальный мальчуган, я не вижу в чем состоит
цель его включения в подобное обследование.
     - Вот в этом и все дело. В этом обследовании мы не  занимаемся  плохо
приспособленными детьми. Мы исключаем всех психически больных мальчиков  и
девочек. Мы интересуемся теми  мальчиками  и  девочками,  которые  успешно
решили свои юные проблемы и хорошо приспосабливаются к жизни. Если  бы  мы
могли  обследовать  группу  подобных  отобранных  детей  и  проследить  их
развитие в течении, по крайней  мере,  последующих  десяти  лет,  а  затем
опубликовать резюме полученных данных, без указания имен...
     - В таком случае не имею возражений, - сказала миссис Дэвис.
     - Не могли бы вы тогда рассказать мне немного о родителях Тимоти - их
прошлое?
     Миссис Дэвис устроилась для хорошего длинного разговора.
     - Мать Тимоти, моя единственная дочь, Эмили, -  начала  она,  -  была
очаровательной девушкой. Такой одаренной. Она прелестно играла на скрипке.
Тимоти похож на нее, лицом, но у него отцовские темные волосы и  глаза.  У
Эдвина были очень ясные глаза.
     - Эдвин был отцом Тимоти?
     - Да. Молодые люди встретились, когда Эмили  училась  в  колледже  на
Востоке.
     Эдвин изучал атомную энергию там.
     - Ваша дочь училась музыке?
     - Нет. Эмили проходила  обычный  курс  гуманитарных  наук.  О  работе
Эдвина я могу рассказать вам мало, поскольку после их женитьбы он вернулся
к ней и... вы понимаете, мне больно вспоминать это, ведь  их  смерть  была
таким ударом для меня. Они были так молоды.
     Уэллес держал наготове карандаш, чтобы записывать.
     - Тимоти никогда не говорили  об  этом.  В  конце  концов  он  должен
вырасти в этом мире, а как ужасно этот мир изменился за последние тридцать
лет, доктор Уэллес! Но вы, очевидно, и не помните время до 1945 года.  Вы,
без сомнения, слышали об ужасном взрыве на атомной станции  в  1958  году,
когда проводилась  попытка  изготовить  бомбу  нового  типа?  В  то  время
казалось, что никто из работающих там не пострадал. Считалось, что  защита
была достаточной. Однако спустя два года все  они  умерли  или  продолжали
умирать.
     Миссис  Дэвис  печально  покачала  головой.  Уэллес  затаил  дыхание,
наклонив голову, он быстро писал.
     -  Тим  родился  спустя  точно  год  и  два  месяца   после   взрыва,
четырнадцать месяцев день в день. Все еще считали, что не  было  причинено
никакого вреда. Однако излучение уже оказало какое-то воздействие, которое
было очень медленным. Я не понимаю подобных вещей, Эдвин умер, а  затем  и
Эмили вернулась домой, к нам, с ребенком. Через несколько месяцев не стало
и ее.
     - О, мы ведь не горюем так,  как  те,  кто  оставил  всякую  надежду.
Доктор Уэллес, это так тяжело потерять ее, но мистер Дэвис  и  я  достигли
того периода жизни, когда можно смотреть вперед, чтобы увидеть  ее  вновь.
Наша надежда - это дожить до  тех  пор,  когда  Тимоти  станет  достаточно
взрослым, чтобы позаботиться о себе. Мы так волновались за  него,  но,  вы
видите, он вполне нормальный во всех отношениях.
     - Да.
     - Специалисты  проводили  всевозможные  тесты.  Но  с  Тимоти  все  в
порядке.
     Психиатр еще задержался немного, сделал еще несколько записей и ушел,
как только смог. Придя прямо в школу, он немного поговорил с мисс Пейдж, а
потом забрал Тима в свой кабинет, где он и рассказал ему все, что узнал.
     - Ты считаешь, что я это - мутация?
     - Мутант. Да, весьма вероятно, что это так. Я не знаю. Но должен  был
рассказать тебе немедленно.
     - Должно быть также доминирующий, - сказал  Тим,  -  выходящий  таким
образом в первом поколение. Ты считаешь, что могут  быть  еще?  Что  я  не
единственный? - добавил он в большом волнении. -  О  Питер,  даже  если  я
стану взрослым после тебя, мне не придется быть одиноким?
     Вот. Все-таки он произнес это.
     - Могли быть, Тим. В твоей семье нет ничего другого, чтобы  могло  бы
послужить объяснением тебе.
     - Но я никогда не встречал никого, хоть  сколько-нибудь  похожего  на
меня. Я бы понял. Другой мальчик или девочка моего возраста, как я,  я  бы
понял.
     - Ты приехал с Запада вместе со своей мамой. А  куда  уехали  другие,
если  они  существовали?  Родители  должны  быть  разбросаны  везде,   они
вернулись в свои родные места по всей стране, по всему миру. И все же,  мы
можем проследить их. И еще, Тим, не показалось ли тебе  немного  странным,
что со всеми твоими литературными псевдонимами и разными  контактами  люди
более не настаивают на встрече с тобой? Люди не  интересуются  тобой?  Все
делается по почте? Это почти также,  как  если  бы  редакторы  привыкли  к
людям, которые скрываются. Это почти также,  как  будто  люди  привыкли  к
архитекторам и астрономам, и композиторам, которых никто никогда не видит,
которые являются только именами для передачи другим именам по абонементным
почтовым ящикам. Это удача, просто счастливый случай, обрати внимание, что
есть другие. Если они есть, мы найдем их.
     - Я разработаю код и они поймут, - сказал Тим, лицо  его  сморщилось,
сосредоточившись. - В статьи я сделаю это, в некоторые журналы и в  письма
я могу вложить экземпляры - некоторые из моих друзей  по  переписке  могут
быть...
     - Я разыщу учетно-отчетные документы, они должны быть где-то подшиты.
Психологи и психиатры знают всякого рода штучки, мы можем найти отговорки,
чтобы проследить их всех, по записям даты рождения...
     Оба говорили одновременно, но все это  время  Питер  Уэллес  печально
думал, что, наверное, сейчас  он  потерял  Тима.  Если  они  действительно
найдут тех других, тех, к которым Тим  принадлежал  по  праву,  где  тогда
будет бедный Питер? Не с ними, среди сосунков...
     Тимоти Пол поднял глаза и увидел на себе  взгляд  Питера  Уэллса.  Он
улыбнулся.
     - Ты был моим первым другом, Питер, и ты останешься  им  навсегда,  -
сказал Тим. - Не важно что, не важно кто.
     - Но мы должны искать других, - заметил Питер.
     - Я никогда не забуду, кто помог мне, - сказал Тим.
     Обычный мальчишка тринадцати лет может искренне сказать такую вещь, а
неделю спустя забыть обо всем этом.  Но  Питер  Уэллес  был  доволен.  Тим
никогда не забудет, Тим будет его другом всегда. Даже тогда, когда  Тимоти
Пол и такие,  как  он,  должны  будут  объединиться  в  зрелости,  что  не
приснится и  во  сне,  чтобы  управлять  миром,  если  они  посчитают  это
необходимым, Питер Уэллес будет другом Тима,  не  молокососом,  а  любимым
другом, подобно верному псу, которого хороший хозяин любит  и  никогда  не
выгонит.



                            2. ОТКРЫТИЕ ДВЕРЕЙ

     Тимоти Пол, которому в следующую среду исполнится четырнадцать лет, и
доктор Уэллес, психолог-психиатр, были на пути в почтовое отделение.
     Тим сгорал от возбуждения, но не  говорил  ни  слова.  Уэллес,  молча
наблюдающий за ним, знал почему. Одно слово от любого из  них  и  польются
потоки речи, которые были невозможны на людях. Итак, они  шли  за  первыми
ответами на объявление,  которое  они  поместили  в  газетах  и  журналах,
распространяющихся в стране.
     Объявление было составлено самим Тимом и он очень гордился этим.  Ему
очень не терпелось  найти  других,  похожих  на  него  детей...  если  они
существовали,  так   как   был   повод   надеяться.   Уэллес   намеревался
воспользоваться другими средствами и в течение недели ждал своего  первого
отчета  от  детективной  конторы,  прослеживающей  всех  детей  родителей,
умерших после атомного взрыва в 1958 году.
     - Сироты, р.ок.59, коэффициент умственного  развития,  три  звездочки
плюс, - гласило объявление.
     - Мы получим все виды сумасшедших ответов, - сказал Тим, - но я хочу,
чтобы оно было достаточно понятным и его нельзя было пропустить.
     - Мы можем отсортировать их, - ответил Уэллес. - Мы  можем  продавать
авторам галстуки по почте или что-то в этом роде. Мы можем  объяснить  все
это, говоря, что я, как психолог, хотел посмотреть, какие ответы  получило
объявление с загадочной бессмыслицей.
     - Р обозначает рожденные, ок - около, - объяснил Тим, указывая.  -  А
59 - это год, они все должны были родиться в 1959 году или очень близко  к
этому.
     Остальное достаточно ясно; они все сироты и это делает броским первое
слово.
     - Да, - ответил Уэллес терпеливо.
     - Я не имел  в  виду  объяснение,  -  извинился  Тим,  смутившись.  -
Извините меня, Питер. Это только из-за того, что я так  привык,  что  люди
никогда ничего не постигают сами.
     - Это кажется почти слишком ясным, - сказал психолог. - Но мы увидим.
     Ну что ж, в худшем  случае,  они  получат  ответы  о  сообразительных
детях, и Тиму не  будет  ни  какого  вреда  связаться  с  сообразительными
детьми, даже если коэффициент умственного развития  у  них  был  в  классе
150-200.
     Питер Уэллес открыл ключом абонементный  почтовый  ящик  и  без  слов
начал делить семь писем, которые содержались в нем, одно для Тима  и  одно
для него самого, одно для Тима и  одно  для  него  самого,  таким  образом
нечетное письмо  попало  к  мальчику.  Питер  быстро  вышел  из  почтового
отделения, и когда Тим, который шел  медленно,  изучая  снаружи  конверты,
достиг улицы, он увидел, что доктор остановил такси.
     - Сейчас нужна скорость, - заметил Уэллес.
     Тим улыбнулся, не размыкая губ. Психолог видел,  что  у  мальчика  не
хватало смелости разомкнуть губы, чтобы не выплеснулась неосторожная речь.
Было всегда затруднительно  помнить,  что  этому  ребенку,  чей  интеллект
превзошел  интеллект  высокообразованных  взрослых,   все   еще   было   в
эмоциональном отношении только около тринадцати лет.
     - Подержи все, приятель, - ободряюще сказал Уэллес. -  Это  не  будет
долго сейчас.


     Когда они добрались до конторы доктора, которая также была его домом,
Тим выпрыгнул из такси и ворвался внутрь. К тому времени, когда туда вошел
Питер, первое письмо было открыто и прочитано.
     - Эта думает, что мы ищем детей-звезд для радио или  кино,  -  сказал
мальчик. - Но она не знает, почему сироты, говорит она, если только что-то
не так в нашем предложении.
     - Что мы ответим? - спросил Питер, вскрывая конверт.
     - Скажем ей,  что  мы  не  хотим,  чтобы  родители  ребенка  получали
какую-то часть жалованья ребенка, - сказал Тим. - Это, как нужно, успокоит
ее. Каков твой первый захват?
     - Считает, что это должна быть какая-то чепуха о  сексе,  потому  что
оно загадочно, - сказал Уэллес, бросая письмо в камин.
     Тим не обратил внимания;  он  углубился  во  второе  письмо,  которое
попало к нему.
     - Это выглядит возможным! - воскликнул мальчик.  -  Оно  непонятно...
но...
     - А в этом, - прервал Уэллес, - спрашивают, или мы  предлагаем  сирот
для усыновления, или мы хотим сами усыновить ребенка. Это нехорошо. Но  мы
должны ответить. - Он вскрыл еще одно и воскликнул:
     - Эй! Это закодировано!
     Они прочитали его вместе и на мгновение отложили в сторону, к другому
письму, которое казалось вероятным, но непонятным.
     - Этот собирает странные объявления, так он говорит,  -  ответил  Тим
после просмотра своего третьего письма. - Может быть это и вероятно, но  я
так не думаю. Мы можем осторожно проследить за ним. И самое  последнее  из
всего... ну! Это интересно, во всяком случае!
     Он прочитал письмо вслух:

     "Уважаемый сэр,
     Мне  показалось,  что  Ваше  объявление  заслуживает  более   широкой
аудитории, поэтому я передаю его по моему  коротко-волновому  приемнику  в
течение часа через каждый час на этой неделе. Можно  мне  сказать,  что  я
лично заинтересован в этом деле? Был бы Вам признателен  за  получение  от
Вас письма.
                                                          Джей Уортингтон"

     - Думаю, что это он, - вскричал Тим. - То  есть,  если  действительно
еще есть такие, как я.
     - Может быть. Мы должны придумать ему ответ; но он должен быть  менее
понятным, чем объявление, Тим. В действительности,  нам  бы  лучше  как-то
ответить на все письма, просто на всякий случай.
     - На все, но одно ты бросил в огонь, - сказал Тим. -  Давай  еще  раз
посмотрим закодированное письмо.
     Они склонились над ним.
     - Дверь-голова зуб-голова рука крюк-зуб дом-голова-рыба рыба бык-змей
кулак-змей...
     Тим начал хихикать.  Во  многих  отношениях  он  был  совсем  обычным
маленьким мальчиком.
     - Рот-голова-рыба-знак-зуб дверь рыба-стойка бык-знак-вода рука-спина
головы стрекало-верблюд стрекало-рыба-стрекало-рука.
     - Что-нибудь еще?
     - Ни слова, за исключением имени и адреса на  конверте.  Мари  Хит  -
девочка!
     - Там без сомнения есть девочки тоже, - сказал Тим  с  подготовленной
беспечностью, которая могла  бы  обмануть  случайного  наблюдателя.  -  Но
почему она использовала эту бумагу? Она сложена как открытка. Разверни  ее
ровно Питер.
     Уэллес развернул бумагу во всю ее величину.
     - Здесь что-то неразборчиво написано карандашом. Какая-то  закорючка.
Нет, дай мне взглянуть получше... Тим, это иврит!
     - Я не знаю иврит. А ты знаешь? Тогда я зайду  в  главную  библиотеку
прежде чем я пойду домой и транслитерирую ее. А сейчас непонятное письмо.
     Тимоти медленно читал его вслух:

     "Уважаемый номер ящика:
     Бросается в глаза то, что это мой сигнал.
     Но возможно Вы находитесь в темноте столько же, сколько и я, и  может
быть так лучше.
                                                                 Б. Бэрк."

     - Звучит обещающе, - сказал Уэллес.
     Тим мгновение бормотал, а затем  воскликнул:  "Лучше  в  темноте!"  и
выбежал из комнаты. К тому времени, когда Питер Уэллес поднялся  на  ноги,
раздался крик Тимоти, зовущий Уэллеса в свою собственную спальню, там  был
Тим, манящий к себе из платяного шкафа. Они закрылись в шкафу и в  темноте
смогли прочитать слова, тускло светящиеся между строками машинописи:
     "Если в моей бутылочке  была  пища  ускорения  умственного  развития,
когда я была ребенком, это многое бы объяснило. Давали ли другим такую  же
еду? Я должна рискнуть, я должна узнать. Бет Бэрк."
     - Еще одна девочка, - воскликнул Тим с торжеством. - Смотри,  мы  уже
узнали о двоих и я не могу ждать, чтобы понять этот код. Если  мы  запишем
слово иврита английскими буквами, это может нам помочь; в противном случае
нам придется попросить кого-нибудь, кто знает язык.
     - Тогда беги и позвони мне, когда у тебя будет что сказать.
     - Не по телефону, - осторожно сказал Тим. - Я все же свяжусь.
     - Не распространяй на меня все эти коды,  приятель.  Если  это  будет
продолжаться, у  нас  будет  куча  проблем.  Беги!  Тебе  придется  хорошо
побегать.
     - Еще как придется! - согласился Тим. И он помчался.


     Немного спустя он неистово звонил в дверной звонок Уэллеса.
     -  У  меня   получилось!   Когда   я   открыл   энциклопедию,   чтобы
транслитерировать буквы иврита, я нашел значение каждого знака.  Смотри  -
дверь - это далет, то есть д, а голова - это реш, то есть р...
     Он написал это на отдельном листке бумаги.
     - Ув с я род в... затем должны быть цифры. Буквы тоже имеют численное
значение - 1-9-50-9. Это делает хороший код, так как гласные  отсутствуют.
Это означает: "Уважаемый сэр,  я  родился  в  1959  году".  А  затем  идет
продолжение, рдтл мрл нс... Я не знаю, что это значит  -  атм  днк...  Это
все.
     - Родители умерли, и я также не узнал нс; может  быть  автор  немного
запутался. Числовыми значениями были бы 50-60. Конечно  атм  это  атом,  а
затем идет КУР большими буквами. Что такое вш?
     - Оставшись один, - сказал Тим уверенно.
     - Мне кажется, что это также слишком легко, - беспокоился  Уэллес.  -
Но я предполагаю, что они не передали бы многое всякому, кто  не  знает  о
вундеркиндах.  -  Он  затаил  дыхание,  но  было  поздно.  Тимоти   только
усмехнулся.
     - Значит так ты нас называешь?
     - Не тебя, Тим. Остальных... ну, я ведь должен их как-то называть.
     - Да? Я называю их "моими", я думаю. Я  говорю  себе:  "Можем  ли  мы
найти еще кого-нибудь из моих?"  Но  это  глупо,  тоже.  Сейчас  мы  можем
подобрать имена некоторым из них; но мы должны  придумать  подходящее  имя
для группы и пользоваться им, Питер.  То  есть,  если  мы  когда-нибудь  в
действительности получим группу.
     - Тимоти, уже почти настало время твоего ужина, - сказал Уэллес,  как
только часы пробили шесть раз, - Беги!
     - Можно мне написать им ответы?
     - Да, но не отправляй, пока я не посмотрю, - уступил доктор.


     Написание ответов было самой  восхитительной  игрой,  в  которую  Тим
когда-либо играл. Подростки тринадцати-четырнадцати лет имеют  очень  мало
тайн относительно своей входящей почты; все письма должны  быть  тщательно
закодированы и, кроме этого, "скроены так, чтобы соответствовать"  письму,
на которое они отвечали. Тим работал, ссылаясь на "Назад к Мафусаилу"  Шоу
и на "Страну слепого" Уэллса.


     Спустя два дня  поступил  первый  перечень  из  детективной  конторы,
Уэллес поспешно отпустил больного и большими шагами  направился  в  школу,
где свои дни проводил Тимоти.  Мисс  Пейдж  подняла  бровь,  когда  Уэллес
поманил к себе Тимоти из дверного проема,  но  кивком  разрешила  мальчику
идти.
     Уэллес торопливо довел мальчика до середины пустого коридора, где  их
нельзя было подслушать и мягко произнес.
     - У меня есть перечень - в нем девятнадцать имен, это первая  группа.
Одна из них, девочка, находится в психиатрической больнице. Она, вероятно,
совершенно здорова. Я должен немедленно к ней поехать.
     - Должно быть она выдала себя и  никто  ей  не  поверил,  -  Тим  был
потрясен и огорчен. - Питер, ты сможешь ее вытащить, не так ли?
     - Я не  знаю.  Она  может  быть  ненормальной.  И  я  не  имею  права
вмешиваться. Но я сделаю, что смогу.
     - Могу ли я сделать что-нибудь? Или ты просто хочешь, чтобы  я  знал,
что ты уходишь?
     - Тим, ты можешь усердно  молиться.  А  вот  тот  список,  который  я
получил. Составь письмо, которое мы можем послать всем им, если хочешь. Но
не отправляй, пока я не вернусь.
     Тим взглянул на список и широко улыбнулся.
     - Здесь один из моих друзей по переписке, Джерард Чейз. Я думал,  что
некоторые из моих друзей по переписке могли  бы  принадлежать.  Конечно  я
напишу ему. Послушай, могу я отправить  всем  моим  друзьям  по  переписке
экземпляр объявления, и просто сказать, что я его увидел, и не странно  ли
оно?
     - Конечно. Начинай сразу с этого. И к  тому  же  получи  почту,  если
хочешь. Вот ключ от ящика.
     Тимоти взял ключ и пошел обратно в свой восьмой класс.
     Бедный ребенок, думал Уэллес, торопясь в аэропорт. Так или  иначе  он
должен встретиться со всеми другими ребятами, не затягивая. Но не  в  этой
поездке.


     Психиатрическая больница была маленькой частной лечебницей, три  часа
лету самолетом. Вокруг нее был приятный парк, цветы,  деревья.  Заведующим
был доктор Марк Фоксвелл. Не мог  бы  д-р  Фоксвелл  встретиться  с  д-ром
Уэллесом? Конечно, сэр; сюда, пожалуйста.
     - Да, Элси Ламбет -  пациентка  здесь,  -  сказал  Фоксвелл.  Он  был
крупным человеком, тяжелее Питера по меньшей  мере  на  пятьдесят  фунтов;
возможно старше на пятнадцать лет. Он казался надежным, как скала, подумал
Питер. И казался добрым; добрым и терпеливым. Хорошо!
     - Дело в том, - сказал Уэллес, - что меня попросил друг -  ну,  можно
было бы сказать, друг родителей Элси - Я  объясню  все  это  позднее,  д-р
Фоксвелл. Следует сказать,  что  у  меня  дружеский  интерес  к  маленькой
девочке, хотя до сегодняшнего утра я  не  знал  о  ее  существовании.  Мое
удостоверение личности...
     Фоксвелл бросил взгляд на врачебное удостоверение Уэллеса и кивнул.
     - Слышал о Вас, - пробормотал он. - Что  Вы  хотите  узнать?  Или  Вы
хотите увидеть ребенка?
     - Если возможно, я хочу услышать о ней все, - сказал  Питер.  -  И  я
хочу увидеть ее, позднее, если можно. В обмен я  могу  рассказать  Вам  об
очень интересном случае, доктор - о мальчике почти такого же  возраста.  У
меня есть причина считать, что эти случаи могут быть связаны.
     - Отлично! - сердечно сказал большой доктор. - Случай Элси приводит в
замешательство, и это так. Ничего мне не хотелось бы больше, чем прояснить
ее случай. Целый город знает об  этом  все;  Вам  также  можно  откровенно
рассказать все, что я знаю. Ее дядя является ее опекуном; родители ребенка
умерли, когда она была младенцем. Ее привезли к нам, когда ей еще не  было
и шести лет - совершенно неуправляемую, такова была жалоба.
     - Опасна?
     - Не особенно;  но  отчаянна.  Вспышки  раздражения,  чередующиеся  с
приступами депрессии и истерии. Оскорбительные выражения  -  говорит,  что
все дураки. Совсем не играла с другими детьми. На самом деле именно  здесь
и начались настоящие неприятности. Она не хотела идти в  школу.  До  того,
как она достигла пятилетнего возраста, главная проблема заключалась в том,
что она все время убегала. Но всегда в одно и тоже место. Куда, как бы  Вы
думали, постоянно стремился убежать трехлетний ребенок?
     - В данном случае, в библиотеку, - сказал Питер.
     - Хм! Должно быть  Вы  знаете  что-то,  чего  я  не  знаю.  -  Доктор
Фоксвелл, искренне пораженный,  задумчиво  потер  свой  подбородок.  -  Вы
никогда не слышали об Элси до сегодняшнего дня? Кто рассказал Вам это?
     - Никто, - сказал Питер. - Я сказал Вам, что знал случай, который мог
быть похожим.
     - Хорошо - в библиотеку. Да. Она брала наугад книгу, открывала  ее  в
любом месте, по всей вероятности держала ее вверх ногами, и смотрела в нее
часами.
     Переворачивая страницы быстрее, чем может читать любой  взрослый,  но
медленнее, чем любопытный ребенок перелистывал бы страницы.
     Библиотекари звали ее тетю, которая стремглав спускалась вниз. Но это
никуда не годилось. Элси почти разрывала страницу на части.
     - Она портила книги?
     -  Нет,  никогда.  Сломать  стул  на  части...   опрокинуть   стол...
пронзительно кричать, рвать и метать... но испортить книгу - никогда. Нет,
я беру это обратно; однажды она сделала это. Разорвала книгу в клочья. Она
сказала, что в ней ложь. Ребенок трех лет!
     - Она сделала это?
     - Не знаю. Это было до меня. Но библиотекарь привыкла  к  детям,  она
сказала Элси, если она когда-либо сделает это  снова,  то  она  совсем  не
сможет приходить в библиотеку. А затем она подумала, что поскольку ребенок
был совершенно спокоен, пока смотрел  в  книги,  то  ему  можно  позволить
остаться здесь, если нравится. После того, как она выделилась,  кто-нибудь
звонил ее тете, и по пути домой с работы ее дядя заглядывал каждый вечер и
смотрел, там ли она была, и забирал ее домой ужинать.
     - Шла ли она спокойно а таком случае?
     - Обычно да. Иногда нет.
     - В зависимости от того, что она читала, я думаю, - сказал Уэллес.  -
А что произошло, когда ей было пять?
     - Она ни за что не хотела идти в детский  сад.  Что-то  вроде  старой
шутки о маленьком мальчике, который сказал своей матери: "Ладно,  если  ты
хочешь, чтобы я вырос богомольцем, я пойду". Но Элси не хотела  идти.  Она
могла  отправиться  в  школу,   но   она   редко   приходила   туда.   Она
останавливалась в  библиотеке  или  в  колледже  с  двухгодичным  неполным
курсом. Студенты обычно  проводили  ее  тайно  и  она  сидела  сзади,  где
преподаватель не мог ее видеть. Студенты считали забавным то, что она  там
сидит и,  по-видимому,  все  воспринимает.  Неприятности  появились  после
первой недели или около этого, она не могла быть тихой.  Она  выкрикивала:
"О, ты не знаешь, о чем ты говоришь", или другие  маленькие  любезности  в
том же духе. Она называла студентов глупыми и тупыми, когда  они  пытались
рассказывать. Один профессор прервал свою лекцию, чтобы  сказать,  что  ей
лучше выйти и учить класс, если она знает так много, а  Элси  сказала:  "Я
могла бы это делать также, как и Вы, но заплатят ли мне за это?"
     Уэллес захихикал.
     - А заплатить он ей не предлагал?
     - Он нет, но спустя несколько дней другой преподаватель предложил.  И
Элси сказала: "Бесполезно; эти глупые люди никак не хотят ничему учиться.
     - Прелестный ребенок, - тихо проговорил Уэллес. - А сейчас  позвольте
мне задать вопрос. Знала ли Элси на самом деле что-нибудь о себе? Доказала
ли она, что знала?
     - Ничего такого, что мы могли бы когда-нибудь  доказать.  Иногда  она
говорила: "Это все есть в  книге;  Вы  не  можете  читать?"  или  "Вы  уже
достаточно часто слышали это; любой дурак  должен  это  знать  сейчас".  Я
уверен, что ребенок действительно мог читать к тому времени. Я появился на
сцене позднее. Ну, короче говоря, Элси стала помехой общественности.  Даже
библиотекари иногда теряли терпение. Обычно Элси была тихой в  библиотеке,
но однажды, когда люди вытаскивали книги, она подошла  и  сказала:  "Зачем
Вам нужна эта макулатура?",  и  на  следующий  день,  когда  один  человек
случайно  сказал  библиотекарю,  что  только  четыре  человека  когда-либо
прочитали всю Британскую Энциклопедию,  Элси  неожиданно  возникла  у  его
локтя и сказала: "В таком случае я пятая  и  шестая.  Я  прочитала  ее  от
начала и до конца дважды".
     Фоксвелл остановился, чтобы закурить сигарету.
     - Вы можете смеяться, - заметил он довольно  холодно,  -  но  это  не
шутка. Ребенок находится здесь, в  психиатрической  больнице,  потому  что
люди не слишком долго считали это смешным. Ее дядя и тетя не управляли ею,
и в конце концов они привезли ее сюда. Она была здесь год или около этого,
когда я пришел и взял на себя руководство этой больницей.
     - Она убегала?
     - Они держали ребенка взаперти. Должны были. Но  когда  я  пришел,  я
поступил иначе. Элси, сказал я, ты хочешь пойти в библиотеку? Ладно,  если
ты будешь хорошей девочкой, тебя не надо будет запирать. Никаких  побегов,
никаких вспышек раздражения, никакой дурной  болтовни  и  я  позволю  тебе
ходить в библиотеку и брать книги каждую неделю. Затем ты  сможешь  читать
их здесь, в своей комнате или на воздухе в прекрасном большом саду. Именно
так ты остаешься здесь, Элси, сказал  я,  и  будь  хорошей  девочкой.  Это
подействовало довольно хорошо. Нам пришлось запереть ее пару раз, пока она
не увидела, что я не шутил.
     - Что она еще делает помимо чтения?
     - Она пишет, - сказал Фоксвелл. - Что-то неразборчивое, что никто  не
может понять. Похоже  на  какой-то  вид  стенографии.  Записи  она  хранит
запертыми в ящике в своей комнате, а ключ носит на  ленте  вокруг  шеи.  Я
разрешаю это, но время от  времени  ей  приходится  разрешать  кому-нибудь
просматривать их - чтобы убедиться, что там нет ничего необычного - спичек
или другой контрабанды. Она знает,  что  если  она  не  будет  вести  себя
хорошо, она не сможет хранить их запертыми. Изредка она просматривает их и
сжигает большую часть. То есть, конечно, кто-то другой сжигает их,  а  она
стоит рядом и смотрит, как это происходит. У нее есть радио;  ей  нравится
его негромкое звучание, так что с этим нет никаких проблем.
     - Какой диагноз?
     - Кто может сказать? Мы назвали его как-то для отчета.
     - Каков ее коэффициент умственного развития?
     - Мы никогда не узнаем. Она не отвечает. Более высокий интеллект, без
сомнения, но без взаимодействия. Хотя сейчас мы отлично ладим. Я знаю, что
она  не  будет  делать,  а  что  будет,  и  мы  отлично  ладим.   Она   не
разговаривает, не отвечает на вопросы, не выполняет тесты и не участвует в
играх. Но она убирает свою комнату, заправляет постель и  все  такое,  она
обучилась некоторым видам рукоделия, прекрасно шьет - шьет некоторые  свои
платья - она помогает в саду, и сейчас знает  как  вежливо  разговаривать.
"Элси, - сказал я, - никаких дерзких речей здесь, ты должна быть  любезной
с людьми, если ты хочешь, чтобы мы были любезными с тобой. Неважно, что ты
думаешь, молчи, если не можешь говорить как леди". И она  ведет  небольшой
вежливый разговор, когда ее тетя и дядя приезжают повидаться  с  ней,  так
любезно, как только можно пожелать. Я сказал ей, что она должна  отвечать,
когда к ней обращаются, быть любезной и не быть капризной и упрямой. Здесь
нет других детей, но Элси все равно; она ненавидит  детей.  Она  много  не
общается  с  другими  больными,  однако   она,   по-видимому,   вроде   бы
заинтересовалась ими.
     Я начал рассказывать  ей  немного  о  других  случаях,  чтобы  ее  не
напугали странности в их поведении, и она слушала так серьезно, как судья.
Не могут быть совпадениями также те небольшие приемы,  с  помощью  которых
она им помогает. У нас есть  старая  дева  с  широко  раскрытыми  глазами,
которой все время хочется поработать  с  косилкой.  Доводит  садовника  до
безумия, но Элси бросает все и  бежит  туда  и  делает  что-нибудь,  чтобы
отвлечь старую деву. Садовник клянется, что однажды, когда Элси  завлекала
старую деву, ребенок повернулся и подмигнул ему".
     - Вы думаете, она ненормальная?
     - Она необычна. Она ведет себя необычно. Что Вы  имеете  в  виду  под
ненормальной?
     - Могла она вести себя разумно, если бы захотела?
     - Вероятнее всего, что могла бы.  Куда  это  приведет  Вас?  Элси  не
хочет. Она говорит, что ей нравится здесь.
     Фоксвелл подошел к окну и показал.
     - Вот она, там под деревом. Как обычно, читает. Хотите пойти  туда  и
поговорить с ней? Я не обещаю, что она ответит Вам что-то, что  стоило  бы
услышать.
     -  Недолгий  разговор,  как  будто  ее  научили,  не  правда  ли?   -
пробормотал Уэллес задумчиво. - Разве не звучит это как карикатура?
     - Обычно звучит, - согласился Фоксвелл. - Мне казалось, что она очень
старается угодить нам. Может быть Вы и правы - всегда в этом  было  что-то
насмешливое. Или же как если бы она играла с нами  в  какую-ту  игру.  Хм!
Хочу послушать о вашем случае! Ну что ж, продолжайте.


     Двое мужчин  углубились  в  парк  и  направились  к  Элси.  Она  была
поглощена книгой и не обращала внимание на их приближение.
     - Добрый день, Элси, - сказал доктор Фоксвелл.
     Ребенок поднял лицо, встал и ответил:
     - Добрый день, доктор, - ответил  милый  детский  голосок.  Она  была
крепкой маленькой девочкой с черными кудряшками, одетая также,  как  любой
другой ребенок ее возраста.
     - Доктор Уэллес, позвольте представить Элси Ламбет.
     - Здравствуй, Элси!
     - Здравствуйте.  -  Девочка  держала  свой  пальчик  в  книге,  чтобы
запомнить место. Она была вполне вежливой с полным отсутствием интереса.
     Питер поднял глаза на Фосквелла, который кивнул, поняв вопрос.
     - Я пришел сюда, чтобы увидеть тебя, Элси, - сказал Питер. -  Я  знаю
мальчика, чей случай несколько похож на твой. Поэтому я пришел сюда, чтобы
посмотреть, готова ли ты покинуть это место. Доктор Фоксвелл говорит,  что
ты не отвечаешь на его вопросы или же отвергаешь тесты, которые  он  хочет
дать тебе. Возможно, когда ты  услышишь  мой  рассказ,  ты  изменишь  свое
мнение.
     Элси в изумлении посмотрела на него.  Через  мгновение  она  опустила
глаза и личико ее покраснело.
     - Все в порядке, Элси, -  продолжил  он.  -  Я  собираюсь  рассказать
доктору Фоксвеллу свою историю, а  затем  мы  можем  послать  за  тобой  и
рассказать тебе о ней.
     - Вы  слишком  торопитесь,  -  сказал  Фоксвелл,  слегка  подталкивая
Уэллеса локтем. - Она может быть неготовой к отъезду от  нас.  Может  быть
она не захочет жить в другом месте.
     - Есть проблемы, чтобы жить в другом месте, не так ли, Элси? Но может
быть мы сможем решить их. Тот мальчик, о котором я  хочу  вам  рассказать,
решил их. Но в таком случае это очень умный мальчик.
     Взгляд,  который  Элси  бросила  на  доктора  Уэллеса,  заставил  его
улыбнуться, когда он в ответ кивнул ей.
     - У него были срывы. Однако  сейчас  дела  должны  пойти  хорошо  для
некоторых других девочек и мальчиков. Ты ведь послушаешь мою  историю,  не
так ли, Элси?
     - Я хочу услышать ее первым, - сказал немного грубо  Фоксвелл.  Может
быть ей будет не очень интересно.
     Уэллес подмигнул ребенку и повернулся уходить.
     Оба доктора уходили вместе с большим удовлетворением.
     - Заинтересовали ее, - заметил Фоксвелл, - Но это ничего по сравнению
с тем, как Вы заинтересовали меня, Уэллес! Намеки, намеки! Должно быть  Вы
очень уверены в себе.
     - Нельзя, чтобы нас подслушали. Случай с Тимом секретный.
     - Мой офис совершенно звуконепроницаемый.
     - Я уверен, что Вы уже поняли намеки?
     - Не удивительно, если я понял. Вы думаете, что Элси очень умна  и  у
нее нет ни малейшего шанса приспособиться. К тому времени, когда  появился
я, она была здесь один год, и мне не удалось много сделать для нее.
     - Вы считаете ее нормальной?
     - Мне не удалось доказать этого.  А  сейчас,  каков  же  Ваш  случай,
доктор Уэллес?
     Они вошли в офис Фоксвелла и закрыли дверь на  ключ;  и  затем  Питер
Уэллес рассказал историю Тимоти Пола.
     Фоксвелл слушал, разинув рот от удивления.
     - Вы считаете, что Элси притворяется?
     - Скрытничает. Она еще не нашла  наилучший  способ  того,  как  лучше
сделать это, а сейчас потребуется более сильный,  чем  у  нее,  интеллект,
чтобы  найти  выход.  Ее  упрямство  и  вспыльчивость  навлекли   на   нее
неприятности прежде, чем она достаточно подросла, чтобы изобрести  поумнее
способ управления своей жизнью; а сейчас, что она может сделать?
     - Что у Вас есть предложить, доктор Уэллес?
     - Если она сможет  доказать,  что  она  нормальная,  ее  можно  будет
забрать отсюда в другие условия.  Вы  должны  научить  ее  самоконтролю  и
хорошим манерам; она легко бы могла начать снова там, где о ней не  знают.
Таково было бы мое предложение. Но она находится под Вашей заботой.
     Фоксвелл сделал широкий жест рукой.
     - Сейчас она под Вашей заботой, если Вы можете сделать что-нибудь для
нее. Вы считаете, что Ваш Тимоти мог бы помочь ей приспособиться?
     - Возможно, - сказал Уэллес. - Стоило бы  попытаться.  Он  сам  хочет
быть психиатром. И для него было бы очень хорошо встретиться с  кем-нибудь
из других детей.
     - Мне хотелось бы встретиться с Вашим Тимом.
     - Конечно, Вы должны встретиться с ним. А если бы мы могли взять Элси
туда и дать им возможность встретиться... но возможно  он  сначала  должен
встретиться с некоторыми другими.
     Доктор Фоксвелл медленно сказал:
     - Может быть было бы лучше, если бы  он  встретился  прежде  всего  с
Элси.
     Уэллес кивнул:
     - Понимаю. Да, Вы правы.
     - Если она нормальная, ей все равно потребуется время приспособиться,
- сказал Фоксвелл. - Вы должны помочь мне в этом.
     - Я надеялся, что Вы скажете это. И я надеюсь на Вашу  помощь  мне  с
другими детьми, если я найду их. Это слишком  большая  работа  для  одного
человека, чтобы он мог управиться с ней; и не многие  имеют  квалификацию,
чтобы справиться с ней. В  течение  некоторого  времени  это  должно  быть
совершенно секретно.
     Послышался стук в дверь;  сестра  напомнила  доктору  Фоксвеллу,  что
подошло время обеда. Мужчины ели быстро и рассеянно, говорили мало.  После
обеда послали за Элси.
     Ребенок был в своей собственной комнате, нервозно ходя по ней.
     - Доктор Фоксвелл хочет тебя видеть сейчас, - сказала сестра. - С ним
его друг.
     Элси послушно кивнула.
     - Я очень надеюсь, что ты будешь хорошей, Элси, - умоляюще произнесла
сестра. - Ты была таким хорошим ребенком в последнее время. Если бы только
поговорила с доктором и ответила на его вопросы...
     - Они ждут, - резко сказала Элси. - Почему же мы не идем сразу?
     - Хорошо, - воскликнула сестра слегка раздраженно. - По крайней  мере
ты хочешь пойти. Идем.
     Сестра вместе с Элси направились к офису, затем ее отпустили.
     - Садись, моя дорогая, и позволь доктору Уэллесу  рассказать  тебе  о
мальчике, чей случай похож на твой, - сказал Фоксвелл.
     - Нет такого случая, похожего на мой, - сказала Элси.
     - Я думаю Тим немного умнее тебя, - задумчиво сказал Уэллес. - У него
были всякие ошибки и он совершал большинство из них. Но  сейчас  наступают
обстоятельства как раз для тебя.
     - Вы говорили это раньше, - сказала девочка.
     - Я могу повторить это  еще  раз,  прежде  чем  я  кончу.  Но  сейчас
рассказ, - и без дальнейших предварительных замечаний Питер  погрузился  в
рассказ о Тимоте Поле.
     Элси слушала с сосредоточенным вниманием.
     - И сейчас я знаю, что ты тот ребенок,  чьи  родители  тоже  испытали
некоторое облучение, - в заключении сказал он, - и которые умерли  от  его
воздействия вскоре после твоего  рождения.  Я  считаю  и  доктор  Фоксвелл
считает,  что  ты  также  нормальная  и  обладаешь  весьма  исключительным
интеллектом. Если ты нормальная, ты можешь уехать из этой  психиатрической
больницы и под нашим руководством вести такой образ  жизни,  какой  должна
вести такая блестящая девочка. Но, если ты нормальная, ты должна  доказать
это.
     - Конечно я нормальная, - сказала девочка. - Я могла доказать  это  в
любое время в течение этих последних пяти лет.
     - Почему ты этого не сделала?
     - Я не видела ничего хорошего в этом. Мне  пришлось  бы  вернуться  в
школу к множеству глупой ребятни и вести себя, как  маленькая  девочка,  и
жить с моими глупыми тетей и дядей. Я не могу здесь быть сама собой, но  у
меня больше свободы, чем было бы за  пределами  больницы.  Я  всегда  была
несчастливой, пока не приехала сюда.
     - Мне приятно видеть, что ты  отвечаешь  на  мои  вопросы,  -  сказал
Питер, улыбаясь девочке, пока она не улыбнулась в ответ. Твоя тетя и  дядя
не были добры к тебе?
     - Они испортили меня, - искренне сказала Элси. -  Разве  это  хорошо?
Они не  научили  меня  управлять  моим  вспыльчивым  характером  или  быть
вежливой с людьми, или еще что-нибудь.
     - Они пытались не так ли?
     - Не очень усердно. Моя тетя всегда говорила,  что  ничего  не  могла
поделать со мной. Я была ужасным отродьем. Но ведь  взрослые  люди  должны
иметь больший контроль над ребенком,  даже  над  умным  ребенком.  Они  не
пытались объяснить мне положение вещей. Я могла бы  понять,  если  бы  они
объяснили мне. Доктор Фоксвелл сделал это сразу. Почему они  не  объясняли
мне смысл, также как это он делал? Вначале  они  смеялись  и  смеялись,  и
считали меня забавной, а затем они рассердились на меня. Дураки!
     - Не думаю, что ты вела себя очень умно, Элси.
     - Доктор Фоксвелл беседовал со мной, и еще я читала много книг о том,
как воспитывать детей, и по психологии. И тогда я поняла, как глупо было с
моей стороны быть такой непослушной. Но я не могла придумать, что  делать,
кроме как остаться здесь.
     - Что это все, что ты пишешь? - с любопытством спросил Уэллес.
     - Поэзия и  рассказы,  и  мой  дневник,  и  все  такое.  Я  собираюсь
опубликовать многое из этих вещей, когда я  выберусь  отсюда.  Конечно,  я
имела в виду выбраться, как только стану взрослой.
     - Что ты думаешь делать сейчас? - спросил доктор Фоксвелл.
     - Я думаю выбраться отсюда и опубликовать сейчас  свои  работы,  -  с
некоторым удивлением сказала Элси. - Разве вы оба не сказали, что я  могла
бы? Тимоти Пол ведь делает это.
     - Ты должна вести себя также хорошо, как он,  и  чтобы  тебя  считали
нормальным членом общества, - сказал Фоксвелл.
     - Ну, если я притворялась сумасшедшей все эти годы, -  колко  сказала
Элси, - я могу притворяться нормальной, если захочу.
     - Что ты имеешь в виду? Притворялась сумасшедшей?
     - Как только я увидела, куда неуправляемость привела меня, конечно же
я поняла, как я должна себя вести. Но я продолжала раздражаться и дуться и
не разговаривать, чтобы могла остаться здесь в покое.
     - Ты выбрала неправильный путь, моя дорогая, - мягко сказал Питер.
     - Я знаю это. Я знала это в течение долгого времени. Но  ведь  я  все
еще только маленькая девочка и я могла оставаться жить  с  моими  тетей  и
дядей, и с другими детьми. Они все такие дураки!
     - Элси, - сказал доктор Фоксвелл, - я рад слышать,  что  ты  говоришь
так много, но ты должна убрать это слово "дурак" из  своего  словаря.  Оно
может быть уместным, а может и не быть; но давай уберем его.
     - Да, сэр, - послушно сказала девочка.
     - А сейчас о твоей системе письма,  -  сказал  Уэллес.  -  Можешь  ты
писать так, чтобы люди могли это читать?
     - Да; но я должна иметь тайную систему письма для своих личных бумаг,
в противном случае каждый узнает, что я нормальная. Я сниму копию со всего
для Вас, в любое время, когда Вы захотите.
     - Ты уверена, что сочинения нормальные?
     На мгновение Элси задумалась.
     - Да, я уверена. Следует ли мне рассказать немного о  них?  Я  думаю,
немного - это все, на что  у  меня  есть  время  сегодня.  -  Ей  явно  не
терпелось рассказать и врачи поощряли ее продолжать говорить.
     - Есть один ящик, полный  вещей,  которые  я  нашла  неправильными  в
книгах и статьях, которые  я  читала,  и  высказываний  людей;  ответы  на
журнальные статьи и книжные обзоры, и на неправильные вещи.  Я  больше  не
могла поправлять людей вслух, поэтому я все записывала. Это вышло из  моей
головы. Но журналы не напечатают это; и большая часть из этого на  сегодня
устарела. В некоторых книгах говорится о  глупейших  вещах.  Некоторые  из
этих учителей в начальном колледже - один из них сказал, что мы  не  могли
знать что-либо. Он сказал, что не было такой вещи, как правда, а  если  бы
была, мы не могли знать ее. Такие ненормальные люди, пытаются учить! И...
     - Элси, - сказал доктор Фоксвелл,  -  ты  не  должна  называть  людей
ненормальными. И к тому же это нехорошо. Прекрати.
     - Привилегия сохранилась для вас, - сказала Элси с  ехидной  улыбкой,
от которой у доктора перехватило дыхание. А затем она быстро  добавила:  -
Вы также не должны называть меня ненормальной. Видите, я могу даже шутить.
     - Ты взяла слова прямо из моей  головы,  -  вернул  шутку  Уэллес.  -
Продолжай. Что еще ты написала?
     - Я не могу  рассказывать  стихотворения  наизусть,  а  любой  другой
способ испортил бы их. Но пьеса хороша. Вам понравится  пьеса,  которую  я
только что закончила. Вам нравится Шекспир, д-р Уэллес?
     - Э... да.
     - Мне тоже - некоторым образом. Но иногда он ненормальный. Я  имею  в
виду то, что он не всегда мне нравится так, как обычно, - спокойно сказала
девочка, сверкнув глазами. - Мне кажется, он упустил  верный  шанс,  чтобы
написать о Каталине...
     - Каталине? - тихо спросил д-р Фоксвелл.
     - Да, и Цицероне, Вы знаете. Поэтому я подумала,  что  напишу  пьесу,
похожую на "Юлия Цезаря", о заговоре Каталины, и включу некоторые  великие
речи Цицерона белым стихом и... как мне  кажется,  это  было  бы  забавной
мистификацией, если бы я могла сделать вид,  что  она  в  действительности
принадлежала Шекспиру, обнаруженной только сейчас, но мистификация была бы
нечестной, поэтому я решила не пытаться сделать ее. Это моя первая  пьеса,
- скромно добавила она, - но она мне нравится. Это было так забавно. Я так
рада, что вы можете прочитать ее, оба. Что было действительно трудно,  так
это держать все в секрете. Если бы я могла быть свободной, как Тим...  мои
тетя  и  дядя  следили  за  мной.  Его  дедушка  и  бабушка  должны   быть
замечательными. Они доверяют ему, не так ли? Вы будете доверять мне?
     - Это необязательно, - сказал Уэллес. - Ты можешь положиться на  нас,
ты знаешь. А сейчас, так как становится поздно, мы должны  отправить  тебя
спать. Если д-р Фоксвелл  завтра  предложит  тебе  тесты,  сможешь  ты  их
правильно выполнить?
     - Да, доктор.
     - И ответишь на все, о чем мы тебя спросим?
     - Да, доктор.
     - И как тогда мы должны поступить с тобой?
     Малышка пожевала ноготь своего большого пальца и наморщила лобик.
     - Вы могли бы всем рассказать, что в город приехал д-р Уэллес с новым
лечением, - сказала она с торжеством. - Ему удалось поговорить со  мной  и
очень скоро вы оба смогли бы сказать, что новое лечение сработало.  Всегда
пробуют новые виды психотерапии.
     - Элси, практикуешься ли ты говорить так хорошо, когда ты одна? -  со
стоном произнес д-р Фоксвелл.
     - Конечно. Я ведь должна знать как говорить,  не  правда  ли?  -  был
холодный ответ. - Хорошо, а могла бы я уехать и жить  где-нибудь  рядом  с
Тимом? Его бабушка помогла бы  мне?  Наверно  нет,  вы  сказали,  что  она
безразлична к детям, кроме своего внука. И я не могла бы жить с вами,  д-р
Уэллес, потому что я девочка.
     - Она думает обо всем, - изумился Фоксвелл.
     -  Конечно,  думаю,  -  быстро  ответила  Элси.  -   Я   может   быть
ненормальная, но я не дура. Я... о, доктор, пожалуйста  простите  меня,  я
забыла!
     - Прощаю, - засмеялся большой доктор. - Уэллес? У  вас  есть  решение
этих проблем?
     - Должна быть какая-то женщина, с которой она могла бы жить, - сказал
Питер, -  и  я  думаю  об  одной.  Но  нет  никакой  нужды  в  том,  чтобы
рассказывать кому-нибудь об Элси. Она должна  подражать  Тиму  и  показать
миру нормальное лицо. Мы можем объяснить, что она болела, что у  нее  было
нервное расстройство  или  что-то  в  этом  роде,  что  она  избалована  и
нуждается в воспитании, и что ей следует разрешить заниматься любым  делом
подобно другим девочкам. Когда  д-р  Фоксвелл  освободит  тебя,  Элси,  мы
думаем, что ты должна быть далеко отсюда и  уехать  куда-нибудь  от  всего
твоего прошлого.
     - В этом состояла одна причина, почему я не видела никакого  толку  в
лечении, - сказала Элси. - Весь этот  город  считал  бы,  что  все  что  я
сделала, было нено... было странным, не важно что я сделала.
     - Согласятся ли ее опекуны на то, чтобы она уехала из города?
     - Ее дядя с радостью заплатит за ее содержание и уход в любом  месте.
Они хотят сделать для ребенка все, что в их силах, хотя они и не  понимают
ее... И я не могу винить их, сейчас я  вижу,  что  я  не  очень-то  хорошо
понимаю ее сам.
     - Должно быть я была очень трудным ребенком, - сказала девочка.
     - Думаю, что была, - сказал д-р Фоксвелл.
     - Несите свои тесты, - сказала Элси, размахивая руками. - Но  если  я
не в своем уме, то тогда я хочу остаться здесь.  Я  не  хочу  притворяться
нормальной, если я таковой не являюсь. Сколько мальчиков  и  девочек  там?
Можем все мы жить вместе?
     - Это моя мечта, - признался Уэллес, - но это может быть невозможным.
Вы все дети и ничего нельзя сделать без согласия  ваших  опекунов.  Первым
делом после окончания тестов завтра я встречусь с твоими дядей и тетей.
     - Они согласятся, -  сказала  Элси.  Внезапно  ее  глаза  наполнились
слезами. - Они ужасно глу... несообразительные бедняги. Но они ведь хотели
хорошего. И они будут так счастливы думать, что я собираюсь быть  хорошей.
Им от этого тоже было тяжело.
     Она выбежала из комнаты, хлопнув за собой дверью.
     Остальное было легко. На следующее утро д-р Фоксвелл дал Элси  тесты,
и как делал Тимоти Пол, также поступала и Элси. Она прошла сквозь верхушку
тестов по коэффициенту умственного развития и С.М., а на тесты Роршаха она
дала нормальные, явно неотрепетированные ответы, которые зачастую вызывали
улыбку у ее экзаменаторов. Ее дядя  и  тетя,  когда  им  сказали  столько,
сколько им положено было знать, были искренне рады узнать, что Элси  можно
вылечить, они быстро согласились на то, чтобы она переехала поближе к д-ру
Уэллесу и под его заботу, как посоветовал д-р Фоксвелл, и была на пансионе
с любой  женщиной,  которую  предложит  д-р  Уэллес,  чтобы  завершить  ее
приспособление к нормальной жизни.
     Питер вернулся дневным самолетом и попал в свой родной город как  раз
вовремя, чтобы застать выходящего из школы Тима.
     - Все в порядке, - сказал он. - Все  в  порядке.  Приходи  ко  мне  в
кабинет после ужина.
     Мальчишки кричали Тиму придти и поиграть в мяч.
     - Да, я приду, - крикнул в ответ Тим. - Можно  я  сейчас  уйду,  сэр?
Спасибо, доктор, - и он быстро убежал.
     Уэллес восхищенно наблюдал за ним. Годы жесткого самоконтроля сделали
чудеса. Никто бы никогда и не подумал, что  Питер  сказал  что-то  важное,
что-то интересное для паренька, чьи однокашники хотели поиграть с ним.
     Психолог вошел в школьное здание  и  сел  у  стола  мисс  Пейдж.  Эта
подвижная  дама  зорко  посмотрела  на   него,   взмахнув   ресницами,   и
поинтересовалась его здоровьем.
     - Я здоров. А как ты себя чувствуешь, мисс Пейдж?
     - О, прекрасно, но  моложе  не  становлюсь.  Тридцать  с  лишним  лет
преподавания - это довольно приличный срок.
     - А интересно... то есть, есть ли у тебя особые планы на это лето?
     - Нет, - сказала учительница,  энергично  собирая  бумаги.  -  Ничего
особенного. Могу я что-то сделать для тебя?
     - Как сказать. Видишь ли, есть одна маленькая  девочка...  Ты  любишь
смышленых детей, Пейдж?
     - Трудно сказать. Их встречается так мало.
     - Я серьезен на этот раз.  Многие  взрослые  негодуют  на  смышленого
ребенка, а мне нужно найти такую женщину, которая любит их.
     - В мое время у меня был один или два, - призналась мисс Пейдж, - и я
знаю, что ты имеешь в виду. Но я люблю их. В частности был  один...  -  ее
голос угас.
     - Таким образом ты узнала, что  Тимоти  сообразительнее,  чем  думает
большинство людей? - сказал Уэллес с довольным видом.
     - Я всегда считала его таковым. Это не он,  о  ком  я  подумала.  Тот
вырос и стал психологом... но я начинаю думать, что в конце концов  он  не
такой уж и умный.
     Вспыхнув, Питер засмеялся.
     - Пейдж, любовь моя, моя голова заполнена таким количеством дел,  что
в ней нет места для меня!  А  сейчас  послушай!  Могла  бы  ты  взять  эту
девочку, новую мою пациентку из другого города на летний пансион?  Девочке
тринадцать лет.
     - Девочка смышленая? Да, я могу и охотно. Насколько смышленая?
     - Слишком смышленая, - сказал Уэллес. - Небольшое затруднение.
     - Ты позаботишься об этом затруднении без сомнений. Занятия  в  школе
закончатся через четыре недели. Когда она должна  приехать?  Она  ходит  в
школу?
     - Она не ходила в школу. Э... Частное обучение.  Она  не  привыкла  к
другим детям. Вот это то, что не в порядке с ней.
     - Привози ее, Питер. Если  она  приедет  рано,  она  сможет  провести
некоторое время провести в моем классе, если ты  не  возражаешь.  Для  нее
будет совсем неплохо походить в школу в течение короткого периода  времени
до каникул.
     - Думаю, что неплохо. Но  тебе  лучше  подождать,  пока  не  кончатся
занятия, не так ли?
     - Если ребенок нуждается в твоей помощи, Питер, почему бы не начать?
     - Пейдж, ты - просто прелесть!


     Когда Тимоти этим вечером пришел в дом психолога, в  руке  он  держал
три письма.
     - Я понял, что означает вш, - сказал он, начав говорить еще почти  до
того, как ему открыли дверь. - Буквы не должны быть вместе. Две буквы надо
разделить. Буква в  обозначает  в,  а  ш  обозначает  дату  -  шестьдесят.
Родители умерли в 1960 году, вот что это значит.
     Питер Уэллес, который совсем забыл о зашифрованном письме, в  течение
нескольких секунд смотрел в изумлении.  Потом  он  понял,  о  чем  говорил
мальчик, и в следующее мгновение осознал, какое отчаянное волнение  должно
лежать за этим приготовленным разговором о  других  вещах.  Он  закрыл  за
Тимом дверь и быстро заговорил.
     - С девочкой все в порядке, - сказал он.  -  Все  хорошо.  Мы  должны
немного помочь ей; она приезжает сюда, чтобы пожить летом с мисс Пейдж.  Я
только что звонил ее врачу. В следующее воскресенье он собирается привезти
ее сюда. А сейчас ты хочешь послушать все подробности?
     Мальчик заколебался.
     - А будет ли это хорошо? Я не хочу  быть  любопытным  человеком.  Она
знает обо мне?
     - Да, она знает почти все, что я знаю о тебе... сколько у  меня  было
времени для рассказа. Знает также и ее доктор.  Понимаешь,  я  должен  был
рассказать им.
     - Тогда расскажи мне о ней все.
     Они вспомнили о трех письмах час спустя.
     -  Вот  это  обещающее.  Мальчик  говорит,  что  он  чувствует   себя
Гулливером... он всегда намного больше или намного меньше людей, которые с
ним, но он говорит, что  оставляет  нам  решать,  что  умственное,  а  что
физическое. Это Робин Уэлч. А  эта  девочка  говорит,  что  ее  надлежащим
образом назвали Элис - фамилия у нее Чейз - что она не общается ни с  чем,
даже со своими собственными ногами, а что было в той бутылке  с  этикеткой
"Выпей меня", она даже и  не  вспомнила  выпить.  Мне  кажется,  она  тоже
принадлежит. Третье не подходит; в нем дается объявление о школе-интернате
с особым вниманием к сиротам. Хорошо, Питер, я должен отправляться  домой;
ты ведь знаешь бабушкины правила. Когда... когда я смогу увидеть Элси?
     - В семь вечера в воскресенье. Сначала мы должны привезти ее  к  мисс
Пейдж, дать распаковать вещи, немного привыкнуть. Она поужинает с доктором
Фоксвеллом и со мной и, я думаю, что  ты  можешь  придти  сразу  же  после
ужина.
     Они заполнили проходящие дни как могли лучше, каждый со своим дневным
распорядком, с написанием писем. Уэллес объяснил Тиму, что он  намеревался
провести свой отпуск в августе так, чтобы встретиться с как можно  большим
числом мальчиков и девочек, а в настоящее время он мог только  подготовить
почву, написав письма. Тим подготовил картотеку возможных  имен  и  хранил
все бумаги с информацией собранными.
     Воскресный вечер! Тимоти тщательно мылся до тех пор, пока не  засиял,
и представился с такой пунктуальностью, как если бы ждал  снаружи  точного
момента,  он  был  официально  представлен  д-ру  Фоксвеллу  и  смущенной,
напряженной Элси.
     - Элси привезла некоторые свои произведения, чтобы показать  тебе,  -
сказал д-р Фоксвелл, - и она надеется, что ты можешь помочь ей решить, что
предложить для публикации.
     - Ребята, отнесите их в мой кабинет, -  предложил  Питер.  -  Выпьете
что-нибудь, Фоксвелл?
     - Спасибо, да. Неплохая мысль, Уэллес, - добавил он, когда дети ушли,
- но мне до смерти хочется услышать что происходит.
     - Нечего будет слушать, если мы будем сидеть и глазеть на них.  Дадим
им десять минут. Как она вела себя в последнее время?
     -  Прекрасно!  Просто  прекрасно!  Каждую  минуту  своего  свободного
времени она тратила на работу над тем,  что  она  показывает  ему.  Что-то
удивительное, Пит! Кстати, я получил предложение  на  больницу.  Я  думаю,
может быть мне удалось бы продать ее и приехать сюда.  Принять  участие  в
работе, понимаешь.
     - Большой доктор говорил очень быстро, он принял свой напиток даже не
взглянув. - Не хочу вмешиваться. Но есть Элси...
     - Это все решено, -  сказал  Уэллес.  -  В  любое  время,  когда  Вам
удастся. Элси - это Ваша пациентка. Но мне кажется, что оба ребенка должны
быть вместе, а с ними и другие, если  это  получится.  Но  как  мы  сможем
организовать все это? Удастся нам привезти сюда других  детей?  И  как  мы
сможем жить, если мы тратим слишком много времени на детей?
     Они вкратце обсудили этот вопрос, не придя ни к какому решению. Их ум
не был занят этим предметом; и как только истекли десять минут, Питер взял
на кухне кувшин с фруктовым соком и тарелку с  домашним  печеньем  и  тихо
направился  в  кабинет.  Мужчины  остановились   у   открытых   дверей   и
прислушались к щебетанию детей.
     - Это замечательно, - говорил  Тимоти.  -  Эти  стихотворения...  они
почти слишком хороши, Элси! "Тягучая мягкая кривая света" -  это  здорово!
Но я не знаю, можно ли это продать".
     - Я знаю, что стихи не покупают. Мне хотелось, чтобы ты их увидел,  и
все. Я все печатаю на машинке.
     - Вся эта поэма о бесконечности и мироздании, честно, это здорово.  И
это другое произведение искусно, и я думаю,  что  этот  роман  тоже  можно
будет продать. Был такой роман "Змеиная яма", он наделал много шуму, когда
впервые вышел, тридцать лет, или около этого, тому назад, или что-то около
этого. Твой, судя по резюме и  первым  страницам,  является...  о,  привет
Питер! И д-р Фоксвелл.
     - Мы подумали, что вы будете не против немного подкрепиться, - сказал
Уэллес, пододвигая поднос.
     - Конечно -  спасибо,  -  сказал  Тим,  вежливо  отодвигая  бумаги  в
сторону. - Послушай, ты знаешь, что сделала Элси? Она прочитала все  книги
о всех науках, какие могла, а затем изложила их в стихах!
     - Изложено хорошо? - спросил Фоксвелл, выбирая одно печенье.
     - Изложено хорошо! Просто здорово! Она  рассказывает  вам,  что  вещи
означают, понятно! Не только механизмы и уравнения и все такое, но  и  что
все это означает. Она заставляет вас представить это. И она  говорит,  что
три романа у нее готовы, и некоторые, без сомнения, можно продать. Сегодня
вечером она показала мне их краткое изложение  и  одну  главу  в  качестве
образца. Мы должны обдумать целую уйму литературных псевдонимов, Элси.
     - Сколько у тебя их, Тимоти?
     - О, я не знаю - я храню  их  в  картотеке.  Думаю  две  дюжины.  Еще
глоток? - Тим наполнил стаканы.
     - Ты не все романы отпечатала на машинке, не так ли?  -  спросил  д-р
Фоксвелл.
     - Нет, еще не все, - сказала Элси. - Остальное из этого - это статьи,
короткие рассказы и много стихов. Мне сначала хотелось отпечатать короткие
произведения. Можно я возьму печенье?
     Когда  наступило  время  отправляться  Элси   домой,   д-р   Фоксвелл
задержался на мгновенье в холле.
     - Делай записи,  -  шепотом  попросил  он  Уэллеса.  -  Мне  придется
вечерним рейсом отправиться обратно и я пропущу все это. Так делай записи,
сынок!
     - Нам никогда не узнать все из этого, - ответил Уэллес. - Но то,  что
мы услышали сегодня вечером... в этот прошедший час...
     - Я прибуду в следующее воскресенье... нет,  в  субботу,  -  пообещал
Фоксвелл.


     В понедельник Элси тихо сидела в классе. Тим едва разговаривал с  ней
весь день, а когда он обращался к ней, отвечала односложно. Он ушел домой,
не взглянув в ее сторону; но он был в доме мисс Пейдж десять минут спустя.
     Мисс Пейдж впустила его и оставила детей одних.
     -  Послушай,  -  сказал  Тим,  -  ты  должна  подружиться  с  другими
девочками.
     - Они мне не нравятся. Они глупые.
     - Они могут делать массу вещей лучше тебе. Играть в игры и все такое.
А сейчас послушай - ты должна, это все, Элси. Ты знаешь,  что  врачи  тебе
сказали.
     - Я хочу быть с тобой вот и все, - искренне сказала Элси. - У  других
нет никакого здравого смысла. А ты даже не пошел домой со мной.
     - Боже, нет! Ты  хочешь,  чтобы  все  ребята  говорили,  что  ты  моя
девочка?
     Элси в ужасе уставилась на него.
     - Конечно нет! Это глупо!
     - Хорошо, ты должна с кем-нибудь подружиться.  Мисс  Пейдж  облегчила
это. На  прошлой  неделе  она  рассказала  ребятам,  что  приезжает  новая
девочка...
     - Я им не нравлюсь. Никто ничего мне не говорит, только "Привет".
     - Мисс Пейдж рассказала им, что ты  стеснительная,  вот  почему.  Она
сказала, что ты не ходила в школу, что  ты  не  привыкла  быть  с  другими
девочками и мальчиками, потому что ты болела, ясно?  Они  думают,  что  ты
перенесла сердечное заболевание или что-то вроде этого,  а  сейчас  только
отходишь от этого. Они улыбались тебе, я  видел  их.  Они  стараются  быть
вежливыми и не тормошить тебя  слишком  много  в  первый  день.  А  сейчас
слушай! Ты должна ввести в практику играть с ними и быть хорошей -  или  я
не буду помогать тебе публиковать произведения.
     - Ты и не должен, - сказала Элси, отворачивая в сторону лицо. -  Есть
другие мальчики и девочки, похожие на нас. Они могут хорошо относиться  ко
мне.
     - Никто не будет хорошо относиться к тебе, пока ты не будешь  хорошей
сама. Ты могла бы с таким успехом начать, - безжалостно сказал Тим.  -  Ты
прекрасно мыслишь и прекрасно пишешь, но что еще ты можешь делать?
     - У меня никогда не было ни малейшего шанса, - выпалила ему Элси.
     - У тебя он есть сейчас, - решительно сказал мальчик.
     В течение одной минуты они  вызывающе  пристально  смотрели  друг  на
друга, а затем оба начали смеяться.
     - Хорошо, -  сказала  Элси.  -  Знаю,  я  плохо  воспитана  и  должна
исправиться. У тебя достаточно ума, чтобы дразнить меня, но я могу догнать
тебя. Дай только мне немного времени.
     - Мы тренируемся в баскетбол некоторое  время,  -  сказал  Тимоти.  -
Приходи ко мне. У меня есть корзина для  тренировки,  моя  собственная.  И
тогда я покажу тебе моих кошек, если захочешь.


     Питеру Уэллесу, который оставил последний час перед ужином для  Элси,
пришлось искать ее. Он  нашел  детей  дома  у  Тимоти,  склонившимися  над
кошачьими клетками, восхищающимися  некоторыми  котятами.  Но  о  чем  они
говорили?
     - Мы - это основные признаки или рецессивные? -  серьезно  спрашивала
Элси. - Оба моих родителя были облучены и оба твоих.
     - Да, и поэтому признак может быть рецессивный. Мы должны  узнать,  -
ответил Тим. - Но мы можем узнать в том случае, если  был  облучен  только
один родитель. Если это рецессивный признак, то ты и я, и некоторые другие
удвоят его, но...
     - Но если мы выйдем замуж или женимся на ком-нибудь не из группы,  то
что тогда? Нет, мы должны узнать. И это еще одна причина для  того,  чтобы
собрать всю группу вместе.
     - Статистика, - с восхищением смотрел Тим, его глаза сияли. -  Охапки
и кучи статистических данных, графиков, схем, тестов... Слишком плохо, что
мы не можем экспериментировать. Привет, и Питер здесь.  Я  показываю  Элси
котят. Посмотри, я спарил серебристого персидского кота с  одной  из  этих
сиамских кошечек и посмотри, что я получил! Полосатую кошку!
     - Они самые красивые, - тихо нараспев произнесла Элси. - Я все  равно
больше всего люблю короткошерстных кошек.
     - Ты можешь взять пару этих, - предложил Тим.
     - Но мисс  Пейдж  может  не  понравиться,  если  я  заведу  кошек,  -
возразила малышка.
     - Она не будет  против.  Питер  может  сказать  ей,  что  тебе  нужны
домашние  животные,  -  уверенно  ответил  Тимоти.  -  Питер,  что  ты  ей
рассказал?
     - Я рассказал ей, что Элси очень смышленая, очень плохо  воспитана  и
что ей необходимо пожить рядом со мной, чтобы я мог лечить ее,  -  ответил
Уэллес. - И мне хотелось бы, чтобы вы оба отнеслись спокойно к тому,  если
мисс Пейдж нечаянно услышит вас, однако вскоре  может  быть  нам  придется
довериться ей, если мы предпримем какие-либо шаги к тому, чтобы здесь было
больше таких детей. Я все еще не могу представить себе,  как  нам  удастся
сделать это.
     - Мы придумаем как, - сказал Тим.
     - Между тем, Элси должна была быть у меня полчаса назад.
     Двое ребят вспыхнули.
     - О, простите, - воскликнула она. - Я не знала, что уже  так  поздно.
Мы играли в мяч, а потом...
     Тимоти также пытался извиниться, но Уэллес взмахнул рукой  и  сказал,
что на этот раз их прощает. Закончилось время по  расписанию  для  Элси  в
мастерской  Тима  и  он  разрешил   ей   некоторые   свои   опубликованные
произведения взять с собой и почитать. Котятам,  сказал  он,  можно  будет
покинуть свою мамашу где-то  через  неделю,  а  тем  временем  Элси  могла
заручиться согласием мисс Пейдж.


     Питер не видел Тима в течение нескольких дней, но он знал,  что  двое
детей проводят вместе большую часть времени, обсуждая рукописи, участвуя в
играх, постоянно разговаривая, все лучше узнавая друг друга. В пятницу  он
отыскал Тима и начал задавать вопросы.
     - Ну что, Тимоти? Она тебе нравится?
     - О, да! Надеюсь, что и другие такие же хорошие, -  счастливо  сказал
Тим. - Это так прекрасно разговаривать с другим человеком моего возраста и
видеть, что он понимает все, что я говорю. Щелк! Вот как это! Не важно,  о
чем я говорю. Я могу сказать все, о чем захочется, так  как,  я  говорю  с
тобой. Конечно, она точно не знает тех самых вещей, которые я знаю, но она
понимает все.
     - Интересно, кто из вас умнее, - дал понять Питер Уэллес.
     Тимоти задумался.
     - Я уже думал об этом, - сказал он, - и попытался дать оценку; но это
было трудно сделать, когда один из  этих  двух  -  это  я  сам.  Я  должен
сказать, что мы разные, поэтому нас нельзя оценивать так. Ты  знаешь,  что
она смотрит на вещи по-другому. Ей хочется узнать, что  вещи  означают,  а
мне хочется знать, как с ними поступать. У нас обоих есть многое, чему  мы
можем научить друг друга. Ее  память  и  моя  тоже  действуют  по-разному.
Конечно, мы оба читаем так много, что не можем запомнить все или  хотя  бы
очень большую часть прочитанного; мы помним, как мы понимаем вещи, что они
значат для нас. Она помнит науки, как если бы это были стихи или  картины,
и думает о значении этих вещей; а я запоминаю то, как эти вещи  действуют,
и думаю об изобретениях и общественном учреждении, и обо  всем  таком,  до
чего ей нет никакого дела. Я думаю о практическом использовании вещей и об
их теоретической основе. И все же  в  некоторых  вопросах  она  практичнее
меня. Она думает о философской основе вещей и о том, как  они  подходят  к
общему представлению обо всем. Ты ведь не можешь оценить любых двух  людей
по одной и той же мерке, так ведь, Питер?
     - Думаю, что не могу, - засмеялся психолог. - Узнал ли ты  что-нибудь
о ней, что было бы интересно? Может быть ты можешь мне рассказать, где она
научилась своей стенографии?
     - Она рассказала мне, - ответил Тим. - Когда она была маленькой,  она
видела, что не печатают, когда они пишут,  буквы  отличались  от  печатных
букв. Но двух одинаковых почерков не было, и  она  слышала,  как  ее  дядя
говорил, что не мог  разобрать  чей-то  почерк;  поэтому  когда  она  была
действительно маленькой, она думала, что каждый создает  свой  собственный
произвольный характер почерка. Поэтому она тоже создала свой  собственный.
А затем она нашла его очень ценным и сохранила его.
     - Можно ли тогда его разгадать как простой подстановочный код?
     - Я не знаю; Я еще не видел его достаточно. Возможно можно; во всяком
случае она никогда не давала людям тщательно изучить его, ты знаешь,  пока
она была в больнице. У нее могли  быть  некоторые  специальные  знаки  для
общих слов и свободные комбинации букв, но в большинстве случаев она пишет
слова правильно; это не фонетический алфавит.
     - А почему она так часто держит  книги  вверх  ногами?  Было  ли  это
частью ее притворства?
     - Я не спрашивал ее об этом, но вероятно она могла легко читать любым
способом. Я могу; а ты? Обычно я этого не делаю, потому что  это  выглядит
странным; она могла делать это нарочно, чтобы  выглядеть  странной.  Но  в
большой или в меньшей степени это может делать каждый.
     - А почему она всегда  говорила  людям,  что  они  были  неправы,  но
никогда не говорила им, что же было правильно? -  спросил  доктор.  -  Она
отказывалась указывать им. Почему это было?
     Тим засмеялся.
     - Она не сказала; но думаю, я знаю. Ей хотелось быть  правой  всегда.
Она презирала других, потому что они были глупыми,  но  ей  была  противна
сама мысль, что она могла  ошибаться.  Думаю,  что  она  читала  сказки  о
полубогах и волшебных принцессах и все такое, когда была маленькой.  Может
быть ей даже пришла такая мысль, что если  она  ошибется,  она  больше  не
будет такой  замечательной;  что-то  вроде  рассеяния  чар  или  нарушения
волшебства, или что-то вроде этого. Во всяком случае я вполне уверен,  что
неверно то, что она считает, что нельзя испортить это  мнение,  которое  у
нее было о себе самой, как о ком-то, кто знал еще  в  миллион  раз  больше
каждого. В дальнейшем, по мере того, как она становилась старше  и  больше
читала, и узнавала больше, она должно быть поняла, как глупо то все  было,
к тому же она узнала, что другие люди, с которыми она столкнулась - доктор
Фоксвелл, например, - были гораздо симпатичнее, чем она думала, что другие
люди могли быть. Поэтому она не наговаривала на себя. Все в порядке с ней,
когда она со мной - она боится говорить мне, что есть такие вещи,  которые
она не знает или не может вспомнить.
     - Тим, я считаю, что с ней все в порядке.
     Она должно быть была совершенно нормальной в течение нескольких  лет,
если не всегда. Возможно она была немного странной тогда немного, но я  не
думаю, что ее когда-либо можно было назвать ненормальной. Все же, если  ты
заметишь что-нибудь, что я должен знать -  мы  будем  считать  Элси  твоей
первой пациенткой, Тим - позовешь меня для консультации.
     Тимоти улыбнулся.
     - Я ничего не скрою от  тебя,  Питер.  Ты  ведь  доктор.  Сейчас  она
заводит друзей среди девочек в  школе.  Когда  доктор  Фоксвелл  приезжает
обратно сюда, Питер?
     - Думаю завтра.
     - Моя бабушка хочет увидеть вас обоих, пока он будет здесь, -  сказал
Тим. - Можете вы зайти завтра вечером?
     - Конечно, думаю можем. А в чем дело?
     - О, она хочет поговорить с вами обоими, -  беспечно  сказал  Тим.  -
Дедушка не  будет  в  городе  в  конце  этой  недели,  а  то  он  бы  тоже
присутствовал.
     - Мы придем, - сказал Питер.


     Июньские дни были длинными,  и  врачи  встретили  Элси,  прыгающую  у
ворот, по мере их приближения к дому Тимоти. Когда она их увидела, лицо ее
вытянулось.
     - Тим сказал, что я могу  сегодня  вечером  забрать  своих  котят,  -
сказала она, - а мисс Пейдж сказала, что я могу придти. Я вам нужна?
     - Не сейчас. Мы пришли встретиться  с  миссис  Дэвид,  -  сказал  д-р
Уэллес.
     - Я побегу вперед  и  позвоню  для  вас  в  дверь,  -  сказала  Элси,
претворяя слова в действие.
     - Впечатляющее место, -  заметил  Фоксвелл,  оглядывая  земли  вокруг
дома.
     - Да; дедушка и бабушка Тима очень  богаты,  и  у  него  есть  личная
мастерская позади, которая раньше была гаражом. Я  выведу  Вас  посмотреть
мастерскую, если останется время после встречи с миссис  Дэвис,  -  сказал
Уэллес. - Она, вероятно, хочет узнать, кто такая Элси, так как двое  ребят
проводят вместе очень много времени. Она разрешает поступать Тиму так, как
ему хочется в некоторых случаях, но она очень  строга  к  тому  с  кем  он
дружит.
     - Как ему удалось сделать так много? Вы говорите, что она не имеет не
малейшего представления о том, что он необычен.
     - Она прилагает все усилия к тому, чтобы видеть его хорошим мальчиком
и чтобы он не проказничал. Я думаю, что то, что он пишет и строит  модели,
она считает обычной школьной работой и мальчишеской игрой; она  ничего  из
этого никогда не видела. Он убедил ее, что его эксперименты по размножению
кошек были результатом случайного любопытства. Едва ли ее можно  винить  в
том, что она не заподозрила ничего, похожего на правду.
     Тим открыл дверь и  поджидал  врачей.  Они  ускорили  свои  шаги,  их
провели в дом и представили миссис Дэвис.
     - А сейчас ты со своим  маленьким  другом  можешь  выйти  во  двор  и
поиграть, - сказала эта леди своему внуку, когда она приняла своих гостей.
- Прошу садиться, доктор Фоксвелл и доктор Уэллес. У меня  есть  небольшой
план - предложение, которое, я смею думать, может  вас  заинтересовать.  А
поскольку ваше время дорого, а я  знаю,  что  у  вас  его  немного,  чтобы
потратить на этот визит, доктор Фоксвелл, я хочу сразу же перейти к  делу.
Моего мужа сейчас нет в городе, но он знает о том предложении,  которое  я
делаю, и поддерживает его. Тимоти, мой внук, рассказал мне,  что  вы  двое
мужчин хотели бы открыть экспериментальную  школу  для  детей,  интеллект,
которых немного выше среднего. Я знаю, что в этой  стране  есть  несколько
школ, в которые принимают детей с  коэффициентом  умственного  развития  -
думаю, что это правильный термин? - выше 150. Мой  дорогой  Уэллес,  я  не
знаю какое число Вы имеете в виду; может быть  что-то  менее  крайнее;  но
Тимоти мне сказал, что дети выше среднего. Кроме того, я думаю,  что  ваши
планы и методы еще не опробованы, что-то довольно новое в образовании.  Но
мы очень верим в Вас, доктор Уэллес, и поскольку Тимоти  дал  мне  понять,
что его вероятно можно было бы, вследствие Вашей заинтересованности в нем,
считать учеником в такой школе под Вашим руководством...  -  миссис  Дэвис
остановилась и подняла свои брови.
     Изумленные врачи переглянулись.
     - Да, - слабо сказал Питер, - Тимоти конечно бы... э... считался.
     - И он говорит мне,  что  Вы  знаете  прекрасного  архитектора,  Поля
Т.Лоуренса, - продолжила светская дама, после обращения к полоске  бумаги,
на которой было ясно написано имя. - Как вы думаете, можно  его  уговорить
спроектировать здания?
     - Думаю, что можно.
     - В течение многих лет мой муж и я  думали  о  том,  чтобы  построить
мемориал для моей дочери  и  ее  мужа.  Но  до  сих  пор  не  было  ничего
подходящего.  Упоминания  Тимоти  об  этом   вашем   плане   глубоко   нас
заинтересовали, и мы буквально... ах... выкачивали из него, думаю, что это
именно то выражение, которое нужно. Так вот,  доктор  Уэллес,  если  Вы  и
доктор Фоксвелл согласны, мы предполагаем дать вам в  пользование  большой
участок земли, которой владеет мой муж, как  раз  на  краю  города,  и  мы
думаем построить  соответствующие  здания  для  школы,  какие  бы  вам  не
потребовались. Конечно, подсчеты и прочие деловые  подробности  мы  должны
установить позднее. О каком количестве учеников вы думаете?
     - О небольшом, - сказал Питер, пытаясь говорить спокойным голосом.  -
Возможно не больше десяти для  начала;  а  может  быть  около  сорока  или
пятидесяти. На самом деле я должен объяснить, что это все - моя  мечта.  Я
еще не предпринимал никаких усилий, чтобы связаться с возможными учениками
для такой школы. Я...
     Миссис Дэвис благосклонно кивнула.
     - Доктор Уэллес, все это я понимаю. Мы думали, что возможно вы будете
не против разузнать этим летом о возможных слушателях, строительство можно
бы было начать осенью, а открыть школу можно  было  бы  осенью  следующего
года, когда Тимоти был бы готов поступить в среднюю школу. Я не  жду,  что
вы сразу же скажете мне, примите ли вы это наше  предложение  или  нет;  я
понимаю, что вы еще не составили конкретных планов,  и  следует  выполнить
массу всего, что только можно  представить  себе.  Позвольте  мне  вкратце
сказать, что я предлагаю. Использование земли, соответствующие здания;  но
поскольку мы должны быть деловыми, все, что должно оставаться  под  именем
моего мужа, сдается вам в аренду по доллару в  год  в  течение,  возможно,
пяти лет с привилегией возобновления за ту  же  сумму.  Ваше  жалование  и
соответствующее количество помощников  гарантируются  на  этот  же  период
времени; гарантируются также и расходы.  Возможно  вы  захотите  некоторый
свой капитал вложить в предприятие, и в этом случае мы  можем  разработать
некоторую договоренность по разделению расходов и  доходов;  но,  как  мне
кажется,  это  не  мероприятие,  где  делают  деньги,  а   эксперимент   в
образовании.
     Врачи поспешили согласиться с миссис Дэвис.
     - Это правда,  миссис  Дэвис,  что  если  какая-либо  подобная  школа
откроется, прибыли может  не  быть  совсем,  а  одни  большие  расходы,  -
серьезно сказал доктор Фоксвелл.
     - Я знаю об этом, - спокойно сказала леди, - но  земля  останется,  и
здания; а когда мы потеряем все, что можем  позволить  себе  потерять,  мы
просто закроем школу. Между тем Тимоти и другие ребята извлекут пользу  из
Вашего руководства. Доктор Уэллес, Вы должны быть полностью ответственным,
подчиняться  любым  существующим  законам  штата;  я  принимаю   на   себя
обязательство не вмешиваться в Ваше управление школой,  во  всяком  случае
при условии, конечно, что власти штата не будут возражать.  Вы  понимаете,
доктор Фоксвелл, что в основном я обращаюсь  к  доктору  Уэллесу  и  делаю
ответственным его, потому что он друг Тимоти и мы его хорошо знаем; но мне
бы хотелось, чтобы вы присутствовали, когда будет делаться предложение,  и
приняли участие в нем, поскольку Тимоти рассказал мне, что  идея  частично
Ваша и что эта его новая маленькая подружка, Элси, будет одной их  учениц.
Она действительно очень умная малышка,  не  так  ли?  И  такие  прекрасные
манеры. А сейчас, могу ли я рассказать своему мужу  при  его  возвращении,
что вы самым серьезным образом рассматриваете этот вопрос?
     Так или иначе мужчины с заикание пробормотали слова  благодарности  и
пообещали провести лето в попытках выполнить ее планы. Затем миссис  Дэвис
отпустила их, сказав, что думает, что должно быть малышке  Элси  уже  пора
спать - утверждение, в котором был определенный намек на то,  что  конечно
приближалось время ложиться спать ее внуку.
     - Ребята, наверно, во дворе с кошками, - сказал Питер  Уэллес.  -  Мы
можем сами найти выход.
     Как только они вышли из дома, пожилой человек повернулся к  Питеру  и
потребовал.
     - Она действительно имеет это в виду?
     - Конечно имеет. Вопрос в том, имеем ли мы это в виду?
     - Но как она узнала? - изумился Фоксвелл. - Она знает о нашей мечте о
группе больше нас самих! И тем не менее, она все еще не имеет ни малейшего
представления о чем все это!
     - Не надо, чтобы Тим услышал Вас говорящим подобным образом. Для него
это также ясно, как дважды два - четыре, и он ожидал, что  мы  поймем  это
сразу.
     Вот почему он даже не побеспокоился предупредить нас.
     - О! Это все его рук дело? Но ведь он всего лишь ребенок.
     - Он знает как руководить ею, прекрасно.
     - Но к черту это все! Нами тоже будет руководить малыш подобно...
     - Малыш подобно Тиму, Фоксвелл, это честь. Не беспокойтесь; все будет
сделано как надо.
     - Будь я проклят, если много будет крутить пацан  такой  величины,  -
запротестовал большой доктор. - Вот, мы  даже  не  знаем,  что  он  делает
сейчас.
     - Это будет Ваша собственная вина, если Вы не знаете. Те! Вот они.
     Дети подбежали к мужчинам и Элси энергично спросила:
     - Доктор, как Вы думаете, что вызвало нас? Я читала, что люди  всегда
пользуются только очень малой частью своего мозга. Не думаете ли  Вы,  что
радиация увеличила наш мозг так, чтобы мы могли использовать  большую  его
часть? Тим не думает, что это так.
     - Да, это мысль, - медленно сказал Тим. - Я не знаю  об  этом  много.
Может быть мы можем провести некоторые тесты, которые сообщат  нам  больше
об этом. Или  это  могло  быть  что-то  о  наших  гландах,  насколько  мне
известно.
     - Я не имею ни малейшего представления, - сказал  Питер,  -  и  я  бы
оставил это на более позднее время. Тим, ты знал, что твоя бабушка  хотела
сообщить нам?
     Глаза Тима забегали.
     - Я не был бы удивлен. Но она, вероятно, думает, что был бы.  А  что?
Вы сделаете это?
     - Думаю, да, - сказал Уэллес, -  и  Фоксвелл,  вероятно,  согласится,
когда достаточно успокоится, чтобы поверить в это.
     - Это будет стоить целое  состояние,  -  возразил  Фоксвелл.  -  Твоя
бабушка не представляет... почему будет только  жалованье  архитектора.  -
Кто этот парень, о котором она говорила, во всяком случае?
     - Я, - сказал Тим. - Она не знает  этого.  Я  не  тщеславен,  но  она
думает иначе. Так или иначе я могу строить здания, а один из  ваших  людей
может представлять меня и присматривать за рабочими и  за  подрядчиком.  А
сейчас послушайте - вскоре я должен принять участие. Но я буду вычерчивать
планы. Блоки из десяти, таким образом мы можем построить один или  два,  и
больше позднее, по мере того, как они  потребуются  нам;  это  лучше,  чем
начинать с одного огромного здания,  которое  никогда  не  будет  как  раз
нужных размеров. Личная мастерская для  каждого  студента,  с  несколькими
столами и стульями, с полками  и  шкафами  -  и  с  высоко  расположенными
окнами, чтобы никто не мог заглядывать снаружи - и стекло в дверях, как  в
обычной школе - стены должны быть звуконепроницаемыми, и...
     - Одну минутку! Как насчет аудиторий?
     - У нас будет только один класс. Скорее  что-то,  не  разделенное  на
классы. Средняя школа, давайте посмотрим - у нас будет аудитория, так  что
мы сможем там играть и проводить мероприятия, мы можем  слушать  лекции  и
большие занятия там, а некоторые небольшие занятия, могли бы проводиться в
одной из мастерской или вне помещения, или где-нибудь.
     - Все, что вам надо, это  чурбан  со  слушателем  на  одном  конце  и
учитель на другом, - пробормотал Фоксвелл.
     - Ну, конечно. Что нам нужно иметь, так это лабораторное оборудование
и тихие уголки для того, чтобы заниматься и думать, и место, где мы  можем
собираться вместе. Телевизионное оборудование - мы сможем  слушать  лекции
крупных университетов всего мира. И спальня для девочек и женщин  на  этой
стороне... - Тим быстро набрасывал на блоке рисовальной бумаги.
     - Женщины, - вскричал д-р Фоксвелл.
     - Мисс Пейдж и еще кто прибудет, - сказал Тим. - А мальчики и мужчины
на этой стороне... Я думаю, вы оба будете жить здесь?
     - Мы? - изумился большой доктор.
     - Ну тогда, Питер, если вы не согласны.
     - Я согласен! - пророкотал Фоксвелл. -  Каждый  скажет,  я  согласен.
Попробуй удержи меня от этого! Но ты слишком быстр для меня, мой мальчик.
     - Гимнастический зал, - Тим  быстро  делал  наброски,  -  может  быть
плавательный бассейн. Мы могли бы это построить сами.
     - На что ты собираешься потратить деньги? - потребовал д-р Фоксвелл.
     - А вы разве не собираетесь выкупать? - удивленно спросил  Тим.  -  Я
собираюсь и я думал, что вы все захотите, и что другие девочки и  мальчики
конечно же тоже захотят.
     - Я не могу, - застонала  Элси,  лицо  ее  неожиданно  сморщилось  от
огорчения.
     - Конечно ты можешь! - воскликнул Тим. - Подожди, пока ты не  начнешь
продавать, вот и все. Ты....
     - Тимоти,  существуют  законы  управления  школами,  -  сказал  Питер
Уэллес.
     - О, Вы можете хоть что незаметно провернуть здесь, если Вы  назовете
это экспериментальной школой, - беззаботно сказал Тим. - Провозгласите  ее
школой с высоким коэффициентом умственного развития и неважно, чем мы  тут
занимаемся. Все, о чем они спрашивают, так это можете ли Вы сдать  предмет
А и проводите ли вы гимнастику в каждом семестре. И достаточно ли для всех
ванных комнат. Я сделал ее  школой  с  высоким  коэффициентом  умственного
развития, потому что тогда нам не надо будет также  многое  скрывать.  Это
дает нам гораздо больше свободы. Но мы должны  быть  осторожны,  чтобы  не
сделать из этого представления.
     - Предположим, что другие  попытаются  проникнуть  внутрь?  Те  люди,
которые не являются членами группы?
     - Если их тестирование будет достаточно высоким, мы могли бы  принять
их, если у  нас  будет  достаточно  мести.  Они  дадут  нам  критерий  для
копирования на людях, выше, чем у нас когда-либо был прежде, так  что  это
будет большая помощь. И  им  будет  хорошо.  Вы  знаете,  что  личность  с
коэффициентом умственного развития 152 также далека  от  среднего,  как  и
личность с коэффициентом умственного развития 48. А большая часть школ  ни
капли не делает для малышей с коэффициентом выше 120.
     - Пожалуйста расскажи мне точно, что ты планируешь сделать, -  сказал
Питер Уэллес, - и все об этом. Пропусти здания.
     - Я не знаю, что я могу, -  сказал  Тим.  -  Я  еще  не  выражал  это
словами. Понимаете, это все ново в моем уме. Я начал думать об этом только
на этой неделе, из-за Элси. Ты понимаешь, мы должны их всех освободить. Мы
должны их всех освободить немедленно. Я  думал,  что  я  скрывался  и  был
зависим, но когда я узнал об Элси, я понял, что мы должны  что-то  сделать
для других немедленно.  Эта  школа  представляет  собой  наилучший  выход,
потому что нам не надо будет много прятаться - мы можем притворяться,  что
имеем около ста пятидесяти вместо ста, и можем быть все вместе, а  вы  два
доктора можете смотреть за нами и исправлять кого-нибудь, кто нуждается  в
этом. Если кто-либо из других не свободен и не приспособлен, это в миллион
раз хуже для них, чем это было для меня, понимаете? А школа кажется  такой
естественной. Если мы ее не будем  рекламировать,  я  не  думаю,  что  нам
придется принимать кого-нибудь, кто попросится, и в любом случае мы  можем
провести тесты и сказать,  что  мы  уже  заполнили  нашу  квоту,  или  что
претенденты не совсем подходят к ней. И не беспокойтесь о  деньгах  -  они
поступят довольно быстро. Я уверен, что некоторые из них уже имеют деньги,
как я, и раз мы уже свободны, мы все можем  зарабатывать  гораздо  больше,
чем когда-либо. И неужели вы не понимаете, что мы  должны  научиться,  как
работать вместе и помогать друг другу, все мы, дети? Мы  не  можем  больше
ждать или мы все привыкнем к одиночеству и секретности и  поэтому  никогда
не будем в порядке. Мы можем быть вместе и быть свободными и независимыми,
и иметь друзей, и иметь помощь, и помогать друг другу, и работать всем над
чем-то одинаковым, и...
     Тим говорил  так  быстро,  что  наконец  задохнулся  и  вынужден  был
остановиться и стал ловить воздух.
     - Над чем?
     Тим взмахнул руками.
     - Над тем, над чем должны. Каждый.
     - Над тем, над чем  предназначено  нам  Богом,  -  согласилась  Элси,
стоявшая восхищенная, стиснув пальцы, поглощающая все в себя.
     - Может быть некоторые из них не верят в Бога,  -  сказал  Уэллес.  -
Многие люди не верят.
     Элси быстро повернулась к нему и выпалила:
     - Я не знаю, что говорить о подобных людях, если мне нельзя  говорить
ни "глупый", ни "ненормальный".
     - Ну, не надо мне язвить, я томист, - мягко ответил Уэллес.
     - Что это?
     - Завтра я дам тебе почитать трактат, излагающий основные  положения,
чтобы ты могла его посмотреть до обеда, - ответил Уэллес.
     В мастерской неистово зазвонил звонок.
     - Мой будильник, - сказал Тим. - Я должен начинать. Я буду составлять
планы и мы очень скоро договоримся обо всем этом.
     - Что я должен делать? - поинтересовался Питер Уэллес. -  Мне  как-то
кажется, что вы все планируете сделать сами.
     - О, нет, Питер! - встревоженно воскликнул Тим. - Это все зависит  от
тебя. Ты должен быть для нас впереди и находить  других  и  вероятно  быть
учителями тоже.
     - Учителями! - взревел д-р Фоксвелл.
     - Вот именно. Нам нужен Питер, а Вы особенно,  чтобы  учить  нас  как
быть тем, кем мы должны быть, чтобы удерживать  нас  на  правильном  пути,
помогать нам правильно работать вместе; вы сможете увидеть, что  требуется
Элси! Другим тоже должно быть очень нужна помощь. И, в конце концов,  ведь
мы только дети. Опыта заменить не может ничто. Вы можете  спаять  все  эти
личности в одной группе, где каждый может помочь всем, и, тем не менее, ни
чья индивидуальность не будет принесена в жертву...
     - Тимоти! Тимоти! - донесся зов из дома.
     - Да, бабушка! - в ответ крикнул Тим. - Я иду.
     - Спокойной ночи, Тим,  -  сказал  Уэллес,  подталкивая  остальных  к
калитке.
     - Мои котята! - вспомнила Элси, и Тим поспешно выбрал двух и ткнул их
в ее руки.
     Мужчины доставили ее к двери мисс Пейдж в молчании, нарушаемом только
тихими ласками ребенка, обращенными к барахтающимся, пищащим котятам.
     - Спокойной ночи, - сказал Марк Фоксвелл девочке.
     Она подняла на него глаза.
     - Тим забыл упомянуть это, - сказала она, -  но  школа  должна  иметь
столовую и кухню. Иногда мы можем использовать столовую в качестве класса.
И нам нужен повар.
     - Да.
     - Моя тетя прекрасный повар, - сказала Элси. - Мой дядя может продать
свою бакалейную лавку и купить другую прямо здесь. Он может дать нам  цены
на все, что нам потребуется купить. И моя тетя может готовить.
     - Означает ли это, что ты хочешь чтобы они приехали сюда и жили рядом
с тобой, - спросил Фоксвелл.
     Элси увильнула.
     - Я думаю, они были бы не против, - сказала она. - И...  я  сейчас  к
ним отношусь  по-другому.  Можно  пожалеть  курицу,  пытающуюся  вырастить
утенка - гадкого или нет!
     Вместе с котятами она вбежала в дом.
     Не говоря ни слова, врачи пошли к дому Уэллеса, за исключением  того,
что доктор Фоксвелл иногда тряс своей головой и бормотал про себя.


     - Ну? - сказал Марк Фоксвелл, когда зажег  свою  трубку.  -  Вы  сами
сделали выбор вступать в это, если это можно сделать?
     - Здесь нет выбора, - сказал Уэллес. - Я нашел дело всей моей  жизни.
Этим ребятам, которым чуть больше десяти, нужна  всяческая  помощь  и  они
нуждаются в ней отчаянно. Так или иначе, в  течение  нескольких  следующих
лет им придется выйти из укрытия и отправиться в мир взрослых. Я собираюсь
сделать все, что могу, чтобы увидеть, что  у  них  был  шанс  сделать  это
правильно. И Тим дал нам возможность - дал нам в руки возможность, которая
представляется один раз в жизни.
     Фоксвелл медленно покачал своей головой.
     - Это правда. Большинство детей с коэффициентом умственного  развития
свыше 160 должны приспосабливаться к более низкому  уровню,  чтобы  вообще
жить в этом мире. Это всегда казалось мне большой потерей. А они - на кого
они будут похожи, когда вырастут?
     - Более или менее это сейчас относится к нам, - сказал Питер  Уэллес.
- Они нуждаются друг в друге,  они  нуждаются  в  нас.  Тим  прав  -  Элси
показывает нам.
     - Вы считаете, что другие могут  быть  испорчены  разным  образом!  -
вскричал большой доктор.
     - Они могут быть. Некоторые из них обязательно. Слишком  часто  умный
ребенок  вырастает  в  странного,  плохо  приспособленного,  несчастливого
взрослого.  Или  же  он  отбрасывает  половину  своего  интеллекта,  чтобы
приспособиться  и  быть  счастливым,  и  жить  как  социальное   существо.
Интеллект этих детей выходит за пределы того, что когда-либо было известно
миру - если Тим вообще простой  образец,  и  Элси  также  одарена  сполна.
Подумайте о подобном интеллекте, объединенном с жаждой власти, эгоистичной
алчностью или с непреодолимым чувством превосходства, так что  все  другие
люди среднего интеллекта или немного меньше, казались бы такими никчемными
как... как скоты.
     - Элси, - начал в ужасе доктор Фоксвелл.
     - Элси права. Она обожает Вас, она подчиняется Вам и следует советам,
которые даем ей Вы и  я,  и  Тим.  Ей  только  нужно  быть  свободной.  Но
другие...
     - Это ужасная ответственность, - сказал Фоксвелл. - А Вы слышали, как
на прошлой неделе эти ребята говорили о наследственности?
     - Да, - сказал Питер.
     - Они будут намного выше нас, когда  станут  взрослыми,  -  простонал
доктор Фоксвелл, - клянусь, я боюсь этого.
     - Думаю, что у Тимоти Пола есть ответ. Школа, где она смогут работать
вместе под нашим руководством и иметь столько свободы, сколько они  смогут
выдержать, вместе с психотерапией, которую Вы и я  можем  им  дать,  когда
понадобиться. Во многих отношениях они такие же, как  и  обычные  дети,  я
думаю, - обращаясь к взрослым за помощью, эмоционально они все  еще  дети.
Однако Тим решал свои собственные проблемы очень хорошо, и я думаю, что он
может помочь нам со школой. Я не сомневаюсь, что он  все  планы  составил,
относительно того, как  должна  школа  работать,  однако  он  надеется  на
присмотр взрослых, на психологическое руководство,  которое  должны  иметь
молодые люди.
     Фоксвелл потер свой подбородок и покачал головой,  запыхтел  трубкой,
увидел, что она погасла, вновь ее зажег.
     - Наконец я начинаю всему этому верить, - сказал он.
     - Чтобы охватить возможности, требуется время.
     - Лекции по телевидению, - задумался  Марк  Фоксвелл.  -  Собственная
лаборатория для каждого ребенка. Студенты делают вклад в уход за местом  -
вкладывают в это свои собственные деньги, деньги, которые они заработали в
состязании с целым взрослым  миром,  и...  Пит,  скажите  мне,  Вы  честно
думаете, что Вы можете достаточно узнать об этих детишках,  чтобы  создать
школу?
     - C двумя из них Вы встретились. Тимоти и я состоим  в  переписке  по
крайней мере еще с пол-дюжиной, а мисс Дэвис дает нам школу и  гарантирует
оплату всех расходов.
     - Где ваш телефон?
     - В холле.
     Большой доктор неуклюже вышел из комнаты. Через  несколько  минут  он
вернулся и снова поднес спичку к трубке.
     Уэллес подождал.
     - Я звонил приятелю, который хочет мою больницу, - сказал Фоксвелл. -
Она продана. Я могу уехать из нее через  месяц  или  около  этого.  Ну,  а
сейчас, Пит, давайте выполним кое-какое практическое планирование! Паренек
уже на много опередил нас. Скорее всего он всегда будет опережать, но  мне
хотелось притвориться,  что  в  течении  нескольких  месяцев  мы  все  еще
хозяева.



                           3. НОВЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ

     - И на сегодняшний день это полная  история  о  Тимоти  Поле  и  Элси
Ламбет, вундеркиндах, - сказал в заключение Уэллес.
     Мисс Пейдж перевела дух.
     - Я должна была предположить это, - сказала она, - или  что-то  вроде
этого. Но кто мог бы предположить  что-нибудь  вроде  этого?  Тим  казался
таким обычным маленьким мальчиком. И даже  после  приезда  Элси,  я  и  не
мечтала  о  чем-нибудь  подобных  размеров.  Они  совсем  не   похожи   на
сверх-удивительных умных детей, хотя каждый мог бы увидеть, что они  очень
умные.
     - Они скрывали это  от  тебя,  -  улыбнулся  Уэллес,  -  под  хорошим
поведением. Но сейчас мы предполагаем открыть школу для этих детей  и  нам
нужны учителя и заведующая хозяйством, ты первая,  кого  хотим  пригласить
доктор Фоксвелл и я. Присоединишься ты к нам?
     - Конечно присоединюсь! Когда должна открыться школа?
     - Сначала мы должны заполучить учащихся. Я думаю  провести  август  в
поездках по стране, чтобы найти детей и организовать все с  их  опекунами.
Тем временем мы были бы в состоянии написать некоторым детям и  произвести
предварительные приготовления. Когда на следующей неделе я поеду на  съезд
психиатров, я намереваюсь встретиться с Джеем Уортингтоном.  Для  этого  я
уезжаю отсюда днем раньше.
     Он отпер ящик - разговор проходил  в  его  офисе  -  и  стал  листать
бумаги, пока не наткнулся на то, что хотел.
     - Вот переписка. Джей  написал  нам,  что  видел  наше  объявление  и
считает, что оно заслуживает более пристального внимания, добавив,  что  у
него имеется  личный  интерес  в  деле.  Спустя  несколько  дней  его  имя
появилось в перечне. К настоящему времени детективное агентство нашло  для
нас почти всех детей, проверяя каждого, кто был  подвержен  облучениям,  и
вычеркивая тех, кто, как известно, умер бездетным.
     Послышался стук в дверь и внезапно появились две головки нетерпеливых
детей.
     - Что она говорит? - потребовала Элси.
     - Она говорит да, - засмеялся Питер.
     - Не можете Вы уговорить его начать скорее, мисс  Пейдж?  -  попросил
Тим. - Это то, что я не понимаю во взрослых людях. Вам  оставлено  гораздо
меньше времени, чем нам, и все еще не кажется, что Вы думаете,  что  время
вообще что-то значит.
     - Люди постарше научились спешить медленно, - ответил доктор  Уэллес.
Идея о школе существует едва ли месяц.  Поверь  мне,  Тим,  нам  также  не
терпится, как и тебе, но все следует планировать и делать по порядку.
     Элси заерзала.
     - Если Вы найдете детей в следующем месяце, - недовольно сказала она,
- я не понимаю, почему мы не можем начать месяц спустя. Нам не  нужны  все
эти здания, которые спланировал Тим.
     Тим быстро согласился.
     - Нам уже четырнадцать лет, - сказал он, - и через несколько  лет  мы
вырастем и разъедемся. Давайте просто  быстро  постоим  несколько  сборных
домов и начнем в этом сентябре, можно ведь?
     Питер Уэллес покачал головой.
     - По неделе для того, чтобы лично встретиться  с  каждым  ребенком  и
провести урегулирование с опекунами, это займет месяцы.
     - Почему по неделе? - вскричали оба.
     - Потому что, - хмуро сказал Питер, - трудностей может  быть  больше,
чем вы можете себе представить.


     - Джей Уортингтон?
     Мальчик кивнул.
     - Вы, должно  быть,  доктор  Уэллес,  -  сказал  он  быстро  дрожащим
голосом. - Входите, доктор.
     Он дрожал от волнения. Высокий долговязый  мальчуган,  смущенный,  и,
как бы сказала бабушка Тима, "легко возбудимый", Джею  явно  не  терпелось
поговорить. Он прошел  в  гостиную,  болтая  все  это  время  с  удвоенной
скоростью.
     - Моей тети нет, - сказал он, - и дядя вышел  погулять.  Я  попытался
избавиться от них, но мы должны быть начеку. Сказать надо так много, я  не
знаю с чего начать. Но это Вы должны говорить, не так ли,  доктор  Уэллес?
За всем этим должно быть что-то особенное, и причина для вашего  посещения
и для вопросов о моих родителях. Вы знаете, что Куртисы на самом деле  мне
не родственники; они усыновили меня, когда мне было  десять  месяцев.  Вот
самый лучший стул, а вот пепельница, если она вам потребуется.
     - Наши письма были краткими, потому что такими были  твои,  -  сказал
доктор Уэллес, принимая стул, - и это самая  лучшая  линия  поведения.  Но
сейчас, конечно, давай перейдем к делу, без  уловок.  Ты  должен  довольно
хорошо представлять себе о чем все это.
     Джей энергично кивнул головой.
     - Тем не менее я предпочел бы, чтобы вы сказали это, - ответил он.
     - Ты ответил на наше объявление и сказал,  что  у  тебя  была  личная
заинтересованность в  детях,  рожденных  в  1959,  и  которые  были  очень
высокого интеллекта.
     - Вы излагаете это прямо, - сказал  Джей,  затаив  дыхание.  -  Я  не
предполагал быть настолько откровенным... если я имел в виду... я...
     - Сейчас  мы  говорим  открыто.  Это  то,  о  чем  подразумевалось  в
объявлении, и ты знал это. Твое имя к тому же было  в  списке,  переданным
мне детективным агентством, которое занималось поиском детей, рожденных от
родителей, умерших также, как и твои родители. Ты знаешь как они умерли?
     - Да, взрыв атомной станции.
     - Правильно. Соединив эти две вещи,  мы  поняли,  где  мы  находимся.
Поэтому Тим написал тебе, что мы  открываем  школу  для  детей  с  высоким
коэффициентом умственного развития и что с тобой будут разговаривать.
     - Это был тяжкий удар, - сказал Джей. -  Я  не  мог  понять,  как  Вы
узнали мой возраст. А затем я понял, что на самом деле Вы не сказали,  что
знали, и вероятно я неправильно прочитал. Я подумал, что, может  быть,  Вы
имеете в виду то, что я  знал  некоторых  умных  детей.  Поэтому  я  снова
написал и сообщил, что не знаю никаких таких  умных  детей,  и  тогда  Тим
ответил, что поскольку я родился в том же году, что и он, я  должен  знать
кое-что из того, что его интересует. Тогда я довольно скоро убедился,  что
что-то произошло,  но  ответ  мой  был  краток,  в  нем  говорилось,  что,
вероятно, ему было интересно иметь книги  доктора  Холлингворта,  а  он  в
ответе на почтовой открытке написал, что они слишком просты. И пока я  все
еще размышлял, что написать в следующем письме, пришло письмо  авиапочтой,
в котором сообщалось, что вы будете здесь через неделю после дня  рождения
моего четырнадцатилетия с приветствиями и сообщением. Кажется,  Вы  знаете
обо мне больше, чем можно подумать, но я все еще не  знаю,  как  много  Вы
знаете.
     - Я буду полностью искренним. Атомный взрыв  был  причиной  медленной
смерти сотен мужчин и женщин. Однако, прежде чем умереть, у некоторых пар,
подвергшихся облучению, родились дети, и некоторые, а возможно и все  дети
являются мутантами с очень высоким интеллектом. Мы хотим собрать  их  всех
вместе там, где они смогут воспользоваться преимуществом  общения  друг  с
другом и будут развиваться так, как должны.
     - Это как раз так, как я себе  это  представлял,  -  сказал  Джей  со
вздохом облегчения. - Конечно Тим один из них? И Элси?
     - Мне многое надо рассказать тебе  о  них.  Но  позволь  мне  сначала
узнать о тебе. Я знаю, что Джон Куртис, историк, твой дядя. Кто ты?
     - Ну... Я их приемный сын, Джей Уортингтон. Куртисы оставили мне  мое
собственное имя, потому что...
     - Я не это имею в виду, - сказал доктор Уэллес. - Я имел в виду  твой
литературный псевдоним или имя, на которое ты берешь патент  или  то,  что
делаешь. Ты ведь не пользуешься  своим  собственным  именем  для  подобных
вещей, так ведь?
     Их глаза встретились, минуту длилось напряженное молчание.
     - Тогда Вы знаете, - сказал Джей. - Я - Джеймс Вернон Уорт.
     Это был слишком большой удар для Питера Уэллеса, чтобы принять его не
мигая. Он даже задохнулся. Когда он смог снова говорить, он спросил:
     - Твой дядя знает это?
     - Конечно нет. И это самое главное. Если люди узнают, они скажут, что
это все - его работа, или что он помогал мне так много, что  работа  могла
бы быть его. И если бы он узнал, что я делал, он сначала бы пытался помочь
мне. Я не хотел этого. Конечно, я должен помогать ему; но это другое.
     - Ты помогаешь ЕМУ?
     - Да, - сказал мальчик. - Он слепой.
     Зазвонил телефон, пока Питер все еще пытался  осмыслить  то,  что  он
услышал.
     Джей, бормоча извинение, выскочил из комнаты.
     Этот мальчик - Джеймс Вернон  Уорт?  Те  три  великолепные  биографии
написаны этим мальчиком? Но если он был приемным  сыном  Джона  Куртиса  и
помогал Куртису в его работе?
     Джей вернулся запыхавшись, разговаривая еще не открыв дверь.
     - У нас совсем немного времени, - сказал он. Через  несколько  минут,
вероятно, вернется мой дядя. Он не ходит далеко.
     - Хорошо, дело обстоит так, - сказал Питер, и  он  говорил  быстро  в
течении десяти минут, в то время как Джей внимательно слушал, выражая свое
согласие энергичным кивком головы.
     - Звучит замечательно, - наконец сказал Джей, делая глубокий вздох. -
Мне хотелось бы быть с вами. Но я не могу.
     - Мы найдем какой-нибудь способ устроить это.
     Но Джей покачал головой.
     - Понимаете, со мной иначе, - объяснил он. - Мои  дела  идут  хорошо.
Люди считают совершенно естественным то, что  я  кое-что  знаю,  поскольку
из-за того, что пять лет назад мой дядя ослеп, я читал ему каждый день,  и
даже до того. И я всегда был с людьми, которые говорили  обо  всем  вокруг
меня. Моя тетя в своем роде выдающаяся женщина. Любительская  радиостанция
на самом деле ее. Она купила ее, чтобы дядя мог говорить с людьми во  всем
мире, когда он больше не мог читать. Все знают, что они просили  усыновить
умного ребенка, а остальное приписывалось моему  окружению  и  воспитанию.
Это университетский городок и  люди  привыкли  к  умным  ребятам,  они  им
нравятся. Поэтому мне не пришлось  долго  скрываться.  Конечно,  никто  не
знает, что я пишу книги. Но живу очень  хорошо.  И  конечно  же  я  должен
остаться с моими дядей  и  тетей.  У  них  кроме  меня  никого  нет.  И  я
действительно счастлив здесь. Вы  знаете,  что  для  слепых  есть  собаки,
которых обучают. Конечно, я не дрессировал дядину собаку, Григо, но вскоре
после мы купили Гварду и мы дрессируем ее щенков быть собаками-поводырями,
и отдаем их тем людям, которые в них нуждаются. Мы с тетей их  дрессируем,
а дядя нам помогает.
     Перед домом остановилась машина и  живая  женщина  около  сорока  лет
выпрыгнула из нее.
     - Моя тетя, - поспешно объяснил Джей. - Пожалуйста, скорее! Выйдете и
посмотрите щенков. У нас есть сейчас для продажи два  щенка  для  домашних
животных. Они по всем меркам не будут собаками-поводырями.
     Питер позволил вывести себя через заднюю дверь к собачьим конурам.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду, Джей, - сказал  он,  -  но  мы  не
можем оставить все, как есть.
     - Мы должны, - сказал Джей. - Но ведь мы можем  переписываться  и  Вы
сообщите мне, что происходит, не так ли?
     Питер быстро написал на карточке.
     - Это моя гостиница. Я скоро тебе позвоню и мы  сможем  раз  или  два
встретиться до моего отъезда, так ведь?
     - О да, конечно сможем.
     Когда  мальчик  присел,  чтобы  почесать  сквозь  проволочную  ограду
головку щенка, проницательный Питер заметил признаки слез.
     - Мы устроим это, Джей, - пообещал он.
     - Нет, - ответил Джей, глотая слезы. - Я не уеду. Я не уехал бы, если
мог. Я собираюсь остаться с моим дядей, всегда.
     Спустя несколько минут  после  поверхностного  осмотра  щенков  Питер
Уэллес ушел, чувствуя себя очень подавленным.


     В гостинице Питера ждала телеграмма за подписью Марка Фоксвелла.
     "Агентство сообщает еще одном кандидате этом городе. Стелла Оутс, 432
Вайн Авеню."
     Питер целую минуту пристально смотрел на телеграмму. И как, спрашивал
он себя, пойду ли я к этой девочке, ничего не зная о ней или о ее прошлом,
или  о  ее  настоящем  доме,  или  об  опекунах,  должен  ли  я  идти  без
предупреждения и перебросить ее на другую сторону  материка?  Что  могу  я
сказать ее семье? Как мне удастся поговорить с ней наедине? Следует ли мне
сначала позвонить или написать и подготовить почву?
     Однако Питер знал, что ждать он не может. Он должен встретиться с ней
этим же вечером. Психиатр взглянул на часы; было около шести часов. Ладно,
сначала ужин, и может быть ему удастся придумать что-нибудь.
     В половине восьмого, нажимая кнопку звонка у дома номер 432  по  Вайн
Авеню, Питер еще не решил, что сказать.
     Прежде,  чем  звонок  перестал  звучать,  за  дверью  раздался   шум.
Тренированный мозг доктора сортировал звуки и определял их. Грохот и крики
слева были похожи на то,  как  если  бы  двое  или  трое  детей  сразу  же
бросились в одни и те же двери, налетая друг на друга и жалуясь на  ушибы.
Быстрые глухие удары принадлежали кому-то в тяжелых  башмаках,  сбежавшему
вниз по ступенькам. Замедленные тяжелые шаги и  громкий  голос,  вероятно,
показывали на человека, пытающегося восстановить порядок, а быстрый легкий
топот принадлежал, что весьма вероятно, хозяйке дома, спешащей к дверям.
     Дверь открыла женщина в веселом фартуке. Рука  позади  открыла  дверь
пошире, показывая несколько детей немногим больше  десяти  лет.  С  правой
стороны дверного проема стоял высокий человек с газетой в руке.  А  позади
него в  комнате,  из  которой  он  только  что  вышел,  сидела  пухленькая
светловолосая маленькая девочка с книжкой на коленях. Она  так  отличалась
от шумного квартета, глазеющего  и  хихикающего,  и  подталкивающего  друг
друга по мере того, как  они  поспешно  удалялись  с  помощью  добродушных
толчков женщины -  с  таким  холодным  презрением  светловолосая  девчушка
наблюдала за сценой в переполненной  передней  -  что  Питер  инстинктивно
обратился к ней.
     - Стелла, - сказал он.
     Девочка спокойно поднялась и с улыбкой медленно направилась к нему.
     - Вы должны извинить ребятишек, - говорила женщина. - Они ждали одних
своих друзей...
     - Все в полном порядке, - сказал Питер, и вдруг еще больший шум,  чем
прежде, поднялся вокруг него. На улице позади  него  появилась  грохочущая
машина,  громко  сигналя.  К  крикам  и  визгам  молодых  людей  в  машине
добавились крики и вопли поджидающего в холе квартета. Как  можно  быстрее
д-р  Уэллес  поспешил  убраться  их  дверного  проема;  четверка  кричащих
подростков пробилась сквозь него и исчезла.
     - Я рада, что Стелла не  отправилась  с  ними,  поскольку  Вы  хотите
поговорить с ней, - сказала женщина. - В таком случае я  вернусь  к  своим
тарелкам, - и она тоже исчезла.
     Питер повернулся к высокому человеку в дверях.
     - Вы м-р Оутс?
     - Да. Входите.
     - Меня зовут Уэллес. Доктор Питер Уэллес.
     Мужчины пожали руки. Питер начал смеяться.
     - Это напоминает мне, - сказал он, - совет Королевы  Алисе:  "Делайте
реверанс, пока думаете, что сказать".
     -  "Начните  с  начала,  -  процитировала  маленькая  девчушка,  -  и
продолжайте до тех пор, пока не подойдете к концу. Затем остановитесь".
     М-р Оутс озадачено переводил пристальный взгляд с одного на другого.
     - Вы хотите поговорить со мной тоже? - спросил он. - Это что-нибудь о
ее здоровье?
     - Нет, м-р Оутс. Вы опекун Стеллы?
     - Да. Ее дядя. Она дочь моего брата. Присядьте.
     Они сели, глаза Стеллы с ожиданием остановились на Питере.
     Старый убогий дом и толпа на половину взрослых детей  придали  Питеру
решимости. Единственно возможный подход состоял в получении стипендии.
     - Было предложено, - сказал он, - что Стелла могла бы претендовать на
одну их стипендий, которые мы должны предложить.
     Лицо мужчины стало жестким.
     - Вначале позвольте мне сказать Вам, кто я  такой,  -  сказал  Питер,
безоружно улыбаясь. - Я медик, присутствующий здесь на проходящем на  этой
неделе съезде врачей. У себя дома я психолог в городских школах Окли,  шт.
Калифорния; но я оставляю этот пост, чтобы заняться школой, которая  будет
открыта там состоятельной парой, мистером и миссис Герберт Дэвис, в память
их дочери и ее мужа. Это их пожелание, чтобы школа  давала  образование  и
заботилась о других детях, которые осиротели в то  же  время  и  таким  же
образом, что их внук.
     - Таким же образом? - повторил м-р Оутс. - Вы имеете в виду смерть от
облучения?
     - Да, - сказал доктор Уэллес. - Вы  найдете  мое  имя  в  сегодняшней
газете, списке приехавших сюда на съезд психиатров. Позвольте мне показать
Вам удостоверение. Я могу дать Вам  имена  местных  людей,  которые  могут
поручиться за меня.
     Высокий  человек  просмотрел  бумаги,  предложенные  ему  Питером,  и
кивнул.
     - В этой школе молодые люди будут заниматься до конца средней школы и
колледжа, - продолжал доктор  Уэллес,  -  и  она  должна  открыться  через
несколько месяцев. Сначала молодые люди должны пройти определенные тесты и
если  они  проделают  это  удовлетворительно,  они  могут  воспользоваться
стипендией, которая оплатит часть или все расходы учащегося.  Я  не  знаю,
захотите ли Вы, чтобы Стелла  уехала  так  далеко  от  дома,  но  если  Вы
подумаете над тем,  чтобы  разрешить  ей  пройти  тесты,  и  если  она  их
пройдет...
     - Вы пытаетесь продать нам что-нибудь  или  дать  нам  что-нибудь?  -
спросил дядя Стеллы.
     - Если она пройдет тесты, то Вам решать, будете  ли  Вы  вообще  хоть
что-нибудь платить, - сказал Питер. - Те, кто может платить  и  хочет  это
сделать, платит столько, столько хочет. У Вас, как  я  полагаю,  несколько
своих собственных детей, которым надо дать образование?
     - Четверо, которых Вы встретили в холле, мои.
     Тогда в Вашем случае, вероятно, можно было бы устроить так, чтобы все
расходы Стеллы могли бы быть оплачены школой. Цель мистера и миссис  Дэвис
состоит в том, чтобы дать образование этим другим детям в память родителей
их внука. Вы можете легко успокоить себя тем, что Стелла будет  в  хороших
руках.
     Мистер Оутс еще раз взглянул на бумаги, которые держал.
     - Что Вы сказали о Вашем участии во всем этом?
     - Я управляю школой, -  ответил  Питер,  -  а  доктор  Марк  Фоксвелл
помогает мне в работе. Мисс Эмили Пейдж будет деканом  отделения  девочек.
Одна из наших будущих студенток, Элси Ламбет, остается  с  мисс  Пейдж  до
открытия школы.
     - Хорошо, сэр, - сказал мистер Оутс, -  если  все  это  так,  как  Вы
говорите, и может быть доказано, что все в  порядке,  я  не  против  того,
чтобы сказать Вам, что мы могли бы еще раз подумать и решить положительно.
То есть, если Стелле нравится эта идея.
     Оба мужчины повернулись, чтобы взглянуть на  ребенка,  который  молча
слушал, не проронив ни слова.
     - Мне кажется понравилась, дядя Ральф, - сказала Стелла.
     - В таком случае, думаю, что ты пойдешь  и  приготовишь  нам  кофе  и
отрежешь нам немного пирога, - предложил ей дядя. -  Позволь  мне  немного
поговорить здесь с доктором Уэллесом о деле.  Он  отошел  в  другой  конец
комнаты,  а  Стелла  подошла  к  доктору  и  настойчивым   тихим   голосом
произнесла. - Вас послали за мной, так ведь?
     - Ты могла бы сказать и так, - ответил  психиатр.  Что  она  имела  в
виду?
     Ее дядя  возвращался  с  сигаретами  и  спичками  и  Стелла  покинула
комнату.
     - Мне хотелось, чтобы она ушла, чтобы я мог открыто сказать, - сказал
он.
     Доктор Уэллес взял сигарету.
     - Дело в том, что Стелла несчастлива здесь, - сказал ей дядя, -  и  я
не очень-то могу ей в этом помочь. Но я скажу Вам  честно,  что  денег  на
дорогие школы у нас нет.
     - Деньги не требуются, мистер Оутс.
     - Она и ее кузены не ладят. Они много дразнят ее и я не  могу  понять
почему. У Стеллы богатая  фантазия.  Она  как  бы  под  воздействием.  Она
напускает на себя вид превосходства, а другим детям это не  нравится.  Они
изводят ее и делают несчастной. Я приехал в этот дом для того,  чтобы  она
могла иметь свою маленькую комнатку, и я сказал своим не заходить в нее  и
не трогать ее вещей. Она обычно  писала  стихи,  они  читали  их  вслух  и
смеялись над ними. Она смышленая малышка, Стелла, но  иногда  замкнута.  Я
часто думал, если бы она могла уехать в школу, успех бы ей был обеспечен.
     - В таком случае она отличается от своих кузенов.
     - Да, она конечно, очень сильно отличается  от  родни.  И  она  также
как-то гордится, что отличается. Я пошел так далеко, что  поговорил  с  ее
учительницей в мае прошлого года. Она сказала,  что  Стелла  очень  сильно
отличается от других детей и она могла бы вырасти гениальной. Я делаю  для
нее все, что могу, но она выше моего понимания. Она заставила  меня  взять
для нее самые необычные книги, чтобы взглянуть на них, ни один  нормальный
ребенок не заинтересовался бы ими.
     - Что за книги?
     - О, старые языки с разными алфавитами и с  древней  историей,  и  со
всем об Азии и Африке. Нет ничего плохого в этом, насколько я могу судить,
но я не знаю, где она когда-либо даже слышала о таких  вещах.  Она  хорошо
учится в школе - гораздо лучше остальных. Конечно, это раздражает их и  им
это совсем не по нраву. У моих довольно неплохие  головы,  но  они  всегда
ведут себя несдержанно и шатаются шумной толпой, и совсем не  интересуются
своими книгами. Моя жена как можно лучше относится к Стелле, и все же  все
так трудно. Мои разводят деятельность и специально орут, когда знают,  что
Стелле хочется покоя, и она ясно показывает, что ей это не  нравится.  Она
всегда сидит уткнувшись в книгу. Ей также  нравится  таинственная  чепуха.
Она говорит, что другие просто варвары. И конечно, дети обзываются, а  мои
говорят, что она просто пытается рисоваться. Они говорят, что  она  только
притворяется, что читает эти книги по истории.
     - Что Вы думаете?
     - В этих книгах я и сам  не  могу  разобраться,  я  сомневаюсь,  если
Стелла может, но кажется ей интересно. А сейчас Вы понимаете,  в  каком  я
положении. Если я пошлю ее в школу за свой  собственный  счет,  мои  будут
чувствовать, что ими как-то пренебрегают. Вы понимаете?  Они  не  пожалеют
для своей кузины ее справедливой доли, и никогда не жалели, но это было бы
гораздо больше ее доли. А у меня не так уж и  много  для  этого.  Поэтому,
если есть какой-нибудь выход, чтобы можно  было  устроить  так,  чтобы  не
обирать моих собственных  детей,  доктор  Уэллес,  то  позвольте  мне  Вам
сказать, что это было бы удачей.
     - Господин Оутс, я рад, что Вы все  это  мне  рассказали,  и  я  могу
понять Ваше затруднение, - сказал Питер Уэллес.
     - Вы сказали, что Вы были школьным психологом там, где Вы  живете,  -
сказал Ральф Уотс, - и я подумал, что,  вероятно,  Вы  бы  поняли  девочку
лучше нас.
     - Если Вы доверите ее нам, обещаю, что Вы никогда не пожалеете.
     -  Я  хочу  знать  наверняка,  Вы  понимаете,   и   посмотреть   Ваши
рекомендации и все прочее.
     - Я дам Вам перечень местных людей,  которые  меня  знают,  -  сказал
Питер, делая быстрые надписи на обратной стороне использованного конверта.
- Обратитесь к ним. А эти другие находятся на Западе, - он набросал еще. -
Школа не откроется еще в  течение  нескольких  месяцев,  -  сказал  Питер,
которому только что пришла в голову замечательная мысль, -  но  Вы  можете
отправить или привезти Стеллу к нам в любое время. Мисс Пейдж  будет  рада
принять ее. Мисс Пейдж преподает в средних школах Окли в течение  тридцати
лет или больше; она была одним из моих учителей, когда  я  был  мальчиком.
Стелла могла бы также пожить с ней и  ходить  в  среднюю  школу,  как  это
делает Элси, и все что могу, я сделаю для нее. Вы думаете, так  ведь,  что
она нуждается в особом внимании?
     - Да, так. Я не знаю много о подобных вещах, но кажется, что  она  не
очень-то хорошо приспособлена к школе или к дому, где она прожила всю свою
жизнь. Я думаю, что моим будет лучше, если она уедет, и ей будет лучше без
них. Они слишком разные, чтобы жить вместе, и  отношения  между  ними  все
время ухудшаются.
     Когда Стелла вошла с кофе и пирогом, за  которыми  ее  посылали,  уже
была договоренность, что доктор Уэллес послезавтра проведет  с  ней  день,
давая ей требуемые тесты.
     Может быть все, что я получу - это трудные дни, печально думал Питер,
возвращаясь в гостиницу. Какую проблему представляет собой Стелла?  Мы  не
можем работать без Джея; но с ним все в порядке и он не может уехать. Есть
ли какой-нибудь выход из этого? И какое это все имеет отношение к  Стелле?
Что касается  заседаний  конгресса,  которые  он  приехал  посещать,  было
похоже, что он немного получит от  них.  Питер  принял  снотворное  и  лег
спать.


     В девять часов назначенного утра Миссис Оутс  открыла  дверь  доктору
Уэллесу.
     - Я отправила остальных на  весь  день  на  пикник,  -  сказала  она,
впуская его. - Мой муж до полуночи не ложился спать, звоня по  телефону  и
отправляя телеграммы. Он говорит, чтобы я сказала Вам, что  он  наводил  о
Вас справки и кажется, что Вы в порядке.
     Я забыл сказать им, не рассказывать никому о детях,  пробормотал  про
себя Питер. Ладно, я думаю конечно выбраться рано или поздно, но...
     - Мы не хотим, чтобы Вы ошиблись, -  продолжала  миссис  Оутс.  -  Мы
любим Стеллу как свою собственную. Я взяла ее, когда она была  малышкой  в
том же возрасте, что и моя Полли, и я хотела воспитать их  как  близнецов.
Но Стелла ребенок совсем другого рода. Однако,  дело  совсем  не  в  этом.
Желания избавиться от нее у нас не  больше,  чем  от  любого  другого,  за
исключением того, что это ее собственное желание. Ральф  говорит,  что  Вы
рассказали ему, чтобы рассеять его сомнения о Вас, и он верит Вам.
     Да, но почему я не подумал о том, чтобы попросить  его  не  говорить,
почему он хотел знать? Питер застонал, прячась за улыбку. О, почему  я  не
сказал, что это была школа высокого  интеллекта,  и  ничего  не  сказал  о
происхождении детей? Но как я тогда что-нибудь узнал о Стелле?  Ясно,  что
никто не думает, что она очень умная. Она, как и Тим,  не  скрывает,  свой
ум. Питера охватила волна ужаса, когда он подумал, что у него до  сих  пор
нет доказательства того, что все эти дети одарены. Затем он  сказал  себе,
что Тим, Элси и Джей конечно  были  одарены,  и...  что  еще  говорит  эта
женщина?
     - ...Но я сказала ему, может быть Вы не хотели, чтобы о  Ваших  делах
болтали, о школе и  обо  всем,  или  о  детях,  их  родителях  или  еще  о
чем-нибудь, поэтому он не сказал об этом не единого слова.
     - Спасибо Вам, миссис Оутс, - сказал Питер с искренним облегчением. -
Это правда, что мы не хотим преждевременно раскрывать свои  планы.  Только
те, кто к этому  непосредственно  относится,  должны  знать  об  этом.  Мы
надеемся дать как можно  меньше  гласности  школе  и  ее  ученикам.  Детям
нехорошо жить в центре внимания.  -  Я  болтлив,  сказал  он  про  себя  и
остановился.
     - Да, я сказала Ральфу, что это Вам решать, что говорить, не  нам.  У
него есть друг в полицейском участке и еще  один  в  местной  газете.  Они
связались с начальником полиции в Окли и с инспектором школ и спросили Вас
и о том другом докторе, и об учительнице, о которой Вы упоминали, и о чете
Дэвис тоже.  Они  получали  ночные  сообщения  и  телефонные  звонки  весь
вчерашний день, даже Ваше описание и Вашу  фотографию;  думаю,  им  кто-то
сказал,  что  Вы  должны  быть  здесь,  и  спросили   находитесь   ли   Вы
действительно здесь. Я уверена, что Вы  ничего  не  имеете  против  этого,
доктор Уэллес, но мы должны быть уверены.
     - Конечно, Вы должны быть уверены. Думаю, что теперь я могу ссылаться
на Вас при разговоре с опекуном других детей.
     - Ральф просил меня сказать Вам, - продолжила миссис Оутс, - что если
Вам лучше взять ее, когда Вы поедете, и поместить с мисс Пейдж,  то  тогда
ей не придется  проделывать  такой  далекий  путь  в  одиночку.  Мы  можем
оплатить ее проезд и счет за питание, и ее питание в школе тоже, если  она
может иметь свое обучение и книги бесплатно, как Вы сказали.  Это  кажется
ужасно неожиданным для меня, но Ральф сказал, что  Вы  разговаривали  так,
как будто Вам могло это нравиться. Она всегда может приехать прямо  к  нам
домой, если там ей не понравится. Иначе бы я не согласилась.
     - Разумеется. И она будет добросовестно писать  Вам.  Но  как  Стелла
относится ко всему этому?
     - Ребенку не терпится уехать.  Она  не  переставая  говорит,  что  Вы
посланы к  ней,  что  она  подразумевает  под  этим.  Конечно,  она  может
передумать насколько я знаю. Ее нельзя отправить отсюда, если  только  она
не захочет. А сейчас я позову ее; или есть ли что-нибудь еще из того,  что
Вы хотите сказать мне?
     - Только попросить Вас  оставить  ее  наедине  со  мной  для  тестов.
Частично они психологические, и...
     - Я понимаю это. Ребенок всегда отвлекается, если люди стоят рядом  и
следят. Для чего предназначены тесты? Показать, что она подходит к  своему
классу в школе?
     - Да, и определить, где лежат ее основные интересы и  возможности,  и
как хорошо она уравновешена и все вроде этого.
     - Для своего класса она в порядке, и в некоторых отношениях выше;  но
на самом деле она не интересуется занятиями. Она сообразительна, упряма  и
имеет прекрасную память. Вон теперь она идет. Входи, Стелла. А сейчас будь
хорошей девочкой и делай то то, что доктор  Уэллес  скажет,  а  я  буду  в
прачечной, если я понадоблюсь, или на заднем дворе.


     Как только ее тетя ушла,  Стелла  села  напротив  доктора  Уэллеса  и
спросила:
     - Вас послали ко мне, ведь так?
     - Вот, я здесь, - сказал Питер. - Думаю, что сейчас этого достаточно.
     Довольно странно, но этого, по-видимому, было достаточно для  Стеллы,
ей было даже приятно.
     Но когда первые страницы теста Арми Альфа были разложены  перед  ней,
Стелла отмахнулась от них.
     - Подобные игры и головоломки надоедают мне, - сказала она.
     - Проходила ли ты когда-нибудь подобный тест в школе?
     - Они давали нам один однажды. Именно тогда я не могла тратить  время
на него.
     - Трудности требуют усилий, - сказал доктор Уэллес.
     Стелла уставилась на него.
     - Какие трудности? - спросила она.
     - Что ты сделала с тестом в школе? - спросил  психиатр.  -  Таким  же
образом отмахнулась от него?
     - О, нет. В школе  подобные  вещи  не  проходят.  Я  дала  ответы  на
некоторые из них. Но на самом деле я писала  поэму,  поэтому  я  не  могла
тратить время, чтобы скучать с  головоломками  именно  тогда.  Когда  я  в
настроении, я должна писать стихи.
     Питер сделал глубокий вдох и сосчитал до десяти.
     - Ты пишешь поэму сейчас?
     - Нет, - сказал ребенок с широко открытыми глазами.
     - Если ты хочешь быть в моей школе, ты должна  пройти  мои  тесты,  -
сказал он.
     -  Но...  но  я  подумала,  что  Вы  знали,   -   девочка   выглядела
встревоженной.
     - Я и знаю, - сказал Питер. Я знаю гораздо  больше  о  тебе,  чем  ты
думаешь. Но у нас должно быть какое-то доказательство.
     - Тогда это не потому, что я сирота, и кто-то  хочет  быть  добрым  к
сиротам, как я. Я думала, я была права в этом, -  сказала  Стелла.  -  Это
что-то еще Вы хотите доказать обо мне. Единственным оправданием служит то,
как умерли мои родители.
     Эта речь, хотя и звучала сбивчиво, снова вселила в  доктора  надежду.
Впервые  за  это  необычное  интервью   Питер   почувствовал   возможность
поговорить с ней искренне.
     - Ты обладаешь, я считаю, очень высоким интеллектом, - сказал он  ей.
- Это то, что я хочу  доказать,  используя  несколько  стандартизированных
тестов.
     - О, хорошо, если это должно быть  сначала,  -  сказала  Стелла.  Она
взяла карандаш и доктор Уэллес взглянул на часы.
     - Норма - пятьдесят минут, - сказал  он.  -  Ты  можешь  сделать  это
гораздо быстрее.
     И Стелла сделала.
     - Следует нам взять другой тест  или  сначала  немного  поговорим?  -
сказал Питер, когда она закончила.
     - Лучше поговорим. Каковы другие тесты?
     - Один из высших тестов для взрослых Стенфорда - Бине, тест Роршаха и
тест Белльвю-Уэшлера, и тест доли личности.
     - Надеюсь, что они будут интереснее. А сейчас не расскажете Вы, зачем
пришли ко мне?
     - Думаю, что как раз сейчас ты знаешь достаточно, - сказал доктор.  -
Позволь мне узнать о тебе побольше, Стелла. Расскажи мне о  себе.  Сколько
тебе лет? Четырнадцать?
     - Мне будет четырнадцать в октябре.
     - Всю свою жизнь ты прожила со своими дядей и тетей. Здоровье у  тебя
хорошее?
     - Да.
     - Спишь ты хорошо?
     - Да.
     - Ты видишь много снов?
     Стелла заколебалась, и сказала, что не видит снов; но это было  явное
вранье.
     - Твои дядя и тетя обращаются с тобой хорошо? - спросил доктор.
     - Они стараются.
     - А твои кузены?
     - Я думаю да.
     Питер задал еще несколько  обычных  вопросов,  пока  Стелла  отвечала
свободно, а затем неожиданно спросил.
     - Какой у тебя псевдоним?
     - Я думала, что вы могли знать его, - сказала она.
     - Я знаю, что ты пишешь. Поэзию, не так ли?
     - Я Эстелль Старрс.
     Совсем неожиданно Питеру стало ясно. Среди поэтов Эстелль Старрс чаще
всего сравнивали с Мари Корелли. Ее первый роман не  имел  очень  большого
сбыта, а второй был опубликован недавно. Питер не читал их, но слышал, как
его  коллеги  -  практикующие   врачи   обсуждали   их   со   значительным
профессиональным интересом. "Звездный  ребенок"  вызвал  много  споров;  а
"Воплощение в Египте", как заметила одна влиятельная  особа,  должен  быть
написан  слегка  эксцентричной  женой  одного  специалиста  -  египтолога.
Естественно, что никто и не думал, что  автором  была  девочка  тринадцати
лет.
     - Кто знает, что ты пишешь подобные вещи?
     - Никто. Даже издатель не знает, кто я.
     - Как ты забираешь свои деньги? - спросил Питер.
     - Они хранят их для меня, - спокойно ответила Стелла. - Я не могла их
тратить, так ведь? Когда я выросту, я смогу их получить.  Я  написала  им,
что я попрошу их, когда они мне понадобятся.
     Питер  Уэллес  вновь  открыл  свой  небольшой  плоский  чемоданчик  и
разложил перед ней несколько листков. Однако ребенок заколебался снова.
     - Я не могу делать это, - сказала она.
     - Это тест доли личности, - сказал он. - Я хочу  узнать,  что  ты  за
девочка, твои вкусы и все такое. В любом случае ты не можешь  провалиться.
Здесь нет неправильных ответов.
     - Я знаю, какие ответы должна дать, -  сказала  она.  -  Любой  может
понять, что требуется. Я не могу делать его  и  быть  честной.  Достаточно
скоро вы узнаете, что я из себя представляю.
     Что-то в этом было, допускал Питер.
     - Вы сами просто задавайте мне вопросы вместо этого готового  текста,
- предложила она. - Вы можете рассказать без вопросов, так ведь?
     - Я могу рассказать тебе кое-что о тебе самой,  -  согласился  он.  -
Давай посмотрим,  как  хорошо  я  могу  это  делать.  Предположим,  что  я
предсказатель на взморье. Ты считаешь, что никто  не  понимает  тебя,  что
жить в одиночестве всегда - твоя судьба, и что только после  твоей  смерти
тебя смогут оценить по-настоящему.
     - Боюсь, что это  могло  бы  оказаться  правдой,  -  серьезно  сказал
ребенок, - но сейчас, когда вы пришли ко мне, не будет ли все по-другому?
     - Если ты поедешь со мной,  для  тебя  будет  лучше,  -  с  такой  же
серьезностью ответил Питер, - но на это потребуется время.
     Он отложил в сторону отвергнутый ею тест и достал  карточки  Роршаха.
Этот тест Стелле понравился и она откровенно болтала во время него.
     - Я замечаю, - сказал д-р Уэллес, - что твои ответы показывают, как и
твои книги, твой интерес к Египту и Индии, вообще к восточному. Нет  ли  в
этом необычного интереса для девочки твоего возраста?
     - Возможно.
     - Как ты пришла к тому, чтобы специально  заинтересоваться  подобными
вещами? - спросил он.
     Ребенок ответил непреклонно.
     - Мне не разрешено рассказывать.
     Психиатр сделал попытку в другом направлении.
     - Как ты можешь рассказать мне о своих книгах,  когда  ты  не  можешь
сказать даже о своем издателе?
     - Я знала, что вы поверите мне, - сказала Стелла.
     - А твоя семья не верит тебе?
     -  Возможно.  Но  они  не  понимают,  -  сказал  ребенок  с  заметным
отвращением.
     - Как ты ладишь со своей семьей?
     - Я живу здесь как чужая.
     - Ты имеешь в виду то, что они не понимают тебя?
     - Конечно нет. И я не на их стороне. Мы слишком разные.
     В дверь постучала миссис Оутс и позвала их обедать. Маленькая девочка
ела с хорошим аппетитом, а пока психиатр разговаривал с ее  тетей,  помыла
тарелки.
     Затем возобновились вопросы и тестирование Стеллы. К моменту  отъезда
д-р Уэллес был удовлетворен интеллектом Стеллы,  он  позвонил  в  аэропорт
четыре дня спустя, чтобы забронировать для нее место  на  своем  самолете.
Она определенно была одним из вундеркиндов и нуждалась в его помощи.


     В своем отеле после ужина Питер делал записи.  Рождение,  нормальное.
Раннее детство, нормальное.  Общее  состояние  здоровья,  хорошее.  Вполне
уравновешенный ребенок (История болезни Джея, по всей  вероятности,  будет
противоположной в этом отношении). Серьезных заболеваний  нет.  Нет  мании
преследования, однако было сильное чувство и в том и в другом направлении,
что Стелла не ладила с остальными членами семьи.  Стелла  допускала,  имея
свои детские фантазии, несколько лет  назад,  что  она  может  быть  и  не
родственница им совсем, и сказала, что сейчас она  знала,  наверняка,  что
она  могла  бы  быть  ребенком,  подкинутым  эльфами  взамен  похищенного,
сказочной принцессой или переодетым членом  королевской  семьи.  Она  была
уверена, что на самом деле она была ребенком брата Ральфа Уотса, и думала,
что может быть ее собственный отец и, в особенности, ее  собственная  мать
могли бы лучше понять ее.
     - Хотя и не совсем, - добавила она.
     - Почему ты думаешь, что они бы поняли?
     - Мой дядя понимает меня лучше  других  в  этой  семье,  -  объяснила
Стелла. - Поэтому его брат, мой собственный отец, вероятно понимал бы меня
еще лучше. Моя тетя на самом деле вовсе мне не родня близкая,  и  ее  дети
похожи на нее. Думаю, что я должна походить на свою собственную мать.
     - Почему твоя собственная мать не понимала бы тебя полностью?
     - Просто я не думаю, что она понимала бы, - твердо ответила Стелла. И
на этом она отказалась продолжать.
     Что касается ее эмоционального состояния, то Стелла сказала, что  она
счастливее, чем была раньше, поскольку стали издаваться  ее  произведения,
но она считает, что никогда не никогда не будет действительно счастливой в
таких чуждых ей по духу условиях.
     - Мой дядя пытается быть близким по духу и всегда  на  моей  стороне,
когда может, - сказала она, - но я не думаю, что он действительно пытается
много понять меня.
     Стелла призналась в  способности  видеть  что-то  "в  гипнозообразном
состоянии, но сказала она, обычно это ничто не значит. Это похоже на  сон,
только  я  не  совсем  сплю".  Она   не   показывала   никаких   признаков
галлюцинаций, иллюзий или разочарований  и  допускала  наличие  навязчивых
идей, страхов  и  принуждений  не  больше  нормы  у  одинокого  подростка,
одаренного богатым воображением. Ее искренность в обсуждении этих вопросов
говорила в ее пользу. Она обладала прекрасной  наблюдательностью  и  могла
делать остроумные выводы, когда она предпочитала  это  делать,  однако  ее
начитанность была очень ограниченной, поскольку, как объясняла она,  детям
до шестнадцати лет вообще не разрешалось посещать раздел  для  взрослых  в
библиотеке. Поэтому Стелла была ограничена в  книгах,  которые  она  могла
взять у друзей или попросить своего дядю достать для  нее.  Она  была  вне
себя от радости, когда услышала, что в Окли она могла  бы  свободно  брать
книги из разделов для взрослых.
     Когда ее спросили, что бы она упаковала, чтобы взять с собой -  мысль
д-ра Уэллеса заключалась в проверке с практической стороны ее характера  -
Стелла быстро назвала необходимые предметы, описала свою  одежду  с  точки
зрения зимнего и летнего сезонов, поинтересовалась климатом там, куда  она
собиралась переехать, а затем  предложила  Питеру  посмотреть  ее  платья,
чтобы выбрать подходящее.
     - Твоя тетя будет знать это, - ответил он.
     - Пожалуйста, - попросила Стелла. Что-то новое появилось в ее  глазах
и следы волнения в ее лице. Впервые казалось, что она нервничает. Послушно
доктор поднялся и последовал за ней.
     Наверху, в ее комнате, закрыв дверь,  Стелла  повернулась  к  нему  и
горячо прошептала: "Вы не скажете?"
     - Нет, - заверил он ее, заинтригованный.
     - Она увидит их, если я упакую их. Пожалуйста, возьми их  с  собой  -
сейчас?
     - О! Рукописи? - догадался он.
     - Да, и записи. Отодвиньте быстро этот комод, прошу Вас  -  там  есть
свободная ниша под ним, если я достану ногтем. Вот.  -  И  она  встала  на
колени, пошарила под полом и достала в завернутый в газету узел.
     - Можно мне взглянуть? - Питер  развернул  обертку  и  достал  тонкую
связку бумаг, скрепленных скрепкой, там была куча связок или больше.
     -  "Эфиопская  грамматика  мелких   торговцев,   с   хрестоматией   и
глоссарием", - прочитал он благоговейно вполголоса. - Могу я спросить, что
такое хрестоматия?
     - Это от греческого "хрестос"  -  пригодное  для  учебы,  -  ответила
малышка. - Это означает отрывки из книг на иностранном языке, с пометками,
так что Вы это можете учить.
     Она снова пошарила под половыми  досками  и  достала  второй  узел  и
третий.
     - Это все, - сказала она.  -  Записи  и  несколько  рукописных  поэм.
Положите их в этот портфель - это  мой  школьный  портфель,  но  моя  тетя
подумает, что он Ваш. Она не очень - то много замечает.
     Стелла показала на книги в маленьком книжном шкафу возле ее кровати.
     - Это книги с рассказами и стихами, и все такое. Могу я взять книги?
     - Твой дядя может их отправить для тебя. - Ему были  видны  некоторые
названия; три книги Стеллы были там. Ее стихи назывались "Веера звезд".
     - Тс! Здесь моя тетя, - сказала Стелла, и Питер затолкал  три  связки
бумаги в портфель, Стелла тем временем выхватила платье из шкафа и держала
его перед ним.
     - Тебе понадобятся несколько  довольно  теплых  вещей  для  следующей
зимы, и даже сейчас для холодных ночей, - говорил он,  когда  миссис  Оутс
открыла дверь.
     - Я прослежу за этим, - сказала миссис  Оутс.  -  Я  собираюсь  сшить
несколько девичьих платьев этим летом; Стеллины платья я отправлю  ей  так
быстро, как только смогу закончить их.
     Питер Уэллес, обдумывая вечером все эти вопросы в  своем  гостиничном
номере, добавил строку на странице своих записей и раскрыл портфель.
     "Разговорная  грамматика  индийского  языка",  -   прочитал   он.   -
"Библейский иврит". - "Введение в литературный китайский язык".  "Арабский
язык  и  грамматика".  "Сборник  англо-саксонских  текстов  для   чтения".
"Сборник современных персидских текстов для чтения".  "Краткая  грамматика
классического греческого языка". Там были еще, но Питер почувствовал  себя
не в состоянии видеть их. Он развязал  вторую  связку.  "История  древнего
Египта" Е.Невилла, - прочитал он, - "История Египта  с  давних  времен  до
завоевания персами" Бристеда. Там были записи об Индии, Тибете,  Вавилоне,
Персии.
     Питер больше не смотрел. С легким содроганием он  сложил  все  записи
обратно в портфель и решительно закрыл его. Стелла должна  нести  его  всю
дорогу через материк в своих собственных руках. Все эти страницы  записей,
сделанные старательным мелким почерком, должно быть  стоили  долгих  часов
тяжелого труда в тайне. Это  были  странные  книги,  которые  она  "просто
хотела просмотреть", и которыми, возможно, "ни  один  ребенок  не  мог  бы
заинтересоваться". Это были исходные материалы для ее книг.


     Питер посетил остальные конференции, для чего он и приехал. Он звонил
Стелле ежедневно, но не видел  ее  снова.  За  телеграммой  мисс  Пейдж  с
сообщением  о  приезде  ребенка  последовало  письмо  с  историей.   Питер
встречался с Джееем почти ежедневно и говорил с  ним  обо  всем,  что  они
делали и планировали делать, но он ничего не рассказал двум детям  друг  о
друге.
     Джей, дрожа от нетерпения услышать все, что д-р Уэллес расскажет  ему
о Тиме и Элси, добился обещания, что Питер и  другие  будут  часто  писать
ему, но подумать о том, чтобы ходить в  школу,  он  решительно  отказался.
Это, сказал он, невозможно и не стоит думать об этом.
     В такси по дороге в аэропорт Стелла задала вопрос.
     - Другие дети - они похожи на меня?
     - Не очень - ответил Питер. - Я надеюсь, что они тебе понравятся и ты
как можно лучше подружишься с ними. Но я не думаю, что они в  значительной
степени разделят твои особые интересы.
     Стелла, которая выглядела удивленной, изумилась еще больше.
     - Что у нас общего? - спросила она. Питер сделал ей  знак  помолчать,
но в аэропорту  он  пошел  с  ней  в  такое  место,  где  их  нельзя  было
подслушать, и стал объяснять и предостерегать, что, как  он  понимал,  она
должна была получить.
     - Мы пытаемся собрать вас всех вместе, потому что большинство из  вас
испытывает трудности в приспособлении к миру нормальных детей.
     Естественно, что вкусы и интересы каждого ребенка являются личными  и
отличаются от вкусов и интересов других детей. Тим, Элси  и  ты  различны,
как только могут быть различны дети,  за  исключением  того,  что  вы  все
обладаете исключительно высоким интеллектом. Вы должны приспособиться друг
к другу, если постараетесь, и вы должны учиться друг  у  друга  и  обучать
друг друга. Вероятно, что у вас всех имеется широкий круг интересов;  хотя
твои особые интересы отличаются, должно существовать  множество  всего,  к
чему ты можешь присоединиться.
     Стелла  выглядела  смущенной,  затем  очень  задумчивой,  потом   она
кивнула. То, что происходило у нее в голове,  было  выше,  чем  Питер  мог
предположить.
     - Я предоставлю тебе  рассказать  им  много  или  мало  о  себе,  как
пожелаешь, - сказал он. - Существует, я знаю, многое, что ты не рассказала
мне.
     Предупрежденная таким образом Стелла сначала мало рассказала  о  себе
Элси или Тиму, а мисс Пейдж и д-ру Фоксвеллу  даже  и  того  меньше.  Дети
читали ее изданные работы с  некоторой  мистификацией,  а  она  читала  их
работы.
     - Тим определенно может делать все, - доверительно сообщила она  д-ру
Уэллесу.
     - Почти обо всем он тоже знает.
     - Но о Востоке и Африке ты знаешь больше, - ответил он.
     - Это верно, то что Вы сказали об отличии их интересов от моих.
     - Твои интересы станут шире, без сомненья, - сказал д-р Уэллес,  -  и
их также. Это хорошо, что  вы  обладаете  разными  специальными  отраслями
знаний, чтобы делиться ими друг с другом.
     Д-р Фоксвелл после этой первой встречи со Стеллой и  помня  о  письме
Питера относительно нее, сделал жесткое  предсказание  о  том,  что  когда
Стелла и Элси будут вместе, то шумное столкновение двух личностей вероятно
будет слышно на несколько миль. Однако Элси делала огромные усилия,  чтобы
преодолеть свои недостатки, особенно свою  склонность  к  честной  критике
всего, что хоть сколько-нибудь отличалось от ее собственных представлений,
и она намеревалась поладить с другими вундеркиндами или  умереть  от  этих
усилий.
     В привычках Стеллы был скорее уход, чем ожесточенность, когда  ее  не
"понимали, что касается Тима, то ничто человеческое не  было  чуждо  этому
ревностному претенденту на  профессию  психиатра.  Для  всех  троих  детей
значение имело то, что они нашли других  детей  своего  возраста,  которые
обладали таким же уровнем  умственного  интеллекта,  и  они  очень  хотели
поделиться своими интересами и помочь друг другу. Столкновения между  ними
действительно были  частыми,  а  размолвки  обычными,  но  связь,  которая
соединяла их вместе, была сильнее их различий.
     Д-р Уэллес понимал, что у Стеллы было что-то на уме  и  она  пыталась
что-то продумать. Казалось, что пока она  не  сделает  так,  она  избегает
любых определенных заявлений, за  исключением  тех,  которые  представляют
собой неоспоримый факт. Она часто пристально смотрела на других как  будто
в изумлении и они, казалось, были изумлены ею.
     Первые две недели д-р Уэллес не делал  никаких  усилий  расспрашивать
Стеллу, он оставил ее главным образом обществу Элси и Тима и  наблюдал  за
ней столько, сколько мог. На предложение выбрать домашнее животное  Стелла
сказала, что поскольку все другие выращивали кошек, она бы удовлетворилась
только   своей   собственной,   и   она   выбрала   черного   как   уголь,
короткошерстного,  зеленоглазого  кота,  которого  она  кастрировала.  Она
назвала его Хеджаи; и Питер Уэллес  потратил  почти  столько  же  времени,
прослеживая это имя, сколько при идентифицировании клички  Григо,  которой
была названа собака-поводырь опекуна Джея. Стелла и Элси  почти  ежедневно
ходили в главную библиотеку и возвращались нагруженные томами. Мисс  Пейдж
хранила в секрете перечень названий.
     - Насколько я могу судить, нет никакого  смысла  в  таком  чтении,  -
сообщила она доктору Уэллесу. - Стелла читает как-то обрывками, она читает
все, что попадется под руку; а Элси ходит по библиотеке и читает все, чего
не было в библиотеке ее родного города. Они читают большую часть того, что
другие приносят домой. Думаю, что от всего этого у них будут колики.
     - А достаточно ли у них упражнений и игр.
     - О да, я слежу за этим. И Тим приходит почти  каждый  день  или  они
уходят, чтобы поиграть с ним.


     Элси проводила один вечер в неделю с доктором Уэллесом и еще  один  с
доктором Фоксвеллом. У Тима больше не было профессиональных консультаций с
доктором, оба доктора были очень заняты, поскольку Питер  еще  не  оставил
своей работы со своими пациентами, а  доктор  Фоксвелл  был  занят  делами
относительно планов для школы.
     - Как ты ладишь со Стеллой? - однажды вечером доктор  Уэллес  спросил
Элси.
     - Хорошо, - сказала Элси. - Хотя иногда она сводит меня  с  ума.  Вот
сегодня так было.
     - Расскажи мне об этом.
     - Конечно, мы читаем работы друг друга, - сказала Элси, - и  когда  я
показала ей  сонетную  секвенцию,  она  сказала,  что  она  многословна  и
стилизованна.
     Многословна!
     - У меня все еще не было времени почитать одно из  ее  стихотворений.
Каковы они? - поинтересовался психиатр.
     - У нее есть одно новое под названием  "Фигуры".  Она  имеет  в  виду
риторические  фигуры,  троны.  Никакой  рифмы,  ничего  подобного.  Просто
маленькие короткие вещички.
     - Ну, я думаю, что тот, кто называет сонеты  "многословными",  должен
бы писать очень короткие вещи, - улыбнулся Питер. -  Ты  можешь  прочитать
одно?
     Элси встала в позу и продекламировала:

                        Ветки деревьев вытянутые -
                        Твои руки.
                        Я, пугливая птичка,
                        Съежилась в них.

     - Это все?
     - Остальное в том же духе. Или  еще  хуже.  Поэтому,  конечно,  я  не
показала ей свою новую секвенцию, один трактат.  -  Последнее  предложение
было саркастическим.
     Элси и Тим читали в это время трактат по теологии. На Тима, как  знал
психиатр, самое большое впечатление произвели его математические качества,
и он все время  говорил,  что  должно  быть  возможным  уменьшить  его  до
уравнений, если бы только удалось найти правильные  символы.  Однако  Элси
считала его произведением искусства, каждый раздел вопросов  выразительным
и дисциплинированным, как сонет; она действительно была  занята  созданием
примеров  того,  что  она  имела  в  виду  -  каждое  возражение  выражено
восьмистишием, а объяснение и ответ  на  возражение  -  шестью  последними
строками сонета. Эта чрезвычайно  трудная  задача  была  ее  самым  высоко
ценимым секретом; никто не знал об этом, кроме доктора Уэллеса.
     - И как обстоят дела с секвенцией трактата?
     - Ужасно! - глаза Элси светились энтузиазмом. - Я должна каждое слово
поместить на место, как... как  Бог  размещает  звезды  на  небе.  У  меня
никогда ни один  сонет  не  получался  таким,  чтобы  понравиться  мне.  В
оригинале поэзия лучше. Но пробовать забавно.
     Какие необычные вещи выбирают эти  дети  для  развлечений,  задумался
Питер.
     -  Я  вспомнила  еще  одну  вещицу  Стеллы,  -  произнесла   Элси   и
продекламировала:

                           "Я - хмурая земля,
                           Ты - молния,
                           Соединяющая меня с небом
                           В мгновенье".

     - Она делает это хорошо, - несколько жестко сказал  Питер.  -  Ты  не
можешь сказать, что это не поэзия.
     - Да ну! - очень простодушно сказала Элси. - Она  улавливает  хорошую
мысль или фразу, записывает их на бумаге, и это все. Она не  работает  над
этим, вот что плохо. Но что Вы можете ожидать? Она верит во вдохновение.
     С высоко  поднятой  головой  Элси  вышла  из  врачебного  кабинета  и
психиатр остался со своими мыслями.
     Спустя несколько минут он поднял телефонную трубку  и  позвонил  мисс
Пейдж.
     - Алло? Говорит Питер Уэллес. Думаю, что нам лучше дать детям немного
позаниматься этим  летом...  Нет,  ничего  обременительного...  Очерк  для
совместного чтения и обсуждения - это то, что я  имел  в  виду...  Да,  ты
права, для этого есть  причина...  Для  начала  будет  неплохо  "Философия
сочинительства" По.
     - Как он написал "Ворона"? - донесся голос мисс Пейдж. -  Это  стоило
бы входной платы услышать, что они говорят об этом.
     - Дай им каждому по экземпляру завтра после ужина или как  только  ты
сможешь получить три экземпляра, - распорядился  Питер,  -  и  сообщи  мне
заранее. Нам с  тобой  предстоит  выполнить  кое-какую  работу,  пока  они
читают.
     Итак, спустя несколько вечеров д-р Уэллес и  мисс  Пейдж  якобы  были
заняты планами и вычислениями в одном конце столовой, в то время как  трое
ребят, свернувшись в мягких креслах или растянувшись на полу, читали Эссе,
время от времени завязывался разговор. Никогда не было человека, с которым
бы были полностью согласны. И тем не менее, вскоре стало ясно,  что  между
самими детьми были значительные разногласия. "Это зависит от того, что  он
имеет в виду", - часто говорили они,  они  сомневались,  действительно  ли
шедевры  часто  писались  наоборот,  и   они   сомневались   еще   больше,
действительно ли По писал так, как он говорил, что пишет.
     - Я считаю, что он обосновывал это потом, - настаивал Тим, в то время
как Элси была склонна думать,  что  Эссе  -  это  тщательно  разработанная
мистификация, а Стелла рассматривала  его  как  защиту  от  "тех  дураков,
которые постоянно спрашивают, как ты делаешь это, и не понимают,  если  вы
скажите им."
     Все дети смеялись над  замечаниями  По  о  Красоте,  даже  Стелла  не
захотела  допустить,  что  Красота  заставляет  плакать.  Тим   решительно
настаивал на  том,  что  смерть  не  является  очень  грустной  темой  для
Христианина, а Элси не могла видеть ничего прекрасного в потере  любимого,
"особенно, если ты стонешь об этом всю свою жизнь". К удивлению  слушающих
взрослых  все  трое  детей   считали,   что   По   слишком   преувеличивал
оригинальность.
     - Только те люди, кто не  знает  много  и  никогда  много  не  читал,
думают, что ты всегда можешь быть незаурядным, - сказала Элси.
     - Да, почти все возможное было сделано или обдумано тысячи лет назад,
- согласилась Стелла, - я имею в виду в литературе.
     - Это относится к чувству гордости, я думаю, - задумался Тим.  -  Как
если бы сказать, что никто еще во всей вселенной не  обладал  таким  ясным
умом, как у меня; Я способен мыслить о  вещах,  о  которых  никто  никогда
прежде и не думал.
     - Вот, он действительно допускает, что только комбинации  могут  быть
оригинальными, - подчеркнула Элси. - Подобно его строфической форме.
     - Да, но держу пари, что она могла быть продублирована, если поискать
как следует, - сказал Тим. - Давайте  держать  наши  глаза  открытыми  для
подобной строфы, когда будем читать.
     - По так старается быть страшным,  что  половину  времени  он  только
смешон, - сказала Элси.
     - Глупый старый ворон умрет от  голода,  сидя  на  этой  серятине,  -
хихикнул Тим.
     - Думаю, что стихотворение слишком длинное; и рефрен не лучше.
     Здесь девочки не согласились с ним. Были времена, сказала Элси, когда
рефрен относился к стихам, даже если в некоторые периоды он исчезал.
     - Но все эссе неправильно, - горячо сказала Элси. -  Оно  делает  это
все таким механическим. Мы не могли бы писать так, и я не верю в  то,  что
кто-нибудь смог бы.
     - Может быть, если бы они не писали кое-что очень хорошо,  -  сказала
Элси, - "Ворон" на самом деле плох.
     - Я думала, что ты будешь слишком занята механикой,  чтобы  завершить
что-нибудь, - сказала Стелла. - И он ничего не говорит о воображении.
     - Однажды я читал что-то еще из его работ, - Тим нахмурился,  пытаясь
вспомнить, - как он выбрал имя Ленор, подобрав самые музыкальные гласные и
согласные, соединяя их сколько возможно раз  в  одном  имени,  или  как-то
вроде этого.
     Девочки вскричали.
     - Ну, если он не знает как писать без всего этого вздора,  -  яростно
сказала Элси, - он не является большим писателем.
     - Он ничего не говорит о вдохновении, - сказала Стелла.
     - Но он постоянно говорит об интуиции, - сказала Элси, - и это ему не
очень нравится.
     - Что такое интуиция? - оживленно спросил Тим.  -  А  вдохновение,  в
которое привыкли верить некоторые писатели - а ты веришь?
     - Конечно верю, - возмущенно сказала Стелла. - Вот  поэтому  я  знаю,
что По не был истинным поэтом. Он даже не знает, что такое вдохновение. Он
работает как робот.
     - Ну, я тоже не знаю что это, -  резко  ответила  Элси,  -  Я  просто
работаю, пока не получится так, как надо. И я совсем не работаю как робот.
     - Нет, конечно ты не работаешь, - сказала Стелла. - Но я  думаю,  что
ты работаешь над вещами слишком много, - любезно добавила она. - Почему ты
не записываешь свои вещи такими, какими они приходят, неиспорченными?
     Элси в изумлении уставилась на нее.
     - Просто сырой материал?
     Тим, который никогда  не  писал  стихов,  был  сильно  заинтересован.
Взрослые, о которых совсем забыли,  давно  уже  бросили  делать  вид,  что
работают.
     - Ты не пишешь так, как он говорит, так ведь? - требовала Стелла.
     - Нет, конечно нет, - ответила Элси, - но я  заявляю  о  вдохновении.
Что ты думаешь, Тим?
     - Ну, маловероятно, -  сказал  Тим  отлично,  хотя  и  бессознательно
пародируя профессиональные манеры Питера Уэллеса, - чтобы По действительно
проделывал все то, что, как он говорит, проделывает,  действительно  очень
быстро, а затем возвращался обратно и анализировал это,  и  описывал  это,
как если бы это было преднамеренно и умышленно? Твои мыслительные процессы
так быстры, Стелла, что ты,  вероятно,  не  знаешь,  что  вообще  мыслишь,
кажется, что получается внезапно.
     - Я знаю, это вдохновение, - твердо сказала Стелла. - Я  пищу  стихи,
которые совсем не похожи на то, как я думаю. Они приходят ко мне.  Однажды
ночью на прошлой неделе  я  проснулась  и  написала  одно  длинное  и  оно
поразило меня. Оно совсем не было похоже на что-нибудь, о чем я когда-либо
думала всю свою жизнь, и сначала я не  могла  понять  его.  Но  оно  имело
большое значение для меня - хотя может быть и не для кого больше.
     - Если это имело такое большое  значение  для  тебя  и  не  для  кого
больше, - сказала Элси, - это должно быть возникло откуда-то в тебе - твои
переживания и твои мысли - поэтому это могло  быть  вдохновлено  откуда-то
вне тебя.
     - Как мечты, - предположил  Тим.  -  Иногда  ты  можешь  представить,
откуда они пришли, а... Питер может сказать нам! - уверенно воскликнул он,
вспомнив о присутствии взрослых. И дети  бросились  через  комнату,  хором
крича вопросы.
     - С профессиональной точки зрения о вдохновении я не знаю  ничего,  -
ответил д-р Уэллес. - Мои пациенты  иногда  страдают  от  галлюцинаций,  в
которых с ними разговаривают голоса, но вы имеете в виду  что-то  довольно
отличное. Мисс Пейдж, можно нам заглянуть в ваш словарь? Ага. Вот это.  От
вдохновлять, вдувать или  сдувать,  вдохнуть.  "Соединять  или  предлагать
мысли или предостережения  сверхъестественно;  сообщать  уму  божественные
указания". В этом смысле мы говорим о писателях священного писания, как  о
вдохновленных. Они писали под руководством бога.
     - Конечно, это к нашей поэзии не относится, -  сказала  Элси  Стелле,
которая ярко вспыхнула и поспешила согласиться.
     - "Внушаешь мысли или поэтический дух", - прочитал Питер. - Ничего не
говорится о том, кто это делает. Кто  или  что  вдохновляет  твою  поэзию,
Стелла?
     Девочка казалась ошеломленной.
     - Я не знаю. Я никогда не думала об этом.
     - Ну, я ничего не смыслю в библии, - начал Тим, но доктор сделал  ему
знак помолчать.
     - Оставим это. Это не имеет отношения. Так ведь, Стелла?
     Так как Стелла молчала, Элси взяла на себя это.
     - Я считаю, что в этом все дело, кто вдохновляет тебя, - сказала она.
- Я не хотела бы, чтобы мною управлял кто-то или что-то.  Это  могли  быть
галлюцинация или дьявол, или мое собственное воображение. Думаю,  что  это
просто мысли, которые приходят в твою голову, и ты не  перестаешь  думать,
откуда они приходят, но им всем есть естественное объяснение.
     - В большинстве случаев могло быть бессознательно или подсознательно,
как в случае со снами, - предположил Тим. - В таком случае  иногда  бывает
трудно проследить, как часто бывает со снами.
     - Да, и  если  к  тебе  приходит  хорошая  мысль,  ты  не  перестаешь
волноваться о психологии ее появления, ты просто быстро хватаешься за нее,
пока она не исчезла, - высказала замечание Элси. - А как насчет  интуиции,
д-р Уэллес? Вы знаете что-нибудь?
     - Думаю, что об этом я кое-что знаю и могу объяснить.  Существует,  в
том, что Джанг называет дух, четыре основные  функции,  из  которых  одной
является интуиция.
     - Дух? Он имеет в виду душу?
     -  Более  или  менее.   Термин   Джанга   включает   также   в   себя
подсознательное. Терминология сильно  отличается.  По  сослался,  обратите
внимание,  на...  где  это  место...  "объект  Истина  или  удовлетворение
интеллекта, и объект  Страсть  или  возбуждение  сердца".  Ученые-схоласты
говорят, что душа обладает интеллектом и свободой  воли;  интеллект  хочет
знать, познать  истину,  в  то  время  как  воля  жаждет  счастья.  Любовь
пребывает в воле.
     - Я думала, что любовь пребывает в эмоциях, - прервала Элси.
     - Зависит от определения, - быстро сказал Тим.
     - Невозможно, чтобы человечество было глубоко  взволновано  объектом,
говорит Святой Фома Аквинский, без страсти, возбуждаемой в жажде ощущений.
Духовная любовь проистекает из воли, а эмоции и жажда ощущений сопутствуют
ей. Во всех этих вопросах нам следует понимать слова, что  они  значат,  и
видеть, с одной стороны, идентичность мысли под различием в  терминологии,
а, с другой стороны, различие мысли во многих  случаях,  где  используемые
слова идентичны. Слово любовь, например, имеет много значений.
     Мисс Пейдж  заново  восхищалась  детьми,  которые  с  сосредоточенным
интересом впитывали все.
     - То, что Джанг называет  "мыслью",  соответствует  тому,  что  По  и
ученые называют "интеллектом", а другие называют "причиной", и эта функция
оценивается посредством знания с точки зрения "истины - лжи". Это ясно?
     - Да. Продолжайте, - хором закричали ребята.
     - То, что По называет "страстью", а ученые называют  "волей",  -  это
то, что Джанг называет "чувством", которое оценивается посредством эмоций,
он говорит, с точки  зрения  "приемлемый-неприемлемый".  Мы  выбираем  или
любовь, или желание, что кажется хорошим для нас, другими словами.
     - В нравственном отношении хорошим? - спросил Тим.
     - Хорошим в любом отношении. Хорошее  искусство  -  хороший  пирог  -
хорошее время. Воля выбирает вещь под его аспектом хорошего,  постоянно  -
из-за хорошего в нем. Может быть  в  нравственном  отношении  плохо  брать
пирог, но вы можете взять его потому, что это хороший  пирог.  Сейчас  две
функции духа называются рациональными функциями, потому что они имеют дело
со  значениями.  С  другой  стороны,  восприятие   и   интуицию   называют
иррациональными,  потому  что  они  действуют   с   простыми   ощущениями.
Восприятие воспринимает вещи таковыми, какие они есть, не оценивая их и не
думая о них.
     - Но люди действительно думают о...
     - Да, но это применение  другой  функции,  ты  понимаешь.  Человек  с
восприятием посмотрит на картину или пейзаж и  увидит  детали  -  название
деревьев, окраску разных цветов и все такое; или таким же образом  заметит
событие, но не смысл,  значение  вещей.  Такой  человек  в  художественной
галерее будет считать херувимов, летающих вокруг головы святого, и думать,
что вы не наблюдательны, если вы не можете сказать, сколько их  там  было.
Интуиция также ощущает, но особым  образом,  видя  внутренние  значения  и
потенциальные  возможности  вещей,   получая   скорее   впечатления,   чем
определенные  фотографические  детали.  Где  словарь?  О,  да.   "Действие
познания прямым ощущением или пониманием, без  рассуждения  или  дедукции;
первая  или  основная  истина;  способность  проникновения   в   сущность;
способность постигать.
     - Но если это относится к  истине,  почему  нет  рассуждения  или  не
делаются выводы? - захотелось Тиму узнать.
     - Аксиомы,  и  так  далее,  которые  необходимы  как  предварительное
условие для процесса рассуждения, должны поступать откуда-то,  -  объяснял
д-р Уэллес. - Истины, не требующие доказательств, как мы  иногда  называем
их, слишком просты, чтобы их демонстрировать. Аксиомы по геометрии, первые
факты, например, "я существую" и "я мыслю" известны непосредственно. Вы бы
все лучше заглянули в учебник по критериологии Гленна, он стоит где-то  на
моих полках. Это исследование тестов  и  норм,  с  помощью  которых  можно
судить, что истинно и определенно в человеческом мышлении,  рассуждении  и
знаниях.
     А сейчас вернемся к интуиции. Так как  она  часто  использует  слово,
которое относится к предположению, предчувствию или даже импульсу, которые
могут быть ложны  или  злонамеренны.  Вы  можете  думать,  что  интуитивно
знаете, что можете  доверять  определенному  лицу,  а  он  украдет  у  вас
последний цент. Я сам не являюсь человеком, обладающим интуицией. Но можно
что-то ощущать интуитивно, а затем  проверить  разумом.  Существуют  люди,
обладающие  интуицией,  мыслящие  люди  и  люди  мыслящие   и   обладающие
интуицией. Аналогично что-то может привлечь чувства, а затем  волей  может
быть отвергнуто. Пирог, который был бы взят по велению чувств, потому  что
его приятно съесть, мог быть отвергнут волей, которая ищет  более  высокое
благо, нравственное благо. Мы могли бы заняться всем этим подробно. -  Д-р
Уэллес взглянул на часы, - но я вижу, что пришло время Тиму идти домой,  и
уже совсем скоро пора вам, девочки, спать.
     - Воображение, - взмолилась Элси. - Что это?
     - Только вкратце, - попросил Тим.
     - О, воображение - это сила, с  помощью  которой  мы  вспоминаем  или
представляем то,  что  ощущают  чувства.  Святой  Фома  говорит,  что  это
способность нарисовать материальные вещи при их отсутствии. Джанг называет
это   созидательной   силой,   которая   создает   образ   из    материала
подсознательного. Вы не можете вообразить то, что вы сначала не видели, но
вы можете соединить разные  образы  в  один.  Если  вы  хотите  вообразить
русалку, вы соединяете верхнюю часть женщины с рыбьим хвостом. Или если вы
попытаетесь вообразить сцену на Венере или Марсе, вы могли бы  подумать  о
растении, похожее на траву, размером с дерево, цветом неба,  с  цветком  с
кошачью голову с глазами, как  у  пчелы,  с  усиками,  как  у  улитки.  Вы
понимаете меня?
     - Вы думаете, мы не можем ничего вообразить? - закричала Стелла.
     - Это похоже на оригинальность По - оригинальными могут  быть  только
комбинации? - воскликнула Элси.
     - Конечно, человек, слепой от рождения, не может  вообразить  красный
цвет или синий, - сказал Тим. - Попытайтесь  вообразить  новый  цвет.  Ну,
давайте.
     - Хорошо, продумайте это и изучите, - посоветовал  д-р  Уэллес.  Если
хотите, я дам вам книги. Спокойной ночи всем вам, прошу вас! Мисс Пейдж  и
я хотим закончить здесь нашу работу.
     Девочки отправились по своим комнатам и Тимоти покинул здание.
     - Что они, собственно, сотворят из всего этого? - задала вопрос  мисс
Пейдж.
     - Тим понял и до Элси дошла большая часть, - ответил д-р Уэллес. -  А
вот, что думает Стелла, это вопрос. Пусть они пока  проникнуться  этим,  я
посмотрю, что получится.
     - Они все такие разные.
     - Да. И Джей не похож на  всех  них.  В  своем  последнем  письме  он
говорит мне - забыл захватить его  с  собой  -  что  он  изучил  несколько
языков. Кажется, что когда его тетя начала впервые читать вслух его  дяде,
потому что м-р Куртис терял зрение,  Джей  потребовал  занятий.  Его  тетя
обучала его в течение месяца, уделяя особое внимание произношению, и после
этого он мог читать вслух книги на немецком языке, и сказал, что хотел  бы
изучить другой язык. Ясно, что они все еще думают, что он не понимает, что
читает и научился только тому, как произносить слова, чтобы помочь  своему
дяде, как певец учится петь на нескольких языках, не зная или не  заботясь
о  том,  что  означают  слова.  На  самом  деле  он  читает  на  немецком,
французском, латинском, испанском и итальянском прекрасно и  очень  хочет,
при случае, попробовать говорить и писать на них.
     - Как Тиму бы понравилось быть с Джеем!
     - Да. Мы должны думать, чтобы как-то заполучить  Джея  сюда.  Он  нам
нужен и я думаю, что мы тоже можем многое предложить ему.
     - В таком случае, если он приедет, я бы  не  хотела  его,  -  сказала
Пейдж.
     - Вот в чем проблема, - сказал д-р Уэллес.
     - Хелло, Стелла.
     - Хелло, д-р Уэллес. Мисс Пейдж сказала, что Вы хотели поговорить  со
мной.
     - Входи. -  Питер  предложил  ей  удобный  стул  и  поставил  вазу  с
конфетами,  соблазнительно  закрытую,  пока  он  говорил.  -  Я   планирую
проводить довольно часто личные  беседы  с  каждым  из  наших  учеников  и
помогать вам с вашими проблемами, которые у вас могут быть. Сейчас,  когда
у вас было время освоиться здесь и узнать нас, мы вполне можем начать наши
беседы.
     - Да, сэр.
     - Все идет хорошо? Вы счастливы?
     - О да, д-р Уэллес, - ответила Стелла. - Здесь  так  интересно.  Мисс
Пейдж так добра ко мне. И я могу читать все, что хочу.
     - Никаких проблем?
     - Нет, никаких.
     - О чем ты думала в последнее время?
     - Я думала о том, что мы все говорили о вдохновении, и  Тим  дал  мне
почитать несколько книг о снах и их происхождении,  -  сказала  Стелла,  -
думаю, что Вы должны быть правы. Мы говорили обо всем.  Больше  всего  мне
нравится то, - добавила она в порыве откровенности, - что даже  когда  они
не согласны со мной или не понимают меня, они никогда не поступают  подло.
Я написала стихи, в которых сравнила себя с пугливой птичкой, а мои кузины
и другие дети, которых я едва знала, целыми  неделями  гонялись  за  мной,
вопя: "Эй, пугливая птица!", всячески насмехаясь. Но Элси  поняла,  что  я
имела  в  виду,  даже  если  ей  было  наплевать  на  стихи.   Она   очень
прямолинейна, но она воспринимает вещи  такими,  какие  они  есть.  И  Тим
ужасно добр. Даже когда они называют меня ненормальной, они не ведут  себя
так, как будто они рады этому.
     - В таком случае у  тебя  нет  никаких  проблем,  которые  ты  можешь
поставить перед мной прямой сейчас? - сказал  Питер,  не  комментируя  эту
невинно разоблачающую речь и не показывая,  как  глубоко  она  взволновала
его. - Тогда давай поговорим. Предположим, ты расскажешь мне,  каков  твой
философский подход к жизни?
     Тим  мгновенно  бы  потребовал  определения  фразы.   Стелла   только
выглядела задумчивой.
     - Думаю, что я никогда не формировала ни одного, - сказала она.  -  Я
должна была подумать об этом. Я никогда не слышала этого выражения прежде.
     - Как бы сказала, твой философский подход прост или сложен?
     - Думаю, что очень сложен.
     - Но не думаешь ли ты, что простым философским подходом было бы легче
пользоваться?
     - О да, но следует начинать со сложного философского подхода,  потому
что жизнь так сложна, и философский подход должен  соответствовать  ей,  -
осторожно сказала Стелла. - Может быть он упростится немного спустя, когда
я буду лучше понимать вещи.
     Д-р Уэллес медленно кивнул три или четыре раза.
     - Предположим, что ты расскажешь мне, как ты объясняешь  свое  бытие,
так отличающееся от твоих кузин и от других детей.
     - Именно сейчас я не уверена в этом. Тим говорит, что это  излучение.
Но я не понимаю подобных вещей. У меня была разработана теория, но... - ее
голос стих и она с сомнением взглянула на Питера.
     - Я был бы очень рад услышать это, - сказал психиатр.
     - Я не уверена, что Вы бы поняли.
     - Я попытаюсь. - Говоря о человеческих слабостях, Питер Уэллес  ничто
так сильно не любил, как заявление личности о том, что он или она  слишком
удивительно уникальны, чтобы их понять. В  своей  профессии  он  привык  к
этому.
     - Тимоти сказал, что если никто не думает так как ты,  то  ты  должно
быть не права.
     - Хорошо, предположим, что ты расскажешь мне о своей теории и как  ты
пришла  к  ее  формулированию,  и  какие  рассуждения   и   доказательства
поддерживают ее, и что против нее, - ободряюще предложил Питер. Он чиркнул
спичкой и на какой-то момент занялся своей трубкой. Девочка в этот  момент
сосредоточенно думала.
     - Отказ от вдохновения делает вещи немного проще, -  сказала  она,  -
однако все еще существует так много сложностей и возможностей; может  быть
Вы можете помочь.  Я  попробую  рассказать  Вам.  Откуда  начать?  -  тихо
проговорила она, а затем начала. - Думаю, это началось тогда, когда меня в
первый раз взяли в музей. Пит изучал в школе древнюю историю, а Пат должен
был посетить представляющие интерес местные точки.  И  моя  тетя  взяла  с
собой Поки и Полли, и меня. Они бегали вокруг со словами:  "Разве  это  не
смешно?" сильно смеясь, а потом это им до смерти надоело и они не смотрели
совсем. Они так болтали и визжали...
     - Понимаю, - сказал д-р Уэллес, когда Стелла остановилась и взглянула
на него, прося о понимании.
     - Или они все убегали и бросали меня, и вот я была  одна,  блуждая  в
больших темных комнатах и имея возможность смотреть спокойно на  все,  что
мне нравилось.
     - Темных?
     - Стелла нахмурилась и пыталась восстановить сцену.
     - Они казались темными. Конечно, там был  свет,  чтобы  смотреть,  но
было темно. Там были мумии и вазы, и все такое,  и  я  блуждала  там,  как
казалось, довольно долго. Затем я оказалась перед большим куском  камня  с
надписью на нем, которая показалась  мне  египетской.  Он  был  высоким  и
широким, и твердым и на мгновение я могла его вспомнить весь. Я знала, что
я была там, в Египте, и видела много раз прежде.
     Девочка пережила этот  момент  еще  раз,  пока  говорила,  затем  она
дерзко, но все же с почтением взглянула на  Питера,  который  молча  тянул
свою трубку, лицо его ничего не выражало.
     - Такого было начало, - сказала Стелла, она ждала комментария.
     - Продолжай.
     - Затем я перешла в другие комнаты и видела другие предметы. Это было
почти то же самое с клинописью. Я почти вспомнила, как ее читать,  хотя  я
могла не помнить эти отдельные надписи. Затем остальные нашли  меня  и  мы
отправились домой. О, как они всегда болтали. Так  глупо.  Все,  что  хоть
сколько-нибудь по их мнению отличалось, было смешным они вопили об этом.
     Пат обычно заботилась  о  детях,  и  она  показывает  им  картинки  и
говорит:
     "Посмотри на смешного человека. Он весь черный.  Не  смешон  ли  он?"
Посмотри на человека с перьями на голове. Не смешон ли  он?"  и  если  они
проходят на улице мимо китайца,  они  подталкивают  друг  друга  локтем  и
говорят: "Смотри, смотри, не смешон ли?" А что смешного в этом?
     - Абсолютно ничего, - сказал Питер с такой неожиданной теплотой,  что
Стелла собралась с духом и продолжила.
     - Затем я спросила своего дядю о книгах о древних временах, местах  и
языках и он пытался понять, что я хотела. Сначала он попросил  сказки  для
детей, а затем он принес мне Хаггарда, я была уверена, что была права.  Он
взял меня в музей еще раз без других. В библиотеке мы  получили  книги  по
другим языкам и я начала их изучать снова.
     Казалось, что она ждет комментария, но кивок психиатра был уклончив.
     - Я получила книги на арабском языке, китайском,  иврите,  греческом,
на хиндустани, на санскрите, на  древнеанглийском  языке  и  на  шумерском
языке.
     - Шумерском!
     - Да. "Книга чтения на шумерском языке"  С.Дж.Гуда.  -  Глаза  Стеллы
сияли. - Кое-что там было клинописью.
     - Понимаю. Продолжай.
     - Таким образом я пришла к разработке этой теории. Я не могла видеть,
чтобы вещи имели смысл каким-либо другим образом, кроме как должно быть  я
была перевоплощена и имела такую  память,  которая  отличалась  от  памяти
других, если только я не была вдохновлена, а сейчас я совершенно  уверена,
что это не  вдохновение.  Другие  мальчики  и  девочки  не  интересовались
подобными вещами; почему должна была я? Они не думали о таких  вещах,  как
жизнь и смерть, и время, и личность,  и  другие  религии  -  или  даже  их
собственная религия. Как могла я  быть  так  заинтересована  и  знать  так
много, и так быстро учить, если это  не  было  частично  воспоминанием?  А
сказки, которые я читала, поддерживали меня. Киплинг и...
     - А нет другого возможного объяснения?
     - Я не могу думать ни о каком. Другие дети не согласились бы со мной,
я знаю, но думаю, что они такие же, как я, только они не  знают,  что  они
вспоминают что-нибудь.
     - Ты веришь в эту теорию полностью?
     - Нет, - сказала Стелла. - Иногда  я  думала,  что  уверена  в  этом.
Однажды  я  спросила  нашего  священника,  могли  ли  перевоплощения  быть
истинными, и он сказал,  что  не  знает.  Он  сказал,  что  видел  однажды
небольшой движущийся вихрь и когда он приблизился к стогу сена, то  принял
форму вращающегося стога, а когда он пересекал  дорогу,  то  принял  форму
пыли, и если бы он подошел к пруду, то стал бы водяным смерчем.
     - Другими словами, да?
     - Он имел в виду "может быть".  Но  аналогия  не  кажется  совершенно
правильной относительно  меня.  Это  хорошие  стихи,  но  в  конце  концов
философия жизни - это не только стихи.  Конечно,  поэзия  истинна,  но  ты
никогда не знаешь наверняка, как она истинна или где она  истинна.  У  нее
нет твердых границ, как у материальных вещей. Нельзя  построить  всю  свою
жизнь на лирике. К тому же, я рассказала своему дяде и он был в ярости.
     Психиатру начал нравиться дядя Стеллы.
     - Как много рассказала ты своему дяде обо всем этом?
     - Ничего. Я только сказала ему, что мне нравится  древняя  история  и
все такое.
     Он сказал моей тете, что это странное влечение, но безвредное.
     - Ты сказала, что при твоем первом  посещение  ты  узнала  египетское
писание, - сказал Питер, ставя небольшую ловушку.
     - Ну, я видела  несколько  в  исторической  книге  Пита,  -  искренне
сказала Элси.
     - Ты составила график для разных воплощений?  В  Америке  это  первый
график?
     - Обо всем этом я не знаю ничего. Я действительно помню немного, если
вообще что-нибудь. Кажется, что это все возвращается ко мне, когда я вновь
это вижу. И мои стихи. Конечно,  они  за  пределами  моего  возраста.  Все
критики говорят, что они обладают чрезвычайной проницательностью. Если это
не вдохновение, то тогда я  должна  помнить  из  прошлых  жизней,  которые
гораздо старше моей. А Вы говорите, что мы не можем вообразить то, что  мы
не видели, что еще больше упрощает вещи.
     - Продолжай.
     - Это все. Что Вы думаете? Я не права во всем этом?
     - Хочешь, я откровенно выскажу свое мнение, Стелла?
     - Да, хочу.
     - Думаю, что ты поработала над этим очень умно, - медленно сказал он,
- и я хорошо понимаю, как ты пришла к этому.  Но  я  не  думаю,  что  твоя
теория вообще истинна. Думаю, что тебе хотелось  убежать  оттуда,  где  ты
была - жить не там, где ты жила - не так  ли?  И  тебе  особенно  хотелось
избавиться  от  других  в  музее.  Ты  привела  себя  в  полугипнотическое
состояние, шатаясь в одиночестве по тенистым галереям  -  в  полудремотном
состоянии. Многие люди были очень глубоко тронуты или очень  напуганы  при
виде  предметов  этих  древних  цивилизаций.  Их  древность  очень  сильно
действует на воображение. Вероятно книга  по  истории  была  твоим  первым
мимолетным впечатлением о мире за пределами  твоей  ежедневной  жизни.  Ты
приняла  глубокое  волнение  за  активную   память.   Вспоминала   ли   ты
когда-нибудь то, что не видела или не читала в этой жизни?
     - Нет. Не то, что я могла бы доказать, во всяком случае.
     - Ничего, в чем бы ты была уверена, полагаешь ты? Я думал так. Книги,
которые ты читала, а так же то, что ты писала, было бегством от того,  что
было твоим образом жизни каждый день, как можно дальше в пространстве и во
времени, кроме того, они были выходом для твоей  созидательной  энергии  и
воображения, для твоего порыва писать рассказы и тому подобное.  "Звездный
ребенок" показывает, по меньшей мере, желание верить, что ты фактически не
принадлежишь семье, что ты пришла совсем из другого источника.
     - Я знала лучше к тому времени, когда написала это, - сказала Стелла,
защищаясь. - Но я думала, что получился хороший рассказ.
     - Конечно, получился. И "Воплощение в Египте" показывает желание жить
где-нибудь еще, по возможности в другом мире. В своих мыслях  тебе  должно
быть нравилось жить в Египте, читать и писать о нем.
     - Вы не думаете, что перевоплощение, вероятно, может быть истинным?
     - Оно имеет сильную притягательность для воображения, -  ответил  д-р
Уэллес. - Оно сулит некоторый вид бессмертия тем, кто не может думать ни о
чем другом; но я не вижу большой пользы в том, чтобы  жить  много  жизней,
если следует забыть их все...
     - Можно было вырасти в них без воспоминания.
     - Можно было вырасти гораздо лучше с помощью памяти,  не  думаешь  ли
ты?
     - Я слышала о законе сохранения материи. Мог быть закон о  сохранении
душ.
     - Могло быть почти все. Не следует беспричинно приумножать  гипотезы.
Есть ли у тебя какое-либо свидетельство для перевоплощения?
     - Многие цивилизации верили в это.
     - Знаю. Кстати, какая у тебя религия? Египетская? Буддистская?
     - Конечно  нет,  -  возмущенно  вскричала  Стелла.  -  Вы  думаете  я
поклоняюсь коровам и кошкам, и жукам?
     - Ты когда-нибудь жила, как животное или птица какая-нибудь?
     - Это совсем не обязательно.
     - Все зависит от того,  какой  религии  перевоплощения  ты  следуешь.
Почему твой  дядя  так  рассердился  на  того  священника,  с  которым  ты
говорила?
     - Он сказал, что она не была христианской.
     -  Да,  разве?  Это  мнение  противоречит  целому  иудо-христианскому
апокалипсису и большей части нашей философии. Платон верил в форму  этого,
и я думаю, что Ориген учил одной такой доктрине. Если ты  серьезно  хочешь
это понять, то ты должна изучить учения в их разной форме и узнать,  какую
следует принять и почему. Я  сам  всегда  следовал  за  практичным  старым
реалистом Аристотелем. Я  должен  признать,  что  я  никогда  серьезно  не
относился  к  метемпсихозу.  Думаю,  что  можно  доказать   его   ложность
философскими и психологическими методами. Ты думаешь, что можешь  доказать
его истинность?
     - Я не хочу иметь нереальное представление  о  себе  или  о  мире,  -
запротестовала  Стелла.  -  Я  бы  предпочла  иметь  здравое  и   реальное
представление, как Вы и Тим, и другие считают, что Вы имеете.  Пока  я  не
приехала сюда я думала, что религия - это  просто  что-то  такое,  что  ты
принимаешь  на  веру  без  каких-либо   доказательств   или   философского
обоснования. Но... но...
     - Давай попробуем создать такую философию, на  которую  ты  могла  бы
положиться, - предложил психиатр. - Такую,  какую  ты  можешь  испытать  и
доказать. Я дам тебе книги для изучения и ты приведешь все  доводы  против
них, какие сможешь. - Он выбрал один том с полки.  -  Практичный  человек,
Аристотель; давай начнем с него. Как твой греческий?
     - О, это на двух языках, - с удовольствием воскликнула Стелла.
     -  Думаю,  что  у  Фомы  Аквинского  есть  некоторый  соответствующий
материал в "Контриноверных", - сказал Питер. -  Стелла,  твои  познания  в
египетском действительно замечательны, и твои книги чрезвычайно интересны.
     - Они могут рассказать обо мне очень много, - сказала Стелла.  -  Тим
сказал, что Вы можете анализировать рассказы и стихи так же,  как  вы  это
делаете со снами. Могли бы мы проделать это?
     - Конечно, если бы тебе этого захотелось, - сказал д-р Уэллес.  -  Но
не дай этому лишать тебя возможности написать еще об этих вещах, о которых
ты так много знаешь, и которые ты так тщательно изучила.
     - Если у меня будет здравая философия, я смогу писать еще  мудрее,  а
также жить мудрее, - серьезно сказала Стелла. - Спасибо Вам, д-р Уэллес. Я
попробую узнать, что можно доказать.
     Питер  полностью  расслабился,  когда  она  ушла,  и  с   облегчением
вздохнул. Одну проблему можно было выкинуть из головы. Он знал, что было в
голове  малышки,  и  она  согласилась  заниматься  под  его  руководством.
Потребуются месяцы, может быть годы, чтобы сравнить обе  стороны  поднятых
ею вопросов, но это было бы хорошо для всех детей. Сейчас осталось...
     - Придумал!
     Питер вскочил на ноги и набрал номер.
     - Мне нужно место в самолете, - сказал он, - немедленно, если  можно.
- Как долго он не мог увидеть очевидное!
     - Джей? Это Питер Уэллес. Я здесь, в городе. Я приехал  поговорить  с
твоими опекунами, но мне нужно твое разрешение.
     - Но... что Вы хотите сказать?
     - Я хочу рассказать им о тебе, - сказал  психиатр.  -  Ты  не  можешь
больше хранить тайну; школа неизбежно получит огласку, и они  имеют  право
узнать непосредственно от нас, прежде чем это произойдет.
     - Я думал обо всем этом. Но вы должны обещать... - он заколебался.
     - Они могут подслушать, что ты говоришь? - предположил  Питер.  -  Ты
хочешь, чтобы я обещал не просить их посылать тебя в школу?
     - Да, это.
     - Даю тебе свое слово. Я даже не упомяну о возможности.
     - Тогда приходите.
     Через полчаса доктор был там и вскоре были закончены формальности его
представления.
     - Я представляю, - сказал доктор Уэллс, -  школу  для  лучших  детей,
которая открывается на Западном Побережье.
     - Мы не могли бы и думать отправить Джея, - сказала миссис Куртис.
     - Я не собирался просить вас это делать, - сказал доктор Уэллес. -  У
меня есть другая просьба. Я приехал просить  вас  помочь  нам  в  обучении
детей.
     - Вы должны знать, что я потерял зрение, - ответил мистер Куртис, - и
в течение многих лет не занимался  обучением.  Я  оставил  эту  профессию,
чтобы отдать все время написанию исторических работ, за несколько  лет  до
того, как потерял зрение.
     - Я понимаю это, сэр. Но вы слушайте меня. Дети,  которых  я  собираю
для школы, обладают блестящим умом. Хотя им только едва больше десяти, они
написали много книг  и  приобрели  известность  как  изобретатели  и  тому
подобное, под вымышленными именами. Все, что я говорю,  я  могу  доказать.
Что нам требуется от наших учителей, так это сочувствие к одаренным детям,
и богатство знаний и мудрость, чтобы поделиться ими с  детьми.  Они  очень
хотят учиться; от Вас просто ожидается поговорить с ними  в  течение  часа
или двух в день. Позвольте мне  спросить  Вас,  знакомы  ли  Вы  с  именем
Джеймса Вернона Уорта?
     - Пожалуй, да. Моя жена читала мне его книги. Но, конечно, он ведь не
ребенок?
     - Это ваш сын Джей.
     И затем Питер рассказал им всю  историю.  Вскоре  их  недоверие  было
преодолено, ситуация прояснилась, представлено доказательство - главное из
всех доказательств - сам Джей.
     - Но ты, разбойник, - запротестовал опекун, - когда  я  читал  первую
книгу, которая, ты говоришь, твоя, я продиктовал  тебе  письмо,  чтобы  ты
отправил его автору!
     - Да, дядя, - сказал Джей,  -  и  это  тоже  наполнило  меня  большой
гордостью.
     - Я не уверен, следует ли мне гордиться тобой или ты сыграл  со  мной
подлую шутку, - сказал мистер Куртис.
     - Вы должны очень гордиться, - сказал Питер Уэллес.  -  Это  не  было
нежеланием довериться Вам  или  он  намеревался  лишить  Вас  удовольствия
знать, что он сделал. Эти дети хотят или нуждаются в помощи взрослых, даже
больше, чем любой другой взрослый автор - если не столько же.  Мы  никогда
не должны предавать их псевдонимы. Их достижения должны храниться в тайне,
под вымышленными именами. Но им необходимо изучать  историю  так,  как  Вы
можете ее преподавать, и я приехал сюда в надежде,  что  Вы  сделаете  для
этих других ребят то, что Вы сделали для Джея.
     - Я заставил его обещать, не просить Вас  отпустить  меня,  -  сказал
Джей. - Но, пожалуйста, если Вы поедете, можно мне поехать с вами?
     - Все это, в целом, чрезвычайно заманчиво, - сказал мистер Куртис,  -
но едва ли мне понравиться рассматривать попытку снова учить...
     - Конечно, ты сделаешь это, Джон,  -  твердо  сказала  его  жена.  Ты
можешь писать книги там так же, как здесь. Мы не  вросли  корнями  в  этот
город навсегда, так ведь? И Джей должен быть с теми  другими  подростками,
но он не должен уезжать без нас. Жалованье - это не главное  -  там  и  не
должно быть его. Если хочешь, я буду тоже  преподавать  языки;  я  хороший
лингвист. Мы хотим иметь большую долю в этом прекрасном деле,  не  так  ли
Джон?
     - Да, мы хотим, - сказал мистер Куртис. - И большое  Вам  спасибо  за
приглашение, доктор Уэллес.
     Так вот, думал Питер, пока самолет  мчал  его  домой,  дело  сделано.
Расходы этой специальной поездки были  щедро  вознаграждены.  У  него  был
Джей, и, кроме того, у него были  два  прекрасных  педагога.  В  следующем
месяце он мог начать  беседовать  с  большим  количеством  кандидатов  без
утомительных волнений или о Джее,  или  о  Стелле.  Могут  возникнуть  еще
проблемы, но их можно решить в свою очередь. Все было под контролем. Питер
мог расслабиться. Он спал.



                               4. ПРОБЛЕМЫ

     Питер Уэллес и Тимоти Пол стояли вместе, поглядывая на свою школу,  и
удовлетворенно вздыхали.
     - Все готово, - счастливо сказал Тим. - Все готово, Питер,  и  сейчас
другие дети направляются сюда.
     - Твоя  мечта  быстро  стала  действительностью,  -  ответил  Уэллес,
улыбаясь мальчику. - Три месяца назад только слабая надежда была у  нас  в
глубине души. И вот, пожалуйста, можно открывать предприятие.
     - Сборные дома достаточно хороши, - сказал Тим. - В конце концов  нам
уже четырнадцать лет, и группа не может оставаться вместе более  пяти  или
шести лет. Питер, это кажется так мало! Я знаю, что за последний  месяц  у
тебя не было времени заполучить больше четырех новых мальчиков и  девочек,
но я действительно хочу, чтобы все смогли быть здесь с  самого  начала.  И
все же единственным способом добиться этого была бы задержка начала.
     - Может быть для начала лучше  не  иметь  слишком  много,  -  ответил
доктор Уэллес. - У нас могут быть проблемы.
     - Проблемы были у Стеллы И Элси, - сказал Тим, -  но  ты  так  быстро
решил их.
     Доктор Уэллес покачал головой.
     - Элси и Стелла очень хотели,  чтобы  им  помогли,  -  сказал  он.  -
Предположим, к нам приедет  мальчик  или  девочка,  которые  откажутся  от
помощи?
     - Ты имеешь в виду того, у кого нет  проблем,  но  кто  сам  является
проблемой? - нахмурился Тим. - Ну, ты можешь позаботиться  об  этом  тоже,
Питер. Ты знаешь, что ты можешь.
     - Как говорится в старой шутке, некоторые врачи могут похоронить свои
неудачи, - ответил психиатр, - но я не могу так поступать, Тим. Ты  должен
смотреть фактам в лицо. Мы  не  вправе  ожидать  стопроцентного  успеха  с
вундеркиндами, не больше, чем с любой другой группой. Доктор Фоксвелл и  я
сделаем все, что можем, чтобы помочь им,  но  у  них  может  быть  проблем
больше, чем мы можем себе представить,  и  некоторые  из  них,  по  закону
больших чисел, будут посложнее,  чем  проблемы  Элси  и  Стеллы.  По  этой
причине девочки, по-видимому, находятся  сейчас  на  правильном  пути,  но
любая из них может снова сойти с него. Откровенно говоря, Тим, я рад,  что
мне  не  придется  иметь  дело  с  двадцатью  или   тридцатью   совершенно
неизвестными вундеркиндами, бросающих сразу в мои объятия.
     Тим в смятении уставился на своего друга.
     - Но, конечно, - воскликнул он, - они все так умны и под руководством
и заботой такого специалиста, как ты...
     Питер Уэллес криво усмехнулся.
     - Не обманывай себя, Тим, -  ответил  он.  -  "Умные  люди  имеют  по
меньшей мере столько же проблем, сколько любой другой, и зачастую они  еще
хуже при их решении.  А  когда  ребенок  с  большим  интеллектом  является
трудным ребенком, Тим, у нас действительно могут быть проблемы!"
     - Но у них достаточно ума, чтобы понять, что что-то не так и  требует
исправления, и знать, что ты можешь им помочь, - запротестовал  Тим.  -  В
этом почти вся цель собирания их здесь. Конечно, они будут рады помощи. Но
я понимаю твою  озабоченность,  Питер,  -  добавил  он  задумчиво.  -  Это
означает уйму работы для тебя, не упуская нас из виду  и  занимаясь  здесь
другими тоже. Питер, у Макса, Фреда, Бет и Джея были сложные проблемы?
     - Пока не могу сказать, - ответил доктор Уэллес. - Я не  знаю  о  них
достаточно. Несомненно у них есть проблемы; у кого  их  нет?  Бет  кажется
крайне застенчивой и замкнутой. Макс всегда был ужасно беден; ему пришлось
бороться с нищетой и тяжело работать. Сейчас,  когда  его  занятием  стало
зарабатывание много денег для себя,  он  едва  осмелится  поверить  этому!
Фред, как и Джей, по-видимому, был воспринят как умница,  но  он  пожил  в
нескольких приютах,  а  потому  был  рад  приехать  сюда.  Макс,  по  всей
вероятности, будет скучать по своей  бабушке;  в  его  доме  была  большая
семейная любовь, и после смерти своего  дедушки  он  попытался  поддержать
себя, а также свою бабушку. Без него она не может содержать магазинчик,  и
он искренне волнуется разработать новое дело или найти  какой-либо  другой
способ помочь ей жить с комфортом. Однако, его бабушка  настояла  на  том,
что он должен приехать к нам.
     - Его делом должно быть делать деньги. Все занимаются этим, -  сказал
Тим. - Как насчет Бет? Ее родные не возражали против ее отъезда?
     - Нет, они не возражали. Они очень  много  говорили  о  том,  как  ей
необходимо научиться общению с  другими  детьми  и  избавиться  от  крайне
замкнутых привычек. Они совершенно уверены, что знают о  ней  все,  и  что
отлично понимают ее случай; но или приходиться признать, что, по-видимому,
они не могут приспособить ее.
     - Они не выглядят так, как если бы они ее очень любили.
     - Нет; я уверен,  что  нам  это  удастся,  -  сказал  Уэллес,  широко
улыбаясь.
     - Что она делает, скрываясь?
     - Я скажу ей рассказать тебе об  этом,  когда  она  будет  готова,  -
ответил д-р Уэллес. - Не предполагается, что я узнаю об этом сам.


     Бет, по мере того, как ее поезд приближался к месту назначения,  была
в напряжении от почти невыносимого возбуждения.  Люди,  особенно  дети  ее
возраста, всегда думали, что Бет  Бэрк  была  неуклюжей,  недружелюбной  и
ничем  не  интересовалась.  Она  была  молчаливым  наблюдателем  на   всех
молодежных вечеринках, такой тихой в школе и вокруг  по-соседству,  что  о
ней часто забывали. Некоторые взрослые  заявляли,  что  она  необщительна;
другие говорили, что она была склонна к уединению. Добрые или заправляющие
всем женщины пытались втянуть Бет в групповые игры, но вскоре признавались
в поражении и  стали  считать  девочку  безнадежно  застенчивой.  Учителя,
преследуемые идеями о "школьном духе" и "командной  игре",  качали  своими
головами над Бет и заявляли, что она была необщительной. Она не возилась и
не резвилась с остальными и казалась не способной работать или играть  как
средний ребенок. И тем не менее, ее можно было часто видеть наблюдающей за
другими людьми, она слабо смущенно улыбалась тем, кто не пытался заставить
или уговорить ее присоединиться к делам других ребят.
     На самом деле Бет страстно желала иметь друзей  и  товарищей  детских
игр своего возраста. Но для нее подружиться с ними  означало  то  же,  что
подружиться  с  котятами  или  щенятами;  так  как  дружба   подразумевает
равенство. Она сближалась с людьми любого возраста, но особенно  с  людьми
своего собственного возраста, с такой  же  неуверенностью  в  себе,  какую
робкие люди проявляют по отношению к чужим собакам, то же самое  осознание
своей неспособности общаться с ними или постараться быть понятой ими.
     А сейчас она собиралась встретиться и жить с людьми своего  возраста,
которые были на ее уровне и  могли  говорить  ее  языком.  Она  знала  это
определенно, поскольку она обменялась письмами с Тимом, Элси и  Стеллой  и
имела беседу с доктором Уэллесом. Были быстро сделаны приготовления, чтобы
Бет могла жить и работать  с  ними,  и  с  другими  детьми,  которые  были
осчастливлены или  прокляты  этим  пугающе  высоким  интеллектом,  который
отдалил их от всего остального мира. Это все было так неожиданно, что  Бет
не могла, даже до сих пор, заставить себя поверить в это.
     - Сейчас почти на месте, маленькая леди, - сказал носильщик и,  глядя
на слегка задохнувшуюся с испуганным умоляющим взглядом Бет, он  ободряюще
улыбнулся. - Я послежу, чтобы сумка и багаж были в  порядке.  А  сейчас  я
возьму этот чемоданчик и вернусь за Вами через несколько минут. Вы  просто
расслабьтесь и не волнуйтесь.
     Всегда благодарная за  доброту,  Бет  попыталась  вежливо  улыбнуться
носильщику; но рот был сухой и она дрожала.
     Но  когда  Бет  сошла   с   поезда,   она   увидела   д-ра   Уэллеса,
направляющегося к ней  большими  шагами,  а  его  доброжелательная  улыбка
растворила всю ее нервозность.
     - Ты приехала первой, - сказал он, поглядывая вниз на нее,  пока  они
шли к его машине. - Тебе будет устроен радушный прием - боюсь, что слишком
радушный. Тим, Элси и Стелла почти с ума сошли от волнения.
     - Я тоже, - призналась Бет.
     - Естественно, - согласился д-р Уэллес. -  Мы  сейчас  все  вместе  в
этом, и мы все довольно  сильно  возбуждены  всем.  Но  если  нам  удастся
прожить этот день и эту неделю, и  этот  месяц,  не  умерев  от  огромного
волнения, то тогда наши дела должны пойти хорошо.
     Бет засмеялась. Это было приятное изменение. Люди обычно говорят: "Не
бойся! Никто не собирается тебя обидеть. Пролезай и играй как другие."
     Как только д-р Уэллес отомкнул дверцу автомобиля, Бет вскочила внутрь
и они поехали в уютном молчании через город вверх в горы в  поместье,  как
раз за границей города, где мечта превращалась в действительность.
     - Этот забор не для того, чтобы удерживать тебя внутри, - сказал  д-р
Уэллес, когда машина проехала сквозь открытые  ворота.  -  Это,  чтобы  не
пускать посторонних. Тот второй дом  слева  твой  -  на  девичьей  стороне
улицы, как мы говорим. Ты будешь с мисс  Пейдж,  Элси  и  Стеллой.  Первое
здание на той стороне - это столовая. - Он остановил машину  и  Бет  могла
увидеть лица, выглядывающие из-за занавесок дома,  где  она  должна  будет
жить. - Противоположная сторона улицы, - продолжил д-р Уэллес,  вытаскивая
из машины чемоданчик, - для мальчишек, а то, похожее на амбар,  сооружение
- это зал, где мы встречаемся для занятий и лекций каждое утро ровно  в  9
часов, начиная со следующего понедельника.
     Его  рука  позади  ее  локтя  направила  ее   к   ступенькам;   дверь
распахнулась, и застенчивость Бет испарилась. Мисс Пейдж  поддерживала  ее
рукой, Тим тряс ее руку своими обеими руками,  Стелла  обнимала  ее,  Элси
схватила чемоданчик, и они все, болтая, стали подниматься по лестнице в ее
комнату. Тим нес небольшой плоский чемоданчик, Элси  ее  шляпу,  а  Стелла
пальто.
     Остановившись ненадолго, чтобы только бросить эти вещи, дети потащили
ее снова на выход и вниз, через кухню - схватив яблоки  из  вазы,  проходя
мимо, и втолкнув одно в ее руку - и через заднюю дверь выскочили на улицу.
     Д-р  Уэллес  и  мисс  Пейдж  с  удовлетворением  переглянулись  и  не
остановили их.


     - Это - мои кошки, а вот та - Стеллина, - гордо сказала  Элси.  -  Мы
придерживаемся  правила,  что  домашние  животные  должны  содержаться   в
клетках, когда ими не пользуются.
     Бет улыбнулась слабой шутке.
     - У тебя есть какие-нибудь любимцы? - спросила Стелла.
     - Нет, но мне бы хотелось. А сейчас мы можем поиграть с кошками?
     - О, мы сначала хотим тебе все показать, -  сказала  Элси,  почесывая
сквозь прутья головку Серебряного Короля. - Мы  можем  потом.  Кошки  Тима
находятся позади его дома, и кошки его бабушки тоже.
     - Тогда твои бабушка и дедушка действительно  решили  путешествовать.
Здорово! - сказала Бет, которая много слышала о многих вещах.
     - Да, они решили, что было очень хорошо  для  них  иметь  возможность
позволить мне жить в этой прекрасной школе, чтобы они  были  свободны  для
путешествия, - сказал  Тим,  которому  пришлось  много  поработать,  чтобы
добраться до этого конца. - Приходи и посмотри моих  кошек.  В  доме  Джея
смотреть нечего.
     Дети  пересекли  боковой  двор,  где  недавно  посаженные  кустарники
размышляли над вопросом: жить или умереть, и при виде незнакомца  внезапно
остановились.
     - Притворитесь тупыми! - тихо проговорил Тим, твердо предупреждая.  -
Репортер!
     - Бежим,  -  позвала  Элси  и  они  все  помчались  через  только-что
проложенный участок дороги между двумя  рядами  зданий  в  дом  Тима,  где
остальные шепотом предупредили Бет о том, что у  них  существует  правило,
которое строго запрещает посторонним узнавать что-нибудь об их достижениях
или возможностях.
     - Притворись, что коэффициент  умственного  развития  у  тебя  только
около 150, - объяснил Тим. - Никому не говори,  что  ты  когда-что  что-то
создала...
     - Она не скажет, - сказала Элси. - Она еще не сказала нам.
     Они выжидательно посмотрели на Бет, которая сказала только:
     - Я знаю. Я никому не скажу о псевдонимах или еще о чем-нибудь.
     - Давайте прошмыгнем обратно и спрячемся, -  сказала  Стелла.  -  Д-р
Уэллес быстро избавится от того репортера. Никто не приехал кроме тебя; он
ожидает увидеть большую толпу.
     Очищенная земля вокруг домов  предлагала  скудное  прикрытие,  однако
дети вскоре скрылись из виду среди зарослей эвкалипта,  лаврового  дерева,
ядовитого дуба и прочей мелочи, которые  росли  на  большей  части  земли,
являющейся их территорией.
     - Элси, у тебя приняли еще что-нибудь, - спросила Бет, когда они были
в безопасности.
     - Тот второй роман еще не продан, - сказала Элси, - но около половины
коротких произведений, которые я послала, продаются. Конечно, я не посылаю
то, что думаю не будет продано.
     - Ты послала пьесу о Каталине? - спросила Стелла.
     - Нет. Она мне слишком нравится; я бы не вынесла, если бы ее вернули.
     - Мы поставим ее здесь, - предложил Тим.  -  Питер...  д-р  Уэллес...
говорит, что мы должны кое-что делать сообща, а  не  только  иметь  личные
планы.
     - Он имеет в виду этот вид групповой деятельности? - спросила Элси. -
Я думала, что он подразумевал что-то творческое, то, что создадим мы все.
     -  Мы  должны  сделать  то,  что  можно  показать  общественности,  -
рассудительно сказал Тим. - Если мы попытаемся держать  все  под  страшным
секретом, то репортеры будут прятаться в платяных шкафах  и  забиваться  в
дымоходах. Как и планировалось, пусть себе  думают,  что  могут  гулять  в
любое время, заходить на занятия и все такое. Но при их приближении мы все
должны притворяться тупыми.
     - А если мы поставим пьесу, которую написала Элси, - сказала  Бет,  -
то тогда не узнают ли все об этом?
     - А кто узнает, что это написала я, ты, дура? - спросила Элси.  -  Ты
что, никогда не слышала о псевдонимах?
     - Если она никогда не была опубликована, ты дура сама, - вернула  Бет
- и она остановилась,  изумившись  себе  самой,  так  как  никогда  ее  не
обзывали и она не отвечала тем же, как равная с равной, за всю ее  прежнюю
жизнь, - то не покажется ли странным, что мы ее ставим?
     - Черт возьми, об этом я и не подумал, - сказал  Тим,  пораженный.  -
Мог бы прийти кто-нибудь, довольно умный.
     Решение придумала Бет.
     - А если напечатать ее где-нибудь на Востоке  и  дать  объявление,  -
посоветовала она. - Вы могли бы даже продать несколько  экземпляров  таким
образом. Это было бы недорого и ты могла бы иметь на нее авторское право и
все такое. А потом школа могла бы увидеть объявление  и  купить  несколько
экземпляров и все бы пошло как надо.
     - Хорошо, - воскликнула Элси. - Я сделаю так.
     - Но настоящие писатели никогда не  публикуют  свои  произведения  за
свой собственный счет, запротестовал шокированный Тим.
     - Тогда я сначала попытаюсь ее продать, - сказала Элси, - а если ее в
течении года продать не удастся, мы можем опубликовать ее. Тем временем мы
можем  подготовиться  к  ее  постановке  здесь,   когда   захотим,   после
опубликования. (И вышло так,  что  небольшая  экспериментальная  школа  на
Западном  побережье  с  труппой  четырнадцатилетних  любителей   поставила
"Каталину" на две недели раньше показа спектакля на  Бродвее  с  Дональдом
Гарриком в роли Цицерона и Сидни Сиддонз в заглавной роли).
     - Этот звонок означает обед через полчаса, - сказала Элси.
     - Моя тетя - повар, а мой дядя выполняет работы по саду. Давай,  Бет,
пошли мыть.
     - У нас что, будут звонки и все такое? - спросила Бет, выпрямляясь  и
вставая на ноги. - Всякие такие правила, как в любой школе?
     - Конечно, у нас есть правила, - сказал Тим. - Врачи повесили  список
в каждой спальне. Мы должны питаться вовремя; нельзя уходить с  территории
после ужина без специального разрешения, или в любое время  без  записи  в
книге о том, куда ты идешь и когда думаешь вернуться. Все в таком духе.
     - И неписанные правила тоже, например, о том, как притворяться тупыми
и не задавать друг  другу  выведывающих  вопросов,  -  сказала  Стелла.  -
Конечно, прекрасно, когда люди  говорят  то,  что  хотят  -  среди  своих,
конечно.
     Бет никак не прореагировала на этот широкий намек, и они сделали  три
или четыре шага, прежде чем Тим весело произнес: "Мы должны  заботиться  о
своих комнатах и домах, и о саде тоже.  М-р  и  миссис  Уотерсы  не  могут
выполнять все, и мы не хотим, чтобы вокруг были другие люди,  поэтому  нам
придется выполнять работу самим, не так ли? И Питер говорит, что  это  нам
полезно.
     - Я ничего не имею против такой работы, - сказала Бет.
     - Бет, думаю, что после обеда тебе  надо  распаковать  свои  вещи,  -
сказал Тим с легкой завистью. - Девочки тебе помогут. Джей  не  собирается
жить в моем доме; он будет со своими опекунами, Куртисами.
     - Скоро приедут Макс И Фред, - посочувствовала Стелла.
     -  О,  Тим,  у  тебя  в  глазах  мыло,  -  сказала  Элси,  когда  они
приблизились к дому.
     - Не жалейте полотенец! - ответил Тим. - Вот что мы  говорили,  когда
надо мыться, Бет. Элсина тетя строго относится к мытью рук! Жуть!


     Джей приехал в полдень, и доктор Фоксвелл встретил его поезд. Мальчик
заметно осознавал  свою  ответственность,  поскольку  его  послали  вперед
проследить за готовностью дома для его слепого опекуна и  собачьей  конуры
для собак. Высокий для своего возраста, тощий, нескладный, разговорчивый и
самоуверенный, Джей был  полной  противоположностью  Бет.  Всю  дорогу  от
поезда до школы он нетерпеливо говорил, и как только они добрались до нее,
он попросил показать дом.
     - Думаю, что другие в зале, -  сказал  доктор  Фоксвелл.  -  Пойди  и
встреться с ними со всеми.
     - Да, конечно, но мне бы больше хотелось посмотреть дом  и  конуру  и
убедиться, что все в порядке, и сообщить тете, что все  готово,  -  сказал
Джей. - Это недолго.
     - Хорошо, это вон там - третье  здание  на  этой  стороне,  -  сказал
доктор Фоксвелл, и Джей отправился проверять.
     - Понимаю, почему вы заставили Бет приехать первой, - заметил большой
доктор своему коллеге, который вышел и подошел к нему, - сейчас я понимаю,
почему Вы заставили приехать Джея вторым.
     - Джею не нужно было ограничивать себя очень строго, - ответил доктор
Уэллес. - Все считали, что обучение Куртисов и их пример делали его  таким
умным. Даже Куртисы думали так, мне так  кажется.  Когда  они  отправились
усыновлять ребенка, они попросили умного, но Джею было меньше года и никто
не имел ни малейшего представления о том, каким  умным  он  был  на  сомом
деле. Да, Джей?
     Мальчик, возвращаясь  бегом  от  собачьих  конур,  миновал  мужчин  и
поздоровался с Тимом, который вышел и медленно направлялся к мужчинам.
     - Прошу прощения, что я не встретился сначала с тобой, Тим, -  сказал
Джей. - Ты, конечно, Тим? Но мне нужно было посмотреть, что все в  порядке
для дяди. Он совсем не суетлив, нам с тетей приходится следить за всем для
него. Все отлично, это здорово, быть здесь. Сегодня  ночью  я  буду  спать
здесь?
     - Это твое место, сказал Тим, немного напряженно. Он был  занят  тем,
что пытался убедить себя в отсутствии реальной причины его  вызова  в  тот
момент, когда Джей переступил порог. Он был всего лишь мальчиком. И  школа
не была на самом деле его школой. В этот момент это была  только  его  вся
жизнь.
     - Да, и конечно же я не хочу  занимать  новую  комнату  какого-нибудь
другого парня, - ответил Джей. - Но, Тим, не могли бы  мы  переночевать  в
одной комнате пару ночей? Столько всего, что надо сказать друг другу!  Мне
пойти к тебе или ты пойдешь ко мне?
     Его  пыл  заставил  Тима  остановиться.   Кто   такой   Джей,   чтобы
стремительно врываться, сначала не обращая на Тима  никакого  внимания,  а
затем распоряжаясь и строя планы? К тому же Джей был почти на голову  выше
Тима. Но это не  делало  школу  принадлежащей  Джею.  Пока  он  колебался,
некоторый пыл улетучился с лица Джея.
     Доктор Фоксвелл прервал небольшое молчание:
     - Если ты предпочел бы оставаться в доме один, Джей...
     - Это не то, - смутился подросток. - Дело в том, что у  меня  никогда
раньше не было настоящего друга. Я думал, что... что  Тимоти  почувствовал
себя так же.
     Это было "Тимоти", что произвело  впечатление.  Письма  Джея  -  были
краткими и официальными, но они были адресованы "Тиму". А сейчас  он  явно
чувствовал, что переоценил свое гостеприимство, и он был так больно обижен
и смущен, что назвал официальное  полное  первое  имя  от  Тим.  Подросток
меньше ростом бросился вперед.
     - Конечно, я приду сюда, - воскликнул Тим. - Тогда доктор  Уэллес  не
сможет стучать нам в стену, чтобы мы замолчали и легли спать.  Я  появлюсь
сразу же после ужина. А сейчас пойдем и встретимся с девочками.
     Ходить друг к другу в гости после отбоя было строго  против  писанных
правил для детей, но ни один доктор не сказал ни слова.
     Девочки были в зале.
     - Вероятно они не включили запись, - заметил Тим, - но не говори, что
тебя не предупредили. Они могли посчитать это историческим событием.
     - Ты можешь записывать то, что происходит здесь? - Джей был восхищен.
- Можем мы воспроизвести запись и послушать, когда захотим?
     - Да, и таким образом мы можем пропускать  лекции,  если  захотим,  -
ответил Тим. - Это удобно. Запись осуществляется только в этой комнате - и
в офисе докторов; но, конечно, их записи не подлежат огласке.
     - Ты  прочитал  все  правила?  -  спросила  Стелла,  когда  Джей  был
представлен.
     - Да, и неписанные правила я знаю тоже, - ответил Джей. - Но я думаю,
это глупо, что мы не должны спрашивать друг друга о нашей работе. Я думаю,
что мы были бы рады рассказать кому-нибудь. И  еще,  мы  должны  обсуждать
планы будущих работ.
     - Это прекрасно, если ты хочешь сделать это, - сказал Тим, - но мы не
думали, что должны заставлять людей рассказывать или ожидать от них этого,
если бы они предпочитали этого не делать. Поэтому существует правило,  что
никто не должен рассказывать, если только не захочет. И мы не рассказываем
о друг друге, если не знаем, что все в порядке. Может быть что-то еще даже
не готово, чтобы о нем рассказывать.
     - Да мне все равно, если вся компания узнает, что я -  Джеймс  Вернон
уорт, -  сказал  Джеймс,  -  и  я  привез  все  свои  книги  для  школьной
библиотеки. О, вот куда ставят книги, здесь,  вдоль  стен.  Как  только  я
распакуюсь, я принесу свои, Если это против правил, вопросов я  не  задаю,
но мне бы очень хотелось увидеть, что вы все сделали.
     - У нас есть код, - сказал Тим. - Если тебе все равно, кто в  группе,
в которую входят и взрослые, узнает, что ты что-то написал, ты ставишь  на
полях звездочку и пишешь рядом свои настоящие инициалы. И если ты находишь
такой знак, ты можешь обратить на него внимание любого из группы.
     Произведения Стеллы, Элси и мои разбросаны здесь повсюду.
     - А Бетины?
     - Не говори ни слова, Бет, если не хочешь, - быстро сказала Элси.
     Бет встала и тихо пересекла комнату. Она  взяла  со  стола  газету  и
раскрыла ее на комиксах; и здесь, рядом с любимой всей Америкой страничкой
юмора она  нарисовала  маленькую  аккуратную  звездочку  и  написала  свои
инициалы.
     - Бет! Ты - Скаттерлиз! - проорала Элси.
     - Да, - сказала Элси. - Я не рассказала доктору Уэллесу, но я  думаю,
что он знает. В моей семье ему сказали, что я могла рисовать -  все  знают
это - и немного  позднее  кто-то  упомянул,  что  забавно,  как  часто  на
страничке  Скаттерлиз  было   изображено   то,   что   происходило   рядом
по-соседству. Вы знаете,  что  так  бывает  всегда  на  страничках  юмора,
близкого к жизни. И я улыбалась украдкой, и  доктор  Уэллес  посмотрел  на
меня, вы знаете, как он это делает...
     - Я знаю, - сказала Стелла.
     - Я тогда подумала, что он догадался. Но на меня обычно никто никогда
не смотрел, и поэтому я беззаботно улыбалась.
     - Ты хотела, чтобы он увидел это, - сказал Тим.
     Мгновение Бет выглядела пораженной, затем размышляющей, а  потом  она
начала смеяться.
     - Пожалуй, да, думаю, что хотела! - сказала она.
     - Как ты начала делать страничку? - спросил  сильно  заинтересованный
Джей.
     - Я была так одинока, - просто ответила Бет. - Все, что у меня  было,
это дедушка и бабушка, а единственный способ иметь  братьев  и  сестер,  и
молодых родителей, и дядь, и теть, и кузин состоял в том,  чтобы  выдумать
их. К этому времени я узнала, что могла рисовать, в мыслях в течении  ряда
лет я жила со всей семьей. Разработать страничку было достаточно легко.  У
меня было семеро детей для зарисовок и  некоторые  идеи  были  хороши  для
одного дня, а  другие  для  одной  недели  или  двух,  а  некоторые  можно
повторять с изменениями. А затем,  я  начала  работать  по-соседству  и  в
интернате, Мими О'Граф, и все - не думаю, что у меня когда-нибудь кончится
материал. Я все время слушала и наблюдала за всем, чтобы  использовать,  у
меня было несколько полностью записных книжек, все с  указателями.  Всегда
найдется кто-нибудь с желанием заглянуть. Когда я  стояла  на  обочинах  и
наблюдала других людей, я действительно  жила  со  Скаттерлизами.  Я  беру
поверхностный слой находящегося под рукой материала.
     - О чем же ты тогда беспокоишься? - спросил Тим.
     - Беспокоюсь?
     - Ты знаешь, ты должна, иначе ты бы не говорила нам о том, как  много
у тебя под рукой для работы.
     Бет быстро шагнула по направлению к нему.
     - О, ты действительно понимаешь! - вскричала она, и посмотрела вокруг
себя, она увидела такое же понимание на других лицах. -  Я  боюсь,  что  я
буду здесь так  счастлива,  что  мне  не  понадобится  Скаттерлиз.  И  мне
ненавистна мысль о том, что они умрут.
     Доктор Уэллес, который только что вошел, услышал.
     - Бет, ты всегда будешь нуждаться в том, чтобы  создавать,  -  сказал
он.  -  И  мы  надеемся,  что  процесс  создания  Скаттерлиз  никогда   не
прекратится.  То  реальное  существование,  которое  ты  вдохнула  в  них,
вследствие твоей необходимости, чтобы они  были  живыми  для  тебя,  почти
привело их к независимому существованию.
     - Если ты прекратишь, ты будешь убийцей и тебя надо будет казнить!  -
горячо сказала Элси.
     - Я действительно чувствую себя им, - сказала бет.
     - Я сам себя чувствую каким-то негодяем, - сказал  доктор  Уэллес.  -
Однако Джей и Бет еще не распаковали свои вещи,  а  остальные  еще  должны
поработать  по  дому.  Фред  и  Макс  будут  завтра  здесь.  Это  означает
дополнительные усилия для нас, пока они не привыкнут  к  нам.  Поэтому  из
того, что  требуется  сделать,  постарайтесь  сегодня  сделать  как  можно
больше.


     На следующий день Фред и Макс приехали  почти  одновременно,  один  с
востока, а другой с севера. Первое требование Фреда состояло в том,  чтобы
посмотреть лабораторию.
     - Я хочу попытаться синтезировать хитин, - сказал Фред.
     - Что же это такое? - спросила Стелла.
     - Жуки, - рискнула Элси. - Я уверена, это что-то вроде жуков.
     - Это так; твердый корпус  или  наружная  оболочка  жука.  Это  самое
крепкое вещество по своему  весу  и  толщине,  может  выдерживать  большие
колебания, и если бы можно было изготовить  его  искусственным  путем  для
самолетов и ракетных кораблей...
     -  Одну  минуту,  Фред!  -  несколько  опешил  доктор   Фоксвелл.   -
Послушайте, дети. Одно из  правил,  одно  самое  строгое  из  всех  правил
гласит,  что  никто  не  должен  проводить  экспериментальные  работы  без
одобрения  господина  Геррольда.  Ни  ракетных  кораблей,  ни  космических
кораблей, ни взрывов целого пространства и всех вместе с ним!
     - В таком случае, когда м-р Геррольд приезжает?  И  что  он  из  себя
представляет? - спросил Фред.
     - Он - молодой человек  лет  двадцати  с  небольшим,  -  ответил  д-р
Уэллес, - и довольно умный юноша сам по себе. Ему хотелось учить,  но  ему
не   нравилось,   как    называет    Элси,    "тупые    люди",    и    для
научно-исследовательских работ ему требовались деньги и время. Я знаю  его
в течение десяти лет, поэтому я попросил его  присоединиться  к  нам.  Его
распоряжения, с которыми он  полностью  согласен,  состоят  в  том,  чтобы
разрешать вам делать почти все, что вам нравится, и следить за тем,  чтобы
вы были в целостности и сохранности. Он отвечает за то, чтобы  следить  за
всем тем, что может быть опасным, и он - а не вы - будет судить об этом.
     - Уцелевшим акционерам может быть довольно трудно  объяснить,  почему
их дела пошли в гору, - объяснил д-р Фоксвелл.
     - Он довольно молод, так ведь? - засомневался Джей.
     Д-р Фоксвелл так яростно закашлял, что Тим посмотрел подозрительно.
     Большой доктор достал из кармана коробочку с таблетками  от  кашля  и
бросил одну в рот. Элси поймала его взгляд и улыбнулась.
     - М-р Геррольд после окончания учебного заведения занимался  физикой,
-  говорил  д-р  Уэллес,  -  и  я  твердо  уверен,  что  по   лабораторным
исследованиям и экспериментам он далеко ушел от всех моих вундеркиндов. Мы
отказались от идеи Тима о раздельных лабораториях и остановились на  одной
большой совместной лаборатории, чтобы м-р Геррольд мог  легко  следить  за
всем происходящим. Никто не должен вмешиваться в работу другого  или  даже
рассматривать ее без разрешения.
     - Прежде, чем начать свою работу, он что, должен утвердить? Когда  он
приезжает? - спросил Фред. Брови его сморщились от досады.
     - Он будет здесь в  понедельник.  Да,  тебе  придется  подождать  его
утверждения, - сказал д-р Уэллес.
     - А что, он должен  утвердить  прежде,  чем  я  начну  то,  что  хочу
сделать? - сказала Элси. - В любом случае это не может быть опасным.
     - Что это?
     - Тетя держит кур, и почти каждый день бывают яйца с двумя  желтками.
Я собираюсь построить инкубатор и вывести их как можно быстрее.  Согласны,
не так  ли?  Тим  и  я  думали,  что  д-р  Фоксвелл  поможет  нам  сделать
рентгеновские снимки.
     - Но зачем? - спросила Стелла.
     -  Не  думаешь  ты,  что  тератология  ужасно  интересна?   -   Элси,
по-видимому  считала,  что  вопрос  решен.  Доктора  переглянулись  и  д-р
Фоксвелл предложил д-р Уэллесу таблетку от кашля.
     - Это я впервые услышал об этом деле, - сказал большой доктор, - но я
беру на себя ответственность за рентгенографию, д-р Уэллес.


     - Что Вы думаете о Фреде?  -  спросил  д-р  Фоксвелл  позднее  Питера
Уэллеса.
     - Не знаю, - допустил Уэллес. - Должен  признаться,  что  он  немного
беспокоит меня - эта агрессивность и самоуверенность,  которые  он  внешне
демонстрирует, могут свидетельствовать о глубокой основной небезопасности.
С другой стороны, они могут просто скрывать скромность в новой ситуации  и
могут исчезнуть через несколько дней, по мере того, как он будет привыкать
к другим детям. К сожалению, другого  способа  не  существует,  кроме  как
ждать, чтобы увидеть.
     - Его воспитывали в ряде домов, не так ли? - сказал д-р Фоксвелл.
     - Да. Когда его родители умерли от  продолжительной  лучевой  болезни
спустя два года после взрыва в Хильем-Сити,  государство  платило  за  его
воспитание разным отдельным семьям. Он приобрел за  это  время  прекрасные
знания, но совершенно ясно, что его интересуют только они. Боюсь,  что  он
может  считать  школу  просто  каким-то   благотворительным   учреждением,
основанного,  чтобы  действовать  в  его  пользу,  без  требования  взамен
каких-либо усилий с его стороны. Конечно, живя  в  подобных  условиях,  он
может почувствовать, что единственный повод заинтересованности в нем людей
заключался в тех деньгах, которые государство платило им.
     В течение двух недель жизнь  в  школе  шла  по  заведенному  порядку.
Официально  первый  год  дети  изучали  алгебру   литературу,   английскую
грамматику и сочинение, и начальную социологию. Кроме того,  им  разрешили
начать изучать язык, и поскольку они были  известны  как  вундеркинды,  их
программа была обогащена тем, что им позволили  обучаться  игре  на  любом
музыкальном инструменте по своему выбору, и читать больше, чем это  обычно
делали дети четырнадцати лет. Они писали частые  отчеты  о  своей  работе,
которые хранились в тетради для репортеров и случайных посетителей.
     Фактически дети собирались в школьном зале каждое  утро  в  девять  и
проводили три часа, слушая телевизионные  университетские  курсы.  В  этом
1973 году курсы эти шли третий год. В течение трех дней в неделю  давались
получасовые   курсы   по   астрономии,   физике,   психологии,   биологии,
органической и неорганической химии. В другие три дня недели  были  лекции
по искусству Ренессанса, экономике, экономической  географии,  европейской
истории, истории Соединенных Штатов и философии.
     Мысль заключалась в том, чтобы студент  мог  выбрать  от  четырех  до
шести этих курсов, изучить  их  дома,  и,  посещая  ежегодные  экзамены  в
университете, мог получить удостоверение по предмету о прохождении  курса.
Позднее предполагалось передавать больше курсов. В конечном счете  студент
мог закончить весь курс студента последнего курса даже не входя  в  класс.
Однако, по математике требуется так много письменных работ, что  ей  учили
все еще только на курсах заочного обучения. Языки преподавали  соединением
фонографических записей и курсов заочного обучения.
     Вундеркинды  изучали  подобные  предметы  по  своему  выбору.   Элси,
например, билась над аналитической геометрией.
     После обеда дети были свободны, чтобы  работать  над  своими  личными
проектами. Для некоторых самой  притягательной  была  лаборатория.  Другие
отправлялись в свои  комнаты  и  писали.  Забота  о  домашних  животных  и
ежедневная  работа  по  дому  забирали  значительную  часть  времени,  что
касается игр, то их ни в коем случае не пропускали.
     - Во всяком случае нам никогда не придется беспокоиться о том,  чтобы
чем-то их занять, - заметила мисс Пейдж. - Им надо сделать больше,  чем  у
них есть на это время. Находиться вместе, это для них тоже большой стимул.
Они действительно слушают все эти курсы?
     - Конечно нет, - ответил м-р Геррольд. - Большинство из них уже знает
работу и слушают только для обзора, когда пожелают.
     М-р Куртис, слепой историк, собирал детей вместе в час,  удобный  для
всех, и рассказывал им об истории и о книгах, которые советовал  почитать.
Им всем нравился этот слепой, который будучи не в  состояние  видеть,  что
они были только детьми, постоянно забывал о их молодых летах и обращался к
ним, как если бы они были совершенно взрослыми. Это было его надеждой, что
каждый  из  них  напишет  какую-нибудь  работу  на  основании  истории   -
исторический роман, биографию, возможно драму или учебник  -  и  некоторые
уже выбрали тему и начали собирать заметки для нее.


     В ту полночь во дворе были большие беспорядки.
     - Эй! - закричал Макс из своего окна.
     - Что случилось?
     - Собаки все выпущены, - в ответ прокричал  Джей.  -  Должно  быть  я
оставил площадку не закрытой на крючок. Иди помоги!
     Макс и другие  ребята  быстро  натянули  штаны,  свитера  и  туфли  и
поспешили во двор.
     Темнота была ночным кошмаром из лающих, стремительно лечащихся теней.
Только Григо, собаки-поводыря мистера Куртиса, не было вообще. Гварда и ее
шестеро щенков, и Компаньонка и ее семеро щенков, все  очень  наслаждались
начавшимися гонками восьмерками,  поскольку  они  начинались  у  клеток  с
кошками позади дома Тима мимо северной стороны дома для  мальчиков,  через
дорогу, мимо южной стороны дома для девочек, вокруг кошачьих  клеток,  где
содержались домашние животные Элси и Стеллы, обратно мимо северной стороны
мальчишечьего домика и снова вокруг кошачьих  клеток  Тима.  Кошки  своими
голосами проявляли неодобрение к нанесению визита в такое неурочное время.
     Чем больше ребята старались поймать галопирующих полувзрослых щенков,
тем безумнее становилось происшествие. Джей и его тетя не могли  заставить
их услышать команды, которые они кричали собаками. Щенки были необученные,
и  хотя  миссис  Куртис  и  Джей   пытались   сосредоточиться   на   ловле
собак-матерей, Гварда и Компаньонка почувствовали вкус к  происходящему  и
не хотели повиноваться.
     Дядя Элси поспешно вышел с коробкой в своих руках.
     - Кости! - закричал он. - У меня кости. Может быть, если вы,  ребята,
перестанете вопить и бегать вокруг, нам удастся собак загнать.
     - Хорошо, - сказала миссис Куртис.
     - Стойте  тихо,  все  -  чем  больше  мы  гоняем  их,  тем  хуже  они
становятся. Стойте здесь под прожектором. Не  бросайте  кости;  старайтесь
заманить собак обратно в их загоны.
     Это было далеко не так просто, но наконец удалось.
     - Джей, ты должен быть очень осторожен, когда  закрываешь  не  крючок
двери выгульных двориков, - сказала миссис  Куртис,  когда  наконец  дверь
была заперта за щенками.
     - Тетушка, я действительно запер ее, - сказал Джей. -  Я  помню,  что
подергал ее, чтобы убедиться, потому что она  была  открыта  один  раз  на
прошлой неделе, и двое  щенков  Гварда  выбежали.  Тогда  я  не  мог  себе
представить, как я мог быть таким беспечным.
     - Происходят странные вещи, - зевая сказал Тим. - Я был  уверен,  что
всегда запираю своих кошек, но мой большой персидский кот вчера выбрался.
     - Давайте пойдем спать, - устало произнесла миссис Куртис. -  Спасибо
Вам за кости, мистер Уотерс.


     Вечером доктор Уэллес и доктор Фоксвелл иногда слушали  сделанные  по
радио записи разговоров детей, которые происходили в школьном  зале  перед
лекциями.
     - Смотри, это не имеет смысла, - сказал голос Элси.
     - Что не имеет? - спросил Тим.
     - Эта математика. Она говорит, что 4 на 0 равно бесконечности.
     - Это так. - Звучало похоже на Макса.
     - Как это может быть? Четыре на ноль  означает  четыре,  деленное  на
ноль. Если ты делишь на ничто, ты не делишь совсем.  Ответом  должно  быть
четыре.
     Несколько голосов пытались ответить ей, но  врачи  не  могли  понять.
Ясно, что и Элси не могла, поскольку гвалт заглушил ее голос.
     - Эй! По одному. Что ты сказал, Тим?
     - Я сказал, что это правильный ответ. Это - условие.
     - Ты имеешь в виду  то,  что  они  просто  составили  такой  ответ  и
сказали, что это должно быть правильно? Как ты можешь делать подобное?
     - Это правильно. Как говорится, любое число до нулевой степени -  это
единица.
     - Глупости! Как ты можешь использовать в уравнениях подобную чепуху и
получать их правильными?
     - Они выходят правильными. Это, как мы знаем, что они правильные.
     - Ты  считаешь,  что  люди  строят  мост  и  летают  на  самолетах  с
информацией подобной этой? До меня не доходит.
     - У тебя неправильное представление, Элси. - Это снова  был  Макс.  -
Это не четыре деленное на ничто. Нуль не является ничем. Нуль это нуль.
     - Ну, если он не является ничем,  мне  хотелось  бы  узнать,  что  он
значит.
     - Это нуль, вот что он  значит.  Ты  хочешь  прочесть  это  следующим
образом: соотношение четырех к нулю.
     - О! И что  это  значит  -  если  значит?  Ты  считаешь,  что  четыре
бесконечно больше, чем нуль? В том тоже нет смысла.
     - Да есть, - горячо сказал Макс.
     - Нет, нет. Четыре не является  бесконечно  больше,  чем  ничто.  Это
больше только на четыре. Если у меня нет денег, а затем я  достала  четыре
доллара, буду ли я бесконечно богатой?
     - Я сказал соотношение, Элси.
     - Хорошо, пусть соотношение. В сравнении с ничем четыре - это все  же
четыре. Это не бесконечность.
     - Послушайте, вы, - сказал другой голос. - Не тратьте попусту  слова.
Вам никогда не объяснить так, чтобы она могла понять.
     - Если бы в этом был смысл, Фред, они бы смогли, - вставила замечание
Элси.
     - Должен быть какой-то способ объяснить это, - упрямо сказал  Тим.  -
Соотношение...
     - Думаю, я знаю, что означает соотношение, - ядовито сказала Элси.  -
Соотношение означает отношение. Это означает  одно,  деленное  на  другое.
Скажите мне, что такое нуль, деленный на четыре?
     - Нуль, - хором сказали мальчики.
     - Да, это правильно. Ничего - это все же ничего, чтобы ты не делил на
него. Но четыре, не деленное совсем...
     - Послушай, Элси, не можешь ты заткнуться? - раздался девичий  голос.
До начала программы мне осталось написать эту страницу, чтобы закончить.
     В течение нескольких минут лента  записывала  только  обычные  слабые
звуки в комнате, в которой собралось несколько  человек.  Затем  раздались
первые слова университетского лектора по органической химии.
     "Сегодня мы собираемся изучать эфиры, - медленно сказал профессор.  -
Эфир очень легок для понимания. Из ваших курсов по неорганической химии вы
помните, что при взаимодействии основания и  кислоты  образуется  соль.  А
сейчас  при  взаимодействии  органической  кислоты  и  органической   соли
получается эфир. Эфир - это органическая соль.  Я  повторяю,  Эфир  -  это
органическая соль.
     - О, понимаю! - закричала Элси. - Просто как жена Лота!
     Шум, и сквозь него раздался голос Стеллы:
     - Это действительно было ее именем?
     Затем столпотворение.


     На следующее утро Элси вышла к завтраку поздно. Она прямо  подошла  к
Тиму и Максу, которые сидели вместе.
     - Мне жаль, что вчера я была такой глупой, - сказала Элси.  -  Я  все
сейчас поняла. Макс был прав; я читала  неправильно,  иначе  я  бы  поняла
сразу. Это не четыре, деленное на нуль, или соотношение четырех  с  нулем,
это четыре сверх нуля. Тогда, конечно, каждый может  видеть,  что  ответом
является бесконечность, потому что... - она оглянулась, чтобы убедиться  в
том, что ее слушают все, - потому что, если за четырьмя нет ничего,  чтобы
оказывать на него гравитационное притяжение, то  оно,  конечно,  входит  в
свободное падение навсегда, всю дорогу к бесконечности.
     Питер Уэллес сожалел, что не  мог  следить  за  всеми  лицами  сразу.
Некоторые из слушателей услышали тотчас же и ничего не могли  поделать  от
радости. Стелла, которая не была математиком, выглядела  смущенной;  Макс,
который относился к своей математике серьезно, с тревогой смотрел на  Элси
до тех пор, пока не увидел, что она дразнит  его;  а  Фред  фыркнул:  "Она
думает, что остроумна", - и продолжал завтракать.
     Доктор Уэллес  чувствовал  себя  обязанным  прочесть  Элси  небольшую
лекцию позднее, конфиденциально, о стремлении  произвести  эффект.  Но  на
самом деле ему этого не хотелось.
     - Я действительно не понимала в этой старой математике,  -  умоляющим
тоном произнесла Элси. - И  потом,  когда  я  подумала  о  другом  способе
изложения мысли, было так смешно. Кроме того, сейчас никто из нас  никогда
не забудет правильный ответ.
     - Ты должна была сделать усилие, чтобы понять это,  а  не  запоминать
правильный ответ механически, шутя.
     - О, я действительно понимаю это, - ответила Элси. - Я  обдумала  это
потом. Шесть на два - это три, потому  что  требуется  три  двойки,  чтобы
образовать  шесть.  Но  сколько  нулей  в  четырех?  Конечно,  бесконечное
количество.
     - А жена Лота?
     Элси захихикала.
     - Это просто выскочило, - сказала она. - Я не думаю,  что  что-нибудь
еще сможет быть подходящим когда-нибудь опять - а Вы?
     - Предположим, что ты подождешь чего-нибудь довольно стоящего, прежде
чем испортишь целую лекцию опять, - сказал Питер, не удержавшись от смеха.


     В течении третьей недели существования школы была предложена газета.
     - Мы не можем иметь газету, - выразил свое мнение Тим.  -  Мы  должны
изображать тупых. Какой толк от газеты, которую мы не можем показать?
     - Мы должны что-то показать, - сказал Макс. - Напечатаем то,  что  мы
можем показать. Мы должны что-то посылать домой.
     - Не очень-то интересно писать глупую газету, - проворчала Элси.
     - Определенным образом,  интересно,  -  задумчиво  произнес  Фред,  и
некоторые ребята повеселели при размышлении над этой мыслью.
     - Мы можем написать то, что людям известно о нас, - согласилась Бет.
     - Кошки Тима и собаки Джея - в конце концов Тим  проводит  совсем  не
плохой эксперимент, чтобы о нем написать, а Джей дрессирует видящих  собак
-  и  несколько  книжных  обзоров  и  несколько   газетных   сообщений   о
путешествиях, которые мы делаем, и все такое прочее.
     - Мы могли бы использовать кое-что из  того,  что  написали  давно  и
никто не будет печатать, - сказал Тим.
     - И некоторые поэмы Стеллы, - злонамеренно сказал Фред. - Это было бы
как раз то, что надо, чтобы привести посторонних в замешательство.
     На выручку быстро пришла Бет:
     - Я нарисую для каждого выпуска юмористические  рисунки.  Все  знают,
что я могу рисовать.
     - Изредка мы могли бы помещать что-нибудь стоящее, - сказала Элси.  -
Это будет литературная газета или обычная?
     После значительного обсуждения большинством было решено,  что  газета
будет содержать, главным образом, новости. Главным редактором будет  Макс,
а ребята должны будут печатать на мимеографе по очереди. На одного ученика
придется максимум одна страница, включая, по  меньшей  мере,  одну  полную
страницу заметок с новостями.
     - Как мы ее назовем? - спросила Элси.
     - Назовем ее "Неновая", - предложил Тим. -  Это  намек  всем  нам  не
помещать в нее действительно что-нибудь новое.
     - У этой школы до сих пор нет названия, так ведь? - спросила  Стелла.
- У нас должно быть название. Тим?
     - Я не смог придумать чего-нибудь стоящего, - признался Тим. -  Может
быть кто-нибудь из вас сможет придумать  какое-нибудь.  Я  думал,  что  мы
могли бы  назвать  ее  школой  А.А.А.  по  имени  Аристотеля,  Альберта  и
Аквинского, но мне оно нравится не очень.
     - Это ужасное название, - искренне сказала Стелла.
     - Да, но оно подходит. Три таких больших мыслителя, вы знаете.
     - О, если оно подходит, - сказал Фред, - конечно пользуйтесь им. Если
туфля подходит, надевай ее. Но я всегда считал, что тройное А так же узко,
как она.
     Все дети покатились со смеху.
     - Фред умен, - сказал Тим Элси, немного неохотно.
     - Ты должен признать, что это было ужасное название, - сказала  Элси.
- Ты бы лучше выбрал одного из них и назвал школу его именем.
     - О, мы можем подумать над настоящим именем, - сказал Макс. - Давайте
ненадолго оставим его в покое. Кто собирается подать что-нибудь  для  этой
газеты? Мы хотим выпустить ее в эту субботу, не так ли?
     Среди материалов, которые не появлялись в "Неновой", были настойчивые
усилия Макса по  дальнейшему  наставлению  Элси  в  математике.  Макс  был
блестящим математиком, и он очень восхищался Элси,  в  которой  он  быстро
заметил другой тип ума. Во время обеда спустя несколько дней  после  того,
как он и Тим потерпели такую значительную неудачу в том,  чтобы  заставить
Элси понять о нуле, Макс, не зная, что Элси уже нашла  объяснение,  поднял
этот вопрос снова.
     - Послушай, Элси. Нуль - это бесконечно малая величина.
     - Нет, не так. Он - ничто.
     - Это шутка. Если  ты  поставишь  четыре  на  нуль,  нуль  становится
какой-то бесконечно малой величиной в сравнении.
     - В этом нет никакого смысла! - вскричала Элси.
     - Есть, - сказал Макс, между  тем  как  все  с  надеждой  слушали.  -
Человек представляет собой бесконечно малую величину; в сравнении с  Богом
человек - ничто.
     - Нет, не так", - кричала Элси. - Бог не сделал ничто! Он оставил это
Арабам!
     - Ты добился своего, Макс, - крикнул Тим в восторге, а  д-р  Фоксвелл
был вынужден постучать по  столу  и  потребовать  тишины,  между  тем  как
незадачливой Бет, которая пила свое молоко, пока Элси  говорила,  пришлось
высушивать себя, как она могла, несколькими предложенными  салфетками,  но
выйти из комнаты она отказалась из-за боязни что-нибудь пропустить.
     Горячий шепот Элси потонул в горячем разговоре на другом конце стола,
где Фред и новый мальчик, Джайлз Брэдли,  обсуждали  абсолютный  нуль,  не
приходя к чему-либо. Вскоре оказалось, что Фред говорил  о  математическом
абсолютном нуле, в то  время  как  Джайлз,  естественно,  считал,  что  он
говорит  о  температуре.  Стелла  и  Бет  ухватились  за  слово  и  начали
обсуждение абсолютного в философии, в котором скоро приняли участие Тим  и
Джей, которым противостоял Фред, стоявший  на  том,  что  абсолютного  нет
совсем.
     Д-р Фоксвелл стучал напрасно, по мере того, как дискуссии становились
все сильнее, а затем он зашагал в коридор и подал звонок к обеду.
     - Тихо, пожалуйста, - просил он. - Разговор во время еды должен  быть
недискуссионным. Следующий, кто  скажет  еще  что-нибудь  помимо  "Передай
соль, пожалуйста", покинет помещение.
     Дети поняли и успокоились.
     - Предположим, что каждый из вас подготовит и представит мне эссе  по
какому-нибудь аспекту абсолютного или о каком-нибудь правильном применении
этого слова, - сказал Питер Уэллес. - Мы соберем доклады, а затем  обсудим
вопрос.  Таким  образом,  дискуссия  будет  проходить  в  полном  порядке.
Позаботьтесь правильно определить все свои выражения.
     Заботящиеся о детях взрослые уделяли один вечер в неделю для встречи,
которая иногда откладывалась,  когда  д-р  Уэллес  уезжал  из  города  для
разговора с одним из вундеркиндов. После возвращения из такой  поездки  он
всегда звал на  встречу  и  ему  сообщали,  что  случилось  во  время  его
отсутствия.
     - Интересно, есть ли какие-либо выводы  об  этих  детях,  которые  мы
можем пока сделать, - предположила миссис Куртис на одной из таких встреч.
- Мы провели с ним шесть недель. Похожи ли они как-то?
     - Я бы сказал, что нет, за исключением их очень высокого  интеллекта,
- сказал д-р Фоксвелл. - Те, которые у нас  есть,  ни  в  коем  случае  не
принадлежат к одному психологическому типу, а те, которых мы ждем, к  тому
времени, когда у нас  будут  все  они,  вероятно  будут  представлять  все
существующие типы.
     - Некоторые из них обладают односторонним развитием, - высказался м-р
Геррольд. - Всем им требуется гораздо больше лабораторных  работ.  Это  их
самый большой недостаток. Некоторые из них имеют хорошую научную эрудицию,
а другие потратили слишком много времени на литературу, языки,  историю  и
тому подобное.
     М-р Куртис сказал:
     - Все научные знания не имеют никакого значения в  сравнении  с  тем,
что человеческие существа сделали со  своими  научными  знаниями,  молодой
человек. История содержит все знания, так как она показывает нам, что люди
сделали со своими знаниями. Человеческая природа в действии, вот главное.
     - Прошу прощения, сэр, -  сказал  молодой  человек  упрямо,  -  Я  не
согласен с Вами. Это научный период. То, что было  сделано  в  прошлом,  в
очень разных условиях, мало нас касается сегодня.
     - Человеческая природа не меняется, - сказал м-р Куртис.  -  Если  бы
ученые во время второй Мировой войны имели самые  элементарные  знания  по
истории, они бы разобрались лучше, чем сбрасывать на человечество бомбу.
     - Вы можете так говорить? Вспомните, что породило этих  вундеркиндов!
- сказал м-р Геррольд.
     - Случай их породил или чудо, - сказал историк. - Ничто другое, кроме
зла, вышедшего из бомбы. Россия применила бы ее против всего мира, если бы
Сталин не  умер,  когда  ее  сделали.  Мы  не  можем  всегда  зависеть  от
Провидения, чтобы спасти нас от самих себя. Это случалось и прежде - в  те
дни, когда всей цивилизации угрожали татарские орды - когда смерть  одного
человека спасала мир от разрушения. Однако, это все бесполезный довод. Д-р
Уэллес отвечает за школу, м-р Геррольд, и  мы  должны  полагаться  на  его
мнение.
     - Он мог сказать, что мы не должны ничему учить, кроме как психологии
и психиатрии, - сказал д-р Фоксвелл. - Я мог думать, что  медицина  важнее
всего. Но как врач, я бы посоветовал сбалансированную диету.  В  том,  что
говорит м-р Геррольд, что-то  есть;  от  самых  больших  недостатков  надо
избавляться, а дети слабы в лабораторной технике и в прикладной науке.  По
своему усмотрению они могли изучать гуманитарные науки.
     - Конечно они должны знать некоторую часть истории, - вежливо  сказал
молодой м-р Геррольд.
     - Конечно они должны знать  некоторую  часть  науки,  -  с  такой  же
учтивостью сказал слепой историк.
     - Фактически, кажется нет большой опасности в излишней специализации,
- сказал д-р Уэллес. - Все дети имеют широкий круг интересов, а те, кто не
сведущ в определенной области, или не очень в ней заинтересован,  получает
этот интерес от других или некоторым образом ему  делается  вызов  большим
знанием других. В качестве их учителей я думаю, что мы должны поощрять эту
тенденцию как можно больше. Мы должны сделать из них уравновешенных людей.
Мы не можем управлять конечными судьбами их, но все их интересы и  функции
должны быть развиты.
     - Как хорошо они работают вместе? - спросил м-р Куртис.
     - Им нравится быть вместе, - сказала мисс Пейдж, - но они  обижаются,
когда их организовывают.
     - Они работают вместе без разглагольствования  и  ура-патриотизма,  -
согласился д-р Фоксвелл. - Но чтобы бы произошло, если  бы  мы  попытались
заставить их сотрудничать согласно обычным школьным стандартам?
     - Сотрудничать, - повторила мисс Пейдж насмешливо -  презрительно,  -
"означает делай то, что я тебе говорю надо делать, и делай это быстро".  Я
бы не отважилась привести эту строчку им. Даже обычные  дети  не  выносили
ее.
     - Ты всегда вела честную игру, Пейджи, - сказал Питер Уэллес.
     - Я не понимаю, - сказал м-р Куртис.  -  Должны  дети  придерживаться
правил?
     - Конечно должны. Мы имели в виду такой тип школы, которая настаивает
на том, что все дети должны оставить свои собственные интересы и  занятия,
чтобы принять участие в том, что школа решила; этот  тип  настаивает,  что
все ученики должны посещать игры с мячом или что  каждый  должен  быть  на
всех танцах.
     Линия поведения мисс Пейдж всегда состояла в том, что  правилам  надо
подчиняться, в  остальном  дети  были  свободны;  никакого  краснобайства,
слезливости или жонглирования  о  развлечениях  ребенка  в  его  свободное
время.
     - Что нет "школьного духа"? - усмехнулся м-р Геррольд.
     Мисс Пейдж улыбнулась ему.
     - Я была девочкой, которая продала два рассказа настоящим журналам во
время лета перед старшим классом в средней школе,  -  сказала  она.  -  Во
время моего старшего класса я все свои рассказы  и  большую  часть  своего
свободного  времени  отдала  школьной   газете.   Я   также   делала   все
рекламирования, которые никто  больше  не  хотел  делать  для  ежегодника.
Однако я окончила школу с высокими отметками, я не с самими высокими, и  я
поняла почему. По-видимому, я была необщительной и  не  обладала  школьным
духом.  Я  не  посещала  никакие  игры  с  мячом  и  не   была   на   балу
старшеклассников.
     - Почему так? - спросил м-р Геррольд.
     - Мне больше нравилось играть  в  мяч,  чем  наблюдать  за  игрой,  -
сказала мисс Пейдж. - Что касается бала, то никто  из  мальчиков  меня  не
пригласил.
     Молчание было недолгим, а затем доктор Фоксвелл прочистил свое  горло
и заговорил.
     - Я должен упомянуть о важном и довольно тревожном  факте,  -  сказал
он. - В последнее время у нас было несколько злых шуток.  Считаю,  что  мы
должны прямо посмотреть на этот факт и узнать,  какой  ребенок  виновен  в
них.
     Повисла тишина, взрослые с тревогой смотрели друг на друга.
     - Что произошло? - спросили вместе доктор Уэллес и м-р Куртис.
     - Собак выпускали дважды пока, - сказал доктор Фоксвелл, - и еще один
раз щенка нашли в цыплячьем дворике. Мистер Уотерс был в ярости.
     - Похоже, что это могла быть Элси, - сказал мистер Куртис. - Кажется,
она имеет очень небольшую естественную привязанность к своим тете и дяде.
     - Это было ее собственным предложением, чтобы их пригласили  приехать
сюда, - сказал доктор Фоксвелл.
     - Временами у нее такой неистовый характер, - сказал мистер Геррольд.
     - Она старается подавить это неистовство, - в задумчивости произнесла
миссис Куртис. - Она  может  быть  разряжается  такими  малыми  способами.
Существует такая вещь, как излишнее старание быть хорошей.
     - Я скорее бы ожидала от нее взрыва, как от вулкана, так, чтобы  окна
разлетелись в разные стороны, - ответила мисс Пейдж. - Я бы  сказала,  это
только мое мнение, конечно, что у Элси имеется достаточно  выхода  для  ее
избыточной энергии и без розыгрышей подобного сорта. Кроме  того,  были  и
другие шалости. В двух случаях одна из кошек Тима была выпущена. И...
     - Непохоже, чтобы это была Бет, - сказал доктор Фоксвелл. -  Одна  из
этих шалостей обернулась против нее.  Кажется  она  запаздывала  со  своей
страничкой юмора Скаттерлиз и работала над ней весь вечер, говоря, что она
должна быть отправлена авиапочтой на следующий день, чтобы попасть в срок.
В тот вечер она оставила материал  в  почтовом  мешке,  проштампованный  и
готовый. Один из ребят поставил почтовый мешок на  следующее  утро  в  мою
машину и я положил все это в лоток в главном  почтовом  отделении,  как  я
всегда это делаю, не обращая внимания на то, что происходило в  тот  день.
Спустя два дня миссис Уотерс, убирая помещение,  нашла  этот  материал  за
книжным шкафом в гостиной дома для девочек. Мы отправили  его  специальной
почтой и страничка юмора опоздала только на один день. Но мы  боимся,  что
этот человек, который сыграл такую шутку,  надеялся,  что  это  потеря  не
будет обнаружена. Они все знают, что телеграмма не может  попасть  к  нам,
поскольку никто не знает, кто такая Бет.
     - Если розыгрыши были также направлены против Тима и Джея,  непохоже,
чтобы они были виноваты, - сказал мистер Геррольд, - если  только  это  не
было способом отвлечения подозрения.
     - Я доверяю Тиму абсолютно, - сказал доктор Уэллес.
     - И конечно это не Джей, - сказал мистер Куртис.
     - Это могла быть Стелла, - сказал доктор  Фоксвелл,  -  если  она  по
какой-либо причине обижается на других детей. Почти любой ребенок  мог  бы
испытать ревность ко всем  другим,  просто  за  то,  что  они  существуют.
Оправилась ли вообще Стелла от шока, узнав о существовании  других  детей,
таких же умных, как она сама?
     - Я бы сказал, что оправилась,  -  сказал  доктор  Уэллес.  -  Но  ей
нравится тайна и волшебство. Она могла бы претвориться, что  она  колдунья
или привидение, или что-то в этом роде.  Она  лишена  юмора  и  она  могла
подумать, что вещи такого сорта  смешны  или  она  могла  попытаться  быть
смешной, не зная как.
     - А что Макс? Эта его игра...
     - Пожалуйста опишите игру, - сказал мистер Куртис.
     - О, Вы идете по кругу  доски,  как  в  старой  монопольной  игре,  -
сказала мисс Пейдж. - Каждый раз по кругу Вы собираете жалованье. Если  Вы
попадаете на голубое место, Вы получаете мальчика; если на розовое место -
девочку. Вы получаете розовую или голубую карточку, чтобы следить за своей
семьей. Другие квадраты направляют  Вас  за  покупкой  платья  для  каждой
девочки, костюма для каждого  мальчика,  обуви  для  всей  семьи,  платить
ренту, оплачивать счет бакалейной лавки - это решается бросанием кубиков и
подсчетом суммы, которую Вы должны заплатить за бакалейные товары - и  все
подобного сорта. Есть карта,  которая  заставляет  Вас  повысить  платежи.
Другой квадрат говорит Вам вытащить карту счастья; она может быть  хорошей
или плохой - наследство, счет врача, близнецы, покупка  новой  машины  или
других дорогих предметов. Иногда оплату можно произвести в срок.
     - Сложная игра, - пробормотал доктор Фоксвелл.
     - Она очень смешная, - сказала мисс Пейдж. - Первый раз,  когда  я  в
нее играла, у меня набралось семнадцать детей, а затем я  получила  "обувь
для каждого ребенка" три круга подряд.
     - Это звучит  довольно  необщительным  для  меня,  -  заметил  мистер
Куртис. - Кто-нибудь мог бы подумать, что она дает урок о том,  что  семья
слишком много стоит.
     - Макс всегда был беден и знал о своей бедности.
     - Да, - сказал доктор Уэллес, - но может быть, раз он  заработал  так
много денег в своей игре, он чувствует себя удовлетворенным. Я  знаю,  что
он придумал эту игру еще до того, как приехал сюда, поэтому  даже  если  у
него и было тогда подобное чувство, у  него  его  может  не  быть  сейчас.
Розыгрыши  произошли  здесь.  Какую  причину  мог  бы  он   иметь,   чтобы
преследовать других детей?
     - А Фред? - спросил  мистер  Куртис.  -  Он  кажется  полностью  выше
подобных штучек.
     - Конечно, из всех ребят именно он может видеть, как мелочны и  глупы
подобные розыгрыши, - сказал  мистер  Геррольд,  который  нашел  во  Фреде
усердного ученика и поэтому полюбил мальчика.
     - Все они обладают  достаточным  интеллектом,  чтобы  видеть  это,  -
сказал доктор Фоксвелл. Доктор Уэллес, что думаете Вы?
     - Я бы ничего не говорил о подобных штучках никому из  детей,  кроме,
может быть, Тима; но мы все должны продолжать наблюдение. Я больше не буду
уезжать и не буду привозить сюда других детей, пока мы не выясним это дело
или пока эти розыгрыши не прекратятся. Может произойти что-то серьезное, -
сказал Уэллес, его мозг все еще переваривал большую часть  этих  тревожных
сведений.
     - Вы не думаете, что это  опасно,  так  ведь?  -  воскликнула  миссис
Куртис. - Розыгрыши не имеют никакого значения, так ведь?  Они  неприятны,
конечно, но не опасны.
     - Думаю, что еще слишком рано что-то  утверждать.  Однако,  -  сказал
доктор Уэллес, -  давайте  уладим  это  дело  прежде,  чем  примем  больше
студентов.


     Спустя день или два, мисс  Пейдж,  сидя  в  полдень  у  своего  окна,
услышала, шум, раздавшийся в боковом дворе.
     - Ты слышал, что сказала Элси? - пронзительно кричала Элси. - Сегодня
приходил заблудившийся пожилой человек, который был  учителем  в  каком-то
среднем колледже, и  он  вцепился  в  меня  и  Элси  и  начал  читать  нам
проповеди, и он говорил об эссе по "Климатам мнения", вы знаете, то...
     - Да, я читал его, - сказали Фред и Макс.
     - И он спросил,  прочитали  ли  мы  его,  и  когда  мы  сказали,  что
прочитали, он спросил, не могли  бы  объяснить,  чему  оно  учит.  И  Элси
посмотрела на него так любезно и сказала: "Да, сэр, оно учит тому,  что  в
дождливый день мы все должны быть каплями.
     Раздался взрыв радости у детей.
     - Хотелось бы мне быть там, - сказала Бет.
     - Он был ужасной старой занудой, - сказала  Стелла.  -  Вам  повезло.
Элси и я должны были показать ему все кругом и слушать его в течение почти
часа.
     - Элси не должна была говорить то, что сказала, - сказал Фред. -  Она
нарушила правило притворяться  тупой.  И  во  всяком  случае,  она  всегда
рисуется.
     - Он был слишком туп, чтобы понять это, - сказала Элси.
     - Я бы не назвал это нарушением правила,  -  сказал  Тим.  -  Она  не
сказала, что мы написали, или назвала псевдонимы, или  еще  что-нибудь.  В
конце концов мы можем иногда делать блестящее замечание, я думаю. Это ведь
не школа для слабоумных.
     - О, все, что она делает,  ты  считаешь  превосходным!  -  воскликнул
Фред.
     - Это не так, - сказал Тим.
     - А я считаю, что она должна быть наказана.
     - Только попробуй, - предупредил Тим.
     - Попытайся остановить меня и я стукну тебя  так,  что  твоя  вершина
будет внизу, - сказал Фред.
     - А я стукну тебя через эпицикл и две трохоиды, - тем же ответил Тим.
     Мисс Пейдж, позади оконных занавесок не издала ни звука.
     - Я отделаю тебя так, что и мать родная  не  узнает!  -  торжествующе
прокричал Фред.
     - Это избитая фраза, - с презрением заметила Стелла.
     - А вот и нет, - возразил Фред. - Это математическая кривая.
     - Какой формы? - спросила Элси.
     - Я тебе покажу, - сказал Фред, которому не терпелось  показать  свое
остроумие.
     И сразу же спор из-за пустяков был забыт по мере того, как  все  дети
чертили в пыли разные дорожки и дружелюбно обсуждали самую лучшую  тактику
исколошматить  кого-нибудь,  а  также  происхождение  избитой   фразы,   в
применении которой обвинили Фреда. Через некоторое время они все бросились
на поиски "Хорошо известных цитат" и мисс  Пейдж  смогла  кратко  записать
все, что она смогла запомнить.
     Когда она сообщила это остальным  взрослым,  мистер  Геррольд  сделал
предложение.
     - Я часто  думал,  что  мы  должны  производить  запись  на  ленту  в
нескольких местах, - сказал он.
     - Мы не можем слушать во  всех  открытых  местах,  -  сказала  миссис
Куртис.
     - Нет, но мы могли проложить провода в домах и... о, я думаю, что это
будет стоить целое состояние. - Затем лицо мистера Геррольда  прояснилось.
- Мы могли бы сделать так, чтобы лента начинала движение всякий раз, когда
кто-нибудь входит.
     - Честно ли шпионить за ними? - холодно спросила мисс Пейдж.
     - Почему бы нет? - спросил доктор Фоксвелл.
     - Они сами прежде всего каждое утро включают магнитофонную запись,  и
они знают, что иногда мы ее прослушиваем. Они знают, что мы вертимся рядом
и тоже слушаем за занавесками, когда нам это удается. В  качестве  группы,
предполагается, что у них нет секретов от нас.
     - Я согласен  с  доктором  Фоксвеллом,  -  сказал  доктор  Уэллес.  -
Установка проводов во всех  местах,  в  домах  и  спальнях,  подслушивание
частных разговоров между двумя детьми было бы  невыносимо.  Но  когда  они
собираются для отдыха в зале, который открыт для нас всех все  время,  что
за беда в прослушивании? Мы бы услышали  какие-нибудь  удивительные  вещи.
Возьмите разговор, о котором нам только-что сообщили. В нем не было ничего
для них секретного, и тем не менее никто из них не захотел бы  потрудиться
повторить хоть что-нибудь нам.
     - Думаю, что я сделаю соединение  с  выключателем,  -  сказал  мистер
Геррольд. - Когда зажигается  свет,  начинается  запись  на  магнитофонную
ленту. Когда свет выключают, запись прекращается.
     Другие с этим согласились и мистер Геррольд в  тот  же  вечер  провел
необходимую работу.


     Тим включил свет, входя в зал.
     - ...как удар молотком по своей голове,  -  говорил  Фред.  -  В  тот
момент, когда ты говоришь "Это очевидно", ты перестаешь мыслить.
     - Это верно, если ты мыслил в начале, - сказал Джей. -  Кому  хочется
думать об одном и том  же  всегда?  Многие  вопросы  мне  нравится  решать
самому. И конечно банальности  истинны.  Они  являются  концентрированными
установленными истинами всех времен.
     - Не все из них, - не согласилась Стелла.
     - По определению, - высокомерно произнес Мах,  -  банальность  -  это
истина, которую  мы  слышали  почти  миллион  раз.  Конечно,  люди  иногда
неправильно понимают или неправильно применяют их.
     - Неудивительно, как часто мы над чем-то работаем и узнаем, когда нам
нужно  выделить  суть,  что  в  качестве  конечного  продукта   мы   имеем
банальность? - сказал Тим.
     Фред фыркнул.
     - И все же я понимаю, что ты имеешь в виду, - сказала Элси. - Ты, Тим
и Фред тоже. Мы чувствуем себя немного  обманутыми,  обнаруживая  то,  что
знает каждый и что всегда нам говорят. Но  иногда  необходимо  опомниться,
чтобы узнать, что означает и как истинно оно. И лучше всего думается после
того, когда ты осознал, что особенно истинны банальные истины.
     Послышались вопросительные возгласы.
     - Надо просто взять два утверждения, которые оба истинны, но  которые
кажется не согласуются, - объяснила Элси, - и подумать о них обоих.  Тогда
вы точно к чему-нибудь придете.
     - Ты имеешь в виду, что "Свет ведет себя как частицы" и  "Свет  ведет
себя как волна?" - спросил Макс.
     - Это мысль.
     - Или что "У меня есть свободное желание" и "Бог всемогущ"? -  сказал
Джей.
     - Кто говорит, что эти высказывания истинны, Джей?
     - Я, Фред, и если ты мне дашь время, я докажу их, -  сказал  Джей.  -
Мне начинать сейчас?
     - О, заткнись, - попросил Макс. - Не влезай во все  это  сейчас.  Это
займет гораздо больше времени, чем у нас есть до собрания, чтобы  вдолбить
что-либо имеющее смысл в голову Фреда.
     - Кто-то сказал ему, что очевидно то, что материализм - это истина, и
он не стал об этом думать, - сказал Джайлз.
     - Это не банальность; это все неправильно, Фред. Но не расстраивайся.
Когда-нибудь ты узнаешь правду из ее противоположности, - сказала  Элси  с
преувеличенной любезностью.
     - Я могу доказать...
     - Никто никогда не потрудился  сказать  Фреду,  как  трудно  доказать
отрицательное, - сказала Бет. - Особенно когда оно не является истиной.
     - О, хватит кусать его! - взмолился Тим. - Некоторые из нас на голову
опередили Фреда; нас правильно учили. Лучше взяться за то, в чем  мы  сами
отстаем. Другие подходят? Мы должны начать. Пока  взрослые  проводят  свое
собрание, для нас лучше всего провести свое.
     - Поставьте стулья по кругу, чтобы мы  могли  видеть  друг  друга,  -
продолжил Джайлз, и к  тому  времени,  когда  это  было  сделано,  подошли
другие.
     - Не думаю, что мы должны  еще  ждать,  пока  найдутся  остальные  из
группы, - сказал Тим, - прежде, чем мы начнем делать то, что, я надеюсь мы
все  хотим  делать.  Должно  подойти  еще  несколько,  и   другие   должны
поместиться. Но мы все здесь для одной цели  и  я  думаю,  что  мы  должны
выразить эту цель и начать работать над ней. В действительности существует
несколько целей. Сначала это была моя идея, что мы должны собраться вместе
для дружеского общения, которое никто из нас не мог найти или со взрослыми
или с детьми.  Тогда  я  обнаружил,  что  некоторые  из  нас  должны  быть
освобождены, чтобы мы могли сделать нашу лучшую работу, или чтобы мы могли
выполнить хоть что-нибудь. Доктора могли бы нам помочь, и учителя могли бы
помочь некоторым, и я надеюсь, что мы могли  бы  все  помочь  друг  другу.
Некоторые из нас были заперты физически, другие не имели сферы  для  своей
деятельности, а некоторые из нас были поставлены  в  тупик  умственно  или
физически. Стелла не будет возражать, если я обращусь к ней здесь. Стелла,
расскажи нам то, что ты рассказала нам на прошлой неделе?
     - Да, я хочу. Мое представление о себе было путаным и неправильным. Я
составила какое-то объяснение, но когда я встретила остальных  из  вас,  я
поняла, что могла быть неправой,  поэтому  у  меня  состоялся  разговор  с
доктором Уэллесом и сейчас, я надеюсь, я на  правильном  пути.  Но  именно
пребывание здесь и знакомство с вами, вот что было действительной помощью,
потому что это заставило меня думать, что я  могла  быть  неправа.  Доктор
Уэллес сказал, что я составила все  очень  разумно,  но  без  достаточного
знания фактов, поэтому все надо выбросить.  А  тем  из  вас,  кто  недавно
упражнялся над Фредом в остроумии, мне  бы  хотелось  сказать,  дайте  ему
время и обращайтесь с ним хорошо, потому что прежде, чем я приехала  сюда,
у меня было намного меньше здравого смысла, чем у него.
     Этот прямой выпад против парня, который  был  ее  главным  мучителем,
вызвал крик у всех других.
     - Спасибо, - громко сказал Фред. - Могу я ответить на  это,  господин
председатель?
     - Фред, прошу тебя, не сейчас, - сказал Тим. - Мы все можем всыпать и
все можем получить. Но мы все здесь для того, чтобы делать какое-то дело.
     - Ладно, - сказал Фред, садясь.
     - Я просто хотел сказать, что мы здесь для того, чтобы помочь и чтобы
нам помогли, и взрослые готовы помочь  нам  так,  как  только  они  могут.
Взрослые люди незаменимы; у них есть большой опыт, подготовка, и практика,
и знание. Но возникает масса других проблем. Например, тот вопрос, который
Бет и некоторые из нас остальных обсуждали  с  доктором  Уэллесом  на  той
неделе: Почему так много умных детей уравнивается, когда вырастает? Должно
ли это случиться с нами? Когда мы вырастем,  будем  ли  мы  немного  умнее
других людей? Что мы можем для этого сделать?
     Детям была присуща серьезность, к которой взрослые не были  способны.
Эти дети, несмотря на  свой  интеллект,  все  еще  могли  быть  совершенно
серьезными, когда были глубоко  заинтересованы.  Никакой  цинизм,  чувство
неловкости, притворство не заслоняли их серьезности, когда  они  обсуждали
этот вопрос.
     - Макс?
     -  Думаю,  что  те   другие   отбросили   свое   превосходство   ради
человеческого дружеского общения, из-за смеси отчаяния  и  одиночества,  -
сказал Макс.
     - Некоторые из них слишком много специализируются, - сказал Джайлз. -
Как  Дарвин;  он  забросил   музыку   и   поэзию,   и   искусство,   чтобы
сосредоточиться на своей работе. Когда вы только раз начнете  ограничивать
свой разум, он будет продолжать ограничиваться.
     Раздался взрыв аплодисментов при этом.
     - Мы начинаем папку с докладами об этом, - сказал  Тим.  -  Уже  есть
коллекция об Абсолютном. Это привело меня к мысли о плане  для  группы.  -
Тим прочистил горло, расправил плечи и продолжил. - Думаю,  что  нам  надо
сделать что-то стоящее. Не  только  наши  индивидуальные  проекты  и  наши
личные вклады, не только в развитии каждой индивидуальности полностью,  но
также что-то как группы, слишком большое для любого одного человека,  даже
для одного из нас. И я думал о том, как мы сделаем это.
     Все сидели тихо, в напряжении услышать каждый звук.
     - Последний человек, который был известен как знающий почти все,  жил
в тринадцатом веке - Альберт Магнус. С  тех  пор  знания  развивались  так
быстро,  что  людям  пришлось  специализироваться.  Даже   в   его   время
потребовался самый экстраординарный человек, чтобы  знать  все,  что  было
известно, и организовывать и исправлять это все, неважно, как свободно  мы
используем это выражение. Но мы, как  группа,  действительно  можем  знать
сущность всего, что известно и что-то сверх этого. У нас есть интеллект  и
рвение - я надеюсь - и у нас есть помощь других. Мы должны понимать все  и
иметь взаимосвязь, как я понимаю это. Каждый из нас говорит  на  двух  или
трех языках, вы могли сказать, а как Элси понимает поэзию и науки - хотя и
не математику пока! - и она начинает  понимать  философию.  Она  переводит
науку в поэзию, философию в поэзию, а поэзию обратно в факты  и  действия.
Истина одна, и мы должны искать и найти согласие - вот так я вижу это -  и
это одна истина. Я  не  имею  в  виду  философскую  истину  и  еще  меньше
религиозную, и прямо сейчас я не знаю, что это такое то, что мы ищем.
     - Когда мы синтезировали и приводили  в  соответствие  все  знания  и
понимали и разделяли все, тогда мы все понимали. Каждая  специальность,  а
все мы имеем больше одной, должна относится к целому, а каждый  человек  к
группе, ибо наконец у нас есть группа людей  в  этом  мире  с  достаточным
интеллектом, чтобы понимать целое, даже если его составные  так  тщательно
разработаны и усложнены. Наша цель - упрощение и объединение. Я говорил об
этом отдельно с некоторыми из вас, поэтому я говорю "мы", потому  что  все
они думают об этом также. Это не только моя идея, но и их,  и  я  надеюсь,
что это будет идея всех нас.  -  Он  остановился  на  мгновение,  а  затем
сказал: "А сейчас мне бы хотелось обсудить это, прошу".
     Следующим говорил Джей.
     - Тим и я думали, что каждый мог выбрать что-то для  специализации  и
работать над этим, - сказал он, - но пока все мы не можем  знать  все,  мы
должны  постараться  все  понять.  Возьмем  две  истины,  которые  кажутся
несвязанными и  найдем  соотношение.  Мы  должны  достаточно  изучить  все
отрасли знаний, чтобы понять сущность всего. Фома  Аквинский  сказал,  что
больше всего он благодарен  за  то,  что  мог  понимать  каждую  страницу,
которую он когда-нибудь читал в своей жизни. Именно так мы и хотим быть.
     - А Корзибский разве не поступал подобно этому? - спросил Фред.
     - Он пытался, я думаю, но он выпустил ужасно много  -  целые  отрасли
знаний и жизненного опыта, как религия, - сказал Тим. - Во  всяком  случае
именно такое впечатление я получил - я не  читал  их  целую  вечность,  во
всяком случае именно такое впечатление я получил. Как бы то  ни  было,  мы
собираемся делать это. На это уйдут годы и годы, но это то, что  мы  хотим
сохранить в уме и над чем работать.
     - Я хочу взять поэзию и языки, - сказала  Элси.  -  Тим  сказал,  что
языки здесь не важны, но я  думаю,  что  важны,  раз  ты  вышел  из  нашей
собственной группы связанных языков, и я собираюсь доказать  это.  Язык  -
это фактор в создании мыслительных процессов, и  язык  имеет  отношение  к
культуре. Макс собирается взять математику  в  качестве  языка,  а  Джайлз
собирается взять музыку.
     - Я хочу заняться психологией и философией, - сказал Тим.  Знаете  ли
вы, синтеза  психологии  не  существует.  Каждая  школа  не  принимает  во
внимание все другие. Существуют все  виды  школ  -  бихевиоризм,  Джанг  и
Адлер,  и  Фрейд,  и  схоластическая  психология   и   функциональная,   и
парапсихология, и  так  много  интересных  побочных  занятий  тоже.  Никто
никогда не разрабатывал материал о предупреждении Джанга, а также о  душе.
Я имею в виду... - и он собрался  было  пуститься  в  объяснение,  но  Бет
прервала его.
     - Ты говоришь, что "Она" Хаггарда и другие подобные книги существуют,
но ни одна женщина не написала ни  одной  книги  о  мужчине,  который  был
враждебным.
     Рот у Стеллы широко открылся и все посмотрели на нее.
     - Думаю, что Мари Корелли написала, - выпалила она. -  Я  никогда  не
думала об этом. Я собираюсь поработать над этим. Ведь  некоторые  из  моих
собственных...
     - Хорошо! - ликовал Тим. - Ты именно та, кто сделает это, Стелла!
     - Я тоже хочу что-нибудь сделать в  психологии,  -  сказала  Элси.  -
Именно сейчас я планирую заняться аномалиями, физическими и умственными, и
психологическими - любое отклонение от нормы, благоприятное и наоборот. Но
доктор Фоксвелл говорит, что я должна подождать, пока не вырасту.
     - И должна быть выражена философская основа всего этого,  -  вскричал
Джей. - Мы должны все работать над этим вместе.
     - Скульптура, живопись и архитектура, так как они выражают культуру и
влияют на нее, - напомнил им Джайлз.
     Тогда они все заговорили вместе, пока Тим снова не встал и не  ударил
молотком по столу.
     - Хорошо. У всех нас есть идея. Это означает годы работы и вся работа
должна соблюдаться, быть под наблюдением и обсуждаться  всей  группой.  Мы
все должны опубликовать все, что мы можем, чтобы повысить общие знания, но
ничего,  относящееся  к  этой  работе,   не   должно   быть   опубликовано
преждевременно.
     - Ты что-то сказал о понимании всего, что мы читаем, - сказал Джайлз.
- Как можно было это сделать? Некоторые вещи бессмысленны.
     - Как бы то ни было понимать  мы  должны.  Мы  должны  понимать,  что
подразумевал писатель, что он  пытался  сделать,  какими  психологическими
мотивами руководствовался он, и что было неправильно и почему, -  объяснил
Тим. Закончил он счастливо:
     - Психология - это самая восхитительная вещь!
     - Отнесем поэзию к музыке, а музыку к языку, - мягко напевала Элси, -
язык к математике,  а  ее  к  физическим  наукам;  физические  процессы  к
химическим...
     -  ...а  химические  к  биологическим,  -  подхватил  напев  Макс.  -
Биологические к психологическим,  а  психологические  к  метафизическим  и
философским - большие проблемы все еще не ликвидированы -  связанные  вещи
все еще не спутаны...
     Тим вновь ударил по столу:
     - И помимо  всего  этого,  -  сказал  он,  -  мы  должны  вести  нашу
раздельную работу. Изобретения и открытия всех видов следует искать после.
И мы должны жить здесь  и  сейчас,  поэтому  я  хочу  сказать,  что  время
истекло.  Они  будут  загонять  нас  в  постель,   а   завтра   тот,   кто
заинтересован, может придти помочь в  работе  по  плавательному  бассейну.
Сегодня днем я огородил место, и если хорошая  погода  продержится,  может
быть мы сможем начать по нему работу.
     Спустя два дня, как обычно, Питер Уэллес проиграл  записанные  ленты,
которые накопились. В большей части их он был не очень  заинтересован,  но
когда он услышал запись собрания, он поспешно  бросился  на  поиски  своих
коллег.
     - Что случилось? Строят космические корабли? Или еще одна проказа?  -
спросил мистер Геррольд.
     - Больше, чем это, - сказал Питер.
     Они слушали внимательно и то, что они услышали, восхитило их.
     Наконец доктор Фоксвелл глубоко вздохнул и сказал дрожащим голосом:
     - Я действительно верю, что они могут делать это.
     - Я уверена, что они сделают, - сказала мисс Пейдж.
     - Они изменят весь ход истории и найдут средство для развития мира, -
сказал мистер Куртис.
     - Да, и попутно  они  построят  плавательный  бассейн  и  космический
корабль, без сомненья, - сказал мистер Геррольд.
     - Без сомненья, - повторил доктор Питер Уэллес.
     Послышался стук в дверь. Розовощекие и запыхавшиеся  от  бега  Бет  и
Стелла нетерпеливо вышагивали на веранде, пока дверь не бала открыта.
     - Пожалуйста, Макс говорит, что бесполезно пока начинать  бассейн,  -
выпалила Бет, - потому что скоро пойдут дожди. Будет ли  хорошо,  если  мы
сделаем каток для катания на роликах и используем  для  этого  цемент?  Мы
можем кататься всю зиму, а весной начать бассейн.
     - Мы не будем делать его рядом со зданиями,  потому  что  катание  на
роликах такое шумное, - пообещала Стелла.
     - Великая идея, - сказал Уэллес. - Валяйте.


     Спустя два дня им опять убедительно напомнили, что у них  есть  более
неотложная проблема, чем катки и усовершенствование мира.
     Элси с шумом ворвалась в столовую, опоздав к завтраку.
     - Кто совал свой нос в мой инкубатор? - неистовствовала она. - Кто-то
увеличил подачу тепла, увеличил! Яйца сварились!
     Большинство  группы  выглядело  потрясенными,   но   было   несколько
сдавленных смешков.
     - Я думал, что эти приборы имеют автоматические регуляторы, -  сказал
Джайлз. - Как он мог быть включенным до сих пор?
     - Я не покупала дорогой прибор, - горячо  сказала  Элси.  -  Мой  был
самодельным и за ним надо было  следить.  И  я  была  так  осторожна...  и
некоторые из двух желтковых яиц развивались прекрасно. И сейчас...
     Она выдернула свой стул и плюхнулась на него, мрачная.
     - Я не хочу никакого завтрака, - сказала она. - Особенно, -  уставясь
на тарелки, - никаких яиц!
     Доктор Уэллес сделал знак другим детям сидеть  тихо.  Лицо  его  было
мрачным.
     Было  несколько  сочувствующих  замечаний   шепотом;   все   поспешно
закончили завтракать и  вышли  из  комнаты.  Питер  Уэллес  кивком  головы
пригласил Тима в свой офис.
     - Что-то здесь происходит, -  сердито  сказал  Тим.  -  Это  не  было
случайностью. И другие происшествия тоже были неслучайны. Ты слышал о них?
Что происходит?
     - Это то, о чем я хотел спросить тебя Тим,  -  сказал  его  друг.  Ты
уверен, что они не случайны?
     - Я точно не оставлял клетку Красотки незапертой, когда навещал ее, -
сказал Тим. - А когда она выбралась, я знал, что кто-то сделал это.
     - Есть ли у тебя какая-нибудь идея, кто бы это мог быть?
     - Нет, - сказал Тим. - Что за человек мог сделать подобное? Выпустить
всех собак - и щенок в цыплятнике - и кража рисунков Бет -  а  сейчас  эти
яйца! Кто бы это проделывал?
     - Почти каждый мог.
     - Но они так глупы, я  имею  в  виду  эти  происшествия!  -  вскричал
подросток. Ты бы и не подумал никогда, что кто-нибудь в своем здравом  уме
мог бы совершить подобное. Это не мог быть  кто-нибудь  из  мальчиков  или
девочек, так ведь, Питер?
     - Почти наверняка это один из мальчиков или девочек, - сказал  доктор
Уэллес. - Не обсуждай это с ними, Тим, но держи  свои  глаза  открытыми  и
следи, не сможешь ли ты найти ключ к разгадке.
     - Я надеялся, что дал им что-то еще, чтобы о чем-то думать, -  сказал
Тим. - И каток тоже. Я пытался... ладно, полагаю, что мы узнаем, это  все.
Лучше мне не говорить об этом?
     - Просто наблюдай и слушай. Если ты считаешь, что знаешь, приходи  ко
мне,  -  сказал  Уэллес,  но  за  его  спокойствием  скрывалась   глубокая
обеспокоенность.


     Но прошло несколько дней, розыгрышей больше не было.
     Был  конец  ноября  и  вечера  были  холодными.   Большинство   детей
собиралось  в  зале  каждый  вечер  после  ужина,  где  они  играли.  Макс
разработал новую и очень сложную игру, требующую шесть игроков, три кубика
разных цветов и шесть отдельных досок,  представляющая  каждая  универмаг,
принадлежащий одному из игроков и опекаемый остальными.
     Некоторым детям  больше  нравились  проводить  большую  часть  своего
свободного времени  изобретая  замысловатые  головоломки  для  решения  их
другими - те, которые были достаточно легкими, были проданы журналам - еще
был непрекращающийся шахматный турнир,  о  котором  Джайлз  хранил  точные
записи, иллюстрируемые графиками и таблицами.
     Среди девочек особенно популярными были "Слова  и  вопросы",  которые
Бет вычитала в одном очень старом сборнике рассказов, но никогда не  могла
склонить кого-нибудь поиграть. (Все взрослые люди кричали: "Но это слишком
трудно!"). Каждый игрок писал слово на кусочке бумаги и бумажки бросали  в
вазу. Затем каждый игрок писал вопрос на другой  полоске  бумаги,  которую
бросали в другую вазу. Затем игроки тянули слово и вопрос и писали  рифму,
в которую вводили это слово, отвечали на вопрос.
     Стелла объясняла, что поэзия не нуждается  в  рифме,  а  Бет  и  Элси
полагали, ссылаясь на правила игры, которые совсем не оговаривали  поэзию,
а оговаривали рифму.
     - Занятие рифмой, - доверительно сказала Бет Элси, - пойдет Стелле на
пользу.


     В субботу днем зазвонил телефон у доктора Фоксвелла.
     - Алло? Алло?
     - Это школа доктора Уэллеса?
     - Да.
     - Один из ваших учеников погиб в автомобильной катастрофе.
     - Что!
     - Один из Ваших учеников мертв. Это случилось при  аварии  машины  на
Чет...
     Раздался щелчок и трубка смолкла.
     Спустя минуту Марк Фоксвелл бросился в кабинет Питера Уэллеса.
     - Пойдем в мой кабинет... нас прервали... он может позвонить снова.
     Но к тому моменту, когда он  закончил  повторять  сообщение,  телефон
снова не позвонил.
     - Нас прервали именно тогда, когда он говорил мне где это  случилось.
- "Чет..."  -  это  могла  быть  Четвертая  или  Четырнадцатая  улица  или
проспект. И Четырнадцатая улица тянется прямо до Сан-Леандро. Кроме  того,
вероятно ребенка заберут в госпиталь, или морг, или привезут  сюда...  все
зависит от того, кто занялся этим на месте. Пит...
     - Подождите минутку, - сказал Питер. - Кто убит?
     - Не сказали.
     - Мальчик или девочка?
     - Не сказали.
     - Кто звонил?
     - Не сказали. Глухой, взволнованный голос. Могла быть женщина,  почем
знать. Кого нет?
     - Субботний день? Всех, вероятно. Дайте звонок  к  обеду  и  позовите
всех, кто в саду. Я проверю по книге тех, кто записался на выход.
     - Вы дайте звонок, - сказал доктор Фоксвелл. -  Я  начну  обзванивать
больницы и полицию и получу что-нибудь определенное на это.
     Резкий металлический звук вызова привел Куртисов и миссис  Уотерс,  и
миссис Уотерс могла доложить: "Они все  записались  на  выход,  доктор,  а
также мисс Пейдж и мистер Геррольд, и мой муж. И каждый из детей  записал,
что останется до половины шестого.
     - Если это Элси, - добавила она и начала всхлипывать.
     - Если это Джей, - сказала миссис Куртис и запнулась.
     - Я обзвонил все больницы всего района и  полицию,  -  сказал  доктор
Фоксвелл.
     - Сообщить нечего. Телефон был занят, пока я это делал, поэтому никто
не мог позвонить сюда. Полагаю, что все дети носят удостоверение личности?
     - Уверена, что все. Самое первое, что делает любой ребенок  со  своим
новым бумажником, это заполняет удостоверение  личности,  -  сказала  мисс
Пейдж. - Кроме того, кто-то же позвонил.
     - Будет ли какая-то польза в том, чтобы проехать по возможным улицам?
- спросила миссис Уотерс. - Мы должны что-то делать.
     Доктор Фоксвелл покачал головой.
     - Вероятно, все будет сделано к тому времени, как мы доберемся  туда,
и мы наверняка проедем мимо.  Нет,  сейчас  в  любую  минуту  полиция  или
больница должны позвонить нам по телефону. Или кто-нибудь придет. Можем мы
сделать что-нибудь?
     - Я буду сидеть у телефона, - тяжело  сказал  мистер  Куртис.  -  Это
самое большое, что я могу сделать.
     - Я пойду обратно к воротам и буду  следить  там,  -  сказала  миссис
Уотерс. - Могут вернуться другие дети и я смогу быть там, чтобы рассказать
им.
     - Почему никто не звонит? - волновалась миссис Куртис. - Возможно там
были и другие тоже и очень пострадали. Может быть поэтому никто не звонит.
Я пойду прямо к выходу из домов, просто на всякий случай... Они могут быть
слишком заняты, чтобы звонить, но они могут привезти детей сюда.
     Две женщины вышли из комнаты, и  Марк  Фоксвелл  сделал  знак  Питеру
Уэллесу выйти из комнаты, оставив мистера Куртиса у телефона.
     - К этому времени, - сказал Питер, -  мы  должны  были  бы  услышать.
Прошло почти полчаса. - Он остановился и взглянул на большого доктора.
     - Я сам начинаю думать это, - сказал Фоксвелл.  -  Ты  считаешь,  что
если даже нас прервали - и это то, что происходит не  очень  часто  -  нет
такой причины в том, почему нам не позвонили до этого времени снова.
     - Я не смею возбуждать напрасные надежды, - сказал Питер Уэллес. - Но
я начинаю думать, что это еще одна сыгранная над нами шутка. Ты  говоришь,
что голос совсем не сказал ничего определенного - не "Убит  мальчик",  или
"девочка"; а если они знали, что ребенок был здесь учеником, они знали имя
ребенка. Или они знали ребенка по виду, или они читали  его  удостоверение
личности. Обычно люди начинают с употреблении имени  и  стараются  новости
сообщить мягко. Они бы сказали: "Э... Тимоти Пол ваш ученик?" или что-то в
этом роде. В действительности нет невозможного в том, что  кто-нибудь  мог
сказать  "ученик",  но  это  необычно.  Люди  почти   постоянно   говорят:
"Пострадала девочка" или "Под колеса попал мальчик"  и...  но  я  не  смею
сказать это другим.
     - Лучше всего  подождать,  -  согласился  доктор  Фоксвелл.  -  Но  я
собираюсь позвонить в полицию еще раз.
     Спустя две минуты он повесил трубку.
     - Ни один ребенок не погиб во всем районе  залива  на  этот  полдень,
если только это не случилось  в  течение  последних  пятнадцати  минут,  -
сказал он. - Во всяком случае  у  полиции  нет  никакой  записи  об  этом.
Кто-нибудь мог ушибиться, а  сообщение  об  этом  преувеличено.  Но  скоро
придут дети.
     - Одна из девочек сейчас входит в  ворота,  -  сказал  Питер  Уэллес,
который смотрел в том направлении. - Это Элси. Я пойду спросить, знает  ли
она где находится любой из других.
     Миссис Уотерс уже спросила.
     - Элси говорит, что она и Стелла ходили вместе в главную  библиотеку,
и Стелла захотела почитать, поэтому Элси погуляла  вокруг  озера  одна.  С
того времени она Стеллу не видела.
     - Я оставила свои книги, а после того, как я погуляла вокруг озера, я
вошла и получила еще книги, но я не видела Стеллу, - сказала Элси. - Я  не
очень-то сильно и искала ее; я подумала, что к тому времени она могла уйти
куда-нибудь еще. А что? Еще довольно рано. Что происходит со всеми вами?
     - Это может  быть  еще  один  из  тех  розыгрышей,  -  сказал  доктор
Фоксвелл, - но... мы бы уже услышали  к  этому  времени!  Кто-то  позвонил
около  часа  назад  и  сказал,  что  один  из  ваших  детей  пострадал   в
автокатастрофе. Но... вот входит один из мальчиков! Фред, все  в  порядке?
Кто был с тобой?
     К четверти шестого все еще не было только Макса и Бет.  Другие  ждали
их больше с гневом, чем с волнением; и как раз перед тем, как часы пробили
полчаса, подошли двое, торопясь по холму, поймав один и тот же автобус  из
города.


     Никакие опросы - все спрашивали каждого, ничего им не дали.  Не  было
двух детей, пробывших вместе. Тим и Джей,  исследуя  большой  универмаг  с
целью рождественских покупок, ушли  вместе  и  вернулись  вместе,  но  они
расходились  и  встречались,  и  в  течение  этого   полудня   они   вновь
расставались много раз. Тим лично настаивал, как только  у  него  появится
шанс  поговорить  с  доктором  Уэллесом  наедине,  что  надо  использовать
детекторы лжи и тесты мировых ассоциаций.
     - Мне ненавистна сама мысль об этом. Тим, но это может потребоваться.
Давай всем  дадим  несколько  дней,  чтобы  успокоиться.  В  конце  концов
никакого фактического вреда не было причинено, - сказал Уэллес, хотя лично
у него были сильные сомнения.
     - Это было жестоко! Это не было бы так, если бы было дано  конкретное
имя. Если бы Куртисам сказали, что Джей  погиб,  или  миссис  Уотерс,  что
погибла Элси, - Нет, вы все должны были быть испуганы до смерти, -  горько
сказал Тим.
     - После первых нескольких моментов мы все были  скорее  смущены,  чем
напуганы; и конечно горя не было, потому что  мы  не  имели  ни  малейшего
представления о том, кого оплакивать. Когда звонок  доктора  Фоксвелла  не
дал никаких результатов, мы все начали подозревать, что  это  была  только
шутка, - сказал Уэллес, стараясь успокоиться.
     - Ты, что, хочешь сказать, что не собираешься  ничего  предпринять  в
связи с этим?
     - Тим, это мог быть  мистер  Геррольд  или  мисс  Пейдж,  или  мистер
Уотерс. Следовательно, им могли принадлежать и все другие розыгрыши.
     - Мисс Пейдж! - фыркнул мальчик.
     - У меня  есть  выбор,  обращаться  здесь  со  всеми  детьми,  как  с
преступниками или как с немного  странными,  -  сказал  доктор  Уэллес.  -
Обещаю тебе, я узнаю. Но дай мне немного времени. И не воспринимай все так
серьезно. Близкой опасности нет, я даю тебе  мое  профессиональное  слово.
Сейчас мы все настороже и внимательно следим. Тем  временем  я  решительно
запрещая  тебе  пробовать  какие-либо  тесты  ассоциации  словесности  или
что-нибудь подобного  сорта.  Абсолютно  никакого  вмешательства,  Тимоти.
Оставь это мне. Обещаешь?
     - Еще один розыгрыш, Питер, и все обещания  закончены,  -  решительно
сказал Тим. - А пока, ладно, я обещаю.
     - Еще один розыгрыш и я, обещаю  тебе,  предприму  любые  необходимые
шаги вплоть до тисков для больших пальцев.
     - Ладно. - Успокоенный, Тим удалился.


     Спустя несколько  вечеров  дети  собирались  в  зале.  Бет  проводила
последние штрихи на комиксах для серии "Неновая". На них  была  изображена
преклонного возраста и разнузданно выглядящая  машина,  за  рулем  которой
сидели две  пожилые  дамы,  только  что  купившие  бензин  на  заправочной
станции. Одна пожилая дама спрашивала другую: "Ты уверена, что он полон?",
на что машина икнула: "Ик!"
     - Это как раз так умно, как они ожидают от нас, - одобрительно сказал
Макс. - Трудно, не так ли, сдерживать себя?
     - О, мы можем быть умными по-другому, - весело сказала Бет. - Как  ты
поживаешь, Макс?
     - Наша большая игра слишком трудная, говорит мистер  Геррольд,  но  у
меня есть идея насчет другой. Продала еще что-нибудь, Стелла?
     - Я сосредоточена на окончании романа Петры, - ответила Стелла. - Что
ты делаешь в последнее время, Фред? Еще патенты?
     - Я вообще не сдвинулся с мертвой точки  с  хитином  до  сих  пор,  -
сказал Фред, - Это трудное дело. Но у меня еще несколько идей,  и  те  два
патента я наверняка получу. И у меня есть одна хорошая новая  идея,  чтобы
поработать над ней, если я смогу держать несколько коров.
     - Коров? - переспросила Элси. - Думаю, что у нас было бы  молоко.  Ты
спросил разрешения?
     - Нет, нет еще. Сначала я  хочу  выстроить  теоретическую  работу,  -
сказал Фред.
     - А затем мне потребуется несколько коров для ее проверки.
     - Хочешь поведать нам об идее?
     - Вот она, идея. Ты знаешь, что если корова имеет телят близнецов, то
один теленок является бычком, а другой - коровкой, которая бесплодна?
     - Свободная ласточка, - кивнула Элси.
     - Да. Это потому, что гормоны молодого бычка попали в кровь матери  и
повлияли на молодую самку, ты все знаешь, как  я  полагаю.  Я  думал,  что
можно было бы разработать тест - биологический, если не химический - чтобы
можно было на ранней  стадии  сказать,  является  ли  теленок  самцом  или
самкой, если был бы только один теленок. Это  не  действует  на  маленьких
животных, которые имеют большие смешанные  пометы.  Но  это  надо  быть  в
состоянии выяснить очень рано, а потом, если вы хотели телку, а  получился
теленок-бычок, можно сделать аборт и не терять все это время,  -  объяснил
Фред. - Это действовало бы и для человеческих  существ  тоже,  сомнений  у
меня нет; что-то вроде кроличьего теста на раннюю беременность.  Хочу  это
тоже разработать; возможно доктора найдут место для его испытания,  раз  я
разработал это.
     Другие дети переглянулись.
     - Думаю, что мать могла бы  захотеть  узнать  о  том,  вязать  ли  ей
розовые свитерки или голубые, - сказала Бет.
     - О да, полагаю, что это можно было использовать  для  удовлетворения
естественного любопытства, - сказал Фред. - Но я на самом деле думал,  что
раз люди редко хотят больше одного или двух детей, то стоит ли  иметь  тот
пол ребенка, который они не хотят. Вы могли бы  определить  пол  плода  на
восьмую неделю и...
     - Ты! - Тим вскочил на ноги так неожиданно, что опрокинул свой стул.
     - Это именно ты! - закричал он. - Ты - тот человек, который  проделал
все эти выходки!
     - Но как... - в изумлении вскричал Джайлз.
     - Как я узнал? Это легко. Он - именно тот, кто не знает ничего  кроме
своего интеллекта. Он совершенно не развит с точки зрения чувств, - кричал
Тим. - У него правильные чувства отсутствуют напрочь. Только такого  сорта
человек мог думать над подобным планом, о котором он только что  рассказал
нам. Он выдал себя!
     - Это верно, - взволнованно сказала Элси. - Это должен быть Фред.  Он
совсем не знает, что люди чувствуют о своей работе или об  убийстве  телят
или детей, или еще  о  чем-нибудь.  Что  они  чувствуют  о  своих  любимых
домашних животных. Он не хочет никаких домашних животных. А комиксы... что
люди чувствуют о Скаттерлиз и как им не хватает их.
     - Неужели никто из вас не может понимать шуток? - горячо сказал Фред.
- Те выходки были только шутками, кто бы не делал их. Я не делал...
     - О всяком, кто хотя бы думал,  что  это  были  шутки,  -  решительно
сказал Макс, - мы знаем. Вот почему, я думаю, был отложен приезд Робина  и
Мари. Доктор Уэллес не сказал почему, но мы  знаем,  что  они  были  почти
готовы выехать, а затем поездка была отложена. Эти  выходки  портят  школу
для всех нас.
     - Нет причины тому, почему люди должны использовать мои  эксперименты
для чего-нибудь, кроме удовлетворения  своей  любознательности,  -  упрямо
проговорил Фред. - Я не говорю, что всякий должен убивать телят или детей,
как ты сентиментально утверждаешь это.
     - Шутками  он  называет  то,  что  натворил,  -  изумился  Джайлз.  -
Продолжай, Тим, прочти нам лекцию по психологии.
     - Хорошо, вы знаете, что человек, который  живет  на  уровне  чувств,
наделает массу невероятно бестактных, глупых вещей, если вы поместите  его
в такую ситуацию, где он должен думать, - начал Тим. - Поступки без  капли
здравого смысла в них? Ну и точно также, человек, который живет только для
своего интеллекта и уводит всю свою сторону чувств в  подсознание,  делает
самые  невероятные  вещи  против  чувства.  Если  вы  полностью  загоняете
деятельность в подсознание, она мстит  вам.  Она  протекает  примитивно  и
неразумно - как выходки Фреда  -  и  как  раз  противоположна  всему,  что
интеллектуальный человек сделал бы.  Она  требует  компенсации  чрезмерным
выделением с другой стороны, но не может делать это правильным  образом  и
все идет архаично.
     - Ты так говоришь, как будто это чужой человек, - сказал Джайлз.
     - Это такая манера  высказывания,  но  она  выражает  каким  образом,
по-видимому,  происходят  поступки,  -  ответил  Тим.  -   Я   никогда   в
действительности раньше не понимал этого до самого этого часа. Фред не мог
любить или хотя бы ненавидеть на нормальном уровне. Он должен  был  делать
что-то  неразумное  настолько,  что  оно  ниже  всякого  рода  любви   или
ненависти, которые мы можем понять, если  у  нас  вообще  развита  сторона
чувств. Эта его сторона существует, и она должна себя выразить, но  у  нее
нет шанса сделать это на человеческом уровне.
     - Что это была за чепуха, о которой ты говорил на  прошлой  неделе  и
неделей раньше? - насмешливо-презрительно спросил Фред. - Я думал, что  ты
сказал, что любовь - это не эмоция, а действие желания.
     - Конечно, этот тип любви, - быстро ответил Тим. - Но в  человеческом
существе привязанность идет рядом с желанием. Чистейший дух мог бы  любить
только желанием - думаю, что должен бы - но  человеческие  существа  имеют
также и эмоции. То, что твое желание делало, было подавлением всех чувств,
как ниже всякого презрения. Но желание принадлежит стороне чувств,  потому
что оно выбирает на основании любви - ненависти. Ты отказался  это  делать
совсем; ты старался не любить или  ненавидеть,  а  только  рассуждать.  Ты
единственный, кто нетерпим к поэзии  или  музыке,  или  к  искусству,  или
красоте, религии еще к чему-нибудь такому же.
     -  Я  думал,  что  томисты   говорили,   что   религия   была   чисто
интеллектуальной, - сказал Фред.
     - Ты никогда не думал  ничего  подобного,  -  вскричала  Элси.  -  Ты
знаешь, что это вздор. Если бы ты думал, что религия  предполагалась  быть
чисто интеллектуальной, ты бы никогда не был против нее.
     - Сначала я думал, что это мог быть кто-нибудь  еще,  -  сказал  Тим,
поднимая свой стул и вновь садясь на него. - Я думал о тебе, Макс, пока не
увидел, как ты играл в свою игру.
     - Обо мне? - в изумлении произнес Макс.
     - Я думал, что ты мог бы изобрести такую игру, потому что ты не любил
детей и пытался доказать,  что  это  слишком  дорогое  удовольствие  иметь
семью, - объяснял Тим, - пока я не увидел тебя играющим.  Тогда  я  понял,
что тебе нравилось иметь детей все больше и больше, а игра была  на  самом
деле способом получить детей или быть ребенком в большой семье, а  расходы
были чем-то вроде компенсации - ты должен был постоянно напоминать  самому
себе, что они дороги, потому что ты их так сильно хотел, а твоим дедушке и
бабушке пришлось сделать все, что они могли,  чтобы  воспитать  одного  из
вас.
     - Ну и здорово ты знаешь, - поразился Макс. - Я никогда не думал ни о
чем таком. Конечно, Тим, ты прав.
     - А затем я подумал,  что  это  могла  быть  Элси,  старающаяся  быть
слишком хорошей, потому что, когда ты не можешь выходить из себя открыто в
большом волнении, тебе вероятно приходиться выпускать  пар  тайком.  Но  я
считаю Элси  слишком  честной  делать  что-то  украдкой.  Может  быть  она
выпустила бы животных, если бы захотела  поскандалить,  но  тогда  бы  она
стояла рядом и смеялась бы над тобой. Я думал даже о  Стелле,  потому  что
некоторые стороны ее все еще так не развиты. Она могла иметь  какой-нибудь
неразвитый дар, который мог бы  привести  к  странному  поведению,  совсем
бессмысленному. Мне пришлось думать о  каждом.  Я  даже  думал  о  мистере
Геррольде и мистере Уотерсе.
     - Я знаю, что ты думаешь обо мне, - сказала Стелла, -  но  именно  со
стороны чувств я развита меньше всего, и я работаю  над  этим  с  доктором
Уэллесом, ты ведь знаешь.
     - Но Фред всегда преувеличивал свой интеллект, - продолжал Тим. - Это
было то, что окружающим его людям нравилось в нем -  он  был  таким  умным
мальчиком. Единственную другую ценность видели они в  нем  -  или  он  так
считал - это деньги, которые государство платило им за то, что  они  брали
его. Может быть он всегда, так или иначе, был гораздо лучше, не так  уж  и
многое в нем могло вам нравиться. Он так хладнокровно относится ко  всему.
Элси, возможно, и могла бы убить младенцев, если бы  она  рассердилась  на
них, но тогда должна быть причина - как тогда, когда стоял  галдеж,  когда
она пыталась написать стихотворение. Ненависть - это другая сторона  любви
и жалость близка к любви, но Фред совсем ничего не знает о стороне чувств;
он подавил все это. Он считал, что единственная хорошая черта в нем -  это
мыслительная сторона, но мы все  имеем  четыре  способности  и  мы  должны
как-то их развивать. Вы не можете быть  только  односторонним,  вы  должны
быть четырехсторонним. Очень  интеллектуальные  люди  делают  порой  самые
странные вещи. Всякий, кто развивает одну  способность,  исключая  другие,
совсем неуравновешен.
     - Что мы собираемся делать с ним? - спросил Макс, критически глядя на
Макса.
     - Следует нам выставить его из школы?
     - Мы должны сообщить о нем доктору Уэллесу, - сказал Джайлз.
     - Ну, я не знаю, - сказал Тим. - Почему бы нам не решить это самим?
     - Ты имеешь в виду заставить его уехать?
     - Сначала давайте посмотрим, что у него  есть  сказать  нам,  сейчас,
когда мы знаем, что он сделал все это, - предложил Тим.
     - Никакого действительного вреда причинено не было, -  горячо  сказал
Фред. - Я не знаю, из-за чего все это волнение по пустякам. - Но щеки  его
были красны из-за смешения стыда и гнева.
     - Вот это как раз то, что нам не нравится, - воскликнула Элси.  -  Ты
не знаешь!
     - Послушай, ты хочешь остаться здесь и работать с нами, и  хочешь  ты
вылечиться? - спросил Тим.
     - Вылечиться! - сердито сказал Фред. - У меня нет ничего  такого,  от
чего бы следовало вылечиться. Ты так  говоришь,  как  будто  я  болен  или
чокнутый.
     - Чтобы доктор Уэллес сделал с ним? - спросил Джайлз.
     - Вылечил бы его, то есть, если бы Фред захочет вылечиться, -  быстро
ответил Тим. - Он бы развил свои другие способности так, чтобы у него было
правильное чувство и  хорошая  интуиция,  и  правильное  применение  своих
чувств. Фред знает много - может быть больше, чем любой из нас о некоторых
вещах  -  но  из  всего  этого  он  не  понимает  ничего.  Его  всемогущая
интеллектуальная сторона не позволяет ему  делать  никакого  выбора  между
любовью и ненавистью. Он должен бы так изменить свое желание, чтобы он мог
согласиться развивать эту сторону.
     - Все это относится к сентиментальности, - сказал Фред. -  Какое  мне
дело до всего этого? - он холодно уставился на других детей.
     - Неужели тебе все равно, нравишься ты нам или нет? - спросил Макс. -
Или даже то, можешь ли ты остаться с нами?
     - Я могу работать и дома, - сказал Фред. - И мне все равно,  нравлюсь
ли я вам; и с какой стати? Если это то, что вы думаете обо мне...
     - Ты человек, - сказал Макс. - Я знаю, ты  хочешь,  чтобы  мы  любили
тебя, потому что ты человек. Может быть  твои  способности  рассуждать  не
дают тебе думать почему, но ты хочешь. Хотя, думаю,  что  ты  почувствовал
зависть, когда  узнал,  что  другие  так  же  умны,  как  и  ты,  и  хотел
расквитаться тем, что досаждал нам всем. И я думаю, что ты хочешь забыть о
том, что мы существуем, большую часть времени - если ты уедешь  домой,  ты
можешь попытаться сделать это, но ты всегда будешь знать, что это не  так.
Послушай, хочешь ты жить с нами, Фред, и  учиться  развивать  все  стороны
самого себя?
     - Я должна сказать, что вопрос в действительности стоит так, хотим ли
его мы, - сказала Элси.
     - Да, мы хотим, - сказал Тим, - потому что мы люди. А он один из нас,
и он  мог  быть  таким  внушающим  симпатию,  и  определенным  образом  мы
восхищаемся им, и мы не боимся его, чтобы этого было достаточно для  того,
чтобы вышвырнуть его. Конечно, сейчас мы знаем о нем все, и он  больше  не
будет устраивать свои розыгрыши. Но хочет он остаться и  учиться?  Будешь,
Фред?
     - Сколько раз говорить,  что  он  может  остаться,  если  захочет?  -
спросил Джей, и первой поднялась рука Элси. - Смотри, каждый предпочел бы,
чтобы ты остался, Фред. Ты найдешь  это  интересным,  со  стороны  знаний,
познать о психологии, Фред. Пусть доктор Уэллес учит тебя.  Тебе  не  надо
говорить, почему.
     - Психология - не наука, - сказал Фред.
     Тим усмехнулся.
     - Я слышал, ты это  говорил  и  раньше.  Не  были  и  астрономия  или
биология, или психология во времена Альберта Великого,  -  сказал  Тим.  -
Предположим, что ты займешь равное положение и поможешь нам тогда  создать
действительную науку из этого. Начни с того, что скажет доктор  Уэллес,  и
посмотри, что можно создать. Соответствующее изучение человечества  -  это
человек, и если наука  о  психологии  все  еще  не  существует,  мы  лучше
займемся делом и создадим таковую.
     Казалось, что в первый раз Фред заинтересовался.
     - Я не пытался изучать психологию - не ту, о которой вы  говорите,  -
сказал он. - Что-то должно быть в ней, если вы меня нашли таким образом. Я
думал, что вы узнаете с помощью... о; с помощью  методов  Шерлока  Холмса,
если воспользоваться допотопным примером. Но большинство из того,  что  ты
говоришь, звучит как ужасная чепуха.
     - Если бы доктор Уэллес был здесь... или Карл Джанг,  или  кто-нибудь
еще в таком роде, все это было бы изложено лучше.
     - Ладно, в таком случае договоримся, - живо  сказал  Джей.  -  Мы  не
станем ябедничать на Фреда, и розыгрыши прекратятся, и все забудут о  них.
Фред пойдет к доктору Уэллесу и сделает честную попытку. Фред,  ты  можешь
сказать ему, что ты слышал, как Тим, я и девочки говорили  обо  всей  этой
чепухе, и ты хочешь об этом узнать, чтобы изучить эту науку... или эту так
называемую науку, если ты хочешь сказать таким образом; но тебе лучше быть
вежливым с доктором Уэллесом. Конечно, на это уйдет  время,  и  ты  хочешь
понять, что происходит.
     - Фред,  ты  знаешь,  что  не  можешь  отрицать  своего  собственного
человеческого характера, - сказал Тим.  -  Дай  всему  этому  шанс,  чтобы
доказать это.
     - Я попробую, - сказал  Фред.  -  Но  я  предупреждаю  тебя,  что  не
предполагаю, что буду способен извлечь смысл из этой психологии.
     - Попробуй честно, - сказал Тим. - Это все, что тебя просят  сделать.
Просто скажи самому себе, что в этом может  быть  какой-то  смысл  и  тебе
хочется посмотреть, так ли это.
     - Если это так, - сказал Фред, - я узнаю это.
     Тим и другие дети держали свое слово, но запись, сделанная на  ленте,
рассказала всю историю Питеру Уэллесу и доктору Фоксвеллу.


     Лица взрослых людей стали белыми, по мере того как они смотрели  друг
на друга, пока лента не кончила крутиться перед ними.
     - О, Тим, Тим, - застонал доктор Уэллес.  -  Почему  ты  выложил  все
таким образом?
     - Это все правда... что сказал Тим?
     - Дело в том, следовало ли ему говорить это? - ответил доктор. -  Что
может вынести мальчик под подобным градом камней, бросаемых в него? А Фред
ведь ужасно гордый.
     - Не понимаю, чем он обладает,  чтобы  гордиться,  -  сказала  миссис
Куртис.
     -  Он  обладает  интеллектуальной  гордостью  в  чрезвычайно  высокой
степени. Богословы говорят, что это грех, от которого падали сами ангелы -
и если это неправда в буквальном смысле, мистер  Геррольд,  это,  конечно,
правда в психологическом смысле. Только что  Фреду  были  сказаны  ужасные
вещи всякого черта, с такой откровенностью,  на  которую  способны  только
дети. Он очень гордится быть самым, самым лучшим, а  они  назвали  его  не
достигшим человеческого уровня. Они сказали, что  он  ничего  не  знает  о
чувствах,  что  совершенно  не  развит  в  очень  важной  стороне   своего
характера, что он ничего не знал о природе человека, и что люди ценили его
не за что иное, как за его интеллект. И, говоря ему, что он должен учиться
почти всему, они принизили его интеллект и разум.
     - Вы не думаете, что его гордость воспринять это все, - сказал мистер
Куртис. - Это была чрезмерная доза. Но ближе к концу  они  просили  его  и
кажется он реагировал на это.
     - Да; но честно ли он имел это в виду? - спросила мисс Пейдж. - Может
быть он только притворяется. Конечно, он не хочет, чтобы его  отправили  с
позором. Если он не может перенести и мысли о том, что другие могут быть с
ним равны по интеллекту, насколько больше ему приходится злиться по поводу
того, что его заставляют чувствовать, что в остальном он явно хуже их!
     - Я бы не слишком  надеялся  на  его  готовность  -  допустил  доктор
Уэллес. - В настоящее время может  быть  возбуждена  его  интеллектуальная
любознательность. Он может согласиться  послушать  то,  что  у  меня  есть
предложить, даже если он может все время сопротивляться  этому.  Он  может
слушать только для того, чтобы доказать  несамостоятельность  всего  того,
чему я буду его учить. Иногда мы  обнаруживаем,  что  состояние  разума  у
атеиста, который не развит со стороны чувств, противится любому  разумному
высказыванию относительно религии, потому что, для него, вся религия - это
подпадание под чувство.
     - Многие религиозные люди бывают очень сильно  шокированы  при  любом
намеке на то, что благоразумие  всегда  должно  сопровождаться  опорой  на
религию, - прокомментировал доктор Фокс. - Однако, что  касается  Фреда...
уверены Вы, что сможете исправить его?
     -  Потребуется  очень  тщательная  работа,  чтобы  удержать  его   от
возвращения к своей  прежней  слепоте  ко  всему,  кроме  интеллектуальной
стороны его души, как только изгладится последствие того шока, который  он
сегодня получил.
     - Я ничего не  смогу  сделать,  если  его  воля  будет  действительно
настроена против меня, - сказал доктор Уэллес. - Если он молится  на  свой
интеллект до такой степени, что воля является  полностью  марионеткой  его
интеллекта, и все  чувства  отвергаются,  это  будет  тяжелая  борьба.  "У
человека, убежденного против своей воли и мнение  все  такое  же".  Против
меня существуют две  вещи:  Тим  не  оставил  мне  никакого  шанса,  чтобы
изменить что-либо мягко; он сказал Фреду  все  такое,  что  тому  хотелось
знать меньше всего, и открыто перед всеми другими. Это была  явно  хорошая
терапия - она сработала - для гордости Фреда осталось только одно, это то,
что он считает, что мы, взрослые, не  знаем  об  этом  ничего.  Сейчас  мы
должны восстановить его гордость. Мы должны попытаться  показать,  что  мы
ценим его за другое, а не за интеллект.
     - Да, и мы должны оценить его так высоко, как  только  мы  сможем,  -
сказал мистер Фоксвелл. - После подобной разрушительной атаки он нуждается
во всей нашей поддержке, какую мы только можем ему дать.
     - Я боюсь, что он потенциально опасен,  -  сказал  мистер  Куртис.  -
Интересно, не должны ли мы, после всего этого, выпроводить его.
     - Нет, - сказал доктор Уэллес. - Мы должны попытаться помочь ему.  Он
- человек и просто мальчишка, под нашим  присмотром.  Он  имеет  такую  же
ценность, как и любой другой ребенок, и дополнительную ценность быть очень
сильно одаренным. И он нуждается в нас гораздо больше, чем любой другой. Я
скорее бы отослал других обратно, а Фреда оставил.
     - Если он опасен, то тем более мы должны оставить  его  и  попытаться
вылечить, - добавил д-р Фоксвелл. - Мы не можем отпускать его в общество и
не подумать о нашей собственной ответственности за последствия.
     - Да. Все другие в какой-то степени защищены в одной  функции  или  в
другой,  и   только   Фред   плохо   защищен   во   всех   сферах,   кроме
интеллектуальной. Как психолог, я бы сказал, что  возвышение  любой  одной
функции за счет других до такой степени  опасно  -  не  только  для  этого
мальчика и для нас, но и для всего общества. Люди, которые  ценили  только
интеллект, изготовили атомную бомбу и сбросили ее на мир, не думая или  не
заботясь о том,  что  могло  бы  произойти  с  ним.  Более  уравновешенный
изобретатель, задолго до этого, изобрел подводную лодку и  уничтожил  свои
планы, потому что он боялся, что  человечество  могло  использовать  такое
изобретение во вред. Я не знаю, что может изобрести Фред; но я хочу спасти
его, если смогу,  от  пренебрежения  всем,  что  свойственно  человеческой
природе и человеческим чувствам, и тем, что  чувства  могут  сделать.  Это
наша природа быть развитым в четырех функциях, а человек, который отрицает
свою собственную природу, находится в опасности и опасен сам.
     - Пока даже частичный успех стоит того, - сказал доктор  Фоксвелл.  -
Питер. И Вы действительно должны иметь шанс; он обещал  придти  к  Вам,  и
другие увидят, держит ли он свое обещание.
     - Я должен пойти поискать какие-нибудь  книги  и  подумать,  что  ему
сначала предложить, - сказал Питер Уэллес, медленно  вставая  на  ноги.  -
Книги - это лучше всего, потому что они беспристрастны, когда они атакуют.
Он может встретить  атаку  один,  и  нет  никого,  чтобы  быть  свидетелем
поражения, и никого, с кем бороться. Я могу  только  надеяться,  что  Фред
действительно придет ко мне.
     Ему следовало бы иметь больше веры в вундеркиндов, так как Тим и Фред
пришли в его кабинет в тот же день.


     - Послушай, Питер?
     - Да, Тим?
     - Мы говорили Фреду о четырех функциях души и все такое, и  он  хочет
узнать об этом, - сказал Тим. - Как ты думаешь, не мог бы ты  уделить  ему
немного времени, чтобы поучить теории?
     - Конечно, если он хочет узнать об этом,  -  ответил  доктор  Уэллес,
смотря спокойно, ни знаком не выдавая своего огромного облегчения.
     - Я могу порекомендовать тебе несколько книг, Фред,  и  беседовать  с
тобой один или два раза в неделю, пока я в городе.
     - Ты сейчас свободен? - спросил Тим.
     -  Я  освобожусь  где-то  через  полчаса,  если  ты  тогда   захочешь
вернуться, Фред.
     - Хорошо, доктор Уэллес.
     Фред действительно вернулся, один  и  по  собственной  воле.  И  это,
подумал Питер Уэллес, было столько, сколько можно было ожидать для начала.



                               5. ДЕТИ АТОМА

     Следующие несколько недель  прошли  спокойно.  Розыгрышей  больше  не
было, и у взрослых людей была веская причина  верить,  что  их  больше  не
будет, в школу поступило еще несколько человек - Робин Уэлч, Роза Джексон,
Мари Хит, Элис Чейз и Джерард Чейз. Последние двое  оказались  троюродными
братом и сестрой,  имевшие  о  существовании  друг  друга  лишь  служебное
представление, поскольку опекунство над ними было взято несвязанными между
собой организациями.
     Специальностью Робина была палеонтология, но,  кроме  того,  он  живо
интересовался всякого рода змеями,  и  проводил  свое  свободное  время  в
лесах, пополняя  свою  коллекцию.  Он  был  переполнен  радостью,  получив
разрешение построить для них специальный домик, и его ни в  коей  мере  не
возмущала тщательная инспекция старшими по школе клетки  с  его  гремучими
змеями.
     - В моей семье не любили моих змей,  -  объяснял  он  однажды  вскоре
после Рождества, когда Элси пришла посмотреть его новых змей.
     - Эта змея с полоской вокруг шеи самая хорошенькая, - сказала Элси. -
Красивый коралловый цвет! И мне нравится эта спираль, в  которую  закручен
ее хвост. Интересно, какая это математическая кривая?
     - Мы должны спросить  Макса,  -  сказал  Робин,  возвращая  маленькую
змейку в свою клетку. - Ты должна посмотреть коралловую  змею,  Элси;  они
прекрасны. Но доктор Уэллес не хочет, чтобы я покупал ядовитых змей.
     - Если змеи не выползут наружу, может быть  он  разрешит  тебе  иметь
некоторых других опасных змей, - утешила его Элси.
     - Когда приедут еще дети? - спросил Робин. -  Джерард  хочет  собрать
команду для игры в мяч.
     - У доктора Уэллеса все еще нет времени, чтобы  лично  встретишься  с
каждым. Родилось человек тридцать  или  больше,  и  известно,  что  умерло
только двое, но мы все еще не определили местонахождение каждого.
     - Хочешь помочь мне накопать червей для змей? - спросил Робин. -  Эй,
Фред... хочешь посмотреть моих змей?
     - Нет, спасибо, я уже видел их, -  сказал  Фред.  -  Если  хочешь,  я
помогу накопать червей.
     - Почему у тебя нет любимого домашнего  животного,  Фред?  -  спросил
Робин, беря лопату и садовые вилы и протягивая Элси банку для червей.
     - Не вижу, почему я должен, - сказал Фред, выбирая вилы  и  показывая
жестом, чтобы Робин показывал путь.
     - Иногда собаки полезны, но мне не нужна собака - поводырь, и я  рад,
что наконец-то продали всех щенков. Большинство людей любит собак,  потому
что собаки так преданно подобострастны,  живя  только  для  обожания,  как
"Прелестная Алиса" Бена Болта.  Это  дает  владельцам  почувствовать  себя
важными, - сказал он.
     - О, так ли это, - презрительно-насмешливо сказала Элси. - А кошки?
     Фред подцепил на вилы ком дикой травы и  извлек  из  корней  червяка.
Прежде, чем ответить, он осторожно бросил червяка в банку.
     - Чувственным людям нравится ощущение меха, - сказал он,  -  особенно
на теплом, мурлыкающем животном.  А  кошки  такие  безжалостные  охотники,
некоторым людям нравится в них косвенная жестокость. Эй! - так как в  этот
момент Элси швырнула банку, червяка и все, в его голову, он  наклонился  и
как раз вовремя.
     - Когда я хочу причинить кому-то боль, я делаю это  сама,  -  сказала
Элси уж совсем излишне.
     - Что этот  бедный  червяк  вообще  сделал  тебе?  -  спросил  Робин,
подбирая червяка и банку.
     - Ты имеешь в виду меня  или  этого  пескожила?  -  спросил  Фред.  -
Послушай,  Элси,  я  знаю,  что  ты  держишь  кошек,  но  тебе  совсем  не
обязательно бросать в меня стеклянные  банки.  Если  ты  еще  когда-нибудь
сделаешь подобное снова, ты пожалеешь! А ты, Робин...
     - Я не называю тебя червяком,  -  честно  сказал  Робин.  -  Я  здесь
новенький, и... послушай, Элси, и часто ты вытворяешь подобное?
     - Прости, - запротестовала Элси с красным лицом. -  Это  было  что-то
рефлекторное. Фред, я совсем не хотела бросать ее, право  же.  Просто  так
получилось. Может быть будем считать сейчас, что мы квиты за яйца?
     - Яйца? - сказал озадаченный Робин.
     - О, брось, - сказал Фред, также краснея. - Во  всяком  случае  я  не
имел в виду тебя, Элси. Я размышлял над тем, почему  люди  покупают  кошек
Тима. Он получает за них неплохие деньги, поэтому  я  понимаю,  почему  он
разводит кошек. Но я не понимаю, почему большинство людей держит кошек;  я
просто пытался поразмыслить над этим, и сейчас я вижу, что это  прозвучало
не очень лестно. Ты держишь кошек, потому что Тим держит, я полагаю я имею
в виду, -  поскольку  у  Элси  появились  признаки  не  очень-то  большого
удовольствия и этим также, - что он тебе предложил несколько,  поэтому  ты
взяла их. Но они так мешают, все эти животные. Так много работы, когда  ты
могла бы делать другое. Я не против копания червей... - он воткнул вилы  в
землю, перевернул ком и разбил его, - иногда, но я просто ненавижу  делать
это каждый день. Что касается змей, то у них  есть  преимущество,  они  не
лают и не прыгают все на тебя...
     - И еще, их не надо кормить каждый день, - заметил Робин.
     - Ну, это произошло  не  потому,  что  у  меня  есть  кошки,  и  даже
совершенно не из-за яиц... но ты так доводишь меня, Фред! Ты не  понимаешь
ничего!
     - Тогда почему люди держат кошек?
     - Что за яйца? - спросил Робин.
     - О, это было  так  давно,  Робин,  -  нетерпеливо  сказала  Элси,  и
вернулась к насущной теме. - Люди  держат  кошек  потому,  что  они  любят
кошек! Неужели ты даже не представляешь, что людям может  такое  нравится,
нет?
     - Множество людей говорит, что кошки угодливы и вероломны, но  я  так
не думаю, больше, чем змеи, - сказал Робин, мужественно принимая тот факт,
что вопрос с яйцами не был ему объяснен. - Они просто  поступают  согласно
своим характерам. Как говорит Фред, кошки не лают.  Не  будучи  животными,
питающимися падалью, они тихо появляются, чтобы  поймать  свою  жертву;  и
кошка имеет столько же прав съесть свой обед, сколько  их  имеет  и  любое
другое существо.
     - Мне нравятся кошки, потому что они независимые, - сказала Элси, - и
они изящные, и такие деятельные... Я думаю, что они самые  совершенные  из
всех животных, то, как они двигаются, как они прыгают, как отдыхают. И они
- хорошая компания, когда им хочется. Но, Фред, ты же  приписываешь  людям
самые искаженные побуждения!
     - В конце концов, домашний любимец, по определению, это что-то, чтобы
ласкать, - сказал Робин, - Не знаю, смогли бы вы назвать  в  конце  концов
змею любимцем. Большинство людей любит,  чтобы  любимец  немножко  отвечал
взаимностью. Я держу змей, потому что они интересные.
     - В той глыбе три червяка! - закричала Элси, набрасываясь на  одного.
- Фред, прости, что я бросила в тебя эту банку.  Я  всегда  бросала  вещи,
когда была...
     - В больнице, - поспешно добавил Фред.
     - О, это не секрет... в сумасшедшем  доме.  Я  должна  пойти  и  сама
рассказать доктору Фоксвеллу, но тогда мне придется объяснять и...
     - О, оставь это... оставь это, - сказал Фред. - И тоже прости меня за
яйца. Нет никакого смысла делать из этого тайну. Когда я впервые  приехал,
Робин, я проделал  несколько  дурацких  розыгрышей;  увеличил  подогрев  в
инкубаторе Элси и испек все яйца, это первое.
     - Нет никакой необходимости рассказывать, - сказала Элси,  -  но  раз
это вышло, я думаю, что это к лучшему. Прости, что я вспомнила об этом,  я
просто не прекращала размышлять. Только ты знаешь, Робин, мы не можем  всю
дорогу возвращаться назад и все объяснять каждый раз, когда приходит новый
мальчик или новая девочка.
     - Мне сегодня как-то не по себе, - признался Фред.  -  Вот  почему  я
вышел. Я искал Тима и других и думал о том, чтобы спросить у  них  что-то.
Ты, Элси, тоже... ты одна из старожилов. Знаешь ты, где Тим? Робин,  знай,
что Тим здесь что-то вроде главного.
     - Думаю, что они все в зале,  -  сказал  Робин.  -  Здесь  достаточно
червей. Вы идите; я останусь и покормлю своих змей.
     - Нет, я хочу, чтобы ты пошел с нами, сказал Фред. - Об этом секретов
нет, именно так нам не придется пускаться в длинные объяснения  по  поводу
всей подоплеки. Я хочу твоей помощи тоже. Идем!
     Большинство мальчиков и девочек  находилось  в  зале,  читая,  слушая
радио, жуя яблоки, когда прибыло это трио;  и  Фред,  оглянувшись  вокруг,
чтобы убедиться, что большая часть "старожилов" присутствует, вышел вперед
и ударил по столу молотком.
     - Если вы не очень заняты, я хочу вас о чем-то спросить, - сказал он.
- Я размышлял над этим, а затем Элси довела меня до бешенства, поэтому я и
хочу выяснить.
     Бет выключила радио, и все подошли поближе, чтобы выслушать.
     - Я беседовал с доктором Уэллесом в течение целого месяца,  -  сказал
Фред, - и читал все, что он мне давал, и  я  не  могу  видеть,  что  мы  к
чему-то придем. Вы знаете, каковы взрослые, им  беспрестанно  надо  что-то
делать. Мы живем в другом ритме. Сейчас, некоторые из вас  знают  довольно
много  об  этом   деле   развития   запущенных   и   подавленных   функций
индивидуальности... а тех, кто не знает, прошу заткнуться; я  разговариваю
с теми, кто знает... и, вероятно, вы не знаете столько, сколько доктор, но
вы бы не были так медлительны с этим. Некоторые из  вас  прочитали  больше
меня, конечно, и вы должны понимать  это  лучше  меня,  потому  что  я  не
понимаю этого совсем. Я не могу найти каких-либо практических  советов,  а
это то, чего я хочу. Мне хочется чего-нибудь,  чтобы  над  этим  работать,
чтобы я мог увидеть, получил ли я какие-нибудь результаты. Элси только-что
сказала, что я ничего ни о чем  не  понимаю.  Что  за  смысл  всего  этого
увиливания? Это чепуха, говорить мне, что я должен развивать эту функцию и
растить ту функцию, и не подавлять другую функцию, если никто  не  говорит
мне как. Вы сейчас мне говорите как, и тогда я попытаюсь.
     Повисло оглушающее молчание, в котором каждый выжидательно смотрел на
Тима.
     - Не думаю, чтобы я когда-нибудь думал об этом вот таким  образом,  -
сказал Тим, он откусил большой кусок яблока и жевал в задумчивости.
     - Должны быть какие-то конкретные вещи, которые ты сумеешь сделать, -
согласился Макс.
     - Если бы мы могли придумать их, - согласилась Элси.
     - Ну, тогда придумайте, - сказал Фред.
     - Мы не можем создать целую программу за пять минут, - сказал Джей, -
но должен думать, что мы могли бы, каждый, дать  пару  советов  в  течение
одного дня или двух. Устроит ли это, Фред?
     - Был бы признателен, - сказал  Фред.  -  Но  только  я  здесь,  если
кто-нибудь придумает что-нибудь сейчас.  Я  бы  не  рассчитывал  на  целую
программу; просто  то,  что  вы  могли  бы  назвать  несколькими  простыми
упражнениями, чтобы попробовать.
     Тим кивнул.
     - Я понял, - сказал он. - Это  подобно  тому,  как  если  у  человека
плохой анализ крови, то что толку просто говорить, что у него малокровие и
ему надо укреплять здоровье, или трепетать в ожидании, чтобы  узнать,  как
он стал таким, но это могло быть что-то полезное  сказать  ему  -  съедать
каждый день одно яйцо. Это могло бы и не быть слишком уж  хорошо,  но  это
была какая-то незамедлительная небольшая конкретная помощь.
     - Опять яйца? - сказала Элси, немного слишком громко. Затем поспешила
добавить, - Это могло бы быть немного полезным и для остальных  нас  тоже.
Мы могли бы  продолжить  упорно  работать  таким  же  образом  над  нашими
собственными недостатками.
     -  И  испытать  советы,  -  сказал   Джей,   выглядя   очень   сильно
заинтересованным. - Не может кто-нибудь придумать хотя  бы  один?  Давайте
все прекратим болтать и подумаем!
     - Ну, - сказал Тим, - Я что-то  вспомнил.  Сделаешь  ты  то,  что  мы
скажем, Фред? И будешь стараться честно и потратишь время,  чтобы  сделать
как надо?
     - Конечно, - сказал Фред, - если ты действительно так считаешь.  Все,
что целесообразно. -  Поскольку,  именно  твой  интеллект  слишком  сильно
развит,  непохоже,  чтобы  тебе  требовалось  что-либо  целесообразное,  -
подчеркнула Стелла.
     - Что-либо в пределах совета... что-нибудь  возможное...  что-либо  я
могу делать, - нетерпеливо сказал Фред. - Вы все  знаете,  что  я  имею  в
виду. Тим, какая у тебя была идея?
     - Я читал рассказ об Агассизе, -  медленно  произнес  Тим,  -  и  его
студенте. Агассиз  дал  студенту  рыбу  в  чаше  и  сказал,  чтобы  он  не
пользовался никакими справочниками или еще чем-нибудь, а  просто  сидел  и
смотрел на эту рыбу до тех пор, пока не познает о ней все, что  сможет,  а
он вернется, когда посчитает, что  студент  выполнит  это.  Итак,  студент
работал над этим в течение пары часов и думал, что сделал, но  Агассиз  не
вернулся, поэтому он разорвал свои записи и начал снова, и глядел  на  эту
рыбу на самом деле. Работал он неделю и тогда Агассиз вернулся, а когда он
прочитал записи, он сказал, что они никуда  не  годятся.  Поэтому  студент
провел за этим еще две недели, и к тому времени  он  сделал  действительно
хорошую работу. - Тим остановился и снова откусил от своего яблока.
     - Думаю, что это развивает применение чувств, - сказал Макс.
     - Могло бы, - сказал Тим. -  Но  в  одной  из  книг  Джеральда  Ванна
говорилось, что мистики всех вероисповеданий во всем мире во  все  времена
развивали  интуицию  в  своих  учениках  тем,  что  заставляли  их   брать
какую-нибудь маленькую вещь, например, листок или  цветок,  или  гальку  и
держать ее в своих руках и пристально смотреть на нее по часу, пока они на
самом деле не научатся видеть ее и понимать ее значение.
     - "Цветок в потрескавшейся стене", - процитировал Бет.
     - Правильно. Итак... - Тим  осторожно  откусил  маленький  кусочек  и
что-то выплюнул себе в руку, - для твоего первого упражнения, Фред, возьми
это яблочное семечко в свою руку и смотри на него внимательно и  неотрывно
до тех пор, пока ты не поймешь, сколько пройдет времени, прежде,  чем  оно
превратится в дерево, приносящие плоды.
     Раздался огромный взрыв хохота, и Фред вскочил на  ноги,  кулаки  его
сжались.
     - Я  имею  в  виду  именно  это,  -  сказал  Тим.  -  Ты  собираешься
попробовать?
     - Ты обещал, - закричали все хором.
     - Ты действительно имеешь это в виду? Просто держать  это  семечко  и
глазеть на него, и думать?..
     - Пока ты не поймешь некоторые вещи немного лучше. Да, - сказал Тим.
     Фред прошагал к Тиму и протянул свою руку.
     - Тихо, все, пожалуйста, - сказал он. - Я бы мог уйти и найти  немало
тишины, но я хочу, чтобы все видели меня, выполняющим  это.  Я  -  человек
своего слова.
     Пока Фред сидел, мрачно уставившись на семечко на ладони своей  руки,
остальные переглядывались.  Некоторые  из  них  начали  быстро  писать  на
клочках бумаги и время от  времени  передавали  их  кому-нибудь  еще,  или
показывали знаками, чтобы они переходили  из  рук  в  руки.  Некоторые  из
группы, продолжили то, что делали, время от времени поглядывая на Фреда.
     Один или двое подошли на  цыпочках  к  полкам  и  выбрали  книги  для
занятий. Когда вошла Элис Чейз, ее кузен знаком показал ей молчать,  отвел
ее в сторону, где и объяснил, что происходит.
     Спустя,  как  показалось,  долгое   время,   выражение   лица   Фреда
изменилось. Он выглядел задумчивым; затем он выглядел заинтересованным;  а
затем он начал улыбаться. Наконец он встал и выпрямился.
     - Можно сообщить об успехах? - спросил  он.  -  Я  понимаю  несколько
вещей лучше. Во-первых, я понимаю шутку; не как неприятное оскорбление или
дерзкую остроумную реплику,  но  как  очень  подходящий  наглядный  пример
терпения и развития событий. И я понимаю,  как  две  вещи,  о  которых  ты
читал, дополняют друг друга, Тим, и как они подходят ко всему этому.  И  я
понимаю,  что  ты  подразумеваешь  под  яйцом  каждый   день;   это   яйцо
сегодняшнего дня. Мой бог, неужели я  глазел  на  это  семечко  в  течение
целого часа? Или... это был всего лишь один час?
     В течение минуты никто не говорил. Затем Тим прокашлялся и спросил:
     - Что ты чувствуешь, Фред?
     - Чувствую себя прекрасно. Немного одеревенел, но  это  все.  Но  кто
всем вам я настроен более дружелюбно, и сейчас я знаю, что вы  все  хотите
мне помочь и что вы все настроены ко  мне  дружелюбно...  сейчас  я  знаю,
почему вы все смеялись.
     - Ты не против того, чтобы рассказать нам, как ты пришел к  этому?  -
спросил Джей.
     - Вы все сказали мне не думать слишком много,  что  я  мыслю  слишком
много и что я слишком интеллектуален, поэтому я знал, что  должен  сделать
что-то еще, - сказал Фред. - Сначала я был ужасно взбешен, и  все,  что  я
сделал, это я негодовал. Затем я вспомнил, что  ты  сказал  подумать,  как
семечко вырастает в дерево, и я предположил, что ты подразумевал  "думать"
в том же смысле, когда ты говоришь о "мыслительной функции", поэтому  все,
что я мог сделать, это попытаться мысленно представить себе это, как  если
бы я наблюдал картину замедленного действия.  Я  проделывал  это  снова  и
снова. И вот, когда я увидел цветы яблони, трепещущие под легким ветерком,
я увидел красоту, которая была обещанием  чего-то...  ах...  совершенства.
Немного погодя я увидел достижение желанной  цели  и  завершение.  Рыбу  в
сосуде можно видеть только как рыбу, полагаю, но семечко следует видеть  в
его потенциальной  возможности.  Вот  почти  все,  что  мне  удалось  пока
сделать.
     - Мне кажется, - рассудительно сказала Элси в  благоговейной  тишине,
которая последовала за этой речью, - что ты  дал  ему  не  ту  вещь,  Тим.
Вместо яблочного семечка тебе следовало дать ему семечко редиски. Или есть
что-нибудь, что растет побыстрее?
     - Ну, все идет к тому, чтобы показать, - сказал Макс, - что ты можешь
делать почти все, Фред, если постараешься.
     - Хорошо, - сказал Фред. - Я готов  еще  к  упражнениям.  Мы  увидим,
будет ли конечным урожаем редиска или куча яблок.
     - Сначала, по некоторым основным законам, - сказал Джей, -  я  должен
предположить, что ты размышляешь и действуешь  по  основному  закону,  "Не
существует  неинтересных  дел,  есть  только   неинтересные   люди",   как
утверждает Честертон. Ты всегда говорил, что не можешь понять, почему люди
делают это или то, или почему им нравится одно или другое. На твоем месте,
Фред, я бы попробовал некоторые из этих вещей, одно за другим, пока ты  не
начнешь понимать, что другие люди видели в них.  Я  подразумеваю  то,  что
нравится почти каждому.
     - Да, и он должен брать другие предметы и пристально смотреть на  них
так, как он смотрел на семечко, - сказала Стелла, -  и  он  должен  читать
поэзию.
     - Он  должен  прочитать  все  наши  любимые  книги,  которые  ему  не
нравятся, и написать серию небольших очерков,  объясняющих  почему  мы  их
любим, -  предложила  Элси,  -  и  попытаться  представить  себе,  что  мы
чувствуем об этом, и - это то, что мне больше всего помогло - поразмыслить
над  тем,  как  это  все  типы  людей  составляют   общество,   а   другие
психологические типы имеют свое место, и право на  существование,  и  быть
самими собой, именно так они хороши в своем собственном роде. Помните Эссе
Джайлза, написанное о "Праве  быть  человеком,  сосредоточенном  на  самом
себе".
     Родилась новая игра, новая причуда. Она пронеслась по  школе  и  даже
увлекла удивленных учителей.
     - Следует ли нам прервать эту  любительскую  терапию?  -  беспокоился
доктор Фоксвелл.
     - Как это мы могли прервать это? - спросил Питер Уэллес, - с таким же
успехом Вы могли бы попытаться остановить лавину. Что  мы  можем  сделать,
кроме того как стоять в стороне и давать ей  продолжать  грохотать?  Я  не
могу притворяться, что предвижу, чем это все закончится,  или  для  добра,
или зла, но они хранят полные записи экспериментов и  их  непосредственных
результатов, а в качестве простого студента я  благодарен  за  возможность
наблюдать за всем этим.
     - Верю, что большая часть этого  является  добром,  -  сказал  доктор
Фоксвелл, - но я боюсь, что они  уж  слишком  энергично  торопят  события,
форсируя их... и все же, это все  стихийно  и  они  делают  это  охотно  и
радостно.
     - Сейчас они устанавливают свою собственную  скорость,  -  подчеркнул
Уэллес.
     - Совершенно верно, - сказала мисс Пейдж. - Если бы я не  работала  с
детьми этого возраста в течение более тридцати лет, я бы не поверила,  что
подобная перемена во Фреде могла произойти так быстро.
     - Он извлек все свои скрытые функции  и  получился  "мощный  нефтяной
фонтан", - сказал Питер. - Я только надеюсь, продолжая эту  метафору,  что
все ресурсы не будут истощены, как это происходит с  нефтяными  фонтанами.
Но, в конце концов, почему это должно случиться? Все  это,  что  было  под
давлением, сейчас выплескивается наружу, но  к  тому  времени,  когда  эта
причуда пройдет свой путь, думаю, что у нас будет все не только открыто  и
протекать свободно, но и под контролем.
     - Рискнули бы вы проделать подобное с обычными пациентами? -  спросил
мистер Геррольд.
     - Обычные пациенты сопротивляются. Взаимодействующий юноша с  большим
энтузиазмом и рвением к саморазвитию, вместе с высоким интеллектом,  редко
становится  пациентом  любого  психиатра.  Вызов  Фреда   был   искренним,
проснулась его любознательность, и он хотел провести испытание чего-нибудь
предложенного. И он несомненно имел в виду то, что говорил.
     - Он занимался этим тоже с пониманием дела, - сказал мистер Геррольд.
- Вы знаете, я удивлен этими настроениями наших.
     - Каким образом, мистер Геррольд? - спросил мистер Куртис.
     - Я до сих пор жду настоящего трудного ребенка,  -  объяснил  молодой
учитель. - Эти дети совсем нетрудные.
     - Нет? - тихо проговорил доктор Фоксвелл.
     - Серьезный случай обязательно неожиданно возникает по  крайней  мере
один раз в этом поколении детей, - серьезно продолжил мистер  Геррольд.  -
Например, мог  бы  быть  ребенок,  который  после  того,  как  умерли  его
родители, был передан  в  бедный  и  неустойчивый  дом,  убежал  оттуда  и
связался с преступным миром.  С  таким  интеллектом  он  бы  действительно
преуспел в том, чтобы позаботиться о себе, став  опытным  преступником,  с
большим списком побегов из  исправительных  учреждений  и  с  национальной
регистрацией по детской преступности. Вероятно, подобный  ребенок  вел  бы
двойную жизнь, как уважаемый крупный специалист по криминологии, а в  свое
свободное время зарабатывал бы сотни  тысяч  долларов,  выпуская  массовым
тиражом детективную  литературу.  С  детским  энтузиазмом  к  мелодраме  и
сенсационности  он  получал  бы  глубокое   волнение,   будучи   невидимым
детективом.
     - Что-то вроде Паука в книге Майкла Иннеса? - спросила мисс Пейдж.
     - Я не читал этого произведения, - сказал мистер Геррольд.
     - В только-что изложенной Вами ситуации есть несколько противоречивых
утверждений, - сказал мистер Куртис.
     - Ну, она дает общее представление, - сказал мистер Геррольд, - И мог
быть, и вероятно есть, по меньшей мере один ребенок, страдающий паранойей.
Такой ребенок всегда опасен, потому что он убежден, что люди против  него,
и вся его логика основывается на этой ложной посылке. Его логика  была  бы
так основательна, что никто бы не смог опровергнуть ее для него, и  он  бы
собирался господствовать и держать в отместку все общество  в  подчинении.
Но всего меньше я бы ожидал от этих  детей  или  от  некоторых  из  них  -
возможно от Фреда, если бы он так резко не изменялся - видеть в самом себе
естественного, назначенного судьбой правителя всего общества.  Он  был  бы
слишком умен, чтобы поступать так, как Гитлер поступал с помощью  массовых
убийств, но он легко бы мог стать угрозой обществу. Он  был  только  тихой
занудой, а сейчас действует  как  Фердинанд,  по  прозвищу  Бык,  нюхающий
цветочки!
     - Из максимум тридцати человек шанс получить  одного,  кто  на  самом
деле безумный, невелик, - сказал  доктор  Уэллес.  -  Пока  все  эти  дети
нормальные. Несмотря на неспособность,  в  некоторых  случаях,  установить
взаимопонимание с обществом, все они обладают  достаточным  интеллектом  и
здравым умом, чтобы понимать, что намерения других людей  к  ним  не  были
злыми. Они были смущены и расстроены, но не думали, что они были опасны. И
тем не менее, мы можем встретить что-то вроде Ваших  чудовищ  зла,  мистер
Геррольд, но я не очень-то и жду подобного.
     - Если позволительно мне сказать без боязни быть очень невежливым,  -
сказал мистер Куртис, - то я бы предположил, что возможно мистер  Геррольд
сам сохранил что-то от свойственной молодости склонности к  сенсационности
и  театральности.  Ему  хотелось  бы  чего-нибудь  ужасно  -  я  намеренно
употребил это слово - ужасно волнующего.
     - Обращаясь, без риска, к истории и прошлому, - резко ответил  мистер
Геррольд, - легко думать, что Александр, Чингиз Хан, Наполеон и Гитлер все
мертвы и что, следовательно, все к лучшему в этом лучшем из всех возможных
миров.
     - И тем не  менее,  не  разочарованы  ли  Вы  слегка  тем,  что  Фред
видоизменился в Фердинанда по прозвищу Бык, а не в Аттилу Варвара?
     - Я хотела бы  предположить,  -  тактично  вмешалась  мисс  Пейдж,  -
последовать примеру детей и попробовать  некоторые  из  их  упражнений,  и
делать отчеты по мере их прохождения. Доктор  Уэллес  мог  бы  согласиться
направлять нас.
     - Если это  привело  бы  лучшему  пониманию  между  мной  и  мистером
Куртисом, я был бы рад сделать это, - сказал мистер Геррольд. - А  если  в
его утверждениях есть правда...
     Мистер Куртис неожиданно улыбнулся.
     - Я не хотел обидеть Вас, - сказал он. - Я вспоминал свою собственную
молодость, которая не настолько далека, чтобы ее не помнить, и  приписывал
другим те же свойства. Мистер Геррольд простит человека моих  лет  за  то,
что я вижу мало  различий  между  повзрослевшими  подростками  и  молодыми
юношами.
     - Если Вы порекомендуете мне несколько  исторических  работ,  которые
помогли бы мне стать  более  уравновешенной  личностью,  -  сказал  мистер
Геррольд с едва заметным насмешливым изменением интонации, -  я  буду  рад
похвалить и почитать вслух несколько научных работ, которые могли  бы  вам
помочь.
     - Я принимаю Ваше щедрое предложение, - сказал слепой  историк,  -  и
согласен, что мы все могли  бы  выиграть  от  участия  в  опытах,  которые
пробуют дети.  Что  касается  других  упражнений,  то  поскольку  я  не  в
состоянии пристально смотреть  на  яблочные  семечки  или  созерцать  свой
пупок, что вы предложите, доктор Уэллес?
     - Мы могли бы делать то, что дети делают с музыкой, - предложил Питер
Уэллес. - У них состоялось горячее обсуждение по поводу  музыки  незадолго
до того, как я ушел от них  сегодня  утром.  Мари  учили,  что  музыка  не
"значит" ничего, что она вся чисто субъективна, так что один человек может
воспринять определенный опус как выражающий беззаботную радость, а  другой
человек может воспринять его как  выражающий  печальную  трагедию,  и  оба
будут правы.  Большинство  детей  горячо  отстаивает  то,  что  композитор
обладает, во всех  случаях,  некоторым  особым  настроением  или  душевным
волнением для выражения, но они разделились в  том,  что  следует  ли  это
вымученно выражать текстом или музыке следует разрешить говорить самой  за
себя. Поэтому они согласились послушать ряд музыкальных записей, и  каждый
должен был прислушаться к тому, что она выражала, но без обсуждения и  без
обращения к любым пояснительным работам. К концу второй недели  или  около
того, они намеривались сравнить записи  и  повторить  отдельные  избранные
произведения, слушая вновь. Мы могли бы проделать то же,  используя  такие
же избранные произведения.
     - Иногда это зависит от интерпретации  музыканта,  -  сказала  миссис
Куртис. - "Юмореска"  имеет  две:  как  легкая,  прелестная  пьеса,  очень
веселая; и как душераздирающая, трогательная пьеса.
     Пока доктор Уэллес устанавливал первую для этого эксперимента, мистер
Геррольд прошептал мисс Пейдж: "Не думаете уж Вы, что что-то захватывающее
собирается произойти здесь?" - и она в  ответ  прошептала:  "Счастливейшие
люди,  подобно  счастливейшим  странам,   не   имеют   истории.   Успешное
приключение Фреда с яблочным семечком такое же захватывающее и  интересное
для меня, как если бы он совершил что-то крайне  ужасное,  и  оно  гораздо
более удачное." И когда он не показался очень сильно удовлетворенным, мисс
Пейдж мягко добавила: "Веселей! Что-нибудь ужасное еще может произойти!"


     Следующие три недели были заполнены деятельностью. Фред, по  указанию
Стеллы, читал "Даму не для сжигания" и жаловался,  что  не  может  понять,
куда клонит автор.
     - Это потому, что ты стараешься об этом думать, - объясняла Стелла. -
Не думай; просто наслаждайся этим.
     Поскольку большинство детей  считало,  что  чтение  поэзии  развивало
интуитивную функцию, Фред был завален сборниками любимых стихов каждого, и
ему пришлось твердо заявить, что он не будет читать поэзию  больше  одного
часа в любой  день.  Макс  подарил  ему  красиво  переплетенный  экземпляр
псалмов и добавил: "Ты не  сможешь  почерпнуть  много  от  Иова,  пока  не
переживешь глубокое горе, но  как  бы  то  ни  было,  ты  должен  прочесть
несколько раз".
     - Мы должны узнать, почему люди ходят в церковь и  что  они  получают
там, - сказал Робин, - и что разные церкви имеют предложить.
     - Люди ходят потому, что считают, что должны, не так ли?  -  спросила
Роза.
     - Нет, - уверенно сказал Джей. - Конечно же,  нет.  Если  бы  они  не
получали там ничего, они бы не ходили.
     - Давайте ходить  столько,  сколько  мы  можем,  в  таком  случае,  и
посмотрим, что люди могут получать от них, - предложил Джайлз.
     - Ты имеешь в виду от посещения церкви, в то конкретное здание, в тот
специальный день, или от религии?
     - От посещения церкви,  -  многозначительно  сказал  Робин.  -  Давай
искать что-нибудь ценное там в этот день и оставим религию  на  потом  для
полного изучения.
     Это привело к  горячей  дискуссии,  которая  была  нечаянно  внезапно
прервана Элис Чейз,  вошедшей  с  двумя  книгами  для  Фреда:  "Однажды  в
Корнуолле", С.М.К. и "Переланда", К.С.Льюис и с вопросом к своему кузену.
     - Могла бы я спросить Джерард, над чем ты работаешь? Или это секрет?
     - Я хотел всех вас пригласить вскоре на показ, - сказал Джерард, - но
мы все были так заняты, что я не распространялся об этом. Я  хочу,  потому
что я думал, что мы  могли  бы  создать  на  этом  групповой  проект,  для
каждого, кто заинтересуется.
     - Сегодня вечером? - с надеждой спросила Элис.
     - Завтра вечером, если это всех устроит. Я хочу пригласить и взрослых
тоже, - сказал Джерард.
     Поскольку было известно, что работа Джерарда связана с  микроскопами,
кинокамерами, моделированием  в  глине,  с  большой  лудильной  работой  с
кусками металла,  искусными  световыми  эффектами  и  большими  чеками  от
литературного  агентства,  поднялось  возбуждение,  когда   было   сделано
предложение о сотрудничестве. Каждый обещал быть под рукой  в  назначенный
час.


     - Что у меня есть показать вам, - сказал Джерард,  -  так  это  серия
коротких фильмов и несколько фотографий. Что у меня есть  предложить,  так
это полнометражный фильм,  над  которым  мы  бы  могли  все  работать,  на
основании разделения прибыли или передачи ее в пользу школы.
     Интерес был возбужден.
     - Мой отец, - сказал Джерард, - был металлургом, специализировавшимся
в  фотомикрографии  образцов  металла.  Мой  дядя  не   был   так   сильно
заинтересован в этой области, как другими видами  фотографии,  и  он  учил
меня фотографии и многим хорошим приемам ремесла. Я болтался с  этим  и  в
помещении, и на открытом воздухе, а когда мне исполнилось  двенадцать,  он
передал все оборудование  моего  отца  мне.  Я  привык  брать  картинки  и
сочинять потом о них рассказы. Вот моя первая  фотография,  я  сделал  ее,
когда мне было десять.
     На экране появилось цветное фото.
     - Я написал об этом свой первый рассказ. Войска  обороны  здесь...  -
Джерард показал указкой, - атакующие войска здесь, наступающие этим путем,
вдоль этого гребня; вылазки осуществляются сквозь это место слева  и  этот
перевал через скалы справа, а отход этим путем. Все эти сведения  выглядят
достаточно большими для армий, чтобы осуществить массированный прорыв,  на
самом деле это был только участок сильно выветренного  красного  песчаника
или чего-то в этом роде, около трех футов в длину и полтора фута в высоту.
И я стал представлять себе, что могло бы произойти на нем, если бы он  был
в натуральную величину  или  если  бы  люди  были  очень  маленькими.  Это
выглядит больше как что-то вроде необработанного Петры, и таким образом  я
придумал рассказ. Я проиллюстрировал его этими фотографиями... -  по  мере
того, как он говорил, картинки на экране  менялись,  -  и  рисунками.  Вот
рисунки, люди в действии на  своих  местах  на  этом  продуманном  кусочке
ландшафта.
     Раздался приглушенный шум голосов высокой оценки от детей.
     - Только это была приключенческая история. Я не делал много таких, но
когда мне достались вещи моего отца, я начал работать  на  самом  деле.  Я
снимал короткие фильмы о микроскопических предметах, которые двигались,  и
делал фотоснимки о тех, которые были неподвижны, для  заднего  фона;  и  я
наблюдал за предметами, и думал о них, и объединял разные  задние  фоны  и
действия - мой дядя научил меня приемам ремесла, я говорил вам - а затем я
писал рассказы, с людьми в них, и иллюстрировал их. А  сейчас,  можете  вы
забыть все это и посмотреть фильмы? Может быть я должен  был  сделать  это
по-другому. Первые ролики показывают дерево на планете Венера.
     Дети смотрели, сидя на краю своих стульев. Как бы без листьев  дерево
лениво покачивало извилистыми ветвями, явно под  водой.  На  виду  плавало
маленькое существо с телом из отрезков. Оно имело два  усика,  похожих  на
волосяные морковки, а позади них два поменьше; у него было два похожих  на
обрубок хвоста, из каждого у которых сзади тянулись два отростка,  которые
выглядели  скорее,  как  рыбьи  скелеты.  К  бокам  этого  существа   были
прилеплены пучки шариков. У него был только один глаз.
     Это существо поплыло мимо дерева, трогая мимоходом одну из  веток.  И
сразу же ветки задвигались; маленькое существо было крепко схвачено и,  не
смотря на его борьбу, было засунуто в отверстие  наверху  ствола,  которое
расширилось, чтобы заполучить его. Затем самодовольное и  раздутое  дерево
стояло в одиночестве, мягко покачивая своими растущими пучками ветками.
     - Это дерево, - объяснял Джерард,  устанавливая  следующий  ролик,  -
может путешествовать.
     Сначала герой - или разбойник - первого ролика был  виден  скользящим
на своем основании. Затем, наклонившись он коснулся своими ветками  земли,
освободился от своего основания и задвигался сам, кувыркаясь.
     - Некоторые из вас читали рассказ, в основе  которого  находится  это
существо, - сказал Джерард. -  Мой  псевдоним  является  анаграммой  моего
собственного имени с измененной одной буквой.
     - Ты - Роджер Шед, - одновременно сказали двое или трое из детей.
     - Верно. А эти существа в фильмах? Кто-нибудь может назвать  их,  без
всякого сомнения? - спросил Джерард, устанавливая другой  ролик,  по  мере
того, как он говорил.
     - Это гидра, - сказал доктор Фоксвелл. - Гидра,  поедающая  циклопов,
из первого ролика.
     - Верно. Следующий ролик показывает нитяные коробочки гидры и жалящие
коробочки в действии.
     Быстро сменяя друг друга, ролики показали  амебу,  глотающую  жгутик;
размножение жгутика  с  последующим  захватом  и  поеданием  этой  эвглены
инфузорией - трубачом; морские черви ("Это  -  дракон  летучий,  обитатель
планеты  Венера",  -  объяснял  Джерард),  крыльчатый   червь,   планария,
ориентирующиеся на горящий и гаснущий свет и на струю воды из пипетки.
     Элси была очарована "этими хитрыми косоглазыми  червяками"  и  хотела
посмотреть фильм еще раз.
     - У меня есть несколько хороших идей также из жизненных циклов кокона
и хризалиды, - сказал Джерард, - и если вы прочли мои рассказы, вы знаете,
что я сделал с этими очаровательными маленькими ужасными штучками. В своем
воображении  я  делаю  себя  достаточно  маленьким,  чтобы  жить  в   этом
микроскопическом мире, или делаю его достаточно большим  для  меня,  чтобы
жить в нем. А сейчас, как только эта лампа остынет  немного,  я  собираюсь
показать вам несколько фильмов, в которых я прикинул этот вид деятельности
на разном фоне  -  на  увеличенных  минеральных  поверхностях  и  глиняных
моделях, и тому подобное, иногда  в  совсем  разных  размерных  масштабах.
Сейчас, что я хочу сделать, если  некоторым  из  вас  интересно,  так  это
сделать полнометражный фильм, совмещающий актеров-людей и...
     Взрыв восторга, который приветствовал это предложение,  заглушил  все
выступление на несколько минут.
     - Ну, это кладет конец халтурному отношению к своим душам,  -  сказал
Марк Фоксвелл Питеру Уэллесу, когда детей выпроводили спать.
     - Я надеялся на какое-то отвлечение внимания, прежде чем надоест это,
- ответил Питер. - Но они совсем не оставят этого.
     - Они сосредоточились, в основном, на развитии во Фреде интуиции,  не
так ли? А как насчет развития у Фреда чувств?
     - У Тима есть что-то на уме, - ответил доктор Уэллес,  -  но  с  этим
надо  подождать,  пока  не  будет  покончено  с   этим   новым   пунктиком
помешательства. Надеюсь, что этот проект не окажется для них недосягаемым;
он предоставляет прекрасное поле для совместных действий.
     - И огромную кучу смешного, - добавил Фоксвелл.


     В течение двух недель не говорили и не  делали  ничего  другого,  как
только о фотографии, микроскопии, сюжетах научной фантастики и планах  для
кинофильма. По мере того, как размеры  задачи,  за  которую  они  взялись,
становились очевидными, первое возбуждение испарилось и было  решено,  что
для того, чтобы избежать чрезмерных расходов дорогого  материала,  следует
все планировать и полностью репетировать, и  строить  модели,  прежде  чем
можно  было  начать  всякие  съемки  на  самом  деле.  Была   распределена
ответственность за разные части работы, а Макс и Фред  прошли  интенсивное
обучение фотографии, с тем чтобы сам Джерард смог  появиться  в  некоторых
сценах. Джерард занялся работой над сценарием, создавая роли для каждого в
школе, а также и для  других,  поскольку  предполагается  приезд  в  школу
других до начала съемок.
     - Я хочу знать, какого типа костюмы мы  будем  для  этого  носить,  -
сказала Роза. - Это должно быть, большей частью, что-то подводное, не  так
ли?
     - Должно быть, - сказал Джерард. - Очевидно,  что  большинство  наших
нечеловеческих героев живет в воде. Придется снимать  фильм  под  водой  -
наши роли - в плавательном бассейне,  когда  мы  его  построим.  Это  даст
хороший чистый фон.
     - Похоже, что уроки плавания будут необходимыми, как  предварительное
условие.
     - Конечно будут, Джайлз. Всякому, кто не  является  хорошим  пловцом,
будет дана роль для юмористического разнообразия.
     - А что касается костюмов, - продолжила  Бет.  -  Водолазные  костюмы
такие ужасные, и в них так трудно отличить одного от другого.
     - Мы будем  надевать  пластиковые  шлемы,  -  сказал  Джерард.  -  Об
остальном мы все еще  поспорим.  В  темном  месте,  например,  в  Венеции,
купального костюма было бы достаточно, но вы, девочки, не хотите выглядеть
как карикатура на хорошеньких девочек и, кроме того, в  водолазных  шлемах
могут  люди  плавать?  Поэтому  мы  думаем,  что  сделаем   что-то   вроде
пластикового костюма, похожего на водолазный  костюм,  разных  цветов  для
каждого действующего лица, и будем пользоваться  прозрачными  шлемами.  Мы
можем сказать, что они охлаждаются, поскольку вода на Венере действительно
слишком теплая. И они были бы какой-то защитой от жалящих штучек и от всех
других существ. И, конечно, мы можем  надевать  водолазные  костюмы,  если
предполагаются глубокие места. Под пластиковые водолазные костюмы мы можем
надевать купальные костюмы, но они должны  быть  созданы  каким-то  особым
образом - форменная одежда или еще что-то.
     - Я умею плавать,  -  сказала  Роза,  с  небольшим  сомнением,  -  но
недостаточно хорошо. Следует ли  мне  брать  уроки  в  Христианском  Союзе
Женской Молодежи или мы можем иметь их здесь?
     - И то и другое, - посоветовал Джайлз.


     - Ну, Фред, как поживаешь? - как-то спросил Тим.
     - Ты говоришь о функциях и о прочем? Думаю, довольно неплохо. Но  мне
не совсем понятны различия между типами. Не мог бы  ты  уточнить,  как  ты
думаешь? Полагаю, что я являюсь думающим типом, потому что я хочу знать.
     - Но ты ведь можешь познавать вещи всеми четырьмя способами, - сказал
Тим.
     - Вот в чем дело. Как рассматривание объекта со всех четырех основных
направлений компаса... если ты смотришь только с одной стороны или  только
с одной точки зрения, ты познаешь его плохо. Ты должен смотреть на  все  с
трех сторон, по меньшей мере. Я представляю функции, как четыре  самолета,
летящих вместе, или четыре корабля в строю,  плывущих  куда-нибудь  вместе
как флот. Обычно один ведет, два других  идут  по  бокам,  а  четвертый  в
хвосте, но должен идти вместе с другими. Если они все начнут  двигаться  в
разных направлениях, у тебя будут неприятности. Понятно?
     - Питер сказал, что у него однажды была пациентка, женщина, - сказала
Стелла, - и когда он сказал ей, что она выбирать мужа  только  по  чувству
или интуиции, она сказала: "Но если  я  буду  спрашивать  свой  разум,  он
скажет одно: "Если он не богат, не выходи за  него,  поэтому  мне  это  не
нравится". Ему пришлось объяснять, что у  разума  имеется  гораздо  больше
сказать помимо этого, и он мог бы совсем этого и не говорить, кроме  того,
что из-за человека, который не может или не хочет обеспечить жену и семью,
не стоит и рисковать.
     - О, я могу это понять. Что делают функции, точно?
     - Ну, функция восприятия просто использует свои пять чувств, - сказал
Тим, - и у того, кто родился слепым, глухим и  тупым,  почти  нет  чувств,
таким образом будет  противоположное.  Мышление  происходит  на  основании
правда-ложь,  а  переживание  -  на  любви-ненависти,  но   иррациональные
функции, восприятие и интуиция,  просто  постигаются.  Они  видят  предмет
таковым, каков он есть. Думаю, что интуиция -  это  самая  лучшая  главная
функция, потому что она видит все, прямо на  месте,  и  без  распределения
вещей, из-за того, что они плохие или неправильные, а  просто  принимая  и
признавая их за то, что они  есть,  за  их  значение  и  место.  И  тогда,
конечно, у тебя есть другие две функции,  располагающиеся  по  бокам,  для
испытания истинности и правильного  переживания  и  для  сохранения  всего
устойчивым, и переживания следуют  по  пятам  и  могут  быть  использованы
всякий раз, когда требуется. Сейчас ты являешься мыслительным типом, Фред,
по развитию, если не по природе, поэтому двумя твои помогающими  функциями
будут восприятие и интуиция...
     - Вот почему ты выбрал рыбу Агассиза и семечко Ванна, - сказал Фред.
     - Ну, я как раз думал, что поскольку они были один для  другого,  они
должны  были  помочь  одному  или  другому.   Переживание   противоположно
мышлению, поэтому  это  будет  немного  труднее.  Если  я  тебе  дам  одно
упражнение для этого, трудное, постараешься ты на самом деле?
     - Я хочу познать суть, - упрямо сказал Фред, - и со всех сторон.
     Поэтому спустя  несколько  дней  Тим  пришел  как-то  днем  в  зал  с
картонной коробкой, которую он поставил перед Фредом.
     - Это  -  твое  новое  упражнение,  -  сказал  он.  -  Отойди  назад,
послушайте - это принадлежит Фреду.
     Фред взглянул на Тима, затем на коробку. Из нее  послышался  какой-то
звук.
     Фред присел, перерезал веревку перочинным  ножиком  и  отогнул  края.
Забившись в угол коробки, сидел маленький скулящий белый щенок.
     - О, господи! - вскрикнул Фред.
     - Она твоя, - пояснил Тим. - Она - дворняжка, и никому не нужна.  Она
озябла и напугана, и, вероятнее всего, голодна. Доктор Уэллес говорит, что
ты можешь позаботиться о ней, пока не узнаешь, почему  люди  любят  собак.
Больше никто не должен с ней заниматься.
     - Но... я не хочу... - Фред поспешил исправиться. -  Я  не  знаю  как
обращаться с щенком.
     - Джей и Куртисы могут тебе рассказать.
     Фред беспомощно взглянул на Джея.
     - Сначала ты лучше вытащи  ее  из  коробки,  -  сказал  Джей.  -  Она
приучена проситься, Тим?
     - Я не мог бы гарантировать это, - сказал Тим. - Вытащи ее, Фред.
     Фред неловко сгреб щенка и поставил его на пол, а затем направился  к
двери, зовя щенка, который припал дрожа к полу и  скулил.  Фред  вернулся,
подобрал щенка и понес его к выходу; все пошли следом.
     - Чего она боится? - спросил Фред.
     - Вероятно, за этим щенком был хороший уход, пока его  не  отняли  от
матери, а затем, из-за того, что он женского рода и к тому  же  дворняжка,
его не удалось продать, поэтому его взяли и куда-то выбросили. Вероятно, с
ним грубо обращались и прогоняли, и дети взяли его домой, но  им  пришлось
его снова выставить, пока кто-то не сжалился и не принес его в  загон  для
скота. Я взял его оттуда.
     - Погладь ее,  что  ты  стоишь,  -  возмущенно  воскликнула  Элси.  -
Посмотри, как она напугана.
     Фред нагнулся и начал гладить щенка, который робко лизнул его руку.
     - Джей, какая порода у щенка?
     - Вероятнее всего, фокстерьер, должен сказать, - критически  произнес
Джей. - Эти уши и глаза вроде бы такие же, как у чи-ва-ва [очень маленькая
собака старинной мексиканской породы], вот о хвосте я не могу сказать.  Об
этих породах мелких собак я знаю немного. Ты бы лучше покормил ее, Фред.
     - Костями?
     - Теплым молоком. И проверь его пальцем, оно должно быть немного выше
температуры тела. И я достану тебе немного галет для щенков; думаю, у  нас
осталось немного, - сказал Джей, который пополнил запас в преддверии этого
события.
     На этот  раз  щенок  пошел  за  Фредом,  немного  неуверенно,  сделав
несколько шагов; но когда Фред продолжал идти, щенок сел и начал  скулить.
Фред остановился, вернулся и взял щенка.
     - Не понимаю, что тут такого забавного, - сказал он, - просто у  меня
раньше никогда не было собаки.
     - Если ты будешь хорошо о  ней  заботиться,  ты,  вероятно,  узнаешь,
почему люди любят собак, - сказал Джей.
     - Ты имеешь в виду всю эту чепуху, если ты работаешь для кого-нибудь,
ты его потом полюбишь? - презрительно спросил Фред. - Должно  быть  что-то
еще, кроме этого.
     - Должно быть, - сказал Джей.
     Тим и доктор Уэллес, и Джей уже  проинструктировали  всех.  Хотя  все
всегда готовы дать совет, никто не помогал заботиться о щенке, кормить или
ласкать его. Мягко, но твердо все отталкивали щенка и звали Фреда.
     Фред покорно кормил щенка и готовил в коробке для него постель. Когда
щенок скулил и жалобно тявкал ночью, именно Фред сонно подходил неслышными
шагами и, когда не помогало  ничего,  в  отчаянии  брал  щенка  к  себе  в
постель. И это был Фред, который в мрачном молчании мыл за щенком...
     - Она приучена, - объяснял Фред, - но она еще ужасно маленькая, и  ты
должен ее часто выводить, особенно в такую дождливую погоду.
     И это был  Фред,  кто  говорил:  "Нет,  нет!  и  "Эй",  когда  щенок,
становясь все резвее и увереннее, жевал что-нибудь, что можно было жевать,
прыгал в кресла, пытаясь лизать лица и дурачился с вечерней газетой. И это
был Фред, кто наказывал его за это скверное поведение, согласно  указаниям
Джея, сложенной газетой - пробуя сначала на своей собственной руке,  чтобы
убедиться, что это не очень больно.
     И это был Фред, за кем ходил щенок, и именно на его колени  он  хотел
забраться, у его ног он всегда желал  спать,  кладя  свою  голову  на  его
ботинок; и именно тапочки и носки Фреда он предпочитал жевать.  Он  следил
за ним яркими карими глазами и скулил, когда он его оставлял, пока Фред, в
раздражении, не спросил Джея, будет ли это продолжаться вечно.
     - Он ведь только еще щенок, - успокаивал Джей. - Он еще  так  мало  у
тебя; он еще не уверен в тебе.
     - Эй! - сердито закричал  Фред,  и  щенок  бросил  карандаш,  который
жевал, и бросился в другой конец комнаты, тревожно  оглядываясь  назад,  а
затем он быстро к нему, прыгал на колени и лизал в  лицо.  Фред  сбрасывал
его, но он запрыгивал снова. Он спускал его и гладил.
     - Успокойся, Пап-Дог, - сказал он. - Ну  конечно,  я  все  еще  люблю
тебя... когда бываешь хорошей девочкой. Жуй свою резиновую крысу.
     - Э... узнал ты, почему люди любят собак?  -  спросил  Джей,  немного
неуверенно.
     - Я не знаю, почему ты любишь  своих.  Но  эта  маленькая  язва,  эта
подлизывающаяся зануда начинает мне нравиться.
     - Это потому, что она льстит твоему это тем, что любит тебя?
     - Нет, - сказал Фред. Мне бы больше нравилось,  если  бы  меня  любил
кто-нибудь с большей разборчивостью. Но когда я ругаю  ее  за  что-нибудь,
она сразу же перестает это делать и бросается мне  навстречу  так,  словно
говорит: "Ты на самом деле ведь не сердишься на меня, так ведь? Сделала  я
что-то такое, за что ты не можешь простить меня? Ты все еще  любишь  меня,
правда?" И если голос у меня действительно сердитый или я не глажу ее, она
выглядит такой несчастной. Она так сильно старается  угодить  мне  и  быть
хорошим щенком... Конечно, у нее немного здравого смысла,  но  она  учится
так быстро, как может. Она так ужасно нуждается в ком-то, чтобы ее любили,
и чтобы что-бы она могла довериться кому-нибудь. Так ведь, Пап-Дог? Никого
нет в мире кроме старины Фреда, вот такая она  дурашка,  и  если  Фред  не
будет ее любить, то кто же будет?
     Щенок катался  по  полу  в  порыве  восторга  от  того,  что  к  нему
обращаются таким ласковым голосом, и Фред тыкнул  пальцем  в  его  розовый
животик.
     - Собираешься оставить ее?
     - Думаю, что должен, - сказал Фред.
     - Ты мог бы отправить ее обратно в загон.
     - Тогда они убьют ее, - сказал Фред. - Я должен оставить ее. Что  еще
могу я сделать? Я точно не хочу ее - на нее уходит больше времени, чем она
того стоит. Но она нуждается во мне и она доверяет мне, и поэтому я должен
оставить ее.
     - Не потому, что она любит тебя, а потому, что  она  заставляет  тебя
любить ее?
     - Да, это так.
     - Ну, должен я сказать Тиму, что ты закончил это упражнение?
     Фред усмехнулся.
     - Я забыл это. Я так сильно старался быть хорошей нянькой для  щенка,
что забыл, зачем я это делал. Вот здорово, думаю, что  моя  душа  поживает
совсем неплохо. Послушай, а что случилось с тем правилом, что всех  щенков
надо держать в клетке?
     - Мы  временно  исключили  его,  потому  что  этот  щенок  был  таким
маленьким, чтобы его сажать в клетку без мамы. Ты  можешь  посадить  ее  в
клетку в любое время, когда захочешь.
     - Пап-Догу клетка совсем не по нраву, - сказал Фред. Если  она  будет
хорошей, мы не посадим ее в клетку, вряд ли. Может быть, посадить  меня  в
одну так, чтобы она не добралась до меня и не сжевала все мои пальцы.
     А когда Джей сообщил  обо  всем  этом  своим  старшим,  Питер  Уэллес
прокомментировал: "Вы должны оставить это  Фреду,  то,  что  он  обязуется
сделать, он сделает!


     Этот вечер начался так же, как и  любой  другой  вечер.  Одна  группа
детей, которую Роза вызвала назвать восемнадцать видов млекопитающих,  или
животных - типичных представителей  от  каждого  вида,  потерпела  неудачу
ужасно, потому  что,  несмотря  на  свою  обширную  начитанность,  которая
включала в себя  много  из  естествознания,  никто  официально  не  изучал
зоологию.
     - Хочешь ли ты сказать мне, что тюлени и моржи принадлежат к тому  же
виду, что и собаки, кошки, лисы? - вскричал Фред.
     - Я всегда считала кроликов грызунами, - с воплем сказала Элис.
     - Что ставит меня в тупик,  -  признался  Тим.  -  Так  это  то,  что
покрытые  иглами  муравьеды,  покрытые  чешуей  муравьеды  и  муравьеды  а
Южно-Африканской Республике принадлежат, заметь, к четырем разным видам!
     - Никто как раз и не получил больше шестнадцати, - с  удовлетворением
сказала Роза. - Я так рада. Все, что я получила - это  четырнадцать,  и  я
думала, что я, должно быть, слишком тупая, чтобы существовать.
     Как раз после этого в зал вошла тетя Стеллы и,  поскольку  она  редко
делала это, дети прекратили свои разговоры, чтобы приветствовать ее.
     - Я пришла узнать, можно ли посмотреть по  телевидению  Томми  Манди,
доктор Уэллес, сказала она. - Я могла бы услышать его  по  радио,  но  мне
хотелось бы посмотреть на него, если вы не против, в виде исключения.
     - Конечно, миссис Уэллес, - сказал Питер, предлагая  ей  стул.  -  Он
начинает в восемь, не так ли?
     - Да...  в  сегодняшних  утренних  газетах  было  объявление.  В  нем
говорилось, что он собирался этим вечером сообщить что-то особенно важное,
и, поскольку я никогда раньше не слышала его, я подумала, что это была  бы
неплохая возможность.
     Питер Уэллес нахмурился, нажимая кнопки телевизора.  Растущее  умение
Томми Манди добиваться гласности было одной из сторон  современной  жизни,
которую он находил трудной для понимания.
     - Кто такой  Томми  Манди?  -  спросила  Стелла,  чье  очень  большое
безразличие к звездам радио, телевидения и кино было  таким  крайним,  что
она действительно не слышала имен большинства из них.
     - Он -  что-то  вроде  проповедника  профессий,  -  объяснила  миссис
Уотерс. - Я на самом деле не знаю о нем многое, но он очень популярен.
     - Я слышал, что он учился, чтобы стать священником, - сказал Джей.  -
Он не очень  молод  -  он  посещал  одну  из  тех  духовных  семинарий  по
запоздалым склонностям. Но бросил; некоторые говорят, что  его  исключили.
Как бы то ни было, он ушел из семинарии несколько лет назад, и с  тех  пор
он проповедовал самостоятельно, распространяя свои неортодоксальные  идеи.
Он имеет сенсации. В церкви нас предупредили, что у него  нет  полномочий,
чтобы проповедовать.
     - Был он отлучен от церкви? - спросила Элис. - Нет... это бы  придало
ему слишком уж большое значение. Может быть ему удалось остаться как раз в
определенных пределах. Вы не можете считать его на самом  деле  католиком,
он  так  явно  независим  от  церкви,  и  у  него   много   некатолических
последователей. Нам не запрещали слушать его; я слушал его один раз  и  он
утомил меня, но я могу понять, где он мог взволновать  определенного  рода
людей, которые всю свою жизнь живут на уровне переживания,  и  им  удается
обойтись без логики.
     Большая волна органной музыки из телевизионного приемника  возвестила
программу. Доктор Уэллес отметил, что музыка, смутно  напоминая  несколько
хорошо  известных  пьес  духовной  музыки,  была  на  самом  деле  топорно
состряпанной мешаниной.
     На экране показался тусклого цвета занавес, искусно освещенный, чтобы
подчеркнуть вертикальные тени его складок. Как только началась  программа,
камера стала двигаться вперед, сосредотачиваясь на самой глубокой  впадине
самой  большой  складки.  Доктор  Уэллес  улыбнулся.  Если  это  программа
определенного рода, то тогда в любой момент он мог ожидать прожектор.
     И он появился, луч, направленный немного сверху, чтобы тени заполнили
глазные впадины и заострили черты маленького и сильного человека,  который
стоял без движения, вытянувшись во  весь  рост,  ясно  видимый  для  своей
аудитории. Огромная волна  звуков  прокатилась  через  зрителей  в  зал  и
одновременно угасла, и Томми Манди начал говорить.
     - Сегодня вечером, - сказал он, сначала с осторожной сдержанностью, -
я прерываю мою обычную серию бесед, чтобы сказать вам  что-то  чрезвычайно
важное для общества.
     Новый шорох прошел сквозь его зрителей. Он сделал шаг вперед, искусно
придуманные тень и свет следовали за ним, по мере того, как он  все  ближе
подходил к своим зрителям. Уэллес  мог  понять,  почему  он  был  способен
произвести впечатление на такое большое количество своих  слушателей  этим
тщательно управляемым представлением.
     Неожиданно показалось, что Томми Манди вырос на два дюйма, так как он
поднялся на цыпочки и простер руки к небу.
     - Общество в смертельной опасности! -  неожиданно  завизжал  он.  При
этом неожиданном  контрасте  со  своей  предыдущей  ролью  воздействие  на
зрителей было подобно взрыву. Он начал ходить с места на место на помосте,
ударяя кулаком по ладони, крича и шепча поочередно, жестикулируя  и  топая
ногой.
     - Люди мои! - закричал он, - послушайте меня! Послушайте, все вы люди
нации, и особенно  вы,  мои  уважаемые  сограждане  города  Окли  в  штате
Калифорния. - Его голос понизился до шепота, набирая высоту и силу по мере
того, как он продолжал.
     - На холмах, как раз за чертой нашего города, прячась  от  бдительных
глаз общества, погрязши в злодействе, ужасном, богохульном, отвратительном
находится сборище нечеловеческих монстров! Зарожденные в результате взрыва
атомной станции в Хильем-Сити шестнадцать лет  назад,  эти  гадины  внешне
похожие на обычных, невинных,  человеческих  детей,  собираются  из  своих
скрытых берлог со всей страны, так как они  готовятся  принести  гибель  и
разорение человечеству! - Его крики эхом разносились по огромному залу.
     Марк Фоксвелл с ревом вскочил со  своего  сидения,  но  Питер  Уэллес
толкнул его обратно и сурово приказал:
     - Тихо! Мы должны выслушать все это.
     - Спрятавшись под видом школы  для  одаренных  детей,  они  построили
лаборатории  позади  крепкого  и  высокого  забора.  Там  они   занимаются
изготовлением  секретного  и  смертоносного  оружия,  которое  они   будут
использовать против нас, проводя ужасные опыты над беззащитными  животными
при его изготовлении! - верещал Манди.
     - А единственный ли это план, который они вынашивают  против  нас?  -
голос Манди снова обрел видимость спокойствия, затем  опять  подскочил  до
своего самого высокого, самого истеричного уровня.
     - Нет, люди мои, нет! Эти "Дети Атома" уже проникли  в  каждую  сферу
нашей жизни под ловким использованием фальшивых имен, заставляя услышать о
себе везде, распространяя свою ядовитую пропаганду через издания,  которые
все вы наивно приносите в свои дома!
     - Их громадный,  нечеловеческий  интеллект  угрожает  сегодня  целому
миру! Позвольте мне сказать вам, люди мои, что  они  такое!  -  Напыщенным
жестом своей правой руки Томми Манди  длинным  пальцем  указал  в  сторону
неба, и его истеричный голос продолжал.
     - Они -  это  ужасное  мутационное  порождение  смерти  и  разрушения
Хильем-Сити  с  помощью  освобожденных  сил  атома!   Сил,   которые   Бог
подразумевал оставить под Своим контролем в кружащихся мирах атомов,  сил,
которые Сатана для своих  собственных  целей  направил  на  общество!  Под
личной плоти и крови эти Дети Атома входят в общество  и  строят  казни  о
вашей смерти и моей!
     Томми Манди вздохнул, и люди  в  огромном  зале  наклонились  вперед,
чтобы послушать его следующие слова. - Они говорят, что  они  больше,  чем
люди! Они говорят, что обладают  большим  интеллектом,  чем  любой  другой
когда-либо живущий человек! Но эти Дети Атома  не  имеют  представления  о
моральных или духовных качествах, потому что единственным благом,  которое
они знают, является способность к технике, умение при изготовлении  денег,
и силу над нами, которых они считают низшей расой! Они судят  и  принимают
или отвергают людей, с которыми сталкиваются, только  на  этом  основании.
Но, вот богохульство! Может ли всякая  мутация  быть  истинным  человеком,
человеком, которого Бог создал на шестой день? Кто создал  этих  монстров?
Их создала слепая сила! Я считаю и знаю, что  человек,  каким  его  создал
Бог, является единственно истинным человеком! Эти  Дети  Атома  совершенно
чужды Богу и всем творениям Его.
     С открытыми ртами дети пристально смотрели на экран телевизора, следя
за жестикуляцией и гримасами Томми Манди с недоверчивым ужасом.
     - Они находятся за пределами уз любви и милосердия! - кричал Манди. -
Что есть любящего или привлекательного в существах, которые считают  самих
себя  выше  и  непохожими  на  любых  других  членов   общества?   И   это
превосходство вызвано не любовью, а слепой разрушающей силой? Сам  Сатана,
испорченный,  как  он  есть,  является  более  привлекательным,  чем  эти,
поскольку он был создан Богом, чтобы быть  ангелом  света,  даже  если  он
отказался от своего высокого назначения. Но как мы в  любом  случае  можем
любить или даже  терпеть  этих  Детей  Атома,  которые  заявляют,  что  их
природа,  созданная  физической  силой  ужасного  взрыва,  который  принес
человечеству только  большое  несчастье,  выше  природы  людей,  созданных
Богом.
     Томми Манди встал в позу, сделал глубокий вздох и бросился  к  высшей
точке в своей речи.
     - Молитесь, люди мои, ну пожалуйста! Это гнездо гадин, это порождение
атома, это огражденное забором и тайное  сборище  монстров,  чуждых  всему
человечеству и всему, созданному Богом... - искусно он довел свой голос до
точки срыва, дал ему стать  бессвязным  от  истерического  возбуждения,  и
спрятал свое лицо в вытянутые руки. Он издал театральный стон. -  О,  люди
мои... люди мои... - Он поднял лицо  о  огни  рампы  осветили  его  редким
контрастом, так что в центре всеобщего внимания зрителей были его губы.
     - Ты не должен позволить ведьме жить!
     Снова грянул орган, и Томми Манди отступил назад; бархатные занавески
раздвинулись и поглотили его. Гонг возвестил о конце программы.
     Джей выключил телевизор и спотыкаясь повернулся к оцепенелой  группе,
затем бросился из комнаты.
     Миссис Уотерс была первой, кто восстановил возможность связной речи.
     - Вот те раз! -  сказала  она.  -  Безусловно,  мы  услышали  гораздо
больше, чем ожидали, не так ли! Полагаю, что мне лучше закрыть  ворота  на
замок. Должна надеяться, что этот человек не представляет никакой  церкви,
но он, должно очень сильно возбудил своих слушателей.
     Она поспешила выйти, и некоторые из детей расплакались.  Прежде,  чем
они смогли успокоиться, Джей влетел  снова,  за  ним  следовало  остальное
население школы.
     - Идите реветь куда-нибудь еще, - приказал  он.  -  Остальные  должны
услышать передачу, записанную на ленту, прямо сейчас!
     Оба  доктора  вывели  взволнованных  детей  из   комнаты,   и   Джей,
подпрыгивая от ярости, пошел за ними.
     - Как Вы считаете, неприятности  будут?  -  спросил  доктор  Фоксвелл
тихим голосом у доктора Уэллеса.
     - Могут быть. Тот... тот подстрекатель толпы не  указал  наше  точное
положение, но людям не потребуется много времени, чтобы узнать.  Сообщения
и фотографии о нас были во всех местных газетах. Мы дали наши заявления  и
не делали тайн, и этот... этот искатель сенсаций собрал все это  вместе  в
ведьмину кашу, что... ладно, кто знает, как люди могут реагировать?
     - Элси высморкалась и вновь приобрела внешний вид спокойствия.
     - Следует ли нам позвать полицию или что? - спросила она. - Если бы я
не знала нас, то, прослушав это выступление, я бы пришла и стерла нас всех
сразу же с лица земли!
     - Но ни в чем из этого совершенно нет смысла, - крикнул Джей.  -  Это
чистое богохульство от начала до конца. И он  противоречил  сам  себе  раз
пятьдесят.
     - Никогда в своей жизни я не слышал подобной путаницы  бессмыслиц,  -
сказал Фред. - Мне хотелось бы проанализировать ее семантически. На  самом
деле собиралось, как только успокоюсь.
     - Что неладно с тем человеком, доктор Уэллес? - спросил Джайлз.
     - Он является чувствительным типом, сошедшим с ума, - объяснил Питер.
- Ты можешь сказать это по тому, как он презирает и  отвергает  интеллект,
который я должен добавить, является даром Бога и не должен подавляться или
отвергаться. Подобный ему человек лезет вон из кожи в любви  и  ненависти,
без малейшего применения разума или  без  остановки  на  мгновение,  чтобы
подумать о правде и лжи - или в своем богословии, или в  действительности.
Чувствительный человек считает тяжелой работой думать логически,  тяжелой,
или даже невозможной, но они могут  ориентировать  самих  себя  на  правду
посредством ощущения или с чувствами, или с интуицией,  в  зависимости  от
того, что на самом деле является предметом их любви  и  ненависти.  Хм!  Я
потерял след моих местоимений в волнении... нет прощения за это!
     - Да, он мог бы, по меньшей мере, придти и посмотреть на нас,  прежде
чем подобным образом растрезвонить на весь мир, - сказал доктор  Фоксвелл.
- Ну, живо! Дети, идите умываться... примите аспирин...  возьмите  себя  в
руки! Ваша маленькая лекция действительно помогла  успокоить  их,  Пит,  -
добавил он, когда дети послушно вышли.
     - А сейчас, если бы только кто-нибудь мог успокоить меня,  -  заметил
Питер, вытирая свой лоб.
     К тому времени, когда магнитофонная лента  воспроизвела  всю  речь  и
остальные  вышли  из  зала,  кипя  от  негодования,  у  ворот  уже  начала
собираться разъяренная толпа.
     - Я определенно  должна  подать  жалобу,  -  горячо  говорила  миссис
Куртис. - Разрешить продолжить подобную телепередачу было непростительно!
     - Пожалуйста, выключите здесь свет, - сказал мистер Геррольд  мистеру
Уотерсу, когда мимо них просвистел первый камень.
     - Включите прожекторы у ворот. Тогда сможем  видеть  их,  но  они  не
смогут видеть нас.
     - Если ворота заперты, не вижу, какой вред они могут причинить нам, -
сказал мистер Куртис. - Прошу прощения, мистер Геррольд, но боюсь, что  Вы
обманываетесь, считая это случайным происшествием.
     - То выступление было достаточно случайным  происшествием,  -  горячо
сказал мистер Геррольд. - Ну вот! - когда в доме погасли огни  и  зажглись
над воротами. - Им не удастся взять нас на мушку, даже если они принесли с
собой ружья. И что сейчас? Стоит мне попытаться электризовать забор?
     - Я бы не стала, - посоветовала мисс Пейдж твердо. - Если только один
из этой толпы получит легкий удар, они будут убеждены,  что  мы  применили
лучевое  оружие  или  секретное.  Надежда  на  колючую  проволоку.  Ребята
говорят, что через забор нельзя перелезть.
     - С лестницами... - начал мистер  Геррольд,  но  Питер  заставил  его
замолчать.
     - Непохоже, что они принесли лестницы, - сказал он.
     - Они перерезали телефонные провода, - сообщила миссис Уотерс.
     - У нас есть бдительная и отвечающая требованиям  полиция,  -  сказал
доктор Уэллес. - Они не могут не знать о том, что происходит.
     - Что обычно делает толпа? - спросила Элис.
     - О, они бросают камни, -  ответил  доктор  Фоксвелл,  -  а  если  им
удастся пробраться внутрь,  то  они  могут  разломать  вещи  или  устроить
пожары, или попытаться ранить кого-нибудь из нас. В этой  части  света  не
было линчевания в течение ста лет или больше, и трудно сразу же обеспечить
успех самосуду вымазыванием дегтем обваливанием в перьях. Если нам удастся
удержать их снаружи... а вот и  оконное  стекло!..  Я  не  верю,  что  они
нанесут какой-нибудь большой вред сегодня вечером.
     - Да, думаю, что по отношению к выступлению это сборище будет спадом,
- сказал доктор Уэллес. - Однако будущее может быть более беспокойным. Это
ядовитое выступление прошло везде, и может быть  трудно  не  доверять  ему
полностью.
     - Меня  не  удивляет,  что  его  исключили  из  семинарии,  -  громко
прозвучал голос Джея, - но он мог  некоторым  людям  показаться  правым...
говоря о Боге и о любви, и обо всем...
     - У нас есть несколько влиятельных друзей, кто знает о нас правду,  -
сказал его дядя. - Архиепископу будет что сказать, без сомненья. Мы  можем
предъявить  иск  Манди  за  клевету  злословие,  его  выгонят  с  радио  и
телевидения...
     - Почему эта группа людей не делает что-нибудь? - волновалась Элси.
     - Я пойду, проскользну, как змейка на охоте, и попробую послушать,  -
предложил Робин.
     Вскоре Робин вернулся, усмехаясь.
     - По-видимому там небольшое недоразумение, - сказал он. - Большинство
людей предполагало, что Томми Манди подойдет сюда и поведет их в атаку  на
нас. Но не пришел. Он только сказал им молиться, вы помните. А сейчас, это
- толпа без лидера.
     - Толпа без лидера, - сказал Тим. - Это - как змея без головы.
     Спокойно он  вышел  на  освещенную  площадку  и  стоял  с  вытянутыми
безоружными руками.
     - Что вам здесь надо? - спросил он.
     - Мы хотим узнать, что здесь происходит, - прокричал мужской голос  в
ответ и толпа приветствовала его одобрительными возгласами.
     - Томми Манди рассказал нам о вас, - закричал другой. - И  теперь  мы
знаем.
     - Вы уже знаете больше, чем он, спокойно и ясно  ответил  Тим.  -  Вы
смотрите сейчас на меня. Он никогда не видел ни этого места, ни  кого-либо
из нас. Он не знает фактов. Мы только что прослушали его речь, так что  мы
знаем, что он сказал. Он...
     - Мы хотим, чтобы вы убрались с этой земли и из этого города!
     - Эта земля принадлежит мистеру и миссис Герберт  Дэвис  из  Окли,  -
ответил Тим, - Они дали нам ее. Вы знаете, кто они, не так ли? Они прожили
в этом городе достаточно долго! Они являются уважаемыми  гражданами  Окли.
Зачем же им давать землю людям, которые будто бы навредят вам?
     - Они не знают, кто вы такие, - хрипло выкрикнула женщина в толпе.
     - Но они знают, кто я, - в ответ прокричал Тим. - Они знают меня  всю
мою жизнь. Я прожил здесь всю свою жизнь и ходил в школу Макартура. Если я
пойду поближе так, чтобы вы могли увидеть мое лицо при свете,  думаю,  что
некоторые из вас тоже узнают меня. Если узнаете, скажите!
     Откинув голову слегка назад, так чтобы его черты были  ясно  видны  в
свете прожекторов, Тим медленно зашагал вперед.
     Из толпы раздался мальчишеский голос.
     - Это не порождение атома. Я ходил с ним в школу несколько  лет.  Это
только Тимоти Пол!
     - Эй, Грэг! - спокойно ответил Тим, махнув рукой. - Тогда  скажи  им,
кто я.
     - Я забыл, что он был здесь. В газетах  сообщалось  об  этом,  сказал
Грэг. - Он - внук Дэвисов. Я знаю их тоже... я был у них дома.  Тим  -  не
монстр. Он в моем скаутском отряде. Где все эти монстры, Тим?
     - Я не знаю никаких монстров, - сказал Тим.  -  Но  ты  знаешь  меня,
Грэг. Если бы наши  телефонные  провода  не  были  перерезаны,  я  мог  бы
позвонить уйме народу, чтобы они подтвердили, кто я,  тем  людям,  которые
знают мою семью в течение пятидесяти лет, людям, которые знают меня с того
времени, когда я родился прямо здесь в больнице Мертона, который руководит
доктор Франк Робертс.
     - Тогда, кто остальные  из  них?  -  прокричал  пронзительно  мужской
голос.
     - Некоторых из них вы тоже можете знать.  Сколько  из  вас  ходило  в
школу Макартура в любое время в течение  последних  тридцати  лет?  Или  в
качестве учеников, или посещали как родители?
     Из толпы донеслось несколько утвердительных возгласов.
     Мисс Пейдж живо вышла вперед и  стала  рядом  с  Тимом,  и  несколько
человек назвали ее имя.
     - Некоторые из вас вероятно знают и нашего доктора, - продолжал  Тим.
- Он был психологом всех школ нашего города  довольно  долго.  Вы  слышали
его, читающего лекции, вы видели его  портрет  в  газете,  может  быть  вы
говорили с ним о трудностях своих детей.
     Питер Уэллес вышел вперед.
     - Конечно, я знаю его. Он тоже парень в порядке, -  объявил  какой-то
мужчина. - Послушай, док, что здесь происходит?
     - То, что здесь происходит, это то, что многие из вас, друзья, видели
ту же передачу, что и мы, и пришли посмотреть, что  происходит,  -  весело
сказал доктор Уэллес. - После того, как мы  услышали  его  выступление,  и
услышали, что вы пришли, мы не знали, что некоторые  из  вас  были  нашими
старыми друзьями, поэтому мы и закрыли ворота. Мы не знаем Томми  Манди  и
он не знает нас. Но вы знаете некоторых из нас, и  можем  быть  вы  хотите
встретиться с остальными? Мистер Куртис, будьте добры, выйдете вперед?
     Вы можете заметить, что мистер Куртис пользуется собакой-поводырем.
     Друзья, это - Джон Куртис, историк. Думаю, что вы знаете  его  имя  и
его книги. Миссис Куртис, его жена. Джей,  их  сын.  Эти  люди  дрессируют
собак-поводырей. Доктор Фоксвелл - это  наш  врач,  живущий  при  школе...
выходи, Марк!.. он и я -  самые  главные  здесь.  Мистер  Геррольд  -  наш
учитель по науке; же из вас, кто учился в  Калифорнийском  технологическом
институте в течение любых последних восьми лет, мог встречать его там.  О,
я вижу, что вы знает его.  А  это  -  миссис  Уотерс,  мистер  Уотерс,  их
племянница Элси - он быстро назвал по имени других детей.
     - А сейчас, Элси детям уже давно пора спать, и поэтому  мне  хотелось
бы попросить вас всех придти вновь в какое-нибудь другое время, в  дневное
время, и все посмотреть, и встретиться, и побеседовать со всеми нами,  как
с людьми.  Мистер  Манди  приглашается  тоже,  если  он  захочет.  Но  уже
становится поздно, и для нас был напряженный вечер; поэтому,  доброй  ночи
всем!
     Раздалось несколько ворчаний на это, послышалось  несколько  голосов.
Но вот на освещенной площадке  перед  воротами  появился  одетый  в  форму
помощник шерифа.
     - Шериф послал нас,  несколько  человек,  чтобы  поддержать  порядок,
когда он услышал передачу, - сказал помощник. - Насколько  я  могу  сейчас
судить, порядок сохраняется. Но если кто-то не хочет  спокойно  отправится
сейчас домой, и оставить этих детишек в покое, мы посмотрим, что сможем  с
этим поделать.
     - Шериф знает этих людей? - спросила женщина.
     - Конечно, знает.
     При виде вооруженных помощников шерифа толпа успокоилась.
     - А... мы просто  пришли  сюда  узнать,  что  происходит,  -  ответил
человек уверенным голосом. - Ничего страшного, насколько я могу видеть. Во
всяком случае, Манди - сумасшедший. Я иду домой.
     Вскоре толпа разошлась; телефон быстро отремонтировали; миссис Уотерс
накормила детей кокосовым кексом и горячим шоколадом, и отправила их  всех
спать. Шериф приказал помощнику остаться для охраны на всю ночь, поскольку
речь шла о безопасности детей. В ответ на  телефонный  звонок  от  местной
ведущей газеты - поскольку репортер был в толпе  и  поспешил  с  рассказам
обратно - Питер Уэллес сделал заявление, и обещал подготовить на следующий
день полное опровержение.
     - Слишком много сейчас вышло наружу, - объявил он своим  коллегам.  -
Слишком много и недостаточно.  Выступление  Манди  может  циркулировать  в
обществе всегда и наши отрицания и заявления никогда  не  смогут  рассеять
его. Но сейчас мы должны сделать искреннее заявление, как можно полнее. Мы
не можем раскрыть все достижения детей и их  псевдонимы,  но  мы  можем  и
должны рассказать обо всем остальном и приготовиться к реальной инспекции.
     - Я собираюсь разделаться с тем  негодяем  Манди  с  самого  утра,  -
торжественно заявил доктор Фоксвелл. - Он может быть признан невменяемым!
     - Думаю, что мы должны предложить  полное  расследование,  -  сказала
мисс Пейдж, - и выпустить официальные  заявления  от  опекунов,  учителей,
друзей и соседей каждого ребенка. Опекуны должны подготовить их и  собрать
свидетельские показания под присягой от тех, кто знал детей на  протяжении
всей их жизни. Я написала телеграмму и мы можем  отправить  копию  каждому
опекуну.
     - Это был дядя Стеллы сразу затем на междугороднем, - сказала  миссис
Уотерс, входя в комнату. - Он хочет убить кого-нибудь. Я сказал  ему,  что
мы собираемся действовать, но он хочет поговорить с Вами, д-р Уэллес.
     - Я поговорю с ним по телефону  и  пошлю  эти  телеграммы,  -  сказал
Питер.
     Следующие несколько дней  были  очень  деловыми  для  всех  в  школе.
Репортеры, фотографы, юристы и любители достопримечательностей соперничали
с  друзьями  и  родственниками  в  попытке  монополизировать  сцену.  Элси
жаловалась,  что,  насколько  ей  известно,  не  было  ничьих   прерванных
выступлений по поводу школьного имущества  в  течение  трех  дней.  Каждый
взрослый, связанный каким-либо образом со школой, быстро  использовал  все
свое  его  или  ее  влияние,  чтобы  опровергнуть  абсурдные  заявления  и
поддержать опровержение любыми имеющимися в наличии документами.
     Поступила  целая  уйма   свидетельских   показаний   от   их   имени.
Пасторы-священники, министры и раввины - решительно объединились в защите.
     Семантический  анализ  Фредом  выступления   Манди,   написанный   на
следующий день и выпущенный  под  его  самым  уважаемым  псевдонимом,  был
только одной одной из множества статей, осуждающих телепередачу; а  статья
одного из помощников-епископов епархии архиепископа, личного друга  Питера
Уэллеса,  полностью  скомпрометировала  Манди   среди   его   католических
последователей.
     Томми Манди, атакуемый со всех  сторон,  также  сделал  заявление,  в
котором сказал, что, в действительности его неправильно  поняли.  Если  бы
дети  были,  как  ему  сказали,  нечеловеческими  интеллектами,   стихийно
порожденными взрывом атомной станции, а не  рожденными  родителями-людьми,
как, он уверен сейчас, это  так,  его  выступление,  заявил  он,  было  бы
справедливым. Он был, сказал он, рад быть орудием в открытии пути для них,
чтобы снять с них обвинения, которые были предъявлены ему. И, добавил  он,
он не подстрекал кого-либо к нарушению  общественного  порядка,  а  просил
людей молиться.


     Только после того, как стихла  эта  суматоха,  позвал  тим  детей  на
собрание, чтобы обсудить будущее.
     - Доктор Уэллес  отдал  приказ  запирать  ворота  во  время  школьных
занятий и предполагается, что  мы  вернемся  к  нашим  занятиям.  Выключи,
Робин, эти уроки; нам надо обсудить все это. Макс, не включишь ли ты свет?
Здесь мрачно.
     - Должен думать, что мы уже достаточно поговорили об этом,  -  сказал
Джерард. - Меня тошнит от имени Манди. Меня тошнит  от  всей  этой  суеты.
Нельзя ли забыть об этом и вернуться к работе?
     - Можно, в известном смысле, - ответил Тим. - Дело в том, что я  хочу
вам что-то сказать. Завтра я возвращаюсь обратно в  школу  Макартура  и  я
хочу попросить всех остальных из вас уйти или в эту школу,  или,  что  еще
лучше, рассеяться среди других  больших  общественных  и  приходских  школ
города.
     Эта  сногсшибательная   новость   была   более   оглушительной,   чем
выступление Манди.
     Ошеломленные, дети разразились протестами.
     - Ты имеешь в виду закрытие этой школы? Вернуться к отметкам? Тим, ты
не можешь бросить нас таким образом! Доктор  Уэллес  никогда  не  позволит
тебе это сделать! Взрослые будут раздосадованы! Распустить нашу группу!
     - Знаю, что вы чувствуете, - сказал Тим. - Знаю, что вы думаете. Но я
столкнулся с этим без страха, и Это -  единственный  выход.  Вот  так  это
должно быть,  для  меня,  по  меньшей  мере.  Мы  поступали  лучше,  когда
оставались в укрытии, чем тогда, когда заперли самих себя в этой башне  из
слоновой кости. Позволь мне договорить, хорошо, Джей? Я расскажу вам,  как
я додумался до всего этого. Вы можете говорить, когда я закончу.
     - Дайте ему слово, - сказал Макс.
     - Я не хочу говорить о Манди еще больше, чем вы. Но есть два момента,
чтобы упомянуть его выступление. Один момент - это то,  что  люди  слышали
его и они никогда его не забудут. Мы все поставили его на место -  все  на
нашей стороне - но это не будет забыто. Отдельные частицы его  выступления
будут возникать против нас пока мы живем. Мы можем отрицать все,  пока  не
устанем, но в самых дальних уголках памяти тех, кто слышал его, подозрение
останется, и страх, и ненависть. Внизу  на  иррациональных  уровнях,  куда
никогда нет доступа  доказательствам  и  фактам,  логике  или  аргументам,
некоторая часть его будет жить, несмотря на все  то,  что  наши  друзья  и
союзники могут сделать.
     - Он прав, - сказала Стелла.
     - Боюсь, что это правда, - согласился Джей.
     - И еще один момент, - продолжал Тим, - заключается  в  том,  что  во
всей этой кучи  лжи  и  чепухи,  и  ложных  доказательств,  и  зависти,  и
невежества, искаженных и извращенных  до  неузнаваемости,  была  некоторая
доля правды.
     - Если ты имеешь в  виду  те  совсем  несоответствующие  неправильные
цитаты о том, как понимают маленькие... - сердито начала Мари.
     - Или то, что мы прячем за псевдонимами...
     - Или что Бог...
     - Успокойтесь на минутку, неужели не можете? - воскликнул Тим. -  Это
довольно трудно сказать. Но я возвращаюсь в  школу,  где  ставят  отметки,
потому что интеллект - это не все. Это даже не самое важное.
     - Если ты собираешься говорить о религии...  -  начал  Фред,  но  Тим
покачал головой.
     - Нет, - сказал он. - Психология. Ничего  из  этого  могло  бы  и  не
произойти, если мы бы не отрезали сами себя от общества и почти от каждого
в нем. Пока мы жили так, как другие дети, никто не ненавидел нас, никто не
боялся нас, никто не был против  нас.  Некоторые  из  вас  говорили,  и  в
журналах и везде писали, что я  спас  нас  от  реальной  угрозы  тем,  что
говорил с толпой. Но это не было то, что я говорил или что я  сделал,  это
было то, что кто-то знал меня.  Некоторые  из  них  знали  мисс  Пейдж,  а
некоторые знали доктора Уэллеса. Но если вы, чужие городу и другие  чужие,
которые приедут, закроете себя здесь и будете жить за этим забором,  никто
не будет вас знать. И если я закроюсь здесь с вами, никто не  будет  знать
меня. Если они не будут учиться познавать нас всех и любить, и  верить,  и
доверять нам, вся эта дребедень, которую Манди вбил в их  головы,  в  один
прекрасный день вновь взорвется против нас. Должно быть это витало  вокруг
других голов довольно долго, тлея то больше, то меньше, и  он  слышал  все
эти подозрения и страхи. Он максимально использовал то, что слышал, и  еще
много другого, но он совсем не изобретал это.  Все,  что  он  сделал,  это
слепил все вместе и дал взорваться.
     Послышались от детей возгласы протеста, согласия, но они  ждали,  что
он продолжит.
     - Поэтому я считаю, что мы  должны  отправиться  в  обычные  школы  и
смешаться с остальными детьми. Я не хочу, чтобы люди, которые  знали  меня
всю мою жизнь, забыли меня и поверили лжи обо мне,  чтобы  видели  во  мне
чужака, угрозу, монстра. Если бы я остался в своей собственной школе  и  в
своем отряде скаутов и ходил бы  домой  к  другим  детям  после  школы,  и
встречался бы с их родными, никто бы никогда  не  слушал  обо  мне  всякой
подобной чепухи. Поэтому я собираюсь вернуться и начать там, где я был.  И
я считаю, что остальные из вас должны сделать так, чтобы  о  вас  знали  в
городе, не как о какой-нибудь сплоченной группе в одной школе,  а  как  об
одном или двух в каждой школе, чтобы разрушить  то  единство,  которое  мы
здесь имеем, и показать всем, что мы люди. Если  только,  конечно,  вы  не
хотите быть людьми, а хотите быть чуждой расой.
     - Ты сказал самое главное, - заметила  Роза.  -  Скажу  тебе,  что  я
испугалась. Когда он выступал по телевидению, я все время думала, я  здесь
новенькая, никто не знает  меня  за  пределами  этой  группы.  Люди  могут
бояться нас, особенно по мере того, как мы растем... лабораторные работы и
все такое.
     - Но бросить все здесь... - застонала Элси.
     - О, шевели мозгами! - грубо сказал Макс. - Ты подразумеваешь,  чтобы
мы жили здесь, не так ли, Тим? Это будет нашим  домом,  вместе?  Из  всего
календарного года только сорок недель школьных, не так ли? И школьные  дни
коротки.
     - Я подсчитал, - Тим снова был по-деловому краток. - Из пяти  месяцев
осеннего сезона в прошлом году, школа действовала восемьдесят семь дней; в
весеннем сезоне - девяносто один день; всего сто семьдесят восемь дней  из
трехсот шестидесяти  пяти.  Почти  меньше  половины  дней  в  году,  чтобы
проводить только около пяти часов в день на то, чтобы  утверждать  себя  в
качестве подлинных людей... стоит ли?
     - Конечно, - сказал Фред, усмехнувшись.  -  Давайте  присоединимся  к
человеческой расе.
     - Мы всегда были людьми, - поспешно сказала Элси.
     - Да; но некоторые из нас думали об  отделении,  -  ответил  Фред.  -
Давайте вернемся и останемся.
     - Для себя самих у нас есть все лето, - продолжал Тим,  -  и  к  тому
времени, когда мы закончим среднюю школу и колледж, мы все будем  известны
сотням людей, и мы заставим их гордиться тем, что  они  знают  нас.  После
этой гласности остальные ребята могут приехать, как только они узнают, что
это безопасно... тайн не осталось. А сейчас, что касается  психологической
стороны. Вы знаете, что нет никакой пользы в том,  чтобы  просиживать  все
классы.
     - Как раз об этом я и думала, - сказала Бет. - Валяй. Мы с тобой.
     - В последнее время мы затратили много  времени  на  помощь  Фреду  в
развитии его души, а остальные из нас проделали  определенную  работу  над
своими, и было много забавного, - напомнил  им  Тим.  -  А  сейчас  скажет
кто-нибудь мне, что хорошего в том? Нашу интеллектуальную работу мы делили
или планировали делить с  обществом,  публикуя  то,  что  мы  сделали.  Но
интеллекта  не  достаточно.  Какая  польза  в  развитии  наших  правильных
переживаний, если мы не выходим к другим людям и не даем им увидеть это  в
нас и получать добро от этого, если  мы  не  реагируем  на  то,  что  есть
привлекательного в них? Какая польза в интуиции или в восприятии, если  мы
не понимаем других людей и  вещей?  Манди  увлек  людей  на  эмоциональной
основе, потому что любая думающая личность знала, что то, что  он  сказал,
не было истиной, а было совершенно неразумно. Но мы  можем  воздействовать
на них на твердой основе правильного переживания, ценя все хорошее в них и
отвечать взаимностью на это, показывать им, что  есть  привлекательного  в
нас. Это нормальное развитие дружбы. Мы должны  быть  друзьями  с  другими
людьми в этом обществе, или же  они  будут  принимать  нас  за  врагов.  С
большинством из них  мы  не  можем  общаться  с  помощью  интеллектуальных
средств. Фред не может осуществить интеллектуальный контакт с Пап-Догом, и
вообще едва ли, так или иначе,  но  он  может  и  на  самом  деле  создает
взаимопонимание на основании привязанности в ответ на  потребности  щенка.
Людям, которые все еще немного побаиваются нас, требуется успокаивание; им
нужно знать, что у нас правильное чувство к ним... и если у нас  нет  его,
то нам лучше развить его как можно быстрее. Но мы ничего не добьемся, сидя
здесь на вершине холма за высоким забором, играя в игру  "Лоуэллы  говорят
только с Каботами, а Каботы говорят только с Богом".
     - А как насчет всех наших программ и планов? - спросил Джерард, - как
для каждого, так и для группы?
     - Это немного затормозит их, вот и все, - сказал Макс. - Не  пожалеем
об этом. Сначала я подумал, Тим, что это конец всему, что  мы  начали,  но
теперь я понимаю, что ты прав.
     - То быль фальстарт, - ответил Тим. - А это - настоящее начало.