Джеймс БЛИШ
СТИЛЬ ПРЕДАТЕЛЬСТВА
1
"Карас", хрупкий транспространственный корабль - на самом деле всего
лишь паром, только удостоившийся названия - подрагивая, вышел из
межпространства в систему Флос-Кампи с опозданием на сутки, окутанный
радужным шаром, и увлекая за собой два ярких следа псевдофотонов, будто
мотылек, который не может освободиться от кокона. Корабельный календарь
указывал, что сегодня 23 ийоня 5914 года, ошибаясь, по-меньшей мере, лет
на десять; однако, никто, кроме знатока в этом стиле датировки, не мог бы
назвать точной даты; "Карас" прибыл на день позже срока, а на _к_а_к_о_й
и_м_е_н_н_о_ день - в лучшем случае, местная условность.
В салоне, Саймон де Кюль вздохнул и вновь разложил карты. До
Бодейсии, четвертой, самой большой, планеты системы Флос-Кампи и нынешнего
порта назначения Саймона, оставалась еще неделя в ур-пространстве, а он
уже устал. На то были причины. Его попутчики оказались невообразимо скучны
- поскольку абсолютно незнакомы - за исключением типа, который провел весь
рейс в своей каюте, опечатанной дипломатической печатью с изображением
паука; и Саймон подозревал, что они утомили бы его, даже если бы ему не
пришлось представиться разочарованным мистиком из созвездия Стрельца,
озлобленным на себя за былую веру в то, что Тайна, лежащая (или не
лежащая) в центре галактики, однажды выплывет и приведет в порядок
остальную вселенную, а следовательно, настолько непредсказуемым в своем
настроении, что с ним не стоило и пытаться быть учтивым. Предположительно,
даже возможно, и некоторые другие пассажиры пытались быть столь же
неприветливы к незнакомцам, как Саймон, но эта вероятность не сделала их
более занимательными.
Но конечно, ничего из всего этого - ни корабль, ни опоздание, ни
пассажиры, ни его поза - не было даже косвенной причиной его усталости. В
эти дни предательства, вежливости, легких путешествий и бесконечно
неослабевающих физических сил каждый чувствовал усталость, самую чуточку,
но постоянно. Вскоре стало трудно вспомнить, кого каждый человек должен
изображать - а уж вспомнить, кем он был на самом деле, практически
невозможно. Даже Крещеные, которые подверглись стиранию памяти, а затем
восстановлению воспоминаний только последнего столетия - этих людей
опытный глаз мог определить - мучились в недоумении, как будто еще пытаясь
отыскать в недвижных водах свое "я", от которого не осталось даже следа.
Невозможно было утаить значительное количество самоубийств среди Крещеных,
и Саймон не считал, что причина (как настаивали теоретики и проповедники)
связана с каким-то мелким несовершенством метода, которое со временем
будет преодолено.
Слишком много времени в распоряжении, вот в чем загвоздка. Люди жили,
черт знает, как долго, слишком долго, вот и все. Стирание следов на лице и
в памяти не отматывало годы назад; стрела энтропии всегда указывала в
одном направлении; девственность это факт, а не просто состояние плевы или
памяти. Елена, проснувшаяся в египетской постели Аитры и лишенная
воспоминаний, могла на какое-то время ввести Менелая в заблуждение, но
всегда найдется другой Парис, и очень скоро - прошлое всегда присутствует
в настоящем, как сказал Эзра-Цзе.
Эта аналогия десятитысячелетнего возраста легко всплыла в его памяти.
Он считался, и на самом деле был, уроженцем Великой Земли; а от нынешней
его _п_е_р_с_о_н_ы_ жителя Стрельца (бывшего) следовало ожидать знания
подобных мифов, чем больше стертого временем, тем лучше - отсюда, по сути,
и его бесконечный карточный пасьянс здесь на борту. В этом автоматическом
сохранении роли и заключалась его природа и высочайшее мастерство.
И конечно же, он не позволил себя Крестить, хотя его сознание и
подвергалось многочисленным менее серьезным изменениям в процессе работы
на Великую Землю, и может подвергнуться куда более сильному, если его
миссия на Бодейсии провалится. Многие из воспоминаний причиняли боль, и
все они болезненно перемешались; но они принадлежали ему, и именно это,
прежде всего, придавало им ценность. Некоторые профессиональные предатели
ценились за то, что у них не было и быть не могло кризиса
индивидуальности. Саймон знал без тщеславия - слишком поздно для тщеславия
- что у Великой Земли не было более выдающегося предателя чем он, и именно
потому, что такие кризисы случались с ним ежегодно, но он всякий раз их
преодолевал.
- Прошу снисхождения, ваше преподобие, - раздался голос за спиной.
Белая рука, ухоженная, но мускулистая, протянулась из-за его плеча и
переложила Дурака на Падающую Башню. - С моей стороны это беспардонное
вмешательство, но я не мог видеть, как этот ход просто напрашивается.
Боюсь, я несколько навязчив.
Голос был незнаком, а следовательно, принадлежал человеку, до сих пор
находившемуся в уединении дипломатической каюты. Саймон обернулся, готовый
на грубость.
Следующим его побуждением было вскочить и бежать. Вопрос о том,
к_т_о_ это, испарился при виде того, _ч_т_о_ это за существо.
На первый взгляд, перед ним стоял человек с желтой прической пажа, в
бледно-фиолетовых чулках, коротких желтовато-коричневых бриджах и более
темном фиолетовом камзоле, на боку висел выкидной нож, оружие,
предпочитаемое преимущественно дамами. На левой стороне груди золотым
гербом сверкал паук, копия паука с печати на двери. На первый взгляд;
поскольку Саймону посчастливилось - он не понимал, каким образом -
проникнуть под эту кажущуюся оболочку.
Этот "дипломат" был вомбисом, или тем, что в тех же мифах, которые
недавно припомнились Саймону, именовалось Протеем: существом, способным в
совершенстве копировать почти любую форму жизни, соответствующую ему по
размеру. Или почти в совершенстве, ибо Саймон, так же как и один из,
пожалуй, пяти тысяч его коллег, обладал чувствительностью к подобным
существам, будучи даже не в состоянии определить, чего именно им не
хватает при копировании человека. Другие люди, даже люди иного пола,
нежели тот, который принимали вомбисы, не могли найти в них ни малейшего
изъяна. Отчасти потому, что они не возвращались в исходную форму, будучи
убитыми, ни один человек никогда не видел их "настоящего" облика - если
таковой у них имелся - хотя, конечно, легенд ходило немало. Этот дар мог
бы сделать их идеальными агентами-двойниками, если бы им можно было
доверять - но это была чисто академическая теория, поскольку вомбисы
всецело являлись ставленниками Зеленого Экзарха.
Третьим побуждением Саймона, как и любого другого человека в подобных
обстоятельствах, было убить его на месте, но этот путь имел слишком много
очевидных недостатков, из которых наименее существенным являлся нож.
Вместо этого Саймон произнес с весьма умеренной грубостью:
- Неважно. Я все равно зашел в тупик.
- Вы крайне любезны. Можно, я сяду?
- Раз уж вы здесь.
- Спасибо. - Существо изящно расположилось напротив Саймона. - Вы
впервые летите на Бодейсию, ваше преподобие?
Саймон не говорил, что он направляется на Бодейсию, но в конце
концов, это указано в списке пассажиров, доступном обозрению каждого.
- Да. А вы?
- О, я направляюсь не туда, а глубже в скопление. Но вас ждет
интересный мир - особенно эти изменения в освещении; уроженцу планеты,
имеющей только одно, стабильное солнце они кажутся ирреальными, как сон.
Ну, и еще она очень старая.
- Все планеты стары.
- Я забыл, что вы с Великой Земли, которой все остальные миры
действительно должны казаться молодыми. Тем не менее, Бодейсия достаточно
стара, чтобы иметь много прелюбопытных народов, все отчаянно независимые,
и культурную традицию, которая перевешивает все местные различия. Ей все
бодейсианцы в сильнейшей степени верны.
- Достойно похвалы, - сказал Саймон, а затем угрюмо добавил, -
хорошо, когда у человека есть вера, к которой можно припасть.
- Вы очень точно заметили, - сказал вомбис. - Но все же основная
гордость Бодейсии, при окончательном анализе, проистекает из неверности.
Население считает, что это первая колония, порвавшая со Старой Землей, в
далекие времена появления имажионного двигателя. Они стараются, чтобы это
вероломство не забывалось.
- Почему? - удивился Саймон, пожав плечами. - Мне также говорили, что
Бодейсия очень богата.
- О, чрезмерно; некогда она представляла собой большое искушение для
грабителей, но народы объединились против них и весьма успешно. Но,
конечно же, богатство вас не интересует, ваше преподобие?
- Частично, да. Я ищу какое-нибудь тихое место, чтобы поселиться и
заняться наукой. Естественно, я хотел бы найти покровителя.
- Естественно. Тогда я посоветовал бы вам обратиться в во владение
Руд-Принца. Оно невелико и стабильно, климат, по слухам, мягкий, и Принц
славится своей библиотекой. - Существо поднялось. - Учитывая ваши цели, я
избегал бы Друидсфолла; жизнь там, как и в большинстве больших городов,
может оказаться слишком беспокойной для ученого. Желаю успеха, ваше
преподобие.
Церемонно положив руку на усыпанный драгоценными камнями нож,
существо слегка поклонилось и удалилось. Саймон продолжал смотреть в свои
карты, думая хладнокровно, но быстро.
Что все это означало? Во-первых, что его легенда раскрыта? Саймон
сомневался в этом, но в любом случае, это не имело большого значения,
поскольку сразу после посадки он будет действовать почти в открытую. Но
если предположить, что он раскрыт, тогда что хотело сообщить это существо?
Явно не только, что жизнь в Друидсфолле для предателя будет еще более
беспокойной, чем для бывшего богослова. Естественно, оно понимало, что
Саймон это знает; в конце концов, Друидсфолл являлся центром
предательского промысла на Бодейсии - именно потому Саймон туда и
направлялся.
Или, что обычному предателю будет трудно купить Бодейсию, или что ее
вообще не продать? Но то же можно было сказать о любой мало-мальски
стоящей планете, и ни один профессионал не поверил бы такой репутации, не
проверив ее, и уж конечно же, не принял на веру необоснованные заявления
первого встречного.
Кроме того, Саймон не был ни обычным предателем, ни традиционным
агентом двойником. В его задачу входило купить Бодейсию, притворяясь, что
он продает Великую Землю, но сверх того, замышлялось предательство куда
более высокого ранга, с которым вряд ли справились бы объединенные Гильдии
Предателей обеих планет: ниспровержение Зеленого Экзарха, под чьим
невидимым бесчеловечным ярмом половина человеческих миров не смела
застонать, даже погибая. Для такого предприятия богатство Бодейсии
являлось необходимым условием, поскольку Зеленый Экзарх получал дань от
шести павших империй, каждая из которых была старше человека - богатство
Бодейсии и ее созданная вомбисами репутация первой планеты, порвавшей со
Старой Землей.
И подобный замысел не мог не вызывать чрезвычайного интереса у
ставленника Экзарха. И все же его тайна вряд ли могла быть раскрыта.
Саймон отлично знал, что люди, в отношении которых ранее возникало
предположение, что они путешествуют с подобной целью, погибали ужасной
смертью; тем не менее, он был уверен, что не раскрыт. Что же тогда?..
Стюард неторопливо прошел по салону, ударяя в гонг, и Саймон на время
оставил эту проблему и собрал карты.
- Друидсфолл. Через час Друидсфолл. Пассажирам, следующим до системы
Флос-Кампи, приготовиться к выходу. Через час Друидсфолл; следующий порт
захода Флорити.
Дурак, подумал Саймон, лег на Рухнувшую Башню. Следующей картой мог
запросто оказаться Висельник.
2
Бодейсия действительно оказалась интересным миром, и несмотря на то,
что Саймон заранее читал о ней и готовился, заметно выбивала из колеи, как
и предрекал вомбис.
Ее солнце, Флос-Кампи, представляло собой девяностоминутную
микропеременную звезду, на расстоянии светового года от которой
располагалась бело-голубая звезда типа Ригеля, стоявшая - во всяком случае
в исторические времена - в высоких южных широтах. Поэтому каждая точка
планеты имела свой цикл смены дня и ночи. В Друидсфолле, например,
полутьма наступала всего на четыре часа, и даже тогда небо в самое темное
время скорее имело цвет индиго, чем черный - и как правило, сверкало
сияниями, из-за почти беспрестанных солнечных бурь.
Все в городе, и вообще на Бодейсии, обуславливалось крайней важностью
мимолетного света, в том числе и быстро меняющаяся погода, очень
непривычная после яркого, как в пустыне, сверкания Великой Земли.
Следующий день после того, как "Карас", вибрируя, опустился, начался с
туманного утра, но легкие порывы холодного ветра рассеяли туман, и
появился медленно пульсирующий солнечный свет; затем набежали облака и
заморосил дождь, превратившийся потом в снег, а затем в дождь со снегом -
погода на дню менялась чаще, чем над минаретами Джидды, официальном родном
городе Саймона, за полгода. Меняющееся освещение и влажность наиболее
поразительным образом проявлялись в городских садах, успевавших зарасти,
стоило повернуться спиной, они, по-видимому, требовали не столько
прополки, сколько настоящего сражения с сорняками. Деревья находились в
постоянном движении, следуя за девяностоминутным солнечным циклом,
ударяясь своими замысловатыми цветами о стены, которые повсюду крошились
от многих веков этих мягких беспрестанных ударов. Половина зданий в
Друидсфолле блестела от их листьев, покрытых таким количеством сусального
золота, что они прилипали ко всему, куда их приносил ветер - богатство
Бодейсии издревле основывалось на огромных запасах урана и других
металлов, источников энергии, в ее почве, из которой растения извлекали
неизбежно сопутствующее золото в качестве радиационной защиты своих якобы
нежных генов. Каждый человек, встречавшийся на улицах Друидсфолла или
другого подобного города, являлся результатом того или иного рода мутации
- если только не пришельцем из другого мира - но за несколько дней на
ветру они все становились наполовину желтыми, ибо летающие листья
вымазывали всех золотыми чешуйками как маслом. Каждый был раскрашен с
бессмысленной роскошью - простыни, и те поблескивали чешуйками золота, от
которых невозможно было избавиться; а брюнеты - особенно учитывая
замысловатые прически мужчин - красовались вовсю.
Собственно Друидсфолл представлял собой обычное скопление невысоких
обшарпанных каменных особняков, чуть меньшего количества древних трущоб и
невыразительных контор, но тот факт, что он также являлся городом, где
размещалась Гильдия - то есть очень удобным, если не благоприятным для
Саймона - придавал ему своеобразие. У предателей был свой собственный
архитектурный стиль, характеризующийся строениями, собранными
преимущественно из обломков статуй и окаменевших тел, подогнанных друг к
другу, как части головоломки или детали карты. Предатели на Бодейсии в
течении семисот лет принадлежали к привилегированной социальной группе, и
их дома свидетельствовали об этом.
Об этом же свидетельствовала их манера вести дела. Саймон посетил
Верховного Предателя планеты с приличествующей незамедлительностью, надев
пряжку, выдававшую в нем брата, хотя и с другой планеты, представился и
изложил свою миссию с почти полным чистосердечием - намного более полным,
чем того требовал обычай. Принявший его тип, Валкол "Учтивый", дородный,
мордастый мужчина в черном просторном балахоне, украшенном лишь пряжкой, с
добрым и веселым выражением на лице и глазами, похожими на два кусочка
айсберга, выпроводил его из Управления Гильдии с минимальной вежливостью,
строго требуемой правилами братского протокола - то есть, дал двенадцать
дней, чтобы убраться с планеты.
Пока что, по крайней мере, вомбис оказался прав относительно
бодейсианцев, точка в точку. Их дух еще предстояло проверить.
Саймон отыскал гостиницу, где ему предстояло зализывать свои раны и
готовиться к отъезду. Валкол разрешил ему остановиться именно в ней.
Конечно, Саймон не собирался уезжать; он просто готовился к предстоящему
делу. Тем не менее, раны для зализывания у него были. После всего лишь
четырех разной длительности дней на Бодейсии его уже заставили сменить
гостиницу, методы работы и личность. Унизительное начало.
3
Теперь методы. Машинально прислушиваясь, ожидая непрошенного
вторжения, Саймон выливал яды в канализацию и иронически наблюдал за
легкими струйками темно-красного дыма, поднимавшимися из ржавого унитаза.
Ему было жаль расставаться с этими старыми, хоть и ядовитыми друзьями; но
методы выдают человека не хуже, чем отпечатки пальцев, а теперь следовало
считать, что Валкол послал за досье Саймона, и вскоре оно окажется на его
столе. Досье окажется не соответствующим действительности, но неизвестно,
в чем _и_м_е_н_н_о_; а следовательно, яды и все подобное нужно выбросить
из своего арсенала. Самое первое правило при принятии нового облика:
"Оголись!".
Почти стершаяся марка изготовителя на унитазе гласила: "Джулиус,
Бодейсия". Вещи, изготовленные на этой планете, обычно маркировались так
неконкретно, будто любое место в мире похоже на другое, но это было и так
и не так. Друидсфолл был чисто бодейсианским городом, но как главный город
предателей имел и свое особое лицо. Например, эти здания, облицованные
окаменевшими трупами...
К счастью, обычай теперь, когда первые формальности безрезультатно
закончились, позволял Саймону держаться подальше от этих зловещих
памятников и самому заботиться о крове и пропитании. Говорили, что в
старых, бескорыстно дружелюбных гостиницах Друидсфолла звуки непонятных
ударов и громкие крики на чужих языках - смерть ли там, любовь или торг -
заставляли постояльцев вздрагивать в своих постелях и вспоминать
собственные грехи. Разумеется, все гостиницы таковы, но тем не менее,
предатели предпочитали селиться там, а не в Домах Гильдии, принадлежавших
братству: там им гарантировалось уединение и одновременно они могли
чувствовать, что еще живы. Что-то мешало им вести дела в стенах, сложенных
из каменных конечностей, голов и торсов людей, некоторые из которых, без
сомнения, были еще живы, когда закладывался фундамент, и возводились леса.
Итак, здесь в "Скополамандре" Саймон мог спокойно ожидать следующего
контакта, теперь, когда он избавился от ядов. Этот контакт - если он
произойдет - должен, конечно, произойти до конца периода его
неприкосновенности. Термин "карантин", пожалуй, подходил лучше.
Нет, сколь ограниченной не была его неприкосновенность, в ее
реальности сомневаться не приходилось, поскольку будучи предателем с
Великой Земли, Саймон имел особый статус. Великая Земля, считали
бодейсианцы, не обязательно Старая Земля, но не обязательно и _н_е_ она.
По крайней мере, Саймона не убьют из чистого консерватизма, хотя ни одно
официальное лицо не рискнет иметь с ним дело.
Ему оставалось еще восемь дней - мрачная перспектива, так как он уже
завершил все приготовления к делу, пикантность ей придавал лишь тот факт,
что он до сих пор не знал официальной продолжительности дня. Ритмы
Флос-Кампи не давали никаких намеков на этот счет, понятных его
настроенным по Солнцу суточным ритмам. В настоящий момент, единственным
светом в окне комнаты было сияние, похожее на завесу из
оранжево-голубоватого пламени. Наверняка, радио, а возможно и
электроснабжение, очень часто выходит из строя из-за таких сильных
магнитных бурь. Это может пригодиться; он запомнил эту мысль.
Тем временем, Саймон избавился от последнего яда. Он вылил воду из
амфоры в унитаз, который тут же зашипел, как дракон, только что
вылупившийся из яйца, и изверг гриб холодного синего пара, от чего Саймон
закашлялся. "Осторожнее!" - подумал он; сначала воду, потом кислоту, а не
наоборот - я забываю элементарнейшие вещи. Нужно было использовать вино.
Пора выпить, за здоровье Гроу!
Он подхватил плащ и вышел, не дав себе труда запереть дверь. У него
нечего красть, кроме чести, а она в правом заднем кармане. О, и конечно,
Великая Земля - она в левом. Кроме того, Бодейсия богата: невозможно
повернуться, чтобы не споткнуться о груду сокровищ, редкостей
тысячелетнего возраста, которые никто не разбирал уже лет сто, и даже не
собирался. Никому и в голову не придет красть у бедного предателя
что-нибудь меньше короля, а еще лучше, планеты.
В таверне на первом этаже к Саймону тут же подошла девица.
- Угощаешь сегодня, экселенц?
- Почему бы нет? - Он и вправду был рад встрече. Эта пышная блондинка
смотрелась куда привлекательнее сухопарых женщин Почтенных, которых мода
заставляла выглядеть так, будто они страдают какой-то нервной болезнью,
начисто лишившей их аппетита. Кроме того, с ней не нужно вести
традиционную вежливую бодейсианскую беседу, состоявшую преимущественно из
сложно закрученных шуток, над которыми не принято смеяться. Поэтому вся
манера бодейсианского разговора строилась так, чтобы игнорировать
собеседника; дебюты были высоким искусством, но эндшпили проигрывались.
Саймон вздохнул и дал знак принести рюмки.
- На тебе пряжка предателя, - сказала она, усаживаясь напротив, - но
золота с деревьев немного. Ты приехал, чтобы продать нам Великую Землю?
Саймон даже глазом не моргнул; он знал, что этот вопрос всегда задают
любому чужаку его профессии.
- Может быть. Я сейчас не на службе.
- Ну, конечно, нет, - серьезно сказала девушка, перебирая пальцами
что-то вроде четок с двумя серебряными фаллосами. - Но все равно, желаю
удачи. Мой сводный брат предатель, но ему удается отыскать на продажу
только мелкие секреты - как делать бомбы и все такое. Неважная профессия;
я предпочитаю свою.
- Может ему следует работать на другую страну.
- О, его страна вполне годится для продажи, но у него плохая
репутация. Продавцы и покупатели не особенно ему доверяют - думаю, все
дело в стиле. Кончится тем, что он продаст какую-нибудь колонию за
пригоршню бобов и рыбную котлету.
- Тебе не нравится он - или его ремесло? - спросил Саймон. - В конце
концов, оно не так уж отличается от твоего: человек продает то, что ему на
самом деле не принадлежит, но в результате сделки, все же, кое-что имеет,
если обе стороны держат язык за зубами.
- Ты не любишь женщин, - спокойно сказала девушка, будто просто
констатируя факт, а не бросая вызов. - Но все в мире временно - не только
девственность и доверие. Зачем жадничать? "Обладание" богатством столь же
иллюзорно, как "обладание" честью или женщиной, а доставляет намного
меньше удовольствия. Лучше тратить, чем копить.
- Но ведь есть и иной подход, - возразил Саймон, зажигая дурманящую
палочку. Он был невольно заинтригован. Гедонизм являлся самой
распространенной философией в цивилизованной галактике, но было пикантно
слышать, как гулящая девица щеголяет избитыми клише с такой серьезностью.
- Иначе мы не смогли бы отличить добро от зла, и плевали бы на все.
- Ты любишь мальчиков?
- Нет, это не в моем вкусе. А, ты хочешь сказать, что я не осуждаю
любителей мальчиков, и что ценности, в конечном итоге, вопрос вкуса? Я так
не считаю. Сочувствие постепенно проникает в нравы.
- Значит, ты не станешь совращать детей, а пытки вызывают в тебе
протест. Но это твой взгляд. Некоторые мужчины не столь ограничены в
подобных ситуациях. Я очень часто встречаю таких. - Рука, держащая бусы,
сделала еле заметный непроизвольный жест отвращения.
- Я думаю, что ограничены _о_н_и_, а не я - большинство планет рано
или поздно отправляют на виселицу своих моральных имбецилов. Но как насчет
предательства? Ты не ответила на этот вопрос.
- У меня в глотке пересохло... спасибо. Предательство, ну - это
искусство; но опять же, вопрос вкуса или предпочтения. Все решает стиль;
поэтому мой сводный брат ни на что не годится. Если бы вкусы изменились,
он процветал бы, как и я, родись я с синими волосами.
- Ты можешь покраситься.
- Что, как Почтенные? - она рассмеялась, коротко, но непосредственно.
- Я то, что я есть; маска не станет мной. Мастерство, да - это другое
дело. Я продемонстрирую тебе, когда захочешь. Но никаких масок.
Мастерство тоже может тебя подвести, подумал Саймон, вспоминая то
мгновение в Гильдии Предателей, когда предмет его гордости, пояс из
ядовитых раковин, пожалованный за заслуги, мгновенно лишил его всякого
преимущества перед местными профессионалами, на которое он рассчитывал. Но
он лишь повторил:
- Почему бы нет?
Этот способ провести время не хуже любого другого; а когда истечет
срок его неприкосновенности, он уже не сможет доверять ни одной девице на
Бодейсии.
Она действительно оказалась очень искусной, и время шло... но
нерегулярные псевдодни - часы в таверне и в его комнате показывали разное
время и никогда даже приблизительно не соответствовали показаниям его
выставленного на Великой Земле хронометра и физиологическим часам
организма - его подвели. Однажды утром/днем/ночью он проснулся и увидел,
что лежащая рядом с ним девушка постепенно чернеет в последних объятиях
грибного токсина, яда, который Саймон с удовольствием пожелал бы
Императору созвездия Гончих Псов или самому отъявленному злодею в истории
человечества.
Период неприкосновенности закончился, началась война. Его уведомляли,
что если он еще хочет продать Великую Землю, ему сначала придется
продемонстрировать свое мастерство, выстояв против холодной злобы всех
предателей Бодейсии.
4
"Неизвестно, каким образом удавалось сохранять
целостность Экзархии или межзвездных империй
дочеловеческого периода, но в истории человечества, во
всяком случае, бюрократические проблемы руководства
крупными звездными владениями из единого центра оказались
неразрешимыми. Ни ультрафон, ни имажионный двигатель не
позволили расширить гегемонию человека за пределы области
радиусом десять световых лет, факт, который колонии,
находящиеся вне этой сферы, не замедлили оценить и
использовать. К счастью, примерно единообразная структура
межзвездной экономики сохранилась, благодаря негласному
соглашению, и после политического распада, поскольку ни
тогда - ни сейчас - в полной мере не осознавалось, что эта
намного более старая система может править гораздо
эффективнее, чем любая личная или партийная автократия.
В этой связи, дилетанты часто задают вопрос: "Почему
различные миры и страны прибегают к услугам
профессиональных предателей, если известно, что они
предатели? Зачем вверять предателям какие-либо секреты,
достаточно ценные, чтобы быть проданными третьей стороне?"
Ответ один, и оружие одно: деньги. Предатели выступают в
роли брокеров на нескончаемой межзвездной бирже, где
каждая планета стремится заполучить _ф_и_н_а_н_с_о_в_о_е
преимущество над другой. То есть, новичок не должен
воображать, что какой-то секрет, попавший ему в руки,
является именно тем, что сказано, особенно, если он имеет
якобы военное значение. Ему следует также опасаться
правителей, стремящихся склонить его к личной лояльности,
которая подрывает ткань экономики, а потому должна всецело
оставаться прерогативой непрофессионалов. Для
профессионала лояльность является инструментом, а не
самостоятельной ценностью.
На типичный же вопрос дилетанта, приведенный выше,
отвечать, разумеется, не следует.
Лорд Гроу: Наставления, Кн.I, Гл.LVII
Саймон действовал быстро и решительно, начав с укола преобразующей
сыворотки - безумно опасного средства, поскольку это вещество меняло не
только его внешность, но и саму наследственность, вызывая в голове массу
ложных воспоминаний и ложных черт характера, полученных от неизвестных
доноров этой сыворотки, вступающую в противоречие не только с его целями,
но даже с его вкусами и побуждениями.
При допросе он распался бы на болтающую толпу случайных голосов,
беспорядочно перемешанных, как и его кариотипы, группы крови, узоры
сетчатки и отпечатки пальцев. На вид его физический облик в целом казался
бы размытой, лишенной характерных черт смесью многих ролей - некоторые из
них возникали из ДНК людей, умерших сотню лет назад или, во всяком случае,
за много парсеков отсюда.
Но если он в течение пятнадцати дней Великой Земли не введет
антисыворотку, он забудет сначала свою миссию, затем навыки, и наконец,
собственное "я". Тем не менее, он считал нужным идти на этот риск,
поскольку, какими бы неуклюжими ни казались некоторые местные предатели
(Валкол Учтивый не в счет), они, несомненно, вполне способны раскусить
менее мощное прикрытие - и столь же несомненно, что настроены они
серьезно.
Следующая проблема, как выполнить саму миссию - для этого
недостаточно просто остаться в живых. Великая Земля не обращала
провалившихся предателей в камень и не замуровывала их в стены, но у нее
были свои способы выразить неудовольствие. Кроме того, Саймон чувствовал
некоторое обязательство перед Великой Землей - не лояльность, упаси Гроу,
но назовем это, скажем, профессиональной гордостью - которая не позволяла
ему проиграть такой дыре, как Бодейсия. Ну и наконец, у него имелись
давние причины ненавидеть Экзархию; а ненависть Гроу почему-то забыл
запретить.
Нет: Саймон не мог бежать от бодейсианцев. Он прибыл сюда, чтобы
одурачить их, что бы они в данный момент ни думали о таком плане.
Тут имелась одна сложность; Бодейсия, вслед за другими колониями,
впала в своего рода осенний каннибализм. Вопреки тому высказыванию
Эзра-Цзе, окраины пытались уничтожить центр. Именно этот культ
независимости, а вернее, автономии, сделал измену делом не только
допустимым, но почти благородным... а теперь незаметно кастрировал ее, как
статуи, стоявшие в Друидсфолле повсюду, у которых время и климат стерли
лица и половые признаки.
Сегодня, хотя все истинные бодейсианцы были по происхождению
колонистами, они очень гордились дочеловеческой историей планеты, будто
они не истребили аборигенов почти начисто, а являлись их потомками.
Немногие уцелевшие коренные жители созвездия Возничего слонялись по улицам
Друидсфолла, окруженные ритуальными почестями, тщательно изолированные от
реальной власти, но демонстративно уважаемые при малейшей возможности,
когда это могло быть замечено кем-нибудь с Великой Земли. Тем временем,
бодейсианцы продавали друг друга с изысканным энтузиазмом, но для Великой
Земли - которая не обязательно Старая Земля, но и не обязательно _н_е_ она
- все врата были официально закрыты.
Только официально, считали Саймон и Великая Земля, так как жажда
предательства, как жажда разврата, только растет при удовлетворении и
становится все менее разборчивой. Бодейсия, как все запретные плоды, уже
наверняка созрела настолько, чтобы ее мог сорвать человек, владеющий
ключом от ее запущенного сада.
Ключ, привезенный Саймоном, огромная взятка, которая должна была
отпереть Валкола Учтивого, как детскую копилку, временно был бесполезен.
Ему придется выковать другой, какие бы грубые инструменты не пришлось
использовать. Единственным таким инструментом, доступным Саймону в данный
момент, являлся слегка презираемый сводный брат мертвой девицы.
В настоящее время, Саймон выяснил это без особого труда, он носил имя
Да-Уд-ам-Альтаир и являлся Придворным Предателем в небольшом религиозном
княжестве у залива Руд, на Инконтиненте, на другой стороне планеты
относительно Друидсфолла. Припомнив, что говорил вомбис на борту "Караса"
о библиотеке Руд-Принца, Саймон снова принял обличье усталого, ищущего
покровителя богослова из Стрельца, уверенный, что его голос, осанка и
манеры не имеют ничего общего с _п_е_р_с_о_н_о_й_, которую он представлял
на корабле, и ступил на борт флаера, направлявшегося на Инконтинент,
приготовившись насладиться путешествием.
А насладиться было чем. Бодейсия была довольно большой планетой,
диаметром примерно десять тысяч миль, и могла похвастать не только
денежным богатством. За много веков выветривание и вулканическая
деятельность разбили ее на множество экологических зон, еще большее
разнообразие которым придавала уникальность климата в каждой точке планеты
и непостоянство ритма Флос-Кампи в сочетании с неподвижностью второго
солнца относительно других фиксированных звезд - а также обычаи и цвета
многочисленных волн пионеров, обосновавшихся в этих зонах и пытавшихся
воплотить свое личное представление о земном рае. Это был изумительно
прекрасный мир, если бы удалось забыть о своих проблемах достаточно
надолго, чтобы как следует его рассмотреть; а флаер летел низко и
медленно, и это нравилось Саймону, несмотря на то, что сыворотка
подсознательно заставляла его спешить.
Однако, после посадки у залива Саймон вновь изменил свои планы и свой
наружный облик; ибо расспросы показали, что одной из обязанностей
Придворного Предателя здесь являлось пение Руд-Принцу перед сном под
аккомпанемент саре, своего рода арфы - первоначально инструмента
аборигенов, плохо приспособленного для человеческих пальцев, на котором
Да-Уд играл хуже, чем большинство бодейсианцев, владеющих этим искусством.
Поэтому Саймон появился во дворце Руд-Принца, немного напоминавшем по
форме птицу, в обличье торговца балладами и в качестве такового был принят
с энтузиазмом, его попросили составить каталог библиотеки; Да-Уд, сказал
Руд-Принц, поможет ему, по крайней мере в том, что касается музыки.
Саймону удалось быстро продать Да-Уду с дюжину древних песен Великой
Земли, сочиненных им накануне вечером - подделывание народных песен не
требует особого таланта - и через час завоевать полное доверие Да-Уда; это
оказалось столь же просто, как дать конфету ребенку. Успех дела закрепили
бесплатные уроки традиционной манеры их исполнения.
Когда отзвучал последний фальшивый аккорд, Саймон тихо спросил
Да-Уда:
- Кстати... (прекрасно спето, экселенц) ...вам известно, что Гильдия
убила вашу сводную сестру?
Да-Уд уронил дешевую копию настоящей местной арфы, которая издала
звук, похожий на звук лопнувшей пружины в заводной игрушке.
- Джиллиту? Но она была всего лишь проституткой! Почему, во имя
Гроу...
Тут Да-Уд спохватился и уставился на Саймона с запоздалым
подозрением. Саймон смотрел на него и ждал.
- Кто тебе сказал? Черт возьми... ты Палач? Я не... я ничего не
сделал, чтобы заслужить...
- Я не Палач, и мне никто не говорил, - ответил Саймон. - Она умерла
в моей постели в качестве предупреждения мне.
Он достал из-под плаща свою пряжку и щелкнул ей. Маленький аппарат на
мгновение расцвел ослепительной фиолетовой вспышкой и вновь закрылся. Пока
Да-Уд еще прикрывал руками слезящиеся глаза, Саймон мягко произнес:
- Я Верховный Предатель с Великой Земли.
Теперь Да-Уд был поражен не вспышкой значка. Он опустил руки. Все его
худое тело содрогалось от ненависти и рвения.
- Что - что вы хотите от меня, экселенц? Мне нечего продать, кроме
Руд-Принца... но это жалкая личность. Вы, конечно, не продадите мне
Великую Землю; я сам жалкая личность.
- Я продал бы тебе Великую Землю за двадцать риалов.
- Вы смеетесь надо мной!
- Нет, Да-Уд. Я прибыл сюда, чтобы иметь дело с Гильдией, но они
убили Джиллиту - и это, на мой взгляд, лишает их права именоваться
цивилизованными профессионалами, и вообще, людьми. Она была приятна и
умна, я обожал ее - а кроме того, хотя я не задумываясь иду на убийство
при определенных условиях, я не переношу, когда бросаются невинными
жизнями ради дешевого драматического эффекта.
- Я полностью согласен, - сказал Да-Уд. Его негодование, по крайней
мере наполовину, казалось искренним. - Но что ты намереваешься делать? Что
ты _м_о_ж_е_ш_ь_ сделать?
- Я должен выполнить свою миссию, любой ценой, кроме смерти - если я
погибну, никто не доведет ее до конца. Но в процессе ее выполнения я с
величайшим удовольствием буду обманывать, позорить и ввергать в страх
Гильдию, если, конечно, мне это удастся. Мне нужна твоя помощь. Если мы
уцелеем, я прослежу, чтобы ты тоже не остался внакладе; деньги здесь не
первая моя цель, а теперь даже и не вторая.
- Я берусь, - не задумываясь, сказал Да-Уд, хотя он явно перепугался,
что, впрочем, было вполне естественно. - Что конкретно ты предлагаешь?
- Прежде всего, я снабжу тебя бумагами, подтверждающими, что я продал
тебе часть - не все - самой важной вещи, имеющейся у меня на продажу, что
дает любому, кто ими владеет, влияние в Совете Министров Великой Земли.
Они показывают, что Великая Земля замышляет заговор против нескольких
крупных держав, все они человеческие, с целью сравняться в могуществе с
Зеленым Экзархом. В бумагах не сказано, о каких именно мирах идет речь, но
там достаточно информации, чтобы Экзархия хорошо за них заплатила - а
Великая Земля, еще больше, лишь бы заполучить их обратно. Ты дашь понять,
что недостающая информация также продается, но у тебя не хватило денег.
- А вдруг, Гильдия не поверит?
- Они никогда не поверят - извини за откровенность - что ты смог
позволить себе купить все; они поймут, что я продал тебе _э_т_у_ долю
только потому, что у меня к ним недоброе чувство, можешь так им и сказать
- хотя, на твоем месте, я не стал бы говорить, чем это чувство вызвано.
Если бы они тебя не знали, они могли бы заподозрить, что ты это я в ином
обличье, но к счастью, они тебя знают и... а, ладно... пожалуй, склонны
тебя недооценивать.
- Мягко сказано, - усмехнулся Да-Уд. - Но это не помешает им
заподозрить, что я знаю твое местонахождение или имею способ с тобой
связаться. Они подвергнут меня допросу, и конечно же, я скажу им. Я их
тоже знаю; промолчать не удастся, а я предпочитаю избавить себя от
ненужных мук.
- Конечно - ни в коем случае не следует идти на риск допроса, скажи
им, что хочешь продать и меня вместе с секретом. Это покажется им
логичным, и я думаю, у них должны быть законы, запрещающие допрашивать
члена Гильдии, который делает предложение продать; в большинстве Гильдий
Предателей такое правило есть.
- Это так, но они будут соблюдать закон только пока верят мне; это
тоже обычное правило.
Саймон пожал плечами. - Тогда старайся быть убедительным, - сказал
он. - Я уже говорил, что предприятие будет опасным; я полагаю, ты стал
предателем не для того, чтобы наслаждаться безопасностью.
- Нет, но и не для самоубийства. Но я не сверну с курса. Где
документы?
- Проведи меня к топоскопу-скрайберу твоего Принца, и я их изготовлю.
Но сначала - двадцать риалов, пожалуйста.
- Минус два риала за пользование собственностью Принца. Сам
понимаешь, взятки.
- Твоя сестра ошибалась. У тебя есть стиль, хотя и несколько
близорукий. Хорошо, восемнадцать риалов - и давай приступим к делу. Мое
время мне не принадлежит - ни один век.
- Но как мне потом с тобой связаться?
- Эта информация, - ласково произнес Саймон, - обойдется тебе в те
два риала, и это еще дешево.
5
Лаборатория мозговой диктовки Руд-Принца далеко не соответствовала
стандартам Гильдии, не говоря уже о стандартах Великой Земли, но Саймон
был удовлетворен, считая, что созданные им документы выдержат любое
испытание. Они были абсолютно подлинными, а у каждого опытного предателя
есть чутье на это качество, независимо от таких технических дефектов, как
нечеткое изображение или неуместные эмоциональные обертоны.
Покончив с этим, он честно приступил к делу, за которое взялся, а
именно, составлению каталога библиотеки Руд-Принца. Уклонись он от этого,
он скомпрометировал бы Да-Уда и привлек к себе ненужное внимание. К
счастью, работа оказалась достаточно приятной. Помимо обычной порнографии,
Принц владел рядом книг, которые Саймон давно мечтал увидеть, в том числе
полный текст "Яблок Айдена" Вилара и все двести кантов поэмы Мордехая
Дровера "Тамбурмажор и Маска", с изумительными гравюрами Брока,
раскрашенными вручную. Там находились статуи работы Лабьюерра и
Халворсена; а среди музыки, последняя соната Эндрю Карра... и все это, как
водится, среди огромного количества хлама; впрочем, это характерно для
любой библиотеки, большой или малой. Был ли у Руд-Принца вкус или нет, но
деньги у него явно водились, и часть из них, при ком-то из прошлых
библиотекарей, была потрачена с толком.
Занимаясь всем этим, Саймон одновременно обдумывал, как встретиться с
Да-Удом, когда игра войдет в соответствующую стадию. Договоренность с
Да-Удом, естественно, была обманом, более того, двойным обманом; но сами
несовершенства этого плана придавали ему достоверность - то есть, он
выглядел так, будто может сработать, и он действительно должен работать до
определенного момента, иначе ничего не выйдет. А затем придется устранить
намеренно заложенные в этом плане ошибки. Итак...
Однако, Саймон начал замечать, что ему трудно думать. Преобразующая
сыворотка постепенно оказывала свое действие, и в его черепе крутились
предательства, не имеющие никакого отношения к Да-Уду, Руд-Принцу,
Друидсфоллу, Бодейсии, Зеленому Экзарху и Великой Земле. Хуже того: они не
имели никакого отношения и к Саймону де Кюлю, речь шла о дурацких мелких
провинциальных интригах, абсолютно его не интересовавших - но вызывавших
раздражение, злость и даже болезненное состояние, будто муки ревности к
какому-то предшественнику, с которыми разум не может справиться. Зная их
причину, Саймон упорно боролся с ними, но он знал, что они будут
усиливаться, несмотря на всю его решительность; они проистекали из генов и
крови, а не из его некогда остро отточенного, а теперь туманящегося
сознания.
В этой ситуации он не мог надеяться, что сможет просчитать очень
много чрезвычайно запутанных вариантов, так что лучше отбросить все, кроме
самого необходимого. В итоге он решил, что лучше встретиться с Да-Удом в
Принципате, как и было договорено, и приберечь обман на более крайний
случай.
С другой стороны, было бы глупо слоняться по Принципату в ожидании,
рискуя стать жертвой непредвиденного случая - например, предательства в
результате возможного допроса Да-Уда - в то время как у него были дела,
которые можно выполнить в любом другом месте. Кроме того, неизменно
туманная теплая погода и обрывочная показная религиозность Принципата
раздражали его и вызывали порывы противоречивых восторгов и преданности у
нескольких личностей, которые явно были неуравновешены, будучи цельными, а
теперь их кусочки составляли фиктивное "я" Саймона. Особенно ему не
нравился девиз выбитый над входом во дворец Руд-Принца: СПРАВЕДЛИВОСТЬ
ЕСТЬ ЛЮБОВЬ. Этот взгляд, явно заимствованный у какой-нибудь колониальной
исламской секты, был прекрасной доктриной для культуры, погрязшей в
изменах, поскольку оправдывал почти любое предательство на том основании,
что оно ставило своей целью справедливость (выступавшую в образе той
любви, что гласит: "Я делаю это для твоего же блага; мне это причиняет
большую боль, чем тебе"). Но Саймон, смутно припоминаемые родители
которого часто предавали его именно из этих соображений, находил такую
точку зрения слишком уж удобной. Кроме того, он с подозрением относился ко
всем абстракциям, выраженным в виде "А есть Б". По его мнению, ни
справедливость, ни милосердие не имели очень тесной связи с любовью, и уж
тем более не были ей тождественны - иначе зачем бы иметь три слова вместо
одного? Метафора это не тавтология.
Помимо этих мелочей, Саймону казалось, что есть смысл вернуться на
некоторое время в Друидсфолл и покрутиться неподалеку от Управления
Гильдии. В худшем случае, его местопребывание будет неизвестно Да-Уду,
анонимность в большом городе обеспечить проще, меньше вероятность, что
Гильдия распознает его, даже если заподозрит - а этого наверняка следует
ожидать - в подобной смелости. В лучшем случае, он сможет раздобыть
какую-нибудь полезную информацию, особенно если миссия Да-Уда вызовет
какое-то необычное шевеление.
Ну, хорошо. Вручив Руд-Принцу объемистую стопку перфокарт и пообещав
вернуться, Саймон добрался флаером до Друидсфолла, где старался держаться
подальше от "Скополамандры".
Некоторое время он не замечал ничего необычного, что само по себе
вселяло некоторую надежду. Либо Гильдию не насторожили неуклюжие
предложения Да-Уда, либо она скрывала свою тревогу. Несколько дней подряд
Саймон наблюдал, как Верховный Предатель Бодейсии приходит и уходит,
иногда со свитой, а чаще лишь с одним рабом. Все казалось нормальным, хотя
Саймона ощущал слабую непонятную дрожь, тем более раздражающую, что он не
знал, с какой из его _п_е_р_с_о_н_ эта дрожь связана. Явно не с его
основным "я", поскольку, хотя Валкол и был врагом, с которым ему
предстояло встретиться, он не казался более страшным, чем другие, которых
Саймон победил (правда, находясь в своем полном и истинном сознании).
Затем Саймон узнал "раба"; и тут он бросился бежать. Это был вомбис,
тот самый, что путешествовал под видом дипломата на борту "Караса".
Создание даже не потрудилось изменить свое лицо для новой роли.
На этот раз Саймон мог бы убить его легко со своего наблюдательного
поста, и скорее всего, ускользнул бы беспрепятственно, но опять имелись
причины этого не делать. Просто избавлять вселенную от одной из протейских
сущностей (если в этом вообще был смысл, ибо никто не знал, как они
размножаются) вряд ли стоило, учитывая, что это вызовет погоню. Кроме
того, присутствие агента Экзархии так близко к центру этого клубка
наводило на мысли и могло быть как-то использовано.
Конечно, вомбис мог находиться в Друидсфолле по совершенно другому
делу или просто совершать визит вежливости, возвращаясь из мест,
находящихся "глубже в скоплении"; но Саймон не спешил делать столь опасных
предположений. Нет, куда более вероятно, что Экзарх, который еще вряд ли
мог узнать о прибытии и позоре Саймона, просто в общих чертах представлял,
насколько важна Бодейсия в любых планах Великой Земли - кроме всего
прочего, он был умным тираном - и направил сюда своего ставленника, чтобы
следить за происходящим.
Да, эту ситуацию можно использовать, если только Саймону удастся
держать под контролем свой распадающийся мозг. К числу его нынешних
преимуществ следовало отнести и тот факт, что его маскировка была лучше,
чем маскировка вомбиса, чего тот, наверняка, не мог заподозрить в силу
склада своего ума, созданного всей его эволюцией.
Зловеще посмеиваясь, и надеясь, что впоследствии ему не придется об
этом смешке пожалеть, Саймон летел обратно к заливу Руд.
6
Да-Уд встретил Саймона в Поющих Садах, огромном регулярном лабиринте,
нечасто посещаемом последнее время даже любовниками, поскольку Руд-Принц в
приступе какого-то нового религиозного каприза позволил ему беспорядочно
зарасти, так что приходилось постоянно отбиваться от навязывающихся
цветов. В лучшем случае, это затрудняло даже простую беседу, и ходили
слухи, что в самом центре лабиринта внимание цветов к посетителям носит
более зловещий характер.
Да-Уд ликовал, проявляя почти маниакальный энтузиазм, что не
облегчало понимание, но Саймон терпеливо слушал.
- Они купились, как ягнята, - говорил Да-Уд, упомянув жертвенное
животное Великой Земли так небрежно, что одна из _п_е_р_с_о_н_ Саймона
содрогнулась. - Некоторые сложности возникли с мелкими сошками, но меньше,
чем я ожидал, и я дошел до самого Валкола.
- Какие-нибудь признаки интереса со стороны?
- Нет, никаких. Я не сказал ни одного лишнего слова, пока не добрался
до Его Учтивости, а потом он наложил на все печать секретности - в
присутствии других говорить только о погоде. Послушай, Саймон, я не хочу
учить тебя вести дела, но мне кажется, я знаю Гильдию лучше, чем ты, и
по-моему, ты недооцениваешь свои карты. Эта штука стоит _д_е_н_е_г_.
- Я так и говорил.
- Да, но я думаю, ты и не представляешь, сколько. Старик Валкол
согласился с моей ценой без звука - так быстро, что я пожалел, что не
запросил вдвое больше. Чтобы показать, насколько я во всем этом уверен, я
хочу все деньги отдать тебе.
- Не нужно, - сказал Саймон. - Если я не смогу завершить свою миссию,
деньги мне не понадобятся. Мне сейчас нужны средства только на текущие
расходы, а на это их у меня достаточно.
Да-Уд явно и надеялся на такой ответ, но Саймон подозревал, что
обернись дело иначе, молодой человек и впрямь мог бы отказаться от
половины денег. Его энтузиазм рос.
- Ладно, но это не значит, что мы должны выпустить из рук целое
состояние.
- Сколько?
- О, по меньшей мере, пара мегариалов - я имею в виду,
к_а_ж_д_о_м_у_, - с важностью сказал Да-Уд. - Мне кажется, подобная
возможность подворачивается не часто, даже в кругах, к которым ты привык.
- Что нужно сделать, чтобы их заработать? - спросил Саймон с
тщательно рассчитанным сомнением.
- Играть с Гильдией честно. Им очень нужен этот материал, и если мы
не будем пытаться их надуть, мы будем находиться под защитой их же
собственных законов. А имея такую кучу денег, ты найдешь сотню мест в
галактике, где сможешь жить, не боясь Великой Земли до конца своих дней.
- А как насчет твоей сводной сестры?
- Ну, жалко упускать такой случай, но надув Гильдию, сестру не
вернешь, ведь так? Каким-то образом, ведь _э_с_т_е_т_и_ч_е_с_к_и_ лучше
отплатить им за Джиллит исключительной честностью. Знаешь, "Справедливость
есть Любовь", и все такое.
- Не знаю, - раздраженно бросил Саймон. - Я полагаю, самое сложное
определить, что такое справедливость - ты не хуже меня знаешь, что ею
можно оправдать самые изощренные измены. И на вопрос "Что ты называешь
любовью?" тоже нелегко ответить. В конце концов его приходится отбросить,
как чисто женский, слишком личный, чтобы иметь смысл в мужском мире - не
говоря уже о государственной политике. М-м-да-а.
Это мычание имело своей целью создать впечатление, что Саймон еще
пытается собраться с мыслями; на самом деле, он принял решение несколько
минут назад. Да-Уд сломался; от него нужно избавиться.
Да-Уд слушал с выражением вежливого недоумения, не вполне скрывавшим
проблески зарождающегося торжества. Уклонившись от раструба лианы,
пытавшейся как-бы увенчать его колючками, Саймон наконец добавил:
- Может ты и прав - но нам придется быть крайне осторожными. Здесь, в
конце концов, может оказаться и другой агент с Великой Земли; в делах
такой важности они вряд ли чувствовали бы себя спокойно всего лишь с одним
патроном в патроннике. Это означает, что тебе нужно в точности выполнять
мои инструкции, иначе мы не успеем потратить и одного риала из вырученной
суммы, просто не доживем.
- Можешь на меня положиться, - заверил Да-Уд, отбрасывая волосы со
лба. - В этот раз я все проделал неплохо, так? И наконец, это моя идея.
- Конечно. Первоклассная мысль. Ну, ладно. А теперь я хочу, чтобы ты
вернулся к Валколу и сказал ему, что я тебя предал и продал вторую
половину тайны Руд-Принцу.
- Но ты, конечно, на самом деле не _с_д_е_л_а_л_ бы подобной
глупости!
- О, _с_д_е_л_а_л_ бы, и сделаю - к тому времени, как ты вернешься в
Друидсфолл, сделка будет завершена, и за те же двадцать риалов, что ты
заплатил за свою половину.
- Но цель?..
- Простая. Я не могу явиться в Друидсфолл со своей оставшейся
половиной - если там находится другой землянин, я буду застрелен еще на
ступеньках Управления. Я хочу, чтобы Гильдия объединила обе половины так,
чтобы это выглядело, как не имеющая отношения к этому делу стычка между
местными группировками. Ты дашь им это понять, сказав, что на самом деле я
ничего не продам Руд-Принцу, пока не узнаю от тебя, что ты получил
остальные деньги. Чтобы эта мысль сразу дошла, когда будешь говорить Его
Учтивости, что я тебя "предал" - подмигни.
- Как мне дать тебе знать на этот раз?
- Надень этот перстень. Он имеет связь с приемником в моей пряжке.
Через него я все узнаю.
Перстень - который на самом деле был _о_б_ы_ч_н_ы_м_ перстнем и
ничего ни с кем не мог связать - перешел из рук в руки. Затем Да-Уд
отсалютовал Саймону с торжественной радостью и ушел в ту нишу истории - и
в стены Управления Гильдии Бодейсии - которая отведена для предателей без
стиля; а Саймон, переломив стебель куста лиры, опутавший его ноги,
удалился успокаивать свое бормочущее, ворчащее сознание и ничего больше не
делать.
7
Валкол Учтивый - или агент Экзарха, неважно, кто именно - не терял
времени. С наблюдательного пункта на единственной пригодной для этой цели
горе Принципата Саймон с одобрением и некоторым удивлением наблюдал за их
стилем ведения военных действий.
По правде, в самом маневрировании рука Экзархии не чувствовалась, да
в этом и не было необходимости, поскольку вся кампания производила бы
впечатление символической демонстрации, вроде турнира, если бы не
несколько жертв, пораженных, казалось, почти нечаянно. Но и среди них,
насколько мог судить Саймон, убитых было немного - во всяком случае, по
меркам битв, к которым он привык.
Естественно, что никто из важных лиц ни с одной стороны убит не был.
Все это напомнило Саймону средневековые войны, в которых почти голых
пехотинцев и всадников бросали в первые ряды, чтобы они резали друг друга,
в то время как рыцари в тяжелых доспехах держались далеко позади, оберегая
свои драгоценные персоны - разве что в данном случае рева труб было куда
больше, чем резни. Руд-Принц, демонстрируя храбрость, более показную, чем
необходимую, развернул на равнине перед своим городом несколько тысяч
всадников с флажками на копьях; им не с кем было сражаться, кроме горстки
пехотинцев, на которых Друидсфолл - по крайней мере, так показалось
Саймону - особенно и не рассчитывал. Тем временем, город был взят со
стороны залива эскадрильей летучих субмарин, вырывавшихся из-под воды на
четырех жужжащих крыльях, как стрекозы. Эффект походил на налет двадцать
первого века на тринадцатый в представлении человека двадцатого века -
полное ощущение сна.
Субмарины особенно заинтересовали Саймона. Некий бодейсианский гений,
неизвестный остальной галактике, решил проблему орнитолета - хотя крылья
этих аппаратов были не перистыми, а мембранными. При зависании машины
вращали крыльями со сдвигом по фазе на сто восемьдесят градусов, но при
движении крылья описывали восьмерку обеспечивая подъемную силу ударом
вперед и вниз, а движущую силу ударом назад. Длинный, похожий на рыбий,
хвост придавал устойчивость, а под водой, несомненно, имел и другие
функции.
После потешного сражения орнитолеты приземлились, а войска разошлись;
а затем дело приняло более скверный оборот, о чем свидетельствовали глухие
взрывы внутри дворца Руд и повалившие оттуда клубы дыма. Очевидно, шел
поиск предположительно спрятанных документов, которые, считалось, Саймон
продал, и этот поиск не давал результатов. Звуки взрывов, а временами и
публичные казни через повешение, могли означать только, что максимально
пристрастный допрос Руд-Принца не помог обнаружить бумаги и не дал к ним
концов.
Саймон сожалел о происходящем, так же как сожалел о гибели Да-Уда.
Обычно он не был столь безжалостен - сторонний эксперт назвал бы его
работу в этом деле угрожающе близкой к небрежности - но сумятица,
вызванная преобразующей сывороткой и теперь быстро нарастающая по мере
приближения срока, помешала Саймону контролировать каждый фактор так
тонко, как он первоначально надеялся. В неприкосновенности остался только
главный замысел: теперь возникнет мысль, что Бодейсия неуклюжим образом
предала Экзархию, и у Гильдии не останется другого выхода, кроме как
полностью капитулировать перед Саймоном, со всеми дополнительными
унижениями, которые, по его мнению, не поставят под угрозу миссию, ради
Джиллит...
Что-то вдруг заслонило ему вид на дворец. Он в тревоге оторвал глаза
от бинокля.
Предмет, возникший между ним и заливом, оказался всадником - вернее,
аптериксом с головой идиота, на котором сидел человек. Саймон был взят ими
в кольцо, острия их копий целили ему в грудь, флажки волочились по пыльной
виоловой траве. Одна из _п_е_р_с_о_н_ Саймона припомнила, что флажок нужен
для того, чтобы не дать копью пройти тело насквозь, и оружие можно было
легко вытащить и вновь использовать, но внимание Саймона было поглощено
более непосредственной угрозой.
Флажки украшала эмблема Руд-Принца; но все воины отряда были
вомбисами.
Саймон покорно встал, символически прорычав что-то скорее для себя,
чем для впечатляющих протейских существ и их толстых птиц. Он удивился,
как ему никогда раньше не приходило в голову, что вомбис может так же
чувствовать его, как он чувствует их.
Но сейчас это больше не имело значения. Небрежность наконец дала свои
столь запоздалые плоды.
8
Его поместили голым в сырую камеру: узкое помещение, по стенам
которого, покрытым пожелтевшей штукатуркой, беспрерывно сочилась вода и
стекала вниз, уходя в водостоки по краям. Он мог определить, когда
наступал день, так как в каждой из четырех стен имелись мутные окошки с
толстыми стеклами, в которых возникал и исчезал наружный свет. По частоте
этих изменений он мог бы с точностью рассчитать, в каком именно месте на
Бодейсии он находится, будь у него хоть малейшее сомнение, что он в
Друидсфолле. Сырая камера представляла собой обратный вариант подземной
темницы, помещенной высоко над поверхностью Бодейсии, скорее всего
гипертрофированный зубец одной из башен Управления Предателей. По ночам с
потолка сияло пятое окошко, за которым находилась натриевая лампа,
окруженное легким облачком пара от пытавшейся сконденсироваться на нем
влаги.
Побег был бессмысленной фантазией. Вознесенная в небо сырая камера
даже не имела традиционного облика стен этого здания, не считая одного
пятна на штукатурке, которое могло сойти за нижнюю часть детской ступни; в
остальном прожилки на стенах были издевательски бессмысленными.
Единственный выход вел вниз, в отверстие, через которое его засунули сюда,
и которое теперь было заткнуто, как дырка неработающего туалета. Если бы
ему удалось голыми руками разбить одно из окошек, он оказался бы голый и
исцарапанный на самой высокой точке Друидсфолла, с которой не было выхода.
А он был гол. Они не только выдернули ему все зубы в поисках
спрятанных ядов, но и разумеется, забрали его пряжку. Он надеялся, что они
начнут экспериментировать с пряжкой - это означало бы верную смерть для
всех - но они, очевидно, оказались умнее. Что касается зубов, они
вырастут, если он не погибнет, в этом одно из немногих положительных
свойств преобразующей сыворотки, но пока что его голые десны невыносимо
ныли.
Они не заметили противоядия, находившегося в крошечной гелевой
капсуле в мочке левого уха и замаскированного под сальную кисту - левого,
потому что к этой стороне обычно относятся небрежно, как будто она всего
лишь зеркальное изображение правой стороны человека, производящего досмотр
- и это немного успокаивало. Уже через несколько дней гель растворится,
Саймон лишится своих многочисленных ложных обликов, и ему придется
признаться, но пока он мог чувствовать себя спокойно, несмотря на холод
осклизлой, ярко освещенной камеры.
Он использовал время, пытаясь извлечь пользу из недостатков: в данный
момент используя свои единственные внутренние ресурсы - бессмысленное
бормотание других своих личностей - стараясь угадать, что они некогда
означали.
Кто-то говорил:
- Но, я подразумеваю, вроде, понимаешь...
- Куда они направляются?
- Да.
- Не послать ли их - ха-ха-ха!
- Куда?
- Во всяком случае, ну, ах.
Другие:
- Но мамин день рождения 20 июля.
- Ведь он знал, что неизбежное может случиться...
- У меня от этого череп затрещал и кровь свернулась.
- Откуда у тебя эти безумные идеи?
А другие:
- Оправдать Сократа.
- До того, как она чокнулась, она была замужем за мойщиком окон.
- Я не знаю, что у тебя под юбкой, но на нем белые носки.
- А потом она издала звук, как испорченный круговорот.
А другие:
- Пепе Сатан, пепе Сатан алеппе.
- Ну, это смог бы любой.
- ЭВАКУИРУЙТЕ МАРС!
- И тут она мне говорит, она говорит...
- ...если он склонится к этому.
- Со всей любовью.
А... но в этот момент затычка начала поворачиваться, а из
разбрызгивателей наверху, прежде поддерживавших сырость, повалили густые
клубы какого-то газа. Им надоело ждать, пока Саймон устанет от себя, и они
решили начать вторую стадию допроса.
9
Его допрашивали, одетого в больничный халат, настолько изношенный,
что в нем было больше крахмала, чем ткани, в личном кабинете Верховного
Предателя - обманчиво пустой, только трубчатые стеллажи и кожаные кресла,
приветливой комнате, которая могла бы успокоить новичка. Их было только
двое: Валкол, в своем обычном балахоне, и "раб", ныне в одеждах
высокородного аборигена созвездия Возничего. Выбор костюма казался
странным, поскольку считалось, что аборигены свободны, и таким образом,
становилось не ясно, кто из них на самом деле хозяин, а кто раб; Саймон не
думал, что эта идея принадлежит Валколу. Он также заметил, что вомбис
по-прежнему не дал себе труда изменить лицо, по сравнению с тем, что носил
на борту "Караса", выражая тем самым полнейшую самоуверенность, и Саймон
мог только надеяться, что она окажется неоправданной.
Заметив направление его взгляда, Валкол сказал:
- Я попросил этого джентльмена присоединиться ко мне, чтобы убедить
тебя, если вдруг у тебя возникли бы сомнения, в серьезности этой беседы. Я
полагаю, тебе известно, кто он.
- Я не знаю, кто "он", - ответил Саймон с чуть заметным ударением. -
Но полагаю, что будучи вомбисом, он представляет Зеленого Экзарха.
Губы Верховного Предателя слегка побелели. Ага, значит он этого не
знал!
- Докажи, - сказал он.
- Мой дорогой Валкол, - вмешалось существо. - Умоляю, не позволяй ему
отвлекать нас на пустяки. Подобное нельзя доказать без сложнейших
лабораторных анализов, это всем известно. И это обвинение служит ответом
на наш вопрос, то есть, он знает, кто я - иначе зачем бы он пытался меня
дискредитировать?
- Слушайся хозяина, - сказал Саймон. - В любом случае, давайте
продолжим - в этом халате холодновато.
- Этот джентльмен, - продолжал Валкол, будто и не слышал ни одного из
четырех предыдущих высказываний, - Чаг Шарани из Экзархии. Не из
Посольства, а прямо от Двора - он является Заместителем Подстрекателя Его
Величества.
- Годится, - пробормотал Саймон.
- Мы знаем, что сейчас ты именуешь себя "Саймон де Кюль", но что
важнее, ты утверждаешь, что являешься Верховным Предателем Великой Земли.
Документы, имеющиеся в моем распоряжении, убеждают меня, что если ты на
самом деле и не являешься этим чиновником, ты настолько близок к тому,
чтобы быть им, что разницы нет. Возможно, человек, которого ты заменил,
дилетант с дурацким поясом из ядовитых раковин, действительно был им. В
любом случае, ты тот человек, что нам нужен.
- Вы мне льстите.
- Вовсе нет, - возразил Валкол Учтивый. - Нам просто нужна остальная
часть тех документов, за которые мы заплатили. Где они?
- Я продал их Руд-Принцу.
- У него их нет, и его не удалось заставить припомнить подобную
сделку.
- Конечно, нет, - с улыбкой сказал Саймон. - Я продал их за двадцать
риалов; неужели вы думаете, что Руд-Принц может вспомнить такой пустяк? Я
появился под видом торговца книгами и продал документы его библиотекарю.
Полагаю, вы сожгли библиотеку - варвары всегда поступают так.
Валкол взглянул на вомбиса. - Цена совпадает с... показаниями Да-Уда
ам Альтаира. Как ты считаешь?..
- Возможно. Но рисковать не следует; например, такой поиск займет
много времени.
Блеск в глазах Валкола стал ярче и холоднее.
- Действительно. Возможно самым быстрым путем будет передать его
Общине.
Саймон фыркнул. Община представляла собой добровольческую
организацию, на которую Гильдии традиционно возлагали определенные
функции, на которые у Гильдии не хватало времени и людей, в основном
жестокие физические пытки.
- Если я действительно тот, кем вы меня считаете, - сказал он, - этот
путь ничего вам не даст, кроме непривлекательного трупа - непригодного
даже для каменной кладки.
- Действительно, - нехотя согласился Валкол. - Не думаю, что тебя
можно склонить - вежливо - к честному сотрудничеству с нами, уже поздно.
Но ведь мы заплатили за эти документы, и не какие-то жалкие двадцать
риалов.
- Я денег не получил.
- Естественно, нет, поскольку несчастного Да-Уда держали тут, пока мы
не решили, что он больше не нужен для этого дела. Однако, если
соответствующая клятва...
- Великая Земля самый старый клятвопреступник из всех них, - оборвал
его Подстрекатель. - Мы - то есть, Экзархия - не располагаем временем для
подобных экспериментов. Допрос должен быть проведен.
- Похоже так. Хотя мне претит такое обращение с коллегой...
- Ты боишься Великой Земли, - сказал вомбис. - Дорогой Валкол,
позволь напомнить тебе...
- Да, да, гарантия Экзарха - я все знаю, - огрызнулся Валкол, к
удивлению Саймона. - Тем не менее - мистер Де Кюль, вы _у_в_е_р_е_н_ы_,
что у нас нет другого пути, кроме как отправить вас в Камеру Болтунов?
- Почему бы нет? - сказал Саймон. - Мне даже нравится слушать
собственные мысли. По правде сказать, именно этим я и занимался, когда
ваши стражники прервали меня.
10
Естественно, Саймон далеко не испытывал той смелости, что звучала в
его голосе, но у него не оставалось выбора, кроме как положиться на
преобразующую сыворотку, от которой его сознание трепетало и кружилось на
грани, грозившей лишить их всех троих того, к чему они стремились.
Конечно, об этом знал только Саймон; и только он знал кое-что похуже -
что, насколько могло судить его все более ухудшающееся чувство времени,
противоядие должно было поступить в его кровеносную систему в лучшем
случае через шесть часов, а в худшем, всего через несколько минут. После
этого ставленник Экзархии станет единственным победителем - и единственным
оставшимся в живых.
И когда он увидел топоскопическую лабораторию Гильдии, он подумал,
сможет ли даже сыворотка защитить его. В ней не было ни одного хоть в
малейшей степени устаревшего прибора, ничего подобного Саймон не встречал
даже на Великой Земле. Оборудование Экзархии, сомнений нет.
И оборудование его не разочаровало. Оно вонзилось прямо в подсознание
с непреодолимым равнодушием острия, протыкающего воздушный шарик. И тут же
несколько динамиков над его распростертым телом ожили многоголосой жизнью:
- Это какой-то трюк? Ни у кого, кроме Беренца, нет разрешения на
перевод...
- Теперь переполненное второе "я" должно болтать и дать мне...
- Ви шаффен зи ес, зольхе энтфернунген бай унтерлихтгешвиндиг-кайт
цурюкцулеген?
- ПОМНИ ТОР-ПЯТЬ!
- Пок. Пок. Пок.
- Мы так устали брести в крови, так устали пить кровь, так устали
видеть кровь во сне...
Последний голос перешел в вопль, и все динамики резко отключились.
Валкол, озадаченный, но еще не встревоженный, склонился над Саймоном,
вглядываясь в его глаза.
- Так мы ничего не добьемся, - сказал он какому-то невидимому
технику. - Ты наверно опустился слишком глубоко; ты, видимо, извлекаешь
прототипы.
- Чушь. - Голос принадлежал Подстрекателю. - Прототипы звучат
совершенно иначе - чему ты должен радоваться. В любом случае, мы прошли
только самую поверхность коры мозга, посмотри сам.
Лицо Валкола исчезло. - Хм-м. Да, _ч_т_о_-_т_о_ не так. Может у тебя
слишком широкий зонд. Попробуй еще раз.
Острие вернулось на место, и динамики возобновили свою многоголосую
болтовню.
- Носентампен. Эддеттомпик. Беробсилом. Аймкаксетчок. Санбетогмов...
- Дит-люи ке ну люи ордоннон де ревенир, ан вертю де ля Луа дю Гран
Ту.
- Может ему следует работать на другую страну.
- Не может ли мамочка лестница космолет нормально подумать, пока, до
встречи, две ветреные папочка бутылки секунды...
- Нансима макамба йонсо какосилиса.
- У звезд нет острых лучей. Они круглые, как шарики.
Звук вновь отключился. Валкол раздраженно сказал: - Не может быть,
чтобы он сопротивлялся. Ты просто что-то делаешь не так, вот и все.
Хотя вывод, сделанный Валколом, не соответствовал действительности,
он явно показался Подстрекателю бесспорным. Последовала довольно долгая
тишина, лишь иногда нарушаемая негромким гудением и звяканьем.
Лежа в ожидании, Саймон вдруг почувствовал постепенное облегчение в
мочке левого уха, как будто слабенькое, но противоестественное давление, с
которым он давно свыкся, начало уменьшаться - в точности, как будто
прорвалась киста.
Это был конец. Теперь у него оставалось лишь пятнадцать минут, в
течение которых топоскоп еще будет извергать белиберду - становящуюся все
более связной - а уже через час перестроится и его физический облик, что
уже не будет иметь ни малейшего значения.
Настало время воспользоваться последней возможностью - сейчас, прежде
чем зонд проникнет сквозь кору мозга и лишит его возможности управлять
своей речью сознательно. Он сказал:
- Оставь, Валкол. Я дам тебе то, что ты хочешь.
- Что? Во имя Гроу, я не собираюсь давать тебе...
- Тебе ничего не нужно мне давать; я ничего не продаю. Ты сам видишь,
что эта машина не поможет тебе заполучить материал. И любая другая
подобная тоже, могу добавить. Но я пользуюсь возможностью перейти на вашу
сторону, по законам Гильдии, что обеспечивает мне безопасность, этого
достаточно.
- Нет, - раздался голос Подстрекателя. - Это невероятно - он не
испытывает мук и обманул машину; с какой стати он должен сдаваться? К тому
же, секрет его сопротивляемости...
- Замолчи, - вмешался Валкол. - Меня так и подмывает спросить, не
вомбис ли ты; на этот вопрос машина, без сомнения, сможет ответить. Мистер
Де Кюль, я уважаю закон, но вы меня не убедили. Причину, пожалуйста?
- Великая Земля еще не все, - сказал Саймон. - Помнишь Эзра-Цзе?
"Последняя измена это последнее искушение... поступить честно из
ошибочного побуждения". Я лучше буду честен с тобой, а потом буду долго
стараться стать честным по отношению к себе. Но только с тобой, Валкол.
Зеленому Экзарху я не продам ничего.
- Понимаю. Чрезвычайно интересная сделка, согласен. Что тебе
понадобится?
- Часа три чтобы прийти в себя от последствий сопротивления вашему
допросу. Потом я продиктую недостающий материал. В данный момент он
совершенно недоступен.
- В это я тоже верю, - с сочувствием согласился Валкол. - Ну,
ладно...
- Нет, не ладно, - почти взвопил вомбис. - Эта сделка полное
нарушение...
Валкол повернулся и посмотрел на существо так сурово, что оно само
замолчало. И вдруг Саймон понял, что Валколу больше не нужны проверки,
чтобы сделать вывод, кем является Подстрекатель.
- Я и не думал, что ты это поймешь, - сказал Валкол очень мягким
голосом. - Это вопрос стиля.
11
Саймона перевели в комфортабельные апартаменты и оставили одного
намного больше чем на те три часа, которые он просил. К тому времени
перестройка его тела завершилась, хотя требовался по меньшей мере день,
чтобы исчезли все остаточные ментальные эффекты воздействия сыворотки.
Когда Верховный Предатель наконец явился в апартаменты, он даже не
попытался скрыть ни свое изумление, ни свое восхищение.
- Отравитель! Великая Земля по-прежнему мир чудес. Позвольте
спросить, что вы сделали со своим, э-э, перенаселенным приятелем?
- Я от него избавился, - сказал Саймон. - У нас предателей хватает и
без него. Вот ваш документ; я написал его от руки, но вы можете получить
топоскопическое подтверждение, когда вам будет угодно.
- Как только мои техники освоят новое оборудование - мы, конечно,
застрелили этого монстра, хотя я не сомневаюсь, что Экзарх будет
негодовать.
- Когда вы увидите остальной материал, вы перестанете беспокоиться о
том, что думает Экзарх, - сказал Саймон. - Вы увидите, что я привез вам
прекрасный союз - хотя Гроу очень колебался, прежде чем предложить его
вам.
- Я начал подозревать подобное. Мистер Де Кюль - я полагаю, что вы
все еще он, иначе можно сойти с ума - этот акт сдачи был самым элегантным
жестом, который мне довелось видеть. Одно это убедило меня, что вы
действительно Верховный Предатель Великой Земли и никто иной.
- Разумеется, я им и был, - сказал Саймон. - Но теперь, если вы
позволите, я, пожалуй, готов стать кем-нибудь другим.
С учтивостью и тревогой Валкол оставил его. И очень вовремя. У
Саймона появился противный привкус во рту, не имевший никакого отношения к
мучениям... и, хотя никто лучше него не знал, насколько бессмысленна любая
месть, неодолимые воспоминания о Джиллит.
Возможно, подумал он, и впрямь "Справедливость есть любовь" - дело не
в стиле, а в духе. Он надеялся, что все эти вопросы исчезнут, когда
противоядие полностью подействует, унесутся в прошлое вместе с людьми,
которые сделали то, что они сделали, но они не исчезли; они были частью
его самого.
Он победил, но видимо, от него теперь уже никогда не будет пользы
Великой Земле.
Почему-то это его устраивало. Человеку не нужна преобразующая
сыворотка, чтобы помимо своей воли раздвоиться; ему предстояло покаяться
еще во многих грехах, и не такая уж долгая жизнь, чтобы успеть это
сделать.
А пока, в ожидании, возможно, он сможет научиться играть на саре.
Джеймс Блиш. Стиль предательства.
перевод с англ. - Ю. Барабаш.
Blish, James. ?