Урсула  ЛЕ ГУИН

                              ГРОБНИЦЫ АТУАНА




                                  ПРОЛОГ

     - Домой, Тенар, домой, скорее!
     Вечер. В глубокой долине  вот-вот  расцветут  полным  цветом  яблони.
Кое-где первые цветы уже появились - маленькие розовые звездочки на черных
ветках. Между деревьями по упругой, свежей, мокрой  траве  бежит  девочка,
бежит просто так, ради удовольствия, которое дает бег. Услышав зов матери,
она делает широкий круг и только после этого  поворачивает  к  дому.  Мать
стоит в дверях и смотрит на подпрыгивающую маленькую фигурку,  похожую  на
пушинку над темнеющей травой.
     Отец у крыльца очищает от прилипшей земли мотыгу и говорит:
     - Ну что ты так привязалась к ней? Все равно через месяц ее  заберут.
Навсегда. Это все равно, что похоронить ее. И забыть. Какой  смысл  любить
того, кого потеряешь? Она для нас ничто. Если бы за нее хоть заплатили,  а
то ведь не получим ни гроша... Ее просто увезут и все. Конец.
     Мать молчит. Она не сводит глаз  с  дочери,  которая  остановилась  и
сквозь  ветви   деревьев   смотрит   на   небо.   Над   высокими   холмами
пронзительно-ярко горит вечерняя звезда.
     - Она не наша, она перестала быть нашей дочерью в тот день,  когда  к
нам пришли и сказали, что ей предназначено  быть  Жрицей  Гробниц  Атуана.
Неужели ты до сих пор не поняла этого? - В голосе отца горечь и обида. - У
тебя есть еще четверо. Они останутся, а эта исчезнет. Не цепляйся за  нее,
отпусти!
     - Когда придет время, - произносит женщина, - я отпущу ее.
     Она нагибается и смотрит, как Тенар мчится к ней на своих  маленьких,
перепачканных землей ножках. Она подхватывает дочь на руки, заходит в  дом
и прижимается лицом к ее черным волосам. При  свете  очага  видно,  что  у
самой женщины волосы светлые.
     Отец, уверенно попирая босыми ногами холодную землю,  все  еще  стоит
снаружи и наблюдает, как темнеет чистое весеннее небо.  Взгляд  его  полон
печали, унылой и одновременно яростной, которая никогда  не  найдет  слов,
чтобы выразить себя. Он пожимает плечами и входит вслед за  женой  в  дом,
звенящий детскими голосами.



                               1. СЪЕДЕННАЯ

     Рожок пронзительно запищал и  смолк.  Наступившая  тишина  нарушалась
только шумом множества ног, двигавшихся почти под неслышимый рокот бьющего
в ритме сердца барабана. Через трещины в крыше Тронного Зала, через проемы
в тех местах,  где  между  колоннами  обрушились  целые  секции  кирпичной
кладки, в помещение пробивались косые солнечные лучи. После восхода солнца
прошел час. В холодном воздухе не ощущалось  никакого  движения.  Сорняки,
вылезшие сквозь щели в мраморном полу, покрылись инеем и ломались, задетые
мантильями жриц.
     По четыре в ряд шли они по огромному залу между рядами колонн.  Глухо
бил барабан. Факелы в руках закутанных  в  черное  женщин  ярко  горели  в
темноте и  бледнели,  попадая  в  столбы  солнечного  света.  Снаружи,  на
ступенях Тронного Зала остались мужчины, стражники, трубачи,  барабанщики.
Только одетые в черное женщины могли войти в эти огромные двери, чтобы  по
четыре в ряд подойти к Пустому Трону.
     Появились еще две высоких жрицы,  тоже  в  черном.  Одна  -  худая  и
изможденная, другая - тяжелая и массивная.  Между  ними  шла  девочка  лет
шести, одетая в белоснежный хитон,  оставляющий  открытыми  руки  и  босые
ноги. Казалось, она совсем еще малышка. У ведущих к Трону ступеней, где их
уже ждали черные ряды жриц, великанши остановились  и  вытолкнули  девочку
вперед.
     Трон стоял на высоком помосте, и казалось, был окутан со всех  сторон
свисавшей с потолка черной паутиной. Непонятно было, то ли это занавес, то
ли густые тени. Сам Трон был черным, только тускло светились  вделанные  в
спинку и подлокотники драгоценные  камни.  И  был  он  огромен  -  человек
показался бы на нем карликом. И был он пуст - ничто не восседало на нем.
     Девочка взобралась на четвертую из семи  ведущих  к  Трону  ступенек.
Вырубленные  из  черного  с  красноватыми  прожилками  мрамора,  они  были
настолько высоки и широки, что девочке приходилось вставать обеими  ногами
на одну, прежде чем ступить на  следующую.  На  средней  ступеньке,  прямо
перед Троном стояла большая деревянная плаха  с  углублением  для  головы.
Девочка опустилась на колени и,  слегка  повернув  голову,  вложила  ее  в
углубление, после чего застыла в неподвижности.
     Некто в туго перепоясанном белом  хитоне,  со  скрытым  белой  маской
лицом вышел  из  теней  справа  от  Трона.  В  руке  его  был  пятифутовый
сверкающий стальной меч. Молча занес он его над головой  ребенка.  Барабан
смолк.
     Когда кончик лезвия достиг высшей точки, из тьмы  слева  от  Трона  к
палачу метнулась черная фигура и схватила  его  за  руки  своими  изящными
руками. Острие меча блестело  в  темноте.  Словно  танцоры,  балансировали
безликие силуэты над ребенком, потом отпрыгнули и  исчезли  в  темноте  за
Троном. Из рядов жриц вышла  одна  и  вылила  чашу  какой-то  жидкости  на
ступеньку рядом с плахой. В темноте Тронного Зала пятна,  оставленные  ей,
выглядели черными.
     Девочка поднялась и с  трудом  спустилась  по  лестнице,  у  подножия
которой уже ждали ее две жрицы-великанши. Они одели на  нее  черный  плащ,
капюшон, мантию и повернули лицом к лестнице, плахе, Трону.
     - О, Безымянные, взгляните на девочку, которую  мы  отдаем  вам!  Она
рождена истинно безымянной! Примите ее жизнь и те годы,  что  осталось  ей
прожить! Смерть ее будет и вашей смертью. Примите ее! Съеште ее!
     Другие голоса, пронзительные и хриплые, ответили:
     - Она Съедена! Она Съедена!
     Из-под черного капюшона девочка еще раз посмотрела на Трон. Вделанные
в него драгоценности покрылись  слоем  пыли,  и  сверкание  их  было  едва
заметно в полутьме, на спинке видна была паутина и совиный помет.  На  три
самых высоких ступеньки, прямо перед Троном никогда не  ступала  еще  нога
смертного. На них скопилось столько пыли, что они казались одним землистым
склоном - мраморные плоскости совсем скрылись под вековым слоем грязи.
     - Съедена! Съедена!
     За дверями снова застучал барабан, быстрее, чем прежде.  В  молчании,
нарушаемом только шарканьем ног, процессия двинулась к яркому  и  далекому
прямоугольнику выхода.
     Двойные ряды колонн, как  ноги  великанов,  уходили  в  полумрак  под
потолком. Среди жриц, такая же черная, как они, шла девочка,  торжественно
ступая босыми ногами по замерзшей траве и ледяным камням. Когда на ее пути
сверкнул пробившийся сквозь разрушенную кровлю солнечный  луч,  она  и  не
подумала глянуть наверх.
     Черная процессия вышла из  Тронного  Зала  и  окунулась  в  холодный,
призрачный утренний свет. Солнце только что  появилось  над  горизонтом  и
осветило горы на западе и стену Тронного Зала. Остальные  здания  все  еще
лежали в красновато-пурпурной тени, если не считать блестящей, только  что
заново позолоченной кровли  храма  Богов-Братьев,  стоящего  на  невысоком
холме.  По  четыре  в  ряд  процессия  черных  жриц  двинулась  по  тропе,
спускавшейся по склону Холма Гробниц, и в ней родилась молитва. В  мелодии
ее  было  только  три  ноты  и  одно-единственное  слово,  потерявшее   от
бесконечного повторения всякий смысл, как верстовой столб  на  заброшенной
дороге. Снова и снова повторяли его жрицы, и День  Возрождения  Первой  из
них заполнился тихим речитативом, нескончаемым жужжанием.
     Девочку водили из храма в храм, из зала в зал. В одном месте ей  дали
лизнуть соли, в другом - заставили встать на  колени  и  остригли  голову,
после  чего  смазали  оставшиеся  короткие  волосенки  маслом  и  душистым
уксусом. Потом она легла лицом  вниз  на  исполинскую  мраморную  плиту  и
пронзительные голоса пропели над ней поминовение усопших. Ни  девочка,  ни
жрицы ничего не ели и не пили весь этот день. На  заходе  солнца  девочку,
прикрыв овчиной, уложили спать в комнате, которой она  прежде  никогда  не
видела, в доме, простоявшем запертым много лет. Потолок в этой комнате был
очень высок, но окон не было и  чувствовался  застоявшийся  запах  смерти.
Здесь молчаливые женщины оставили девочку в темноте.
     Она лежала неподвижно, с широко раскрытыми глазами.
     На  стене  затрепетал  отблеск  света.  Кто-то   шел   по   коридору,
загораживая  рукой  свечу  так,  что  она  давала  света  не  больше,  чем
светлячок. Послышался хриплый шепот:
     - Ну, как ты, Тенар?
     Девочка не ответила.
     В дверь просунулась голова, странная голова -  лысая,  как  очищенная
картошка, и такого же желтоватого цвета. Глаза на этой  голове  напоминали
картошку  неочищенную.  Нос,  утонувший  среди  свисавших   щек,   казался
крошечным, безгубый рот походил на щель. Девочка лежала, не двигаясь и  не
сводя глаз со странного посетителя.
     - Эй, Тенар, моя маленькая пчелка!
     Голос хотя и был хрипловатым, походил на женский, но  исходил  не  от
женщины.
     - Мне нельзя здесь быть, мое место на крыльце, я сейчас уйду.  Просто
мне  хотелось  взглянуть,  как  там  моя  маленькая  Тенар  после   такого
утомительного дня, как там моя маленькая пчелка.
     Пришелец бесшумно подошел к девочке и протянул руку, чтобы  погладить
ее по голове.
     - Я больше не Тенар, - сказал она, пристально глядя  на  собеседника.
Рука замерла, так и не коснувшись волос девочки.
     - Нет... - прошептал он и через минуту добавил: - Знаю, знаю.  Теперь
ты маленькая Съеденная Арха. Но я...
     Девочка молчала.
     - Трудный день был для малышки, - сказал человек со свечой.
     - Тебе нельзя входить сюда, Манан!
     - Нельзя... Знаю. В  этот  дом  нельзя.  Спокойной  ночи,  малышка...
Спокойной ночи...
     Манан, не торопясь, повернулся и  вышел.  Отблески  света  на  стенах
постепенно угасли. Девочка,  имя  которой  теперь  было  Арха,  Съеденная,
лежала молча, неотрывно глядя в чернильную тьму.



                           2. СТЕНА ВОКРУГ МЕСТА

     Она росла и, не сознавая того, забыла мать. Ее место  было  здесь,  у
Гробниц, и так было всегда. Лишь иногда, июльскими вечерами, когда девочка
смотрела  на  окрашенные  закатом  в  желтоватый  цвет  горы  на   западе,
вспоминала она огонь в очаге  того  же  самого  цвета.  Ей  казалось,  что
когда-то ее держали на руках, что было странно, потому что здесь к  ней  и
прикасались-то редко, и вспоминался ей чудесный запах вымытых  в  душистой
воде волос цвета заката и огня.
     Конечно,  знала  она  больше,  чем  помнила  -  всю  историю  ей  уже
рассказали. Когда ей было лет семь или восемь и ей захотелось узнать,  кто
же она такая, девочка подошла к своему телохранителю, стражнику  Манану  и
спросила:
     - Манан, расскажи, как меня выбрали.
     - Но ведь ты и так все это знаешь, малышка.
     Она и в самом деле знала. Высокая и сухая жрица Тар  рассказывала  ей
об этом пока Арха не заучила все  наизусть,  и  теперь  она  повторила  ее
слова:
     - Когда умирает Первая жрица, церемонии похорон и  очищения  занимают
месяц  по  лунному  календарю.  После  этого  Жрицы  и  Стражники  Гробниц
переходят пустыню и идут по городам Атуана, расспрашивая народ.  Они  ищут
девочку, родившуюся в ночь смерти Первой  Жрицы.  Найдя  ее,  они  ждут  и
наблюдают. Ребенок должен быть здоровым физически и умственно,  не  болеть
оспой и рахитом, не получать увечий. Если девочке исполнилось пять  лет  и
она совершенно здорова, становится ясно, что ее тело -  это  тело  умершей
Первой Жрицы. Ее привозят в Место и учат целый год. В конце этого года  ее
вводят в Тронный Зал и отдают ее имя Хозяевам -  Безымянным.  Она  и  есть
Безымянная, Вечно Возрождающаяся Жрица.
     Так рассказала ей  Тар,  слово  в  слово,  и  девочка  не  осмелилась
расспросить ее поподробнее. Тар нельзя было назвать жестокой, хотя и  была
она сурова и жила по железным  законам.  Арха  благоговела  перед  ней.  К
Манану же она таких чувств не испытывала и потому скомандовала бы:
     - Расскажи, как меня выбрали!
     И он снова, в который раз, поведал бы ей:
     -  Мы  вышли   отсюда   в   третий   день   новолуния,   потому   что
Жрица-Которая-Была умерла именно в третий  день  новой  луны.  Сначала  мы
пошли в Тенабах. Он считается  большим  городом,  хотя  те,  кто  видел  и
Авабат, говорят, что Тенабах в сравнении с ним все равно, что блоха  рядом
с коровой. Для меня-то он достаточно велик, ведь в нем десять тысяч домов!
Потом мы направились в Гат, но никто в тех местах  не  слыхал  о  девочке,
рожденной в третий день прошлого новолуния. Были мальчики, но мальчики  не
подходят... Так что мы двинулись в холмистые места на север от Гата. Я сам
из тех краев, где текут реки  и  на  земле  растет  трава...  Не  из  этой
пустыни...
     На этом месте хриплый голос Манана приобрел бы  странный  оттенок,  а
поросячьи глазки совсем  скрылись  бы  в  складках  век.  Он  помедлил  бы
чуть-чуть, а потом продолжал:
     - Мы  нашли  всех  родителей,  у  кого  месяц  назад  родились  дети.
Некоторые врали: - "Ну конечно, наша девочка родилась  как  раз  в  третий
день месяца!" Бедняки, как ты знаешь, рады воспользоваться любым  случаем,
чтобы избавиться от лишнего рта. Были и другие, такие нищие,  что  жили  в
своих одиноких хижинах, не вели счета времени и не знали, когда же  именно
рождались их дети. Мы не отступались и в конце концов всегда  докапывались
до истины. Но до чего же утомительная  эта  работа!  Но  вот  в  маленькой
деревушке из десяти домов, среди садов к западу от Энтата, мы нашли нужную
нам девочку. Восемь месяцев было ей -  вот  как  долго  мы  искали...  Она
родилась не только в ту ночь, когда умерла Первая Жрица, но  и  в  тот  же
самый час. Чудесный ребенок! Она сидела  на  коленях  у  матери  и  яркими
глазами смотрела на нас, набившихся в единственную  комнату,  как  летучие
мыши в пещеру.  Отец  ее  был  бедняком,  ухаживал  за  яблоневыми  садами
помещика, а своего у него  было  -  пятеро  детей  и  коза.  Даже  дом  не
принадлежал ему. Мы столпились в комнате и потому, как жрицы  смотрели  на
девочку  и  переговаривались  меж  собой,  поняли,  что  перед  нами  сама
Возрожденная. Поняла это и мать. Она молчала  и  только  крепче  прижимала
дочь к себе. На  следующий  день  мы  вернулись.  И  что  же  мы  увидели?
Ясноглазая малышка лежит в кроватке  и  плачет,  все  ее  тело  в  красных
пятнах. А мамаша вопит еще  громче  дочери  и  причитает:  "О,  горе  нам!
Ведьмины пальцы схватили мою малышку!" Она  имела  в  виду  оспу.  В  моей
деревне оспу тоже называли ведьмиными пальцами... Но  Коссил,  она  сейчас
Верховная жрица у Божественного Короля, вышла вперед и  взяла  девочку  на
руки. Остальные отпрянули, и я вместе с  ними...  Нельзя  сказать,  что  я
высоко ценю свою жизнь, но кто же по доброй воле заходит в дом,  где  есть
оспа? Но Коссил не испугалась. Подержав девочку на руках, она  сказал:  "У
нее нет жара". Потом она послюнявила палец, потерла красное пятно,  и  оно
исчезло.  Клубничный  сок!  Глупая  мать  вознамерилась  обмануть  нас   и
сохранить для себя ребенка!
     Тут Манан непременно бы расхохотался. Лицо  его  при  этом  почти  не
менялось, только начинали тяжело вздыматься бока.
     - Муж поколотил ее за это, потому что боялся  гнева  жриц.  Скоро  мы
вернулись в пустыню, но каждый  год  наши  люди  приходили  в  тот  дом  и
смотрели, как растет девочка. Так прошло пять лет, а потом  Тар  и  Коссил
под охраной храмовых стражников и  королевских  солдат  в  красных  шлемах
совершили последнее путешествие, Они привезли с собой девочку, потому  что
это и в самом деле оказалась Возрожденная Жрица, и ее место было здесь.  И
кто же эта девочка, а, малышка?
     - Я, - ответила бы  Арха,  всматриваясь  в  даль,  словно  в  попытке
увидеть что-то уже невидимое, только что исчезнувшее.
     Однажды она спросила:
     - А что делала... что делала мать, когда девочку забирали?
     Этого Манан не знал, в тот раз жрицы не взяли его с собой. А  она  не
помнила. Что хорошего в воспоминаниях? Все,  все  ушло.  Она  там,  где  и
должна быть. Из всех мест в мире она знает только одно: Гробницы Атуана.
     В первый год своего  пребывания  здесь  она  спала  в  одной  большой
комнате с другими новичками - девочками от четырех  до  четырнадцати  лет.
Уже тогда Манана  выделили  из  Десяти  Стражников  как  ее  персонального
телохранителя, а кровать Архи стояла в  алькове,  частично  отделенном  от
большой комнаты с низким потолком, где девочки хихикали и шептались  перед
сном, а утром, позевывая, заплетали друг другу косы. Когда имя  забрали  у
нее и дали в замен другое, Арха  переселилась  в  Малый  Дом,  в  комнату,
которая отныне будет принадлежать ей  до  конца  жизни.  Весь  Малый  Дом,
жилище Первой Жрицы, стал ее домом, и  никто  не  мог  войти  в  него  без
разрешения. Когда Арха была совсем еще маленькой,  ей  нравилось  слушать,
как люди почтительно стучат в дверь, и говорить: "Я разрешаю  вам  войти".
Раздражало ее только то, что две Верховные Жрицы, Тар и Коссил, не считали
это правило обязательным для себя и входили без стука.
     Летели дни, летели  похожие  один  на  другой  годы.  Девочки-ученицы
проводили свое время в классах и мастерских. Они не играли ни в какие игры
- для игр не было времени. Они изучали священные песни  и  танцы,  историю
Империи Каргад, ритуалы и таинства богов,  которым  были  посвящены  сами:
Божественного Короля, правившего в  Авабате,  или  Близнецов  -  Арваха  и
Валуаха. Из всех них только Арха занималась обрядами Безымянных и  обрядам
этим учила ее только Тар -  Верховная  Жрица  Богов-Братьев.  Эти  занятия
отрывали ее от других девочек на час-полтора  в  день,  но  все  остальное
время было посвящено работе. Девочки учились прясть овечью шерсть и  ткать
из нее холсты, возделывать  всяческие  растения  и  готовить  повседневную
пищу: чечевицу, кукурузные зерна, грубо измолотые для каши и тонко  -  для
выпечки хлеба, лук, капусту, козий сыр, яблоки и мед.
     Единственным развлечением была ловля рыбы в мутной зеленоватой  реке,
протекавшей в полумиле от Места. Как хорошо было взять с собой яблоко  или
ячменную лепешку и сидеть весь день,  глядя  на  неторопливую  зеленоватую
воду и постоянно меняющиеся тени, отбрасываемые облаками на склоны гор. Но
стоило только завизжать от удовольствия, когда  леска  натягивается  и  ты
выбрасываешь на берег  бьющуюся  серебристую  рыбку,  тут  же  раздавалось
похожее на змеиное шипение Меббет:
     - Тише, дурочка, чего развопилась!
     Меббет,  жрица  из  храма  Божественного  Короля,  была  еще  молодой
женщиной, но жесткой и острой, как кремень. Рыбалка была  ее  страстью.  С
ней нужно было поддерживать хорошие  отношения  и  ни  в  коем  случае  не
шуметь, иначе она никогда не возьмет тебя  на  рыбалку  и  ты  никогда  не
попадешь снова на реку, кроме тех случаев,  когда  начинали  пересыхать  в
жару источники и нужна была вода. Ужасное занятие - прошагать  полмили  по
опаляющей жаре вниз до реки, наполнить два ведра на коромысле и как  можно
быстрее вернуться. Первые сто  ярдов  были  еще  ничего,  но  потом  ведра
начинали тяжелеть, а коромысло жечь плечи как раскаленный  железный  прут.
Солнечный свет молотом бьет по пыльной дороге, и  каждый  шаг  дается  все
труднее. Наконец, ты добираешься до огорода за Большим Домом и  с  плеском
выливаешь ведра в  бак...  Потом  нужно  вернуться  и  проделать  всю  эту
процедуру снова. И снова. И снова.
     Внутри стен, окружающих Место - это было  единственное  имя,  которое
оно имело и в котором нуждалось, потому  что  оно  было  самым  древним  и
священным местом во всех Четырех странах  Каргада  -  жило  около  двухсот
человек и стояло множество зданий: три храма, Большой и Малый Дома, жилища
евнухов-стражников, а сразу за стеной, прилепившись  к  ней  -  солдатские
казармы и хижины рабов, склады, овчарни и загоны для коз. Если глядеть  на
Место  издалека,  оно  походило  на  небольшой  город,  стоящий  в  кольце
опаленных солнцем холмов, на которых росли только шалфей, какие-то сорняки
да пустынные колючки. Издалека, с Восточных Равнин казалось, что золоченая
крыша храма Богов-Братьев подмигивает, словно пластинка слюды в базальте.
     Сам храм представлял собой побеленную каменную  кладку  без  окон,  с
низким  крыльцом  и  дверью.  Куда  более  привлекательно  выглядел   храм
Божественного Короля, стоящий немного пониже, с высоким резным крыльцом  и
двумя рядами толстых белых колонн с раскрашенными  капителями.  Каждая  из
них была сделана  из  целого  кедрового  ствола,  которые  везли  морем  с
Гур-ат-Гура, где еще сохранились леса, а потом  тащили  на  себе  рабы  по
иссушенным пустыням Атуана.  Только  после  того,  как  идущий  с  востока
путешественник разглядит эти два  храма,  он  заметит,  почти  на  вершине
холма, приземистый полуразрушенный Тронный Зал, самый старый храм  Империи
Каргад.
     Окружая  всю  вершину  холма,  стояла  на  его   склонах   массивная,
обвалившаяся в нескольких местах каменная стена.  Внутри  нее  торчали  из
земли несколько двадцатифутовых каменных столбов, походивших  на  грозящие
небу пальцы. Заметив их, глаз был уже  не  в  силах  оторваться  от  этого
зрелища. Они стояли, полные тайны,  и  никто  не  знал,  в  чем  смысл  их
существования. Их было девять, почти все покосились, и только  один  стоял
прямо, а один совсем упал. Столбы были покрыты серым налетом, поросли мхом
и разноцветными лишайниками, кроме одного, обнаженного и  черного,  тускло
поблескивающего под лучами солнца. Наощупь он был совершенно гладким, в то
время как на остальных под мхом можно было нащупать, а  иногда  и  увидеть
таинственную резьбу - знаки, символы. Эти девять каменных столбов  и  были
Гробницами Атуана. Говорили, что они  стоят  здесь  с  тех  времен,  когда
Архипелаг поднялся с морского дна. Они были старше  Божественного  Короля,
старше Богов-Братьев, старше самого света. Они были  гробницами  тех,  кто
правил миром, когда людей еще не было. Гробницами Безымянных, и у той, что
служила им, тоже не было имени.
     Нечасто  приходила  она  сюда,  и  кроме  нее  никто  не   входил   в
пространство за Тронным Залом, окруженное каменной стеной. Дважды в год  в
полнолуния, ближе к  весеннему  и  осеннему  равноденствиям  перед  Троном
приносилась жертва, и она выходила из задней двери Тронного Зала с  чашей,
полной дымящейся козлиной крови.  Половину  ее  она  выливала  к  подножию
стоящего прямо монумента, половину на один из  упавших,  покрытый  ржавыми
пятнами прошлых жертвоприношений.
     Иногда ранним утром,  когда  косые  солнечные  лучи  позволяли  лучше
рассмотреть резьбу на Монументах, Арха приходила сюда и бродила между них,
вглядываясь в таинственные символы.  Потом  она  садилась  и  смотрела  на
далекие горы, на крыши и  стены  Места,  наблюдая  за  первыми  признаками
дневной активности вокруг Большого Дома и в казармах, за  стадами  овец  и
коз, которых гнали на скудные пастбища у  реки.  Среди  Монументов  нечего
было делать, и она шла сюда только потому, что ей  это  было  разрешено  и
давало возможность побыть  в  одиночестве.  Что  и  говорить,  место  было
жуткое. Даже в  самые  жаркие  дни  пустынного  лета  здесь  чувствовалась
прохлада. Ветер свистел между двумя столбами, которые стояли ближе всего и
наклонились к друг другу, словно поверяя соседу какую-то тайну.
     От стены Гробниц отходила еще  одна  каменная  стена,  делая  длинный
неправильный полукруг вокруг холма и уходя дальше на север, к реке. Она не
столько защищала Место, сколько делила его на две части: на одной  стороне
- храмы, дома жриц и стражников, на другой - казармы и жилища рабов. Никто
из них не переходил на другую сторону, кроме дней священных праздников,  в
которых участвовали солдаты, барабанщики и трубачи. Но внутрь  храмов  они
не допускались никогда: никто из посторонних  не  имел  права  входить  во
внутренние  дворы.  Когда-то  Место  посещалось  паломниками,  королями  и
вождями Четырех Стран. Первый Божественный Король, например, полтора  века
назад лично освятил ритуалы поклонения своей персоне в  своем  собственном
храме. Но даже ему не разрешили подойти к Гробницам, даже он вынужден  был
спать и принимать пищу за окружавшей Место стеной.
     По трещинам и выбоинам легко было забраться на стену. Как-то весенним
днем Съеденная сидела на ней вместе с  другой  девочкой  по  имени  Пенте.
Обоим было по двенадцать лет. В  это  время  им  было  нужно  находится  в
ткацкой мастерской Большого  Дома,  среди  гигантских  станков,  опутанных
черной шерстью, на которых ткался холст для одеяния  жриц.  Они  выскочили
оттуда попить из родника, а потом Арха сказала:
     - Пойдем со мной! - и повела подругу по склону холма вниз,  к  стене.
Теперь они сидели на ней, в десяти футах от земли,  свесив  босые  ноги  и
разглядывая пустынные равнины, уходившие от Места на север и восток.
     - Как хотелось бы мне увидеть море! - воскликнула Пенте.
     - Зачем? - спросила Арха, жуя сорванную по дороге горькую травинку.
     Пустыня только что отцвела. Все маленькие цветочки  рассыпали  теперь
свои семена, пуская на ветер  пушинки  или  зонтики.  Почва  под  яблонями
покрылась бело-розовым ковром лепестков, а сами деревья  стояли  зелеными,
единственная зелень на много миль от Места. Все остальное, от горизонта до
горизонта, было грязного желто-бурого цвета, только горы  слегка  отливали
голубым из-за цветущего шалфея.
     - О, я не знаю зачем... Просто мне хочется увидеть что-нибудь другое,
ведь здесь всегда одно и тоже. Ничего не меняется.
     - Все, что случается в других местах,  берет  свое  начало  здесь,  -
сказала Арха.
     - Да, конечно... Но мне хочется посмотреть, к_а_к это случается!
     Пенте,  мягкая,  какая-то  особенно  домашняя  девочка,   улыбнулась.
Почесав пятки о нагретые солнцем камни, она продолжила:
     - Ты знаешь, что когда я была маленькая, то жила у моря. Наша деревня
стояла прямо за дюнами, и мы часто играли на  пляже.  Однажды  мы  увидели
много кораблей, целый флот, они  плыли  далеко  в  море.  Мы  прибежали  в
деревню, рассказали про это, и все  вышли  на  берег  посмотреть.  Корабли
выглядели как драконы с красными крыльями, а у некоторых и  в  самом  деле
были длинные шеи с драконьими головами. Это корабли из  внутренних  стран,
не из Каргада, объяснил нам староста.  Плыли  они  с  запада.  Они  просто
прошли мимо, и никто так и не узнал, куда же  они  направлялись.  Подумать
только, они и в самом деле явились из страны волшебников, где кожа у людей
цвета грязи и где мигнуть не успеешь, как на тебя наложат заклинание!
     - Только не на меня! - яростно воскликнула Арха. - Мне даже  смотреть
не хочется на них! Все они - нечистые, проклятые маги! Как они  осмелились
подплыть так близко к Священному острову!
     - Божественный Король скоро завоюет их всех и превратит  в  рабов.  А
море мне и  правда  хочется  увидеть.  В  лужицах  после  отлива  остаются
маленькие осьминожки, и  если  крикнуть  на  них:  "Бу!",  они  становятся
белыми. Смотри, Манан идет, тебя ищет!
     Слуга и телохранитель  Архи  медленно  шел  вдоль  стены.  Иногда  он
нагибался, срывал росток дикого лука, которого накопился у него порядочный
пучок, потом выпрямлялся и озирал окрестности маленькими мутными глазками.
За последние годы он еще больше растолстел, и его лысая желтоватая  голова
блестела на солнце.
     - Спускайся на мужскую половину, - прошептала Арха, и девочки,  точно
маленькие ящерки, соскользнули по внешней стороне стены так,  что  изнутри
их не стало видно. Шаги Манана приближались.
     - У-у, у-у, нос картошкой! - едва слышно  проворковала  Арха,  словно
ветер прошелестел в ветвях яблони.
     Шаги стихли.
     - Эй, там, - произнес неуверенный голос. - Малышка? Арха?
     Тишина. Манан пошел дальше.
     - У-у, у-у, нос картошкой.
     - У-у-у, живот  картошкой!  -  в  свою  очередь  прошептала  Пенте  и
застонала, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех.
     - Кто тут?
     Тишина.
     - Ну ладно, ладно, - вздохнул Манан и медленно зашагал дальше.  Когда
он скрылся за склоном, девочки снова забрались на стену.  Пенте  была  вся
красная от пота и сдерживаемого смеха. Арха была в ярости.
     - Глупый старый баран! Нигде от него покоя нет!
     Пенте рассудительно ответила:
     - Но ведь это его работа, ходить за тобой по пятам и следить.
     - За мной следят те, кому я служу! Я радую их и мне незачем  радовать
своим поведением кого-то еще! Пусть все эти старухи оставят меня в  покое!
Я - Первая Жрица!
     Пента в изумлении уставилась на нее и пробормотала:
     - О, я знаю, знаю это, Арха...
     - Пусть они отстанут от меня и перестанут говорить, что мне делать!
     Пенте вздохнула и продолжала молча сидеть, пристально всматриваясь  в
безбрежную равнину, однообразие которой нарушалось только вздымающимися на
горизонте горами. Наконец, она сказала:
     - Скоро ты сама начнешь приказывать. Через два  года  нам  исполнится
четырнадцать, и мы перестанем быть детьми. Я пойду  в  Храм  Божественного
Короля, и для меня мало что изменится. А ты... ты станешь настоящей Первой
Жрицей. Даже Коссил и Тар должны будут слушаться тебя!
     Съеденная ничего не ответила. Рот  ее  был  упрямо  сжат,  глаза  под
черными бровями горели упрямством.
     - Пора возвращаться, - сказала Пенте.
     - Нет.
     - Но мастерица может рассказать про нас Тар и, кроме того,  наступает
время Девяти Молитв.
     - Я остаюсь здесь. И ты тоже оставайся.
     - Тебя-то не накажут, достанется мне одной, - спокойно сказала Пенте.
     Арха не ответила. Пенте снова вздохнула и осталась. Солнце постепенно
погружалось в туманную дымку, хотя стояло  еще  довольно  высоко.  Вдалеке
зазвенели колокольчики, заблеяли ягнята. Пахучий ветер налетал  внезапными
порывами.
     Девять Молитв уже подходили к концу, когда девочки вернулись.  Меббет
заметила, что они сидели на "мужской"  стене  и  доложила  об  этом  своей
начальнице, Коссил, Верховной Жрице Храма Божественного Короля.
     У Коссил были громоздкие ноги, громоздкое лицо. Без всякого выражения
в голосе она приказала девочкам идти за ней.  Они  поднялись  на  холм,  к
храму Арваха и Валуаха, а там Коссил поговорила с Верховной  Жрицей  этого
храма, Тар, высокой и сухой, словно нога косули.
     Коссил сказала Пенте:
     - Снимай хитон!
     Она выпорола девочку пучком тростника, который  немного  резал  кожу.
Пенте перенесла наказание терпеливо и молча,  после  чего  ее  отослали  в
мастерскую, оставив без ужина сегодня и без еды на следующий день.
     - Если тебя еще раз увидят на той стене, наказание будет  суровее,  -
сказала Коссил. - Ты понимаешь это, Пенте?
     - Голос ее был тих, но недобр.
     Пенте ответила: - Да, - и убежала,  вздрагивая,  когда  грубая  ткань
хитона задевала свежие порезы на спине.
     Арха наблюдала за поркой, стоя рядом  с  Тар,  которая  по  окончании
экзекуции сказала ей:
     - Нехорошо, когда видят, что ты бегаешь и карабкаешься  по  стенам  с
другими девочками. Ты - Арха!
     Арха угрюмо молчала.
     - Будет лучше, если ты не  станешь  нарушать  определенные  для  тебя
правила поведения. Ты - Арха!
     Девочка быстро посмотрела в глаза сначала одной жрице, потом  другой,
и во взгляде ее сверкнули ненависть и злоба. Но Тар сделала вид,  что  это
ее  не  касается.  Она  наклонилась  к  девочке  и  прошептала,  словно  в
подтверждение своих слов:
     - Ты - Арха! Ничего не осталось, в_с_е_ с_ъ_е_д_е_н_о!
     - Все съедено, - повторила девочка, как повторяла  каждый  день,  все
эти дни своей жизни, начиная с шести лет.
     Тар слегка поклонилась ей, то же самое сделала и  Коссил,  отложив  в
сторону кнут. Девочка не ответила на  поклон,  но  покорно  повернулась  и
пошла.
     День закончился ужином из вареной картошки с луком, молча съеденным в
узкой, мрачной трапезной, вечерними гимнами, наложением священных слов  на
дверь и коротким ритуалом Невыразимого.  Девочки  ушли  в  спальню,  чтобы
поиграть там перед сном в кости и палочки и пошептаться, пока не  погаснет
единственный факел. Арха удалилась в Малый Дом, где спала в одиночестве.
     Ночной ветерок был напоен запахами душистых  трав.  Звезды  в  черном
небе сияли,  как  незабудки  в  весенних  лугах,  как  отблески  света  на
поверхности апрельского моря. Но девочка не помнила ни моря,  ни  весенних
лугов. Она не смотрела на небо.
     - Эй, малышка! - настиг ее голос у двери.
     - Манан, - сказала она безразлично.
     Его огромная тень придвинулась  ближе,  звезды  отражались  на  лысой
голове.
     - Тебя наказали?
     - Меня нельзя наказывать.
     - Конечно, нельзя... просто...
     - Они не могут наказать меня. Не посмеют.
     От Манана исходил сильнейший запах дикого лука, старый  черный  хитон
его пропах потом и шалфеем и был к тому  же  порван  по  кайме  и  слишком
короток для него.
     - Они не осмелятся прикоснуться ко мне.  Я  -  Арха,  -  сказала  она
напряженным, пронзительным голосом и разразилась слезами.
     Большие сильные руки обхватили ее, обняли, погладили по голове.
     - Ну, ну, моя пчелка, малышка... - услышала  Арха  хриплый  рокочущий
шепот Манана и сильнее прижалась к нему. Слезы скоро иссякли,  но  девочка
не отпускала своего телохранителя, словно не могла стоять без поддержки.
     - Бедная малышка, - еще раз прошептал Манан. Он взял девочку на руки,
внес ее на крыльцо дома, в который не имел права входить без разрешения, и
поставил на ноги.
     - Все в порядке, малышка?
     Арха кивнула, повернулась и вошла в темный дом.



                                3. УЗНИКИ

     Ровные уверенные шаги Коссил раздались в  коридоре.  Высокая,  тучная
фигура жрицы заполнила дверной проем, уменьшилась, когда она склонилась на
одно колено, снова выросла, когда она выпрямилась в полный рост.
     - Повелительница!
     - Что такое, Коссил?
     - До этого дня  мне  было  поручено  заниматься  делами,  касающимися
Безымянных. Пришло время, когда тебе самой нужно вникать в них  и  учиться
вещам, которые ты еще не успела вспомнить в этой жизни.
     Девочка сидела в это время в своей комнате без окон.  Предполагалось,
что предается размышлениям, но фактически она ничего не делала и почти  ни
о  чем  не  думала.  Потребовалось  некоторое   время,   чтобы   застывшее
упрямо-высокомерное  выражение  ее  лица  изменилось.  Но   оно   все-таки
изменилось, хотя Арха и постаралась скрыть это.
     - Лабиринт?
     - Мы не пойдем пока в Лабиринт, но пересечь Подземелье-Под-Холмом нам
придется.
     В голосе Коссил  чувствовался  страх,  хотя  не  исключено,  что  она
притворялась, чтобы напугать Арху. Девочка не спеша встала и  с  кажущимся
безразличием сказала:
     - Ну что же, пойдем.
     Сердце ее пело от радости  и  возбуждения,  и,  следуя  за  массивной
фигурой Коссил, она думала:
     - Наконец-то! Наконец-то я увижу свои владения!
     Ей было пятнадцать лет. Прошло уже больше года с  тех  пор,  как  она
вступила во взрослое сословие и стала одновременно Первой  Жрицей  Гробниц
Атуана, высочайшей из Верховных Жриц всех Четырех Стран  Каргада,  жрицей,
которой сам Божественный Король - не указ.
     Все преклоняли теперь перед  ней  колени,  даже  Тар  и  Коссил,  все
разговаривали с  ней  с  подчеркнутым  уважением.  Но  ничего,  ничего  не
изменилось. Как только завершилась церемония ее посвящения, одинаковые дни
потекли как и раньше. Шерсть. которую надо  прясть,  холст,  который  надо
ткать, зерно, которое нужно молоть, ритуалы... Девять Молитв  должны  быть
произнесены, двери - освящены, танцы новолуния -  исполнены  перед  Пустым
Троном. Целый год прошел так же, как и год перед этим. Неужели все годы ее
жизни пройдут так же?
     Скука разрослась до таких размеров, что вызывала ужас - она буквально
хватала Арху за горло. Недавно ей пришлось даже заговорить об этом - иначе
она сошла бы с ума. Собеседником  был  Манан  -  гордость  запрещала  Архе
изливать душу перед другими девочками,  а  осторожность  предупреждала  от
разговоров со жрицами, но Манан был никто - старый верный осел, и не имело
никакого значения, что она скажет ему. К удивлению Архи,  у  него  нашлись
ответы на его вопросы.
     - Давным-давно, когда четыре страны еще не объединились в  империю  и
нами стал править Божественный Король, на наших  островах  было  множество
царьков, принцев, вождей. Все они постоянно ссорились друг с другом, и вот
настал день, когда все они собрались здесь, чтобы уладить разногласия. Да,
они явились с нашего Атуана, с  Карего-Ат  и  Антини  и  даже  с  далекого
Гур-Ат-Гура, все вожди и принцы со своими  слугами  и  армиями.  Тогда  ты
вышла к Пустому Трону и передала им совет  Безымянных  Давно  это  было...
Потом, через некоторое время, Святые Короли стали править Карего-Ат, затем
Атуаном и вот уже четыре или пять  поколений  Божественные  Короли  правят
всеми  Четырьмя  Странами  и  создали  на  них  Империю.   Будучи   богом,
Божественный Король может позволить себе не слишком часто  советоваться  с
Безымянными.
     Арха  попробовала  обдумать  услышанное.  Здесь,   под   никогда   не
меняющимися Монументами, понятие времени размывалось и теряло свой смысл.
     Жизнь здесь почти не изменилась  с  начала  мира.  Арха  не  привыкла
думать о каких-либо изменениях, особенно об изменениях обычаев и ритуалов.
     - Могущество Божественного Короля не идет  ни  в  какое  сравнение  с
могуществом Тех, кому служу я, - сказала Арха, нахмурившись.
     - Конечно, малышка, конечно... Но не подобает говорить такое ни богу,
ни его жрице...
     Заметив, как карий глаз евнуха подмигивает ей, Арха сразу вспомнила о
Коссил, Верховной Жрице Божественного  Короля,  вселившей  в  нее  ужас  с
первого дня пребывания в Месте и поняла, что именно он хотел сказать ей.
     - Божественный Король и его  подданные  пренебрегают  Гробницами,  не
почитают их, как должно! Никто не приходит сюда!
     -  Он  посылает  сюда  узников  для  жертвоприношений.  Этим  он   не
пренебрегает, как и дарами для Безымянных.
     - Тоже мне, дары! Его храм красят заново каждый год, на алтаре  полно
золота, в лампах горит розовое масло! А посмотри на Тронный Зал - крыша  в
дырах, купол в трещинах, везде мыши, совы... Но все равно он  переживет  и
Короля и все его храмы, и всех королей, которые придут за  ним.  Он  будет
стоять, когда все остальное исчезнет! Это центр всего сущего!
     - Это центр всего сущего!
     - Есть в моем храме богатства, Тар рассказывала мне о них. Их хватит,
чтобы заполнить десять королевских храмов. Золото и трофеи, преподнесенные
сто, кто знает сколько поколений назад! Они лежат под землей, в погребах и
подвалах. Мне их не показывают, все чего-то ждут. Но я знаю! Есть  комнаты
по Залом, под холмом, под всем Местом!  Невообразимая  путаница  туннелей,
Лабиринт. Это огромный черный город, полный золота, мечей погибших героев,
старых корон, костей и тишины.
     Арха говорила словно в трансе. На обвисшем лице внимавшего ей Манана,
обычно печальном, никогда не выражалось еще _с_т_о_л_ь_к_о_ печали.
     - Ты властительница всего этого - тьмы и тишины...
     - Да! Но мне ничего не показывают, только то, что наверху, за Троном.
Мне не показали даже входы в подземелья, только бормочут  про  них  что-то
непонятное. Меня не пускают в собственные владения! Почему меня заставляют
ждать?
     - Ты еще слишком молода. И, может быть, они боятся, малышка,  боятся.
Всем остальным входить туда опасно. Нет такого смертного, кто не боялся бы
Безымянных.
     Арха промолчала, но глаза ее  сверкнули;  слова  Манана  показали  ей
окружающее в совершенно новом свете. Такими ужасными, спокойными, сильными
казались Архе Тар и Коссил, что ей и в  голову  не  приходило,  будто  они
могут чего-то бояться. Но Манан был прав. Они были в ужасе от  этих  мест,
от тех сил, частью  которых  была  Арха,  которым  она  принадлежала.  Они
боялись темноты, боялись быть съеденными в ней.
     И вот теперь, когда Арха спустилась с  Коссил  по  ступенькам  Малого
Дома и поднялась по ступенькам Тронного Зала, душа ее  ликовала.  Неважно,
куда ее заведут, что ей покажут - она не испугается. Она узнает свой путь.
     Шедшая немного позади нее Коссил заговорила:
     - Одной из обязанностей моей госпожи, как она уже, несомненно, знает,
является  принесение  в  жертву  узников,  высокорожденных   преступников,
святотатством или изменой согрешивших против Лорда  нашего,  Божественного
Короля.
     - Или против Безымянных, - добавила Арха.
     - Конечно. Но ребенку, хотя  и  съеденному,  не  подобает  заниматься
такими делами. Теперь моя госпожа выросла. В Зале  Цепей  сейчас  как  раз
есть узники, присланные месяц назад милостью  Лорда  нашего  Божественного
Короля.
     - Я ничего не знала про них. Почему?
     - Древними обычаями и ритуалами  Гробниц  предписано,  чтобы  узников
привозили ночью, тайком. По этому-то тайному пути  мы  и  последуем,  если
пойдем по тропинке вдоль стены.
     Арха свернула на указанную ей тропу. Камни, из которых  была  сложена
стена, были огромны - наименьший из них  мог  легко  перевесить  человека.
Хотя и неотесанные, они были тщательно совмещены и подогнаны друг к другу.
В некоторых местах, правда, валуны лежали  беспорядочными  кучами.  Только
время могло произвести такие разрушения - столетия огненных пустынных дней
и ледяных ночей, неуловимые глазом движения самой Земли.
     - А на нее очень легко взобраться, - сказала Арха по дороге.
     - У нас не хватит людей, чтобы перестроить ее!
     - Но у нас достаточно людей, чтобы охранять ее!
     - Только рабы. Им нельзя доверять.
     - Можно, если их как следует запугать. Пусть наказание будет для  них
такое же, как и для человека, которому они позволят ступить  на  священную
землю внутри стены.
     - Что же это за наказание? - Коссил задала вопрос не для того,  чтобы
услышать ответ, который она сама подсказала Архе много лет назад.
     - Отсечение головы перед Троном.
     - Другими словами, Госпожа желает, чтобы вокруг стены была выставлена
стража?
     - Таково мое желание! - Арху переполняла злобная  радость,  и  она  с
удовольствием сжала маленькие кулачки под широкими рукавами своего хитона.
Ей прекрасно было известно, что Коссил не хотела  выделять  рабов,  и  так
немногочисленных, для совершенно бесполезной  работы  -  охраны  стены.  В
самом деле: кому придет в голову  нарушить  священные  границы?  Никто  не
подойдет сюда и на милю - ни по ошибке, ни по умыслу. Но Коссил  не  могла
спорить с Архой. Она могла только повиноваться.
     - Здесь! - произнес холодный голос Верховной Жрицы.
     Арха остановилась. Она часто проходила здесь  раньше  и  знала  Стену
Гробниц также хорошо, как и остальные части Места - каждый камень,  каждая
растущая на ней травинка были ее добрыми знакомыми.  Величественная  стена
возвышалась слева от  нее  на  три  человеческих  роста;  справа  пролегла
неглубокая  каменистая  долина,  которая   через   несколько   сот   ярдов
поднималась к подножиям холмов  западной  гряды.  Арха  осмотрелась  и  не
увидела ничего, чего не замечала раньше.
     - Здесь! Под красными камнями, госпожа...
     В нескольких ярдах ниже по склону выход  красноватой  лавы  образовал
нечто вроде миниатюрного утеса на холме. Арха спустилась к нему и заметил,
что камни отдаленно напоминают дверь, четырех футов высотой.
     - Что нужно сделать? - Арха давно усвоила, что  в  святых  местах  не
следует пытаться открывать дверь, если не знаешь, как это делается.
     - Госпожа владеет всеми ключами к погруженным во тьму местам.
     С ритуала совершеннолетия Арха носила на  поясе  железное  кольцо,  к
которому были прицеплены маленький кинжал и тринадцать ключей.
     - Вот этот, - указала Коссил на один из них,  а  потом  на  крошечное
углубление в красноватом камне.
     Ключ, длинный железный прут с двумя резными головками, легко вошел  в
скважину, и Арха, не прилагая почти никаких усилий, повернула  его  справа
налево.
     - А теперь?
     - Вместе...
     Арха и Коссил нажали на шершавую скалу слева  от  замочной  скважины.
Тяжело, но бесшумно и нигде не застревая, каменный блок пошел внутрь, пока
перед женщинами не открылась узкая щель, явив за собой непроглядную тьму.
     Арха нагнулась и вошла.
     Коссил,  женщине  тучной  и   тепло   одетой,   пришлось   с   трудом
протискиваться внутрь. Очутившись в подземелье,  она  тут  же  закрыла  за
собой дверь.
     Абсолютная тьма. Ни малейшего проблеска света. Казалось,  тьма  имеет
вес и давит, давит на открытые глаза.
     Они согнулись почти вдвое, потому что высота прохода, в  котором  они
стояли, не превышала четырех футов, и был он  такой  узкий,  что,  вытянув
руки, Арха могла дотянуться одновременно до обоих стен.
     Шепотом,  как  свойственно  людям  разговаривать  в   темноте,   Арха
спросила:
     - Ты захватила свечу?
     - Нет, - ответила стоящая за ее  спиной  Коссил.  Она  тоже  говорила
пониженным тоном, но в голосе ее чувствовался какой-то  странный  оттенок,
словно он улыбалась. Сердце Архи сжалось, кровь забилась в висках, но  она
упрямо повторила про себя: "Это мои владения! Мне нечего бояться!"
     Вслух она ничего не сказала и пошла вперед - другого  пути  не  было.
Туннель вел вниз, под холм. Коссил двинулась за ней, тяжело дыша и шелестя
одеждами по каменному полу.
     Коридор сразу же стал выше и шире - Арха выпрямилась и, разведя руки,
не  нащупала  стен.  В  затхлом,  сыром  воздухе  чувствовалось  движение,
указывавшее на то, что перед ними - большое  открытое  пространство.  Арха
осторожно сделала несколько шагов вперед, в полную темноту.  Потревоженный
камешек ударился о другой, и слабый этот звук пробудил тысячекратное  эхо,
тоже едва слышимое. Пещера должна быть невероятных размеров, но не  пустая
- что-то в темноте, поверхность или  предмет,  разбило  эхо  на  множество
мельчайших частичек.
     - Наверное, мы уже под Монументами, - прошептала  девушка.  Шепот  ее
убежал в черную пустоту и разделился на отдельные  нити,  которые  тут  же
сплелись в тончайшую, прилипающую к ушам паутину.
     - Да, это Подземелье-Под-Гробницами. Пойдем,  я  не  могу  оставаться
здесь. Держись левой стороны и пропусти три коридора.
     Коссил говорила свистящим шепотом, и эхо шипело ей в ответ. Да, ей  и
в самом деле было страшно,  ей  не  хотелось  задерживаться  здесь,  среди
Безымянных, их могил во тьме. Это место было для нее чужим.
     - Нужно прийти сюда с факелом,  -  сказала  Арха,  шагая  вдоль  стен
пещеры, легко касаясь ее пальцами и удивляясь странным  формам  камня.  На
нем были впадины. Некоторые места были  шершавы,  как  кружево,  другие  -
гладки, как полированная медь. Безусловно, это работа резчиков... а может,
и вся пещера - произведение древних мастеров?
     - Свет здесь вне закона, - шепот  Коссил  напоминал  остротой  хорошо
отточенный нож, и Арха сразу же поняла, что так и  должно  быть.  Это  был
родной дом тьмы, центр вечной ночи.
     Трижды пальцы  девушки  нащупывали  отверстия  в  невидимой  скальной
стене. На четвертый раз она  остановилась,  ощупала  очертания  прохода  и
вошла в него. Коссил последовала за ней.
     В этом, идущем под небольшим углом вверх  туннеле,  они  прошли  одно
ответвление налево и на перекрестке коридоров повернули направо - все  это
наощупь, среди полной темноты и  безмолвия.  В  туннеле,  подобном  этому,
необходимо чувствовать сразу две стены,  чтобы  не  пропустить  подлежащие
счету проходы и разветвления. Осязание - единственный проводник, и  идущий
буквально держит жизнь в своих собственных руках.
     - Это Лабиринт?
     - Это Малый Лабиринт, под Троном.
     - Где же выход в сам Лабиринт?
     Архе нравилась эта игра в темноте, она жаждала новых трудных загадок.
     - Второй  коридор  в  Подземелье-Под-Гробницами,  мы  проходили  его.
Нащупай теперь деревянную дверь справа, если мы ее еще не проскочили...
     Коссил стала шарить рукой по камню, и Арха услышала скрип ее  ногтей.
Она  легко  прикоснулась  кончиками  пальцев  к  шершавой  стене  и  через
мгновение почувствовала под ними ровное, бархатистое дерево. Арха толкнула
дверь, та с еле слышным скрипом отворилась и  выплеснула  в  лицо  девушки
ослепительный, как ей показалось, сноп света.
     Они вошли в большую комнату с низким потолком и стенами  из  тесаного
камня. Освещалась она всего одним чадящим факелом, свисавшим с потолка  на
цепи и отравлявшим воздух ужасным смрадом. Глаза Архи начали слезиться.
     - Где же узники?
     - Здесь.
     Присмотревшись, Арха поняла, что три кучи чего-то у дальней  стены  -
люди.
     - Дверь не заперта. Неужели они не охраняются?
     - В этом нет никакой нужды.
     Арха сделала несколько  шагов  вглубь  комнаты,  стараясь  проникнуть
взором сквозь дымную завесу. Узники были прикованы  за  обе  ноги  и  одно
запястье к массивным железным кольцам,  вделанным  в  стену.  Если  бы  им
захотелось лечь на пол, одна рука осталась бы поднятой - ее удерживала  бы
свисающая цепь. Волосы и бороды узников превратились в  спутанные  грязные
клочья и, объединив усилия с тьмой, полностью скрывали их лица. Одежды  на
них не было никакой, и исходивший от немытых тел запах перебивал даже вонь
факела.
     Один из них, казалось, наблюдал за Архой -  ей  почудился  блеск  его
глаз. Остальные даже не пошевелились. Арха отвернулась.
     - Они больше не люди.
     - Они никогда не  были  людьми.  Демоны,  звери,  заговорщики  против
священной особы Божественного Короля!
     Глаза Коссил сверкнули красноватыми отблесками.
     С удивлением и любопытством Арха снова обратила взор на узников.
     - Как может человек бороться с богом? Как это  случилось?  Вот  ты...
как ты осмелился злоумышлять против бога?
     Один из узников посмотрел на нее через спутанные волосы, но ничего не
сказал.
     - Им отрезали языки еще до выезда из Авабата, - ответила вместо  него
Коссил. - Не разговаривай с ними, госпожа, не оскверняй себя. Они твои, но
не для разговоров, не для раздумий. Они здесь только затем, чтобы ты могла
отдать их Безымянным.
     - Каким образом должно совершиться жертвоприношение?
     Арха смотрела уже не на узников, а в глаза Коссил, черпая силу из  ее
тучного тела, спокойного лица. Голова у нее кружилась, от  вони  факела  и
испражнений она чуть не падала в обморок, но мысли и голос ее были ясны  и
спокойны. Разве не бывала она здесь уже множество раз?
     - Первая жрица сама лучше знает, какая смерть  придется  по  душе  ее
Хозяевам, и выбирает сама. Существует много способов...
     - Пусть Гобар, капитан стражников, отрубит им головы и  выльет  кровь
на ступеньки перед Троном.
     - Совсем, как при жертве козы?
     Казалось,  Коссил  издевается  над  недостатком   воображения   своей
ученицы. Арха потупила взор. Коссил продолжала:
     - С другой стороны, Гобар -  мужчина.  Госпожа  конечно  помнит,  что
мужчины не имеют доступа в Темные Места Гробниц. Если он войдет  туда,  то
обратно не выйдет.
     - Кто привел их сюда? Кто их кормит?
     - Стражники из моего храма, Дуби и Уато. Они евнухи и  могут  входить
сюда для служения  Безымянным,  как  и  я.  Солдаты  Божественного  Короля
оставили их связанными у стены, и мы привели их в Подземелье сквозь  Дверь
Узников, что в красной скале. Так делается всегда. Еду и питье спускают им
через люк в одной из комнат за Троном.
     Арха смотрела вверх и рядом с цепью, на которой висел факел,  увидела
вделанный в потолок деревянный прямоугольник.  Он  был  слишком  узок  для
человека, но спущенная из него  веревка  опускалась  бы  как  раз  в  руки
среднему из троих прикованных. Девушка быстро опустила глаза.
     - Тогда не давайте им больше еды. Пусть и факел погаснет!
     Коссил почтительно поклонилась.
     - Что делать с трупами, когда узники умрут?
     -  Дуби  и  уато  похоронят  их  в   той   пещере...   Подземелье-Под
-Гробницами, - ответила девушка, и с каждым словом ее голос становился все
торопливее и пронзительнее. - Они должны сделать это в темноте. Безымянные
съедят трупы.
     - Будет исполнено, госпожа!
     - Коссил, я правильно поступила?
     - Правильно, госпожа.
     - Тогда пойдем, - из последних сил крикнула Арха. Она  повернулась  и
быстро пошла к деревянной двери, прочь из Комнаты Цепей, в  благословенную
тьму Подземелья. Чернота за дверью показалась ей  сладкой  и  мирной,  как
беззвездная ночь, тихой, без света, без жизни. Она окунулась в  прозрачную
тьму и заскользила по ней, как пловец по спокойной воде. Коссил отстала, и
только вдалеке были слышны ее топот и сопение. Без малейшей  запинки  Арха
повторила пройденный путь, со всеми его пропусками и поворотами, пересекла
заполненное эхом Подземелье-Под-Гробницами, пригнулась и  почти  пробежала
по последнему туннелю до закрытой каменной двери. Остановившись перед ней,
Арха нащупала длинный железный ключ, но не смогла найти замочную скважину.
Ничто, ни искорки света, не пронизывало тьму. Пальцы ее лихорадочно искали
замок, засов, ручку, и не находили. куда  вставлять  ключ,  как  выбраться
отсюда?
     - Госпожа!
     Усиленный эхом голос Коссил загремел за спиной девушки.
     - Госпожа, эта дверь не открывается изнутри! Здесь нет выхода!
     Не в силах выговорить ни слова, Арха прижалась к стене.
     - Арха!
     - Я здесь...
     - Сюда!
     Карабкаясь, словно собака, на четвереньках, Арха  добралась  до  юбок
Коссил.
     - Направо! Быстрее! Мне нельзя задерживаться под землей!
     Арха вскочила, уцепилась  за  рукав  Коссил,  и  жрицы  быстро  пошли
направо, вдоль странно украшенной стены пещеры. Вот  они  вошли  в  черный
проем в черноте, потом побежали наверх, по коридорам и лестницам. Арха  не
отпускала одежд Коссил, глаза ее были плотно закрыты.
     Появился свет, сквозь сомкнутые веки он  казался  Архе  красным.  Она
подумала, что они снова вошли в освещенную факелом комнату, и  не  открыла
глаз. Но воздух был свежим и сухим, знакомым воздухом, а под  ногами  была
крутая лестница. Она набралась смелости и открыла глаза. Над ней был  люк.
Арха выбралась через него вслед за Коссил и очутилась в знакомой  комнате,
маленькой каморке, заставленной деревянными и железными ящиками, одной  из
множества комнат за Тронным Залом.
     -  Та  дверь,  Дверь  Узников,  ведет  только  в  туннели.  Пути   на
поверхность там нет, а если он и есть, ни я, ни Тар  про  него  не  знаем.
Попробуй найти его сама!
     Коссил все еще говорила пониженным тоном,  но  в  голосе  ее  звучало
торжество. Обвисшее лицо под черным капюшоном было бледно  и  блестело  от
пота.
     - Но я не помню ни одного поворота на обратном пути!
     - Я их перечислю. Один раз. Запомни их, потому что я больше не  пойду
с тобой в подземелье. Это не мое место. Оно твое.
     Девушка кивнула. Посмотрев на старуху, она подумала: какое странное у
нее сейчас лицо -  перекосившееся  от  страха  и  одновременно  довольное,
словно Коссил от души радовалась ее слабости.
     - Да, в следующий раз я пойду одна, - сказала Арха, но  тут  ноги  ее
подкосились, она лишилась чувств и маленькой бесформенной кучкой  упала  к
ногам Верховной Жрицы.
     - Ты научишься, - сказала Коссил, тяжело дыша и повторила уже громче:
- Ты научишься!



                            4. СНЫ И РАССКАЗЫ

     Арха болела несколько дней, и лечили ее от лихорадки. С  постели  она
вставала только затем, чтобы посидеть на крыльце Малого Дома и  посмотреть
на западные холмы. Чувствовала она себя слабой и  глупой.  Одни  и  те  же
мысли возвращались к ней снова и снова, стыд за собственную  слабость  жег
ее. Ни одного стражника не  появилось  у  Стены-Вокруг-Гробницы,  но  Арха
знала, что никогда не осмелится упрекнуть в этом Коссил.
     Часто, сидя на солнышке, Арха размышляла о том, как она поведет  себя
при следующем посещении подземелий. Много думала она и  о  том,  на  какую
смерть обречь следующую партию узников -  несомненно,  более  мучительную,
лучше отвечающую ритуалам Пустого Трона... Каждую ночь она  просыпалась  с
криком: - Они еще не умерли! Они все еще умирают!!!
     ...Архе  снилось  множество  снов.  Снилось,  например,   что   нужно
приготовить еду - огромные чаны вкусной каши, а  затем  вылить  ее  всю  в
какую-то дыру в земле. Снилось, что  она  несет  чашу  с  водой,  глубокую
медную чашу, в темноте, кому-то, кого мучает жажда, но не может  добраться
до подземной тюрьмы. Она проснулась с пересохшим горлом, но не  осмелилась
встать и налить себе воды и долго  лежала  с  открытыми  глазами  в  своей
комнате без окон.
     Как-то утром ее пришла навестить Пенте. Со своего  места  на  крыльце
Малого Дома Арха заметила, как она приближается с беззаботным,  рассеянным
видом, словно просто идет прогуляться. Если бы Арха не окликнула ее, Пенте
ни за что бы не поднялась на крыльцо. Но Арха чувствовала себя одинокой  и
позвала девушку к себе.
     Пенте отвесила Архе  предписанный  этикетом  глубокий  поклон,  потом
плюхнулась на ступеньку рядом с ней и издала своеобразный  звук  -  что-то
наподобие "Фью-ю-юх!" Она выросла, растолстела, и любое усилие вызывало  у
нее прилив крови к лицу. Вот и сейчас от простой ходьбы она раскраснелась,
как вишня.
     - Я узнала, что ты болеешь, и принесла тебе яблок.
     С этими словами она внезапно извлекла откуда-то из-под одежд сетку  с
несколькими изумительными желтыми плодами.
     Пенте уже была допущена к служению в храме Божественного  Короля  под
началом  Коссил,  но  полноправной  жрицей  еще  не  стала  и   продолжала
заниматься уроками и тяжелой работой вместе с ученицами.
     - Поппе и я сортировали яблоки, и я отложила для тебя  самые  лучшие,
которые все равно пошли бы на сушку. Конечно, в сушеном  виде  они  дольше
сохраняются, но все равно обидно... Правда, они красивые?
     Арха ощупала золотистую бархатную кожицу, посмотрела  на  черенок,  с
которого еще не оборвались засохшие листочки, и согласилась:
     - Красивые!
     - Съешь одно.
     - Потом. Съешь ты.
     Из вежливости Пенте выбрала себе самое маленькое яблоко и  прикончила
его десятком сочных, умелых укусов, после чего сказала:
     - Я могу есть целый день, никогда не наедаюсь. Нужно было становиться
поваром, а не жрицей. Готовлю я лучше, чем эта старая костлявая Натабба, а
потом можно еще и кастрюли облизать... Слышала, что случилось с Мунит?  Ей
дали почистить медные кувшины из-под розового  масла,  ну,  знаешь,  такие
длинные и узкие, с крышками. А ей показалось, что чистить надо  не  только
снаружи, но и внутри. Засунула она в кувшин руку с тряпкой, а вытащить  не
может! Она дергала ее до тех пор, пока рука  не  распухла  и  не  застряла
по-настоящему. Тут она стала бегать взад и вперед и вопить во все горло: Я
не могу вытащить ее! Не могу вытащить  ее!  А  Пунти,  он  совсем  глухой,
подумал, что пожар, и заорал на стражников,  чтобы  те  бежали  и  спасали
девочек. Тут Уато - он доил  коз  -  выскочил  из  хлева  посмотреть,  что
случилось, забыл закрыть дверь, и все козы рванулись во двор и налетели на
Пунти и стражников, и девочек! А Мунит все бегает и машет  кувшином,  и  у
нее истерика начинается, и все они носятся сломя голову, и  тут  из  храма
выходит Коссил и спрашивает: Что такое? Что такое?
     На круглом белом лице Пенте появилась при этих  словах  презрительная
усмешка, совсем не похожая на ледяное выражение лица  Коссил  и  в  то  же
время напоминающая ее настолько, что Арха  не  смогла  сдержать  короткого
испуганного смеха.
     - Что такое? - сказала Коссил,  а  потом...  потом...  Рыжая  коза...
боднула ее... в зад... - глаза Пенте набухли  от  еле  сдерживаемых  слез,
лицо растворилось в смехе, - а М-мунти... стукнула козу... кувшином... - в
приступе смеха обе  девочки  раскачивались  взад-вперед,  обхватив  руками
колени, - а Коссил повернулась... и говорит... козе... Что такое?
     Конец рассказа потерялся в безудержном смехе. Через  некоторое  время
Пенте вытерла глаза и нос и задумчиво взяла второе яблоко.
     Отсмеявшись, Арха спросила:
     - Пенте, как ты попала к нам?
     - Я была шестой дочерью у родителей, они просто  не  могли  вырастить
всех нас и выдать замуж. Так что, когда мне  исполнилось  семь  лет,  меня
отвели в храм Божественного Короля и посвятили ему. Это было в Оссаве. Там
у них было слишком много учениц, и скоро меня перевели сюда. А  может,  им
показалось, что из меня выйдет какая-нибудь особенная жрица или что-нибудь
в этом роде. Но они ошиблись!
     С беззаботной улыбкой Пенте впилась зубами в яблоко.
     - Так ты не можешь быть жрицей?
     - Конечно! Я лучше бы вышла замуж за пастуха и  жила  в  канаве.  Что
угодно, только не оставаться похороненной среди старух на всю  жизнь!  Эта
пустыня... К нам никто не приходит! Никогда мне не вырваться отсюда,  ведь
я посвящена и застряла здесь навеки! Вот было бы здорово стать в следующей
жизни танцовщицей в Авабате! Я заслужила это!
     Арха  не  могла  отвести  от  нее  мрачного  упорного  взгляда.   Она
чувствовала, что никогда раньше не  видела  настоящей  Пенте,  никогда  не
пробовала рассмотреть ее, круглую, как яблоко, такую же полную соков жизни
и такую же прекрасную. Хриплым от волнения голосом Арха спросила:
     - Неужели храм ничего не значит для тебя?
     Всегда готовая подчиниться более  сильному,  Пенте  на  этот  раз  не
склонила головы.
     - Конечно, ты ценишь  и  уважаешь  своих  Хозяев,  -  сказала  она  с
безразличием, потрясшим Арху. - В этом есть смысл,  потому  что  ты  -  их
особая служанка. Ты была не просто посвящена им, ты рождена специально для
них! А посмотри на меня! Как я могу благоговеть и все такое  прочее  перед
Божественным Королем? Пусть он живет в Авабате во  дворце  десяти  миль  в
окружности и с золотыми крышами, он - прежде всего человек. Ему  пятьдесят
лет и он совсем лысый. Спорю на что угодно, что он стрижет себе  ногти  на
ногах, как все люди. Да, я знаю, что он заодно и бог, но по мне он  станет
куда божественнее, когда помрет!
     Арха согласилась с Пенте, потому что в глубине души она  смотрела  на
Императоров Каргада как на самозванцев,  фальшивых  богов,  укравших  свою
долю поклонения у богов истинных и вечных. Но звучало в словах Пенте и еще
что-то, противоречившее всему складу ума Архи, совершенно для нее новое  и
потому пугающее. Она  не  понимала,  какие  люди  разные,  как  по-разному
воспринимается жизнь. Ей представилось,  будто  она  выглянула  из  своего
окошка и  внезапно  увидела  совсем  рядом  огромную  населенную  планету,
непонятный мир,  в  котором  не  было  богов.  Твердость  неверия  подруги
испугала Арху, и с испуга она нанесла ответный удар:
     - Верно... Мои Хозяева никогда не были людьми и умерли давнымдавно...
Знаешь, Пенте, ведь я могу призвать тебя на службу в Гробницы...
     Арха говорила приятно и дружелюбно, словно предлагая  подруге  лучшую
жизнь.
     Розовые щеки Пенте мгновенно побледнели.
     - Конечно, ты можешь. Но я... Ты будешь не довольна мной...
     - Почему?
     - Я боюсь темноты, - еле слышно прошептала Пенте.
     Арха  презрительно  фыркнула,  но  в  душе  она  была  довольна.  Она
выяснила, что хотела - пусть  Пенте  не  верит  в  богов,  но  как  всякий
смертный она обязана бояться не имеющих имени сил тьмы.
     - Не хочешь - не надо, - сказала Арха.
     Обе надолго замолчали, потом Пенте  сказала  своим  тихим,  дремотным
голосом:
     - Ты становишься все больше и больше похожей на Тар. Хорошо,  что  не
на Коссил... Какая ты сильная! Я тоже хочу быть сильной,  но  не  могу.  Я
такая обжора...
     -  Так  ты  не  стесняйся,  -  сказала  Арха,  наслаждаясь   чувством
превосходства над подругой, и Пенте не спеша обгрызла до  косточек  третье
яблоко.
     Требования бесконечных ритуалов Места вызволили Арху  из  одиночества
два дня спустя. У козы родились двое козлят, и по обычаю они  должны  были
быть принесены в жертву Богам-Братьям - важный обряд, и присутствие на нем
Первой Жрицы было обязательно. Потом наступило новолуние, и церемонии тьмы
должны  были  быть  исполнены  перед  Пустым   Троном.   Арха   надышалась
наркотических  паров  от  растений,  горевших  на  медных  подносах,  и  в
одиночестве, одевшись в черное, танцевала перед Троном. Она танцевала  для
духов умерших и нерожденных, и  духи  столпились  вокруг  нее  в  воздухе,
следуя поворотам ее тела и плавным, уверенным  движениям  рук.  Она  спела
песни, слова которых не были понятны смертным и которым  научила  ее  Тар.
Хор скрытых за двойным рядом колонн жриц повторял слова за ней, и воздух в
огромном полуразрушенном зале гудел от голосов,  словно  собравшиеся  духи
повторяли молитвы снова и снова.
     Божественный  Король,  что  правил  в  Авабате,  не  присылал  больше
узников, и Архе перестали сниться кошмары о тех троих, давно уже мертвых и
похороненных  в  наскоро  вырытых  могилах   в   необъятной   пещере   под
Монументами. Она набралась храбрости  и  вернулась  в  подземелье.  У  нее
просто не было другого  выхода  -  Первая  Жрица  должна  входить  в  свои
владения без страха.
     Спускаться в люк в первый раз было тяжело, но в общем  все  оказалось
не так страшно, как она себе представляла. Она так хорошо подготовилась  к
этому путешествию, что когда спустилась во тьму, была  почти  разочарована
тем, что в подземелье нечего бояться. Да, могилы были здесь, но она их  не
видела; она вообще ничего не видела. Тьма, тишина... Вот и все...
     Она стала каждый день навещать подземелье, спускаясь в него через люк
в комнате за Троном, пока досконально не познакомилась со всей окружностью
пещеры. Она никогда ни на шаг не отходила от стен - она  знала,  что  если
решит пересечь пещеру напрямик, обязательно потеряет чувство направления и
когда дойдет до противоположной стены, не будет знать, где находится.  Еще
в первое свое посещение подземелья она поняла, что самое главное в темноте
- знать, в какие боковые туннели сворачивать, а какие пропускать.  В  этом
мог помочь ей  только  точный  счет,  потому  что  все  туннели  ощущались
одинаково. Память Архи была хорошо натренирована, и  ей  было  не  труднее
находить дорогу с помощью осязания и счета, чем другим - с помощью  зрения
и здравого смысла. Она запомнила все ведущие из  Подземелья-Под-Гробницами
коридоры, выучила все зигзаги меньшего  лабиринта,  лежащего  под  Тронным
Залом и вершиной холма. Но в один туннель она так ни разу и не свернула  -
второй налево от входа под красной скалой, тот самый, из которого, забреди
она туда по ошибке, ей никогда не выбраться. Но хотя желание войти в  него
и познать, наконец, Лабиринт, росло в ней с каждым днем,  Арха  решила  не
делать этого, пока не узнает о нем все, что возможно, от своих учителей.
     Знания Тар о Лабиринте ограничивались названиями некоторых его  залов
и перечнем поворотов, необходимых, чтобы добраться до них. Она перечислила
их Архе, но при этом ни в дорожной пыли, ни даже жестом в воздухе ни  разу
не обрисовала ни одного поворота. Сама она ни разу не входила в  Лабиринт,
и когда Арха спрашивала: Как пройти от  железной  двери  до  Раскрашенного
Зала? или: Каков путь от Зала Скелетов до туннеля  под  рекой?  -  Тар  на
мгновение  задумывалась,  а   потом   декламировала   наизусть   указания,
сообщенные   ей   давным-давно   Архой-Которая-Была:   Пройти   столько-то
пересечений, повернуть налево столько-то раз, и так далее.  Арха  все  это
запоминала с первого раза и часто, лежа  в  постели,  повторяла  про  себя
услышанное за день.
     Тар рассказала Архе о множестве  потайных  отверстий,  через  которые
можно наблюдать, что происходит  под  землей.  Они  были  почти  в  каждом
помещении Места, а некоторые и под открытым небом. Паутина  вырубленных  в
камне туннелей простиралась не только под всем Местом, но  и  выходила  за
его пределы - несчетные мили мрачных коридоров. Никто,  кроме  Архи,  двух
Верховных Жриц и их личных телохранителей-евнухов, Манана, Уато и Дуби, не
догадывался о существовании Лабиринта, по крыше которого ежедневно ступали
сотни людей. Конечно, слухов не заглушить, и почти каждый обитатель  Места
знал о каких-то пещерах под Монументами. Но никто  не  проявлял  излишнего
любопытства,  когда  дело  касалось  Безымянных  и  посвященных  им  мест.
Всеобщее чувство было таково, что чем меньше суешь нос в такие  дела,  тем
лучше.  Архе  же,  естественно,  все  это  было  интересно  и,   узнав   о
существовании потайных отверстий, она потратила уйму времени на их  поиски
в разнообразнейших укромных местах, но не нашла ни одного,  даже  в  своей
собственной комнате, пока Тар не  показала  ей  -  так  искусно  были  они
спрятаны.
     Однажды  ранним  весенним  вечером  Арха  взяла  незажженную   свечу,
спустилась вниз и подошла ко второму от двери  в  красной  скале  повороту
налево.
     В темноте она прошла тридцать шагов по туннелю до  железной,  глубоко
вделанной в скалу двери, крайней до сих пор точки ее  вылазок.  Перешагнув
невысокий порожек, она  еще  долго  шла  по  туннелю,  и  когда  тот  стал
загибаться вправо, зажгла свечу и огляделась. Здесь свет  был  разрешен  -
Лабиринт был менее святым местом, чем Подземелье-Под-Гробницами,  но  зато
куда более ужасным.
     Грубо обработанные стены, сводчатый потолок и неровный пол  появились
перед ней в слабом желтоватом свете. Впереди и  сзади  туннель  уходил  во
тьму.
     Все  туннели  были   одинаковые   -   они   сходились,   расходились,
пересекались, закруглялись. Арха внимательно считала боковые ответвления и
повороты, вслух повторяя  наставления  Тар,  хотя  и  знала  их  наизусть.
Заблудиться     в     Лабиринте     означало     верную     смерть.      В
Подземелье-Под-Гробницами или в коротких коридорах вокруг него Коссил, Тар
или даже Манан еще могут найти ее. Здесь же никто из них не был. Даже если
они все-таки придут и будут звать ее, а она застрянет в путанице  туннелей
в  полумиле  от  выхода,  ничего  хорошего  из  этого  не   выйдет.   Арха
представила, как она  услышит  тысячекратно  отраженное  эхо  их  голосов,
побежит и заблудится окончательно. И так живо она  представила  себе  это,
что ей даже показалось, будто где-то вдалеке слышен чей-то голос... Но она
никогда не заблудится! Она внимательна и осторожна -  здесь  ее  владения,
здесь Безымянные будут направлять ее шаги в нужном направлении  и  они  же
заставят заблудиться любого смертного, осмелившегося войти в Лабиринт.
     Для первого раза Арха не стала заходить слишком  далеко,  но  все  же
успела ощутить приятное чувство полнейшего одиночества и независимости.
     И с каждым разом она забиралась в  Лабиринт  все  глубже  -  посетила
Раскрашенный Зал и Шесть  Путей,  прошла  по  длинному  Внешнему  Туннелю,
проникла в невообразимую путаницу коридоров, ведущих к Залу Скелетов.
     -  Когда  был  сделан  Лабиринт?  -  спросила  она  Тар,  и  высокая,
изможденная жрица ответила:
     - Владычица, я не знаю. Никто не знает.
     - Зачем он был сделан?
     - Чтобы  спрятать  в  нем  сокровища  Гробниц  и  наказать  тех,  кто
попытается украсть эти сокровища.
     - Все сокровища, которые я тут видела, лежат или в комнате за Троном,
или в подвале под ней. Что же спрятано в Лабиринте?
     - Куда более ценные и древние сокровища. Хочешь посмотреть на них?
     - Да!
     - Никто, кроме тебя, не сможет войти в Сокровищницу. Ты можешь  взять
кого угодно в Лабиринт, но только не туда. Даже на Манана обрушится ярость
тьмы, и ему  не  выйти  оттуда  живым...  Я  знаю,  где  спрятаны  Великие
Сокровища. Ты сама рассказала мне,  как  добраться  туда,  пятнадцать  лет
назад, перед смертью, чтобы я смогла напомнить  тебе  об  этом,  когда  ты
вернешься. Я расскажу тебе, как нужно идти по  Лабиринту  за  Раскрашенным
Залом.  Ключ  к  Сокровищнице  у  тебя  в  связке,  вот этот,  с  фигуркой
дракона... Но ты должна идти одна.
     - Рассказывай!
     Тар  рассказала,  и  Арха  запомнила,  как  запоминала  все   однажды
услышанное. Но она не пошла сразу в Сокровищницу. Внутренний голос говорил
ей, что ее знаний и силы воли еще недостаточно для такого  путешествия.  А
может быть, она  подсознательно  хотела  оставить  что-нибудь  напоследок,
сохранить  в  себе  чувство   ожидания,   придать   налет   таинственности
бесконеччным коридорам,  всегда  кончавшимся  глухой  стеной  или  пыльным
залом. Она подождет...
     Да и разве не бывала она уже в Сокровищнице?
     Арху все еще смущало, когда Тар или Коссил говорили с  ней  о  вещах,
которые она делала до своей смерти.  Конечно,  она  знала,  что  умерла  и
возродилась в новом теле в час смерти своей старой бренной  оболочки...  И
не только пятнадцать лет назад, а много, много раз - путь прослеживался на
сотни лет, поколение за поколением, до  тех  времен,  когда  был  вырублен
Лабиринт, воздвигнуты Монументы и Первая Жрица Безымянных танцевала  перед
Пустым Троном. Той жрицей тоже была  Арха.  Все  люди  возрождаются  после
смерти, но только Арха возрождается в своем собственном обличьи.
     Иногда ей казалось, будто она что-то вспоминает.  Темные  пещеры  под
холмами выглядели настолько знакомыми, что она ощущала их не только своими
владениями, но и своим домом. В новолуние она вдыхала наркотические пары и
чувствовала, как тело ее становится легким и  чужим,  а  потом,  босая,  в
черном хитоне танцевала перед Пустым Троном и знала,  что  танец  этот  не
кончится никогда.
     ...Но все равно, странно было ей слушать слова Тар:
     - Это ты говорила до того, как умерла...
     Однажды Арха спросила:
     - Кто были эти люди, приходившие грабить Сокровищницу? Удалось ли  им
это?
     Идея ограбления показалась ей заманчивой, но совершенно невыполнимой.
Как подобраться к Месту незамеченным? Паломники были  немногочисленны,  их
было даже меньше, чем узников. Время  от  времени  младшие  храмы  Четырех
Стран присылали сюда новых учениц или рабов, или  небольшие  посольства  с
дарами золота и редких благовоний. Вот и все... Никто не  появлялся  здесь
ни случайно, ни чтобы купить или продать, ни чтобы полюбоваться на  храмы,
ни чтобы украсть. Никто не появлялся здесь иначе, как по принуждению. Арха
не знала даже, каково расстояние до ближайшего города - двадцать миль  или
больше, а ближайший город был  весьма  мал.  Лучше  всяких  стражей  Место
охранялось пустыней и одиночеством. Каждый, кто захочет пересечь  пустыню,
думала Арха, будет также заметен, как черная овца на снежном поле.
     Был холодный ветреный апрельский вечер. Арха сидела вместе  с  Тар  и
Коссил у крохотного очага в комнате за  храмом  Божественного  Короля,  во
владениях Коссил. Почти все время, когда Арха не была одна  в  Малом  Доме
или под холмом, она проводила с Верховными Жрицами. За дверью Манан и Дуби
играли в палочки - подбрасывали в воздух кучку палочек и  ловили,  сколько
можно, обратной стороной ладони. Арха все еще играла с Мананом  тайком  от
жриц в эту игру во внутреннем дворике  Малого  Дома.  Сухой  стук  упавших
палочек, хриплые возгласы триумфа или поражения, треск огня в  очаге  были
единственными звуками, помимо голосов жриц, нарушавшими тишину.  Время  от
времени слышался еще стук дождевых капель по крыше.
     - Многие приходили в надежде ограбить Сокровищницу. Это было давно, и
никто не преуспел, - сказала Тар.
     Хотя она и была молчалива, но любила  иногда  рассказать  что-нибудь,
часто делая это для пополнения знаний Архи.  Сегодня  Тар  выглядела  так,
словно из нее можно было вытянуть очередную историю.
     - Да как же они осмелились?
     - О_н_и осмелились!  -  сказала  Коссил.  -  Волшебники,  колдуны  из
Внутренних Стран... Это было еще до того,  как  Божественный  Король  стал
править Империей Каргад. Тогда мы  еще  не  были  так  сильны.  Волшебники
приплывали с запада на Карего-Ат или Атуан, грабили  прибрежные  города  и
фермы, нападали даже на священный Авабат. Они  говорили,  что  их  цель  -
убивать драконов, а вместо этого опустошили города и храмы.
     - Их герои являлись к нам опробовать новые мечи, - продолжила Тар,  -
и накладывать свои безбожные чары. Один,  величайший  из  них,  Повелитель
Драконов, нашел здесь свой конец. Это было давно, очень давно, но  историю
эту помнят, и не только у нас. Имя волшебника было Эррет-Акбе, у  себя  на
Западе он был еще и королем. Он явился в каргад, в Авабате  объединился  с
мятежными лордами и, желая захватить власть над городом, вступил в битву с
Верховным Жрецом Внутреннего  Храма  Богов-Братьев.  Долго  они  бились  -
человеческая  магия  против  божественных  молний,  пока  стены  храма  не
рухнули. В конце концов Верховный Жрец сломал колдовскую палку волшебника,
разбил надвое его амулет и победил его. Эррет-Акбе  ухитрился  сбежать  из
Авабата, из Каргада далеко-далеко на запад. Там его и убил дракон,  потому
что сила его исчезла. С тех  пор  могущество  Внутренних  Стран  неуклонно
слабеет. Имя того Верховного Жреца было Интахин. Он стал основателем  рода
Тарб, от которых берет начало династия Королей-Жрецов Карего-Ат, а потом и
Божественных Королей Четырех Стран Каргада. Могущество  нашей  империи  со
времен Интахина сильно  выросло...  Так  вот,  те,  кто  приходил  грабить
Сокровищницу,  были  волшебниками,  снова  и  снова  пытавшимися   вернуть
сломанный амулет Эррет-Акбе. Верховный Жрец отдал его на хранение  нам,  и
он все еще здесь. И кости грабителей тоже...
     Тар показала рукой вниз:
     - А вот другая половина утеряна навеки...
     - Как утеряна? - переспросила Арха.
     - Та половина, что осталась в руке Интахина, осталась в  Сокровищнице
и будет пребывать там до конца времен. Другая же половина осталась в  руке
волшебника, и перед  своим  постыдным  бегством  он  отдал  ее  одному  из
мятежных лордов по имени Хорег-Хунун. Не понимаю, зачем он сделал это...
     - Чтобы вызвать новый мятеж, заставить Хорега возгордиться, - сказала
Коссил. - Так и случилось. Его потомки взбунтовались против династии Тарб,
а потом и против первого Божественного Короля, не желая признавать  в  нем
ни короля, ни бога.  Сейчас  не  осталось  уже  ни  одного  потомка  этого
проклятого рода. Все они мертвы.
     Тар кивнула.
     -  Отец  нынешнего  Божественного  Короля  Лорд-Который-Был-Возвышен,
истребил всю семью Хунун и разрушил их  замки.  Когда  все  было  кончено,
обнаружилось, что половина  амулета,  которой  Хунуны  владели  со  времен
Эррет-Акбе и Интахина, исчезла. Никто не знает, что  с  ней  случилось,  а
прошло с тех пор уже не одно десятилетие.
     - Несомненно, - сказала Коссил, - она была выброшена вместе с  прочим
хламом. Говорят, внешний вид Кольца Эррет-Акбе  совсем  не  соответствовал
его ценности. Будь проклято и оно, и все западные волшебники!
     В сердцах Коссил сплюнула в огонь.
     Арха спросила Тар:
     - А ты сама видела ту половину, что хранится у нас?
     Жрица отрицательно покачала головой.
     - Оно лежит там, куда кроме Первой Жрицы,  никто  не  имеет  доступа.
Может быть, это величайшее из хранящихся там сокровищ. Почему-то  мне  так
кажется... Столетиями Внутренние Страны присылали сюда магов и грабителей,
и все они проходили мимо раскрытых сундуков  с  золотом,  ища  только  эту
невзрачную половинку кольца. Давным-давно умерли Эррет-Акбе и Интахин,  но
никто не забыл про  Кольцо.  Идут  столетия,  множество  вещей  стареет  и
исчезает, но только самые ценные такими же  и  остаются.  И  только  самые
волнующие истории кочуют из века в век...
     Арха ненадолго задумалась, а потом спросила:
     - Должно быть, эти люди были или очень храбрыми, или  очень  глупыми.
Разве им не было известно могущество Безымянных?
     - Нет! - ледяным тоном ответила ей Коссил. - У них нет  своих  богов.
Они занимаются магией и полагают, что сами - боги.  Но  они  ошибаются,  и
когда умирают, то не возрождаются. Они превращаются в  пыльные  скелеты  и
призраки их отчаянно воют, пока их не унесет ветер.
     - Но что это за магия, которой они занимаются? - зачарованно спросила
Арха. Она уже забыла свои давние слова, что  отвернулась  бы  и  не  стала
осквернять свой взор зрелищем кораблей из  Внутренних  Стран.  -  Что  она
может?
     - Фокусы, уловки, жонглерство, - сказала Коссил.
     - Иногда и побольше, - добавила Тар, - если хоть  малая  часть  того,
что  про  них  рассказывают  -  правда.  Маги  Запада  могут  поднимать  и
утихомиривать ветры, заставлять их дуть, куда они  пожелают.  В  этом,  по
крайней мере,  все  рассказчики  соглашаются...  Поэтому-то  они  и  стали
великими мореходами. Еще говорят, что они могут делать свет...  и  тьму...
превращать камни в алмазы, а свинец в золото, построить дворец  или  город
за одно мгновение, или это просто так кажется. Они  могут  превращаться  в
медведей, рыб, драконов...
     - А я ничему этому не верю, - прервала ее Коссил. -  Я  знаю  только,
что они опасны, хитры и увертливы, как угри, и что если отнять у мага  его
посох,  он лишается  всей своей силы.  Наверное,  на них  написаны  дурные
руны...
     Тар не согласилась с ней.
     - Да, они и в самом деле носят посох, но это  только  инструмент  для
проявления скрытой в них самих силы.
     - Но как приобретают они эту силу? Откуда она берется?
     - Все это ложь! - воскликнула Коссил.
     - Слова, - ответила Тар. - Мне рассказывал один  солдат...  Во  время
набега на Внутренние Острова  взяли  они  в  плен  одного  волшебника.  Он
показал им сухую палку, сказал что-то и - раз! - палка расцвела. Потом  он
сказал другое слово - и два! - на ней выросли красные яблоки. А  потом  он
сказал еще одно слово - и три! - палка, цветы, яблоки  -  все  исчезло,  а
вместе с ними и волшебник. Произнеся всего одно слово,  он  исчез  так  же
бесследно, как радуга с неба. Больше его солдаты так и не  увидели...  Кто
же он? Жонглер?
     - Одурачить дураков - проще простого, - сказала Коссил.
     Избегая спора, Верховные  Жрицы  замолчали,  но  Арха  не  собиралась
сдаваться так легко.
     - Как они выглядят? Неужели правда, что они все черные и только белки
глаз белые?
     - Они черные и злобные. Я ни одного еще не видела,  -  удовлетворенно
сказала Коссил и, тяжело встав со стула, протянула к очагу руки.
     - Да удержат их Боги-Братья подальше от нас, - прошептала Тар.
     - Сюда они больше носа не сунут, - заявила Коссил.
     ...Потрескивал огонь, дождь стучал по крыше, а за  дверью  послышался
пронзительный голос Манана:
     - Ага! Половина моя! Половина!



                           5. СВЕТ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

     Летом Тар заболела какой-то  непонятной  болезнью  и  в  начале  зимы
умерла. Всегда казавшаяся изможденной, она превратилась  почти  в  скелет,
всегда немногословная, она почти совсем замолчала. Говорила она  только  с
Архой, да и то оставаясь с ней наедине, но в конце концов  прекратилось  и
это, и Верховная  Жрица  Богов-Братьев  тихо  ушла  во  тьму.  Арха  долго
горевала. Тар  была  женщиной  суровой,  но  не  жестокой,  и  учила  свою
воспитанницу гордости, а не страху.
     Осталась только Коссил. Замену Тар должны были  прислать  из  Авабата
только весной, и до того времени  Арха  и  Коссил  остались  полноправными
владычицами Места. Коссил называла Арху "госпожой" и выполнила бы любой ее
приказ, но Арха давно усвоила, что приказывать ей опасно. У  нее  было  на
это право, но не хватало силы, а сила, чтобы выдержать зависть и ненависть
Коссил ко всему, что было выше ее, требовалась немалая. С тех пор, как  от
нежной Пенте Арха  узнала  о  существовании  неверящих  в  богов  людей  и
восприняла это пусть как пугающую, но реальность, она смогла лучше  понять
Коссил. В сердце Верховной Жрицы не было преклонения ни перед Безымянными,
ни перед богами.  Она  не  поклонялась  ничему,  кроме  власти.  Император
Каргада обладал ею, и в  глазах  Коссил  в  самом  деле  был  Божественным
Королем, достойным преклонения.  Но  храмы  были  для  нее  лишь  красивым
фасадом, Монументы - простыми камнями, Гробницы - дырками в  земле,  пусть
ужасными, но пустыми. Коссил  отреклась  бы  от  Пустого  Трона,  если  бы
посмела, и расправилась бы с Первой Жрицей, если бы смогла. Арха смирилась
с таким положением дел. Это помогла  ей  сделать  Тар,  хотя  она  никогда
ничего не говорила прямо. На первой стадии своей  болезни,  когда  Тар  не
совсем еще погрузилась в тишину, она часто просила  Арху  зайти  к  ней  и
рассказывала девушке о деяниях Божественного Короля и его предшественника,
о жизни в Авабате  -  короче  о  том,  что  она,  как  занимающая  высокое
положение жрица, должна была знать, но что делало мало чести Королю и  его
придворным. Она рассказывала и о своей собственной жизни,  и  о  том,  как
выглядела и что делала Арха-Которая-Была,  а  иногда,  хотя  и  не  часто,
упоминала об опасностях,  подстерегающих  Арху-Которая-Есть.  Ни  разу  не
назвала она имени Коссил, но Арха одиннадцать лет была ее ученицей,  и  ей
достаточно  было  намека,  чтобы  понять  и  запомнить.  После  того,  как
закончились унылые церемонии похорон и оплакивания, Арха взяла за  правило
избегать Коссил. После дневных трудов  она  удалялась  в  свое  уединенное
жилище и при первой возможности шла в комнату за Троном, открывала  люк  и
спускалась в темноту.
     Днем ли, ночью ли (в подземелье это не имело никакого значения), Арха
систематически обследовала свои владения. Тяжкий  груз  святости  запрещал
вход в Подземелье-Под-Гробницами всем, кроме Верховных Жриц  и  их  личных
телохранителей. Каждого поразит здесь гнев  Безымянных.  Однако  ничто  не
запрещало вход в Лабиринт, да и не было в таком запрете нужды. В  Лабиринт
можно было войти только через Подземелье... Да  и  нужен  ли  мухе  закон,
ограничивающий ее возможности залетать в паутину?
     Поэтому Арха часто  брала  с  собой  Манана,  давая  ему  возможность
получше узнать ближние  части  Лабиринта.  Нельзя  сказать,  чтобы  Манану
нравились такие путешествия, но  подчинялся  он  Архе  безоговорочно.  Она
позаботилась также и о том, чтобы Дуби и Уато, слуги Коссил, знали путь до
Комнаты Цепей и выход из Подземелья, но не  более  того.  Она  никогда  не
брала их в Лабиринт, желая, чтобы только безгранично  преданный  ей  Манан
знал его тайные тропы.
     Скоро Арха приступила к  обследованию  всего  Лабиринта.  Осенью  она
провела множество дней, шагая по  его  бесконечным  коридорам,  но  смогла
обойти только малую  его  часть.  Путешествия  по  бессмысленной  путанице
туннелей утомляли ее ноги, а постоянные отсчеты  поворотов  и  пересечений
погружали в уныние разум. Лабиринт и был сделан для того, чтобы утомить  и
погубить очутившегося в нем смертного, и даже  его  хозяйка  не  могла  не
признать, что это всего-навсего своеобразная ловушка. Так что  зимой  Арха
стала все больше времени посвящать изучению Тронного  Зала,  его  алтарей,
альковов  за  и  под  алтарями,  комнат,  забитых  сундуками  и   ящиками,
содержимого  сундуков  и  ящиков,   переходов   и   чердаков,   населенных
бесчисленным множеством летучих мышей, подвалов и подвалов под подвалами -
своеобразных прихожих и темных коридоров под землей.
     С руками, перепачканными превратившимся за восемь столетий в  порошок
мускусом и прилипшей  к  лицу  паутиной  она  могла  часами  стоять  перед
шкатулкой, вырезанной из кедрового дерева.  Этот  дар  какого-то  древнего
короля не пощадило время, но все равно она была прекрасна. Крышка ее  была
покрыта тончайшей резьбой  -  творением  безвестного  художника,  ставшего
прахом много веков назад. Вот сам Король -  крохотная  фигурка  с  большим
носом, вот Тронный Зал со своим куполом и двойным рядом колонн. А вот сама
Первая Жрица, она вдыхает с бронзового подноса наркотические пары и что-то
говорит Королю. Черты ее лица неразборчивы, и Архе кажется, что это лицо -
ее собственное. Интересно, что  напророчила  она  тогда  носатому  королю,
остался ли он доволен ее словами?
     В Тронном Зале у Архи были свои любимые места. Часто заходила  она  в
одну из комнат  в  задней  части  Зала,  где  хранились  старые  одежды  -
великолепные платья и  костюмы,  преподнесенные  Месту  великими  лордами,
когда они приходили сюда и поклонялись Безымянным, признавая тем самым  их
превосходство над собой. Иногда их дочери-принцессы надевали мягкие шелка,
расшитые топазами и черными аметистами, и танцевали вместе со  жрицами.  В
одной из комнат стояли столики слоновой кости,  на  крышках  которых  были
выгравированы сцены таких танцев, а  также  лорды  и  короли,  стоящие  на
ступенях Тронного Зала, потому что  тогда,  как  и  сейчас,  вход  в  него
мужчинам был запрещен. А девицы  в  белых  шелках  танцевали  со  жрицами,
облаченными в грубые домотканые черные хитоны, как и теперь.  Арха  любила
прикасаться к  белой,  тонкой,  истлевшей  от  времени  ткани,  с  которой
драгоценные камни отрывались под действием собственного  ничтожного  веса.
Да и запах в этой комнате отличался от запаха благовоний, пропитавших весь
храм - он был слабее, нежнее, моложе.
     Арха   могла    провести    целую    ночь,    перебирая    содержимое
одной-единственной шкатулки, камешек за камешком, или вглядываясь в ржавые
доспехи, сломанные плюмажи на шлемах, пряжки, заколки, брошки  из  бронзы,
серебра, золота.
     Совершенно не боящиеся Архи совы сидели на потолочных балках,  моргая
желтыми глазами. Сквозь щели в кровле пробивался иногда солнечный свет,  а
иногда -  мелкий  сухой  снег,  холодный,  как  рассыпающиеся  в  прах  от
малейшего прикосновения древние шелка.
     В одну из ночей, когда в храме было слишком холодно, Арха  подошла  к
люку, открыла его, скользнула на лестницу, закрыла за собой тяжелую крышку
и пошла по знакомому тоннелю, ведущему в Подземелье-Под-Гробницами.  Здесь
она никогда не зажигала света, даже если у нее был с  собой  фонарь,  Арха
гасила его, прежде, чем войти в огромную  пещеру.  Ни  разу  за  всю  свою
многовековую жизнь не видела она, как выглядит Подземелье.  Вот  и  сейчас
она задула свечу и, не замедляя шага, пошла  вперед,  в  чернильную  тьму,
легко, словно рыбка в ночном море. Здесь  никогда  не  было  ни  жары,  ни
холода, только неизменная сырая прохлада. Наверху ледяной ветер гнал  снег
над замерзшей пустыней, здесь же не было ветра. Здесь  было  тихо,  уютно.
Здесь было безопасно.
     Арха направлялась в Раскрашенный Зал. Ей нравились  странные  картины
на его стенах, появляющиеся из темноты при слабом свете фонаря  -  люди  с
длинными крыльями и огромными глазами, спокойно-печальные.  Никто  не  мог
сказать Архе, кто это такие - подобных картин нигде больше не было, но  ей
казалось, что  она  знает:  это  духи  людей  проклятых,  умерших,  но  не
возродившихся к новой жизни. Раскрашенный Зал находился в самом Лабиринте,
так что сначала Архе нужно было пересечь Подземелье. И вот, приближаясь  к
нему, она уловила еле видимое серое мерцание, отражение движения  далекого
света.
     Архе показалось, что это обман зрения - так уже бывало  в  чернильной
тьме подземелий. Она закрыла глаза, и мерцание исчезло, открыла  -  и  оно
появилось снова.
     Арха остановилась и замерла на месте. Свет был еле заметен, но это  -
свет, а тут всегда должна царить тьма. Она сделала несколько шагов вперед,
подняла руку, чтобы  коснуться  стены  и  -  удивительно!  -  заметила  ее
движение...
     Изумление вытеснило из ее головы все мысли - даже страх. Свет  здесь,
в самом сердце тьмы? Вся в черном, босая Арха бесшумно шла  вперед.  Перед
последним поворотом она на  мгновение  остановилась,  собралась  с  духом,
осторожно сделала последний шаг... посмотрела... и увидела...
     ...увидела то, чего не видела никогда, хотя  прожила  не  одну  сотню
жизней - грандиозную  сводчатую  пещеру,  вырубленную  в  скале  не  рукой
человека,  но  силами  самой  Земли,  украшенную  кристаллами,  иглами   и
завитушками белого известняка - плодом тысячелетней работы подземных  вод.
Она была огромна - с мерцающей крыше й и стенами  -  дворец  алмазов,  дом
аметиста и хрусталя, из которого древняя тьма была изгнана сиянием.
     Свет, совершивший это чудо, не был ярок, но почти ослепил  Арху.  Это
был слабо светящийся, похожий на болотный огонь шарик. Он  двигался  через
пещеру, высекая тысячи искр из потолка и передвигая тысячи  фантастических
теней на резных стенах.
     Свет горел на конце деревянного посоха, без дыма, не  обжигая.  Посох
держала человеческая рука... Мельком Арха увидела и лицо  -  черное  лицо,
человеческое.
     Она замерла.
     Человек долго ходил по пещере, пересекая ее в разных направлениях. Он
словно что-то искал, заглядывая за кружевные переплетения сталактитов и  в
ведущие из пещеры туннели.
     Первая Жрица неподвижно стояла за поворотом и ждала...
     Труднее всего была для Архи мысль, что может быть, она смотрит сейчас
на незнакомого ей  человека.  Очень  редко  доводилось  встречаться  ей  с
незнакомцами. Ей показалось, что это один из стражников... нет, это кто-то
из-за Стены - пастух или раб, а пришел он выведать секреты Безымянных  или
украсть что-нибудь из Гробниц...
     Украсть! Ограбить! Святотатство - именно это слово пришло Архе на ум.
Он был мужчиной, а у мужчин нет права ступать на священную землю  Гробниц.
Тем не менее, он пришел. Он вошел. Он создал запрещенный свет, а света  не
было здесь с самого начала времен. Почему же Безымянные не покарали его?
     Человек  стоял  у  стены  и  смотрел  вниз,  туда,  где  пол  немного
поднимался. Он смотрел на могилы узников.
     Хозяева Архи съели тех троих. Почему они не  съели  этого?  Чего  они
ждут?
     - Прочь! Прочь! Изыди!  -  во  всю  мощь  своих  легких  пронзительно
закричала  Арха.  Эхо  загрохотало  в  ответ,  удивленное  лицо  грабителя
повернулось к ней, и на мгновение глаза их встретились. Свет тут же погас.
Великолепие исчезло. Остались тьма и тишина.
     Способность мыслить вернулась к Архе. Чары света отпустили ее.
     Должно быть, человек пришел сюда через дверь в красной  скале,  Дверь
Узников, и постарается выйти через нее же. Легко и тихо,  как  мягкокрылая
сова, Арха пробежала вдоль стены пещеры до низкого  коридора,  ведущего  к
двери, открывающейся  только  внутрь,  и  остановилась.  Не  чувствовалось
никакого движения воздуха - значит, человек захлопнул дверь. Если он вошел
в этот туннель, то сам загнал себя в ловушку.
     Но его не было  в  туннеле,  иначе  Арха  услышала  бы  его  дыхание,
почувствовала тепло и биение его жизни. Никого не было в  туннеле...  Арха
прислушалась. Куда же он исчез?
     Тьма,  как  тугая  повязка,  давила  на  глаза.  Возможность  увидеть
Подземелье не просто смутила Арху - она потрясла ее. Она знала  Подземелье
как место, где можно ориентироваться  по  слуху  и  осязанию,  как  место,
обреченное навеки оставаться во тьме.  Она  увидела  его,  и  загадочность
уступила место... нет, не ужасу, но чувству красоты, более  таинственному,
чем сама тьма.
     Мучимая неуверенностью  в  себе,  Арха  медленно  прошла  ко  второму
туннелю слева, ко входу в Лабиринт. Там она  остановилась  и  прислушалась
еще раз.
     Уши поведали ей не больше, чем глаза. Но прикоснувшись рукой к стене,
Арха  почувствовала  слабую  ее  дрожь,  а   слабое   дуновение   затхлого
промозглого воздуха донесло до нее неуместный здесь запах -  запах  дикого
шалфея, растущего только на холмах под открытым небом.
     Следуя за запахом, Арха бесшумно  пошла  вниз  по  туннелю.  Примерно
через сотню шагов она услышала е_г_о. Он двигался почти так же тихо, как и
она, но не  так  уверенно.  Арха  слышала  слабый  шорох,  словно  человек
споткнулся обо что-то, но тут же восстановил  равновесие.  Больше  ничего.
Помедлив, Арха  снова  двинулась  вперед,  едва  касаясь  стены  кончиками
пальцев правой руки, пока они не наткнулись на круглый металлический прут.
Она остановилась и, встав на цыпочки,  почти  у  самого  потолка  нащупала
ржавую железную рукоятку. Собрав все силы, Арха потянула рукоятку вниз.
     Раздался оглушительный скрежет, а за ним -  не  менее  громкий  удар.
Множественное эхо, ссорясь между собой, унеслось в туннель.  Арха  ощупала
изъеденную временем поверхность железной,  перегородившей  путь  двери,  и
облегченно вздохнула.
     Она вышла в Подземелье,  потом  к  люку,  ведущему  в  храм.  Она  не
торопилась, но продолжала двигаться бесшумно, хотя нужда  в  этом  отпала.
Арха поймала своего грабителя. Дверь отрезала ему  единственный  выход  из
Лабиринта, и открыть ее можно было только со стороны Подземелья.
     Человек остался во тьме и никогда не сможет выбраться на поверхность.
     Шествуя медленно и гордо, Арха прошла мимо Трона в зал с колоннами. У
бронзовой  чаши  на  треножнике,  в  которой  тлела  горсть  угольев,  она
повернула и подошла к семи тронным ступеням. На самой нижней  из  них  она
преклонила колени и коснулась лбом холодного пыльного  камня,  на  котором
там и сям валялись мышиные кости, сброшенные сюда совами-охотниками.
     - Простите меня за то, что я видела,  как  рассеялась  ваша  тьма,  -
сказала  Арха,  не  разжимая  губ.  -  Простите  за  то,   что   я   стала
свидетельницей насилия  над  вашими  Гробницами.  Вы  будете  отмщены.  О,
Хозяева! Смерть отдаст его вам, и дух его никогда не возродится!
     Но во время молитвы перед мысленным взором Архи снова встало дрожащее
сияние освещенного Подземелья - жизнь на месте смерти, и не праведный ужас
горел  в  ее  душе,   не  ненависть  к  грабителю,  а  только  бесконечное
изумление...
     Что сказать Коссил? - спросила себя Арха, выходя из храма и поплотнее
запахивая теплый плащ. - Ничего... Пока ничего. Я - хозяйка Лабиринта. Это
дело не имеет никакого отношения к Божественному Королю  и  его  храму.  Я
расскажу обо всем, когда  грабитель  умрет.  Может  быть...  Какую  смерть
избрать для него? Нужно попросить Коссил присутствовать при  казни...  Она
так любит смотреть на умирающих... Как ухитрился он проникнуть вниз. Ключи
к дверям есть только у меня и у Коссил. Только волшебник мог  открыть  их.
Волшебник...
     Арха остановилась, хотя ветер чуть не сбивал ее с ног.
     - Да, он -  волшебник,  колдун  с  Внутренних  островов,  и  ищет  он
сломанный амулет Эррет-Акбе!
     И было в этой мысли столько потрясающего величия, что Арху бросило  в
жар на пронизывающем ветру. Она громко рассмеялась.  Место  вокруг  нее  и
пустыня вокруг Места - все было погружено во тьму и тишину. Ни огонька  не
было видно в окнах Большого Дома, и только ветер  стонал,  неся  на  своих
крыльях крошечные невидимые снежинки.
     "Если он волшебством смог открыть дверь в красной скале, то откроет и
любую другую."
     Эта мысль бросила ее в холод, но не убедила. Безымянные позволили ему
войти. А почему бы и нет? Какой от него вред?  Какой  вред  от  грабителя,
который не может покинуть место преступления? Маг должен обладать силой и,
судя  по  всему,  немалой  силой,  но  что  такое  его  сила  против  воли
Безымянных, против их Гробниц, против владык, чей Трон пуст?
     Чтобы убедиться в этом, Арха поспешила в Малый  Дом.  Манан  спал  на
крыльце, закутавшись в плащ  и  ветхое  шерстяное  одеяло,  служившее  ему
зимней постелью. Стараясь не разбудить его и не зажигая света,  Арха  тихо
открыла  дверь  в  дальней  стене  зала  и  вошла  в  маленькую  комнатку.
Несколькими ударами кремня о кресало она высекла  достаточно  искр,  чтобы
найти определенное место на полу. Встав на колени, она вынула из пола одну
дощечку,  потом  вынула  из  углубления  кусок  старой  грязной   материи,
нагнулась и... отпрянула назад, потому что из отверстия прямо ей  в  глаза
ударил луч света.
     Переждав несколько мгновений, Арха снова заглянула в  отверстие.  Она
забыла, что маг носит на конце своего посоха свет, и теперь  увидела  его.
Маг был именно там, где Арха и ожидала найти  его  -  точно  под  потайным
отверстием, перед загородившей ему выход из Лабиринта железной дверью.
     Он стоял, положив руку на пояс и держа в  другой  посох,  на  вершине
которого светился мягкий огонек-обманка. Голова его, видимая Архе с высоты
шести  футов,  склонилась  на  бок.  Одет  он  был  обычно   для   зимнего
путешественника или пилигрима - короткий  меховой  плащ,  кожаная  куртка,
шерстяные  гетры,  шнурованные  сандалии.  К  заплечному  мешку  привязана
кожаная фляга с водой. На поясе - кинжал в ножнах. Он стоял неподвижно,  в
расслабленной, задумчивой позе.
     Волшебник, не спеша, поднял посох и приблизил его светящийся конец  к
двери, которую Арха из своего потайного отверстия  не  видела.  Светящийся
шар изменился - он стал меньше и ярче. Волшебник заговорил.  Язык  его  не
был понятен Архе, но более всего удивил ее голос  волшебника  -  глубокий,
певучий бас.
     Свет разгорелся, мигнул, потускнел. На мгновение он совсем  погас,  и
Арха потеряла пришельца из вида.
     Но  свет  снова  появился,  на  этот  раз  устойчивый  и  немигающий.
Заклинание мага не сработало, он отвернулся от двери. Сила, державшая  его
взаперти, превзошла магию Внутренних Островов.
     Он огляделся, словно обдумывая, что же делать дальше.
     Туннель, в котором стоял волшебник, был  шириной  около  пяти  футов,
высотой - от десяти до двенадцати. Стены были сложены из каменных  блоков,
без штукатурки, но так точно, что в щели между ними с трудом пролезал лишь
кончик ножа. Поднимаясь, стены наклонялись внутрь,  образовывая  сводчатый
потолок.
     Маг шагнул назад, и шаг этот увел  его  из  поля  зрения  Архи.  Свет
погас. Подождав немного, Арха собралась уже было закрыть отверстие, как из
него снова ударил луч света. Значит, он вернулся  к  двери.  Возможно,  он
понял, что, углубившись в Лабиринт, никогда  больше  не  найдет  дорогу  к
этому месту.
     Волшебник тихо произнес одно слово:
     - Эменн, - потом снова, но уже громче, - Эменн!
     Дверные петли заскрежетали, похожее на раскат грома эхо покатилось по
туннелю, и Архе показалось, что пол под ее ногами задрожал.
     Но дверь выдержала.
     У волшебника  вырвался  короткий  смешок,  как  у  человека,  который
думает: "Ну и остолоп же я!" Он  еще  раз  внимательно  осмотрел  стены  и
потолок, и Архе почудилось, будто он улыбается. Усевшись на пол, волшебник
снял с плеч мешок, достал оттуда сухарь и принялся жевать. Потом он поднял
флягу и, прислушиваясь, встряхнул ее. Архе фляга показалась почти  пустой.
Не отпив ни глотка, волшебник улегся, положив голову на мешок и  укрывшись
плащом. Посох остался в его правой руке.  Светящийся  шарик  оторвался  от
посоха, проплыл  в  воздухе  несколько  футов  и  остановился  за  головой
волшебника. Левую руку он положил на грудь, зажав в ней что-то свисавшее с
его шеи на тяжелой цепи. Волшебник улегся поудобнее, положил ногу на ногу,
взгляд его рассеянно блуждал по потолку. Вот он вздохнул и  закрыл  глаза.
Свет медленно померк.
     Левая рука волшебника расслабилась, сползла с груди, и  Арха  увидела
то, что он сжимал в ней - кусочек металла серповидной формы.
     Умерли последние отблески магического света, тьма и  тишина  окружили
его.
     Арха  заткнула  отверстие,  поставила  на  место   дощечку   и   тихо
проскользнула в свою комнату. Долго не могла она уснуть, и стояли перед ее
взором хрустальное сияние в обители  смерти,  нежный  необжигающий  огонь,
каменные стены туннеля и спокойное лицо спящего человека.



                              6. В ЛОВУШКЕ

     На следующий день, покончив с делами в различных храмах  и  дав  урок
священных танцев новичкам, Арха сразу ушла к себе в Малый  Дом,  задернула
шторы в комнате с потайным отверстием и, открыв его, заглянула вниз. Света
не было. Волшебник ушел. Арха и не думала, что он долго просидит у  двери,
просто  это  было  единственное  известное  ей  место.  Как  найти  теперь
заблудившегося человека?
     Общая длина туннелей Лабиринта, судя по рассказам Тар и  собственному
опыту Архи, со всеми ответвлениями, спиралями  и  тупиками  составляла  не
менее двадцати миль. По прямой самый дальний тупик находился всего в одной
миле от Монументов, но там, внизу,  не  было  прямых  линий.  Все  туннели
изгибались, раздваивались, снова пересекались, соединялись,  закручивались
в петли и в итоге возвращались в исходную точку - в Лабиринте не  было  ни
начала, ни конца. Можно было идти, идти, и не прийти никуда.  У  Лабиринта
не  было  центра,  не  было  сердца,  начала.  А  теперь,  когда   туннели
перегородила железная дверь, у него не стало и конца.
     Арха хотя и хорошо запомнила счет  поворотов  и  пропусков,  в  самые
дальние путешествия брала с собой моток тонкой  пряжи  и  разматывала  ее,
отмечая, пройденный путь. Свет не помог  бы  ей,  потому  что  на  стенках
туннелей не было никаких отметин - все они были одинаковы - и если бы Арха
пропустила хоть один поворот, то тоже заблудилась бы.
     Волшебник мог отшагать уже не одну  милю  и  удалиться  от  двери  не
больше, чем на сорок футов.
     Арха побывала в Тронном Зале, потом в храме Богов-Братьев, в кухонных
подвалах, и везде,  выбирая  момент,  когда  никого  не  было  поблизости,
заглядывала в темные потайные отверстия.
     Пришла морозная, полная звезд ночь, и Арха обошла все заветные  места
на холме, поднимая известные ей одной камни, прочищая отверстия,  напрасно
вглядываясь в зияющие в земле черные дыры.
     Он там! Он не мог выбраться из Лабиринта, он  ухитрился  скрыться  от
Архи. Он умрет от жажды, и она не успеет найти его. Когда  Арха  уверится,
что он мертв, она пошлет на поиски Манана. Мысль об этом была  нестерпима,
и Первая Жрица роняла в снег слезы бессильной ярости.
     По склону холма Арха спустилась к  храму  Божественного  Короля.  Его
покрытые инеем колонны мерцали в  звездном  свете,  словно  вырезанные  из
слоновой кости.
     Арха постучала в заднюю дверь, и Коссил впустила ее в храм.
     - Что привело ко мне госпожу? - холодно спросила Верховная Жрица.
     - В Лабиринте появился человек.
     Коссил была застигнута врасплох. Впервые  за  многие  годы  случилось
нечто такое, чего она не ожидала. Она просто стояла и  молча  смотрела  на
Арху мгновенно расширившимися глазами. Архе пришло в голову, что  когда-то
Пенте изображала Коссил именно такой, и она  с  трудом  подавила  рвущийся
наружу истерический смех.
     - Человек? В Лабиринте?
     - Да, мужчина, - ответила Арха и, видя, что Коссил не  сводит  с  нее
недоверчивого взгляда, добавила: - Уж мужчину-то я узнаю, хотя  видела  их
так мало...
     Коссил не обратила внимания на иронию.
     - Как он попал туда?
     - Колдовством, как же  еще?  У  него  черная  кожа,  наверное,  он  с
Внутренних Островов. Он пришел что-то  украсть.  Сначала  я  нашла  его  в
Подземелье, под  самыми  Монументами.  Увидев  меня,  он  убежал  прямо  в
Лабиринт, как будто хорошо знал вход в него. Я закрыла  его  там  железной
дверью. Он произносил какие-то заклинания, но так и не  справился  с  ней.
Утром он ушел вглубь Лабиринта, и теперь я не могу найти его.
     - У него есть свет?
     - Да.
     - Вода?
     - Одна фляга, да и в той осталось на донышке.
     - Свеча его, наверное, уже догорела, -  размышляла  вслух  Коссил.  -
Четыре, пять дней. Или шесть. Потом  ты  можешь  послать  моих  стражников
вытащить труп наружу. Кровь мы выльем к Трону, а...
     - Нет! - с неожиданной горячностью воскликнула Арха. - Он  нужен  мне
живым!
     С высоты своего гигантского роста  жрица  внимательно  посмотрела  на
девушку.
     - Зачем?
     - Чтобы... чтобы он умирал подольше! Он согрешил  против  Безымянных!
Он осквернил Подземелье светом! Он хочет украсть сокровища Гробниц! Нельзя
просто позволить ему лечь и умереть!
     - Конечно, - задумчиво  сказала  Коссил.  -  Но  как  ты  собираешься
поймать его, госпожа? Это рискованно, а у  него  не  осталось  ни  единого
шанса выжить. Разве нет где-то в Лабиринте комнаты, полной костей тех, кто
забрел в нее и не не смог выйти? Пусть Безымянные  накажут  его  по  своим
обычаям, черным обычаям Лабиринта! Смерть от жажды - жестокая смерть...
     - Знаю, - ответила Арха, повернулась и  вышла  прочь.  Она  поплотнее
запахнула капюшон, защищаясь от пронизывающего ледяного ветра.
     Разве она не знает?
     Глупо было приходить к Коссил, не от нее нужно ждать помощи.  Она  же
толком ничего не знает, и единственное, что может предложить  -  терпеливо
дожидаться  смерти  волшебника.  До  ее  сознания  не  дошло,  что   нужно
обязательно поймать его. Нельзя, чтобы он умер также, как и те,  другие...
Смерть должна быть быстрой и  настигнуть  его  при  дневном  свете.  Будет
только справедливо, если грабитель, первым за многие столетия отважившийся
проникнуть в Лабиринт, умрет от удара меча. У него нет  бессмертной  души,
он не возродится, и призрак его с воем будет носиться по туннелям...
     Нельзя оставлять его умирать от жажды в темноте и одиночестве.
     Следующей  ночью  Арха  почти  не  спала.  Покончив  с  утомительными
церемониями в  храмах,  она  провела  ее,  переходя  от  одного  потайного
отверстия к другому во всех темных зданиях Места и  на  продуваемом  всеми
ветрами холме. За два часа до рассвета  она  вернулась  в  Малый  Дом,  но
тревожные мысли долго не давали ей уснуть.
     На исходе третьего дня Арха вышла в пустыню, к реке, скованной льдом,
из которого торчали замерзшие стебли тростника. Она вспомнила, что  как-то
осенью, зайдя  очень  далеко  в  Лабиринт  за  Перекресток-Шести-Дорог,  в
длинном, слегка изогнутом туннеле услышала за стеной звук  льющейся  воды.
Добравшись до этого места, умирающий от жажды человек вряд ли покинет его.
Даже там, у реки, были потайные отверстия, и пользуясь наставлениями  Тар,
Арха нашла их без особого труда. Ее воспоминания были сродни воспоминаниям
слепого. Арха скорее чувствовала, чем видела путь от  одного  отверстия  к
другому. Во втором из них,  самом  дальнем  от  монументов,  она,  натянув
поплотнее капюшон, чтобы не дать дневному свету просочиться  в  отверстие,
увидела слабое мерцание колдовского света.
     Да, он был там, наполовину скрытый из вида. Отверстие глядело в самый
конец тупика. Арха видела только спину волшебника,  его  согбенную  шею  и
правую руку. Он сидел у стены, ковыряя камни  своим  стальным  кинжалом  с
украшенной драгоценными камнями рукояткой. Но лезвие было  уже  сломано  -
кончик кинжала лежал  прямо  под  отверстием.  Он  сломал  его  в  попытке
раздвинуть  камни,  чтобы  добраться  до  струящейся  совсем   рядом,   но
недоступной воды.
     В движениях волшебника не чувствовалось силы, он уже  не  походил  на
человека, спокойно стоявшего перед железной дверью и смеявшегося над своей
минутной,  как  ему  тогда  казалось,  слабостью.  Он  не  пал  духом,  но
уверенность в себе покинула его. Не к помощи заклинаний прибег  он,  чтобы
раздвинуть непослушные камни, а к помощи бесполезного  кинжала;  даже  его
светящийся шарик стал маленьким и  тусклым.  Вот  огонек  мигнул,  человек
вздрогнул, выронил кинжал, но тут же подобрал его и снова упрямо  принялся
вгонять его в щель между камнями.
     Лежа среди скованного льдом тростника,  забыв,  кто  она  и  что  тут
делает, Арха сложила ладони рупором, чтобы звук не  убежал  в  сторону,  и
поднесла свои губы к холодным каменным губам отверстия.
     - Колдун! - позвала Арха, и ее голос, скользнув по  каменному  горлу,
холодно отразился от стен туннеля.
     Человек быстро вскочил на ноги, совсем скрывшись при  этом  из  вида.
Арха еще крепче прижала рот к отверстию и произнесла:
     - Иди назад вдоль стены до второго поворота, поверни  налево,  пройди
два справа, поворачивай в третий, потом налево, потом  направо.  Оставайся
там в Раскрашенном Зале.
     Подняв голову, чтобы  снова  заглянуть  в  отверстие,  Арха  нечаянно
спустила в него лучик света, потому что человек шагнул точно под отверстие
и поднял к нему свой взор. Наконец-то Арха смогла как следует  рассмотреть
его лицо - недоверчивое, напряженное, изборожденное ужасными шрамами. Губы
его почернели и растрескались, но в  глазах  горел  ясный  огонь.  Вот  он
поднял посох, поднося свет ближе и ближе  к  глазам  Архи.  В  испуге  она
отпрянула от отверстия,  закупорила  его  каменной  пробкой,  поднялась  и
поспешила прочь. Руки ее тряслись, к горлу подкатывала  тошнота.  Арха  не
знала, что ей делать.
     Если волшебник пойдет, куда ему было сказано, то очутится  в  зале  с
картинами. У него самого не было никакой причины  стремиться  туда,  но  в
потолке Раскрашенного Зала было прекрасное  потайное  отверстие.  Выходило
оно в сокровищницу храма Богов-Братьев,  и,  может  быть,  именно  поэтому
пришла Архе  в  голову  такая  мысль...  Зачем  вообще  заговорила  она  с
грабителем?
     Она может спустить ему в какое-нибудь отверстие немного воды, а потом
привести его к этому месту. Она может  подарить  ему  еще  несколько  дней
жизни - столько, сколько захочет. Если она даст ему еще немного  пищи,  он
будет жить дни, месяцы, блуждая в Лабиринте, она же будет следить  за  ним
через отверстия и подсказывать дорогу. Иногда она будет обманывать  его  -
пусть прогуляется впустую! Но он пойдет, ибо у него  нет  другого  выхода.
Это  научит  его,  как  насмехаться  над   Безымянными,   как   хвастаться
принадлежностью к мужскому полу в обители Бессмертных Мертвецов!
     Правда, пока он останется в Лабиринте, сама Арха не сможет спуститься
в него. Почему? - спросила она себя и ответила: - Потому что мне  придется
оставить железную дверь открытой, и он сможет убежать... Но  добраться  он
сможет только до Подземелья...
     Настоящий же ответ был таков: Арха боялась встретиться с  волшебником
лицом к лицу. Она боялась магии, с помощью которой он проник в Подземелье,
магии, способной рассеять вечную тьму. Но оправдан ли  ее  страх?  Владыки
Темных Мест - на ее  стороне.  Здесь,  в  царстве  Безымянных,  могущество
волшебника ограничено. Он не смог открыть  дверь,  не  смог  добраться  до
воды, не создал демона, чтобы проломить стены Лабиринта - не смог  сделать
ничего! За три дня скитаний он не нашел Великую Сокровищницу - цель своего
безумного предприятия. Сама Арха еще ни разу не  была  в  ней,  откладывая
посещение до лучших времен -  из  благоговения,  неуверенности  в  себе  и
уверенности в том, что время для этого еще не настало.
     Внезапно Арха подумала: а почему бы ему не совершить это  путешествие
вместо меня? Пусть полюбуется сокровищами! Какой  ему  от  них  толк?  Она
всласть потешится, советуя колдуну откушать золота и испить алмазов!
     С  нервной,  лихорадочной  торопливостью,  владевшей  Архой  все  три
последних дня, она помчалась в  храм  Богов-Братьев,  отомкнула  крохотную
сводчатую  сокровищницу  и  расчистила  искусно  замаскированное  потайное
отверстие.
     В раскрашенном зале царила тьма. Указанный волшебнику путь  на  целую
милю длиннее прямого, но в  горячке  Арха  забыла  об  этом.  Кроме  того,
ослабленный жаждой человек не мог идти быстро. А что,  если  он  перепутал
порядок поворотов? Мало кто мог, как Арха, запомнить услышанное с  первого
раза. А вдруг он просто не понял её языка? Если так, пусть плутает  внизу,
пока не околеет - глупец,  иноземец-неверующий!  Пусть  дух  его  воет  на
каменных тропах Гробниц Атуана, пока тьма не сожрет даже его!
     Следующим утром,  после  ночи,  в  которой  было  мало  сна  и  много
кошмаров, Арха вернулась к потайному отверстию в храмовой сокровищнице. Не
увидев ничего, она спустила вниз фонарь на  железной  цепочке.  Вот  он...
Арха увидела его ноги, одну безжизненную руку и позвала:
     - Колдун!
     Человек не шевельнулся. Умер? Неужели он исчерпал  в_с_е  свои  силы?
Сердце Архи бешено колотилось.
     - Колдун! - крикнула она громче, и  ее  молодой  голос  зазвенел  под
землей. Человек с трудом сел и  озадаченно  осмотрелся  вокруг.  Потом  он
поднял голову и прищурился, словно  свет  крохотного  фонарика  резал  ему
глаза. Лицо его было ужасно черное, распухшее, как у мумии.
     Он положил руку на  посох,  но  огонек  не  появился  на  его  конце.
Магическая сила покинула волшебника.
     - Ну что, колдун, хочешь увидеть сокровища Гробниц Атуана?
     Человек устало посмотрел вверх,  но  единственное,  что  он  мог  там
увидеть, был фонарик. Через несколько мгновений лицо его исказила  гримаса
(неужели улыбка?) и он кивнул. Один раз.
     - Выходи отсюда налево. Сверни в  первый  коридор  налево...  -  Арха
быстро отбарабанила длинный  перечень  поворотов  и  добавила:  -  Там  ты
найдешь сокровище, за которым пришел, а может  быть  и  воду.  Что  бы  ты
предпочел сейчас, колдун?
     Опираясь на посох, человек встал. Глядя вверх, он  попробовал  что-то
сказать, но из пересохшего горла не вырвалось ни звука. Он пожал плечами и
вышел из Раскрашенного Зала.
     Она не даст ему воды. Он не  найдет  пути  в  Сокровищницу.  Перечень
поворотов был слишком длинным, и  он  не  запомнил  его,  а  даже  если  и
запомнил, на пути его была Яма.  Он  остался  без  света.  Он  заблудится,
провалится в Яму и умрет  где-нибудь  в  Подземелье-Под-Лабиринтом.  Манан
найдет его, вытащит оттуда. И  это  будет  конец.  Арха  обхватила  руками
голову и принялась раскачиваться взад и  вперед,  кусая  губы,  словно  от
непереносимой боли. Она не даст ему воды... Она даст  ему  только  смерть,
смерть, смерть, смерть, смерть...
     В эту минуту, тяжело ступая, в храмовую сокровищницу вошла Коссил.
     - Тот человек умер?
     Глаза Архи были сухи и прятать их было незачем.
     - Кажется, умер, - ответила она, вставая и отряхивая юбки от пыли.  -
Света нигде не видно.
     - Он мог притаиться где-нибудь. Таким ни в чем нельзя доверять.
     - Для верности я подожду еще один день.
     - Лучше два. Потом Дуби вытащит его. Он сильнее старика Манана.
     - Но в отличие от Дуби Манан  служит  Безымянным.  В  Лабиринте  есть
места, запретные для твоего слуги, а грабитель сейчас как раз в  одном  из
них.
     - Оно уже осквернено...
     - Смерть грабителя очистит  его!  -  твердо  сказала  Арха.  Судя  по
взгляду Коссил, с ее собственным лицом творилось что-то непонятное. -  Это
мои владения, уважаемая жрица,  и  я  должна  заботится  о  них  так,  как
подсказывают мне Хозяева. Уроки смерти мне больше не потребуются.
     Лицо  Коссил,  казалось,  втянулось  в  черный  капюшон,  как  голова
пустынной черепахи в панцирь.
     - Повинуюсь, госпожа.
     Они расстались перед алтарем Богов-Братьев. Не торопясь больше,  Арха
зашла в Малый Дом и приказала Манану сопровождать себя. Разговор с  Коссил
подсказал ей, что нужно делать.
     Арха и Манан спустились в Подземелье и, навалившись вместе на длинную
рукоятку, открыли  железную  дверь.  Потом  они  зажгли  фонари,  вошли  в
Лабиринт, и Арха принялась отсчитывать дорогу к Сокровищнице.
     Грабитель не ушел далеко. Они наткнулись на него, не пройдя и пятисот
шагов по извилистым туннелям. Он был в беспамятстве и походил на брошенную
в спешке кучу старого тряпья. Посох  лежал  в  некотором  отдалении  -  он
выпустил его перед тем, как упасть. Губы волшебника были искусаны в кровь,
глаза полузакрыты.
     Манан опустился на колени и своей  огромной  желтой  ручищей  нащупал
пульс на шее волшебника.
     - Он жив. Задушить его, госпожа?
     - Нет. Он нужен мне живым. Поднимай его и неси за мной.
     -  Живым?  -  обеспокоенно  переспросил  Манан.  -  Зачем,  маленькая
госпожа?
     - Он станет рабом Гробниц!  А  теперь  придержи  язык  и  делай,  что
приказано!
     С видом более печальным, чем обычно,  Манан  легко  взвалил  ношу  на
плечи и, нагруженный таким образом, зашагал вслед  за  Архой.  Но  возраст
Манана  в  конце  концов  сказался,  и  на  обратном  пути   им   пришлось
останавливаться добрый десяток раз. На каждой остановке коридоры выглядели
совершенно одинаково: грязно-желтые стены  из  плотно  пригнанных  друг  к
другу  камней,  сводчатый  потолок,  неровный   пол,   спертый   воздух...
отдувающийся Манан, неподвижный незнакомец, два тусклых фонаря и  уходящая
в оба конца туннеля непроницаемая для глаза тьма. На каждой остановке Арха
выливала немного воды в запекшийся рот волшебника, совсем чуть-чуть, чтобы
возвращающаяся жизнь не убила его.
     - В Комнату Цепей? - спросил Манан,  когда  они  подошли  к  туннелю,
ведущему к железной двери. При этих словах Арха впервые  задумалась,  куда
же девать пленника. Она не знала.
     - Нет, только не туда! - воскликнула она. У Архи при воспоминаниях  о
дыме, вони и безжизненных, тупых лицах  узников  закружилась  голова  и  к
горлу  подступила  тошнота.  Кроме  того,  в Комнату  Цепей  может  прийти
Коссил...
     - Он... он должен остаться в Лабиринте, тут он не сможет вернуть себе
магическую силу. Где-то тут есть комната...
     - Госпожа, в  Раскрашенном  Зале  есть  дверь  с  замком  и  потайное
отверстие. Если он бессилен против дверей...
     - Здесь, внизу, не сможет. Вернемся.
     И Манан потащил его назад, а это была почти половина уже  пройденного
пути. Бедняга слишком устал... Добравшись, наконец, до Раскрашенного Зала,
Арха сняла с себя длинный шерстяной плащ и расстелила его на пыльном полу.
     - Клади его сюда.
     Манан уставился на нее в печальном оцепенении и чихнул.
     - Маленькая госпожа...
     - Пойми, Манан, я хочу, чтобы этот человек  жил.  Тут  он  замерзнет,
смотри, как он дрожит!
     - Одеяние твое будет осквернено. Одеяние жрицы.  Он  же  не  верит  в
Безымянных, он - мужчина! -  почти  выкрикнул  Манан,  закатывая  глаза  в
непереносимой душевной муке.
     - Тогда я сожгу плащ и велю соткать другой! Ну, давай же, Манан...
     Манан послушно нагнулся, и пленник соскользнул с его плеч  на  черное
одеяние. Он лежал, как мертвец, и только артерия судорожно билась  на  его
шее и спазмы время от времени сотрясали изможденное тело.
     - Нужно его приковать, - сказал Манан.
     - Боишься? - с издевкой спросила Арха,  но  когда  Манан  показал  ей
торчащий из стены железный стержень,  к  которому  можно  было  прикрепить
цепь, она разрешила ему  принести  ее  из  одноименной  комнаты.  Топая  и
повторяя вполголоса указания Архи, Манан удалился - он уже много раз бывал
в Лабиринте но без своей госпожи - никогда.
     Архе показалось, что в  свете  оставшегося  фонаря  картины  на  всех
четырех стенах ожили - задвигались, задергались  жуткие  фигуры  печальных
людей  с  обвисшими  крыльями,  пребывавшие   до   этого   в   безысходной
неподвижности.
     Она нагнулась и влила еще несколько капель воды в  рот  пленника.  На
этот раз он закашлялся и движением,  в  котором  отсутствовала  какая-либо
сила, протянул руку к фляге. Арха позволила ему  выпить  пару  глотков,  и
пленник с мокрым, перепачканным кровью  и  грязью  лицом  снова  откинулся
назад и пробормотал что-то на непонятном Архе языке.
     Вернулся Манан, с грохотом волоча за собой железную  цепь.  Прикрепив
ее одним концом к торчавшему из стены стержню, а другим к железной полосе,
обернутой вокруг пояса пленника, он с сомнением оглядел свою работу
     - Не очень туго, он может проскользнуть...
     Страх Архи перед пленником почти пропал. Она смело подошла к  нему  и
попробовала просунуть ладонь между железной полосой и ребрами волшебника.
     - Видишь? Не выскользнет, если не поголодает еще недельку.
     - Маленькая госпожа, - жалобным голосом произнес Манан, - обычно я не
осмеливаюсь беспокоить тебя вопросами, но скажи, какой толк от  него,  как
от раба Безымянных? Ведь он мужчина.
     - Манан, ты просто старый дурак. Хватит кудахтать.
     Пленник наблюдал за ними  острыми,  яркими,  но  бесконечно  усталыми
глазами.
     - Манан, где его посох? Ага, вот он. Пусть побудет у  меня  -  в  нем
магическая сила... и это пусть тоже станет моим! - Быстрым  движением  она
сдернула с пленника серебряную цепочку, хотя он и попытался схватить ее за
руку. Манан пнул его в бок. Арха покрутила цепочку перед пленником.
     - Это  и  есть  твой  талисман?  Неужели  он  дорог  тебе?  Какой  он
некрасивый, разве ты не мог позволить себе что-нибудь получше?  Успокойся,
я сберегу его для тебя!
     С этими словами она одела цепочку себе на шею и спрятала свисающий  с
нее кусочек металла под толстым воротником своего одеяния.
     - Ты не знаешь, что делать с ним, - хрипло сказал пленник,  произнося
слова каргадского языка не совсем правильно, но внятно.
     Манан еще раз пнул его, пленник застонал от боли и закрыл глаза.
     - Хватит, Манан, пошли.
     Она вышла в туннель. Манан, ворча, последовал за ней.
     Вечером, когда огни во всех зданиях Места погасли, Арха в одиночестве
поднялась на холм. Она наполнила флягу водой  из  родника,  отнесла  ее  и
большой ломоть грубого ржаного хлеба в Раскрашенный Зал и  оставила  рядом
со спящим пленником. Он даже не пошевелился. Вернувшись в Малый Дом,  Арха
сразу уснула и спала долго и крепко.
     Утром она, опять  одна,  вернулась  в  Лабиринт.  Хлеб  исчез,  фляга
опустела, а пленник сидел, прислонившись к стене.
     Арха остановилась там, где, по ее мнению, прикованный пленник не  мог
дотянуться до нее. Она не знала,  куда  девать  глаза,  что-то  мешало  ей
говорить, а сердце  колотилось,  словно  от  испуга.  Нет  никаких  причин
бояться его. Он - в ее власти.
     - Как приятно снова увидеть свет!
     Голос  пленника  звучал  тихо,  но  в  нем  чувствовалась  глубина  и
самообладание.
     - Как тебя зовут? - властно спросила  Арха.  Мой  собственный  голос,
подумала она, слишком визглив и пронзителен.
     - Многие зовут меня Соколом.
     - Сокол? Это твое настоящее имя?
     - Нет.
     - Так как же тебя зовут?
     - Я не могу назвать тебе своего имени. А ты -  Первая  Жрица  Гробниц
Атуана?
     - Да.
     - Как тебя зовут?
     - Арха.
     - Та,  что  съедена?  -  глаза  волшебника  внимательно  и  чуть-чуть
насмешливо смотрели на нее. - Ну, а все-таки, как тебя зовут?
     - У меня нет имени, не задавай глупых вопросов! Откуда ты?
     - Из Внутренних Стран, с Запада.
     - С Хавнора?
     Это было единственное название, связанное в голове Архи с Внутренними
Островами.
     - Да, с Хавнора.
     - Зачем ты явился сюда?
     - Гробницы Атуана знамениты среди моего народа.
     - Но ты же не веришь!
     Пленник покачал головой.
     - Ты ошибаешься, жрица. Я верю в темные  силы.  Я  уже  встречался  с
Безымянными, правда, в других местах.
     - Где?
     - В Архипелаге - это Внутренние Острова -  есть  места,  где,  как  и
здесь, правят Древние Силы Земли. Но нигде власть их не сильна так, как на
Атуане. Нигде больше нет у них храмов, жриц и такого поклонения.
     Оскалив в злобной усмешке зубы, Арха спросила:
     - Неужели ты явился поклониться им?
     - Нет, я пришел ограбить их.
     Арха внимательнее всмотрелась в его совершенно серьезное лицо.
     - Хвастун!
     - Я знал, что это будет нелегко.
     - Нелегко! Да это просто невозможно! Не будь ты неверующим,  ты  знал
бы это. Безымянные не расстаются со своей собственностью!
     - То, что я ищу, не принадлежит им.
     - Значит, тебе?
     - Оно может стать моим.
     - Кто ты?  Бог?  Король?  -  Арха  бросила  презрительный  взгляд  на
грязного, изможденного, закованного в  цепи  пленника.  -  Ты  всего  лишь
грабитель!
     Он не ответил, но взгляды их встретились.
     - Не смей смотреть на меня! - взвизгнула Арха.
     - Леди, у меня и в мыслях не было  нанести  тебе  оскорбление.  Я  не
знаком с вашими обычаями, я не знаю,  как  следует  вести  себя  с  Первой
Жрицей. Я в твоей власти и прошу прощения за нанесенную невольно обиду.
     Арха почувствовала, как мгновенно прилила к  лицу  горячая  и  глупая
кровь. Но волшебник уже отвел взгляд и не  видел,  как  покраснела  Первая
Жрица Гробниц Атуана. Он выполнил ее приказ.
     Некоторое время оба молчали. Печальными невидящими  глазами  смотрели
на них со стен крылатые люди.
     Арха принесла в Раскрашенный Зал каменную  чашу  с  водой  и  теперь,
натолкнувшись на нее взглядом, сказала:
     - Пей, если хочешь.
     Он сразу же схватил чашу и, подняв ее легко, словно  бокал  с  вином,
надолго припал к ней губами, после чего намочил рукав куртки  и  тщательно
стер с лица и рук запекшуюся кровь, грязь и паутину.
     Пока он занимался этим важным делом,  Арха  пристально  рассматривала
его. Такое, кошачье по сути, умывание сделало его привлекательнее, но  оно
же обнажило шрамы на щеке - старые, бледные шрамы на черной  коже,  четыре
параллельных борозды от глаза к подбородку, словно след огромной когтистой
лапы.
     - Что это? - спросила Арха. - Шрам?
     Волшебник не торопился с ответом.
     - Дракон поцарапал? - Арха постаралась  вложить  в  свой  вопрос  как
можно больше иронии. В самом  деле,  разве  не  для  того  спустилась  она
сегодня в Лабиринт,  чтобы  всласть  поиздеваться  над  жертвой,  помучить
пленника ощущением беспомощности?
     - Нет, не дракон.
     - Значит, ты не Повелитель Драконов?
     - Ты заблуждаешься, - неохотно ответил волшебник. -  Я  -  Повелитель
Драконов. Но шрамы появились на моем лице еще до того, как я заслужил  это
имя. Я уже говорил, что знаком с Темными Силами. Эти полоски оставил  один
из ближайших родственников твоих Безымянных... Правда, в  конце  концов  я
узнал его Имя.
     - Что ты мелешь? Какое имя?
     - Этого я тоже не могу сказать тебе, - ответил он и  улыбнулся  одним
ртом.
     - Это чушь, дурацкий лепет, святотатство! Они безымянны! Ты просто не
понимаешь, о чем говоришь!
     - Понимаю, жрица, и куда лучше тебя, - бросил  он  внезапно  окрепшим
голосом. - Смотри!
     Он повернул к ней изуродованную шрамами щеку.
     - Я не верю тебе! - воскликнула Арха, но голос ее дрожал.
     - Жрица, - очень тихо сказал волшебник, - ты молода, ты  еще  недолго
успела послужить Безымянным.
     - Я служу им! И очень давно! Я - Первая Жрица, Та-Что-Возродилась!  Я
служу Хозяевам тысячу лет, и тысячу лет до этого! Я  -  их  слуга,  голос,
руки! Я - орудие их отмщения тому, кто оскверняет Гробницы и останавливает
свой взор там, где это запрещено! Кончай лгать и хвастаться, неужели ты не
понимаешь, что по одному моему знаку лишишься головы? А еще я могу  просто
уйти, закрыть за собой дверь,  и  никто  никогда  не  придет  к  тебе!  Ты
подохнешь в темноте, и те, кому я служу, пожрут твою плоть и  пожрут  твою
душу, оставив одни кости. А кости быстро рассыпаются в пыль!
     Волшебник спокойно кивнул.
     Арха запнулась и, не найдя больше слов, выскочила из зала, с грохотом
задвинув дверной засов. Пусть пленник подумает, что она не вернется!
     Пусть мучается в темноте, пусть ругается и дрожит, пусть плетет  свои
грязные бесполезные заклинания!
     ...Но в глубине души Арха знала, что  он  не  ругается  и  не  плетет
заклинаний, а устраивается поудобнее и засыпает,  как  тогда,  у  железной
двери, спокойный, как овца на знакомом солнечном лугу.
     Она плюнула на запертую дверь, сделала рукой отгоняющий скверну  знак
и побежала к выходу из Лабиринта.
     Когда Арха добралась до Подземелья  и  принялась  ощупывать  пальцами
тончайшую структуру его каменных стен, ей вдруг страстно захотелось зажечь
фонарь и еще раз, хоть на мгновение, увидеть их алмазное сияние.
     Она плотно сжала веки и заторопилась вперед.



                          7. ВЕЛИКОЕ СОКРОВИЩЕ

     Никогда еще дневные заботы не казались  Архе  столь  многочисленными,
бесполезными, утомительными. Девчонки  с  бледными  лицами  и  уклончивыми
ответами, заплаканные новички, жрицы, чей вид был строго холоден,  но  чьи
глаза были полны скрытой от посторонних глаз смесью  зависти  и  отчаяния,
мелких амбиций и неутоленных страстей - все  эти  женщины,  среди  которых
Арха прожила жизнь и кто составлял для нее весь мир - начали  казаться  ей
невыносимыми и одновременно жалкими.
     Но она, кто  служит  великим  силам,  она,  принцесса  угрюмой  ночи,
свободна от повседневной суеты.  Она  не  забивает  себе  голову  постылой
обыденностью, не сгорает от зависти, если  соседке  плюхнут  в  тарелку  с
бобами  кусочек  бараньего  жира  побольше...  Она  вольна   распоряжаться
течением своих дней. Там, внизу, нет дня. Только ночь.
     И в этой бесконечной ночи - пленник. Он сам черен,  как  ночь,  он  -
последователь черных искусств, но он закован в железо и сидит  в  каменном
мешке. Он ждет ее прихода, он ждет воды, хлеба, жизни... или удара меча  и
смерти. Как пожелает Первая Жрица.
     Арха рассказала о пленнике  только  Коссил,  а  та  держала  язык  за
зубами. Может, она думает, что он уже  умер  и  Манан  отнес  труп  в  Зал
Скелетов... Хотя непохоже, чтобы Верховная  Жрица  приняла  что-нибудь  на
веру... Арха попыталась уверить себя, что в  молчании  Коссил  нет  ничего
зловещего. Просто она не любит  задавать  вопросов,  а  кроме  того,  Арха
приказала ей не соваться не в свои дела. Коссил послушалась ее.
     Однако, если считать, что человек мертв, Архе нельзя просить для него
еды. Вот и пришлось ей ограничиваться  украденными  из  подвалов  Большого
Дома яблоками  и  сушеным  луком.  Объявив,  что  будет  отныне  кушать  в
одиночестве, Арха приказала доставлять ей завтраки и ужины в Малый Дом,  и
каждый вечер относила  их  в  Лабиринт,  оставляя  себе  только  суп.  Она
привыкла поститься по три-четыре дня, и такой режим не доставлял ей особых
неудобств. Пленник же поедал скудные  порции  хлеба,  сыра  и  бобов,  как
лягушка муху - хлоп! - и нет мухи... Конечно, он может съесть и в пять,  и
в шесть раз больше, но после каждой трапезы с серьезным  видом  благодарил
Арху, словно он был ее гостем, а она - хозяйкой такого праздника,  как  во
дворце Божественного Короля, о котором она столько  слышала  и  где  столы
завалены горами жареного мяса и хлеба с маслом и  заставлены  хрустальными
кувшинами с вином.
     - Расскажи мне про Внутренние Острова...
     Арха принесла в Лабиринт маленький стульчик из слоновой кости,  чтобы
не стоять во время разговоров с пленником и не спускаться до  его  уровня,
усаживаясь на пол.
     - Говорят, только в самом Архипелаге четыре раза по сорок островов, а
есть еще и Внешние Пределы. Никто еще не смог ни объехать их все, ни точно
сосчитать. Каждый остров непохож на соседний, но самый прекрасный из них -
Хавнор, величественная страна в центре  мира.  В  сердце  ее,  на  берегах
широкой, полной кораблей бухты раскинулась Столица Хавнора. Башни ее -  из
белого мрамора. У дома каждого принца или купца есть  своя  башня,  и  они
возвышаются одна над другой. Крыши домов крыты  красной  черепицей,  мосты
над каналами расцвечены мозаикой - красной, зеленой,  голубой.  А  знамена
принцев, развевающиеся над белыми башнями - всех цветов радуги. В верхушку
самой высокой башни как шпиль, острием к  солнцу  вделан  меч  Эррет-Акбе.
Когда солнце восходит в Хавноре, лучи его сначала касаются меча,  а  когда
садится, меч долго еще горит золотом над погруженной в сумерки Столицей.
     - Кто такой Эррет-Акбе? - спросила хитрая Арха.
     Волшебник помолчал немного и улыбнулся.
     - Конечно, вы здесь знаете про то, как он появился в Каргаде, но вряд
ли еще что-нибудь. Что знаешь ты сама?
     - Он потерял  посох,  амулет  и  свою  силу...  совсем,  как  ты.  Он
ускользнул от Верховного Жреца, убежал на запад  и  драконы  убили  его...
Если бы он появился здесь, у нас, драконам не пришлось бы заботиться о его
судьбе!
     - Верно, - согласился пленник.
     Арха  почувствовала  в  разговоре  об  Эррет-Акбе  какую-то   неясную
опасность и решила переменить тему.
     - Говорят, он тоже был  Повелителем  Драконов...  Расскажи,  что  это
такое.
     Тон Архи  был  неизменно  насмешлив,  ответы  волшебника  -  прямы  и
понятны, словно он воспринимал их разговор всерьез.
     - Повелитель Драконов - это человек, с которым драконы разговаривают.
Драконами нельзя  повелевать,  как  многие  думают.  Если  имеешь  дело  с
драконом, существуют только две возможности - он или съест тебя, или будет
разговаривать. Если у тебя есть способ заставить дракона сделать второе  и
не делать первого, значит, ты - Повелитель.
     - Разве драконы умеют разговаривать?
     - Ну, конечно. Они разговаривают на Древнем Языке, который мы,  люди,
учим  так  долго  и  которым  пользуемся,  хотя  и  с  трудом,  для  наших
заклинаний. Никто не знает всех слов этого языка, не знает даже десятой их
части. Для этого просто  не  хватает  времени,  отпущенного  человеку.  Но
драконы живут по тысяче лет... С ними есть о чем поговорить.
     - А на Атуане водятся драконы?
     - Их здесь нет уже много столетий, и на Карего-Ат тоже. Говорят,  что
на самом северном вашем острове,  Гур-Ат-Гуре,  в  горах  еще  сохранились
большие экземпляры. У нас они держатся подальше к  востоку,  много  их  на
безлюдных островах Восточного Предела. Когда их начинает мучить голод, они
нападают на западные острова, но такое случается все реже и реже. Я был на
острове, куда они прилетают,  чтобы  вместе  танцевать.  Почти  не  двигая
гигантскими крыльями, они  спиралями  поднимаются  все  выше  и  выше  над
бушующим морем, и издалека кажется, что это  ветер  носит  желтые  осенние
листья...
     Полные воспоминаний, глаза его пронзили невидимые картины на  стенах,
сами стены, и землю, и  тьму,  и  увидели  бескрайнюю  морскую  гладь  под
солнцем и золотых драконов на золотом ветру...
     - Ты лжешь! Ты все это выдумал!
     Волшебник удивленно вскинул глаза.
     - Зачем же мне обманывать тебя, Арха?
     - Чтобы я почувствовала себя круглой дурой, чтобы  испугалась!  Чтобы
предстать  в  моих  глазах  мудрым,  храбрым,  могущественным  Повелителем
Драконов и все такое прочее! Ты видел, как танцуют драконы, ты видел башни
Хавнора, ты все видел и все знаешь, но все это - ложь! Ты был  всего  лишь
грабителем, а стал всего лишь пленником, у тебя нет души, и ты никогда  не
выйдешь отсюда! Океаны, драконы и мраморные башни  перестали  существовать
для тебя, потому что больше ты  их  никогда  не  увидишь!  Ты  не  увидишь
солнечного света! Я  знаю  только  тьму  и  ночь,  и  это  -  единственные
реальности в мире. Тишина и мрак. Колдун, ты знаешь все, а я  знаю  только
одно, и вот как раз это и есть то единственное, что стоит знать!
     Волшебник склонил голову. Его руки цвета темной меди спокойно  лежали
на коленях. Арха с новым интересом посмотрела на его шрамы:  он  спускался
во тьму глубже  ее,  он  знает  смерть  лучше  ее,  даже  смерть...  Волна
ненависти к сидящему напротив человеку поднялась в Архе, чуть  не  задушив
ее. Почему он так беззащитен и так силен? Почему Арха чувствует себя рядом
с ним ребенком?
     - Поэтому я разрешаю тебе жить! - слова эти слетели с языка Архи сами
по себе. - Я хочу, чтобы ты показал мне, как делаются фокусы. Пока у  тебя
будет, что показать мне, ты будешь жить. Если же твое  искусство  окажется
обманом, считай себя мертвецом. Понятно?
     - Да.
     - Ну и прекрасно. Начинай.
     Волшебник  опустил  голову  на  руки.  Железный  пояс  мешал  ему   и
единственным удобным положением для него было лежачее. Но  вот  он  поднял
голову и серьезно заговорил:
     -  Слушай,  Арха.  Я  -  маг,  то,  что  ты  называешь  колдуном  или
волшебником. Я владею кое-каким искусством,  это  так.  Верно  и  то,  что
здесь, в обители Древних Сил мне  нечего  рассчитывать  на  него.  Я  могу
создать для тебя иллюзию и показать сколько угодно чудес. Это  всего  лишь
мельчайшая частичка магии.  Иллюзии  получались  у  меня  еще  в  детстве,
получатся и сейчас. Но если ты поверишь им, то испугаешься, страх пробудит
в тебе ярость, и ты можешь захотеть  убить  меня.  Если  не  поверишь,  то
посчитаешь их всего лишь фокусом и... снова моя жизнь в опасности! Моя  же
главная цель в настоящий момент - сохранить ее.
     Арха невольно рассмеялась и сказала:
     - Ты еще поживешь немного, разве это непонятно? До чего же  ты  глуп!
Ну, ладно, покажи мне эти иллюзии, я не испугаюсь. Кстати, я не испугалась
бы в любом случае. Начинай и  не  бойся,  по  крайней  мере  сегодня  твоя
драгоценная шкура в безопасности...
     Волшебник в свою очередь рассмеялся, как  и  она  минуту  назад.  Они
перебрасывали его жизнь от одного к другому, как мячик.
     - Что же показать тебе?
     - A что ты можешь?
     - Все.
     - До чего же ты любишь хвастаться!
     - Нет, - уязвленно ответил маг. - Я никогда не хвастаюсь.
     - Ну так покажи мне что-нибудь стоящее, что угодно!
     Волшебник пристально смотрел на свои  руки.  Ничего  не  происходило.
Высокая свеча в фонаре горела тускло и ровно. Мрачные картины на стенах  -
крылатые люди, прикованные к земле - громоздились над ними. Стояла  полная
тишина.
     Арха вздохнула, разочарованная и почему-то огорченная. Да,  он  слаб.
Говорил о великих вещах  и  ничего  не  сделал.  Даже  грабитель  из  него
никудышный - только врун он заправский.
     - Ну что же... - начала Арха и подобрала юбки, чтобы  встать.  Шерсть
как-то  странно  зашелестела...  Арха  посмотрела  на   свои   одежды   и,
потрясенная, вскочила на ноги.
     Тяжелая черная ткань исчезла, вместо нее был бирюзовый шелк, яркий  и
нежный,  как  предзакатное  небо.  Юбка,  украшенная  серебряными  нитями,
жемчугом и кристалликами  горного  хрусталя  сверкала,  словно  апрельский
дождь.
     Арха, не в силах вымолвить ни слова, смотрела на волшебника.
     - Нравится?
     - Откуда...
     - Такие же одежды я видел на одной принцессе в Новом Дворце  Хавнора,
на празднике Возвращения Солнца, - сказал он, с удовлетворением  глядя  на
Арху. - Ты просила показать что-нибудь стоящее. Я решил показать тебе саму
себя.
     - Пусть... пусть это исчезнет!
     - Ты отдала мне свой плащ, - несколько обиженно сказал  волшебник.  -
Неужели я ничего не могу дать тебе взамен? Ну,  ладно,  не  волнуйся,  это
только иллюзия, посмотри.
     Он  не  произнес  ни  слова,  не  шевельнул  ни  одним  пальцем,   но
великолепие пропало, и Арха долго молча стояла в  своей  привычной  черной
хламиде.
     - Откуда мне знать, - спросила она наконец, - что ты  на  самом  деле
такой, каким кажешься?
     - Действительно... Я не знаю, каким кажусь тебе.
     Подумав, Арха сказала:
     - Ты можешь заставить увидеть себя как...
     Тут маг поднял  руку  и  показал  наверх  быстрым,  почти  неуловимым
движением. Архе показалось, что это заклинание, и  она  отпрянула  было  к
двери, но проследив за его жестом,  заметила  в  высокой  сводчатой  крыше
маленький  прямоугольник  -  потайное   отверстие,   выходящее   в   малую
сокровищницу храма Богов-Братьев.
     Арха не увидела света, не услышала никакого движения там, наверху, но
волшебник показал именно туда и теперь не  сводил  с  нее  вопросительного
взгляда. На какое-то время оба застыли в неподвижности. Потом Арха  громко
и отчетливо произнесла:
     - Твоя магия - всего лишь  детская  забава  и  нагромождение  лжи.  Я
видела достаточно и отдаю тебя Безымянным. Больше ты меня не увидишь.
     Сказав это, Арха встала, взяла фонарь, преувеличенно громко и  твердо
задвинула за собой засов и в растерянности стала  думать,  что  же  делать
дальше.
     Что успела  увидеть  и  услышать  Коссил?  Арха  не  помнила  деталей
разговора с пленником, но, кажется, она так и не собралась  высказать  ему
все, что хотела. Он все время смущал ее баснями о драконах и башнях, давал
имена Безымянным, берег свою жизнь и благодарил  ее  за  подаренный  плащ.
Ему, видите ли, удобно на нем спать! А она... она даже не спросила его про
талисман, спрятанный теперь на ее груди.
     Но если Коссил подслушивала, это не имеет уже никакого значения.
     Какой вред ей может причинить Коссил? Задавая себе этот вопрос,  Арха
уже знала ответ. Нет ничего легче, чем отнять жизнь у запертого  в  клетке
сокола. Человек беспомощен, он прикован железными цепями к стенам каменной
клетки. Стоит Верховной Жрице храма Божественного Короля шепнуть пару слов
своему слуге Дуби, и маг будет задушен сегодня же ночью. А  если  Дуби  не
знает дороги, Коссил может  просто-напросто  вдуть  в  потайное  отверстие
какой-нибудь яд. У нее есть множество шкатулочек  и  бутылочек  с  разными
веществами - для еды, питья, воздуха... К  утру  он  будет  мертв,  и  все
кончится. Никогда больше не увидит она света в Подземелье-Под-Гробницами.
     Узкими каменными  тропинками  Арха  заторопилась  к  выходу,  где  ее
терпеливо ждал Манан, сидя в темноте на корточках, словно старая жаба.  От
этих визитов к пленнику ему было не по себе. На этот  раз  Арха  приказала
ему ждать. Все к лучшему... Уж кому-кому, а Манану она доверяла полностью.
     - Слушай меня внимательно. Иди в Раскрашенный Зал и  скажи  пленнику,
что уводишь его оттуда, чтобы похоронить живым под Монументами...
     Маленькие глазки Манана радостно загорелись.
     - ...Скажи это вслух, громко. Потом отомкни цепь и отведи его...
     Тут Арха замолчала, потому что еще не решила, где спрятать пленника.
     - В Подземелье? - услужливо подсказал Манан.
     - Да нет же, дурачина! Ты только скажи это, но не делай. Помолчи...
     Где пленник будет в безопасности  от  Коссил  и  ее  шпионов?  Нигде,
только в самой  глубине  Лабиринта,  в  самых  святых  и  сокровенных  его
уголках, куда Коссил не отважится войти. Но разве не способна она почти на
все? Да, она боится темноты, но в силах преодолеть страх,  чтобы  добиться
своего. Неизвестно, планы каких частей Лабиринта успела узнать она от  Тар
или  от  Архи-Которая-Была,  или  даже  в  результате  своих   собственных
путешествий в далеком прошлом. Арха  подозревала,  что  знания  Коссил  не
ограничиваются Подземельем-Под-Гробницами. Однако существовал  один  путь,
которого она наверняка не не знала...
     - Ты отнесешь пленника, куда я тебе укажу, но пойдем  мы  без  света.
Потом я приведу тебя обратно в Подземелье, ты выроешь там могилу, сделаешь
гроб, опустишь его в могилу и закопаешь так, что  если  кто-нибудь  станет
искать его - обязательно найдет. Но могила должна быть глубокой. Понятно?
     - Нет, - с несчастным видом ответил бедный Манан. - Малышка, не  надо
хитрить, из этого  не  выйдет  ничего  хорошего.  Там  не  место  мужчине.
Наказание...
     - Да, наказание  будет,  и  знаешь,  какое?  Одному  старому  дуралею
отрежут язык! Как ты смеешь сомневаться в моих словах! Я выполняю волю Сил
Тьмы! Иди за мной!
     - Прости, маленькая госпожа, прости!
     Они вернулись к раскрашенному Залу. Пока Арха  ждала  снаружи,  Манан
вошел внутрь и расковал пленника. Она услышала, как густой и сочный  голос
спрашивает: - Куда теперь, Манан? - и писклявый ответ: - Госпожа приказала
похоронить тебя живым. Под Монументами. Вставай!
     Вышел пленник. Руки его были связаны кожаным поясом  Манана,  который
шел следом, держа его, словно пса, на коротком поводке. Только ошейник был
одет на пояс  пленника,  а  сам  поводок  заменяла  железная  цепь.  Манан
вопросительно посмотрел на Арху, но она тут же  задула  свечу  и  зашагала
вперед неторопливо, но ровно и уверенно, как всегда  ходила  в  Лабиринте.
Кончиками пальцев она едва касалась обоих  стен  туннеля  сразу.  Манан  с
пленником потащился сзади, спотыкаясь, шаркая ногами и громыхая цепью,  но
Арха твердо решила идти в темноте. Никто не должен знать э_т_о_й дороги.
     Налево из  Раскрашенного  Зала,  пропустить  один  поворот,  направо,
пропустить один правый поворот, потом длинный изгибающийся коридор,  потом
лестница вниз, скользкая и со ступенями, слишком узкими  для  человеческих
ступней. Дальше этой лестницы она еще никогда не заходила.
     Воздух тут был хуже, еще более спертым, застывшим, и  чувствовался  в
нем резкий неприятный запах. В голове Архи, как живой, зазвучал голос Тар,
и она стала послушно следовать его  указаниям.  Вниз  (она  услышала,  как
пленник споткнулся и  Манан  могучим  рывком  поставил  его  на  ноги),  у
подножия лестницы сразу налево, пройти  три  туннеля  слева,  потом  сразу
направо. Туннели изгибались и сворачивали, ни один из них не шел прямо.
     - Потом нужно будет обойти Яму, -  прошептала  Тар  в  пустоте  мозга
Архи, - а тропинка узкая.
     Арха замедлила шаги, нагнулась и стала  ощупывать  перед  собой  пол.
Туннель уже некоторое время  шел  прямо,  создавая  у  путника  обманчивое
ощущение безопасности. Но  вот  рука  Архи  перестала  ощущать  под  собой
шероховатость пола. Каменная губа, край, на ней  -  ничего.  Правая  стена
туннеля уходила вниз, в бездонную, казалось, пропасть. У левой стены  Арха
нащупала карниз шириной не более ладони.
     - Тут яма. Вставайте лицом к левой стене, прижимайтесь к ней и  идите
боком. Не отрывая ног от карниза, Манан... держи цепь крепче... Уже пошли?
Карниз сужается, осторожнее. Не опирайтесь на пятки... Я уже пришла.  Бери
меня за руку. Ну вот...
     Туннель пошел короткими зигзагами с множеством  боковых  ответвлений.
Из некоторых звук их шагов отражался странным, пустым эхом, а еще страннее
было  то,  что  в  воздухе  чувствовалось  восходящее  движение.  В   этих
ответвлениях - тоже ямы. Может  быть,  под  этой,  самой  глубокой  частью
Лабиринта - пустота? Грандиозная пещера, по сравнению с которой Подземелье
- домик пигмеев?
     Туннели становились все уже  и  ниже  и  в  конце  концов  даже  Архе
пришлось нагнуться. Будет ли им конец?
     Конец объявился внезапно - запертая дверь. Арха шла  немного  быстрее
обычного и больно ударилась об нее руками и головой. Она ощупала  замочную
скважину, потом нашла ключ на поясе, ключ,  которым  она  еще  никогда  не
пользовалась  -  серебряный,  исполненный  в  виде  дракона.  Он  вошел  в
скважину, повернулся, и Арха открыла дверь в Великую Сокровищницу  Гробниц
Атуана. Затхлый воздух в ней вздохнул словно от облегчения.
     - Манан - не входи сюда, подожди снаружи.
     - Ему можно, а мне нельзя?
     - Если ты войдешь сюда, обратно уже не выйдешь.  Это  закон.  Еще  ни
один смертный не выходил отсюда живым. Ну что, пойдешь?
     - Я подожду здесь, - ответил из темноты печальный голос. -  Только...
госпожа, не закрывай дверь...
     Тревога Манана так расстроила Арху, что она выполнила его  просьбу  и
оставила дверь приоткрытой.  И  в  самом  деле,  место  это  наполнило  ее
каким-то унылым страхом и недоверием даже  к  связанному  пленнику.  Войдя
внутрь, она дрожащими руками высекла огонь и с трудом зажгла свечу, и в ее
слабом  желтоватом  свете  оглядела  покрытые  движущимися  тенями   стены
Сокровищницы.
     По  периметру  комнаты  стояли  шесть  огромных  каменных   сундуков,
покрытых толстым слоем пыли. Больше ничего.  Стены  из  грубо  обтесанного
камня, низкий потолок. Было холодно, и холод  этот,  глубокий  и  мертвый,
останавливал кровь в жилах. Не было даже паутины, только  пыль.  Ничто  не
жило здесь, даже маленькие белые пауки Лабиринта. Пыль  покрывала  все,  и
каждая пылинка могла быть днем, прошедшим здесь с тех пор, когда  не  было
еще ни света, ни времени: месяцы, годы, века - все обратилось в пыль.
     - Вот место, которое ты  искал,  -  сказала  Арха,  и  голос  ее  был
спокоен. - Это - Великая Сокровищница. Ты добрался  до  нее,  но  уйти  не
сможешь.
     Пленник ничего не ответил. Хотя лицо  его  осталось  невозмутимым,  в
глазах появилось нечто  такое,  что  тронуло  Арху  -  отрешенность,  горе
человека, которого предали.
     - Ты говорил, что хочешь сохранить  жизнь.  Так  вот,  Сокол,  это  -
единственное известное мне место, где у тебя есть шанс  отсрочить  смерть.
Коссил прикончила бы тебя или заставила бы сделать это меня саму, но  сюда
она не достанет.
     Он по-прежнему молчал.
     -  Разве  ты  не  понимаешь,  что  в  любом  случае  не  остался   бы
безнаказанным? Странствия твои закончились! То, что ты искал - здесь!
     Смертельно уставший пленник уселся на один из  сундуков,  звякнув  по
камням волочившейся за ним цепью. Посмотрев на стены, он перевел взгляд на
Арху.
     Она отвернулась. Каменные сундуки... У нее не было  никакого  желания
открывать их, ей все равно, что за чудеса гниют внутри.
     - Здесь нет нужды в цепях, - сказала  Арха  после  долгого  молчания,
подошла к пленнику и  освободила  его  от  ошейника  и  стягивающего  руки
кожаного пояса. - Мне придется запереть дверь, но когда я вернусь...  могу
ли я доверять тебе? Пойми, ты не  выйдешь  отсюда...  ты  не  должен  даже
пытаться. Я - орудие  мести,  я  сделаю  то,  что  мне  прикажут,  а  если
ослушаюсь, если ты окажешься недостойным моего доверия, они отомстят сами.
Не пробуй обмануть меня... или убить. Постарайся поверить мне.
     - Я верю тебе, - тихо сказал пленник.
     - Я буду приносить тебе еду и воду. Чуть-чуть. Воды достаточно, но  с
едой пока будет трудно. Я и сама голодаю, ты  заметил?  Но  я  постараюсь,
чтобы ты не умер с голоду. Может случиться и так, что меня не  будет  два,
три дня, но я приду, обещаю тебе. Возьми флягу и постарайся  растянуть  ее
содержимое подольше. Я вернусь.
     Волшебник внимательно и как-то странно посмотрел на Арху.
     - Осторожнее, Тенар, - сказал он.



                                8. ИМЕНА

     Арха вывела Манана из Лабиринта  темными  путями  и  оставила  его  в
темноте Подземелья, приказав вырыть могилу. Могила должна  была  послужить
для Коссил доказательством, что  грабитель  понес  заслуженное  наказание.
Было уже поздно. Арха сразу ушла в Малый Дом и улеглась в постель. Посреди
ночи  она  внезапно  проснулась,  вспомнив,  что  забыла   свой   плащ   в
Раскрашенном  Зале.  Значит...  ему  нечем  будет  укрыться  в  промозглом
подвале, нечем защититься от тысячелетнего холода пыльных камней.  Ледяная
могила, подумала Арха, но она слишком устала и скоро снова  провалилась  в
небытие.  Ей  приснился  сон.  Ей  снились  души   мертвецов   на   стенах
Раскрашенного  Зала,  фигуры,  похожие  на  гигантских  грязных   птиц   с
человечьими лицами, руками и ногами, сидящие в пыли посреди  океана  тьмы.
Они не могут летать. Глина  -  их  еда,  пыль  -  их  питье.  Они  -  души
невозрожденных,  души  сожранных  Безымянными  неверующих.  Они  сидели  в
темноте вокруг Архи, издавая время от  времени  какое-то  поскрипывание  и
слабый писк. Один из них подошел совсем близко к Архе.  Она  испугалась  и
хотела убежать, но не могла  сдвинуться  с  места.  У  подошедшего  к  ней
существа голова была птичья, не человечья, но волосы отливали золотом. Оно
сказало женским голосом:
     - Тенар, - нежно, тихо, - Тенар...
     Она проснулась. Рот ее был забит глиной, лежала она в каменной могиле
под землей, а руки и ноги оказались спутанными похоронным саваном.
     Отчаяние Архи было столь велико, что вырвалось из ее  груди,  разбило
подобно огненной птице каменные оковы и вырвалось в дневной свет  -  свет,
тусклый в ее комнате без окон.
     Проснувшись на этот раз окончательно, Арха села  в  постели,  пытаясь
прогнать остатки  окутавшего  ее  мозг  тумана.  Одевшись,  она  вышла  во
внутренний дворик Малого  Дома  и  окунула  в  заполненное  ледяной  водой
каменное углубление лицо и руки, а потом и всю голову,  пока  тело  ее  не
начало оживать и кровь быстрее побежала по  жилам.  Потом,  откинув  назад
волосы, с которых капала вода, она стала смотреть в утреннее небо.
     Солнце только что  показалось  из-за  горизонта.  Чистое,  со  слегка
желтоватым оттенком небо обещало ясный зимний день.  Высоко,  так  высоко,
что казалось солнечной искрой в небе, кружила какая-то птица -  сокол  или
пустынный орел.
     - Я - Тенар, - негромко сказала она и вздрогнула  от  холода,  ужаса,
возбуждения. - Мое имя вернулось ко мне. Я - Тенар!
     Золотая точка в небе ушла на запад,  к  горам,  и  пропала  из  виду.
Солнце уже золотило крышу Малого Дома. Внизу, в оврагах, зазвенели  овечьи
колокольчики. Ветерок донес из кухни запахи дыма и овсяной каши.
     - Как есть хочется... Откуда он узнал? Мое имя... Нужно поесть, а  то
свалюсь...
     Она натянула капюшон и побежала завтракать.
     После трех дней полуголодного существования плотный  горячий  завтрак
сотворил с Архой чудо - она перестала ощущать себя  такой  разболтанной  и
испуганной, почувствовала уверенность в том, что способна справиться  даже
с Коссил.
     Выходя из трапезной Большого Дома, Арха догнала Коссил и как бы между
прочим сказала:
     - С грабителем покончено... Какой чудесный сегодня день!
     Из-под черного капюшона на нее глянули серые глаза-льдинки.
     - Мне казалось, что после человеческого жертвоприношения Первая Жрица
три дня должна поститься.
     Верно. Арха просто забыла об этом, и это  тут  же  отразилось  на  ее
лице.
     - Он еще не умер, - сказала  она  после  короткой  заминки,  стараясь
подделаться под беспечный тон, так хорошо удавшийся ей минуту назад. -  Мы
похоронили его живьем. Под  Монументами.  В  гробу.  В  нем  есть  немного
воздуха, гроб деревянный. Он будет умирать долго. Как только я узнаю,  что
он умер, тут же начну поститься.
     - К_а_к ты узнаешь об этом?
     Застигнутая врасплох, Арха снова помедлила с ответом.
     - Я... я узнаю. Мои... мои хозяева скажут мне.
     - Понятно. Где могила?
     - В Подземелье-Под-Гробницами. Я приказала Манану вырыть ее у Ровного
Камня. - Нельзя отвечать  так  быстро,  таким  заискивающим  тоном.  Нужно
поддерживать свое величие.
     - Живой, в деревянном гробу... Рискованно оставлять  так  волшебника,
госпожа. Уверена ли ты в том, что его рот заткнут достаточно надежно и  он
не сможет произнести ни слова? Связаны ли  его  руки?  Они  способны  вить
заклинания всего одним пальцем, даже если отрезать язык.
     - Его волшебство -  обыкновенные  фокусы,  -  ответила  Арха  немного
громче и пронзительнее, чем ей того хотелось. - Он  похоронен,  и  Хозяева
ждут его. Пусть остальное не волнует тебя, Жрица!
     На этот раз она зашла слишком далеко. Рядом были другие - Пенте,  еще
две девушки, Дуби, жрица Меббет - и все  они  обратились  в  слух.  Коссил
заметила это.
     -  Все,  что  случается  здесь,  заботит  меня,  госпожа.  Все,   что
происходит  в  королевстве,   заботит   Божественного   Короля,   Человека
Бессмертного, чьим покорным слугой я состою. Он заглядывает  и  в  людские
сердца, и в темные подземелья, и никто не силах запретить ему это!
     - Я запрещаю! В Гробницах правит воля Безымянных, они были до  твоего
Божественного Короля и будут после него! Говори о них помягче,  Жрица,  не
навлекай на себя их гнев. Они войдут в твои сны, в темные закоулки разума,
и ты сойдешь с ума!
     Глаза Архи метали молнии. Коссил втянула голову как  можно  глубже  в
капюшон. Пенте и все  остальные  смотрели  на  них,  пораженные  ужасом  и
недоумением.
     - Они стары, - донеслось из-под капюшона змеиное  шипение  Коссил.  -
Они стары. Им поклоняются только здесь и нигде  больше.  Время  их  власти
прошло, и они теперь - всего лишь тени. Не пугай  меня,  Съеденная.  Ты  -
Первая Жрица, не значит ли это,  что  ты  и  последняя?  Тебе  не  удастся
обмануть меня, я проникаю взглядом в глубину твоего сердца, и  тьма  не  в
силах скрыть от меня предательства! Берегись, Арха!
     Коссил повернулась  и  не  спеша  направилась  к  окруженному  белыми
колоннами  дому  Божественного  Короля,  круша  под  тяжелыми   сандалиями
замерзшую траву.
     Высокая и стройная, осталась Арха стоять, словно примерзнув к  земле.
Ничто не двигалось. Никто не двигался. Только Коссил, одна среди холмов  и
пустынь, гор и равнин.
     - Да пожрут Черные твою душу, Коссил! - похожим на  соколиный  клекот
голосом выкрикнула Арха и, подняв правую руку с  растопыренными  пальцами,
прокляла Верховную Жрицу как раз в тот момент, когда та поставила ногу  на
нижнюю ступеньку своего храма. Коссил пошатнулась, как  от  удара,  но  не
остановилась, не обернулась. Все так же неспешно взошла она по лестнице  и
скрылась за дверью, за которой ждал ее Божественный Король.


     Весь день просидела Арха на нижней ступеньке Пустого  Трона.  Она  не
отважилась ни спуститься в Лабиринт,  ни  показаться  среди  других  жриц.
Непонятная тяжесть наполнила ее  и  час  за  часом  держала  в  промозглом
полумраке Тронного Зала. Она бездумно смотрела  на  двойной  ряд  уходящих
вглубь Зала толстых колонн, на пробивающиеся сквозь крышу копья солнечного
света, на густые клубы поднимающегося из  чаши  на  треножнике  дыма.  Она
сосредоточенно составляла фигурки из валяющихся на полу и ступенях мышиных
костей.  Мозг  ее  работал  активно,  и  в  то  же  время  как-то  странно
замедленно. Кто я? - спросила себя Арха и не получила ответа.
     Когда свет исчез, а холод начал пробирать до костей, в  Тронный  Зал,
шаркая  подошвами  сандалий,  пришел  Манан.  Печальное  лицо,   безвольно
повисшие плетьми руки, изорванный колючками подол хитона...
     - Маленькая госпожа...
     -  Что  такое,  Манан?  -  Арха  посмотрела   на   него   с   прежней
привязанностью, но уныло и безрадостно.
     - Малышка, позволь мне сделать то, что ты приказала... что якобы  уже
сделано. Он должен умереть, малышка, он околдовал тебя.  Коссил  отомстит.
Она - жестокая старуха, а ты так еще молода... Ты не в  силах  бороться  с
ней.
     - Она не сможет сделать мне ничего плохого.
     - Даже если она убьет тебя днем, на  глазах  у  всех,  в  Империи  не
найдется человека, который осмелится наказать ее. Она  -  Верховная  Жрица
Божественного Короля, а  он  правит  нами.  Но  она  расправится  с  тобой
по-другому - тайком, ночью, с помощью яда...
     - Моя душа возродится снова!
     Манан заломил руки и пролепетал:
     - Может быть, она и не станет убивать тебя...
     - Что ты имеешь в виду?
     - Она может запереть тебя там... внизу, как ты заперла его. Ты будешь
жить долгие годы. Годы... И не родится новая Арха, потому  что  не  умерла
еще старая. Но Первая Жрица исчезнет, танцы новолуния не будут  исполнены,
жертвы останутся непринесенными, кровь - не пролитой на ступени  Трона,  и
Безымянные будут забыты навсегда. Коссил и ее  повелителю  только  того  и
надо.
     - О_н_и вернут мне свободу, Манан!
     - Да, как только перестанут гневаться на тебя, госпожа.
     - Гневаться?
     - Из-за него... Грех еще не искуплен. Ах  малышка,  малышка,  они  не
простят тебя!
     С поникшей головой, зажав в  кулаке  крохотный  мышиный  череп,  Арха
сидела в пыли на нижней ступеньке  Трона.  Надвигалась  ночь,  и  совы  на
чердаке зашевелились.
     - Не ходи сегодня в Лабиринт, - еле слышно прошептал Манан. -  Иди  к
себе и выспись, а утром скажи Коссил, что снимаешь с нее проклятие.  Этого
будет  достаточно,  не  волнуйся.  Особенно,   когда   я   представлю   ей
доказательство.
     - Доказательство?
     - Да, что волшебник мертв.
     Хрупкий череп треснул,  и,  раскрыв  ладонь,  Арха  увидела,  что  он
превратился в кучку обломков и пыли.
     - Нет! - сказала она и стряхнула мусор с ладони.
     - Он должен умереть! Он зачаровал тебя, Арха, и  ты  не  соображаешь,
что творишь!
     - Ничего подобного! Просто ты, Манан  -  старый  трус!  Как  это  ты,
интересно,   собираешься   добраться   до   него,   убить    и    получить
"доказательство"? Как ты выйдешь к лестнице, обойдешь Яму, откроешь дверь?
Бедный старичок Манан, мозги твои совсем заржавели! Как же  напугала  тебя
Коссил! Иди, иди в Малый Дом, успокойся, забудь обо всем и не приставай ко
мне больше с разговорами о смерти... Я приду попозже. Иди, мой  старенький
дурачок...
     Арха встала, мягко толкнула Манана  в  широкую  грудь,  похлопала  по
плечу. - Спокойной ночи и хороших снов.
     Манан, которого одолевали нехорошие предчувствия, но в ком послушание
всегда брало верх, повернулся и, сгорбившись, медленно, нехотя пошел между
колонн к выходу. Арха задумчиво смотрела ему вслед.
     Когда Манан вышел из храма, она обошла Трон и скрылась в  темноте  за
ним.



                            9. КОЛЬЦО ЭРРЕТ-АКБЕ

     Великая Сокровищница Гробниц Атуана лежит вне времени, вне света, вне
жизни. Ни паук не пошевелится в пыли, ни  червь  в  земле.  Поток  времени
огибает Великую Сокровищницу.
     Распростершись по земле, грабитель  из  Внутренних  Стран  неподвижно
лежал на исполинском каменном сундуке, похожий на статую павшего воина  на
крыше склепа. Поднятая его движениями пыль усеяла его одежды.
     Заскрипел замок, и дверь  отворилась.  Свет  разогнал  мертвую  тьму,
сквозняк всколыхнул мертвый воздух. Человек даже не вздрогнул.
     Арха замкнула дверь изнутри, поставила фонарь и медленно приблизилась
к неподвижной фигуре. Двигалась она осторожно, зрачки ее глаз все еще были
расширены до предела после долгого путешествия в темноте.
     - Сокол!
     Она коснулась его плеча, позвала еще  раз,  и  еще.  Он  пошевелился,
застонал и с трудом сел.  Лицо  его  осунулось,  в  глазах  не  отражалось
никакой мысли.
     - Это я, Арха... Тенар. Я принесла тебе воды, вот она, попей.
     Онемевшими руками он нащупал флягу, отпил несколько глотков.
     - Как долго?.. - спросил он, еле ворочая языком.
     - Два дня. Это уже третья ночь. Я не могла прийти раньше,  мне  нужно
было украсть еду, возьми...
     Арха вынула из принесенной с собой котомки большую серую лепешку,  но
волшебник отрицательно покачал головой.
     - Я не голоден. Это... это - смертоносное место...
     Он положил голову на руки и снова замер в неподвижности.
     - Ты замерз? Я принесла плащ из Раскрашенного Зала.
     Он не ответил.
     Арха положила плащ и, дрожа, смотрела на волшебника черными  широкими
глазами. Вдруг она упала на колени и забилась в рыданиях,  которые  ломали
ее тело, но так и не выжали ни слезинки из пересохших глаз.
     Волшебник неуклюже сполз с сундука и склонился над ней.
     - Тенар...
     - Я не Тенар, я не Арха. Богов нет. Боги умерли.
     Он осторожно стянул с ее головы капюшон и заговорил.  Голос  его  был
мягок и спокоен, и хотя язык, на котором он говорил, не был понятен  Архе,
слова его упали на ее иссохшее сердце подобно каплям  нежного  дождя.  Она
затихла.
     Легко, словно ребенка, волшебник поднял ее с пола, посадил на  крышку
сундука, где только что лежал сам, и взял ее руки в свои.
     - Почему ты плакала, Тенар?
     - Я расскажу тебе, но ты все равно ничего не сможешь сделать, ты не в
силах помочь. Ведь ты тоже умираешь? Ничто  больше  не  имеет  значения...
Коссил... Верховная Жрица храма  Божественного  Короля,  она  всегда  была
жестокой женщиной, она хотела заставить меня убить тебя, как я  убила  тех
троих... А  я  не  хочу.  Почему  она  присвоила  себе  такое  право?  Она
насмехалась над Безымянными, а я прокляла ее и с тех пор боюсь, потому что
Манан сказал правду: она не верит в богов. Она хочет, чтобы их  забыли,  и
собирается убить меня во сне. Я не сплю. Я не хожу к  себе  в  малый  Дом.
Прошлой ночью я пряталась в своем храме, в комнате,  где  хранятся  одежды
для танцев. Перед рассветом я спустилась  в  Большой  Дом,  украла  еду  с
кухни, а потом вернулась в храм и просидела там весь день, раздумывая, что
же мне делать. А сегодня, сегодня я слишком устала и подумала,  что  смогу
выспаться где-нибудь в святом месте, и пошла в  Подземелье-под-Гробницами.
Это та самая пещера, где я впервые увидела тебя. А  она...  она  была  уже
там, с фонарем... Она разгребала  могилу,  которую  выкопал  Манан,  чтобы
посмотреть, есть в ней труп или нет. Черная жирная  крыса...  В  священном
месте горел свет, а Безымянные не сделали ничего - не убили ее, не  лишили
рассудка. Коссил сказала, что они постарели. Нет, они уже умерли. Их  нет.
Я больше не жрица...
     Слегка  склонив  голову  набок,  не  выпуская  рук  Архи,   волшебник
внимательно  слушал  ее.  По  его  лицу  и  позе  было  видно,  что   силы
возвращаются к нему, хотя шрамы на щеке выступали особенно ярко, а  одежда
и волосы были все еще перепачканы пылью.
     - Я прошла мимо нее. Ее свеча  давала  больше  теней,  чем  света,  а
ходить я умею бесшумно... Прячась от нее, я ушла в Лабиринт,  но  мне  все
время казалось, что кто-то крадется за мной. Я не  знала,  куда  идти,  но
думала, что в Лабиринте буду в безопасности, что Хозяева защитят  меня.  А
их нет, они умерли...
     - Значит, ты оплакиваешь их смерть?  Но  они  не  умерли,  они  живы,
Тенар, они здесь!
     - Откуда ты знаешь? - безразлично спросила Тенар.
     - С того самого момента, как я ступил в Подземелье, я только и делаю,
что пытаюсь обмануть их, усыпить их бдительность. Я потратил  на  это  всю
свою силу, я  заполнил  туннели  бесконечной  паутиной  заклинаний  сна  и
скрытности,  но  они,  хотя  и  бодрствуют  наполовину,   знают   о   моем
существовании. Борьба изнурила меня. Я никогда еще не был в более  ужасном
месте. В одиночку человек тут бессилен. Я умирал от жажды, когда  ты  дала
мне воды, но не только вода спасла меня, а и сила подавших ее рук.
     При этих  словах  волшебник  повернул  руки  Архи  ладонями  вверх  и
несколько мгновений пристально смотрел на них. Потом он встал, прошелся по
комнате и снова остановился перед ней.
     - Неужели ты веришь, что они умерли?  Они  черны  и  бессмертны,  они
ненавидят свет - короткую, яркую вспышку  нашего  бренного  существования.
Они бессмертны, но они не боги и никогда ими не были. Они не  стоят  того,
чтобы им поклонялся человек.
     Уставившись немигающим взглядом  на  свечу  в  фонаре,  Арха  слушала
волшебника.
     - Тенар, что дали тебе Хозяева?
     - Ничего, - прошептала она.
     - Им нечего дать человеку, у них нет власти созидать. Все, на что они
способны - разрушать и топить во мраке. Они не могут покинуть  это  место,
э_т_о_ м_е_с_т_о_ и_ е_с_т_ь_ О_Н_И! Разумнее будет оставить их  в  покое.
Их нельзя отрицать, нельзя забывать, но нельзя  и  поклоняться  им!  Земля
прекрасна, светла, добра, но это  не  все.  Земля  еще  и  ужасна,  темна,
жестока. Умирая среди зелени лугов, верещит кролик.  Горы  сжимают  полные
скрытого огня кулаки. В  море  водятся  Акулы,  а  в  глазах  людей  живет
жестокость. Там, где человек поклоняется злу, зло умножается. В мире  есть
места,  где  собирается  тьма,  места,  отданные  тем,  кого  мы  называем
Безымянными, древним и святым силам Земли,  бывшим  до  пришествия  света,
силам мрака, разрушения, безумия... Мне почему-то кажется, что они  лишили
Коссил разума давным-давно. Она бродит по Лабиринту  в  одиночестве  и  не
выносит дольше солнечного света. Она сказала, что  Безымянные  мертвы,  но
только потерянная душа, потерянная для правды может поверить  в  это.  Они
существуют, но они  не  хозяева  тебе.  Ты  свободна,  Тенар.  Воспитанная
рабыней, ты разбила оковы!
     Арха выслушала волшебника, и ни один мускул не дрогнул в ее лице.  Он
замолчал.  Наступившая  тишина  ничем  не  напоминала  ту,  что  царила  в
Сокровищнице до появления Архи.  Она  наполнилась  дыханием  двоих  людей,
биением жизни в их сердцах, еле слышным, но веселым потрескиванием свечи в
оловянном фонаре.
     - Как получилось, что ты знаешь мое имя?
     Волшебник помахал руками в надежде заставить кровь быстрее бежать  по
жилам, прошелся несколько раз по комнате, поднимая тончайшую пыль.
     - Знать имена - моя работа, мое искусство. Чтобы подчинить что-нибудь
законам магии, надо  узнать  его  Настоящее  Имя.  Люди  Внутренних  Стран
скрывают свои Имена от всех, кроме тех, кому доверяют, как самим  себе.  В
имени - великая сила, но и великая опасность.  Давным-давно,  когда  Сегой
поднял Архипелаг из морских глубин, каждая вещь  носила  свое  собственное
Настоящее Имя. Вся магия  основана  на  знании  древнего  языка  Творения.
Конечно, нужно учиться заклинаниям, нужно правильно пользоваться  словами,
нужно знать, к какому результату может привести заклинание.  Но  настоящий
маг проводит всю свою жизнь в поисках имен или в поисках  способов  узнать
эти имена.
     - Как ты узнал мое имя?
     - Я не могу открывать тебе  этого.  Ты  -  фонарь,  прикрытый  черной
тканью. Но свет пробивается из-под  покрывала,  тебя  не  удалось  затмить
полностью. Я вижу свет, я вижу тебя, я знаю твое имя,  Тенар.  Это  -  мой
дар, моя сила. Не требуй от меня других объяснений. А теперь скажи, что ты
собираешься делать?
     - Не знаю.
     - Коссил уже поняла, что могила пуста. Что она предпримет?
     - Не знаю... Кажется, стоит мне подняться на поверхность, как она тут
же прикончит меня. Захочет Коссил и принесет меня  в  жертву  на  ступенях
Трона. Вот тогда Манан действительно отрубит мне голову. И никто Темный не
выскочит в этот раз из-за Трона, чтобы остановить его меч...
     Арха говорила безжизненным лишенным всяких красок голосом.  Волшебник
нахмурился.
     - Тенар, если мы останемся здесь надолго,  ты  сойдешь  с  ума.  Гнев
Безымянных давит на твой разум все сильнее. И на мой  тоже...  Мне  лучше,
когда ты рядом... Пока тебя не было, мне приходилось слишком щедро тратить
свою силу. Никто  не  может  слишком  долго  сопротивляться  Безымянным  в
одиночку. Они могущественны...
     Постепенно речь его стала не совсем разборчивой. Казалось, он  забыл,
о чем говорил, и замолк, растерянно потирая ладонями виски... Отпив глоток
воды из фляги, он отломил кусок хлеба и принялся жевать.
     Действительно, Арха почувствовала какую-то тяжесть, непонятный  груз,
замедляющий и путающий мысли.  Однако  она  ничего  не  боялась,  шагая  в
одиночку по туннелям, только  полнейшая  тишина  показалась  ей  зловещей.
Почему? Она никогда не страшилась безмолвия подземелий. Но никогда еще  не
осмеливалась она ослушаться Безымянных, открыто восстать против их воли.
     Собрав остатки сил, Арха невесело рассмеялась.
     - Мы сидим на  величайших  сокровищах  Империи.  Божественный  Король
отдал бы всех своих жен за один-единственный сундук из этой комнаты. А  мы
даже не открыли ни одного...
     - Я открывал, - с набитым ртом ответил Сокол.
     - В темноте?
     - Я сделал немного света. Ох, до чего тяжело было... Даже  с  посохом
здесь не всегда мне это  удавалось,  а  уж  без  него...  все  равно,  что
разжигать сырые дрова под дождем. Но я сделал свет и нашел то, что искал.
     Арха с трудом подняла голову.
     - Кольцо?
     - Половину кольца. Другая половина сейчас у тебя.
     - У меня? Она потерялась давным...
     - Она нашлась. Я носил ее на цепочке, которую ты  сорвала  с  меня  и
спросила при этом, почему я не подыщу себе талисман получше. Единственное,
что может быть лучше половины кольца - это целое кольцо. С другой  стороны
- половина лепешки лучше,  чем  ничего.  Так  что  теперь  у  тебя  -  моя
половина, а у меня - твоя.
     Улыбка волшебника на мгновение разогнала зловещие тени Сокровищницы.
     - Когда я отняла ее у тебя, ты сказал, что  я  не  знаю,  что  с  ней
делать.
     - Верно, не знаешь.
     - А ты знаешь?
     Он кивнул.
     - Расскажи! Расскажи мне про  кольцо  Эррет-Акбе,  расскажи,  как  ты
нашел его потерянную половину, как ты появился здесь  и  зачем.  Я  должна
знать все это, потому что тогда, может быть, пойму, что мне делать.
     - Может быть, и в  самом  деле  поймешь.  Хорошо.  Что  такое  кольцо
Эррет-Акбе? Это не драгоценность, это в общем-то даже  и  не  кольцо,  оно
слишком велико для пальца. Браслет? Для этого оно слишком мало.  Никто  не
знает, для кого оно было сделано. Эльфарран Белоснежная носила его еще  до
того, как остров Солеа погрузился в морскую пучину, но  уже  тогда  кольцо
считалось древним. В конце концов, неважно, как оно попало к Эррет-Акбе...
Оно серебряное и пронизано девятью отверстиями. На внешней его  стороне  -
волнообразный рисунок, на внутренней - выгравированы Девять Рун Власти. На
каждом куске их теперь по четыре с половиной. Трещина пришлась как раз  на
одну руну, уничтожила ее, и  с  тех  пор  она  зовется  Потерянной  Руной.
Остальные восемь хорошо известны магам: Пирр, защищающая от  сумасшествия,
огня и ветра; Гез, дающая выносливость, и так  далее.  Но  пропавшая  руна
оказалась как раз той, что связывает страны, Руной  Уз,  знаком  единения,
знаком мира. Ни один король не  может  достойно  править,  кроме  как  под
знаком этой руны, но никто уже не знает, как она пишется.  Со  времени  ее
утраты не было великих правителей в Хавноре. Были принцы и тираны, и  были
войны между островами Архипелага. Чтобы прекратить  братоубийство,  мудрым
лордам и магам и потребовалось Кольцо Эррет-Акбе. Долго они пытались найти
его, посылали на поиски множество людей. Но никто не смог добыть  половину
кольца из Гробниц Атуана, а  вторая  половина,  которую  Эррет-Акбе  отдал
каргадскому королю, казалась утерянной безвозвратно. Так что  много  веков
назад от поисков отказались.
     Теперь я подхожу к главному. Когда я был чуть-чуть старше  тебя,  мне
пришлось заняться... своего рода охотой  в  открытом  море.  Жертва  ловко
провела меня и заставила выброситься на пустынный островок  неподалеку  от
берегов Карего-Ат и Атуана. Островок оказался всего лишь песчаной косой  с
поросшими жесткой травой дюнами и единственным  источником  с  солоноватой
водой. Больше там ничего не было. Однако  на  островке  жило  двое  людей.
Старик и старуха, брат и сестра. при виде меня они пришли в ужас. Ведь они
не видели человека... кто знает,  сколько  лет?  десять?  тридцать?  Но  я
нуждался в помощи, и они дали ее мне. Жили они в  хижине,  построенной  из
выброшенного морем дерева,  и  был  у  них  огонь.  Старуха  кормила  меня
моллюсками, которых собирала  во  время  отлива,  и  сушеным  мясом  чаек,
убитых... камнями! Она боялась меня, но кормила, а когда поняла, что вреда
от меня ждать нечего, доверилась мне и показала свое  сокровище.  Да,  она
тоже владела сокровищем... Это было детское платьице,  шелковое,  расшитое
жемчугом, одеяние маленькой принцессы. Сама же она куталась в невыделанные
тюленьи шкуры... Мы не разговаривали. Я в то  время  не  знал  каргадского
языка, а они не знали  языка  Архипелага,  да  и  свой  собственный  почти
забыли. Скорее всего, их привезли туда детьми и оставили умирать. Сам я не
знаю, почему с ними так поступили, и  сомневаюсь,  чтобы  они  это  знали.
Когда я покидал остров, старуха сделала  мне  подарок.  Она  подарила  мне
канувшую вглубь веков половину кольца Эррет-Акбе.
     Предавшись воспоминаниям, волшебник ненадолго замолк.
     - Я не знал тогда, что это  такое.  Величайший  дар,  который  только
можно  сделать  в  нашем  веке,  и  сделала  его  полубезумная,  одетая  в
разлагающиеся вонючие шкуры старуха молодому  лоботрясу,  который  запихал
его себе в карман, буркнул "спасибо!" и отбыл в неизвестном направлении...
Охота моя закончилась... успешно, потом мое присутствие  потребовалось  на
Драконьей Тропе, потом...  В  общем,  где  бы  я  ни  был,  я  никогда  не
расставался  с  амулетом  из  чувства  благодарности  к  старухе,  которая
подарила мне единственное, да, единственное, что могла. Я приделал к  нему
цепочку, повесил на шею и не слишком часто вспоминал о его  существовании.
Но однажды на Селидоре, Самом Дальнем  Острове,  где  Эррет-Акбе  погиб  в
битве с драконом Ормом, я разговорился с прямым  потомком  Орма.  Он-то  и
сказал мне, ЧТО я ношу на груди. Его сильно развеселило,  что  я  не  знал
этого. Драконы вообще уверены, что мы довольно забавные создания... Но они
помнят Эррет-Акбе и говорят о нем не как о человеке, но как  о  драконе...
Вернувшись в Архипелаг, я  решил  первым  делом  посетить  Хавнор.  Сам  я
родился на  острове  Гонт,  не  так  далеко  от  вашей  Империи,  и  много
странствовал, но ни разу не бывал на Хавноре.  Настало  время  побывать  и
там. Я увидел белоснежные башни и поговорил с великими людьми -  принцами,
купцами, владыками древних княжеств. Я сказал им,  чем  владею,  и  сказал
еще, что готов отправиться за второй половиной кольца в  Гробницы  Атуана,
чтобы овладеть Потерянной Руной, ключом к всеобщему миру. Мир  -  вот  что
нужно нам больше всего. Они превознесли меня до небес, а один  купец  даже
дал денег, чтобы снарядить корабль. Я выучил ваш язык и приплыл на Атуан.
     Волшебник замолк и сидел, рассеянно вглядываясь  в  танцующие  вокруг
тени.
     - Как случилось, что люди в наших городах не  догадались,  что  ты  с
Запада?
     - О, людей ничего не стоит обмануть, -  ответил  он  с  отсутствующим
видом, - если знать, как это сделать.  Стоит  окружить  себя  иллюзиями  и
никто, кроме мага, не в силах проникнуть сквозь них. Вот что мне непонятно
- вы изгнали магов, запретили заниматься Великим Искусством и в итоге сами
перестали верить в него.
     -  Да,  меня  учили  не  верить  в  магию.  Она  противоречит  учению
Божественных Королей. Теперь-то я понимаю, что только магия могла  довести
тебя до Гробниц Атуана и открыть дверь в красной скале.
     - Не только магия, но и хороший совет.  Мы  пользуемся  письменностью
дольше вас... Ты умеешь читать?
     - Нет. Это - Черное Искусство.
     Маг кивнул.
     - Но полезное.  Один  древний  грабитель-неудачник  оставил  описание
Гробниц Атуана и способов, как в  них  проникнуть.  Нужно  только  владеть
Великим Заклинанием Открытия. Все это записано в одной из книг, хранящихся
в сокровищнице одного принца. Он разрешил мне  познакомиться  с  ней.  Так
вот, я вошел в ту гигантскую пещеру...
     - Подземелье-Под-Гробницами...
     - Тот грабитель, что написал книгу, был уверен, что половинка  кольца
хранится именно в Подземелье. Я внимательно осмотрел пещеру и  решил,  что
сокровище спрятано где-то глубже. Я знал, где находится вход в Лабиринт и,
увидев тебя, подумал, что лучше всего будет спрятаться в нем и как следует
его обыскать. Это оказалось ошибкой...  Безымянные  уже  начали  опутывать
сетями мой разум, и с каждым часом я становился все слабее и глупее. Чтобы
сопротивляться  им,  нужно  постоянно  держать  свои  мысли  под   жестким
контролем. Этот закон я усвоил давно, но здесь,  где  они  сильнее  любого
смертного...
     Оба надолго замолчали.
     - Что ты нашел в сундуках с сокровищами?
     - Всякий хлам - золото, бриллианты, короны, мечи.  Ничего  нужного  и
полезного... Расскажи мне, Арха, как ты была избрана Первой Жрицей.
     - Когда умирает Первая  Жрица,  по  всему  Атуану  начинаются  поиски
девочки, рожденной в ночь ее смерти. Находят ее  всегда,  потому  что  она
возрождается именно в этом ребенке. В пять лет девочку приводят в Место, а
в  шесть  -  отдают  Безымянным,  которые  пожирают  ее  душу.  Она  -  их
собственность, и так было с начала времен.
     - Ты веришь в это?
     - Я всегда верю в это.
     - Веришь ли ты теперь?
     Арха промолчала, и снова наполненная тенями тишина легла между ними.
     - Расскажи... расскажи мне про драконов... на западе...
     - Тенар, что ты собираешься  делать?  Мы  не  можем  сидеть  здесь  и
рассказывать друг другу всякие истории, пока  не  догорит  свеча  и  снова
воцарится тьма!
     - Я не знаю, что делать. Мне страшно.
     Арха сидела на крышке сундука, сидела прямо,  крепко  сцепив  руки  и
говорила громко, как мучимый болью человек.
     - Я боюсь темноты!
     Волшебник ответил ей тихо, спокойно:
     - Пришло время сделать выбор. Ты можешь оставить меня, закрыть дверь,
подняться к алтарям, отдать меня Безымянным и заключить мир с Коссил.  Это
будет конец. Или... ты можешь отпереть дверь  и  выйти  отсюда  вместе  со
мной. Уйти из Гробниц, покинуть Атуан, переплыть море. Это  будет  начало.
Будь Архой или будь Тенар. Ты не в силах быть сразу и той, и другой.
     Глубокий голос произносил слова мягко и уверенно. Арха  в  сотый  раз
посмотрела в лицо волшебника и в первый раз увидела, что хотя оно твердо и
изборождено шрамами, нет в нем ни жестокости, ни коварства.
     - Отречение от Безымянных равно смерти. Я умру, если покину Место.
     - Ты не умрешь. Умрет Арха.
     - Я не могу...
     - Чтобы возродиться, нужно умереть. Это не так трудно, как кажется.
     - Они не выпустят меня отсюда. Никогда!
     - Может, и не выпустят, но попробовать стоит. У тебя - знания, у меня
- искусство, а у нас обоих..
     - Кольцо Эррет-Акбе!
     - Да, Кольцо. Но я думал еще и о другом,  что  есть  у  нас...  Можно
назвать это доверием, но это только одно из названий великого  чувства.  В
одиночку каждый из нас слаб, но вместе мы могущественнее Темных Сил.
     Глаза на изуродованном лице мага горели ясным, чистым огнем.
     - Слушай, Тенар! Я пришел сюда как вор,  как  враг,  но  сердце  твое
оказалось добрым, ты поверила мне. А я... я поверил в тебя с  того  самого
момента, когда увидел  твое  прекрасное  лицо  в  темноте  Подземелья.  Ты
доказала свое доверие, а я еще  не  успел  этого  сделать.  В  знак  моего
отношения к тебе возьми самое ценное мое достояние... Мое Настоящее Имя  -
Гед. Храни его.
     Он встал и протянул Архе полукруглый кусочек серебра.
     - Пусть кольцо соединится!
     Арха сняла с шеи цепочку, отсоединила от нее  свою  половину  кольца,
положила ее на раскрытую ладонь. Потом она взяла у Геда вторую половину  и
приложила ее к первой так, что концы их встретились.
     Не поднимая глаз, Арха произнесла:
     - Я пойду с тобой.



                               10. ГНЕВ ТЬМЫ

     Когда Арха сказала это, человек по имени Гед  протянул  руку  и  взял
талисман с ее ладони. Она взглянула на него и увидела, что лицо его  полно
жизни и торжества. Арха даже немного перепугалась.
     - Ты подарила свободу нам обоим, - сказал Гед. - В  одиночку  свободы
не завоюешь... Пойдем, не будем терять времени, пока оно у нас  еще  есть.
Подержи-ка его еще немного...
     Он снова положил половинки кольца на ладонь Архе и приставил  друг  к
другу сломанные концы.
     Он прикоснулся к ним пальцами, произнес несколько  слов,  и  внезапно
лоб его покрылся крупными каплями пота. Арха почувствовала, как что-то еле
заметно шевельнулось  на  ее  ладони,  словно  проснулся  спавший  на  ней
маленький пушистый зверек. Гед глубоко вздохнул, вытер пот, и  морщины  на
его заострившемся лице постепенно разгладились. Быстрым движением, хотя  и
с трудом, он надел кольцо на правое  запястье  Архи  и  с  удовлетворением
посмотрел на результаты своего труда.
     - Подходит... Должно быть, это женский браслет. Или детский.
     - Он не  развалится?  -  прошептала  Арха,  когда  серебряное  кольцо
холодно и деликатно скользнуло на ее тонкую руку.
     - Не развалится. Кольцо Эррет-Акбе требует более сложного заклинания,
чем то, каким пользуется деревенский колдун,  чинящий  кастрюлю.  Пришлось
применить Учение Образов, чтобы Кольцо снова стало одним целым, каким было
до того, как сломалось. Тенар, нам пора идти. Я возьму мешок и  флягу,  ты
одевай плащ. Что еще?
     Когда Арха возилась с ключом, Гед позади нее еле слышно сказал:
     - Эх, если бы у меня был посох...
     Девушка услышала и прошептала в ответ:
     - Он за дверью, я принесла его с собой.
     - Зачем? - с любопытством спросил Гед.
     - Я хотела... вывести тебя отсюда. Отпустить...
     - Т_а_к_о_г_о_ выбора у тебя не было. Ты могла сделать меня  рабом  и
при этом сама остаться рабыней  или  освободить  меня  и  обрести  свободу
самой. Ну, малышка, смелей, поворачивай ключ!
     Наконец, Арха повернула ключ в виде дракона и открыла дверь в  низкий
черный коридор. Неся на руке Кольцо Эррет-Акбе, она вышла из Сокровищницы,
и Гед последовал за ней.
     Внезапно по стенам пробежала какая-то непонятная  дрожь,  похожая  на
отдаленный раскат грома или падение чего-то большого и тяжелого.
     От страха волосы на голове Архи зашевелились,  и,  не  раздумывая  ни
секунды, она задула свечу. За ее спиной послышались шаги Геда, и его тихий
голос произнес так близко, что согрел дыханием ее щеку:
     - Оставь фонарь. Если понадобится, я сделаю свет. Какое время  сейчас
наверху?
     - Когда я уходила, было уже далеко за полночь.
     - Тогда надо торопиться.
     Он продолжал стоять, и Арха догадалась, что должна вести его.  Только
она знает выход из Лабиринта. Нагнувшись, чтобы не  чиркнуть  макушкой  по
низкому потолку, Арха быстрее обычного пошла вперед. Из невидимых  боковых
туннелей вырывалось ледяное дыхание и острый, мертвящий запах  необъятного
подземелья под подземельем. Туннель стал  выше,  Арха  выпрямилась,  пошла
медленнее и начала отсчитывать оставшиеся до Ямы шаги. Легко повторяя  все
ее движения, Гед шел за ней. Останавливалась Арха, и  в  то  же  мгновение
останавливался Гед.
     - Вот и Яма, - прошептала Арха. - Я  не  могу  найти  карниз...  Ага,
нашла... Подожди, камни шатаются... - она быстро  сошла  с  предательского
места. Сердце ее бешено колотилось. Гед  схватил  ее  за  руку  и  оттащил
подальше от Ямы.
     - Ступать на карниз нельзя, камни еле держаться.
     - Надо посмотреть на них поближе. Может  быть,  удастся  укрепить  их
правильным словом. Успокойся, малышка.
     Странно, подумала Арха, он называет меня в точности как Манан...
     Но вот Гед зажег на конце посоха слабый, похожий на полускрытую слоем
тумана звездочку, огонек, ступил на узкую тропу над зияющим провалом, и  в
этот момент Арха увидела за ним, еще  дальше  в  темноте,  огромную  тень.
Манан, безнадежно подумала она, но крик, словно стянутый удавкой,  застрял
у нее в горле.
     Манан уже протянул руки, чтобы столкнуть Геда с шаткого  карниза,  но
тот быстро поднял голову, увидел противника  и,  издав  крик  удивления  и
ярости, замахнулся на него  посохом.  Свет  на  его  конце  разгорелся  до
ослепительной,  непереносимой  яркости  и  ударил  прямо  в  лицо  евнуха.
Заслоняя глаза, Манан вскинул одну руку,  другой  пытался  схватить  Геда,
промахнулся и упал.
     Падая, он не издал ни звука, ни звука не донеслось из черной бездны -
ни удара упавшего тела, ни предсмертных хрипов... Ничего. Ни Гед, стоя  на
карнизе и цепляясь за стену, ни Арха, встав на колени на краю пропасти, не
услышали ничего.
     Свет превратился в едва заметную искорку.
     - Пойдем, - сказал Гед и, взяв Арху за руку, в три  отчаянных  прыжка
буквально перебросил ее через Яму и погасил свет. Оцепеневшая,  ничего  не
соображающая Арха зашла вперед, чтобы  показывать  дорогу,  но  уже  через
несколько шагов подумала: Куда же теперь, направо или налево?
     Она остановилась.
     Гед спросил:
     - В чем дело?
     - Я заблудилась. Зажги свет.
     - Заблудилась?
     - Я... потеряла счет поворотов.
     - Зато я считал, - подойдя ближе, сказал Гед.  -  После  Ямы  налево,
направо и еще раз направо.
     - Тогда сейчас опять направо, - автоматически ответила  Арха,  но  не
сдвинулась с места. - Зажги свет.
     - Тенар, свет не укажет нам путь.
     - Ничто не укажет его нам. Для нас все кончено.
     Мертвая тишина, как дикий зверь, набросилась на ее  шепот  и  пожрала
его.
     - Пошли, Тенар. Первый поворот направо...
     - Зажги свет, - молила она. - Туннели так жутко изгибаются...
     - Я не могу сделать этого, нужно хранить силы для более  важных  дел.
Тенар, они... они знают, что мы вышли из сокровищницы. Они знают,  что  мы
миновали яму. Они ищут нас, ищут  проблески  нашей  воли,  нашего  духа...
чтобы погасить, пожрать их. Вот какой свет нужно поддерживать, и  вся  моя
сила уходит сейчас на это. Необходимо сдержать их напор,  а  это  возможно
только с твоей помощью. Вперед!
     - Нам не выбраться отсюда, - сказала Арха, но сделала один шаг. Потом
еще один. Шла она с таким чувством, будто в следующее мгновение под ногами
разверзнется черная пустота. Но теплая, уверенная рука держала ее руку,  и
она превозмогала оцепенение.
     Казалось,  прошла  целая  вечность,  прежде  чем  они  добрались   до
Лестницы. Никогда еще не была она такой крутой, никогда еще  ступеньки  не
были такими скользкими и узкими... Преодолев ее, они пошли быстрее - Тенар
знала,  что  после  Лестницы  в  слегка  изгибающемся  туннеле  долго   не
встретится боковых ответвлений. Но вот  пальцы  ее  левой  руки  встретили
пустоту.
     - Сюда, - прошептала она, но Гед  остановился,  как  будто  что-то  в
поведении Тенар заставило его усомниться в правильности такого решения.
     - Нет, - поправилась Тенар, - налево. Не знаю...  Я  ничего  не  могу
сделать, мы не выберемся отсюда.
     - Нам нужно в Раскрашенный Зал, - произнес тихий голос в  темноте.  -
Как туда добраться?
     - Второй поворот налево.
     Они сделали большой обход, миновали один ложный след и вошли в правый
туннель, ведущий к их цели.
     - Прямо, - прошептала Арха. Дела у них пошли лучше,  потому  что  она
уже не одну сотню раз отсчитывала повороты в туннелях, ведущих к  железной
двери. Лежавшая на ее душе тяжесть  не  мешала  ей  сворачивать  в  нужную
сторону, надо было только стараться не думать ни о чем другом. Все  время,
пока они шли, Гед  и  Тенар  приближались  к  источнику  давившей  на  них
ненависти. Ноги девушки казались ей такими тяжелыми и неповоротливыми, что
она даже всхлипнула, подавленная необходимостью переставлять их. А рядом с
ней мужчина дышал глубоко и надолго задерживал выдох, снова и  снова,  как
человек, могучим усилием напрягающий все до единого мускулы  своего  тела.
Из его горла время от времени вырывался хриплый приглушенный возглас -  то
ли слово, то ли обрывок фразы.  У  самой  железной  двери  Арха  в  порыве
панического страха вытянула вперед руку.
     Дверь была открыта.
     - Быстрее! - воскликнула она и за руку вытащила Геда из Лабиринта.  -
Почему она открыта?
     - Чтобы закрыть ее, Безымянным нужны твои руки.
     - Мы подходим к... - голос ее сорвался.
     - К сердцу тьмы. Знаю. Однако, мы уже вышли из  Лабиринта...  Сколько
существует выходов из Подземелья?
     - Всего один. Та  дверь,  через  которую  вошел  ты,  не  открывается
изнутри. Нужно пройти через пещеру и вверх по туннелю к люку в комнате  за
Троном. В Тронном Зале...
     - Значит нам надо туда.
     - Но ведь она там, - прошептала девушка, - в  Подземелье,  в  пещере.
Она копается в пустой могиле. Я не смогу  пройти  мимо  нее  еще  раз,  не
смогу!
     - Наверное, она уже ушла.
     - Нет...
     - Тенар, в этот самый момент я держу крышу над нашими головами, чтобы
она не обрушилась на нас, я держу стены, чтобы  они  не  сомкнулись,  пол,
чтобы он не разверзся под нашими ногами. Занимаюсь  я  этим  с  той  самой
минуты, как мы перебрались через Яму, где ждал нас Их  слуга.  Неужели  ты
чего-нибудь боишься рядом с человеком, способным  укротить  землетрясение?
Доверься мне! Пойдем!
     Бесконечный  туннель  кончился.  Тьма  расширилась,   они   вошли   в
исполинскую пещеру под Монументами.
     Тенар прошла всего несколько шагов вдоль правой стены и в  недоумении
остановилась.
     - Что такое? - еле слышно прошептала она пересохшими губами.
     В мертвом, черном, необъятном пузыре воздуха послышался шум -  дрожь,
ощущаемая только кровью и мозгом костей. Гравированные временем стены  под
ее пальцами гудели глухо, монотонно.
     - Вперед! - подобно удару бича треснул  рядом  в  пересохшем  воздухе
пересохший голос. - Быстрее, Тенар!
     Спотыкаясь, она пошла  вперед,  беззвучно  выкрикивая  потрясенным  и
черным, как Яма сознанием: - Простите! О, Хозяева,  неназванные,  древние,
простите, помилуйте меня!
     Ответа не было. Они не отвечали никогда.
     Они прошли длинный туннель, вскарабкались по ведущей к люку лестнице.
Крышка люка  оказалась  закрытой.  Арха  нажала  на  скрытую  пружину,  но
механизм, поднимающий крышку, не сработал.
     - Сломалась. Не открывается.
     - С пружиной все в порядке просто на крышке стоит что-то тяжелое.
     - Ты можешь открыть ее?
     - Смогу, хотя мне кажется, что наверху нас поджидает Коссил. Кто  еще
может быть с ней.
     - Дуби и Уато, другие стражники. Мужчинам сюда нельзя.
     - Я не могу в одно и то же  время  произносить  заклинание  Открытия,
обороняться от стражников и  сдерживать  гнев  Безымянных,  -  сказал  Гед
задумчиво, но без паники. - Нужно поискать другой выход. Дверь  в  красной
скале. Значит, Коссил уверена, что ее нельзя открыть изнутри?
     - Уверена. Она дала мне однажды попробовать...
     - Значит ее не охраняют! Пошли!
     Арха  почти  скатилась  с  каменных  ступеней,  которые   дрожали   и
вибрировали, словно в глубине кто-то натягивал тетиву исполинского лука.
     - Что это?.. Откуда дрожь?..
     - Идем,  -  сказал  он  так  спокойно  и  уверенно,  что  Арха  сразу
повиновалась и решительно зашагала к жуткой пещере.
     Не успела она войти в подземелье, как такой ужасающий шторм слепой  и
злобной ненависти набросился на ее разум, что она съежилась и во всю  мощь
своих легких закричала:
     - Вот они! Они здесь!
     - Тогда пусть знают, что и мы здесь! - крикнул Гед,  и  белое  сияние
вырвалось из его посоха и кончиков пальцев. Как волна на  залитом  солнцем
берегу разбилось оно о тысячи алмазов на крыше Подземелья  и  его  стенах.
Сквозь это пиршество света устремились мужчина и женщина к низкому входу в
туннель, а тени бежали впереди них по сверкающим  стенам,  по  белоснежным
колоннам, по пустой разрытой могиле. Пригнувшись, пробежали они по туннелю
- Тенар впереди, Гед следом. Скалы вокруг них скрежетали и колыхались.  Но
с ними был ослепительный свет, и Тенар  впервые  увидела  изнутри  мертвую
закрытую дверь в красной скале. Перекрывая голос разгневанной  Земли,  Гед
произнес всего одно слово. Тенар опустилась на колени, и над ее  плечом  в
дверь ударил сияющий посох. Скала вспыхнула и разлетелась на куски.
     Бледнело  предрассветное  небо.  В  необъятной  вышине  еще   холодно
сверкало несколько звезд.
     Свежий ветер омыл пылающее лицо Тенар, глаза ее  увидели  звезды,  но
она не поднялась, продолжая стоять на коленях между небом и землей.
     Гед, незнакомый и мрачный на фоне розовеющего неба, повернулся и взял
Тенар за руку, чтобы помочь ей встать. Лицо его  было  черно  и  искажено,
словно у демона. Арха отпрянула от него и закричала  чужим,  пронзительным
голосом, как будто во рту у нее дергался язык мертвеца:
     - Нет! Нет! Не прикасайся ко мне! Оставь! Уходи!
     Извиваясь, она поползла назад, в черный, безгубый рот Гробниц.
     Стальные тиски пальцев Геда разжались, и он тихо произнес:
     - Именем Кольца, что носишь ты на руке, приказываю тебе идти со мной!
     Тенар увидела, как звездный свет отражается от серебряной поверхности
Кольца. Не отрывая от него глаз, она встала, пошатнулась. Гед  снова  взял
ее за руку и повел за собой. Сил, чтобы бежать, у них уже не осталось...
     Вот из черного рта посреди скал, уже далеко от  них,  позади  донесся
долгий стон, исполненный  ненависти  и  страдания.  Вокруг  начали  падать
камни, земля задрожала. Они шли вперед, и Тенар  не  отрывала  взгляда  от
сияющего на ее запястье света далеких звезд.
     Они  спустились  в  долину,  пересекли  ее  и  начали  взбираться  на
противоположный склон. Внезапно Гед остановился и крикнул:
     - Смотри!
     Тенар обернулась. И увидела... Они уже поднялись по  склону  на  один
уровень с девятью исполинскими монолитами, которые стояли или  лежали  над
пещерой,  полной  алмазов  и  могил.  Стоящие  камни   начали   двигаться.
Вздрогнув, они медленно наклонились,  словно  мачты  корабля,  в  бушующем
море. Один из них конвульсивно дернулся и,  став  на  одно  мгновение  как
будто выше, рухнул. На него с грохотом свалился еще один. Дальше за  ними,
черный на фоне желтовато-розоватого неба, заколыхался купол Тронного Зала.
Стены его как бы вздулись. Вся огромная масса камней и штукатурки поплыла,
меняя свой облик как глина в быстром ручье, начала заваливаться набок и  с
оглушительным ревом рухнула во  взметнувшемся  фонтане  обломков  и  пыли.
Долина  вздыбилась,  вверх  по  склону  холма  побежала  волна,  и   среди
Монументов открылась гигантская трещина,  зияя  мраком  и  извергая  клубы
серой, похожей на дым, пыли. Камни, что  еще  стояли,  повалились  и  были
проглочены ею. Потом с грохотом, отразившемся, казалось  от  самого  неба,
черные уста сомкнулись. По земле пробежала короткая дрожь, и все стихло.
     Тенар перевела взгляд  с  раскинувшейся  перед  ней  ужасной  картины
смерти и разрушения на стоящего рядом с ней мужчину, чьего лица она еще ни
разу не видела при дневном свете.
     - Ты удержал его, - сказала она, и после грохота, рева и плача  Земли
голос  ее  показался  шелестом  ветра   в   тростниках.   -   Ты   удержал
землетрясение, ты выстоял против гнева самой Тьмы...
     - Нам нужно идти, - сказал Гед, отворачиваясь от восходящего  солнца,
бросившего первые лучи на руины. - Я устал и хочу есть.
     Он споткнулся, и Тенар взяла его за руку.  Оба  они  еле  передвигали
ноги. Медленно, как пауки по стене, взбирались они по  длинному,  длинному
склону холма, пока не добрались до его купающейся в рассвете и исчерченной
тенями от стеблей шалфея вершины. Далеко на западе стояли  горы.  Подножия
их были пурпурными, пики - золотыми. Глядя на них, Гед  и  Тенар  постояли
несколько минут и пошли вниз, оставив за спиной развалины Гробниц Атуана.



                            11. ЗАПАДНЫЕ ГОРЫ

     Тенар проснулась,  усилием  воли  изгнав  из  затуманенного  сознания
кошмары, в которых она так долго странствовала по темным местам, что плоть
ее совсем иссохла и стали видны тонкие двойные кости предплечий, когда она
вытягивала вперед руки. Тенар открыла глаза, и в  них  полился  золотистый
свет, она глубоко вздохнула и пряные запахи опьянили ее.  Сладость  бытия,
ни с чем не сравнимое удовольствие жить на свете неторопливо наполнило  ее
и полилось через край... Она села, потянулась, расправила черный хитон и с
наслаждением огляделась вокруг.
     Вечер. Солнце уже ушло за громоздящиеся на западе горы, но  лучи  его
еще заполняли землю и небо, необъятное, чистейшее зимнее небо,  необъятную
пустынную золотистую землю с ее горами и широкими долинами. Ветер стих,  в
морозном воздухе царила первозданная тишина. Ничто не двигалось. Листья на
ближних кустиках висели желтые и высохшие, крошечные  стебельки  пустынной
травы щекотали ладони девушки. Невообразимое великолепие света  вобрало  в
себя каждую веточку, каждый поникший листик и стебелек, холмы, горы и  сам
воздух.
     Она посмотрела налево, и там был Гед. Закутавшись в плащ  и  подложив
руку под голову, он крепко спал. Лицо мага во сне казалось упрямым,  почти
гневным, но  левая  рука  его,  расслабившись,  упала  на  землю  рядом  с
пушинкой, на которой еще сохранились свалявшийся клочок пуха  и  крохотные
пики, призванные защищать потомство. Человек и пушинка, пушинка  и  спящий
человек...
     Он - Маг, чья власть сродни и равна  власти  Древних  Сил  Земли.  Он
беседовал с драконами и одним словом укротил землетрясение. И вот он  спит
на голой земле, а рядом с ним пристроилась  отдохнуть  крохотная  пушинка.
Непонятно... Жить, просто жить  -  это  оказалось  куда  величественнее  и
удивительнее, чем Тенар могла себе  вообразить.  Льющееся  с  неба  золото
коснулось ее покрытых пылью волос и на мгновение превратило  в  сверкающую
драгоценность пушинку, ту самую пушинку.
     Свет угасал и по мере  его  исчезновения  воздух  становился  заметно
холоднее. Тенар встала и принялась обламывать с кустов сухие ветки,  такие
же кривые и крепкие, как ветки дуба в миниатюре.  Гед  решил  остановиться
здесь в полдень, когда было тепло, а они устали настолько,  что  не  могли
переставлять ноги. Заросли низкорослого  можжевельника  и  западный  склон
холма,  с  которого  они  спустились,  показались  им  вполне   приемлемым
убежищем. Допив остатки воды из фляги, они растянулись на земле и уснули.
     Заметив невдалеке множество сухих веток, Арха подобрала их с земли и,
выкопав руками небольшую ямку, с помощью верного огнива  разожгла  костер.
Кучка листьев и тоненьких веточек занялась мгновенно, а  от  них  и  ветки
потолще скоро расцвели  роскошным  пламенем,  пропитанным  запахом  смолы.
Стемнело, и первые звезды высыпали на непостижимое небо.
     Треск огня разбудил спящего, он потер ладонями грязное лицо,  зевнул,
с трудом поднялся на ноги и подошел к костру.
     - Я вот думаю, - сонным голосом начал он.
     - Понимаю, но мы не продержимся всю ночь без огня... - Подумав, Тенар
добавила: - Если только у тебя  в  запасе  нет  какого-нибудь  заклинания,
чтобы согреть нас или сделать костер невидимым...
     Гед уселся рядом с костром и обхватил колени руками.
     - Б-р-р, настоящий костер лучше любого заклинания. Я соорудил  вокруг
маленькую иллюзию - постороннему глазу мы с тобой покажемся сухими ветками
и валунами... Итак, как ты полагаешь? Будет ли за нами погоня?
     - Это было бы весьма неприятно, но мне кажется, что погони не  будет.
О твоем существовании знали только Коссил и Манан. Оба погибли.  Наверняка
Коссил была в Тронном Зале, когда он рухнул... Она ждала нас у  люка.  Все
остальные будут думать, что меня завалило в Лабиринте.
     Тенар тоже обхватила руками колени. При последних словах по  ее  телу
пробежала дрожь.
     - Надеюсь, все остальное уцелело. С холма ничего не было видно  из-за
пыли. Я почти уверена, что с храмами и Большим Домом, где  спали  девочки,
не случилось ничего плохого.
     - Скорее всего. Это только  Гробницы  пожрали  сами  себя.  Когда  мы
уходили, я видел золотую крышу какого-то храма, а вниз  по  склону  бежали
люди.
     - Что они скажут, что подумают... Бедная Пенте!  Теперь  ей  придется
стать Верховной Жрицей храма Божественного Короля.  А  ведь  это  она  все
время хотела сбежать, не я... Наверное, все-таки убежит...
     Тенар  улыбнулась.  Радость  вошла  в  нее,  когда  Тенар  проснулась
навстречу золотому свету. Ничто не могло убить эту  радость  -  ни  черное
слово, ни  злое  дело...  Она  развязала  котомку  и  вынула  оттуда  пару
крохотных лепешек. Одну она передала Геду, в другую тут же впилась  зубами
сама. Лепешки были черствые, кислые и необыкновенно вкусные.
     Некоторое время они ели в молчании.
     - Далеко ли мы от моря?
     - Я шел два дня и две ночи. Теперь выйдет подольше.
     - Я сильная, - сказала Тенар.
     - Да, сильная. И храбрая. Но твой спутник устал, - улыбнулся  Гед.  -
Да и с едой у нас плоховато.
     - Ты найдешь воду?
     - Завтра, в горах.
     - А еду? - робко спросила Тенар.
     - Охота отнимает много времени, и оружия у нас нет никакого...
     - Я думала... может... магия?..
     - Я могу позвать кролика, - ответил  Гед,  разгребая  угольки  кривой
веточкой можжевельника. - Сейчас они вылезают из норок, настает их  время.
Я позову одного по имени,  и  он  прискачет.  Но  способна  ли  ты  убить,
освежевать и поджарить кролика, которого назвала Настоящим  Именем?  Может
быть, если умираешь от голода... Но это все равно, что предать друга.
     - Да, конечно, но я думала, можно...
     - Вызвать нам ужин? Это нетрудно. И даже на  золотых  тарелках,  если
тебе так захочется. Но когда ешь иллюзию, встаешь из-за  стола  еще  более
голодным. Подобный ужин примерно так же питателен, как собственные слова.
     В свете костра на мгновение блеснули белые зубы Геда.
     - Твоя магия особенная, - сказала Тенар с величием равного  -  Первая
Жрица беседует с магом. - Кажется,  она  способна  решать  только  мировые
проблемы.
     Гед подбросил в  костер  веток,  и  к  ночному  небу  взвился  фонтан
благоухающих смолой искр.
     - Так можешь ты позвать кролика?
     - Хочешь?
     Она кивнула.
     Гед отвернулся от костра и тихо сказал в окружающую тьму:
     - Кеббо... О, Кеббо...
     Молчание. Ни звука. Ни движения. Потом на самой  границе  освещенного
круга, у самой земли сверкнул глаз, похожий на кусочек обкатанной  быстрой
речкой гальки. Изгиб пушистой спинки. Внимательное ухо торчком.
     Гед  сказал  еще  слово.  Ухо  вздрогнуло,  из  тьмы  появилось   его
ухо-собрат. Зверек повернулся, и на мгновение Тенар увидела  его  целиком.
Тут же последовал искусный прыжок, и пушистый  комочек  вернулся  к  своим
таинственным ночным делам.
     - Ах! - выдохнула Тенар. - Как здорово! А я могу?
     - Ну...
     - Это секрет! - сразу же сказала она, обретая былое величие.
     - Секрет - _И_м_я_ кролика. По крайней мере, не следует  пользоваться
им без нужды... Но вот _у_м_е_н_и_е_ позвать  кролика  -  не  секрет,  это
таинство, искусство...
     - Которым ты владеешь! Знаю, знаю!
     В голосе  Тенар  звучала  страсть,  которую  не  могла  замаскировать
напускная ирония. Гед быстро глянул на нее и ничего не ответил.
     Схватка с Безымянными  измотала  его,  предательские  туннели  отняли
почти все его силы. Хотя Гед  и  остался  победителем,  он  не  чувствовал
никакого желания торжествовать победу. Посидев еще немного,  он  свернулся
калачиком поближе к огню и уснул.
     Тенар продолжала подкладывать ветки в костер и смотреть на сверкающие
от горизонта до горизонта созвездия, пока голова ее не начала клониться на
грудь и сон не сморил ее.
     Проснулись они почти одновременно.  Костер  погас.  Звезды,  которыми
любовалась Тенар, исчезли за горами и на смену им взошли на востоке новые.
Разбудил их холод, трескучий  мороз  пустынной  ночи,  и  ветер,  ледяной,
острый, как бритва ветер.
     Топливо для костра кончилось.
     - Пора двигаться, - сказал Гед. - Скоро рассвет.
     Зубы его так стучали, что Тенар с трудом разобрала слова. Они  начали
взбираться по длинному пологому склону. Кусты  и  валуны  ясно  выделялись
своей чернотой, и идти было легко, как днем. Через некоторое время  ходьба
согрела их, шаг убыстрился и стал  увереннее,  дрожь  и  зубовный  скрежет
прекратились. К рассвету они были уже  у  подножия  первой  горной  гряды,
служившей до этого дня границей мира, в котором жила Тенар.
     Привал устроили в роще. Желтые трепещущие листья еще льнули к ветвям.
Гед сказал, что эти деревья  называются  осинами.  До  этого  Тенар  знала
только можжевельник, хилые тополя на  берегах  речных  заводей,  да  сорок
яблонь, растущих в саду Места. Птичка среди ветвей нежно сообщила им:
     - Ди-и, ди-и.
     Между деревьями шумела узкая,  но  быстрая  горная  речушка.  Ворочая
камешки и прыгая по перекатам, она очень спешила куда-то по своим делам, и
у нее не хватало  времени  замерзнуть.  Тенар  побаивалась  ее,  ведь  она
привыкла к пустыне, где все молчит и движется неторопливо:  ленивые  реки,
тени облаков, парящие стервятники.
     Разделив последнюю лепешку и  последний  засохший  ломтик  сыра,  они
отдохнули и пошли дальше.
     К вечеру они забрались довольно высоко. Небо  скрылось  за  облаками,
подул пронизывающий ветер. Лагерь они устроили в лощине у другого  горного
потока. Сухого дерева тут было в изобилии, и на этот раз они  не  пожалели
топлива для костра, у которого можно было отогреться по-настоящему.
     Уставшая и счастливая Тенар нашла в дупле упавшего дерева оставленный
белкой на зиму запас орехов - грецких и еще каких-то, которые Гед, не зная
их каргадского названия, именовал "убир".  Девушка  аккуратно  разбила  их
между двумя плоскими камнями, передавая каждое второе ядрышко Геду.
     - Как  мне  хочется  остаться  здесь,  -  сказала  она,  указывая  на
сумеречную долину, укрывшуюся среди высоких гор.
     - Да, неплохое местечко, - согласился Гед.
     - Сюда никогда не приходят люди.
     - По крайней мере, нечасто... Я сам родился в горах, точнее  на  горе
Гонт. Если мы поплывем на Хавнор северным путем, непременно увидим ее. Она
особенно красива зимой - белоснежная вершина  вздымается  над  морем,  как
исполинская волна. Мое родное селение стоит на берегу такой  же  речки.  А
где родилась ты, Тенар?
     - Где-то на севере Атуана, в Энтате, кажется... Не помню...
     - Значит тебя взяли в Место совсем ребенком.
     - Мне было пять лет. Помню только огонь в очаге... Больше ничего.
     Гед потер заросший щетиной, но относительно чистый теперь  подбородок
- несмотря на холод, оба не могли отказать себе в удовольствии  покупаться
в речке. Тенар смотрела на него, но как и раньше, не могла догадаться, чем
заняты его мысли и какой груз лежит на сердце. Обращаясь больше к  костру,
чем к своей спутнице, Гед спросил:
     - Что ты собираешься делать в Хавноре? Ведь  ты...  ты  на  этот  раз
воистину возродилась.
     Тенар с улыбкой кивнула. Она и вправду чувствовала  себя  так,  будто
только что народилась на свет.
     - В первую очередь тебе нужно выучить язык.
     - Твой язык? С удовольствием!
     - Ну что ж... Это - кабат.
     Гед бросил ей на колени камешек.
     - Кабат... Это на языке драконов?
     - Нет, нет! Тебе  нужны  не  заклинания,  а  умение  разговаривать  с
людьми.
     - Конечно. Но как будет "камень" на языке драконов?
     - "Толк"... Не рассчитывай, что я возьму тебя в ученики. Мы  с  тобой
будем учить язык Архипелага. Ведь пришлось же мне выучить язык Каргада.
     - Но ты как-то странно произносишь слова...
     - Несомненно. А теперь: "аркемми-кабат", - и  Гед  протянул  руку  за
камешком.
     - А если я не поплыву на Хавнор?
     - А куда?
     Тенар промолчала.
     - Хавнор - прекрасный город. Ты принесешь ему в  дар  Кольцо,  символ
мира, неоценимое сокровище. Тебя встретят как принцессу, осыпят почестями.
В Хавноре живут гордые и благородные люди. Они  назовут  тебя  Белоснежной
Леди  -  ведь  кожа  твоя  так  бела!  -  и  полюбят  тебя еще  больше  за
молодость... и красоту.  У тебя будут сотни одеяний,  подобных тому, что я
показал  тебе   в  Лабиринте,   только  настоящих.   Ты  познаешь  людскую
благодарность и любовь, ты, кто знал только одиночество, зависть и мрак.
     - Но был же Манан, - сказала  Тенар,  словно  защищаясь,  и  губы  ее
задрожали, но самую малость. - Он любил меня,  я  видела  от  него  только
добро. Он защищал меня, как умел, и за это я  убила  его.  Он  нашел  свою
смерть в бездне. Я не хочу на Хавнор, я не поплыву туда. Я останусь здесь.
     - Здесь... на Атуане?
     - Здесь, где мы сейчас сидим.
     - Тенар, - сказал Гед тихо и серьезно - давай  останемся.  Правда,  у
меня нет ножа, а когда пойдет снег, нам придется туго. Но пока  мы  сможем
добывать пищу...
     - Нет. Я понимаю, что мы не можем остаться.  Просто  лезут  в  голову
дурацкие мысли.
     Рассыпая с подола черного хитона ореховые скорлупки, Тенар  встала  и
подбросила в костер поленьев. Она стояла - маленькая,  изможденная,  очень
прямо, в перепачканных черных одеждах.
     - Все, что я знаю, теперь никому не  нужно.  Я  постараюсь  научиться
чему-нибудь полезному.
     Гед отвел глаза и вздрогнул, как от боли.


     На следующий день они перевалили через последний хребет. На  перевале
завывал слепящий,  жалящий  ветер,  несущий  тяжелые  снежные  заряды.  Им
пришлось довольно долго спускаться по противоположному склону, прежде  чем
они выбрались из снежных облаков  и  Тенар  смогла,  наконец,  рассмотреть
лежащую за горами  страну.  Страну,  зеленую  от  сосновых  рощ,  лугов  и
невспаханных полей. Даже в разгар зимы, когда леса окрашены в  основном  в
цвет голых сучьев, страна эта зеленела - скромно и ненавязчиво. Они стояли
и смотрели на нее с горного склона, и вдруг Гед  молча  показал  рукой  на
запад, где в облаках  садилось  солнце.  Самого  его  не  было  видно,  но
горизонт, край мира сверкал, как алмазные стены Подземелья-Под-Гробницами.
     - Что это?
     - Море, - ответил Гед.
     Через некоторое время ей пришлось увидеть хоть и менее  чудесное,  но
все же удивительное для нее зрелище. Они вышли на дорогу и пошли по ней, и
она привела их к деревне - дюжине выстроившихся в ряд домов. Осознав,  что
они очутились среди людей, Тенар с тревогой посмотрела на своего спутника.
Посмотрела и не увидела его. Рядом походкой Геда, в его одежде и сандалиях
шел другой человек, белокожий и без  бороды.  Вот  он  повернул  голову  и
подмигнул ей голубым глазом.
     - Как ты думаешь, удастся нам обмануть их? - спросил он. -  Как  тебе
нравится твое одеяние?
     Тут Тенар обнаружила, что облачена в темно-коричневую юбку и такой же
жакет, а волосы ее прикрывает большая красная шерстяная шаль.
     - Ох! - выдохнула она и остановилась, словно натолкнувшись на  стену.
- Но ведь ты - Гед!
     Произнеся Имя Геда, она увидела его совершенно отчетливо  -  знакомое
черное обезображенное лицо... Но все равно, рядом с ней стоял незнакомец с
молочно-белой физиономией.
     - Никогда не произноси  моего  Имени  там,  где  его  могут  услышать
другие, а я сохраню в тайне твое. Мы  с  тобой  брат  и  сестра,  идем  из
Тенабаха. Как только я увижу какое-нибудь доброе лицо, тут же напрошусь на
ужин.
     Гед взял Тенар под руку и вместе они вошли в деревню.


     Покинули они ее на следующее утро, прекрасно выспавшись на сеновале и
с полными желудками.
     - Часто ли приходится попрошайничать Магам? - спросила  Тенар,  когда
они шли по дороге между лугов, на которых  паслись  козы  и  еще  какие-то
мелкие пятнистые животные.
     - Почему ты об этом спрашиваешь?
     - Уж больно у тебя это хорошо получается.
     - Неужели?.. Можно сказать, что я попрошайничал  всю  жизнь.  Ты  уже
заметила, что у волшебников нет почти ничего своего?  Только  посох  и  та
одежда, которая на нем. Но их везде принимают, дают кров и пищу  и  делают
это  с  радостью,  потому   что   волшебники   умеют   расплачиваться   за
гостеприимство.
     - Чем же?
     - Вспомни ту женщину в деревне. Я вылечил ее коз.
     - А разве они были больны?
     - Воспаленное вымя. Я в детстве тоже был козьим пастухом.
     - Ты сказал ей, что вылечил коз?
     - Нет. Зачем?
     После долгого молчания Тенар сказала:
     - Да, твоя магия годна не только на великие дела...
     - Гостеприимство, - сказал Гед,  -  само  по  себе  великое  чувство.
Обычно за него достаточно простой благодарности. Но мне стало жаль коз.
     Примерно в полдень они вошли в большой город. Как  и  все  каргадские
города,  построен  он  был  из  глиняных  кирпичей  и  обнесен  стеной   с
контрэскарпами, сторожевыми башнями на всех четырех углах и  единственными
воротами, сквозь которые в этот момент погонщики прогоняли  блеющее  стадо
овец. Красные черепичные крыши сотни  и  более  домов  высовывались  из-за
грязно-желтой стены. У ворот стояли два  стражника  в  шлемах  с  красными
перьями, обозначавшими  принадлежность  к  гвардии  Божественного  Короля.
Тенар уже доводилось видеть солдат в таких шлемах, когда  раз  в  год  они
приводили  в  дар  храму   своего   повелителя   караваны   с   рабами   и
драгоценностями. Когда она сказала об этом Геду, тот ответил:
     - Я тоже видел их, будучи еще мальчишкой. Они напали на Гонт и пришли
в мою деревню, чтобы сжечь и разграбить ее. Но их прогнали, а  потом  была
битва в устье реки Ар, на берегу моря. Сотни людей погибли... Может  быть,
теперь, когда Кольцо воссоединилось, войны между  Империей  и  Внутренними
островами прекратятся.
     - Да, пора прекращать кровопролитие, - сказала  Тенар.  -  Да  и  что
будет Божественный Король делать с таким огромным количеством рабов?
     Фраза эта застала Геда врасплох.
     - Ты хочешь сказать, если Империя победит Архипелаг?
     Тенар кивнула.
     - Почему-то мне кажется, что этого не произойдет.
     - Но посмотри, как сильна Империя: этот огромный  город,  эти  стены,
эти воины!  Архипелаг  просто  не  сможет  сопротивляться,  если  на  него
нападут!
     - Положим, город этот не так уж и велик, - осторожно  сказал  Гед.  -
Если бы я увидел его в то время, когда только что спустился со своей горы,
он тоже показался бы мне гигантским. В Архипелаге  множество  городов,  по
сравнению с которыми этот -  всего  лишь  деревушка.  В  Архипелаге  много
островов, Тенар, и ты увидишь их все!
     Тенар ничего не ответила. Она шла молча, поджав губы.
     - Тебя ожидают чудесные мгновения: корабль идет вперед, и ты  видишь,
как новая страна поднимается из моря. Леса и поля,  города  с  гаванями  и
дворцами, базары, где  можно  купить  что  угодно,  чудеса  самых  дальних
закоулков мира!
     Тенар кивнула. Она понимала,  что  Гед  пытается  подбодрить  ее,  но
радость осталась в горах, в долине, по которой спешит деловитый  ручей.  В
душе ее поселился  ужас,  который  рос  с  каждым  часом.  Впереди  лежала
неизвестность. Она не знала ничего, кроме пустыни и  Гробниц.  Кому  нужны
такие знания? Она знает все до единого повороты Лабиринта, умеет танцевать
перед разрушенным  алтарем...  Она  ничего  не  знает  о  лесах,  городах,
человеческих сердцах...
     Вдруг она спросила:
     - Гед, ты останешься со мной на Хавноре?
     Она не смотрела  на  него.  Он  был  рядом,  но  пребывал  в  обличье
каргадского деревенщины. Тенар не хотела видеть его таким.  Но  голос  его
оставался таким же, как и в Лабиринте.
     Гед ответил не сразу.
     - Тенар, я иду туда, куда меня посылают, или на зов о помощи. Еще  ни
в одной стране я не задерживался  надолго.  Понимаешь?  Я  делаю  то,  что
должен, и делаю это в одиночку. Пока я нужен тебе, я останусь на  Хавноре.
А если я понадоблюсь тебе в будущем, позови, и я приду... Я приду  к  тебе
даже из могилы, Тенар! Но остаться с тобой я не смогу.
     Тенар молчала, и Гед добавил:
     - На Хавноре мне недолго придется пробыть твоим провожатым. Ты будешь
счастлива там.
     Тенар молча кивнула.
     Держась за руки, они пошли к морю.



                             12. ДОРОГА К ДОМУ

     Лодку Гед спрятал в гроте под скалистым утесом.  Мыс  Туманов  -  так
называли его рыбаки из близлежащей деревушки. Один из них угостил Тенар  и
Геда дымящейся ухой. Поужинав, они спустились на берег. День угасал.
     Грот представлял собой узкую трещину в скале, уходившую вглубь  футов
на тридцать, с песчаным полом. Песок был  сырым,  так  как  пол  едва-едва
возвышался над уровнем прилива. Сам грот смотрел на море, и Гед  решил  не
разжигать огня, чтобы рыбаки не заметили его, если выйдут на ночной лов, и
не проявляли излишнего любопытства.  Так  что  несчастные  путешественники
расположились на холодном  песке,  таком  мягком,  когда  пропускаешь  его
сквозь пальцы, и жестком, как скала, когда лежишь на нем.
     Тенар слушала море. Оно бесновалось всего в нескольких ярдах от входа
в грот - ревело, вздыхало, грохотало, снова, снова и снова произнося  одни
и те же звуки... нет, не совсем одни и те же. Оно не помышляло об  отдыхе,
на всех берегах всех островов всего  мира  вздымало  оно  безразличные  ко
всему волны. Пустыня, горы - вот где прибежище тишины. Никто не плачет там
громко и печально. А море... оно ведет свой рассказ с  начала  времен,  но
Тенар неведом его язык.
     Проснулась  она  при  первых  проблесках  серого  утреннего  света  и
увидела, что Геда нет в гроте. Босой, он  шагал  по  выступавшим  из  пены
прибоя поросшим черными водорослями камням и что-то искал.
     Войдя, наконец, в грот, он сказал:
     - Возьми, - и протянул  девушке  горсть  чего-то  ужасного,  мокрого,
похожего на бордовые камешки с оранжевыми ртами.
     - Что это?
     - Мидии, я собрал их на камнях. А вот эти  две  -  устрицы,  они  еще
вкуснее. Смотри, вот так...
     Кинжальчиком, который Тенар одолжила  ему  еще  в  горах,  Гед  ловко
вскрыл раковину и проглотил ее оранжевое содержимое, запив морской  водой,
как соусом.
     - Ты даже не сварил ее! Ты ешь ее живую!
     Тенар в ужасе отвернулась и не смотрела, как  Гед,  пристыженный,  но
голодный, опустошил все до единой раковины.
     Покончив с завтраком, Гед обратил свое внимание  на  лодку,  лежавшую
кормой к выходу на нескольких круглых бревнах, чтобы не засосало в  песок.
Прошлым вечером Тенар недоверчиво  рассмотрела  ее  и  ничего  не  поняла.
Девушка не представляла себе, что лодки бывают такие огромные  -  почти  в
три ее роста! К тому же  в  ней  лежало  множество  предметов,  назначения
которых она не понимала и потому боялась. На носу лодки, на  каждом  борту
был нарисован глаз,  и  ночью,  в  судорожном  полусне,  Тенар  все  время
казалось, будто лодка подглядывает за ней.
     Покопавшись среди вещей, Гед подошел к Тенар и  протянул  ей  большой
сухарь, тщательно завернутый в листья для предохранения от влаги.
     - Я не хочу есть.
     Гед внимательно посмотрел на ее печальное лицо, убрал сухарь и сел  у
выхода из грота.
     - Прилив начнется через два часа, и можно будет  спускать  лодку.  Ты
плохо спала ночью, отдохни, пока есть время.
     - Я не хочу спать.
     Гед больше ничего не сказал. Он сидел боком  к  Тенар,  в  обрамлении
черной арки входа, на фоне  мятущихся  сверкающих  волн,  и  не  двигался.
Неподвижность   его   была   сродни   неподвижности   скал,    и    тишина
распространялась от него во все стороны, подобно кругам  от  брошенного  в
воду камня. Молчание его стало не просто отсутствием произносимых  звуков,
но почти осязаемым, как молчание пустыни.
     Некоторое время спустя Тенар  встала  и  подошла  к  волшебнику.  Она
заглянула ему в лицо, словно отлитое из меди -  напряженное,  с  глядящими
внутрь полузакрытыми глазами и плотно сжатым ртом.
     Он был так же далеко от нее, как и море.
     Где он сейчас, по каким тропинкам странствует его  душа?  Никогда  не
сможет Тенар последовать за ним в те края.
     Он поманил ее. Он назвал ее по имени и она прибежала,  подобострастно
виляя хвостиком... как тот дикий кролик  в  ночной  пустыне.  Он  завладел
Кольцом. Гробницы лежат в руинах, Первая Жрица опозорена навеки и не нужна
ему больше.
     Бывшая Первая Жрица не может идти за Магом, Маг не может  остаться  с
Первой Жрицей. Он обманул ее и оставляет на развалинах жизни.
     Молниеносным движением Тенар выхватила  из-за  пояса  Геда  маленький
стальной кинжал.
     Маг сидел, подобно закутанной в плащ статуе.
     Лезвие кинжала - уменьшенной копии жертвенного меча -  было  в  длину
всего  около  четырех  дюймов  и  заточено  с  одной  стороны.  Вместе  со
сплетенным  из  конского  волоса  ремешком,  связкой  ключей   и   другими
предметами,  назначение  которых  забылось  за  долгие  столетия,   кинжал
составлял часть обязательного наряда Первой Жрицы. Тенар  не  пользовалась
им, если не считать одного  из  танцев  новолуния,  когда  ей  приходилось
подбрасывать и ловить его перед пустым Троном. Тенар любила этот  танец  -
безудержный, дикий, исполняемый под аккомпанемент босых ног, притопывающих
по каменному полу. Много раз резала она себе  пальцы,  пока  не  научилась
безошибочно ловить кинжал за рукоятку.  Короткое  лезвие  было  достаточно
острым, чтобы порезать палец до кости... или  перерезать  сонную  артерию.
Хозяева предали и прокляли Первую Жрицу, но она  еще  послужит  им!  Пусть
направят они ее руку - орудие последней мести мрака! Они примут жертву...
     Прижав кинжал к бедру, Тенар нагнулась, но тут Гед  поднял  голову  и
посмотрел на нее. Глаза его были глазами человека, вернувшегося издалека и
видевшего нечто ужасное. Лицо его было спокойно, но полно боли. Он смотрел
на Тенар, и взгляд его постепенно прояснялся.
     - Тенар... - сказал он, словно здороваясь,  и  доверчиво,  успокаивая
свой мятущийся дух, коснулся пальцами резного  серебряного  Кольца  на  ее
запястье. Не обратив никакого внимания на кинжал,  он  перевел  взгляд  на
бьющиеся о скалы волны и с усилием произнес:
     - Пора... пора в путь.
     Звук его голоса изгнал неправедный  гнев  из  мыслей  Тенар.  Остался
только страх.
     - Забудь их, Тенар! Впереди свобода!
     С неожиданной легкостью Гед вскочил на ноги, затянул потуже пояс.
     - Помоги-ка  мне  с лодкой.  Она  на бревнах,  покатили...  Толкай...
еще... еще... прыгай в нее, как только я скажу...  неудобное место,  чтобы
спускать ло... Прыгай!
     Вскочив в лодку следом за Тенар, Гед поймал девушку за руку, не давая
ей упасть за борт,  усадил  на  что-то  мягкое  и,  расставив  пошире  для
устойчивости ноги, взялся за весла. Несколькими мощными гребками он провел
лодку между  торчащими  из  воды  скалами,  мимо  покрытой  клочьями  пены
оконечности Мыса Туманов и вывел в относительно спокойное море.
     Уложив весла на дно лодки, Гед поставил мачту.  Теперь,  когда  Тенар
очутилась внутри лодки, а море - снаружи, суденышко показалось  ей  совсем
крохотным.
     Взвился в воздух парус. Снаряжение и все снасти  лодки  носили  следы
долгой и упорной борьбы со стихиями, хотя парус  был  заштопан  с  большой
аккуратностью, а само суденышко выглядело чистым и ухоженным.  Оно  чем-то
напоминало своего владельца -  много  путешествовало  и  не  везде  с  ним
обходились вежливо.
     -  Вот  мы  и  ушли.  Никто  не  гонится  за  нами,  туман  в  мыслях
рассеивается.
     И действительно, черная рука, всю жизнь державшая  Тенар  за  сердце,
начала постепенно ослаблять свою мертвую хватку. Но радость, переполнявшая
ее там, в горах, куда-то исчезла.
     Тенар уронила голову на руки и заплакала, и щеки ее стали  мокрыми  и
солеными. Она оплакивала годы, отданные служению  мраку.  Она  плакала  от
боли, потому что завоевала, наконец, свободу.
     Она уже ощущала на себе ее тяжкий  груз.  Да,  свобода  -  это  груз,
который может оказаться непосильным для слабого.  Свобода  -  не  подарок,
свобода -  выбор,  иногда  нелегкий.  Дорога  ведет  вверх,  к  свету,  но
нагруженный предрассудками путник никогда не достигнет вершины.
     Гед не стал утешать ее, и  даже  когда  слезы  Тенар  иссякли  и  она
обратила тоскливый взор на голубоватые скалы оставшегося за кормой Атуана,
не произнес ни слова.
     Долго они молчали...
     - Можно спросить тебя кое-о-чем?
     - Спрашивай.
     - Я не хочу плыть на Внутренние Острова, на Хавнор. Мне нечего делать
в больших городах, среди незнакомых людей. Мне нигде нет места. Я  предала
свой народ и лишилась родины. Я совершила непростительный поступок. Оставь
меня на каком-нибудь острове, где нет людей, где нет н_и_к_о_г_о... Отвези
Кольцо на Хавнор - оно твое, я не имею к нему _н_и_к_а_к_о_г_о_ отношения,
как и к твоему народу. Оставь меня _о_д_н_у!!!
     Медленно, постепенно, но поразив тем не менее Тенар до глубины  души,
разгорался свет, возникший по желанию Мага. Это было похоже на восход луны
среди непроглядного мрака. Свет загорелся на конце посоха Геда  и  осветил
нижний край паруса, уключины, доски, из которых была сделана лодка, и лицо
Мага, пристально смотревшего на девушку.
     - Что дурного ты успела сделать?
     - Я приказала запереть троих людей в комнате под Троном.  Они  умерли
от  голода...  и  жажды.  Их  похоронили  в  Подземелье-Под-Гробницами,  и
Монументы рухнули на их могилы...
     - Что еще?
     - Манан.
     - Его смерть - дело моих рук.
     - Нет! Он погиб, потому что любил меня и остался верен до  конца.  Он
думал, что спасает меня... Он держал меч над моей головой. Он  всегда  был
добр ко мне... а когда я была маленькая... и плакала...
     Тенар замолчала. Рыдания снова поднялись в ней, но слез не  принесли.
Руки ее судорожно сжимали черные складки одеяния.
     - Я никогда не относилась к нему так, как он того заслуживал... Я  не
поплыву на Хавнор. Я не поплыву с тобой. Найди остров, высади меня  там  и
оставь. Пусть это будет расплатой за причиненное людям зло. Мне еще далеко
до свободы.
     Нежный, посеребренный туманом свет мерцал между ними.
     - Слушай меня, Тенар, и  слушай  внимательно.  Ты  была  вместилищем,
сосудом зла, но зло вылилось и похоронило себя в  собственном  склепе.  Ты
рождена не для мрака и  жестокости,  ты  похожа  на  горящий  фонарь,  что
содержит свет в себе самом и освещает то, что его  окружает.  Несмотря  на
молодость, ты многое познала... Я отвезу тебя на Гонт, мой родной  остров,
к старому мастеру Огиону. Да, он старик, но он - великий Маг и  человек  с
добрым сердцем. Люди прозвали его Молчаливым. Он живет в маленькой хижине,
высоко над морем, на утесах Ре Альби. У него есть козы и сад. Каждую осень
он покидает свою хижину и в одиночку уходит странствовать по  острову,  по
его лесам, горам и долинам. Я жил с ним, когда  был  еще  моложе,  чем  ты
сейчас, но мне не хватило здравого  смысла,  чтобы  остаться  в  Ре  Альби
навсегда. В поисках Зла я отправился путешествовать и, будь уверена, нашел
его... Ты придешь к нему, оставив позади мрак, придешь в  поисках  тишины,
свободы и новой дороги в жизни. Там ты  найдешь  все  это  и  еще  найдешь
доброту. Пусть фонарь погорит немного в воздухе, не терзаемом  штормами...
Согласна?
     - Согласна, - вздохнула Тенар и после долгого  молчания  добавила:  -
Хорошо бы поскорее... добраться туда.
     - Доберемся! Потерпи еще немного, малышка!
     - Ты... приедешь ко мне?
     - Конечно. Как только смогу.
     Свет погас. Осталась тьма.


     Много рассветов и закатов встретили они, много пережили  ненастных  и
погожих дней в долгом путешествии к внутренним Островам. Они  проплыли  по
оживленным морским путям, среди исполинских кораблей, по  проливу  Эбавнор
пересекли бухту в сердце Хавнора и вошли в Великий Порт. Они увидели белые
башни в заснеженном, лучащемся светом городе. На крышах мостов  и  красных
крышах домов лежал снег, иней на мачтах ста кораблей сверкал под  солнцем.
Весть об  их  появлении  опередила  "Ясноглазку"  -  штопаный-перештопаный
красный парус хорошо был известен в этих водах. Огромная  толпа  собралась
на заснеженном причале, разноцветные флаги развевались на зимнем ветру.
     Тенар, в своем старом изорванном черном хитоне, встала в  лодке.  Она
посмотрела на охватившее запястье Кольцо, потом на  переполненный  народом
разноцветный берег, дворцы, высокие  башни.  Она  подняла  правую  руку  и
солнце  отразилось  в  серебре.  Ветер  разнес  над  беспокойными   водами
радостные возгласы собравшихся горожан. Гед  подвел  лодку  к  причалу,  и
сотни рук протянулись за брошенной им веревкой.  Он  прыгнул  на  берег  и
подал руку Тенар.
     - Пойдем, - сказал он с улыбкой, и она встала и пошла.
     Рядом с Гедом шла Тенар по  белым  улицам  Хавнора,  как  вернувшийся
домой ребенок.