Джордж ЛАНЖЕЛЕН

                                   МУХА



     Меня всегда пугали телефонные звонки. И все же я  абсолютно  спокойно
спросил невестку, как и почему она убила моего брата, когда она  позвонила
мне в два часа ночи и сообщила эту новость.
     - По телефону не объяснить, Артур. Сообщите в полицию  и  приезжайте.
Да, и скажите, что тело Боба находится на вашем заводе.
     Только опустив трубку  на  рычаг,  я  вполне  осознал  случившееся  и
похолодел от ужаса. Набирая номер полиции, я дрожал как осиновый лист.
     Трубку снял  инспектор  Твинкер.  Он  же  взял  на  себя  руководство
следствием и сказал, что сейчас приедет.
     Не успел я натянуть брюки, как перед домом остановился автомобиль.
     - Скажите, мистер Браун, на заводе  есть  ночной  сторож?  -  спросил
инспектор, трогаясь с места. - Он вам не звонил?
     - Да... То есть нет. Это очень странно.  Должно  быть,  он  попал  на
завод через свою лабораторию, где часто работал допоздна.
     - Разве мистер Роберт Браун работал не с вами?
     - Нет. Он занимался исследованиями для Министерства авиации.
     - А в чем они состояли?
     - Он почти не говорил о своей работе - это государственная тайна,  но
Министерство, надо полагать, было в курсе. Я знаю  лишь,  что  он  был  на
пороге важнейшего открытия.
     Тело  было  распластано  на   рельсах,   ведущих   к   электрическому
пресс-молоту. Голова и правая рука буквально смешались с металлом молота.
     Посоветовавшись с коллегами, инспектор Твинкер повернулся ко мне.
     - Как поднимают молот, мистер Браун?
     - Сейчас я его приведу в движение. Пульт управления здесь.  Смотрите,
инспектор. Молот поставлен на мощность 50 тонн, спуск - на нуле.
     - На нуле? - переспросил инспектор.
     - Иными словами - на уровне пола. И  кроме  того,  его  настроили  на
единичные удары, то есть он должен подниматься после каждого удара.
     - А постепенно нельзя поднять?
     - Нет. Скорость подъема не регулируется.
     - Так... Не могли бы вы показать, что нужно сделать?
     Неотрывно глядя на расплющенное тело брата, я до отказа нажал  черную
кнопку подъема молота.
     Раздался ужасающий свист, всегда вызывавший в моем воображении фигуру
шумно вздыхающего великана, и тяжелая стальная масса  на  удивление  мягко
поднялась. Я уловил  приглушенный  звук,  с  которым  тело  отлепилось  от
металла,   и   испытал   панический   страх   при    виде    обнажившегося
коричневато-красноватого месива.
     Инспектор Твинкер расследовал случай на протяжении многих месяцев.
     Анн, всегда  такая  уравновешенная,  была  объявлена  невменяемой,  и
процесс не состоялся.
     Обвиненная в убийстве мужа, она доказала, что отлично  справляется  с
гигантским молотом. Но почему она его убила и как получилось, что  он  сам
лег под молот, объяснить инспектору она категорически отказалась.
     Ночной сторож, конечно, слышал гудение молота и  показал,  что  молот
ударил дважды. Стрелка счетчика, после каждой  операции  возвращавшаяся  к
нулю, подтверждала,  что  механизм  был  настроен  на  два  удара.  Однако
невестка утверждала, что воспользовалась им лишь раз.
     Инспекторы Министерства авиации  сообщили  инспектору  Твинкеру,  что
брат уничтожил перед смертью ценнейшие инструменты и бумаги.
     Судебные эксперты обнаружили,  что  у  Боба  в  момент  кончины  была
забинтована голова - Твинкер показал мне тряпку, в которой  я  не  мог  не
узнать обрывка скатерти, покрывавшей один из столов в лаборатории.
     Анн  поместили  в  клинику  Бредморского  института,   где   содержат
психически больных преступников. Гарри, ее десятилетнего сына, я забрал  к
себе.
     Я навещал ее каждую субботу. Два-три раза со  мной  ездил  в  клинику
инспектор Твинкер, который, как я понял, бывал там и без меня. Но ни  разу
не удалось вытянуть что-либо из моей невестки, которая стала равнодушна ко
всему. Иногда она вышивала, но ее  излюбленным  занятием  сделалась  ловля
мух, которых она внимательно осматривала перед тем, как отпустить на волю.
     У  Анн  был  один-единственный  срыв   -   скорее   нервный,   нежели
психический, когда она увидела, как санитарка убила перед  ней  муху.  Для
того, чтобы успокоить Анн, пришлось даже впрыснуть ей морфий.
     Часто я брал с собой Гарри. Она обращалась с ним  дружелюбно,  но  не
проявляла никакой привязанности.
     В день, когда  у  Анн  был  припадок  из-за  мухи,  ко  мне  заглянул
инспектор Твинкер.
     - Я убежден, что в этом ключ к разгадке.
     - Не вижу ни малейшей связи.
     - Что бы ни говорили доктора, я уверен, что  миссис  Браун  в  полном
рассудке. Даже когда она рассматривает мух.
     - Тогда чем вы вы можете объяснить ее отношение к собственному сыну?
     - Она или боится, или хочет уберечь его. Возможно, что она  его  даже
ненавидит.
     - Не понимаю.
     - Вы не заметили, что при нем она никогда не ловит мух?
     - Пожалуй. И все же я ничего не понимаю.
     -  Я  тоже,  мистер  Браун.  И  боюсь,  что,  пока  миссис  Браун  не
выздоровеет, мы так ничего и не узнаем.
     - Врачи говорят - надежды нет...
     - Ваш брат не проводил экспериментов с мухами?
     - Не думаю. А вы не спрашивали экспертов из Министерства авиации?
     - Спрашивал. Они подняли меня на смех.
     - Дядя Артур, а мухи долго живут?
     Мы завтракали, и племянник заговорил после того, как мы с  ним  долго
молчали. Я взглянул на мальчика поверх прислоненного  к  чайнику  "Таймс".
Как все дети, Гарри обладал способностью задавать такие  вопросы,  которые
ставили взрослых в тупик.
     Однако про мух он спросил впервые, и у меня мороз по  коже  прошел  -
вспомнились слова инспектора.
     - Не знаю, Гарри. А почему ты меня об этом спрашиваешь?
     - Потому что я видел муху, которую тогда искала мама.
     - Мама искала муху?!
     - Да. Муха, конечно, подросла но я ее все равно узнал.
     - Где ты видел эту муху, Гарри? И что в ней такого особенного, детка?
     - На вашем письменном столе. Голов у нее не черная, а белая, и  лапка
тоже не такая.
     - Когда ты в первый раз увидел эту муху?
     - В тот день, когда уехал папа. Она  была  в  его  комнате,  и  я  ее
поймал. Потом  прибежала  мама  и  велела  ее  выпустить.  А  потом  опять
приказала поймать.
     - Она наверняка уже умерла, - проговорил я, вставая из-за стола и  не
спеша направляясь к кабинету.
     Но закрыв за собой дверь, я  одним  прыжком  очутился  у  письменного
стола. Мухи на нем не было.
     Слова племянника, перекликавшиеся с репликой инспектора  о  том,  что
смерть моего брата каким-то образом связана с  мухами,  потрясла  меня  до
самой глубины души.
     Я впервые задал себе  вопрос:  так  ли  безумна  моя  невестка?  Если
необъяснимый несчастный случай, акт безумия, каким бы странным  и  ужасным
ни казался он, был приемлем,  то  при  мысли,  что  невестка,  находясь  в
здравом рассудке, смогла так жестоко убить собственного мужа  -  при  этой
мысли меня прошибал холодный пот. Что могло послужить причиной чудовищного
преступления?
     Я припомнил все беседы Анн с инспектором Твинкером. Он ей задал сотни
самых  разнообразных  вопросов.  Анн  вразумительно   ответила   на   все,
касающиеся ее жизни с мужем.  Но  были  вопросы,  на  которые  она  всегда
реагировала одинаково:
     - На этот вопрос я не могу ответить, -  спокойно  и  просто  говорила
она.
     Она окружила себя стеной, которую инспектор не сумел пробить.  Тщетно
пытался он менять темы разговора, задавать вопросы, не имеющие отношения к
несчастью.  Анн  отвечала  любезно  и  спокойно,  не  проявляя   признаков
нервозности,  но,  как  только  инспектор  пробовал  заговорить  с  ней  о
несчастном случае, он натыкался на непробиваемую стену: "На этот вопрос  я
не могу ответить".
     Инспектор уловил  в  ее  ответах  лишь  одну-единственную  ложь.  Анн
утверждала, что привела молот в движение  только  раз,  тогда  как  ночной
сторож слышал два удара и счетчик показывал цифру два.
     Инспектор Твинкер не раз пытался использовать эту ее ошибку для того,
чтобы разрушить несокрушимую стену молчания. Но  Анн  однажды  невозмутимо
заткнула и эту единственную щель.
     - Да, - проронила она. - Я солгала, но почему, не могу сказать.
     - Это ваша единственная ложь? - в упор посмотрел на нее  инспектор  в
надежде повергнуть женщину в смятение и взять инициативу в свои  руки.  Но
вместо привычного ответа услыхал короткое:
     - Да. Первая и последняя.
     Анн, понял он, тщательно заделала единственную щель в своей стене.
     В душе у меня поднималось  чувство  отвращения  и  даже  ненависти  к
невестке:  если  она  не  безумна,  как  мы  думаем,  значит,  она   ловко
притворяется  безумной,  чтобы  избежать   заслуженного   наказания.   Да,
инспектор, пожалуй, прав: мухи как-то связаны с трагическим событием, если
только, конечно, и они не помогают ей симулировать безумие.
     Но как объяснить пассивность жертвы?
     Мой брат был из тех ученых, которые придерживаются принципа "Семь раз
примерь - один раз отрежь". Не признавал интуиции и гениев. Не  был  похож
на рассеянного профессора, разгуливающего под дождем с закрытым зонтиком в
руках. Он вел себя совсем обыкновенно,  обожал  животных  и  детей  и  без
колебаний бросал работу, чтобы пойти с соседскими ребятами  в  цирк.  Игры
предпочитал логические, точные: биллиард, теннис, шахматы, бридж.
     Чем же тогда объяснить его смерть? Зачем он полез под молот?  О  пари
для проверки смелости не могло быть и речи - брат никогда не заключал пари
и частенько смеялся над людьми, которые этим занимались. С риском  вызвать
неудовольствие знакомых он утверждал, что пари - это сделка между  глупцом
и вором.
     Оставалось два предположения: или он внезапно сошел с ума, или у него
были  какие-то  причины  просить  свою  жену  убить  его  таким  необычным
способом.
     Я долго ломал себе голову и решил  не  сообщать  инспектору  о  нашем
странном разговоре с Гарри, а самому побеседовать с Анн.
     Была суббота, приемный день. Анн мгновенно спустилась в холл - должно
быть, ждала меня. Пока я думал, с чего начать этот  тягостный  разговор  и
как перейти к трагическому случаю, Анн заговорила первая.
     - Артур, я хочу задать вам вопрос.
     - Я вас слушаю, Анн. Пожалуйста.
     - Как долго живут мухи?
     В смятении вскинув на нее глаза, я чуть было не проговорился, что сын
ее несколько часов назад  задал  мне  тот  же  самый  вопрос,  но  вовремя
прикусил язык. Мне пришло в голову использовать этот факт для того, чтобы,
наконец, пробить ее сознательную или подсознательную оборону.
     Не спуская с невестки глаз, я ответил:
     - Точно не знаю... Но муха, которую вы ищите,  Анн,  была  вечером  в
моем кабинете.
     Удар, видимо, пришелся в цель. Анн резко  повернула  голову.  Рот  ее
исказился в безмолвном крике, широко раскрытые глаза кричали.
     Я успел  придать  себе  равнодушный  вид.  Преимущество,  которое,  я
чувствовал, было сейчас на моей стороне, я мог удержать, лишь сделав  вид,
что мне уже все известно.
     - Вы убили ее? - прошептала она.
     - Нет.
     - Но вы ее поймали! - вскинула она голову. - Она у вас! Дайте ее мне.
     - Нет, у меня ее нет с собой.
     - Но вы ведь догадались, правда?
     - Ни о чем я не догадался, Анн. Знаю только, что вы здоровы.  Вы  или
должны мне все сказать, чтобы вместе решить, что делать, или...
     - Или что Артур?
     - Или инспектор Твинкер  получит  муху  в  течении  двадцати  четырех
часов.
     Невестка долго сидела неподвижно, уставясь взглядом на  кисти  тонких
рук, бессильно лежавших на коленях. Потом промолвила, не поднимая глаз:
     -  Если  я  все  расскажу,  вы  обещаете,  ничего  не   предпринимая,
уничтожить муху?
     - Нет, Анн. Пока я ничего не знаю, я ничего не могу обещать.
     - Артур! Поймите, я обещала Бобу, что эта муха  будет  уничтожена.  Я
обязана выполнить обещание. До этого я ничего не могу сказать.
     Анн взяла себя в руки, и  я  себя  почувствовал,  что  вновь  тону  в
трясине безысходности.
     Отчаявшись, я бросил наобум:
     - Анн! Вам должно быть ясно, что с того момента, как муху исследуют в
лаборатории полиции, у них будут доказательства того, что  вы  здоровы.  И
тогда...
     - Нет, Артур! Умоляю вас не делать этого ради Гарри...
     - Тогда расскажите мне все, Анн. Поймите - это в интересах Гарри. Так
я сумею лучше защитить его.
     - От кого его защищать? Неужели вы не понимаете, что если я здесь,  в
сумасшедшем доме, то только в интересах сына: он не должен знать, что  его
мать приговорили к смертной казни за убийство его отца.
     - Анн, интересы вашего сына так же дороги мне, как вам. Клянусь, если
вы расскажете подробности, я сделаю все от меня зависящее, чтобы уберечь и
защитить его! Но если вы откажетесь говорить, муха попадет к инспектору.
     - Но зачем вам это нужно знать?  -  подняла  она  на  меня  глаза,  в
которых застыла ненависть.
     - Анн! Послушайте! Речь идет о судьбе вашего сына.
     - Идемте! У меня готов рассказ о смерти моего несчастного Боба.
     Анн поднялась к себе и тотчас же вернулась с пухлым желтым  конвертом
в руках.
     Протянув его мне, она вышла из холла, не попрощавшись.
     Только дома я увидел надпись: "Тому, кому это  полагается  по  праву.
Инспектору Твинкеру, наверное".
     Налив себе чашку чая, я пробежал глазами первую страницу:
     "Это не исповедь, так как я, хоть и убила  собственного  мужа,  чего,
кстати, никогда не скрывала, преступницей себя не считаю. Я исполнила  его
волю, его последнее желание".
     Забыв про чай, я перевернул страницу.
     "Не задолго до смерти муж познакомил меня со своими опытами.  Он  был
уверен, что эксперты Министерства запретят эти опыты как вредные и все же,
прежде  чем  познакомить  их  с  сутью   своих   исследований,   добивался
положительного результата.
     Радио и телевидение передают на расстояние звук и зрительные  образы:
Боб же утверждал, что  изобрел  способ  передачи  на  расстояние  материи.
Материя, т.е. плотное тело, помещенное в специальный передаточный аппарат,
моментально дезинтегрируется и так же мгновенно реинтегрируется в другом -
приемном аппарате.
     Сам Боб считал  это  открытие  самым  важным  со  времен  изобретения
колеса.  Он  полагал,  что  передача  материи  на  расстояние  посредством
мгновенной дезинтеграции-реинтеграции означает  революцию  в  человеческой
истории. Это помогло бы  разрешить  проблему  транспортировки  на  большие
расстояния  не  только  товаров  и,  в  первую  очередь,   скоропортящихся
продуктов, но и людей. Он, ученый  -  практик,  никогда  не  предававшийся
мечтаниям, видел уже время, когда у людей отпадет потребность  в  поездах,
самолетах, автомобилях, железных дорогах  и  шоссе.  На  смену  им  придут
приемно-передаточные  станции  в  различных  уголках  земли.  Пассажиры  и
товары,  предназначенные  для  отправки,   будут   дезинтегрироваться   на
передаточных станциях, а  затем  моментально  реинтегрироваться  в  нужной
точке земного шара.  Вначале  у  мужа  были  трудности.  Его  передаточный
аппарат отделяла от приемного одна стена. Первый  его  успешный  опыт  был
проделан с обыкновенной пепельницей, которую мы привезли из путешествия по
Франции.
     Я сначала ничего не поняла, когда он с торжествующим видом  принес  и
показал мне пепельницу.
     - Анн! Взгляни! Эта пепельница  была  полностью  дезинтегрирована  за
одну десятимиллионную секунды. На миг она перестала  существовать!  Только
ее атомы со скоростью света неслись к другому аппарату.  Спустя  мгновение
атомы соединились вновь и образовали эту пепельницу.
     - Боб! Прошу тебя! Я ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Объясни!
     Тогда он впервые приоткрыл передо мной  некоторые  подробности  своих
исследований и, так как я сначала ничего не понимала,  набросал  для  меня
чертежи, сопроводив  их  цифрами.  И  все  же  я  долго  ничего  не  могла
уразуметь.
     -  Прости,  Анн!  -  засмеялся  он,  увидев,  что  я  начинаю  что-то
улавливать. - Помнишь, однажды я прочел статью  о  таинственном  случае  в
Индии, когда камни проникли в дома при закрытых окнах и дверях.
     - Как же, отлично помню! Профессор  Доунинг,  который  провел  у  нас
уик-энд, сказал, что если это не шарлатанство, то  подобный  случай  можно
объяснить дезинтеграцией камней снаружи и их реинтеграцией внутри домов.
     - Вот именно! И помнишь, он добавил:  "Если  только  это  явление  не
произошло  в  результате  частичной  дезинтеграции  стены,  через  которую
проникли камни".
     - Да. И все же я ничего не понимаю. Почему  дезинтегрированные  камни
могут свободно проходить через стену?
     -  Это  вполне  возможно,  Анн.  Атомы,  составляющие   материю,   не
прикасаются друг к другу - их разделяют огромные пространства.
     - Огромные пространства, ты говоришь?!
     - Пространства между атомами относительно огромны,  т.е.  огромны  по
сравнению  с  самими  атомами.  Ты,  например,  весишь  около   пятидесяти
килограммов при росте 1 метр 55 сантиметров. Если все атомы, из которых ты
составлена, вдруг вплотную  прижмутся  друг  к  другу,  в  тебе  останется
пятьдесят килограммов, на ты  будешь  с  булавочную  головку.  Пепельницу,
которая весит две унции, с трудом удастся  разглядеть  в  микроскоп,  если
составляющие ее атомы сольются в одну массу. Дезинтегрированная пепельница
легко пройдет через любое непрозрачное и твердое тело  -  например,  через
тебя, так как ее разъединенные атомы в состоянии без  труда  пройти  через
твои разреженные атомы.
     - Значит, ты дезинтегрировал эту пепельницу и, пропустив через другое
тело, реинтегрировал ее вновь?
     - Совершенно верно! Через стену, разделяющую передаточный и  приемный
аппараты.
     - Но это же прекрасно, Боб! Надеюсь, со мной ты так не  поступишь?  Я
очень боюсь выйти из аппарата такой же, как эта пепельница.
     - Что ты имеешь в виду, Анн?
     - Помнишь, что было написано на пепельнице?
     - Помню, конечно. "Made in France". Надпись эта должна остаться.
     - Она осталась, но посмотри на нее, Боб!
     Он с улыбкой взял у меня пепельницу,  но,  перевернув,  побледнел,  и
улыбка сползла с его лица. Это окончательно убедило меня в том, что ему  и
вправду удалось проделать этот странный опыт с пепельницей.
     Надпись на обратной стороне сохранилась, но читалась задом наперед.
     - Это ужасно! - буркнул он и помчался  в  лабораторию,  откуда  вышел
лишь на другое утро.
     Спустя три дня  у  Боба  произошла  новая  неприятность,  которая  на
несколько недель повергла его в дурное расположение духа. Прижатый мною  к
стене, он признался, что его первый опыт, проделанный с  живым  существом,
кончился неудачей.
     - Боб, ты проделал его с Данделло, да?
     -   Да,   -   виновато   вымолвил   он.   -   Данделло    великолепно
дезинтегрировался, но реинтеграции не получилось.
     - И что же?
     - Данделло больше нет. Есть только атомы Данделло, летающие бог весть
где.
     Данделло был беленьким котенком. Но однажды он у нас исчез. Теперь-то
я узнала, что с ним приключилось!
     После серии безуспешных опытов и многочисленных бессонных  ночей  Боб
сообщил  мне  наконец,  что  аппарат   работает   отлично,   и   пригласил
присутствовать при опыте.
     Я поставила  на  поднос  два  бокала  и  бутылку  шампанского,  чтобы
отпраздновать победу, так как знала, что Боб не позвал бы меня зря: раз он
демонстрирует открытие, значит, оно действительно удалось.
     - Чудесная идея! - улыбнулся он, беря у меня из рук поднос. -  Выпьем
реинтегрированного шампанского!
     - Надеюсь, оно будет таким же вкусным, Боб?
     - Конечно! Вот увидишь, Анн.
     Он открыл дверцу переоборудованной телефонной кабины.
     - Это передаточный аппарат, - пояснил он, ставя поднос  на  табуретку
внутри кабины.
     Захлопнув дверцу, он протянул мне темные очки и  осторожно  подвел  к
стеклу.
     Затем он тоже надел защитные очки, нажал подряд несколько кнопок, и я
услышала приглушенный гул электрического мотора.
     - Ты готова? - Он погасил лампу  и  щелкнул  выключателем,  отчего  в
кабине вспыхнул фантастический голубоватый свет. - Тогда смотри в оба!
     Он  нажал  какой-то  рычаг,  и  лаборатория  осветилась   нестерпимым
оранжевым  сиянием.  Внутри  кабины  я  успела  рассмотреть  нечто   вроде
огненного шара, который  с  треском  улетучился.  Ощутив  лицом  внезапное
тепло, я спустя мгновение различала только пляшущие черные круги с зеленым
ободком, как это бывает, когда поглядишь на солнце.
     - Можешь снимать очки. Конец!
     Театральным жестом Боб открыл дверцу передаточной кабины, и,  хотя  я
была готова, у меня захватило дух, когда я увидела, что табуретка, поднос,
бокалы и бутылка шампанского начисто исчезли.
     Боб торжественно повел меня в  соседнюю  комнату,  где  стояла  точно
такая же кабина, и, открыв дверцу, триумфальным жестом вынул оттуда поднос
с шампанским, которое тут же поспешил открыть. Пробка  весело  полетела  в
потолок, и шампанское заискрилось в бокалах.
     - Ты уверен, что это можно пить?
     - Абсолютно, - ответил он,  протягивая  мне  бокал.  -  А  теперь  мы
проделаем с тобой еще один опыт. Хочешь?
     Мы снова перешли в зал с передаточным аппаратом.
     - О, Боб! Вспомни о Данделло!
     - Данделло лишь подопытное животное, Анн. Но я уверен - неприятностей
не будет.
     Он открыл дверцу и  пустил  на  металлический  пол  кабины  маленькую
морскую свинку. Снова раздалось гудение мотора и вспыхнула молния,  но  на
этот раз я сама поспешила в другую комнату. Сквозь стекло приемной  кабины
я увидела морскую свинку, которая как ни в чем не бывало бегала из угла  в
угол.
     - Боб! Все в порядке! Опыт удался.
     - Наберись терпения, Анн. Это покажет будущее.
     - Но свинка жива-здорова, Боб!
     - Так-то так, но для того, чтобы узнать, не повреждены ли  внутренние
органы, нужно выждать время, Анн. Если через месяц все будет в порядке, мы
сможем предпринять с тобой серию новых опытов.
     Этот месяц показался  мне  целой  вечностью.  Каждый  день  я  ходила
посмотреть на  реинтегрированную  морскую  свинку.  Чувствовала  она  себя
отлично.
     По истечении месяца Боб поместил в передаточную  кабину  нашу  собаку
Пиколса.  За  три  часа  он  десятки  раз  был  разложен  и  восстановлен.
Выскакивая из приемной кабины, пес с лаем несся к передаточному  аппарату,
чтобы повторить опыт.
     Я ожидала, что Боб  пригласит  некоторых  ученых  и  специалистов  из
Министерства авиации, чтобы доложить  им,  как  всегда,  результаты  своих
исследований. Но Боб не спешил с обнародованием  изобретения.  Я  спросила
почему.
     - Видишь ли, дорогая, это открытие  слишком  важно  для  того,  чтобы
взять и просто сообщить о нем. Есть некоторые фазы операции, которых я сам
до сих пор не понимаю. Предстоит работать и работать.
     Мне не приходило в голову, что  он  может  подвергнуть  опыту  самого
себя. Только когда произошло  несчастье,  я  узнала,  что  в  передаточной
кабине смонтирован второй командный пульт.
     В тот день, когда Боб проделал этот опыт, он не пришел  к  обеду.  На
двери его лаборатории была приколота кнопками записка:
     "Прошу не мешать. Работаю".
     Чуть  позднее,  перед  самым  обедом,  ко  мне   прибежал   Гарри   и
похвастался, что поймал муху с белой головой. Я, даже не взглянув на муху,
велела немедленно отпустить ее.
     Боб не вышел и к послеобеденному чаю. С  ужином  повторилось  то  же.
Томимая смутным беспокойством, я постучала в дверь и позвала его.
     Слышно было, как он ходил по  комнате.  Спустя  немного  времени  Боб
подсунул под дверь записку. Я развернула ее и прочла:
     "Анн! У меня большая неприятность. Уложи Гарри  и  возвращайся  через
час".
     Напрасно я стучала в дверь и кричала - Боб  не  открыл  мне.  Услышав
стук пишущей машинки, я, немного успокоенная, пошла домой.
     Уложив Гарри, я вернулась назад и нашла новую записку,  которая  была
подсунута под дверь. С ужасом прочла я:
     "Анн!
     Я рассчитываю на твою твердость - ты одна  можешь  мне  помочь.  Меня
постигло огромное несчастье. Жизнь моя сейчас вне опасности, но это вопрос
жизни и смерти. Я не могу говорить - поэтому кричать или задавать  вопросы
бесполезно. Делай то, что я тебе скажу. В знак согласия постучи три раза и
принеси мне кружку молока с ромом. Я не ел  со  вчерашнего  дня  и  ужасно
проголодался. Рассчитываю на тебя. Боб".
     Трясущейся рукой постучала я три раза и побежала домой за молоком.
     Вернувшись, обнаружила новую записку:
     "Анн! Очень прошу тебя - в точности выполняй мои инструкции!
     Когда ты постучишь, я открою дверь. Поставь кружку с молоком на  стол
и, не задавая мне вопросов, сразу же  иди  в  другую  комнату,  где  стоит
приемная кабина. Осмотри все уголки. Постарайся любой  ценой  найти  муху,
которая должна быть там. Я искал ее,  но  напрасно.  К  несчастью,  сам  я
сейчас с трудом различаю мелкие предметы.
     Но сначала ты должна поклясться, что в точности выполнишь мои просьбы
и, главное, не попытаешься меня увидеть. Спорить тут нечего: три  удара  в
дверь, и я буду знать, что ты готова  слепо  подчиниться  мне.  Жизнь  моя
зависит от той помощи, которую ты мне сумеешь оказать".
     Сердце гулко  колотилось  у  меня  в  груди.  Стараясь  справиться  с
волнением, я трижды постучала в дверь.
     Боб - я слышала - подошел к двери и скинул с нее крючок.
     Войдя в кабинет с кружкой молока, я почувствовала, что Боб  притаился
за открытой дверью. Борясь с желанием обернуться, я произнесла подчеркнуто
спокойно:
     - Можешь рассчитывать на меня, дорогой.
     Поставив кружку с молоком на  стол,  рядом  с  единственной  горевшей
лампой, я пошла в другое помещение, которое было ярко освещено. Здесь  все
было перевернуто вверх дном: папки  и  разбитые  пузырьки  валялись  среди
опрокинутых стульев и  табуреток.  От  большой  эмалированной  ванны,  где
догорали какие-то бумаги, исходил резкий, неприятный запах.
     Я  знала,  что  мухи  не  найду:  интуиция  подсказывала   мне,   что
интересовавшая Боба муха - это та самая, которую поймал, а затем  выпустил
сын.
     Я слышала, как Боб в соседней комнате подошел  к  своему  письменному
столу. Затем раздалось громкое хлюпанье, словно ему было неудобно пить.
     - Боб, я не вижу никакой мухи. Может, ты дашь другие инструкции? Если
ты не в состоянии говорить, постучи по крышке стола: один удар я пойму как
"да" и два удара - как "нет".
     Я старалась говорить спокойно и, услыхав двукратный стук, призвала на
помощь всю свою волю, чтобы не разрыдаться.
     - Можно мне войти к тебе в комнату? Я не знаю, что произошло, на  что
бы ни случилось, я буду мужественной.
     Наступила напряженная пауза. Боб стукнул раз по письменному столу.
     В двери, соединяющей помещения, я застыла от неожиданности: Боб сидел
за письменным столом, накинув на голову золотистую скатерть, сдернутую  со
столика, стоявшего в углу, где Боб имел обыкновение обедать, когда ему  не
хотелось прерывать эксперимент.
     - Боб, мы поищем ее завтра утром. А тебе необходимо прилечь.  Хочешь,
я отведу тебя в гостиную и позабочусь, чтобы тебя никто не видел?
     Из-под скатерти, спускавшейся ему до талии,  показалась  левая  рука:
Боб дважды ударил по столу.
     - Может, пригласить к тебе врача?
     - Нет! - простучал он.
     - Хочешь, я позвоню к профессору Муру? Может, он будет тебе полезен?
     Боб быстро ответил "нет". Я не знала, что предпринять, что предложить
ему. В голове у меня все время вертелась навязчивая мысль.
     - Гарри поймал сегодня муху, но я велела выпустить ее. Может, это та,
которую ты ищешь? У нее белая голова...
     У  Боба  вырвался  хриплый  вздох,  в  котором  улавливалось   что-то
металлическое. И в этот миг, чтобы не закричать, я до боли прикусила губу.
Он сделал движение, правая его  рука  повисла  вдоль  тела,  и  из  рукава
высунулась вместо кисти и ладони сероватая палка со странными крючками.
     - Боб! Дорогой! Объясни, что произошло. Если я  буду  в  курсе  дела,
мне, может, удастся  тебе  помочь.  Нет,  Боб!  Это  чудовищно!  -  тщетно
пыталась я подавить рыдания.
     Из-под скатерти показалась левая рука, дважды стукнула по письменному
столу и приказала мне удалиться.
     Боб запер дверь на крючок, и я рухнула наземь  в  коридоре.  До  меня
доносились его шаги, а затем стук пишущей машинки. Спустя немного  времени
под дверью появился новый листок:
     "Приходи  завтра,  Анн.  Я  все  объясню  тебе.  Прими  снотворное  и
постарайся выспаться. Мне понадобится вся твоя энергия. Боб".
     Разбудили меня бившие в глаза яркие солнечные лучи.  Часы  показывали
семь. Я вскочила, как сумасшедшая. Всю ночь я проспала без снов, словно на
дне какой-то ямы.
     Поплескав на себя водой, я поспешила в кухню, приготовила на глазах у
изумленной прислуги поднос с чаем  и  поджаренным  хлебом  и  помчалась  в
лабораторию.
     Боб отворил мне на этот раз не мешкая и сразу закрыл за  мною  дверь.
На голове у него, как и вчера, была все та же золотистая скатерть.
     На письменном столе, куда я поставила поднос, меня уже ожидал листок.
Боб отошел к двери соседней комнаты - по-видимому, хотел остаться один.  Я
ушла с листком в другое помещение и, пробегая машинописный текст, слышала,
как Боб наливает чай.
     "Ты помнишь, что случилось с нашей  пепельницей?  Со  мной  произошло
примерно то же, только куда серьезней. В первый раз  я  дезинтегрировал  и
реинтегрировал себя успешно. А  во  время  второго  опыта  в  передаточную
кабину проникла муха.
     Единственная моя надежда - найти ее и  снова  повторить  эксперимент.
Ищи как следует. В противном случае я найду способ исчезнуть без следа".
     Я похолодела, представив  его  лицо  вроде  перевернутой  надписи  на
пепельнице: с глазами на месте рта или ушей.
     Но я должна была сохранить самообладание для того, чтобы спасти  его.
И, в первую очередь, любой ценой отыскать злосчастную муху.
     - Боб, разреши мне войти к тебе.
     Он отворил дверь.
     - Боб! Не отчаивайся. Я ее найду. Она уже не в лаборатории, но далеко
улететь не могла. У тебя - догадываюсь - обезображенное лицо,  но  как  ты
смеешь  говорить  об  исчезновении?  Я  этого  никогда  не  допущу!   Если
понадобится, позову профессора Мура и  других  ученых.  И  мы  обязательно
спасем тебя.
     Он с силой ударил по  столу.  Из-под  скатерти,  покрывавшей  голову,
донесся хриплый металлический вздох.
     - Боб, не сердись! Прошу тебя. Обещаю ничего не  делать  без  спросу.
Покажи мне твое лицо! Я не испугаюсь, вот увидишь! Я же твоя жена!
     Боб в ярости простучал "нет" и сделал мне знак уйти.
     Никогда, до самой кончины, не забуду я этого дня, этой страшной охоты
за мухами. Я все перевернула вверх дном. Слуг  тоже  включила  включила  в
поиски. Хоть я и объяснила им,  что  ищу  подопытную  муху,  улетевшую  из
лаборатории, которую надо любой ценой поймать, они смотрели на меня как на
сумасшедшую. Именно  это  и  спасло  меня  от  позора  смертной  казни  за
убийство.
     Я подробно расспросила Гарри. Ребенок не сразу понял, о чем  речь.  Я
схватила его за шиворот, и он заплакал. Необходимо, поняла я,  вооружиться
терпением. Да, вспомнил мальчик наконец, муха была в кухне на подоконнике,
но он ее выпустил, как я приказала.
     В этот день я поймала сотни мух. Везде - на подоконниках и в  саду  я
расставила блюдца с молоком, вареньем и сахаром. Ни одна из пойманных  мух
не отвечала описанию Гарри. Напрасно я рассматривала их в лупу:  они  были
похожи как две капли воды.
     В обед я отнесла мужу молока и картофельное пюре.
     - Если мы до вечера не отыщем муху, надо будет подумать, что  делать,
Боб. Вот что я предлагаю. Я устроюсь  в  соседней  комнате.  Когда  ты  не
сможешь отвечать "да" и "нет" условным сигналом, ты будешь печатать ответы
на машинке и подсовывать их под дверь.
     "Да", - простучал Боб.
     Тем временем наступила ночь, а мухи мы так и не нашли. Перед тем, как
отправиться к Бобу с ужином,  я  помедлила  перед  телефоном.  У  меня  не
оставалось сомнений - для  Боба  это  действительно  был  вопрос  жизни  и
смерти. Достанет ли у меня сил для того, чтобы противостоять  его  воле  и
помешать покончить с собой?
     Боб, я знала, никогда мне не простит, что  я  нарушила  обещание,  но
лучше  уж  вызвать  его  гнев,  чем  быть  пассивной  свидетельницей   его
исчезновения.  Поэтому  я  решилась  и  трясущейся  рукой  набрала   номер
профессора Мура, его ближайшего приятеля.
     - Профессора Мура нет. Он возвратится лишь к концу недели, -  любезно
ответил чей-то безразличный голос.
     Ну, что ж, в таком случае  мне  самой  предстоит  бороться  за  мужа.
Бороться и спасти его.
     Входя в  Бобу  в  лабораторию,  я  была  почти  спокойна.  Как  мы  и
уговорились, я устроилась в соседней  комнате,  чтобы  начать  мучительный
разговор, который, как мне думалось, должен затянуться до глубокой ночи.
     - Боб! Ты не можешь мне сказать, что именно произошло?
     В ответ послышался стук машинки, и спустя несколько минут  Боб  сунул
под дверь записку.
     "Анн!
     Я предпочитаю, чтобы ты  запомнила  меня  таким,  каким  я  был.  Мне
придется себя уничтожить. Я долго размышлял  и  вижу  лишь  один  надежный
способ, причем тебе надо будет мне  помочь.  Сначала  я  думал  о  простой
дезинтеграции посредством моей аппаратуры, но этого делать никак нельзя: я
рискую в один прекрасный день  быть  реинтегрированным  другим  ученым,  а
этого не должно случится".
     Читая записку, я подумала: "Может быть, Боб сошел с ума?"
     - Какой  бы  способ  ты  ни  предлагал,  я  никогда  не  соглашусь  с
самоубийством. Пусть твой опыт кончился ужасно, но  ты  человек,  мыслящее
существо, у которого есть душа. Ты не имеешь права уничтожить себя.
     Ответ был немедленно написан на машинке.
     "Я жив, но я уже не человек. Что касается моего  разума,  то  я  могу
потерять его в любой момент. А душа не может существовать без разума".
     - В таком случае с твоими опытами должны познакомиться твои коллеги!
     Два гневных удара в дверь: настаивать было бесполезно.
     Тогда я стала говорить ему о себе, о сыне, о его родных. Он  даже  не
ответил. Я уже не знала, что придумать, что бы такое ему сказать. Исчерпав
все аргументы, я спросила:
     - Ты слышишь меня, Боб?
     Последовал однократный удар, на этот раз мягче и спокойней.
     - Ты упоминал о пепельнице, Боб. Как тебе кажется, если  б  ты  снова
дезинтегрировал и реинтегрировал ее, буквы бы встали бы на свое место?
     Через пять-десять минут он сунул под дверь записку.
     "Понимаю, что ты хочешь сказать. Я тоже об этом думал -  поэтому  мне
необходима муха. Она должна быть со мной в кабине - иначе никакой  надежды
нет".
     - Попробуй все-таки. Никогда нельзя быть уверенным до конца.
     "Уже пробовал", - написал он.
     - Попробуй еще разок!
     Через минуту я читала:
     "Восхищен очаровательной женской логикой. Пробовать  можно  сто  семь
лет... Но  чтобы  доставить  тебе  удовольствие  -  по  всей  вероятности,
последнее - попробую еще раз".
     Было слышно, как он передвигает вещи, открывает  и  закрывает  дверцу
передаточной кабины. Через мгновение, показавшееся мне вечностью, раздался
ужасающих треск, и веки мои словно озарило молнией.
     Я обернулась назад.
     Боб со скатертью на голове вышел из приемной кабины.
     - Что-нибудь изменилось? - спросила я, касаясь его руки.
     Он отпрянул, споткнулся о табуретку и, не удержав  равновесия,  упал.
При этом золотистая плюшевая скатерть сползла с его головы.
     Никогда не забыть мне того, что открылось моему взору. Чтобы подавить
невольный  крик,  я  до  крови  прикусила  руку,  но  все  же   продолжала
пронзительно кричать. Мне не справиться с этим криком, понимала я, до  тех
пор, пока я не сумею закрыть глаза, отвести от него взгляд.
     Чудовище, в которое  превратился  муж,  торопливо  накрыло  голову  и
ощупью двинулось к двери. Я закрыла наконец глаза.
     До самой смерти не забуду я этой отталкивающей  картины,  этой  белой
косматой головы со сплющенным черепом, кошачьими ушами и глазами величиной
с тарелку, покрытыми коричневыми пластинками. Его трясущаяся розовая морда
тоже походила на кошачью, а вместо рта был вертикальный  разрез,  поросший
длинными рыжеватыми волосами. Оттуда торчало нечто вроде хобота,  длинного
и волосатого, по форме напоминавшего трубу.
     Я, наверное, потеряла сознание, потому что, придя  в  себя,  увидела,
что лежу  на  каменном  полу,  повернув  голову  к  двери,  из-за  которой
доносился стук пишущей машинки. У меня жестоко  болело  горло:  я,  должно
быть, сорвала голосовые связки.
     Но вот стук машинки прекратился, и под дверью появился лист. Дрожа от
отвращения, я взяла его кончиками пальцев и прочла:
     "Теперь ты, надеюсь, поняла. Эта  последняя  попытка  принесла  новое
бедствие.  Ты,  по-видимому,  узнала  часть  головы  Данделло.  До   этого
превращения у меня была голова мухи. Теперь от мухи остались лишь голова и
рот, а остальное восполнилось частичной реинтеграцией головы  исчезнувшего
котенка. Теперь ты понимаешь,  наконец,  Анн?  Мне  необходимо  исчезнуть.
Стукни три раза в знак согласия, и я тебе объясню что делать".
     Да, он был, безусловно прав - ему  следовало  навсегда  исчезнуть.  Я
сознавала, что не должна предлагать ему новых опытов, что  каждая  попытка
может привести к еще более страшным изменениям. Я подошла к двери, открыла
рот, но мое воспаленное горло не сумело издать ни звука. Тогда я три  раза
постучала, как он просил.
     Об остальном нетрудно догадаться. Он изложил  на  бумаге  план,  и  я
одобрила его.
     Дрожа, с пылающей головой, я последовала за ним  в  цех.  В  руках  я
сжимала подробную инструкцию о том, как пользоваться молотом.
     Подойдя к электрическому молоту, он еще раз обмотал свою голову и, не
оглянувшись, не махнув рукой, лег на землю  так,  чтобы  голова  оказалась
точно под молотом.
     Дальнейшее было не так уж страшно: я помогла уйти из жизни не мужу, а
какому-то чудовищу. Мой Боб  исчез  уже  давно.  Я  только  выполняла  его
желание.
     Глядя на тело, я нажала красную кнопку пуска. Бесшумно, но не так  уж
быстро, как я думала, металлическая масса опустилась вниз. К глухому звуку
удара  о  землю  примешался   сухой   хруст.   Тело   моего...   чудовища,
содрогнувшись раз, больше уже не шевелилось.
     Я подошла к нему и лишь тогда заметила, что правая рука -  рука  мухи
под молот не попала. С  трудом  преодолевая  отвращение,  стуча  зубами  и
всхлипывая от страха, я переместила  сухую  руку,  оказавшуюся  необычайно
легкой. Потом я вторично опустила молот и стремглав выбежала из цеха.
     Остальное вам уже известно. Поступайте, как сочтете нужным".
     На другой день инспектор Твинкер зашел ко мне на чашку чая.
     - Я только что узнал о смерти миссис Браун, и  так  как  я  занимался
вашим братом, мне поручили и это дело.
     - И к какому выводу вы пришли?
     - У доктора нет никаких сомнений. Леди Браун приняла цианистый калий.
     - Пойдемте ко мне в кабинет, инспектор. Я дам вам прочесть любопытный
документ.
     Пока я курил трубку у камина, Твинкер,  сидя  за  письменным  столом,
серьезно и внешне невозмутимо читал "исповедь" моей невестки. Закончив, он
аккуратно сложил листки и протянул их мне.
     - Что вы об этом думаете? - поинтересовался я, бросая листы в огонь.
     Инспектор ответил мне не сразу. Выждав, пока пламя  поглотит  листки,
он сказал, глядя на меня в упор своими прозрачными светлыми глазами:
     - По-моему, это окончательно доказывает, что леди Браун была безумна.
     - Без сомнения, - закуривая трубку, кивнул я.
     Мы посмотрели на огонь.
     - Странная со мной вещь произошла, инспектор. Пошел я на кладбище, на
могилу брата. Там никого не было.
     - Я там был, но решил вам не мешать.
     - Вы меня видели?
     - Да, я видел, как вы закапывали спичечный коробок.
     - Знаете, что в нем было, инспектор?
     - Надо полагать, муха?
     - Я нашел ее утром в саду. Несчастная запуталась в паутине.
     - Она была мертвая?
     - Не совсем. Но я ее тут же  прикончил  камнем.  Голова  у  нее  была
белой-белой.