Джордж ЛАНЖЕЛЕН
МУХА
Меня всегда пугали телефонные звонки. И все же я абсолютно спокойно
спросил невестку, как и почему она убила моего брата, когда она позвонила
мне в два часа ночи и сообщила эту новость.
- По телефону не объяснить, Артур. Сообщите в полицию и приезжайте.
Да, и скажите, что тело Боба находится на вашем заводе.
Только опустив трубку на рычаг, я вполне осознал случившееся и
похолодел от ужаса. Набирая номер полиции, я дрожал как осиновый лист.
Трубку снял инспектор Твинкер. Он же взял на себя руководство
следствием и сказал, что сейчас приедет.
Не успел я натянуть брюки, как перед домом остановился автомобиль.
- Скажите, мистер Браун, на заводе есть ночной сторож? - спросил
инспектор, трогаясь с места. - Он вам не звонил?
- Да... То есть нет. Это очень странно. Должно быть, он попал на
завод через свою лабораторию, где часто работал допоздна.
- Разве мистер Роберт Браун работал не с вами?
- Нет. Он занимался исследованиями для Министерства авиации.
- А в чем они состояли?
- Он почти не говорил о своей работе - это государственная тайна, но
Министерство, надо полагать, было в курсе. Я знаю лишь, что он был на
пороге важнейшего открытия.
Тело было распластано на рельсах, ведущих к электрическому
пресс-молоту. Голова и правая рука буквально смешались с металлом молота.
Посоветовавшись с коллегами, инспектор Твинкер повернулся ко мне.
- Как поднимают молот, мистер Браун?
- Сейчас я его приведу в движение. Пульт управления здесь. Смотрите,
инспектор. Молот поставлен на мощность 50 тонн, спуск - на нуле.
- На нуле? - переспросил инспектор.
- Иными словами - на уровне пола. И кроме того, его настроили на
единичные удары, то есть он должен подниматься после каждого удара.
- А постепенно нельзя поднять?
- Нет. Скорость подъема не регулируется.
- Так... Не могли бы вы показать, что нужно сделать?
Неотрывно глядя на расплющенное тело брата, я до отказа нажал черную
кнопку подъема молота.
Раздался ужасающий свист, всегда вызывавший в моем воображении фигуру
шумно вздыхающего великана, и тяжелая стальная масса на удивление мягко
поднялась. Я уловил приглушенный звук, с которым тело отлепилось от
металла, и испытал панический страх при виде обнажившегося
коричневато-красноватого месива.
Инспектор Твинкер расследовал случай на протяжении многих месяцев.
Анн, всегда такая уравновешенная, была объявлена невменяемой, и
процесс не состоялся.
Обвиненная в убийстве мужа, она доказала, что отлично справляется с
гигантским молотом. Но почему она его убила и как получилось, что он сам
лег под молот, объяснить инспектору она категорически отказалась.
Ночной сторож, конечно, слышал гудение молота и показал, что молот
ударил дважды. Стрелка счетчика, после каждой операции возвращавшаяся к
нулю, подтверждала, что механизм был настроен на два удара. Однако
невестка утверждала, что воспользовалась им лишь раз.
Инспекторы Министерства авиации сообщили инспектору Твинкеру, что
брат уничтожил перед смертью ценнейшие инструменты и бумаги.
Судебные эксперты обнаружили, что у Боба в момент кончины была
забинтована голова - Твинкер показал мне тряпку, в которой я не мог не
узнать обрывка скатерти, покрывавшей один из столов в лаборатории.
Анн поместили в клинику Бредморского института, где содержат
психически больных преступников. Гарри, ее десятилетнего сына, я забрал к
себе.
Я навещал ее каждую субботу. Два-три раза со мной ездил в клинику
инспектор Твинкер, который, как я понял, бывал там и без меня. Но ни разу
не удалось вытянуть что-либо из моей невестки, которая стала равнодушна ко
всему. Иногда она вышивала, но ее излюбленным занятием сделалась ловля
мух, которых она внимательно осматривала перед тем, как отпустить на волю.
У Анн был один-единственный срыв - скорее нервный, нежели
психический, когда она увидела, как санитарка убила перед ней муху. Для
того, чтобы успокоить Анн, пришлось даже впрыснуть ей морфий.
Часто я брал с собой Гарри. Она обращалась с ним дружелюбно, но не
проявляла никакой привязанности.
В день, когда у Анн был припадок из-за мухи, ко мне заглянул
инспектор Твинкер.
- Я убежден, что в этом ключ к разгадке.
- Не вижу ни малейшей связи.
- Что бы ни говорили доктора, я уверен, что миссис Браун в полном
рассудке. Даже когда она рассматривает мух.
- Тогда чем вы вы можете объяснить ее отношение к собственному сыну?
- Она или боится, или хочет уберечь его. Возможно, что она его даже
ненавидит.
- Не понимаю.
- Вы не заметили, что при нем она никогда не ловит мух?
- Пожалуй. И все же я ничего не понимаю.
- Я тоже, мистер Браун. И боюсь, что, пока миссис Браун не
выздоровеет, мы так ничего и не узнаем.
- Врачи говорят - надежды нет...
- Ваш брат не проводил экспериментов с мухами?
- Не думаю. А вы не спрашивали экспертов из Министерства авиации?
- Спрашивал. Они подняли меня на смех.
- Дядя Артур, а мухи долго живут?
Мы завтракали, и племянник заговорил после того, как мы с ним долго
молчали. Я взглянул на мальчика поверх прислоненного к чайнику "Таймс".
Как все дети, Гарри обладал способностью задавать такие вопросы, которые
ставили взрослых в тупик.
Однако про мух он спросил впервые, и у меня мороз по коже прошел -
вспомнились слова инспектора.
- Не знаю, Гарри. А почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Потому что я видел муху, которую тогда искала мама.
- Мама искала муху?!
- Да. Муха, конечно, подросла но я ее все равно узнал.
- Где ты видел эту муху, Гарри? И что в ней такого особенного, детка?
- На вашем письменном столе. Голов у нее не черная, а белая, и лапка
тоже не такая.
- Когда ты в первый раз увидел эту муху?
- В тот день, когда уехал папа. Она была в его комнате, и я ее
поймал. Потом прибежала мама и велела ее выпустить. А потом опять
приказала поймать.
- Она наверняка уже умерла, - проговорил я, вставая из-за стола и не
спеша направляясь к кабинету.
Но закрыв за собой дверь, я одним прыжком очутился у письменного
стола. Мухи на нем не было.
Слова племянника, перекликавшиеся с репликой инспектора о том, что
смерть моего брата каким-то образом связана с мухами, потрясла меня до
самой глубины души.
Я впервые задал себе вопрос: так ли безумна моя невестка? Если
необъяснимый несчастный случай, акт безумия, каким бы странным и ужасным
ни казался он, был приемлем, то при мысли, что невестка, находясь в
здравом рассудке, смогла так жестоко убить собственного мужа - при этой
мысли меня прошибал холодный пот. Что могло послужить причиной чудовищного
преступления?
Я припомнил все беседы Анн с инспектором Твинкером. Он ей задал сотни
самых разнообразных вопросов. Анн вразумительно ответила на все,
касающиеся ее жизни с мужем. Но были вопросы, на которые она всегда
реагировала одинаково:
- На этот вопрос я не могу ответить, - спокойно и просто говорила
она.
Она окружила себя стеной, которую инспектор не сумел пробить. Тщетно
пытался он менять темы разговора, задавать вопросы, не имеющие отношения к
несчастью. Анн отвечала любезно и спокойно, не проявляя признаков
нервозности, но, как только инспектор пробовал заговорить с ней о
несчастном случае, он натыкался на непробиваемую стену: "На этот вопрос я
не могу ответить".
Инспектор уловил в ее ответах лишь одну-единственную ложь. Анн
утверждала, что привела молот в движение только раз, тогда как ночной
сторож слышал два удара и счетчик показывал цифру два.
Инспектор Твинкер не раз пытался использовать эту ее ошибку для того,
чтобы разрушить несокрушимую стену молчания. Но Анн однажды невозмутимо
заткнула и эту единственную щель.
- Да, - проронила она. - Я солгала, но почему, не могу сказать.
- Это ваша единственная ложь? - в упор посмотрел на нее инспектор в
надежде повергнуть женщину в смятение и взять инициативу в свои руки. Но
вместо привычного ответа услыхал короткое:
- Да. Первая и последняя.
Анн, понял он, тщательно заделала единственную щель в своей стене.
В душе у меня поднималось чувство отвращения и даже ненависти к
невестке: если она не безумна, как мы думаем, значит, она ловко
притворяется безумной, чтобы избежать заслуженного наказания. Да,
инспектор, пожалуй, прав: мухи как-то связаны с трагическим событием, если
только, конечно, и они не помогают ей симулировать безумие.
Но как объяснить пассивность жертвы?
Мой брат был из тех ученых, которые придерживаются принципа "Семь раз
примерь - один раз отрежь". Не признавал интуиции и гениев. Не был похож
на рассеянного профессора, разгуливающего под дождем с закрытым зонтиком в
руках. Он вел себя совсем обыкновенно, обожал животных и детей и без
колебаний бросал работу, чтобы пойти с соседскими ребятами в цирк. Игры
предпочитал логические, точные: биллиард, теннис, шахматы, бридж.
Чем же тогда объяснить его смерть? Зачем он полез под молот? О пари
для проверки смелости не могло быть и речи - брат никогда не заключал пари
и частенько смеялся над людьми, которые этим занимались. С риском вызвать
неудовольствие знакомых он утверждал, что пари - это сделка между глупцом
и вором.
Оставалось два предположения: или он внезапно сошел с ума, или у него
были какие-то причины просить свою жену убить его таким необычным
способом.
Я долго ломал себе голову и решил не сообщать инспектору о нашем
странном разговоре с Гарри, а самому побеседовать с Анн.
Была суббота, приемный день. Анн мгновенно спустилась в холл - должно
быть, ждала меня. Пока я думал, с чего начать этот тягостный разговор и
как перейти к трагическому случаю, Анн заговорила первая.
- Артур, я хочу задать вам вопрос.
- Я вас слушаю, Анн. Пожалуйста.
- Как долго живут мухи?
В смятении вскинув на нее глаза, я чуть было не проговорился, что сын
ее несколько часов назад задал мне тот же самый вопрос, но вовремя
прикусил язык. Мне пришло в голову использовать этот факт для того, чтобы,
наконец, пробить ее сознательную или подсознательную оборону.
Не спуская с невестки глаз, я ответил:
- Точно не знаю... Но муха, которую вы ищите, Анн, была вечером в
моем кабинете.
Удар, видимо, пришелся в цель. Анн резко повернула голову. Рот ее
исказился в безмолвном крике, широко раскрытые глаза кричали.
Я успел придать себе равнодушный вид. Преимущество, которое, я
чувствовал, было сейчас на моей стороне, я мог удержать, лишь сделав вид,
что мне уже все известно.
- Вы убили ее? - прошептала она.
- Нет.
- Но вы ее поймали! - вскинула она голову. - Она у вас! Дайте ее мне.
- Нет, у меня ее нет с собой.
- Но вы ведь догадались, правда?
- Ни о чем я не догадался, Анн. Знаю только, что вы здоровы. Вы или
должны мне все сказать, чтобы вместе решить, что делать, или...
- Или что Артур?
- Или инспектор Твинкер получит муху в течении двадцати четырех
часов.
Невестка долго сидела неподвижно, уставясь взглядом на кисти тонких
рук, бессильно лежавших на коленях. Потом промолвила, не поднимая глаз:
- Если я все расскажу, вы обещаете, ничего не предпринимая,
уничтожить муху?
- Нет, Анн. Пока я ничего не знаю, я ничего не могу обещать.
- Артур! Поймите, я обещала Бобу, что эта муха будет уничтожена. Я
обязана выполнить обещание. До этого я ничего не могу сказать.
Анн взяла себя в руки, и я себя почувствовал, что вновь тону в
трясине безысходности.
Отчаявшись, я бросил наобум:
- Анн! Вам должно быть ясно, что с того момента, как муху исследуют в
лаборатории полиции, у них будут доказательства того, что вы здоровы. И
тогда...
- Нет, Артур! Умоляю вас не делать этого ради Гарри...
- Тогда расскажите мне все, Анн. Поймите - это в интересах Гарри. Так
я сумею лучше защитить его.
- От кого его защищать? Неужели вы не понимаете, что если я здесь, в
сумасшедшем доме, то только в интересах сына: он не должен знать, что его
мать приговорили к смертной казни за убийство его отца.
- Анн, интересы вашего сына так же дороги мне, как вам. Клянусь, если
вы расскажете подробности, я сделаю все от меня зависящее, чтобы уберечь и
защитить его! Но если вы откажетесь говорить, муха попадет к инспектору.
- Но зачем вам это нужно знать? - подняла она на меня глаза, в
которых застыла ненависть.
- Анн! Послушайте! Речь идет о судьбе вашего сына.
- Идемте! У меня готов рассказ о смерти моего несчастного Боба.
Анн поднялась к себе и тотчас же вернулась с пухлым желтым конвертом
в руках.
Протянув его мне, она вышла из холла, не попрощавшись.
Только дома я увидел надпись: "Тому, кому это полагается по праву.
Инспектору Твинкеру, наверное".
Налив себе чашку чая, я пробежал глазами первую страницу:
"Это не исповедь, так как я, хоть и убила собственного мужа, чего,
кстати, никогда не скрывала, преступницей себя не считаю. Я исполнила его
волю, его последнее желание".
Забыв про чай, я перевернул страницу.
"Не задолго до смерти муж познакомил меня со своими опытами. Он был
уверен, что эксперты Министерства запретят эти опыты как вредные и все же,
прежде чем познакомить их с сутью своих исследований, добивался
положительного результата.
Радио и телевидение передают на расстояние звук и зрительные образы:
Боб же утверждал, что изобрел способ передачи на расстояние материи.
Материя, т.е. плотное тело, помещенное в специальный передаточный аппарат,
моментально дезинтегрируется и так же мгновенно реинтегрируется в другом -
приемном аппарате.
Сам Боб считал это открытие самым важным со времен изобретения
колеса. Он полагал, что передача материи на расстояние посредством
мгновенной дезинтеграции-реинтеграции означает революцию в человеческой
истории. Это помогло бы разрешить проблему транспортировки на большие
расстояния не только товаров и, в первую очередь, скоропортящихся
продуктов, но и людей. Он, ученый - практик, никогда не предававшийся
мечтаниям, видел уже время, когда у людей отпадет потребность в поездах,
самолетах, автомобилях, железных дорогах и шоссе. На смену им придут
приемно-передаточные станции в различных уголках земли. Пассажиры и
товары, предназначенные для отправки, будут дезинтегрироваться на
передаточных станциях, а затем моментально реинтегрироваться в нужной
точке земного шара. Вначале у мужа были трудности. Его передаточный
аппарат отделяла от приемного одна стена. Первый его успешный опыт был
проделан с обыкновенной пепельницей, которую мы привезли из путешествия по
Франции.
Я сначала ничего не поняла, когда он с торжествующим видом принес и
показал мне пепельницу.
- Анн! Взгляни! Эта пепельница была полностью дезинтегрирована за
одну десятимиллионную секунды. На миг она перестала существовать! Только
ее атомы со скоростью света неслись к другому аппарату. Спустя мгновение
атомы соединились вновь и образовали эту пепельницу.
- Боб! Прошу тебя! Я ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Объясни!
Тогда он впервые приоткрыл передо мной некоторые подробности своих
исследований и, так как я сначала ничего не понимала, набросал для меня
чертежи, сопроводив их цифрами. И все же я долго ничего не могла
уразуметь.
- Прости, Анн! - засмеялся он, увидев, что я начинаю что-то
улавливать. - Помнишь, однажды я прочел статью о таинственном случае в
Индии, когда камни проникли в дома при закрытых окнах и дверях.
- Как же, отлично помню! Профессор Доунинг, который провел у нас
уик-энд, сказал, что если это не шарлатанство, то подобный случай можно
объяснить дезинтеграцией камней снаружи и их реинтеграцией внутри домов.
- Вот именно! И помнишь, он добавил: "Если только это явление не
произошло в результате частичной дезинтеграции стены, через которую
проникли камни".
- Да. И все же я ничего не понимаю. Почему дезинтегрированные камни
могут свободно проходить через стену?
- Это вполне возможно, Анн. Атомы, составляющие материю, не
прикасаются друг к другу - их разделяют огромные пространства.
- Огромные пространства, ты говоришь?!
- Пространства между атомами относительно огромны, т.е. огромны по
сравнению с самими атомами. Ты, например, весишь около пятидесяти
килограммов при росте 1 метр 55 сантиметров. Если все атомы, из которых ты
составлена, вдруг вплотную прижмутся друг к другу, в тебе останется
пятьдесят килограммов, на ты будешь с булавочную головку. Пепельницу,
которая весит две унции, с трудом удастся разглядеть в микроскоп, если
составляющие ее атомы сольются в одну массу. Дезинтегрированная пепельница
легко пройдет через любое непрозрачное и твердое тело - например, через
тебя, так как ее разъединенные атомы в состоянии без труда пройти через
твои разреженные атомы.
- Значит, ты дезинтегрировал эту пепельницу и, пропустив через другое
тело, реинтегрировал ее вновь?
- Совершенно верно! Через стену, разделяющую передаточный и приемный
аппараты.
- Но это же прекрасно, Боб! Надеюсь, со мной ты так не поступишь? Я
очень боюсь выйти из аппарата такой же, как эта пепельница.
- Что ты имеешь в виду, Анн?
- Помнишь, что было написано на пепельнице?
- Помню, конечно. "Made in France". Надпись эта должна остаться.
- Она осталась, но посмотри на нее, Боб!
Он с улыбкой взял у меня пепельницу, но, перевернув, побледнел, и
улыбка сползла с его лица. Это окончательно убедило меня в том, что ему и
вправду удалось проделать этот странный опыт с пепельницей.
Надпись на обратной стороне сохранилась, но читалась задом наперед.
- Это ужасно! - буркнул он и помчался в лабораторию, откуда вышел
лишь на другое утро.
Спустя три дня у Боба произошла новая неприятность, которая на
несколько недель повергла его в дурное расположение духа. Прижатый мною к
стене, он признался, что его первый опыт, проделанный с живым существом,
кончился неудачей.
- Боб, ты проделал его с Данделло, да?
- Да, - виновато вымолвил он. - Данделло великолепно
дезинтегрировался, но реинтеграции не получилось.
- И что же?
- Данделло больше нет. Есть только атомы Данделло, летающие бог весть
где.
Данделло был беленьким котенком. Но однажды он у нас исчез. Теперь-то
я узнала, что с ним приключилось!
После серии безуспешных опытов и многочисленных бессонных ночей Боб
сообщил мне наконец, что аппарат работает отлично, и пригласил
присутствовать при опыте.
Я поставила на поднос два бокала и бутылку шампанского, чтобы
отпраздновать победу, так как знала, что Боб не позвал бы меня зря: раз он
демонстрирует открытие, значит, оно действительно удалось.
- Чудесная идея! - улыбнулся он, беря у меня из рук поднос. - Выпьем
реинтегрированного шампанского!
- Надеюсь, оно будет таким же вкусным, Боб?
- Конечно! Вот увидишь, Анн.
Он открыл дверцу переоборудованной телефонной кабины.
- Это передаточный аппарат, - пояснил он, ставя поднос на табуретку
внутри кабины.
Захлопнув дверцу, он протянул мне темные очки и осторожно подвел к
стеклу.
Затем он тоже надел защитные очки, нажал подряд несколько кнопок, и я
услышала приглушенный гул электрического мотора.
- Ты готова? - Он погасил лампу и щелкнул выключателем, отчего в
кабине вспыхнул фантастический голубоватый свет. - Тогда смотри в оба!
Он нажал какой-то рычаг, и лаборатория осветилась нестерпимым
оранжевым сиянием. Внутри кабины я успела рассмотреть нечто вроде
огненного шара, который с треском улетучился. Ощутив лицом внезапное
тепло, я спустя мгновение различала только пляшущие черные круги с зеленым
ободком, как это бывает, когда поглядишь на солнце.
- Можешь снимать очки. Конец!
Театральным жестом Боб открыл дверцу передаточной кабины, и, хотя я
была готова, у меня захватило дух, когда я увидела, что табуретка, поднос,
бокалы и бутылка шампанского начисто исчезли.
Боб торжественно повел меня в соседнюю комнату, где стояла точно
такая же кабина, и, открыв дверцу, триумфальным жестом вынул оттуда поднос
с шампанским, которое тут же поспешил открыть. Пробка весело полетела в
потолок, и шампанское заискрилось в бокалах.
- Ты уверен, что это можно пить?
- Абсолютно, - ответил он, протягивая мне бокал. - А теперь мы
проделаем с тобой еще один опыт. Хочешь?
Мы снова перешли в зал с передаточным аппаратом.
- О, Боб! Вспомни о Данделло!
- Данделло лишь подопытное животное, Анн. Но я уверен - неприятностей
не будет.
Он открыл дверцу и пустил на металлический пол кабины маленькую
морскую свинку. Снова раздалось гудение мотора и вспыхнула молния, но на
этот раз я сама поспешила в другую комнату. Сквозь стекло приемной кабины
я увидела морскую свинку, которая как ни в чем не бывало бегала из угла в
угол.
- Боб! Все в порядке! Опыт удался.
- Наберись терпения, Анн. Это покажет будущее.
- Но свинка жива-здорова, Боб!
- Так-то так, но для того, чтобы узнать, не повреждены ли внутренние
органы, нужно выждать время, Анн. Если через месяц все будет в порядке, мы
сможем предпринять с тобой серию новых опытов.
Этот месяц показался мне целой вечностью. Каждый день я ходила
посмотреть на реинтегрированную морскую свинку. Чувствовала она себя
отлично.
По истечении месяца Боб поместил в передаточную кабину нашу собаку
Пиколса. За три часа он десятки раз был разложен и восстановлен.
Выскакивая из приемной кабины, пес с лаем несся к передаточному аппарату,
чтобы повторить опыт.
Я ожидала, что Боб пригласит некоторых ученых и специалистов из
Министерства авиации, чтобы доложить им, как всегда, результаты своих
исследований. Но Боб не спешил с обнародованием изобретения. Я спросила
почему.
- Видишь ли, дорогая, это открытие слишком важно для того, чтобы
взять и просто сообщить о нем. Есть некоторые фазы операции, которых я сам
до сих пор не понимаю. Предстоит работать и работать.
Мне не приходило в голову, что он может подвергнуть опыту самого
себя. Только когда произошло несчастье, я узнала, что в передаточной
кабине смонтирован второй командный пульт.
В тот день, когда Боб проделал этот опыт, он не пришел к обеду. На
двери его лаборатории была приколота кнопками записка:
"Прошу не мешать. Работаю".
Чуть позднее, перед самым обедом, ко мне прибежал Гарри и
похвастался, что поймал муху с белой головой. Я, даже не взглянув на муху,
велела немедленно отпустить ее.
Боб не вышел и к послеобеденному чаю. С ужином повторилось то же.
Томимая смутным беспокойством, я постучала в дверь и позвала его.
Слышно было, как он ходил по комнате. Спустя немного времени Боб
подсунул под дверь записку. Я развернула ее и прочла:
"Анн! У меня большая неприятность. Уложи Гарри и возвращайся через
час".
Напрасно я стучала в дверь и кричала - Боб не открыл мне. Услышав
стук пишущей машинки, я, немного успокоенная, пошла домой.
Уложив Гарри, я вернулась назад и нашла новую записку, которая была
подсунута под дверь. С ужасом прочла я:
"Анн!
Я рассчитываю на твою твердость - ты одна можешь мне помочь. Меня
постигло огромное несчастье. Жизнь моя сейчас вне опасности, но это вопрос
жизни и смерти. Я не могу говорить - поэтому кричать или задавать вопросы
бесполезно. Делай то, что я тебе скажу. В знак согласия постучи три раза и
принеси мне кружку молока с ромом. Я не ел со вчерашнего дня и ужасно
проголодался. Рассчитываю на тебя. Боб".
Трясущейся рукой постучала я три раза и побежала домой за молоком.
Вернувшись, обнаружила новую записку:
"Анн! Очень прошу тебя - в точности выполняй мои инструкции!
Когда ты постучишь, я открою дверь. Поставь кружку с молоком на стол
и, не задавая мне вопросов, сразу же иди в другую комнату, где стоит
приемная кабина. Осмотри все уголки. Постарайся любой ценой найти муху,
которая должна быть там. Я искал ее, но напрасно. К несчастью, сам я
сейчас с трудом различаю мелкие предметы.
Но сначала ты должна поклясться, что в точности выполнишь мои просьбы
и, главное, не попытаешься меня увидеть. Спорить тут нечего: три удара в
дверь, и я буду знать, что ты готова слепо подчиниться мне. Жизнь моя
зависит от той помощи, которую ты мне сумеешь оказать".
Сердце гулко колотилось у меня в груди. Стараясь справиться с
волнением, я трижды постучала в дверь.
Боб - я слышала - подошел к двери и скинул с нее крючок.
Войдя в кабинет с кружкой молока, я почувствовала, что Боб притаился
за открытой дверью. Борясь с желанием обернуться, я произнесла подчеркнуто
спокойно:
- Можешь рассчитывать на меня, дорогой.
Поставив кружку с молоком на стол, рядом с единственной горевшей
лампой, я пошла в другое помещение, которое было ярко освещено. Здесь все
было перевернуто вверх дном: папки и разбитые пузырьки валялись среди
опрокинутых стульев и табуреток. От большой эмалированной ванны, где
догорали какие-то бумаги, исходил резкий, неприятный запах.
Я знала, что мухи не найду: интуиция подсказывала мне, что
интересовавшая Боба муха - это та самая, которую поймал, а затем выпустил
сын.
Я слышала, как Боб в соседней комнате подошел к своему письменному
столу. Затем раздалось громкое хлюпанье, словно ему было неудобно пить.
- Боб, я не вижу никакой мухи. Может, ты дашь другие инструкции? Если
ты не в состоянии говорить, постучи по крышке стола: один удар я пойму как
"да" и два удара - как "нет".
Я старалась говорить спокойно и, услыхав двукратный стук, призвала на
помощь всю свою волю, чтобы не разрыдаться.
- Можно мне войти к тебе в комнату? Я не знаю, что произошло, на что
бы ни случилось, я буду мужественной.
Наступила напряженная пауза. Боб стукнул раз по письменному столу.
В двери, соединяющей помещения, я застыла от неожиданности: Боб сидел
за письменным столом, накинув на голову золотистую скатерть, сдернутую со
столика, стоявшего в углу, где Боб имел обыкновение обедать, когда ему не
хотелось прерывать эксперимент.
- Боб, мы поищем ее завтра утром. А тебе необходимо прилечь. Хочешь,
я отведу тебя в гостиную и позабочусь, чтобы тебя никто не видел?
Из-под скатерти, спускавшейся ему до талии, показалась левая рука:
Боб дважды ударил по столу.
- Может, пригласить к тебе врача?
- Нет! - простучал он.
- Хочешь, я позвоню к профессору Муру? Может, он будет тебе полезен?
Боб быстро ответил "нет". Я не знала, что предпринять, что предложить
ему. В голове у меня все время вертелась навязчивая мысль.
- Гарри поймал сегодня муху, но я велела выпустить ее. Может, это та,
которую ты ищешь? У нее белая голова...
У Боба вырвался хриплый вздох, в котором улавливалось что-то
металлическое. И в этот миг, чтобы не закричать, я до боли прикусила губу.
Он сделал движение, правая его рука повисла вдоль тела, и из рукава
высунулась вместо кисти и ладони сероватая палка со странными крючками.
- Боб! Дорогой! Объясни, что произошло. Если я буду в курсе дела,
мне, может, удастся тебе помочь. Нет, Боб! Это чудовищно! - тщетно
пыталась я подавить рыдания.
Из-под скатерти показалась левая рука, дважды стукнула по письменному
столу и приказала мне удалиться.
Боб запер дверь на крючок, и я рухнула наземь в коридоре. До меня
доносились его шаги, а затем стук пишущей машинки. Спустя немного времени
под дверью появился новый листок:
"Приходи завтра, Анн. Я все объясню тебе. Прими снотворное и
постарайся выспаться. Мне понадобится вся твоя энергия. Боб".
Разбудили меня бившие в глаза яркие солнечные лучи. Часы показывали
семь. Я вскочила, как сумасшедшая. Всю ночь я проспала без снов, словно на
дне какой-то ямы.
Поплескав на себя водой, я поспешила в кухню, приготовила на глазах у
изумленной прислуги поднос с чаем и поджаренным хлебом и помчалась в
лабораторию.
Боб отворил мне на этот раз не мешкая и сразу закрыл за мною дверь.
На голове у него, как и вчера, была все та же золотистая скатерть.
На письменном столе, куда я поставила поднос, меня уже ожидал листок.
Боб отошел к двери соседней комнаты - по-видимому, хотел остаться один. Я
ушла с листком в другое помещение и, пробегая машинописный текст, слышала,
как Боб наливает чай.
"Ты помнишь, что случилось с нашей пепельницей? Со мной произошло
примерно то же, только куда серьезней. В первый раз я дезинтегрировал и
реинтегрировал себя успешно. А во время второго опыта в передаточную
кабину проникла муха.
Единственная моя надежда - найти ее и снова повторить эксперимент.
Ищи как следует. В противном случае я найду способ исчезнуть без следа".
Я похолодела, представив его лицо вроде перевернутой надписи на
пепельнице: с глазами на месте рта или ушей.
Но я должна была сохранить самообладание для того, чтобы спасти его.
И, в первую очередь, любой ценой отыскать злосчастную муху.
- Боб, разреши мне войти к тебе.
Он отворил дверь.
- Боб! Не отчаивайся. Я ее найду. Она уже не в лаборатории, но далеко
улететь не могла. У тебя - догадываюсь - обезображенное лицо, но как ты
смеешь говорить об исчезновении? Я этого никогда не допущу! Если
понадобится, позову профессора Мура и других ученых. И мы обязательно
спасем тебя.
Он с силой ударил по столу. Из-под скатерти, покрывавшей голову,
донесся хриплый металлический вздох.
- Боб, не сердись! Прошу тебя. Обещаю ничего не делать без спросу.
Покажи мне твое лицо! Я не испугаюсь, вот увидишь! Я же твоя жена!
Боб в ярости простучал "нет" и сделал мне знак уйти.
Никогда, до самой кончины, не забуду я этого дня, этой страшной охоты
за мухами. Я все перевернула вверх дном. Слуг тоже включила включила в
поиски. Хоть я и объяснила им, что ищу подопытную муху, улетевшую из
лаборатории, которую надо любой ценой поймать, они смотрели на меня как на
сумасшедшую. Именно это и спасло меня от позора смертной казни за
убийство.
Я подробно расспросила Гарри. Ребенок не сразу понял, о чем речь. Я
схватила его за шиворот, и он заплакал. Необходимо, поняла я, вооружиться
терпением. Да, вспомнил мальчик наконец, муха была в кухне на подоконнике,
но он ее выпустил, как я приказала.
В этот день я поймала сотни мух. Везде - на подоконниках и в саду я
расставила блюдца с молоком, вареньем и сахаром. Ни одна из пойманных мух
не отвечала описанию Гарри. Напрасно я рассматривала их в лупу: они были
похожи как две капли воды.
В обед я отнесла мужу молока и картофельное пюре.
- Если мы до вечера не отыщем муху, надо будет подумать, что делать,
Боб. Вот что я предлагаю. Я устроюсь в соседней комнате. Когда ты не
сможешь отвечать "да" и "нет" условным сигналом, ты будешь печатать ответы
на машинке и подсовывать их под дверь.
"Да", - простучал Боб.
Тем временем наступила ночь, а мухи мы так и не нашли. Перед тем, как
отправиться к Бобу с ужином, я помедлила перед телефоном. У меня не
оставалось сомнений - для Боба это действительно был вопрос жизни и
смерти. Достанет ли у меня сил для того, чтобы противостоять его воле и
помешать покончить с собой?
Боб, я знала, никогда мне не простит, что я нарушила обещание, но
лучше уж вызвать его гнев, чем быть пассивной свидетельницей его
исчезновения. Поэтому я решилась и трясущейся рукой набрала номер
профессора Мура, его ближайшего приятеля.
- Профессора Мура нет. Он возвратится лишь к концу недели, - любезно
ответил чей-то безразличный голос.
Ну, что ж, в таком случае мне самой предстоит бороться за мужа.
Бороться и спасти его.
Входя в Бобу в лабораторию, я была почти спокойна. Как мы и
уговорились, я устроилась в соседней комнате, чтобы начать мучительный
разговор, который, как мне думалось, должен затянуться до глубокой ночи.
- Боб! Ты не можешь мне сказать, что именно произошло?
В ответ послышался стук машинки, и спустя несколько минут Боб сунул
под дверь записку.
"Анн!
Я предпочитаю, чтобы ты запомнила меня таким, каким я был. Мне
придется себя уничтожить. Я долго размышлял и вижу лишь один надежный
способ, причем тебе надо будет мне помочь. Сначала я думал о простой
дезинтеграции посредством моей аппаратуры, но этого делать никак нельзя: я
рискую в один прекрасный день быть реинтегрированным другим ученым, а
этого не должно случится".
Читая записку, я подумала: "Может быть, Боб сошел с ума?"
- Какой бы способ ты ни предлагал, я никогда не соглашусь с
самоубийством. Пусть твой опыт кончился ужасно, но ты человек, мыслящее
существо, у которого есть душа. Ты не имеешь права уничтожить себя.
Ответ был немедленно написан на машинке.
"Я жив, но я уже не человек. Что касается моего разума, то я могу
потерять его в любой момент. А душа не может существовать без разума".
- В таком случае с твоими опытами должны познакомиться твои коллеги!
Два гневных удара в дверь: настаивать было бесполезно.
Тогда я стала говорить ему о себе, о сыне, о его родных. Он даже не
ответил. Я уже не знала, что придумать, что бы такое ему сказать. Исчерпав
все аргументы, я спросила:
- Ты слышишь меня, Боб?
Последовал однократный удар, на этот раз мягче и спокойней.
- Ты упоминал о пепельнице, Боб. Как тебе кажется, если б ты снова
дезинтегрировал и реинтегрировал ее, буквы бы встали бы на свое место?
Через пять-десять минут он сунул под дверь записку.
"Понимаю, что ты хочешь сказать. Я тоже об этом думал - поэтому мне
необходима муха. Она должна быть со мной в кабине - иначе никакой надежды
нет".
- Попробуй все-таки. Никогда нельзя быть уверенным до конца.
"Уже пробовал", - написал он.
- Попробуй еще разок!
Через минуту я читала:
"Восхищен очаровательной женской логикой. Пробовать можно сто семь
лет... Но чтобы доставить тебе удовольствие - по всей вероятности,
последнее - попробую еще раз".
Было слышно, как он передвигает вещи, открывает и закрывает дверцу
передаточной кабины. Через мгновение, показавшееся мне вечностью, раздался
ужасающих треск, и веки мои словно озарило молнией.
Я обернулась назад.
Боб со скатертью на голове вышел из приемной кабины.
- Что-нибудь изменилось? - спросила я, касаясь его руки.
Он отпрянул, споткнулся о табуретку и, не удержав равновесия, упал.
При этом золотистая плюшевая скатерть сползла с его головы.
Никогда не забыть мне того, что открылось моему взору. Чтобы подавить
невольный крик, я до крови прикусила руку, но все же продолжала
пронзительно кричать. Мне не справиться с этим криком, понимала я, до тех
пор, пока я не сумею закрыть глаза, отвести от него взгляд.
Чудовище, в которое превратился муж, торопливо накрыло голову и
ощупью двинулось к двери. Я закрыла наконец глаза.
До самой смерти не забуду я этой отталкивающей картины, этой белой
косматой головы со сплющенным черепом, кошачьими ушами и глазами величиной
с тарелку, покрытыми коричневыми пластинками. Его трясущаяся розовая морда
тоже походила на кошачью, а вместо рта был вертикальный разрез, поросший
длинными рыжеватыми волосами. Оттуда торчало нечто вроде хобота, длинного
и волосатого, по форме напоминавшего трубу.
Я, наверное, потеряла сознание, потому что, придя в себя, увидела,
что лежу на каменном полу, повернув голову к двери, из-за которой
доносился стук пишущей машинки. У меня жестоко болело горло: я, должно
быть, сорвала голосовые связки.
Но вот стук машинки прекратился, и под дверью появился лист. Дрожа от
отвращения, я взяла его кончиками пальцев и прочла:
"Теперь ты, надеюсь, поняла. Эта последняя попытка принесла новое
бедствие. Ты, по-видимому, узнала часть головы Данделло. До этого
превращения у меня была голова мухи. Теперь от мухи остались лишь голова и
рот, а остальное восполнилось частичной реинтеграцией головы исчезнувшего
котенка. Теперь ты понимаешь, наконец, Анн? Мне необходимо исчезнуть.
Стукни три раза в знак согласия, и я тебе объясню что делать".
Да, он был, безусловно прав - ему следовало навсегда исчезнуть. Я
сознавала, что не должна предлагать ему новых опытов, что каждая попытка
может привести к еще более страшным изменениям. Я подошла к двери, открыла
рот, но мое воспаленное горло не сумело издать ни звука. Тогда я три раза
постучала, как он просил.
Об остальном нетрудно догадаться. Он изложил на бумаге план, и я
одобрила его.
Дрожа, с пылающей головой, я последовала за ним в цех. В руках я
сжимала подробную инструкцию о том, как пользоваться молотом.
Подойдя к электрическому молоту, он еще раз обмотал свою голову и, не
оглянувшись, не махнув рукой, лег на землю так, чтобы голова оказалась
точно под молотом.
Дальнейшее было не так уж страшно: я помогла уйти из жизни не мужу, а
какому-то чудовищу. Мой Боб исчез уже давно. Я только выполняла его
желание.
Глядя на тело, я нажала красную кнопку пуска. Бесшумно, но не так уж
быстро, как я думала, металлическая масса опустилась вниз. К глухому звуку
удара о землю примешался сухой хруст. Тело моего... чудовища,
содрогнувшись раз, больше уже не шевелилось.
Я подошла к нему и лишь тогда заметила, что правая рука - рука мухи
под молот не попала. С трудом преодолевая отвращение, стуча зубами и
всхлипывая от страха, я переместила сухую руку, оказавшуюся необычайно
легкой. Потом я вторично опустила молот и стремглав выбежала из цеха.
Остальное вам уже известно. Поступайте, как сочтете нужным".
На другой день инспектор Твинкер зашел ко мне на чашку чая.
- Я только что узнал о смерти миссис Браун, и так как я занимался
вашим братом, мне поручили и это дело.
- И к какому выводу вы пришли?
- У доктора нет никаких сомнений. Леди Браун приняла цианистый калий.
- Пойдемте ко мне в кабинет, инспектор. Я дам вам прочесть любопытный
документ.
Пока я курил трубку у камина, Твинкер, сидя за письменным столом,
серьезно и внешне невозмутимо читал "исповедь" моей невестки. Закончив, он
аккуратно сложил листки и протянул их мне.
- Что вы об этом думаете? - поинтересовался я, бросая листы в огонь.
Инспектор ответил мне не сразу. Выждав, пока пламя поглотит листки,
он сказал, глядя на меня в упор своими прозрачными светлыми глазами:
- По-моему, это окончательно доказывает, что леди Браун была безумна.
- Без сомнения, - закуривая трубку, кивнул я.
Мы посмотрели на огонь.
- Странная со мной вещь произошла, инспектор. Пошел я на кладбище, на
могилу брата. Там никого не было.
- Я там был, но решил вам не мешать.
- Вы меня видели?
- Да, я видел, как вы закапывали спичечный коробок.
- Знаете, что в нем было, инспектор?
- Надо полагать, муха?
- Я нашел ее утром в саду. Несчастная запуталась в паутине.
- Она была мертвая?
- Не совсем. Но я ее тут же прикончил камнем. Голова у нее была
белой-белой.