5rik.ru

                             Анатолий РУБИНОВ

                                СЛЕЗЫ ЛЬДА


                                                ...Посвящается Системе ФЛП
                                           СССР и всем тем людям,  которые
                                           в ней находились либо находятся
                                                    (Т.Н. "ФЭЭЛ Пжиникая")

     ...Аттвуд знал, что увидел в галерее. И несмотря на это, ему было  не
по себе: хотя глаза аборигенов, прикрытые веками, видеть его не могли, ему
казалось, что они смотрят, смотрят, смотрят, видят  его,  и  что  это  он,
Аттвуд, стоит обнаженный  и  открытый  для  обозрения,  стоит  на  морозе,
замерев в вечной неподвижности, он,  а  не  они...  А  ледяные  кристаллы,
расположенные в отдалении, дробили своими гранями заключенные внутри тела,
и от этого зрелища Аттвуду делалось еще хуже.
     Особенно поразил его старик: словно  обмотанный  золотящейся  лентой;
точнее, ошарашила поза, в которой  старик  застыл  навеки:  на  корточках,
расслабленно свесив руки, пропустив сухие морщинистые  ладони  меж  острых
колен: но от лицо, так  же  длинное  и  морщинистое,  было  запрокинуто  к
небу... То ли посылая  проклятия,  то  ли  молитву  о  чудесном  спасении,
которое могло появиться в этом мире лишь оттуда, сверху.  Впрочем,  как  и
смерть. Как и все прочее, вероятно...
     Ровесник мне, подумал Аттвуд. Посмотреть бы ему в глаза...
     Это  странное  чувство  близости   с   застывшим   в   немой   мольбе
стариком-аборигеном   окончательно   определило   отношение   Аттвуда    к
губернаторской  галерее.  И  ко  многому  другому,  свойственному   людям,
населяющим этот мир сейчас.
     - Идемте отсюда! - твердо сказал он, обращаясь к губернатору. И пошел
к выходу, не дожидаясь ответа.
     Губернатор усмехнулся: вышел следом, ни слова не  говоря.  Оба  молча
прошли  теплый  переходный   туннель,   молча   же   вышли   в   оранжерею
губернаторской виллы.
     - Не понравилось. Показалось странным, - наконец констатировал  барон
Ив д'Иллэри. Он же - губернатор Ириса:  для  друзей  -  просто  Биди;  для
самого лучшего друга - Ив.
     -  Если  бы  только  _с_т_р_а_н_н_ы_м_,  -  ответил   Аттвуд,   криво
усмехнувшись и выделив интонационно последнее слово. Подумав,  добавил:  -
Скорее отвратительным. Даже более чем.
     - О, мой друг! Отвратительного вы еще не  видели,  поверьте  мне,  за
отвратительным надо бы в Столицу съездить... Там один тип  есть,  Макги...
Собирает обожженных, полуразложившихся, просто куски тел. И  при  том  еще
смеет,  представляете,  отваживаться  именовать   себя   коллекционером!..
Извращенец, я так думаю. Психическая патология. Нормальный  человек  разок
взглянет на его "коллекцию", с вашего позволения,  в  кавычках,  один  раз
побывает в его галерее и потом полгода как минимум лечится. Спать не может
- кошмары, знаете ли,  всепоглощающие,  беспримерные  одолевают...  Выпить
хотите?
     - Пожалуй... Сейчас - в самый раз. После  нашей  галереи  тоже  стоит
полечиться. Для меня ваша галерея, губернатор,  извините,  тоже  -  кошмар
всепоглощающий. Я бы даже сказал... - Аттвуд замолчал и махнул рукой.
     Биди снова усмехнулся.  Пойдемте  в  кабинет,  -  губернатор  сбросил
электроплащ и остался в черном, плотно облегающем костюме.
     Рядом с Биди, одетым простенько и без претензий, очень функционально,
Аттвуд вновь почувствовал себя неловко - сам он был разодет  по  последней
земной моде: вышитое жабо, кружевные манжеты, драгоценные  каменья  везде,
где только можно, разноцветные ленточки, витые шнурки  и  прочее,  прочее,
прочее...
     Странная одежда для астронавта, подумал Биди в который раз.  Впрочем,
астронавтов мы здесь не видывали лет двести...
     - И почему же вам не пришлась по душе  моя  галерея?  -  спросил  он,
разливая аквавит. -  Если  можете,  объясните,  буду  весьма  признателен.
Формально это та же скульптура, только изваянная самой природой. Причем из
самого совершенного материала.
     - Формально - да. Но стоит себе представить, что  эта  скульптура,  в
кавычках, с вашего позволения... когда-то жила точно так же, как мы... Она
была живая и...
     - Лет пятьсот тому назад, - вставил Биди.
     - ...и до сих пор кажется живой...
     - А  я  кажусь  вам  злобным  вурдалаком,  жутким  извращенцем,  лишь
чуть-чуть более тихим и нормальным, чем тот буйный  параноик  из  Столицы?
Да? Или шефом анатомического театра?..
     - Нет. Шефом - ни в коем случае. В анатомичке честнее -  все  кусочки
по полочкам и под каждым - невнятная латынь, это тоже отвлекает. Никто  же
не сравнивает мысленно свой собственный череп с тем, что на полке стоит...
- Аттвуд внезапно замолчал: он чуть было не проговорился  о  том  странном
чувстве, которое испытал, когда смотрел на застывшего  в  мольбе  старика,
заключенного в ледяном кристалле. - То, что  вы  считаете  искусством,  на
деле, мне кажется,  всего  лишь  свидетельство  духовного  кризиса  вашего
Социума.
     - То есть, вы полагаете, что мы покатились вниз?
     - Судя по  тому,  что  вы  рассказали  с  столичном  собирателе,  уже
покатились. Еще и как.
     - Знаете,  мне  вспомнились  слова...  Их  сказал  кто-то  из  старых
философов, там, на Земле... Каждый из нас, сказал мудрец, в том либо  ином
смысле - извращенец. Но только каждый - извращенец по-своему. В  том  либо
ином, либо третьем, пятом, двадцатом смысле.  И  поэтому  два  извращенца,
повстречавшись и заговорив каждый о своем извращении,  непременно  обзовут
друг дружку извращенцами, и каждый будет прав  -  по-своему,  в  том  либо
ином, третьем, пятом... Только не истолкуйте мою  цитату  превратно,  ради
всего святого. Я ничего такого сказать не хотел... Бросьте, Аттвуд. Это  -
искусство! - Биди взмахнул рукой в сторону галереи. - Просто  оно  ново  и
для вас непривычно. Судя по  книгам,  на  планете-матери  такое  бывало  с
каждым новым течением, в любом из видов искусств.
     - Да, бывало. Но мы сейчас, похоже, с вами говорим на разных  языках.
В определенном смысле ваша цитата  очень  даже  к  месту...  Вы  называете
э_т_о_ искусством, я же считаю, что искусством здесь и не  пахнет.  Оно  и
близко к вашей галерее не стояло. На Земле вас и таких, как вы, назвали бы
некрофилами.
     - Ну, так то же на Земле... А здесь не стоит произносить таких  слов.
Тут все такие, как я.  Вас  не  поймут.  Или,  что  гораздо  хуже,  поймут
буквально. Мы здесь простые, грубые, но гордые -  все  как  один,  потомки
первопоселенцев. Ведь наш "Ирис" для нас то же, что и "Мэйфлауэр" когда-то
для первых англосаксов, высадившихся в Америке... Аналогичная ситуация - в
других наших городах...
     - Я как-то догадываюсь... Спасибо, я учту, но  все  же  останусь  при
своем мнении. _Э_т_о_ - не искусство. Извините, если обидел, конечно.
     - Допустим... Но вы согласны, что социум не может существовать _б_е_з
искусств, в частности - изобразительных?
     - Да. Это, можно сказать, аксиома.
     - А скажите, на вашем корабле много картин?
     - От силы - полторы...
     - Вот именно. - Биди поднял палец, охваченный губернаторским кольцом.
- И на наших кораблях было то же самое: инструменты, машины, приборы и так
далее, но ни одного мольберта, и уж конечно -  ни  единой  скульптуры,  уж
слишком они тяжелы.  Ведь  "Ирис",  и  прочие  корабли  сами  садились  на
планету, модули и шлюпки не годились. А  термин  "полезный  вес"  означает
предметы, несущие практическую  пользу,  непосредственно  необходимые  для
выживания. Когда предки наши прилетели на Волчий Хвост...
     - Волчий Хвост?.. - переспросил Аттвуд.
     - Так мы зовем иногда нашу планету... Но вас я  должен  предостеречь.
От чужака наши граждане такого не потерпят. Говорите  "Кельвин-Зеро"  или,
на худой конец, "Льдина". Да, так вот,  когда-то  предки  сюда  добрались,
здесь был лед. Лед, лед,  лед  и  ничего  больше.  Что  прикажете  делать?
Рисовать пальцем в воздухе?.. А  здесь,  как  выяснилось,  замерзла  целая
цивилизация, причем мгновенно... В движении.  Потому  они  вам  и  кажутся
живыми. Правда?
     - Правда, - неохотно согласился Аттвуд.
     - Ну так попробуйте об этом думать  как  о  разновидности  балета,  о
застывшем танце, что ли... Каждый  из  них  застыл  навеки  в  собственном
движении. Мы не знаем, кто их заморозил, однако мы сами освобождаем их  из
ледяного плена...
     - Не до конца!
     - Да, не до конца. Иначе они станут просто трупами, и  от  разложения
их больше ничто не спасет. И еще одно... Айсинг -  общий  знаменатель  для
всех кельвиниан. Сюда прилетел сущий ковчег. Русские, американцы, китайцы,
африканцы,  арабы  и  прочие,  прочие.  А  вместо  чудовищною  культурного
конгломерата все они получили единую культуру.
     - А вы, судя по всему, француз? - спросил Аттвуд.
     -  Говорят,  -  усмехнулся  барон.  -  Удивительно,  как  мои  предки
ухитрились протащить сквозь время и космос родовое имя и  титул.  А  может
быть, и то и другое - фантазия. Здесь можно было  назваться  хоть  русским
царем. Хоть воплощением Будды...
     - И все бы поверили?
     - Нет. Просто всем было наплевать.  Имели  значение  не  имена  и  не
титулы, а знания, талант, хватка, ловкость, сила. Правда, наша семья  была
в несколько привилегированном положении. Мой прапрапрапрадед  чуть  ли  не
единолично финансировал строительство "Ириса", все деньги извел. То же - и
в других городах. Каждый корабль строил кто-то... И потом его семья  имела
несколько привилегированное положение.
     - Кстати, а почему корабли сели порознь?
     - Полет был долгий, капитаны пересобачились... Прямо какие-то  партии
сложились, вот и сели подальше друг от друга, от греха подальше. Люди  они
везде - люди, знаете... "Шарденне", например, опустился  вообще  в  другом
полушарии, до сих пор о них ничего не слышали и не  знаем.  А  мы,  честно
сказать, удивились, что ваш модуль сел у нас, а не в Столице.
     - Откуда нам было знать, где у вас - столица?
     - Так ведь самый большой город... Потому  и  зовем  -  Столица.  Это,
наверное, и с орбиты заметно.
     - Нет, с орбиты все одинаково.
     Аттвуд тронул один из камней своего  браслета,  охватывающего  правое
запястье, и на грани рубина высветились цифры стандартного, земного цикла.
     - Уже ночь, - сказал он, - а мы ничего еще не решили.
     - Здесь у нас всегда ночь, - Биди  весело  посмотрел  на  Аттвуда.  -
Интересно,  очень  интересно  мы  с  вами  беседуем.  Вы  все  собираетесь
заговорить о репатриации, а я искусно заговариваю вам  зубы.  Сегодня  мне
это особенно удачно удается, правда?
     - Пожалуй, - несколько натянуто улыбнулся и Аттвуд. - Но  я  все-таки
выяснил кое-что полезное. Для своей... э-э-э, миссии, я имею в виду.
     - Можно ли узнать, что именно?
     - Во-первых, вы еще очень хорошо помните Землю,  помните  планету,  к
которой сквозь космические расстояния протянулись ваши корни, а ведь вы  -
губернатор, то  есть  человек,  более  всех  озабоченный  именно  местными
проблемами. А во-вторых, вы еще не адаптировались к здешним  условиям.  Не
лично  вы,  конечно,  а  _в_с_е_  вы,  люди,   называющие   себя...   э-э,
кельвинианами.
     - Почему вы так решили?!  -  на  лице  Биди  отразилась  его  крайняя
заинтересованность.
     - Кутаетесь. На морозе вам не сладко. Так же, как и мне.
     - Ну, это естественно! Я  же  не  тюлень  какой-нибудь!  -  улыбнулся
барон.
     - Вот вы и подтвердили одной-единственной фразой оба моих наблюдения.
Здесь ведь нет тюленей. Да и вы не тюлень, это бесспорно.  Хотя  тюлень-то
как раз мог бы быть здесь своим.
     Биди безмолвно поднял руки и засмеялся.
     -  Капитулирую!  Вы  меня  уложили  на  обе  лопатки.   Давайте   ваш
ультиматум.
     - Я бы попросил вас не употреблять этого слова, барон. Все-таки у нас
международные переговоры, и терминологическая четкость здесь  немаловажна.
Более чем. Я бы сказал... Меморандум, так будет лучше, вам не  кажется?  А
попросту говоря - список вопросов, ответы на которые  мне  необходимы  для
составления моего рапорта.
     - Все равно, давайте!.. - сквозь смех выдавил Биди.
     - Вопрос первый. Что известно о здешней, аборигенной, цивилизации?
     - Очень и  очень  мало.  Правильных  археологических  работ  никто  и
никогда  не  вел.  Да  такие  работы,  вероятно,  и  невозможны,  учитывая
тридцатиметровую  толщу  льда.  Погибли  здешние,  как  вам  уже   отлично
известно, от холода... Скорее всего, их атаковали каким-то неизвестным  ни
нам сейчас, ни им тогда, оружием. А быть может, это оружие вполне им  было
известно... Но они не сумели, либо не успели от  него  защититься...  Люди
воевали огнем. Они же, надо полагать, холодом. Отец творил, что  случилось
это все лет за пятьсот  до  нас.  Быть  может,  семьсот...  Одним  словом,
несколько столетий Волчий... э, пардон! Льдина пустовала абсолютно. Я  вам
дам записки отца, почитайте. Наши... я говорю  о  старателях...  то  здесь
клюнут, то там, никакой системы. И, самое прискорбное, мы до  сих  пор  не
отыскали ни одной местной  книги.  Вообще  никакого  носителя  информации.
Говоря "мы", я подразумеваю не только Ирис, но и другие города.
     - В прошлый раз вы упомянули какие-то природные аномалии?..
     - Это уже можно считать вторым вопросом из вашего списка? - улыбнулся
Биди. Аттвуд оставил ехидство барона без ответа, и тот посерьезнел. -  Вся
наша природа - сплошной лед. Да еще ветер. Правда,  лед  здесь  особенный,
плавится при десяти градусах по Цельсию и всегда гладкий.  Любая  царапина
затягивается часов за пять, но  если  лед  переплавить,  то  это  свойство
теряется. Так что в определенном смысле наш лед совсем не то же самое, что
земной лед... - Когда барон произносил слово "наш", Аттвуд не удержался от
слабой улыбки, и барон ее приметил. По глазам губернатора землянин  понял,
что тот истолковал ее соответствующим образом, но все же  от  комментариев
удержался. Невозмутимо продолжал: - ...А что касается аномалий...  Я  знаю
три, и все они поблизости. Милях в сорока от Ириса лежит настоящее водяное
озеро. Возникшее черт знает  отчего,  и  тот  же  самый  черт  знает,  как
существующее: метров десять воды в ледяном блюдце. Жизни  в  нем  никакой,
вот и прозвали его Болотом. Милях в пяти от него  -  Свечка.  Нечто  вроде
ледяного водопада, бьющего вверх,  фонтан  этакий,  словом;  лед  медленно
вытекает из ледяной же  горы.  Там  же  берет  начало  Стеклянная  Река  -
несусветно медленно текущее ледовое... э-э,  течение...  Давайте  я  лучше
познакомлю вас с Оскаром Пербрайнтом, он  вам  все  расскажет  толком.  Он
полжизни провел во льдах, и продолжает проводить... Он вернется дня  через
три. Вас интересует местная фауна?
     - Конечно! - воскликнул Аттвуд. Еще  бы  она  меня  не  интересовала,
подумал он. Меня тут у вас все на свете  интересует,  и  прежде  всего  вы
сами...
     - Он и про зверье расскажет.  Чучела  можно  посмотреть  в  городском
музее. Но о звериных повадках может рассказать только старатель. Оскар, на
мой взгляд, лучший... Если он будет в хорошем настроении,  попросим  взять
вас во льды.
     - Нет, благодарю. Стар я, да и не хочу участвовать  в  поисках  новых
Экспонатов для вашей галереи.
     Они помолчали. Землянин, подумал Биди. И этим все сказано. Я не  хочу
встретиться во льдах еще с одним стариком,  застывшим  в  мольбе,  подумал
Аттвуд. Это будет уже слишком.
     Биди наполнил опустевшие бокалы аквавитом.
     - Будем говорить о репатриации или на завтра перенесем?
     - Будем,  -  твердо  сказал  Аттвуд.  -  Позавчера  я  только  о  ней
заикнулся, а сегодня намерен привести резоны. Есть у  меня  пара  тузов  в
рукаве, признаюсь по секрету.
     - Выкладывайте оба.
     - Во-первых, вы помните, конечно, что  ваши  предки  покинули  Землю,
спасаясь  от  демографической  катастрофы.  И  не  только  ваши.  Звездная
экспансия  превратилась  чуть  ли  не  в  моду.  А  потом  разразился  так
называемый ракетный кризис...
     - Это еще что такое?
     - На ваших кораблях стояли двигатели фон Пуккеля?
     - Да, насколько я помню.
     - Так вот, на Земле их прозвали "разовыми". Их хватало на один,  два,
от силы три дальних перелета. Затем они  скисали.  Колонии,  только-только
отпочковывавшиеся от планеты-матери,  оказывались  в  полнейшей  изоляции.
Экспансия прервалась  почти  на  столетие,  покамест  не  появились  новые
двигатели, принципиально новой  системы.  А  переселение  в  конце  концов
породило три сокрушительные пандемии. Кстати, именно поэтому мы так  долго
кружились на орбите вокруг Кельвина-Зеро, своего рода карантинная мера.  А
на Земле сейчас наберется едва полтора миллиарда  жителей.  Планете-матери
нужны люди.
     - Что ж... На Земле теперь нет перенаселения, и у нас - тоже.  А  все
долги  планете-матери  наши  предки  оплатили,  перестав   дышать   земным
воздухом, довольно спертым тогда, кстати сказать.
     - Выслушайте и второй мой резон. В вашем случае, барон, речь идет  не
о репатриации. А об эвакуации. Мы выяснили, что орбита Льдины  изменяется,
сейчас она представляет собой не окружность, и  не  эллипс,  а  спираль  с
очень небольшим шагом. Короче  творя,  лет  через  полтораста  на  планете
нельзя будет жить. Резко повысится температура. Представляете, какой будет
потоп?
     - Да, это серьезно. Вашим расчетам можно доверять?
     - Можно. И расчетам, и мне. Хотите - проверьте сами. У  вас  же  есть
обсерватория.
     - Вам я верю больше, чем нашим астрономам, - усмехнулся Биди.  -  Это
очень  серьезно,  то  что  вы  сейчас  мне  сказали...   Но   не   срочно.
Непосредственной угрозы нет, и вам будет чрезвычайно трудно агитировать.
     - Так вы не будете препятствовать?
     - Ни в коем случае. Корабль сажать будете?
     - Хотелось бы.
     - На каких двигателях?
     - На обычных планетарных. У вашего "Ириса" были в точности такие.
     - Ясно. Тогда дайте  мне  размеры  корабля,  параметры  и  координаты
места,  где  намерены  произвести  посадку.  Мы  перебросим  туда  лучевую
станцию, они очистят плешь для вашего корабля.  Не  то  он  вмерзнет,  как
"Ирис" в свое время.
     Землянин снова глянул на свои драгоценные часы.
     - Пора, - сказал он и поднялся на ноги.
     Биди продолжал сидеть.
     - Послушайте, Аттвуд, - сказал он, - вы легко уговорили меня,  теперь
я буду уговаривать вас. Оставайтесь у меня. Что за нужда - мотаться каждый
день к модулю и обратно? Вилла огромна. Передатчик у меня не хуже  вашего,
установленного на модуле. Я  покажу  вам  город,  познакомлю  с  людьми...
кстати, вы предпочитаете блондинок или брюнеток? Словом, ручаюсь,  вы  еще
оцените наше... гм, ледяное гостеприимство.
     -  Не  надо  меня  уговаривать...  -  начал  было  Аттвуд,  и   барон
разочарованно вздохнул. - ...я уже согласен, - закончил землянин, и хозяин
виллы пристально взглянул на него. Улыбнулся обрадованно.
     - Прекрасно! Что вы предпочитаете: лечь спать? Или принять стимулятор
и податься в казино?
     - Спать, барон.
     - Тогда... давайте хоть немного пройдемся перед сном.
     - Хорошо.
     Они  нацепили  электропарики,  маски  и  облачились  в  электроплащи.
Ледяные  створки  дверей  озарились  радужными  световыми   переливами   и
разошлись в стороны. Снаружи было черно: под открытым черным небом  царила
тишина; внизу, в огромном ледяном каньоне, сиял  редкими  огнями  Ирис,  и
казалось, что звезды - лишь отражение  этих  огней.  Местами  посверкивала
ажурная медная сеть, перекрывающая каньон.
     - Вообще-то я  всю  жизнь  обожал  рыженьких...  -  задумчиво  сказал
Аттвуд. - А что по ту сторону каньона?..
     - Аптаун. Там живут те, для  кого  Ирис  слишком  дорог  или  слишком
скучен. Окраина, словом. Я знаю еще  одно  слово,  трущобы,  но  в  данном
случае оно не очень соответствует.
     Они пошли по плитчатой дороге, слабо подсвеченной ледяными  фонарями.
Вдруг небо озарилось фиолетовым сполохом.
     - Это ж бластер! - удивленно воскликнул Аттвуд. - Там что, воюют?!
     - А вы ожидали полярного сияния?..  Упаси  Бог,  никто  не  воюет  на
Льдине! Это работает лучевая станция, плавит лед. А переделана она, точно,
из батареи бортовых бластеров. У нас, как вы понимаете, лед - единственный
материал, из которого можно что-то сделать...
     Они свернули за угол виллы, Биди тронул ладонью один  из  фонарей,  и
ослепительный луч света метнулся вдоль аллеи ледяных  фигур.  Их  было  не
менее полусотни.
     -  Это  тоже  наше  искусство.  Литая  ледовая   скульптура.   Завтра
рассмотрите подробнее. Когда вам скажут "лед",  вы  представите  себе  его
непременно зеркально-гладким, хотя он бывает, знаете  ли,  и  шершавым,  и
припорошенным, и битым, и любым другим. Не бывает только горячего льда.
     - Да, - машинально ответил Аттвуд, всматриваясь в глубину  сверкающей
аллеи. Аллея впечатляла.
     И только потом, позднее, Аттвуд понял, зачем бароном были сказаны эти
слова.


     ...Отрывистый писк локатора разбудил Оскара. Как всегда,  возвращаясь
знакомой дорогой, он не  упускал  случая  поклевать  носом  минуту-другую,
просыпаясь, однако, от малейшего толчка буера,  от  любого  звука.  Ничего
особенною - в амбразуре крыла все так же блестит Ледяная Звезда, а локатор
пищал  оттого,  что  засек  на  горизонте  огромный  парус   пассажирского
экспресс-буера. Его синий топовый маяк заметно смещался влево: стало быть,
экспресс идет в Столицу. Следом за синим огнем в  амбразуре  сместилась  и
Ледяная Звезда: Оскар шевельнул пальцами в "кастете"  управления  -  шкоты
передали легкое движение руки на рулевое лезвие, чуть  шевельнулось  крыло
паруса, и буер вернулся на верный курс.
     Оскар  снова  вздремнул,  но  тут  совсем   рядом   истошно   заорала
непригодная даже на чучело певчая сова, падальщица.
     "Какой идиот назвал ее певчей?!" - в который раз подумал Оскар.  Если
бы все песни были таковыми, люди бы давно перевешались...
     Он глянул на звезды, потом на карту: до Старой Трещины оставалось  от
силы  полчаса  ходу.  Оскар  снова  шевельнул  "кастетом"...  Когда   буер
окончательно остановился, сдвинул "фонарь" кабины, уперся руками в борта и
одним прыжком выскочил из кабины на лед. С  первого  взгляда  все  было  в
порядке полном, но  перед  прыжком  через  Старую  стоило  осмотреть  буер
детально, ослабить крепления ледяного  балласта  и  обязательно  проверить
стопор рулевого лезвия. Находились ухари, которым было наплевать на этакие
мелочи: лихие парни рано или поздно валились на дно  Старой  Трещины.  Там
они все и остались... Оскар вынул из носового гнезда прожектор,  подключил
к своему энергобрикету и пошел вокруг буера, но прежде выволок  с  пустого
заднего сиденья длинный меч без ножен и прицепил его на пояс,  просунув  в
специальную проволочную петлю.
     - То-оже мне, Ледовый Корсар!..  -  ухмыльнулся  Оскар.  Меч  здорово
мешал, но уж больно сподручно было  им  отбиваться  от  хищных  пингвинов,
особенно когда эти твари сбивались в стаи: тем паче что игломет не  всегда
брал толстые шкуры матерых зверюг.
     Как и следовало ожидать, все пребывало в полнейшем порядке,  а  иначе
хоть что-нибудь непременно задребезжало на быстром ходу. Оскару  досталось
немного  работы:  ослабить  рычажные  фиксаторы,  чтобы  ледяной   балласт
сбрасывался мгновенно, и еще  раз,  для  очистки  совести,  обойти  вокруг
машины с инспекторской  проверкой.  Напоследок  он  достал  из-под  левого
налокотника узкую красную ленточку и пустил ее по  ветру,  стиснув  кончик
двумя пальцами. Ленточка  вытянулась,  словно  линейка,  Оскар  пристально
взглянул на Ледяную Звезду; снова -  на  ленточку,  разжал  пальцы,  и  ее
мгновенно унесло с глаз долой. Как всегда Оскар подумал,  что  Богу  такое
ничтожное приношение безразлично, но -  обычай  следовало  соблюдать  даже
наедине с собой, да и ветер стоило лишний  раз  проверить  перед  прыжком.
Если разведка была удачной, это еще не означает, что и дальше,  до  самого
возвращения, все покатится словно по колее.
     Когда Оскар вновь забрался в кабину, стянул перчатку и сунул пальцы в
"кастет", где-то поблизости заорали сразу две певчие совы.
     -  А,  чтоб  вам  провалиться...  -  пробормотал  Оскар  и   принялся
разворачивать  парус  таким  образом,  чтобы   Ледяная   Звезда   пришлась
точнехонько на центр  амбразуры.  -  И  какого  черта  здесь  насобиралось
столько этой клятой нечисти...
     Буер  сразу  же  схватил  ветер,  и  понесся,  набирая  скорость,  по
стеклянно-гладкому полю. Минут  через  двадцать,  когда  справа  мелькнула
первая вешка,  Оскар  заметил,  что  чей-то  буер  проходил  здесь  совсем
недавно: царапины на льду еще не успели затянуться. Но размышлять об  этом
времени не оставалось, зеленые вешки проносились  одна  за  одной  по  обе
стороны. Промахнув красные вешки, Оскар сбросил "кастет" с правой руки,  а
левой дернул на себя до упора рычаг с оранжевой рубчатой головкой, и парус
раскололся вдоль, распался на два длинных крыла. Рычаг назад, от себя -  и
на самом краю Старой Трещины тяжело грохнул балласт, чтобы лететь  дальше,
вниз, своим путем - на дно глубочайшей расселины, а полегчавший  буер  уже
парит над нею, и Оскар с неодолимой дрожью считает мгновения полета...  Во
время прыжка он уже ничего не может ни сделать,  ни  поправить.  И  только
судорожно переводит дух, когда лезвия ударились  об  лед  на  другом  краю
Трещины, но тут же буер сотряс еще один удар,  левое  крыло  со  скрежетом
отлетело к чертям совиным, и искалеченная машина  закружилась  в  каком-то
бешеном вальсе, лишь по великой удаче не  рухнув  в  расщелину,  а  Оскара
ка-а-ак вышвырнуло из-за расколовшейся  кабины,  но  тоже,  к  счастью,  в
сторону от края...
     Что-о-о?! Я же здесь всегда прыгал!!! Только  и  успел  подумать  он,
прежде чем шваркнуло об лед с неимоверной силой.


     ...Очнуться  ему  помогла  внятная  ругань:  чувствовался   столичный
акцент; мало что понимая из-за звона в голове,  Оскар  с  огромным  трудом
поднялся на ноги, постоял, шатаясь, попытался покачать головой, но  что-то
мешало...
     - Слава Богу, - донеслось сзади; ругань прекратилась. -  А  я  думал,
что так и сдохну, не дождусь, покамест ты очухаешься...
     Оскар медленно развернулся, всем корпусом. В  луже  заледеневшей  уже
крови лежал Сова Тепанов и корчил зверские  рожи.  Рядышком  с  ним,  тоже
покрытая кровью, валялась кривая сабля.
     - Здорово, Сова, - пробормотал  Оскар.  -  Отличное  же  времечко  ты
выбрал для харакири. Особенно - местечко...
     - Тебе все шуточки... - говорил Сова гораздо тише,  чем  ругался,  -
...а я сейчас окочурюсь...
     - Раньше надо было окочуриваться, - ответил Оскар. -  Теперь  я  тебя
вытащу.
     -  На  себя  посмотри,  вытаскиватель...   -   по-прежнему   тихонько
посоветовал Тепанов.
     - Успею еще. Как-нибудь...  -  Оскар  опустился  на  колени  рядом  с
раненым. - Что у тебя?
     - Заливал балласт, пингвины налетели. Пока отбивался, разгонял, они у
меня успели выдрать фунтов десять мяса... Ну, троих гадов я  положил,  вон
там валяются...
     И верно, чуть поодаль примерзли к окровавленному  льду  три  мохнатые
кучи. Оскар плюнул в их сторону: так  велел  обычай,  да  и  веление  души
требовало; достал из аптечки на поясе вечный шприц,  поискал  на  Тепанове
живое место и сквозь костюм воткнул иглу в  тело;  затем  достал  пакет  с
"липучками" и принялся сверху вниз бинтовать...
     Тепанов был мужик крепкий, и обычной  дозы  наркотика,  положенной  в
таких случаях для обезболивания и отключения,  оказалось  маловато,  чтобы
сразу нокаутировать его организм.
     - Спасибо, Оскар... Но я, наверное, все равно подохну. Прости...  Это
об мою балластину ты расшибся... Я когда с тварями возился,  рычаг  задел,
ну, она и поползла... А облегченный буер потом сдуло прямиком  в  Трещину.
Подфартило, короче, дальше некуда...
     Ладно, угольками сочтемся. Полежи. Пока я шлюпку соберу.
     - Нет, постой... Слушай, покамест я не сомлел... Вот  здесь,  -  Сова
коснулся поясной сумки, - мое завещание, отдашь дочери...
     - Какой такой еще дочери?
     - Моей... Она в городе живет... Дочка моя... Найдешь, ей отдашь.
     - Сам отдашь.
     - Возьми, слышишь, возьми!.. - Тепанов дернулся к сабле.
     - Ладно, ладно, давай уж, - грустная ухмылка искривила губы Оскара, -
а то еще зарубишь своим ятаганом, как пингвина.
     Оскар снял с раненого сумку, прицепил на пояс себе.
     - Там, - Сова показал на сумку, - футляр, маленький такой, это  тебе,
возьми... Кроки... Там кроки... как найти библиотеку...  их  библиотеку...
хорошо все-таки, что тебе отдавать приходится, а не кому другому...
     - Ты бредишь, - спокойно сказал Оскар.
     - Клянусь дочкой... Я в  здравом  уме.  Я  нашел  библиотеку,  Оскар,
представляешь, я... Ежли подохну - кроки  твои,  и  библиотека  -  твоя...
Только отдай завещание, и не оставляй меня на  съедение  совам.  И  еще...
приди на мои  похороны,  помяни  мою  грешную  душу.  И  помоги...  Помоги
Сибил...
     Он засыпал. Оскар разогнулся и только сейчас  осмотрел  самого  себя.
Ничего утешительного: костюм сбоку разодран, рана глубиной в полдюйма,  по
всей видимости, разорвал бок  о  фиксатор  фонаря...  Энергобрикет,  слава
Богу, цел. Но отопительные контуры костюма порвались, и  медная  проволока
свисала из разрыва. Возиться с отоплением некогда, Оскар скрутил,  срастил
концы нескольких проводов, соединил проволоки,  наскоро,  и  поверх  всего
этого беспорядка наклеил кусок липучки. Потом ощупал шлем. Фейсгард свезло
набок, трубчатый гребень и вовсе снесло, но голова, похоже, не пострадала.
Оскар ободрал с ног смятые наколенники и заковылял к буеру.
     То, что ни о каком ремонте сейчас не стоит и  мечтать,  выяснилось  с
первого беглого взгляда.  Оскар  включил  радиоответчик  буера,  достал  с
заднего сиденья игломет, сразу же подключил оружие к энергобрикету, ремень
нацепил на плечо и забросил игломет за спину.
     Первый приступ слабости Оскар ощутил, едва начав  собирать  шлюпку  -
маленький буер из легких труб, с паршивыми коньками. Вообще-то  дело  было
плевое, и если бы не рана,  Оскар  справился  бы  буквально  за  несколько
минут; а тут еще засигналил энергобрикет на поясе  Тепанова.  Оскар  вынул
брикет, питающий фару, доковылял до  раненого,  взял  его  за  воротник  и
потащил за собой к буеру. Тут слабость нахлынула волной, накатила всерьез,
захлестнула, и пришлось даже осесть прямо на лед.
     Наконец он собрал шлюпку, взвалил на нее обмякшего  Тепанова,  сменил
ему брикет, собрался было лечь сам, но вспомнил о рулевом лезвии.  Бросить
его вместе с буером - означало вдребезги рассориться с  кузнецом  Вацеком.
Морщась от боли, Оскар  приподнял  корпус,  умудрился  одной  рукой  снять
обтекатель и открыть, отжать оба фиксатора,  но  все-таки  достал  узорное
булатное лезвие.
     Он лег на шлюпку, лицом вниз, сморщился, подмигнул своему отражению в
ледяном зеркале, с которого порыв ветра на мгновение смахнул ледяную пыль,
дотянулся до ручки фала и рывком вздернул парус.  Но,  ко  всему  прочему,
заело стопор и пришлось дергать, дергать, дергать и дергать, пока парус не
поддался, схватил ветер...
     - Ну,  ветер  приняли,  теперь  выберемся,  -  Оскар  толкнул  локтем
бесчувственное тело Тепанова. - Главное -  не  спрыгивай  на  ходу,  Сова,
договорились?..


     ...Время от времени Оскар стряхивал дурнотную муть и, задирая голову,
смотрел на  звезды,  в  особенности  на  Айсстар.  Нечего  было  и  думать
добраться на  шлюпке  до  города,  нужно  было  тянуть,  всеми  средствами
вытянуть,  на  Дорогу;  там  был  шанс  встретить  экспресс,  караван  или
курьерский муниципальный буер. И еще - уж очень не нравилось  Оскару,  как
деревянно стучит о нижний кронштейн мачты перчатка Совы Тепанова.
     ...Над горизонтом замигали две новые звезды, синие.
     Везет же, подумал Оскар. Намотал на раму шкот. Потянулся за аварийной
укладкой, достал сигнальные ракеты и насадил одну на ствол игломета.
     Судя по огромному расстоянию между  огнями  штурманской  и  хвостовой
башенок, из Столицы шел  тяжелый  сорокаосный  караван.  Вновь,  и  сейчас
совершенно невовремя, накатил приступ слабости, и Оскар, чтобы не  сомлеть
и не отрубиться, перевернулся на больной правый  бок;  в  таком  положении
дотянул-таки до Дороги. Снова  заело  проклятый  стопор,  парус  продолжал
уносить шлюпку, и тогда Оскар  сыграл  ва-банк,  просто-напросто  выдернул
мачту из стейса вместе с кронштейном, бросил ее под рулевой конек.  Лезвие
перескочило трубу, распахало парус, но опорные коньки, налетев  на  мачту,
сорвались со штифтов и  развернулись  в  стороны.  Едва  не  усвистев  под
огромные счетверенные катки, шлюпка наконец остановилась...
     Первый выстрел оказался дохлым, ракета лишь  соскочила  со  ствола  и
запрыгала, застучала по  льду,  как  консервная  жестянка.  Вторая  ракета
оранжевой змеей умчалась прямиком под брюхо каравана - нет  гаже  занятия,
чем лежа стрелять из игломета, а подняться на ноги уже не было ни сил,  ни
времени. Последнюю Оскар нацелил почти в зенит, и на  штурманской  башенке
завертелся красный прожектор...
     Заметили, - подумал Оскар. - Как же я устал...
     Караван не стал останавливаться, просто сбросил скорость, и Оскар еще
успел прочитать на его борту громадные буквы.
     "Голиаф", - подумал он и разрешил себе заснуть.


     ...Сова Тепанов танцевал под открытым небом, словно  солист  Ледового
Театра, разница вся заключалась в  одежде  лишь.  Это  был  танец,  именно
танец, пускай незамысловатый, но не просто бессмысленное кружение.  Музыки
не было, и сам Сова молчал, танцуя сосредоточенно, отрешенно  даже.  Оскар
вдруг приметил, что лед начал затягивать Тепанова, всасывать,  вначале  по
щиколотки, потом - по колени. Сова танцевал,  ничего  не  замечая,  а  лед
затягивал от все глубже и глубже. Самое странное и страшное -  подо  льдом
не было его ног,  были  шевелящиеся  мешки  пустоты,  и  чем  глубже  Сова
погружался, тем больше  размерами  становился  ужасный  воздушный  пузырь,
сохраняющий форму тела, танцующий..
     ОН СТАНОВИТСЯ ПОЛОСТНИКОМ! - сообразил наконец Оскар и кинулся прочь,
но тут же споткнулся. Словно шарик без рук, без ног,  катился  он  по  дну
необъятной долины - ледяной чаши Сухого Моря, падал с каких-то  уступов  и
снова катился, катился, катился,  а  рядышком  бежала,  завывая,  небывало
огромная певчая сова и в конце пути, Оскар знал наверняка, точно знал  это
- его дожидается полостник с лицом Тепанова.
     Справа на поясе взорвался энергобрикет,  боль  развернула  Оскара  из
тугого клубка, запахло  горелым  мясом,  его,  Оскара,  мясом...  Огромная
певчая сова бросилась к нему, топорща когти.
     - Как же так! - закричал он. - Я ж еще живой!..
     - Живой, живой, успокойся! - раздалось совсем рядом.
     Оскар открыл глаза, увидел над собой двухфутового диаметра  полусферу
плафона и тут же вспомнил - где он находится и почему.
     - У вас рация работает? - спросил он неизвестно кого.
     - Да, конечно!.. - с ноткой удивления  в  голосе  ответили  откуда-то
справа. - Почему она должна не работать?..
     - Сообщение в Ирис... Оскар Пербрайнт и Сова  Тепанов  умудрились  по
очереди разбиться у Старой Трещины... Как Он?
     - Мертв. Ты вез его уже мертвого. Страшная кровопотеря, и я ничего не
смог, не успел сделать. У него в жилах практически не осталось...
     - А как я?
     - О, гораздо лучше. Бок разорван,  голову,  вероятно,  тряхнуло  тоже
основательно. Кровь я тебе влил, а синяки  сам  посчитаешь,  когда  нечего
делать будет. Развлечешься. Ну и, конечно, придется выбросить костюм.
     - А рубашка цела?
     - Вот, в углу валяется. Цела твоя рубашка.
     - Не выкидывай. Она у меня счастливая.
     - Как хочешь. Что еще передать в Ирис?
     - Две заявки на имя шерифа. Координаты в поясной сумке  и  в  кармане
рубашки. А для себя запиши... - Оскар продиктовал координаты. - Там  лежат
три здоровенных пингвина, жира с них - фунтов сорок.
     - Правда? - обрадовался караванщик. - Вот спасибо!
     - Тебе спасибо! - ответил Оскар и снова позволил себе забыться.


     ...Встречая Аттвуда, губернатор выглядел несколько смущенным.
     - Помните, я обещал вас познакомить с Оскаром Пербрайнтом?
     - Помню. А что случилось?
     - Да в общем-то ничего страшного. Он здесь, у меня, но украл я его из
муниципальной больницы, и он, надо сказать, не в лучшем настроении. Бок  у
него разодран, болит, и он от этого злой, как пингвин.
     - Ну, не съест же он меня. Ведите.
     Как только Биди представил их друг другу, Оскар спросил:
     - Так значит, вы предлагаете  нам  плюнуть  здесь  на  все  и  помочь
планете-матери сотворить новый демографический взрыв?
     - Не совсем так. Эта планета-мать хочет спасти вас от потопа.
     - Бог поможет - выплывем. Да и не доживу я до  этого  самого  потопа,
сколько б ни тужился. А что делать на Земле мне, например? Я ведь только и
умею, что лед резать.
     - Льда на Земле хватает. Но никто уже не  живет  даже  поблизости  от
него - всем достаточно места в теплых  широтах.  Вы  представить  себе  не
можете, как это приятно - полежать голышом на солнышке.
     - Да уж, под нашим  солнышком  через  полчаса  начинаешь  звенеть.  А
сколько человек вы сможете взять сейчас?
     - Сотни две. У нас небольшой корабль.
     - Ну-у, столько-то наберется наверняка. Есть такие - поедут в Столицу
полечиться у Горячего Озера, это там аномалия такая имеется, да так там  и
остаются. Неохота им сюда за новыми болячками возвращаться.
     - Господин Аттвуд  интересуется  местными  аномалиями  и  зверьем,  -
вмешался в разговор Биди.
     - Я очень рад. Аномалий больших я знаю  пять...  Горячее  у  Столицы,
Свечку, Болото, Стеклянную и Старую Трещину,  будь  она...  Вы,  наверное,
знаете, землянин, что здешний лед  течет...  А  вот  Старой  ни  черта  не
делается. Кстати, это единственное место, где обнажена почва.  Отчего  эти
аномалии взялись - никто  не  знает.  Если  принять  гипотезу  о  "ледяной
бомбардировке", то это, наверное,  бывшие  эпицентры  взрывов.  Вы  можете
спросить: как это мы, живя на планете, двести лет уж как, ничего не  знаем
о ее природе. Отвечаю: некогда было. Кто разбирал корабли и строил города,
кто возился с гидропоникой, еще лучевиков надо было много -  лед  плавить.
Кстати, тогда же и нашли первых  аборигенов.  Насколько  я  знаю,  планету
изучали только два человека - покойный отец  губернатора  и  мой  покойный
отец, он был ассистентом у старшего барона. Вам повезло, что вы,  с  вашим
интересом к Льдине, опустились в Ирисе - должен я вам  сказать.  Все,  что
они наколдовали, хранится у нашего хозяина, а сами они поехали  однажды  к
Болоту, хотели повести штрек под его дном... Больше их  никто  никогда  не
видел.
     - Вы сказали - "больших аномалий". А что, есть другие, малые?
     - Да, но мы не любим о них вспоминать. Мы называем  их  полостниками.
Это пузырь такой во льду, совершенно пустой, но имеющий форму  человечески
тела...
     - Человеческого? - перебил Аттвуд.
     - Конечно, я оговорился, но вы же видели, как мы с ними  похожи!  Да,
человеческих тел формы. Если хотите посмотреть - у  нашего  губернатора  в
галерее есть один. Я и второго ему привез, но он сказал, что готов принять
его на вес льда. А я, помнится, ответил,  что  лучше  отвезу  под  лучевую
станцию. И продал муниципальной галерее. Честно говоря, мне от них тоже не
по себе. Иногда кажется, что они и есть настоящие аборигены.
     Биди взмахнул рукой.
     - Опять ты за свое, Оскар! Вот  они,  аборигены,  -  барон  кивнул  в
сторону галереи, - в довольно свежем виде.
     -  Свежезамороженном...   -   пробурчал   Оскар.   -   А   если   они
телепортировались?
     - Знаешь, Оскар, мне телепортироваться не приходилось  как-то,  но  я
почему-то думаю, что для этого как минимум надо быть живым. Ты же  знаешь,
их накрыло всех разом...
     - А, может быть, полостники - это их души.
     - А, может, пустые бутылки? Шериф рассказывал, что так однажды ляпнул
Сова Тепанов, еще когда только из Столицы переселился.
     - Да, кстати! Ты же знаешь, как его настоящее имя?
     - Арктика. Помнится, был такой штат на планете-матери...
     Аттвуд не удержался от улыбки. Впрочем, Оскар и Биди ее не  заметили,
увлеченные разговором.
     - ...А ты не знаешь, за что его прозвали Совой?
     - Его так еще в Столице именовали. Наловчился он орать певчей  совой,
не отличишь. "Вяя-а-а-а-аа!!!" Только еще громче.
     - Вот как? Ни разу не слышал.
     - А откуда тебе-то было  слышать?  В  Аптаун  ты  ездить  не  любишь,
нерадивый ты наш губернатор, а к тебе, насколько я знаю, Сова был не вхож.
Арктика Тепанов, то есть... Простите, Аттвуд, мы с Биди совсем отвлеклись.
     - Ничего страшного, Оскар! Мне все интересно.
     - Теперь о зверях. Главная зверушка - хищный  пингвин.  Прозвали  его
так за способ  передвижения  -  он  катится  на  брюхе,  а  лапами  только
отталкивается. Здорово получается, между прочим. Из  его  жира  в  Столице
умеют делать чудесный крем для дамочек.  Выслеживать  хищного  пингвина  -
дохлое дело. Его бьют, когда он нападает. А потом надо следить, чтобы тушу
не слопали его же братишки или... Про певчую сову вы уже  знаете.  Пакость
мусорная. Короче говоря, пингвины жрут все живое,  а  певчие  совы  -  все
мертвое, тем  и  пробавляются.  Есть  еще  какие-то  твари,  по  слухам  -
страшные, но они так далеко водятся, что туда даже караваны не ходят, да и
незачем...
     - Биди говорил, что какой-то из кораблей первопоселенцев опустился  в
другом полушарии...
     - Да, "Шарденне". Ну и что? Они сами  захотели  отделиться.  Насильно
мил не будешь. А если бы захотели, уже бы к нам  добрались.  Вы  с  орбиты
видели на том полушарии город?
     - Нет.
     - Ну, значит, не судьба. Кому как повезет.


     ...Приглашение, подписанное "Сибил Тепанов", ни к чему не  обязывало.
Оскар знал, что многие просто-напросто засовывают подобные бумаги подальше
и забывают о них. Он и сам терпеть не мог всяческие церемонии, а  похороны
- в особенности, но долг старателя велел исполнить последнюю волю Совы.  У
Оскара даже не было подобающей  траурной  одежды,  пришлось  одалживать  у
Биди. На похороны было принято являться пешком, но на это,  видит  Бог,  у
Оскара еще сил не доставало, и тот же Биди ссудил его своими аэросанями. И
все-таки, Оскар поспел только к концу отпевания в храме.
     Как только священник произнес последнюю фразу ритуала: "...И  в  этом
льду пребудешь, пока  не  вострубит  архангел",  -  на  кладбище  зазвонил
колокол: два удара  -  один-два-три-один,  и  снова  два-один-три-один,  и
снова, и снова, и снова...
     Четыре автономных экзоскелетона подняли тяжеленный крест черного льда
- блок с вмороженным в нет  телом  Тепанова,  и  к  Оскару  подошла  вдруг
красивая девушка в траурной фате, подала руку.
     - Идите рядом со мной, господин Пербрайнт.
     - За что такая честь? - удивился Оскар.
     - Вы же спасли отца.
     - Как же я его спас, если мы его хороним?!
     - В Столице так говорят.
     Оскар молча поклонился и вышел из храма, держа  Сибил  Тепанов,  дочь
Совы, под руку. Он хотел прямо здесь отдать ей завещание  Совы,  но  потом
решил, что найдет для этого более подходящее время.
     Процессия, во главе которой решетчатые роботы  несли  скорбный  блок,
остановилась у могилы - глубоко вырезанного во льду креста со ступенями  в
изножии. Первым спустился в могилу священник, следом за ним,  по  очереди,
все прочие опускались и становились  на  колени;  творили  тихую  молитву.
Когда подошел черед Оскара,  он,  не  верящий  ни  в  Бога,  ни  в  черта,
почувствовал себя совершеннейшим кретином.  Однако  отказаться  -  значило
смертельно обидеть всех присутствующих. Когда Оскар опустился  на  колени,
ему припомнилось, как Сова превращался в полостника. Он неловко повернулся
и чуть было не упал  навзничь:  такая  дикая,  пронзительная  боль  обдала
разорванный бок. Оскар  с  огромным  трудом,  еле-еле,  но  самостоятельно
выбрался наружу, и уже в тумане видел, как  в  ледяную  могилу  спустилась
Сибил Тепанов, как она  упала,  раскинула  руки,  и  как  невесть  сколько
времени спустя ее вынесли из ямы без чувств...
     Колокол зазвонил размеренно: как только затихал один отчаянный  удар,
его нагонял следующий. Оскар не стал  смотреть,  как  опускают  блок,  как
заливают могилу водой. Он побрел к священнику и тихонько сказал:
     - Я приехал на санях, святой отец... Пусть ее отвезут и  возвращаются
за мной. Я, похоже, к тому времени тоже скисну...
     Через минуту он понял, что переоценил свои силы.


     - ...Отговаривал я тебя, - услышал Оскар,  когда  очнулся.  -  Хорошо
повеселился?
     - Как она?
     - Ты имеешь в виду дочку Тепанова? - спросил Биди. - Не  знаю,  мы  с
землянином были  в  его  модуле,  когда  вас  привезли.  Наверное,  просто
обморок. А как ты?
     - То же самое -  простой  обморок.  Завтра-послезавтра  вполне  смогу
плясать.
     - Вот и хорошо. Поедешь со мной и землянином в Ледовый Театр.
     Оскар поморщился.
     - Что, не нравится компания? - спросил Биди.
     - Нет, с чего ты взял. Землянин, судя по всему, мужик  хороший...  Но
ух больно он прямодушный. Как ребенок, право  слово.  Если  на  Земле  все
такие, то нам там, грешным, нечего делать.
     - А чего ты кривишься?
     - Я хотел сходить посмотреть на лучевую станцию, да и  в  мастерской,
наверное, все растаяло.
     - С чего  бы  это?  Весны  здесь  лет  семьсот-девятьсот  не  бывало.
Оттепели не жди. Раньше чем лет через сто пятьдесят, как творит  землянин.
А насчет станции одно скажу - скучно развлекаешься.
     -  А  мне  в  городе  вообще  скучно,  Ив.  Все  дело  в  скорости  и
пространстве: по городу приходится ползать, а  во  льдах  я  летаю.  Какие
здесь у вас развлечения? В театре я бы с  удовольствием  спал,  да  музыка
мешает. В казино - те же хищные пингвины, только в другой шкуре.  И  крема
из их тира не получится, а в ресторане на меня смотрят, словно я голый? До
сих пор не пойму: то ли я - местная знаменитость, то  ли  у  меня  ширинка
расползается.
     - Скорее - первое. Что они - ширинок расползающихся не видели?..
     - Нет, знаменитость скорее ты. Ты и в Столице не затеряешься,  а  мне
они уделяют внимание того же сорта, что и чучелу пингвина в  муниципальном
музее. Знаешь, меня так и подмывало  заехать  бутылкой  в  зеркало.  А  на
станции красиво. Благодать. Радуги, ручейки журчат...
     - Ну, если ты так любишь ручейки,  желаю  тебе  дотянуть  до  здешней
весны, о которой толкует Аттвуд.
     - Упаси Бог!!!
     Биди помешкал.
     - Ты как, на ноги встать можешь?..
     - Вполне. Ноги у меня целехонькие.
     - Давай-ка, спустимся к лагерю.
     - А чего я там не видел? У тебя ж почти все глыбы - моей работы.
     -  Есть  кое-что  новенькое.  Сегодня  разгрузили  последнюю   секцию
"Голиафа", там оказался груз для меня. Из столичной галереи. Я его ждал со
следующим караваном, но они поспели к этому рейсу. Пойдем, распакуем.
     В галерее, прямо в проходе, стоял новый блок, укутанный  в  блестящую
пленку. Открылся взорам белый пластиковый куб.
     - Жан, подойди! - позвал Биди, и из специального кейсбокса у входа  в
галерею двинулся блестящий экзоскелетон.
     - Контейнер. Разбери, - велел ему Биди, когда робот приблизился.
     Механизм прижался к одному из  ребер  куба,  раздвинул  "руки",  сжал
ближайшие ребра и отступил. Куб распался, явив ледяной  кристалл  с  двумя
фигурами. Молодой мужчина и женщина в полосатых облегающих одеяниях стояли
перед Оскаром и Биди, держась за руки, вполоборота друг к дружке...
     Оскар медленно обошел ледяную глыбу.
     - По каталогу выписал? - спросил он наконец.
     - Да, от Дмитрича. - Биди показал фирменное клеймо.
     - Вижу. Заплатил уже?
     - Еще нет. А в чем дело? У тебя такое лицо...
     - Докатился Дмитрич, новоделы продает,  -  Оскар  показал  на  внешне
безупречном кристалле несколько белесых точек, изобличающих  использование
просветлителя.
     - А ты, значит, новоделы презираешь?..
     - Почему? Но пойми, творить новоделы - это одно, а покупать -  совсем
другое. К тому же у  меня  новодел  и  зовется  новоделом,  а  столичники,
похоже, навострились выдавать его за антик...
     - Что же мне делать?
     - Еще заметь - эта парочка смотрится  только  спереди,  а  сзади  лед
огранен под бриллиант. Уж если творить новодел, по-моему,  так  он  должен
смотреться с любой стороны, хоть с  нижнего  торца...  А  это  -  халтура.
Докатились столичники, надо же...
     - Я тебя спрашиваю, _ч_т_о_ мне делать?!
     - Не ори, я не глухой. Можешь оставить у себя. Но, кроме нас с тобой,
никто этого и не заметит... Даже ты не заметил... - Оскар хмыкнул и бросил
на Биди мимолетный взгляд, - ...разве что Мариус,  но  он  сейчас  занялся
литой скульптурой и прилепился к муниципальной галерее; никуда не ходит. А
еще лучше, заплати караванщикам и пускай они  везут  эту  подделку  назад.
Дмитричу же напиши, что собираешь только антики, а если вдруг  понадобится
новодел, то Оскар Пербрайнт сделает и быстрее, и дешевле, и... лучше.  Это
я мягко выразился. Чтоб Дмитрич не взвился.
     - Это точно... Они у тебя как живые.
     - Может, они и есть живые?..
     - Брось. Ты бредишь. Просто тебе  вредно  для  психического  здоровья
ходить на похороны.
     - Это ты прав, Ив... Насчет похорон.


     ...И в самом деле - Оскар продремал почти все  представление.  Другое
дело - землянин, он так и впился взглядом  в  сцену.  Особенно  его  увлек
танец, изображающий схватку с хищными  пингвинами.  Мужчина  в  прозрачном
плаще выписывал на ледяной террасе сложные траектории, подобное можно было
наблюдать и на Земле; а вот танец  актеров-пингвинов  впечатлял  новизной.
Быстрее взгляда метались  они  по  сцене,  искусно  прыгая  с  террасы  на
террасу, увертываясь от молниеносных выпадов и сверкающих размахов длинных
мечей. Больше всего землянина удивило, что на ногах артистов  не  было  ни
коньков, ни полозьев: вообще никакой обуви.
     - На чем же они катаются? - спросил он.
     - На собственной коже, - очнувшись, ответил Оскар. - Она у  них,  как
протекторы у каравана, разве что профиль рисунка другой. А пингвины у  них
здорово получаются, именно так эти твари и кидаются на тебя - стрелой,  но
в любой момент могут увернуться, гады.
     - В развязке танца человек упал в одиноком луче синего прожектора  на
туши сраженных "пингвинов", раскинув руки с мечами, крестом.
     Потом на просцениуме высветились шахматные квадраты, и  по  подиумам,
обтекающим террасы сцены, бесшумно съехали два кристалла. Они  раскрылись,
и тут Оскар проснулся окончательно - в левом, закрыв глаза,  стояла  Сибил
Тепанов. В другом  кристалле  стоял  молодой  человек  несколько  хрупкого
телосложения. С первыми, тягучими еще нотами увертюры, их  глаза  медленно
раскрылись, и они, словно сомнамбулы, сошли со своих  ледяных  пьедесталов
скользящими длинными шагами. Из ложи ближнего яруса Оскар  отлично  видел,
что глаза Сибил еще не обрели ясности, они были  томны  и  невыразительны,
словно в огромной пустой пещере,  и  эхо  повторяло  каждую  фразу.  Глаза
артистов обрели ясность; они повернули  головы  сначала  в  одну  сторону,
потом в другую; наконец встретились взглядами и двинулись  навстречу  друг
другу, протянули руки, вот-вот их ладони  должны  были  сомкнуться,  но...
разошлись в паре дюймов. Музыка набирала темп, ожили лучи  прожекторов,  и
уже не шепот, а полный голос сопровождал  мелодию,  а  они  все  не  могли
встретиться.  Движения  их  стали  быстрыми,   потом   -   стремительными,
траектории невообразимо усложнились, но  встретиться  на  малом  шахматном
пространстве им так и не было суждено... Все чаще  они  застывали  поодаль
друг от друга...
     Тут Оскар повернулся и увидел глаза Биди -  в  них  светилось  алчное
желание - увидеть эту  пару  в  настоящем  ледяном  кристалле.  Увидеть  и
завладеть...
     - Живая она лучше,  -  тихо  сказал  Оскар  губернатору  на  ухо.  Ив
приметно вздрогнул, как любой, у кого прочли  потаенные  мысли,  вздрогнул
бы...
     А музыка тем временем засыпала. Тела артистов все чаще сводили резкие
судороги, глаза их снова стекленели,  и  теперь  только  два  желтых  луча
сопровождали их метания в поисках  друг  дружки.  Побледнели  и  шахматные
квадраты у них под ногами, шахматные квадраты, по которым они перемещались
- Сибил по белым лишь, а ее партнер - лишь по черным...  Наконец,  девушка
застыла  на  краю  просцениума,  упала  набок,  опрокинулась  навзничь   и
соскользнула в неглубокую чашу бассейна, на мгновение озарившуюся  голубой
вспышкой. За нею, рухнув ничком, последовал и ее партнер.  Снова  вспышка,
потом - тьма, и  наконец  бассейн  засиял  ледяно-голубым  светом,  словно
заключившим в ледяной кристалл наконец-то встретившихся  влюбленных.  И  в
эту прозрачную чашу изо  всех  лож  полетели,  посыпались  разнокалиберным
дождем цветы, покрывая воду пестрым ковром...
     Оскар поднялся и шепнул Иву, что должен встретиться с Сибил  Тепанов.
Барон  подмигнул  старателю,  сгреб  из  ледяной  вазы  белые  с  красными
середками "гербовые" ирисы.
     - Не стоит. У меня невеселый повод, а вовсе не то,  что  ты  подумал,
пошляк, - и Оскар показал черный пакет с завещанием Совы.
     Когда они подъехали, Аттвуд снова поразился разноцветному игольчатому
кристаллу Ледового Театра.
     - Кто  его  строил?  -  спросил  он.  -  Замысел  какого  гениального
архитектора воплощен в этих сказочных формах?..
     - Если хотите, могу познакомить, - ответил Биди. - Бортовой компьютер
"Ириса".


     - ...Холодно тут у вас, - поежился Аттвуд.
     Оскар расхохотался, будто ему рассказали потрясающе смешной анекдот.
     - Зато не протухнем,  -  сказал  он,  отсмеявшись.  -  Впрочем,  могу
подтопить малость. По расценкам каталога нашего уважаемого губернатора это
вам обойдется... - он покосился по бокам:  посмотрел  вокруг,  -  тысяч  в
двадцать пять, тридцать.
     - Потерплю, - ответил землянин, и все рассмеялись.
     - Значит, платить придется мне, - заключил Биди.
     Аттвуд  старательно  отворачивался  от  блока,  приготовленного   для
огранки, в котором  сквозь  мутную  пока  еще  поверхность  просматривался
застывший абориген. Пристального  внимания  Аттвуда  удостоилась  по  этой
причине ажурная этажерка, отлитая, естественно, изо льда; на  ее  полочках
стояли, лежали многочисленные призы, полученные Оскаром  в  более  молодые
годы за неоднократные победы в буерных ралли.
     Оскар, как заведенный,  ходил  вокруг  блока  безостановочно,  иногда
вымеривал что-то на блоке пальцами; мычал себе под нос неразборчиво.  Биди
повел Аттвуда в дальний угол мастерской, включая подсветку.
     - Вот он, - сказал Биди негромко,  -  полостник...  Судя  по  фигуре,
полостница. У вашего Шекспира - пузыри земли, а у нас  -  ледяные  пузыри.
Все как положено в порядочных мирах.
     - И точно так же никто не знает, откуда они берутся.
     - Наши - хоть не пророчествуют, и на том спасибо.
     - Знаете, мне даже не столь интересно их происхождение,  как...  ваше
отношение к ним. Это гораздо интересней.
     - Отношение простое, - мрачно отвечал Биди. -  Тщательно  маскируемый
страх. Помню, когда Оскар привез первого из них, я  спросил,  как  он  это
делает, никак не мог поверить, что  возможно  _э_т_а_к_о_е_...  Лет  через
сто, могу себе представить, о них  сложится  целая  мифология,  а  пока  -
смотрим на них и боимся всерьез задуматься, _ч_т_о_ они такое...
     - Лет через сто у вас зародится миф о ноевом ковчеге, это да. Кстати,
могу подарить свежую гипотезу. Даром, ничего не возьму.
     - Потом... Я мог бы и заплатить, если нужно,  но...  Не  при  ней,  -
барон кивнул на блок, у которого они стояли, и выключил подсвет.
     Оскар все так же  ходил  вокруг  блока,  только  теперь  -  в  другую
сторону, справа налево. Время от времени он  опускал  палец  в  баночку  с
оранжевой, жаркого оттенка, краской и ставил  на  блоке  одному  лишь  ему
понятные метки.
     - Линзу будешь делать? - приглядевшись, спросил Ив.
     - Нет... Этому, -  Оскар  постучал  по  блоку,  -  никакая  линза  не
поможет.
     Биди недоуменно посмотрел на него.
     - Это ребенок, - сказал Оскар. - Знаешь, я все вспоминаю, как  просто
было работать твоему отцу - не  надо  было  ни  гранить,  ни  просветлять.
Покойный барон, - пояснил он землянину, - был ученым и искал в них  что-то
свое...
     - Я давно хотел, собирался поговорить с тобой об отцовской коллекции,
- подхватил Ив. - Если бы ты взялся огранить кое-что из нее, я бы заплатил
тебе, как за новые антики, привезенные недавно изо льдов. И твоя  рана  бы
тем временем зажила. Не полезешь же ты сейчас во льды в таком состоянии.
     Оскар надел экзоскелетон, несколько раз присел в нем,  со  скрипом  и
грохотом, подошел к блоку.
     - Все это очень заманчиво, - наконец  ответил  он,  -  но  тогда  мне
придется торчать безвылазно в мастерской, некогда будет в поле  выбраться,
даже когда бок заживет, у меня сроки заявок истекают.
     - В ноле! Куда тебе, с разорванным-то боком?!
     - Первый раз, что ли?.. Прихвачу побольше  липучки,  даст  Бог  -  не
помру. Только придется поискать помощника.
     - А Мустафа?
     - У этого слабоумного кобелька начался брачный период, во льды его не
вытащишь. Пойми, от твоего предложения я не отказываюсь, но давай отложим,
Ив. Столько лет блоки лежали, не растают же вдруг...
     - А что у тебя на заявках? - поинтересовался Биди.
     Оскар раздвинул стену,  открыв  огромный  металлический  диск,  ловко
поднял блок, закрепил в фиксаторах, крутанул и ответил:
     - Судя по экрану сканера - несколько человек...  Пикник  у  них  был,
вероятно...
     Оскар снял с себя экзоскелетон и отослал его  в  бокс,  включил  свой
громадный станок и взял из шкафа-нагревателя  инструменты.  Блок  бесшумно
вертелся. Впечатляет, подумал Аттвуд.
     Вскоре под руками Оскара передняя грань блока высветлилась, сделалась
стеклянно-прозрачной.
     Это был мальчик в одежке с мелким узором. В руках он держал  какой-то
металлический предмет, игрушку, наверное. Биди подошел, вгляделся в лед  и
разочарованно вздохнул.
     - Вот именно, - сказал Оскар.
     Лицо мальчика было искажено гримасой ужаса и боли. Оскар поймал  себя
на том, что бессознательно сморщился, так же, как и маленький абориген.
     - Не шедевр, - огласил вердикт губернатор.
     - Все претензии - его родителям, - ответил Оскар, убирая инструменты.
     - Забракуешь? - спросил Ив.
     - Подумаю. Может, новодел получится. Потом.
     - А куда вы деваете забракованных? - подал бос Аттвуд.
     - Увозим. Милях в двадцати есть выемка, вон туда и опускаем.  Назвали
Могильником и вспоминать о нем не любим, - ответил за Оскара Биди.
     Оскар выкатил из стенного шкафа подставку  на  колесах-шарах,  подвел
под блок и отпустил фиксаторы. Глыба тяжело легла на площадку-подставку, и
мастер толкнул ее прочь, все равно куда, в каком направлении.
     - Ради Бога, поверните его лицом к стене! - взмолился Аттвуд. - Я  не
могу оторваться от его лица!! Что же с ними произошло, черт побери?!


     ...На макушке огромной арки  ветроэнергостанции  вспыхнули  оранжевые
огни штормового предупреждения. Истерически засвистел саунд-маяк.
     - Плевать, - буркнул себе под нос Оскар, покосившись  на  табло,  где
высвечивались скорость и направление ветра.
     Под выездной аркой стояли, словно в карауле, вооруженные силы Ириса в
полном составе - пара аэросаней с пулеметами.  Оскар  высунулся  из  люка,
хотел спросить, по какому случаю парад, но понял, что ветер ему все  равно
не перекричать, и задвинул люк, успев приметить чуть в стороне белый  буер
помощника шерифа, с еще неотцепленным моторным толкателем.
     Ясно, подумал  Оскар.  Чуть  поутихнет,  двинутся  заявки  проверять.
Мне-то что, пусть. А типчики вроде Барыги как пить дать забеспокоятся.
     Оскар вдавил педаль до упора, моторы за спиной зарычали от натуги,  и
тяжелая платформа рванулась вперед, пулей вылетела на ледяной простор.
     Вскоре Оскар поставил руль на стопор, включил таймер и  повернулся  к
термосам.  Следовало  подкрепиться  сейчас,  когда  платформа  подойдет  к
Лабиринту, придется самому  браться  за  руль  и  ползти  на  самых  малых
оборотах. В который раз проклял он Старую Трещину, присовокупив  к  ней  и
Лабиринт, но объезжать ее  с  другого  конца  было  бы  уж  совершеннейшей
дикостью - этот утомительный процесс  занял  бы  в  общей  сложности  трое
суток, спятить можно  от  скуки,  да  и  сроки  поджимают,  сроки!  Заявка
истекает.
     Эх, если бы можно было прыгнуть через Старую в обе  стороны,  подумал
Оскар. Только чтоб ни о какие балластины больше не...
     Напарника он так и не  нашел,  пришлось  управляться  самостоятельно;
высосав из донышка первый  термос,  Оскар  натянул  парик,  снял  руль  со
стопора и высунулся из  люка.  Над  горизонтом  висела  Полумаска,  вечный
спутник Льдины, и слабо  светилась  в  лучах  Айсстар.  Отыскав  созвездие
Крыла, Оскар  вслепую  пошевелил  рулем,  снова  застопорил  его,  включил
ближний, ультразвуковой, локатор, и задвинул люк...


     ...Локатор будил его дважды. Первый раз сработал невесть отчего, а во
второй раз Оскар успел увидеть, как шарахнулась от  ультразвукового  веера
певчая сова, истошно вопя и топорща когти.
     Оскар вяло ругался, обложил певчую тварь последними словами,  которые
ему были известны, потом бросил взгляд  на  таймер  и  решил,  что  доспит
как-нибудь в другой раз. Вскоре в луче прожектора высветились головоломные
фигуры Лабиринта. Они могли бы показаться прекрасными, но только издали, и
Оскару некогда было ими любоваться.  Все  эти  ледяные  цветы,  спирали  и
прочие причуды, то ли выветренные, то ли выросшие изо  льда,  интересовали
Оскара лишь потому, что их приходилось  обходить,  увертываться,  черт  их
побери. Этим жутким слаломом он и  занимался  часа  три  кряду,  неустанно
наполняя кабину тихими проклятиями.
     Выбравшись наконец-то на чистый лед, Оскар начал  ругаться  в  полный
эпос, самыми последними черными словами, которые приберег  для  Лабиринта,
но сейчас адресовал не ему: перекрывая вой ветра, издалека донесись глухие
хлопки...
     - Какая гадина рвет лед на моем участке?! - яростно спросил он  экран
радара. - И полиция развлекается на ветростанции парадами, холера их  всех
порази!
     Оскар бросился к рации, вызвал шерифа, вызвал еще и еще,  и  еще,  но
никто не отвечал.
     - Ладно, - решил Оскар, - сто чертей им в задницу, будем  разбираться
сами, господа старатели, - и дал пропеллерам полные обороты.
     Примчавшись на участок, он  сразу  понял,  что  план  выемки  блоков,
тщательно  отработанный  на  макетах,  можно  забыть,  больше   плана   не
существовало.
     Это был почерк Барыги: одна-единственная шахта, а  вокруг  -  ледяное
крошево, веер трещин; полный разгром, словом. Браконьер, он добудет одного
аборигена, а загубит десяток других,  остальных;  даже  без  сканера  ясно
стало, что трещины идут до самой почвы, разрывая тела...
     - У-у-у, гад... - только и прошептал Оскар, разворачивая платформу.
     Нечего  было  и   думать   догнать,   настигнуть   мерзавца,   самого
отъявленного из всех браконьеров, короля браконьеров, так сказать. Тот был
на буере: об этом свидетельствовали три царапины на  льду,  а  при  этаком
ветре - буер летел, как  дым  от  вентилятора.  Тут  же  валялась  ледяная
балластина; видимо, вместо нее Барыга приспособил блок с аборигеном.  Чуть
что - сбросил, и поминай как звали... И все же Оскар решил отправиться  по
следу - авось черт подставит подлецу копыто.
     Такой уж день выдался: туда ехал, ругался, обратно едет  -  ругается,
только еще чернее. В запале преследования Оскар два раза  терял  царапины,
оставленные буерными коньками, рыскал потом  широким  зигзагом  и  наконец
допер, куда держит курс Барыга; тот шел, ясное дело, не к Старой  Трещине,
нечего было и думать перелететь ее с балластом, и не  к  Лабиринту  -  там
буер надо тащить на веревке, ну и, естественно, не в  трехсуточный  объезд
браконьер отправился, чтобы миновать Трещину с  другой  стороны;  мерзавец
направился  мимо  Свечки,  между  нею  и   Болотом,   в   самое   злое   и
непредсказуемое местечко.  Старый  шериф  Нигмеев  прозвал  его  "Пронеси,
Господи", и не было известно жителям Ириса, Аптауна и  окрестностей  места
хуже и гибельней. Правда,  еще  существовала  вероятность,  что  браконьер
просто-напросто путает след, на всякий случай, и пойдет  в  обход  Болота.
Скорее всего, он так и сделает, если не почувствует на хвосте погоню...
     Через час Оскару стало ясно, что мерзавец решился рискнуть, рвануть в
"Пронеси, Господи".
     Оскар нахмурился. Что же он у меня  спер,  подумал  Оскар,  если  так
торопится к черту в зубы... Подумал, но додумать не успел; из-за горизонта
выскочила верхушка Свечки. Оскар  сбросил  обороты,  погасил  прожектор  и
малым ходом покатился к точке в полумиле от ледяного вулкана.
     Но сунуться в гибельную узость ему так и не довелось; на второй трети
пути в луче правой фары  мелькнул  человек  и  сразу  же  отскочил,  Оскар
вырубил моторы и положил руль круто влево. Платформа  завертелась  юлой  и
вскоре остановилась; Оскар выдернул из зажимов игломет, отодвинул  люк  и,
позабыв даже парик натянуть, выскочил на лед.
     Судя по пижонскому костюмчику, усыпанному серебряными  пряжками,  это
был  Барыга,  он  самый,   собственной   персоной,   причем   в   наиболее
предпочтительном виде, в наиболее приемлемом состоянии - без буера  и  без
оружия. Бить ему морду сейчас толку было маловато, только кулак  расшибешь
о  прутья  фейсгарда,  поэтому  Оскар  лишь  ругнулся  коротко  и  показал
иглометом на люк аэросаней. Лютый зверь  Барыга  как-то  странно,  слишком
поспешно и охотно, прыгнул в кабину; Оскар едва успел дать ему  пинка  под
задницу, чуть не промахнулся.
     - Сними шлем, - еле сдерживаясь, велел он.
     Тот отцепил фейсгард и перестал быть Барыгой, обратившись  в  Мариуса
Фангейта, сына нынешнего шерифа.
     Первым делом Оскар вернул игломет в зажимы.
     - Ты откуда свалился?! - выдохнул он наконец.
     Оскар  отлично  знал  парня,  уважал  даже  за  изумительный   талант
скульптора-литейщика, сам  его  многому  научил,  когда  Мариус  занимался
айсингом...
     - Меня Барыга взял с собой, - ответил юноша.
     Хорошенькое прикрытие придумал Барыга, сволочь хитрая, подумал Оскар.
А вслух спросил:
     - Как же ты угодил в такую расчудесную компанию?
     - Так ведь никто меня не брал... А он меня пригласил. Помните, я же и
с вами просился...
     - Я туристов не вожу. А случись с тобой что-нибудь, как бы я глядел в
глаза шерифу? Ты же несовершеннолетний...
     - Я бы расписку дал...
     - Толку с нее!.. И шерифу, я думаю, нужен живой сын, а  не  расписка.
Так что, говоришь, Барыга тебя сбросил, как балласт?
     - Нет... - глаза юноши вдруг странно расширились. - Он там...
     - Ты что, демона увидел? Где - "там"?
     Мариус дрожащим пальцем ткнул чуть в сторону от Свечки.
     - Что с ним?
     - Н-н-не знаю... Не знаю я! Все случилось так очень быстро...
     - Ладно. Садись за руль и правь сам, вези самым малым. Справишься?
     Мариус кивнул. Казалось, он сейчас заплачет.
     - И успокойся. Ты жив и цел и не подохнешь  во  льдах,  брошенный  на
произвол, а это, в конечном счете, самое главное.
     Парень судорожно кивнул и неуверенно надавил педаль контактора. Оскар
включил прожектор. Немного не доезжая Свечки, Мариус затормозил и  показал
влево от курса:
     - Вот здесь мы сняли балласт.
     - С аборигеном?
     - Да... Это был... ваш участок?
     - Мой. Блок потом подберем. Где этот гад подлый?
     - Впереди. Но туда нельзя ехать.
     - Ладно. Где не проедем, там пешочком пройдем, где не пройдем пешком,
там ползком... Бери фару и полезли, - заключил Оскар,  натягивая  парик  и
перчатки.
     Гад подлый был на месте и уже  получил  свое,  даже  с  избытком.  На
ровной площадочке острием вверх торчала странно закругленная,  закрученная
алмазно-прозрачная сосулька, внутри - серебристый буер и  рядом  с  ним  -
Барыга.
     Доигрался, сволочь, подумал Оскар.
     Вот и меня однажды могут найти в аналогичном виде,  подумал  он  пять
минут спустя.
     Мариус все порывался что-то объяснить, но Оскар жестом велел  ему  не
открывать рта. Постояв еще некоторое время, Оскар повернулся и без единого
словечка пошел к балластине. Вырезана  она  была  самым  что  ни  на  есть
варварским способом, воровским манером - все поверхности сплошная  муть  и
сетка мелких трещин. Он взял у Мариуса  фару,  поставил  рядом  с  блоком,
посмотрел с  другой  стороны,  обойдя  кругом.  Внутри  смутно  различался
свернувшийся калачиком человек. Оскар подобрал какую-то забавную  ледышку,
валявшуюся возле самого блока, и положил на блок сверху.
     - Ни черта не разберешь, - пробурчал он. - Давай, впрягайся.  Лебедка
сюда не достанет.
     ...Они затащили блок на платформу, влезли  в  кабину,  сняли  теплое.
Оскар налил Мариусу спирту, выпил сам и приказал:
     - Теперь рассказывай все по порядку.
     Парень, хлебнув согревающего, долго  дышал,  выпучив  глаза,  наконец
начал:
     - Он хотел попробовать, нельзя ли  на  облегченном  буере  проскочить
язык Стеклянной Реки. Как только буер вскочил  на  него,  под  ним  словно
что-то лопнуло, и лед полез вверх... Он выскочил, но лед захватил и его...
Все кончилось в несколько минут.
     - Понятно. А теперь одевайся и вылезай. Быстрее!
     - Господин Пербрайнт, за что?!  Клянусь,  я  не  знал,  что  это  ваш
участок!.. Если бы знал, ни за что...
     - Дурень. Набитый причем. Я сейчас  буду  менять  липучку,  а  это  -
зрелище для избранных. Минут через десять опять вернешься, и если я буду в
ауте - постучишь по морде, покрепче. Понял?
     ...Когда они уже подъезжали к Ирису,  Мариус  начал  кактус  странно,
выжидающе поглядывать на Оскара.
     - В чем дело, ну? - буркнул Оскар.
     - Господин Пербрайнт, можно вас попросить?
     - Валяй.
     Оскар находился еще под тяжелым впечатлением от гибели Барыги, в этом
состоянии его можно было просить о чем угодно,  даже  сжевать  треугольный
буерный парус, и мальчишка это почувствовал.
     - Не говорите обо всем этом маме... Отец так или иначе все узнает,  а
мама...
     - Договорились. Скажешь ей, что был у меня в  мастерской,  -  ответил
Оскар, и Мариусу заметно полегчало. -  Кроме  того,  мы  с  твоей  матерью
обычно ходим разными курсами.
     Они помолчали, а потом Мариус спросил:
     - Вы помните, как выглядел буер в этом сталагмите?
     - К сожжению, да.
     -  Он  похож  на  язык  пламени.  Понимаете,  форма  течет   вниз   и
одновременно - взметается вверх, тут все дело, вся заковыка - в спирали. И
в парусе буерном, острым углом вниз направленном... Это  был  бы  чудесный
памятник погибшим во льдах...
     - Эта скотина - памятник?! - воскликнул Оскар. - Да кто ж его у  тебя
купит?
     - Я бы сделал бесплатно...
     - Вот и ставь его где угодно, только боже тебя упаси сунуться с ним в
Аптаун...
     - Но есть и другие места!
     - Угу, - пробормотал Оскар. - Перед казино или еще лучше у ресторана.
Наконец-то Барыга утвердится в приличном обществе. А замерзни я,  ты  б  и
меня выставил, да, парень?
     - Что вы, господин Пербрайнт!!
     - Ну так пусть Барыга стоит  там,  где  его  Бог  покарал,  или  если
хочешь, черти побрали. К тому же его оттуда никаким образом  не  вытащишь.
Так-то, господин скульптор божьей милостью... Каждому свое...


     ...Что кристалла из этого блока не получится,  Оскару  стало  ясно  с
первого взгляда. Можно было сделать простую  прямоугольную  призму,  можно
было сотворить новодел, назвать его новоделом и продать  как  новодел,  не
более того. В любом случае стоило сначала посмотреть аборигену в  лицо,  а
уж потом решать его судьбу. Главное - на блоке нет глубоких трещин.
     Все было как всегда.  Оскар  закрепил  блок  в  фиксаторах,  прошелся
термокаутером по самым вопиюще-безобразным выступам и  принялся  осторожно
полировать лед там, где можно было надеяться разглядеть лицо.


     ...Такой женщине было не место в  паршивой  призме.  Хотя,  с  другой
стороны, такая ошеломляющая красота не нуждалась в специальных украшениях,
обрамлениях. Медно-золотистые волосы заслоняли часть лица, но и  так  было
понятно, что Оскару достался _ш_е_д_е_в_р_. О фигуре судить было рано,  но
он не допускал и мысли, что она окажется недостойной лица. Вновь  и  вновь
вглядывался Оскар в облик женщины, погибшей сотни и  сотни  лет  назад,  и
лишь с большим трудом отвел взгляд. Профессионально он  отметил  лишь  две
погрешности композиции: губы - ни  добавить,  ни  отнять  -  были  сведены
страдальческой  гримасой;   и   огромные,   наверное,   тоже   дивные   до
умопомрачения глаза скрывались под веками.
     Почему у них у всех закрыты глаза? - в который раз  подумал  Оскар  с
грустью,  отрываясь,   наконец,   от   почти   гипнотического   созерцания
прекрасного женского лица.
     Он подкатил подставку и сам переставил фиксаторы, едва  лишь  отдавая
себе сознательный отчет, почему ему не хочется, чтобы этой глыбы  касались
лапы экзоскелетона.
     Похоже, гибель Барыги ознаменовывала  собой  начало  удачной  полосы:
отполированная грань открыла новые находки. Запястье  красавицы  охватывал
браслет дивной работы - в металле была изваяна веточка неведомого  дерева,
а локоть прижимал к телу книгу. _П_е_р_в_у_ю _к_н_и_г_у_.
     Это определило решение - новодел. Оскар освободил блок, отвез  его  в
термокамеру, затянул ключом барашки люка и  поставил  регулятор  на  самый
малый нагрев. В толстых стенках  камеры  заструились  по  контурам  потоки
горячей воды, и Оскар занялся маленькой ледышкой, подобранной близ Свечки,
рядом с блоком, сброшенным Барыгой...
     Внутри  прозрачного  кусочка  льда  образовался  целый  лабиринт,   и
заполнен он был, как ни странно, водой. Оскар повертел  ледышку  в  руках,
потом просверлил два тоненьких канальца  и  позволил  воде  вытечь.  После
этого льдинка еще причудливее заиграла на свету.
     Замигал красный фонарь термокамеры. Оскар посмотрел  на  него  сквозь
ледышку и отложил ее к гоночным призам.
     Этак и сам коллекционером заделаюсь, подумал он.
     Сдвоенными всплесками писка завелся  видеофон.  Оскар  ткнул  клавишу
"Ждите",  и  писк  стал  реже,  тише.  Теперь  всплески  были   строенные.
Официальный вызов, странно, подумал Оскар и включил экран.
     - Здравствуйте, Пербрайнт, -  зачастил  шериф.  -  Я  не  оторву  вас
надолго. Мариус мне все рассказал  и  мне  осталось  узнать  только  одно:
собираетесь ли вы претендовать на получение имущества Хосе  Карвальяда  по
прозвищу Барыга в виде компенсации за потраву вашего участка?
     - Ни в коем случае. Как и  всякому  законопослушному  гражданину  мне
вполне достаточно, что его побрали черти.
     - Еще вопрос, вы знаете  кого-нибудь,  кто  мог  бы  претендовать  на
наследство, имущество, оставшееся после гибели Барыги?..
     - Бог миловал.
     Шериф хохотнул, но тут же снова стал серьезным.
     - Я вас очень прошу, Пербрайнт, не говорите ничего моей жене.
     - А вы сперва меня с ней познакомьте. Там поглядим.
     Шериф снова улыбнулся.
     - Спасибо, Оскар. Вам придется  зайти  ко  мне,  подписать  отказ  от
претензий.
     - Договорились. А заодно приготовьте подписку о  неразглашении.  Чтоб
уж наверняка. - Улыбнулся в ответ Оскар.
     Он подождал, покамест шериф просмеется, попрощался и вырубил связь.
     Вернулся к термокамере, нажал педаль стока и чуть погодя открыл  люк.
Словно живая, женщина сидела на  корточках,  рядом  с  ней  лежала  мокрая
книга.  Как  живую,  Оскар  взял  женщину  на  руки,  ощутил  податливость
оттаявшего, даже теплого еще от горячей воды тела, и мысленно выругался:
     "Черт бы побрал все на свете! Я же  забыл  ввести  ей  стабилин,  вот
позор-то! Теперь придется колоть две, а то и три дозы..."
     Снова запищал видеофон.  Оскар  быстро  положил  женщину  на  стол  и
подошел к аппарату.
     Вызывал Биди.
     - Вернулся уже... - начал он, не здороваясь. - Слушай, у меня к  тебе
деловой вопрос. На днях имущество Барыги пойдет  с  торгов.  Есть  у  него
что-нибудь для моей галереи, как думаешь?..
     - Хоть бы один человек на свете не говорил мне  сегодня  о  проклятом
Барыге! - начал стервенеть Оскар. - Не знаю и знать не хочу, а думать  тем
более! Спроси у шерифа!
     - Нельзя. Я - официальное лицо, и он тоже, а у него скоро выборы.  Не
бесись. Знаю, ты терпеть не мог Барыгу, значит, было за что. Но  ведь  ему
не позавидуешь, правда?
     - Верно, - остывая, согласился Оскар.
     -  Кстати,  учти.  Свечку  и  местность  на  пять  миль  вокруг  я  с
завтрашнего дня объявляю запретной  зоной,  своим  губернаторским  указом,
скрепленным печатью. За нарушение - конфискация всего достояния.  Надеюсь,
под страхом конфискации имущества туда никто больше не потащится.
     - А зачем? Умные люди и без того туда не суются. Пронеси, Господи...
     - Губернатор должен заботиться и о дураках. А  я  губернатор,  ты  не
позабыл? Кто ж еще о дураках позаботится, как не я... Ну, ладно. Ты привез
что-нибудь?
     - Посмотри, - Оскар снял камеру видеофона и обошел стол, держа  ее  в
руке. - Ну как?
     - Прелесть!! - в голосе Ива сквозило неподдельное восхищение.
     - Представляешь такую в ледовом балете?!
     - Для балета, пожалуй, тяжеловата, - засомневался Оскар.
     - Все зависит от партнера! Во сколько ты ее ценишь?..
     - Я женщинами не торгую! - возмутился Оскар и,  чтобы  сменить  тему,
развернул перед камерой книгу. - А сколько дашь _з_а _э_т_о_, друг мой?
     Наверное, никто еще не видел барона Ива д'Иллэри, губернатора  Ириса,
для друзей - Биди, в таком состоянии:  он  вытаращил  глаза,  хватил  ртом
воздух; воздуха Биди явно  не  хватало,  и  он  только  ошеломленно  тыкал
пальцем в экран. Оскар терпеливо ожидал, пока Биди вспомнит,  как  дышать,
наслаждался эффектом, произведенным на барона, любовался зрелищем.
     - А если их будет много? - невинным  голосом  пустил  Оскар  в  огонь
струю жидкого кислорода.
     Биди яростно махнул  на  Оскара  рукой,  налил  полстакана  аквавита,
выпил, стуча  зубами  о  край  сосуда,  закашлялся,  отдышался  наконец  и
просипел:
     - Предупреждать же надо... Так ведь недолго и угробить старого друга.
     - Ладно, учту. На будущее.
     - Что там еще у тебя за пазухой, бандит?..
     - Пока... ничего.
     - Честно?
     - Обижаешь...
     - Ладно, ладно... Да, не напрасно ты погнался за Барыш...
     - Слушай, губернатор, если ты еще раз помянешь при мне  эту  сволочь,
мы с тобой поссоримся!
     - Хорошо, хорошо, - ухмыльнулся Биди.  -  Сейчас  с  тобой  ссориться
невыгодно. До встречи.
     - До встречи.
     - Кстати, на будущей неделе Аттвуд дает прием и хотел бы тебя  видеть
обязательно.
     - Где дает - в своем модуле?
     - Нет, конечно! - Биди рассмеялся. - У меня.  Приходи  и  прихвати  с
собой книгу.
     - Договорились...


     ...По пути к столу Оскар открыл аптечку, достал липучку  для  себя  и
стабилин для Снежной Королевы: так  он  решил  ее  называть  за  неимением
другого подходящего имени; к тому же древнее сказочное имя  подходило  как
нельзя лучше...
     Для верности он ввел обе дозы в вену и несколько раз нажал  на  грудь
женщины  справа:  здесь  у  аборигенов  помещалось  сердце;  чтобы  состав
разнесло кровью по всему телу.  Чтобы  не  терять  времени,  ожидая,  пока
стабилин  подействует  и  застопорит  процесс  разложения,   Оскар   решил
хорошенько рассмотреть книгу.
     Корешок у нее был, судя по всему, сверху, как у старинного  блокнота,
а листы - из какого-то пластика и  совершенно  не  смачивались.  Буквы,  а
точнее иероглифы, были  словно  выписаны  искусным  художником,  в  контур
каждого включены еще несколько  маленьких,  и  от  этого  каждая  страница
напоминала радужный ковер. Иллюстраций Оскар насчитал  полторы  дюжины,  и
почти на всех фоновые пейзажи были залиты ярким солнечным светом, лишь  на
двух дело происходило ночью, но Полумаски на небе не виднелось.
     Дай нам Бог когда-нибудь разобраться в их языке, подумал Оскар.  Ведь
это ни в одну голову не поместится. Вон кузнец Вацек прочтет разок указ  в
витрине, а потом неделю за виски держится...
     Со  стола,  на  котором  лежала  Снежная  Королева,  что-то  упало  и
разбилось. Оскар с досадой отложил  чудную  книжку  и  потащился  собирать
осколки.
     Разбился шприц. Оскар присел, собирая стекляшки  в  ладонь,  а  когда
разогнулся, выпрямился - выронил их на пол...
     Снежная Королева _с_м_о_т_р_е_л_а_ на него огромными глазами. Синими,
оказывается... Как небо Земли, которою Оскар никогда не  видывал,  но  ему
всегда казалось, что небо планеты-матери в точности такою цвета,  хотя  он
мог и ошибаться.
     Смотрела, смотрела, мигнула и снова смотрела.


     - ...Послушай, Оскар, - выговаривал Ив, - ты меня  подводишь!  Аттвуд
все спрашивает о тебе. Ты же обещал быть...
     - Обещал, значит буду. Только погожу, покамест твои гости  перепьются
и разъедутся.
     - Уже. Более-менее трезвыми остались только  я  да  землянин.  Мы  же
официальные  лица,  как-никак,  нам  до  полуночи  нельзя  становиться  на
четвереньки.
     - Тогда жди, скоро приеду. Кстати... э-э-э, буду с дамой.
     - Обижаешь, Оскар! Явиться ко мне на банкет с дамой  все  равно,  что
идти в кабак со своей выпивкой.
     - А ты не обижайся, здоровей будешь. Ведь банкет дает Аттвуд,  а  он,
надо полагать, еще не успел завести здесь гарем.
     - Что не успел - то не успел. - Рядом с Биди появился землянин. -  Но
уже начал.
     - Не пейте больше, алкоголики, - серьезно посоветовал Оскар. - Вы мне
трезвые нужны.
     - Вот вам пример ужасных наших нравов, - объяснил Биди Аттвуду.  -  А
ведь вроде ничего плохого мы  ему  не  делали...  Тогда  приезжай  скорее,
моралист мороженый, и книгу не забудь... А еще лучше, пошлю-ка я за  тобой
сани, дружок.
     - Посылай, иду, - коротко сказал Оскар и выключил видеофон.
     Он велел экзоскелетону: - СТОРОЖИ! - и вышел из мастерской.
     Айрит безжизненно лежала в кресле, голова ее запрокинулась, и  Оскар,
испугавшись отчаянно чего-то непоправимого, рванулся к ней, но увидел, как
открылись огромные синие глаза, и перевел дух.
     Боже мой, подумал Оскар. Пора привыкнуть к этой ее позе...  Полежи-ка
сам, друг, пятьсот лет калачиком.
     Он помог ей встать, показал на коробку с вечерним нарядом и вышел.
     - Оскар! - позвала она вскоре, и  ему  даже  не  пришлось  показывать
жестами,  как  он  восхищен.  К  ее  золотым  волосам  чудесно  подошли  и
ослепительно-белое платье, и полушарф-полушапочка с серебристым шитьем. Из
того, что было на ней, остался только браслет-веточка.
     Угадав по его лицу, что все в  порядке,  и  даже  более  того,  Айрит
сначала  улыбнулась,  а  потом  совсем  по-человечески  пожала  плечами  и
повертела  головой,  изображая  вопрос.  Оскар  подал  ей  электроплащ   с
капюшоном и вывел к саням, подхватив по пути сумку с книгой  и  парик  для
себя. И только в кабине он сообразил, _к_а_к_ будет выглядеть рядом с ней,
Снежной Королевой, в своем рабочем комбинезоне. Разница масштабов,  ничего
себе...
     Когда   сани   миновали   подъем,   вдали   бриллиантом    засверкала
губернаторская вилла. Айрит восхищенно ахнула. Сам Оскар  всего  раз  пять
видел виллу при  полном  освещении.  Через  несколько  минут,  когда  сани
приблизились, она предстала во всем своем великолепии: арабески из  литого
льда,  стены,  сложенные  из  разноцветных  ледяных  призм  с  прослойками
металлической фольги; ею же были обвиты по спирали армирующие трубы.
     Женщина любовалась ледовым  самоцветом,  прижав  кулачки  к  щекам  -
совершенно человеческий жест, умилился Оскар.
     - Хороший домик, - сказал он, угадав степень ее восхищения. -  Однако
дед мой рассказывал, что  на  планете-матери  русская  королева  отгрохала
целый ледяной дворец. Куда нам, грешным, до Земли...
     Айрит глянула на него с интересом, но без понимания. Как это  грустно
- когда такая женщина глядит с интересом, но без понимания.
     Оскар улыбнулся  ей,  развел  руками  и  жестом  пригласил  войти.  В
просторном  вестибюле  имелось  никак  не  меньше  двух  дюжин  зеркал  из
оптически-чистого льда с серебряной подложкой. Здесь  Оскар  оставил  свою
Королеву, жестом показав, что уходит  ненадолго,  и  мимо  оранжереи,  где
шумели оставшиеся гости, поднялся в кабинет Ива.
     Барон встретил Оскара вопросительным  взглядом.  Оскар  молча  кивнул
барону и землянику, достал  из  ниши  чистые  стаканы  и  налил  в  каждый
аквавита, пальца на  четыре  порции.  Аттвуд  подвинул  было  ему  бутылку
земного виски, но Оскар только поморщился.
     - Спрячьте вы эту гадость, - сказал он.
     - Что-о? - изумился Аттвуд. - Я не ослышался?! Вот прилечу на  Землю,
расскажу, что "Олд-энд-Блэк" назвали гадостью - никто же мне не поверит!
     - Может  быть.  Я  вот  слышал,  что  на  Земле  напиток  есть,  пиво
называется... Вот лично мне бы хотелось его попробовать, заманчиво, знаете
ли, звучит. Сам не знаю почему, но страшно хочется попробовать...
     - Как вам нравится этот тип? - взяв стакан, спросил Аттвуда  Биди.  -
Сначала он обзывается всякими непотребными  словами,  уговаривает  нас  не
пить и записываться в общество трезвости, а через полчаса  врывается,  сам
наливает  по  лошадиной  дозе  и  начинает   рассуждать   об   алкогольных
напитках!!!
     - А по-моему, все ясно, - заявил Аттвуд. - Господину Пербрайнту,  как
и всякому порядочному человеку, нужна  для  выпивки  компания,  а  мы  еще
вполне для этого годимся, благодаря его дружескому совету. Кстати,  Оскар,
по поводу вашей  необъяснимой  тяги  к  пиву.  У  вас  случаем  предки  не
проживали в Баварии или неподалеку?..
     - Черт его знает, где мои предки на Земле проживали... А вы, господа,
лучше поставьте стаканы, не то, чего доброго, выроните.
     - Послушайте, господин Пербрайнт, - с расстановкой произнес Биди, - в
тот  день,  когда  я  не  удержу  стакан  с  аквавитом,  я  сложу  с  себя
губернаторские полномочия и спущу в мусорник регалии. Что все это значит?!
Что за спектакль ты затеял, бандит? И где твоя  обещанная  дама?  Веди  ее
сюда, я покажу ей свою галерею...
     - Г_а_л_е_р_е_ю_ - _н_и_ в _к_о_е_м _с_л_у_ч_а_е_, - сказал  Оскар  и
вышел.
     Когда он вошел в кабинет со своей  спутницей,  Биди  все  же  выронил
стакан. Ну-ну, и что же, ты больше не губернатор,  Ив?  -  подумал  Оскар.
Впрочем, не прошло и двух минут, как барон схватил новый стакан,  наполнил
его пальцев на шесть и залпом осушил.
     Аттвуд изумленно смотрел на губернатора.
     - Узнаешь? - спросил Оскар.
     - Д-д-дда-а... - заикаясь, выдохнул Биди.
     - Понимаешь, _ч_т_о_ это значит?
     - Нет еще... Наверное, архангел вострубил.
     - Сам ты... За что я люблю нашего барона, - объяснил Оскар землянину,
- так это за неистребимый галльский юмор, чувство которого он  не  утратил
даже на смертном ложе, я думаю.
     - А я терпеть не могу твой англо-саксонский! - Биди  наконец  малость
пришел в себя. - Устраиваешь здесь театр, а сам даже  не  предложишь  ламе
кресло, черт возьми! Она же старше нас всех вместе взятых!
     - Женщине столько лет, на сколько она выглядит. Твое счастье, что она
не понимает, невежа ты этакий, - сказал Оскар, усаживая Айрит в кресло.  -
Нет, ты определенно не джентльмен, барон, хотя и француз, а это  обязывает
обращаться с дамами умеючи... Объясни все господину Аттвуду, заодно и свои
мысли в порядок приведешь, впечатлительный ты наш.
     - Эту госпожу, - начал Биди, - Оскар нашел с неделю назад  в  ледяном
блоке. Тот был изуродован браконьером и надо было намораживать новый  лед,
так у нас творят новоделы. Как он ее оживил, как не  загубил  потом,  один
Бог да Оскар впридачу знают, а, может, и черт... За  третьего  сойдет,  а,
бандит?
     Все это время Айрит с полуулыбкой следила за ними.
     - Оскар,  -  сказала  она  наконец  и  повела  ладонью  от  барона  к
землянину.
     - Представьтесь, джентльмены, - перевел Оскар.
     - Ив! - сказал Биди, ткнув себя пальцем в  грудь  и  весьма  галантно
поклонившись.
     - Олстен, - сказал Аттвуд, повторяя жесты губернатора.
     - Айрит, - сказка Снежная Королева.
     - Вот и поговорили, - подытожил Оскар. - Теперь понятно, зачем вы мне
были нужны трезвыми, оба? Чтоб не орали, что вам она  мерещится  с  пьяных
глаз.
     - От таких неожиданностей и чудес поневоле протрезвеешь,  -  возразил
Аттвуд.
     - А с книгой, Биди, придется подождать, не то бедной  девочке  нечего
будет читать. А чтобы и ты не скучал, вот тебе подарочек. -  Оскар  достал
бумажную трубочку. - Читай.
     - Много ли здесь написано... - скривился Биди, развернув бумажку.
     - Очень много! - заверил Оскар. - Эту бумажечку Сова Тепанов  завещал
мне, и более ценного подарка, можешь мне поверить, старатель старателю  не
делал никогда. Но у меня, знаешь ли, много других дел. Понимаешь?
     - Понимаю. Судьба тебе такой подарок сделала... А что  это?  -  барон
помахал бумажкой, зажатой двумя пальцами.
     - Координаты библиотеки. И кроки.  Можешь  не  верить,  но  это  _и_х
библиотека. Советую временно  объявить  ее  муниципальной  собственностью,
свою заявку я аннулирую. Теперь вопрос к вам, Олстен:  у  вас  на  корабле
хорошие врачи есть?
     - Да, четверо, и все хорошие.
     - Зовите их сюда.
     - Слушай, Оскар, а тебе не кажется, что ты узурпируешь власть?!
     - А почему бы и нет? Ты же  не  удержал  стакан,  а,  Ив?..  Впрочем,
верно, у тебя это все  лучше  получится,  большой  опыт  администрирования
имеешь... А мы с Айрит подадимся во льды, начнем спасательные работы.  Как
раз и буер мой починили...
     - Ты не выяснил, _к_т_о_ их заморозил?
     Оскар достал из сумки пачку листов, положил между стаканами.
     - Вот здесь все. Более-менее объясняет. Черным  стилосом  рисовал  я,
красным - она.  Разберетесь.  Коротко:  никто  на  них  не  нападал.  Мимо
проходила  огромная  блуждающая  планета,   этакая   глыба   невообразимых
размеров, болтающаяся в пространстве, как...  -  не  могу  вспомнить  одну
земную поговорку... - что-то  там  в  проруби...  Впрочем,  я  и  прорубей
порядочных никогда не видал. Так вот, этот булыжник сдернул Волчий Хвост с
орбиты. Кораблей у них не было, вот они и решили себя законсервировать  до
лучших времен, пока Ледяная Звезда не притянет их поближе. Свечка  и  тому
подобные аномалии - это огромная фабрика консерванта или, по-нашему, льда.
Что до воскресения, то здесь все дело в стабилине. Если б я его  ввел  как
обычно, еще в блоке... А, ладно, читайте, смотрите.
     - А в галереях так или иначе все аборигены обработаны стабилином... -
прошептал Били. Его лицо побелело. - Значит, они...
     - Может быть. Тогда им не позавидуешь. Нам - тоже. Ясно,  что  работу
надо  начинать  с  галерей  и  "могильников".  В   общем,   проснитесь   и
разбирайтесь, а нам пора. Моя дама устала, домой поедем...
     Айрит занималась тем, чем занимаются все женщины  во  всех  мирах  во
время скучных мужских разговоров - задремала...
     Теперь мужчины стояли вокруг ее кресла. Видимо, сквозь полудрему  она
почувствовала это и открыла глаза. Оскар в который раз за последние дни  и
ночи поразился. Надо же, подумал он. Неужели она мне не снится?..


     ...Уже подходя к саням, Оскар обернулся к  погасшему  ледяному  чуду,
разглядел еще горячие фонари у галереи и подумал, подумал о том,  в  какой
ад вверг он себя и всех тех, кто там стоит в ледяных блоках.
     Он  внезапно  нагнулся,  поцеловал  теплую  ладошку   своей   Снежной
Королевы, и только тут, до конца, _я_в_с_т_в_е_н_н_о_ представил, какое им
всем, пришельцам, предстоит искупление.