Рафаэл ЛЭФФЕРТИ

                                РАЗ ПО РАЗУ


     Барнаби  позвонил  Джону  Кислое  Вино.  Если  вы   посещаете   такие
заведения, как "Сарайчик" Барнаби (а они есть в каждом  портовом  городе),
то наверняка знаете Кислого Джона.
     - У меня сидит Странный, - сообщил Барнаби.
     - Занятный? - осведомился Кислый Джон.
     - Вконец спятивший. Выглядит так, будто его только что  выкопали;  но
достаточно живой.
     У Барнаби было небольшое заведение, где можно посидеть, перекусить  и
поболтать. А Джона Кислое Вино интересовали курьезы и ожившие древности. И
Джон отправился в "Сарайчик" поглазеть на Странного.
     Хотя у Барнаби всегда полно  приезжих  и  незнакомцев,  Странный  был
заметен сразу. Здоровенный простой парень, которого звали Макски, ел и пил
с неописуемым удовольствием, и все за ним с удивлением наблюдали.
     - Четвертая порция спагетти, - сообщил Коптильня Кислому Джону,  -  и
последнее яйцо из двух дюжин. Он умял  двенадцать  кусков  ветчины,  шесть
бифштексов,  шесть  порций   салата,   пять   футовых   хот-догс,   осушил
восемнадцать бутылок пива и двадцать чашек кофе.
     - Ого! - присвистнул Джон. - Парень подбирается к  рекордам  Большого
Вилла.
     - Друг, он уже побил большинство этих рекордов, - заверил  Коптильня,
и Барнаби утвердительно закивал. - А если выдержит темп еще  минут  сорок,
то побьет их всех.
     - Я вижу, ты любишь поесть, приятель, - завязал беседу Кислый Джон.
     - Я бы сказал, что  мне  это  не  вредит!  -  со  счастливой  улыбкой
прочавкал Странный, этот удивительный Макски.
     - Можно подумать, что ты не ел сто лет, - произнес Кислый Джон.
     - Ты здорово соображаешь! -  засмеялся  Макски.  -  Обычно  никто  не
догадывается, и я молчу. Но у тебя волосатые уши и  глаза  гадюки,  как  у
истинного джентльмена. Я люблю некрасивых мужчин. Мы будем говорить,  пока
я ем.
     - Что ты делаешь, когда насыщаешься? - спросил Джон, с  удовольствием
выслушавший комплимент, пока официант расставлял перед  Макски  тарелки  с
мясом.
     - О, тогда я пью, - ответил  Макски.  -  Между  этими  занятиями  нет
четкой границы. От питья я перехожу к девушкам, от девушек -  к  дракам  и
буйству. И наконец - пою.
     - Превосходно!  -  воскликнул  Джон  восхищенно.  -  А  потом,  когда
кончается твое фантастическое гулянье?
     - Сплю, - сказал Макски. - Мне следовало бы давать  уроки.  Мало  кто
умеет спать по-настоящему.
     - И долго ты спишь?
     - Пока не проснусь. И в этом я тоже побиваю все рекорды.
     Позже, когда Макски с некоторой ленцой  доедал  последнюю  полудюжину
битков - ибо его аппетит начал удовлетворяться, - Кислый Джон спросил:
     - А не случалось, что тебя принимали за обжору?
     - Было дело, - отмахнулся Макски. - Это когда меня хотели повесить.
     - И как же ты выкрутился?
     - В той стране - а это случилось не здесь - существовал  обычай  дать
осужденному перед смертью наесться, - пробасил Макски  голосом  церковного
органа. - О, мне подали  отличный  ужин,  Джон!  И  на  заре  должны  были
повесить. Но на заре я  еще  ел.  Они  не  могли  прервать  мою  последнюю
трапезу. Я ел и день, и ночь, и весь следующий день. Надо отметить, что  я
съел тогда больше обычного. В то  время  страна  славилась  своей  птицей,
свиньями и фруктами... Ей не удалось оправиться от такого удара.
     - Но что же случилось, когда ты насытился? Ведь тебя  не  повесили  -
иначе ты не сидел бы здесь.
     - Однажды меня повесили, Джон. Одно другому не мешает. Но  не  в  тот
раз. Я одурачил их. Наевшись, я заснул. Все крепче, крепче - и умер. Ну не
станешь же вешать мертвеца. Ха! Они решили  убедиться  и  день  продержали
меня на солнцепеке.  Представляю,  какая  стояла  вонь!..  Почему  ты  так
странно на меня смотришь, Джон?
     - Пустяки, - проговорил Кислый Джон.


     Теперь Макски пил: сперва вино для  создания  хорошей  основы,  затем
бренди для ублажения желудка, потом ром для вящей дружественности.
     - Ты не веришь, что все это достигнуто таким обычным  человеком,  как
я? - внезапно спросил Макски.
     - Я не верю, что ты обычный человек, - ответил Кислый Джон.
     - Я самый обычный человек на свете, - настаивал Макски. -  Я  слеплен
из праха и соли земли. Может быть, создавая меня, переборщили грязи, но  я
не из редких элементов. Иначе бы мне не придумать такую систему. Ученые на
это не годны - в них нету перца. Они упускают самое главное.
     - Что же, Макски?
     - Это так просто, Джон! Надо прожить свою жизнь по одному дню.
     - Да? - неожиданно высоким голосом произнес Кислый Джон.
     - Гром сотен миров разносится в воздухе. Мой способ - дверь к  ним  и
ко всей Вселенной. Но, как говорят: "Дни сочтены". И это налагает  предел,
который нельзя превзойти. Джон, на Земле были и есть люди, до которых  мне
далеко. И то, что проблему решил я, а  не  они,  значит  только,  что  она
больше давила на меня. Никогда не видел человека, столь жадного на простые
радости нашей жизни, как я.
     - Я тоже не видел, - признался ему Кислый Джон. - И как же  ты  решил
проблему?
     - Хитрым трюком, Джон. Ты увидишь его в действии, если проведешь  эту
ночь со мной.


     Макски кончил есть. Но пил он, не прекращая, и во время развлечений с
девочками, и во время драк, и в  перерывах  между  песнями.  Мы  не  будем
описывать его подвиги; но их  детальный  перечень  имеется  в  полицейском
участке. Как-нибудь вечерком выбирайтесь повидать Мшистого Маккарти, когда
у него дежурство, - прочитаете. Это уже  стало  классикой.  Когда  человек
имеет дело с Мягкоречивой Сузи Кац, и Мерседес Морреро, и Дотти Пейсон,  и
Маленькой Дотти Несбитт, и Авриль Аарон, и Крошкой Муллинс, и все  в  одну
ночь - о таком человеке складывают легенды.
     В общем, Макски взбудоражил весь город, и Кислый Джон с ним на  пару.
Они подходили друг другу.
     Встречаются люди, чья утонченная  душа  не  выдерживает  необузданных
выходок товарища. Это те, кто морщится, когда друг поет слишком  громко  и
непристойно. Это те, кто пугается,  когда  мерный  гул  "приличной"  жизни
переходит вдруг в грозный рев. Это те, кто спешит  спрятаться  при  первых
признаках надвигающейся битвы. К счастью, Кислый Джон к ним не  относился.
У него была утонченная душа - но широкого диапазона.
     Макски обладал самым громким и, несомненно, самым неприятным  голосом
в городе, но разве настоящий друг может из-за этого изменить?
     Эти двое подняли много шуму во  всех  отношениях;  и  немало  бывалых
ребят, потирая ладони и сжимая кулаки, таскались за ними из одного  кабака
в другой: и Неотесанный Буффало Дуган,  и  Креветка  Гордон,  и  Коптильня
Потертые Штаны, и Салливан Луженая Глотка, и  Пай-мальчик  Кинкейд.  Факт,
что  все  эти  великолепные  мужчины  хотя  и  сердились,  но  все  же  не
осмеливались  близко  подойти  к  Макски,  красноречиво  говорит   о   его
достоинствах.
     Но временами Макски прекращал  пение  и  хохотал  чуть  потише.  Как,
например, в "Устрице" (что напротив "Большой Макрели").
     - Первый раз я пустил свой трюк в ход, - информировал Макски Джона, -
скорее по нужде, чем по  собственному  желанию.  Было  это  в  стародавние
времена; я плыл на корабле и слишком надоел своим приятелям.  Они  сковали
меня, прицепили груз и выбросили за борт.
     - И что же ты сделал? - поинтересовался Кислый Джон.
     - Друг, ты задаешь глупейшие вопросы!.. Захлебнулся,  естественно,  и
утонул. А что мне оставалось делать? Но утонул я спокойно, без всяких  там
бесполезных воплей. Вот в чем суть, ты понимаешь?
     - Нет, не понимаю.
     - Время на моей стороне, Джон. Кто хочет провести  вечность  на  дне?
Морская вода - весьма едкая; а мои цепи, хотя я не мог порвать их, были не
очень массивны. Меньше чем через  сто  лет  цепи  поддались,  и  мое  тело
всплыло на поверхность.
     - Немного поздновато, - заметил  Кислый  Джон.  -  Довольно  странный
конец, учитывая все обстоятельства; или это не конец?
     - Это был конец той истории, Джон. А однажды, когда я служил в  армии
Александра Македонского...
     - Минутку, дружище, - перебил Кислый Джон. - Надо  кое-что  уточнить.
Сколько тебе лет?
     - Ну, около сорока - по моему счету. А что?
     - Да нет, ничего.


     Ночью, малость помятые и слегка окровавленные, Макски и  Кислый  Джон
оказались в полицейском участке. Нужно заметить, что только арест спас  их
от недвусмысленной угрозы линчевания. Они весело провели время,  болтая  с
полицейскими, ибо Кислый Джон был там своим человеком. Слову Джона верили;
даже когда он врал, он делал это с честным видом. По прошествии некоторого
времени, когда линчеватели разошлись, Кислый Джон принялся действовать.
     Они давали самые страшные клятвы,  что  будут  вести  себя,  как  все
хорошие граждане, что отправятся спать немедленно и  без  криков,  что  не
будут больше куролесить этой  ночью  и  не  оскорбят  действием  ни  одной
порядочной  женщины,  что  они  будут  безоговорочно  придерживаться  всех
законов, даже самых глупых. И не будут петь.
     Полиция не устояла.
     Когда они вдвоем вышли на улицу, Макски нашел  бутылку  и  немедленно
швырнул ее. Вы бы и сами так поступили - она просто идеально  подходила  к
руке. Бутылка описала высокую красивую дугу и попала в окно  участка.  Это
был восхитительный бросок!
     Снова погоня! На этот раз с сиренами и свистками. Но  Кислый  Джон  -
стреляный воробей: ему были известны самые укромные закоулки.
     - Вся штука в том, чтобы сказать себе: "Стоп!"  -  продолжал  Макски,
когда они оказались в безопасности  в  баре,  еще  менее  пристойном,  чем
"Сарайчик", и еще более тесном, чем "Устрица". - Я тебе кое-что  расскажу,
Кислый Джон, потому как ты славный парень. Слушай и учись.  Умереть  может
каждый, но не  каждый  может  умереть,  когда  ему  хочется.  Сперва  надо
остановить дыхание. Наступит момент, когда твои легкие запылают, и  просто
необходимо будет вдохнуть. Не делай этого, иначе  тебе  придется  начинать
все сначала. Затем останавливай сердце и успокаивай мозг.  Выпускай  тепло
из тела, и на этом конец.
     - Что же дальше?
     - А дальше ты умрешь. Но  надо  сказать  -  это  непросто.  Требуется
дьявольски много практики.
     - Зачем практиковаться в том, что делаешь  только  раз  в  жизни?  Ты
имеешь в виду умереть буквально?
     - Джон, я говорю просто. Раз я сказал умереть, значит, я имел в  виду
умереть.
     - Есть две  возможности,  -  произнес  Кислый  Джон.  -  Либо  я  туш
соображаю, либо твоя история не стоит выеденного яйца. Первую  возможность
смело исключаем.
     - Знаешь что, Джон, - сказал Макски, - дай мне двадцать долларов, и я
докажу, что твоя логика неверна. Кажется, мне пора.  Спасибо,  дружище!  Я
провел полный день и полную ночь, которая близится к концу.  У  меня  были
приятная еда и достаточно шуму, чтобы позабавиться. Я отлично провел время
с девушками, особенно с Мягкоречивой Сузи, и с Дотти, и с Крошкой Муллинс.
Я спел несколько своих любимых песен (к сожалению, не всем они нравятся) и
участвовал в парочке добрых потасовок - до сих пор гудит  голова.  Кстати,
Джон, ты почему не предупредил меня, что Пай-мальчик Кинкейд - левша?! Это
было здорово, Джон. Теперь же давай допьем то, что осталось в бутылках,  и
пойдем к побережью, поглядим,  что  бы  такое  устроить  напоследок.  Ведь
недаром говорят: конец - делу венец!.. А потом я буду спать.
     - Макски, ты несколько раз намекал, что у тебя есть секрет, как взять
от жизни все, что она дает, но так и не открыл его.
     - Эй, парень, я не намекаю, я говорю прямо!
     - Так что за секрет?! - взревел Джон.
     - Живи раз по разу, по одному дню. Вот и все.


     Макски пел песню бродяги  -  слишком  старую,  чтобы  быть  известной
сорокалетнему мужчине, неспециалисту.
     - Когда ты ей научился? - спросил его Джон.
     - Вчера. Но сегодня я узнал много новых.
     - Я обратил внимание, что в начале нашего  знакомства  в  твоей  речи
было нечто странное, - заметил Джон. - Теперь странности нет.
     - Джон, я очень  быстро  приноравливаюсь.  У  меня  отличный  слух  и
превосходная мимика. Кроме того, языки не слишком сильно меняются.
     Они вышли на пляж. "Приятно  умирать  под  звук  прибоя",  -  заметил
Макски. Все дальше и дальше от огней города, в  чернильную  тень  дюн.  О,
Макски был прав, здесь их ждало приключение; вернее, оно за ними следовало
- возможность последней славной схватки.
     То была тесная группа мужчин, так или иначе задетых и оскорбленных за
день и ночь буйного разгула. Наша пара остановилась и  повернулась  к  ним
лицом. Макски прикончил последнюю бутылку и кинул ее в центр группы.
     Мужчины так неуравновешенны - они воспламеняются мгновенно, а бутылка
попала в цель.
     И началась битва.
     Некоторое время казалось, что правые силы возьмут  верх.  Макски  был
великолепным бойцом, да и Кислый Джон  всегда  проявлял  компетентность  в
таком  деле.  Они  раскидывали  противников  на  песке,  как  только   что
выловленную трепыхающуюся рыбешку. То  была  великая  битва  -  на  долгую
память.
     Но их было слишком много, этих мужчин, как и ожидал Макски, ибо успел
он сделать себе необычайное количество врагов.
     Неистовое сражение достигло своего пика и взорвалось, как  гигантская
волна, громоподобно ниспадающая в пене. И Макски, достигнув высшей славы и
удовольствия, внезапно прекратил биться.
     Он издал дикий вопль восторга, прокатившийся по побережью,  и  набрал
волную грудь воздуха. Он стоял, улыбаясь, с закрытыми глазами, как статуя.
     Сердитые мужчины повалили его. Они  втоптали  его  в  песок  и  долго
молотили руками и ногами, выбивая последние остатки жизни.
     Кислый Джон понял, что Макски ушел, и поступил так же. Он вырвался  и
убежал. Не из трусости, но по соображениям личного характера.


     Часом позже, с первыми лучами солнца, Кислый Джон  вернулся  на  поле
боя. Макски уже окоченел. И еще - от него пахло. По  одному  запаху  можно
было определить, что он мертв.
     Детским совком, валявшимся на песке, Кислый Джон вырыл у одной из дюн
могилу и  здесь  похоронил  своего  друга.  Он  знал,  что  у  Макски  еще
оставалось в штанах двадцать долларов, но не тронул их.
     Затем Кислый Джон вернулся в  город  и  вскоре  обо  всем  забыл.  Он
продолжал скитаться по свету и встречал  интересных  людей.  Наверняка  он
знаком и с вами, если в вас есть хоть что-то любопытное.


     Прошло двенадцать лет. Кислый Джон снова  оказался  в  этом  портовом
городе, но... Наступил тот неизбежный  день  (молите  бога,  чтобы  он  не
пришел к вам), когда Кислый Джон отцвел.  Тогда,  с  пустыми  карманами  и
пустым животом, он вспомнил о  былых  приключениях.  Он  думал  о  них  со
счастливой улыбкой...
     "То был действительно Странный, - вспоминал Джон. - Он знал один трюк
- как умереть, когда захочется. Он говорил, что для этого требуется  много
практики, но я не вижу смысла упражняться в вещи, которую  делаешь  только
единожды".
     Затем Кислый Джон вспомнил о двадцатидолларовом билете,  захороненном
в песке. Незабвенный образ Макски встал перед его глазами.  Через  полчаса
он нашел те дюны и вырыл тело. Оно сохранилось лучше, чем  одежда.  Деньги
были на месте.
     - Я возьму их сейчас, - грустно произнес  Кислый  Джон,  -  а  потом,
когда немного оклемаюсь, верну.
     - Да, конечно, - сказал Макски.


     Слабонервный мужчина, случись с ним такое, вздохнул бы и отпрянул,  а
то и закричал бы. Джон Кислое Вино был не  из  таких.  Но,  будучи  просто
человеком, он сделал человеческую вещь. Он мигнул.
     - Так вот, значит, как?.. - проговорил Джон.
     - Да, дружище. Живу по одному дню!
     - Готов ли ты подняться снова, Макски?
     - Разумеется,  нет.  Я  же  только  недавно  умер.  Пройдет  еще  лет
пятьдесят, прежде чем нагуляется действительно хороший аппетит. А сейчас я
умру, а ты вновь похорони меня и оставь в покое.
     И Макски медленно отошел в другой мир, и Кислый Джон опять укрыл  его
в песчаной могиле.
     Макски, что на ирландском означает  "Сын  Дремоты",  -  замечательный
мастер бесчувствия (нет-нет, если вы так думаете, то вы ничего не  поняли,
это настоящая смерть), который жил свою жизнь по одному  дню,  а  дни  эти
разделялись столетиями.