Боб ШОУ

                              ШУТКА ДЖОКОНДЫ




      В то январское утро в мою контору вошла пепельная блондинка.
     - Вы Фил Декстер, частный телепат? -  спросила  она,  положив  передо
мной плоскую коробку.
     - А что написано на двери, крошка?
     Она холодно улыбнулась.
     - "Эластичные корсеты Глоссопа".
     - Я прибью этого бумагомараку! - прорычал  я.  -  Он  обещал  сменить
вывеску еще не прошлой неделе. Я сижу в этой конуре уже два месяца...
     -  Мистер  Декстер,  -  прервала  меня  блондинка,  -  вы  не  будете
возражать, если мы отвлечемся от ваших проблем и  займемся  моими?  -  Она
начала развязывать веревку.
     - Отнюдь. - Я придал лицу серьезное  выражение.  -  Чем  я  могу  вам
помочь, мисс...
     - Кэрол Колвин. - Она нахмурилась.  -  Я  полагала,  телепаты  и  так
знают, о чем пойдет речь.
     - Телепатия - особый дар, недоступный простым смертным, -  подтвердил
я и пустился в долгие объяснения,  но  Кэрол,  похоже,  меня  не  слушала,
продолжая заниматься коробкой.
     Наконец она сняла крышку  и  достала  из  нее  старинный,  написанный
маслом портрет.
     - Что вы можете сказать об этой картине? - последовал вопрос.
     - Хорошая копия "Моны Лизы", - ответил я. - Очень приличная имитация,
но... - Я замолчал, прислушиваясь шестому чувству.
     От картины веяло стариной, написали ее никак не  меньше  пятисот  лет
тому назад, и передо мной возникли странные  образы:  красивый  мужчина  с
бородкой,  в  средневековом  на  ряде,  заросшие  густыми  лесами   холмы,
бронзовые скульптуры, кривые  улочки  древних  городов.  А  за  всем  этом
угадывалось  какое-то  темное  помещение  и  возведенное  в  нем   круглое
деревянное сооружение, по-видимому, часть большой машины.
     Кэрол с интересом следила за выражением моего лица. Неужели не копия?
Я глубоко вздохнул.
     - Мисс Колвин, я на девяносто процентов убежден, что картину  написал
сам Леонардо да Винчи.
     - То есть это "Мона Лиза"?
     - Ну... да.
     - Но это невозможно, не так ли?
     - Сейчас мы это проверим. - Я нажал клавишу компьютера. - "Мона Лиза"
находится в парижском Лувре?
     - Я не могу ответить на этот вопрос.
     - Недостаточно информации?
     - Недостаточно денег. Пока вы  не  внесете  плату  за  последние  три
недели, база данных для вас закрыта.
     - Да кому ты нужен, - фыркнул я.  -  О  такой  краже  писали  бы  все
газеты.
     - Тем более глупо спрашивать об этом у меня, - отпарировал компьютер.
Я отпустил клавишу и кисло улыбнулся,  понимая,  что  не  стоило  затевать
подобную дискуссию в присутствии клиента.
     - Если вы закончили, - холодный тон Кэрол стал арктически ледяным,  -
я расскажу, как попала ко мне эта картина. Или вас это не интересует?
     - Разумеется, интересует, - торопливо ответил я,  чувствуя,  что  она
вот-вот откажется от моих услуг.
     - Мой отец торговал картинами. В Сакраменто  у  него  была  маленькая
галерея. - Она присела на краешек стула. - Он умер два месяца тому  назад,
оставив мне и картины,  и  галерею.  Я  не  слишком  хорошо  разбираюсь  в
живописи и решила все продать. Проводя инвентаризацию,  я  нашла  в  сейфе
этот портрет.
     - Вам повезло.
     - С этим еще надо разобраться. С одной стороны, картина может  стоить
несколько миллионов, с другой - я могу получить пять лет  тюрьмы.  Поэтому
сначала хотелось бы выяснить, что меня ждет.
     - Поэтому вы пришли ко мне. Очень мудрое решение, мисс Колвин.
     - А вот в этом  я  начинаю  сомневаться.  Для  человека,  обладающего
шестым чувством, вы на редкость неуверенно владеете остальными пятью.
     Я нахмурился.
     - Ваш отец что-нибудь говорил об этой картине?
     - Нет... потому я и думаю, что он приобрел  этот  портрет  незаконным
путем.
     - Вы представляете себе, как картина попала, к нему?
     - В общем-то, да. Прошлой весной  он  проводил  отпуск  в  Италии,  а
вернувшись, очень изменился.
     - В каком смысле?
     - Стал нервным, замкнутым. Обычно с таким настроением из  отпуска  не
приезжают.
     - Интересно. Значит, вы полагаете, что он привез картину  из  Италии?
Посмотрим, нельзя ли узнать что-нибудь еще. - Я протянул руку  и  коснулся
шершавой поверхности холста. Перед  моим  мысленным  взором  возник  лысый
толстяк, несомненно, отец Кэрол, залитые солнцем городские площади. - Рим,
- уверенно заявил я. - Ваш отец провел несколько  дней  в  Риме,  а  затем
перебрался в Милан.
     - Верно. - Кэрол одобрительно кивнула. -  Похоже,  вы,  действительно
телепат.
     - Благодарю. - Я вновь увидел темное помещение, скорее, пещеру,  а  в
ней - все то же круглое деревянное сооружение.
     - А больше вы ничего не узнали?
     - По-моему, мы и так достаточно продвинулись.
     - Вы не ответили на главный вопрос: мог  ли  Леонардо  написать  Мону
Лизу дважды?
     - Вероятно, мог, мисс Колвин. Я, правда, не знаю, как это скажется на
стоимости оригинала.
     - Оригинала?
     - Я  хотел  сказать,  другого  портрета,  того,  что  в  Лувре.  -  Я
всмотрелся в знакомый с детства портрет, и тут  мне  показалось...  Та  же
знаменитая улыбка на губах, те же одежды, что на миллионах репродукций, но
руки...
     - Вы что, заснули? - прервал мои размышления возглас Кэрол.
     - Разумеется, нет, - и я указал на руки Моны Лизы. - Вы не  замечаете
ничего необычного?
     - Руки как руки. Или вы думаете, что можете нарисовать их лучше?
     - Видите ли, на картине, что в Лувре, одна рука лежит  на  другой.  А
тут чуть приподнята.
     - Возможно. Я же сказала вам, что ничего не смыслю в искусстве.
     -  Этим  можно  объяснить  существование  двух  портретов.  Вероятно,
Леонардо нарисовал один, а потом решил изменить положение рук.
     - В таком случае, почему он просто  не  перерисовал  руки  на  первом
портрете?
     - Э... ну... да. -  Я  мысленно  выругал  себя  за  то,  что  сам  не
додумался до такой ерунды. - Пожалуй, вы правы.
     - Поехали. - Кэрол встала и убрала картину в коробку.
     - Куда?
     - Естественно, в Италию, - нетерпеливо  ответила  она.  -  Вы  должны
выяснить, каким образом попала картина к моему отцу, и  вряд  ли  вам  это
удастся в Лос-Анджелесе.
     Я уже открыл рот, чтобы возразить, но тут же захлопнул  его,  признав
ее правоту. К тому же клиенты  не  ломились  в  мою  контору,  так  что  с
деньгами было не густо. Да  и  сама  картина  заинтересовала  меня.  Какое
отношение имела она к темной пещере и странному-деревянному сооружению?
     - Ну? - продолжила Кэрол. - Что вы на это скажете?
     - Я согласен. Средиземноморское солнце мне не повредит.
     Вечером следующего дня мы сидели в ресторане миланского отеля  "Марко
Поло". Вкусная еда и хорошая сигара настроили меня на благодушный  лад.  Я
расслабился, любуясь точеными фигурками артисток варьете.
     - Когда вы начнете отрабатывать полученный аванс? - нарушила  идиллию
Кэрол.
     - А что я, по-вашему, делаю? Мы в отеле, где останавливался ваш отец,
и, скорее всего, именно здесь он нашел продавца картины. Значит, рано  или
поздно, мы тоже выйдем на этого человека.
     - Хорошо бы это сделать побыстрее, - заметила Кэрол.
     - Телепатические способности не поддаются контролю, -  отрезал  я.  -
Пока мы сидим за этим столиком, невидимые сети мозгового поля, наброшенные
на зал, позволяют...
     - Позволяют что?
     - Подождите. - Совершенно неожиданно в  сети  попала  рыбка:  высокий
темноволосый официант, пронесший мимо  поднос  с  бутылками,  в  недалеком
прошлом, несомненно, имел дело с отцом Кэрол.
     Я попытался связать его с "Моной Лизой"  номер  дна,  но  не  услышал
ответной реакции. Тем не менее, поговорить с ним стоило.
     Кэрол проследила за моим взглядом.
     - Мне кажется, вы уже достаточно выпили.
     - Чепуха, я еще могу пройти по прямой. - Я поднялся и  через  двойные
двери последовал за официантом в длинный коридор.
     Услышав мои шаги, он обернулся и смерил меня взглядом.
     - Извините, мне-надо с вами поговорить, - объяснил я  причину  своего
появления в коридоре.
     - У меня нет времени, - отрезал он. -  Кроме  того,  я  плохо  говорю
по-английски.
     - Но... - тут я понял, чего от  меня  ждут,  достал  десятидолларовую
купюру и сунул ее в карман его белого пиджака.
     - Это вам на учебу.
     - Похоже, ко мне возвращаются школьные знания, - улыбнулся он. -  Вам
нужна женщина? Каких предпочитаете?
     - Нет, женщина мне не нужна.
     Он на мгновение задумался.
     - Вы хотите сказать, что предпочитаете...
     - Я хочу сказать, что женщина у меня уже есть.
     - А! Так вы хотите продать женщину? Позвольте  заметить,  синьор,  вы
правильно сделали, обратившись ко мне. У меня есть связи на  рынке  живого
товара.
     - Нет, я не хочу продавать мою женщину.
     - Вы в этом уверены? Если она белая, вы сможете получить за  нее  две
тысячи.
     Мне надоела бессмысленная болтовня.
     - Послушайте, Марио, мне нужны кое-какие сведения.
     - Откуда вам известно мое имя? - встревожился официант.
     - У меня есть свои секреты.
     - А-а-а, телепат, - он  понимающе  кивнул.  -  Ну,  конечно,  синьор.
Скажите, что вас интересует, и я назову цену.
     - Но я уже заплатил тебе.
     - До свидания, синьор, - Марио повернулся и зашагал по коридору.
     - Вернись, - потребовал я. Он даже не обернулся. Я достал из  кармана
пачку хрустящих купюр. Марио, надо полагать, обладал феноменальным слухом,
потому что мгновение спустя мы вновь  стояли  лицом  к  лицу.  Я  спросил,
помнит ли он Тревера Колвина, который останавливался в этом отеле в апреле
прошлого года.
     - Да, - кивнул Марио, и по его растерянному взгляду я понял,  что  он
не знает, сколько можно запросить за эти сведения.
     - А почему ты запомнил мистера Колвина? У вас были...  э...  какие-то
дела?
     - Нет... он не просил привести  женщину.  Я  лишь  познакомил  его  с
Сумасшедшим Джулио из Пачинопедюто, моей родной деревни.
     - Зачем?
     Марио пожал плечами.
     - Синьор Колвин торгует картинами.  Сумасшедший  Джулио,  у  которого
никогда не было в кармане и двух лир,  как-то  раз  рассказал  мне  глупую
историю о старой картине, найденной им на чердаке его развалюхи. Он  хотел
показать ее специалисту, по возможности, иностранцу. Я  понимал,  что  это
пустая трата времени, но бизнес есть бизнес, а Джулио обещал оплатить  мои
услуги.
     - Ты помогал им объясняться друг  с  другом?  -  спросил  я,  пытаясь
выяснить, что же ему известно.
     - Нет. Джулио говорит  по-английски.  Не  так  уж  и  хорошо,  он  же
чокнутый, но говорит.
     - Ты не верил, что его картина может принести доход?
     - Да что можно найти в его доме, кроме пустых бутылок из-под "пепси"?
     - Понятно. Ты можешь отвезти нас к нему?
     Марио помедлил с ответом.
     - А почему вы хотите встретиться с Сумасшедшим Джулио?
     - Мы же договорились, что ты отвечаешь на мои вопросы, а не наоборот.
Ты сможешь отвезти нас к нему?
     Марио протянул руку.
     - Сто долларов, - безапелляционно заявил он.
     - Вот тебе пятьдесят, - я отсчитал  пять  десятидолларовых  купюр.  -
Когда поедем?
     -  Завтра  утром  я  могу  взять  мамину  машину  и  отвезти  вас   в
Пачинопедюто. Вас это устроит?
     - Вполне.
     Марио кашлянул.
     - За машину придется заплатить отдельно.  Мама  -  вдова,  и  деньги,
полученные за прокат машины, оставшейся от отца, ее единственный  источник
дохода.
     - Понятно, - кивнул я, подумав, что, возможно, слишком суров с бедным
юношей.
     Мы договорились встретиться около отеля и, вернувшись  за  столик,  я
доложил Кэрол о своих успехах. А несколько минут спустя,  допив  кофе,  мы
разошлись по номерам.


     Мы ждали минут десять, прежде чем у тротуара остановился забрызганный
грязью "фиат". Я приехал в Италию впервые  и  почему-то  считал,  что  там
всегда тепло. И теперь дрожал как осиновый лист в легком дождевике,  тогда
как Кэрол чувствовала себя  очень  уютно  в  твидовом,  отороченном  мехом
пальто. Увидев ее порозовевшее от ветра лицо, Марио уже не мог отвести  от
нее глаз.
     - Три тысячи, - прошептал он, когда Кэрол села  в  машину.  -  Больше
здесь никто не заплатит.
     - Замолчи, гаденыш, - ответил  я,  наклонившись  к  его  уху.  -  Мы,
американцы, не торгуем своими женщинами. Поехали.
     Марио вытянул руку:
     -  Двести  километров  то  двадцать  пять  центов.  С  вас  пятьдесят
долларов.
     Кипя от ярости, я заплатил и сел рядом с Кэрол.  Громко  заскрежетала
несмазанная коробка передач, и "фиат"  тронулся  с  места.  Кэрол  холодно
посмотрела на меня.
     - Вы чересчур легко сорите моими деньгами. За  пятьдесят  долларов  я
могла бы купить эту ржавую колымагу.
     Я промолчал. Проехав два квартала, мы повернули за угол и  въехали  в
гараж.
     - Одну минуту, - Марио выскользнул из-за руля  и  залез  под  машину.
Вскоре снизу донесся пронзительный вой.  Я  открыл  дверцу,  наклонился  и
заглянул под днище. Марио отсоединил привод спидометра и закрепил  его  на
электрической дрели.
     - Марио! - проревел я. - Что ты делаешь?
     - Зарабатываю на жизнь, синьор.
     - Ты что, спятил?
     - Я поклялся матери, что мы проедем не более двадцати километров,  но
утром она все равно взглянула на спидометр  Старая  карга  не  верит  даже
сыну! Как вам это нравится? Каждый раз, когда я  беру  машину,  приходится
переводить спидометр назад. А не то она ограбит меня до нитки.
     Чуть не задохнувшись от злости, я схватил Марио  за  ноги  и  выволок
из-под машины.
     - Даю тебе последний шанс. Или мы едем в Пачи-как-ее-там, или...
     - Хорошо, хорошо, к чему столько шума, - Марио оглядел гараж. - Между
прочим, раз мы уже здесь, вас не интересуют наркотики?  Марихуана,  гашиш,
кокаин...
     - Где тут телефон? Я хочу позвонить в полицию. - Мои слова  произвели
магический эффект. Марио метнулся за руль, даже не отсоединив  дрель.  Она
волочилась за нами метров тридцать, а потом покатилась по асфальту.  Кэрол
удивленно взглянула  на  меня,  но  я  покачал  головой,  предупреждая  ее
вопросы. Я хотел, чтобы Марио оставался в неведении относительно наших дел
с Сумасшедшим Джулио. Иначе он вцепится в нас, как бульдог.


     Два часа спустя мы приехали в Пачинопедюто.
     - До фермы Джулио два километра  очень  плохой  дороги,  -  обрисовал
ситуацию Марио. - Вы и синьора можете попить кофе, а я схожу за Джулио.
     - Нет. - Я покачал головой. - Ты останешься здесь, а мы с мисс Колвин
поедем на ферму.
     - Это невозможно, синьор. Если с машиной  что-то  случится,  мама  не
получит страховку.
     - Машина не застрахована, - отрезал я.
     - Но вы не знаете дорогу.
     - Не забывай, Марио, что ты имеешь дело с телепатом.
     - Но я не могу доверить незнакомцу мамин автомобиль.
     - Ну что ж, - я огляделся. - Тогда начнем с полицейского участка.
     - Будьте осторожны с тормозами, - Марио смиренно вылез из кабины. - А
то машину заносит вправо.
     - Благодарю, - я сел за руль и включил первую передачу.
     - Почему вы так грубы с бедным мальчиком? - возмутилась Кэрол.
     - Если бедный мальчик не состоит в какой-нибудь банде, -  отпарировал
я, - то лишь потому, что его оттуда выгнали.
     "Фиат" немилосердно  трясло  и  бросало  из  стороны  в  сторону.  Мы
проехали  мимо  развалин  средневекового  замка  и  свернули  направо,   к
небольшому  домику,  прилепившемуся  к  горному  склону.  Шестое   чувство
подсказало мне, что мы у цели.
     - Здесь? - удивилась Кэрол. -  Неужели  в  таком  сарае  можно  найти
картину Леонардо?
     - Верится, конечно, с трудом, но лет пятьсот тому назад если не  этот
дом, то замок смотрелся иначе. Леонардо долго жил в Милане  и  вполне  мог
наведываться в эти края.
     - В эту развалюху?
     - Нет, конечно, я говорю  про  замок.  Тут  должна  быть  пещера,  и,
вероятно, там Джулио нашел картину, - мое сердце екнуло,  так  как  передо
мной вновь возникло круглое деревянное сооружение. На нем стояли  картины.
- Я чувствую, их там много.
     - Вы полагаете, Джулио нашел подземный склад?
     Из дома вышел старик, в дорогом, сером в полоску костюме и направился
к нам. Правда, впечатление портила мятая рубашка и  грязные  кроссовки.  В
руках он держал двуствольный дробовик.
     Я опустил стекло.
     - Привет, Джулио. Как поживаете?
     - Что вам надо? - прорычал он. - Убирайтесь отсюда!
     - Я бы хотел с вами поговорить.
     Джулио поднял дробовик.
     - Не о чем нам говорить.
     - Я хочу лишь задать пару вопросов.
     - Послушайте, мистер... Еще одно слово, и я начну стрелять.
     - Вы продали "Мону Лизу" мистеру Колвину. Где вы взяли этот портрет?
     - Я вам ничего не скажу.
     - Прекрати, Джулио, - я вышел из машины. - Где пещера?
     У старика отвисла челюсть.
     - Откуда вы знаете о пещере?
     - У меня есть свои секреты, - уклонился я от прямого ответа.
     - Так вы телепат?
     - Правильно. И прошу в дальнейшем иметь это в виду. Так где пещера?
     - А вы не заявите в полицию?
     - Разумеется, нет. Наоборот, ты сможешь на  этом  заработать.  Пещера
там? - Руководствуясь шестым чувством, я направился  к  оливковой  рощице.
Джулио и Кэрол последовали за мной.
     - Я нашел ее три или четыре года назад и никому о ней не рассказывал,
- объяснял на ходу Джулио. - А потом подумал, почему  я  не  могу  красиво
одеваться? Почему модная одежда только у ловкача Марио? Но я  продал  одну
картину Только одну.
     - А сколько картин в пещере?
     - Пятьдесят. Или шестьдесят.
     - Довольно глупо из такого разнообразия выбрать именно "Мону Лизу".
     - Но, синьор, - Джулио всплеснул руками, - они все "Моны Лизы".
     Я остановился, как вкопанный.
     - Что?
     - Они все "Моны Лизы", - повторил Джулио.
     - То есть в пещере пятьдесят или шестьдесят одинаковых картин?
     Джулио переступил с ноги на ногу.
     - Не совсем они одинаковые.
     - Но какой в этом смысл? - Я посмотрел на Кэрол, но  и  та  не  могла
сказать ничего вразумительного. - Пошли, разберемся на месте.
     Мы вошли в рощицу, и Джулио,  положив  дробовик  на  землю,  отбросил
несколько листов ржавого  железа.  Перед  нами  открылась  черная  дыра  с
уходящими вниз каменными ступенями. Джулио пошел  первым,  мы  -  за  ним.
Лестница привела нас в подземный коридор. Стало  совсем  темно.  Я  дернул
Джулио за рукав.
     - Мы же ничего не увидим. У тебя есть фонарь?
     - Я купил один на деньги, полученные от синьора  Колвина,  но  в  нем
сели батарейки.
     Он зажег спичку, а от нее -  фитиль  керосиновой  лампы,  стоящей  на
каменном полу. Дрожащий огонек осветил массивную деревянную дверь.  Джулио
повозился с замком и  толкнул  ее.  Несмотря  на  почтенный  возраст,  она
бесшумно отворилась и... Мы стояли  на  пороге  большой  пещеры.  Я  почти
физически ощутил, как, мимо меня проскальзывали закутанные в  плащи  люди,
жившие здесь много веков тому  назад.  Я  слышал  шаги  великого  маэстро,
тайком спускающегося по ступеням. Я видел таинственную машину, порожденную
разумом гения.
     - Чего вы ждете? - И Джулио, высоко подняв фонарь, вошел в пещеру.
     Мы последовали за ним. В слабом свете  керосиновой  лампы  пред  нами
предстало круглое сооружение, напоминающее обод лежащего на  боку  колеса.
Под ободом виднелись шестерни и соединенный  с  Ними  длинный  стержень  с
рукояткой на конце,  похожий  на  коленчатый  вал  автомобиля.  Сооружение
выглядело, как карусель, только вместо лошадок на  ободе  стояли  картины,
обращенные к центру. Там располагалась будка с тремя стенами, в  одной  из
которых на уровне глаз я заметил две дырки.
     И тут меня осенило. Леонардо да Винчи,  величайший  ум  человечества,
художник, инженер, философ, изобрел движущиеся картинки. Синематограф!
     И машина, долгие столетия простоявшая в  пещере,  не  что  иное,  как
самое  дорогое  сокровище,  когда-либо  найденное  человеком.  Перед   ней
бледнела даже могила Тутанхамона. К тому же машина составляла  лишь  часть
уникальной находки. Великий Леонардо, с его  стремлением  к  совершенству,
взял за основу самое знаменитое  свое  творение.  "Мона  Лиза",  жемчужина
мирового искусства, стала для него кадром первого в  истории  человечества
фильма.
     Едва дыша от волнения, я вошел в будку и прильнул к отверстиям. Я  не
ошибся. Сквозь линзы, спрятанные в  дереве,  я  увидел  еще  один  портрет
флорентийской красавицы. В мерцающем свете керосиновой лампы она выглядела
удивительно живой. Руки ее находились чуть выше, чем  на  двух  портретах,
виденных мною ранее, словно она хотела поднести их к шее. Отступив на шаг,
чтобы хоть немного свыкнуться с увиденным, я заметил, что  Джулио  повесил
лампу на крюк, торчащий из стены, и пошел вдоль  обода,  спичками  зажигая
остальные лампы. Покончив с этим, он взялся за рукоятку стержня.
     - Разве механизм еще работает? - удивился я.
     - Я смазал и почистил шестерни, так что теперь они как новенькие.  Он
повернул рукоятку, и обод пришел в движение,  медленно  набирая  скорость.
Джулио махнул рукой, приглашая меня взглянуть в окуляры. Я шумно глотнул и
вновь вошел в будку. Чудо следовало за чудом.  Мне  предстояло  увидеть  в
действии шедевр Леонардо, прикоснуться к сотворенному им совершенству.  И,
быть может, раскрыть секрет загадочной улыбки Джоконды.
     Благоговейно  прильнул  я  к  отверстиям  в  стене  и  увидел   живую
двигающуюся Мону Лизу.
     Она подняла руки к шее, легким движением обнажила левую грудь, поведя
плечиком, поправила платье и, сложив руки, улыбнулась.
     - О боже! - прошептал я. - О боже, боже, боже!
     Джулио крутил ручку, и я снова и  снова  смотрел,  этот  удивительный
фильм, не в силах оторвать глаз. Леонардо добился полной тождественности с
реальностью.
     Кэрол дернула меня за рукав.
     - Пустите меня. Я тоже хочу посмотреть.
     Я отступил в сторону, пропустив ее к окулярам. Джулио радостно крутил
рукоятку. Через минуту она повернулась ко мне.
     - Это невозможно. Я не слишком  хорошо  разбираюсь  в  искусстве,  но
Леонардо не мог пойти на такое...
     - Все художники одинаковы, - возразил я. - Они делают то, что требует
покупатель. Известно, что Леонардо  часто  приходилось  выполнять  капризы
знати, а высокорожденные славились не столько умом, как пороком.
     - Но такая работа...
     - Возможно, у него были помощники. Создавая статую герцога Сфорца, он
вполне мог тайком приезжать сюда и рисовать левую...
     -  Давайте  обойдемся  без  пошлостей,  -  прервала  меня   Кэрол   и
повернулась к вращающейся машине. - Сколько, по-вашему, это стоит?
     - Кто знает? Картин примерно шестьдесят. Если вывезти их  из  Италии,
каждая будет стоить миллион. Может, десять миллионов. А может, и миллиард,
особенно та...
     - Я знал, что этот день будет для меня удачным, - послышался знакомый
голос.
     Я обернулся. У двери, с дробовиком в руках, стоял Марио.  Оба  ствола
смотрели мне в живот.
     - Что тебе надо? - рявкнул я и, поняв нелепость вопроса,  добавил:  -
Почему ты угрожаешь мне?
     - А разве вы не угнали мамин автомобиль? -  Марио  хмыкнул.  -  И  не
грозили мне полицией?
     - Неужели ты принимал мои слова всерьез?
     - Конечно,  синьор,  особенно,  когда  вы  заговорили  о  шестидесяти
миллионах.
     - Знаешь что... - Я шагнул к нему, но Марио  остановил  меня,  подняв
дробовик на пару дюймов.
     - Да?
     - Ты ведешь себя глупо. Денег хватит на всех.  Я  хочу  сказать,  что
пятнадцать миллионов из шестидесяти - твои.
     - Я предпочел бы получить все.
     - Неужели ты убьешь нас из-за каких-то сорока пяти миллионов?
     - Лицом к  стене!  Все  трое!  -  скомандовал  Марио.  Мы  безропотно
подчинились. - А теперь я погляжу, что тут у вас творится.
     Обод с картинами еще кружился на хорошо  смазанных  шестернях.  Марио
прошел в будку, прильнул к окулярам  и  вздрогнул  от  изумления.  Коротко
глянул на нас, вновь приник к окулярам. Наконец, с бледным,  как  полотно,
лицом вышел из будки и  направился  к  нам.  Я  сжал  руку  Кэрол,  ожидая
выстрела.
     Но Марио, казалось, нас не видел. Он снял с крюка керосиновую лампу и
швырнул ее во вращающийся обод. Звякнуло стекло и языки пламени  заплясали
на сухом дереве.
     - Болван! - завопил я. - Что ты делаешь?
     - Вы видите, что я делаю, - держа меня на мушке, Марио разбил об обод
все лампы. Одна за другой картины превратились в бесполезный пепел.
     - Сумасшедший! - проревел я, перекрывая треск горящего дерева. -  Что
ты натворил?
     -  Ничего  особенного,  -  спокойно  ответил   Марио.   -   Уничтожил
порнографический фильм.
     - Ты... - я не находил слов. - Ты просто дьявол.  Ты  грабил  меня  с
первой минуты нашего знакомства, ты обворовываешь свою несчастную мать, ты
пытался  продать  мне  женщину,  ты  хотел  купить  Кэрол,   ты   торгуешь
наркотиками и минуту тому назад мог хладнокровно застрелить нас.
     - Все так, - не без гордости  ответил  Марио,  -  и,  тем  не  менее,
сказанное вами не мешает мне оставаться патриотом своей  страны.  Несмотря
на мои недостатки, я люблю Италию и мне дорога ее честь.
     - Ха! Да причем тут твой патриотизм?
     - Великий Леонардо - лучший художник всех времен и народов. Он -  мой
соотечественник, и скажите, синьор, что подумает об Италии весь мир, узнав
про это безобразие? Что скажут о нации, величайший  представитель  которой
растрачивал свой божественный дар на... - душевное волнение  не  позволило
Марио закончить фразу.
     Я покачал головой. Пещеру наполнил едкий дым, Марио двинулся к двери.
     - Пора уходить.
     - Ты не убьешь нас?
     - Это лишнее. Если кому-то из вас достанет глупости раскрыть рот, вам
все равно никто не поверит.
     - Наверное, ты прав, - я пристально посмотрел на Марио.  -  Послушай,
разве тебя не волнует потеря шестидесяти миллионов долларов?
     Марио пожал плечами.
     - День на день не приходится. Что-то теряешь, что-то находишь.  Между
прочим, если вы хотите добраться до  Милана  на  мамином  автомобиле,  вам
придется доплатить...


     Теперь, глядя на загадочную улыбку Моны Лизы, я не могу не улыбнуться
в ответ.