Джоанна РАС

                         ЭТОЙ НОЧЬЮ У МОЕГО ОГНЯ




     Карты Таро. Полная колода. Кто-то когда-то дал их мне - очень  старые
и тяжелые. И повешенный почему-то выпадает очень уж часто  -  в  три  раза
чаще, чем следовало бы. А больше здесь ничего не двигается. В  этом  доме.
Неподвижность. Даже несмотря на то, что все мы мчимся сквозь ночь к Веге в
созвездии Лиры. Со скоростью в одну и четырнадцать сотых  скорости  звука.
Почти. За стенами дома - ветер и непроглядная тьма.
     Л) пришел полчаса назад. Он пошевелили угли в очаге, потом вместе  со
своими сапогами убрался в комнату. С того места, где я сижу, видно, как он
неуклюже развалился на топчане, и ноги его свешиваются на дощатый  пол.  И
больше никого. Похоже, Л) слушает. Часы на  полке  над  очагом  показывают
десять. Полустон-полухрап раздается над Л) - над  его  сапогами,  над  его
кожаной курткой. Я вижу, как запрокинулась его светловолосая голова,  и  я
переворачиваю Восходящее Солнце, Императрицу и Смерть. Повелитель  -  тот,
что заставляет мужчин плясать во тьме ночи, а потом  убивает  их  -  шумно
бьется в проводах, но этой ночью он не замечает Л). А Л) - тот сказал  бы:
"Просто ветер". Похоже, Л) уснул. А мне кажется, это весьма серьезное дело
- мчаться сквозь пространство с такой  скоростью,  не  имея  ни  малейшего
понятия о том, куда летишь.
     Сегодня вечером мы были под водой. Но  происходило  нечто  -  и  вода
разглаживала серебро  оконных  стекол.  Теперь  мы  на  поверхности,  и  я
раскладываю карты под тиканье часов, и  в  абсолютном  безмолвии  проходит
ночь. Вой ветра не слышен, ибо тон его слишком высок, но время от  времени
порывы едва не заваливают дом. Я слушаю. Восходящее Солнце и  Воскресение,
за ними следуют Вдова, Смерть, Повешенный, Алчность и снова - Воскресение.
Ныне такие карты используют лишь для гадания.  Тихо-тихо,  так,  чтобы  не
скрипнула ни одна половица, я подхожу к Л) и коротким движением встряхиваю
его, и тотчас же убираю руки прочь. Он вскидывается и глядит  тупо  сквозь
путаницу упавших на лицо светлых волос. Такой большой-большой  и  красивый
мужчина.
     - Там снаружи кто-то есть, - говорю я.
     Л) глядит. Соображает. Его женщина говорит, что кто-то есть  снаружи.
Он встает. Сколько всего происходит и все - в одну ночь! Я следую  за  ним
по пятам, и выглядываю из-за  его  широкой  спины,  и  учтиво  отступаю  в
сторону, приглашая старика войти. Однако, Л) это не нравится. Я бросаю  на
него взгляд, косой взгляд, ясный, даже слишком ясный  взгляд,  похожий  на
те, которые бросают существа под листьями. Почему бы нам его не  впустить?
Прояви благородство - позволь ему войти, пусть входит. И Л) отодвигается -
громадный, словно башня - нехотя и небрежно. Действительно, почему  бы  не
впустить? Старого. Сгорбленного. И тот входит, с трудом переставляя ноги и
шаркая подошвами. Л) недоволен. Интересно, откуда он взялся? Загадка. А Л)
не любит загадок и тайн. Ничего не имею против старика - о, сколько  всего
происходит за одну ночь! - у  него  черепашья  шея,  и  кожа  его  покрыта
пятнами, будто  солнце  никогда  не  касалось  ее  своими  лучами.  Старая
черепаха шаркает на кухню. Этой ночью, у моего огня. Под моими часами,  за
моим столом, на моих стульях.
     - Накорми его, - говорит мой муж.
     Я подчиняюсь. В моем очаге скрыта опасность. И в проводах на стене  -
тоже опасность. Плохо. Очень плохо. Но снаружи, за стенами дома, еще хуже.
В два, в три, во много-много раз. Я слежу за  тем,  как  старик  ест.  Мне
интересно. Мне интересно все. Я слежу за  Л).  Я  смотрю  на  его  покатые
плечи, на его руки, на его мускулистые бедра. Всему, я полагаю, есть  свои
причины. Л) уходит в комнату. Я остаюсь наедине  со  стариком.  Я  начинаю
раскладывать карты. Старик берет одну:
     - Что это?
     - Это? Это - Смерть.
     - А это что?
     - Воскресение.
     Я пытаюсь продолжить расклад, но он  хочет  забрать  все.  Зловредный
старик. Я жалуюсь. Л) говорит, чтобы я оставила карты в покое. Оттуда,  из
комнаты. Изнутри. Издалека. Но я не возражаю. Я отдаю все будущее прямо  в
руки старику. Мы продолжаем в том же сумасшедшем темпе. Дом гудит.  Старик
уже сбросил на пол все мои карты; он смахнул их со стола с воплем:
     - Я хочу! Хочу! Хочу!
     Он вопит и трясется, словно совсем обезумев.
     Я собираю карты. Медленно, спокойно и  даже  добродушно.  Я  объясняю
старику, что карты символизируют  мир.  И  что  мир  соткан  из  сплетений
противодействующих сил. И что Земля вращается вокруг Солнца.  А  Вселенная
разлетается в бесконечность. Подобно ныряльщику,  парящему  в  неподвижной
водной толще, я огибаю стол, и карты проплывают  перед  стариком:  Смерть,
Смерть, Смерть. И мне известно, мне прекрасно известно, как это делается.
     - Знаешь ли ты, старик, что означает это? - говорю я. - Это  означает
Смерть.
     - Знаешь ли ты, старик, что означает это? - говорю я. - Это  означает
Смерть.
     - А вот это - означает Забвение, - говорю я. - Вот -  Воскресение  во
Славе, а вот - Сила, а вот - Добродетель.
     Поздно ночью предметы зачастую исчезают и превращаются  в  силу.  Они
становятся энергетическими полями. Мой большой белый сундук - дьявольский;
он клацает, скрипит, грохочет. Моя нарядная скатерть ниспадает в  пустоту.
Мои  карты,  дивно  притягательные,  они  переливаются  красным,  зеленым,
желтым, синим. Старик наблюдает за мной. Он знает. О, как он глядит! И как
знает! Обращаясь к людям, я  всегда  говорю  "дорогой,  дорогая".  Ведьмы,
таким образом, женщины домашние, и потому я гадаю ему, а мой мужчина  спит
в соседней комнате, а Земля  вращается  вокруг  Солнца,  Солнце  -  вокруг
далекой звезды. И все это с устрашающей скоростью летит чрез небеса. А  Л)
безучастно спит, и шевелится во  сне,  и  переворачивается,  длинный,  как
дерево, и цепляет каблуком пол. И просыпается.
     - Пусть убирается, - так говорит мой мужчина.
     Старик вздрагивает и судорожно открывает рот.
     - Пусть  убирается!  Выставь  его  отсюда!  -  требует  мой  мужчина,
появляясь в дверном проеме.
     Он огромен, он заслоняет собой всю дверь. Он всегда забывает из  чего
соткан мир. Кожа старика покрыта пятнами. Он хлопает ладонью  по  столу  и
мычит, как глухонемой.
     - Не могу, - произношу я, потупив глаза.
     Л) стоит на пороге - непреклонный и абсолютно невозмутимый. Он делает
шаг вперед, приподнимает старика за шиворот, выталкивает наружу и запирает
за ним кухонную дверь.
     Я смиренно отвожу взгляд. Время близится. Но я -  при  чем  тут  я  -
такая маленькая? И  все  во  мне  наполнено  светом...  Разве  я  способна
кому-нибудь навредить? И в этот миг ветер снаружи ударяет в кухонную дверь
- сегодня он несет в себе так много. Это - подарок, подарок для  меня.  О!
Ветер наполненный смертью. Ветер-убийца.
     Л) встает. Он выглядывает за дверь. И вскрикивает от  ужаса.  Слишком
неожиданное  зрелище  -  Л)  не  смог  сдержать  восклицания.   Лицо   его
перекошено, брови ползут вверх,  он  до  боли  прикусывает  губы.  О,  мой
дорогой, мой милый, мой любимый - теперь и ему видно и слышно то, что вижу
и слышу я. Он со стоном прислоняется к косяку, и холодный пот струится  по
его лицу.
     Старик повесился у нас на крыльце.
     Наконец-то  он  сломлен,  мой  мужчина!  В  своем  полете,   в   этом
головокружительном вихре мир добрался  до  него.  И  теперь  он  болен,  и
никогда уже ему не прийти в себя, ибо в его голове все перевернулось раз и
навсегда.
     У меня же все иначе. Я - в полном порядке.