КОНЕЦ ПУТИ
Волны накатывались на берег, стремясь снести его со своего пути. Но
шумно взлетев на гальку, они теряли порыв и бессильно просачивались
обратно в море.
Одинокий человек двигался вдоль берега, останавливался, снова
пускался в путь, и останавливался опять. Красноватые, подернутые дымкой
солнечные лучи пробивались над горизонтом, окрашивая окружающее
нереальными, мерцающими при каждом движении, бликами. Феерическим пламенем
сверкал камень, выраставший из волнующихся вод. Он был неотделим от стихии
волн - неровный, шероховатый, со множеством выступающих граней.
Вершина камня оканчивалась конструкцией, похожей на устаревший
крейсер типа "дельта". Такие же нацеленные в звезды шпили-антенны неравной
длины, такая же несоразмерность, дисгармония и, в то же время, изящество,
устремленность к неведомому - воплощенное в камне движение.
Человек долго не мог оторвать взора от захватывающего зрелища. Кровь
гулко отдавалась в висках, горяча тело, обдуваемое легким ветерком. Хотя
местность вокруг, куда доставал взор, была застроена многочисленными
копиями прибрежных замков, твердынь, памятниками архитектуры многих миров,
на которые ступала нога земных космопроходцев, такого потрясения он еще не
испытывал: почти не осталось сомнения, что именно бурлящее море и породило
этот каменный цветок, подобный Афродите, рожденной из пены морской...
"Вот он каким должен стать... конец пути..." - мелькнула мысль и тут
же унеслась, подхваченная ветерком.
Ветер то затихал, то снова взбивал волны. Пляшущие на вечных стоянках
модели парусных суденышек подчеркивали строгую красоту замка белыми,
алыми, многоцветными хлопающими парусами. Движение волн, корабликов, игра
ярких парусов создавали впечатление, что здание движется, и даже живет
своей, непонятной людям жизнью.
Человек был так захвачен зрелищем, что не заметил, как оказался по
щиколотки в воде. Очнулся он от громкого покашливания, которым пытались
привлечь его внимание.
- Кха-кха!
Он быстро выскочил из воды.
- Доброе утро. Ну как? Нравится? - спросил его кряжистый человек в
тельняшке. На груди у него блестел золотой значок ветерана Космофлота.
Улыбаясь, "моряк покосился на такой же значок на форменке космодесантника.
- Не очень-то доброе, хотя и замечательное, - со вздохом ответил
косомодесантник, оправляя куртку.
- Как я понимаю, к нам насовсем. Согласились пощекотать нервишки
"игрой"?
- А?... Да. Почему бы и нет? Время разбрасывать камни закончилось,
настало время собирать их...
- Поль, - представился "моряк", - просто Поль.
- Сергей... Мартынов, - сдержанно произнес приезжий.
- Неужели "Звездный дед"?! - удивился Поль. - Вот уж не надеялся
увидеть вас здесь. А я думаю, что за знакомое лицо? Ходят легенды о том,
как вы обставляете одну медицинскую комиссию за другой. Когда меня после
училища назначили в поисково-аналитическую группу, вы возглавляли Третью
галактическукую. Но вот уже скоро сотню лет я топчу камни этого проклятого
острова, а вы все еще в Космофлоте. Сколько же вы продержались?
- Немного не дотянул до пятисот.
- Поразительно! Вот это да! Еще никому не удавалось продержаться и
половины этого срока. Даже одной трети, и то немногим! Да, вас по праву
можно называть "звездным Мафусаилом"!
- Как-то позабыл о возрасте, все время не хватало еще одного дня,
часа, минуты, а напоминать было "неудобно". - Мартынов глянул на
сгущающиеся тучи и добавил: - Все дело в том, что на Земле меня никто не
ждал. Все медицинские исследовательские центры здесь, а не в пространстве,
это я вовремя сообразил. В конце оказалось, что на меня даже карточку не
завели. Предполетный медицинский контроль занимается здоровьем, а не
возрастом, поэтому есть возможность сыграть на личных симпатиях. Вот так и
кочевал из одной экспедиции в другую, пока не нарвался на пенсионную
комиссию. В последнее время все стало сложнее...
- Понятно! Кто же добровольно оставит звезды? - Они шли вглубь
острова. - Вы в гостиницу? Я вас подожду. По вечерам мы собираемся в
хижине старого Хэнка. Приходите. Познакомитесь с нашими старожилами,
расскажете новости. А?
- С удовольствием, - согласился Мартынов. - Я решил остаться
насовсем. Для участия в психологическом эксперименте. Хотелось бы знать,
что за тайны мадридского двора, что за проблемы...
- Хмм, - скривился Поль. - Вас ведь предупредили, что отсюда дороги
назад нет? Оставь надежду всяк, сюда входящий... О, сейчас будет дождь, -
обрадованно добавил он, подняв ладони вверх.
- Побежали...
Сергей подошел к утесу, нависшему над морем, как будто только и
ждущему, чтобы свалиться на смельчака, посмевшего оказаться над ним.
"Должно быть, сверху потрясающий вид", - подумал Мартынов и стал
взбираться по скале. Остров пришелся ему по вкусу. Красивая природа,
необычный ландшафт, мягкий климат и... космонавты-отставники, на славу
поработавшие в течение многих лет. И еще - тайна, окружающая эксперимент.
По правде говоря, он догадывался в чем дело, хотя полной уверенности еще
не было. Извечно смерть ужасала и привлекала людей, лучшие умы уделяли
изучению ее бездну времени, старались отодвинуть, победить. И вот, люди на
пороге того, чтобы вычеркнуть тот страх и беспомощность, которым смерть
была причиной. Даже одно ее приближение. Даже невесомое дуновение ее. А
что же теперь?
С горечью думал Сергей Мартынов о тех парнях, которые сложили свои
лихие и ох какие незаурядные головы при освоении новых планет, работах в
космосе, сгинули где-то в бездонных глубинах пространства. Скольких
Ньютонов и Архимедов, Кулибиных и Эйнштейнов потеряла Земля? Скольких еще
потеряет? Вот вернуться бы в прошлое, попридержать их вовремя, сберечь для
человечества... Но время неумолимо. Оно безвозвратно отбирает друзей и
надежды, связанные с ними. Здесь же, на острове, по всей видимости ставят
на тех, кому удалось уцелеть. Но жизненный опыт - не только достоинство:
часто это и недостаток. При всей своей привлекательности многое из
увиденного им несло печать шаблона и консерватизма, хотя было достаточно
дел, к которым бывшие "волки космоса" прикладывали свои натруженные руки.
Одни копировали памятники зодчества различных миров, другие
воспроизводили прославленные образцы техники, проекты, так никогда и
нереализованные. Сооружения из системы 61 Лебедя соседствовали с
псевдохрамами Греции, к копии Пантеона Славы, что на Канопусе, приник
цейлонский храм, а пещеры Аджанты бросали вызов суровому великолепию
строений габриан.
В заливе на вечной стоянке прильнули к воде парусные и моторные суда
- от долбленок древних мореходов, до копий могучих линкоров Эры
Разделенных Наций... А в глубине острова космодромы следовали один за
другим: те, что были построены на других планетах, и те, что никогда не
были и вряд ли когда-то будут. У самой гостиницы разместили стартовый
комплекс космодрома. Сергей пролежал на земле пять часов, рассматривая
работу автоматов.
Тороидальный дирижабль, наполненный гелием, с размещенными внутри
металлическими фермами стартовой площадки, загружался челноком типа
"земля-орбита-земля". Затем весь комплекс плавно отрывался от поверхности
и устремлялся вверх, и там, в вышине, стартовал челнок - голубое пламя с
ревом било из сопел и корабль уносился еще выше. Через какое-то время
дирижабль садился, приземлялся и челнок. Роботы суетливо готовили их к
очередному старту. И так раз за разом.
Из всех условий, которые Мартынову поставили перед началом
эксперимента, больше всего ему не нравились два: никогда не покидать
острова и всеми доступными средствами заботиться о своем здоровье. Со
всеми остальными пунктами он был согласен, хотя и находил их достаточно
странными. Последние же два считал не только бессмысленными, но и глупыми.
Тем не менее, согласился их принять. Теперь до конца своей жизни он
останется здесь, на острове.
До вершины оставалось лишь метров десять. Когда он перепрыгнул с
одного камня на другой, из провала неожиданно выскочил прозрачный шар,
около метра в диаметре, из него вырывались сполохи света. На фоне хмурого
моря и серых скал механизм выглядел инородным, чуждым всему окружению. Шар
покоился на шести длинных суставчатых конечностях из блестящего металла.
Он напоминал паука, но издав серию вспышек, завопил вполне человеческим
голосом:
- Назад! Прошу вернуться назад!
- В чем дело? - спросил Сергей.
- Опасная зона! Вход людям категорически запрещен!
- Ах, вот как? Скажите-ка, мистер робот, где мне найти старого Хэнка?
Вспышки заиграли с новой силой так, что слились в единый поток света.
- Хэнк Бауэр, по прозвищу Старый Хэнк, погиб двадцать семь лет назад!
- Неужели? - Мартынов не стал поправлять его; если робот сказал, что
старый Хэнк погиб, а не умер, значит так оно и было. - Каким же образом?
- Сорвался с этой скалы вниз. Вход человеку запрещен!
"Интересный исход, - отметил он про себя. - То-то меня так усердно
предупреждали, что эксперимент опасен и, дав согласие на участие в нем, я
не смогу уже что-либо изменить". А вслух произнес:
- Понятно. Но я обещал прийти в его бунгало.
- Курс северо-восток. Через холм к морю. Ровно пятьсот два метра по
прямой.
"Может быть, по прямой и полкилометра, - подумал Сергей, подходя к
низкому жилью, выбитому в сплошной каменной скале, окна и двери которого
выходили к морю, - а вообще-то километра три наберется".
- Ба!... Да кто это к нам пришел? Дед...
На табуретке, вырезанной из гранита, сидел перед входом хорошо
знакомый Мартынову пилот Андрей Пименов. В руках у него было подобие
молнии из дерева, заканчивающейся стилизованной безобразной физиономией
одноглазого Одина, с обвивающей молнию бородой, и в двурогом шлеме.
Умелыми, точными движениями Андрей полировал фибулу-заколку фланелью. Не
вставая с табуретки, он развел руками, показывая удивление.
- Добро пожаловать на остров мертвых! - театрально-прочувствованно
продекламировал он. - Еще один ходячий покойник! Интеллектуальная кладовка
человечества пополнилась новым редким экземпляром.
- Черный юмор? - усмехнулся Мартынов. - Мог бы и поприветливее
встретить гостя. Что здесь у вас происходит?
Они обменялись рукопожатиями.
- А... ничего нового... Все надоело. И эти камни, и море, и небо...
Не жизнь, а простокваша... Сидишь сиднем, развлекаешься, да по докторам
бегаешь. Тоска! За многочисленные прегрешения страдаю, искупаю теперь свои
бурные годочки. - Он сердито стукнул себя по колену. - Жить по-человечески
не дают, и умереть тоже. Дождутся, что сработаю атомную бомбу и пущу всех
к черту на воздух... Впрочем, у тебя времени впереди много, сам все
поймешь.
- Меня пригласил Поль...
- Какая разница? Сюда приходят, кто хочет. На остров попасть
несложно, но уж если заманили - отсюда не вырвешься... А посещать можно
любое место - медицинский центр, энергетический комплекс... в общем, все.
Сюда приходят все старожилы, новенькие не больно-то суются. Болтовня их не
привлекает. Пустые разговоры, как и все наше существование. Долгая жизнь
хорошая штука, когда можешь рисковать ею, когда вдыхаешь чужой воздух на
чужих планетах, где каждый шаг таит опасность. Когда же этого нет, а
только сытое существование, жизнь утомляет... Захочешь освободить этот мир
от своей бренной плоти и не сможешь. Откачают, залатают, пристыдят,
напомнят о долге перед человечеством и тому подобном, и опять пустят
резвиться под солнышком. Гляди! И сейчас шпионят!
Из-за валуна метрах в десяти от них выглядывали две бусинки на спицах
- зрительные органы робота-хранителя. Булыжник килограммов на пят полетел
в том направлении и, стукнувшись о камень, отлетел в сторону.
Перископические глаза исчезли и послышался визг возмущения.
- Сэр! Вы повредите меня. Я буду вынужден жаловаться!
- Валяй, жалуйся, банка консервная, - равнодушно буркнул Пименов.
- Какая муха тебя укусила? - поинтересовался Сергей. - Ты же знал,
что будет нелегко. Кто еще из наших ребят здесь?
- Хватает... Бак Зарипов, Юки Фугава, Пит Забровски. Это из тех, кого
знаешь ты. Есть и другие.
- Неужели все думают так же, как и ты? С такой компанией можно горы
своротить, а весь этот остров по камню перебрать. Я уже не говорю о том,
что просто провести время было приятно.
- Вот-вот, - закивал Андрей, - все мы вначале были такими же
оптимистами. Высокая цель, большая ответственность, именно я и никто
другой избран для эксперимента...
- Послушай, - оборвал его Сергей, - так что же это за эксперимент? Вы
то уже догадываетесь, наверное?
- А черт его знает, - ожесточился Пименов. - Что-то вроде
психологической совместимости группы людей, наделенных "бессмертием". Иные
варианты не исключены... А вот и Поль, наша умница. Оптимист
неугомонный...
Подошел Поль и поздоровался.
- Вы уже здесь? Как впечатления? - под мышкой он держал бутылку с
цветистой надписью. Увидев ее, Андрей оживился, даже привстал с табуретки.
- Скажите, Поль, - обратился к нему Мартынов, из-за чего погиб Хэнк
Бауэр?
- Сиганул со скалы. Вон с той, - вмешался с пояснениями Пименов,
небрежно ткнув рукой.
- Почему?
- Со временем поймете, - ответил Поль. - Медики считают, что это был
психологический срыв. Нервные клетки постоянно разрушаются и
воспрепятствовать этому невозможно. Тяжело ждать своего конца. Раньше
самоубийства были достаточно частым явлением. Наказание жизнью одно из
самых страшных.
Подошло несколько мужчин. Мартынов отметил, что женщин на острове он
еще не видел. Поль продолжал:
- Вам, конечно, интересно, что здесь происходит. Но никто не даст вам
ответа. Наверное, это одно из условий эксперимента, главная задача
которого - дать нам возможность прожить как можно дольше...
- Скажите, командор, - обратился к Мартынову человек, представившийся
как Джин Грилла, - говорят, сейчас понизили возраст комиссованных. С чем
это связано?
- Пожилые не выдерживают напряжения Глубокого Космоса. Участились
случаи гибели во время операций. В основном, у изыскателей предпенсионного
возраста. Поэтому.
- Случаи гибели или... самоубийства перед списанием на слом? -
язвительно спросил Пименов, уже льнувший к Полю, который переложил бутылку
подальше от него. - Уж лучше это, чем сопливый гуманизм. Из жизни нужно
уходить красиво, а не издыхать поэтапно, наращивая моторесурс до тех пор,
пока уже человеком перестанешь именоваться...
- Нет, - возразил Мартынов. - Все значительно проще. Каждый хочет
совершить что-то сверхгероическое перед отставкой. Вот и суется, куда не
следовало бы. А реакция уже не та...
Пименов пригласил всех внутрь.
Они вошли и стали рассаживаться. Волнение охватило Сергея. Кругом
царил хаос. Смешение стилей, каскад художественных находок бросался в
глаза, будоражил мозг - видимо, хозяин этого дворца-мастерской был
мастером и долгие годы работал над своим жилищем.
На массивном резном столе из светло-серого гранита застыла голова на
короткой шее. Полированный темный мрамор оттенял острые черты. На лице
аскета особенно выделялись большие глаза, нос крючком и лысина еще более
подчеркивали их величину.
- Автопортрет Хэнка, - сказал Поль и зажег массивную свечу в каменном
подсвечнике, напоминавшем малахитовый цветок, испещренный золотистыми, с
крапинками серебра, прожилками. - Каждый пытается создать что-то нужное и
кладет на это много сил, - задумчиво продолжал он. - Лучше не
привязываться к одному занятию. Вот Хэнк считал иначе, он был одержимым, а
когда иссякло его вдохновение...
Сергей еще раз вгляделся в каменный лик. Неровные блики,
отбрасываемые свечой, одухотворяли его. Мысль билась в каждой черточке, в
каждой складке. Он почувствовал, что изображенный в камне человек близок
ему по духу, они могли бы стать друзьями.
- А не пора ли реализовывать? - пименов указал на бутылку с
жидкостью. И, когда она пошла по кругу, изрек: - Я считаю, Хэнк струхнул.
Он только и говорил о своей работе, а когда самовыразился, то перепугался,
что остался один на один с Вечностью...
На какое-то время нависла тишина, сопровождаемая аккомпанементом
волн, пока голос из дальнего угла не возразил иронически: - Протянул бы ты
на острове половину того времени, какое проработал Хэнк, тогда бы и
разглагольствовал, а чесать языком каждый может. - И затем Мартынову. - Вы
не подумайте, что болтовня Андрея - плод глубоких размышлений. Ему нельзя
действовать, иначе он все здесь разнесет, поэтому и взялся за роль вечно
недовольного брюзгливого старика. Все здесь уже многократно обговорено.
Бауэр побил все рекорды продолжительности - восемь сотен лет не шутка.
Когда на тебе не останется ни одного естественного куска плоти, то во всем
можно объединить свою "нечеловечность". Достаточно небольшого творческого
кризиса и он может оказаться последним.
- А мне кажется, Хэнк разобрался в чем дело, - раздался глуховатый
голос из другого угла. - И у него не осталось выбора. Делиться с нами -
означало провалить эксперимент... Он же не из тех, кто мог смалодушничать.
Думаю, у него был единственный выход...
- Да, невесело у вас, - протянул Сергей. - А не пытались вы взглянуть
на эксперимент под другим углом зрения? Путешествия, десанты, катаклизмы -
романтика! А какая же это романтика? В свое время мы высаживались на новые
планеты с голыми руками, по-пластунски обшаривали их. Это было важно,
очень нужно всем. Уже сейчас мы можем зажечь новое солнце, создать
рукотворную планету, искусственное сердце и еще всякую всячину. Мы можем
многое. Но знаем ли себя самих? К чему вести работы по продлению жизни
отдельной личности, если не можем использовать ту, что отпущена нам
природой? Все ограничивается возможностями нашего мозга. Так разве не
здесь, на Земле, на этом острове, передний край нашего наступления на
природу? Каждый час, каждая минута жизни, отвоеванная в этой борьбе, это
шаг вперед в познании своих возможностей. Уверен, что все здесь содержит
такое значение, которое нам трудно оценить...
Море все так же пыталось поглотить берег. Сквозь сгустившиеся облака
не пробивались звезды. Люди продолжали рассматривать свои проблемы. Беседа
дотлела, как и свеча. Все разошлись.
Мрак затопил помещение и только полоска свечения не давала ему стать
полновластным хозяином. Пятно света, захватывавшее уголок стола,
источалось наклейкой на бутылке. Яркими фосфоресцирующими буквами:
УНИВЕРСАЛЬНАЯ СМАЗЫВАЮЩАЯ ЖИДКОСТЬ
Использовать для биокибернетических
механизмов высшего класса