А. ВОЛКОВ
О ЧЕМ МОЛЧАЛИ ГАЗЕТЫ...
Будни майора, шпионские страсти или первый полет "Бурана"
Утром 30 сентября 1988 года, войдя в свой кабинет, директор НАСА
сразу понял, что недобрые предчувствия, охватывавшие его со вчерашнего
дня, не обманули. Новые неполадки на "Дискавери", грозившие в очередной
раз отложить запуск, очевидно, многим не давали покоя, и теперь в офисе
звонили все телефоны сразу. Пока директор раздумывал, с какого аппарата
начать, в разноголосый звон вплелось басовитое гудение Главного Телефона,
и все остальные испуганно умолкли. Директора прошиб холодный пот: он знал,
кто может звонить по этому телефону. Негнущимися пальцами он снял трубку и
прошептал:
- На-на-НАСА с-слушает...
- Хелло, НАСА! - раздался в трубке суровый голос, и директору стало
еще хуже. - Послушайте, я давно уже собирался вас спросить, за что вы там
получаете свой бюджет?
Директор молчал и потел. Он ждал более конкретных вопросов.
- Когда полетит "Дискавери"? - снова ожила трубка.
- Как назначено, - обрадовался директор, вытирая пот. - Неполадки не
повлияют... Уж поверьте...
- Поверю, - согласилась трубка. - Еще раз. Последний. Когда будет
готов новый корабль?
- Пятый? - спросил директор.
- Четвертый, - сурово поправила трубка.
- Через три года, - выдохнул из себя директор и приготовился к
худшему.
- А быстрее?
- Будет бюджет, будет и быстрее (пропадать, так с музыкой), - выпалил
директор свой последний резерв. Безуспешно.
- Вы не на ярмарке! - в телефонном голосе зазвенела сталь. - Три года
я вам не дам. Даже два не дам. Честно говоря, вы и одного не заслужили. Не
желаете поинтересоваться, чем я занимался сегодня все утро?
- М-м-м... - промямлил директор, поднимая свалившиеся с носа очки.
Больше он ничего выдавить уже не мог.
- Снимал лапшу, которую вы мне развешивали восемь лет! - металл в
голосе натянулся струной, струна гудела и резонировала. - Вы видели
утренние газету?
- Нет...
- Все ясно, - неожиданно спокойная интонация со всей обреченностью
показывала, что решение принято, и надеяться больше не на что. -
Полюбопытствуйте. Гуд бай.
Директор несколько секунд слушал короткие гудки, потом осторожно
положил трубку и опустился в кресло, держась за сердце. В напряженной
тишине робко зазвонил набравшийся смелости телефон, к нему присоединился
другой, и вскоре офис вновь наполнился мелодичным трезвоном. Директор
попробовал вызвать секретаршу, но автоответчик сообщил, что она ушла в
парикмахерскую. Тяжело вздохнув, директор встал и вышел из кабинета.
Лифт опять не работал, и ему пришлось спускаться к почтовому ящику
пешком. Через полчаса, тяжело дыша и стараясь не думать, как он будет
возвращаться назад, на 115-й этаж, директор открыл свой ящик и вынул
газеты. Мягкие шуршащие листы пахли новой бумагой, типографской краской и
свежей сенсацией. Принюхавшись, директор отложил "Нью-Йорк таймс",
"Геральд трибьюн" и "Вашингтон пост", точным движением развернул "Правду"
и замер.
С газетного листа, нарушая все мыслимые и немыслимые, устные и
письменные законы социалистического мироздания, на него смотрел ОН. До
боли знакомые стремительные стреловидные контуры, крепкое массивное тело,
гладкий, тщательно зализанный нос и огромный широкий хвост были увенчаны
советскими флагами и надписями "СССР". Сбоку, отчетливо видная в
ультрафиолете, проступала сквозь грубую замазку надпись красивыми ровными
буквами "Буран".
Директор не дыша смотрел на заветное фото, полученное вопреки всем
ожиданиям не из ЦРУ, а из ТАСС. Комментарии были излишни: советский
корабль не был похож ни на одно гипотетическое изображение, которыми
пичкала обывателей западная пресса, но за то необыкновенно, до
невероятности, походил на их родной "Шаттл". Походил настолько, что
абсолютно нереальными казались на нем эти флаги и надписи, и уж совсем
дико выглядели рядом с ним спаренные ускорители ракеты с массивными
нашлепками виртуальной системы спасения. Краски так и лучились с
фотографии, и директор мысленно пожалел простых советских граждан,
вынужденных читать "Правду" в черно-белом изображении. "О чем я думаю?" -
вдруг спохватился он. - "Ведь это же конец, конец! Стоп, спокойно!" -
сказал он себе и внимательно прочитал заметку под фотографией. Не найдя в
ней ничего нового для себя, он быстро просмотрел оставшуюся часть газеты,
но, к своему удивлению, не обнаружил репортажа. Директор развернул другие
газеты, ища знакомые фамилии, но ни Губарева, ни Голованова, ни Лескова,
Реброва, Тарасова или хотя бы Овчарова не нашел. Последней надеждой был
"Труд", но оказалось, что и Головачев на сей раз промолчал. "Плохо", -
подумал директор, возвращаясь к "Правде", - "Значит, теперь уже совсем
скоро." Он перечитал заметку, и ее уверенный тон, а главное, неуклонное
единодушие газет, слово в слово повторивших официальное сообщение,
наполнили его глубоким отчаянием. Стало ясно, что теперь уже ничего не
помешает "Бурану" оторваться от Земли.
Устремленный ввысь корабль был необычайно красив, его не портили даже
красные флаги на бортах и криво, по-русски, выложенные плитки теплозащиты.
И не удивительно: появись он игрой случая в других местах - и его борта
вполне могли бы быть украшены звездно-полосатыми флагами, а задняя часть -
тремя могучими двигателями.
Директор встрепенулся. Проклюнувшаяся затаенная мысль испуганно
шарахнулась от этого движения, но он заставил ее вернуться. Нехотя,
боязливо, мысль уплотнялась, обретала контуры, зрела, и, наконец,
оформилась окончательно. Директор выпрямился, вздохнул поглубже, и увидел,
что уже стоит у двери своего кабинета. Он открыл дверь, вошел и, взяв
трубку одного из немногих молчащих телефонов, набрал номер.
- Джон? Хелло, это я. Видел?
- Видел. С ума сойти!
- Джон, я тебя редко о чем спрашиваю, но сейчас мне надо знать точно,
скажи, ты бы смог запустить ЕГО?
В трубке воцарилось молчание. Директор не торопил, затаив дыхание, он
ждал ответа.
- Видишь ли, - ожила, наконец, трубка. - Ты же сам понимаешь -
двигатели...
- Двигатели будут, - пообещал директор.
- Ну я не знаю, получится ли... - неуверенный голос в трубке дрожал.
- Разные системы, идеология...
- Идеология тут ни при чем, - директор был неумолим. - Два слова: да
или нет?
Пауза затягивалась. Наконец, трубка вздрогнула, кашлянула и,
поднатужившись, выплюнула еле слышное короткое "да".
- Спасибо, Джон, я всегда верил в тебя, - с нежностью в голосе
проговорил директор, кладя трубку на рычаги. Затем он быстрыми шагами
прошелся по кабинету, собираясь с силами, подошел к столу и, глубоко
вздохнув, твердой рукой взял трубку Главного Телефона...
Сверхсекретный агент номер 747 проснулся рано утром в понедельник и
первым делом привычным волевым усилием отогнал тяжелые мысли о предстоящем
рабочем дне. Не стоило сразу портить себе настроение на всю неделю. Эти
чудаки из Лэнгли, похоже, всерьез полагают, будто служба чиновника - самое
безопасное прикрытие в России. Раньше - может быть, но сейчас!.. Агент
невольно поежился, но тут же взял себя в руки и привычной дорогой
отправился в туалет. После утренних процедур он привычно вошел на кухню и
съел привычную яичницу. Затем посмотрел на часы, встал на стул и, включив
радиоточку, привычным движением настроил ее на одному ему известную волну.
В динамике зазвучал новый модный шлягер. "Кажется, в этот раз что-то
интересное", - подумал агент и, взяв бумагу и карандаш, аккуратно записал
текст песни. Затем, воровато оглядываясь, принес из спальни толстый
"кирпич" "Истории КПСС" и, не обращая внимания на копошащуюся у мойки жену
Проську, раскрыл книгу и нашел нужную строчку о культе личности Сталина.
"Пора менять шифр", - привычно подумал он, накладывая текст на книгу.
Затем, обведя нужные буквы, с волнением прочитал получившееся сообщение, и
руки его задрожали.
- Вспомнили! Наконец-то вспомнили! Оценили, благодетели! Пронька, иди
сюда! Читай, смотри: видишь, какое дело мне доверяют! Видишь, как меня там
ценят! А тут сто десять рэ! Эх вы! Ну погодите, сорок седьмой вам еще
покажет, где раки зимуют!
Воображение агента разыгралось не на шутку. Ему уже виделась
торжественная встреча в Вашингтоне, вилла на берегу Мексиканского залива,
яхта на лазурной волне и смуглая креолка в мини-купальнике, машущая ему
рукой из-под раскидистой пальмы. Про креолку он, впрочем, вовремя
спохватившись, промолчал, но проницательная Проня все правильно домыслила
и холодно заявила, что на Мексиканском заливе одни тайфуны, что на яхте ее
укачает, и что если он через пять минут не выйдет из дому, то обязательно
опоздает на службу и потеряет премию.
Этот убийственный аргумент всегда действовал безотказно, но сейчас
агент был непреклонен. Он быстро сбегал вниз, позвонил из автомата в
учреждение и взял отпуск на два месяца за свой счет. Вернувшись, он тут же
приступил к выполнению полученного задания.
Первым делом агент взял с полки атлас. Он не надеялся на легкий успех
и страшно обрадовался, найдя Байконур с первой же попытки. Это было
хорошее начало и доброе предзнаменование, и агент в прекрасном настроении
собрал рюкзак, рассовал по карманам снаряжение и, поцеловав на прощание
жену, отбыл в аэропорт.
Когда дверь за ним закрылась, Проня немного всплакнула, вытерев глаза
уголком передника, потом удалилась в спальню, и через десять минут оттуда
вышел, сверкая новенькой формой, высокий, статный майор КГБ. Аккуратно
вложив оставленный агентом листок с шифровкой из центра в "Историю КПСС",
он положил книгу в портфель, щелкнул замком и, тихо притворив за собой
дверь, вышел из квартиры. Когда он шел по улице, девушки оглядывались ему
вслед, а мужчины провожали его завистливыми взглядами. Даже суперагент
номер 747, окажись он сейчас каким-нибудь чудом на площади Дзержинского,
вряд ли узнал бы в бравом майоре Пронине свою тихую супружницу Проню.
Майор шел на доклад к полковнику Максимову.
В аэропорту агента ждали неприятные известия: во-первых, в Байконур
самолеты из Москвы не летали, во-вторых, билеты на все даже отдаленно
похожие направления были распроданы на полгода вперед. Но это были не те
препятствия, что могут остановить профессионала: не прошло и четверти
часа, как агент выбрал самолет, пролетающий над местом его назначения.
Правда, в его точный расчет чуть не вкралась ошибка: сверившись на всякий
случай по спутниковому снимку, агент с ужасом убедился, что советские
карты безбожно врут. Самолет в последний момент пришлось спешно менять.
Агент забрался в рюкзак и, нацепив снаружи аэрофлотовскую багажную бирку,
затесался в кучу багажа, готового к погрузке в лайнер.
Агенту еще никогда не приходилось летать на советских авиалиниях, и
тем более пересылать багаж, иначе бы он никогда не выбрал этот сложный,
опасный и, главное, абсолютно непредсказуемый путь. Агент не знал, что,
путешествуя под видом багажа, он имеет равные шансы оказаться и в Сочи, и
в Магадане, и очень маленькие - в пункте назначения.
Однако, судьба по-прежнему хранила его. Аэрофлотовские служащие,
имеющие обыкновение ошибаться, на этот раз ошиблись дважды, и в результате
одна ошибка погасила вторую. Агент не видел всего этого, и, оказавшись,
наконец, в тесном трюме самолета и потирая сильно помятые при погрузке
бока, не думал, что надо благодарить провидение за точное попадание. Он
думал лишь о том, что ему не придется переживать выгрузку, которая вряд ли
будет мягче погрузки.
Загудели двигатели, самолет вырулил на полосу, разбежался и прыгнул в
синее утреннее небо. Полет начался. Агент засек время, вылез из рюкзака,
надел его за спину, пристроился поудобнее на беспорядочной груде сумок и
чемоданов и, приказав себе проснуться в назначенное время, безмятежно
уснул. Крепкий его сон не мог нарушить ни вой двигателей, ни недостаток
кислорода в трюме, ни пристальный взгляд из замочной скважины чемодана, на
котором он лежал.
...Агент проснулся за минуту до назначенного срока от звонка
наручного будильника. Подойдя к люку грузового отсека, он достал из
кармана отмычку и не без труда открыл тяжелую створку. Несколько секунд он
смотрел на проплывающую внизу равнину, потом заметил небольшой городок и,
аккуратно прикрыв за собой дверцу, нырнул вниз. Он не видел, как лайнер на
секунду приоткрыл бомболюк, пропустив наружу большой чемодан. Чемодан
выпустил длинный огненный хвост, сделал небольшой круг и, убедившись, что
все в порядке, заскользил к горизонту.
Пропадав до 500 метров, агент дернул пряжку рюкзака, и из бокового
клапана взметнулся белый купол. Перелет завершился. Приземлившись на
окраине, агент быстро собрал парашют, проводил взглядом огненную комету,
медленно летящую к югу, и понял, что цель близка. Весело насвистывая, он
поспешил в город.
Город действительно оказался Байконуром, но не успел агент
обрадоваться, как выяснилось, что жители его не имеют ни малейшего
представления ни о ракетах, ни о космосе. То есть они, конечно, часто
встречали название своего города в газетах, но все, включая постового
милиционера, были уверены, что "Космодром" - это место сбора неформальных
хулиганов в центре города прямо напротив "Пентагона". Делать здесь было
абсолютно нечего. Агент впал было в отчаяние, но, проходя мимо детского
сада, все же прислушался к звонким голосам за оградой. Через пять минут он
знал - то, что он ищет, находится совсем в другом месте с красивым
непонятным названием "Тюратам".
Известие совершенно выбило агента из колеи. Он не был готов к таким
"неожиданностям". Пришлось мобилизовать всю свою волю. Агент вновь
прислушался к детскому саду и быстро выяснил, где находится Тюратам, и как
туда добраться. Воспрянув духом, он приосанился и отправился искать
верблюда.
Поиски, однако, оказались тщетными. Агент хорошо помнил фотоочерки о
Байконуре, судя по которым, здешние места прямо-таки изобиловали этими
животными. Но ему никогда не приходило в голову, что все это - один и тот
же экземпляр, специально содержащийся для радостей фото- и кинооператоров.
И тем не менее провидение еще раз выручило его. От древнего аксакала агент
узнал, что верблюда вчера доставили в местную ветлечебницу с несварением
желудка.
Остальное было делом техники и ветеринарии. Дождавшись ночи, агент
выкрал животное и, вылечив его в близлежащем овраге, навьючил верблюда и
двинулся в путь.
Дорога была долгой, но сознание важности миссии заполняло агента
целиком, и он даже не заметил, как достиг цели.
Здесь его ждал новый сюрприз. Никакого Тюратама в указанном районе не
оказалось. Вместо него агент увидел большой город, обнесенный колючей
проволокой. Прямо в степи проволочное ограждение обрывалось проходной, на
которой полоскался выцветший транспарант: "Добро пожаловать в Ленинск!"
Через проходную туда-сюда сновали жители города и иностранные журналисты.
Журналистов пропускали беспрепятственно, местных тщательно обыскивали.
Сюрприз не смутил агента. Он уже понял, что задание будет совсем не
таким легким, как ему казалось вначале. Привязав верблюда к заграждению и
проклиная русско-казахскую географию, он смело вошел в проходную и спросил
стоявшего там солдата в зеленой форме, чем-то неуловимо напоминавшего
японца, где здесь "Буран".
Слово "Буран" произвело волшебное действие - правда, не совсем то,
которого ожидал агент. В мгновение ока он оказался прижатым к стенке, и
десятки рук шарили по его карманам, вытаскивая уникальное снаряжение. От
неожиданности агент потерял осторожность и произнес пару крепких выражений
на родном языке. Грубейшая ошибка, недостойная даже разведчика
развивающейся страны, в этот раз помогла - хватка моментально ослабла,
снаряжение вернулось в карманы, он был причесан, вычищен, поглажен и даже
побрит.
- Извините, пожалуйста! - сказал солдат-японец на чистом английском
языке со слабо уловимым - видимо ирландским - акцентом. - Вы бы сразу
сказали, что иностранец. Сами понимаете, служба. Бдительность должна быть!
- он важно поднял палец. - А "Буран"... - он подробно объяснил, где
находится "Буран", всучил агенту пачку советских газет и пригласил
заходить еще.
- Спасибо, непременно, - ответил агент, наслаждаясь музыкой родного
языка.
Он повернулся и, взвалив рюкзак за спину бодро зашагал в степь.
Когда он скрылся за горизонтом, верблюд, стоявший у проходной,
перекусил веревку, сдул горбы, поднялся на задние ноги и сбросил шкуру.
Отряхнув сверкающую форму, майор Пронин вошел в будку проходной и, кивнув
вскочившему по стойке "смирно" солдату-казаху, взял трубку телефона.
Когда из-за горизонта поднялись могучие циклопические сооружения,
агент сразу понял, что он у цели. Однако, прошло еще немало времени,
прежде, чем он различил внутри ажурных металлических сплетений контуры
ракеты и корабля, а различив, поразился их неописуемой красоте и гармонии.
Сердце агента учащенно забилось: приближался главный этап задания.
У заграждения, охраняемого суровыми солдатами-первогодками, толпились
иностранные корреспонденты. Дальше их, несмотря на все их языки, не
пускали. Агент отошел в сторонку, развернул советские газеты, подаренные
солдатом-японцем, и через четверть часа знал все самые страшные тайны:
дату и время старта, параметры орбиты и даже фамилию главного конструктора
(последняя, впрочем, была ему совершенно ни к чему). Потом, укрывшись в
бункере, и подождав, пока рассеется толпа журналистов, достал из кармана
солдатскую форму. Солдаты оцепления, увидев выходящего из бункера грозного
"деда", вытянулись и завибрировали. Цыкнув на них для острастки, агент
прошел к ракете и стал подниматься по лестнице (лифт не работал) на башню.
Но добраться до корабля ему так и не удалось. Едва он миновал два ажурных
пролета, как башня вздрогнула всем своим многотонным металлическим телом и
быстро поехала в сторону. Проклиная вездесущую автоматику, агент перебежал
на другую башню, выбрав на этот раз неподвижную.
Здесь его ждала новая проблема. Трап был отведен, и между люком
корабля и башней зияла тридцатиметровая пропасть. Агент попробовал было
привести трап в движение, но обнаружил, что тот намертво приварен к башне.
"Оно и понятно - беспилотный полет!" - подумал агент. Тяжело вздохнув, он
поднялся еще выше и полез по единственной ажурной ферме, еще прикрепленной
к ракете. Лезть было трудно, кружилась голова, но вилла на Мексиканском
заливе маячила впереди с такой необыкновенной реальностью, что агент забыл
о страхе. Наконец, он повис на концевой площадке фермы прямо над носом
корабля. Пока он раздумывал, как спуститься вниз, что-то хрустнуло над
ним, и, сжимая в руках обломки фермы, агент полетел вниз.
Любой дилетант неминуемо погиб бы на его месте, но в Лэнгли не зря
ели хлеб. Не поддаваясь панике и слегка скорректировав траекторию падения,
агент финишировал прямо в носовом сопле "Бурана", вылез из него и быстро
спустился на присосках к люку корабля.
Здесь снова возникла проблема. Отмычки крутились, замки щелкали, но
люк, несмотря на все усилия, не открывался. "Заварен", - понял агент и
заглянул в иллюминатор. Из темноты нижней кабины на него взглянули такие
же темно-карие суровые глаза. "Отражение", - подумал агент. "Сам ты
отражение", - подумал майор Пронин и еще крепче прижал люк.
Дело было плохо. До старта оставались считанные минуты, а находиться
снаружи было опасно - его могли заметить при взлете корабля. Агент
спустился ниже и, приоткрыв створку грузового отсека, нырнул внутрь.
Он упал на что-то большое и круглое и сразу понял, что это модуль
телеметрии. "Вот так удача! - обрадовался агент, открывая люк, - Здесь
можно переждать любые перегрузки".
В модуле оказалось тепло и сухо. Весь интерьер был заставлен
странными одинаковыми приборами, в которых агент к своему величайшему
изумлению узнал аккумуляторы. У задней стенки сиротливо ютились три
самописца. Они не работали.
Некоторое время агент осваивался с обстановкой. Потом посмотрел на
часы и вдруг понял, что уже давно должен лететь. Что же случилось? Он
вытащил антенну, настроил приемник на известную всем волну, услышал, что
старт перенесен на два часа, тут же уловил за стенками корабля журчание
сливаемых компонентов. Пока он осмысливал эти противоречивые сведения,
журчание прекратилось, и по ракете затопали ноги солдат и инженеров. Куда
они бежали, агент не знал, и ему даже в голову не пришло, что вся толпа
собралась прямо над ним у изуродованной фермы гироплатформ, и что помимо
прочих крепких выражений конструктор фермы был абсолютно незаслуженно
обозван американским шпионом.
К вечеру беготня стихла, агент остался один и начал предаваться
воспоминаниям. Сначала он вспомнил журчание сливаемых компонентов,
напомнившее, что ему самому не помешал бы дренаж, потом - что еды у него в
обрез, воды еще меньше, а воздуха нет совсем, и решил перейти на режим
строгой экономии.
На пятнадцатый день экономии в забытье агента ворвался какой-то
посторонний звук. Приподнявшись на аккумуляторах, он почувствовал вибрацию
и нарастающие перегрузки и понял, что полет все же начался. Помотав
головой, агент вытряхнул из нее остатки тумана и вслушался в работу
двигателей, потом, посмотрев на часы, подумал спокойно: "Десять секунд -
полет нормальный". На семьдесят третьей секунде он втянул голову в плечи,
ожидая удара, но не дождавшись, снова осмелел. Двигатели победно пели, и
душа агента подпевала им во весь голос. Теперь никто не сможет помешать
ему!
Двигатели выключились, и вместо них включилась невесомость. В модуле
стало неуютно. Плохо закрепленные тяжелые аккумуляторы толклись в воздухе
и больно пинали под ребра. "Пора!" - решил агент и, достав из рюкзака
скафандр, облачился. Затем с сожалением посмотрел на приборы и открыл люк.
Засвистел воздух, скафандр раздулся, самописцы у стены вздрогнули и
затрепетали. Агент удивленно глянул на них и шагнул в грузовой отсек.
В отсеке царил мрак. Вопреки ожиданию, корабль не раскрывал створки
трюма, а фонарик у агента давно уже сел. Ощупью найдя люк, агент не без
труда проник в кабину и вплыл на верхнюю палубу. Глазам его открылось
зрелище, которым он грезил все последние дни. Перед широким остеклением и
тускло мерцающими приборами в удобных катапультных креслах сидели два
манекена. Манекен, сидевший слева, сжимал ручку управлению. По кабине
змеились кабели, жгуты, трубки, протянутые поверх приборов от одних стоек
к другим.
Продравшись сквозь паутину проводов, агент подплыл к манекенам,
высадил одного из них из кресла, сел на его место, пристегнул ремни и
гордым взглядом обозрел пульт.
Он все-таки сумел! Пробрался сквозь суровые препоны русского режима,
козни КГБ, грозные опасности космоса, стал хозяином самой замечательной
машины, когда-либо бывшей во власти человека! И теперь его страна, его
свободная звездно-полосатая сияющая Америка получит свой пятый корабль,
получит не через три года, а сейчас, сегодня, через какой-нибудь час!
Работа заканчивалась. Корабль начал второй, последний виток. Впереди
показалось побережье Тихого океана. "Пора!" - встрепенулся агент и,
положив руки на пульт, нажал нужные кнопки.
Кнопки не нажались. Агент надавил сильнее, начиная вновь ощущать
легкое беспокойство. Кнопки упорно не хотели утапливаться. Вместо них
прогнулся сам пульт. Охваченный страшным подозрением, агент рванул пульт
на себя. Пульт, оказавшийся просто декоративной панелью, остался у него в
руках. Под панелью не было ничего. Вообще ничего. Еще не веря в
случившееся, агент потянул на себя ручку управления. Ручка выдернулась без
малейшего сопротивления.
Это был конец. Настолько внезапный и вместе с тем полный и
неотвратимый, что агент даже не сразу осознал всю глубину своего провала.
Появление у русских автоматической системы управления, которую не сумели
сделать даже американцы, было полной неожиданностью, но никому и в голову
не могло прийти, что они могут просто "забыть" поставить ручную! Сжимая
бесполезную теперь ручку, агент смотрел, как проплывают внизу океанские
волны, как появляется из-за круглого горизонта побережье Австралии...
Потом корабль развернулся, включил двигатель и, отработав тормозной
импульс, снова повернулся носом вперед. С предельной ясностью агент
представил, как мягко коснется "Буран" байконуровской полосы, как откроют
кабину, выведут его и увезут на Лубянку, как поставят на допрос перед
советским генералом... "Ну нет, не бывать этому! - возмутился агент всем
своим существом. - Америка не получит "Буран", но его не получит и
Россия!" Он встал и, превозмогая действие перегрузки, подошел к стойкам
БЦВМ.
Красные огоньки бегали по панелям, блоки натужно гудели. Машина
уверенно вела корабль к намеченной цели. Агент взялся за жгуты проводов и
с силой выдернул их из машины. Несколько огоньков погасло. Он дернул еще и
еще, раз за разом выключая блоки, пока последний красный огонек не умер в
полумраке кабины.
Но корабль не падал. Он спокойно перекладывался с борта на борт,
менял тангаж, словно не заметив потери. Отчаянным движением агент выключил
вспомогательную силовую установку. Сердце корабля остановилось,
гидросистема затихла. Но продолжали скрипеть и поворачиваться элероны,
мягко гудел на своих опорах раздвоившийся тормоз-руль.
Агент сел в кресло. Больше он ничего не мог сделать. Силы оставили
его, и он уже не видел, как устремилась навстречу кораблю полоса, как
стукнули, становясь на замки, стойки шасси, и как "Буран", мягко
коснувшись полосы, прокатился по ней и встал прямо напротив командного
пункта.
...Много шапок, фуражек и папах унес ветер в степь в этот день. А
когда утихли восторги и объятия, и конструкторы вместе с журналистами
отбыли на банкет, из нижнего люка корабля выбрался майор Пронин. Отряхнув
сверкающую форму, он строевым шагом подошел к встречавшему его полковнику
Максимову и, приложив руку к фуражке, доложил:
- Товарищ председатель Государственной комиссии...
Ветер отнес его слова в степь, и их услышали только переодетые
сотрудниками КГБ врачи "скорой помощи", тащившие из кабины "Бурана" вяло
сопротивлявшегося агента, который немузыкально орал: "Земля в
иллюминаторе...", спрашивал, что значит по-казахски "Ленинск", и требовал,
чтобы его немедленно приняли в Ассоциацию участников космических полетов.
Пронин и Максимов проводили его взглядами, потом крепко обнялись, и
полковник сел в "скорую". Посмотрев вслед удаляющейся машине, Пронин
подошел к "Бурану" и нежно прислонился щекой к еще теплому боку корабля.
Потом огляделся быстро - не заметил ли кто этой непростительной для
человека его профессии слабости, покачал рукой элерон, подумал: "Слишком
далеко разнесены - беготни много. И руль высоковат - хоть прыгай. Надо бы
подсказать Семенову..." - и зашагал строевым шагом по полосе вслед
заходящему солнцу, навстречу своим новым великим делам, победам и
подвигам.