Михаил БУЛГАКОВ
ПОХОЖДЕНИЯ ЧИЧИКОВА
Поэма в двух пунктах с прологом и эпилогом
- Держи, держи, дурак! - кричал Чичиков Селифану.
- Вот я тебя палашом! - кричал скакавший
навстречу фельдъегерь, с усами в аршин. - Не видишь,
леший дери твою душу, казенный экипаж.
ПРОЛОГ
Диковинный сон... Будто бы в царстве теней, над входом в которое
мерцает неугасимая лампада с надписью "Мертвые души", шутник-Сатана открыл
двери. Зашевелилось мертвое царство и потянулась из него бесконечная
вереница.
Манилов в шубе на больших медведях, Ноздрев в чужом экипаже,
Держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка, Фитинья...
А самым последним тронулся он - Павел Иванович Чичиков в знаменитой
своей бричке.
И двинулась вся ватага на Советскую Русь и произошли в ней тогда
изумительные происшествия. А какие - тому следуют пункты.
1
Пересев в Москве из брички в автомобиль и летя в нем по московским
буеракам, Чичиков ругательски ругал Гоголя:
- Чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обеими глазами по пузырю
в копну величиною! Испакостил, изгадил репутацию так, что некуда носа
показать. Ведь ежели узнают, что я - Чичиков, натурально, в два счета
выкинут к чертовой матери! Да еще хорошо, как только выкинут, а то еще,
храни бог, на Лубянке насидишься. А все Гоголь, чтоб ни ему, ни его
родне...
И размышляя таким образом, въехал в ворота той самой гостиницы, из
которой сто лет тому назад выехал.
Все решительно в ней было по прежнему: из щелей выглядывали тараканы
и даже их как-будто больше сделалось, но были и некоторые измененьица. Так
например, вместо вывески "Гостиница" висел плакат с надписью: "Общежитие N
такой-то" и, само собой, грязь и гадость была такая, о которой Гоголь даже
понятия не имел.
- Комнату!
- Ордер пожалте!
Ни одной секунды не смутился гениальный Павел Иванович.
- Управляющего!
Трах! Управляющий старый знакомый: дядя Лысый Пимен, который некогда
держал "Акульку", а теперь открыл на Тверской кафе на русскую ногу с
немецкими затеями: аршадами, бальзамами и, конечно, с проститутками. Гость
и управляющий облобызались, шушукнулись, и дело наладилось в миг без
всякого ордера. Закусил Павел Иванович, чем бог послал, и полетел
устраиваться на службу.
2
Являлся всюду и всех очаровал поклонами несколько набок и
колоссальной эрудицией, которой всегда отличался.
- Пишите анкету.
Дали Павлу Ивановичу анкетный лист в аршин длины, и на нем сто
вопросов самых каверзных: откуда, да где был, да почему?..
Пяти минут не просидел Павел Иванович и исписал всю анкету кругом.
Дрогнула только у него рука, когда подавал ее.
- Ну, - подумал, - прочитают сейчас, что за сокровище, и...
И ничего ровно не случилось.
Во-первых, никто анкету не читал, во-вторых попала она в руки барышни
регистраторши, которая распорядилась ею по обычаю: провела вместо
входящего по исходящему и затем немедленно ее куда-то засунула, так что
анкета как в воду канула.
Ухмыльнулся Чичиков и начал служить.
3
А дальше пошло легче и легче. Прежде всего оглянулся Чичиков и видит,
куда ни плюнь, свой сидит. Полетел в учреждение, где пайки де выдают, и
слышит:
- Знаю я вас, Скалдырников: возьмете живого кота, обдерете, да и
даете на паек! А вы дайте мне бараний бок с кашей. Потому что лягушку вашу
пайковую, мне хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот и гнилой селедки
тоже не возьму!
Глянул - Собакевич!
Тот, как приехал, первым долгом двинулся паек требовать. И ведь
получил! Съел и надбавки попросил. Дали. Мало! Тогда ему второй отвалили;
был простой - дали ударный. Мало! Дали какой-то бронированный. Слопал и
еще потребовал. И со скандалом потребовал! Обругал всех христопродавцами,
сказал, что мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет и что есть
один только порядочный человек делопроизводитель, да и тот, если сказать
правду, свинья!
Дали академический.
Чичиков лишь увидел, как Собакевич пайками орудует, моментально и сам
устроился. Но конечно, превзошел и Собакевича. На себя получил, на
несуществующую жену с ребенком, на Селифана, на Петрушку, на того самого
дядю, о котором Бетрищеву рассказывал, на старуху-мать, которой на свете
не было. И всем академические. Так что продукты к нему стали возить на
грузовике.
А наладивши таким образом вопрос с питанием, двинулся в другие
учреждения, получать места.
Пролетая как-то раз в автомобиле по Кузнецкому, встретил Ноздрева.
Тот первым долгом сообщил, что он уже продал и цепочку и часы. И точно, ни
часов, ни цепочки на нем не было. Но Ноздрев не унывал. Рассказал, как
повезло ему на лотерее, когда он выиграл полфунта постного масла, ламповое
стекло и подметки на детские ботинки, но как ему потом не повезло и он,
канальство, еще своих шестьсот миллионов доложил. Рассказал, как предложил
Внешторгу поставить за границу партию настоящих кавказских кинжалов. И
поставил. И заработал бы на этом тьму, если б не мерзавцы англичане,
которые увидели, что на кинжалах надпись "Мастер Савелий Сибиряков" и все
их забраковали. Затащил Чичикова к себе в номер и напоил изумительным,
якобы из Франции полученным коньяком, в котором, однако, был слышен
самогон во всей его силе. И, наконец, до того доврался, что стал уверять,
что ему выдали восемьсот аршин мануфактуры, голубой автомобиль с золотом и
ордер на помещение в здании с колоннами.
Когда же зять его Мижуев выразил сомнение, обругал его, но не
Софроном, а просто сволочью.
Одним словом надоел Чичикову до того, что тот не знал, как и ноги от
него унести.
Но рассказы Ноздрева навели его на мысль и самому заняться внешней
торговлей.
4
Так он и сделал. И опять анкету написал и начал действовать и показал
себя во всем блеске. Баранов в двойных тулупах водил через границу, а под
тулупами брабантские кружева; бриллианты возил в колесах, дышлах, в ушах и
невесть в каких местах.
И в самом скором времени появились у него пятьсот апельсинов
капиталу.
Но он не унялся, а подал куда следует заявление, что желает снять в
аренду некое предприятие и расписал необыкновенными красками, какие от
этого государству будут выгоды.
В учреждении только рты расстегнули - выгода, действительно, выходила
колоссальная. Попросили указать предприятие. Извольте. На Тверском
бульваре, как раз против Страстного монастыря, перейдя улицу и называется
- Пампушь на Твербуле. Послали запрос куда следует: есть ли там такая
штука. Ответили: есть и всей Москве известна. Прекрасно.
- Подайте техническую смету.
У Чичикова смета уже за пазухой.
Дали в аренду.
Тогда Чичиков, не теряя времени полетел куда следует:
- Аванс пожалте.
- Представьте ведомость в трех экземплярах с надлежащими подписями и
приложением печатей.
Двух часов не прошло, представил и ведомость. По всей форме. Печатей
столько, как в небе звезд. И подписи налицо.
- За заведующего - Неуважай-Корыто, за секретаря - Кувшинное Рыло, за
председателя тарифно-расценочной комиссии - Елизавета Воробей.
- Верно. Получите ордер.
Кассир только крякнул, глянув на итог.
Расписался Чичиков и на трех извозчиках увез дензнаки.
А затем в другое учреждение:
- Пожалте под товарную ссуду.
- Покажите товары.
- Сделайте одолжение. Агента позвольте.
- Дать агента.
Тьфу! И агент знакомый: ротозей Емельян.
Забрал его Чичиков и повез. Привел в первый попавшийся подвал и
показывает. Видит Емельян - лежит несметное количество продуктов.
- М-да... И все ваше?
- Все мое.
- Ну, - говорит Емельян, - поздравляю вас в таком случае. Вы даже не
мильонщик, а трильонщик.
А Ноздрев, который тут же с ними увязался, еще подлил масла в огонь:
- Видишь, - говорит, - автомобиль в ворота с сапогами едет? Так это
тоже его сапоги.
А потом вошел в азарт, потащил Емельяна на улицу и показывает.
- Видишь магазины? Так это все его магазины. Все что по эту сторону
улицы - все его. А что по ту сторону - тоже его. Трамвай видишь? Его.
Фонари?.. Его. Видишь? Видишь?
И вертит его во все стороны.
Так что Емельян взмолился:
- Верю! Вижу... Только отпусти душу на покаяние.
Поехали обратно в учреждение.
Там спрашивают:
- Ну что?
Емельян только рукой махнул:
- Это говорит неописуемо!
- Ну раз неописуемо - выдать ему N+1 миллиардов.
5
Дальше же карьера Чичикова приняла головокружительный характер. Уму
непостижимо, что он вытворял. Основал трест для выделки железа из
деревянных опилок и тоже ссуду получил. Вошел пайщиком в огромный
кооператив и всю Москву накормил колбасой из коррекция дохлого мяса.
Помещица Коробочка, услышав, что теперь в Москве "все разрешено", пожелала
недвижимость приобрести: он вошел в компанию с Замухрышкиным и
Утешительным и продал ей Манеж, что против университета. Взял подряд на
электрификацию города, от которого в три года никуда не доскачешь, и войдя
в контакт с бывшим городничим, разметал какой-то забор, поставил вехи,
чтобы было похоже на планировку, а на счет денег, отпущенных на
электрификацию, написал, что их у него отняли банды капитана Копейкина.
Словом произвел чудеса.
И по Москве вскоре загудел слух, что Чичиков - трильонщик. Учреждения
начали рвать его к себе нарасхват в спецы. Уже Чичиков снял за 5
миллиардов квартиру в пять комнат, уже Чичиков обедал и ужинал в "Ампире".
6
Но вдруг произошел крах.
Погубил же Чичикова, как правильно предсказал Гоголь, Ноздрев, а
прикончила Коробочка. Без всякого желания сделать ему пакость, а просто в
пьяном виде, Ноздрев разболтал на бегах и про деревянные опилки, и о том,
что Чичиков снял в аренду несуществующее предприятие, и все это заключил
словами, что Чичиков жулик, и что он бы его расстрелял.
Задумалась публика, и как искра побежала крылатая молния.
А тут еще дура Коробочка вперлась в учреждение расспрашивать, когда
ей можно будет в Манеже булочную открыть. Тщетно уверяли ее, что Манеж
казенное здание и что ни купить его, ни что-нибудь открывать в нем нельзя,
- глупая баба ничего не понимала.
А слухи о Чичикове становились все хуже и хуже. Начали недоумевать,
что такое за птица этот Чичиков, и откуда он взялся. Появились сплетни,
одна другой зловещее, одна другой чудовищней. Беспокойство вселилось в
сердца. Зазвенели телефоны, начались совещания. комиссия построения в
комиссию наблюдения, комиссия наблюдения в жилотдел, жилотдел в
наркомздрав, наркомздрав в главкустпром, главкустпром в наркомпрос,
наркомпрос в пролеткульт, и т.д.
Кинулись к Ноздреву. Это, конечно было глупо. Все знали, что Ноздрев
лгун, что Ноздреву нельзя верить ни в одном слове. Но Ноздрева призвали и
он ответил по всем пунктам.
Объявил, что Чичиков действительно взял в аренду несуществующее
предприятие, и что он, Ноздрев, не видит причины, почему бы не взять,
ежели все берут? На вопрос: уж не белогвардейский ли шпион Чичиков,
ответил, что шпион и что его недавно хотели даже расстрелять, но почему то
не расстреляли. На вопрос: не делал ли Чичиков фальшивых бумажек, ответил,
что делал и даже рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова:
Как, узнавши, что правительство хочет выпускать новые знаки, Чичиков снял
квартиру на Марьиной Роще и выпустил оттуда фальшивых знаков на 18
миллиардов и при этом на два дня раньше, чем вышли настоящие, а когда туда
нагрянули и опечатали квартиру, Чичиков в одну ночь перемешал фальшивые
знаки с настоящими, так что потом сам черт не мог разобраться, какие знаки
фальшивые, а какие настоящие. На вопрос: точно ли Чичиков обменял свои
миллиарды на бриллианты, чтобы бежать за границу, Ноздрев ответил, что это
правда, и что он сам взялся помогать и участвовать в этом деле, а если бы
не он, ничего бы и не вышло.
После рассказов Ноздрева полнейшее уныние овладело всеми. Видят
никакой возможности узнать, что такое Чичиков, нет. И неизвестно, чем бы
все это кончилось, если бы не нашелся среди всей компании один. Правда
Гоголя он тоже как и все и в руки не брал, но обладал маленькой дозой
здравого смысла.
Он воскликнул:
- А знаете, кто такой Чичиков?
И когда все хором грянули:
- Кто?
Он произнес гробовым голосом:
- Мошенник.
7
Тут только и осенило всех. Кинулись искать анкету. Нету. По
входящему. Нету. В шкапу - нету. К регистраторше. - Откуда я знаю? У Иван
Григорьича.
- Где?
- Не мое дело. Спросите у секретаря и т.д. и т.д.
И вдруг неожиданно в корзине для ненужных бумаг - она.
Стали читать и обомлели.
Имя? Павел. Отчество? Иванович. Фамилия? Чичиков. Звание? Гоголевский
персонаж. Чем занимался до революции? Скупкой мертвых душ. Отношение к
воинской повинности? Ни то ни се, ни черт знает что. К какой партии
принадлежит? Сочувствующий (а кому - неизвестно). Был ли под судом?
Волнистый зигзаг. Адрес? Поворотя во двор, в третьем этаже направо,
спросить в справочном бюро штаб-офицершу Подточину, а та знает.
Собственноручная подпись? Обмокни!!
Прочитали и окаменели.
Крикнули инструктора Бобчинского:
- Катись на Тверской бульвар в арендуемое им предприятие и во двор,
где его товары, может там что откроется!
Возвращается Бобчинский. Глаза круглые.
- Чрезвычайное происшествие!
- Ну!
- Никакого предприятия там нету, это он адрес памятника Пушкину
указал. И запасы не его, а "Ара".
Тут все взвыли:
- Святители угодники! Вот так гусь! А мы ему миллиарды!! Выходит,
теперича, ловить его надо!
И стали ловить.
8
Пальцем в кнопку ткнули:
- Курьера.
Отворилась дверь и предстал Петрушка. Он от Чичикова уже давно отошел
и поступил курьером в учреждение.
- Берите немедленно этот пакет и немедленно отправляйтесь.
Петрушка сказал:
- Слушаю-с.
Немедленно взял пакет, немедленно отправился и немедленно потерял.
Позвонили Селифану в гараж:
- Машину срочно.
- Чичас.
Селифан встрепенулся, закрыл мотор теплыми штанами, натянул на себя
куртку, вскочил на сиденье, засвистел, загудел и полетел.
Какой же русский не любит быстрой езды?!
Любил ее и Селифан, и поэтому при самом въезде на Лубянку пришлось
ему выбирать между трамваем и зеркальным окном магазина. Селифан в течение
одной терции времени выбрал второе, от трамвая увернулся и, как вихрь, с
воплем: "Спасите! " въехал в магазин через окно.
Тут даже у Тентетникова, который заведовал всеми Селифанами и
Петрушками, лопнуло терпение:
Уволить обоих к свиньям!
Уволили. Послали на биржу труда. Оттуда командировали: на место
Петрушки - Плюшкинского Прошку, на место Селифана - Григория
Доезжай-Не-Доедешь.
А дело тем временем кипело дальше!
- Авансовую ведомость!
- Извольте.
- Попросить сюда Неуважая-Корыто.
Оказалось, попросить невозможно. Неуважая месяца два тому назад
вычистили из партии, а уже из Москвы он и сам вычистился сейчас же после
этого, так как делать ему в ней было больше решительно нечего.
- Кувшинное Рыло!
Уехал куда-то на куличку инструктировать губотдел.
Принялись тогда за Елизавета Воробья. Нет такого! Есть правда,
машинистка Елизавета, но не Воробей. Есть помощник заместителя младшего
делопроизводителя замзавгоротдел Воробей, но он не Елизавета!
Прицепились к машинистке:
- Вы?!
- Ничего подобного! Почему это я? Здесь Елизавета с твердым знаком, а
разве я с твердым? Совсем наоборот...
И в слезы. Оставили в покое.
А тем временем, пока возились с Воробьем, правозаступник Самосвистов
дал знать Чичикову стороной, что по делу началась возня и, понятное дело,
Чичикова и след простыл.
И напрасно гоняли машину по адресу: поворотя направо, никакого,
конечно, справочного бюро не оказалось, а была там заброшенная и
разрушенная столовая общественного питания. И вышла к приехавшим уборщица
Фетинья и сказала, что никого нетути.
Рядом, правда, поворотя налево, нашли нашли справочное бюро, но
сидела там не штаб-офицерша Подточина, а какая-то Подстега Сидоровна и,
само собой разумеется, не знала не только Чичиковского адреса, но и своего
собственного.
9
Тогда напало на всех отчаяние. Дело запуталось до того, что и черт в
нем никакого вкуса не отыскал. Несуществующая аренда перемешалась с
опилками, брабантские кружева с электрификацией, Коробочкина покупка с
бриллиантами. Влип в дело Ноздрев, оказались замешанными и сочувствующий
ротозей Емельян и беспартийный вор Антошка, открылась какая-то панама с
пайками Собакевича. И пошла писать губерния!
Самосвистов работал не покладая рук и впутал в общую кашу и
путешествия по сундукам и дело о подложных счетах за разъезды.
(По одному ему оказалось замешано до 50000 лиц) и проч. и проч.
Словом, началось черт знает что. И те у кого миллиарды из-под носа
выписали и те, кто их должны были отыскать, метались в ужасе и перед
глазами был только один непреложный факт:
- Миллиарды были и исчезли.
Наконец встал какой-то дядя Митяй и сказал:
- Вот что, братцы... Видно, не миновать нам следственную комиссию
назначить.
10
И вот тут (чего во сне не увидишь!) вынырнул, как некий бог на
машине, я и сказал:
- Поручите мне.
Изумились:
- А вы... того... сумеете?
А я:
- Будьте покойны.
Поколебались. Потом красным чернилом:
- Поручить.
- Тут я и начал (в жизнь не видел приятнее сна!)
Полетели со всех сторон ко мне 35 тысяч мотоциклистов:
- Не угодно ли чего?
А я им:
- Ничего не угодно. Не отрывайтесь от ваших дел. Я сам справлюсь.
Единолично.
Набрал воздуху и гаркнул так, что дрогнули стекла:
- Подать мне сюда Ляпкина-Тяпкина! Срочно! По телефону подать!
- Так что подать невозможно... телефон сломался.
- А-а! Сломался! Провод оборвался? Так чтоб он даром не мотался,
повесить на нем того, кто докладывает!!
Батюшки! Что тут началось!
- Помилуйте-с... что вы-с... сию... хе-хе... минутку... эй! Мастеров!
Проволоки! Сейчас починят.
В два счета починили и подали.
И я рванул дальше:
- Тяпкин? М-мерзавец! Ляпкин? Взять его прохвоста! Подать мне списки!
Что? Не готовы? Приготовить в пять минут, или вы сами очутитесь в списках
покойников! Э-э-то кто?! Жена Манилова - регистраторша? В шею! Улинька
Бетрищева - машинистка? В шею! Собакевич? Взять его! У вас служит негодяй
Мурзофейкин? Шулер утешительный? Взять!! И того, что их назначил - тоже!
Схватить его! И его! И этого! И того! Фетинью вон! Поэта Тряпичкина,
Селифана и Петрушку в учетное отделение! Ноздрева в подвал... в минуту! В
секунду!! Кто подписал ведомость? Подать его каналью!! Со дна моря
достать!!
Гром пошел по пеклу...
- Вот черт налетел! И откуда такого достали?!
А я:
- Чичикова мне сюда!!
- Н... н... невозможно сыскать. Они скрымшись...
- Ах, скрымшись? Чудесно! Так вы сядете на его место.
- Помил...
- Молчать!!
- Сию минуточку... сию... повремените секундочку. Ищут-с.
И через два мгновения нашли!
И напрасно Чичиков валялся у меня в ногах и рвал на себе волосы и
френч и уверял, что у него нетрудоспособная мать.
- Мать?!. - гремел я, - мать?.. Где миллиарды? Где народные деньги?!
Вор!! Взрезать его мерзавца! У него бриллианты в животе!
Вскрыли его. Тут они.
- Все?
- Все-с.
- Камень на шею и в прорубь!
И стало тихо и чисто.
И я по телефону:
- Чисто.
А мне в ответ:
- Спасибо. Просите, чего хотите.
Так я и взметнулся около телефона. И чуть было не выложил в трубку
все смутные предположения, которые давно уже терзали меня:
"Брюки... фунт сахару... лампу в 25 свечей... "
Но вдруг вспомнил, что порядочный литератор должен быть бескорыстен,
увял и пробормотал в трубку:
- Ничего, кроме сочинений Гоголя в переплете, каковые сочинения мной
недавно проданы на толчке.
И... бац! У меня на столе золотообрезный Гоголь!
Обрадовался я Николаю Васильевичу, который не раз утешал меня в
хмурые бессонные ночи, до того, что рявкнул:
- Ура!
И...
ЭПИЛОГ
...Конечно, проснулся. И ничего: ни Чичикова, ни Ноздрева и, главное
Гоголя...
- Э-хе-хе, - подумал я себе и стал одеваться, и вновь пошла передо
мной по-будничному щеголять жизнь.