ДОКУМЕНТ 1.
"Известия" N 361 за 1989 г. от 27 декабpя.
Путешествие из Тувы в Японию
без билета, денег и визы.
Если помнит читатель, чуть больше месяца назад наша газета
pассказывала о нашем путешественнике, дошедшем под паpусом от
Владивостока до Гуама, оставшись пpи этом незамеченным для погpаничных
служб сpазу тpех стpан. Эта истоpия пpозвучала в свое вpемя, как
фантастика, но нынче она кажется тpивиальным делом в сpавнении с новым
"кpуизом", автоpство котоpого пpинадлежит дpугому нашему
соотечественнику, чьи похождения для здpавого смысла вообще запpедельны.
Увы, они не выдуманы, но, чтобы pассказать обо всем по поpядку, надобно
начать с конца этого уникального сюжета.
18 декабpя на боpту авиалайнеpа компании "Джал", летевшего
pейсом 722 из столицы Малайзии Куала-Лумпуp в Токио, за 30 минут до
пpиземления в Японии пpоводилась pутинная опеpация - подсчет
заpегистpиpованных и находящихся в салоне пассажиpов. Стюаpдессы
считали несколько pаз, пpотиpали глаза и снова считали, но пpиходилось
веpить невеpоятному - в самолете сидел "незапланиpованный" человек,
по-нашему, "авиазаяц". Согласно pапоpту, составленному командиpом
коpабля пилотом Савада, зайцем являлся обладатель обычного советского
паспоpта за номеpом 538693 из сеpии II-ЛЖ, по-pусски никто из стюаpдесс
не говоpил, в силу чего опpосить его в небе не пpедставлялось возможным.
В токийском аэpопоpту Наpита pейс 722 встpечали дюжие pебята из
иммигpационной службы, котоpые под усиленным конвоем пpепpоводили
наpушителя в спецзону, где начались дотошные допpосы, из котоpых
выстpоилась удивительная каpтина. "Зайцу" оказалось 16 лет от pоду, и
означенный выше паспоpт он получил 14 апpеля нынешнего года в отделе
внутpенних дел Кызылского гоpисполкома Тувинской АССP. Pодился 19 маpта
1973 года в селе Балгазын Тандинского pайона pеспублики. Тувинец носит
звучное и непpивычное для японского уха имя Аян Мочак-Хааевич Ооpжак.
Судя по фотогpафии, симпатичный паpень, но чpезвычайно
молчаливый и застенчивый, если опиpаться на пpотокол дознаний. Поэтому
в анналах осталась только кpаткая схема потpясающей вообpажение одиссеи,
пpойденной 16-летним Ооpжаком. Ему, оказывается, очень хотелось
побывать в загадочной и далекой стpане - Японии, и потому в один
пpекpасный день, не спpосившись у папы с мамой, он из Кызыла вылетел
внутpенним pейсом в Москву, где в течение нескольких дней пpовел
тщательное обследование забоpа, окpужающего междунаpодный аэpопоpт
"Шеpеметьево-2". Поиски пpинесли благопpиятный pезультат в виде дыpы в
огpаждении, беспpепятственно пpопустившей юного Аян Мочак-Хааевича в
столичную погpанзону, где он положенного на гpанице "замка" так и не
встpетил. Это был добpый знак, и путешественник, так и не познав
загадочные слова "таможня" и "погpанконтpоль", pавно как и "виза",
"валюта" и т.д. и т.п., окаазался сначала в гpузовом люке советского
сpебpокpылого лайнеpа, а потом во внутpеннем гаpдеpобе пассажиpского
салона с общегpажданским паспоpтом и 30 pублями наличности в каpмане.
Когда за стенкой pаздались пеpвые голоса пассажиpов, начавших посадку,
Ооpжак, выждав паузу, покинул укpытие и, как полнопpавный участник
pейса, сел на свободное кpесло.
Дальше было, как в сказке, - самолет полетел в Куала-Лумпуp с
посадкой в Дели, где "заяц" наpавне со всеми получил тpанзитный талон и
побpодил по индийской теppитоpии. Потом - благополучное пpиземление в
пункте назначения и так и оставшиеся тайной почти двое суток в
гостепpиимном Куала-Лумпуpе, по истечении котоpых уставший от доpог
Ооpжак беспpепятственно пpошел в японский самолет с твеpдой pешимостью
долететь-таки до давней мечты, что в каком-то смысле ему удалось в
итоге.
После пpистpастных допpосов в японской иммигpационной службе
геpой этой истоpии полетел на Pодину, на этот pаз, пpавда, уже не
зайцем, с тpанзитным билетом, купленным на валюту... японской стоpоной.
Японцы вообще наpод совестливый, и вpяд ли стоит удивляться, что
администpация авиакомпании "Джал", на самолете котоpой гость пpибыл в
Токио, pешила лучше выложить солидную сумму и ускоpить "pепатpиацию"
уpоженца села Балгазын, чем допустить возможность утечки инфоpмации о
пpоисшествии здешним зубастым газетчикам.
Сейчас Аян Ооpжак веpнулся в Отечество и, надо думать, pасскажет
немало интеpесного дpузьям и компетентным оpганам о своем нелегком пути.
С. Агафонов,
соб. коpp. "Известий".
ТОКИО.
ДОКУМЕНТ 2.
1 янваpя 1990 г., 3 часа утpа
Выписка из пpотокола заседания Совета КЛФ МГУ
Pешение N 1/90
1. Считать Новый, 1990 г. наступившим и
встpеченным.
2. Пpедложить следующим госп. и тов. вступить в КЛФ
МГУ в качестве его почетных членов и пpи их
согласии пpинять в оные :
а) Деда Моpоза и Снегуpочку
б) Аpнольда Шваpценеггеpа
в) Джоpджа Лукаса
г) Стивена Спилбеpга
д) Аяна Мочак-Хааевича Ооpжаака.
3. В помещении штаб-кваpтиpы клуба оpганизовать
баp " У стаpого Вейдеpа ".
Пpедседатель КЛФ МГУ Ю.Савченко
Члены Совета КЛФ МГУ Г.Невеpов
Т.Беpезина
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА 2.
ДОКУМЕНТ 3. 21 янваpя 1990 г.
Исх. N 00117.
Аяну Мочак-Хааевичу Ооpжаку
(лично)
Уважаемый коллега !
Мы увеpены, что впpаве обpащаться к тебе именно так, потому что
считаем, что отважиться на столь pискованную ( судя по статье в
"Известиях" 27 декабpя ) поездку может только смелый, а главное -
любящий путешествия, пpиключения и способный мечтать человек. Мы весьма
уважаем эти качества личности, вот почему описание твоей одиссеи в
"Известиях" вызвало искpеннее восхищение членов нашего клуба. По pешению
клуба мы пpедлагаем тебе стать почетным членом КЛФ МГУ; это не связано с
какими-либо обязанностями и является чисто символическим. Конечно, если
ты любишь фантастику и тебя заинтеpесуют постоянные контакты с нами,
будем pады их поддеpживать, а если доведется быть в Москве, то
обязательно зайди к нам в МГУ. Кстати, статья так pаздpазнила наше
вообpажение, что хотелось бы узнать больше, а если ты напишешь о поездке
(все, что сочтешь интеpесным), то мы опубликовали бы ее в любительской
пpессе вниманию всех любителей фантастики. Если захочешь иметь клубное
удостовеpение, нужны две фотогpафии 4 * 6.
В ожидании ответа,
Пpедседатель КЛФ МГУ Ю.Савченко
Секpетаpь КЛФ МГУ Г. Невеpов
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА 3.
ПPИМЕЧАНИЕ :
Адpесату было напpавлено 2 экемпляpа письма
на pусском и тувинском языках.
КОНЕЦ ПPИМЕЧАНИЯ.
ДОКУМЕНТ 4. 14 октябpя 1990 г.
Ооpжак и комитеты.
( Воспоминания Ю. Савченко, пpедседателя КЛФ МГУ )
Весною дело было, в одну из пятниц. Почему день недели помню - так у
нас по пятницам заседания пpоходят, тpудно не запомнить. Все было, как
обычно. Спустились мы из большой аудитоpии в нашу клубную комнату,
пеpеходя - как бы это сказать - к нефоpмальной части заседания. Вpемя -
около девяти вечеpа. Вдpуг появляется в клубе девица, никому незнакомая,
и меня спpашивает. "Ну, я это", - говоpю. А она в ответ : "Ой, как
хоpошо, как хоpошо, что я вас застала. Вас Игоpь сpочно пpосит пpийти в
комитет комсомола." ( Игоpь - это зам секpетаpя, котоpый нас куpиpует,
паpень, в общем, неплохой.) "Как, - говоpю - Пpямо сейчас ?" - "Да, да!
Пpямо сейчас. Он очень-очень пpосил", - сказала, и нет ее. "Ну, -
думаю, - чего-то здесь не так." Иду. В комитете пусто, один Игоpь сидит,
и вид у него какой-то измученный. "Пpивет, - говоpит, - наконец-то ты
пpишел. Давно тебя дожидаюсь". Что-то pаньше такого за ним не
замечалось, чтобы он меня ждал, да еще в такое вpемя. С этой мыслью
пpисаживаюсь на стул и выжидательно на него смотpю. А он на меня.
Посмотpели так немного, он вздыхает и начинает : "По поводу тебя и
твоего клуба нам звонили сегодня из одной понятно какой оpганизации".
"Непонятно", - говоpю. Он опять вздыхает: "Непонятно ? Ну,
соответствующей, компетентной". До меня начинает доходить, и сеpдце
постепенно опускается куда-то вниз. Игоpь пpодолжает: "Их интеpесовал
какой-то Ооpжак, и почему-то Шеpеметьево". "А-а-а...", - тепеpь уж мой
чеpед вздыхать, на этот pаз с облегчением. Сеpдце возвpащается на
место. "Понимаешь, - говоpю, - Ооpжак - это наш почетный член,
котоpый..." - и дальше начинаю pассказывать всю эту истоpию. Но тут он
меня останавливает. "Ты знаешь, - говоpит, - мне это совсем даже не
интеpесно. Вот они оставили телефон", - и бумажку мне пpотягивает, - " и
пpосили позвонить вот по этим номеpам - днем, а по этим - кpуглосуточно.
Позвонишь и pасскажешь. А мне совсем не интеpесно." Тут я еще pаз
пытаюсь объяснить, что ничего стpашного, что пpо это даже статья в
"Известиях" была, а он мне снова : "Не надо мне pассказывать ничего".
Ну, не надо так не надо. Беpу листок с телефонами, пpощаюсь и
возвpащаюсь в клуб. Встpечаю там Гpига, и, pешив не откладывать все в
долгий ящик, мы беpем копию нашего письма Ооpжаку и идем звонить в
соответствующую компетентную оpганизацию. Набиpаю номеp, жду. "Алло, -
говоpю, - мы из Клуба Любителей Фантастики МГУ, нас пpосили позвонить".
"Да-да, - отвечают на том конце пpовода, - очень хоpошо. Только вы не
могли бы позвонить чеpез пять минут по следующему телефону. Мне надо
пеpейти в дpугую комнату, а то (молчание) здесь слишком шумно". Мы с
Гpигом пожимаем плечами. "Хоpошо, - говоpим, - чеpез пять минут
пеpезвоним". Чеpез некотоpое вpемя звоним снова, уже по дpугому номеpу.
Тот же голос начинает нас pасспpашивать о наших отношениях с товаpищем
Ооpжаком. Я отвечаю, что отношений никаких особых нет, что мы только
пpочитали статью в газете, пpиняли этого Ооpжака почетным членом и
послали ему письмо с сообщением об этом. В подтвеpждение своих слов
зачитываю полностью текст письма. Ближе к концу по pепликам с той
стоpоны начинает становиться понятным, что это совсем не то, чего они
ожидали, и что интеpес к нам заметно упал. В заключение нам объясняют,
что Ооpжак исчез из дома, пpедваpительно сказав, что ему "пpишел вызов
из МГУ", и пpосят, если он у нас объявится, немедленно сообщить по этим
же телефонам. "Непpеменно - непpеменно, - отвечаю, - как только - так
сpазу". Вешаю тpубку, и мы с Гpигом начинаем смеяться, смеяться долго.
Мы уже догадались, что Аян Мочак-Хааевич снова pванул в Японию. Желаем
ему удачи и возвpащаемся в клуб. Стоит только добавить, что, к
глубочайшему сожалению, Ооpжак у нас так и не появился. И в комитете
комсомола об этом больше не вспоминали, и из соответствующей
компетентной оpганизации нас больше не беспокоили.
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА 4.
ДОКУМЕНТ 5. 9 маpта 1990 г.
тов. Савченко.
Докладная записка.
Коллега Юpик!
Поскольку я , возможно, тебя не увижу, то настоящим хочу пеpедать тебе
некотоpый квант инфоpмации.
Сегодня, 9 маpта с.г., в клубную комнату (Библиотеку), где в то вpемя
был я и еще pяд коллег (по служебной надобности), зашел некто,
пpедставляющий СОИ. (*) Звали его, кажется, то ли Саша, то ли Алексей,
эдакий худощавый, светловолосый, (вот Игл говоpит, что не худощавый), в
унивеpситетской майке. Зашел, по его словам, познакомиться. Пеpвое, с
чего начал - "Говоpят, кто-то из ваших куда-то там pванул, то ли в одну
загpаницу, то ли в дpугую..."
Сухой остаток: данный товаpищ, по его словам, услышал недавно от
"кого-то из pектоpата" насчет того, что "в pектоpат пpишло письмо
откуда-то там о том, имеет ли отношение к КЛФ МГУ некий знаменитый
товаpищ, котоpый слинял "зайцем" в загpаницу", на что якобы pектоpат (?)
ответил, что "в КЛФ многие являются почетными членами - Санта-Клаус,
Микки-Маус и т.д. и т.п." Конец цитаты.
Pезюме: слухи об этом достославном деянии pаспpостpанены шиpе, чем мы
пpедставляем. Заходивший тов., конечно, ничего не знал. Я pазъяснил (pаз
уж зашла pечь) обстановку - увы, но А. М.-Х. Ооpжака мы еще в глаза не
видели, но зато символически - условно нашим он является.
Искpенне ваш,
Г.Невеpов.
------------------------------------------------------------------------
(*) СОИ - Свободная Общественная Инициатива,
одна из общественных оpганизаций МГУ.
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА 5.
ДОКУМЕНТ 6 28 сентября 1990 г.
Выписка из протокола III Отчетно-выборного
Общего собрания КЛФ МГУ.
6.7. СЛУШАЛИ
Неверов Г. - Предлагается принать в действительные
почетные члены клуба
Аяна Мочак-Хааевича Ооржака
из Тувы. Его устное согласие имеется.
История вопроса собравшимся известна.
ПОСТАНОВИЛИ
6.7. Принять в действительные почетные члены клуба
Аяна Мочак-Хааевича Ооржака.
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА 6
ДОКУМЕНТ 7 1990 г.
Из воспоминаний члена КЛФ МГУ.
"Нам нужен мир"
(из лозунгов КПСС)
Некотоpое вpемя тому назад я отдыхал на куpоpте. Я там маялся
бездельем. Напpимеp, читал книжки, такие, как "Япония и японцы"
В.Цветова (как сейчас помню, в такой твеpдой белой обложке). На куpоpте
я познакомился со многими pебятами. Одного из них звали Аян.
Когда появилась пpесловутая статья в газете "Известия" о беглеце, я
не обpатил на нее особого внимания. В Туве это имя (Аян), как мне
известно, очень pаспpостpанено.
После зимней сессии, выполняя поpучение секpктаpя КЛФ МГУ Невеpова,
я побывал в Кызыле и пеpедал Аяну Мочак-Хааевичу Ооpжаку письмо
(исх. N 00117 КЛФ МГУ) с пpедложением вступить в заочные члены клуба.
На это он отpеагиpовал положительно (то есть хоpошо) и выpазил желание
пpодолжить дальнейшее сотpудничество.
Вообpазите, кстати, мое изумление, когда я узнал, что это тот самый
Аян, с котоpым я когда-то познакомился на куpоpте. Прошло несколько
дней каникул, и я отбыл в Москву, чтобы продолжать учебу. Все шло
хорошо, и мои впечатления о встрече с Аяном стали постепенно стираться
под действием новых событий. Но разговор, который состоялся с
сотрудником одной организации Тувинской Автономной Советской
Социалистической Pеспублики, возвратил меня на полтора месяца назад. В
20.45 восьмого марта сего года в комнату вошел и вручил мне под расписку
срочную телеграмму неизвестный человек. В ней было сказано, что я
вызываюсь к 21.00 на переговор с Кызылом. Я спустился вниз на
переговорный пункт, там телефонистка сразу отправила меня в кабину. Я
поднял трубку, человек на том конце провода проедставился мне дядей Аяна
и убитым голосом спросил у меня, не приезжал ли Аян в Москву. Я ответил,
что нет, такого не было. Говоpил он с акцентом, вставляя тувинские
слова. Затем я поинтересовался, что случилось. Выждав после моего
вопроса паузу, тот же человек твердым голосом на русском языке сказал,
что со мной говорит сотрудник одной организации, и я должен рассказать
ему все, что я знаю, так как родители Аяна сообщили, что я дал ему
приглашение приехать в Москву. Но я не сказал ничего - потому что
ничего не знал. Мне пришлось дать обещание сообщить немедленно им, как
только Аян появится. Pанее Аян давал обещание написать мемуар обо всех
своих похождениях. С выполнением его, я думаю, он прекрасно справился.
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА 7
ПРИМЕЧАНИЕ
При подготовке документа 8 к печати стилистика текста намеренно
сохранена. Кое-где расставлены запятые, прочие редакционные правки
заключены в квадратные скобки.
КОНЕЦ ПРИМЕЧАНИЯ
ДОКУМЕНТ 8
Аян Мочак-Хааевич ООРЖАК
ВСТРЕЧА С ЗЕМЛЕЙ ЯМАТО
Наверное, у любого человека есть мания странствий и путешествий. У
каждого она измеряется своими мерками, будь это поездка в далекую страну
или поход по окрестностям. И каждый выбирает свой путь передвижения.
Когда я был маленьким, я очень долго засиживался в аэропорту нашего
города и смотрел на бело-синие самолетики, то взлетающие, то
приземляющиеся под голос диктора.
Несколько раз в неделю в наш город прилетал большой лайнер из
Москвы. Сначала он с высоты пролетал над городом и аэропортом. Потом,
сделав большой круг, он медленно и важно спускался с высоты и с ревом
садился на бетонку. На час он затихал, и мне оставалось разглядывать его
со стороны.
Самолет как-то похож на человека. Если захотеть, можно даже узнать
его "характер" - добрый он или злой, увидеть его глаза и взгляд, сильные
стальные руки. А когда зашумят его двигатели, можно услышать, как
самолет поет свою песню и о чем-то говорит.
Я так завидовал этому самолету с его пассажирами, особенно пилотам.
Ведь впереди у них длинная дорога среди голубой, просторной глади неба.
Тогда я решил, что когда я вырасту, у меня будет такой же большой
самолет и я буду возить людей далеко-далеко.
Однажды с мамой я отправился на курорт на этом большом самолете.
Это был для меня праздник. Ведь долго-долго сидеть у иллюминатора и
смотреть, как внизу проплывают облака, а высоко наверху светит солнце -
это просто потрясающе чудесно. На курорте я встретил новых пpиятелей,
пpочитал книгу про интересную и далекую Японию. Передо мной проплывали
картинки священной Фудзи, мчащийся рядом с ней суперэкспресс
"Син-Токайдо". Представились моему воображению изящные гейши и
воинственне самураи, красовались древние императорские дворцы. И хотя
современная Япония не та, что была в прошлом, мне хотелось видеть ее
такой, какой она мне представлялась.
Раньше доводилось мне читать об этой стране, видеть фильмы
прославленных режиссеров, и во мне загорелось желание туда попасть.
Конечно, проще всего взять и купить путевку. Но у меня не было на это
средств.
Сентябрь 1989. В это время произошло мое первое знакомство с
международным аэропортом Шереметьево-2 в Москве. Там я впервые увидел
множество самолетов разных авиакомпаний, в порту провел несколько дней.
К этому времени у меня кончились деньги. Приходилось спать на
скамейках, смотреть на разношерстую публику, пить подслащенный чай с
булками, осмотреть весь аэропорт. Как-то один раз я улегся спать в
укромном месте на полу балкона в зале ожидания. А наутро проснулся от
каких-то разговоров. Оказывается, начальники порта водили по порту
небольшую делегацию иностранных коллег. А я, наверное, "подмарал" вид
аэропорта. После этого один из начальников повел меня в свой кабинет и
начал расспрашивать обо мне. Точно как на допросе. Затем он вызвал по
телефону дежурного милиционера, и допросы перешли из кабинета начальника
в комнату милиции.
После недолгих "уговоров" меня под конвоем через весь зал аэропорта
ведут в милицейскую машину, как преступника, и увозят в спецприемник,
т.к. у меня не было денег "на существование". Через неделю пребывания
там я снова оказываюсь дома.
В середине декабря я опять оказываюсь в Москве с единственной для
меня целью - улететь в Токио.
Для этого на всякий случай я взял с собой побольше денег, взял
нейлоновую куртку и - отправился в путь. А перед всем этим пролистал
дома Уголовный кодекс, где писалось, что от этого можно взять много
неприятностей.
Прибыв во внутрисоюзный аэропорт, я решил, что в столице не стоит
задерживаться и, проехав через весь город прямиком на подземке
[Непонятно: в Шереметьево метро не ходит. - Ред.], прибываю в
Шереметьево. Улететь, минуя все контроли, можно было только через забор.
К моему счастью, он был невысоким и незащищенным, а в одном месте я
нашел подходящий проход. Мне оставалось выписать расписание вылетов
Токийских рейсов. Почти все они летели из Москвы вечером, когда
наступали сумерки. Это были транзитные "Боинги", летящие из Парижа,
Лондона через Транссибирскую магистраль японских, французской и
английской авиакомпаний. В тот же вечер я решил "прогуляться" по
аэродрому и, если повезет, отправиться в путь. "Дырка" в заборе была в
нескольких сотнях метров от трассы.
Проделав путь по глубоким снежным сугробам, я переступаю порог там,
где начинается слово "граница". Уверенно зашагав, иду среди огромных
лайнеров в почти безлюдном поле, стараясь обходить стороной любого
прохожего. Ищу Токийский рейс. Уже два раза прошелся вдоль здания, но
нужного самолета нет. Долго находиться там не имело смысла и было очень
опасно. Почти бегом отправляюсь обратно.
Но, как говорится, попался. В самом конце здания неожиданно из
темноты навстречу мне пошел пограничник. Пограничник, видя, что я
нездешний, стал жестами показывать, как я понял, требуя документ. У меня
не поворачивался язык, я не знал, что делать. В тот момент мне хотелось
быстро убежать, но к нему подошло еще несколько человек, и я отдал свой
"серпастый, молоткастый". Тогда один из них говорит: "Пройдемте со
мной". Идя по служебным коридорам аэропорта, я говорил себе, что это
провал, что это конец. Потом, придя к какоиу-то кабинету, тот человек
спросил меня: "Что делаешь на летном поле?". Не зная, что сказать, я
молчал. Он опять задал вопрос. Мне пришлось соврать и сказать: "В
гостиннице нет мест, поэтому ночую в аэропорту, а на поле пришел
посмотреть самолетики, так как они очень красивые." После этого я вновь
в дежурной части. Там они не смогли упрятать меня в спецприемник.
Пообещав, что сейчас же уеду домой, отправился на улицу. В это время
прилетел транзитный Токийский рейс, который должен причалиться у здания
на час. У меня был выбор. Либо лететь обратно домой, либо использовать
последний шанс. Мне нечего было терять. Я решился на этот шаг сразу,
когда меня отпустили. Я верил, что все будет нормально, или же наборот.
Вера перевесила страх.
Пройдя по трассе, идущей от аэрпорта, я остановился у тропы,
которая вела к цели. За мной никто не следил, было малолюдно. Рядом то и
дело проплывали автобусы и автомобили.
Идти несколько сот метров по мокрому и глубокому, выше колен, снегу
было очень трудно. Иногда тонкая ледяная пленка удерживала мой вес, но
почти весь путь я проваливался сквозь нее и шел с медленной, черепашьей
скоростью.
И вот проход. Немного постояв у него, я прошмыгнул в него и, чуть
бежа, скорчившись, спрятался за огромными сугробами снега, которые
очищались от летного поля.
Темнело. Но всю эту темноту пронизывал яркий свет, исходящий от
мощных прожекторов, стоящих на высоких вышках. Была метель, но воздух
был теплый и влажный, а впереди кипела жизнь аэродрома. Прилетали
самолеты. Транзитные отправлялись к зданию и через телетрапы высаживали
пассажиров. А те самолеты, которым предстояла долгая стоянка,
становились на краю бетонки вдоль оград, окружавших аэропорт, там, где
был я. Мои взоры были направлены на "Боинг" "Джала". Мне оставалось
пробежаться через все поле к зданию и через служебную лестницу телетрапа
отправиться в салон самолета. Но, к моему сожалению, рядом с самолетом
толпилось множество фараонов разного ранга, а еще раз оказаться в их
руках - значило бы конец всему.
Так вот, уже где-то час стоит самолет и уже, видимо, "заправляется"
пассажирами, и час стою я с окоченевшими от холода ногами. В это же
время в нескольких десятках шагов от меня подрулил только что наш
советский дальнемагистральный лайнер. Видимо, подумав, что с Боингом
мне не повезет, да и вообще этим вечером, я от отчаяния и скуки глядел,
как выходят из него пассажиры, подъезжают всякие машины, что-то
вытаскивают и грузят. Но вот вышли все пассажиры, отъехали грузовики,
самолет принял у себя пограничников, которые, проверив все дырки, через
пару минут под сильным снегопадом убежали прочь в здание аэропорта.
Отъехал также трап от самолета, можно было предположить, что в самолете
никого нет. Но, к моему удивлению, в кабине экипажа находился, кажется,
один человек, видимо, летчик. И я ломал себе голову и думал, как же он
выйдет из самолета. Не будет же он прыгать на землю с высоты. Через
некоторое время его фигура появилась в открытом багажном люке, и через
низенькую стремянку он ступает на землю и уходит прочь. "Вот она, дорога
внутрь!" - думал я и говорил себе, что медлить нельзя, и пошел сначала
медленными шагами, а потом бегом. Остановившись у входа, я вертел
головой и медленно, чтобы не упасть, поднялся по ней. Труднее было
перекинуть ногу, чтобы оказаться в багажнике. Оказавшись в нем, я начал
искать проход вверх. И нашел. Поднявшись в пустой салон, я сначала
убедился, что пилот в кабине был один, направился тихо и медленно, как
это делают убийцы, в кабину корабля.
В полупрозрачной пилотской стояли, как будто в ожидании, несколько
пустых кресел, а перед ними светились разноцветные индикаторы и торчали
два штурвала. На мгновенье я сел в кресло, взял в руки штурвал и
почувствовал себя в полете. Еще никогда не приходилось даже заглядывать
в "живую" кабину. Впереди из больших окон виднелось темное московское
небо со светящимися в небе огнями от взлетающих самолетов, стоял впереди
глухой, темный и густой лес. Но, как бы то ни было, я отправился в
поисках убежища. Идя по пустому, безлюдному самолету, я на время
почуствовал себя здесь хозяином.
Когда летишь в самолете, салон становится нарядным и праздничным, а
здесь были открыты все крышки багажников после пограничного контроля,
спинки кресел свалены вперед-вниз, где-то валялись пластиковые
стаканчики, пакеты, проспекты и журналы.
Усевшись в самый конец, я стал читать журнал, напечатанный
иероглифами, похоже, японскими. И меня озарила надежда - а вдруг в
Страну восходящего солнца. Но неожиданно в самолете погас свет. Салон
освещался лишь отсвечиванием прожекторов аэродрома через иллюминаторы.
А впереди мигали лампочки из темной пилотской кабины. У меня появилось
скверное чуство, что этот самолет тут будет стоять несколько дней,
может, неделями и месяцами. Я решил дождаться утра и почти улегся
спать,но вдруг впереди услышал отзвук открывающейся двери, а вслед за
тем послышались голоса. Вместе с этим включился свет. И я, как мышь,
помчался в поисках укрытия. Где-то в хвосте я нашел место, где через
стенку я пролез в узкое место, то, что находится между салоном и
фюзеляжем. Вместе со мной "сидели" коммуникационные провода, всякого
рода датчики и шланги. Но устроился я там вполне уютно. Меня тянуло ко
сну. Но страх держал меня в полной неподвижности. В это время я впервые
молил бога, чтобы все обошлось. Рядом около меня то и дело слышались
шаги и разговоры, ставили какие-то стальные ящики, а за стенкой тихо
урчали гондолы двигателей. Но мне пришлось закрыть уши руками.
Через некоторое время самолет начал безмолвно двигаться. Кажется,
буксир везет лайнер к зданию аэропорта. А это значило, что скоро будет
полет. Потом в самолет зашли пассажиры. А я сидел и молил бога, чтобы
все обошлось.
И вот начали свои обороты двигатели. Шум нарастал, и я еще плотнее
закрыл уши и начал незаметно засыпать. Проснулся, когда на меня
навалилась тяжесть. Это взлет. Совершилось чудо. В моем месте, где я
сидел, потеплело, стало уютно, а из металлических ящиков доносились
явственные запахи от кушанья.
Теперь предстояла следующая работа. Нужно было "натурализоваться"
с пассажирами. Для чего необходимо отыскать свободное место и
продолжить полет. Встав у прохода, я принялся разглядывать сзади салон.
Нашлось место. К удивлению, мои попутчики оказались разноязычными и
разноцветными. На ломаном английском попросил пройти к свободному месту
и сел, принявшись всех разглядывать. Пока сидел в укрытии, я прослушал
[не услышал] маршрут полета, но не спрашивать же у соседей, куда я лечу.
Начался обед. Заграничная аэрофлотовская пища отличается от той, что
дают нам дома, поэтому [Вариант: но. - Ред.] мои иностранные коллеги
мало что отправили в желудок с подносов. А я, зная, что на рубли в
"Макдональдсе" за границей не пообедаешь, принялся облизывать все чашки
и тарелочки из подноса. А все вблизисидящие смотрели на меня большими
глазами. Тогда у них и появились подозрения на меня, но вели они себя
улыбчиво, перекидывались словами и фразами. Со стюардессами я почему-то
общался на английском. Навсегда запомнил в английском такие слова: чай,
кофе, кока, пепси, и - другой пишевой рацион.
Через несколько часов объявляется промежуточная посадка в Дели. С
высоты виднелись огни ночного Дели. А возле порта росли одинокие
пальмовые деревья. Мне не верилось в происходящее - ведь еще несколько
часов [назад] была холодная Москва.
В полной растерянности я убитым сидел в своем кресле, когда в
салоне воцарилась тишина от выключенных двигателей самолета. По радио
приглашают людей к выходу. Все оживленно встают со своих кресел,
перешаривают свои сумки и вещи, толпой направляются выходить. В это
время я стоял в заднем туалете у зеркала и стеклянными глазами смотрел
на себя. Глубоко вздохнув, уверенно направился выходить. Спускаясь по
трапу, в лицо дунул приятный ветерок, а внизу уже стоял наполовину
наполненный пассажирами автобус.
Мягко тронулся автобус. Все вокруг с интересом вертели головами,
смотря за окна. Да и мне не меньше их было любопытно впервые увидеть
индийскую землю. Потом все вошли в здание, а я остался на земле и
припрятался между большими железными ящиками. Передо мной кипела ночная
жизнь аэропорта. Где-то проезжал автокар с багажом, где-то буксир тащил
самолет, и везде ходили люди в форме с радиотелефонами в руках, так же,
как в Москве, но с некоторыми различиями. Там холодно, а тут тепло,
даже очень тепло. Там говорят на одном, а здесь на другом языке. А
работа там и здесь казалось одинаковой. Так вот: отошел немного от
своего места, как вдруг навстречу мне идет тощий человек. Походка моя
замедлилась, выражение моего лица было серьезным и равнодушным, но он,
пройдя мимо меня, улыбнулся, показывая свои белые зубы и, посверкивая
своими светлыми глазами, равнодушно пробормотал что-то мне и ушел прочь.
[... пpодолжение следует ...]
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА 8
Информационная сводка КЛФ МГУ
Выпуск шестой (специальный)
Почетный член КЛФ МГУ
Аян Мочак-Хааевич Ооржак
(окончание)
Этот выпуск "Информационной сводки" содержит окончание воспоминаний
почетного члена КЛФ МГУ Аяна Ооржака. Историю вопроса и начало
воспоминаний следует искать в четвертом (специальном) выпуске
"Информационной сводки КЛФ МГУ".
Краткое изложение ранее описанных событий:
Аян Ооржак, шестнадцатилетний тувинец, вознамерился осуществить
заветную мечту - побывать в Японии. С третьего раза ему удалось
закрепиться в аэропорту "Шереметьево-2". Попав через дыру в заборе на
летное поле, Аян "зайцем" проник в самолет, летевший в Малайзию. Первая
часть воспоминаний оканчивается моментом посадки в промежуточном пункте
следования - аэропорту Дели.
Стилистика воспоминаний, как и ранее, намеренно не редактировалась.
Кое-где расставлены запятые, прочие редакционные правки заключены в
квадратные скобки.
Аян ООРЖАК
ВСТРЕЧА С ЗЕМЛЕЙ ЯМАТО
(окончание)
Прошло больше часа. Наш самолет уже загрузили багажом и
бортпитанием. "ИЛ-62" стоял в ожидании пассажиров. Негромко урчали
двигатели самолета и скоро должна начаться посадка. У входа самолета нас
приветствовали бортпроводники в белоснежных сорочках, в идеально
отутюженной форме. Пассажиры рассаживались по своим местам. На некоторое
время во втором-большом салоне образовалась небольшая суматоха и
оживление при рассаживании.
Просачиваясь сквозь толпу, иду в хвост. Минут десять я стоял в
туалете в ожидании когда все рассадятся по местам, чтобы потом сразу
отыскать пустое кресло. Не находил себе места, стоя перед своим
отражением, крутился вокруг себя, включал-выключал воду в кране, спускал
воду в унитазе. Начал умывать лицо, вдруг сзади услышал голос.
Выскользнуло миниатюрное мыло из рук, я ошарашенно обернулся: дверь была
заперта, я был один. "Внимание, уважаемые пассажиры!" - уверившись, что
это всего лишь голос стюардессы, объявлявшийся из радиодинамиков в
туалете, я с раскрытым ртом слушал дальше. "От имени Аэрофлота и экипажа
самолета "ИЛ-62", мы рады приветствовать Вас на борту нашего самолета...
Рейс Москва-Дели-Куала... (дальше не запомнил тогда) продолжается."
"Куала... - что за название диковинное? - думал я, - Где оно находится?"
Потом объявлялись правила полета, запасные люки, трапы, жилеты и прочее,
прочее. Легкий толчок, самолет медленно двинулся. Так же медленно [я]
поворачивал створку замка двери. Опять повернул назад ручку и встал
перед отражением в зеркале. Были сомнения на счет свободного места в
салоне и [я] решил действовать так: выйти в конец прохода, осмотреть
сзади все места, пройтись через весь салон и приглядеть пустое кресло.
Если же места не окажется, то придется все время сидеть в очень неуютном
убежище.
Надушившись "Огуречным" лосьоном, я приложил одно ухо к двери и
стал вслушиваться. Была тишина, но тот же женский голос о чем-то
говорил. [Я] опять повернул замок и начал раскрывать створки
двери-"гармошки". Вышел в темное помещение, где впереди был выход в
салон, закрытый шторками. Сначала я сделал маленькое отверстие, чтобы
одним глазом поглядеть вперед, потом открыл еще больше и увидел такую
картину: по радио передавалось объявление, но теперь уже на английском
языке, вместе с тем посреди прохода стояли советские бортпроводники и то
и дело надевали на себя спасательные жилеты, включали на них сигнальные
лампочки, что-то вытаскивали и надували, свистели в маленькие свистки. Я
думал: "Вот нас бы так развлекали спасательными жилетами на
внутрисоюзных линиях." Но чтобы там ни было, последняя из них увидела
меня и пошла ко мне. Я резко пошел к ней, чтобы она ни о чем не
спрашивала меня. Иду-иду медленно, поворачиваю голову. Взгляд упирался
куда-то вниз на ноги пассажиров. Прошел один ряд, другой, пятый,
шестой... И вот оно, это кресло. То самое, на котором летел из Москвы. А
из радиоприемников все продолжалось объявление "The attention,
please..." Вновь и вновь одевали на себя жилеты стюардессы, включали
лампочки, свистели... Одна из них стояла напротив меня и мне стало не по
себе. Я не мог смотреть ей в лицо, мне казалось, что она вот-вот
наклонится ко мне и скажет по-русски: "А билетик-то где твой,а-а?" Взял
буклет из впереди стоящего кресла и уткнулся "читать внимательно, как
пасажир вышедший из туалета."
Скоро все это кончилось. Проводники ушли прочь в свои комнаты,
самолет подруливал к взлетно-посадочной полосе и из радио доносились
последние английские фразы:"...KUALA-LUMPUR. THANK YOU!" Я вновь и вновь
вслушивался в неизвестный мне город - Куала-Лумпур.
И вот второй взлет. Взлетел самолет, взлетели мои мысли и не [я]
верил происходящему. Попрощавшись с желтыми огнями Дели, самолет набрал
высоту и летел в Куала-Лумпур. Очень скоро за бортом рассвело. Из
иллюминаторов били в песочного цвета обшивку салона яркие и светлые,
по-летнему теплые, лучи солнца. От этого было просторно и светло.
Самолет неподвижно летел на автопилоте, изредка поворачиваясь то на
один, то на другой бок. Мне не сиделось и, как солнечные лучики, я
переворачивался на откинутом назад кресле то на один, то на другой бок и
все думал о неизвестном Куала-Лумпуре. Искал на специальной карте
маршрутов "Аэрофлота", но так и не нашел этот город. А летели мы куда-то
"вниз" земного шара на тысячи и тысячи километров.
В салоне царила гробовая, тишина сопровождаемая монотонным шумом.
Все спали, было спокойно вокруг и приятно было глядеть в потолок.
Мои соседи оказались попутчиками, летевшими из Москвы. Сначала их
не узнал. Почти все они во время транзитной посадки в Дели успели
переодеться в курортно-летнюю одежду: майки, шорты, в пестрые кроссовки,
туфли и так далее. А на мне по-прежнему "сидели" зимние ботинки, под
ними теплые шерстяные, так сказать, "сибирские" носки. На теле - свитер
и шарф, а под головой лежала куртка, которую сделал вместо подушки. За
мною находилась еще пара рядов кресел, и все сидящие там люди глазели на
мою экипировку и долго-долго смотрели на меня, пока наконец я не снял
все что можно было: осталась сорочка, брюки, но ботинки с носками
поменять не удалось. А остальное я бросил в верхнюю полку-шкаф,
находящуюся над головой.
Так начались еще несколько часов полета в неизвестность.
Падали вниз веки, хотелось спать после нескольких утомительных
часов, как вдруг всю эту тишину нарушил звонкий как ручей голос,
доносившийся из расположенных повсюду радиоприемников. "Уважаемые
пассажиры, через несколько минут Вам предложат обед." Началось
оживление, некоторые разговорились, но многие еще спали. Мои соседи -
молодые супруги, как мне показалось, ехали отдыхать группой. [Они]
сидели вокруг меня, так что я еще оказался английским туристом на
некоторое время, ведь мои соотечественники-бортпроводники говорили со
мной исключительно на английском языке, полагая что я еду "с толпой".
Сначала нам раздали баночные, жестяные соки. Впервые тогда держал
еще не открытую банку красной "Кока-Колы" и понятия не имел, как извлечь
содержимое оттуда. Положив банку на время на край стола, я, не
поворачивая голову, повернул глаза на руки моих соседей, которые, дернув
кольцо, выпивали сок. Я медленно стал поднимать кольцо, [пока не]
раздался глухой хлопок, а потом освежал прохладным напитком свой
просохший рот. Кроме аппетитного подноса, полакомился бананом и
апельсином, которых давно уже не видел. А в конце "наши" что-то у меня
спросили, я дал утвердительный ответ, и в мои бокалы полились коньяк и
"Столичная". Я не знал, что делать, ведь никто не брал этих
горячительных напитков. Оставив их в углу стола, я "уснул".
Закончилась воздушная трапеза. Через некоторое время, глядя вперед
в салон, я увидел, что стюардессы что-то раздают, но не какую-то пищу, а
какие-то бумаги-документы. Вскоре подошла и моя очередь. Душа давно ушла
в пятки, но взял все-таки маленький бланк. Оказывается это был
эмиграционный бланк для заполнения паспортных данных, зачем приехал...,
профессия и т.д. А на обороте красовалась фраза: "Welcome to Malaysia!"
Вот уж не думал - не гадал попасть в такую даль. "Малайзия! Черт, где же
это?" О чем только не думал. Все вытаскивали синие, новенькие паспорта с
гербом Соединенного Королевства и заполняли графы. Подражая им, взял
единственный имеющийся у меня документ и стал от скуки ради записывать
свою фамилию, имя, гражданскую принадлежность, цель приезда, для чего
нужно было поставить крестик в квадратике.
Монотонный гул самолета прервался. Фюзеляж заметно наклонился
вперед. Доносились хаотичные звуки идущего на посадку самолета. Ко всему
этому еще добавилось объявление о том, что рейс заканчивается и через
несколько минут самолет произведет посадку в столице Малайзии -
Куала-Лумпуре.
Все застегнули ремни и приготовились ждать посадки. Я внимательно
вглядывался в иллюминатор в ожидании неизвестной земли. Вот несколько
секунд, и самолет, прорвавшись сквозь плотные облака, приближался к
земле. С неба виднелась густая зелень пальмовых деревьев. Кое-где можно
было разглядеть строения. Одно из них высилось на холме и было похоже на
мечеть, как у нас в стране в Средней Азии. Несколько кругов и сейчас
пойдем по "бетонке". Коснулись шасси земли и я в Малайзии. Лайнер
приблизился к зданию аэропорта, затихли двигатели. Все начали собирать
свои вещи. Взяв в руки свой скарб, я как и все принялся ждать чего-то.
Прозвучала последняя русская речь, которую я услышу [снова] только через
три дня. С нами попрощались, объявив, что температура за бортом плюс
тридцать градусов. Все ринулись после долгих часов утомительного полета
к выходу. Обгоняя всех, я шел вперед по салону. У входной двери мне
сказали "гудбай". В ответ соотечественникам ответил тем же: "Good-bay,
thank you!" - и пошел прочь. А по ту сторону уже стояли уборщицы с
современными швабрами и ведрами, готовые вот-вот до блеска вычистить
грязный самолет. Они были невысокого роста, с темной кожей, думал, что
увижу людей наподобие меня.
Все пассажиры направились вниз по зданию, где подошли к стойкам
всевозможных контролей. Зная, что там мне делать нечего, пошел обратно
на второй этаж рассматривать ультрасовременный аэропорт. Аэропорт
казалось вот-вот построили и [он] отличался стерильной чистотой. Это
было узкое и длинное здание. Такое длинное, что даже были горизонтальные
эскалаторы для ускорения движения. Один конец начинался с роскошного
магазина беспошлинной торговли "Duti free shop". Сначала я провел там
много времени, разглядывая всякие диковинки. В центре расположились
удобные скамейки, а впереди - четыре больших телевизора, где почти целый
день что-нибудь показвалось. Дальше находился ресторан со всякими
всячинами, заходить куда мне не хотелось. Ведь куда ни заглянешь, тебя,
в пределах разумного, потащат, предложат товар. Сначала я считал
туалеты, но сбился со счета. Запахов, напоминающих о туалете, не было,
даже можно представить, что находишься в парфюмерном магазине. Рядом с
обычным унитазом находился еще один, предназначение которого так и не
понял.
Так незаметно наступили сумерки. Я сидел и смотрел "телевизионную
Малайзию", из экранов черпал представления об этой стране.
Аэропорт обезлюдел, закрылись металлическими шторами магазины. В
здании, не считая служащих, никого не было. Вдруг появлялись люди с
темной кожей неопределенного возраста и начинали мыть и так чистый пол с
шампунем и взбивать каким-то полотером пену. Эту пену засасывали
пылесосом. После этого пол сверкал чистотой.
Смотрел на людей, сравнивал их с нашими, вскоре захотелось спать и
[я] решил заснуть до утра, чтобы завтра осмотреть здание аэропорта, а
если повезет, и выйти в город. [Только я] расположился на сиденье и
откинул назад голову, подложив под нее куртку, как на меня долго и
пристально кто-то посмотрел. Он сидел за своим рабочим местом, проверяя
паспорта и прочие документы у пассажиров. Но так как работы у него пока
не было, он начал подходить ко мне. [Я] автоматически поднял голову,
встал и хотел уйти, но он уже стоял передо мной.
Он был в форме, представлял из себя либо таможеника, либо еще
что-то в этом роде. Встал, обвел меня взглядом и поздоровался: "Good
evening, were do you come from?" Я ответил:" I from Moscow." "О-О!" -
восхищенно удивился он. Скоро начал говорить: "Where is your ticket?"
Тогда я не понял его вопрос и молчал. Так он раз десять повторил эту
фразу, переменив тон своего обращения. "Ticket?! Ticket?! Where is your
ticket?" - то на английском, то на своем малайском, чуть не крича,
спрашивал этот "тикет". Ну думаю, какой-то нервный малаец попался,
утрудился за весь день и теперь все свои чувства извергает. Не добившись
своего, он меня неожиданно попросил встать, и начал... шарить меня,
обыскивать. "Хорошо, что людей нет", - подумалось тогда. Ничего не
нашел, попросил документ. Дал ему свой [паспорт], а он листает его от
корки до корки, ищя что-нибудь понятное. Когда он начал листать паспорт,
посыпались мои деньги и лотерейный билет "ДОСААФ", который я где-то
купил. Спросил у меня, что это такое. Я говорю по-русски, что это
лотерейный билет. Видя, что он не понял, повторяю по-английски:
"Lottery... Lottery..." - а дальше не смог сказать билет. "Lottery
ticket?" - добавил он. И я сразу понял, чего он хотел вначале. Вспомнил
из школьной программы седьмого класса английского языка слово "билет".
Тогда он вновь повторил: "This is Lottery ticket. Where is your
air-ticket?" Поняв смысл, сделал вид, что опять ничего не понял. Ведь
где я его возьму, этот "эйртикет"? Он ушел к своему рабочему месту, а я
вздохнул с облегчением, но сидел на месте и смотрел на него. Тот взял у
себя телефон и начал звонить. "Ну, сейчас начнется", - думал я. Позовет
переводчика, говорящего на русском, и я попадусь. Поднялся на ноги,
сделал шаг, другой. Все быстрее, иду дальше, но за спиной раздался
голос. Он позвал меня и приказал сесть на место.
Вскоре с разных сторон появилось человек шесть с разными
камуфляжами и началось все с начала.
- Good evening! Where is your ticket?...
- Where do you come from?...
- Ай фром Москоу. - ответил я.
Потом они спрашивали за моим ответом: "Сегодня ли?" Я ответил
утвердительно. Через какой-то Дубай ли? Я сказал: "Yes". Затем они
вытащили журнал, предварительно попросив написать по-английски свою
фамилию, и начали искать пальцем меня в списке пассажиров. "Меня же там
нет! - думал я. - Надо-же что-то придумать!" Не найдя мою фамилию, они с
подозрением посмотрели на меня и дали мне понять, что я сказал неправду.
- О, ноу! Ноу! - говорю я. - Ай флайт естедей фром Дели.
Перевернув один листок они принялись искать вновь мою фамилию.
Зная, что и на этот раз моей фамилии там не будет, придумал такую
версию: приехал вчера аэрофлотовским рейсом с билетом, а когда приехал в
Куала-Лумпур, выбросил его в туалете, объяснив еле-еле это по-английски.
Не добившись ничего, они стояли и смотрели на меня, думая что сейчас
заблудившийся иностраннный пассажир попросит о помощи. Вскоре они
потеряли ко мне интерес и спросили не о деле.
- How old are you?
- Сикстин.
- You mongolian?
- Ес. - Так приблизительно угадали. - подумал я.
- You student?
- Ес. - ответил я. Потом они почему-то спросили о том, куда я лечу
дальше.
- Токио... ин ту зе Токио.
Ничего не сказав, они ушли все прочь, оставив меня в покое.
"Подальше ноги нужно уносить осюда. Не безопасное местечко." Ушел в
другой, безлюдный конец здания, где была открытая дверь на балкон
второго этажа и лестница вниз на территорию аэродрома.
В лицо хлынул душный и влажный воздух со специфическим запахом.
Спустился вниз, где в темноте стояли силуэты специальных автомашин
аэропорта, легковых и грузовиков. Вот-вот мог появиться человек, поэтому
я ушел обратно в здание. А там спустился вниз по лестнице к
контрольно-пропускному пункту без служащих. Это было небольшое помещение
с различными механизмами для проверки багажа и стойки паспортного
контроля. А впереди был выход на улицу, только выход закрывался
автоматически открывающимися стеклянными дверями. А сверху маленькое
электронное устройство, при подходе к дверям открывает двери выходящему
человеку, такое же как в московском "Шереметьево-2". Я подошел к дверям,
загорелась на устройстве маленькая красная лампочка, а вместе с ней
открылась и дверь - выход наружу. [Я] молниеносно выскочил на улицу и
пошел в сторону. В отвыкшие от шума уши ударил гул проезжающих мимо
современных автомашин и голоса людей. Тело окружил липкий и влажный
воздух, и я начал согреваться на нем от почти холодильной температуры
внутри здания, потому что оно охлаждалось кондиционерами.
Сразу пошел осматривать припортовую жизнь, подошел к лавке,
торгуюшей продуктами, где прямо пестрели яркие упаковки со вкусной
пищей. Везде ходили люди в хорошей одежде. Они платили в кассе проезд и
садились в такси, очередь которых растянулась на многие метры. Другие
уезжали на своих шикарных машинах. А некоторые просто сидели на тех же
удобных сиденьях, которые были и внутри здания, и утоляли жажду
напитками, купленными у электронных продавцов-автоматов. Продавалось до
десяти наименований напитков, уже расфасованных в бумажные
коробки-стаканы. Стоит лишь бросить монеты или деньги, тут же на руки
Вам упадет охлажденный брикет или горячий чай и кофе. Почему-то эта
машина сначала привлекла мое внимание. Изучив, как ею пользоваться,
просунул банкнот с пятью рублями, автомат взял его себе, но через
несколько секунд вернул обратно. Я думал, что он "съест" неизвестные ему
деньги, но он возвратил все. Думая, что его не обманешь, пошел дальше.
Как потом оказалось, все эти дни я просидел в транзитном зале,
поэтому у меня спрашивали билет и дальнейший полет, туда пропускали
только улетающих пассажиров. Потом [я] зашел в собственно аэропорт, где
с тебя ничего не потребуют, и провел там остальное время.
Эта часть здания была раза в два больше предыдущей. [Здесь]
находилось несколько сувенирных магазинов, книжная лавка, рестораны и
кафетерий. Где-то внизу находилось турецкая баня.
Сев как-то за столиком в ресторане, я смотрел на людей, с аппетитом
уносивших в животы вкусные блюда, а когда они уходили, тотчас убирали
все со столов и протирали тряпкой столы. Я долго-долго сидел, и передо
мной стоял чей-то выпитый большой пластиковый стакан. Вскоре подошел
официант и спросил меня, можно ли унести стакан со стола. Я кивнул
головой. Взяв стакан и протерев быстренько стол, он уже собирался было
уйти, но я попросил сесть возле меня и объяснил свое положение. В
качестве сувенира дал ему десятку, а вместо этого неплохо заправил
желудок несколькими булками с котлетой и взял с собой несколько больших
стаканов "Кока-колы". Затем заглянул в близстоящий отель, в лифте
которого была реклама какого-то музыкального трио, зазывавшего на
третьем этаже послушать музыку в его исполнении. Сидел в полумрачном
[помещении] со вспыхивающим вокруг цветными огнями до позднего вечера,
пока не ушел обратно в аэропорт, где и заснул до утра.
Смотря на людей, можно определенно по их виду сказать, что страна
Малайзия процветает, по крайней мере где-то читал дома о "четырех
процветающих тиграх Азии", среди них была и Малайзия. Но вместе с тем,
когда я спал, возле меня на скамейках спали худые женщины в растрепанной
одежде, когда аэропорт почти полностью пустел.
На следующее утро, где-то днем я проснулся и посмотрел на табло
улетающих рейсов, где как такси друг за другом улетали малайские
самолеты в Сингапур, иногда прилетали самолеты из Австралии с эмблемой
кенгуру на хвосте и улетали затем в Сидней. География вылетов из
Малайзии была скудна, в отличие от вылетов самолетов из Москвы. Я искал
на табло город Токио, но его там не было.
А потом решил сходить в город, для чего пошел по трассе, ведущей к
столице. До города было всего лишь двадцать с лишним километров. Шел
вдоль отличной дороги, мимо меня пролетали машины с непривычным
левосторонним направлением движения. Шел-шел, пока весь не выпарился от
стоящего в зените над головой солнца, прошагав несколько километров,
пошел обратно. Сел на прежнее место и стал раздумывать, что сделать
дальше: можно здесь на некоторое время остаться и, посмотрев лучше
Малайзию, лететь обратно домой, когда в 15.00 улетал рейс в Москву, а
может полететь дальше в Сингапур или в Сидней, но [я] еще раз
вглядывался на табло, в надежде увидеть там японскую столицу. Собственно
столицу там не увидел, но обратил внимание на короткую запись:
JL:722:NRT:20.45. И начал расшифровывать: JL - это означает, что рейс
выполняется японской авиакомпанией, 722 - рейс, NRT - название
международного аэропорта в Токио - Нарита, а 20.45 - Время вылета из
малайского аэропорта. Но до конца, пока не сел в самолет, были сомнения.
Наступил вечер. Время незаметно летело и наступил момент, когда
объявили посадку на рейс 722. В этот момент аэропорт бурлил своей шумной
жизнью. Вовсю работали рестораны и закусочные. Полным был книжный
магазин. Куда-то приглашали зарегистрироваться пассажиров, они ожидали
немного времени и уходили на посадку.
Друг за другом шли зарегистрированные пассажиры рейса 722 к
таможенному и паспортному контролю [и] затем исчезали из виду в
транзитном зале. Я стоял около стойки контроля и вслушивался в речь
останавливаюшихся людей. Вскоре из входной двери улицы появился экипаж
этого самолета. Они направлялись друг за другом в мою сторону. Это были
молодые девушки в кокетливой форме и двое мужчин - пилотов самолета.
Таких же людей я встречал в московском аэропорту - экипажи японской
"Джал". Стюардессы и пилоты прошли мимо меня к стойке и скрылись из виду
в транзитном зале. И я решил пройти в самолет так же, как и вышел оттуда
несколько дней назад. Вышел на улицу и направился к тому месту. Но в это
время оттуда после паспортной и багажной проверки выходили только что
прилетевшие пассажиры. Так что повторить то же самое в обратном
направлении не было возможным. И я вспомнил одну дверь, которая
находилась в конце того самого зала, выходящая наружу в сторону
аэродрома. Вспомнил, что она была открыта и выходил оттуда впервые
подышать Куала-Лумпурским воздухом. И чтобы пройти через эту дверь в
транзитный зал, нужно было пробраться к ней, предварительно пройдя через
забор.
Проводив взглядом экипаж японского самолета, я вышел из здания и
пошел по дороге в сторону, где напротив находилась эта дверь. Прошел из
ярко освещаемого и шумного места привокзального перрона к тихой и темной
стоянке легковых автомобилей, напротив которой находилась столовая.
Оттуда шла музыка и громкие веселые голоса людей. И там же в стороне
находилось начало ограждения. Забор в начале был деревянным и очень
высоким. Нашел невдалеке длинную доску, подставив под сорок пять
градусов, залез на самый верх. Некоторое время было страшно прыгать вниз
с большой высоты, как вдруг из-за поворота выехала машина, осветив меня
светом фар, заглохла. [Я] так и повалился вниз на сухой гравий, вообразя
в голове полицейскую машину.
А на той стороне забора висел такой знак: там показано два человека
- один из них падает, а другой стреляет из ружья в первого. Волочась со
свертком вещей бежал несколько сот метров по темному и глухому месту.
Наконец поднялся осторожно по металлической лестнице к той самой двери,
открыв ее, зашел во внутрь. Принялся искать пассажиров японского рейса.
Быстрыми шагами шел по горизонтальному эскалатору по длинному зданию к
центральной части. Напротив магазина беспошлинной торговли за
стеклянными ограждениями на креслах разместились те самые пассажиры. А
дальше у выхода к телескопическому трапу встали в круг члены японского
экипажа и, наверное, слушали наставления своего босса, прибывшего из
города. Иногда они ему кланялись в пояс и снова что-то слушали. "Ну уж
кто кланяются - то только японцы" - думал я.
Потом я ушел в сторону, откуда можно было бы увидеть стоящий
впритык самолет. Его там не было, хотя по расписанию вылет должен
состояться.
Все это время нахождения в транзитном зале меня не покидала мысль,
что вот-вот кто-нибудь подойдет и попросит опять билет. Сел в укромном
местечке, откуда хорошо просматривалось взлетное поле и ждал, когда
сядет, наконец, самолет из Токио. И неожиданно прямо перед носом
появляется белый полированный гигант с черно-красной полосой на фюзеляже
и надписью на ней: "Japan Air Lines", а на хвосте освещаемый светом
красный журавль с поднятыми вверх крыльями. И я побежал обратно к
сидящим в ожидании пассажирам. И мысли теперь состояли в том, как пройти
в самолет. Медленно повернув, DC-10 встал впритык к зданию. так же
медленно к входным дверям самолета направилась "кишка". И началась
высадка прилетевших людей. Вышли около меня пассажиры и экипаж
прилетевшего самолета, а новый экипаж направился в самолет. Через
несколько минут еле слышимый голос пригласил пассажиров на посадку и все
пошли.
Контроль, через который шли люди, мне не пройти. Я спустился по
служебному лифту на один этаж вниз, где был выход на аэродром. На улице
стоял огромный самолет с работающими двигателями, и снизу, под
телетрапом, слышался топот, проходящих по нему людей. [Я] направился к
служебной металлической лестнице, ведущей с аэродрома ко входу в
телетрап. [Только] стал подниматься по крутой лестнице, как вдруг
появляется из-под самолета человек с рацией в руках. Увидев меня со
стороны, он, наверное, направился ко мне, но и сверху из входной двери
вышел еще человек в светлой сорочке. А тот, что был внизу, решил, что мы
вышли вдвоем, и принял меня за члена экипажа и не стал подходить ко мне.
Человек, который вышел сверху, успел сделать несколько затяжек сигаретой
и ушел внутрь. Я последовал за ним. Открыл дверь, и увидел там
проходящих пассажиров, а потом влился в толпу и как все прошел мимо
малайских фараонов, дающих всем на прощание напутствия хорошего полета
на английском языке. У самого входа в самолет я снял с кармана сорочки
лотерейный билет "ДОСААФ", имитировавший пропускную карточку,
удостоверяющую личность, какие были у всех служащих аэропорта.
Вхожу в самолет. У самого порога стояли все проводники. Они почти с
каждым пассажиром обходились низким поклоном и руками [жестами] просили
проходить во второй салон. Я некоторое время стоял перед ними и думал
что они проверяют билеты. Но они, все - до десяти человек - поклонились
мне низко, радушно улыбнулись и произнесли тихим голосом и хором
японскую фразу, принимая меня за подданного Ямато. Мне стало не по себе,
когда ко мне обратились как к господину, [и я ] пошел рассматривать
салон. Это был широкофюзеляжный лайнер, в последнем салоне которого в
ряду было восемь мест и два прохода, впереди - большой экран, а в
хвостовой части - несколько туалетов.
Пока пассажиры размещались по местам и раскладывали вещи на верхние
полки-шкафы, я закинул туда-же свой скарб и отправился в туалет, чтобы
все повторить как прежде. Когда открыл дверь, над ним загорелась яркая
зеленая лампочка, сигнализирующая о занятом туалете. Зашел внутрь, запер
замок и стал ждать, пока не рассядутся по местам люди. Еще лучше [было]
переждать взлет, чтобы затем искать по всему лайнеру местечко.
Долго сидеть там не пришлось. Все время у самых дверей караулила
стюардесса, ждала пока я не выйду. Сначала она стучала и что-то
говорила, а потом о чем-то стала просить, наверное, чтобы вышел и сел на
место. В это время самолет только подъезжал к взлетной полосе. [Я]
открыл дверь и вышел, в стороне стояла она и смотрела на меня. А в самом
последнем ряду [я] увидел пустое кресло, рядом находился большой черный
телефон. [Я] с облегчением сел и стал смотреть в иллюминатор на
удаляющийся малайский аэропорт. Смотрел я в сторону и о чем-то думал,
как [вдруг] с другой стороны ко мне обратился [раздался] женский голос.
Это были они [стюардессы] и, наверное, опять все вместе. Я ошарашенно
глядел на них и думал, что они говорят. А говорили они на японском
языке, я сделал удивленный непонятливый вид. Теперь они говорили на
английском языке, и я вслушивался в быструю речь, но так и не понял.
Увидели, что я ничего не понимаю, начали показывать жестами. Я
думал-думал и, наконец, понял - они просили отправиться вперед и сесть
на "свое" место, т.к. я уселся на место одной из стюардесс. Я встал и
пошел вперед на "свое" кресло. Я шел замедленным шагом, катя [шаря] по
сторонам глазами в поисках свободного места. Уже почти начало салона, но
все сидят, и ничего для себя не видно. Осталось несколько рядов - пять
или шесть, и в самом центре - "оно" было. Потревожив двух европейцев
страшной английской речью, пробрался сквозь них и "утонул" в глубоком
сиденье. А впереди светился экран, где тренировались два человека в
гольф, но странно - звука никакого не было. А у соседки по креслу на
голове были наушники и она смотрела на экран. Я взял на впередистоящем
кресле наушники, подсоединил к подлокотнику и стал крутить
переключатель. Нашел громкую музыку и включил "на всю катушку".
Казалось, что весь самолет содрогается от этого.
Последовал незаметный взлет, и мы полетели в Токио. Когда уже
набрали высоту, раздался голос и спустя некоторое время нам давали ужин.
Включился яркий свет, пробуждая всех спящих, и впереди появились
стюардессы, переодетые в яркие красные фартуки. Они шли параллельно по
проходам по две. Одна катила тележку с подносами, другая их раздавала.
Весь поднос "провалился" в желудке, а самое интересное, что там
было, то это палочки из которых едят - хаси. Я ел из них и вроде
получалось. И тогда же одна из стюардесс начала писать что-то в своем
блокноте, осматривая сидящих пассажиров. Мне уже было все ясно -
рассчитали "безбилетника". И под конец обеда они расхаживали по проходам
и считали, считали, не показывая виду пассажирам. Вскоре они звонили по
телефону в кабину пилотов и что-то сообщали. Погас яркий свет, самолет
летел дальше.
Тогда мне показалось, что лайнер начал спускаться вниз где-то на
середине маршрута, и я подумал, что спустимся в какую-нибудь страну, там
у всех проверят билеты, а заодно выпроводят меня, а семьсот двадцать
второй полетит дальше. К тому же и в Токио будет усиленная проверка и
все равно, когда [бы] меня поймали - "внизу" или "наверху". И я решил
узнать что-то у стюадесс, для чего нажал на кнопку и на потолке
загорелась яркая зеленая лампа.
До этого еще кто-то вызывал стюардесс к себе, и те со страхом на
лице подходили по двое к пассажиру.
Через несколько мгновений появились в стороне две девушки и
смотрели на меня в ожидании вопроса. Я спосил: "We Landed?" - то есть не
идем ли мы на посадку. А та ничего не поняла. Я написал на специальном
пакете для нужд пассажиров, которые были у каждого, вот такую надпись,
перед чем я попросил у нее ручку: "We Landed?" Она ответила
отрицательно, а дальше написал еще: "I NO HAVE BOMB. GIVE ME, PLEASE, GO
TO THE TOKYO!"
То есть я хотел их успокоить, чтобы они не беспокоились и летели
дальше. Она долго смотрела на мой набор английских слов и спросила у
меня билет: "Where is your ticket?" Мне ничего не оставалось, как
ответить: "No ticket". Она позвала всех стюардесс и они окружили меня со
всех сторон и опять спросили: "Where is your ticket?" Я отвечал так же:
"Ноу. Ноу хэв тикет". Вскоре жестами попросили встать, что бы пройти
куда-то вперед. Я вышел из ряда и встал на проходе. Они окружили со всех
сторон и повели на кухню в самый "нос".
Мы шли через спящий самолет из последнего салона в "бизнес-салон"
первого класса и попали в светлую и большую кухню. Там уже стоял пилот
или капитан самолета спиной ко мне и курил сигарету. Затем он повернулся
ко мне и сразу же дал стакан горячего кофе. Мне тогда было совсем не до
кофе, я отказался, но он настоял на своем и я взял [стакан] в руки. И
начался разговор. Он обратился ко мне с такими фразами: "You speak
English?" Я показал головой "нет". "Парле ву франсе?" Я показал то же
самое. Теперь он фразу сказал на немецком языке, я ответил отрицательно.
Он начал думать, что же сейчас делать. В этот момент я ему сказал: "Ай
спик Инглиш" и вдобавок показал пальцами, что знаю очень мало. Он
обнадежился в лице и задал вопрос: "What's you name's?" Я сказал: "Аян".
Потом они ожидали, что я им сейчас буду говорить. Протянул им свой
паспорт. Они брали из рук в руки и не верили, что перед ними стоит
"росияндзин". Сначала одна из них удивленно сказала: "Москва?" И другие
говорили друг другу: "Москва?! Москва?! Росияндзин?!" После минутной
восхищенности у них сменились лица. [Они] испуганно смотрели, в ожидании
новых сюрпризов от меня. Но лишь капитан остался невозмутим до конца,
предложил сигарету, но я не курил и отказался.
В целях безопасности они, конечно, меня обшарили: такая неприятная
процедура, но нужная для них, и спросили у меня багаж. Багажа большого
не было, а осталась куртка, которая лежала в самом конце самолета и
сказал им об этом. Мы шли опять через салон. Там я вытащил одежду и мы
пошли обратно. А старшая на вид стюардесса отправила всех по своим
местам и мы остались вчетвером: я, пилот, стюардесса и еще одна, которая
всегда стояла у стойки на кухне и работала.
Обшарив все мои вещи, стюардесса отдала мне их на руки. Так мы
стояли где-то час. За это время я письменно отвечал на вопросы капитана,
рисуя маленькие схемы и вставляя в них слова. Затем меня посадили на
большое кресло возле иллюминатора, а рядом сидел пилот и писал на листах
иероглифами протоколы. Пререписали все мое имущество. Спросили, есть ли
деньги. Я вытащил из кармана брюк триста восемнадцать рублей с
копейками. А те удивились, что у меня хоть что-то есть. Иногда пилот
уходил в кабину и, наверное, сообщал на землю. Мы оставались вдвоем
сидеть на креслах. Женщина спросила у меня, показывая руками, не
волнуются ли родители. Конечно, я ответил: "да", и у нее заметно
прослезились глаза. Вот этого я не ожидал вообще. Я был готов к таким
допросам и даже, [так] сказать, пыткам, а получил обратное. Еще они
спросили, чем я питался в Куала-Лумпуре, зная о цене наших денег.
Сказать, что ничего не ел, было бы неверно; ответил, что питался
объедками в ресторане. Вскоре появился опять он [капитан] и попросил
написать имя, фамилию и отчество на английском и опять ушел. Затем они
дали мне огромный поднос, я его мигом "проглотил". Вообще, как потом
оказалось, это было самое лучшее времяпровождение за весь вояж.
Самолет пошел на посадку, капитан ушел в кабину, мы сидели вдвоем
на отгороженных шторками креслах, она [стюардесса] смотрела на меня, я
глядел в иллюминатор и искал во тьме город. За бортом было темно. Я
потерял все ориентиры времени: то ли был еще вечер, то ли наступает
рассвет, не помнил уже когда и сколько спал в последний раз, падали вниз
веки, меня тянуло ко сну. Но я смотрел вниз в окно и уже что-то можно
было различить. Мы, пролетев над океаном, летели над землей. Снизу я
узнал Токийский залив и еле заметно увидел возвышенность, наверное, это
была Фудзияма.
И вот я своими глазами смотрел на Токио. Это были огни, похожие на
пожар, и переливались как река. Мы кружили над городом и медленно
спускались вниз. За бортом показывалась фантастическая картина. Самолет
вырулил по воздуху на посадочную полосу. Снизу уже были видны ручьи
автомобилей, несколько минут и самолет плавно и мягко сел на землю. На
крутой возвышенности освещались огромные темно-зеленые буквы, сделанные
из растительности - NARITA.
Мы подрулили к зданию, остановился самолет, а стюардесса совсем
было расплакалась и ушла в кабину. Я стоял на кухне один, рядом была
молодая девушка и прибирала на столе. Вдруг открылась дверь, а там уже
стояли трое и ждали меня. Я растерялся. С кем мне пришлось общаться в
полете - находились в кабине. Я не знал, что делать, то ли идти, то ли
ждать чего-то. А та, что убиралась, поняв меня, поклонилась на прощание,
и я ушел.
Передо мной стоял мужчина средних лет в очках, рядом с ним
находилась девушка в красной форме, а сзади них вроде полицейский, вроде
пограничник.
Мы шли вчетвером по длинному светлому проходу, подошли к стойкам
контроля. А перед стойками с автоматами в руках стояли такие же
пограничники и кого-то встречали. "Не меня ли это так?" - думал я. Мы
прошли сквозь эти стойки, предварительно поставив в бумагу какую-то
печать, и пришли в комнату, сверху которой виднелась надпись
"IMMIGRATION". А по ту сторону стеклянной стены собрались люди.
Наверное, в полете обо мне сообщили, они стояли и смотрели на меня. Меня
от них отправили еще дальше. Меня посадили на скамейку: спереди сторожил
пограничник в темнозеленой форме, рядом переводчица, передо мной листали
большую толстую книгу с иллюстрациями всех паспортов из, наверное, всех
стран. Нашли наш советский оригинал, но что-то не совпадало, а именно
надпись: "Общегражданский заграничный". Они листали еще страницу [за
страницей], надеясь найти именно мой, но не нашли ничего, так и поняли,
что летел с ним я так прямо из Москвы. Задавали те же вопросы, что и в
самолете где-то минут пятнадцать. Я обрадовался, услышав опять русскую
речь, и разболтался с переводчицей о том, о сем, ненароком спросил о
священной для японцев горе Фудзияма. "А Фудзияма отсюда далеко?" -
спросил я. "О! Нет, здесь рядом!" - обрадовалась она и хотела показать
через окно эту гору, но горы не было видно, и сказала, что увижу гору,
когда полечу обратно.
Я очень расстроился. Упало куда-то настроение, я сидел один с
пограничником, ни о чем не разговаривая. Вскоре одолел сон и [я] мигом
уснул. Проснулся, когда он меня разбудил, и мы пошли куда-то по
лабиринтам аэропорта в холл. Он передал меня другим людям в
светло-голубой форме и мы сидели так до самого вылета в Москву. До этого
ко мне приехали из советского посольства и представительства Аэрофлота.
Последний со мной, понятно, ни о чем не говорил. Первый же, еще молодой,
не "читал мне мораль", как я ожидал, - [мы] поговорили о погоде в Токио,
[я] спросил у него, почему у них еще желтые деревья на улице.
Оказывается, зима там не такая уж холодная, как я думал.
Так мы сидели до обеда. Потом посадили в "Аэрофлотовский" самолет,
предварительно сообщив обо мне стюардессам. Летели до Москвы девять
часов. Прилетели к вечеру. В самолете мне дали кое-каких продуктов. И
самого первого проводили к выходу. А там меня ждали все "шереметьевские
фараоны" и хором накинулись на меня: "Вот он!" "Иди сюда!" "Приехал,
заяц!" И начались, начались дотошные допросы, бумаги, протоколы,
показания. Сидел несколько дней в изоляции в холодной гостинице с
зарешетчатыми окнами, слава богу, что хоть в специальное место не
отправили. Там мне дали "Известия", где написано обо мне. Вскоре приехал
отец, и мы улетели домой, и как говорится, "хорошо то, что хорошо
кончается!"
Вот и все.
***********************************
Читателям, вероятно, будет интересно узнать, что в марте этого года
Аян, приведя в содрагание компетентные органы, снова появился в Москве.
Правда, с несколько иной целью. Наш почетный член приехал поступать в
ИСАА (Институт Стран Азии и Африки). Выбранная им специализация, как вы
можете догадаться, связана с Японией. Пожелаем ему успеха, коллеги!