Тарас и Мирослава КИНЬКО
ПО СЕКРЕТУ ВСЕМУ СВЕТУ
ПОПУГАЙСКАЯ СКАЗКА,
или
Краткий курс новейшей истории Страны Дураков
Минздрав предупреждает:
приступая к чтению, ознакомься с инструкцией!
БОБРО ПОБЕДИТ КОЗЛО.
А читатель узнает, кто есть ху...
Веселые кретины и кретинки
нарисовал с приветом
художник Радна Сахалтуев
С Тарас и Мирослава Кинько,
"Попугайская сказка..."
С Радна Сахалтуев, иллюстрации
Утверждено министерством
правдивой информации
КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЭТОЙ КНИГОЙ.
(Инструкция)
Эта книга предназначена для детей любого возраста: от дошкольного до
пенсионного. Назначается в качестве прививки от заражения бармалейским
духом (спиритус Бармалеус вульгариус). Способствует укреплению доверия
между народами.
Правильное отношение к этой книге вызывает у читателя здоровый смех,
доброжелательность, интерес к интересам других народов.
Прививка считается успешной, если у привитого возникает понимание
представителей коренной национальности, появляется непреодолимое желание
изучить ее язык.
Побочное действие: раздражение, драчливость, усиленное слюнотечение.
Перечмсленные признаки указывают на то, что прошедший привику страдает
недугом бармалейщины. Чтение не прекращать до тех пор, пока отношение к
книге и самочувствие не улучшатся.
Книга в рукописи прошла клинические испытания и рекомендуется к
применению без рекомендаций.
Читать книгу можно в любое время суток как до, так и во время и после
еды. Желательно за столом и с хорошим освещением.
ПРОФЕССОР (ПИШИЧИТАЙ)
ПРОЛОГ.
Вихри враждебные.
В потайную дверь Горохового дворца осторожно поскреблись условным
знаком. Крыса-привратница встрепенулась и прильнула к щели над порогом. Из
рваных ботинок на нее глянули когтистые кошачьи лапы. Кто-то ощупывал
ступеньку тросточкой из рыбьих позвонков, как это делают слепые, рядом
чернел истертый резиновый наконечник костыля около пары кривых лисьих лап.
Вне всякого сомнения, это были званые гости. Но ради порядка крыса
все-таки решила важно спросить:
- Кто там и что нужно?
- Подайте бедным савочкам - жертвам Перестройки! - гнусаво завел
голосом старого нищего кот. - Подайте слепому на цветной телевизор!
- Подайте казанским сиротам, уволенным за правду! - стала
подтявкивать лиса. - Подайте хромоножке на роликовые коньки!
Громыхнула щеколда, и потайная дверь на миг отворилась. Этого
оказалось достаточно, чтобы калики перехожие прошмыгнули во дворец.
- Узнаете? - сладким голосом спросила лиса.
- Так точно! - вытянулась в струнку крыса. - Товарищ Лиса Алиса -
министр вкладов и сбережений и ваш заместитель - товарищ Кот Базилио!
- Тс-с-с! - игриво погрозила лапой лиса. - Во-первых, бывший министр,
а во-вторых, нас в целях конспирации следует называть иначе: меня теперь
зовут по-простому Патрикеевна, а товарища Базилио - пан Коцкий. Надеюсь,
мы не опоздали?
- Никак нет! - доложила крыса. - Вы, товарищ министр, и ваш первый
зам явились вовремя - первыми. Вас ждут товарищ Шапокляк и ее воспитанница
Крыска Лариска. Прошу, товарищи, проследовать за мной в Гороховую
гостиную.
- Полноте, - любезно прищурилась товарищ Алиса. - Мы здесь как дома.
Сами уж как-нибудь не заблудимся.
- Да-а-а, - мечтательно протянул товарищ Кот Базилио. - Сначала мы с
помощью дураков изгнали отсюда царя Гороха, а теперь дураки изгоняют
отсюда нас... Вот оно отрицание отрицания! - вырвались у него со вздохом
таинственные слова. - Жаль, товарищ Бармалей до этого не дожил! Уж он бы
этого не допустил даже ради торжества диалектики!
Говоря это, кот шевелили усами и принюхивался. Он снял с лап
изодранные перчаткии с достоинством бросил их в помятую шляпу. Привратница
приняла их с почтением. Так и не определив, чем во дворце пахнет, товарищ
Базилио спросил без обиняков:
- А не ждет ли нас еще и обед?
Черные стекла на очках слепого разом подскочили, и на привратницу
сквозь пустую оправу уставилась пара зеленых от голода глаз.
- Так точно, - запинаясь, ответила крыса - даже ее, агента
министерства Госстраха, от этого взгляда проняла жуть. - Обед подан!
- Отлично! - покровительственно похлопал крысу товарищ Базилио. - А
то отца родного бы съел.
Кот покопался в горсти мелочи и, достав самую маленькую монетку из
желтого леденца, всучил ее привратнице.
- Вот вам один сольдо, и ни в чем себе не отказывайте, - великодушно
сказал нищий.
Товарищ Базилио хотел было вырваться вперед, но товарищ Лиса Алиса
крепко взяла его под руку.
- Это сольдо от нас двоих, - ласково сказала она, передавая
привратнице свой измызганный костыль. - Родина вас отблагодарит за
отличную службу! Выше голову, товарищ!
Крыса в мундире, в петлицах которого были щит и меч, лихо взяла под
козырек, и званые гости поспешили по пустынному коридору. Они уже не
видели, как крыса плюнула им вслед и швырнула леденец в угол.
Хромая и слепой, норовя обогнать друг друга, толкались локтями и
мерзко хихикали.
- Что за манеры! - жеманничала лиса. - Товарищ бывший замминистра!
Ведите себя достойно!
- Пожрем на шару! - возбужденно шипел бывший замминистра.
Но брошенному сольдо не суждено было упасть. Он угодил в нового
гостя. Пока кот и лиса наперегонки мчались к гороховой с позолотой двери
гостиной, в углу привратницкой сдвинулись плиты мозаичного пола. Из гулкой
пустоты, которая поселяется в колодцах, появилась сперва крысиная башка, а
следом за ней и преогромная старая помойная крыса с длиннющим хвостом, из
тех, кого в далекой Италии не без страха называют "сорками".
- Здравжлав, товарищ Шушара! - служебной скороговоркой выпалила
перепуганная привратница.
- Кто это деньгами разбрасывается? - мрачно произнесла помойная
крыса. - Может, кому-то жить надоело?
- За время дежурства посторонних не было! - выкрутилась крыса. -
Только свои.
- Вот и ладушки, - думая о своем, шаркая когтями и таща огромный
сиреневый голый хвост, последовала за двумя нищими и крыса. Она здесь
чувствовала себя полной хозяйкой.
Выражение ее морды не сулило ничего хорошего. А на боку висела
кобура. Плита встала на место, в дверь тут же раздался условный стук.
В щелку под дверью были видны собачьи лапы в крагах и со шпорами.
Громыхнула щеколда, и на пороге появился бульдог в полицейском
мундире.
Крыса разинула пасть для приветствия, но бульдог быстро заткнул ее
лапой.
- Молчать! - гаркнул он. - Я здесь инкогнито!
И проследовал за остальными.
В богато убранной гостиной подавали суп с горохом. Лиса Алиса и Кот
Базилио жадно уписывали его за обе щеки. За столом прислуживала
красноглазая белая крыса в наколке официантки.
- Мне корочку черствого хлеба или сухарики, - заказала товарищ
Шушара, доставая из пистолетной кобуры вставные челюсти со стальными
зубами.
Все чинно обедали, сопя и чавкая каждый на свой лад.
Лишь полицмейстер товарищ Бульдог ни к чему не прикасался. Судя по
всему, настроение у него было кислое.
- Я в свое время, помнится, говорил, - вдруг начал он, - что из этой
Тортилы следовало сварить черепаховый суп...
- А гороховый вам не по вкусу? Помнится и другое: когда сварили суп
из царя Гороха со всей гороховой родней и принцессой на горошине впридачу,
вас от него за уши нельзя было оттащит ь... Черепаховый - тоже ничего. Но
Тортила для супа, положим, старовата, - с видом знатока сострил товарищ
Базилио. - Вы не находите? Хотя дураки и его бы съели и еще бы добавки
попросили! Они любят, когда кто-то кого-то ест!
- А что случилось? - разом глянули на Бульдога гости.
- Насколько я помню, мы ее по приговору товарища Барабаса, который
был обвинителем в суде, и товарища Волка, который был председателем суда,
упекли в живой уголок, - напомнила всем товарищ Лиса Алиса.
- Не ссылать же ее было на строительство Дуремарканала в болота, -
мрачно прошамкала товарищ Шушара. - Ведь для черепахи болото - что дом
родной.
- Но что же все-таки произошло? - еще больше насторожилась лиса.
- Она бежала, - мрачно сообщил полицмейстер. - Бежала из дома юных
бармалеевцев. Бежала из живого уголка, из которого никто еще живым не
уходил. И теперь раздает направо и налево интервью...
- Я уже в курсе и принимаю меры, - обозвалась молчавшая до сих пор
остроглазая старушка.
- Товарищ Шапокляк, неужели гадание помогло? - удивились все.
- Оставьте гадание для дураков, - презрительно процедила товарищ
Шапокляк. - Читайте газеты! Все они публикуют заявления Тортилы. Она
рассказывает дуракам об ужасах, которые царят в живых уголках различных
детских учреждений...
- Дожили! Теперь она пойдет чернить всех подряд! - прорычал Бульдог.
- То ли еще будет! - хладнокровно улыбнулась ехидная старушка. -
Продолжение следует!
- Вам легко так говорить, товарищ Шапокляк, - почесал озадаченно за
ухом лапой в изодранном ботинке Кот Базилио. - Вы в историю с золотым
ключиком не замешаны.
- Мы все замешаны в историю, не в одну, так в другую, - злобно
огрызнулась старуха. - Пора подумать, как покончить и с Гласностью, и с
Перестройкой в Стране Дураков...
- А нельзя ли выпустить из бутылки какого-нибудь джина, чтобы он
оставил Страну Дураков без бумаги? - мило глянула вокруг себя товарищ
Алиса. - Исчезнут газеты, и дураки успокоятся. А если Тортиле так хочется
почесать язык, пускай рассказывает свою историю каждому в отдельности.
Посмотрим, какая она прыткая!
Кот и лиса мерзко захихикали - им казалось смешным, что черепаха,
которая и без того еле ползала, будет вынуждена таскаться по разным
встречам и лекциям.
- Так выпустите! - съязвила Крыска Лариска. - Это же так просто! Вон
выпустили джина Перестройки, а он переметнулся на сторону дураков. Пусть
уж лучше сидят... Сделайте что-нибудь, если вы такая умная!
- Мы свое уже сделали, милочка, - кротко ответила, глодая куриную
ножку, товарищ Алиса. - Теперь ваша очередь, молодых, показать, на что вы
способны.
- Вы уклоняетесь от борьбы? - догадалась старуха Шапокляк.
- Именно! - дурным голосом выкрикнул кот т принялся обеими лапами
набивать себе карманы разной снедью со стола.
- Мы политикой почти не занимаемся, - как бы между прочим объяснила
лиса. - Разве что в особых случаях.
- Как?! - изумился товарищ Бульдог. - И вы не хотите снова стать
министром?!
- А зачем? - с ленцой возразила лиса. - В Стране Дураков любой
уличный нищий зарабатывает за один час больше, чем министр за день. Дураки
жалеют убогих и на подаяние не скупятся.
- Товарищ Базилио, - голосом учительницы сказала старуха Шапокляк. -
Бросьте набивать карманы. Вас отсюда никто не гонит. По крайней мере,
пока. Но где же остальные?!
Остальные задерживались.
В ожидании перемены блюд гости зашуршали газетами.
Вскоре от их спокойствия не осталось и следа.
- Как вам это нравится! - то и дело восклицали они. - "Мы не дадим
больше даром пить свою кровь!" И кто это заявляет - передовой отряд
рабочего класса - ловцы пиявок!
- Да-да, они больше не желают трудиться за сольдо! Им не нравится,
что сладкие сольдо тают и их нельзя откладывать на сладкую жизнь!
<Сладкий сольдо - денежная единица в Стране Дураков. Равен одному
рублю.>
- Вы только поглядите, что пишут: "Дураков больше нет! Не надо
рассказывать нам сказки!" Какой это мерзавец намарал?! Журналист Мурзилка!
Вот подонок! А вель мы же доверили ему оболванивание наших детей! Гнать
подлеца в три шеи! Не оправдал высокого доверия!
- Лучше бы о чудесах и колдунах писали, - желчно заметила товарищ
Шапокляк, - о спящих красавицах, летающих тарелках, о леших, домовых, о
всяких зельях вечной молодости - о чем угодно, только не о политике.
Дураков нужно срочно чем-то занять!
- Да где же вы намереваетесь их брать в таком количестве?насмешливо
заметила побирушка - лиса. - Вспомните, ведь вы же сами писали на них
доносы и деревянные солдаты загоняли их в болото к товарищу Дуремару!
- Тогда это было оправдано, - огрызнулась старуха. - Раньше чудом
считалось каждое слово товарища Бармалея, а сам он был главным колдуном.
Позже его сменяли другие. А этого добра и сейчас сколько угодно. Только
свистни!
- Н-да, - недовольно заметила крыса Шушара. - Что и говорить: даже
столица Страны Дураков, наша дорогая Центропупия и та нам больше не
принадлежит. Митинги, демонстрации - никакого порядка!
- Меня и товарища Лису Алису уже дважды революционная будка ловила. И
если бы не вмешательство товарища Бульдога, то эти голодранцы отправили бы
нас на мыло. Вы же знаете, какое в стране положение - ни куска мыла! Вот и
приходится порядочным гражданам дрожать за свою шкуру!
Понемногу стягивались остальные званые гости.
К пирожкам с горохом пожаловал министр финансов товарищ Кощей
Бессмертный, а к компоту - и секретарь партии имени Трех Толстяков:
подвижный, круглый, лысый, он смахивал на ожившего снеговика, сложенного
из шаров снега разной величины.
К их приходу в гостиной уже царило общее негодование.
- Этот лекаришка Айболит тоже хорош! - подлил масла в огонь министр
финансов. - Раструбил об аварии на всю Страну Дураков! Ну, взорвалась
атомная электростанция, твое дело в тряпочку помалкивать! Так нет -
распустил язык! Прежде, чем болтать, возьми счеты да и прикинь, хватит ли
у тебя деньжат исправить дело. А нет денег - набери в рот воды. А то
пугает историями болезней, а ты думай, где взять денег на ликвидацию
последствий! А делать как раз ничего и не надо: дураки пока перемрут, то
сами друг друга перехоронят за собственный счет. И все шито-крыто!
Но мнения по этому поводу разошлись.
- Хорошо вам говорить: сидите в затхлом подвале и над златом чахнете,
- огрызнулся товарищ кот. - Вас в этом убежище никакая беда не настигнет.
А тут собираешь разведданые, сеешь на открытой местности неверие в
Перестройку в массах, рискуешь собственной шкурой. Если даже не привяжут
дураки консервную банку к хвосту, если будка не загребет, то чего доброго,
то же самое, что с братцем Иванушкой случится: не из той лужи водицы
полакаешь - и крышка! Был кот, а стал - кит!
- С каких это пор нельзя воду из лужи пить?! - подозрительно
прошамкала помойная крыса. Ее молодость при царе Горохе прошла на
помойках. - В детстве, помню, только оттуда и пили. И ничего -
здоровенькие росли! Вон Шарманщик Карло в прошлую революцию навернул меня
деревянным башмаком, а я и отошла, и оправилась. А будь я неженкой, мигом
бы окочурилась.
Гости постарше понимающе переглянулись. "Нешто теперь такая молодежь?
- читалось в их взглядах. - Изнеженные больно!"
- Бабушка, - вмешалась в разговор Крыска Лариска. - Не надо путать
деревянный башмак с радиацией. Сила ее такова, что она пострашнее самого
страшного волшебства. Вон братец Иванушка попил водицы из радиоактивной
лужицы и в Чудо-Юдо превратился: головы на нем, как грибы, растут. И все
страшные! Никакие заговоры, никакие снадобья не помогают!
- Вражеское колдовство это, а не радиация! - хмуро лязгнула своими
челюстями товарищ Шушара. - Расколдовать надобно, и делу конец!
- А может, и вправду Чудо-Юдо папашей Иванушке приходится?лукаво
повела крашеной бровью товарищ Алиса. - И он в папочку удался? И радиация
ни при чем?
- Куда там! В их роду никогда ни Чуда, ни Юда не было! - уверенно
возразил товарищ Бульдог. - С этим у нас полный порядок: на каждого дурака
до седьмого колена личное дело имеется. И ошибки исключены. Надо - легавые
все разнюхают. Ищейки под землей найдут. Водолазы со дна моря достанут.
Курицы-доносчицы все донесут. Служба! У нас за каждым глаз да глаз. Это
любой дурак знает!
- Нет-нет! Вы только почитайте, что они пишут! - потрясая газетой,
возопил товарищ Бессмертный. - Отобрать у партии толстяков все привилегии
и отдать построенную на партийные деньги страну Шлараффию - этот остров
достатка и благоденствия - всякой голытьбе! Каково? А что вы об этом в
партии имени Трех Толстяков думаете?! Куда смотрите?!
Новый секретарь партии не спешил с ответом. Пухленький, словно
пончик, он только играл ямочками и глазками, присматриваясь к старой
гвардии: эти люди правили Страной Дураков при товарище Бармалее и Бабае -
они только отошли в тень, пустив вперед молодую смену. Как бы не
сплоховать! А то проглотят и не поперхнутся!
- Привилегии есть разные, - стал он рассуждать, заискивающе глядя
всем в глаза и помахивая пальчиком. - Законные и незаконные. Привилегии
толстяков на Шлараффию - законные. Мы их узаконили. Шлараффия - это
строительная площадка будущего. Там на толстяках проходят испытания все
тридцать три удовольствия, не считая тех, которые придумывают в Мире
Сказок за границей. Мы хотим узнать, есть ли предел человеческим желаниям.
И пока он не найден, закрывать Шлараффию мы не позволим. Это мы узаконили
на бумаге. А раз это записано на бумаге, раз на ней есть подпись и печать
- это закон для дураков.
- Хм, вот еще что накропал этот писака Мурзилка: "Дуракам закон не
писан...", - бегая зелеными глазами по газетным строчкам, зачитал вслух
мнимый слепой товарищ Базилио.
- Выходит, и закон о привилегиях не про них?! - возмутилась товарищ
Шушара. - Умники!
- Не прерывайте меня, пожалуйста! - недовольно муркнул нищий
замминистра. - И дальше: "Мы хотим создать правовое государство, в котором
перед законом будут все равны."
- Когда закон не писан, управлять дураками все-таки гораздо удобнее,
- с видом знатока брехнул товарищ Бульдог. - Тогда твое слово - закон.
Суди, как хочет твоя левая нога! А если закон записан и каждый дурак его
может прочитать, тогда не известно, кто кого будет судить - он тебя или ты
его. Раньше я мог кулинарскую книгу открыть и по кухонным рецептам судить:
из кого котлету, а из кого отбивную сделать! Расправлялся с дураками, как
повар с картошкой!
Не без удовольствия тут товарищ Кощей вспомнил, как судил судья
товарищ Волк. "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!" - говаривал он.
И весь закон для дураков! Ну, а своих судили иначе. Например, товарища
Щуку. Натворила дел в пруду, присудили ее утопить в речке. Перебросили на
другую работу. А товарищ Щука и старается: свежей рыбки не забывает
толстякам на стол подбрасывать!
- Видно, что вы только повар, а не бог, - уколола товарищ Алиса. - А
то бы расправились с Тортилой, как бог с черепахой.
- Дал маху, признаю в порядке самокритики, - проворчал Бульдог.
- А чего это дураки так радиации испугались? - неожиданно вернулся
чисто по-стариковски к прежней теме товарищ Бессмертный. - Всполошились,
раскудахтались, будто к ним в карман залезли!
- Вам, конечно, просто рассуждать, - мягко поправил старшего товарища
секретарь партии. - Вы же бессмертный. А дураки мрут как мухи. Вот и
паникуют. Ведь это только толстяки своих детей вывозили, а не они.
Радиация лишь самым сказочным героям не страшна. Да и то как сказать.
Переведутся дураки, а вместе с ними и мы, и сказки о нас.
- А он не такой дурак, как с виду! - зашушукались гости товарища
Шапокляк.
Из привратницкой докатился невероятный грохот. Казалось, это ломится
разъяренный бык.
Присутствующие начали прятаться друг за друга. Но паника улеглась,
когда из коридора донеслось громовое: "Именем тарабарского царя,
абракадабрского короля отоприте!". Это был товарищ Барабас - доктор
кукольных наук, бывший министр культуры.
- Он нас погубит! - в изнеможении сказал секретарь. От волнения у
него проступили родимые пятна прошлого. - Надо действовать решительно, но
без лишнего шума! Наступило время для каждого из нас на двух стульях
сидеть!
- Вы ошибаетесь! - уверенно сказала прорицательница и гадалка. - Как
раз он-то нас и спасет!
Пиная рыжим сапогом и крестя плетью крысу-привратницу, в гороховую
гостиную ввалился доктор кукольных наук.
- При товарище Бармалее вы себе ничего подобного не позволяли, -
мигом уняла его товарищ Шапокляк. - А ведь вы с ним, кажется, были на
короткой ноге?
Бородатый детина заметно присмирел.
- Я раздавлен... я уничтожен, - захныкал бывший министр культуры. -
Эти жалкие марионетки создали общество жертв режиссерского произвола...
Как же теперь осуществлять мои гениальные постановки? Я всегда стремился
стереть грань между действительностью и искусством, превратить жизнь
Страны Дураков в сплошной театр! А как этого добиться, если даже какие-то
жалкие актеришки не желают быть марионетками? Если все протестуют, когда
их водят на ниточках?! Что за времена! Я теперь даже не могу подсушить
несколько кукол, чтобы бросить их в печку и приготовить на них свой
холостяцкий ужин! А ведь что может быть лучше, чем сгореть в огне
искусства?! Вспомните классику! В "Оловянном солдатике" ветер унес в печку
игрушечную балерину, так оловянный солдатик сам бросился за ней! И погорел
на любви! И мы восхищаемся: ах, как это красиво, ах, как это возвышенно! А
нынешние дураки думают иначе. Они считают, что были нарушены правила
противопожарной безопасности. Они не хотят считаться с тем, что искусство
требует жертв. И чем их больше, тем лучше, тем интереснее. А как же без
жертв? Без жертв неинтересно. О чем же тогда рассказывать?! Надо, что-бы
кто-то кого-то обязательно убивал. А я убивать умею. Подсушу на гвозде - и
в печку! Глядишь, и сам согреюсь, и ужин приготовлю. Ведь я сиротинушка,
семьи у меня нет. Как мне без этого и прокормиться, и обогреться?! А меня
хотят единственной радости лишить!
- Товарищи, не отчаивайтесь - не все так плохо, как кажется, -
успокоил секретарь партии имени Трех Толстяков. - Берите пример с товарища
Шапокляк. Она сегодня опубликовала статью "Упруся - не покорюся", в
которой дурачит народ, как хочет.
- Статью прочтете потом, - презрительно поджала губы товарищ
Шапокляк. - А теперь к делу.
Но сделать объявление ей помешал шум за окном. По улицам Центропупии
проплывала огромная толпа. Нестройно, но во все горло она распевала: "Нет,
нет, нет, нет, мы хотим сегодня, нет, нет, нет, нет, мы хотим сейчас...".
- Н-да, - сокрушенно протянул товарищ Бессмертный, - никто не хочет
откладывать спрос! Никто не верит в будущее - всем подавай сейчас! Это
конец для нас!
- И все-таки мы недооцениваем роль прессы, - настаивал секретарь
партии. - Ведь как наши дураки устроены? Скажи - выкажут недоверие,
напечатай - поверят раз и навсегда...
- И при этом, надо учитывать, ничто не согревает дурака лучше, чем
сообщение о том, что кому-то еще холоднее. С помощью подобных сообщений мы
в прошлый отопительный сезон сэкономили кучу дров, - навел пример товарищ
Бессмертный.
- А сейчас я вам сообщу такое, что вас и в жар, и в холод бросит, -
недобро погрозила товарищ Шапокляк. - Нас в Мире Сказок больше
поддерживать некому. Друзья Страны Дураков товарищи Бастинда и Гингема
низвергнуты и уничтожены. На их место жевуны и жители Фиолетовой страны
избрали всенародным голосованием Страшилу и Железного Дровосека.
- Мы уже отправили по этому поводу...
- Деревянных солдат? - догадался товарищ Бессмертный.
- Нет, солдаты нам и дома понадобятся. Послали приветственные
телеграммы восставшим.
- Но ведь Страшила всю жизнь провел в поле. Сидел на шесте и ворон
пугал! - недоумевал товарищ Бульдог. - Как же это чучело будет управлять
государством?!
- А теперь кто сидел - тот и будет управлять государством. А кто
управлял - тот немножко посидит, - мрачно сострил товарищ Бессмертный.
- Не смешно! - дружно напустились на него дамы.
- А что известно о Железном Дровосеке? - мрачно допытывалась товарищ
Шушара. - Уж этот, наверное, пойдет рубить с плеча, уж этот наломает дров
- щепки полетят! Установит железную диктатуру и будет править железной
рукой...
- Говорят, у него шелковое сердце, - усомнился в верности предвидения
секретарь партии имени Трех Толстяков. - Железная рука и мягкое, полное
древесных опилок сердце - неплохое сочетание для политика. Особенно в
такое тревожное время.
- Послушайте, - дошло вдруг до товарища Базилио, - так ведь у этого
Страшилы солома в голове!
- Теперь там уже не солома, - с видом знатока многих тайн заявил
товарищ секретарь. - Этот американский агент Гудвин по кличке Ужасный и
Великий вправил ему мозги - мешок с первоклассными иголками и булавками.
Теперь Страшила - самый остроумный правитель страны Мира Сказок и
окрестностей. Он же вложил и сердце в грудь Дровосеку, чтобы оно
удерживало его железную руку.
Память товарищей Гингемы и Бастинды товарищи по партии почтили
минутой молчания. Но каждый при этом думал не о них, а о себе.
- Они теперь в стране Призраков, - не мог уняться товарищ Барабас. -
Им уже все по фонарю. А тут не знаешь, что с тобой дураки через пять минут
сделают. Вот уж действительно времена настали - живые завидуют призракам!
Скорей бы туда и самому!
- Не каркайте, - дурным голосом взвыл кот. - Я лично туда не
тороплюсь!
- Именно вас, товарищ Барабас, мы туда и командируем, - торжественно
объявила товарищ Шапокляк. - Вы уже давно одной ногой здесь, а другой там.
К тому же вы на короткой ноге с товарищем Бармалеем. Он всегда был о вас
высокого мнения. Так вот: повидаетесь с ним. Расскажете, что у нас
происходит. И позовете обратно. А мы подготовим достойную встречу вождю.
Прошу голосовать! Кто "за" - поднимите конечности!
Подняли все, кроме Кота Базилио и Лисы Алисы.
- Кто "против"?
Но казанские сироты и тут не пошевелились.
- Кто воздержался?
Тут лиса и кот затеяли игру в ладушки.
- Как это прикажете понимать?! - зароптали все.
- Мы в этом не уаствуем, - осторожно объяснил товарищ Базилио. - Нам
больше по душе нищенство, воровство, мошеничество и бандитизм. Зачем
тревожить призрак товарища Бармалея? Чтобы снова стать министром? Но это
же мечта идиота! Фигушки! За час я черными очками и тросточкой заработаю
больше, чем вы за день!
- Не слушайте его! - прервала мнимого слепого товарищ Алиса. - Он
болен. Душевно. Он помешался из-за переживаний. Его нужно лечить. Я
посвящу ему остаток моей жизни.
Минута - и они были таковы.
Гробовое молчание воцарилось в гороховой гостиной.
- Итак, товарищ Барабас, вы готовы? - нарушила молчание востроглазая
старушка.
- Всегда готов! - словно юный бармалеевец вскинул руку с плеткой
любимчик вождя Страны Дураков.
После захода солнца Барабаса перестала притягивать земля, и он отбыл
в служебную командировку в Страну Призраков. Его несли попутные вихри
враждебные.
Товарищи по партии вернулись на время к своим делам. Так, например,
товарищ Бессмертный сидел в подвале и перебирал сокровища, напевая: "Мы
еще не раз откроем свой заветный сундучок." Дальше сочинилось само: "А
потом его закроем на замочек и молчок..."
Остальные занимались кто чем. И только если бы кто-нибудь проследил
за товарищем Бульдогом, то мог бы потом порассказать кое-что интересное.
На персональной метле, на которой в Стране Дураков обычно летает всякая
правительственная нечисть, он отправился к своему давнему подопечному -
известному во всем Прикарпатье мошенику Лису Миките. Тот со знанием дела
менял окраску и путал следы, спасая собственную шкуру. И полицмейстеру
впору было вместо того, чтобы хватать его, обратиться за помощью к
крашеному лису за помощью и советом, как в случае необходимости самому
спасти шкуру, перекрасив ее в самый модный и самый революционный цвет. Сам
Микита к небесно-голубому, в который выкрасился совсем недавно, добавил
еще и желтый. Этого оказалось достаточно, чтобы в своем прикарпатском краю
совершенно официально открыть кооператив "Шкурные дела". Товарищ Бульдог
прекрасно знал, что здесь всякие бандиты отмывают грязные, нередко
обагренные кровью деньги. Что здесь страшные оскалы переделываются на
обворожительные улыбки. Но товарищ полицмейстер смотрел на это сквозь
когти - чтобы выжить, полиции нередко приходится идти на сговор с
преступниками. Особенно - крупными. "Будка и цепь для такой собаки, как я,
всегда найдутся, - уныло размышлял, сидя на помеле, полицмейстер. -
Главное, спасти свою шкуру..."
Поздний визит нисколько не удивил Лиса Микиту.
- Не будем терять времени на игру в кошки-мышки, - без обиняков
заявил он гостю. - Вы по какому вопросу?
- По шкурному, - уныло заскулил товарищ Бульдог.
- Один? - выглянул за порог хитрец. - А то я уже всех вас жду. Ну что
ж, договоримся об условиях... Краски на всех хватит. Выбор цветов и
оттенков большой. Так что возможности слинять у вас прямо-таки радужные.
Наверное, излишне говорить, что за подобные сделки всегда
расплачиваются дураки, которые в такое позднее время спят и не ведают, что
в государстве творится, ни сном, ни духом...
Глава 1. Встреча на секретной даче.
В Мире Призраков, в глуши гиблых болот что ни вечер стояло марево. Из
тумана и тяжелых испарений над трясиной возникала загадочная дача. Ее
окутывала необыкновенная секретность. Окружал глухой стеной забор.
Охраняли невидимки секретной службы и светящиеся собаки Баскервилей. Здесь
обитал призрак товарища Бармалея.
В эту лунную ночь болотные огни освещали дачу особенно ярко. Было
светло, как днем. На то были причины. Товарищ Бармалей принимал гостя из
Страны Дураков. Им был видный общественный деятель, доктор кукольных наук
и соратник бывшего вождя товарищ Барабас.
Они с удовольствием вспоминали молодость товарища Бармалея. Не ту, с
помощью которой одурачили целую страну, а совсем другую. Ту, о которой ни
в одной книжке-глупышке невозможно было прочитать.
Вставная глава,
в которой содержатся секретные сведения
о жизни товарища Бармалея. Главу по
прочтении немедленно забыть!
Товарищ Бармалей родился при царе Горохе.
Сначала он захотел быть попом. Поп рассказывал сказки о боге. Простые
люди боялись бога и несли попу еду и деньги, чтобы тот перед богом
замолвил за них словечко. В бедной Бармалайзии быть попом казалось
заманчивым. Маленький Бармалейчик пошел учиться на попа. Но попы его
прогнали. Людские языки, пока товарищ Бармалей их не укоротил, утверждали,
будто не юный Бармалей служил всемогущему богу, а всемогущий бог - ему. У
них стали общие доходы: то, что доверчивые простаки бросали в церковную
кружку, юный Бармалей вытряхивал в свой карман. На этом он был пойман и
изгнан с позором.
Трудиться Бармалею не хотелось. Не гнуть же спину парню с головой! И
он начал рассказывать людям сказки о братстве. И говорил: "Если ты хочешь
быть мне братом, поделись всем, что имеешь! " Простаки и делились. А
Бармалей - нет. То нечем было. То не хотелось. А вообще сам он братом быть
никому не собирался - это ему все должны были стать братьями. Так он и
дурачил честной народ. И жил припеваючи.
Как-то на чужбине повстречался Бармалей ночью с Призраком Светлого
Будущего. Тот показывал людям во сне разные картинки, соблазнял мечтами.
"Давай работать вместе!" - предложил Бармалей. И Призрак согласился.
Надоело ему бродить по Европе. Захотелось и по Тарабарскому
царству-государству. Только охмурять теперь ему надо было всех наяву,
чтобы разговоры лучше действовали.
Дела пошли лучше.
Но все равно не так, как хотелось. Были и богаче, и умнее. А Бармалей
был маленький и рябой. И не находил покоя. Видно, въелась в него
колыбельная, которую пела ему бедная мать:
Ты самый умный,
Ты самый главный,
Ты самый сильный,
Ты самый славный,
Мой мальчик,
Мой сыночек Бармалей -
Мой самый лучший,
Самый смелый из людей...
"Людей" рифмовалось со словом "злодей". И понемногу Бармалей им стал.
"Грабить, - показалось ему, - это справедливо. - Это по-братски
делиться".
В это время против злого царя Гороха боролись и честные
герои-революционеры. И Бармалей решил, что он тоже революционер. И грабит
именем революции. Так он стал настоящим пиратом и разбойником. Потрошил
банки, пускал на дно суда. А вместе с ними - и своих товарищей. Чтобы не
делиться. У Бармалея еще в школе с прибавлением и умножением дела шли
хорошо, а с вычитанием и делением - неважно. Не умел он ни делить, ни
вычитать. Так что винить его было не в чем, так же, как и каяться - таким
он уродился. Что поделаешь - бедность! Папа сапожник, мама - прачка. Не
доглядели! Зато какое будущее перед их сыночком открывалось, благодаря
такому недостатку!
Порою Бармалей, уже известный мститель революции, отдыхал в тюрьме.
Чтобы пираты не заподозрили его ни в чем, он приказывал копать подземные
ходы и освобождать себя из-под стражи. Но гороховая полиция и так его
выпускала. Стоило ему продать ей парочку своих соратников - не пиратов,
само собой, а революционеров - за них больше платили, - и он получал и
деньги, и свободу. Человек разносторонне одаренный, товарищ Бармалей был
не только пират, не только революционер, но и платный доносчик гороховой
полиции по кличке "Усач". Все это были детские шалости. Главное было
впереди.
Настоящие бескорыстные революционеры свалили царя Гороха. И Бармалей
понял: час пробил. Место главы государства освободилось. И он должен его
занять. С помощью пиратов и негодяев революционеров истребили.
Единственным остался товарищ Бармалей. Он и возглавил народы.
Необходимо было замести следы. Корабельные крысы, с которыми он не
порывал связей, стакнулись с тюремными, тюремные - с архивными. И все
сведения о его прошлом крысы прогрызли до дыр. А сказочники со всей страны
сочинили новое - прекрасное и героическое. Кто отказался - пошел на корм
пиявкам товарища Дуремара первым. Кто согласился - вторым. Туда же в
интересах государства отправились попы и монахи. Ко всем монахам
отправились и всяческие умники из образованных, которые не верили Призраку
Светлого Будущего, будто-бы ожидающего всех, кто полюбит товарища Бармалея
и поверит в его сказки о братстве.
"Люди боялись бога, - вспомнил товарищ Бармалей. - Потому его и
любили". И решил стать богом. Он разрушил церкви. Показал, что сильнее
бога. И все запуганные и одураченные поклонились ему. И правил бы товарищ
Бармалей Страной Дураков вечно, да исполнился закон Мира Сказок. Когда
последняя капля терпения переполнила чашу слез и страданий, он превратился
в призрак. И покинул Страну Дураков на своих бармалеевых соколов - племя
толстяков - да верных крыс, которым отдал в управление-ограбление всю
страну. И являлся с тех пор только тогда, когда его призрак вызывали
сообщники...
Все, что написано в этой главе, необходимо забыть!
Глава 1. Продолжение.
На этот раз в Мир Призраков прибыл гость из Страны Дураков. Из-за
Перестройки, которая там началась, он был ни жив, ни мертв от страха.
Поэтому и стоял одной ногой в Мире Сказок, а другой - в Мире Призраков, и
мог бывать и там, и там. Толстяки сохраняли еше сказочную власть над
дураками. Но могли и утерять. Вот товарищ Барабас и прибыл посоветоваться,
как быть толстякам и крысам.
Принимали его хорошо. Невидимки меняли скатерти-самобранки. Товарищ
Бармалей прогуливался взад-вперед, как по тюремной камере. Тот же скромный
френч и галифе, те же сапоги без каблуков и бесшумная, хоть и грузная
поступь, и главное - та же родная трубочка в горсточке правой руки.
Решительно все говорило в товарище Бармалее о его сказочной скромности.
Под страхом смерти он приказал называть себя только товарищем. А еще -
отцом, учителем и вождем. И ни одной награды, которая бы хоть чуть-чуть
намекнула бы на его сказочную власть над доверчивым и запуганным
одураченным народом!
Товарищ Барабас был интересным собеседником. Доктор кукольных наук,
он прославился своими пьесами. С помощьью плетки Карабас Барабас мог
любого арестованного ни за что дурака превратить в послушную марионетку. А
потом, дергая за невидимые ниточки, играл на нервах и заставлял его делать
все, что потребуется. Спектакли в театре товарища Барабаса шли необычные.
Все они проходили в зале суда и копировали судебные разбирательства.
Товарищ Барабас давал арестованным актерам только тему, обязательно
какую-нибудь очень страшную, а все остальное арестованные делали уже сами.
Придумывали обвинения, изобличали друг друга. Товарищ Барабас все
тщательно записывал, а потом выносил приговоры. И хотя арестованные все
делали как бы понарошке, судили и наказывали их взаправду.
Глупая публика обожала эти спектакли и валила на них валом. Она
верила каждому слову. Идеи для новых зрелищ часто дарил товарищу Барабасу
большой друг театра товарищ Бармалей.
Вот и сейчас он решил, что доктор кукольных наук нуждается в совете.
- Как вы думаете, - плавно помахивая трубочкой, вежливо обратился к
гостю хозяин, - что в настоящее время происходит в Мире Сказок? Изложите
свою точку зрения!
Говорил хозяин на тарабарском языке, но произношение выдавало в нем
уроженца Бармалайзии.
- Сказочные, просто сказочные беспорядки, товарищ Бармалей! И ваши
враги их называют Перестройкой! Какая наглость! Ведь на самом деле они не
перестраивают Мира Сказок, а рушат его! - взволнованно выпучив глаза, тряс
бородой и плеткой гость. - Посудите сами: в сказках всегда добро борется
со злом. Если победить все зло, добру не с чем будет бороться, и сказки
исчезнут. Мир Сказок в одинаковой степени стоит как на добре, так и на
зле. Таким образом, следуя вашему учению, непобедимое зло переходит в
добро. А всепобеждающее добро становится злом. А что заявляют эти невежи?
Они говорят: "Не надо зла! Достаточно! Мы его хотим уничтожить!" И я,
доктор кукольных наук, вынужден объяснять, что вместе со злом они
уничтожают и сказку. "Оставьте зло в покое, - говорю я им, - пускай
хорошее в сказках борется с лучшим!" И знаете, что они мне отвечают? "Не
надо рассказывать нам старые сказки!"
- Да, товарищ Барабас, - плавно взмахнул трубочкой товарищ Бармалей,
- положение в мире не из легких. А что Страна Дураков? Что в ней
происходит?
- Тоже Перестройка! - развел руками гость. - Бурлит вовсю. Со
вчерашнего дня бастует передовой отряд рабочего класса - ловцы пиявок. Они
заявляют: "Мы не позволим больше пить свою кровь! Работать за сольдо,
которые тают у тебя на глазах, дураков больше нет!" Товарищ Дуремар в
отчаянии. Но мы строго спрашиваем с него: несмотря на потери, которые
наносят забастовки, план по пьявкам и крови должен быть выполнен. А пока
ведем переговоры с забастовщиками. Рассказываем им старые сказки на новый
лад. А тут еще события на Поле Чудес...
- Расскажите подробней, - вынув изо рта трубочку, убедительно
попросил товарищ Бармалей. - Это очень важно...
- Мы всегда говорили: "Храните деньги на Поле Чудес". Такие
прекрасные специалисты, как кот Базилио и лиса Алиса, объясняли дуракам,
что они таким образом скопят деньги на ценные вещи. Но ценных вещей нет.
Дураки с ума посходили: каждому подай ковер-самолет, самоходную печь. А
где их взять на всех? Временно мы деньги заморозили. А с наступлением
весны они растаяли на Поле Чудес. Мы им объяснили, что деньги в нашей
стране делаются из леденцов и вполне естественно, что они тают. Особенно
весной, когда все тает. Не только какие-то сбережения. Но дураки и слышать
об этом не хотят. Они перерыли все поле и теперь вопят: "Не надо делать из
нас дураков!" Поначалу мы натравили на них полицейских легавых. Пытались
образумить. Но вышло только хуже. А потом решили иначе: пускай берут у
полицмейстера разрешение, идут на Поле Чудес и орут, сколько угодно.
Выкричатся, успокоятся, побудут на свежем воздухе и спать после этого
будут крепче.
- Правильное решение! - взмахнув трубочкой, одобрил товарищ Бармалей
и ласково прикоснулся к плечу гостя. - Что в нашем деле самое главное?
Забота о людях! И вы это правильно понимаете!
- Спасибо за доверие! - едва не вскочил гость, но хозяин удержал его.
- Я и впредь постараюсь оправдывать его! Но работать с каждым днем
становится труднее. Люди обеспокоены. Их волнует даже такая мелочь, как
состояние природы. Им больше не нравится, что мы превратили Поле Чудес в
самую большую свалку! Сказочно богатые страны, которые переживают
экономическое чудо, в очереди стоят, чтобы захоронить промышленные отходы
не у себя дома, а у нас, в Стране Дураков. И вместо того, чтобы
радоваться, гордиться оказанной им честью, наши дураки возмущаются: "Мы не
позволим себя больше дурачить!" Вслед за ловцами пиявок эти зануды зеленые
устроили вчера лежачую забастовку на Поле Чудес, чем нарушили работы на
свалке.
- Какое решение вы приняли на этот раз? - требовательно спросил
хозяин дачи.
- Прислали деревянных солдат бывшего плотника товарища Джюса...
- Армия - любимое детище Страны Дураков, - одобрил товарищ Бармалей.
- А что из этого получилось?
- Боюсь, деревянные солдаты товарища Джюса наломали дров...
- Товарищ Барабас! Не надо бояться дров! Товарищ Джюс - плотник. И
хороший специалист. Он знает: лес рубят - щепки летят.
Гость умолк, поглаживая бороду. Было заметно, что он не знает, как
перейти к главному. Наконец, он решился, но начал издалека:
- Товарищ Бармалей, ваш призрак должен снова появиться в Стране
Дураков. Другого выхода, боюсь, у нас нет...
Хозяин укоризненно покачал усами и взмахнул в сердцах своей
носогрейкой.
- Не надо создавать мне культа, дорогой товарищ Барабас, - скромно
остановил он гостя на полуслове. - Незаменимых людей нет. Кроме меня.
Переходите прямо к делу.
- А дело вот какое, - охотно отбросил церемонии гость. - Похоже, злу
наступает конец, и задуманная вами сказка, которую мы призваны сделать
былью, не получится.
- Тс-с-с-с! - приложил палец к усам хозяин. - О моем сказочном плане
- ни слова. Об этом нужно говорить совершенно секретно. Здесь вокруг
множество невидимок. А вдруг среди них есть враги в шапке-невидимке? Ведь
вы же верите в шапку-невидимку?
- Конечно! Стольких сослал за нее кормить пиявок к товарищу Дуремару
на болота, что впору начинать процесс о фабрике по изготовлению
шапок-невидимок! - подтвердил гость. - Но все в задуманной нами сказке
как-то неожиданно обострилось. Особенно после взрыва атомной
электростанции. Мы ее построили посреди Поля Чудес, и только чудом при
этом не взлетела на воздух вся Страна Дураков. Мы долго скрывали это, но
все тайное рано или поздно становится явным! Начались просто-таки
сказочные превращения! У коня Сивки-Бурки вещего кауркм родился двуголовый
жеребенок - Тянитолкай. Братец Аленушки попил радиоактивной водицы из лужи
и превратился во многоголовое Чудо-Юдо. Глупая девчонка волнуется,
утверждает, что у них в роду ни Чуда, ни Юда отродясь не бывало.
Общественность взбудоражена. Говорят, что и жена царя Салтана родила
однажды в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а невидану
зверушку... Сивка-Бурка носится, как угорелый...
Слушая гостя, хозяин давно уже укоризненно качал низколобой головой.
- А вот тут, товарищ Карабас, вы не правы, - взмахнул он своей
скромной носогрейкой. - От людей ничего нельзя скрывать. Им надо говорить
только правду. И они поймут вас. И всегда поддержат. Ведь и Тянитолкай, и
Чудо-Юдо - это наши новые сказочные достижения! Объясните родителям, и они
будут гордиться такими детьми! Ведь одна голова - хорошо, две - лучше, а
много - совсем хорошо! Ведь так? Не отрывайтесь от людей. Учитесь с ними
разговаривать... А если Поле Чудес после взрыва рожает такие чудеса,
отдайте его какому-нибудь агроному-новатору. И не надо мне говорить, что
их нет. Такие в Стране Дураков всегда найдутся. Таких много. Ведь был же
такой при мне - просто сказочный негодяй! И пускай выращивают из сорняков
злаки. Или золотые да молодильные яблочки. А не справится, не оправдает
доверия народа - строго с него спросите. Пусть объяснит, как и по чьей
указке загубил Поле Чудес. Как своими опытами дурачил народ...
Помолчали.
- А конец у сказки будет такой, как задумали. Все идет правильно.
Ведь в сказке - как в лесу: чем дальше, тем страшнее. И борьба между
добром и злом должна обостряться по мере приближения к концу. Счастливому
для нас, а не для всех остальных, - успокоил гостя хозяин. И внезапно
спросил: - А отчего это наши дураки стали умничать? Нет ли среди них
вражеских агентов?
Бородач в волнении взмахнул плеткой. Вскрикнул невидимка - видно,
досталось.
- Как не быть! Конечно, есть!
- И кто же они?
А заодно - и от убийцы в белом халате - этого злого лекаришки
Айболита. Тогда люди поверят, что авария - это хорошо. Что дуракам всегда
везет. Повезло и с аварией - ведь могло быть и хуже. Кажется, у доктора
Айболита темное прошлое? И он ставил опыты на животных? Люди должны знать
правду о тех, кто их лечит...
Глаза гостя блеснули, как молнии. Намек был понят.
- Не труднее будет и с Иванушкой... Кажется, у него есть братья? -
спросил хозяин. И, получив подтверждение, продолжил: Вот и прекрасно. Они
его в ложке воды готовы утопить. Пригласите их в свой судебный спектакль
на главные роли. Пусть расскажут, какое чудовище их брат. А потом
отправьте всех разом к товарищу Дуремару на дальнее болото пиявок кормить.
Чтобы было посмешнее. На трудовое перевоспитание...
А можно, я их в кукол превращу? - взмолился гость. - На руки надену,
на ниточки поцеплю и буду всей этой историей народ смешить? Куклы - они
послушные. Делают, что велят. Пускай послужат! А надоест - новых заведу, а
их - на гвоздик. Пускай подсыхают. Может, печку ими когда в ненастье
разожгу, холостяцкий ужин себе разогрею... Вы же знаете, товарищ Бармалей,
- я сиротка убогая, и вы мне вместо отца родного...
Но вождь и учитель был суров.
- Не время нюни распускать! - по-отечески укорил он гостя. -
Действуйте!
Доктор кукольных наук пошевелил пальцами, будто хотел подергать за
невидимые ниточки, но ниточек не было. И он поневоле сжал руки в кулаки.
- Я бы с радостью, - понурился гость, - да Перестройка многое
изменила... С тех пор, как вы превратились в призрак, Страна Дураков,
товарищ Бармалей, уже совсем не та... От нее только название прежнее
осталось. Да и то ненадолго. Театра-то меня лишили. Отобрали его у меня -
тю-тю! Теперь там идут совсем другие представления. И в них действуют
совсем другие сказочные герои - герои Перестройки в Мире Сказок. Они
открыто обсуждают то, о чем при вас даже подумать было страшно! Твердят о
том, что настало время разогнать главные министерства: Главголод,
Главхолод и Главстрах. Что пора прекратить выпуск тающих денег из леденцов
и платить твердыми деревянными сольдо. Что скатерть-самобранку и сказочные
лекарства нужно вернуть народу. Да мало ли о чем говорят теперь в
Верховном Совете! И добро бы, если бы они говорили об этом между собой. А
то приглашают публику. И какую! - детишек. Полнехонький зал! "Вопросы эти
касаются нашего будущего, - говорят они. - Кому, как не им, слушать и
решать!" Сами голосуют и детишки тут же в зале следом. А остальные,
которые по тарелочкам с наливными яблочками смотрят эти передачи, или
слушают по птичьему радио, сообщают "за" они или "против", нажимая на
кнопку. И вмешаться в голосование, как прежде, никак нельзя - Самоделкин
так все смастерил, что как проголосуют, так волшебное табло и покажет...
Они называют это гласностью. А послезавтра самое страшное для вашей сказки
произойдет - будут принимать закон о языках в сказочных республиках, в
частности - и в Стране Дураков...
Товарищ Бармалей не выдержал и закрыл гостю рот своей ладонью.
- Молчите! - злобно прошипел он. - Ни слова больше! В Стране
Призраков об этом никто не должен знать! Здесь еще нет гласности!
Поговорим у вас... В общем галдеже нас никто не услышит. Надеюсь, в стране
остались надежные люди? Так вот. Возвращайтесь обратно. А меня вызовите с
помощью тарелки и опытной гадалки. И я тотчас явлюсь. А мне тут кое с кем
надо перед этим встретиться.
Гость не заставил себя просить дважды. Он мгновенно растаял в
воздухе. Благо, что одна нога у него была здесь, а другая - там, а сам он
был уже давно ни жив, ни мертв от страха. Но скорее все-таки жив... Раз
улетучился...
Глава 2. Встреча соратников.
Товарищ Бармалей поудобней устроился в плетеном кресле и задумчиво
дымил трубочкой. При ближайшем рассмотрении она смахивала на сухую
коробочку мака. Где-то под боком хор мальчиков-невидимок по многочисленным
заявкам привидений исполнял песни о горячо любимом товарище Бармалее. Он
мог бы исполнять их целую вечность, потому что план по сочинению песен о
товарище Бармалее постоянно перевыполнялся на тысячу и более процентов. На
него работала вся страна. Но с присущей ему скромностью товарищ Бармалей
шевельнул усом и пение прекратилось. Раздалось отдаленное мелодичное
позванивание кандалов. Это оркестр привидений приступил к исполнению
подпольной симфонии для револьвера с оркестром. Казалось, товарищ Бармалей
безраздельно погрузился в музыкальные грезы.
Все замерло, боясь шелохнуться. Только здесь, навевала обстановка, в
усталом сердце может поселиться мир и покой. Но впечатление было
обманчиво. В душе вождя и учителя клокотал смерч. Гремел гром. Мерцали во
мраке молнии. И все затаилось, чуя бурю. Товарищ Бармалей ждал к обеду
предпоследнего руководителя Страны Дураков - товарища Бабая. Он послал ему
приглашение и сейчас готовился спросить, как тому удалось довести страну
до такого состояния, что каждый дурак решил жить своим собственным умом и
не ждать указаний сверху.
Хозяин секретной дачи достал из кармана галифе луковицу часов и
откинул золотую крышку. Часы медленно и торжественно сыграли похоронный
марш - любимую мелодию вождя.
- С минуты на минуту прибудет товарищ Бабай, - вслух заметил товарищ
Бармалей. - Назначенный ему час пробил.
И словно в подтверждение его слов глухие ворота в высоченном заборе
распахнулись и снова закрылись, впустив необычный кортеж.
Встречать его вышли приглашенные на обед призраки. Среди них были
дамы - бывшие диктаторши страны жевунов и мигунов Гингема и Бастинда. Они
махали флажками Страны Дураков и кричали что-то непонятное.
Под звуки приветствий товарищ Бабай подкатил к парадному крыльцу на
огромном, черном, как рояль, автомобиле. За ним цугом тащились тридцать
пушек с красными подушечками на лафетах. И каждая была густо утыкана
колючими орденами и медалями.
Распахнулась похожая на крышку рояля дверца, и перед всеми предстал
товарищ Бабай. На нем был голубой мундир, сплошь утыканный наградами. Они
были всюду: и на рубашке, и на галстуке, и на груди, и на спине, и на
брюках с обеих сторон, спереди и сзади. Товарищ Бабай как вышел, так сразу
и пошел, куда глаза глядели. Но привидения быстро его догнали и придали
нужное направление.
Это был крепкий и веселый мужчина. Толстые черные брови, сросшиеся на
переносице, и длинная верхняя губа делали его похожим на добродушную
обезьяну из цирка.
Товарищ Бармалей резко выделялся из толпы гостей своей скромностью.
Но, чтобы еще больше походить на самого себя, взял в рот свою знаменитую
трубочку. Теперь спутать его нельзя было ни с кем.
Однако за два шага до хозяина высокий гость резко свернул и
попробовал обняться с собственным отражением в стекляной двери. Невидимки
ловко подтолкнули его к хозяину, и он наконец сгреб товарища Бармалея в
дружескую охапку. Действовал гость так стремительно, что хозяин и трубки
изо рта вытащить не успел, а гость уже трижды с ним расцеловался. Поцелуи
получились жаркие. Все они достались трубке.
- Нравится? - указал гость на награды. - Остальное - на подушечках.
Все, что на мне не уместилось.
И тут товарищ Гингема обратила внимание на обувь гостя.
- А почему у вас ботинки разного цвета? - не удержалась она от
вопроса.
- Других не было, - сказал озорно гость и приобнял товарища Гингему.
- Как не было? - пришел в волнение невидимый помощник. - А в шкафу вы
хорошо смотрели?
- Хорошо, - ответил товарищ Бабай.
- Ну и что?
- Там тоже один ботинок желтый, а другой черный. Выбирать было
нечего!
Но тут по воздуху приплыли бумажки и начались речи.
Товарищ Бабай начал первым, словно был не гостем, а хозяином. Говорил
он долго. Часто путал бумажки и приходилось начинать все сначала под
бурные аплодисменты. Язык его не слушался, и казалось, что у него не
только во рту, а и в голове сплошная каша - именно так решил товарищ
Бармалей. Своими догадками он поделился с дамами.
- Голова для современного политика не самое главное, - взяли они под
защиту гостя, который им нравился. - Главное - обаяние. Вот теперь в
стране жевунов правит любимец черни Страшила. А до Перестройки эта
деревенщина сидела на шесте, работала чучелом и ворон пугала. У Страшилы
даже лица своего не было. И вообще, в голове у него была соломенная труха.
Теперь же у него вместо мозгов - мешок с иголками. А у нового правителя
Фиолетовой страны, Железного Дровосека, вместо сердца - подушечка с
опилками. И ничего! Главное понравиться избирателям! Главное верить в
себя. Тогда и другие поверят...
Потом речь держал товарищ Бармалей. Палила луна - солнце призраков.
Гости маялись. И тут из рук в руки начали передавать для гостя шляпу. Он
ее взял и передал дальше. Так бы она и ходила по кругу, если бы невидимки
не нахлобучили ее товарищу Бабаю на голову. Впрочем, он этого и не
заметил. Но тут куранты заиграли похоронный марш, гость встрепенулся и
пригласил товарища Гингему на вальс.
Торжество вышло веселое. Обед удался на славу. А вот беседа двух
великих призраков не получилась.
Гость заранее приготовил на мундире дырочку и теперь просил подарить
ему на память о встрече орден. Со своей стороны он обещал поступить так
же. Ему подарили орден, он тут же об этом забыл и начал канючить снова.
Затем внезапно уснул. А через минуту проснулся и снова попросил орден.
Ни о чем другом он без бумажки говорить не умел.
И так раз за разом. Товарищ Бабай засыпал, просыпался и ему дарили
орден - всегда один и тот же. Из его же собственной коллекции, вывезенной
из Страны Дураков в Мир Призраков. Но товарищ Бабай ничего не замечал. У
него была дырявая память. Он не помнил ничего. И даже собственные
похождения и подвиги, выдуманные от начала до конца литературными
невидимками, считал настоящими. Что поделаешь! Еще задолго до того, как
стать призраком, товарищ Бабай жил в призрачном мире льстецов, наглецов и
проходимцев. Вот и сбрендил.
Награждение длилось бы вечно, не прокричи петух.
Гости начали разъезжаться. Первыми покинули секретную дачу призраки
побледнее - те, память о которых в Мире Сказок стала меркнуть, отчего и
сила их пошла на убыль. Они позеленели и с леденящим душу воем кинулись во
все дыры, скважины и щели. Остальные оставались как ни в чем не бывало до
вторых петухов. Но как только они прокричали, порыв сильного ветра
распахнул все окна и двери настежь. Погасли мерцающие в люстрах болотные
огни. На столах стали распадаться яства. Яркие призраки толпой ринулись в
окна и двери. Они выли, бились в судорогах, рвали друг друга и грызли, как
бешеные собаки. С тем и сгинули.
За третьим криком петуха остались только хозяин дачи да гость, не
считая невидимок. Оба плотные и яркие, они были, как живые. И нисколько не
походили на тонких, звонких и прозрачных призраков. Такими делала их
память жителей Страны Дураков. Оба они - один по умыслу, другой по
глупости - причинили им столько зла, что забыть это было невозможно. А
многие в Стране Дураков так сильно и долго боялись Бармалея и Бабая, что
страх стал казаться им любовью. Она-то и дарила призракам правителей
Страны Дураков неуязвимость. Благодаря этому они не исчезали и не теряли
своей силы даже тогда, когда светило солнце, и в Мире Призраков наступала
ночь.
Но вот что было действительно странно: в мире призраков оказывались
только злодеи. А благородные герои - никогда. Стоило злодеям расправиться
с ними в Мире Сказок, как им приходила неожиданная помощь и они тут же
оживали, и вели борьбу вновь. Их жители Страны Сказок любили за смелость,
и от этой любви сами становились смелее. Казалось, борьбе этой нет конца.
Но наступал день и час, когда каждый дурак становился умником, а каждый
трус - героем, и злодею приходил конец - он переселялся в Мир Призраков. И
не спасали его ни любовь подхалимов, ни преданность изменников, ни дружба
лизоблюдов. Невидимки еще при жизни, холуи оказывались в Мире Призраков
вместе со своими хозяевами. Отказавшись от себя при жизни, невидимки даже
призраками не могли стать. Ведь все они действовали и жили от имени
хозяина, и вспомнить о них было нечего - потому как ничего своего от них и
не оставалось...
Стены дачи становились прозрачными. Товарищ Бармалей покуривал
трубочку и наблюдал, как лучи света теснят ночь. Товарищ Бабай тихо взмыл
под потолок и болтался там, словно дирижабль. Появились и расторопные
невидимки товарища Бабая. Они взяли товарища Бабая за лохматые брови и
потащили прочь. Вытянувшись в струнку, он плыл за ними, послушный, словно
воздушный шарик на ниточке. Все вперед и вперед ногами, покуда невидимки
не втолкнули его в огромную, как крышка рояля, дверцу автомобиля и не
отправили восвояси.
Ворота тумана расступились и выпустили черный лимузин. Он буксировал
тридцать пушек с подушечками на лафетах, каждая из которых была густо
утыкана наградами. Раздался похожий на стон рев. Это, поглощая гостя,
расступилась и сомкнулась застойная трясина.
Глава 3. Возвращение товарища Бармалея.
Рассвет набирал силу. На небе играл румянец. Секретная дача исчезала.
Сколько хватало глаз, вокруг расстилалось страшное болото. Плетеное кресло
товарища Бармалея превратилось в мертвый куст ракиты. Но товарищ Бармалей
не испытывал никаких неудобств, сидя на голых ветках. Такой же бодрый и
свежий, он невозмутимо покуривал трубочку.
Оставшись один, товарищ Бармалей мог, наконец, как следует
поразмыслить. На невидимок внимания он не обращал. Зачем принимать во
внимание то, что можно пустить в расход?
Товарищу Бармалею было ясно, что положение в Стране Дураков куда
сложнее, чем казалось поначалу. Похоже, товарищ Барабас недоговаривал. И
товарищ Бабай управлял хуже некуда. Не устроил ни одной голодовки для
Страны Дураков. А ведь чем меньше подданых, тем легче ими управлять. Не
морил их холодом и страхом. Вот и осмелели. А в такие важнейшие
министерства, как Главголод, Главхолод и Главстрах стали принимать по
знакомству да по родству самых отпетых тунеядцев, лежебок и бездельников -
маменькиных да папенькиных сынков да дочек. Вот и довел товарищ Бабай
Страну Дураков до Перестройки! Допустил, что каждый дурак в герои метит. А
у товарища Дуремара пиявок кормить некому. Разве это порядок?
Да, товарищ Бабай оторвался от масс. Проявил нескромность. Разве это
руководитель? Расфуфыренный попугай какой-то. "Дай о-р-р-р-ден! Дай
о-р-р-р-ден!" Все дело испортил! Как последний дурак!
Внезапная догадка озарила товарища Бармалея. "А ведь этот Бабай и
вправду глуп! - с отвращением подумал товарищ Бармалей. - Такого Бабая
даже самый последний дурак не испугается. А раз не будет бояться, то не
будет ни любить, ни уважать!.. И как такой круглый балбес мог стать
руководителем Страны Дураков? Ведь в ней всегда правили отъявленные
негодяи! Неужели заговор? Но чей? Почему потеряли бдительность? Дураки на
заговор не способны. Они не только болтуны, но и между собой не могут
договориться. А вот злодеи - всегда находят общий язык. Это помогает им
объединяться. Ведь как все было хорошо устроено! Под руководством товарища
Базилио и товарища Алисы у дураков изымались излишки на Поле Чудес. От них
ценности поступали к полицмейстеру. От полицмейстера - товарищу Барабасу.
Тот судил дураков и направлял добытое по цепочке мне. А один дурак все
разрушил! Наверное, на этот раз не договорились злодеи! И все досталось
дураку..."
Товарищ Бармалей испытал досаду.
- Нет, - произнес он с акцентом уроженца Бармалайзии и взмахнул
трубочкой, - не должен дурак управлять Страной Дураков. Это неразумно.
Злодеи лучше. При них все довольны. Одни - тем, что от голода не подохли,
другие - что от холода не околели. Третьи - что страхи не оправдались.
Злодей околпачит так, что никакой дурак не заметит. Дураку же самому
приятно, когда его ловко дурачат. Не так обидно. Ведь дурак счастлив, пока
не знает, что он дурак. Вот и нужно бороться за его счастье!..
Наконец, товарищ Бармалей добрался до главного. Он начал понимать,
что произошло в стране, которую он давно покинул. Видя, что глава
правительства дурак, рядовой дурак начал думать. Ему в голову полезли
дурацкие мысли. "Да ведь он такой же дурак, как и я! - вот о чем в таких
случаях думает рядовой дурак, глядя и слушая главу государства. - Я бы на
его месте справился не хуже! Сам дурак, а еще учит меня жить..." Товарищ
Бармалей хорошо знал, какая беда от таких дурацких мыслей. Дурак начинает
спрашивать: "Почему?" и умнеет на каждом шагу.
- Нет, - решительно взмахнул трубочкой товарищ Бармалей. - Так дело
не пойдет!
И он не ошибался. От мыслей дурак умнеет. И чувствует себя уже не
просто дураком, а дураком набитым. Ему хочется все изменить. Перестроить.
И получается Перестройка! Если она победит, в Стране Дураков совсем
дураков не останется! Исчезнут, как класс! А вместе с ними - подумать
страшно! - исчезнут и все соратники товарища Бармалея: и товарищ кот
Базилио с товарищем лисой Алисой, и товарищ Барабас, и многие-многие
преданные ему лично... злодеи... то есть, товарищи по делу борьбы за
счастье дураков! Ведь без дураков они мигом пропадут! Кого же тогда
обирать да околпачивать? А без злодеев развеется и призрак самого товарища
Бармалея! Вот до чего довел страну товарищ Бабай! Жители всякий страх
потеряли! Раньше каждый дурак знал, что обо всем за него подумает товарищ
Бармалей. А при этом дураке все разболтались. Каждый сам начал соображать.
Сначала на троих, а потом - на всех.
При товарище Бармалее, тепло подумал о себе хозяин дачи, такого не
было. Бдительности не теряли. Больше трех - не собираться! И по двое -
тоже. Потому что ни один из двух дураков не знал, кто же из них предатель.
И все ябедничали в Главстрах друг на друга наперегонки. А тот всех их - в
суд, в театр товарища Барабаса. А уж он смотрел, из кого кукол для
следующего судебного спектакля сделать, а кого - прямиком в болото
товарищу Дуремару направить... И все были довольны. Дураки любят суды. Им
нравится, когда судят не их, а другого. Как было хорошо! У дураков
рождались новые дураки. И вдруг все пошло прахом!..
Глубокое беспокойство овладело товарищем Бармалеем. Его трубочка
пыхтела теперь чаще, и над болотом повис густой туман. Однако чем плотнее
становился туман, тем яснее думалось.
Страна дураков в опасности. Перестройке нужно положить конец. Товарищ
Бармалей это отчетливо сознавал. Для этого потребуется его личное
присутствие. Его личное руководство. Достаточно ли у него сторонников там
сейчас? Наверняка сказать было трудно.
Он прислушался к своему самочувствию. Поглядел на мундир, на руки.
Ощутил бодрость. Сукно и ладони были плотные, лишь чуть прозрачные.
Выходит, помнят его! Иные призраки - соплей перешибешь. А он молодцом!
Даже комарики в нем вязнут. Не пронизывают навылет. Если начнут вызывать с
помощью заклинаний, он тут же и явится. Для этого достаточно усилий одних
подхалимов! А если повезет - он и вовсе останется в Мире Сказок! Вернуться
туда можно только через сердца его жителей и читателей. Сердце храбреца -
что крепость. Без боя его не возьмешь. Но таких среди дураков мало. Среди
них больше трусы. А сердце труса и покорять не надо. Он сам его распахне
т... Разбить сердца смельчаков, захватить в плен сердца трусов... К тому
же дураки охотно предают друг друга... Выходит, шансы есть. И немалые!
Товарищ Бармалей смотрел остекленелыми глазами на красный шарик
солнца. Впереди была работа. Интересная работа. И это его радовало. С
такой поддержкой товарищ Бармалей никому не позволит сделать жителей
Страны Дураков несчастными. Никаким Айболитам. Никаким Иванам, которые
лишь работали под дурачка. Ведь дураки счастливы, покуда не знают,
насколько несчастны. Зачем же дураков лишать последнего - их дурацкого
счастья?! Нет! Товарищ Бармалей этого не допустит. Он защитит свой глупый
народ! Только позовите!..
Глава 4. Заговор.
Наступила ночь. Опустилась темнота. И в Мире Призраков все стало, как
и прежде: и глухой забор, и секретная дача...
Пробуждались, собираясь на работу, привидения. Шуршали невидимки.
В прохладном воздухе звенело комарье. Кувыркались летучие мыши.
Висела, как надкушенный пряник, луна.
Где-то поблизости орала выпь. Казалось, ее режут.
Зажглись гнилушки. В люстрах дачи заплясали болотные огоньки.
Товарищ Бармалей почувствовал знакомое недомогание. Сомнений не было:
его вызывают в Мир Сказок. Казалось, к пупу прицепили канат и медленно за
него тащат.
Сборы были недолги. Товарищ Бармалей поймал под кроватью маленькое
привидение в кандалах. Он дал ему щелбан и посадил в карман галифе. Это
был Призрак Светлого Будущего. Раньше он бродил по Стране Дураков и водил
ее жителей кого в огонь и воду, а кого на корм пиявкам товарища Дуремара.
А в пути показывал картинки Светлого Будущего. Пока ему верили, Призрак
был огромным. А как перестали - скукожился. И переселился к товарищу
Бармалею. И жил на швабре, пока не получил разрешения перебраться под его
кровать. При условии, что не будет бряцать цепями и призывать к Светлому
Будущему. Товарищ Бармалей предупредил: "Здесь дураков нет. И агитировать
некого".
Ворочанье в пупе усилилось. Захотелось на горшок. Товарищ Бармалей
провел ладонью по животу и нащупал тугой, невидимый энергетический жгут.
Он уходил от пупа в бесконечность. И был упруг, как резина. Товарищ
Бармалей дернул за него. Это был сигнал тащить...
...А в это время на квартире гражданки Шапокляк собрались
заговорщики. Здесь стояли сказочное благоухание духов "Черная магия" и
обстановка из дворца изгнанного царя Гороха. На стенах висели колпаки
знаменитых гороховых шутов и портреты господ в гороховых пальто.
Заговорщики сидели за круглым столом. Их указательные пальцы были
прижаты к тарелке из бесценного горохового сервиза.
- Призрак товарища Бармалея! - третий час взывала гражданка Шапокляк.
- Явись! Явись! Явись!
Остальные вторили ей хором.
Наконец блюдце дернулось и начало ездить по столу.
- Он слышит! - заупокойным голосом сообщила гражданка Шапокляк. И
снова повторила заклятье.
Заговорщики были ни живы, ни мертвы. Шерсть у многих стала дыбом.
Казалось, еще немного, и они сами окажутся в Мире Призраков. По спине
ползали мурашки. Зуб на зуб не попадал. Голоса дрожали. Тарелочка
дергалась, словно на резинке, все сильнее и сильнее...
И тут дверцы шкафа распахнулись. Потянуло нафталином и... товарищ
Бармалей оказался среди своих. В пупе у него больше не крутило. На горшок
не хотелось. Все его узнали. Он был такой же, как на портретах
знаменитого, а ныне забытого живописца Тюбика. Товарищ Бармалей глядел
так, будто хотел спросить: "С кем вы, мастера культуры?"
Заговорщики едва не разбежались. Но с перепугу устроили овацию.
Аплодировали стоя.
- Прошу садиться, - скромно сказал товарищ Бармалей. - Пока я вас не
расстрелял.
- Будем знакомиться... - начал товарищ Барабас.
Но гость его прервал:
- Будем знакомиться с делами, товарищ Барабас. Они расскажут о
каждом, - и указал трубочкой на полицмейстера Бульдога.
Тот вскочил и по-военному пролаял приветствие. А затем доложил о
своем личном вкладе в дело торможения Перестройки в Стране Дураков. И так
по очереди каждый. Понемногу картина стала проясняться.
Дураки устали от жизни собачьей. Начали огрызаться, а со временем и
кусаться. Они подсчитали, что на каждого из них приходится тьма
канцелярских крыс, которые объедают, опивают и обдирают жителей Страны
Дураков до нитки. Поскольку все канцелярские крысы заполнили министерства,
дураки решили упразднить министерства, а крыс - извести. Для этого они
пригласили Гамельнского крысолова и Нильса, который прославился своим
избиением крыс во время путешествия на гусе. Бедные животные
заволновались. Еще бы, остаться без такого выгодного корыта, как
министерства Главголод, Главхолод и Главстрах! Ведь это только их
героическими усилиями удавалось поддерживать в Стране Дураков героическую
нищету. И канцелярские крысы принялись мстить. Чтобы под звуки волшебной
дудочки их не увели в реку и не утопили, они сразу сожрали все документы,
которые позволили бы Гамельнскому крысолову перейти границу Страны
Дураков. Это дало основания деревянным солдатам товарища Джюса каждый раз
задерживать его как нарушителя границы и пинком под зад выбрасывать
обратно. Дудочку они изъяли, как контрабанду. И требовали только
документы. Счастье, что деревянные солдаты товарища Джюса были к музыке
совершенно равнодушны. Иначе, не наступи им медведь на ухо, крысолов увел
бы солдат за собой.
- А что, - прервал в этом месте товарищ Бармалей рассказ, - много в
стране деревянных солдат?
- Так точно! - подскочил товарищ в деревянной форме - бывший плотник
Урфин Джюс. - Годится любая дубина, любой чурбан неотесанный. Вот этими
самыми руками я из них делаю настоящих солдат...
Товарищ Шушара подробно рассказала, как под ее руководством были
сожраны все амбарные книги, чтобы дураки не узнали, что где хранится. Как
были источены, растащены и загажены все запасы Страны Дураков. Чего крысы
не успели загубить и стащить, то они понадкусывали. И всюду они визжали:
"Вот что наделала ваша Перестройка!" И среди дураков находились такие, кто
им верил. Приемная мать Крыски-Лариски товарищ Шапокляк выступила со
статьей "Упруся, но не покорюся". Многие дураки ее поддержали. В ней шла
речь о том, что Страна Дураков процветала только при товарище Бармалее...
Последнее он, казалось, пропустил мимо ушей.
- А как дураки борятся? - поинтересовался товарищ Бармалей.
Доложил товарищ Бульдог.
- Они требуют решительных действий от полиции. - Слова из его пасти
вылетали вместе со слюной. - Мы, конечно, расставляем ловушки. Но
предварительно согласуем их с канцелярскими крысами. Вот никто в них и не
попадается. А министерские крысы орудуют дальше. В ловушки стали попадать
сами дураки. Они возмущены сказочными, по их мнению, беспорядками.
Устраивают демонстрации, митинги. Своих легавых и ищеек я натравил на
дураков. Они хватают их для защиты порядка. Мы рассудили: если не станет
недовольных, то в стране наступит всеобщее удовольствие. Чтобы осуществить
этот план и положить конец Перестройке потребуется, как подсчитали крысы
из Главстраха, арестовать всю страну. Мы бы это давно сделали, если бы
дураки позволяли, как при вас, арестовывать себя по одиночке. Но они этого
не позволяют. Толпой идут на полицейские участки и мы вынуждены
освобождать арестованных. Если арестовывать, то всех сразу. Но для этого у
нас не хватит ни легавых, ни ищеек. Возможно, только с товарищем Джюсом
вопрос решим. И все будет снова, как при вас...
Далее крыска Лариска поведала о путанице на транспорте. Ее товарищи
подгрызали опоры мостов, меняли местами дорожные знаки и указатели,
переводили стрелки, портили сигнальные огни... Началась путаница. Поезда
сталкивались. Ковры-самолеты разбивались на ковродромах. Суда шли ко дну,
налетая друг на друга. Неразбериха нарастает. Письма и грузы направляются
не туда и не тем, кому адресованы. Получает их кто попало. Грузы исчезают,
разворовываются и портятся в пут и... В знак одобрения товарищ Бармалей
взял крыску на руки. Они потерлись усами.
Снова попросила слова товарищ Шушара. Министерства, сказала она,
взяли на себя повышенные обязательства. В кратчайшие сроки они доведут
Страну Дураков до голода, холода и страха. Из министерств в города
мастеров пошли выгоднейшие заказы. Под видом заботы о гражданах они должны
перестроиться. Сталеваров обязывают варить пиво. "Ведь пиво нужно людям? -
спрашивают у них. - Нужно!" А не хочешь варить пиво, значит, ты против
людей. Против Перестройки. А пивоваров обязывают варить сталь. Ведь сталь
нужна людям? Нужна! Вот и варите. А не хотите - к товарищу Дуремару
пожалуйте. На болото, пиявок кормить... Разом Страна Дураков лишается и
пива, и стали. Практикуем и госзаказ, особенно переливать из пустого в
порожнее. Или бить баклуши. Товаров от этого не прибавляется, но мы платим
за такие работы особенно сладкими сольдо. Многие дураки соблазнились.
Копят сольдо, а ведь покупать на них нечего - ничего же не производится.
Вот и ненужными станут сольдо. И мы перейдем к карточной системе: станем
давать все только послушным дуракам. А непослушные вымрут от голода и
холода. Как при вас. Остальные будут бояться и слушаться. И сами выдадут
тех дураков, которые будут бороться за Перестройку! Да еще и детишек тому
же научат!
Такая память о товарище Бармалее понравилась гостю из Мира Призраков.
И он украдкой смахнул слезу. Тут заговорила гражданка Шапокляк. Глаз с
товарища Бармалея не сводила. Прямо пожирала его взглядом. И так щурилась
при этом, будто уксусу хлебнула.
- Дорогой товарищ Бармалей! - начала декламировать она, как на
торжественной линейке. - Вам известно сказочное упрямство дураков. Их
дурацкое упрямство вошло даже в поговорку. "Пускай мы голодны, - говорят
они, - пускай бедны. Но мы чисты друг перед другом! Чисты наши планы!
Чмсты наши помыслы, души и взгляды!" От них только и слышишь: чистые руки,
чистая совесть... "Страна уждается во всеобщем очищении!" - твердят они. А
я считаю, что какие руки - такая и совесть. Вот почему я спланировала и
лично провожу операцию "Голубой вагон". Я решила оставить Страну Дураков
без моющих стредств. Глядя на грязнулю, любой станет смеяться, заслышав
речи о чистоте. Мыловарни получили заказ варить гуталин. Не поступает мыло
и из-за границы. Судовые крысы прогрызли суда Синдбада-Морехода. И они
пошли ко дну вместе с благовонными мылами и шампунями. Сколько было пены в
Мире Сказок! Сбежавшиеся крысы купались, как в ванной падишаха. То же
самое мы проделали и с караваном Садко. Его корабли пошли к морскому царю,
а сам он отбывает заключение за загрязнение окружающей среды - в океан
попало много хозяйственного мыла. Купец-хозяйственник, он закупил для
дураков именно его. Спросите, какой мой личный трудовой вклад, и я тотчас
отвечу: я лично выискиваю и отцепляю от состава "Голубой стрелы" особые
товарные голубые вагоны - вагоны с детским мылом "Чебурашка", "Цветочное"
и просто "Детское". Их шлют эти предатели - эти эмигранты и космополиты
крокодил Гена и Чебурашка. Все голубые вагоны пересекают границу, но к
месту назначения не дошел ни один! - отрапортовала гражданка Шапокляк.
- Но позвольте, уважаемая, вагон - не мыльный пузырь, исчезнуть ему
не просто! - удивился товарищ Бармалей. - Куда вы их все-таки деваете?
Расскажите товарищам!
От вопроса глаза гадалки стали еще уже.
- Загоняю их в тупик на свалку, в которую превратили Поле Чудес, -
ковыряя носочком в полу, ответила скромно она. - Пишу только на них:
"Осторожно! Яды!", или: "Отходы".
- А ищеек мы пускаем по ложному следу искать голубые вагоны, - затряс
висячими щеками товарищ Бульдог. - В другой цвет их перекрашивает крашеный
Лис Микита - он в этом деле дока...
- Вы, товарищ Шапокляк, заслуживаете поощрения, - признал товарищ
Бармалей. - Просите, чего хотите. Вы даже не догадываетесь, какое важное
дело сделали!
- Еще школьницей я мечтала посидеть у вас на руках, - сказала
старушка Шапокляк. - Ради этого даже донос на родителей вам написала.
Родителей вскоре забрали деревянные солдаты. А вот мечта - мечта осталас
ь...
- Считайте, что она сбылась, - развел руки товарищ Бармлей. И
вертлявая старушка ловко прыгнула ему на колени. - Особо хочу
поблагодарить за Крыску Лариску. Хорошую смену воспитали! Но как вы стали
гадалкой и экстрасенсом?
- Я с детства любила дурачить, - призналась хозяйка квартиры. - А вот
теперь мне это и пригодилось. Родственники моей воспитанницы Крыски
Лариски вездесущи. Они заранее поставляют мне сведения о каждом
посетителе. А я делаю вид, что знаю все наперед. Дураки верят и лезут ко
мне так, что отбоя от них нет. Вот так я и выведываю, о чем они думают.
Среди моих посетителей есть даже депутаты Верховного Совета Страны
Дураков. Я советую им - а они всей стране. Нужные советы я получаю из
Главхолода, Главголода, Главстраха. Поначалу они правильные, чтобы мои
депутаты не попали впросак и добились доверия. Со временем депутаты станут
принимать и давать только такие советы, какие нужны нам. А мухи-повторюхи
разносят нужные нам слухи. Работают на нас и ябеды-доносчицы
курицы-извозчицы...
Впервые товарищ Бармалей улыбнулся. В нем крепла вера в успех. К его
приходу успели подготовиться.
- А почему никто из вас не сказал о языках? - спросил он. - Я большой
ученый, в языковедении познал толк. Мне интересно послушать... Товарищ
Барабас сообщил, что вопрос о языках будет обсуждаться в Верховном Совете!
Что вы об этом думаете, товарищ Шапокляк? Вы знаете, о чем там будут
говорить?
Товарищ Бармалей говорил кратко, но веско. Ему хотелось подчиняться с
радостью. Гражданка Шапокляк вскочила, вытянулась и доложила:
- В этом - наше спасенье! - бодро выпалила она. - Великий тарабарский
язык, на котором со времен царя Гороха заставляют говорить все народы
Страны Дураков, помог им договориться до Перестройки. Теперь все только и
твердят о том, что родные языки угнетали неправильно. И снова в каждой
республике должны говорить на родном яззыке... Как только все заговорят на
родных языках, и Перестройке конец. Ведь как тогда перестройщики будут
договариваться?!
Гражданка Шапокляк мерзко захихикала. Все ее поддержали. План
нравился.
- По-вашему, - неторопливо спросил товарищ Бармалей, - царь Горох был
дурак?
- Разумеется, - сделала круглые глаза гадалка. - Иначе зачем бы он
запрещал разные языки и вводил один общий для всех?
- А если и я поступал так же, - ласково спросил товарищ Бармалей, -
так я тоже дурак?
Гость из Мира Призраков говорил очень тихо, но всем стало страшно.
Казалось, рядом открылась бездна и готова всех поглотить.
Гражданка Шапокляк так испугалась, что запела военную песню. "Если
завтра война, если завтра в поход", - старательно скулила она. Но как
только гость заговорил, смолкла.
- Народ жив, пока говорит на родном языке. Нет языка - нет народа.
Народ, который забыл свой язык, забывает народную мудрость, забывает своих
героев. Без своей мудрости, без героев народ превращается в толпу людей,
которых можно легко дурачить, - задумчиво наставлял товарищ Бармалей. -
Покоренные народы не надо уничтожать. Надо, чтобы они забыли свои языки, а
вместе с ними - и свою древнюю народную мудрость, и героев сказок, с
которых дети берут пример, у которых учатся любить родину. Царь Горох это
понимал. И запретил все языки, кроме тарабарского. Он сам хотел быть
героем. Вместо всех. И рассчитал правильно. Герой, о котором рассказывают
на неродном языке, - больше не герой. Ему говорят: "Слушай, что тебе от
нас надо? Уходи! У нас уже есть герой - это товарищ Бармалей!" Вот почему
я думаю так же, как царь Горох. А совсем не потому, что люблю тарабарский
язык. Или мудрость тарабарскую, или героев тарабарских сказок. Вся
тарабарщина должна быть только обо мне. И если все народы Страны Дураков
желают говорить на родном языке - это не спасение, а беда для нас. Они
обретут мудрость, гордость, культуру, оживут их забытые герои, не станет
дураков и дурачить нам будет больше некого. И мы пропадем. Этому надо
помешать!
- Но как? - вскричали заговорщики хором.
- Может, при помощи денег? - спросил министр финансов товарищ Кощей.
- Напечатаем, сколько надо. А потом они сами растают.
Но товарищ Бармалей объяснил, что настоящий вождь управляет без
денег. Ему достаточно пальцем шевельнуть, и дураки сдвинут горы.
- Зачем дураку платить? - мудро возразил товарищ Бармалей. - Ему надо
что-нибудь пообещать. Обещанного три года ждут, а потом забывают.
- Может, деревянные награды раздать? - проявил солдатскую смекалку
товарищ Джюс.
- Дураку не нужны награды, - спокойно возразил товарищ Бармалей. -
Покажи ему палец, и он будет до смерти рад. Если ты, конечно, настоящий
вождь!..
- Но как, как заставить их отказаться от родных языков?! Как помешать
жителям Страны Дураков поумнеть?! - вопила гражданка Шапокляк. - Как
помешать вернуться забытым героям?!
- Это в наших силах! - уверенно сказал товарищ Бармалей. - А вы,
гражданка Шапокляк, не кричите, а то я вас немножко повешу... Товарищ
Барабас! Как произошла авария на атомной электростанции? Вы изучили
обстоятельства дела, поставили комедию суда... Доложите!
Товарищ Барабас хлопнул плеткой по голенищу сапога и зарычал:
- Каждый атомный реактор снабжен защитой от дурака. Но поскольку
защиту делали сами дураки, то они ее и отключили. Ради дурацкого
эксперимента. Произошел взрыв.
- Авария дело полезное. И даже нужное. Но как об этом узнало
население? - плавно взмахнул трубочкой товарищ Бармалей.
- Мы молчали. Но в Мире Сказок, на Шведской земле радиацию учуяли
Нильсовы гуси. Они и подняли шум. "Мы Рим спасли, - галдели гуси, - мы и
Мир Сказок спасем!" Вмешался этот мальчишка Нильс... Вслед за ним
раскричался и наш журналист Мурзилк а...
Товарищ Барабас злобно взмахнул плеткой.
- Мы пытались похвастаться: вот, мол, какую аварию учинили - самую
большую в мире! Вот, мол, какой героизм проявляют жители Страны Дураков!
Вот, мол, какой удобный случай показать всем братство народов Страны
Дураков!.. Знаете, все дураки - хвастуны...
Гость из Мира Призраков нахмурился.
- И что же?
- Не вышло. Дураки не клюнули на эту удочк у...
- А жаль, товарищ Барабас!.. Жаль, что вы сами не сделали много
маленьких аварий. Но тихо. И во всех республиках. Многие бы умерли. И не
стало бы проблемы родных языков. Ведь все так просто! Нет людей - нет
проблем! А живым было б не до языков... Все остались бы в дураках. А то и
жителей меньше не стало, и все дураки поумнели...
- Не все, осмелюсь доложить, - обозвалась гражданка Шапокляк. -
Хватает! Среди моих клиентов есть и депутаты Верховного Совета!
Воцарилось гробовое молчание. Товарищ Бармалей дымил трубочкой. А
затем сказал:
- Слушай мой план... Вы говорите, у вас есть знакомые депутаты? Вот и
хорошо. Помогите с ними встретиться! И дать несколько важных советов.
У заговорщиков сперло дыхание. Они были восхищены. Тень вождя бралась
за дело всерьез...
Глава 5. Депутаты и тень вождя.
Депутат от избирательного уастка ветрофонов Солнечного города
Незнайка нервничал. Утром выступать в Верховном Совете, а он - ни в зуб
ногой. И что говорить - не знает. И списать не у кого. Конечно, можно и
прогулять заседание, но так хочется прославиться! Постоять за трибуной,
увидеть себя потом по тарелочке с наливным яблочком, услышать по птичьему
радио... Выступления депутатов будет смотреть и слушать весь Мир Сказок.
Даже эти девчонки-коротышки!.. Жаль, что он только что с Луны свалился.
Иначе бы всех за пояс заткнул!
Мечталось Незнайке хорошо. А вот о чертовых языках ничего в голову не
лезло. Ничего о них Незнайка и так не знал, а тут все, чего не знал, он
вдобавок ко всему еще и забыл...
- Ну как? - участливо спросил Гунька - доверенное лицо депутата.
- Да никак, - сердито отмахнулся Незнайка. - Мысли разбегаются!
- А-а-а-а-а, - понимающе протянул Гунька. - Тогда я дверь прикрою.
Чтобы совсем не убежали. Может, какая-нибудь и вернется!
В другой раз Незнайка поколотил бы Гуньку. Но теперь ему было не до
того. Незнайка ожидал чуда. И ковырялся в носу.
Преданный Гунька поплотнее прикрыл дверь и улегся дрыхнуть. Но мысли
в голову к депутату не возвращались. Там царил беспорядок, было темно и
скучно.
Придумать депутату ничего не удавалось. В отчаянии Незнайка принялся
грызть ногти. Но не помогало даже это не раз испытанное средство.
И тут зазвонил телефон.
- Кто говорит? - спросил Незнайка.
- Слон! - пошутили на другом конце провода. - Не спится?
- Работаю! - важно ответил Незнайка.
Женский голос показался ему приятным и знакомым.
- Не знаете, что сказать по закону о национальных языках?вкрадчиво
допытывалась таинственная собеседница. - Ничего в голову не лезет?
- А вы откуда знаете? - изумился Незнайка.
- Я все знаю! Работаю ведьмой, вот и ведаю обо всем!
- Гражданка Шапокляк! - приятно удивился Незнайка. И затараторил: -
Пропали, не звоните, - стал по-дружески выговаривать. - Мы тут без вас как
без рук... Сами знаете! Да и какая-же вы ведьма?! Наговариваете на себя,
наговариваете! Вы же мой ангел! Моя добрая фея! Мой экстрасенс! Без вас я
ничто - ноль без палочки! Разве без вашей подсказки я обнаружил бы голубой
вагон с детским мылом? А так мы погадали на ромашке - и пожалуйста, утерли
нос полиции... Хочу вас видеть! Немедленно! А то меня как заколдовали: в
голове пустота... Не знаю, что и делать. Положение отчаянное! Перестройка
в опасности!
В трубке раздалось шуршание. Листали страницы.
- Вот что гласит инструкция... Как депутат вы имеете право на
консультацию ясновидца-экстрасенса не только вне очереди, но и в любое
время суток... Высылаю за вами персональную метлу!
От восторга Незнайка не знал куда себя девать. И растормошил
доверенное лицо Гуньку. Чудо сбылось! Помощь явилась! Грызть ногти -
верная примета!
Метла доставила депутата точно по адресу. Он и глазом не успел
моргнуть, как оказался в квартире гадалки.
Она вела себя, как заговорщик.
- Вам это знакомство пригодится, - сказала она со значением и
оставила позднего гостя одного.
Далеко на башне Горохового дворца Золотой Петушок возвестил полночь.
Огромные часы в углу ожили, звякнули и торжественно отзвонили похоронный
марш. И тут депутат обнаружил, что он в комнате не один. Напротив сидел
товарищ Бармалей. Трубочка в его горсточке дымилась.
- Вот здорово! - нисколько не испугался депутат. - Бармалюга! Совсем
как живой!
- Я вечно живой, товарищ Незнайка! - дружелюбно ответил призрак и
протянул руку. - Будем знакомы!
Незнайка опешил. Вот влип! Но руку пожал. Она была холодная и
упругая, как шланг.
- Не надо оправдываться, - прозорливо разрешил его затруднение
товарищ Бармалей. - Вы ни в чем не виноваты. Вас - ввели в заблуждение,
меня - оболгали. Мы оба - жертвы негодяев!
Незнайка был тронут.
- Все говорят, будто при вас дети писали доносы на своих родителей, -
наябедничал он. - А вы их делали сиротами! Что вы ужасный злодей и кушали
маленьких детей!
- Враки, - спокойно возразил товарищ Бармалей. - При мне росли самые
счастливые в мире дети. Убедитесь сами!
Он моргнул усом, и в комнате появилось трое заморышей. Тонкие,
звонкие и прозрачные, юные бармалеевцы мигом соорудили гимнастическую
пирамиду. Отсалютовав рукой, они дружно крикнули: "Спасибо товарищу
Бармалею за наше счастливое детство!" и сгинули.
- Вот так! - подвел итог товарищ Бармалей. - Давайте дружить. Как
депутат чего вы хотите?
- Равенства, - не задумываясь ответил Незнайка. - Чтобы у всех всего
было поровну.
- Наши цели совпадают, - с удовольствием отметил товарищ Бармалей. -
А как вы намерены осуществлять свой план?
Незнайка наморщил лоб. Он всегда терялся, когда доходило до дела.
- Все, что есть у одного, должно быть у всех, - решительно рубил он
воздух ладошкой. - А если у кого хоть на чуточку больше - отнять!
- С вещами - это еще куда ни шло, - отчасти согласился товарищ
Бармалей. - Но есть иное неравенство. Есть красивые и безобразные. Есть
умные и глупые. Как быть?
- Надо воспользоваться волшебной палочкой. Говорят, за границей уже
такую придумали. И всех уровнять!
- Заблуждение! - мягко возразил товарищ Бармалей. - Никакая палочка
не отнимет мысли у Знайки и не прибавит вам! Как быть?
- Не знаю! - замотал ушами Незнайка. - Неразрешимый вопрос!
- Неразрешимых вопросов для товарища Бармалея не существует. И вы,
товарищ Незнайка, должны это знать, - успокоил товарищ Бармалей.
Он так уютно взмахивал трубочкой! Ему хотелось верить.
- Сколько бы всего у каждого ни было, у одного будет хоть чуточку, да
больше, у другого - хоть чуточку, да меньше... А где же равенство? Я вам
открою великую тайну. Хотите?
Незнайка хотел. И как!
- Тогда слушайте! - трубочка товарища Бармалея плавно летала по
воздуху, а ее дымок словно подчеркивал слова, на которые он напирал. -
Уровнять всех может не богатство. Не достаток. Уровнять всех может тольк
о... НИЩЕТА!
Незнайка хлопнул себя по лбу.
- Как я это мог забыть! - с притворной важностью изрек он.
Но товарищ Бармалей продолжал:
- Все станут равны только тогда, когда ни у кого ничего не останется.
Даже внешности. Ведьма, которая заколдовала Щелкунчика и принцессу, уколет
всех волшебным веретеном, и даже лица затянутся паутиной. Все станут на
одно лицо... Вы со мной согласны?
- Конечно, согласен!
Но в голосе дерутата проскользнуло сомнение. Ему, видно, не хотелось
потерять свое собственное лицо. И это не осталось незамеченным.
- Вы спросите: а как же с мыслями? - напирал товарищ Бармалей. -
Очень просто. Думать за всех должен один человек. Например, я. И
заниматься распределением один человек - например, вы. Это несложно и даже
приятно - спросите у лисы, которая делила сыр между медвежатами, откусывая
от каждого куска... Вы бы с этим чудесно справились! Этим людям мы бы
сохранили лицо. По ним бы каждый судил о себе.
Незнайка от удовольствия зарделся.
- Мы не дали бы вам ошибиться, - похлопал его по плечу старший
товарищ. - А это решает и языковый вопрос. Зачем разные языки? Одни -
распространенные, другие - нет. Одни - богатые, другие - бедные. Одни -
мировые, другие - местны е... И каждому милее свой родной язык. Какое же
это равенство?! Для равенства достаточно одного языка. И этот язык уже
есть. И придумывать ничего не надо. Это прекрасный тарабарский язык - язык
межнационального общения Страны Дураков. Так повелось со времен царя
Гороха. Не нами это заведено, не нам это и менять. Осталось только дружно
отменить остальные языки. Раз и навсегда. Все это очень просто - надо
только поднять руку. А недовольных заставить замолчать. Навсегда... Ведь
что в языке главное? Чтобы его все понимали. Всем будет хорошо. Кроме
мелких сказочных героев: ведь они станут ненужными, когда отменят ненужные
языки - те, на которых про них сочинили сказки. Ради личной выгоды они и
заслонили всем путь ко всеобщему равенству. Вот как надо сказать, товарищ
Незнайка!
- Здорово! - вздохнул депутат и утер рукавом нос. - Тут и прекрасного
тарабарского за всю жизнь не выучишь, а еще и другие зубри, если в другой
республике жить захочешь... А как же дети? О них мы подумали? У них и без
языков нагрузки в школе, знаете, какие!
- Деток - жалко, - поддержал товарищ Бармалей и успокоил: - Знания -
всегда лишние, в этом вы правы, товарищ депутат. Зачем они?! Ведь всегда
есть кому за тебя подумать. И решить. От знаний - одно неравенство. Мы
знаем, что не все рождаются дураками. И задача школы заключается в том,
чтобы оболванить всех одинаково. Чтобы все были равны! Со временем мы
решим и эту проблему: отменим все языки, в том числе и тарабарский!..
Депутата Незнайку переполняла благодарность. Такое будущее ему
нравилось.
- Знаете, а писатель К.Чуковский гадость о вас написал, - снова
наябедничал он. - Будто вы, товарищ Бармалей, мучили обезьяну Чичу.
- Враки, - не мигнув глазом, возразил товарищ Бармалей. - Я хотел из
нее человека сделать. Члена общества. Научить трудиться. Помешал лекаришка
Айболит - этот убийца в белом халате. Он не хотел, чтобы обезьянка Чича
вышла в люди. По его вине она до сих пор остается обезьяной. Бедное
животное! Поверило негодяю! А он его держит для опытов!
Незнайка состроил кислую рожу. "Два великих собеседника понимают друг
друга!" - вот что это должно было означать.
- Кстати, - промолвил товарищ Бармалей, - тем, кто все это понимает
правильно, жить в нищете совсем не обязательно. Их не испортит и достаток.
Например, вас. Вы можете делить все поровну между жителями Страны Дураков.
А вашу сознательность мы будем поощрять всякой вкуснятинкой через особые
закрытые распределители. Начнем прямо сейчас. Не откажите в любезности,
примите этот кусочек мыла. И хорошенько вымойте с ним руки перед тем, как
придется голосовать по вопросу о национальных языках! Мыть начинайте руки
сейчас же. Мылом мы вас обеспечим. Будем подвозить каждый час. В ваш
гостиничный номер мы пришлем отряд мочалок. А вот - шампуни на выбор. Как
ими пользоваться - читайте на этикетке. Буквы знаете?
- Знаю! - недовольно сказал Незнайка и начал читать, заикаясь, по
слогам.
- Чудесно! - остановил его товарищ Бармалей. - Лейте не жалейте!
Чтобы в Верховном Совете вы завтра сияли, как новая копеечка! Иначе
отправлю играть в театр к товарищу Барабасу. Шутка!
Чумазый Незнайка отвык от мыла. Он совсем обалдел от его запаха. Что
за чудесный старик, этот Бармик! И так его оболгали!
До чего же хотелось Незнайке покрасоваться в чистой одежде!
Представить только, все депутаты в грязи, а на нем одном - ни пятнышка! И
все это будут показывать на весь мир по тарелочкам с наливными яблочками!
Полный завал!
Невидимка услужливо предложил товарищу депутату не мешкая сдать свою
одежду для скоростной стирки-чистки-починки. А ему было предложено
скоротать время в компании Призрака Светлого Будущего и посмотреть
завлекательные картинки.
- Путь к изобилию лежит через невыносимые лишения, - сказал на
прощанье товарищ Бармалей. - Туда войдут лишь те, кто все потеряет, всего
лишится, от всего откажется, даже от самого себя. На это уйдет жизнь
многих поколений. Изобилие, товарищ Незнайка, можно создать только из
нищеты. Чтобы накопить, нужно во всем себе отказывать. Это знает каждый
обладатель копилки. И хорошо, что вы это сознаете. Вас проводит Призрак
Светлого Будущего.
Товарищ Бармалей вынул из штанов коротышку в кандалах. И тот увел
раздетого до трусов товарища Незнайку в соседнюю комнату.
Едва за ними притворилась дверь, из противоположной выглянула товарищ
Шапокляк.
- Этот, кажется, готов, - не глядя в ее сторону, сказал товарищ
Бармалей. - Давайте следующего!
Зашуршали невидимки. Одежда товарища Незнайки уплыла вслед за
хозяином, а в комнату через другую дверь уже протискивался розовощекий
толстяк.
Пожаловал Сиропчик - депутат от Шлараффии - страны сказочных обжор.
Только Страна Дураков могла содержать такое количество дармоедов. Все они
принимались на службу в министерство Главголод и, как считалось, приносят
пользу государству, съедая все почище саранчи за папу, за маму, за
дедушку, за бабушку, за братцев, за сестриц и всех-всех остальных, не
только своих родных и двоюродных, но и за чужих, и за совсем незнакомых. А
в среднем считалось, всем достается еды поровну. Но как тут возразишь,
если в Стране Дураков все было общее, а сами они считались братьями и
сестрами? Попасть В Шлараффию было непросто. Надо было своротить ложкой в
рот горы каши и хлеба, сожрать уйму всяких колбас, осушить море напитков и
проесть дорогу в пустыне сахара-песка. И быть ко всему еще всегда готовым
сожрать любого, кто встанет у тебя на пути. Полезность обжор для хозяйства
Страны Дураков обосновал товарищ Бармалей. Чем больше обжоры слопают, учил
он, тем меньше останется остальным. А чем меньше останется, тем лучше они
будут работать. Чтобы с голода не пропасть. И получалось
по-справедливости: пухли все, но Иван-крестьянский сын от голода, а обжоры
- от жира...
Расторопные невидимки усадили Сиропчика сразу на три стула. Его
костюм с сотней карманов был безобразно грязен. Залит липким вареньем,
медом, закапан супами, измазан подливами.
- На что жалуетесь, товарищ Сиропчик? - спросил товарищ Бармалей.
- На Перестройку! - пропыхтел толстяк. - Сладкой жизни приходит
конец! Введены талоны на сахар...
Товарищ Бармалей плавно взмахнул трубочкой.
- Надо искать общий язык с теми, кто его дает стране!
- Так говорить не с кем, товарищ Бармалей! - пустил слезу депутат. -
Крестьянские сыновья бросили землю и убежали в города на царских дочерях
жениться. Депутаты к Шлараффии подбираются. Все привилегии норовят
оттяпать. Скоро ни гор каши и хлеба, ни молочной реки с кисельными
берегами, ни песчиночки сахару в пустыне не останется - все подметут до
крошки... Маковой росинки не сыщется.
- Видите, как важно находить общий язык! - заметил товарищ Бармалей.
- Может, положение улучшится, когда станут в каждой республике говорить на
родном языке?
- Хоть на родном, хоть на двоюродном - что это даст? - махнул пухлой
ладошкой Сиропчик. - Разве в словах дело? Я бы все языки затвердил, если
бы от этого больше еды стало! Мой друг Пончик тоже так думает!
- Вы правы, товарищ депутат, - согласился товарищ Бармалей. - Сколько
ни говори: "Халва, халва", во рту слаще не станет. А что, если назначить
вас руководителем Главсахара, Главкондитера и Главмеда? Справились бы?
Глазки у Сиропчика высохли и повеселели.
- Да я один бы справился и с сахаром, и с медом, - заверил он. Без
помощников. А заодно и с сахарной болезнью! Меня хлебом не корми, дай
любимым делом заняться! Ни капли меду не позволил бы Медунице на лекарства
для притворщиков извести! Доктор Пилюлькин своей горькой кислятиной всех
бы мигом вылечил!
- Меньше слов! Больше дела! Я правильно понял вашу мысль?уточнил
товарищ Бармалей.
Сиропчик подтвердил.
- Что проку в этих языках? - сказал он убежденно. - Много языков -
много слов. А дело не меняется. Как сахар не назови, его больше не станет.
Если уж и учить, то только волшебные слова, от которых все желания
сбываются!
- Толстяки не ошиблись - вы хороший депутат, - похвалил товарищ
Бармалей. - И понимаете свою задачу правильно!
- Еще бы! - не стал спорить Сиропчик. - Да если я ошибусь, они меня
первого живьем съедят. И не подавятся. А выбрали, потому что распробовали
меня сначала и я им пришелся по вкусу.
- Какая ваша главная забота? - плавно взмахнул трубочкой усач.
- Отстоять Шлараффию, - убежденно сказал Сиропчик. Этот журналист,
этот депутат Мурзилка договорился до того, что Шлараффию следует отдать
сиротам, беднякам и нищим. И многие готовы поддержать его решение.
- Это ошибочное решение, - успокоил товарищ Бармалей. - Народ его не
поддержит. Народ любит своих толстяков. Народ понимает: толстяк - его
гордость. Признак могущества. Чем сильнее страна, тем больше дармоедов
может посадить себе на шею. Народ сумеет защитить своих любимцев - ему
помогут деревянные солдаты товарища Джюса. Теперь о Шлараффии. Не слушайте
болтунов. Отдать проще всего. Но откуда взять? Сирот, бедняков и нищих в
Стране Дураков столько, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Набегут, за минуту расхватают горы хлеба и колбас, расхлебают молочные
реки с кисельными берегами, пустыню сахара-песка до крупицы выметут... А
что тогда мы загранице будем показывать? Ведь всех иностранцев мы возим в
Шлараффию и говорим: "Поглядите, какие у нас упитанные и довольные
граждане. Посмотрите, какое у нас изобилие. Вслушайтесь, какое вокруг
чавканье стоит". А куда мы станем иностранцев возить, если Шлараффию
отдадим? В страну нищих? А что тогда о нас за границей скажут? Об этом
товарищ Мурзилка подумал? Будем искренни, товарищ Сиропчик. Для сирот нам
ничего не жалко. Мы любим бедняков и нищих. Но разве так нужно решать
вопросы? Отнимите все у толстяков, и они сами станут сиротами и нищими.
Разве это по-государственному? Сегодня мы позаботились о толстяках. А
завтра так будут жить и другие. Если доживут. Это дело будущего времени. А
кое-кто, как товарищ Мурзилка, хочет, чтобы всем было плохо прямо сейчас.
Скажите, разве так нужно заботиться о сиротах, бедняках и нищих? Отнимать
у толстяков ничего не надо. Наоборот, им надо дать еще больше. И сказать:
смотрите, так может жить каждый. Это правильное решение. Не бойтесь
говорить правду, товарищ Сиропчик. Ищите общий язык с массами! А какая у
вас есть еще забота?
Сиропчик смотрел на собеседника с восхищением.
- Хочу защитить старый закон о выборах! - выпалил он. - Чтобы
голосовали по едокам. За скольких слопал - за стольких и проголосовал. А
то несправедливо получается: ешь и за бабушку, и за дедушку, и за папу, и
за маму, и за себя, и за братцев с сестрицами, и за родных, и за
двоюродных, и за знакомых, и за незнакомых, и за родственников, и за
чужих, за всех стараешься так, что глаза на лоб лезут, а на выборах только
один голос имеешь. Разве это честно? Взять хотя бы Буратино с папой
Карлом: у них и луковица не каждый день на обед бывает, а оба имеют по
целому голосу. А Шалтай-Болтай, даже если быка слопает и всю королевскую
рать впридачу, тоже больше одного не получит. А ему ведь всего больше
надо!
- Вы, товарищ Сиропчик - депутат, - взмахнул трубочкой товарищ
Бармалей. - Вот и объясните это всем!
- Пробовал! - понурился Сиропчик.
- И что же?
- Не убедил. Не нахожу общего языка...
- Вот видите, товарищ Сиропчик, главная забота сегодня - это не
Шлараффия и даже не закон о выборах. Главная забота - это забота об общем
языке. И такой язык уже есть. Это тарабарский язык. Вот за что вы теперь
должны бороться! Почему вы на меня уставились, как солдат на вошь? Не
понимаете? Объясню: если сказочные герои в своих республиках начнут
говорить на родных языках, вас и слушать никто не станет. Ведь вы же не
знаете их языков?
- Ой! - сказал Сиропчик. - А что же делать?!
- Говорить об этом в Верховном Совете! Убедить всех, что не надо
принимать закон о родных языках, если мы хотим жить по-братски!
- Но я знаю, что они скажут в ответ: "По-братски мы уже попробовали.
Давайте лучше по-честному". Они мне так уже говорили, когда отказывались
кормить Шлараффию. Когда начали толстякам в рот заглядывать. Каждый кусок
считат ь...
Глазки товарища Бармалея остекленели.
- Как хотите, - сказал он. - Но вспомните о своих избирателях. Они
вас проглотят и не поперхнутся.
- Трудно быть депутатом, - пригорюнился Сиропчик. - Будешь сладеньким
- разлижут. Будешь горьким - расплюют... Эти разговоры о языках только
мешают делу - соловья баснями не накормишь. Словами сыт не будешь.
Лицо Сиропчика прояснилось.
- Ой, - хлопнул он в пухлые ладоши, - да ведь это именно то, что
нужно сказать!
Под усами товарища Бармалея появилась улыбка.
- Вот и хорошо, - поддержал он. - Этих слов ждет вся Страна Дураков.
Вся Шлараффия. Удачи! А сейчас невидимки помогут вам привести в порядок
себя и одежду. Вас выкупают. Припудрят...
- Сахарной пудрой?! - с надеждой спросил Сиропчик. - С ванилью?
- Какой скажете, - успокоил товарищ Бармалей.
Невидимки потащили толстяка вслед за Незнайкой. По его лицу катились
слезы. И Сиропчик проглотил их все до одной. Они были сладкие. Депутат
рыдал от счастья...
Едва спровадили Сиропчика, сразу раздался грохот. Церемониальным
маршем в комнату ввалился деревянный солдат. Все у него было деревянное: и
сапоги, и голова, и бушлат, и награды... И только гвозди из него торчали
железные.
- Депутат от деревянных солдат прибыл за указаниями! - треснул он
каблуком о каблук.
- Орел! - сказал товарищ Бармалей, хотя солдат больше смахивал на
сторожевую будку. - Вольно! Можно садиться.
Гость выполнил приказ в точности: сначала расслабился, принял
положение "вольно", а уж затем сел.
Комнату наполнил густой запах кляксы-ваксы.
Товарищ Бармалей не спеша набивал свою трубочку, как если бы был
вечно живой.
- Что в армии думают о языке? - по-домашнему спросил он. - Изложите!
- Осмелюсь доложить, тут и думать нечего, - деревянным голосом
отчеканил гость. - "Язык" может дать много важных сведений. Когда он
нужен, мы идем в тыл врага и берем "языка". А потом работаем, чтобы у него
язык развязался...
Такого ответа товарищ Бармалей не ожидал.
- Я о другом языке...
- Понял! Другие языки нам не нужны. Достаточно и тарабарского в
объеме устава.
- Но почему? - удивился товарищ Бармалей.
- С врагом содату говорить не о чем. Врага бьют без разговоров. А
остальныне сами должны заботиться, чтобы их с врагами не спутали.
Трубочка задымилась. Появилась какая-то задушевность.
- Ваши корни откуда? - по-отечески спросил товарищ Бармалей. - Из
каких краев?
- Корней у солдата нет! - отбарабанил солдат. - Отрубил и забыл. А на
новом месте пустить их не успевает: только прибыл - уже переводят. Для
солдата родина там, где его армия. И эту родину армия будет защищать на
любой территории. От любого коренного населения.
- Дети у деревянных солдат есть? - заботливо спросил призрак.
- Так точно! - прогромыхал депутат. - Сыновья и дочери полков!
- А как они относятся к языкам коренного населения? - со слезой в
годосе спросил товарищ Бармалей и как ученый-языковед, и как самый большой
друг детей. - Изучают в туземных школах?
- Никак нет! - браво докладывал защитник отечества. - Никак не
относятся, потому что никакого отношения к этим языкам не имеют. Армия
товарища Джюса - армия освободительная. Она освобождает наших детей от
изучения языков местного населения. Да и зачем они? Мы корней нигде
пускать не собираемся. А если понадобится, то мы и местное население
освободим от родных языков. Пусть только кто-нибудь обратится к нам за
защитой!
Товарищ Бармлей раскурил свою знаменитую трубочку.
- А как местное население относится к деревянным солдатам?проговорил
он сквозь дымовую завесу.
- Армия деревянных солдат - любимое детище Страны Дураков! -
убежденно произнес гость.
- Это правильно, - поддержал товарищ Бармалей. - Но появились и
другие мнения. Как старый солдат, как генералиссимус деревянных солдат
буду откровенным!..
И товарищ Бармалей рассказал, какая страшная опасность нависла над
непобедимой деревянной армией.
Кое-кто толкует о возрождении малых родин - тех, где родились. Они
держатся корнями за родную землю. А на родной земле - и язык должен быть
родным, говорят они. Мы, конечно, не против языков, сказал товарищ
Бармалей. Говорите, пожалуйста, но только так, чтобы никто не слышал! А
то, чего доброго, с врагами спутаем! Но они не хотят говорить неслышно.
Хотят во весь голос. А вместе с родными языками вернутся и сказки, и
сказочные герои коренных народов, которые с древних времен охраняли их
земли, их обычаи, их права... а это ужасно. Это опасно. Если сказочные
герои вернутся - коренные народы откажутся от деревянных солдат. Они
скажут: мы любим свою землю и сами будем ее охранять. И не станет братства
по деревянному орижию!
- Мы объявляем в Стране Дураков военное положение! Мы не позволим
посягать на братство!.. - заскрипел деревянными зубами, затопал
деревянными сапогами гость. - Тревога! Измена! Страна Дураков в опасности!
Мы всем покажем Кузькинну мать!
Товарищ Бармалей поморщился.
- Не шумите! Здесь же происходит заговор, а не базар, - унял он
деревянного вояку. - Лучше поднимите голос в защиту справедливости в
Верховном Совете! Мол, языки - это хорошо. Но почему должны из-за них
страдать дети? Наши дети - сыны и дочери полков? Ведь они скитаются по
Стране Дураков, как перекатиполе, и все родные языки для них, как
иностранные! Сколько же им учить иностранных языков? Ведь они из-за этого
только наплачутся! Сколько из-за кого-то слез, чистых детских слез
прольется, как из раненых берез! Разве можно назвать справедливым решение,
если оно держится на детских слезах?!
- Деток жалко! - треснул себя кулаком из железного дерева по
фанерному бушлату деревянный солдат.
- Все для детей! Все лучшее - детям! - поддержал товарищ Бармалей
порыв депутата. - Армия не позволит их обижать! Деревянные солдаты
выступят на защиту детей! А заодно - искоренят все коренное... Такие
законы нужны не всем. Армии он не нужен. А если закон не нужен всем - это
не закон. Лучше принять другой закон - о тарабарском языке. Во-первых, он
всем одинаково чужой. Кроме самих тарабарцев. И поэтому все перед ним
будут одинаково равны. И всем одинаково просто будет стать тарабарцами,
как при царе Горохе и планировалось. Другого выхода не будет. А во-вторых,
за тарабарский язык - армия. И спорить с ней бесполезно. На ее стороне
сила. А на чьей стороне сила, на стороне того и правда. Сила и правда - на
стороне тарабарского языка, товарищ депутат! Наше дело правое - мы
победим!
- Ура! Ура! Ура! - прорявкал деревянный служака, который словно
лишился всяких корней - отрубил их и забыл.
- А вот Кузькину мать показывать пока не надо, - урезонил товарищ
Бармалей. - Держите ее в резерве главного командования. Она наше тайное
оружие. Пускай матереет. А то как пойдет крыть по матушке - не остановишь!
- Позвольте выполнять?
- Позволяю, - кивнул усами товарищ Бармалей. - Но прежде невидимки
подкрасят вас как на парад. Внешний вид завтра будет решать все... Это
приказ!
- Рад стараться! - заорал гость и притопнул деревянной ногой.
Прибежали невидимки. Словно опытные носильщики, они опрокинули
деревянного солдата на брезентовые шлейки и вынесли, как шкаф, вслед за
остальными.
Устали все. Даже невидимки. Но товарищ Бармалей был неутомим.
- Введите! - негромко скомандовал он.
И невидимки тотчас внесли на двух пинцетах ворох грязных лохмотьев.
Под ними отчаянно дергался чумазый коротышка.
- Не имеете права! - вопил он. - Отпустите меня! Я личность
неприкосновенная! Вы слышите? Я депутат Пачкуля!
- Не волнуйтесь, товарищ депутат. Мы вас и пальцем не тронем, -
успокоил его низенький усатый человек в зеленом френчике и галифе. -
Видите ли, пинцеты гарантируют вам полную депутатскую неприкосновенность,
а нам - чистоту рук. Думаю, стороны договорятся. Итак, рад познакомиться.
С вами говорит товарищ Бармалей!
Депутат задергался еще отчаяннее. Он бился, словно муха в паутине. И
визжал, как поросенок.
- Почему вы испугались? - огорчился товарищ Бармалей. - Неужели я
такой страшный? Я знаю, враги пугают мною маленьких детей. Но разве вы
ребенок? Вы хоть и сказочный, но все-таки герой!
- Все равно б-б-б-б-боюсь, - дрожал коротышка.
- Но почему? - не мог понять товарищ Бармалей. - Ведь вы меня совсем
не знаете. Я же переселился в Мир Призраков до того, как вас сочинил
писатель Носов!
- Ага, - захныкал Пачкуля. - Вы и мертвый всегда живой. А это еще
страшнее!
Товарищ Бармалей наклонил голову с усами к плечику и ненадолго
задумался.
- Хорошо, - сказал он. - Если вы и вправду так меня боитесь, то я вам
разрешаю себя полюбить. Сильно-сильно. И сделаю для вас что-нибудь
хорошее. Скажите, вам нравится ваше имя?
- Отвратительное! - буркнул голос из тряпок. - Даже для собаки
обидное. А для коротышки тем более. Вы же сам почти коротышка - должны
знать, какие коротышки самолюбивые. Вот взять бы да и присобачить мое имя
этому писаке!
- А заодно - и мою дурную славу, - поддержал товарищ Бармалей. -
Видите, товарищ Пачкуля, мы оба - жертвы сочинителей. Чтобы оставить
товарища Носова с большим носом, нам следует объединиться!
- Неужели это возможно?! - заволновался коротышка. - Ведь что
написано пером, того не вырубишь топором. Неужели вы мне поможете?!
- Конечно! - обнадежил его товарищ по несчастью. - Для этого нужно
только во всем меня слушаться.
- Я готов! - согласился Пачкуля. - На все!..
- Слушайте внимательно и ни о чем не думайте, - голосом гипнотизера
принялся вещать товарищ Бармалей. - Отныне думать за вас буду я.
- А задавать вопросы можно? - робко спросил Пачкуля.
- Вопросы потом. Итак, завтра вы примете участие в голосовании по
закону о родных языках. Вы проголосуете против. Повторяю: вы будете
голосовать против! Вам не надо ничего говорить. Достаточно только повыше
поднять руку и держать ее так, чтобы видел весь зал. И не опускать. Ваша
рука будет сиять...
- Сиять?! - осмелился усомниться Пачкуля.
- Именно сиять! - взмахнул трубочкой товарищ Бармалей. - Сиять от
чистоты. Я сам позабочусь об этом. Вы будете чисты, как ангел. Вымыты,
подстрижены, надушены, нарумянены. А на руках и ногах у вас будет маникюр
и педикюр. И все скажут: Пачкулю оболгали! И дадут вам тут же новое имя.
Чистюля, если хотите. А вы скажете, что были таким поневоле, из-за этого
сочинителя: ведь если коротышке все время твердить, что он свинья, то
коротышка и хрюкать начнет... И товарищ Носов останется с большим носом!
- Ладно! - согласился коротышка. - Влипнуть в историю я не прочь. Но
зачем для этого мыться? Ведь чистота не оставляет следов нигде. В том
числе и в истории. А я хочу наследить. И как можно больше. И стать
исторической личностью.
- Вы недавно стали депутатом, и многого не знаете, - осадил Пачкулю
товарищ Бармалей. - В истории Страны Дураков и без вас достаточно
напачкали. И если что-нибудь и может оставить в ней след, то это чистот
а... Особенно теперь, когда кое-кого нужно пустить по ложному следу!
Например, агентов Мойдодыра. Они давно напали на ваш след, идут по нему и
следят за каждым вашим шагом. Чего доброго, схватят. И не посмотрят на
вашу неприкосновенность. Вы же не хотите им попасться?
- Ни за что! - в ужасе вскричал Пачкуля. - Все, что угодно, только не
головомойка!
- Вот и хорошо, - одобрил товарищ Бармалей. - Тогда доверьтесь мне.
Вот увидите, товарищ Мойдодыр лично извинится перед вами. И намылит шею
любому, кто назовет вас Пачкулей. А вы, поверьте моему слову,
проскользнете в историю, как намыленный!
- Но для этого понадобится мыло! - проявил бдительность депутат.
- Мыло вы получите, - успокоил товарищ Бармалей. - Ступайте и
выбирайте, какое вам по душе. А не будет хватать - пустим на мыло ваших
обидчиков. И этим же мылом умоем руки!
Двумя пинцетами невидимки унесли последнего посетителя хитрой
гадалки. Успех кружил ему голову.
Было слышно, как за стеной плещутся незадачливые депутаты. А Призрак
соблазняет их картинками Светлого Будущего.
Товарищ Бармалей остался один. Но впечатление было обманчиво. За
обстановкой из Горохового дворца прятались заговорщики.
Из-под дивана высунулась усатая морда. Это Крыска Лариска нюхала, чем
пахнет.
- Можете показаться, - позволил товарищ Бармалей.
Первой предстала гражданка Шапокляк. Она подслушивала через замочную
скважину.
Затем появился доктор кукольных наук - он подглядывал из царского
шкафа.
А следом и остальные заговорщики.
Последнее место за столом заняла товарищ Шушара. Все это время старая
министерша провела в ночной вазе.
Заговорщики были суровы и собраны. Только товарищ полицмейстер ловил
зубами блох. Он из-за них едва не взбесился, но выручила дрессировка.
Доблестнный защитник порядка даже не шелохнулся за портьерой из горохового
бархата.
По вине Сиропчика осталась без стула только гражданка Шапокляк.
Испачкал-таки дорогую вещь, паскуда.
- Дорогая товарищ Шапокляк, - сердечно сказал товарищ Бармалей, -
прошу садиться ко мне на колени. Вы это заслужили. Вы проявили ценную
инициативу. Вы завоевали доверие депутатов. Но самое важное - это операция
"Голубой вагон". Страна Дураков оказалась по уши в грязи. Отлично
потрудились и министерские, и корабельные, и сухопутные крысы товарища
Лариски и Шушары. Страна не скоро отмоется! Наш долг - сообщить об этом
товарищу Мойдодыру. Пускай вводит санитарные дружины. Пускай посмотрит,
какими грязными руками тут голосуют за будущее народов! Очистить Верховный
Совет ему помогут доблестные солдаты товарища Джюса! Позвонить товарищу
Мойдодыру мы поручаем вам, уважаемая товарищ Шапокляк!
Далеко на башне Горохового дворца пропел Золотой Петушок. Часы
зашипели и прозвякали похоронный марш. Заговорщики дружно подпели. Они
хоронили Перестройку. Брезжило утро. По их замыслу, последнее для нее. И
товарищ Бармалей лишь немного побледнел, но и не думал исчезать. Все
поняли: великий вождь и учитель, а вместе с ним и его непобедимое учение
возвращаются к жизн и...
Глава 6. Потрясная новость. Вторжение.
С востока на запад шагало утро.
Все разминались и потягивались после сна. Точили зубы и когти.
Чистили клювы. Продирали горло. Пробовали голоса.
Гады с гаденышами повально занимались модной гимнастикой у-шу и
дружно шипели: "Всех у-куш-ш-ш-ш-ш-у!"
Цапли окунали головы в воду.
Утки смазывались жиром.
Бобры вычесывали на боках свой драгоценный мех.
Коты умывались.
Весь Мир Сказок переходил к водным процедурам.
На радость Мойдодыру повсюду царил здоровый образ жизни. Об этом
дважды в день ему докладывали по телефону со всех концов Мира Сказок.
Молчала только Страна Дураков.
До недавнего времени ее границу муха не могла перелететь, мышь
перебежать. Мухи тут же попадали на липучки, а мыши - в мышеловки. А птиц
деревянные солдаты сбивали бумерангами. Даже волшебное зеркало не могло
рассказать, что там происходит. Оно боялось мести товарища Бармалея. И от
этого помутнело. Вслед за Бармалеем правил товарищ Бабай, но все
оставалось по-прежнему. На железном занавесе, который отделял Страну
Дураков от Мира Сказок, нарисовали только довольных толстяков в пижамах на
кисельных берегах молочных рек.
Но с недавних пор все изменилось. И открылось такое, чему трудно было
поверить. Под защиту Мойдодыра бежала домашняя утварь. Она рассказала, что
министром здоровья, гигиены и санитарии назначена всем на горе Федора. Что
Поле Чудес превращено в огромную свалку. Будто всем заправляют подвальные
крысы. И даже в собственной каморке папа Карло не может в них швырнуть
башмаком - загрызут! Будто о благе населения там пекутся министерства
Главголод, Главхолод и Главстрах...
Даже барон Мюнхгаузен, известный враль, и тот отказался верить в
такие небылицы. "Врите, да знайте меру!" - сказал он. И сам наговорил семь
бочек арестантов: был с делегацией в Стране Дураков, все видел, все
слышал, все знает. Все там упитанные, все довольные. Принял участие в
автовралли по пустыне сахара-песка, взбирался на горы хлеба и колбас... А
никакого горя и не видел! Хотя вращался в самых верхах! А сверху всегда
виднее!
Потом Нильсовы гуси в сказочной шведской земле подняли гогот.
Взорвалась атомная станция на родине бравого Барвинка. Но Федора заявила,
что в радиоактивном загрязнении нет ничего страшного: "От грязи еще никто
не умер, а от чистоты никто не воскрес". Это заявление по тарелочке с
наливным яблочком насторожило Мойдодыра. Он обратился к полицмейстеру
Страны Дураков за разрешением побывать на месте аварии, но получил отказ.
Там не хотели, чтобы он вывел кого-то на чистую воду. "Малой грязи не
видно, а большая сама отпадет", - ответили ему.
Пиявки были немы, как рыбы. Но и они разговорились. И порассказали,
как товарищ Дуремар ловит их на дураков. И как те называют его Дуремором -
морильщиком дураков. И строят в его честь на болоте Дуреморканал...
Слушать такое спокойно мог только тот, на ком креста не было. Но не
Мойдодыр. Умывальников начальник и мочалок командир, он гордился Красным
Крестом. Он под крестным знаменем не раз водил за собой санитарные дружины
на сражения со всякой нечистью, голодом и холодом. И всюду ему были рады.
Когда он входил в очищенные и накормленные города под звуки дудочки
Гамельнского Крысолова, население ликовало. И только в Страну Дураков не
ступала его нога. Дорога туда Мойдодыру и его санитарным дружинам была
заказана. "Мы сами с усами!" - сказал когда-то Бармалей, дал ему от ворот
поворот и опустил железный занавес.
Немытая Страна Дураков легла пятном на кристальную совесть Мойдодыра.
"Да плюньте вы на нее! - советовали ему не раз. - Дуракам закон не писан!"
Но Мойдодыр никого не слушал. Ему не терпелось смыть этот позор. А всем
виновным - намылить шею.
Крокодил Гена и Чебурашка, бежавшие от грязи, вконец огорчили рыцаря
Красного Креста и поборника чистоты сообщением, что в Стране Дураков
пропало даже мыло. Они организовали соотечественникам сказочную помощь. Но
груженые мылом голубые вагоны исчезали в пути. "Видно, корова языком
слизала!" - отвечали из Страны Дураков.
Положение становилось все хуже и хуже. Если раньше деревянные солдаты
бдили, чтобы границы Страны Дураков были на замке, то теперь это
приходилось делать санитарным постам Мира Сказок. Они копали рвы с
хлоркой, развешивали липучки. Железный занавес времен Бармалея во многих
местах прохудился. Сквозь трещины и проломы полетели тучи мух.
Доставленные на допрос, мухи-повторюхи все уши Мойдодыру прожужжали
какой-то Перестройкой. И он решил, что виною всему она, раз страна
превратилась в источник инфекции, разносимой насекомыми и грызунами.
Загадочная душа дурака была для Мойдодыра непостижима. Как мог стать
руководителем страны товарищ Бармалей?! Этот известный жулик, проходимец,
грабитель, предатель и пират? А Дуремар - безжалостный кровопийца?Как он
умудрился возглавить ловцов пиявок? А что уж говорить о Федоре?! Ведь с
такой запятнанной репутацией ее даже свиней пасти нельзя было посылать?!
А, может, всему виной голод, холод и страх, в которых жили дураки? Или
боязнь деревянных солдат? Или во всем виноват царь Горох, который держал
дураков в темноте и был по их невежеству да по наущению злодеев ими же и
съеден? Или тут играет роль все вместе? Но ведь не могут же быть дураками
все жители страны, недоумевал Мойдодыр. Ведь глупость не заразна и не
передается. Ведь не все дураки с рождения. Даже у дураков рождаются умные
дети. Почему же тогда все в этой стране дружно валяют дурака?.. Неужели
так боятся ябеды-доносчицы курицы-извозчицы? А, может, просто ум опасно
показывать? Ведь не зря же бежали из Страны Дураков три мудреца в одном
тазу однажды по морю в грозу?! Жаль, что им не суждено было приплыть в Мир
Сказок... Иначе бы они все Мойдодыру объяснили. И он понял бы, почему
дураки не желают его видеть.
Когда умывальников начальник уставал думать, он мечтал. Мечтал о том,
как его под звуки дудочки позовут в Страну Дураков.
В это утро он принял сводки о водных процедурах. И тут зазвонил
телефон, который молчал со времен царя Гороха.
- Наверное, что-то большое в лесу издохло, - решил Мойдодыр.
Но ошибся.
Произошло событие куда более огромной важности. Случилось чудо. С
пограничной заставы звонил Гамельнский Крысолов. Деревянные солдаты
извинились и вернули ему волшебную дудочку. Они просили сообщить
Мойдодыру, что отныне путь сандружинам в Страну Дураков открыт. А его
самого приглашали в Верховный Совет, чтобы он собственными глазами увидел,
какими грязными руками здесь голосуют за будущее, за чистоту которого
предстояло вступиться рыцарю чистоты...
Под грохот банных тазиков рвы с хлоркой перешли передовые батальоны
умывальников. За ними ехали походные бани, прачечные и полевые
парикмахерские. Птицы-санитары высматривали на бреющем полете нерях. Но
вместо того, чтобы прятаться, те с радостными воплями бросались навстречу
санитарным дружинам. Вид дураков наводил ужас.
А в это время в комнате, гле стояла царская мебель с гороховой
обивкой, совещались заговорщики.
- Все правильно, - мрачно шамкала товарищ Шушара. - Лучше
пожертвовать собственным хвостом, чем головой.
- А дудочка-то у крысолова поддельная! - злорадствовала Крыска
Лариска. - Теперь он у нас в руках! И танцует под нашу дудочку!
- Все они у нас в руках! - рявкнул полицмейстер. - То есть лапах...
- Возьмем умывальники в плен, - поддержал товарищ Джюс, - снимем с
них стружку...
А министр финансов Кощей продолжил:
- ...и переделаем на самогонные аппараты! Очень выгодная для казни
штука! Лучше денег из леденцов!
Товарищ Федора мечтала о том, как будет тиранить Мойдодыра, а затем
уволит с позором из министерства здоровья, санитарии и гигиены, как не
справившегося с обязанностями. Она тут же придумала, что поручит ему
убирать радиоактивное загрязнение. А затем свалит на него и всю вину за
взрыв атомной электростанции.
- А я его буду за это судить на радость дуракам, - оживился товарищ
Барабас. - Славное представленьице получится!
- Шалуны! Проказники! - плавно взмахнул трубочкой и по-отечески
пожурил заговорщиков товарищ Бармалей. - Даже в такую минуту шутят. Это
хорошо. И то, что каждый должен за что-то отвечать - это тоже правильно. А
то товарищ Мойдодыр всегда один хочет чистеньким остаться. Нигде не
замараться. Это нескромно. И товарищ Федора совершенно права. От
радиоактивной грязи ему уже не отмыться. Но не об этом сейчас надо думать.
А о том, как помешать принять закон о родных языках. Как сохранить
тарабарский и спасти самих себя! Что об этом думает товарищ Шапокляк?
- Предлагаю испортить табло для голосования, - словно от уксуса,
прищурилась гадалка-экстрасенс. - Знакомые крысы из Главстраха давно
смонтировали в Верховном Совете такую машинку под полом, на экране которой
настоящие результаты голосования появляются прежде, чем на табло.
Благодаря этому крысы всегда могут их изменить. И послать на табло такие,
какие выгодны нам. Никто и не пикнет: ведь в зале рук не поднимают, и
узнать, кто как голосовал на самом деле, просто невозможно... Подпольная
система уже опробована: я предсказывала результаты голосований, а крысы
выводили их на табло. Дураки ничего не заметили. Все сошло гладко. Зато
моя популярность резко возросла.
- Ай-ай-ай! - покачал усами товарищ Бармалей. - Разве так можно? Это
же некрасиво! Нехорошо обманывать!
- А если для дела? - виновато потупилась товарищ Шапокляк. - В
интересах государства?
- Для дела - можно! - взмахнул трубочкой товарищ Бармалей. - Особенно
- в интересах государства. Но не нужно. За такие дела, если попадетесь, я
вас сам отдам под суд товарищу Барабасу. И не посмотрю на ваши заслуги. И
вот почему. Какая роль Мойдодыра в Верховном Совете? Вы об этом подумали?
Нет. Есть другие соображения?
- Поставить этого чистоплюя на регистрацию депутатов, - брызгая
слюной, пролаял полицмейстер. - Он увидит, какие у них грязные лапы...
- И заставит вымыть, - закончил вместо Бульдога товарищ Бармалей. -
Вот они и проголосуют чистыми руками. И закон о родных языках будет
принят. Вы этого хотите, товарищ Бульдог? А зачем тогда мы всю ночь
возились с депутатами Незнайкой и Сиропчиком? С товарищем Пачкулей и
деревянным солдатом? Разве для этого мы их купали? Если бы не ваша
репутация, я бы решил, что вы работаете на Перестройку!
- Попробуем разобраться спокойно, - подскочил товарищ Барабас. -
Задачи лучше всего решать с конца. Нам надо, чтобы голосование о родных
языках прошло так, чтобы действительными признали голоса Незнайки,
Сиропчика, Пачкули и деревянного солдата. И не признали остальных.
Правильно? Для этого надо, чтобы они голосовали чистыми руками. А все
остальные - грязными. Иначе говоря, нужно, чтобы закон принимался в
присутствии Мойдодыра простым поднятием рук... Да это же так просто! -
дернул себя за бороду доктор кукольных наук. - Для этого достаточно
сломать табло голосования! И все!
Заговорщики горячо захлопали в ладоши.
Каждый сожалел, что такая простая мысль не пришла на ум именно ему. И
завидовал товарищу Барабасу самой черной завистью.
Один товарищ Бармалей невозмутимо пыхтел трубочкой. Все ждали, что он
скажет.
- Действуйте, - наконец сказал он. - Но в эту некрасивую историю меня
не впутывайте. Я от нее решительно отмежовываюсь!..
Сам маленького росточка, товарищ Бармалей казался заговорщикам
гигантом.
Глава 7. Заседание. День первый.
Депутаты собрались в театре - том, который обнаружил Буратино за
холстом с нарисованным очагом. Исторические комедии и трагедии, которые
разыгрывали здесь депутаты, смотрели по тарелочкам с наливными яблочками
все жители Страны Дураков. Карабас Барабас где мог заявлял претензии на
театр, в который сбежала вся его труппа. Дело дошло до суда. Но тяжбу он
проиграл. В последний миг притащилась черепаха Тортила и спутала все
карты. А когда началась Перестройка, тут обосновался Верховный Совет. И
депутаты выступали без ниточек и заранее написанных ролей.
По новым правилам на заседания пускали не только депутатов, но и
детей. Депутаты садились на сцене, а малыши - на зрительских местах. Тайн
от них не было, потому что делалось все для них.
Так было всегда, так было и на этот раз.
Звонок возвестил о начале исторического заседания.
Председателем выбрали Иванушку-дурачка.
Вопрос был один: быть или не быть национальным языкам. А если и быть,
то какими: государственными или домашними.
- Прошу депутатов зарегистрироваться! - попросил Ивашка.
Депутаты нажали на кнопки, но цифры на табло не появились.
Прибежал мастер Самоделкин с Винтиком и Шпунтиком. Поглядели,
пошурупали и сообщили, что работать оно не будет.
- Голосовать будем вручную! - не растерялся Ивашка. И тут же проявил
незаурядную смекалку: - Товарищи депутаты, станьте парами, чтобы вас было
удобнее сосчитать! Прошу счетчиков приступить к работе!
С регистрацией быстро покончили и перешли к делу.
Первым на выступление записался профессор Пишичитай. Его борода
выросла и побелела над книгами - как написанными, так и прочитанными.
- Начну со времен царя Гороха, - сказал он. И, надо отметить, слушали
его со вниманием. - Проблема языков нам досталась от него. Правдами и
неправдами сколачивал царь свое царство-государство. Того завоюет, того
обманом присоединит. Вот почему называли его Тарабарское царство тюрьмой
народов. Для управления страной нужен был один общий язык. Таким царь
Горох объявил тарабарский - язык самого большого народа своего царства. А
все другие - как-бы запретил. И вот почему. Язык - не только для того,
чтобы разговаривать. Язык объединяет людей одной национальности. Язык -
это живая память народов о том, кто они, откуда происходят, какие их
права. Все, что названо словом, можно передать другим, завещать потомкам.
А царь Горох этого не желал. И хотел, чтобы люди забыли, что он с ними
сделал. Чтобы и не помышляли о свободе, независимости своей земли. О
планах царя многие тарабарцы и не догадывались. Горох нарочно держал их в
темноте и невежестве. Но и в темноте и невежестве им жилось не сладко.
Сообща народы сбросили царя Гороха. А новые правители оказались еще хуже.
Старый пират и разбойник Бармалей завладел в суматохе властью. Подло
уничтожил героев, которые восстали против царя Гороха. Сам решил стать
правителем огромной страны. И с помощью тарабарского народа управлять
всеми остальными. Тарабарский народ он называл старшим братом, а все
остальные - младшими. Сам говорил на его языке, а остальные тайком
преследовал и запрещал. Он знал, что если исчезнет язык - исчезнет и
народ. Останутся дураки, которыми будет легко управлять. Ведь вместе с
языком люди потеряют и мудрость тысячелетий. Не жаловал товарищ Бармалей и
тарабарский народ. Он запрещал тарабарскую народную мудрость, обычаи,
песни. На тарабарском языке можно было тарабарить только о великом вожде и
учителе товарище Бармалее. Всех, кто догадывался о его замысле, товарищ
Бармалей уничтожал: ссылал в болота, где товарищ Дуремар ловил на них
пиявок и строил никому не нужный Дуремарканал. Иногда такая участь
постигала и целые народы. А те народы, которые были слишком многочисленны,
чтобы их переселить, окружали деревянные солдаты, отбирали у них все
продукты и оставляли погибать от голода... Последующие поколения об этом
ничего не знали - поведать об этих злодеяниях было некому. Ведь мертвые не
говорят. Только во время Перестройки срезали на местах гибели ребята
стебельки, сделали из них дудочки, и те рассказали о великом горе. Говоря
о праве каждого народа на родной язык, мы должны осудить бармалейщину.
Бармалей в Мире Призраков. Но у него много последователей. Они мечтают,
чтобы Бармалей вернулся и прихлопнул Перестройку, лишил народы права
самостоятельно решать вопросы, как им жить. Об этом нельзя забывать, решая
вопрос о праве каждой республики на свой государственный язык.
Профессор Пишичитай закончил выступление. Ему хлопали в ладоши.
- Видно, не такие мы дураки, раз собрались сегодня, чтобы решить этот
вопрос, - подмигнул депутатам Ивашка. - Времена, когда для того, чтобы
выжить, надо было прикидываться дурачком, - прошли. И будем надеяться -
безвозвратно. Давайте смелее показывать свой ум!
Похлопали и ему.
На трибуну взбежал какой-то очкарик из коротышек.
- Знайка, - представился он. - Депутат от общества "Знание". Считаю,
что необходимо дать специальную справку. Наверное, не все знают, что такое
нация. А без этого правильно решить поднятую проблему нельзя. Итак, что
такое нация? Сейчас мы это узнаем. Нация - это историческая общность,
которая сложилась за много веков и тысячелетий из родственных племен и
народностей. Для нации обязательны общий язык, общая территория, общее
хозяйство. Лишить ее чего-то одного - значит, обречь на гибель. Именно
этого добивался Бармалей. Напоминаю это для тех, кому бармалейская
тарабарщина дороже справедливости! Кто голосует против национальных языков
- тот голосует за возвращение Бармалея и поражение Перестройки. Тот сам в
душе Бармалей.
- Слова просит Барвинок! - объявил Ивашка.
- Да чего я прошу, - возразил Барвинок, взойдя на трибуну. - Ничего я
не прошу. Слово принадлежит мне по праву, и я его сам беру. Попробуй
теперь мне его кто-нибудь не дать! Как и вся Страна Дураков, мой
барвинковый край пережил страшное время. Всем соловьям, которые щебетали
на моем родном языке, вырвали языки и подали их на обед Бармалею. Так же
вырвали язык и моему народу. Не стало школ на родном языке. В старые
времена турки крали наших детей, заставляли их забыть свой язык. И знаете,
кто из таких детей вырастал? Янычары - самые лютые мучители своей родины.
Таких же янычар наплодил и Бармалей со своими сподвижниками. А
прикрывались святым - дружбой народов. Что ж, людей можно обмануть. Но
землю обмануть нельзя. Ведь и обычаев каждая требует особых, и обхождения.
Ведь мудрость у каждой земли своя. И передать их можно только на том
языке, который взрос на родной земле вместе с ее народом. Скажу так:
родной язык хранит опыт отцов и дедов, как правильно и достойно жить, как
хозяйничать на своей земле, чтобы не причинить ей вреда, не пустить по
ветру ее богатства. Родной язык бережет драгоценные знания о том, как жить
в согласии с людьми, климатом и природой родины. Об этом рассказывают с
древних времен и до наших дней сказки, предания, поговорки, обычаи, песни,
книг и... Забыть родной язык - значит, утратить связь с родиной.
Разучиться ее понимать и любить. Забыть родной язык - значит, забыть, как
жить на родной земле, перестать быть на ней хозяином. Это значит, стать ее
врагом, стать ее разорителем и грабителем. Это значит, стать новым
янычаром... Таких перевертышей Бармалей густо засеял в разнах землях,
среди разных народов. Везде живут они по закону чужака. Всюду несут горе
народам. Не обошло оно и мою республику. Разобщив и обманув народ, загубив
лучших его людей, бармалеево племя, его опричники построили безо всякого
спросу смертельно опасные предприятия на моей родине, нашпиговали ее
пределы атомными электростанциями. Одна уже взорвалась. Министерские крысы
говорят о дружбе народов, а ведут себя, как завоеватели, как оккупанты.
"Электричество - наше, - говорят они, - а беда - ваша. Все по-братски!" К
моей республике они так же равнодущны, как и к ее древней культуре, к ее
древнему и прекрасному языку, к ее судьбе. Голосуя за то, чтобы во всех
республиках снова гордо звучала родная речь, - я голосую за пониание наших
земель, я голосую за настоящее, а не мнимое братство. Иначе что же это за
братство, если оно несет народам исчезновение и смерть?
- Я протестую! - раздался крик депутата Незнайки. - Это грубые выпады
против тарабарского народа, который живет во всех республиках! Вы хотите
заставить его учить чужой язык, а сами - говорить на своем! Какие
хитренькие!
- У тарабарского народа есть Тарабария, - спокойно возразил Барвинок.
- И там говорят по-тарабарски. Как видим, ничего тарабарскому языку не
угрожает. А если тарабарцы живут в других республиках, то честнее выучить
язык народа, который их приютил, чем бороться с хозяином в его же доме и с
его же языком. Ведь у нас других родин - нет. В отличие от проживающих у
нас представителей других народов. Мир Сказок велик. Но родина в нем у
каждого народа одна. И другой не будет даже в самой счастливой сказке.
Спасти земли от гибели, спасти народы от исчезновения можно только одним
способом - приняв закон о национальных языках во всех национальных
республиках, дав республикам полную независимость и самостоятельность.
Вместе с языками мы вернем всем народам мудрость и достоинство хозяев. Ибо
только хозяин может защитить землю от разбойников и грабителей, от
толстяков и крыс, которые прикрываются словами о дружбе народов, а на деле
расхищают ее богатства. Взгляните, в какой нищете и грязи мы живем. Даже
славное Поле Чудес превратили во всемирную свалку! А кто виноват? Какой
народ обирает всех? Да никакой! Тарабарский народ такой же нищий, как и
мы. А может, и того беднее. Потому что больше всех одурачен разговорами о
братстве и о своей исключительной роли. А в это время за спинами народов
орудует целое бармалеево племя толстяков, ненасытные армии министерских
наглых крыс, несметные полчища деревянных солдат. Пока они хватают из
общего котла, не видно, сколько кому достается. А как только котлы у
каждого народа станут свои, обжуливать им будет некого. И мы увидим, как
мы все сказочно богаты! Вот почему враги Перестройки и сами лютуют, и
сбивают с толку депутатов вроде товарища Незнайки!
Барвинок под аплодисменты сошел с трибуны, а на его место взбежал
Незнайка. Он был красный, глазки его стреляли.
- Я не стану спорить с депутатом Барвинком, - воинственно начал он, -
потому что не знаю, как ему ответить. И поэтому скажу о другом. Он молол
такую чепуху, что у меня уши вяли. Друзья, к чему весь этот шум? Давайте
жить мирно. И не считать, сколько кому достается. Мы не променяем своего
братства ни на какие богатства! Здорово я сказал, правда? Запишите
кто-нибудь скорее, а то я забуду и не смогу похвастаться перед своим
братом-коротышкой Пудиком, который сочиняет стихи под псевдонимом Цвети
к... Да, так о чем это я? Ага, о языках. Что самое главное? Чтобы никто
ничем не выделялся. Чтобы все были равны. Каждому свой язык милее. Какое
же это равенство? Одни знают один язык да и то кое-как, а кто-то больше.
Для равенства достаточно одного. Тарабарского - того, который знаю я.
Иначе нечестно! А все остальные, которых я не знаю, нужно сегодня взять и
отменить в интересах нашего государства. Какая разница, на каком языке
разговаривать? Ведь язык - это только средство общения. Главное, чтобы
тебя понимали. Тут товарищ депутат наплел о том, что родной язык -
хранилище важной информации. Так давайте переведем ее на тарабарский язык,
если она так важна. А все родные - с чистой совестью отбросим. И детям
станет легче!
Зал молчал. То ли речь Незнайки так всех ошеломила, то ли его сияющий
чистотой и опрятностью вид.
К трибуне бежал по проходу старикашка в соломенной шляпе и с длинной
белой бородой.
- О почтеннейший из почтенных, о мудрейший из мудрых! - восклицал он
на ходу. - Возьми свои слова обратно, а то я решу, что слышал не речь
депутата, а рев осла!
Старичок взлетел на трибуну, выпил залпом стакан воды и постучал
пальцем по микрофону.
- Надеюсь, меня узнали? - величественно спросил он.
- Да!!! - закричали депутаты и детишки из зала. - Ты - старик
Хоттабыч!
- Я бы мог вырвать волосок и превратить депутата Незнайку в лягушку,
но не стану этого делать, - сказал великий маг, чародей и друг Вольки ибн
Алеши. - Для меня куда важнее образумить его. Каждый язык - это бесценное
сокровище. Потому что язык - это не только средство общения. Это еще и
очень важный инструмент мышления. Позволю себе еще раз обратить внимание:
ИНСТРУМЕНТ мышления! И та мысль, которая может родиться на одном языке,
никогда не сможет родиться на другом. Она попадет в него только в
переводе. Почему? Да потому что для мышления нужны разные инструменты -
нужны языки разных систем. А депутат Незнайка требует, чтобы выбросили все
инструменты, а на все случаи оставили только один! Как неразумно! И это
подтвердит каждый, кто знает хоть несколько языков. Ведь каждый язык таит
в себе множество неоткрытых смыслов! И в этом смысл великой разноязыкости
мира. То же самое я сказал когда-то товарищу Бармалею, который хвастался,
что познал толк в языкознании и считал себя великим ученым-лингвистом. За
это товарищ Бармалей заточил меня в кувшин и бросил в Москву-реку. И я
сидел там много лет, пока меня не освободил прекраснейший из прекрасных
отрок Волька ибн Алеша... У меня было время подумать. Я долго не мог
понять, что не понравилось Бармалею в моих рассуждениях. А теперь - знаю:
ему не понравилась правда!
Старик Хоттабыч, польщенный одобрением зала, шествовал к своему
креслу. А Иванушка-дурачок обратил внимание на маленького индейца у
микрофона в проходе.
- Извините, вы кто? - спросил он и распорядился включить незнакомцу
микрофон.
- О братья, - сказал незнакомец, - я - Хопи, герой сказок индейцев
хопи. Я гость и наблюдатель на вашем заседании. Хопи хочет говорить со
своими братьями...
- Уши братьев открыты для твоих слов, - сказал Иванушка-дурачок. - Но
не больше одной минуты. Таковы правила для гостей.
- Хопи благодарит Ивашку, - качнул пером маленький индеец. - Хопи -
крошечное племя. Но и у него есть свой язык. Хопи хочет сказать, что
каждый язык - это бесценный дар. Им нельзя пренебрегать. На создание
каждого языка потрачены тысячи лет. Над ним трудились тысячи поколений. У
хопи мало воинов. Многие угнетатели говорили хопи: забудьте свой язык. Он
не нужен. Учите наш язык - нас много и мы сильны. Но хопи даже в неволе не
забывали родного языка. Они берегли его. Для чего - хопи и сами не знали.
И вот теперь на языке хопи будут учиться говорить самые умные люди мира.
Весь мир! Нашим языком заинтересовались ученые. И открыли, что на языке
хопи можно разговаривать с компьютерами. И не надо придумывать машинный
язык, придумать лучше - невозможно: для этого понадобятся тысячи лет. Хопи
не будет. Народов не будет, у которых много воинов. Но язык хопи будет. Он
будет звучать у далеких звезд. У каждого языка есть свой звездный час. И
всегда правы те, кто бережет все языки - и родные, и чужие. Кто держал уши
открытыми, тот слышал слово хопи. Хопи все сказал!
Маленький индеец опустился на корточки в проходе между кресел.
Казалось, он не слышит, как горячо хлопают ему в ладоши. А микрофоном на
трибуне овладел депутат Сиропчик.
- О чем мы говорим?! О чем турусы на колесам разводим?! - запыхтел он
сердито. - Вот уж действительно - язык без костей! Надо думать о том, как
накормить страну! А некоторые тут разводят споры: на каком языке кому
говорить... Словами сыт не будешь! Соловья баснями не накормишь! Сколько
ни говори: "Халва, халва!" - во рту слаще не станет! На каком языке сахар
ни назови - сахаром он и останется. И больше его от этого не будет. Разве
в словах дело? Я бы все языки затвердил, если бы от этого еды стало
больше! Эти разговоры о языке только мешают дел у... Ой, что я должен был
еще сказать?! Вспомнил: надо искать общий язык. А его и искать не надо. Он
уже есть - это тарабарский. Тут я целиком поддерживаю депутата Незнайку. А
если уж и учить, то не иначе, как волшебные слова - от которых все желания
сбываются!
- Позор! - закричали Сиропчику из зала.
Но он даже не покраснел.
- Не хотите сладкой жизни - и не надо! - показал он кулак. - Скоро мы
с вами на другом языке поговорим! Пожалеете, но поздно будет! От голода и
холода подохнете!
- Товарищи депутаты! - вмешался председатель. - Прошу без угроз и
оскорблений. Слово предоставляется Лотылько - депутату от северных
народов!
- Я - Лотылько, летающий человек. Я - эвенкиец, но мне в свою защиту
поручили выступить все народы Севера, - голос Лотылько был спокоен. Глаза
его были закрыты. А из-под сомкнутых век медленно катились крупные слезы.
- Когда-то я смастерил крылья. Но человек по имени Тэвэнтэй украл их у
меня. Тогда я смастерил себе новые крылья. И улетел от плохого человека.
Новые крылья у меня отобрал товарищ Бармалей. Он сказал: "Человек с
крыльями - бессмертен. А люди должны умирать". Пришли деревянные солдаты.
Сломали крылья. А меня заставили копать себе могилу. Потом они меня убили
и зарыли в ней. А сказителей и шаманов заставили рассказывать сказки не
про меня, а про великого Бармалея. Будто это он умел летать на крыльях.
Бармалей требовал сказок - он сам хотел быть бессмертным. Вот почему
сказочников, которые помнили Лотылько, деревянные солдаты убивали. Но
началась Перестройка. Вспомнили обо мне, и я ожил. И снова смастерил себе
крылья. И поднялся на них над нашими народами, над землями Севера и
увидел, что с ними сделал Бармалей и его подручные. И заплакал. Я прилетел
сюда, чтобы сказать: родные языки - это крылья народов. Родной язык - это
и есть тот волшебный язык, который способен всем дать еду, от волшебных
слов которого даже самая суровая земля Севера становится щедрой и добро
й... Родной язык - это защитник земли. Всего, что на ней, под ней, над
ней...
Лотылько говорил негромко. Но в зале было еще тише. Будто поняли все,
что крылатому человеку легче молчать, чем говорить. Оттого, что маленькое
горе - кричит. А большое - молчит. И охватил всех стыд и страх. Даже тех,
кто сам не был ни в чем виноват.
- След от гусеницы трактора в тундре не зарастает десять лет. Но
след, который оставили чужие люди в сердце моего народа - не зарастет
никогда. Они пробили грудь нашей матери-земли и пили ее черную кровь -
нефть. Они вырубали наши леса. Они отравляли наши реки. Они уничтожили
наши пастбища. Они убивали наших олешков. "Это нужно для государства!" -
говорили они. И земля отказалась нас кормить, как она кормила нас тысячи
лет. Но потом они сделали еще большее зло и убивали наши языки. Они
отнимали наших детей. Они учили наших детей чужим языкам и обычаям. А нам
их учить не давали. Дети жили отдельно от нас. Когда же они возвращались,
то мы им были чужими. Дети забывали нас. Они забывали свой язык, свою
землю. Что же это за государство, которому понадобились наши дети,
спрашиваю теперь я? Мы могли говорить с огнем, с рекой, с рыбой, лесом,
медведем... А наши дети уже не могут. Они забыли язык своей земли. Они не
знают, что и как на ней назвать. Нам говорили: так надо государству. Это
были волшебные слова: ими творились сказочные преступления. А мы верили.
Боялись. И молчали. Теперь пришло время говорить. Я спрашиваю: какой народ
мог позволить так надругаться над собой? Над своим языком? Над своей
землей? И отвечаю: одураченный. Мне скажут: Лотылько, ты любишь свой народ
и не любишь другие. Это неправда. Приходите на нашу землю. Живите добрыми
соседями. Но учите наш язык - язык наших обычаев, язык нашей мудрости жить
на земле Севера и никогда не бояться голода. Потому что я знаю: человек,
который не хочет знать языка земли, - хочет ее ограбить. Он пришел
ненадолго - обворует ее и уйдет. А тот, кто принял обычай земли, кто
познал ее язык, кто с ней сроднился навеки - тот будет ее беречь и
защищать. Уважайте. Возрождайте родные языки. И родные языки будут
защищать земли от больших бандитов, которые говорят волшебные слова "так
нужно государству" и отнимают у земли ее детей, богатства, жизнь. Почему
нефть жителям арабских сказочных стран принесла одни блага, а народам
Севера - одни беды? Потому, что арабы - хозяева своих богатств. А народы
Севера - нет. Их ограбили под видом братства. И заставляют молчать, лишая
языков. Это ответ Лотылько депутату Сиропчику.
- Включите микрофон в зале! - распорядился Иванушка-дурачок, когда
Лотылько закончил мысль.
- Хочу дать справку, - блестя очками, обратился к депутатам и детям
Знайка. - Предостережения депутата Лотылько научно обоснованы. Утрата
языка действительно может привести к голоду. Колонизаторы в Африке хотели
переучить туземное население жить по-своему. Они взялись изживать местные
языки. А с ними заодно изжили и культуру земледелия, и секреты
хозяйствования на африканских землях. И земля, которую кое-где африканцы
разучились обрабатывать по-старинке, отказалась кормить население так, как
раньше. Бесценный опыт был утрачен вместе с языками, на которых
существовал и передавался. Теперь продукты в эти страны нужно завозить...
Как видим, связь между словом и едой существует!
Едва Знайка успел выговорить последнее слово, как микрофон у него из
рук выхватил Незнайка.
- Чепуха какая-то на постном масле получается! - заорал он. -
По-вашему, если я захочу пожить среди бульбожеров, то по-бульбожерски
должен говорит? А если среди хапоедов, то по-хапоедски?!
- Разумеется! - подскочили к нему два вихрастых натоптыша - депутаты
от бульбожеров и хапоедов. - Если в гости пожалуешь - то общий язык
найдется. Милости просим! А если надолго жить - учи язык обязательно.
- Не знаю я ваших языков! И знать не хочу! - показал им Незнайка свой
депутатский язык. - Говорите сами на моем языке. А то какое же это
братство народов? А если вы против братства и будете меня заставлять на
своем языке долдонить, я позову на защиту деревянных солдат. Уж тогда не
обрадуетесь! Они вам мало того, что все уши пообъедают, так еще и в каждом
доме деревянных солдатиков настрогают полну горницу. С такими деревянными
кудряшками. Уж вы и поплачете тогда. Да поздно будет! Слезами горю не
поможешь. Депутат Незнайка слезам не верит!
Пока Незнайка хулиганил у микрофона, путь на трибуну грудью в
фанерном бушлате прокладывал себе в очереди депутатов деревянный солдат.
- Елки зеленые! - начал он. - В какое же положение вы ставите
деревянных солдат? Вы об этом подумали? Что-то в последнее время
участились нападки на армию - любимое детище Страны Дураков. Как только
требуется древесина для новых солдат, то и дело слышишь: мол, пускай наши
дубы и буки, клены и ясени на родной земле послужат. Там от ветра защитят,
там от оврагов, там воде глубоко в землю уйти не дадут... Спору нет - и
это надо делать. Но почему каждый о себе печется прежде, чем об армии?
Нет, это надо искоренять решительным образом! Ведь армия - защитница
братства народов. Только на ней это братство и держится. А то некоторые
взяли за моду так рассуждать: пусть, мол, крепкие деревья и леса послужат
на своей земле, там, где их корни. Но у нашей армии нет корней! Она, как
перекатиполе, по всей стране мотается и защищает братство от разных
коренных народов! Если я даже что-то не то говорю, то вы меня понимаете.
Армия освобождает древесину от всяких корней. И поэтому мне кажется, что
нам необходимо решительно бороться с любыми интересами коренного
населения... В том числе - и с коренными языками. Как ненужными для армии.
Зал загудел. Деревянного солдата попросили покинуть трибуну. Но если
бы на него даже двинулись танки, деревянный солдат все равно трибуны не
покинул бы. Он занял ее, как огневую позицию. И решил удерживать до
победы.
- Интересы армии и народа всегда совпадали, - рявкал он. - Что было
нужно армии, то было нужно и народу. Армии не нужны национальные языки.
Армия деревянных солдат - армия-освободительница. Она от языков народы
освободила. Значит, не нужны они и народам. А тут я слышу какие-то
вражеские голоса. Вместо закона о языках предлагаю принять другой закон:
превратить всю страну в армию и гонять с места на место, пока все народы и
земли не перемешаются. Пока все не поймут: родина там, где армия. И такую
родину мы дружно будем защищать от любого коренного населения. Мы его с
корнями выдернем. А заодно решим и языковую проблему.
Время на выступления истекло. Председатель дал звонок.
- Вы просите дополнительное время? - спросил Иванушка.
- Еще чего! - изумился деревянный солдат. - Армия ничего не просит.
Армия требует и берет... Ладно, не нравится вам мой фанерный бушлат, так
подумайте о детях - сыновьях и дочерях полков. Сколько они слез прольют,
когда засядут зубрить эти ненужные никому языки! А разве справедлив закон,
который держится на детских слезах - чистых, как березовый сок? Нет! Наша
армия - против несправедливости. А если кому-то хочется говорить на родном
языке - пожалуйста! Но только так, чтобы никто не слышал. Шепотом, а лучше
про себя.
Рокот и звонки председателя все же согнали деревянного солдата с
трибуны.
Микрофон в зале включили для реплики Айболиту.
- Я доктор, - сказал он, - и мое дело исцелять...
- Не доктор, а ветеринар! - закричал Незнайка. - И не исцелять, а
делать привики от бешенства...
- Доктор и ветеринар, - согласился Айболит, - а также детский врач. Я
далек от вопросов языка. Но как детский врач...
- Как ветеринар! - снова заорал Незнайка.
- Как детский врач я считаю, что изучение национальных языков и
вопросы защиты детства медицински не связаны. Как детский врач я не смогу
освободить от изучения этих языков сынов и дочек полков, поскольку тогда
мне пришлось бы освобождать их то от тарабарского, то от математики.
Именно дети легко учат языки. И чем раньше - тем лучше. Поэтому их надо
обучать, а не освобождать. Предлагать освободить их от изучения языков
коренной национальности может только тот, у кого чурбан вместо головы. В
защите нуждаются не дети полков. А национальные языки.
- Почему ветеринар говорит о детях?! - возмущался депутат Незнайка. -
По какому праву? И вообще: мы же не язык животных обсуждаем!
Но его уже никто не слушал.
На этом первый день работы депутатов закончился.
Глава 8. Споры подолжаются.
Слово для выступления имеет депутат от сказок неманского края человек
по имени Джюгас! - объявил председатель.
- Долго я молчал, - начал он, - накипело на сердце. Скажу, что думаю.
При царе Горохе худо жилось. Вот все народы против него и восстали. Из
последней денежки сковал я у кузнеца-великана серебряную пулю и пошел
воевать с неправдой. Многих богачей та пуля догнала и ко мне назад
вернулась. Мечтал я жить в стране, где ни господ надо мной не будет, ни
начальников. "Что ни посею, - грезилось мне, - для себя посею, что ни
сожну - все в свои амбары свезу, что ни намолочу - все в свои закрома
ссыплю. Свой хлеб себе же на стол и поставлю!" Так мечтали все в неманском
крае да и в других землях тоже. Сослужила серебряная пуля добрую службу и
пропала. А я и не горюю: зачем она, если мир наступил? Вроде сбылась моя
мечта. И работаю с песней, и детей ращу без думы тяжелой. Ни перед кем
спину не гну! Да недолгим было мое счастье. Вместо царя Гороха стал
править товарищ Бармалей. Прислал в наш край своих деревянных солдат. "Мы
вас не звали", - говорим. "А мы сами явились, не запылились, - отвечают
деревянные солдаты. - Любите нас и жалуйте. Мы пришли все народы в одну
семью объединить!" А следом за ними и толстяки прибыли. Нам в начальники.
Приблудился толстяк-проныра, пузатый задира и ко мне. Видит, поднимаю
целину. Винтовкой поиграл, хлыстиком помахал и молвит: "Товарищ Джюгас!
Хватит в одиночку хозяйничать! Отныне я твой начальник. Будешь все, как я
велю, делать. Отдай свою лошадь! Не то в интересах государства и братства
народов я тебя самого оседлаю и на тебе верхом поеду!" Отдал я лошадь. А
что делать? Только никак не припомню, чтобы этого толстяка в товарищи
брал. А он и говорит: "Меня товарищ Бармалей к тебе товарищем назначил!
Для твоей же собственной пользы". Ну, думаю, какая-то ошибка вышла. Выгнал
корову в луг. А толстяк-проныра, пузатый задира тут как тут. Ус колючий, с
папиросой вонючей. И командует: "Товарищ Джюгас, я твой начальник! Отдай
корову! Не отдашь - в лагерную пыль сотру, так далеко пошлю, что отсюда не
видно! И все в интересах государства и братства народов". Пошел в хлев
свинью резать. А толстяк деревянных солдат привел. И говорит: "Товарищ
Джюгас! Разве ты не знаешь, что с этих пор свинину одни начальники есть
будут? Отдавай! Не то в интересах государства и братства народов на первом
же суку, как колбаску, на веревочке повешу!" Все отобрал у меня
толстяк-проныра, толстый задира. А я думаю: в интересах какого государства
мужика вешать? В интересах какого народа? На весь неманский край такое
горе свалилось. Людей и взнуздывали, и ссылали, только их и видели. А
послушать толстяка-проныру, пузатого задиру, так лучшей жизни и не
пожелаешь. Сам товарищ Бармалей по всей Стране Дураков объявил: "Жить
стало лучше, жить стало веселй". Живу - ни коня, ни семян, с семьей с
голоду пухну. Не до смеха. А толстяк-проныра, пузатый задира, ни свет ни
заря в дом ломится - на работу гонит."Товарищ Джюгас! - кричит. - Я твой
начальник. В интересах государства и братства народов приказываю, чтобы
пашня была унавожена, вспахана, взборонена и засеяна. Мигом! Такова воля
самого товарища Бармалея!" А на дворе - стужа лютая. Потерял я терпение.
"Погоди, - говорю, - товарищ брюхо, свиное ухо. Воробьиным навозом пашню
удобрю, кошку запрягу - вспашу-взбороню, вшей с твоего затылка соберу и
засею!" "Товарищ Джюгас! - завизжал толстый проныра. - За такие слова я
запрещаю в интересах государства и братства народов говорить тебе на
родном языке!" Плюнул я ему в рожу - и в лес. Много нас таких туда бежало.
Да кузнец-великан уже сгинул. Одолели его числом деревянные солдаты.
Некому стало новую серебряную полю сковать. Вернулся как-то ночью - ни
жены, ни детей. Выполнил угрозу толстый проныра! Угнал их туда, откуда не
возвращаются. А избу мою спалил. Собрал я головешки в узелок и пошел
правду искать. Всюду про свою беду рассказывал. А еще более толстые
начальники говорили: "Товарищ Джюгас, это сделано в интересах государства
и братства народов". И звали деревянных солдат.
Решил я поглядеть на это государство. Узнать, какой народ от моего
горя счастливее стал, кому такое братство по душе. Везде люди мучились.
Всюду меня понимали. Все говорили, что такое братство толстые проныры,
пузатые задиры выдумали для того, чтобы дураков братством манить, а все
добро в Шлараффию увозить. И только в Тарабарии слушать меня не хотели.
Обобрали толстяки тарабарцев до нитки. Один родной язык им оставили. Тем и
одурачили. "Раз тарабарское правительство на нашем языке тарабарит, а не
на языках других братьев, значит, оно за нас, - решили местные дураки. -
Тогда и мы за них. И против всех остальных народов-братьев. А кто
по-своему говорит - тот нам враг. И кто против толстяков - тот тоже"...
Так толстяки за тарабарцев спрятались. Окружили свою Шлараффию заборами
глухими. Ни одной щелочки в них не оставили. Чтобы не видно было, как они
на лодочках по молочным рекам с кисельными берегами катаются. Птица через
те заборы и то не перелетит, такие они высокие. Это чтобы гор хлеба, масла
и колбас голодные да нищие не увидели. Живут толстяки припеваючи. Жиреют.
А деревянные солдаты их стерегут. От кого? От нас с вами. А уже потом и от
заморских злодеев. Понял я, кто мою лошадь, свинью и корову слопал. Не
тарабарцы - толстяки! Понял я, в интересах какого государства семью мою
загубили. В интересах толстяков. А теперь они и с народом моим решили
расправиться - языка лишить. А братством - прикрыться. Толстяки да
деревянные солдаты говорят, что это по-братски. Но в неманском крае больше
этим сказкам не верят! Разве это по-братски? Да, я за братство. Но за
такое, которое поможет нам сообща от толстяков с их деревянной армией
защититься и снова жить свободно и честно. Знаю: наш Верховный Совет не
сможет за это проголосовать. Ведь избирают в него по едокам. И большинство
здесь - депутаты толстяков. Скольких толстяк объест, за стольких и
проголосует. И среди тарабарских депутатов много одураченных. Вот кривда и
стала правдой. Неравные силы! Надо, чтобы за языки голосовали не числом, а
по республикам - от каждой республики один голос. А еще лучше - чтобы свои
дела каждый народ решал сам и ни у кого не спрашивал разрешения, на каком
языке разговаривать в собственной отчизне. Тогда и развеется заговор
толстяков.
Мертвая тишина стояла в зале.
Вслед за Джюгасом слово взяла беловолоска и голубоглазка в эстонском
костюме.
- Я Маазикас - депутат от сказочной страны Калева, - растягивая
слова, напевно сказала она. - Извините, что плохо говорю по-тарабарски.
Выступление деревянного солдата заслуживает нашего осуждения. Скажу о трех
вещах. Не дело воина воевать с языками. Дело честного воина - защищать. Но
еще больший позор идти в атаку на языки и прикрываться детьми. Как это
делают деревянные солдаты. Это не военная хитрость. Это подлость. Второе.
В Мире Сказок тоже есть парламент. Там все говорят на родных языках. Их
больше ста пятидесяти. И все хорошо! Там не говорят о братстве. Почему?
Потому что оно есть не на словах, а на деле. А в нашем Верховном Совете
тарабарят лишь по-тарабарски. Мы знаем, почему: ради братства народов.
Среди которых товарищ Бармалей старшим назначил тарабарский. Потому что он
самый-самый большой. А остальные языки какие - не братские? А какие?
Может, вражеские? Почему всюду преимущество тарабарскому языку? Даже за
пределами Тарабарии? Потому что так было еще при царе Горохе? Но мы
сбросили царя Гороха. Его больше нет. А неравенство остается. Народ Калева
считает: где нет равенства - там нет братства.
Депутаты от толстяков стали визжать. А депутат от деревянных солдат
так заскрипел зубами, что мурашки по коже побежали.
- Вы исказили мои слова! - командирским голосом заорал он с места. -
Вы оклеветали деревянных солдат! Да, товарищ Бармалей - великий злодей. Но
он ввел в вашу страну деревянных солдат, чтобы защитить вас от другого
злодея!
- Это третий вопрос моего выступления, - улыбнулась беловолоска и
голубоглазка. - По-вашему, это счастье, что один злодей отнял меня у
другого? Но я не вижу между ними разницы. И тот, и другой - два сапога
пара. Моему народу нужна свобода. Деревянные солдаты пришли. И остались. И
забыли уйти. А теперь хотят затоптать мой язык. Разве так ведут себя
братья? Нет. Народам нужны другие армии. Которые говорят с ними на родном
языке. Которые держатся корнями за родную землю. И не растут на чужой. У
каждого народа есть свои зоркоглазые, быстроногие и ловкорукие. Есть свои
богатыри. Оживут наши языки - оживут и они. И деревянные солдаты станут не
нужны. Это знают и деревянные солдаты. Вот почему они против закона о
национальных языках. Против равенства. Против честности. Вот почему они
служат толстякам и министерским крысам, которые питаются объедками из
Шлараффии!
И тут все захотели выступать. Председатель Ивашка даже растерялся. Он
не знал, кому дать слово первому. И объявил двадцатиминутный перерыв. А
когда все немного успокоились, предложил дать слово хитрому цыгану. Мол,
он человек кочевой, безродный, на одном месте не сидит, ни за какую землю
не цепляется и всех рассудит. На том и порешили. А цыган молчал. И никому
не говорил, о чем хочет сказать. А когда получил слово, то все поняли: зря
его хитрым называли! Мудрый он.
- Не может перелетная птица о домашней судить, - сказал старый вайда
- цыганский вожак. - Да сколько бы орел ни летал, все равно где-то сядет.
Так и мы, цыгане, летим на своих кибитках, словно за нами черт гонится, а
потом станем и стоим на земле. Силы набираемся. А заодно и законы, и
обычаи, которые у каждой земли свои, наблюдаем. И думаем... Нам ли, чоро
романам, или по-вашему, бедным цыганам, об оседлых народах толковать? Нам
ли судить? Всем сообща. А значит, и нам вместе со всеми. И если кто ждет,
что я что-нибудь плохое о богатстве языков скажу, тарабарский всем
остальным предпочту удобства ради, - здорово они ошибутся. Не стану я
этого делать. Потому что это не так. Выгода с правдой не всегда по одной
дорожке ходят и за ручки держатся.
Зайдет речь о народе - и каждый родную землю помянет. Отними, мол,
землю - и народа не станет. А я скажу, что язык родной - еще важнее.
Возьмите нас, цыган. Земли у нас нет. А народ цыганский есть. Была ли
когда-нибудь страна такая - Цыгания? Спросите об этом у гаджо - по-нашему,
не цыган. И они скажут, что нет Цыгании ни на земле, ни на небе, ни на дне
морском. И ошибутся. Цыгания - есть. Где? В наших сказках. И будет в
цыганском сердце до тех пор, покуда сказки рассказывают на цыганском
языке. Шар земной велик. Лишь для Цыгании места в нем не нашлось. А вот в
Мире Сказок - есть прекрасная Цыгания. И ничто ее не затмит. В слове
цыганском она вечна. Одряхлеют горячие скакуны. Станут клячами. Померкнет
у костра девичья краса сказочной Мирикло - нашей жемчужины, а в сказках
все останется! Значит, язык для народа - важнее всего. И пока он есть -
есть и Цыгания, и ее перелетные дети, с крылатой душой свободных птиц.
Забота о языке у нас общая. Хорошо, что есть тарабарский. Но нет в
нем места для Цыгании. Нет и души цыганской. Как и в любом другом. И
цыганского языка тарабарский не заменит. Тревожит меня, что цыганских
сказок становится меньше. А все оттого - что слушать их некому. Мои
собственные сыновья одели костюмы гаджо и готовы поклясться, что они не
цыгане! От них и слова по-цыгански не услышишь. Но сколько ворона ни
украшай себя павлиньими перьями, павлином не станет. Даже если каркать ра-
зучится и по-павлиниьи закричит. Вот мой внук пришел из школы и говорит:
цыганом меня называют. А я ему: ты и есть цыган. Гордись этим! А он:
"Дедушка, да ведь я по-цыгански еле-еле... Какой же я цыган?!" Дожил я до
такой беды! Но нет-нет и прибежит ко мне роман чаво - цыганский мальчик.
Сядет, как птичка-чириклори, а я ему, словно зернышек, волшебных сказок
насыплю. В них что ни слово - то цыганское. На счастье! Ведь оно в родном
языке, в родной душе. А все остальное - уже от цыганской удачи...
Был в нашем роду гвоздарей-кузнецов музыкант - Напо. Играл и пел так,
что все ему вторило. Камни плясали, деревья подпевали. Скрипка у него
живая была! Приложил смычок к струнам - и засмеялась, и заговорила, и
зарыдала... Раз расшибли Напо голову Бармалеевы прислужники, память
отбили. За то, что песен о Бармалее не пел. "Не знаешь новых песен, -
сказали они, - то и старые забудешь, которые знаешь!" И ну бить. И все по
голове. Конокрадов и то не так бьют. Их просто убивают... Долго мы
отхаживали Напо. А очнулся - ни одной песни не помнит! Прикладывает смычок
к струнам, не оживает скрипка. Молчит, словно мертвая. Все старые песни
Напо забыл, а новых никак не сложит.
Обеспамятел Напо. Отбился от табора. Все ему стали чужие. Что в себе
носит - никто не знает. Выпал из цыган, как бусинка из бус. Приложил
однажды смычок к скрипке, захотел запеть... Страшно и рассказывать, что из
этого вышло. Завыла скрипка. Тонкие пальцы Напо покрылись шерстью и
превратились в лапы. А сам он - в волка. Так из обеспамятевшего цыгана
вышел оборотень. Но у наших цыганских сказок тоже иногда случается добрый
конец. Попал волк Напо в волчью яму. Забили бы его утром крестьяне,
сломали бы ему хребет, вилами прокололи. Да в ту же ночь свалился к нему в
яму другой ром - подгулявший музыкант. Глядь - а перед ним глаза горят.
Схватил он скрипку. Заиграл, запел. Совсем волка околдовал. Играл, не
переставая, чтобы зверь его не тронул. Одна струна лопнула - он наяривает.
Другая, третья... На единственной струне играл. Голос сорвал, а петь - не
бросил... Ухитрись ты так, если сможешь! А дальше сказки рассказывал. И
так до утра. Крестьяне встают раньше солнца. Вышел один во двор, слышит -
что-то странное в яме творится. Глядь - человек сидит, на одной струне
играет, по-цыгански что-то бормочет... А напротив - волк. Кинулся
крестьянин соседей звать. А как прибежали с собаками да кольем, с вилами
да веревками - в яме сидели, кто бы вы думали? Да. В яме обнялись два
романа. Вот какое чудо родное слово делает! Вспомнил Напо себя. Вспомнил
песни и слова цыганские. Снова поет их. А тот ром, что волка в человека
обернул, пошел в гвоздари. После пережитого ужаса на скрипку и глядеть
боялся... Хотя кому, как не ему, и дальше чудеса творить! И вот о чем я
думаю как вайда: не будь родных языков, все народы в волков превратились
бы. Душу бы утратили. Только с виду на людей походили бы. И что в родном
слове за сила такая? Может, профессор Пишичитай объяснит? Он ученый гаджо
- толстые книги пишет и читает. А я темный. Все мы - что бусинки. Мелкие,
словно бисер. Пропадем - никто и не заметит. А вместе - какие прекрасные
бусы получаются, коль собраны все бусинки-люди в один народ, коль нанизаны
все на волшебную нить завещанных нам языков... За эти волшебные нити я и
буду голосовать. И не потому, что против тарабарского языка. А потому, что
я за все, какие есть на свете, языки. Хоть мне, кочевому цыгану, вроде и
проще, если вся Страна Дураков будет на одном разговаривать, а мы, романы,
- еще и по-цыгански: чтобы свои секреты беречь. Мы, романы, мастера гадать
о том, что было, что будет, чего не ждешь да чем сердце успокоишь. Вот и
мне захотелось на судьбу погадать. Было у нас больше худое - силой в одну
упряжку народы загнали. Знаю, так не будет. Потому что так не должно быть.
А вот от будущего ожидать можно всякого. Но лучше не терять надежды. В
жизни горя и радости всегда пополам. И уж если мы все горькое до дна
выпили, то впереди одни радости остались. А сердце успокоит только правда
- правда о том, как вместо мнимого братства настоящее нашли, как все
народы стали свободны и сами решили, как им жить да с кем брататься, да на
каком языке говорить. И цыгане от этого не в проигрыше будут. Я стреляный
воробей. Меня на мякине не проведешь. Я говорил, что не может перелетная
птица о домашней судить. И сам же себе возражу. Может! Потому что цыган -
не совсем перелетная птица. Он, как воробей: на одном птичнике клюнет, на
другом напьется. Потому и знает, что у каждого птичника - свои нравы и
порядки. Самые для них лучшие. Развали порядок - и птичнику конец. А
воробью тогда хоть пропадай. Я, старый вайда, так скажу: народы, как
птичники. Будет им хорошо при своих порядках - и цыган не пропадет... Я
голосую за то, чтобы каждый народ сам решил вопрос о языке. Чтобы не
пришлые за них решали, не те, кто на их землю в поисках легкой жизни
понаехал ( известное дело - им языки народов-хозяев в обузу), а сами
коренные народы. И все будет справедливо, как у птиц: где поет один
соловей, там второй гнезда вить не станет. Только это и есть правда.
Только это и есть порядок, ответственность и уважительность в отношениях
народов... А если старый цыган ошибся, поправьте его. Он давно не говорил
того, что думает. И отвык своим умом жить. За него то товарищ Бармалей, то
товарищ Бабай думали и говорили.
За цыганским вайдой выступил Петрушка. Чего только не вытерпел, а все
ему будто нипочем. Такой же друг ситцевый, лапотный да портяночный, что и
всегда. Такой же растрепанный и носатый.
- Если мы затеяли этот разговор, то мы и впрямь не такие дураки, как
с виду, - весело заметил Петрушка, окинув и детей в зале, и депутатов
пристальным взглядом. - Выходит, во времена товарища Бармалея да Бабая мы
только работали под дураков. Только прикидывались, когда ваньку валяли. А
теперь каждый сам под себя работает - правильно я понимаю? А? Не слышу! -
и, словно глухой, приставил ладонь к уху.
В зале засмеялись. Лишь депутаты Незнайка и Сиропчик крикнули с мест:
"Возмутительно!"
- Теперь, когда каждый говорит и с места выкрикивает, что думает,
глупость каждого видна стала, - и бровью не повел Петрушка.
Но все снова засмеялись. Так, словно это был ответ Незнайке и
Сиропчику.
- И никто не посылает за длинный язык ни в печку товарища Барабаса,
ни на строительство Дуреморканала. Хорошо! Хуже, когда депутаты на
ниточках работают и по бумажке читают. Я это на собственной шкуре испытал.
За свой язык. Вот он теперь какой у меня! - и Петрушка вывалил Незнайке
язык.
Суконный и красный Петрушкин язык свесился с трибуны до самого пола.
Все захлопали. Лишь Незнайка повертел пальцем у виска.
- Маленький, правда! - доверительно подмигнул Петрушка. - Что
поделаешь: сначала клещами его из меня тянули. А потом укоротили.
Обрубили. Прикусить заставляли. Ну, ничего. Теперь гласность. Думаю,
отрастет. Как у ящерицы хвост. Иначе какой же я без языка Петрушка?! Да
что это я все о себе да о себе? Раньше вон целые народы жили, проглотив
языки. Не мудрено, что в Перестройку и они разговорились. Оказалось, у них
тоже есть языки! Ох как это некоторым борцам за бармалеевское братство не
по душе!
В зале снова одобрительно захлопали.
- Я - тарабарец. Кто я без тарабарского языка? Тряпичная кукла. А с
языком - народный герой! Это товарищу Бармалею и не нравилось. Народные
герои ему не нравились, на каком бы языке ни говорили. Хоть и на
тарабарском. Не нравились ему и народы. Ему нужен был сброд. Толпа
безродная. Рабы. И я, и товарищ Бармалей говорили на одном языке. Но
общего языка мы не находили. Странно, правда? А по мне так нисколечки.
Важно не только, на каком языке говорят, но и кто, и что говорит...
Тарабарский язык не виноват, если на нем товарищ Бармалей, толстяки и их
последыши да подголоски тарабарят. Если они все другие языки выжить из
обихода народов хотели. Да и теперь еще не прочь. Но они и на любом другом
языке заговорят, если это потребуется. Держите ухо востро! Не теряйте
бдительности! Не дайте себя на родном языке убаюкать! Ведь и на родном
языке лесть и ложь опасны. Я любил правду. Товарищ Бармалей - обман. Вот и
говорили-тарабарили, а друг-друга не понимали. Почему же из-за товарища
Бармалея да товарища Бабая, да толстяков, да деревянных солдат должен
страдать мой родной тарабарский язык? Он за них не в ответе. Как и за то,
что из него хотели сделать орудие гонения на все языки, все народы Страны
Дураков. И страдает он теперь понапрасну. Он тоже нуждаетсмя в защите и
понимании. Как искренний сторонник равноправия всех языков, буду просить о
справедливости и для своего, родного тарабарского языка. Явите милость, не
судите о нем по тем мерзавцам, которые из него пугало сделали!
И Петрушка повинно склонил свою растрепанную голову.
- Мы тебе верим, Петрушка! - закричали депутаты. - Твоей вины, как и
вины всех честных тарабарцев, в этом нет!
Петрушка трижды просил депутатов не пенять честным тарабарцам и
тарабарскому языку за то, что из них сделали царские да бармалеевские
правительства. Он подробно объяснил, что они в большинстве и сами-то не
были тарабарцами. Просто примазались к самому многочисленному народу,
пролезли в руководство и вертели им, как хотели, при помощи Призрака
Светлого Будущего да грубой силы деревянных солдат. А тарабарцы от этой
клюквы развесистой и сами уши развесили. Шли за ними в огонь и в воду. При
этом Петрушка особенно налегал на то, что так же подло можно использовать
и любой другой язык, чтобы одурачить простой народ. По мнению Петрушки, у
тарабарцев и в собственной стране дел невпроворот. Так что нечего им в
жизнь других народов вмешиваться, пока собственную не наладили. Да и
вообще каждый народ должен хозяйничать на своей земле сам. И не
передоверять этого ни министерским крысам, ни толстякам, ни соседям. И
только после заверений и уговоров совестливый Петрушка повел свою речь
дальше.
- Скажу по правде, все как есть, - повесил он свой длинный нос, - не
все тарабарцы так, как я, думают... Многие еще Бармалеевым духом дышат.
Других народов на дух не переносят. Поселяются ради легкой жизни на землях
других народов и требуют запрета на их права и языки. А чуть что -
деревянных солдат на подмогу кличут. А все почему? Да потому, что таких,
как я, истребляли. Вот их почти и не осталось. Но я сказочный герой. Мне
проще. Вспомнили меня, из тряпки ситцевой сделали - и снова я тут как тут
разговоры разговариваю. А кто попроще, тот испугался. И спасения ради в
бармалееву ложь уверовал. Духом его пропитался. Старшим надо всеми
народами себя возомнил. Забыл о равенстве, ради которого царя Гороха всем
миром сбрасывали, весь горох извели под корень... Братство попрал ради
мелкой выгоды... Много таких среди тарабарцев! Обесславили они свой народ.
И тем, что на своей земле не держатся и не обустраиваются, и тем, что в
чужих краях без уважения к хозяевам себя ведут: ничем не дорожат, все под
себя гребут, а других ни в грош не ставят. Вот что Бармалей да царь Горох
своей ложью с великим народом творили: все доброе в нем истребляли, лишь
дураков на развод оставляли. Чтобы дурак на дураке ездил и дураком
погонял. А о правде не догадался. Но многие среди тарабарцев тоже только
прикидывались дураками, чтобы понапрасну своей кровью пиявок товарища
Дуремара не кормить. Больше и больше их день ото дня становится. И хотят
они того же, что и все - своими собственными тарабарскими делами заняться,
в своем доме с толстяками да крысами бессчетными разобраться. Сложность в
одном. Если все народы под видом братства подневольными были, то тарабарцы
были не только подневольные, но и больше всех одураченные. Ведь они для
Бармалеев да Горохов старались. А сами думали, что это о них да об ихнем
языке так правители позаботились, что надо всеми народами главными
поставили. Вместо полицейского да надсмотрщика.
- Что вы несете! - заорали депутаты толстяков. - Ведь в зале дети!
Ведь все транслируется по тарелочкам с наливными яблочками!
- Пора председателю навести порядок! Применить силу! - командирскими
голосами перекрикивали толстяков деревянные солдаты.
- Так это же хорошо, что в зале дети! - хлопнул в ладоши Петрушка. -
Может, они послушают меня и умнее родителей вырастут. Дорогие мои земляки,
тарабарцы! Если вы косо смотрите на другие народы в их же собственном
краю, если вас коробят их языки в их же собственном доме - какие же вы им
братья? А если и вы, ребята, чувствуете то же самое, знайте: у вас в душе
поселился маленький Бармалейчик. И со временем он превратится в большого!
Топот и грохот прервали речь Петрушки - депутата от тряпичных кукол.
Это буянили деревянные солдаты. Они дубасили кулаками из железного дерева
в фанерные бушлаты, громыхали кованными сапогами, скрипели зубами так, что
искры сыпались и дым валил. В зале запахло военным переворотом. Для этого
не хватало только команды.
Может, она и прозвучала. Но поднялся такой гам, что ее не услышали.
Ивашка-дурачок долго звонил в трамвайный звонок, пока навел порядок. И
Петрушка сказал, что хотел, до конца.
- Было ли братство между нашими народами? - поставил он вопрос
ребром. - Убежден, было. Когда царя Гороха сбрасывали. Братьями были и те
сказочные герои всех народов, которые не хотели поддерживать Бармалея.
Вместе на Дуреморканале гибли да в огне. Я - один из них! Мы и теперь
братья, раз сообща поднялись против кривды за правду. И наши народы тоже -
все честные люди разных национальностей. Но что это за братство, если от
него никому счастья не было? Я отвечу. Наше братство - братство по
несчастью. Братства по счастью нам построить не удалось. И не удастся,
хоть как прошлое перестраивай, пока мы не разоблачим бармалейщины и не
осудим ее на все времена. Пока все народы не получат обещанной свободы.
Пока каждый из них не станет полным хозяином на своей земле. Пока
непрошенные гости не перестанут именем братства требовать у хозяина
отказаться от своего родного языка и навсегда забыть о своих правах в
собственном доме, на своей земле. Если тарабарский народ поймет это - он
вернет себе уважение народов. Он перестанет быть послушной игрушкой в
руках угнетателей - банды толстяков. И мы станем братьями по счастью.
Братскими станут и языки. На ошибках, говорят, учатся. У нас их было
столько, что нам впору стать мудрыми. Так вынесем же справедливое решение:
каждый народ - хозяин в своих пределах. И начнем с принятия закона о
родных государственных языках. Развеем ложь. И тогда, возможно, Страну
Дураков нарекут в Мире Сказок Страной Мудрецов...
- Нам такая петрушка не нужна! - свистели и орали депутаты от
толстяков.
- Ишь, какой! Клюква ему развесистая не нравится! - лютовали
деревянные бушлаты.
- Прикуси язык! Не сунь свой нос в языковый вопрос! Не то барбос
откусит нос! - пуще всех бушевал неукротимый депутатище Незнайка.
Его было слышно без микрофона. Незнайка завывал в ночной горшок из
дворца царя Гороха. Голос коротышки разносился из ночной посудины, словно
из подземелья.
Глава 9. Справедливость в опасности.
Среди сторонников Петрушки тоже поднялся ропот. Иванушка-дурачок
трезвонил беспрестанно в трамвайный звонок. Лишь депутат Пачкуля терпеливо
ждал своего часа. Судя по всему, он близился. Отмытая рука Пачкули
скрывалась под черной перчаткой. Ее ослепительная белизна должна была
оставить ярчайший след в темной истории Страны Дураков. Одним ее взмахом
Пачкуля отметал свое запятнанное прошлое, на которое так напирали его
противники по выборам, и обретал новое имя с новой судьбой. Когда он
станет Чистюлей и жертвой клеветников, никто не посмеет ему напомнить, что
слово "кандидат" в переводе означает "незапятнанный". И он навсегда
одурачит всех избирателей. И этим будет обязан вождю всех времен и народов
гениальному товарищу Бармалею. И никому больше...
А если по правде, то немножечко и себе. Самую малость! Не полагаясь
на случай и острое зрение депутатов, кое-что Пачкуля предпринял на свой
собственный страх и риск. После помывки, завитой и надушенный, он явился
прямиком к крашеному Лису Миките. Тот всегда держал нос по ветру и первым
узнавал, в какое время и в какой цвет необходимо перекраситься. Раньше
пламенно красный, Лис Микита какое-то время ходил барвинково-голубым, а
теперь прибавил к этому цвету еще и желтый. "Защитная окраска! -
порекомендовал он. - Но все зависит, в каком регионе вы собираетесь
спасать свою шкуру". Он продемонстрировал запасы и других ходовых
красителей. Но Пачкуля проследовал к бочке со светящейся бело-зеленоватой
краской и окунул в нее по локоть обе руки. На тот случай, если с другой до
голосования что-то случится. То-то будут светиться! Даже слепые кроты
увидят!
Вокруг кипели страсти. Но Пачкуля был спокоен. Он был уверен в
успехе. Потому что если даже враги оторвут ему одну руку, он все равно
проголосует другой. Тоже предусмотрительно замаскированной черной
перчаткой.
Пачкуля чувствовал, что становится опытным, предусмотрительным
политиком. Лиса Микиту, который знал о его проделке, он решил после своего
торжества расстрелять и пустить на мыло. А его шкуру подарить гражданке
Шапокляк. И одним выстрелом убить двух зайцев. Опасного свидетеля -
убрать. А свою покровительницу - ублажить.
Занятый хозяйственными мыслями, депутат Пачкуля других почти не
слушал. Поначалу выступил Ходжа Насреддин - депутат от краев, где соловей
вечно поет о своей любви к прекрасной розе. Скучно! Но глубокочтимый Ходжа
рассказывал притчу. О том, как представители двух народов, большого и
малого, нашли кусок золота. "Разделим его по-братски!" - сказал будто бы
представитель большого народа. "Нет, лучше по-честному", - будто бы
ответил представитель малого. Депутат уверял, что с этой притчей ему
наказывали выступить избиратели. "Мои края богаты черным золотом - нефтью
и белым золотом - хлопком, - сказал депутат Насреддин. - Почему же тогда
мы нищие?!" Для особо непонятливых он объяснил, что многие о нынешнем
братстве именно такого мнения. И просил решать вопрос о судьбах народов,
начиная с закона о родных языках как государственных, не по-братски, а
по-честному. Как и положено в сказках.
Его поддержали депутаты Катигорошко, герой войны с царем Горохом, и
Медведь - оба земляки бравого Барвинка. Катигорошко рассказал, что какой
бы богатый ни выдался урожай, ему и его соотечественникам всегда есть
нечего, а в их магазинах - пусто. Как только уберут все в закрома,
приезжает один и тот же дед - представитель министерств толстых крыс.
Просит для братьев одну-единственную горсточку зерна. А увозит все.
Однажды Катигорошко защемил его бороду в бревно, так он и бревно уволок.
Искал Катигорошко следов добра, которое вывозится из его республики, и на
земле, и под землей, и нигде его не нашел. "Видать, толстяки в Шлараффии
слопали?!" - высказал тогда догадку. Но после этого его из-за угла мешком
накрыли и избили. "Что же это получается! - возмущался Катигорошко. - За
мое жито меня и бито?!"
И Медведь пожаловался. Рассказал, как его вместе с избирателями без
родимого медвежьего угла братские министерства толстых крыс оставили.
Раньше они его на вершках и корешках вечно обжуливали. А потом построили
атомные электростанции - перво-наперво ту, что взорвалась на Поле Чудес.
"Себе мы берем только электричество, - сказали они. - А тебе - все
остальное". Медведь к министерствам за помощью, а толстые крысы ему уговор
напоминают: "Наше - только электричество. А все остальное - ваше. Значит,
и беда ваша!" Председатель Ивашка-дурачок отклонил эти выступления: мол,
не по существу, мы, дескать, о языке говорим, а не о неравноправии да
грабительских договорах, которыми связали республики министерства толстых
крыс. А Катигорошко да Медведь в один голос ревут: а мы о чем? Не находим
общего языка с министерствами толстых крыс даже тогда, когда по-тарабарски
тарабарим! Хоть садись да плачь! Видать, один тарабарский язык братства не
спасет...
Глава 10. Депутат Буратино открывает
заветный ход в прошлое и будущее.
Буратино очень понравились выступления. Он и сам никогда не упускал
возможности сказануть речь. Но как только разгорелся спор о национальных
языках, он стал тише воды, ниже травы и отмалчивался, будто язык
проглотил. "Чья бы корова мычала, а моя бы молчала", - решил он.
Как депутат Буратино понимал, что герои многих народных сказок, его
друзья, крепко обижены бармалеевским политическим строем и безвинно
страдают на своих же землях. Но как нерадивый в недалеком прошлом ученик
не спешил им на помощь и даже противился им. Словно ржавый гвоздь, в его
деревянной башке крепко засела одна мыслишка: у него и с тарабарским
нелады, а тут, чего доброго, и национальные языки учить придется, если
захочешь жить не в Тарабарии, а в другой суверенной республике. Да и в
Тарабарии, вокруг которой образовалась Страна Дураков, он временами
чувствовал себя не в своей тарелке. Слишком уж он отличался от тарабарцев,
среди которых оказался по прихоти одного тарабарского писателя, и хоть
общался с ними на одном языке, все в нем говорило о его заморском
происхождении: и необычная внешность, и горячий южный нрав. Своим среди
своих Буратино по-настоящему чувствовал себя только за границей, в кругу
родственников по фамилии Пиноккио, даром что говорили они на разных
языках. Родной для него стал, как иностранный, иностранный - как родной...
Таких граждан в Стране Дураков было очень много, и Буратино был лишь одним
из них. Стоит ли удивляться, что Буратино, как и многие его избиратели,
оказавшись в столь щекотливом положении, собственную маленькую выгоду был
готов поставить выше справедливости - той справедливости, ради которой в
иных случаях Буратино готов был, не задумываясь, сунуть свой нос в любой
нарисованный огонь под любым нарисованным очагом. Всего-то что
требовалось, это проголосовать по совести, а не по расчету. Но именно это
оказалось депутату Буратино не по силам. И он решил улизнуть с
голосования, пропасовать его точно так же, как в недавнем прошлом пасовал
уроки. Буратино еле дождался перерыва между заседаниями, который он
мысленно называл переменкой, и был таков.
Пока депутаты спорили, он решил послоняться по Полю Чудес, там, где
расположилась бескрайняя Свалка Достижений Народного Хозяйства. Подобно
многим мальчишкам, он не раз убеждался, что все стоящее можно найти только
на мусорнике. Перед глазами был пример Самоделкина - этот умелец-самоучка
создавал свои удивительные машины исключительно из того, что выбрасывали.
Поэтому вряд ли покажется странным, что, оказавшись в поисках правильного
решения в затруднительном положении, Буратино направился на главный
мусорник страны.
Вид у Буратино был невеселый. Было от чего повесить нос. В эту самую
минуту он тоже мог заседать в парламенте и бороться с позорным прошлым.
Однако он был здесь и чувствовал себя изменником и дезертиром, который
покинул друзей в разгар сражения. Буратино решил сам себя осудить. Он снял
с курточки депутатский значок и положил его в тот карман, в котором не
было дырки. "Одену значок только тогда, когда исправлюсь!" - дал он себе
торжественную клятву. Но это совершенно не означало, что так сурово
наказав себя, Буратино вместе со значком снял с себя и депутатские
обязанности. Он по-прежнему чувствовал себя народным избранником.
Буратино хотелось и на елку влезть, и зад не уколоть, и рыбку
поймать, и ног не замочить. Он стремился угодить и нашим, и вашим. Но для
этого нужно было разорваться надвое. Понемногу он начал сознавать:
депутат, если он не чурка с глазами, не должен идти на поводу избирателей.
Он должен вести их за собой, если видит глубже и дальше, чем они. Даже
если избиратели поначалу его и не поймут. На то депутат и политик, на то и
вождь, на то ему и вручают свою судьбу, чтобы он сиюминутной выгоде не дал
взять верх над вечными идеалами добра и справедливости. Иначе любая
уступка делячеству сегодня неминуемо обернется победой сил зла завтра...
Времени на объяснения с избирателями у Буратино не было. И он
представил, как многие из них кинутся собирать подписи за его отзыв из
Верховного Совета, если он проголосует за государственность национальных
языков в республиках. А если он проголосует наоборот, вместо них это
сделают другие. И ему хоть так, хоть этак придется покидать парламентское
кресло.
Стало обидно до слез: Буратино искренне полюбил депутатскую работу.
Вспомнилось, как нелегко он к ней шел. Опасаясь его популярности, партия
Трех Толстяков выпустила против него на время выборов из кутузки сорок
бочек арестантов. И они поносили его последними словами во всех средствах
массовой информации и дезынформации, а также на всех перекрестках Страны
Дураков. Послушать их, так Буратино был отпетым преступником, для которого
тюрьма - дом родной, за которым давно уже веревка плачет. Его громогласно
обвинили в незаконной приватизации народного театра - общественного
достояния, валютных махинациях с пятью золотыми, разграблении
Государственного хранилища драгоценностей, в частности, присвоении
золотого ключика, который по закону якобы должен был поступить, как любой
найденный клад, в собственность государства и пополнить золотой запас
Страны Дураков... Проще было плюнуть на все и выйти из игры. Но Буратино
приложил немало стараний, чтобы оставить у избирателей хорошее впечатление
о себе. Ради этого он терпел даже Мальвину, у которой брал уроки
примерного поведения...
На глаза Буратино навернулись слезы - чистейший сосновый скипидар.
Надо же, эту притворщицу, эту воображалу, эту бессердечную самовлюбленную
куклу он вспоминал почти с любовью! Как бы ему хотелось в эту трудную
минуту снова прибежать к ее чудесному домику под черепицей, которая еще
издали краснеет над морем цветов в цветнике. Бессмысленно отрицать,
Мальвина вправе на него сердиться. И если она не пустит его в свой
чудесный кукольный домик, и если она спустит на него собаку, то будет
совершенно права. Тогда он опустится на колени и будет смиренно молить об
одном, как о самой большой милости: пускай позволит ему навеки поселиться
в чуланчике с мышами и служить ей так же преданно и бескорыстно, как
благороднейший пудель Артемон... Но где она, бездушная красавица?! Нет
Мальвины! Покинула Страну Дураков и, похоже, навсегда. Сбылось поэтическое
предчувствие Пьеро, и "Мальвина бежала в чужие края..." Из Мира Сказок к
ней приехал жук на палочке, тот, который сватался к Дюймовочке, и сделал
по всей форме предложение. И Мальвина, которая отклонила руку и сердце
Пьеро, приняла его и укатила с богатым иностранцем за границу верхом на
роскошной собаке. Там она победила в конкурсе "Миссис Королева кукольной
красоты" и отлично зарабатывает в качестве суперфотомодели. Муж ее
оказался не просто жуком, а настоящим жучилой, и под его руководством она
успешно нажучивает даже таких соперниц, как Барби и Синди. А свой уютный
домик она сдала за свободно конвертируемую валюту Али-Бабе под оффис.
Не было и Пьеро, которому, как единственому другу, можно было
раскрыть свою душу. Мальвина окончательно разбила ему сердце. Он был
безутешен. Пьеро оказался на грани безумия. В отчаянии он бросил
государственный институт кинематографии, в который поступил учиться,
потерял отсрочку и был немедленно призван в армию деревянных солдат,
которые уже давно охотились за ним. За компанию с дружком едва не пошел
служить и Буратино. Он успешно прошел все медкомиссии, и ему всюду писали:
"Отличное говорящее полено системы Буратино. В огне не тонет, в воде не
горит. Направляется для прохождения службы из огня да в полымя." Помешал
папа Карло. Он напомнил непослушному сыночку судьбу Бумажного Солдата,
балладу о котором распевал когда-то под звуки шарманки фирмы "Скандалли"
по всем дворам Центропупии: в ней рассказывалось о том, что "один солдат
на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был - ведь был
солдат бумажный. А он, судьбу свою кляня, не тихой жизни жаждал, и все
просил: "Огня, огня!", забыв, что был бумажный". Деревянные солдаты,
конечно, удовлетворили его геройские чувства и признали на медкомиссии
пригодным к строевой и огневой. "В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?" -
спросили они. "И он шагнул отважно. И так погиб он ни за грош - ведь был
солдат бумажный..." Но Буратино в своем решении был непреклонен. И тогда
папа Карло обратился за защитой к закону: закон запрещал забирать у
одиноких и престарелых родителей единственного сына. А подхлестнула его,
помнится, песня в исполнении ансамбля песни и танца деревянных солдат "Мой
адрес не дом, и не улица, мой адрес Страна Дураков." Именно этого папа
Карло пуще всего и боялся. Призовут Буратино - ищи тогда ветра в поле.
Вернут разве что кучку пепла, а то и того не допросишься, как это у других
бывает. "Да вы только на него взгляните! - увещевал папа Карло Урфина
Джюса. - Ручки-ножки - как спички: вспыхнет, и золы не останется." "А чего
вы так переживаете?! - сделал морду ящиком Урфин Джюс. - Сами ведь такого
сделали! Кто ж вам виноват?! Да вы не горюйте! В случае чего смастерите
себе нового сыночка - мы вам поленьев подкинем. Лучше прежнего выйдет!
Опыт у вас есть, справитесь!" Не найдя должного понимания, старый
шарманщик поступил в комитет солдатских матерей. "Как вам не стыдно, вы же
мужчина! - брюзжали деревянные генералы. - Вам нечего делать в одном
комитете с матерями!" На что тот отвечал: "Я своему Буратино и отец, и
мать, и еще неизвестно кто!" Шарманщик своего добился. Буратино, как
единственный сын престарелого отца-одиночки, остался дома. А Пьеро пошел
служить - он был сирота...
Не добавляли хорошего настроения не только воспоминания, но и вести
от Пьеро. "Не лучше ли с кукольной жизнью расстаться?!"спрашивал он
непременно в конце каждого письма, в которых сообщал, что деревянные
солдаты дразнят его половой тряпкой, драют им унитазы в сортире и
размазывают вонючую кляксу-ваксу на сапогах.
От разом нахлынувших на него мыслей, воспоминаний и чувств Буратино
зашатался. Ноги его подкосились, и он грузно брякнулся на первое, что ему
подвернулось вместо скамейки. Это был бриллиант величиной с лошадиную
голову, но Буратино этого даже не заметил. Он запустил пальцы в смолистые
кудряшки и раскачивался так, будто его башка должна была вот-вот
расколоться от нестерпимой боли. Жизнь не задалась. Карьера погибла. Рядом
нет ни друга, ни единомышленника...
В таком состоянии его обнаружил парламентский корреспондент Мурзилка.
- Ты что здесь делаешь? - подозрительно спросил Буратино. - Небось,
шпионишь?
- Шут с тобой, - беззлобно отмахнулся журналист, у которого и без
того вид был изрядно озабоченный. - Было бы за кем. Я, видишь ли, всегда
хожу на выставку абстракционистов или на свалку, когда ищу какую-нибудь
новенькую идею. Там все так перемешано, все так непривычно, что того и
гляди наткнешься на что-нибудь вдохновляющее...
- Ну-ну, - сказал Буратино. - И что же привело тебя сюда на этот раз?
Глазки у Мурзилки заблестели. Он всегда приходил в возбуждение, когда
представлялся случай пустить в ход аргументы и факты.
- Естественно, не желание написать репортаж о депутате, который
вместо того, чтобы сидеть в парламенте в кресле, сидит на свалке и не на
чем-нибудь, а на бриллианте величиной с кирпич... Нет! - гордо выпятил
грудь Мурзилка. - Есть вещи и поважнее! Я открываю собственную газету!
Шерсть на парламентском корреспонденте затрещала от электрических
разрядов и встала дыбом. А сам он, словно опасаясь, как бы его не
проглотили акулы средств массовой информации, раздулся, будто рыба-еж.
Мурзилка расчитывал осчастливить Буратино до конца его дней. Но тот
лишь кисло поморщился.
- Это будет совершенно другая газета, - принялся убеждать Мурзилка. -
Не такая, как остальные! Самая лучшая!
Похоже, Мурзилка собирался носиться со своей идеей, как дурень с
писанной торбой или курица с яйцом.
- И знаешь, как она будет называться? - в голосе его звучало
торжество. - "Настоящая правда"! Ну как?!
Но Буратино был не в восторге.
- Знаю, - важно отмел критику Мурзилка. - У партии толстяков тоже
есть "Правда". Но она там слишком заплыла жиром. Ты только послушай, какие
в моей газете задуманы рубрики! Отдел "Голая правда". Каково?! Там все
будут только нагишом. Без фиговых листочков. Или: "Страшная правда".
Сплошная уголовная хроника. Но какая - самая страшная! Злодейства,
похищения принцесс, отравления белоснежек!.. Но из материалов этого отдела
читатели будут знать не только то, что поп убил свою любимую собаку, не
только, за что, но и где собака зарыта! Или: "Колючая правда". Не
редкость, что в Стране Дураков газеты вешают на гвоздик в туалете, даже не
читая. Ты знаешь об этом? Так вот: я с этим покончу раз и навсегда! Введу
в состав бумаги колючки чертополоха и репьев! Представляешь, какой вой
подымется в Стране Дураков, когда газету попытаются использовать не по
назначению?! До парламента дойдет! Я заставлю уважать прессу!
- Отлично! - лишь бы отвязаться, одобрил Буратино. - Я вижу, свалка
прекрасно действует на тебя. Погуляй немножко, может еще что-нибудь путное
придумаешь!
Но Мурзилка, похоже, прилип к нему, как банный лист. В нем
зашевелился репортерский дух.
- Носом чую, ты тут неспроста, - оживился он. - Напал на след?!
Мурзилка уже печатал в своем отделе репортажи о золотом ключике и был
не прочь дать продолжение.
- Всему свое время, - напустил важность депутат-прогульщик. - Но так
уж и быть: передам свои новые заметки в твою "Колючку"...
Однако Мурзилка не уходил. Он топтался на одном месте, словно тут был
закопан горшок с кашей.
- Тебе в какую сторону? - поинтересовался Буратино. И, не дождавшись
ответа, добавил: - А вот мне в другую.
- Ладно, - сказал Мурзилка. - Пойду пока возьму интервью у петуха. Он
снова в куче навоза жемчужину нашел. И какую!
Приятели разбрелись. И снова словно потерялись. Там и сям на свалке
роями и поодиночке рылись живописно убранные в лохмотья старатели. Летали
облака мух. Кружили, как чаинки в стакане чая, стаи ворон. В отдалении
создавал сложную скульптурную композицию живописец Тюбик. В ее центре он
расположил старый протез Бабы-Яги Костяной Ноги. Все были заняты мирным
повседневным трудом. Свалка шевелилась, жила: радовалась, печалилась,
надеялась. Тут же училось ходить строем будущее страны. Детишки в
противогазах пели: "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит
человек".
Какое-то время Буратино находился еще под впечатлением разговора с
Мурзилкой. "Толстяки писали название своей газеты "Правда" в кавычках, -
подумалось ему. - А правда в кавычках - это ложь!!!" От такого открытия
мир в его глазах пошатнулся и едва не перевернулся. "Значит, Мурзилке
следует назвать свою газету "Правда Без Кавычек!"
Размышляя о секретах журналистского мастерства, Буратино настолько
увлекся, что пришел в себя лишь тогда, когда наткнулся на странный
колодец. Оттуда дул теплый ветер, а на его далеком дне мерцал огонек. "А
чем не название "Огонек"?" - по инерции подумал депутат со значком в
кармане и тут же сообразил, что колодцы, а тем более замаскированные
свалкой, просто так строить не будут. В стенку были вмазаны скобы, чтобы
по ним можно было спускаться и подниматься. А раз есть скобяная лестница,
значит, есть и те, кто ею пользуется. А раз есть те, кто ею пользуется,
значит, есть и тайна. А раз есть тайна, то почему бы ему, Буратино,
народному депутату, не засунуть в нее свой длинный нос? Недавно при
аналогичных обстоятельствах любопытной Варваре, тоже, кстати, депутату,
нос оторвали, но это Буратино не пугало - он привык рисковать. Тем более,
если этим можно было задним числом оправдать свой прогул.
Колодец не выглядел заброшенным. За ним явно присматривали. И
Буратино не раздумывая принялся спускаться, протиснув свое худенькое
тельце сквозь редкую решетку люка. "Прямо крысиный лаз", - отметил депутат
про себя.
Чем глубже он спускался, тем больше убеждался, что стоит на пороге
раскрытия великой тайны. Душа его затрепетала в радостном предчувствии.
"Это будет почище золотого ключика!"чувствуя, что волнуется, думал
Буратино.
Чутье его не подвело. Ступеньки кончились, и он встал своими
деревянными башмаками на дно гулкого колодца. Его тут же выдало
предательское эхо. Обувь пришлось снять и взять подмышки. Буратино остался
в толстых вязаных носках. В них он мог передвигаться бесшумно, как
привидение.
Буратино осторожно выглянул в освещенный тоннель. Гирлянда лампочек
под сводом уходила вдаль. Казалось, у подземного хода нет конца. Среди
ровных плит, которыми был вымощен пол, поблескивали тонкие рельсы, на
стенах висели непонятные знаки.
В столице Страны Дураков, красавице Центропупии, было роскошное
метро. Буратино бывал в нем тысячи раз. Но это подземелье нисколько на
него не походило. Пока Буратино раздумывал, до его слуха донеслось весьма
знакомое цоканье. Издали оно напоминало щебет ласточки. "Может, подобно
той, которую спасла от смерти на морозе Дюймовочка, эти тоже решили
перезимовать в подземелье, потом приспособились к нему, привыкли и решили
никуда больше не улетать и жить в нем, как летучие мыши? - логически
размышлял деревянный мальчик. - Если одна ласточка могла перезимовать в
норе крота, то почему этого не могут делать и другие?" В Стране Дураков
могло быть все. Но что-то уж больно знакомое было в этом поцокивании.
Буратино готов был поручиться головой, что уже слышал его когда-то.
"Крыса!" - внезапно вспомнил он, и все сомнения мигом рассеялись: такие
звуки могла издавать только крыса - этот извечный враг рода дураков. Вынув
на всякий случай нос, который мог его выдать, Буратино осторожно выглянул
опять. Он не ошибся: по тонким рельсам бесшумно катила вереница тележек,
которой и в самом деле управляла крыса в мундире Госстраха. Буратино
поспешно юркнул в колодец, а когда тележки прошелестели мимо, бросился за
ними вдогонку, не раздумывая о том, что ждет его впереди. Он летел
бесшумно, как тень, и, догнав последнюю в составе тележку, ловко на нее
подцепился. Путь был недолог. Ветерок свистел в сосновых кудрях. И все
было бы хорошо, если бы не кончик голого сиреневого хвоста, который
болтался у Буратино перед глазами. Всю дорогу Буратино владели
противоречивые чувства: он испытывал при виде хвоста то судорожное
отвращение, то непреодолимое желание дернуть за него как можно сильнее. К
счастью, жизнь кое-чему научила Буратино, и здравый смысл победил. Куда
важнее было установить, что, куда и зачем везла крыса.
Состав сбавил ход. Буратино подтянулся на руках и бросил взгляд
вперед. Там полосатой зеброй рябил шлагбаум. А заодно пошарил глазами в
тележке. Тележка была заполнена аккуратно связанными папками. На каждой
стояли печати, штампы, грифы и надписи: "Дело. Начало. Конец." "Интересно,
куда они их возят?! - стал мысленно прикидывать Буратино. - На свалку
такого не выбросишь. Раскопают - всем толстякам и крысам конец!.."
Буратино нисколько не сомневался, что случай свел его с архивными крысами,
которые хранят все тайны Страны Дураков. Как ему сейчас хотелось все
тайное сделать явным! Это могло бы очень помочь Перестройке. Но он решил
проявить выдержку: один в поле не воин. Даже Буратино. На фоне шлагбаума
появились часовые, и народный депутат едва успел перебраться в тележку и
втиснуться между папок. Пока часовые обнюхивали тележки, Буратино пытался
привести в порядок свои мысли. Страну Дураков будоражили слухи о том, что
партия Трех Толстяков заодно с министерствами Главголод, Главхолод и
Главстрах усиленно уничтожают сказки о своих преступлениях, чтобы, когда
их призовут к ответу, все было шито-крыто, и они могли подать в суд на
своих противников за клевету. Это позволило бы им сменить вывески на своих
учреждениях, а самим остаться на местах и продолжать
действовать-злодействовать уже в новых сказках и под новыми именами.
Замученных? Не было. Обиженных? Тоже. А мало что сорока на хвосте
принесет! Вон рябой кобыле и не такое снится. Да стоит ли слушать сон
рябой кобылы? Нужны доказателства. Бумажки! А без бумажки - вы все
букашки... Так вот эти бумажки, иначе говоря, архивы, как уверяли многие,
в настоящее время жгут день и ночь. Но гарью нигде не пахло, дымы нигде не
появлялись, а без этого, как считали дураки, огня не бывает. И поэтому
говорить говорили, а в набат никто не бил...
Крысы поцокали и пропустили состав. Он мягко шатнулся на стрелке и
вьехал на возвышение. Шум, который издали напоминал морской, усилился.
"Словно на колдовской мельнице", - отметил про себя Буратино. В следующую
минуту он почувствовал мягкий толчок, и тележки стали заваливаться набок.
Уцепиться было не за что. И Буратино вместе с толстыми папками полетел
вниз. Широко раскрытыми глазами он увидел огромную, как пасть чудовища,
машину, в которой вместо языка вращались усеянные шипами валы, подкладывая
и разгребая гору архивных документов под мелькающие ножи. А те уже яростно
секли бумаги, словно сабли, превращая их в лапшу. Ужас был столь велик,
что крик застыл у Буратино в горле. Он подавился им, словно волк костью, и
в немом отчаянии устремился в бумажный омут, который, медленно вращаясь,
оседал, затягивая все, что в него попадало, глубже и глубже. И в тот же
миг его с головой накрыла тяжелая волна увесистых папок, каждая из которых
могла превратить сухонькое и легенькое тельце деревянного неслуха в груду
щепок...
...Буратино не помнил ни того, как выкарабкался на поверхность, ни
того, как выбрался из пасти механического чудовища и спрятался среди мерно
шумящих механизмов. Глазами, полными ужаса, он наблюдал, как измельченные
лоскуты бумаги перемешиваются, просыпаются сквозь ячейки разнокалиберных
сит и на специальных жерновах размалываются в труху. Даром что
бессмертный, как и все сказочные герои, Буратино и думать не хотел о том,
что его ожидала бы миг назад та же жуткая участь. Лишь теперь он как
следует разглядел, что машина, которая могла уничтожить весь архив Страны
Дураков без шума, пыли и дыма, смахивает на железного дракона, пожирающего
все, что в него попадает. "Так вот почему не пахнет смаленым!" - не без
горечи за дальнейшими превращениями бесчисленных документов. Этажом ниже в
огромных чанах бумажную муку разводили кипятком, затем сыпали в них
различные снадобья и превращали в тесто, которое, в свою очередь,
поступало по транспортеру в многорукие тестомешалки с деревянными
кулаками. Это все смахивало на пищеварительную систему дракона: пищевод,
желудок, кишки... А на самом нижнем этаже можно было разглядеть и готовую
продукцию. Из-под задранного, похожего на драконий хвост козырька одна за
другой появлялись палки розовой колбасы и длинные гирлянды сосисок. "Так
вот какой жвачкой они обкармливают народ! - схватился за голову Буратино.
- Да мы же все ими одурачены!"
На глазах депутата вершилось преступление. Не удивительно, что на
подобных колбасных изделиях ставили пробу: один и тот же кусок колбасы
пятьсот восемьдесят третьей пробы, к примеру, могли пробовать, передавая
друг другу, пятьсот восемьдесят три дурака, да еще оставалось кое-что
пожевать и пятьсот восемьдесят четвертому. За это дураки бумажную жвачку и
ценили, что каким-то куском можно было год семью кормить. Все же не лапу,
как медведь, сосать - сам не наешься, так хоть глаза насытятся... Но над
мелкими земными мыслишками в Буратино взяли верх государственные заботы.
"А люди считают, что они прячут концы в воду! - смекал народный депутат. -
Они же вон как их хоронят! Нет концов - нет и начала. Сказку начинай
сначала!"
Установив, куда деваются истории злодейств, Буратино задавался
вопросом, откуда они берутся. А для этого нужно было проследовать весь
путь от начала до конца в обратном направлении. Когда тележки встали на
рельсы и водитель состава занял свое место, Буратино умудрился в последний
миг поднырнуть под самую последнюю и прилепиться к ней точно так же, как
он прилепился к петуху, когда нужно было незаметно проникнуть под его
брюхом в харчевню "Трех пескарей". Теперь Буратино владело
одно-единственное чувство: он негодовал от сознания того, как просто
продается и покупается дурак за кусок омерзительной поддельной колбасы,
заплатив за нее своим прошлым и будущим... Неожиданно состав остановился
на запасном пути, разъезжаясь со встречным поездом. Послышалось цоканье
крыс. Они приближались. Между колес заплясал лучик фонарика, и Буратино
догадался, что часовые осматривают каждую тележку. Нужно было позаботиться
о спасении. К счастью, в стене рядом были ступеньки, и ничего другого не
оставалось, как наудачу воспользоваться ими.
Лесенка вывела на подвесную галерею, бежавшую под потолком тоннеля.
Сколько хватало глаз, ни впереди, ни позади не было ни души. Галерея не
охранялась. И Буратино припустил во все лопатки. В толстых вязаных носках,
сам почти невесомый, он бежал стремительно и бесшумно, как водомерка по
пруду.
Наконец тоннель изогнулся, раздвоился и рельсы разошлись. Состав
проследовал в одном направлении, а галерея пошла в другом. Буратино ничего
не оставалось, как двигаться дальше. За новым поворотом замерцало море
огней, прекрасное, как цветок папоротника, цветущего в Мире Сказок
глубокой ночью раз в году. А миг спустя донесся и легкий мерный гул,
напоминающий пчелиный. Но вместо аромата лугового разноцветья теплый ветер
обвеял Буратино запахом машин. Огни впереди вспыхивали и гасли целыми
рядами и прямоугольниками, мерцали и переливались, как живые, пульсировали
короткими острыми лучиками. Желтые, зеленые, красные...
"Ну и дела! - дивился Буратино. - Откуда здесь, посреди мусора, это
все взялось?! И почему об этом никто не знает?!" Нет, видно, не случайно
народ издавна прозывал свалку Полем Чудес. Неспроста и народный умелец
Самоделкин являлся сюда за проволочками, болтиками и разным прочим
полезным хламом, здесь было все, а в магазинах - шаром покати... Казалось,
перед глазами устроителей свалки стоял пример сказочного Гаруна аль
Рашида: багдадский халиф любил надевать плащ из лохмотьев, расшитый с
изнанки золотом и драгоценными каменьями. Теперь свалка Страны Дураков
напоминала Буратино знаменитый плащ Гаруна аль Рашида. "Похоже, крысы и
толстяки, - предположил Буратино, - раскулачили Хозяйку Медной горы и
присвоили ее подземное царство. Иначе откуда всему этому взяться?!" Сушить
голову догадками было неразумно, и Буратино решил отложить выяснение этого
вопроса на потом. Он так всегда поступал в сложных ситуациях. Потом все
благополучно забывалось, и выяснять было нечего. Так, работая в высшем
законодательном органе страны, Буратино научился избегать ненужной работы.
Висячая галерея привела Буратино к отверстию под самым потолком
огромного зала. Идти дальше было некуда, и Буратино решил скрытно
продолжить наблюдение. Он увидел, как деловито снуют одни, и
сосредоточенно работают с компьютерами другие крысы Госстраха, воткнув
хвосты с металлическими зажимами в специальные резетки. По залу ходили
цветные сполохи, смахивающие на северное сияние. Это на огромном табло
играли и переливались мириады огней. Издали оно походило на небоскреб, в
окнах которого кто-то то зажигает, то гасит свет.
С большим удовольствием Буратино бросил бы вниз бомбу помощнее, но
бомбы под рукой не было. И он решил возвращаться, чтобы огорошить
Верховный Совет своим экстренным сообщением. Но как только ступил под
своды висячей галереи, зацепился за едва видную паутинку. И на него тотчас
свалилась густая сетка. Она была тонкая, как волос, липкая, как мед, и
пружинистая, как резинка для трусов. Буратино постарался осторожно
освободиться. Но чем больше он старался, тем больше увязал. В отчаянии он
изо всех сил дернулся, и в тот же миг завыла сирена. К пленнику метнулись
лохматые восьмирукие тени. Они споро, со знанием дела связали его по рукам
и ногам эластичными клейкими жгутами, а когда он принялся кричать: "Я
депутат! Я лицо неприкосновенное!", заклеили ему рот от уха до уха
лейкопластырем. Крысиное цоканье нарастало. К месту происшествия мчались
агенты Госстраха. И когда Буратино перестали вертеть туда и сюда,
перехватывая жгутами, словно сверток, они были тут как тут.
- Ага, в ваших сетях улов, граждане пауки! - кровожадно блеснула
глазками старшая крыса. - Это вам не просто насекомое - бери выше! Вы
заслужили награды. Просите!
- Давно, гражданин начальник, под мухой не были! - сипло прокашлял
небритый паучище.
- Получите по тройной праздничной порции отборных - шпанских!
Шампанских!
- Сегодня уж мы насосемся! Погуляем! - радостно зашевелились пауки,
потирая шесть из восьми лап. - Кайф!
Больше Буратино ничего не видел и не слышал. Мохнатые лапы заклеили
ему и глаза, и уши...
Дальше Буратино поволокли за ноги. И он не раз пересчитал головой
десятки ступенек, прежде чем очутиться в кабинете начальства. На допросе
Буратино сцепил зубы так, словно у него во рту было пять золотых.
- Ну, что? - спрашивали у него. - Будем запираться или признаваться?
У вас в кармане обнаружен депутатский значок. Небось, украли? А, может,
ограбили? При обыске у вас обнаружен колющий предмет - заточенная щепка.
Это что, зубочистка? А, может, оружие? А, может, это ваш нос?
Крыса стремительно ткнула щепку в лицо задержанному.
- Мы вас узнали, Буратино! - сказал полковник с длинными холеными
усами. - Дальше запираться нет смысла. Вы затраканы. Хватит играть в
жмурки!
Но Буратино не желал прекращать игры.
- Экий вы несгибаемый! - укоризненно покачал головой полковник. - Но
мы и не таких в бараний рог гнули. И не из таких несгибаемых веревки вили.
И не таким языки, словно шнурки, развязывали. И не надейтесь, что вас
выручит в очередной раз папаша! Сюда ему дорога заказана! Это вам не
полицейский участок! И мы легавым - не чета! Мы если что - горло
перегрызем!
Поняв, что добром от Буратино ничего не добиться, полковник достал из
стола зеркальце и принялся вычесывать коготками мех на морде и горлышке,
чистить редкие и длинные усы. Время от времени он пристально вглядывался в
арестованного. Глазки у полковника были хитренькие, даже веселые. Но
Буратино чувствовал, что деревянеет от страха и вот-вот превратится
обратно в полено.
- Ну что ж, гражданин Буратино, поигрались - и хватит. Не желаете
говорить с полковником - пожалуйте к генералу, - насмешливо сказала крыса.
- Всего хорошего! Увести! Свидимся ли еще!
Новый поворот дела прибавил Буратино сил. Он решил не ударить лицом в
грязь и держаться молодцом. При всей отчаянности положения деревянному
мальчишке было лестно, что им будет заниматься не кто-нибудь, а лично
генерал. А это ко многому обязывало! Однако каково же было негодование
Буратино, когда вместо генеральского кабинета его неожиданно бросили в
какую-то темную, глубокую и вонючую яму.
- Я решительно протестую! - выкрикнул Буратино, когда грохнулся на
дно ямы. - Требую встречи с адвокатом!
- Сейчас ты с ним встретишься! - сказала крысиная морда, появляясь в
отверстии над головой. - Это тебе не на гвоздике у товарища Барабаса
подсыхать.
В неверном свете подземелья было трудно что-нибудь рассмотреть. Но
Буратино показалось, будто в узилище он не один. Он смутно различил белый
силуэт во мраке. Можно было предположить, что это некто завернулся в
простыню и хочет его испугать. Заниматься такими шутками в столь
неподходящем месте мог только один неунывающий бездельник, даром, что
иностранец. И поэтому Буратино довольно холодно заметил:
- Вечно ты со своими дурацкими шутками, Карлсон, живущий на крыше!
- Ты меня с кем-то спутал, парень, - раздалось в ответ. - Я такой же
Карлсон, как ты Энгельсон.
Белая тень зловеще качнулась.
- Кантервильское привидение! - пискнул Буратино и кинулся наутек.
Но в какую-бы сторону ни метнулся, то и дело упирался лбом в стену.
Упирался - это еще мягко сказано: он с такой силой налетал на бездушный
камень, что в узилище стоял перестук, словно при игре в кегли.
- Н-да, - глубокомысленно заметило привидение, - от себя не убежишь и
лбом стены не прошибешь. Это начинаешь понимать только здесь.
- Где это "здесь"?! - блеющим голоском спросил Буратино. Даже в столь
отчаянном положении любопытство в нем брало верх.
- В зиндане! - грубым голосом ответило привидение и захохотало.
- А-а-а-а! - закричал Буратино, хотя совсем не знал, что такое зиндан
- в школьной программе этого слова не было.
Все это предстояло ему узнать на собственном опыте. Зиндан,
изобретение восточных тюремщиков, представлял собой камеру в земле с
зарешеченным окошком наверху, которое одновременно служило и дверью.
Окошко находилось так высоко, что ни допрыгнуть до него, ни добраться
каким-либо другим образом без лестницы было невозможно. И узник напоминал
таракана, угодившего в бутылку с открытым горлышком.
- И насчет привидения вы, уважаемый, не правы, - с оттенком укоризны
сказала тень. - Вам ничего не привиделось - я есть на самом деле.
Но Буратино заверещал еще громче.
- Вот уж никак не угодишь, - рассердилась тень. - То ему не нравится
привидение, то не нравлюсь я. И пошлет же Бог капризного соседа! Как мы с
вами в одной камере сидеть будем!
Однако Буратино продолжал испускать крики, как та коза, что кричала
нечеловеческим голосом.
Умолк он только тогда, когда в отверстие над головой, заслонив свет,
просунулась мерзкая крысиная морда. Народный депутат был так перепуган,
что обрадовался ее появлению совершенно искренне.
- На, не плачь, - сказала она, и в тот же миг на пол брякнулось
что-то похожее на клык.
Пока Буратино, охваченный догадкой, ощупывал свое лицо, привидение
опередило его. Вместо носа он обнаружил круглое отверстие, а то, что могло
им быть, оказалось в когтистой лапе, покрытой белыми волосами.
- Это что, орудие убийства? - подозрительно спросила тень, и
Буратино, отважившись на нее взглянуть, увидел пару красных, словно
тормозные огни, глаз. - Тебя прислали пришить меня?! А на подсадную утку
вроде бы не похож. Крякаешь не так!
- Извините, пожалуйста, будьте так любезны, верните мне мой нос! -
дребезжащим голоском проблеял деревянный мальчик. - Он, очевидно,
потерялся при транспортировке!
- И вправду нос! - удивился незнакомец. - Впервые вижу, чтобы
заключенного в камеру доставляли по частям! Может, вы и бежать собираетесь
отсюда по частям?
- Я бы не против, но не знаю, как! - голосом паиньки сказал Буратино,
с которого слетели разом и спесь, и заносчивость, и нахальство. - И
заранее прошу меня извинить за то, что не знаю, как мне к вам обращаться.
- Пустое! - милостиво раздалось в ответ. - Называйте меня просто:
генерал. А если точнее, так крысиный лев или король. А ты, я вижу,
Буратино? Все приметы совпадают! Я тебя по носу сразу узнал! Как видишь,
прыгал, прыгал и допрыгался. Все-таки крысы оставили тебя с носом?
- Да, я Буратино, очень приятно познакомиться, - тем же противным
голосом подлизы торопливо проговорил депутат. - Это я, беспутный сын
примерного родителя!
Генерал сделал шаг вперед, и перед новичком, протянув лапу для
пожатия, предстала огромная белая крыса с красными, как помидоры, глазами.
Страх сделал свое дело, и народный депутат долго тряс обеими руками
протянутую лапу, уверяя, что в жизни не имел знакомства приятнее этого.
На самом же деле все было наоборот. Напуганный в детстве Шушарой,
Буратино смертельно боялся крыс, даже белых и в крапинку. А эта, вдобавок
ко всему, была еще и явно сумасшедшей. В этом Буратино нисколько не
сомневался: ну какая нормальная крыса будет называть себя генералом,
крысиным львом или королем?!
Буратино ругал себя последними словами. Он горько жалел о том, что
вместо того, чтобы пойти, как все хорошие и послушные депутаты, в
Верховный Совет, отправился слоняться на свалку. "Дорогой папочка, -
покаянно забормотал он себе под нос, - если мне суждено отсюда выбраться,
я во всем обещаю тебя впредь слушаться. Я больше никогда не буду
прогуливать заседания и стану лучшим депутатом в мире." В бедняге
теплилась слабая надежда, что в этот самый миг где-то рядом будет случайно
пролетать добрая фея, которая, услышав его искренние раскаяния,
расстрогается и поможет ему очутиться на свободе. Но побывать за решеткой
в темнице сырой ни одна из этих проклятых фей не торопилась. И Буратино
принялся ругать их за такую черствость и небрежное отношение к своим
обязанностям. "Да они уже сто раз должны были прилететь, чтобы выручить
меня!" - возмущался народный депутат. Он хорошо помнил, что именно таким
способом был спасен из ослиного состояния его заграничный близнец,
сочиненный другим писателем, и нареченный им фамилией Пиноккио. "Ну почему
за границей все не так?! - не унимался он. - Почему там феи другие?!
Почему в Мире Сказок все понарошку, а в Стране Дураков - всерьез?! Почему
там, где Пиноккио отделывается легким испугом, я должен мотать срок?!"
- Что ты там бормочешь, Дурачино? - поинтересовалась крыса, у которой
были не все дома. - Ты не обижаешься, что я тебя так называю? Ведь
Буратино - это слегка переделанное на иностранный лад наше народное имя
Дурачина. Этот сочинитель именно таким тебя и задумал. И знаешь, почему ты
такой везучий? Потому, что дуракам по законам сказки всегда везет. Вспомни
Иванушку-дурачка. Дурак, дурак, а всегда сухим из воды выходит. И ты того
же дурацкого поля ягодка - я все про тебя знаю. А из этого следует, что
таким шансом надо правильно воспользоваться.
- Я бы охотно помог вам в этом, если бы лучше, в свою очередь, знал
вас, - схитрил Буратино. - Ведь ваши титулы, увы, ничего мне не говорят.
Равно как и звания и тюремные клички!
- Вы, как депутат, должны следить за своей речью! - дружески заметил
новый знакомый. - Уж если вы решили говорить по-тарабарски, то тарабарьте
правильно! Ни о чем мне не говорят - так будет верно! А теперь извольте
слушать!
И за несколько часов перед Буратино пронеслась жизнь, яркая и
увлекательная, словно кинофильм про шпионов. Потому что новый знакомый и в
самом деле оказался шпионом. Потомственным шпионом! Заслуженным, а потом и
Народным шпионом Страны Дураков. Родина высоко оценила его беспримерное
вероломство, подлость, безжалостность и коварство. Он был представлен ко
многим правительственным наградам, успешно продвигался по крысиным
лабиринтам службы и стал генералом Госстраха. Родина в нем не ошиблась,
считали в партии имени Трех Толстяков: окажись в числе неугодных мать
родная, генерал и ее бы не пожалел - сожрал бы с потрохами старую крысу. В
разведшколе ему преподали курс перевоплощения. Кем он после этого только
ни был: и белкой, и бурундуком, это когда на разведку к царю Салтану был
заброшен, и котом в Лукоморье, и даже переодевался собакой Ложкой -
любимым псом козака Мамая. Вот только козак Мамай его вокруг пальца обвел,
надул через соломинку, как футбольный мяч, а потом как дал пенальти, так и
пошел разведчик скакать по долинам и по взгорьям. До сих пор, как
резиновая бомба, прыгал бы, не угоди в родные агентурные сети.
- "Ты здорово замарался, прыгая, как мяч", - сказали мне и перевели
из разведки в конрразведку. - Стал по дуракам работать.
Крыса вздохнула.
- Что дурака губит? Прежде всего достоинства, - охотно откровенничал
шпион. - Недостатки же спасают. Дурак - откровенный, честный, прямой.
Говорит, что думает. Сколько я их перехватал да к товарищу Дуремару на
строительство канала отправил! Там им жаба и дала мони. А вот подлеца
попробуй изобличи! Он и скрытный, и себе на уме, и лживый, и жадный -
никогда, как дурак, ни последней рубахой, ни тем, что на душе, не
поделится. Вот и ловил я дураков на откровенности да на сочувствии...
Исповедь душегуба потрясла народного депутата. Он никак не мог взять
в толк, что давало право так поступать с гражданами великой страны.
- Закон, - объяснил шпион. - А вернее, беззаконие, которое, если
записано на бумаге и скреплено печатью, становится законом. И по такому
закону любой преступник вместо наказания получает чины и ордена. Ведь по
бумажке он прав!
- Но ведь это по бумажке! - не выдержал Буратино. - Должен же быть и
другой закон!
- А он и есть, - глазом не моргнув, подтвердил шпион. - Этот закон не
писан. Искать его в книгах бесполезно. Он - внутри каждого из нас. По
этому неписаному закону и живут все дураки. На которых и свет держится.
Это закон добра и зла. Когда в ком-нибудь просыпается совесть, он начинает
их различать. И поступает не по писанному закону, а по совести. Впрочем,
это случилось и со мной...
Общение с дураками сделало свое дело. Глупость оказалась заразной.
Чем старше он становился, чем выше было звание, тем чаще шпион начинал
задумываться. Он находил, что дураки страдают безвинно. Он начал различать
добро и зло. В нем заговорила совесть. Он внутренне переродился, а затем
изменился и цвет его шкуры - стал белым, как сметана. А заодно покраснели
у генерала и глаза - от бессоных ночей. Его разоблачили, лишили всех
наград, осудили по закону беззакония за разглашение государственных тайн,
измену партии и родине и бросили в зиндан. К страшным крысам-уголовникам,
в расчете, что они его сожрут. Но вышло наоборот - он, обученный всяким
подлостям, сожрал их. И с тех пор стал крысиным львом - крысой, которая
питается только крысятиной. А заодно - и королем камеры...
- Как народный депутат я берусь вытащить вас отсюда! - гневно сказал
Буратино. - Добро победит зло!
- Ты, Дурачино, сам отсюда сначала выберись, а потом других спасай! -
насмешливо сказала белая крыса и вдруг как-то странно поглядела на соседа
по камере.
- Ты за меня не беспокойся! - не стал отмалчиваться Буратино. - Но
прежде я хотел бы получить ответ: почему многие из вашего генеральского
брата начинают жить по совести лишь тогда, когда их, больших начальников,
отовсюду выпрут? Или когда они становятся генералами, или сами попадут в
тюрьму?
- Понимаю, - ответила крыса. - Иначе не выходит: в нашей работе
главное - это выжить без права быть собой. Но все меняется, когда со
временем приходит понимание, что такая жизнь никому не нужна. И прожита
зря - коту паршивому под хвост. А время задуматься появляется лишь тогда,
когда ты большой начальник и у тебя все, кроме счастья, уже есть. А для
счастья смысл нужен. Или когда угодишь в зиндан... Тогда и начинаешь
задумываться: отчего все дураки такие счастливые?! Почему только у них
бывает полное дурацкое счастье? А что тебя привело в зиндан? Что ты здесь
ищешь? Например, я - ищу философскую истину. А ты? Можешь не отвечать. Но
я тебя прекрасно понимаю - каждый народный депутат просто обязан немножко
посидеть в тюрьме.
Буратино решил не таиться. И со свойственной ему прямотой рассказал,
как из-за собственной нерадивости угодил в тюрьму, что Страна Дураков
трещит по швам, а в парламенте все идет к утере общего языка.
- И в такое чудесное время мы сидим здесь! - воодушевился крысиный
лев. - Ведь наступило время схватки!
Из дальнейших распросов король камеры узнал об индейце хопи. Буратино
очень понравилось его выступление. Но его соседа интересовало совсем
другое: с помощью языка хопи тот собирался вступить в общение с
Центральным Компьютером и завербовать его на сторону восставших против
несправедливых порядков народов.
- На своем огороде каждый равен воеводе! - поучительно сказал генерал
и снова странно поглядел на Буратино. - А теперь не мешай - король думать
будет!
Соседи по камере повалились на гнилую солому. Каждый из них
погрузился в собственные мысли. Скучно, видимо, было и охраннику наверху,
и он, чтобы развеяться, тихонько включил радиоточку, хоть это инструкцией
и не допускалось. Передавали классику - арию собаки Баскервилей из оперы
"Замок Баскервиль". Ее всегда транслировали, когда кто-либо из
государственных злодеев переселялся в Мир Призраков. От этого собачьего
вытья на душе у Буратино еще пуще заскреблись кошки. Ему вспомнилась
родная каморка под лестницей, он представил себе папу Карло, и на глаза
ему навернулись слезы - капельки пихтового масла. Что-то старик сейчас
делает? Возможно, и у него сейчас глаза на мокром месте, хоть и совсем по
другому поводу. Как раз подошло время варить луковую похлебку. Так что
горе у старика было луковое, и рыдал он, раздевая луковицу, от счастья. А,
может, он уже съел свою половину, накрыв кастрюльку с порцией сыночка
крышкой и укутав курткой, чтобы не остывало? А сам предался чтению? У папы
Карло были две книги, и обе - любимые. "Вообразим, что мы едим", -
говаривал он в голодные деньки и доставал тоненькую книжицу "Суп из
хлебной корочки". А в праздники, когда положено было пировать, он всегда
брал другую, потолще и предавался самому разнузданному чревоугодию -
называлась она "Триста блюд из картофельных очистков". Чтение
гастрономических книг всегда его успокаивало. А мысленное обжорство -
насыщало. Все, решительно все можно было изготовить из очистков простого
клубня! Более того, в них, если верить автору, содержалось все, чтобы
пожиратель очистков чувствовал себя не только сытым и здоровым, но и самым
счастливым в мире! Однако сколько папа Карло ни пичкал очистками Буратино,
сколько ни давился ими сам, счастливее ни шарманщик, ни его чадо себя не
чувствовали. Буратино помнил, как на сердце у отца от этого становилось
неспокойно, как в голову лезли черные мысли... "Постой, - отложил как-то в
сторону книгу старый шарманщик. - Если столь полезны очистки, то сколько
всего этого должно быть в клубне?!" Но о клубнях книга умалчивала. Да и
существовали ли они? "Если существуют очистки, - размышлял он вслух, -
следовательно, есть и клубни. Иначе, если бы не речка - не было б моста,
если б не овечка - не было б хвоста... Но куда же в таком случае деваются
клубни? Кто же поедает их, если я питаюсь очистками?!" Папа Карло
припоминал, что при царе Горохе вроде бы ел клубни. Но на память он не
полагался. Логика была надежнее. Ведь в память могут закрасться любые
фантазии: голодной куме - хлеб на уме. И тогда папа Карло решил размышлять
как бы по сходству. Взять хотя бы древесину. Из нее изготовляют много
полезных вещей. К примеру, мебель. Из древесных опилок. Но если есть
опилки, есть и древесина, которую где-то и для чего-то пилят. Но возникает
вопрос: где и для чего? И для кого, если дуракам оставляют только опилки?!
Не сойти с ума старому приятелю помог столяр и плотник Джузеппе по
прозванью Сизый Нос. Он работал на оборонных заводах, именуемых в народе
"почтовыми ящиками" для секретности, и кое-что знал. "Строевой лес,
конечно же, идет в строй - на укрепление армии, на оборонные нужды! -
как-то за бутылочкой рассказал он. - А отходы от производства деревянных
солдат идут на нужды населения." "Это все хорошо, - кивал шарманщик. - Но
кто все-таки ест мои клубни?!"
"Бедный папочка!" - с нежностью подумал Буратино. Он представил его
себе усталого, с ног до головы покрытого синими номерками, которые на нем
ставили в разных очередях за разными вещами. Как-то в бане он увидел, что
эти номерки покрывают папу даже в тех местах, которые обычно не показывают
- что поделаешь, такова жизнь рядового дурака! А, может, папа волнуется,
сердится, обещает снять с него стружку?! А когда Буратино найдется, так
обрадуется, что забудет это сделать? А, может, сидит у профессора кислых
щей и гадает на него на кофейной гуще?
Ария прекратилась, и по заявкам радиослушателей зазвучало соло
Барабашки из симфонии "Полтергейст". Она всегда была близка Буратино по
духу - ведь полтергейст, который поселился в мастерской Джузеппе, вот уже
многие годы жил и в нем. Буратино сам удивился тому, сколько нежности он
испытывает при одном воспоминании о столяре! Ведь если старый шарманщик
для него отец родной, то Джузеппе, выходит, мать! Ведь это он дал ему
путевку в жизнь и, как любая мать, подыскал ему папашу получше! Как жаль,
что и он нынче дурью мается! С тех пор, как в Стране Дураков все начали
делать не из древесины, а из опилок, Джузеппе сидел без работы и дни
напролет играл смычком на пиле. Этим он травил душу не только себе, но и
всей округе. Все соседи умывались слезами. Пила старого плотника ныла
жалобнее, чем собака, у которой умер хозяин, а ее закрыли дома злые люди,
чтобы не брать на кладбище, дабы она не подпевала оркестру. Поговаривали,
что он со своей пилой и вовсе подастся в бродячие музыканты - иначе
говоря, по миру пойдет с протянутой рукой. За это мастер возненавидел
Перестройку и расчитывал, что она будет идти чем дальше, тем хуже, а когда
для усмирения дурацких бунтов потребуются войска, этот зазнавшийся
плотник, этот выскочка Урфин Джюс вспомнит старину Джузеппе, положит конец
конверсии и подбросит ему матерьяльцу на изготовление дюжины-другой
деревянных солдат. Уж тогда Джузеппе постарается! Уж тогда он покажет
себя! И дело не только в сказочных барышах, которые приносят военные
заказы. Дело было в самом Джузеппе: он изрядно истосковался по работе, по
возможности приложить к чему-то свои умелые руки, по запаху кудрявой
стружки. Он готов был работать и даром, лишь бы подержать в руках кусок
настоящей доски или вспомнить, как выглядит настоящее бревно... Вот жизнь!
Сидеть бы старине Джузеппе в выпивошном доме на старости лет за стаканом
доброго вина. Так и того в стране нет. Вырубили виноградную лозу, чтобы
дураки вели трезвый образ жизни. Женщины торжествовали: старые дураки
меньше тратиться будут. А вышло наоборот: пили по-прежнему, а тратили -
больше. И страна на глазах обнищала вконец. Так дуры, воюя с мужьями, сами
опростоволосились, а пьяные деньги поплыли рекой в министерство финансов
товарища Бессмертного. В его бездонные сундуки. "Выйду на волю, - поклялся
Буратино, - пойду в закрома родины и как депутат куплю старику бутылочку.
Ему, старому и убогому, никто, кроме меня, не поднесет."
Молчать дальше Буратино было невмоготу. И он обратился к королю
камеры с вопросом:
- О чем вы думаете, если не секрет?
- Обо всем сразу, - расплывчато ответил разжалованный генерал. И,
минутку помедлив, добавил: - В частности, и о том, как с помощью этого
индейца хопи завербовать Центральный Компьютер.
Черствость крысиного льва потрясла даже деревянного мальчика. Сам он
был уверен, что в тюрьме можно думать только о родных и близких да горько
оплакивать утраченную свободу. Буратино припомнил, что хопи утверждал,
будто на языке своего племени может договориться с любым компьютером.
- А что это за компьютерные языки? - забыв о шарманщике и столяре,
заинтересовался он.
- Их много, - думая о своем, нехотя ответил генерал. - Но все они
между собой сходны. Видишь ли, в основу машинной речи положено двоичное
исчисление. Но тебе этого не понять так сразу. Это математичесский язык.
Как ни странно, но им пользвались китайские мудрецы задолго до изобретения
компьютеров. Триста лет назад один немец по фамилии Лейбниц - ты его не
знаешь, потому что он не сказочный герой - изучал китайскую "Книгу
перемен". Очень хороший математик, он уловил то, чего не улавливал до него
ни один чужеземец. Лейбниц выяснил, что китайские мудрецы, описывая
последовательность свойств жизни, пользуются необычным исчислением. Это
была математика, европейцам совершенно неведомая. Первым постиг и описал
ее Лейбниц. А впоследствии выяснилось, что это самое двоичное исчисление -
наиболее удобная модель для машинного языка. Из нее, как домик из кубиков,
можно сложить любой язык для общения с компьютером.
- А откуда же тогда взялся язык хопи? Неужели его тоже сочинили
китайские мудрецы? - потрясенный ученостью соседа, почтительно спросил
Буратино.
- Глупости, - снисходительно ответила белая крыса, испытующе
оглядывая народного депутата. - Все гораздо проще. Язык всегда отвечает
характеру народа. Хопи - очень серьезное племя. Я бы сказал, даже
чересчур. И это отразилось на их речи. На нашем языке можно наговорить
такого, что на здоровую голову не налезет. Перемешать желаемое с
действительным, быль с небылью. Оттого нас компьютеры и отказываются
понимать. А вот с хопи общаются и даже с удовольствием. Хопи, даже когда
сказку детям рассказывает, все время напоминает, что этого не было и быть
не может. В нем каждая мысль выражается как бы одним длинным-предлинным
словом, которое передает действие. И хопи каждый раз особо подчеркивает,
какое именно это действие - возможное, невозможное, предполагаемое или
желаемое. Вот почему когда с компьютером говорит хопи, недоразумений не
бывает...
- Значит, то, что складно на словах, прежде, чем браться за дело,
можно проверить с помощью математики?! - сделал для себя открытие
Буратино. - И найти подвох? А я-то думал, что язык и математика ну никак
не связаны.
Буратино напрочь забыл, где находится, и просто таял от счастья - ему
представлялось, как он, поднабравшись в тюрьме учености, блеснет ею в
Верховном Совете. "Никто еще не догадался придать проблеме языка
математический уклон, - ликовал легкомысленно депутат. - Я буду первым!
Чтоб мне сгореть!"
Какое-то время товарищи по несчастью молча валялись на дне зиндана.
Буратино даже задремал, но ненадолго. Его забытье было грубо нарушено
хулиганской выходкой соседа. Безо всякого предупреждения белая крыса
приблизилась к депутату и выдернула из его легкой, как пробка, головы
опасно заточенный нос. Все произошло столь стремительно, что Буратино даже
ойкнуть не успел.
- Отдай, - захныкал он, - это не твое!
- Отлично! - не обращая ни малейшего внимания на нытье, сам себе
сказал бессердечный шпион. - Ну-ка...
И оторвал Буратино голову с такой легкостью, будто снял с ветки
спелое яблоко. Тело Буратино начало носиться по камере, словно
обезглавленная курица.
- За что? - только и сказала голова.
- Узнаешь! - равнодушно ответил сосед и кинулся ловить тело.
Поймав, он мигом разобрал его на составные, каждая из которых
продолжала жить своей отдельной жизнью, словно оторванные лапы паука
коси-коси-ножки.
- Интересно, - сказала задумчиво крыса. - А теперь сложи себя сам.
Пока рука нащупывала остальные части тела и вслепую соединяла их друг
с другом, крыса хранила молчание. Отдельно за всем наблюдала голова
депутата. Она не могла дать совета рукам, которые приставляли ее куда
угодно, только не на ее законное место. Глядя на это, можно было
обхохотаться. Но крыса смотрела на все другими глазами.
- Я повидала многих рыцарей плаща и кинжала, - уважительно заметила
она. - Мне посчастливилось видеть, как в ходе поединка меняют свой облик
колдуны, становясь то львом, то мышью. Но такое, мой друг, не под силу
даже самым искусным ниндзя! Похоже, мы спасены. - И поманила Буратино
когтистым пальцем. - По частям пришедший, по частям и уйдет...
Секретный план был до невозможности прост. Его шпион излагал едва
слышным шепотом - у здешних стен были уши, и требовалась известная
осторожность, чтобы о замыслах узников не узнала ни одна собака. Чтобы
решетка открылась, необходимо было отодвинуть задвижку. А чтобы выбраться
из зиндана - сбросить уложенную рядом с решеткой веревку вниз. То и другое
предстояло сделать Буратино.
- Но как же мне отсюда выбраться? - недоумевал депутат.
- А так же, как и угодил сюда - по частям! - горячо шептал в тонкое,
как дека скрипки, ухо бывший генерал. - Я тебя выброшу, а ты сам себя
соберешь! В случае чего я буду громко возмущаться, что ко мне посадили
несъедобного соседа!
Делать было нечего. И хоть как Буратино не хотелось, план пришлось
поддержать - другого ни у кого не было. Дождавшись собачьей вахты, когда
тюремщиков морила дремота, шпион приступил к его осуществлению. Руки
Буратино уже знали, что делать, и сборка продвигалась на удивление споро.
Сквозь решетку вверху долго не удавалось пробросить лишь голову, но крыса
справилась наконец и с этим. Тело наощупь долго искало ее и вряд ли бы
нашло, если бы голова, хлопая ушами, словно плавниками, сама не подгребла
поближе прямо в руки.
Часовой мирно посапывал в уголке. Он не услышал ни лязга засова, ни
пыхтенья Буратино, который сбросил в зиндан свернутую кольцом веревку. И
очнулся только тогда, когда гигантская белая крыса взяла его за шкирки. Но
было поздно.
- Я не вижу ключей, - сказал Буратино, шаря глазами по столу и по
стенкам.
- Здесь другая система, - успокоил его крысиный лев. - Металлический
наконечник на хвосте - это и есть ключ. У каждого агента тот ключ, который
нужен ему по месту службы. Очень удобно: потеря или передача исключается.
Разве что вместе с жизнью, - кровожадно блеснули его глаза. - Выбирай,
коллега: либо я лишаю тебя жизни, либо ты сам лишаешь себя хвоста.
Охранник мелко задрожал, и... хвост сам от него отскочил, будто
принадлежал не крысе, а ящерице, которая всегда отбрасывает свой хвост в
минуту опасности.
- Вот и хорошо, - сказал крысиный лев и погладил тюремщика по голове.
- Дальше мы и без тебя справимся.
Тюремщик заплакал.
Крысиный лев вставил хвост в замочную скважину, и дверь отворилась.
- С ним надо что-то сделать, - указал Буратино на рыдающего
надзирателя. - Он побежит и выдаст нас.
- Это уже не наши хлопоты, - отмахнулся крысиный лев. - Без хвоста он
никуда не побежит: его загрызут свои же. По крысиному обычаю.
Отобрав у надзирателя форму, беглецы двинулись дальше. Издали их
можно было принять за конвоира и заключенного. Но эта была только мера
предосторожности, поскольку они вовсе не собирались проявлять чудеса
храбрости и понапрасну искушать судьбу.
- На смертную казнь ты уже себе заработал, - мрачно поставил в
известность товарища крысиный лев. - И если угодим в лапы Госстраха, нас
тут же сожрут по просьбе трудящихся. А тебя распилят на циркулярной пиле,
как врага народа.
- Но я вовсе не враг народа! - огрызнулся Буратино. - Я его
избранник! И к тому же как сказочный герой, я бессмертный не меньше
товарища Кощея.
- Н-да, - недобро окрысился бывший шпион. - Пора знать, не маленький:
все население Страны Дураков состоит из врагов народа. И делится на две
части: на тех, кого разоблачили и обезвредили, и на тех, кого еще
предстоит разоблачить и уничтожить.
- А кто же тогда народ? - удивился депутат.
- Толстяки! - внушительно поднял палец крысиный лев. - Впрочем, по
дороге все узнаешь.
Так друзья перешли на "ты" - опасности всегда сближают.
Как профессиональный разведчик и отпетый головорез, крысиный лев
размышлял не о папе и маме, не о далеком детстве, а лишь о том, как в
кратчайший срок и с наименьшей опасностью выполнить поставленную задачу.
Им двигало одно-единственное желание - отомстить бывшим товарищам по
работе. Сделать это можно было, захватив власть над Центральным
Компьютером, в памяти которого хранились сведения о всех злодействах
Госстраха, и передав их тем, кто жаждал перемен. Он прекрасно продумал
каждый шаг своего опасного замысла, но посвящать в него Буратино не стал.
Проще всего было сразу избавиться от депутата. Но он был бессмертен из-за
своей популярности. И волей-неволей его приходилось тащить с собой. Жалкая
деревянная кукла, сброшенная ему смеха ради в зиндан, однажды уже
оказалась подарком судьбы. Добрую службу она могла сослужить и вторично. И
генерал по тактическим соображениям решил не сбрасывать этого со счетов.
Буратино как государственный деятель мог оказывать ему услуги и в будущем.
Поэтому опытный шпион направлялся теперь в одно потайное местечко, где его
ожидала короткая передышка, а народного депутата - путь на волю. Дурацкое
везение депутата нужно было использвать до конца.
Путь к избавлению оказался прост до крайности. Достаточно было
проникнуть через вентиляционную шахту в насосное отделение, чтобы по
широким жестяным трубам, подвешенным под сводами пещер, скрытно
пробираться в любом направлении. Первым двигался крысиный лев.
Ориентировался он прекрасно. Мало того, что его красные глаза видели в
кромешном мраке не хуже кошачьих, так он еще ощупывал путь впереди себя
белыми толстыми усами и бровями. Редкие и толстые, они торчали в разные
стороны, упираясь во все раньше, чем разжалованный генерал успевал
приложиться к преграде лбом. На этих жестких волосищах он скользил вдоль
извилистого пути, словно трамвай на дуге или троллейбус на штангах. За ним
следовал Буратино, и это несколько усложняло передвижение. Поначалу он
гремел локтями и коленками, а когда их обмотали тряпьем, обнаружилось
новое неудобство. Буратино то и дело колол шпиона острым, как шило, носом
пониже спины, и тот проклинал день, когда шарманщик выстрогал сыночку
столь опасное украшение лица. У белой крысы не раз чесались лапы хоть
немножко его пообломать. Но она ограничилась тем, что просто свернула
депутату башку немного набок.
Крысиный лев знал свою задачу отлично. И невдолге беглецы вышли в
точно назначенное место. Это был учебный центр руководства партии и
правительства. Здесь проходило подготовку командование Главстраха и
любимого детища Страны Дураков, а также оболванивали тех, кто по долгу
службы оболванивал подчиненных и остальное население. Стены учебного
центра, словно в сортире, были сплошь покрыты лозунгами, с той только
разницей, что выполнены были гораздо аккуратнее, чем это делали туалетные
писаки. На лозунги и транспаранты денег в Стране Дураков не жалели, равно
как и на торжественные фабричные, заводские и паровозные гудки. Оттого и
поговаривали, будто весь пар в стране уходит в гудок, и по этой причине
паровозы и пароходы стоят на приколе. Среди лозунгов выделялись несколько.
Они сразу бросились Буратино в глаза. "Наши чудеса самые чудесные в мире!"
- гласил один из них. "Наш карлик - самый высокий в мире!" - хвастался
другой. "Наш прогрессивный паралич - самый прогрессивный паралич в мире!"
- заявлял третий.
- Не глазей по сторонам! - предостерег разжалованный генерал. - Если
ты будешь это читать, то сбрендишь. Я сам когда-то сочинял подобную чушь.
Так меня потом полгода лечили от нервного расстройства. На нашем языке
сочинение подобной отравы называется "накручиванием мозгов на карандашик".
Буратино попробовал выбросить прочитанное из головы и с ужасом
убедился, что это уже невозможно. Эти фразы прочно засели в его деревянной
башке из пробкового дуба. И звучали в ней на все лады помимо его воли. Он
на личном опыте удостоверился, что с помощью такой чуши собачьей можно
действительно "накрутить мозги на карандашик".
- А каковы признаки этого нервного расстройства? - испуганно проблеял
народный депутат.
- Прежде всего расстройство зрения и слуха, - запросто объяснил
бывалый друг народа. - Слышишь то, чего не видишь. И наоборот. А если
будешь об этом трепаться, тебя расстреляют как бешеную собаку. А
свыкнешься - будешь жить, поживать и деток наживать. Больше в Стране
Дураков наживать нечего. Кроме неприятностей, болезней, синяков и шишек.
От такой перспективы Буратино заметно приуныл. Он еле поспевал за
своим провожатым, не смея от пола даже глаз поднять. Опасность потерять
рассудок была слишком велика. Миновав анфилады залов рисованной пропаганды
в ее лучших образцах, беглецы оказались в аудиториях пропаганды звуковой.
Буратино не сразу заметил, что в них полным-полно слушателей. Крысы,
толстяки и деревянные солдаты офицерского корпуса не шелохнувшись внимали
каждому слову. А они описывали счастливую жизнь Страны Дураков. После
внезапного открытия депутат остолбенел - ему казалось, что они
разоблачены. Но белая крыса силой потащила его дальше.
- Да они, как глухие тетери, ничерта не видят, - успокоила она. - От
этой ахинеи уши вянут, - обратила она внимание народного депутата. -
Слушать такую ложь в обычном состоянии невозможно. Усваивать ее
приноровились во сне. А поскольку спать идеологическим работникам во время
занятий запрещается, то они идут на хитрость: рисуют себе глаза на веках.
Спят за милую душу, а со стороны кажется, будто таращатся, как надо. Их
выдает только то, что они не моргают во сне. Но преподаватель спит точно
так же. Просыпаются они в конце лекции. Поэтому пока в магнитофоне
крутится пленка, нам бояться нечего. Но ты лучше закрой уши. Не то и тебя
сморит в сон.
Несмотря на пропагандистский дурман, донимавший даже Буратино с его
деревянной головой, беглецы продвигались довольно споро. Однако депутат
скоро убедился, насколько серьезны были предостережения белой крысы. С ним
явно что-то происходило. Временами он начисто переставал сознавать себя.
Из памяти стирались имена, убеждения, цели. Временами депутату казалось,
что он кружит вокруг да около, не в силах выйти из заколдованного места.
Ему хотелось спать. Лечь, забыться и видеть счастливый сон: толстую жену с
голубыми волосами, толстых деток, свиней с вилкой в спине и петрушкой в
зубах, которые ходят за тобой следом и хрюкают: "Отведай хоть кусочек
меня!", деревья и кусты с пирожными и плюшками на ветках и зеленый забор
вокруг. "Нынешнее поколение дураков будет жить в счастливой Шлараффии!" -
мурлыкал удивительно знакомый голос - кажется, генерального секретаря
партии толстяков. Буратино чувствовал, как им овладевает истома. Он
ненавидел крысу, которая его тащила неизвестно куда и зачем. Но
сопротивляться ей не было сил. В одиночку народный депутат ни за что бы
отсюда не выбрался. Он бы наверняка задрыхнул на полдороге, убаюканный
мощными волнами колдовства, которое легко пронизывало даже самые твердые
головы.
- Оставь меня в покое! - сонно хныкал депутат. - Диссидент проклятый!
Я на тебя донос напишу товарищу Шушаре!
Окончательно пришел в себя Буратино только в каком-то нарядном зале.
Он глянул в огромное зеркало и поразился - предсказание белой крысы
сбылось; его большие, чуткие, словно дека скрипки, уши завяли! Они
опустились, как лопухи в жарищу, и даже свернулись трубочками. Только
теперь он осознал себя должником генерала - не будь того, народный депутат
пропал бы ни за понюх табаку. Какая бы это была потеря для демократии! Ему
стало стыдно за свое малодушие. Чего доброго, генерал и вправду подумает,
что он доносчик, стукач, барабашка! И Буратино решил во что бы то ни стало
добиться возвращения белой крысе генеральских погон и всех
правительственных наград. А заодно и пенсии. Пока он мучился раскаянием,
белая крыса обнюхивала каждую щель. Она что-то усиленно искала. Красота в
зале была сказочная - ни в сказке сказать, ни пером описать. И Буратино
глядел вокруг, разинув рот. Голубым светом сияли экраны телевизоров.
Светились глазки радиоприемников. Задушевными голосами дикторы сообщали о
встречах членов партии и правительства с трудящимися заводов и ферм. С
парадных портретов добро и требовательно глядели в упор высшие начальники
страны. И добрее всех, и требовательнее выглядел генеральный секретарь
партии имени Трех Толстяков. Буратино не мог от него глаз отвести. "Будет
людям счастье, счастье навека. У дурацкой власти сила велика!" -
ангельскими голосами выводил невидимый хор. Буратино не сразу понял, что
приковало его внимание. А когда разобрался, ахнул: на лбу у генерального
секретаря и правителя было необычное пятно, о существовании которого в
Стране Дураков, если судить по портретам, никто не подозревал. Его
тщательно скрывали фотографы и художники. И добро бы просто пятно - эка
невидаль! - да это было особое: оно переливалось и меняло цвета с каждым
новым сообщением. Буратино пошел к нему, как лунатик.
- Что это с тобой? - удивился, взглянув на депутата, шпион.
В ответ Буратино только ткнул себе пальцем в лоб.
- А! - понимающе протянула крыса. - Это пятно - индикатор
политической обстановки в стране. За его волшебную силу толстяки и
доверили этому пончику власть!
Буратино приблизился к портрету вплотную. Не расчитал и... проткнул
пятно на портрете носом. История с нарисованным очагом и куском холста
повторилась. На портрете получилась дырка. Из нее подозрительно тянуло
сквознячком. Буратино приложился к ней глазом и увидел новый ход. А когда
подозвал белую крысу, та завизжала от радости.
- Это именно то, что мы искали! Это же надо иметь такое дурацкое
везение! Я на кого попало ставить не буду!..
- Да, а что именно мы искали?
Вместо ответа крыса прогрызла в портрете огромную дырищу.
- Полезай, - сказала она, - и побыстрее. А то, чего доброго, не
успеешь.
- А куда ведет эта дорога? - любопытствовал народный избранник.
- На кудыкину гору, - добродушно пошутила крыса. - Да неужто ты не
догадываешься? Эх, Дурачино, Дурачино! Тебе надо идти до развилки, а там
решить, куда свернуть: направо или налево. Налево идет дорога в прошлое.
Направо - в будущее. Но ты не очень мучься. Через прошлое ты запросто
выйдешь в будущее, а из будущего попадешь в прошлое. Этот путь был закрыт
для всей страны, и ты пройдешь по нему первым. И, наверное, здорово
поумнеешь назло врагам, на радость папе...
- А куда пойдешь ты? - спросил Буратино, чувствуя, как нелегко ему
расстаться с таким прекрасным другом.
- А я останусь здесь, в настоящем, - отмахнулся крысиный лев. - В
прошлое я не хочу возвращаться, а в будущем для таких, как я, места нет.
Так что держи набор костей - я остаюсь кое с кем расквитаться.
И разжалованный генерал протянул ему дружески когтистую лапу.
Буратино поспешил в неизвестность. Дойдя до поворота, оглянулся. Но
белой крысы уже не было. Она исчезла, словно и в самом деле только
привиделась ему...
- Да вы их знаете, товарищ Бармалей! Это доктор Айболит да
Иванушка-дурачок. Доктор общественность пугает сказками о вредном
воздействии отходов и радиации, пишет правдивые истории болезней.
Доказывает, что могут погибнуть сказки, если их некому станет
рассказывать. А Ивашка и того хуже: дурак, дурак, а нас на каждом шагу в
дураках оставляет, - радостно донес гость. - Добивается свободного выезда
из Страны Дураков. Дурак дураком, а хитрый. Ишь, куда метит! Хочет, чтобы
мы с товарищем Дуремаром да лучшими людьми одни в стране остались. А кто
же тогда будет работать? Пиявок кормить да ловить? За счет чего нам из
сказочно развитых стран все необходимое завозить? Ведь мы без дураков -
что пиявка без тела! Мы Ивашке одному уехать предлагаем, а он упирается:
не могу, говорит, у меня Перестройка. Закончу ее, а потом и уезжать нет
надобности. Дома лучше будет. А требую ради принципа.
Хозяинн нахмурился. Но ненадолго.
- Выходит, ошиблись мы в Иванушке, товарищ Барабас? - спросил лукаво.
- И не такой уж он дурачок? А происхождение будто бы в порядке!
Гость виновато развел руками:
- Проглядел, товарищ Бармалей! Признаю свою ошибку. До чего же ловко
он ваньку валял! Шкуру свою от пиявок спасал. На коньке-Горбунке народ
потешал. А Горбунок - тоже хорош. Из нашей шаньки ел. А на деле оказался
темной лошадкой. Как же после этого другим дуракам доверять? - искренне
негодовал гость.
Но хозяин мигом его унял едва заметным движением уса.
- Вы пьесы сочинять не разучились? Вот и хорошо. Хочу подарить вам
интересную идею. Почему бы вам не поставить процесс врачей? И не назвать
его "Убийцы в белых халатах"? В Стране Дураков любят представления! Почему
вы не хотите сделать людям приятное? Почему бросили театр?
- Да я с дорогой душой! - стал оправдываться и руки к груди прижимать
гость. - Да вот время...
Но хозяин не стал и слушать.
- Найдите время! - не дал он гостю закончить. - Почему бы вам не
рассказать правду про Айболита? Что он - плохой врач, не умеет лечить
детей, а списывает свои неудачи на достижжения страны. Убедите людей, что
одна голова - хорошо, а много - это больше. А вот товарищ Айболит - не
хочет, чтобы у нас всего было больше. А хочет, чтобы меньше. Хочет, чтобы
как при царе Горохе. И поэтому не желает детям добра. Людям не нужны
истории болезнй! Людям нужны сказки, от которых им становится не хуже, а
лучше. Избавиться от историй - значит, избавиться и от болезней.