Г.Рейхтман
* * *
Мы знаем точно: в болоте топком
Живут лягушки - там людям места нет.
А в нашем городе, родном и добром,
На каждой улице по тыще человек.
Болото - город, всё разграничено,
И место каждому отдельное дано.
Но так ли строго здесь всё ограничено?
Не так уж чётко это определено!
Лягушек тысячи в болотных толщах,
А среди них, кто знает, нет ли человека?
И человек тот - не рвётся к свету ли
Из тьмы, где сердце человечье лишь помеха?
А в нашем городе, родном и добром,
Среди друзей и средь врагов - смотри внимательно,
И если всмотришься - найдёшь лягушку ты,
.............................. обязательно.
.
* * *
Жил да был синий кит, он пускал свой фонтан,
А потом бороздить уходил океан.
Не имел он ни шляпы, ни брюк, ни пальто.
Плавал в южных морях поглощая планктон.
Рядом с ним стая рыб, рыбам так хорошо:
Ведь мы рядом с китом, а кит очень большой.
Вряд ли кто нападёт на большого кита.
Только рядом держись - будешь целым всегда.
Но один капитан наточил свой гарпун,
В море вывел корабль, подпоясав зипун.
На язык мне типун, только он не спроста,
Вдруг вонзил свой гарпун между рёбер кита.
И погиб синий кит, только рыбий народ
Тихо в море сидит, за китом не плывёт.
Кто же будет писать мемуары потом,
Как мы вместе с китом ели жирный планктон.
.
* * *
Не надо торжественных маршей,
Тревожнее дробь барабана.
Пусть будут у юности нашей
В жизни одни ураганы.
Беспокойный, беспокойный, беспокойный барабанщик -
Нам с тобой никак нельзя иначе.
Беспокойный, беспокойный, беспокойный барабанщик -
Нам с тобой никак нельзя иначе.
В солёные штормы радостно
Мы счастье в борьбе узнаем,
Возненавидим праздность,
Никчёмность мы презираем.
Беспокойный, беспокойный, беспокойный барабанщик -
Нам с тобой никак нельзя иначе.
Беспокойный, беспокойный, беспокойный барабанщик -
Нам с тобой никак нельзя иначе.
Рассвет укутан туманом,
Летит навстречу дорога.
Мы крепче возьмём барабаны,
И загремит тревога.
Беспокойный, беспокойный, беспокойный барабанщик -
Нам с тобой никак нельзя иначе.
Беспокойный, беспокойный, беспокойный барабанщик -
Нам с тобой никак нельзя иначе.
.
* * *
В этом мире многоточье,
Всё так зыбко и непрочно,
Что порою маршал падает с коня.
Ни к чему чины и званья,
Мне б играть на барабане, -
Запишите в барабанщики меня!
Знаю - адская работа,
И забот всегда до чёрта,
И ни ночи нет для отдыха, ни дня.
Но ведь я же не из хлипких,
Всё осилю и привыкну, -
Запишите в барабанщики меня!
У меня, как струны нервы,
Я иду в шеренге первым,
Я играю так, что плавится броня.
Я для всех ребят примером,
Я для всех ребят, как вера, -
Запишите в барабанщики меня!
Ну, а если пуля встретит,
Это сразу все заметят, -
Тишина страшнее смерти и огня.
Скажет кто-то непременно:
"Я готов ему на смену, -
Запишите в барабанщики меня!"
В этом мире многоточье,
Всё так зыбко и непрочно,
Что порою маршал падает с коня.
Ни к чему чины и званья,
Мне б играть на барабане, -
Запишите в барабанщики меня!
.
* * *
Ты видел когда-нибудь море?
И чаек, парящих над ним?
И сказочный рокот прибоя?
И сказочность волн голубых?
Ты видел когда-нибудь море?
Манящую даль без конца?
Нежное, будто живое,
Зовущее под паруса?
Ты видел когда-нибудь море?
Ты с ним говорил, как со мной?
Вечное, очень большое,
Оно подружилось с тобой?
Ты видел когда-нибудь море?
.
* * *
В парусиновых брюках, в широких, залатанных, длинных,
Мы ходили в развалку, чуть набок была голова.
Мы придумали море - таким, как на старых картинах,
И условились так, что открыты не все острова.
Мы придумали город, где сушатся старые сети,
Где базар и причал одинаково рыбой пропах.
Мы придумали город, в котором суровые дети,
И развешены компасы вместо часов на столбах.
Мы придумали честность, такую, что дай бог любому,
Если рядом несчастье, попробуй-ка спрятать глаза,
Если крик за окном, то попробуй не выйти из дома,
Если шторм, кто-то тонет, попробуй гасить паруса.
А потом, как положено, возраст такой наступает,
Вырастают из улочек детства, из милой земли.
Стрелка полюс меняет, и город придуманный тает,
И пора уходить, и пора нам сжигать корабли.
Только я обманул, я причёску сменил и походку,
Ну, а парусник сжёг. Чтоб пахуча была и крепка,
Золотой и янтарной смолой просмолил свою лодку
И отправил на ней по морям своего двойника.
Лодка эта приходит не в солнечный день, а в ненастье,
Только если однажды туман мне застелет глаза,
Если я обману, откажусь от чужого несчастья,
Город мой, мою лодку и имя сожжёт капитан.
В парусиновых брюках, в широких, залатанных, длинных,
Мы ходили в развалку, чуть набок была голова.
Мы придумали море - таким, как на старых картинах,
И условились так, что открыты не все острова.
.
* * *
Белые дороги, белые дома - зима.
На дворе у нас стоят из снега терема.
Будто бы они слетели с неба,
Но мы-то с вами знаем, что они из снега,
Мы-то с вами не сошли с ума.
Мне бы в сны детей ворваться хоть на полчаса.
Слава богу есть свои у взрослых чудеса.
Чудо проживает в чаще леса,
Чудо проживает в глубине Лох-Несса,
Чудо проживает в небесах.
А на Гималайских горах
Ходит чудо на мохнатых ногах,
Ходит чудо, оставляя следы,
Семидесятого размера.
А за ним века и века
Течёт жизни голубая река,
И стремительно плывут облака,
Очень похожие на блюдца.
Чудо, чудо, чудо - вечный для людей магнит.
Чудо Атлантиды дразнит и к себе манит.
Будто бы ракета перед пуском -
Огненное чудо над тайгой Тунгусской
Свой секрет хранит почти сто лет.
Сказки облетели, сказки пожелтели, но
В сказку никогда не поздно распахнуть окно.
Сколько вы аршином мир не мерьте,
Только вы поверьте, только вы поверьте
В то, что мы поверили давно.
А на Гималайских горах
Ходит чудо на мохнатых ногах,
Ходит чудо, оставляя следы,
Семидесятого размера.
А за ним века и века
Течёт жизни голубая река,
И стремительно плывут облака,
Очень похожие на блюдца.
.
* * *
Эта песня для сердца отрада,
Это песня лазурных долин.
Колорадо моё, Колорадо,
И мой верный дружок карабин.
Я скачу там, где ветры гуляют,
Я скачу там, где спят облака,
Громом выстрелов мне подпевает
Карабин, мой дружок, мой слуга.
Если друг - что же, выпьем по чарке,
Если враг - то один на один.
Так усни же, прижавшись к рубашке,
Мой слуга, мой дружок карабин.
Эта песня для сердца отрада,
Это песня лазурных долин.
Колорадо моё, Колорадо,
И мой верный дружок карабин.
.
* * *
На Землю взгляни с высоты.
Её изменить охота.
Тогда нарисуешь ты
В своём дневнике Дон-Кихота.
Трубач затрубит тревогу,
Не сразу поймут ребята,
Когда ты начнёщь в дорогу
Седлать своего Россинанта.
Мечты бесконечными будут,
Как песня, строчка за строчой,
Пока свинцовая пуля
На них не поставит точку.
С коня урадёшь ты в травы,
И раны омоют росы,
Не надо нам громкой славы,
Не лейте напрасно слёзы.
Шагали мы против ветра,
Но жили, как жить хотели:
Встречали в седле рассветы,
А умирая, пели.
Расправят крылья орлята,
И, может быть, снова кто-то
Рисует, как мы когда-то,
В своём дневнике Дон-Кихота...
/Из какой-то отрядной газеты/
.