Жанровое своеобразие Чеховских пьес
Скачать | Вернуться к списку рефератов
Чехову не суждено было написать роман, но
жанром, синтезирующим все мотивы его повестей и рассказов, стала
«новая драма». Именно в ней наиболее полно реализовалась
чеховская концепция жизни, особое ее ощущение и понимание.
На первый взгляд, драматургия Чехова представляет собою какой-то
исторический парадокс.
И в самом деле, на рубеже веков, в период наступления нового
общественного подъема, когда в обществе назревало предчувствие
«здоровой и сильной бури», Чехов создает пьесы, в которых
отсутствуют яркие героические характеры, сильные человеческие
страсти, а люди теряют интерес к взаимным столкновениям, к
последовательной и бескомпромиссной борьбе.
Почему же так? Я думаю потому, что, если Горький пишет в это
время о людях активного действия, знающих, по их мнению, как и
что нужно делать, то Чехов пишет о людях растерявшихся, которые
чувствуют, что разрушен прежний уклад жизни, а новое, что
приходит на смену страшней, как всё неизвестное.
Томление, брожение, неуспокоенность становятся фактом
повседневного существования людей. Именно на этой исторической
почве и вырастает «новая чеховская драма» со своими
особенностями поэтики, нарушающими каноны классической русской и
западноевропейской драмы.
Прежде всего, Чехов разрушает «сквозное действие», ключевое
событие, организующее сюжетное единство классической драмы.
Однако, драма при этом не рассыпается, а собирается на основе
иного, внутреннего единства. Судьбы героев, при всем их
различии, при всей их сюжетной самостоятельности, «рифмуются»,
перекликаются друг с другом и сливаются в общем «оркестровом
звучании».
С исчезновением сквозного действия в пьесах Чехова устраняется и
классическая одногеройность, сосредоточенность драматургического
сюжета вокруг главного,
ведущего персонажа. Уничтожается привычное деление героев на
положительных и отрицательных, главных и второстепенных, каждый
ведет свою партию, а целое, как в хоре без солиста, рождается в
созвучии множества равноправных голосов и подголосков.
Темы чеховских пьес перекликаются с многогранными темами романа
Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Он писал о
господстве в жизни тупости, откровенного эгоизма, об «униженных
и оскорблённых», о человеческих отношениях, о любви, о
становлении личности в обществе, о нравственных переживаниях.
Начиная с Гоголя, в литературе Х1Х века утвердился «смех сквозь
слёзы», смех сочувствующий, быстро сменяющийся грустью. Смех
Чехова в пьесах именно такой.
Стремясь к жизненной правде, к естественности, он создавал пьесы
не чисто драматического или комедийного, а весьма сложного
формообразования. В них драматическое осуществляется в
органическом смешении с комическим, а комическое проявляется в
органическом сплетении с драматическим. убедительным примером
тому служит пьеса «Вишнёвый сад». « Вышла у меня не драма, а
комедия, местами даже фарс», -- писал сам Чехов.
Действительно, мы должны признать, что в основе пьесы лежит
отнюдь не драматическое, а комедийное начало. Во-первых,
положительные образы, какими являются Трофимов и Аня,
показываются совсем не драматически, по внутренней своей
сущности они оптимистичны. Во-вторых, владелец вишнёвого сада
Гаев изображён тоже преимущественно комически. Комическая основа
пьесы отчетливо видна, в-третьих, и в комическо-сотирическом
изображении почти всех второстепенных действующих лиц:
Епиходова, Шарлоты, Яши, Дуняши. «Вишнёвый сад» включает явные
мотивы Водевиля, выражающиеся в шутках, фокусах, прыжках,
переодеваниях Шарлоты.
Но современники восприняли новую вещь Чехова, как драму.
Станиславский писал, что для него «Вишнёвый сад» является не
комедией, не фарсом, а в первую очередь трагедией. И он поставил
«Вишневый сад» именно в таком драматическом ключе.
Чехов открыл в драме новые возможности изображения характера. Он
раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживании
противоречий бытия. Пафос действия сменяется пафосом раздумья.
Возникает неведомый классической драме чеховский «подтекст», или
«подводное течение». Герои Островского целиком и полностью
реализуются в слове, и слово это лишено двусмысленности, твердо
и прочно, как гранит. У героев Чехова, напротив, смыслы слова
размыты, люди никак в слово не умещаются и словом исчерпаться
не могут. Здесь важно другое: тот скрытый душевный подтекст,
который герои вкладывают в слова. Поэтому призыв трех сестер «В
Москву! В Москву!» отнюдь не означал Москву с ее конкретным
адресом. Это тщетные, но настойчивые попытки героинь прорваться
в иную жизнь с иными отношениями между людьми. То же в «Вишневом
саде».
Во втором акте пьесы в глубине сцены проходит Епиходов — живое
воплощение нескладицы и несчастья. Возникает такой диалог:
Любовь Андреевна (задумчиво). Епиходов идет...
Аня (задумчиво). Епиходов идет...
Гаев. Солнце село, господа.
Трофимов. Да.
Говорят формально об Епиходове и о заходе солнца, а по существу
о другом. Души героев через обрывки слов поют о неустроенности и
нелепости всей своей несложившейся, обреченной жизни. При
внешнем
разнобое и нескладице диалога есть душевное внутреннее
сближение, на которое откликается в драме какой-то космический
звук: «Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо
бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба,
звук лопнувшей струны, замирающий печальный».
Островский для изображения драмы своих героев берёт не ровное
течение обычной жизни, а как бы выламывает из него событие.
Например, история гибели Катерины - событие, потрясшее жителей
Калинова, раскрывшее трагическую обречённость её положения.
У Чехова же драматизм заключается не только в событиях, но и в
обычном будничном однообразии повседневного быта. В пьесе «Дядя
Ваня» изображен быт деревенской усадьбы Серебрякова во всей
своей повседневности: люди пьют чай, гуляют, говорят о текущих
делах, заботах, мечтах и разочарованиях, играют на гитаре…
События – сора Войницкова с Серебряковым, отъезд Серебряковых –
ничего не меняют в жизни дяди Вани и Сони и, следовательно, не
имеют решающего значения для содержания драмы, хотя на сцене и
прозвучал выстрел. Драматичность положения героев не в этих
случайных эпизодах, а в однообразии и безысходном для них образе
жизни, в бесполезной трате своих сил и способностей.
Важное событие, меняющее жизнь героев, происходит редко, а те,
что происходят, часто уводятся Чеховым из действия. Например,
самоубийство Треплева в пьесе «Чайка», или дуэль в «Трёх
сёстрах». В неизменной жизни люди редко находят счастье – им
трудно это сделать, т.к. для этого нужно преодолеть неизменность
и обыденность. Не все могут сделать это. Но счастье всегда
соседствует с разлукой, смертью, с «чем-то», мешающим ему во
всех чеховских пьесах.
Чеховские драмы пронизывает атмосфера всеобщего не благополучия.
В них нет счастливых людей. Героям их, как правило, не везет ни
в большом, ни в малом: все они в той или иной мере оказываются
неудачниками. В «Чайке», например, пять историй неудачной любви,
в «Вишневом саде» Епиходов с его несчастьями — олицетворение
общей нескладицы жизни, от которой страдают все герои.
За редким исключением - это люди самых распространённых
профессий: учителя, чиновники, врачи и т.д.. То, что эти люди не
выделены ничем, кроме того, что их жизнь описывает Чехов,
позволяет считать, что жизнью, которую ведут герои Чехова, живёт
большинство его современников.
Новаторство Чехова – драматурга заключается в том, что он
отходит от принципов классической драмы и отражает
драматическими средствами не только проблемы, но и показывает
психологические переживания героев. Чеховская драматургия
покорила театральную сцену почти всех стран мира. И в нашей
стране нет крупного художника театра, кино, который не называл
Чехова в числе своих учителей. И в подтверждение этому на
занавесях МХТа изображена Чеховская “Чайка”.