Глава II. Функционирование глагольной лексики в рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника»

>Скачать     |     Вернуться к содержанию     |     Вернуться к списку рефератов

Данная глава является практической. В §1 «Глагольная лексика и ее функция в тексте» характеризуется глагольная лексика как таковая, а также рассматриваются ее стилистические функции в тексте. В §2 «Функционирование глагольной лексики в рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника» дается непосредственно анализ произведения с позиции обозначенной проблемы.

§1. Глагольная лексика и ее функция в тексте

Глагол вместе с отглагольными формами, обладающий большим «набором» категорий, форм и оттенками значений, является одной из примечательных в стилистическом отношении частей речи русского языка.
По своей природе глагол – одно из главных средств выражения динамики. Отчасти поэтому научная и деловая речь противопоставляются художественной и разговорной по частоте употребления глагольных форм; именно этому характеру первых противостоит глагольный характер вторых. Деловой речи свойственны именные обороты официального характера: Оказание содействия, по устранению недостатков, принимать участие в… и т.п. Художественная, публицистическая и живая разговорная речь шире используют глагольные формы, избегая именных конструкций. От этого во многом зависит общая динамичность речи. Если сравнить научную речь в целом с художественной в отношения употребления глагола, то отчетливо выступает качественный характер глаголов в первом случае и динамический характер во втором случае. Это обусловлено не только частотой глаголов в речи, но и их составом, т.е. лексико-грамматической стороной. Поскольку в научных сочинениях речь идет о постоянных признаках и качествах предметов, о закономерных явлениях и большое мест занимают описания, поскольку из системы языка отбираются соответствующие – по значению лексем и форм – глагольные единицы. Не случайно, например, именно в научной речи многие глаголы состояния, употребляемые в настоящем времени, обозначают не динамичное состояние в момент речи, как это свойственно, например, разговорно-бытовой речи, а качество.
Стилистическими свойствами различных категорий и форм определяется разная степень их применения в функциональных стилях. Например, богатые экспрессией и эмоциональностью формы повелительного наклонения почти неизвестны научной и официально-деловой речи, зато широко употребительны в разговорной художественной и публицистической (в последнем случае – в призывах).
Многие оттенки вида глагола и способы их выражения имеют ограниченные сферы употребления. Например, глаголы многократного и однократного действия являются яркой приметой разговорной речи (бивал, лавливал, саданул), но не свойственны книжной речи.
Глагольные категории и формы обладают богатой синонимикой, возможностями переносного употребления. Например, настоящее живого представления используется для выражения действий, происходивших в прошлом, или напротив, прошедшее время – для выражения действий в будущем и т.д. Все многообразие этих возможностей представлено в художественной литературе. Для художественной речи характерно и то, что в пределах сравнительно небольшого контекста используется в целях выразительности самые разнообразные формы и их значения, а также способы выражения наклонений, тогда как научной и особенно деловой речи свойственно употребление форм какого-либо одного плана или двух.

Чрезвычайно богата синонимия личных форм глагола, в частности возможности использования форм одного лица и числа для выражения значения другого, т.е. грамматико-семантические переносы, причем обычно появляются дополнительные смысловые оттенки, что увеличивает экспрессию выражения. Так как для обозначения действия говорящего может использоваться не только 1-ое, но и 2-ое лицо единственного числа с обобщенным значением (С поляны сияющей входишь в темный лес, как в пещеру, но осмотришься – до чего хорошо – Пришвин; Тотчас оскомину набьешь – Крылов); 3-е лицо с оттенком как бы растворения своего действия в действиях другого (Вам говорят! Вас просят!) или оттенком объективизации (Запомните: никаких отговорок не признает Ваш покорный слуга; Ну, бери, бери!.. ему предлагают от чистого сердца, а он еще жеманится… - Боборыкин); безличная форма (Мне хочется Вам сказать); инфинитив с обобщенным значением (Служить бы рад, прислуживаться тошно – Грибоедов); повторение формы 2-го лица в диалогической речи (Ты все ищешь? – Ищешь! Еще бы!).
Действие собеседника также может быть выражено не одним способом. Для этого используются формы 1-го лица множественного лица (Ну, как экзамены сдаем? – в смысле: сдаешь, сдаете, с оттенком особой заинтересованности или сочувствия); 3-го лица (О! Наконец-то она пришла!); безличные формы (Как Вам здесь дышится?); формы инфинитива с частицей бы – с оттенком желательности (Вам бы пойти извинится!); возможно и экспрессивное выражение действий собеседника через 3-е лицо единственного числа (Он еще сидит?!) [По Кожиной 1997:135].
Все эти случая употребления форм лица характеризуются не только смысловыми, но и экспрессивно-эмоциональными оттенками; преимущественная сфера их использования – разговорно-бытовая и художественная речь (чаще диалогическая).

Времена глаголов обычно характеризуются со стороны их разнообразных значений. Этот аспект, конечно, представляет интерес для стилистики, однако специальным ее предметом здесь является стилистическая синонимика, переносное употребление форм с учетом сферы их применения и преобладающая частность или, напротив, неупотребительность форм в отдельных областях общения.
Форма настоящего времени наиболее употребительна, с одной стороны, в разговорной речи и драматургии, с другой – в научной и деловой, однако в различных значениях. Для разговорной и художественной речи характерно настоящее историческое, настоящее момента речи и настоящее в значении будущего; для научной – настоящее постоянное, или «вневременное» (типа Земля вращается вокруг Солнца); для деловой – настоящее предписание, или долженствования (По договору мены производится обмен – «Гражданский кодекс»; в смысле: установлено производить обмен; должен быть произведен обмен).
Прошедшее время особенно употребительно в художественной прозе и вообще при повествовательном способе изложения. Считается, что многообразие временных оттенков характерно для художественной и разговорной речи, а деловой и научной это не свойственно. Однако такое заключение не вполне верно, точнее говорить о разных семантических оттенках времен в одних и других сферах. Так, настоящее время в научной речи, преимущественно используясь в значении настоящего внедренного, выступает здесь в двух оттенках: качеством (Человек дышит легкими; Вода замерзает при 0С) и собственно постоянном вневременном (Кама впадает в Волгу; Полюс холода находится в Якутии). Кроме того, научной речи известно значение настоящего регистрирующего (Дарвин пишет, что…); настоящей обобщающей констатации, синонимичного неопределенно- и обобщенно-личным и даже безличным формам: которое мы называем = которое называется. Известно научной речи и настоящее предложения («ирреальное»): Пусть на прямой имеем две точки.
Прошедшее время способно выражать значение настоящего вневременного, являясь синонимичным последнему. Нередки случаи прошедшего, синонимичные настоящему регистрирующему, что подчеркивается параллельным их употреблением в одном контексте. Встречается и прошедшее ирреальное, гипотетическое.
Все многообразие, гамма временных значений характерна для художественной речи. Здесь часто используется настоящее историческое, или живописующее, на фоне прошедшего: Лиса курятинки накушавшись досыта и добрый ворошок припрятавши в запас, под стогом прилегла вздремнуть в вечерний час. Глядит, а в гостит к ней голодный волк тащится (Крылов). Употребление настоящего в значении будущего распространено в речи художественной и особенно разговорно-бытовой: Мы переезжаем туда в июне (Чехов); Завтра же едем, зачем откладывать (Гоголь).
Особенно многообразны в художественной и разговорной речи значения и функции прошедшего времени. Кроме обычны – прошедшего несовершенного, выражающего длительное в прошлом действие (так называемое прошедшее описание), прошедшего совершенного с результативным значением и прошедшего повествовательного, формы этого времени могут выражать разнообразные значения, например: неосуществленное намерение совершить действие (Я было хотел сказать, но…); подчеркнутую повторяемость действия – от многократных глаголов (Бывало, писывала кровью она в альбомы нежных дев – Пушкин; И даже хаживал один на паука – Крылов); оттенки краткости и неожиданности действия имеет редка форма, совпадающая с повелительным наклонением (А он возьми да прямо и побеги… заробел, знать – Тургенев); прошедшее в значении будущего (Ну, я пошел). Все эти последние случаи в художественной речи используются как отражение разговорной и поэтому чаще употребляются в диалоге или в речи повествователя (но не автора). Для разговорной речи весьма характерны глагольные междометия в функции мгновенного прошедшего. Эти случаи фиксируются и художественной литературой: Хвать друга камнем в лоб; Ан тут тихонько шасть к Брамину в келью надзиратель (Крылов).
Будущее время в разговорной, а также в художественной речи может выступать как синоним прошедшего внезапного (Герасим глядел, глядел, да как засмеется вдруг – Тургенев); повторяющихся в прошлом действии (Так всегда было: она лишь взглянет на него, увидит, что он весь сжался, промолчит – Тургенев); в качестве синонима настоящего постоянного с оттенком неизбежности результаты действия (Что просеешь, то и пожнешь; Поспешишь – людей насмешишь); в значении невозможности осуществления действия с оттенком обобщенности (Из дуги оглоблю не сделаешь); повторяющегося однократного действия (То как дверь она завоет, то заплачет как дитя). Кроме того, для выражения действия будущего с оттенком неизбежности события может использоваться инфинитив (Не уйти тебе от людского суда; Вам не видать таких сражений! – Лермонтов). Этот прием известен и публицистике, например: Не остановить движения вперед! Не погасить веру в свое будущее!

Богата у глагола и синонимия наклонений. Здесь наблюдаются весьма экспрессивные формы выражения. Употребительны они преимущественно в разговорной речи и как отражение последней – художественной; некоторые из них известны публицистике. Так изъявительное наклонение используется в значении повелительного (К двум часам ты непременно вернешься!); повелительное в значении сослагательного (Да будь я и негром преклонных годов, и то без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин – Маяковский); сослагательное в значении повелительного (Вы бы чего-нибудь покушали, Пульхерия Ивановна – Гоголь) и т.п. В значении повелительного наклонения используется инфинитив – для выражения особой категоричности: Унять старую ведьму! – сказал Пугачев (Пушкин). Эта же форма используется и в газетной речи, особенно в заголовках газет: Остановить руку убийц! В живой разговорной речи усилению экспрессивности глагола в повелительном наклонении способствуют частицы – да, ну, же, ка и другие: Да отвори же! Ну открой же! Сядь-ка со мной! Частицами пусть, да с глаголами будущего времени выражается интенсивность, активность побуждения: Пусть сильнее грянет буря! Да будет мир на земле! Частица давай(те) с глаголом будущего времени означает приглашение: Давайте закурим, ребята. Попробуйте-ка моего табаку (Горбатов).
В некоторых соответствиях видов глагола также обнаруживаются стилистические возможности. Например, формам на –ну-, -ану-, выражающим мгновенность действия, свойственен разговорно-просторечный характер: сказанул, руганул. Формы на –ыва-, -ива-, означающие многократность действий, также носят разговорный характер: сиживал, лавливал, делывал. В видовых парах: видеть – видать, слышать – слыхать, поднимать – подымать, мучить – мучать, лазить – лазать и в ряде других – вторые варианты несут на себе окраску разговорности [Розенталь 1998: 199].
Следует также отметить и способность видов выражать реально существующие различия у действий (типа длительность/краткость, протекания процесса/его прекращение).
В современном русском языке совершенные и несовершенные виды представляют действие в двух аспектах.
1. Представление действия в его существовании, статически.
2. Представления действия как компонент динамической ситуации, в частности кА действия, переходящего в некоторое состояние (приплыл), или, наоборот, состояние переходящее в действие (поплыл).

Причастия и деепричастия, как известно, обладают оттенком книжности. Некоторые из них, например, страдательные причастия на -ом- наряду с их архаичностью имеют книжно-торжественное звучание: Несомый верными слугами в качалке, бледен, недвижен, страдая раной, Карл явился (Пушкин).
Действительные причасти прошедшего времени, образованные от приставочных глаголов, близки по значение прилагательным: посиневший – посинелый, запотевший – запотелый, оробевший – оробелый, загоревший – загорелый и т.д. В живой речи они нередко взаимозаменяются; при этом следует учитывать разговорный характер форм прилагательных.
Деепричастия имеют в своем составе синонимичные соответствия, например: формы на -в и -вши (взяв – взявши, дав – давши); формы на
-вши имеют при этом более разговорный характер и нежелательны в книжно-письменной речи.
Деепричастные образования на -учи (-ючи): глядючи, гуляючи, едучи, идучи – несут на себе окраску народно-поэтической речи и архаичности и потому используются в целях стилизации. Чаще, чем эти формы, употребляются наречия на –учи, -ючи (делать что-либо играючи, умеючи, жить припеваючи).

§2. Функционирование глагольной лексики в рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника»

Вершиной комического несоответствия между тем, что должно быть, с точки зрения здравого смысла, и тем, что произошло на самом деле, является событие, положенное в основу рассказа 1883 года «Смерть чиновника». Один человек, чихнув, обрызгал нечаянно другого, а затем… умер от страха и огорчения. Однако анекдот обрастает плотью достоверности.
Рассказ предельно лаконичен и как следствие, - динамичен. Эту особую динамичность рассказа заключают в себе глаголы и их формы (во всем многообразии). Именно через глагольную лексику идет развитие сюжета, а также дается характеристика героев; хотя, конечно, писатель применяет и другие художественные приемы (например, говорящие фамилии).
Но перейдем непосредственно к тексту.

Главный герой произведения вводится в ткань рассказа первых же строк: «В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор, Иван Дмитриевич Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на «Корневильские колокола». Он глядел и чувствовал себя наверху блаженства. Но вдруг…» Как видим уже здесь заключена завязка рассказа – интригующее «Но вдруг…». Многоточие лишь усиливает этот эффект. Через глаголы же автор вводит нас в эту атмосферу.
Прежде всего, следует отметить, что действие развивается в прошлом длительном времени, т.е. действие представляется в его существовании, статически. Это достигается благодаря форме глаголов – прошедшее время, несовершенный вид (сидел, глядел, чувствовал).
Глагол глядел дает нам первичную характеристику героя. Иван Дмитриевич Червяков сидел в театре и не смотрел, но глядел на сцену. Само слово несет на себе отпечаток разговорности, стилистической «сниженности». Таким образом, Червяков представляется нам простым обывателем, «маленьким человеком».
Повтор глагола (… и глядел в бинокль на «Корневильские колокола». Он глядел и чувствовал себя…) фиксирует наше внимание на состояние «глядении» героя, которое свидетельствует о некоторой его расслабленности и которое от части служит толчком развития сюжета, так как обуславливает неожиданность чихания.
«Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание остановилось… он отвел от глаз бинокль, нагнулся и… апчхи! Чихнул, как видите». Автор постепенно подводит нас к одному из ключевых слов рассказа. Четкими яркими глаголами Чехов передает состояние Червякова, сам процесс чихания (ряд поморщилось – подкатились – остановилось – отвел – нагнулся – чихнул). Таким образом, писатель передает состояние человека, своего героя через действия.
Автор подает этот случай непосредственно, легко, учтиво. Этому способствует постоянное обращение к читателю. В этом случае глаголы употребляются в настоящем времени (встречается, как видите). Хотя следует отметить, что к читателям обращается не сам автор, а скорее рассказчик. Ему и принадлежит небольшое «лирическое отступление», размышление о чихании: «Чихать никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики и полицмейстеры, и иногда даже и тайные советники. Все чихают». В первом случае глагол чихать в составе составного глагольного сказуемого в безличном предложении. В данном случае мы имеем дело с настоящим вневременным, что лишь подчеркивается безличной формой. Это в свою очередь, отсылает нас к научному стилю, вернее – к настоящему вневременному с оттенком качественности т.е. речь здесь идет о качестве, свойстве, присущем человеку. Дальнейшее повторение этого глагола (чихать) в форме настоящего времени, 3-го лица, множественного числа распространяет это свойство на всех людей (Все чихают).
Всего слово чихать в рассказе встречается шесть раз (один из них в форме деепричастия), но многократное его повторение (четыре раза подряд) делает на нем, с одной стороны, логическое ударение, и данное слово становится одним из ключевых слов текста, с другой стороны – сообщает этому действию характер постоянной, многократной повторяемости в жизни, т.е. обычности, общности.
Далее действие развивается динамически. Это достигается за счет употребления глаголов совершенного вида, т.к. именно они представляют действие как компонент динамической ситуации [Карпухин 2004: 106], в развитии. «Червяков нисколько не сконфузился, утерся платочком и, как вежливый человек, поглядел вокруг себя: не обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханием? Но тут уже пришлось сконфузиться. Он увидел, что старичок, сидевший впереди него, в первом ряду кресел, старательно вытирал свою лысину и шею перчаткой и бормотал что-то». Как видим глаголы, употребленные здесь в совершенном виде прошедшего времени передают действия героя, Ивана Дмитриевича Червякова (не сконфузился, утерся, поглядел, не обеспокоил, увидел). Глаголы же несовершенного вида, которые мы здесь встречаем, передают скорей состояние Бризжалова, нежели действие (вытирал, бормотал).
Интересен в приведенном отрывке и случай противопоставления: не сконфузился – пришлось сконфузиться. Первая форма глагола 3-го лица единственного числа прошедшего времени передает действие Червякова – он не сконфузился, говорит о его естественном поведении (он просто чихнул, а чихать никому не возбраняется). Вторая же, безличная форма передает скорее действие чего-то постороннего на сознание героя, воздействие со стороны – ему пришлось сконфузиться. А сконфузиться его заставило осознание того, что он причинил беспокойство, тем более что это оказался статский генерал, определяющим здесь оказался чин старичка. Господствующие нравы, принципы и преклонения перед высоким чином обусловливают дальнейшее поведение героя. Данный глагол - сконфузиться так же является одним из ключевых.
И тут в голову Червякову приходит «роковая» мысль: «Я его обрызгал! – подумал Червяков. – Не мой начальник, чужой, но все-таки неловко. Извиниться надо». В данной фразе содержаться два глагола, являющиеся ключевыми по отношению ко всему тексту. Это – обрызгать и извиниться. Они «засядут» в сознании героя и будут «мучить» его до самого конца рассказа. Их композиционную ценность определяет честность их употребления. Глагол обрызгать встречается четыре раза, причем в текст он входит, чаще всего, через диалог Червякова и Бризжалова. Глагол извинить/извиниться встречается семь раз и «сопровождает» Ивана Дмитрича с момента заявки конфликта.
Состояние героя резко меняется, когда его извинения, на его же взгляд, не принимаются должным образом. Достигается это за счет повторения одних и тех же глаголов в одинаковых формах, но в разных контекстах. Сравните: Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства. – Глядел он, но уж блаженство больше не чувствовал. Зарождающееся в голове у Черовякова беспокойство также передается через глагол – оно «начало помучивать» его. Префикс по- придает глаголу зачаточность действия, слабую его выраженность. Это то беспокойство и вызывает у героя желание объяснить: «Надо бы ему объяснить, что я вовсе не желал…». Сослагательное наклонение придает действию оттенок желательности, но уже после следующей встречи «желательность» переходит в твердое намерение: Я ему объясню…
Во время второй же встречи генерала и экзекутора в рассказ приходит смех. Следует отметить, что смех здесь воспринимается сразу же именно как насмешка:
- Да вы просто смеетесь, милостисдарь! – сказал он, скрываясь за дверью.
«Какие же тут насмешки? – Подумал Червяков. – Вовсе тут нет никаких насмешек!»

Синонимом (в том числе и контекстуальным) слову «смеяться» выступает «насмешка». Именно возможность насмешки и беспокоит, пугает Червякова.

- Я вчера приходил беспокоиться ваше-ство, - забормотал он, когда генерал поднял на него вопрошающие глаза, - не для того, чтобы смеяться, как вы изволили сказать. Я извинялся за то, что чихая брызнул-с… а смеяться я и не думал. Смею ли смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам… не будет…

Червяков не думал, не смел смеяться. Последнее же предложение вообще заключает всю суть философии злосчастного экзекутора Ивана Дмитриевича Червякова. Здесь же «всплывает» и несоответствие элементарному человеческому здравому смыслу. С одной стороны, «чихать никому не возбраняется», это естественно и свойственно каждому человеку, но с другой стороны, он «не смеет смеяться» над этим «естественным» и в общем-то забавным случаем.
Это несоответствие становится роковым для героя. Трагическим для него оказывается последнее «объяснение» с генералом.
- В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся… Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и … помер».
Весь трагизм развязки, кульминация рассказа переданы здесь именно через глагольную лексику: оторвалось – не видя – не слыша – попятился – вышел – поплелся – придя – не снимая – лег – помер. Все выше перечисленные глагольные формы передают, прежде всего, состояние героя, его раздавленность, убитость – он не пошел, но поплелся, он ничего не видел, не слышал. А в результате всего – помер.
Трагическая развязка рассказа не воспринимается таковой. Слово «глагол», в котором заключается кульминация и развязка произведения, - стилистически снижено, разговорно. Таким образом, читатель чувствует отношение самого автора к герою, вернее к его смерти. Оно иронично, он не считает это смертью Человека, здесь не чувствуется истинный «пафос» смерти.
Таким образом, все поведение Ивана Дмитриевича Червякова, все развитие действий можно передать через следующий ряд ключевых глаголов: сидел – глядел – чихнул – пришлось сконфузиться – обрызгал – извиниться – объяснить – не смею смеяться - оторвалось – попятился – поплелся – лег – помер. Как видим, вся сюжетная ткань рассказа держится именно на глагольной лексике (вернее непосредственно на глаголах).

А.П. Чехов решительно переосмысливает традиционный в русской литературе образ «маленького человека». Зачастую «Смерть чиновника» А.П. Чехова сравнивают, сопоставляют с «Шинелью» Н.В. Гоголя. Но Иван Дмитриевич Червяков решительно не похож на Акакия Акакиевича Башмачкина. И генерал – далеко не «притеснитель», он не столь уж грозен. Ведь рявкнул он на своего посетителя лишь тогда, когда он довел его все новыми и новыми посещениями. «Закипание» генерала, также можно передать через ряд глаголов. Итак, сначала он «бормотал», потом он «сказал», затем он «состроил плаксивое лицо и махнул рукой» и только потом он «гаркнул». Степень бешенства генерала передают причастные формы – гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал.
Кроме того, состояние генерала передает и то, в каком лице он обращается к Червякову. Если сначала он отвечал ему во втором числе множественного числа, т.е. на вы (дайте слушать, смеетесь), то последняя его фраза предельно экспрессивна за счет повелительного наклонения и обращения на ты: Пошел вон!
Таким образом, одну из ведущих стилистических функций в рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника» выполняют глаголы и их формы. Именно глагольная лексика способствует яркости, выразительности и лаконичности произведения, что и является определяющими чертами стиля А.П. Чехова.

Выводы по главе II

Проследив функционирование глагольной лексики в тексте мы пришли к следующим выводам.
Глагол вместе с отглаголенными формами, обладающий большим «набором» категорий, форм и оттенками значений, является одной из примечательных в стилистическом отношении частей речи русского языка.
Прежде всего, глагол является основным средством придания тексту динамичности, сообщения ему развития действий.
Функционирование глагола в тексте определяется его личной формой, временем, наклонением, видом.
Особенно многообразны в художественном тексте значения и функции прошедшего времени. Прошедшее время в художественном тексте подразделяется на три основных вида – прошедшее не совершенное, выражающее длительное в прошлом действие (так называется прошедшее описательное), прошедшее совершенное с результативным значением и прошедшее повествовательное.
Определяющим здесь является вид глагола, который представляет действие в двух аспектах. Это представление действие статически и представление действия динамически.
В рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника» глагольная лексика определяет всю сюжетную ткань рассказа и выполняет следующие функции:
1. глаголы прошедшего времени несовершенного вида в большей степени передают состояние героя;
2. глаголы прошедшего времени совершенного вида сообщают о действии непосредственно в развитии, в динамике и заключает в себе сюжетную нить рассказа;
3. глаголы настоящего времени (в безличных предложениях) сообщают предмету, действию, состоянию обобщенность и обыденность;
4. одни и те же глаголы в различных контекстах заключают в себе противопоставления, т.е. являются контекстуальными омонимами;
5. стилистическая сниженность глаголов является средством выражения авторского отношения к герою, т.к. во многом характеризуют его;
6. повтор одних и тех же глаголов ставит на них логическое ударение и говорит о том, что они, возможно, являются ключевыми;
7. степень экспрессивной выраженности глаголов передает эмоциональное состояние героев;
8. причастия и деепричастия являются оттеночными по отношению к глаголам и способствуют более яркой характеристике героев.
Таким образом, именно глагольная лексика в рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника» является определяющей в стилевой характеристике писателя.