Антон Чехов - Кулачье гнездо
Вокруг заброшенной барской усадьбы средней
руки группируется десятка два деревянных, на живую нитку
состроенных дач. На самой высокой и видной из них синеет вывеска
"Трактир" и золотится на солнце нарисованный самовар. Вперемежку
с красными крышами дач там и сям уныло выглядывают похилившиеся
и поросшие мохом крыши барских конюшен, оранжерей и амбаров.
Майский полдень. В воздухе пахнет постными щами и самоварною
гарью. Управляющий Кузьма Федоров, высокий, пожилой мужик в
рубахе навыпуск и в сапогах гармоникой, ходит около дач и
показывает их дачникам-нанимателям. На лице его написаны тупая
лень и равнодушие: будут ли наниматели, или нет, для него
решительно все равно. За ним шагают трое: рыжий господин в форме
инженера-путейца, тощая дама в интересном положении и
девочка-гимназистка.
- Какие, однако, у вас дорогие дачи,- морщится инженер.- Все в
четыреста да в триста рублей... ужасно! Вы покажыте нам
что-нибудь подешевле.
- Есть и подешевле... Из дешевых только две остались...
Пожалуйте!
Федор ведет нанимателей через барский сад. Тут торчат пни да
редеет жиденький ельник; уцелело одно только высокой дерево -
это стройный старик тополь, пощаженный топором словно для того
только, чтобы оплакивать несчастную судьбу своих сверстников. От
каменной ограды, беседок и гротов остались одни только следы в
виде разбросанных кирпичей, известки и гниющих бревен.
- Как все запущено!- говорит инженер, с грустью поглядывая на
следы минувшей роскоши.- А где теперь ваш барин живет?
- Они не барин, а из купцов. В городе меблированные комнаты
содержат... Пожалте-с!
Наниматели нагибаются и входят в маленькое каменное строение с
тремя решетчатыми, словно острожными окошечками. Их обдает
сыростью и запахом гнили. В домике одна квадратная комнатка,
переделенная новой тесовой перегородкой на две. Инженер щурит
глаза на темные стены и читает на одной из них карандашную
надпись: "В сей обители мертвых заполучил меланхолию и покушался
на самоубийство поручик Фильдекосов".
- Здесь, ваше благородие, нельзя в шапке стоять, - обращается
Федоров к инженеру.
- Почему?
- Нельзя-с. Здесь был склеп, господ хоронили. Ежели которую
приподнять доску и под пол поглядеть, то гробы видать.
- Какие новости!- ужасается тощая дама.- Не говоря уже о
сырости, тут от одной мнительности умрешь! Не желаю жить с
мертвецами!
- Мертвецы, барыня, не тронут-с. Не бродяги какие-нибудь
похоронены, а ваш же брат - господа. Прошлым летом здесь, в этом
самом склепе, господин военный Фильдекосов жили и остались
вполне довольны. Обещались и в этом году приехать, да вот что-то
не едут.
- Он на самоубийство покушался?- спросил инженер, вспомнив о
надписи на стене.
- А вы откуда знаете? Действительно, это было, сударь. И из-за
чего-то вся канитель вышла! Не знал он, что тут под полом,
царствие им небесное, покойники лежат, ну и вздумал, значит, раз
ночью под половицу четверть водки спрятать. Поднял эту доску, да
как увидал, что там гробы стоят, очумел. Выбежал наружу и давай
выть. Всех дачников в сумление ввел. Потом чахнуть начал.
Выехать не на что, а жить страшно. Под конец, сударь, не
вытерпел, руку на себя наложил. Мое-то счастье, что я с него
вперед за дачу сто рублей взял, а то так бы и уехал, пожалуй, от
перепугу. Пока лежал да лечился, попривык... ничего... Опять
обещался приехать: "Я, говорит, такие приключения смерть как
люблю!" Чудак!
- Нет, уж нам другую дачу покажите.
- Извольте-с. Еще одна есть, только похуже-с.
Кузьма ведет дачников в сторону от усадьбы, к месту, где высится
оборванная клуня... За клуней блестит поросший травою пруд и
темнеют господские сараи.
- Здесь можно рыбу ловить?- спрашивает инженер.
- Сколько угодно-с... Пять рублей за сезон заплатите и ловите
себе на здоровье. То есть удочкой в реке можно, а ежели
пожелаете в пруду карасей ловить, то тут особая плата.
- Рыба пустяки,- замечает дама,- и без нее можно обойтись. А вот
насчет провизии. Крестьяне носят сюда молоко?
- Крестьянам сюда не велено ходить, сударыня. Дачники провизию
обязаны у нас на ферме забирать. Такое уж условие делаем. Мы
недорого берем-с. Молоко четвертак за пару, яйца, как
обыкновенно, три гривенника за десяток, масло полтинник...
Зелень и овощ разную тоже у нас должны забирать.
- Гм... а грибы у вас есть где собирать?
- Ежели лето дождливое, то и гриб бывает. Собирать можно.
Взнесете за сезон шесть рублей с человека и собирайте не только
грибы, но даже и ягоды. Это можно-с. К нашему лесу дорога идет
через речку. Желаете - вброд пойдете, не желаете - идите через
лавы. Всего пятачок стоит через лавы перейтить. Туда пятачок и
оттеда пятачок. А ежели которые господа желают охотиться, ружьем
побаловаться, то наш хозяин не прекословит. Стреляй, сколько
хочешь, только фитанцию при себе имей, что ты десять рублей
заплатил. И купанье у нас чудесное. Берег чистенький, на дне
песок, глубина всякая: и по колено и по шею. Мы не стесняем. За
раз пятачок, а ежели за сезон, то четыре с полтиной. Хоть целый
день в воде сиди!
- А соловьи у вас поют- спрашивает девочка.
- Намеднись за рекой пел один, да сынишка мой поймал.
трактирщику продал. Пожалте-с!
Кузьма вводит нанимателей в ветхий сарайчик с новыми окнами.
Внутри сарайчик разделен перегородками на три коморки. В двух
коморках стоят пустые закрома.
- Нет, куда же тут жить!- заявляет тощая дама, брезгливо
оглядывая мрачные стены и закрома. - Это сарай, а не дача. И
смотреть нечего, Жорж... Тут, наверное, и течет и дует.
Невозможно жить!
- Живут люди!- вздыхает Кузьма.- На бесптичье, как говорится, и
кастрюля соловей, а когда нет дач, так и эта в добрую душу
сойдет. Не вы наймете, так другие наймут, а уж кто-нибудь да
будет в ней жить. По-моему, эта дача для вас самая подходящая,
напрасно вы, это самое... супругу свою слушаете. Лучше нигде не
найтить. А я бы с вас и взял бы подешевле. Ходит она за
полтораста, а я бы сто двадцать взял.
- Нет, милый, не идет. Прощайте, извините, что обеспокоили.
- Ничего-с. Будьте здоровы-с.
И, провожая глазами уходящих дачников, Кузьма кашляет и
добавляет:
- На чаек бы следовало с вашей милости. Часа два небось водил.
Полтинничка-то уж не пожалейте!