Антон Чехов - Месть
Лев Саввич Турманов, дюжинный обыватель,
имеющий капиталец, молодую жену и солидную плешь, как-то играл
на именинах у приятеля в винт. После одного хорошего минуса,
когда его в пот ударило, он вдруг вспомнил, что давно не пил
водки. Поднявшись, он на цыпочках, солидно покачиваясь,
пробрался между столов, прошел через гостиную, где танцевала
молодежь (тут он снисходительно улыбнулся и отечески похлопал по
плечу молодого жидкого аптекаря), затем юркнул в маленькую
дверь, которая вела в буфетную. Тут, на круглом столике, стояли
бутылки, графины с водкой... Около них, среди другой закуски,
зеленея луком и петрушкой, лежала на тарелке наполовину уже
съеденная селедка. Лев Саввич налил себе рюмку, пошевелил в
воздухе пальцами, как бы собираясь говорить речь, выпил и сделал
страдальческое лицо, потом ткнул вилкой в селедку и... Но тут за
стеной послышались голоса.
- Пожалуй, пожалуй...- бойко говорил женский голос.- Только
когда это будет?
"Моя жена,- узнал Лев Саввич.- С кем это она?"
- Когда хочешь, мой друг...- отвечал за стеной густой сочный
бас.- Сегодня не совсем удобно, завтра я целешенький день
занят...
"Это Дегтярев!- узнал Турманов в басе одного из своих
приятелей.- И ты, Брут, туда же! Неужели и его уж подцепила?
Экая ненасытная, неугомонная баба! Дня не может продышать без
романа!"
- Да, завтра я занят,- продолжал бас.- Если хочешь, напиши мне
завтра что-нибудь... Буду рад и счастлив... Только нам следовало
бы упорядочить нашу корреспонденцию. Нужно придумать
какой-нибудь фокус. Почтой посылать не совсем удобно. Если я
тебе напишу, то твой индюк может перехватить письмо у
почтальона; если ты мне напишешь, то моя половина получит без
меня и наверное распечатает.
- Как же быть?
- Нужно фокус какой-нибудь придумать. Через прислугу посылать
тоже нельзя, потому что твой Собакевич наверное держит в ежовых
горничную и лакея... Что, он в карты играет?
- Да. Вечно, дуралей, проигрывает!
- Значит, в любви ему везет!- засмеялся Дегтярев.- Вот, мамочка,
какой фортель я придумал... Завтра, ровно в шесть часов вечера,
я, возвращаясь из конторы, буду проходить через городской сад,
где мне нужно повидаться со смотрителем. Так вот ты, душа моя,
постарайся непременно к шести часам, не позже, положить
записочку в ту мраморную вазу, которая, знаешь, стоит налево от
виноградной беседки...
- Знаю, знаю...
- Это выйдет и поэтично, и таинственно, и ново... Не узнает ни
твой пузан, ни моя благоверная. Поняла?
Лев Саввич выпил еще одну рюмку и отправился к игорному столу.
Открытие, которое он только что сделал, не поразило его, не
удивило и нимало не возмутило. Время, когда он возмущался,
устраивал сцены, бранился и даже дрался, давно уже прошло; он
махнул рукой и теперь смотрел на романы своей ветреной супруги
сквозь пальцы. Но ему все-таки было неприятно. Такие выражения,
как индюк, Собакевич, пузан и пр., покоробили его самолюбие.
"Какая же, однако, каналья этот Дегтярев!- думал он, записывая
минусы.- Когда встречается на улице, таким милым другом
прикидывается, скалит зубы и по животу гладит, а теперь,
поди-ка, какие пули отливает! В лицо другом величает, а за глаза
я у него и индюк и пузан..."
Чем больше он погружался в свои противные минусы, тем тяжелее
становилось чувство обиды...
"Молокосос...- думал он, сердито ломая мелок.- Мальчишка... Не
хочется только связываться, а то я показал бы тебе Собакевича!"
За ужином он не мог равнодушно видеть физиономию Дегтярева, а
тот, как нарочно, неотвязчиво приставал к нему с вопросами:
выиграл ли он? отчего он так грустен? и проч. И даже имел
нахальство, на правах доброго знакомого, громко пожурить его
супругу за то, что та плохо заботится о здоровье мужа. А супруга
как ни в чем не бывало глядела на мужа маслеными глазками,
весело смеялась, невинно болтала, так что сам черт не заподозрил
бы ее в неверности.
Возвратясь домой, Лев Саввич чувствовал себя злым и
неудовлетворенным, точно он вместо телятины съел за ужином
старую калошу. Быть может, он пересилил бы себя и забылся, но
болтовня супруги и ее улыбки каждую секунду напоминали ему про
индюка, гуся, пузана...
"По щекам бы его, подлеца, отхлопать...- думал он.- Оборвать бы
его публично".
И он думал, что хорошо бы теперь побить Дегтярева, подстрелить
его на дуэли как воробья... спихнуть с должности или положить в
мраморную вазу что-нибудь неприличное, вонючее - дохлую крысу,
например... Недурно бы женино письмо заранее выкрасть из вазы, а
вместо него положить какие-нибудь скабрезные стишки с подписью
"твоя Акулька" или что-нибудь в этом роде.
Долго Турманов ходил по спальной и услаждал себя подобными
мечтами. Вдруг он остановился и хлопнул себя по лбу.
- Нашел, браво!- воскликнул он и даже просиял от удовольствия.-
Это выйдет отлично! О-отлично!
Когда уснула его супруга, он сел за стол и после долгого
раздумья, коверкая свой почерк и изобретая грамматические
ошибки, написал следующее: "Купцу Дулинову. Милостивый Государь!
Если к шести часам находица в городском саду налево от
виноградной беседки, не будит положено вами двести рублей, то вы
будете убиты и ваша галантерейная лавка взлетит на воздух".
Написав такое письмо, Лев Саввич подскочил от восторга.
- Каково придумано, а?- бормотал он, потирая руки.- Шикарно!
Лучшей мести сам сатана не придумает! Естественно, купчина
струсит и сейчас же донесет полиции, а полиция засядет к шести
часам в кусты - и цап-царап его, голубчика, когда он за письмом
полезет!.. То-то струсит! Пока дело выяснится, так успеет,
каналья, и натерпеться и насидеться... Браво!
Лев Саввич прилепил марку к письму и сам снес его в почтовый
ящик. Уснул он с блаженнейшей улыбкой и спал так сладко, как
давно уже не спал. Проснувшись утром и вспомнивши свою выдумку,
он весело замурлыкал и даже потрогал неверную жену за
подбородочек. Отправляясь на службу и потом сидя в канцелярии,
он все время улыбался и воображал себе ужас Дегтярева, когда тот
попадет в западню...
В шестом часу он не выдержал и побежал в городской сад, чтобы
воочию полюбоваться отчаянным положением врага.
"Ага!"- подумал он, встретив городового.
Дойдя до виноградной беседки, он сел под куст и, устремив жадные
взоры на вазу, принялся ждать. Нетерпение его не имело пределов.
Ровно в шесть часов показался Дегтярев. Молодой человек был,
по-видимому, в отличнейшем расположении духа. Цилиндр его
ухарски сидел на затылке, и из-за распахнувшегося пальто вместе
с жилеткой, казалось, выглядывала сама душа. Он насвистывал и
курил сигару...
"Вот сейчас узнаешь индюка да Собакевича!- злорадствовал
Турманов.- Погоди!"
Дегтярев подошел к вазе и лениво сунул в нее руку... Лев Саввич
приподнялся и впился в него глазами... Молодой человек вытащил
из вазы небольшой пакет, оглядел его со всех сторон и пожал
плечами, потом нерешительно распечатал, опять пожал плечами и
изобразил на лице своем крайнее недоумение: в пакете были две
радужные бумажки!
Долго осматривал Дегтярев эти бумажки. В конце концов, не
переставая пожимать плечами, он сунул их в карман и произнес: "Merci".
Несчастный Лев Саввич слышал это "merci". Целый вечер потом
стоял он против лавки Дулинова, грозился на вывеску кулаком и
бормотал в негодовании:
- Трррус! Купчишка! Презренный Кит Китыч! Трррус! Заяц
толстопузый!...