Пушкин и его творчество - реферат

В редкую эпоху личная судьба человека была так тесно связана с историческими событиями – судьбами государств и народов, – как в годы жизни Пушкина. В 1831 году в стихотворении, посвященном лицейской годовщине, Пушкин писал:

Давно ль друзья… но двадцать лет
Тому прошло; и что же вижу?
Того царя в живых уж нет;
Мы жгли Москву; был плен Парижу;
Угас в тюрьме Наполеон;
Воскресла греков древних слава;
С престолом пал другой Бурбон.

Ни в одном из этих событий ни Пушкин, ни его лицейские однокурсники не принимали личного участия, и тем не менее историческая жизнь тех лет в такой мере была частью их личной биографии, что Пушкин имел полное основание сказать: ''Мы жгли Москву''. ''Мы'' народное, ''мы'' лицеистов (''Мы возмужали…'' в том же стихотворении) и ''я'' Пушкина сливаются здесь в одно лицо участника и современника Исторической Жизни.
Жизнь Пушкина была такой же интересной, как и его поэзия. Необыкновенным было само происхождение поэта. У этого русского человека и русского писателя – Александра Сергеевича Пушкина – прадед был абиссинец, уроженец Африки, по имени Ибрагим, человек с почти черным лицом и черными курчавыми волосами.
Ибрагим (или, иначе, Абрам) маленьким мальчиком был украден у отца, попал в Турцию, а оттуда был привезен в подарок царю Петру Первому. Он получил фамилию Ганнибал (Аннибал), сделался военным инженером и умер девяносто двух лет в чине генерала. Пушкин рассказывает, что ''до глубокой старости Аннибал помнил еще Африку, роскошную жизнь отца1, девятнадцать братьев, из коих он был меньшой; помнил, как их водили к отцу, с руками, связанными за спину, между тем как он один был свободен и плавал под фонтанами отеческого дома; помнил также любимую сестру свою Лагань, плывшую издали за кораблем, на котором он удалялся''.
Мать Пушкина, Надежда Осиповна Ганнибал, была внучкой этого ''арапа Петра Великого'' (так называется роман, посвященный прадеду Пушкина). В наружности Пушкина сказались черты его африканского прадеда: у него были курчавые волосы (хотя не черные, а темно-русые), крупные губы. Характера он был горячего, вспыльчивого.
Пушкин родился в Москве 6 июня (а по старому стилю – 26 мая) 1799 года. Он был сыном небогатого помещика Сергея Львовича Пушкина. Детство его было нерадостное. Отец и мать мало любили своего сына Сашу и мало уделяли ему внимания; все заботы и ласки отдавались его младшему брату Левешке. Пушкин очень дружил со своей сестрой Ольгой, она была старше его на полтора года; они всегда играли вместе. Пушкин в детстве был очень нервного характера: то он был молчалив, ленив, вял, то, наоборот, шалил и резвился, не слушался родителей, упрямился, за что его строго наказывали.
Пушкин горячо любил свою бабушку Марью Алексеевну, которая заботилась о нем, заступалась за него. Бабушка будущего поэта, человек чисто русского облика, языка и ума. Чуткий Дельвиг недаром будет восхищаться складом русской речи пушкинской бабушки в ее письмах внуку, когда тот станет лицеистом. К тому же все, что могла говорить и внушать носившая африканскую фамилию русская (по матери – Ржевская) бабка поэта, обретало насыщенный контекст в самой жизни, ибо летом вся семья всегда перебиралась в ее именье Захарово и русского деревенского воздуха за пять лет мальчик, слава богу, нахватался. Тем более что и в Захарово, и того же прихода деревне Большие Вяземы люди умели и петь и плясать: селения были богатыми. Потому-то и позднее в мундирном лицейском воспитании Царского Села останется жить бойкий русский мальчишка деревенского Подмосковья:

Мне видится мое селенье,
Мое Захарово…–

напишет Пушкин-лицеист в стихах 1815 года. Мое!
И это ощущение своего Захарово пронесется через всю жизнь. ''Все наше рушилось, Марья'', с горечью скажет поэт, навестив Захарово уже в 1830 году. Наше!
Кстати, именно бабка первоначально научила поэта русскому чтению и русскому письму.
Как известно родной дядюшка Василий Львович окажется для Пушкина, что он не однократно шутливо обыграет, поэтическим дядюшкой. В лицейских стихах 1816 года ''Дяде, назвавшему сочинителя братом'' племянник-поэт писал:

Я не совсем еще рассудок потерял
От рифм бахических, шатаясь на Пегасе,
Я не забыл себя, хоть рад, хотя не рад.
Нет, нет – вы мне совсем не брат:
Вы дядя мне и на Парнасе.

Однако и дядька Никита Козлов станет для него чуть ли не поэтическим дядькой. Есть свидетельства, что Никита не только был знатоком и передатчиком сказов и былин, но и создавал по их мотивам с Соловьями Разбойниками и Ерусланами собственные стихи. Не здесь ли одна из причин родства опекуна и его питомца: позднее Александр Пушкин немедленно вызовет барона Модеста Корфа, поднявшего на его дядьку руку, дуэль, а Никита Козлов повезет тело поэта к последнему пристанищу в Святых Горах после роковой дуэли 1837 года.
Не исключено, впрочем, что сама воспринимавшаяся с детства народность тоже была пестра и противоречива. Написал же Пушкин, буквально на все откликавшийся, еще отроком ''жестокий'' романс:

Под вечер, осенью ненастной,
В далеких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках
Все было тихо – лес и горы,
Все спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.

И на невинное творенье,
Вздохнув, остановила их…
''Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь горестей моих,
Откроешь очи и тоскуя
Ко груди не прильнешь моей.
Не встретишь завтра поцелуя
Несчастной матери твоей…'' и т.д.

Этот ''Романс'' стал первым ''народным '' произведением Пушкина.
Была в доме у Пушкиных няня, крепостная крестьянка Арина Радионовна. Она ухаживала за детьми и любила маленького Пушкина, как родного сына. Няня знала множество народных сказок, народных песен, и прекрасно умела рассказывать их. Недаром она стала одним из самых знаменитых образов пушкинского окружения, если не вообще знаком русского начала при Пушкине, да и во всей нашей жизни сделалась как бы символом всех русских нянь. Прежде всего потому, что она стала одним из самых постоянных, знаменитых и, так сказать, хрестоматийных образов пушкинской поэзии:

Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя,
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждёшь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На чёрный отдалённый путь;
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь…

(''Няне'')

Это не сентиментальное воспоминание о прошлом. Это – о няне, потому что о себе, при котором она была не детской, а всегдашней няней, постоянным часовым. Это написано в зрелую пору обретения окончательных ценностей. То же несколько ранее ('' Зимний вечер '') и много позднее (''…Вновь я посетил…''). Вообще, очень многие описания русских народных нравов и обычаев не были бы у Пушкина так живы и хороши, если б он не был с детства пропитан рассказами из народной жизни.
Традиция изучения французской литературы продолжится и даже усилится в Лицее, но традиция '' изучения старинных песен, сказок и т. п.'' здесь почти прервётся: почему поэт и скажет в сердцах о недостатках проклятого своего воспитания именно тогда, когда он быстро и упорно, и опять при няне в Михайловском, будет от таких недостатков избавляться.

Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла, –

попросит поэт в стихах 1825 года ''Зимний вечер''.
Казалось бы, в условиях Лицея ''француз'' Пушкин должен был особенно усиленно писать французские стихи. Ничего подобного. Почти все, что пишется, а пишется много всего, пишется по-русски. И здесь, в отроческом Лицее, тем более необходимыми и постоянно вызываемыми будут впечатления детских до лицейских лет: домашние, русские, деревенские, сказочные – народные:

Но детских лет люблю воспоминанье,
Ах! умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шепотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы…
От ужаса не шелохнусь, бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
Не чувствуя ни ног, ни головы.
Под образом простой ночник из глины
Чуть освещал глубокие морщины […]
Волшебники, волшебницы слетали,
Обманами мой сон обворожали…

Такие детские впечатления подлинного ''золотого детства'' питали поэта во все лицейские годы – и это стихотворение написано в 1816 году, да и называется ''Сон''. А пушкинские сны – не простая условность, они всегда рождаются из самых глубин души человека и уводят в ее подспудье, часто и самому-то человеку неведомое.

Летом 1817 года Пушкин вместе с однокашниками покинул Лицей. В 1824 году Пушкин писал: ''Вышед из Лицея, я почти тотчас уехал в Псковскую деревню моей матери. Помню как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике, но все это нравилось мне не долго. Я любил и доныне люблю шум и толпу''. Много позднее взрослый, мудрый Пушкин разлюбит ''шум и толпу'' и будет стремиться в деревню как последнее человеческое прибежище. Поэтому и в стихи деревня на протяжении нескольких лет, по сути, никак не войдет. Единственное ''деревенское'' стихотворение, даже названное ''Деревня'', которое напишется в 1819 году, все-таки не очень деревенское. Само ''содержание'' ''Деревни'' больше определяется событиями петербургской жизни и впечатлениями столичной жизни. Юный Пушкин любит ''шум и толпу'' и весь устремляется туда.
Годы жизни в столице – особенно поначалу – имели колоссальное значение для становления и развития Пушкина человека и поэта. Их отличали, во-первых, необычайная широта охвата. Во-вторых, громадная интенсивность переживания.
В юности Пушкин так же широко и сразу принимал жизнь, как в детстве и отрочестве книги. В первый и единственный раз у Пушкина книги решительно отступили и уступили жизни. Неустанная борьба с книгой – вечный пушкинский принцип. При одном выпадении или, во всяком случае, ослаблении – двух ранних петербургских лет: ''Друзья Пушкина единогласно свидетельствуют, что, за исключением двух первых годов жизни в свете, никто так не трудился над дальнейшим своим образованием, как Пушкин ''. Пушкин в это время как бы вне книги. В большой литературной работе настоящего (то есть 1817 – 1820 годов), в поэме ''Руслан и Людмила'', поэт питается прежде всего литературными впечатлениями прошлого – детством и Лицеем. Но зато большую литературную работу будущего – ''Онегина'' – широко и разнообразно питают жизненные впечатления настоящего.
Юный Пушкин не просто жил везде и со всеми. Гораздо более того: он был единственным человеком в тогдашней России, кто жил так. ''Круг знакомства у Пушкина, – писал Анненков, – должен был охватить все слои общества. Как литератор и светский человек, будущий автор ''Евгения Онегина'' уже поставлен был, с начала зимы 1817 года, в благоприятное условие, редкое вообще у нас, видеть вблизи разные классы общества''. Но при расставании с молодостью, на рубеже 1823 – 1824 годов, и при начале работы над своим подлинно ''романом века '', при воссоздании жизни русского общества Пушкину даже не нужно будет обогащать себя дополнительными впечатлениями.
Достаточно широкая и насыщенная картина русской жизни запечатлевалась у Пушкина в особых жанрах. Пушкин быстро работает в ''быстрых'' жанрах: и особенно в эпиграмме, которая сразу входила в жизнь, очень точно попадала в ее ритм.
И все же можно сказать, что в эти годы уже создается ''Евгений Онегин'', во всяком случае его первая глава, ведь позднее, на юге и в Михайловском светская жизнь будет изображаться по памяти.
''Разработки'' Пушкина поражают широтой и тщательностью. ''Разработка'' светской жизни шла рука об руку с разработкой жизни театра, особенно тесно связанной тогда с жизнью света, вообще с жизнью дворянского общества. Юноша Пушкин жил в театре как юноша и именно это состояние первых юных увлечений и упоений волшебством театра передал в ''Онегине'', хотя в ''Онегине''-то уже совершенно по-взрослому оценивал его репертуар:

Волшебный край! Там в стары годы,
Сатиры смелой властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дани
Народных слез рукоплесканий
С младой Семеновой делил;
Там наш Катенин воскресил
Корнеля гений величавый;
Там вывел колкий Шаховской
Своих комедий шумный рой,
Там и Дидло венчался славой,
Там, там под сению кулис
Младые дни мои неслись.

1817 – 1820 годы, так называемый петербургский период, наиболее вольнолюбивый, собственно гражданский, самый политический.
Идеи гражданской свободы, политического радикализма как никогда более и как нельзя лучше отвечали ''прекрасным'' – благородным порывам юности. Непосредственное восприятие противоречивой русской социальной и политической жизни, все сильнее обнажавшихся в конце десятых годов, находило немедленный отклик в многочисленных пушкиских эпиграммах и стихах, проникнутых юным негодованием и нетерпением (''нетерпеливою душой'', – сказал сам Пушкин). Воозмущенная юная душа находила выражение в ''возмутительных'', характеристике императора, стихах, которыми Пушкин ''наводнил Россию''. В своей оде ''Вольность'' он с горечью писал:

Увы! куда ни брошу взор –
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная власть…

В другом стихотворении он так изображал крепостное право:

Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь братство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.

Пушкин писал резкие, насмешливые стихи про самого царя, про его приближенных. Царю и правительству вскоре стало известно о том, сто молодой Пушкин пишет революционные стихи, что их все читают, что молодежь ими восхищается. За эти стихи его хотели посадить в тюрьму , но друзья Пушкина стали хлопотать просить царя о смягчении приговора. Его оставили на свободе, но выслали на юг, в далекий Кишинев. Так в 1820 году весной началась ссылка Пушкина.

Пушкин думал, что его высылают ненадолго, что через полгода он вернется Петербург. Но на деле оказалось не так, ссылка продолжалась шесть лет и захватила лучшие, молодые годы поэта.
К счастью первые месяцы ссылки Пушкину разрешили пожить в семье своего друга Н.Н. Раевского. С этой семьей Пушкин совершил путешествие на Кавказ и в Крым.
Во время путешествия перед ним открылся новый мир. Он впервые увидел снежные вершины Кавказских гор, он купался в горных реках, увидел дикую южную природу, увидел незнакомый ему народ – кавказских горцев, смелых, сильных и ловких воинов. Пушкин жадно наблюдал все новое, невиданное для него, зорко подмечал все подробности, чтобы потом рассказать об этом в своих стихах. О Кавказе Пушкин написал поэму ''Кавказский пленник''. В этой трогательной поэме Пушкин рассказывает о природе; он подробно и живо описывает жизнь горцев, их одежду, вооружение, их праздники и игры.
Пожив на Кавказе, Пушкин поехал с семьей Раевских в Крым. Здесь – новые, сильные впечатления: он увидел море и чудесные картины крымской природы. Пушкин ехал на корабле ночью из Феодосии в Гурзуф. ''Перед светом я заснул, – рассказывает Пушкин. – Между тем корабль остановился в виду Гурзуфа. Проснувшись я увидел картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам, тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними. Справа огромный Аю-Даг… и кругом это синее чистое небо, и светлое море, и блеск, и воздух полуденный''.
Крым описан Пушкиным в поэме ''Бахчисарайский фонтан''; о бессарабских степях Пушкин написал грустную поэму ''Цыганы''.
Первые годы ссылки Пушкин жил в отдаленном Кишиневе, тосковал по родине и рвался на свободу. Ему не хватало друзей, людей понимающих поэзию, кому он мог бы показать свои новые произведения. Он писал друзьям в Петербург, чтобы они помогли ему возвратиться на родину, но император Александр был не преклонен: на все просьбы отвечал отказом. Пушкин чувствовал себя как в тюрьме, мечтал убежать на свободу. В стихотворении ''Узник'' он изображает себя в виде заключенного в темницу. Лишенный, как и он, свободы, молодой орел зовет его убежать из тюрьмы:

Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: ''Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!''

Единственным утешением Пушкина была его работа. Через три года Пушкина перевели в Одессу, большой прекрасный город, где жило много образованных людей, где был хороший театр. Первое время Пушкин в Одессе чувствовал себя хорошо, меньше тосковал, много развлекался и много работал. Но это облегчение жизни Пушкина было недолгим. Его новый начальник, наместник края граф Воронцов, не понимал, какой великий поэт служит в его канцелярии. Он обращался с Пушкиным пренебрежительно, как с мелким чиновником, да еще сосланным в наказание. Пушкин стал писать насмешливые эпиграммы на Воронцова. Эти меткие и острые стихи всеми повторялись потихоньку, и над Воронцовым стали смеяться. Пушкин написал про него:

Полумилорд, полукупец,
Полумудрец, полуневежда,
Полуподлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

Такие эпиграммы доходили до Воронцова, и он еще больше сердился на Пушкина, писал на него доносы в Петербург и просил, чтобы Пушкина убрали из Одессы. Граф добился своего, и вскоре Пушкина отставили от службы, велено уму было немедленно ехать в деревню, принадлежавшую его отцу, – сельцо Михайловское, Псковской губернии, и жить там без права выезда куда бы то ни было и под строгим надзором властей. Так летом 1824 года началась вторая ссылка Пушкина.
В Михайловском Пушкин жил со своей старушкой няней Ариной Родионовной, изредка ездил к соседкам, живущим за три версты от него. Хотя Михайловское не так далеко от Петербурга и Москвы, но друзья и знакомые Пушкина боялись его навещать: он был сослан в деревню по приказу самого царя за революционные стихи. За ним в Михайловском неустанно следили, и опасно было показывать свою дружбу с этим ''политическим преступником''. Но все же лучшие друзья Пушкина – поэт Дельвиг и будущий революционер Пущин – не побоялись и в разное время навестили Пушкина . Но таких радостных минут не так было много у ссыльного. Друзья боялись за него, думая, что он не выдержит жизни в глуши, а одиночестве и погибнет.
Но Пушкин был не простой человек – он был поэт, и притом с громадной силой духа. Через много лет, вспоминая это время, Пушкин писал в одном стихотворении:

Поэзия, как ангел-утешитель,
Меня спасла и я воскрес душой.

О чем же он мог писать в деревне, где не было ни южной прекрасной, живописной природы, ни гор, ни потоков, ни моря? Здесь не было ни диких черкесов, ни бродячих цыган; здесь вообще ничего необыкновенного не было, а была простая русская природа: деревья, рощи, тихие реки, озера; жили простые люди – не разбойники, не мрачные злодеи. И вот Пушкин, первый из наших писателей, стал с этого в своей поэзии говорить о самом простом, о том, что, кажется, все видят и знают, но что под пером поэта оказывается таким интересным, привлекательным и дорогим: о русской природе, простой и скромной, но такой прекрасной, такой родной и близкой нам.
Самое замечательное его произведение этого периода – большой стихотворный роман ''Евгений Онегин'', над которым он работал больше восьми лет. В Михайловском же Пушкин написал большую пьесу ''Борис Годунов'', где он показал народное восстание против царя Бориса Годунова.
14 декабря 1835 года произошло восстание на Сенатской площади в Петербурге, где несколько революционных полков отказались дать присягу новому императору. Восстание было подавлено, и начались аресты, два лицейских товарища Пушкина были сосланы в Сибирь: поэт Кюхельбекер и лучший друг его лицейской жизни Пущин. Сам Пушкин не был членом революционного общества, но он писал революционные стихи; эти стихи распространялись среди молодежи и были сильным средством революционной агитации. Но осенью 1826 года новый император Николай Первый освободил Пушкина от ссылки.
По возвращению из ссылки за Пушкиным установили секретный контроль. После Михайловского он с удовольствием и вкусом, особенно поначалу – в зиму 1826/27 года, – погружается, как в юности, в полноводье жизни, отдает себя ей: встречи, общения, приемы, знакомства – возобновляемые и старые. Многое узнавая заново и во многом все более и более разочаровываясь: его восприятие жизни – это уже восприятие жизни зрелым человеком, и сама жизнь, особенно жизнь света, общества после 14 декабря, уже не та, какой он знал ее в юности. В самом начале 1829 года Пушкин познакомился на балах танцмейстера Иогеля с Н.Н. Гончаровой, 6 мая состоялась помолвка и Пушкин стал официальным женихом Гончаровой. Отец благословил его и выдал небольшую деревню Кистеневку, вблизи своего имения Болдино. Отправившись туда по имущественным делам, поэт задержался там из-за холерного карантина на целых три месяца. В сложнейшую пору своего развития, на решающем переломе, Пушкин оказался в житейски сложном, но духовно, творчески благодатном положении своеобразного вакуума.
Мы уже видели, что пушкинские переломы, кризисы, выходы к новым и иным этапом развития – особые, и потому-то они обычно не только не повергают в состояние творческой пассивности, – но наоборот – рождают взрыв энергии, необычайный подъем духа, жажду преодоления, как бы новый вызов судьбе, оборачиваются неостановимым поиском. Таким этапом – переломом стало и время расставания со зрелостью. Пик его – осень, проведенная в Болдино. Болдинская осень. Пора завершений: достаточно сказать, что закончен ''Евгений Онегин''. Все сошлось здесь: деревня, осень, изоляция… самое течение времени как бы нарочно остановилось, чтобы Пушкин в свободной игре духа смог бы и подвести итоги прошедшему, и наметить, выбирая, пути к будущему. Что же нового явила в этом ряду болдинская осень? Прежде всего прозу – ''Повести Белкина'' и так называемые ''Маленькие трагедии''. Разве не говорит о страшной энергии перелома сам характер работы над теми же ''Маленькими трагедиями'': замыслы и наброски многолетней давности реализуются в две недели. Пушкин ''вдруг умел расстаться'' с ''Онегиным''. ''Вдруг'' сумел написать ''Маленькие трагедии''. Каждая из трагедий – это утверждение себя личности вопреки всему – в деньгах, в искусстве, в любви, утверждение себя в жизни, и в каждой из трагедий – опровержение личности, встречающее в конце концов последнее препятствие – смерть, ибо действительно такая личность, по выражению А. Хомякова, заключается в себя как гроб. Мотив смерти здесь непреходящ. Начавшись с замысла об убийстве и закончившись смертью барона в ''Скупом'', он продолжается прямым убийством в ''Моцарте и Сальери''. В ''Каменном госте'' этот мотив уже почти не умолкает: от свидания на кладбище к убийству Гуаном соперника у Лауры, к гибели Гуано от руки командора. И наконец, венчающий ''Пир во время чумы''. Здесь вся идея уже в названии. Трагическая коллизия объявлена в формуле; почти в декларации: жизнь и смерть. Торжество жизни, вплоть до вызова, брошенного ею смерти в песне председателя:

Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслаждения –
Бессмертья, может быть, залог
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

Но и смерть явлена в своем максимуме, во всей фатальности и безобразии, ничем не смягченная и не облагороженная: ''Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею''.
Таким образом, ''Маленькие трагедии'', каждая из которых раскрывает основные трагические конфликты человеческого бытия, связаны и единством, может быть, главного трагического конфликта: бытия и небытия, жизни и смерти, так волновавшего Пушкина в переломную пору, когда завершался важнейший этап его развития.
''Повести Белкина'' пишутся вместе с ''Маленькими трагедиями'' и явно в противостояние им. ''Маленькие трагедии'' – исключительно про Запад, ''Повести Белкина'' – только про Россию.
В 1831 году Пушкин женился. Жена была красивой. Она пленяла почти всех, кто ее узнавал, тем особым типом красоты, о котором сам Пушкин сказал – Мадонна, красоты, как бы перешедшей в жизнь из самого искусства: ''Чистейшей прелести чистейший образец''. Наверное, Пушкин, особенно поначалу, не потерпел бы, если бы его молодая жена не могла и не умела блистать в обществе или выглядела хуже других.
Пушкин воплотил этот идеал подлинной светскости в своей Татьяне:

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…

Творчество Пушкина последних лет становилось все глубже, шире и богаче, жизнь его делалась все мучительнее. Произведения Пушкина этого времени часто были трудны для понимания читателей во всей их глубине и успеха не имели. ''Полтава'' не понравилась критикам, сказки считались совсем слабыми произведениями, а лучшая его поэма ''Медный всадник'' была запрещена царем. Но Пушкин продолжал писать так же искренне и глубоко, но уже перестал надеяться на сочувствие и понимание. В горькие минуты раздумий о своем одиночестве он писал:

Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.

Жизнь Пушкина становилась трудной, он страдал от безденежья. Высшее общество, приближенные царя относились к Пушкину враждебно, так же как и он к ним. Они не могли примериться со свободолюбивой душой поэта, с его смелостью, честностью и твердостью.
Враги Пушкина проникли и в его семью. Молодой офицер-француз Жорж Дантес, долго преследовавший жену Пушкина своими назойливыми ухаживаниями, оскорблявшими Пушкина, в конце концов женился на сестре жены поэта и стал его родственником.
Пушкин, выведенный из себя, добился дуэли с ним. 8 февраля 1837 года произошла эта трагическая дуэль. Пушкин был смертельно ранен и через два дня умер – в возрасте всего тридцати семи лет, в полном рассвете сил, не успев совершить всего того, что мог бы сделать и что он задумал…
В романе ''Евгений Онегин'' Пушкин изображает дуэль Онегина с молодым Ленским. Когда читаешь эти стихи, сердце сжимается, кажется, что Пушкин предугадал свою судьбу, что он рассказывает о себе:

Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок...

Смерть Пушкина вызвала особый интерес читателей к поэзии его последних лет. Стали внимательно перечитывать его произведения, углуюляться в них научились все больше и больше ценить их, восхищаться ими.

Пушкин был собою дурен, но лицо его было выразительно и одушевлено; ростом он был мал (в нем было с небольшим 5 вершков), но тонок и сложен необыкновенно крепко и соразмерно. Женщинам Пушкин нравился: он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своем. Когда он кокетничал с женщиной или когда был действительно ею занят, разговор его становился необыкновенно заманчив. Он становился блестяще красноречивым, когда дело шло о чем-либо близком его душе. Тогда-то он становился поэтом и гораздо более вдохновенным, чем во всех своих сочинениях. Пушкин обычно не касался с женщинами такого предмета, как литература и искусство, но в литературе и поэзии постоянно касался до такого предмета, как женщина. Поэзия была конечным исходом его бесконечных встреч, увлечений, любовей. М.Н. Волоконская (Раевская), одна из таких ''любовей'', позднее писала: ''как поэт он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался. Мне вспоминается, как во время путешествия на Кавказ, мы приказали остановить карету, вышли любоваться морем. Я забавлялась тем, что бегала за волной, а когда она настигала меня, я убегала от нее; кончилось тем, что я промочила ноги. Пушкин нашел, что эта картинка была очень грациозна, и, поэтизируя эту шалость, написал прелестные стихи:

Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!

Позже в ''Бахчисарайском фонтане'' он сказал:

…ее очи
Яснее дня,
Темнее ночи.''

М.Н. Волоконская (Раевская) не претендует даже намеком на отведенную ей некоторыми позднейшими биографами роль ''единственной'', ''утаенной'' и т.п. любви Пушкина . Она точно сущность: ''В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел''.
В пушкинскую поэзию любовь вошла почти с первым стихотворением. Подлинно любовная лирика индивидуально, лично одухотворенная, возникает у Пушкина тогда, когда она нормально и должна возникнуть – в молодости, в романтической молодости. Романтизм и вывел Пушкина к настоящей любовной лирике. Вся поэзия Пушкина-отрока, Пушкина-юноши – это лирика физической страстности, но не духовной страстности. Но только зрелость позволит Пушкину обрести ''гений чистой красоты'', мадонну:

Я помню чудное мгновение:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты…

''Гений чистой красоты'' в поэзии Пушкина сопровождает пробуждение духа во всей полноте, где ''и божество, и вдохновенье, и жизнь, и любовь''. ''В обстановке михайловской ссылки, – писал Н.Л. Степанов, – в тихом однообразии сельской жизни (''тянулись тихо дни мои''), лишенной бурных впечатлений и страстей, появление А.П. Керн вызвало пробуждение в душе поэта, знаменовало рождение того могучего и возвышающего чувства, которое пробудило и его творческое вдохновение''. Страшно важно, что в тот момент, в трудную минуту, она оказалась рядом, что было живое неподдельное увлечение, что все на нем замкнулось, что оно было искрой, взметнувшей пламя гениального произведения. И все же она была поводом, который помог вызвать образ великого видения в пору душевного пробуждения поэта (вспомним: ''…чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития. Я могу творить'').

Список используемой литературы:

1.Николай Скатов ''Русский гений''. Москва ''Современник'' 1987 г.
2.Ю.М. Лотман ''А.С. Пушкин''. Ленинград ''Просвещение'' 1981 г.
3.С. М. Бонди ''О Пушкине''. Москва ''Художественная литература'' 1983 г.