Александр Блок - Критика и публицистика - В. Н. Орлов. Гамаюн. Жизнь Александра Блока - Начало



В 1880 году еще дотягивали свой век люди, хорошо знавшие Пушкина лично. Совсем немного не дожили до пушкинского праздника Федор Глинка и княгиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова. Пережили праздник Алексей Вульф, Александра Осиповна Смирнова ("черноокая Россети"), канцлер А.М.Горчаков -- последний лицеист пушкинского выпуска, Евпраксия Вревская (пушкинская Зизи), Вера Федоровна Вяземская, вдова Дельвига -- Софья Михайловна, журналист Краевский, помогавший Пушкину в издании "Современника".
Находилась в это время в Петербурге и семидесятидвухлетняя Александра Николаевна Карелина, которая с самим Пушкиным, кажется, не встречалась, но в молодые годы принадлежала к кругу его ближайших друзей и знакомых.
Когда-то ее в семье звали Сашенькой, а подруги по петербургскому пансиону мадам Шрёттер -- Александриной.
До нас дошли письма к Сашеньке Семеновой от ее ближайшей пансионской подруги -- Софьи Михайловны Салтыковой (потом -- Дельвиг, а еще позже -- Баратынской). Письма посылались в 1824 -- 1837 годах из Петербурга в далекий Оренбург, где служил родитель Сашеньки -- отставной гвардейский офицер. Один из героев переписки -- задушевный пушкинский приятель Петр Александрович Плетнев, -- он преподавал девицам в пансионе русскую словесность. (Сдается, что обе были немного влюблены в него.) В письмах мелькают имена Пушкина, Дельвига, Баратынского, Рылеева, Бестужева, подробно рассказывается о встречах с другими будущими декабристами -- Якушкиным, Кюхельбекером, Петром Каховским.
Сонечка пересылает Сашеньке полученный через Дельвига и Плетнева автограф Пушкина -- несколько листочков с отрывками из "Онегина": "Сохрани их, -- это драгоценность... и только мы четверо знаем эти стихи".
Сашенька и сама переписывается с Плетневым. Тот шлет ей книги с лестными надписями. В Оренбурге она встречается с лицейским товарищем Пушкина Владимиром Вольховским, хорошо знакома с другим добрым приятелем поэта -- И.Е.Великопольским. Анна Петровна Керн изъявляет ей свои сердечные симпатии в своеручных приписках к посланиям Сонечки.
Сашенька была девицей образованной и с характером. В Оренбурге она зачитывается Юнгом-Штиллингом, штудирует "Историю" Карамзина, углубляется в Шекспира и Шиллера, критикует "Евгения Онегина" (в четвертой и пятой главах нашла "слабые места"), сама сочиняет нечто "о языке киргизов". Плетнев находит в ней "что-то особенное": "Она, как Орфей, одушевляет самые камни..."
Романтизм диктовал свои законы -- и скучный Оренбург в воображении петербургских друзей Сашеньки преображался в заповедный край "роскошного Востока". Дельвиг, посылая ей альманах "Северные цветы на 1827 год", надписывает на книге изящный мадригал:
От вас бы нам, с краев Востока,
Ждать должно песен и цветов:
В соседстве вашем дух пророка
Волшебной свежестью стихов
Живит поклонников Корана;
Близ вас поют певцы Ирана,
Гафиз и Сади -- соловьи!
Но вы, упорствуя, молчите, --
Так в наказание примите
Цветы замерзшие мои.
Сонечка зовет Сашеньку Заремой, а Дельвиг -- Девой гор. В наружности ее, в самом деле, было "что-то черкесское". На дошедшем до нас дагерротипе (по-видимому, уже сороковых годов) запечатлено тонкое лицо несколько цыганского типа со следами неординарной красоты.
В 1824 году Сашенька Семенова встретила молодого петербуржца -- артиллерийского офицера Григория Силыча Карелина, служившего при Аракчееве, неосторожно посмеявшегося над своим шефом и немедленно высланного им в Оренбург, в гарнизонную службу под секретный надзор. Вскоре молодые люди поженились.
Карелин был во всех отношениях личностью замечательной, хотя и со странностями. По отзывам знавших его, это был человек железного здоровья, громадной энергии, неистощимой веселости, "бесконечно умный", глубоко образованный, красноречивый и ко всему прочему -- неисправимый либерал. Нрава он был горячего и не очень умел ладить с начальством.
В семье Григорий Силыч бывал редко. С юных лет погруженный в изучение природы, он самоучкой стал выдающимся натуралистом -- зоологом, ботаником, палеонтологом, энтомологом. Бродяга по призванию, он всю жизнь провел в далеких и трудных экспедициях по неразведанным районам Сибири, Алтая и Средней Азии. В своих путешествиях, полных увлекательных приключений, он собрал коллекции, которые специалисты именуют "колоссальными". В 1852 году Григорий Силыч вовсе отделился от семьи и застрял в глухом городишке Гурьеве, где и умер в одиночестве двадцать лет спустя. За два года перед тем пожар истребил подготовленные Карелиным одиннадцать томов описания его путешествий. Немногие сохранившиеся письма его замечательны по слогу -- необыкновенно живому, свободному.
Александре Николаевне, как видим, выпала на долю нелегкая семейная жизнь. В 1842 году она покинула Оренбург, поселилась в благоприобретенном подмосковном именьице Трубицыно и своими руками подняла четырех дочерей.
Она слыла женщиной властной и суровой, но с годами характер ее смягчился. До глубокой старости она жила сентиментально-романтическими воспоминаниями -- наизусть помнила державинские оды, перечитывала немецких, французских и русских поэтов, всему предпочитая Шиллера, Ламартина и Жуковского.
В семидесятые годы Александра Николаевна подолгу гостила в Петербурге у младшей дочери, Елизаветы Григорьевны, бывшей замужем за профессором-ботаником Андреем Николаевичем Бекетовым.
В 1876-1883 годах Бекетов был ректором Петербургского университета. Человек он был общительный, любил молодежь, у него самого нечопорно выросли четыре дочери.
В поместительном ректорском доме, что и поныне стоит на набережной Невы рядом с главным зданием университета -- бывшими петровскими Двенадцатью коллегиями, -- по субботам бывало шумно. Собиралось до ста человек студентов, кое-кто из профессоров, барышни и дамы.
Внизу, у ректора, толковали о важных материях -- о науке, о политике, а наверху, в белой зале и гостиной, веселилась молодежь -- играли в petits jeux, музицировали, пели, танцевали, ставили живые картины, даже разыгрывали пьески, потом пили чай с бутербродами и домашним вареньем. Вино и ужин были ректору не по карману.
В один из таких субботних вечеров, 15 ноября 1880 года, третья из сестер Бекетовых, Александра Андреевна, выданная за молодого ученого-юриста Блока, почувствовала приближение родов. Веселившаяся молодежь и не подозревала о том, что происходило рядом, за стеной, в одной из спален верхнего этажа, выходившей окнами на университетский двор.
К утру родился мальчик. Младенца приняла на руки Александра Николаевна Карелина.
Один из последних отсветов пушкинской эпохи блеснул над колыбелью Александра Блока.