"Борис Годунов" - Дельвиг Антон

СПб., в тип. Департ. народного просвещения, 1831. (142 стр. в 8-ю д. л.)

Желаем от чистого сердца всем русским литературным газетам каждый новый
год начинать свою библиографию, как мы ныне: уведомлением о книге, равной
достоинством с историческою драмой А. С. Пушкина "Борис Годунов". Появление
ее вполне вознаградило долгое, нетерпеливое ожидание любителей поэзии. Это
не произведение, писанное с единственным намерением поскорее кончить и,
получив за оное деньги, опять с тою же мыслию приняться за новое денежное
предприятие. Нет, еще в 1825 году "Борис Годунов" был написан, а только в
1831-м вышел из печати. Истинный талант выше денег ценит свое искусство.
Сколько история представляет поэтов, которые, терпя крайнюю бедность, не
продавали своего таланта и, питаясь черствым хлебом и водою, не спеша,
готовили для просвещенных современников и справедливого потомства яству
бессмертную, нектар и амврозию, вкусную пищу древних богов и существ, не
ограничивающих круг бытия своего краткою земною жизнию. Но, благодаря бога,
Пушкин не равен с сими светилами горькою участию! Судьба не гонит его. Наш
просвещенный монарх, которого недавнее царствование ознаменовано уже
столькими необыкновенными событиями, столькими великими подвигами, кои могли
бы прославить целое пятидесятилетие, несмотря на разнообразные царственные
заботы, находит мгновения обращать живительное внимание свое на произведения
нашего поэта. Счастливо время, в которое таланты не низкою лестию, а
достоинством неискательным приобретают высокое покровительство и в которое
правда так богата истинною поэзией {1}.
Некоторых чересчур любопытных читателей и двух-трех журналистов
занимает _важная_ мысль: к какому роду должно отнести сие поэтическое
произведение? Один называет его _трагедией_, другой _драматическим романом_,
третий _романическою драмой_ и так далее. К чему приведет их разрешение сей
задачи? Не к познанию ли, по каким правилам судить новое сочинение? Назовите
его, как хотите, а судите его не по правилам, но по впечатлениям, которые
получите после долгого, внимательного чтения. Каждое оригинальное
произведение имеет свои законы, которые нужно заметить и объявить, но
единственно для того, чтобы юноши, учащиеся поэзии, и люди, не живо
чувствующие, легче могли понять все красоты изящного творения. Воображать
же, чтобы законы какой-нибудь поэмы, трагедии и проч. были непременными
мерилами пьес, после них написанных, и смешно, и недостойно человека
мыслящего. Пора убедиться нам, что человек, как бы учен ни был {2}, сколько
бы правил ни знал, но не имеющий поэтического таланта, ничего
необыкновенного не напишет. Сколько французов, сколько русских слепо верили
в правила французской драматургии; и что же они написали? Ничего, что бы
можно было читать после Расина, который не по трем единствам читается,
перечитывается и будет читаться, а по чему-то иному, чего, к несчастию, и
недостает ученым его подражателям.
"Борис Годунов" бесспорно должен стать выше прочих произведений А. С.
Пушкина. Поэма "Полтава" была, так сказать, переходом нашего поэта от юности
к зрелому возрасту {3}, от поэзии воображения и чувств к поэзии высшей, в
которой вдохновенное соображение всему повелитель, словом, от "Кавказского
пленника", "Бахчисарайского фонтана", "Цыганов" и проч. к "Борису Годунову".
Уже в "Полтаве" мыслящих читателей поразила эта важная простота,
принадлежность зрелого таланта, чуждая безотчетных увлечений и блестящих
эффектов, но богатая поэзией истины. В прежних поэмах Пушкина план и
характеры едва были начертаны и служили ему посторонними средствами,
разнообразившими длинный монолог, в коем он изливал свою душу. В "Полтаве"
поэт уже редко выходит на сцену и не говорит из-за кулис вместо действующих
лиц; нет! герои поэмы его живут своею, незаимствованною жизнию. И с историей
в руке никто не уличит их в самозванстве! Одна завистливая посредственность
бранила сие произведение, как, вероятно, будет бранить и "Бориса Годунова".
Но не для нее поэт пишет, не ее слушают образованные читатели. Единственный
недостаток поэмы "Полтава", по нашему мнению, заключается в лирической
форме. Предмет сей следовало бы вставить в драматическую раму {4}. Сколько
превосходных сцен осталось неразвитых потому только, что лирическая поэзия
намекает, а не досказывает. Петр Великий, Карл XII, Мазепа, старец Палей,
Кочубеи, дочь их, влюбленный казак, Орлик: вот восемь замечательных,
первостепенных характеров, совершенно постигнутых поэтом! Мы готовы
утвердительно сказать, что драма "Полтава" не уступила бы драме, нами
разбираемой. Единство действия, сие условие, предписанное искусству самой
природой, строго соблюдено Пушкиным {5}. Подобно солнцу, силою своею в
порядке управляющему целою системой планет, Борис Годунов до последнего
издыхания великим умом своим все держит, над всем властвует. Куда поэт ни
переносится, везде влияние Бориса видимо, и только одна смерть его взвела
на престол Самозванца. Характер Бориса, чрезвычайно заманчивый в самой
истории, только в вялом романе "Димитрий Самозванец" выставленный бледным и
безжизненным, не только выдержан нашим поэтом, но еще как будто помощию
увеличительного стекла придвинут к нам. Мы видим самые тайные изгибы
сердца его и везде признаем подлинность нами видимого. Пушкин в минуту
восторга, кажется, снова пережил всю жизнь этого самовольного Эдипа нашей
истории и ни одной строкой, ни одним словом нас не разочаровывает. Везде в
Годунове видишь человека великого, достойного царствовать и быть
благодетелем рода человеческого, но униженного ужасным злодеянием, которое,
как фурия, его преследует и на каждое доброе дело его накидывает
покров отвратительный. Видя, хотя и заслуженные, страдания великого
человека, невольно умиляешься, невольно веришь, что кара за убиение
невинного царевича падет на одну главу его и не тронет его невинного сына:
но за чистую кровь Димитрия небо потребовало чистой жертвы, и нам,
знающим судьбу сего семейства, тем трогательнее кажутся сии последние
слова умирающего Бориса, вотще наставляющего сына, как царствовать:

Умираю;
Обнимемся; прощай, мой сын; сей час
Ты царствовать начнешь... о боже,
боже! Сей час явлюсь перед тобой - и душу
Мне некогда очистить покаяньем.
Но чувствую - мой сын, ты мне дороже
Душевного спасенья... так и быть!
Я подданным рожден и умереть
Мне подданным во мраке б надлежало;
Но я достиг верховной власти - чем?
Не спрашивай. Довольно: ты невинен,
Ты царствовать теперь по праву станешь,
А я за все один отвечу богу.
О милый сын, не обольщайся ложно,
Не ослепляй себя ты добровольно.
В дни бурные державу ты приемлешь:
Опасен он, сей чудный Самозванец.
Он именем ужасным ополчен.
Я, с давних лет в правленьи искушенный,
Мог удержать смятенье и мятеж;
Передо мной они дрожали в страхе;
Возвысить глас измена не дерзала -
Но ты, младой, неопытный властитель,
Как управлять ты будешь под грозой,
Тушить мятеж, опутывать измену?
Но бог велик! Он умудряет юность,
Он слабости дарует силу... слушай:
Советника, во-первых, избери
Надежного, холодных, зрелых лет,
Любимого народом - а в боярах
Почтенного породой или славой -
Хоть Шуйского. Для войска ныне нужен
Искусный вождь - Басманова пошли
И с твердостью снеси боярский ропот.
Ты с малых лет сидел со мною в Думе,
Ты знаешь ход державного правленья;
Не изменяй теченья дел. Привычка -
Душа держав. Я ныне должен был
Восстановить опалы, казни - можешь
Их отменить; тебя благословят,
Как твоего благословляли дядю,
Когда престол он Грозного приял.
Со временем и понемногу снова
Затягивай державные бразды.
Теперь ослабь, из рук не выпуская -
Будь милостив, доступен к иноземцам,
Доверчиво их службу принимай.
Со строгостью храни устав церковный;
Будь молчалив; не должен царский голос
На воздухе теряться по-пустому;
Как звон святой, он должен лишь вещать
Велику скорбь или великий праздник.
О милый сын! ты входишь в те лета,
Когда нам кровь волнует женский лик.
Храни, храни святую чистоту
Невинности и гордую стыдливость:
Кто чувствами в порочных наслажденьях
В младые дни привыкнул утопать,
Тот, возмужав, угрюм и кровожаден,
И ум его безвременно темнеет.
В семье своей будь завсегда главой;
Мать почитай, но властвуй сам собою -
Ты муж и царь; люби свою сестру -
Ты ей один хранитель остаешься.