"Нищий". Сочинение А. Подолинского - Дельвиг Антон

СПб., в тип. X. Гинца, 1830. (45 стр. в 8-ю д. л.)

Певец "Нищего" познакомился с читающею публикою нашей в 1827 году,
выдав маленькую поэму "Див и Пери". Счастливо выбранный предмет, стихи,
всегда благозвучные, хотя не везде точные, и в целом хорошее направление
молодого таланта обрадовали истинных любителей русской словесности. Поэма
"Див и Пери", сама собою не образцовое произведение, сделалась драгоценною
книжкою по надеждам, какие подавал ее сочинитель. Удовольствие судей
благомыслящих откликнулось шумною радостью в наших журналах, как; едва
слышное одобрение театральных знатоков подхватывается громкими плесками
амфитеатра. Один московский журналист {1} даже вызвался благодарить молодого
поэта от лица всего человечества. Поступок, у нас неудивительный. Упорное
молчание людей, которые, по своему образованию и уму, должны б были говорить
в полезное услышание наше, оставляет литературных демагогов в счастливой
самоуверенности, что они говорят по общему призванию и от лица всех
мыслящих. Потому-то в их судейских определениях заметите много
повелительного и ничего убедительного! Пожалеем, если неотчетливая похвала
их имела вредное действие на молодый талант нашего поэта: вторая поэма его
"Борский" обрадовала только; журналистов, из коих один объявил {2}, что
теперь должно учиться стихи писать у г. Подолинского, а не у Жуковского и
Пушкина. Стихи в "Борском", как и в "Див и Пери", благозвучны, но язык еще
более небрежен, а план его, как известно читателям, склеен из неискусных
подражаний двум-трем поэмам любимых наших поэтов и закончен; катастрофой
собственной выдумки, годной разве для' модных французских пародий {3},
какова "Le lendemain du dernier jour d'un condamne" {Наутро после последнего
дня осужденного (фр.). - Ред.}.
Благозвучные стихи без мыслей обнаруживают не талант поэтический, а
хорошо устроенный орган слуха. Гармония стихов Виргилия, Расина, Шиллера,
Жуковского и Пушкина есть, так сказать, тело, в котором рождаются
поэтические чувства и мысли. Как женская красота вполне выразилась в формах
Венеры Медицийской, так у истинных поэтов каждая мысль и каждое чувство
облекаются в единый, им свойственный гармонический образ. Сия-то связь
очаровательности звуков с истиною вдохновений всегда будет услаждением и
славою человечества; она врезала в памяти великого Лейбница двенадцать
песней "Энеиды"; плененный ими, он говаривал: "Если бы Виргилий наименовал
меня только в одном стихе "Энеиды", я бы почел себя счастливейшим человеком
и пренебрег бы всякою другою известностью".
Подобное благозвучие предвещала нам, как заря прекрасного дня, поэма
"Див и Пери", и, к сожалениию надежды наши не сбылись по прочтении "Нищего".
В нем напрасно вы будете искать поэтического вымысла, в нем нет во многих
местах (не говорю о грамматике) даже смысла. Это что-то похожее на часовой
будильник, но хуже: ибо будильник имеет цель, он звенит, чтобы разбудить в
назначенное время спящего человека. В подтверждение нашего мнения расскажем
содержание сего сочинения:
Бедный итальянец, уже в преклонных летах оставивший Италию, тоскует по
родине, жалуется, что она далеко и, как ребенок, не умея назвать собственным
именем, описывает ее частными картинами, более изображающими Швейцарию, чем
Италию:

Еще я помню: горы там,
Снега и льдины по горам,
Они блестят венцом златым
Под небом вечно голубым;
Долин и нега, и краса,
Роскошно _зыблются леса
И брызжет искрами залив
У корней миртов и олив_;
Там ряд священных мне могил
Широко явор осенил -
И, может быть, в его тени
И я бы мирно кончил дни...
Я?... Нет! _ничтожные_ мечты!..

Ему запрещено возвращение в отчизну, и он оттого хотел бы разлюбить ее.

Но как _по вольности_, о ней
Тоска живет в груди моей.

Отчего же страдает он? - От любви, и вот каким образом:

Однажды праздником весны -
Храня обычай старины -
Плясал под сению дерев
Круг резвых юношей и дев,
И между них была она,
Моя Аньола!...
Утомлена, ко мне на грудь
Она поникла; я дохнуть
Не смел.....
И вдруг руки моей слегка
Коснулась жаркая рука, -
Я вспыхнул - к пламенным устам
Прижал ее - не помнил сам.
Что делал я, кипела кровь -
И я ей _высказал любовь_.

Аньола, удивленная, как и читатели, нежданным и неуместным признанием в
любви,

Прочь пошла, не оглянулась.

Нищий из этого заключил, что она его не любит; ему показалось,

Что жизнь пучина слез и бед,
Любовь - огонь, а счастья нет.

И он, скрыв в душе любовь свою,

Бежал всего - родных, друзей,
И часто в сумраке ночей,
Тревоги полный, _чуждый сну,
Один всходил на крутизну_

и бессмысленно рыдал. Однажды ночью (на юге долго ночь тепла, замечает поэт)
застает он над водопадом Аньолу и не одну; слышит, как она целуется,
видит, как

Приникнув к ней, рука с рукой,
Ее ласкал соперник -

и сталкивает этого счастливца со скалы, то есть исполняет на деле ревнивое
мечтание Алека, прекрасно высказанное Пушкиным:

...Когда б над бездной моря
Нашел я спящего врага,
Клянусь, и тут моя нога
Не пощадила бы злодея:
Я в волны моря, не бледнея,
И беззащитного б толкнул,
Внезапный ужас пробужденья
Свирепым смехом упрекнул,
И долго мне его паденья
Смешон и сладок был бы гул.
("Цыганы").

Незнакомец сброшен со скалы; Аньола бог знает куда скрылась, даже не
вскрикнув от испуга, а герой поэмы услышал голос несчастного и узнал по нем
родного брата. Невольное братоубийство подействовало не на сердце его, а на
голову. Не знаем, было ли такое намерение у автора; судим по исполнению.
Нищий помешался, и с этого несчастного мига все, что ни рассказывает он в
остальной части поэмы, - или без смысла, или без цели. Чем бы кинуться к
несчастному брату на помощь, или, если это напрасно, постараться, по крайней
мере, пока жив он, вымолить у него прощение, он преспокойно проговорил
следующее непонятное заклинание и упал в обморок:

Если б гром
С небес разгневанных упал,
И под развалинами скал
Братоубийцу он погреб, -
Чтоб бездна приняла, как гроб,
Мою главу... чтоб в судный день
Моя испуганная тень
Укрылась в сумраке земли, -
Чтоб мне на сердце налегли
Громады гор, - но гром молчал!

Пришед в себя и пропев целую идиллию о красоте утра, насилу воспоминает
он о своем поступке и то сомневается, но

_Беглый взгляд
Случайно пал_ на водопад,
_И что же_? - брата епанча,
У ската горного ключа
Полой _вцепившись о гранит_,
По ветру вьется и шумит!

Из остальных слов Нищего понять можно, что он был посажен в тюрьму, что
его навещала мать (которую, будто бы, тихонько и за деньги к нему впускали,
как к важному государственному преступнику), что она и Аньола умерли и что
судьи позабыли его в тюрьме, где он просидел бы до конца жизни, если бы
Наполеон, завоевав Италию, не велел освободить заключенных. На воле совесть
его не мучила, нет, - первое чувство, родившееся в нем, была _любовь_! и его
тревожила только одна мечта, что он _сирота_! Однако ж он посетил могилы
матери, Аньолы и убитого им брата и на них увидел чудеса: _кусты живых роз с
нездешним запахом и кипарис, пахнущий розами_. Тут же (не знаем, сон ли это
был) явились ему три знакомые тени и приказали навсегда удалиться из Италии.
Он их послушался, пришел в Россию, и здесь беспокоят его мысли странные, из
коих одну пускай он сам перескажет:

Убог и сир,
Я обхожу печальный мир.
Порою тучные поля
Объемлю жадным взором я
И мыслю: _если б хоть одно
Здесь было и мое зерно_.