А.А. Фет - Письма - Я. П. Полонскому - 26 октября 1888.

26 октября 1888.

Дорогой друг
Яков Петрович.
Иногда-таки я могу с тобою прилично беседовать, иногда же так и хочется
мне броситься обнимать тебя и затем фактически вернуть те времена, когда,
сидя с Аполлоном Григорьевым в креслах, мы при какойнибудь ноте
Гамлета-Мочалова принимались щипать друг друга язвительнее всяких вешних
гусей, - и накинуться на тебя, забывая, что ты уже не тот поэт, который
приходил к нам с Николаем Орловым пить чай. Вчера обедал у нас Николай
Петрович Семенов, и он при случае может тебе повторить, что я высказал ему
мнение о несомненном для меня поэтическом главенстве твоем среди нас трех.
Знаешь ли, что в настоящую минуту пришло мне в голову. Живи мы с тобою хотя
бы только в одном городе, то должны бы обязательно читать друг другу каждое
новое лирическое стихотворение, и каждый из нас должен бы иметь право в
известных условиях вырвать из рук певца его надтреснутую балалайку и
треснуть ею певца по голове со словами: "из чего, мол, ты бьешься. - Старого
Фета или Полонского тебе не перепеть. Это дудки. У тех в стихах всегда
останется та утренняя роса молодости, которую никакими косметиками не
подделаешь". Писать за деньги можно что-либо другое, а румянить себе
сморщенное лицо не годиться. Дело другое, когда из тебя случайно выскочит
душистый лесной муравей. И вот на этом основании себе писать не позволяю.
Посылаю тебе свой перевод Проперция. Не прочитавши комментария каждой
вещи отдельно, ничего не читай. Прочти хоть самую последнюю элегию четвертой
книги: "Корнелия к Павлу", и скажи, принесла ли наша, так называемая
цивилизация, что-либо выше этого. Всякий не верующий слепо в рутину должен
будет признаться, что мы не выработали для женщины никакого нравственно
высшего идеала, а, напротив, только все спутали и размазали до
неузнаваемости.
Ну, будь здоров и не сердись за нелепости и бестолковость письма. Я
тоже отчасти поэт, следовательно, галиматья. Не забудь при случае написать
мне точный адрес Гончарова, а во-вторых, напиши, как здоровье А. Н. Майкова,
над которым ты покряхтел, а ничего толком не сказал.
Жена и Екатерина Владимировна тебе усердно кланяются, а я по старине
тебя обнимаю. Твой

А. Шеншин.