А.А. Фет - Письма - Я. П. Полонскому - 28 октября 1890 года.




Дорогой дружище
Яков Петрович! {1}
Так как язык у меня один, а подарков вчера я получил от тебя два -
прелестное письмо и прелестную книжку "Вечерний звон", на которой соловей
вечно будет петь, сидя на арфе {2}, то я не успею поблагодарить тебя
достаточно за каждый из подарков, как бы следовало, - не зная, с чего
начать. Начну, по обычаю, с самого существенного и насущного, т. е. с
душевной признательности добрейшей Жозефине Антоновне за намерение подарить
мне полное твое сочинение. Целуя ее руку, я тут-то и бегу во все ноги к вам
навстречу, дабы стать в дверях с растопыренными руками, как это делают перед
детьми, когда в соседней комнате разломили пол или лестницу. Поясню мою
мысль: не так досадно бывает мне, наряду со своей пишущей братьей, раздавать
даром дорого стоящие издания, как обидно платить иногда значительные деньги
за свои подарки. Поэтому прошу вас не торопиться высылкою тяжелой книги по
почте, а дождаться приезда к вам Е. Д. Дункер, которая непременно желает
отдать вам визит в Петрограде. Если бы даже этого визита почему-либо не
последовало, то при большом знакомстве у вас всегда найдется возможность
передать такую небольшую посылку под лавку отъезжающему в Москву знакомому.
Но от жизненной прозы перехожу наконец к поэзии.
Сердечно радуюсь, что тебе так понравилось "Упреком, жалостью
внушенным", - стихотворение, говоря о котором, ты сумел снабдить тем тонким
вздохом, которого я, при всем желании, не сумел дать ему {3}. Хорошо, что
оно выразилось достаточно понятным чуткому уху поэта. В свою очередь, земно
кланяюсь тебе за наслаждение, навеянное "Вечерним звоном". Вчера я не мог
удержаться, чтобы не прочитать жене и свояченице Цертелева {4} за вечерним у
них чаем "Подростка" и "Светлое воскресенье": последнее представляет обычное
и своеобразное торжество твоей музы. Только ты умеешь так наивно и
неподражаемо очеловечить природу, как это никому и в голову не придет. Как
прелестно:

"На буграх каменья обнажили
Лысины..."

Какая прелесть твой "Лебедь"! Ты совершенно прав, полагая, что человек,
не переживший лично всего любовного томления во всевозможных его оттенках,
не способен писать о нем; но человек, бесповоротно теряющий пережитые
душевные моменты, не может называться поэтом {5}. Что за дело, что жизнь
научила меня химии и я знаю, что основные части сливочного масла и сальной
свечки тождественны? Это не помешает мне оттолкнуть котлетку, отдающую
салом, и насладиться слойкой, отзывающейся сливками. Если судить об уме
человека по известному двустишью Лютера {6}, то по моей беспредельной
привязанности к этим хорошим вещам я должен поступить в самый последний
номер дураков. Бренность этих предметов не только не уменьшает в моих
глазах, но и возвышает их ценность.
В ответ на твой "Вечерний звон" в начале ноября получишь четвертый
выпуск "Вечерних Огней".
Поблагодари от меня любезного Александра Яковлевича {7} за готовность
помочь мне, которою я едва ли воспользуюсь.
Сейчас видел Петра Петровича Боткина - главу фирмы, - который сказал
мне, чтобы я попросил вас, завернувши посылку в бумагу, передать ее в
Гостиный двор, в амбар Петра Боткина сыновей, Аркадию Петровичу
Константинову для доставления А. А. Шеншину через контору Боткиных.
Вот я и успокоился насчет пересылки книги.

Неизменно преданный А. Шеншин.