Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов... - А.С.Пушкин
Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас
оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему,
правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко. Гармония
его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить
всякого хотя несколько одаренного вкусом и чувством. Кроме прелестных элегий
и мелких стихотворений, знаемых всеми наизусть и поминутно столь неудачно
подражаемых, Баратынский написал две повести, которые в Европе доставили бы
ему славу, а у нас были замечены одними знатоками. Первые, юношеские
произведения Баратынского были некогда приняты с восторгом. Последние, более
зрелые, более близкие к совершенству, в публике имели меньший успех.
Постараемся объяснить причины.
Первой должно почесть самое сие усовершенствование и зрелость его
произведений. Понятия, чувства 18-летнего поэта еще близки и сродны всякому;
молодые читатели понимают его и с восхищением в его произведениях узнают
собственные чувства и мысли, выраженные ясно, живо и гармонически. Но лета
идут, юный поэт мужает, талант его растет, понятия становятся выше, чувства
изменяются. Песни его уже не те. А читатели те же и разве только сделались
холоднее сердцем и равнодушнее к поэзии жизни. Поэт отделяется от их и
мало-помалу уединяется совершенно. Он творит для самого себя и, если изредка
еще обнародывает свои произведения, то встречает холодность, невнимание и
находит отголосок своим звукам только в сердцах некоторых поклонников
поэзии, как он уединенных, затерянных в свете.
Вторая причина есть отсутствие критики и общего мнения. У нас
литература не есть потребность народная. Писатели получают известность
посторонними обстоятельствами. Публика мало ими занимается. Класс читателей
ограничен, и им управляют журналы, которые судят о литературе как о
политической экономии, о политической экономии как о музыке, то есть наобум,
понаслышке, безо всяких основательных правил и сведений, а большею частию по
личным расчетам. Будучи предметом их неблагосклонности, Баратынский никогда
за себя не вступался, не отвечал ни на одну журнальную статью. Правда, что
довольно трудно оправдываться там, где не было обвинения, и что, с другой
стороны, довольно легко презирать ребяческую злость и площадные насмешки,
тем не менее их приговоры имеют решительное влияние.
Третья причина - эпиграммы Баратынского, сии мастерские, образцовые
эпиграммы не щадили правителей русского Парнаса. Поэт наш не только никогда
не нисходил к журнальной полемике и ни разу не состязался с нашими
Аристархами, несмотря на необыкновенную силу своей диалектики,но и не мог
удержаться, чтоб сильно не выразить иногда своего мнения в этих маленьких
сатирах, столь забавных и язвительных. Не смеем упрекать его за них. Слишком
было бы жаль, если б они не существовали {1}.
Сия беспечность о судьбе своих произведений, сие неизменное равнодушие
к успеху и похвалам, не только в отношении к журналистам, но и в отношении
публики, очень замечательны. Никогда не старался он малодушно угождать
господствующему вкусу и требованиям мгновенной моды, никогда не прибегал к
шарлатанству, преувеличению для произведения большего эффекта, никогда не
пренебрегал трудом неблагодарным, редко замеченным, трудом отделки и
отчетливости, никогда не тащился по пятам увлекающего свой век гения,
подбирая им оброненные колосья; он шел своею дорогой один и независим. Время
ему занять степень, ему принадлежащую, и стать подле Жуковского и выше певца
Пенатов и Тавриды.
Перечтите его "Эду" (которую критики наши нашли ничтожной, ибо, как
дети, от поэмы требуют они происшествий), перечтите сию простую
восхитительную повесть; вы увидите, с какою глубиною чувства развита в ней
женская любовь. Посмотрите на Эду после первого поцелуя предприимчивого
обольстителя.
Взор укоризны, даже гнева
Тогда поднять хотела дева,
Но гнева взор не выражал,
Веселость ясная сияла
В ее младенческих очах...
Она любит как дитя, радуется его подаркам, резвится с ним, беспечно
привыкает к его ласкам. Но время идет, Эда уже не ребенок.
На камнях розовых твоих
Весна игриво засветлела,
И ярко зелен мох на них,
И птичка весело запела,
И по гранитному одру
Светло бежит ручей сребристый,
И лес прохладою душистой
С востока веет поутру;
Там за горою дол таится,
Уже цветы пестреют там;
Уже черемух фимиам
Там в чистом воздухе струится:
Своею негою страшна
Тебе волшебная весна.
Не слушай птички сладкогласной!
От сна восставшая, с крыльца
К прохладе утренней лица
Не обращай...
Какая роскошная черта, как весь отрывок исполнен неги! Эда влюблена...
1 Эпиграмма, определенная законодателем французской пиитики: Un bon mot
de deux rimes orne, {1} скоро стареет и, живее действуя в первую минуту, как
и всякое острое слово, теряет всю свою силу при повторении. Напротив, в
эпиграмме Баратынского, менее тесной, сатирическая мысль приемлет оборот то
сказочный, то драматический и развивается свободнее, сильнее. Улыбнувшись ей
как острому слову, мы с наслаждением перечитываем ее как произведение
искусства. (Прим. Пушкина.)