Великое зерцало

СИЯ КНИГА, ГЛАГОЛЕМАЯ ВЕЛИКОЕ ЗЕРЦАЛО,ДУХОВНЫЯ

О СЛАВЕ НЕБЕСНОЙ И РАДОСТИ ПРАВЕДНЫХ ВЕЧНЕЙ

ГЛАВА 35

Некий совершенный в добродетелех инок вниде в размышление, хотя ведати о славе небесней, и како тысяща лет пред Господем яко день един. И о сем ему непрестанно пекущуся и молящуся усердно. И некогда стоящу ему в церкви о сем размышляющу, видит: и се влете некий малый и зело прекрасный птищ и таковы благолепный, иже и поятию человеческаго разума непостижный. Инок же зело птищу удивися и желанием уязвися, хотя разсмотрити красоты его, и прииде близ того, птищ же отлете. И той шествуя по нем, и птищ излете на праг церковный, и старец приближися к нему, и птищ излете из церкви, и старец изыде. И показася ему, яко бы изшедши точию вне монастыря, и бе ту прекрасных цветов поле и древне чудное. И птищ возлете на древо, нача чудно и сладкопеснено пети, яко в забытие прийти иноку: не ведый колико стоя, токмо радуяся и веселящася птища красоте и песней и оному чудному и цветовидному полю, мняше точию, яко между святыя литургии и трапезнаго вкушения медлению быти...

[Далее рассказывается, что инок, сам того не замечая, прослушал чудесного пения 300 лет, и когда вернулся в монастырь, то его не могли признать и монахи удивлялись его воспоминаниям трехсотлетней давности, только игумен сообразил, в чем дело.]

...Игумен же прозорлив сый разуме, что ему бысть, удивися зело величию Божию и возрадовася душею и рече: «Преблажен еси, господине отче, великия благодати удостоился еси от Бога, еже видети славу и веселие праведных, иже триста лет за три часа не вмениша ти ся». И восприем его введе в монастырь и созва братию, повеле паки вся яже о себе сказати. Сия братия слышавше, в радости и умилении начаша многи слезы проливати и тоя славы приложиша к трудом доступати. Старец же оный пребы точию три дни в монастыре и преставися в совершенную и вечную радость, иже уготова Бог любящим его.

О УЧАЩИХСЯ ЗЛЫМ ЧАРОДЕЙСКИМ КНИГАМ И ЧЕРНОКНИЖНЫМ НАУКАМ

ГЛАВА 137

В Толете граде Гишпаньского государства удивлению достой• ное дело сотворися. По обыклости бо тамо живущих от многих стран в сие господарство учения ради приезжаху. В сем же граде Толете между добрых училищ училище чернокнижным наукам, юноши же неции от Свении и от Баварии в сем училищи дел неприязненых учахуся и во учении том дивныя и ко уверению неподобныя речи слышавше...

[Далее рассказывается, как ученики такого училища потребовали от своего учителя, чтобы он показал воочию «действо дел сатанинских».]

...Егда же прииде день нареченный, изведе их вне града на поле и мечем своим черту круглую окрест их сотвори, завеща же под лишением здравия живота, да пребудут в черте со всякою твердостию и безстрашием непоступно, ниже какову льщению и страхованию подпадати, и ниже что прияти или подати, со всеми силами укрепитися и от всего охранялся, стояти. И тако во окружении оном утвердив их, отиде вмале подале, нача проклятою наукою своею демонов призывати и многое множество обычаем воинских полков демонов показася. Обступиша же круг оный, начата ко юношам приступати, из луков и пищалей замеряти, копиями верзати и мечьми, близ приезжающе, наполы хотяше их разсекати и всеми образы устрашающе нестерпимо хотяще сих из черты изгнати.

И не учинивши по своему зломыслию сим образом воины злобы своея, действо применишася, воинство же яко отиде. И придоша лики девиц прекрасных, не удобь сказуемых лепотою, зело украшены одеждами, и начаше танцы строити, и всяко преблаж признать и монахи удивлялись его воспоминаниям трехсотлетней давности, только игумен сообразил, в чем дело.]

...Игумен же прозорлив сый разуме, что ему бысть, удивися зело величию Божию и возрадовася душею и рече: «Преблажен еси, господине отче, великия благодати удостоился еси от Бога, еже видети славу и веселие праведных, иже триста лет за три часа не вмениша ти ся». И восприем его введе в монастырь и созва братию, повеле паки вся яже о себе сказати. Сия братия слышавше, в радости и умилении начаша многи слезы проливати и тоя славы приложиша к трудом доступати. Старец же оный пребы точию три дни в монастыре и преставися в совершенную и вечную радость, иже уготова Бог любящим его.

КАКО МАКСИМИЛИАН ПЕРВЫ КЕСАРЬ РИМСКИЙ ВИДЕ ДИАВОЛА, СИДЯЩА НА ПЛЕЩУ РАЗВРАТНИКА МАРТИНА ЛЮТЕРА

ГЛАВА 239

Егда кесарь Максимилиан первый того имене во Ошкургу советование свое царское правя и в год его царского обеда дверем сущим отверстым полаты тоя, идеже кушал, всякому внити невозбранно повелевая, тогда во множестве иных в столовую ону полату вниде Мартин Лютор. Кесарь же присмотрися и уведа, кто сей есть, нача позирати нань, посем прилежнее зря, рече к некоему от предстоящих и от ближних человек сущу чином кравчему: «Иди и ближае приступи ко оному мниху, указуя на Мартина, и смотри прилежно от главы до ножных стоп его и от стоп до главы со всяким прилежанием зри и еже узриши повеждь ми». Великий же он кесарьский ближний человек шед со всяким прилежанием оглядав Мартина...

[Далее говорится, что посланный ничего особенного не заметил.] ...Тогда рече кесарь: «Аще еси не видел, ниже видети можеши, то аз еще вижду, за еже благость Божия откры ми, — сказую вам: вижду злато демона, мрачнаго нечистаго духа на плещу оного мниха седяща, и ты сего в животе своем достигавши, аз же первее умру. Сей монах проклятый велие сотворит Христианом развращение и многи отторгает от благочестия и великое содеет несогласие». Человек же он великочестный и инии мнози великия князи, приседящии кесарьстей трапезе приемше сие, в книги вписаша, последи же збысться провозвестие сие, егда изыде от лютого того тминьское многое развращение слабое же и удобопадежное учение.

БАСНИ ЭЗОПА

Басни Эзопа были переведены с древнегреческого на русский язык в 1608—1609 гг. «государевым толмачем Федором Касьяновым сыном Гозвинским». Первый перевод назывался «Книга, глаголема Езоп, поруски, а погречески стихослов, еллински вирши...». Каждая басня сопровождается кратким пояснением ее смысла применительно к человеческим нравам. Сборник открывался «Виршами на Эзопа», сочиненными Ф. Гозвинским, в которых говорится о личности Эзопа, значении и жанровой природе его басен:

Баснослагатель Эзоп не украшен образом,

Прочитай же сего обрящется с разумом;

Плоть — сосудец его и не зело честна,

Но душа в нем живущая зело изящна.

Пиша притчами сими зверския нравы

И в них изображает человеческие справы:

Птицами и рыбами поставль основание

И над баснами творит нам истолкование.

В 1674 г. в Москве переведено 133 басни Эзопа с немецкого языка А. Виниусом, а в 1675 г. — в Симбирске с польского языка Петром Кашинским. Басни Эзопа входили в сборники XVII в. наряду с русскими пословицами и повестями, с притчами «Стефанит и Ихнилат» и другими переводными произведениями. До сих пор не было ни одной полной публикации даже первого перевода басен Эзопа.

О КОМАРЕ И О ЛВЕ

Комар пришед ко лву, рече: «Ниже боюся тя, ниже сильнейши еси мене, аще и укусишь мя, кая ти есть сила и крепость, яко дрожиши ногами и грызеши зубами. Сие же на службах бранящиеся творят. Аз же зело есть тебе сильнейши, аще же хощеши, изыдем на брань». И вострубив, комар полете, угрызая окрест носа его, безвласное лвово лице грызый. Лев же своими ногтями драше самого себе, донележе изнемог, лежаше. Комар же, победив лва, воструби и бедную песнь воспев, полете. Паук же сеть извязав паучиную. Во ню же летя комар впаде, и паук его снеде. Снедаемый же комар плакате: «Яко с великими воюяися, от малаго животнаго паука погибох».

Толк. Притча к победившим великих, от малых же низложенных.

О КОНИКЕ, СИРЕЧЬ О КУЗНЕЧИКЕ, И О МУРАВЛЕ

Во время осени и зимы пшеница поспеющим муравли зимою от трудов своих питахуся. Коники же умирающе просиша у муравлей пища. Муравли же рекоша к ним: «Чесо ради весною не собирали есте пищи?» Они же рекоша: «Недосуг было, ибо в мусики играюще пехом». Муравли же, восмеяшась, глаголюще: «Но аще в весненное время пелесте играюще, ныне, зимою, согревающе пляшете».

Толк. Притча являет, яко не подобает никому же с небрежением всяко вещи жити, да некогда со скорбию бедствовати будете.

О ЛИСИЦЕ И О КОЗЛЕ

Лисица и козел жаждуще влезоша в кладез. И егда напившися, козел смотряше и, неизходное место видев, усумъвнеся оттуду изысти. Лисица же рече: «Дерзай, козле, потребное аз нечто убо имать себе и тебе к свобождению умыслих. Стани прост, предние ноги к стене приложщи, и роги такожде наперед поклонивши. Аз же потеку, скочив чрез твои плечи и роги, и из кладезя тамо изскочив, посем и тебя отселя извлеку». Козел же увери словесем ея, сие дело готово сотвори. Она же, тако от кладезя по его плечам искочивши, скакаше окрест устия кладезнаго, веселяшися. Козел ю обличаше, яко преступила есть обеты и не сотвори по своему завету. Лисица же к нему рече: «Но аще бысть толику разуму имел, о козле, елико в своей браде имееш власов, не первие вшел бы еси в кладез, прежде даже не размотрив низходное от него».

Толк. Притча являет, яко тако и разумному мужу подобает преже конец зрети вещей, по сем же тако к вещем приступати.

О ВОЛКЕ И О ЖАРАВЛЕ

Волку в шее кость увязне, жаравлю мзду дати обещав, аще главу свою вложи, кость из шеи волчьи извлечет. И жаравль на мзде долгою своею шеею извлекши кость от злестраждущаго волка мзды прошаше. Волк же возсмеявся и зубами стиская рече: «Довлеет ти ся мзда едина, яко от волчих уст и зубов всеядных изнесл еси главу свою целу, ничто же не пострадавши».

Толк. Притча к мужем, иже от бед спасшеся когда, благодетелем же сицевая воздают злобою благодать.

О ЛАСТОВИЦЕ

Ластовица с вороною о красоте пряхуся. Отвещавши же ворона к ластовице рече: «Но убо твоя красота в весеннее время процветает, мое же тело зиму удобь претерпевает».

Толк. Притча знаменует, яко крепость плоти лутчи есть благолепия.

ФАЦЕЦИИ

Фацеции, или жарты, — небольшие шуточные рассказы и забавные анекдоты. Они переведены с польского языка на русский в конце XVII в. В Польшу они попали из популярного в Европе сборника итальянского писателя XV в. Паджо Браччолини.

Текст печатается по исследованию: Державина О. А. Фацеции. Переводная новелла в русской литературе XVII века. — М., 1962.

О НЕКОЕМ СЕЛЯНИНЕ, ИЖЕ СЫНА СВОЕГО В НАУЧЕНИЕ ПРЕДАДЕ

Селянин некий со множеством имения предаде сына во учение словесного наказания во едину от краковских школ, но сын в праздности пребывая, не латински глаголати желах, но иде же рюмки гремят, тамо пребывал и изнури все, еже ему отец даде, возвратися ко отцу, еже хотя еще взята от отца. Отец же, аще и простяк, но помысли: «Вда много, а еще просит. В толикой тщете будет ли что лутчшее в сыне?» И хотя сына вопросити, како что по латыни, но не ведяше. Прилучися же ему во оно время навоз копати, сыну же стоящу на празе и дивящуся трудам его. Отец же вопроси: «Сыне, како по латине вилы, навоз, телега?» Сын отвеща: «Отче, вилы по латыни видлатус, гной — гнаатус, воз — возатус». Отец аще и неведок, обаче уразумел, яко сын за школою учился, а не в школе, удари его вилами в лоб и вда ему вилы в руки, глаголя: «Отселе учися вместо школы в хлеве: возьми видлатус в рукатус и клади гнаатус на возатус и будет ти видлатус ператус».

Не вскоре будет философ,

Кто сердцем привязан у сох.

О ТАТЕ, ИЖЕ ПРИДЕ КРАСТИ ПИАНИЦУ

Тать красти влезе в дом некоего пияницы, иже все еже име стяжание без остатку пропи, обаче пияный оный услыша татя в дому ходяща и ищуща, что взята, ничесоже обретающа, изыде к нему и рече: «Брате, не вем чесого зде в нощи ищеши, аз уже и в день обрести ничего не могу».

Пуст весьма той дом бывает,

Кто все охотно в пиянстве пребывает.

О ПЕКШЕМ ЯЙЦО НА СВЕЩИ

Некий старец имеяше у себе единого ученика. Во едино время по обычаю своему иде старец в церковь на молитву, единого ученика в келий оставив. Ученик же его, видев яйца лежащи много и чая, яко старец его не скоро из церкви приидет, и взяв едино яйцо, хотяще испещи на углех, но бояся, егда како старец скоро приидет в келию и услышит смрад и оскорбит его. И сице домыслися: взем ниту и яйце по концам увяза и возжег свещу, печаше яйцо на свещи, того ради, дабы смрада в келий не было. Внезапу толкнув в двери старец и в келию вниде, и видев его сице творяше, сварися на него вельми и удивляся новому и необыкновенно му печению яйца и рече ему: «Бес ли тя научи тако творити?» Той же поклонився ему и убоявся старца отвеща ему и рече: «Воистину, отче, той мя научи и сотворил». Бес же невидимо в угле храмины начата вопити: «Напрасно оклеветаеши мя. Аз убо аще и многолетен есмь и многокознен и многопрелестен, но сицевыя штуки не видев, ниже в уме моем когда помыслил у иного кого прежде сего видех. Сего ради и сам сему присматриваюся и великим удивлением удивляюся». Тогда ученик паде на ногу старцу, прося прощения, глаголя: «Прости мя, отче, Господа ради, яко ото своея мысли соблазнихся и сотворих сие». Воистину не всякому злу демон нас научает, Егда кой человек сам в злых делех присно пребывает.

ЖЕНА ГРАМОТЕ НАУЧИЛА МЕДВЕДЯ

Некий благоплеменитый человек честный, имея в селе своем попа и по некоему оклеветанию разгневася на него и повеле взяти на нем великую пеню. Поп же милый прося да отпустить ему. Он же рече: «Аще не хощеши дати пени, то научи медведя грамоте». Пришед убо поп в дом свой зело печален, попадья же вопроси о прилучай нашедшия печали. Он же извести ей, како господин пеню возложи и даде ми во двоем на волю — или пеню дати, или медведя грамоте научити, и како сие обое тяжко и неудобно, паче же грамоте зверя учити. Слыша сие попадья рече: «Господине мужу, паче удобнее грамоте научити медведя, неже толикую пеню платити. Аз ти сие сотворю и не во многое время медведя грамоте изучю». Поп сему обрадовася, взем у господина медведя, приводе его в дом свой. Попадья же прикормила прежде медведя и приучила к себе, и прием книгу, прокладывала между листами блинами и учила медведя блинов искать, листы обращати и моркотати, и тако его за блинами выучила книгу держати и листы превращати. Поп, видя сие, хитрости жены удивися, приводе медведя к господину и, показуя учение, посади медведя, даде книгу. Медведь же яко обыче блинов искати, нача листы обращати и говорил по книге по своему языку: «Мру, мру, мру!» Господин же зело увеселися о сем и вину попу остави.

Того ради можеши молвить смеле,

Иже жена хитрое зелье.

МУЖ УТОПШУЮ ЖЕНУ ПРОТИВУ ВОДЫ ИЩЕТ

У некоего мужа жена бе зело упорна, всегда противно ему глаголющи. И некогда случися им итти через реку, и жена утопе. Он же многих наят з бограми, повеле сию искати противу воды. Чело вецы же зрящи глаголют ему: «Что, — рече, — тако противу обычая твориши? Когда повелось кому мертвому противу воды плыти?» Он же рече: «Вем аз жены моей обычай, яко жива будучи не згодися со мною, и в пригоде сей тако о ней разумею, яко зело бе упряма, того ради противу воды плыти ей».

Верь ми, егда жену получиши упряму и сварливу,

Не даст ти поспати, яко кашель во всю ношную годину.

КАК МУЖА ЖЕНА ПОМИНАЛА

Веси единыя житель, умирая, завеща жене продати вола по смерти своей, иже зань возмет роздати неимущим по души его. Жена, виде кончину мужа своего, зело плакала и обещася сие сотворити, и не точию сие, рече сотворю, но и от своих утварей продам и дам о души твоей. И егда умре муж, погребши его, приводе быка продавати во град, взя же с собою и кота домового продати. Прииде же резчик, сиречь мясник, нача вола торговати и вопроси, что дати. И отвеща жена: «Дай ми, господине, зань точию един грош». И дивися сему резчик, прилежно зря на ню, и вопроси: «Продавши ли, рече, или глумишися?» Она же паки рече: «Истинно отдам за един грош, точию без кота не продам его, понеже положих слово купно сих обоих продать во едино время». И резчик вопроси: «Что же за кота дати?» Отвеща: «Четыре златых, меньши отнюдь не возьму». Мясник же размышляя, аще кот и дорог, но ради вола купити, и тако даде за вола грош, а за кота четыре златых. Жена, приимши цену, прииде в весь, идеже живяше, и еже взя за кота, положи на иждивение, а грош, иже взя за вола, по завещанию мужа, отдаде за душу его.

Таковы жены по смерти мужей бывают,

Како лукаво души их поминают.