Добрыня Никитич и отец его Никита Романович. Бой со змеем
А нынече Рязань слывет городом.
И жил в Рязани богатый гость,
Что по имени Никита, сын Романович;
Девяносто лет жил Никита, не старился,
Выводил из стойла добра коня,
Накладывал потнички бумажные,
На потнички — ковры сорочинские,
На коврики — седелочки черкасские.
Подтягивал подпруги шелковые,
Двенадцать подпруг шелковых,
Садился старой на добра коня,
Не ясен сокол в перелет летал,
Не белый кречет перепархивал —
Тут ехал удалой добрый молодец.
Под ним добрый конь, как бы лютой зверь,
На коне-то сбруя под оправою,
Под -оправою однозолотною;
Сам на коне., как сокол, сидит.
Едет он ко городу Киеву,
Едет он ко ласкову князю Владимиру,
Ко солнышку ко Сеславьеву;
Едет он ко высокому ко терему,
Выезжает на улицу на широку.
Со добра коня Никитушка соскакивал,
Ни к чему он коня не привязывал,
Никому он коня не приказывал.
Спрашивал он у ворот привратников,
Спрашивал у дверей придверников.
Отворял двери потихошеньку,
Запирал он двери помалехоньку,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому:
— Здравствуешь, ласковый Владимир-князь,
Со душечкой со княгинею!
— Добро пожаловать, удалый добрый молодец,
Ты Никита, сын Романович,
За один ты стол хлеба кушати. —
Он кладет крепок и со панцирем,
Кладет на дубовый стол.
Отошедши, Никита поклоняется:
— Ой ты гой оси, ласковый Владимир-князь,
Ты давай мне попа, отца духовнова,
Давай ты игумна и пострижника,
Давай монаха и учителя,
При старости мне лет душу спасти. —
И проговорит ласковый Владимир-князь:
— Гой еси ты, удалой добрый молодец,
Гой еси, Никита, сын Романович
На кого ты оставляешь стольный Киев-град?
На кого оставляешь меня, князя Владимира? –
Проговорит Никита, сын Романович:
— Я надеюся на чадо свое милое,
На того ли на Добрыню на Никитича.—
Проговорит ласковый Владимир-князь:
— Гой еси, Никита, сын Романович!
Он малешенек ишшо и глупешенек,
Глупешенек — только трех годов. —
Он дает ему попа, отца духовнова,
Дает игумна и пострижника,
Дает монаха и учителя;
Немного Никита пожил — переставился:
Остается у Никиты житье-бытье,
Остается у Никиты все богачество,
Остается у Никиты молода жена,
Молода Амельфа Тимофеевна,
Остается у Никиты чадо милое, —
Молодой Добрыня Никитьевич,
Молодой Добрыня семи годов.
Стал Добрынюшка на возрасте,
Стал на возрасте — пятнадцать лет;
Стал по улице похаживать,
Стал он палицей помахивать,
Зачал сабелькой пофыркивать,
Стал он копьицом подпиратися.
У Добрыни сердце возъярилося,
Могучи плечи расходилися:
Не может уничтожить свое ретиво сердце.
Идет он во светлую во светлицу,
Сам говорит таковы слова:
— Гой еси ты, моя матушка родимая,
Молода Амельфа Тимофеевна!
Сдавай ты мне коня богатырского. —
И проговорит ему родима матушка:
— Ах ты, мое дитятко сердечное,
Ты малешенек еще и глупешенек.
Поживи-ко ты ишшо малешенько,
Покопи-ко ты ишшо ума-разума.
Потерять тебе будет буйна голова. —
— Ах ты, матушка моя родимая.
Не могу я уничтожить ретиво сердце,
Мне охота съездить далече,
Съездить далече во чисто поле,
Пострелять мне гусей-лебедей
И пушистых перелетных серых уточек. —
Не могла мать переставить таковы слова;
И выводит она ему добра коня,
Из тоя из конюшни из новыя,
И выносит всю сбрую богатырскую.
И накладывал Добрыня потнички бумажные,
И на потнички — ковры сорочинские,
И на коврички клал седелочки черкасские.
Подтягивал двенадцать подпруг шелковых,
Надевал на себя платье соотцовое;
Соотцово платье ему узехонько и коротехонько,
И ставил он в стременышко гольяшное,
И садился он в седелышко черкасское.
И стоит его матушка у стремена,
Молода Амельфа Тимофеевна,
И плачет она, как река течет,
И сама говорит таковы слова:
— Ах ты, мое дитятко сердечное,
Поедешь ты далече во чисто поле,
Постреляешь ты сколько гусей-лебедей
И пушистых, перистых малых уточек,
И приедешь ты ко батюшке Днепру-реке,
Захотись тебе будет покупатися,
Захотись тебе будет, Добрынюшка, потешиться.
И станешь ты, серый селезень, поплавати.
И, серый гоголь, поныривать.
Через первую ты струичку переплывешь,
Через втору струичку переплывешь,
Через третью етруичку не плавай ты:
И тут струи вместе соходятся,
И унесет тебя к горам высоким,
Ко тому тебя ко люту змею;
Пожрет тебя злой Змеишшо-Горынишшо. —
Благословился он у своей родимой матушки
И поехал далече в чисто поле.
И стрелял он сколько гусей-лебедей
И пушистых, перистых малых уточек.
И приехал он ко батюшку Днепру-реке,
И вздумал он покупатися,
И вздумал он, удалой добрый молодец,
потешиться.
И стал он, серый селезень, поплавати,
И стал он, ярой гоголь, поныривать.
Через первую струичку он переплыл,
И через втору струичку он переплыл.
У Добрыни сердце возъярилося.
И могучи плечи расходилися:
Переставил он матушкино благословеньицо.
И тут струи вместе соходилися,
Унесло его к горам, горам ко пещерам.
Услышал змеишшо за пятнадцать верст
Поплавку его богатырскую;.
Вылетат из пещеры глубокия,
И летит на Добрыню Никитича,
И зычит, кричит зычным голосом:
— И святы отцы писали-прописалися.
Сказали: мне от Добрыни смерть будет;
Я теперь Добрынюшку живьем сглону,
Живьем сглону и хоботом убью,
И Добрыню искрой засыплю. —
И тут Добрыня приужахнулся:
— Ах ты, змеишшо, злой Горынишшо!
Не честь твоя, хвала молодецкая, —
Наступаешь ты на тело нагое,
Тело нагое — то же мертвое.
Дай ты мне, змей, сроку на три дни,
На три дни и на три часа,
На три часа, на три минуточки. —
И дает он ему сроку на три дни,
И дает он ему сроку на три часа,
И дает он ему сроку на три минуты;
Улетат опять змей в пещеры глубокие.
И выходят Добрыне три дня, три часа,
И выходят Добрыне три минуты;
Все он плават на синем море,
И летит опять змеишшо, злой Горынишшо
Из той пещеры глубокия.
И доплыват Добрыня до желта песка,
И доплыват Добрыня до крута бережка;
И выскакивал Добрыня на желты пески.
По желтым пескам Добрыня стал поскакивать.
Зажимал Добрыня ком желта песка,
Бросал в змеишша зла Горынишша.
Отшиб змеишшу тридцать хоботов;
И падал змеишшо на сыру землю,
И бил его Добрыня о сыру землю.
И тут змеишшо Добрыне взмолится:
— Я тебе, Добрыня, давал сроку три дня,
Я давал тебе сроку и на три часа,
Я давал тебе сроку на три минуты. —
Проговорит Добрыня Никитич млад:
— Ты не будешь ли летать по городу,
И не будешь ли ты летать по Киеву,
И ко ласкову князю Владимиру.
Не будешь ли уносить княгиню Апраксию? —
Проговорил Змеишшо-Горынишшо:
— Я не буду летать по городу,
И не буду летать по Киеву,
И ко ласкову князю Владимиру,
И не буду уносить княгиню Апраксию. —
Проговорит Добрыня Никитич млад:
— Ты врешь, собака, неустойчивой! —
Говорит тут змей Горынишшо:
— Ты будь-ко мне, Добрыня, больший брат,
А я тебе буду, змеишшо, меньший брат.
Я дам тебе добра коня богатырского.
Я дам тебе потнички не почены,
Я дам тебе коврички не держаны,
Я дам тебе седелышко черкасское
И со всею сбруей богатырскою. —
Туто молодцы побраталися:
Добрыня стал больший брат,
Змеишшо стал меньший брат.
Отпустил змея Добрыня в живности,
И улетел змеишшо в пещеры глубокие,
И подделал себе крылья бумажные,
Полетел он в стольный Киев-град
Ко ласкову князю ко Владимиру;
И ходила княгиня в зеленом саду,
И ступала княгиня с камня на камень,
Со бела камня ступала на люта змея.
Вкруг ног ее змеишшо обвивается,
Садит ее на могучи плечи
И унес ее в пещеры свои глубокие...
А там Добрыня приуправился
И идет он в стольный Киев-град.
Ко своей он матушке родимыя.
И выходит его матушка на красно крыльцо,
И встречает она свое чадо милое —
Молодова Добрыню Никитича
На великих своих радостях.
И проговорит Добрыня Никитич млад:
— Здорово ты, матушка родимая,
Молодая Амельфа Тимофеевна!
И здорово ты живешь, здоровешенько? —
И проговорит родима матушка:
— Ах ты, мое дитятко сердечное,
Я здорово живу, здоровешенько,
А у ласкова князя Владимира
Случилося несчастьицо великое:
Вечор было поздым-поздёшенько.
И ходила княгиня в зеленом саду,
И ступала княгиня с камня на камень,
Со бела камня ступала на люта змея;
И обвивался Змеишшо-Горынишшо,
Обвивался вкруг резвых ног;
И садил ее змеишшо на могучи плечи
И унес ее в пещеры глубокие.—
И тут Добрыне за беду стало,
За великую досаду показалося;
— Ах ты, моя матушка родимая!
Мне змеишшо — меньшой брат.
А я змею — большой-де брат;
А поеду ему скорую смерть предам. —
Поворачиват Добрыня добра коня
И свое поворачиват бело лицо;
Мать его стоит у стремена.
Сама говорит таковы слова:
— Ах ты, мое дитятко середечное!
Он подделал крылья бумажные,
На крыльях змеишшо — славной воин;
И ты поедешь к Змеишшу-Горынишшу,
И станешь подъезжать ко горам ко высоким,
И ко тем ко пещерам ко глубоким,
И услышит змеишшо за пятнадцать верст.
И станет налетать на тебя, удала добра молодца
И станет кричать зычным голосом;
И тут ты, Добрыня, приужахнешься;
И зними ты свои руки кверху на небеса,
И проси ты: «Спас ты. Спас, Боже милостив,
И Мати Пречистая; Пресвятая Богородица.
За ваш я дом стою, за церковь соборную,
И создай ты. Господи, дождичка».
И неоткуль грозна туча накатится,
И скорым-скоро крупен дождь пойдет,
Подмочит его крылья бумажные;
И падет змеишшо на сыру землю.
Станете вы палицами битися.
По насадкам палицы будут разгоратися;
Вы тот бой бросайте о сыру землю.
Станете вы саблями рубиться.
Сабельки у вас исщербятся;
И тот бой бросайте о сыру землю.
Станете вы копьями колотися, —
По насадкам у вас копья изломаются;
И тот бой бросайте о сыру землю.
И вы друг друга чумбурами сподергайте,
Сохватаетесь вы, молодцы, ручным боем,
Распахивай ты свою полу правую,
И выдергивай ты шелыгу подорожную,
И стегай ты змеишша по могучим плечам.
И стегай ты, приговаривай,
Что от конского поту змея пухла.
Застегать ты его до смерти
Своей плетью шелковою. —
Благословился он у своей матери родимыя
И поехал далече в чисто поле.
И едет он к горам, горам ко высоким.
И ко тем пещерам ко глубоким,
Услышал Змеишшо-Горынишшо,
Услышал за пятнадцать верст:
Едет-де Добрыня Никитич млад;
И летит к нему навстречу,
И зычит, кричит зычным голосом:
— Что святы отцы писали-прописалися,
Сказали: мне от Добрыни смерть будет.
Смерть будет — живу не быть, живу не слыть
Я теперь Добрыню живьем сглону,
Живьем сглону, хоботом убью.
Хоботом убью, дымом задушу,
Дымом задушу, искрой засыплю. —
Тут Добрыня приужахнулся,
Знимал свои руки на небо,
Сам говорит таковы слова:
— Спас ли, Спас, Боже милостивой,
Мати Пречистая, Пресвятая Богородица!
Создай, Господи, дождичка. —
Неоткуль гроза-туча накатилася.
И скорым-скоро крупен дождь пошел;
Подмочило у змея крылья бумажные,
Падал змеишшо на сыру землю.
Они зачали палицами битися.
По насадкам у них палицы разгоралися;
Они тот бой бросали о сыру землю.
Зачали саблями рубитися,
Сабельки их расщербилися;
И тот бой бросали о сыру землю.
Стали они копьями колотися,
Копья у них изломалися;
И тот бой бросали о сыру землю.
Они друг дружку чумбурами сподергали,
Сохватались молодцы ручным боем.
Распахивал Добрыня полу правую,
Вытягивал шелыгу подорожную,
И стегал он змея по могучим плечам,
И стегал, сам приговаривал:
— От конского поту змея пухла. —
И застегал Добрыня змеишша до смерти,
Изрубил змеишша в куски во мелкие.
И садился Добрыня на добра коня,
И поехал в пещеры глубокие.
И нашел он княгиню Апраксин).
Лежит княгиня на перине на перовыя,
На подушечках на пуховыих;
На правой руке у ней лежит змеинчишко,
И на левой руке змеинчишко.
Так она ему, Добрыне, израдовалась,
Израдовалась, слезно заплакала:
— Ах ты гой еси, удалой доброй молодец!
Прилетит змеишшо, злой Горынишшо,
И пожрет обоих нас, добрый молодец. —
И проговорит удалой добрый молодец:
— Великая ты княгиня Апраксия!
Победил я Змеишша-Горынишша,
Изрубил его на мелки куски
Своей сабелькой вострою.
Тут княгиня возрадовалась,
И стает она на резвы ноги.
Одного змеинчишка он взял — разорвал
И другого змеинчишка взял — растоптал;
И садился Добрыня на добра коня.
И садил княгиню Апраксию.
И повез ко князю ко Владимиру,
Ко солнышку ко Сеславьичу.
И дорогой говорит таковы слова:
— Гой еси ты, молода княгиня Апраксия!
Покрестоваемся мы крестами однозолотными.
И ты будь мне сестра крестовая.
А я тебе буду крестовой брат. —
Тут они крестами покрестовались.
И приехал Добрыня со княгинею
Во Киев-град на улицу на широку;
И идет он на улицу на широку;
И увидел ласковый Владимир-князь
Во то окошечко косящато,
Во ту оконенку стекольчату.
И бежит он скоро на красно крыльцо,
И радуется он удалу добру молодцу
И своей княгине Апраксин,
И сам говорит таковы слова:
— Гой еси ты, Добрыня Никитич млад!
Где ты взял княгиню Апраксию? —
Отвечат Добрыня Никитич млад:
— А взял я ее у змея у Горынишша,
Во тех во пещерах во глубоких;
И похитил я Змеишша-Горынишша.
Застегал его до смерти,
Изрубил змеишша на мелки куски. —
И тут ласковый Владимир-князь возрадовался
И сбирал он беседу-столованье.
Столованье — почестный пир;
И собирал он князьев, бояров,
И веселился он, радовался.
Как говорит Владимир-князь:
— Гой еси ты, Добрыня Никитич млад!
Доступил ты княгиню Апраксию
От того от змея Горынишша,
Дак благословляю тебе ее взять в замужество.
Проговорит Добрыня Никитич млад:
— Гой еси, ласковый Владимир-князь!
Мне нельзя ее взять за себя замуж:
Она будет мне, княгиня, сестра крестовая!