§ 4. Схоластика как наука средних веков
Когда отрицательно религиозный дух в рамках церкви возвысился до господствующей
над миром власти, то первоначально лишь внутреннее, проявлявшееся в настроении
отрицание всего так называемого мирского и презрение к нему поднялись до
мирского же, насильственного подавления мирского, присвоили церкви как
совокупности духовного верховное господство над государством как совокупностью
мирского. Отрицательное отношение религиозного духа к искусствам и наукам
состояло больше в том, что он связал и пленил их, не только лишил свободы и
самостоятельного развития, но и пользовался ими лишь как средствами, с одной
стороны, для своего возвеличения, а с другой — для своего укрепления. Но именно
эти лишь внешне услужливые духи искусства и науки с необходимостью привели
изнутри к падению господства отрицательно религиозного духа и внешнего положения
церкви, к падению, которое было неизбежный следствием именно этой ограниченной
односторонности и подавляющей отрицательности.
Хотя схоластическая философия находилась на службе церкви, поскольку она
признавала, доказывала и защищала принципы последней, однако она исходила из
научного интереса, будила и поощряла свободный дух исследования. Она превращала
предметы веры в предметы мышления, переносила человека из области безусловной
веры в область сомнения, исследования и знания. Стараясь доказать и обосновать
предметы веры, основанной лишь на авторитете, она доказывала этим, правда
большей частью помимо собственного знания и воли, авторитет разума и таким
образом вносила в мир или по крайней мере подготовляла иной, чем у старой
церкви, принцип, принцип мыслящего духа, самосознания разума. Теннеман (12)
также придает такое значение схоластике в своей истории философии. Даже
уродливые формы и теневые стороны схоластики, множество нелепых вопросов, к
которым отчасти приходили схоласты, даже их тысячекратные ненужные и случайные
различения, их смешные топкости должны выводиться из разумного принципа — из
жажды света и духа исследования, который в то время под гнетущим господством
старого церковного духа мог проявляться лишь так, а не иначе. Все схоластические
вопросы и различения были не чем иным, Даже самые нелепые и легкомысленные
вопросы схоластики, как, например, может ли осел пить святую воду? Могло ли
тело Христа до воплощения в человеке так же присутствовать в евхаристии, как
ныне? Мог ли бы бог принять образ женщины, то есть воплотиться в женщину, или
дьявола, осла огурца или камня? Мог ли бы он каким-либо образом и форме огурца
проповедовать, творить чудеса или быть распятым? должны быть отнесены сюда. Как
с трудом пробитыми щелями и брешами в старом здании церкви, чтобы достигнуть
света и свежего воздуха; не чем иным, как выражением жажды деятельности
мыслящего духа, который, будучи лишен разумных предметов и подходящих занятий и
заключен в темницу, делает всякий случайно попавший ему на глаза предмет, как бы
он ни был ничтожен и недостоин внимания, объектом своих занятий и от недостатка
средств удовлетворяет свою жажду деятельности самым нелепым, ребяческим и
превратным образом. Лишь когда сама схоластика стала уже мертвой исторической
реликвией, она в полном противоречии со своим первоначальным значением и
определением слилась с делом старой церкви и стала самой жестокой противницей
пробудившегося лучшего духа. Подобные же явления очень часто встречаются и в
истории. Но exempla sunt odiosa примеры вызывают неудовольствие.