С. А. Никитенко - 13/25 июля 1868. Швальбах
Швальбах. 13/25 июля <1868>.
Это письмо вручит Вам, Софья Александровна, Михайло Матвеевич
лично, вероятно у себя в кабинете, обремененный делами издания и
в то же время пребывающий значительною частью своего существа
здесь, около своей супруги.
Хотите ли Вы продолжать осыпать меня неоплатными одолжениями
дружбы по делу моего романа -- или прогневались на меня до
конца?
Если хотите, как я уверен, то позвольте вверить Вашим умным и
милым заботам бремя моего рождающегося литературного чада.
Время дорого, я спешу и просто скажу все, что надо сделать. А Вы
простите сначала за этот груз, потом сделайте.
Он вручит Вам:
1-е. То, что должно пойти в январскую книжку, т. е. 1-ю часть,
состоящую из 3-х печатных брошюр1 и, кажется, 3-х же писаных
тетрадей (которых Вы не знаете). Вы одне только, зная мой почерк
и выноски, можете переписать отрывок Соф<ья> Ник<олаевна>
Беловодова -- он очень исчерчен, сокращен и в него вложены особо
два листа с знаками. Нужно также, вероятно, перебелить и
тетради. Все это, по возвращении домой, я должен опять исправить
окончательно. Другие же две печат<ные> брошюры: Бабушка и
Портрет теперь переписывать не нужно. Я еще буду, по
возвращении, исправлять их, т. е. сокращать.
2-е. Вы получите от него же 28 новых моих черновых листов,2
написанных в Киссингене и здесь. (И я имею дух предлагать Вам
эту кучу: 28 листов!).
Вот их-то, прежде первой части, и надо начать переписывать, т.
е. начать с них, ибо -- внемлите -- необходимо, на случай пожара
или потери, иметь поскорее два экземпляра.
И по мере того как перепишете листов пять или шесть моих,
потрудитесь, пожалуйста, немедленно запечатывать их своей
печатью в особый пакет (чтоб никто не видал, даже Екатерине
Алекс<андровне>3 не показывайте) и отвозите -- или на свою
городскую квартиру, или отдавайте на хранение (запечатанным же:
мы так с ним условились) Михаиле Матвеевичу, когда он в городе.
А когда его нет, то, как сказано, отвозите на свою квартиру, а
на мою не отдавайте, чтобы как-нибудь не распечатала В. Л.
Лукьянова.4
И когда их кончите, тогда уже -- если не опротивеет, обратите
милостивое внимание и на 1-ю часть.
Переписывать надо, как всегда, в половину листа, только не
такого огромного формата, как были тетради с А до Z.6 С ними
трудно возиться -- а обыкновенной средней величины -- и на
гладкой, а не шероховатой бумаге. Места не жалейте, не очень
часто строки, чтоб было где поправлять на полях. Михайло Матв<еевич>
вручит Вам маленькую чернильницу, из которой я писал эти самые
листы, и перо к ней. Это на память, только наливайте чернила
осторожнее, через бумажную вороночку и по капле, а то сейчас
прольется около -- и тогда много возни. Я купил себе другую,
побольше.
Прочие же все тетради взял запечатанными на хранение к себе
Михайло Матвеевич до меня (т. е. от А до Z).
Если вернусь благополучно к концу сентября, то прежде всего
займусь 1-ю частью, а потом немедленно стану гладить,
исправлять, сокращать, обделывать -- и новое.
Но если б его и отложил до времени, а исправлял бы 1-ю и
следующие затем тетради до Z -- так как их печатать надо прежде,
то все же не буду покоен, пока не будет двух экземпляров -- у
меня нового, а у Вас в руках чернового.
Я теперь пишу 34-й лист6 -- и если меня не потревожат, то буду
продолжать в Париже или Булони. Но я боюсь, сильно боюсь: против
меня ведется неутомимая интрига -- и мне трудно ладить. Я могу
упасть нервами и духом -- и тогда какой роман возможен!
Известная Вам особа, с сильною помощью, ладит, кажется,
осуществить старые свои на меня замыслы, с целию, конечно,
зажить потом, достигнув желаемого, по-своему. Что тут делать?
Никакие советы -- уезжайте туда, да не встречайтесь и т. п. не
помогут! Бог поможет -- да: но для этого мне не надо совать
беспрестанно в глаза то, что мне вредно и от чего кружится
голова!
Но довольно: целую Ваши обе руки, особенно правую -- уведомьте
только меня двумя словами о получении этого письма и рукописей
по парижскому адресу: Paris, Rue Neuve St-Augustin, 48. -- А мне
перешлют, если я буду в Булони.
Знаете ли, чему я обязан этой нынешней встречей в Шв<альбахе>...
Одному моему письму к Вам: да -- где я неосторожно
распространился о 4-х Агафьях Матвеевнах.
Вот мне и подсунули одну, так как я сказал там, что она наиболее
занимала меня!
Ведь я болтлив и сообщителен по своей природе, и потому умолял
Вас не требовать писем и не писать ко мне, зная, что я не
удержусь -- и буду или резко, или, напротив, нежно о ком-нибудь
выражаться! То и другое ведет меня к беде. После я, в следующих
письмах, старался исправить свою ошибку, отмахиваясь и от 4-й
Агафьи Матвеевны -- да боюсь, что надоедят мне. Боже мой! Как
мне иногда досадно бывает! Дайте же руку -- авось меня оставят в
покое.
Ваш И. Г.
Не упоминайте, ради бога, об этой Агафье Матв<еевне> и ни о
чем подобном в Вашем письме.
Я бы тоже не заикнулся, если б это письмо было по почте. А все
эти письма...
__________________________
Окончание письма отсутствует: край листа оборван.