Е. В. Толстой - 28 октября 1855. Петербург

Я бы ни за что не решился надоедать Вам этим, по счету третьим письмом, если б Евг<ения> П<етровна>, у которой я вчера провел вечер, и бывшие там Екат<ерина> Пав<ловна> (Старушка), Ю<ния> Д<митриевна> и Анна Ив<ановна> не осыпали меня вопросами, отчего от Вас нет ни письма, ни вести? Не знаю, - отвечал я. Не получили ли Вы чего-нибудь? - Нет, дескать, не получил. Все заключили, что Вы, вероятно, отдаете письма на обыкновенную почту, отчего они и идут несколько дней, почти неделю, тогда как отдаваемые прямо на станцию железной дороги - до половины одиннадцатого - идут в тот же день, а приходят на другие, много на третьи сутки. Я, на основании своего скептического девиза, подумал, или, лучше сказать, не мог не допустить в голове своей другого предположения, и именно, что, может быть, московские друзья, о которых Вы отзывались с таким добрым чувством, изгладили несколько из памяти здешних, а может быть, и бежавший какой-нибудь отсюда друг отвлекает Ваше внимание от этого, недавно еще Вам милого Петербурга. Но всё равно, что бы там ни было, а это печальное обстоятельство, то есть неполучение от Вас писем, дало мне повод вынуть из бюро Ваш портрет, поставить против себя и вот эдак с Вами беседовать. Доведя до сведения Вашего, нежнейший (по цвету лица, по крайней мере) друг наш Е<лизавета> В<асильевна>, об этом участии небольшого кружка Ваших поклонников и поклонниц во всем, что до Вас касается, упомяну между прочим и о том, что последний, заказанный Вами портрет уже готов, но только вчера утром мог быть выдан, за отсутствием солнца, в двух экземплярах, из которых один я, по данному Вами дозволению, взял себе, а другой передал Николаю Ап<оллоновичу>, который, по получении от Вас письма, пришлет его к Вам вместе с отданным мною вчера Евгении П<етровне> браслетом и большою булавкою. Сходства много, но Вы на портрете годами пятью старше - и потом где тут Ваш сияющий умом и добротой взгляд, где мягкость линий, так гармонически сливающихся в волшебных красках румянца, белизны лица и блеска глаз? Этого нет, но всё дополняется памятью сердца, многими неизгладимыми следами Вашего присутствия, словом, Вы живете здесь между друзьями и долго будете жить силою красоты наружной и внутренней. Аминь.

Мы оба с Ник<олаем> Ап<оллоновичем> в одно утро, только часом раньше один другого, заходили за портретами, и обоим нам Лев<ицкий> горько жаловался на друга Вашего детства, что он заезжал к нему вечером и этот мальчишка, какой-то корнетик, фат, дрянь (его выражения)... тут он назвал также его фамилию, как и я называю, нашумел, накричал, чтоб ему отдали портреты, заносчиво требовал, чтоб прислали ночью, что работают дурно, зачем это не готово, он едет и т. п.. Лев<ицкий> отвечал, что если б портреты и были готовы, то он их не отдаст, потому что, без приказания, женских портретов никому не отдает, что он знает только Майк<ова> да Г<ончарова>, знакомых с нею, и отдаст им, а не ему. Я не хочу знать ни Майк<ова>, ни Г<ончарова>, - возопил друг детства, - я еду, зачем не готово? Да скажите М<айко>ву, чтоб он прислал мне какой-то салоп. Эти бабы!.. - заключил он с досадой. Это - подлинные слова, переданные Л<евицки>м мне и Ник<олаю> Аполл<оновичу>.

Напишите, пожалуйста, об этом Лизе, если станете писать прежде нас, - сказала мне вчера Евг<ения> П<етровна>. Зачем? мне бы не хотелось, лучше Вы сами, если находите нужным. - Нет, Вы, - настаивала она. - Я сама не скоро соберусь писать. - Так по крайней мере нельзя ли к этому присовокупить от Вас какой-нибудь совет, чтоб она была осторожнее в выборе поручителей или вообще друзей, что-нибудь такое, а иначе зачем ей знать... - Это само собой разумеется. - Хорошо, я напишу, но прибавлю, что делаю это по Вашему поручению. - Да. - Не прибавить ли и того, что в детстве можно шалить вместе, играть, драть друг друга за уши и не иметь ничего общего, выросши? - Не мешает. - Что надо верить не в титул друга, а в личность его, что не надо любви и доверия к друзьям детства обращать в principe, в этом добродетели никакой нет, а удостоивать этих благ достойных, с строгою разборчивостию, что иногда из друга детства, которого лет 10 (минус 10 же) не видишь, мог выйти... - Хорошо, хорошо, - говорила она, - что можно быть очень представительным в салоне, на параде, казать себя лицом, как товар, и быть другим в другом месте? - Да, да.

Сообщаю Вам об этом единственно по желанию Евгении П<етровны> и еще более потому, что, может быть, по ее предположению, Вы извлечете из этого для себя маленький опыт. Она, как и все здесь друзья Ваши, не только любят Вас, но и уважают: иначе, ни одною любовью, без уважения, ни одним, конечно, и уважением, без любви, такого общего благоприятного впечатления сделать нельзя, какое сделали Вы. Все тронуты Вашей красотой, изяществом, добротой и умом, всем, чем наделил Вас так щедро le hasard, случай (фр.) но вместе не менее тронуты и достоинством, с каким это всё Вами поддерживается. От этого, вероятно, Евг<ения> П<етровна> и дает Вам эти, по ее мнению, нелишние советы и предостережения.

Исполняя желание Евг<ении> П<етровны>, я излишним считаю присовокуплять, по Вашему уму и такту (Вы однажды за такое предостережение уж рассердились на меня), что обо всем сказанном по поводу друга детства не надо рассказывать и писать никому и ничего, потому что Лев<ицкий> передавал это, не подозревая нисколько, что это где-нибудь повторится. Не советую расспрашивать и даже подавать вид и самому другу, и кузине тоже, а примите это только так, к сведению, а письмо уничтожьте.

Не забудьте же написать Евгении П<етровне>, как и куда нужно прислать портрет: если Вы не знаете их адреса, то вот он: На Большой Садовой, против Юсупова сада, в доме бывшем Адама, ныне - не знаю чей (это всё равно, найдут), вход с Садовой; не забудьте слово черкнуть Юнии Дм<итриевне>, полслова Старушке, поклон Анне Ив<ановне> (это уже мои советы). Всем им это очень будет приятно. Сделаю даже маленькую сплетню, скажу Вам на ушко, что все немного удивились, что расписка в получении салопа прислана, а письма нет. Я успокоил их, сказав, что кондуктор с салопом, вероятно, торопил Вас, что доказывает и расписка, данная на первом попавшемся клочке.

Сделать еще маленькую сплетню? извольте: для Вас чего не сделаю? Одна очень добрая особа заметила: Зачем это она едет с ним: мне это не нравится? Я, в оправдание, должен был сказать, что он, кажется, интересуется видеть другую, а потом прибавил, что ведь она ездила иногда здесь с другим домой или из дома... По городу, 2 версты, а не 100 верст, и потом не с 20-летним мальчишкой, и наконец... Тут этому другому сказан был комплимент, который скучно повторять. Надеюсь, Вы не рассердитесь на меня за это эхо, как и за все другие эхи: Вы сами сказали: пишите всё - и уверили, что я всё-таки буду приятен. Посмотрю, так ли это. Надеюсь, что если это письмо и не застанет Вас в Москве, то его перешлют Вам в деревню. Прощайте.

Что если вдруг от Вас завтра письмо придет? Это ничего, что на него опять к Вам скоро придет ответ? Вы скажите откровенно, если это Вам не нравится, я тотчас замолчу и как в воду кану.

Семейство архитект<ора> Штакеншн<ейдера>, которое Вы видели, пожелало, чтобы Евг<ения> П<етровна> привезла к ним меня: она дала слово и, Боже мой, как убеждает меня ехать в ту субботу: кажется, я поеду: что сказать от Вас горбунье с умным лицом?

Тепл<яков> никак не может добиться, чтоб кто-нибудь пошел к нему: Майк<овы> нейдут, звал меня с Языковым - нейдем, звал Дуд<ышкина>, Кр<аевского> и меня - нейдут. - У Е<вгении> П<етровны> воскресенья будут - через воскресенье: надоедает каждый раз. - Извините, что так пишу, да просто извините, что пишу: вполне надеюсь на Вашу снисходительную просвиру ко мне. Сегодня взял перо единственно затем, чтоб предупредить Вас насчет ожидаемых Майковыми писем. А то, право, реже буду писать, может быть, и совсем не стану, чтоб не наскучить.

Господин с птичьим лицом (по Вашему злому замечанию) - был в воскресенье у М<айковых>, конечно, в надежде видеть кого-то, но увы! Что это, все сокрушаются о Вас: только я один - ничего. Я сказал Евгении П<етровне>, что я так и к Вам напишу, то есть что мне одному только не скучно. Да, поверит она Вам! - были ее слова.